Ярмолич Ф.К. Иностранный отдел ленинградского отделения Главлита в 1920-е – начале 1930-х гг.

Ярмолич Ф.К. Иностранный отдел ленинградского отделения Главлита в 1920-е – начале 1930-х гг.

Аннотация: В статье рассматривается структура, штатное расписание и работа Иностранного отдела ленинградского отделения Главлита. Выявляются причины структурных преобразования, показывается уровень подготовленности сотрудников отдела к цензурированию иностранной печатной продукции.

При изучение основных направлений цензурной деятельности констатируется изменение в подходе к иностранной печатной продукции, отмечается дифференцированный и индивидуальный подход к работе с различными группа иностранной периодической и непериодической печати.

Ключевые слова: Иностранный отдел, цензура, зарубежная периодическая печать, иностранные книги и журнал.

Поступление иностранной литературы в Российскую империю институционально и юридически было отрегулировано. Падение империи, революционные бури привели к слому прежних механизмов работы с иностранной печатью. Молодому советскому государству необходимо было создать новые органы, отвечающие за получение и распространение заграничной печатной продукции. Безусловно, в эту разветвленную систему входили учреждения, отвечающие за политическую и идеологическую “чистоту” поступающей из-за границы печати. Составляющим компонентом этой системы являлся Главлит, в частности, непосредственно контролем за иностранной печатью занимался Иностранный отдел. Структура, кадровый состав и функционирование данного отдела в Петрограде/Ленинграде будет проанализирована в статье.

В июне 1923 г. организовывается Иностранный подотдел петроградского Гублита[1]. В 1928 г. он переименовывается в отдел. В 1931 г (правда, в некоторых источниках указывается 1932 г.) отдел преобразуется в группу. А с 1933 г. она именуется уже как Иностранный отдел и национальный сектор.

Штатное расписание Иностранного подотдела/отдела/группы с течением времени претерпевает изменение. С июня по середину декабря 1923 г. в отделе числится один политредактор, при этом до ноября 1923 г. он совмещал свои обязанности с работой в Русском отделе. Не случайно, что в документах этого времени при описании штатного расписания Иностранного подотдела термин “штат” взято в кавычки.

В июне 1924 г. количество сотрудников увеличивается до двух штатных политредактор. При необходимости (поступления большого количества из-за границы печатной продукции или получение литературы на языках, которыми не владели работники иностранного подотдела) привлекались нештатные сотрудники. Оплата последних производилась в расчете количества листов, которые они просмотрели, правда, иногда оплата задерживалась[2].

В 1931 г. Иностранная группа Областлита состояла из семи штатных работников, из которых один являлся руководителем группы, один техническим работником, который занимался также и просмотром литературы. Вместе с этим группа располагала и шестью нештатными работниками. Уполномоченные Иностранной группы работали в Публичной библиотеки, Академии Наук, ЛОКА[3].

В 1933 г. в Иностранном отделе и национальном секторе трудилось четыре штатных работника[4].

Количество сотрудников Иностранного отдела это всего лишь один показатель – количественный. Наряду с этим существуют и другие, условно их можно назвать качественные параметры. Рассматривая их можно констатировать, что в конце 1920 – начале 1930-х они уступали первым. Так, например, в 1929 г. обязанности технического работника выполнял один нештатный сотрудник, а набрать персонал, владеющий иностранными языками, оказалось затруднительным, поскольку в других организациях они получали более высокую зарплату[5].

Проблема подбора сотрудников, со знанием иностранных языков, оказалась не решенной и к 1930 г. Так, заведующий Областлитом Вальяно ходатайствовал перед начальником Военно-технической школы военно-воздушных сил РККА о предоставлении М.М. Урбану двух дней в месяц (15-го и 30-го) для просмотра литературы на языке эсперанто, поступающей из-за границы[6]. Как можно интерпретировать эту информация? С одной стороны, основываясь на ней можно считать, что сотрудников, владеющих иностранными языками, так и не удалось привлечь на работу в Иностранный отдел. С другой стороны, может быть, к 1930 г. все же удалось подобрать соответствующие кадры и не хватало именно человека, владеющего эсперанто.

Вообще, в работе Иностранного отдела весьма большое значение имел человеческий фактор. Протокол №6 пленума ячейки ВКП(б) ленинградского Облгорлита совместно с уполномоченными в издательствах, типографиях и т.д. за 18 января 1933 г. содержит весьма интересный пассаж: «иностранная группа в 1933 году провела также значительную работу, но за последнее время со смертью руководителя группы работа несколько ослабла»[7]. То есть, качество работы зависело от личности руководителя, это позволяет утверждать, что еще не сложилось системности и последовательности в работе, что крайне важно для любой бюрократической структуры и что собственно её определяет.

Наряду с кадровыми трудностями, оставались на всем протяжении 1920-х гг. и финансовые затруднения у Иностранного отдела. Однако их удалось в определенной степени решить, когда в начале 1930-х гг. Иностранной группы была переведена на бюджет Почтамта. После этого её материальное положение улучшилось, удалось добиться больших ставок и средств на оплату внештатных работников[8].

После краткого обзора структурной, кадровой и финансовой составляющей в жизни Иностранного отдела необходимо перейти непосредственно к ее функциональной части.

В обязанности Иностранного отдела входил не только просмотр поступающей из-за границе печатной продукции, адресованной в Ленинград или проходящие через него в другие регионы Советской России, но и утверждение, во-первых, списков и заявлений, предоставляемых учреждениями, организациями и отдельными лицами о разрешении выписывать иностранные издания, во-вторых, списков иностранных книг, изъятых из продажи Политконтролем, в-третьих, ведение учета всего проходящего материала, составление сведений и списков для отправки в Главлит[9].

Вместе с этим в обязанности ленинградского отделения цензуры входил и контроль за печатной продукцией, вывозящейся из Советской России. В 1923 г. петроградское отделение главной конторы “Известий ВЦИК” ходатайствовало перед петроградскими цензорами, а те, в свою очередь, перед Главлитом о разрешении вывезти за границу издание “Всероссийского торгово-промышленного справочника”[10].

Имели место случаи, когда в органы цензуры обращались частные лица с просьбой разрешить им отправить за границу свои произведения. Например, в 1923 г. инженер Писарев Николай Степанович обратился в органы петроградской цензуры с просьбой разрешить переслать в Бельгию на русском, французском и немецком языках с сопроводительным письмом на английском языке два очерка под общим названием “Материя и энергия. Простые мысли о сложных явлениях”. Автор предполагал, что его друг инженер-электрик М.Е. Фокс (M.E. Fox), являющейся директором Континентального Общества Аккумуляторов Эдисона, проведет соответствующую проверку его изысканий[11]. Данная просьба была удовлетворена.

В свою очередь, ленинградский Гублит освобождался от цензурирования газеты и журналы, разрешенные к ввозу в СССР, согласно основного списка Главлита, допущенные №№ сообщаются ежедневно Главлитом по телефону; газеты и журналы, идущие в адреса лиц и учреждений, которым разрешено получать заграничные издания без цензуры; газеты и журналы, запрещенные к ввозу, согласно списка Главлита, дополненного Гублитом[12].

Объем поступающей печатной продукции с течением времени менялся. С июня по октябрь 1923 г. в течение каждого месяца поступало по 75 книг, брошюр и по 180 номеров газет и журналов. С ноября по май 1923 г. поступает уже по 90 книг, брошюр и 400 номеров периодических изданий в месяц.

Печатная продукция поступала на русском, французском, немецком, английском, шведском, норвежском, финском, эстонском, польском, испанском, итальянском, литовском, эсперанто. Подавляющее большинство книг поступало из-за границы на французском, немецком и английском языках[13].

В отчете Ленгублита за июнь 1925 г. приводится статистика разрешенных и запрещенных для ввоза на территорию Советской России периодической и непериодической печатной продукции.

Книг и брошюр за один только июнь поступило 152 названия их общим объемом составил 1.849 печатных листа. Самые представительные книги были на немецком языке (726 п.л.) и далее по убывающей: французские (618 п.л.), английские (347 п.л.), финские (106 п.л.), шведские (20 п.л.), русские (12 п.л.), итальянские (11 п.л.), эстонские (9 п.л.). Свыше 50% составляла художественная литература и беллетристика, около 30% – социально-экономическая литература и право.

Из всего объема литература 68% разрешалось для свободного распространения, 12% книг и брошюр предполагалось для индивидуального пользования и 20% литературы запрещалось для ввоза.

Ситуация с периодической печатью на июль 1925 г. выглядела следующим образом. Все было просмотрено газет и журналов 676 номеров на 14 языках. Больше всего на немецком языке (255), далее шла французская периодическая печать (161), английская (86), финская (36), норвежская (34), эстонская (29) и русская (25) далее были представлены журналы и газеты от 1 до 12 номеров. Из общего числа просмотренных номеров около 70% разрешено и около 30% запрещено к распространению[14].

В мае 1926 г. в ленинградский Гублит поступило газет и журналов на 21 иностранном языке. Среди них первые три позиции занимали газеты и журналы на немецком, французском и английском. Соотношение разрешенных и запрещенных к ввозу периодической печати выглядело следующим образом: для немецких газет и журналов из 517 номеров периодической печати 467 было разрешено для ввоза на территорию Советской России, а 50 изданиям цензоры не разрешили ввозить в страну; из 220 французских изданий 199 распространялись в Ленинграде, а 21 было задержано; из просмотренных цензорами 200 английских газет и журналов, 193 были допущены для советского читателя и 7 изданий были изъяты из информационного пространства[15].

К сожалению, в архивах не удалось обнаружить статистики по поступлению периодической печати в СССР из-за границы в начале 1930-х гг. Но сохранились документы, которые позволяют утверждать, что периодическая печать продолжала поступать.

В отчете за январь 1932 г. указывалось о получении немецкой и итальянской периодической печати. В отношении первой отмечалось, что поступают журналы технологического и коммерческого характера. На страницах газет освещались вопросы репарации, разоружения, о дефицитности советской внешней торговли, экспорт леса из СССР.

Характеризуя принадлежность периодической печати, цензор отмечал, что она принадлежит буржуазным партиям, хотя имелись и социал-демократические издания.

Поступающая же немецкая литература рассматривала социально-политические и философские вопросы.

Итальянская периодика приходила в СССР в небольшом количестве. Среди нее было много статей про жизнь в СССР и И.В. Сталина[16].

В отчете за февраль 1932 г. работников цензуры дается характеристика французской периодической печати. Она была представлена журналами и газетами, например, “Revue des deux Mondes”, “Mercure de France” “Jempl”. Некоторые журналы цензор охарактеризовал. Отмечалось, что “Revue Bleue” можно рассматривать как литературно-политический журнал с сильно выраженным уклоном в сторону мистики и антисоветской тенденций; “Ecole Emancipee” педагогический журнал, но с уклоном в сторону политики. Однако определить “политическую принадлежность” журнала работник Иностранного отдела не смог, предположив, что он ближе к левоцентризму. Завершая анализировать данный журнал, цензор отметил, что в целом он о Советской России публиковал почти всегда положительный материал[17].

Все иностранные издания распределялись по трем категориям: разрешенные, запрещенные и для индивидуального пользования. Последняя категория первоначально включала в себя довольно обширный список изданий от беллетристики до периодической печати, но с 1923 г. ограничивается лишь книгами, имеющими научную ценность[18].

Выдавать индивидуальные разрешения на пользование иностранной печатной продукцией предполагалось на технические и медицинские издания. Более того, подобного рода литература предусматривалась по преимуществу для ученых, литераторов, сотрудников государственных органов по ходатайству соответствующего учреждения[19].

Примером применения подобного рода категории может послужить журнал “Красная Кооперация”, которому в 1924 г. разрешалось получать иностранные издания по кооперации в единичном экземпляре для индивидуального пользования[20].

В 1928 г. Главлит разрешил ленинградскому Музею Революции получать иностранную литературу (но не эмигрантскую) без просмотра. При этом предполагалось, что музей выделил товарища, ответственного за хранение и пользование этой литературы согласно инструкции №2 по хранению и пользованию иностранной литературы организациями и учреждениями, получающими её без просмотра[21].

Собственно механизм получения и применения категории “для индивидуального пользования” имел следующий вид. Заинтересованное в получении запрещенной для ввоза на территорию СССР литературы учреждение подавал соответствующее заявление в Главлит с изложением мотивов ходатайства. Далее цензурный орган его рассматривал и при необходимости разрешал ввоз в Советскую Россию соответствующего издания, при этом ответственность по контролю за недопущением распространения данной литературы за пределы учреждения ложилась на его руководителя, который должен быть еще членом партии. Копия, выданного Главлитом разрешения посылалась в Политконтроль ОГПУ, который давал указания почтовому отделению о беспрепятственном пропуске соответствующих изданий конкретным адресатам[22].

Обращаясь к категории “запрещенной для ввоза литературы” следует отметить, что и здесь имели место определенные корреляции. 10 февраля 1922 г. Оргбюро ЦК РКП(б) принимается решение, что запрещены к распространению 1) издания с отрицательным отношением к советской власти 2) издания не имеющие торгово-промышленного характера. Разрешенными соответственно изданиями оказались: сочувствующие советской власти; имеющие торгово-промышленный и деловой характер[23].

К 1923 г. сложилось понимание, что выдержать такие жесткие критерии не возможно, поэтому параметры цензурирование иностранной печати несколько смягчаются. В силу этих обстоятельств список, разрешенных для ввоза на территорию СССР иностранных издательств, увеличивается. Например, начинают поступать немецкие (“Франкфуртер Цейтунг”, “Б.Ц. ам Митаг”, “Берлинер Тагеблатт”, “Фосишэ Цейтунг”, “Берзен Цейтунг”), французские (“Тан”, “Эр Нузель”) и английские (“Манчестер Гвардиан”, “Дейли Геральд”, “Дейли Ньюс”, “Дейли Хроникль”, “Обсервер”, “Нэшен”, “Нью Стътсмен”) газеты. При этом ежедневно Главлит по телеграфу передавал номера в Ленгублит допущенных или запрещенных газет.[24].

Особенной категорией иностранной литературы, выписываемой советскими гражданами, являлись религиозные книги. В начале 1920-х гг. вырабатывались принципы разрешения религиозной литературы.

В начал 1920-х г. практически все религиозные журналы запрещались для ввоза на территорию СССР, как следует из переписи между петроградским Гублитом и Главлитом какой-либо четко разработанной правовой основы не существовало. В 1924 г. Главлитом был разрешен для распространения на территории СССР в виде исключения журнал “Христианин”, что побудило к выработки четких критериев, по которым допускалось распространение религиозной периодики для распространения в СССР[25].

Ко второй половине 1920-х гг. выработка критериев была закончена. Разрешалось ввозить на территорию СССР религиозные журналы, если они выдерживали четкую структуру: догматический отдел, канонический материал и религиозная хроника. Также предписывалось не допускать попыток, под видом догматических или канонических материалов, толкований на общие темы. Художественные произведения не разрешались[26].

Одним из примеров того, что СССР не был закрыт для поступления религиозной литературы из-за границы может послужить следующий факт. В 1928 г. ленинградские цензоры делают запрос в Москву с просьбой разъяснить, как поступить с присланными из-за границы 1.000 экз. лютеранских катехизисов, 1.000 экз. Ветхого завета, 1.000 экз. Нового завета, на эстонском языке и 535 экз. священных песнопений на латышском языке. Данная литература имела лицензии Наркомторга и была адресована для Высшего церковного Совета Евангельских Лютеранских приходов[27]. Иностранный отдел Главлита разрешил ленинградскому отделению передать литературу адресату[28].

Иностранного отдела ленинградского отделения Главлита осуществлял большую работу, при этом имел кадровые и финансовые ограничения. Объем поступающей литературы и её разрешенное количество для распространения на территории СССР демонстрируют, что информационное пространство страны не было закрытым ни в 1920-е, ни в начале 1930-х гг. Более того, и советские граждане имели возможность общения со своими коллегами и друзьями за рубежом.

• Размещено: 17.07.2017
• Автор: Ярмолич Ф.К.
• Размер: 24.51 Kb
• © Ярмолич Ф.К.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции