Валк С.Н. Новый проект правил издания документов: [Рецензия] (1935)

[116]

НОВЫЙ ПРОЕКТ ПРАВИЛ ИЗДАНИЯ ДОКУМЕНТОВ

[Рецензия]

Десять лет тому назад, в 1925 г., на Первом съезде архивных [деятелей РСФСР]^а была принята резолюция, согласно которой съезд настаивал на «единообразной системе» издания документов и полагал «необходимой выработку подробных правил издания архивных материалов силами специально созданной комиссии при научно-организационной Коллегии Центрархива».^*1 С того времени прошел, в условиях советских темпов, немалый срок, и вот теперь, после двух архивных пятилетий, в вышедшей после длительного перерыва книжке «Архивного дела» (1935, № 1) мы находим, наконец, первый ответ Центрархива на это давнишнее постановление съезда. Однако и теперь мы получили не то, что предполагалось резолюцией съезда — не выработанный обязательный свод правил издания документов; Центрархив дал лишь «в порядке обсуждения» проект, который, по словам предисловия к нему, «ни в коей мере не претендует на исчерпывающий и универсальный характер» и представляет собою «первичный материал» для дискуссии. По-видимому, еще немало лет понадобится Центрархиву для выработки надлежащего проекта: разница между тем, что сделано за десять лет и что должно быть вообще сделано, это покажет.^б

Предисловие к проекту (оно принадлежит перу А. А. Сергеева) подчеркивает, что «публикуемый … проект содержит свод лишь самых общих приемов публикаторской работы, которые должны применяться по отношению ко всем документам разных типов и разных возрастов и без соблюдения которых издание документов не может претендовать на элементарную археографическую грамотность».^*2 Введение завершается указанием, что будущие правила «должны способствовать поднятию нашей публикаторской работы на ту научную и политическую высоту, которая обеспечила бы наши издания источников от всяческих извращений и фальсификаций и соответствовала бы тем требованиям, которые указаны нам великим учением Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина». Нам предстоит теперь перейти к изучению того, насколько «публикуемый … проект … публикаторской работы» соответствует задачам и требованиям марксистско-ленинской историографии и насколько вместе с тем он удовлетворяет требованиям «элементарной археографической грамотности».^*3 Этим, думается, и будет определен вклад проекта в советскую археографию.

Каков прежде всего состав предлагаемого проекта, т. е. на какие именно вопросы он считает нужным обратить внимание? К сожалению, ответить на этот вопрос нелегко не только потому, что проект

[117]

не разделен на отдельные главы, но и потому, что систематичность вообще не принадлежит к числу свойств проекта: пункты, относящиеся к одному и тому [же] вопросу, мы находим разбросанными по разным местам проекта. Так, например, п. 46 говорит о «грамматических и синтаксических ошибках», а п. 66 — об исправлении знаков препинания; если признавать, что ошибки в знаках препинания принадлежат к «синтаксическим ошибкам», то следует признать также и то, что оба пункта или поглощаются один другим, или дополняют друг друга, но в обоих случаях они должны были бы стоять рядом.

Вопросы рецензии текста раскиданы по п. 7-15, 51, 52, 56 проекта, вопросы эмендации — по п. 44, 46-50, 57-59, 66-68. Пункт 6 проекта совершенно правильно связывает вопросы рецензии, эмендации и транскрипции. Однако в проекте вслед за вопросами рецензии излагаются правила составления заголовков, затем состав легенд и лишь затем проект переходит к эмендации. Этот беспорядок не мог остаться без дальнейших печальных последствий для качества проекта. Итак, систематизируя, помимо авторов, пункты проекта, мы находим определения цели и характера издания, пункты о составе издания, об установлении текста (рецензия, эмендация и транскрипция), о заголовках и легендах, о расположении материала, о разных частях научно-вспомогательного аппарата; об историческом введении и археографическом предисловии, комментариях, указателях, хронике.^в

Ограниченные размерами места, мы в дальнейшем остановимся главным образом на тех сторонах проекта, которые имеют общее значение, оставляя в стороне пункты более технического характера или те стороны проекта, которые разъяснены в литературе. Этим определятся наше преимущественное внимание к первым частям проекта и беглое рассмотрение его конечных частей.

Несомненно, что первые пункты, определяющие цели и характер издания, должны иметь руководящее значение для всего проекта. Так, пункт 1 проекта устанавливает, что «научные публикации отдельных документов и целых групп документов, издаваемых ЦАУ СССР, имеют целью дать критически обработанный архивный материал, необходимый для исторических, историко-географических и иных исследований». Прежде всего затруднительно понимание трехчленного перечисления тех исследований, для которых Центрархив предназначает свои публикации: деление их на «исторические», «историко-географические» и «иные». Казалось бы, с одной стороны, что к «историко-географическим» можно прибавить еще много других аналогичных видов, как-то: историко-экономические, историко-технические, историко-правовые^г и т. д.; с другой стороны, считая, что они все же представляют собою разновидности «исторического» исследования и покрываются этим термином, не было нужды специально вводить «историко-географические»; наконец, что касается «иных», то это так темно, что мы не беремся его истолковывать. Однако мы должны признаться, что наша критика направлена не вполне по адресу. Составители в этом важнейшем пункте просто-напросто

[118]

слегка перефразировали старые правила 1919 г., которым дана в ^д-предисловии А. А. Сергеева весьма отрицательная^-д характеристика, и не позаботились дать новой, своей, отвечающей новым требованиям.

Вот параллельные пункты правил 1919 г. и проекта 1935 г., в которых, подчеркиваем, совпадающие или слегка перефразированные места:

Как видим, самостоятельность центрархивного проекта,^е кроме перефразировки, проявилась лишь в непонятном пропуске «историко-юридических» исследований (хотя, как известно, история права доныне не упразднена и преподается в соответствующих высших учебных заведениях) и во вставке требования «критической» обработки материала.^ж Содержание этого «критицизма» раскрывается Центрархивом во втором пункте правил, и мы сможем в дальнейшем судить, насколько он удовлетворяет тем требованиям перестройки археографии, которые провозглашены в предисловии к проекту. Однако уже теперь позволительно выразить сожаление, что Центрархив не смог дать ясного, политически четкого и недвусмысленного определения задач издания: ведь «критическую» обработку материала можно провозглашать с любых ^з-точек зрения^-з. В чем же заключается «критицизм» проекта? Позволим себе привести целиком п. 2 проекта:

[«Научно-критическое издание документов представляет собой не механическое воспроизведение последних, но такую их критическую обработку, которая, во-первых, дает совершенно исправный и удобочитаемый текст данных документов с сохранением всех присущих им их важнейших внешних особенностей и освобождает пользующегося ими исследователя от необходимости обращения непосредственно к архивным подлинникам, во-вторых, сопровождается критическим изучением исторического и политического содержания данных документов»]. ^*4

Если отвлечься от^и стилистической небрежности этой формулировки («критическая обработка», «во-первых, дает» … «во-вторых, сопровождается»; значит, второе не есть уже часть критической обработки, а только ее сопровождает? Но тогда оно — не «второе»), то окажется, что другим препятствием на пути к оценке этой статьи стоит бросающаяся в глаза теоретико-археографическая ошибка

[119]

в рубрике «во-первых», которая трактует о работе над текстом документа: простое сопоставление ее даже с п. 6 правил, который формулирует задачи «работы над текстом», может показать авторам проекта, как неосторожно они поступили, ограничив задачи «критической обработки» одним совершенно исправным (заметим, что в научном издании нам неясна разница между «совершенно исправным» и просто «исправным») текстом и оставив в стороне (как увидим далее — наиболее ответственную) работу рецензии текста. Итак, несомненно, что «критическая обработка» документов состоит в работе, во-первых, над самим текстом документов и, во-вторых, над сопровождающим текст аппаратом. Дают ли формулировки проекта то, что можно было бы назвать марксистско-ленинской трактовкой вопросов археографии? Если в части, касающейся вспомогательно-критического аппарата, вновь столь же неопределенно формулирован принцип «Критического изучения исторического и политического содержания» публикуемых документов (к этому напомним, что такое изучение документов является общеисторической задачей и ничего специфически археографического собою не представляет), то в части работы по изданию самого текста (т. е. в специфически археографической сфере) мы не найдем ни малейших указаний на необходимость применения критериев, дающих классовую оценку источников этой работы. Что мы имеем в этом центральном вопросе археографии не описку или оговорку, а ^к-нечто другое^-к, в этом мы убедимся, перейдя к тем пунктам проекта, которые трактуют специально о работе над текстом документа. Однако и здесь нас ожидает прежде всего путаница,^л без устранения которой мы не сможем двинуться далее: «Работа над текстом документов» —то, что нас теперь интересует, составляет п. 6 проекта. Вот его текст, сопоставленный с п. 4 об общем составе «научно-критической публикации»:

Нет сомнения, что п. 6 содержит ряд новых данных к «работе над текстом документа». До сих пор не было известно, что заголовок и легенды составляют элементы текста документа, а считалось, что они добавляются редакцией) к тексту; тем менее считалось, что элементами текста документа могут быть примечания и указатели. Однако, думается, лишне опровергать то, что это не элементы текста и что работа над ними не составляет «работы над текстом», лишне потому, что в п. 4 сами авторы (или автор) проекта поставили «до-

[120]

кументальный текст» наряду с заголовками, легендами, примечаниями и т. д. Но то же сопоставление п. 6 и п. 4 открывает вновь, как и в п. 1, источники этой путаницы; если в п. 1 автор копировал чужой, столь порицаемый им источник, то п. 6 он списал у себя же, почему опустил из всего букета только предисловие (между тем как «археографическое предисловие» — это по существу расширенная легенда). Правда, в п. 6 указаны разновидности указателей, а [в] п. 4 имеется лишь общее их обозначение; в п. 4 терминология говорит о «историко-биографическом и библиографическом комментарии», а в п. 6 — о «историко-биографических и библиографических примечаниях», и читатель останется в недоумении, одно ли и то же «комментарии» и «примечания» или это разные  вещи для разных случаев центрархивских изданий.^м

Итак, без путаницы и без небрежности мы остановимся на действительном содержании п. 6, на «работе над текстом», которая, как полагает Центрархив, и чего у меня нет оснований оспаривать, так как это заимствовано из одной моей давней статьи,^*5 состоит из рецензии, эмендации и транскрипции текста.

Вопросы рецензии текста среди всех других, связанных с установлением текста вопросов, имеют первостепенное значение. Именно здесь, когда мы имеем для данного документа не одни, а несколько источников текста, вопрос о выборе основного текста имеет, как увидим, важнейшее значение и не может быть правильно решен без применен[ия] классового политического изучения источников текста. Поэтому, если Центрархив в противовес буржуазной литературе попытался бы действительно приложить марксистско-ленинский метод к изучению текста, то именно здесь, в специфически-археографической сфере, ему и надлежало это сделать. Что это не сделано — покажет сейчас текст правил, к чему это приводит — покажем на примерах из изданий Центрархива.^н

Самым общим и принципиальным в деле выбора основного текста издания является п. 11, который гласит, что «при наличии двух и более редакций текста какого-либо документа на публикатора возлагается задача рецензии текста, т. е. выбора для печати одной основной редакции и подведения к ней из других редакций дополнений и вариантов».^*6

Как обычно, прежде всего надо и здесь освободиться от терминологической неграмотности, ибо известно, что одна редакция отличается от другой вариантами, но ^о-критике текста^-о отнюдь не известно, что, кроме вариантов, есть еще какой-то другой род отличий двух редакций, который назывался бы «дополнениями». Нигилизм этой формулировки, которая возлагает задачу выбора текста на «публикатора» и не в состоянии указать «публикатору» того критерия, которым он должен пользоваться, ясен без комментариев. ^п-С этой точки зрения, по-видимому-п, не будет особой беды, если один «публикатор» выберет одну редакцию, а другой публикатор выберет другую.

Однако надо сказать, что этой беспомощной нигилистической формулировке противостоит и противоречит п. 10, который устанавливает, что [«при издании так наз[ываемых] авторских текстов,

[121]

то есть писем, дневников, записок мемуарного характера, статей и т. п. материала, хранящегося в архивах, публикации подлежит окончательный текст, который таковым был признан самим автором»].^*7

Нетрудно установить, что положение, здесь содержащееся, совершенно правильное для отдельных авторов и отдельных произведений, в своей общей формулировке не только не имеет ничего общего с марксистско-ленинской точкой зрения, но является запоздалой отрыжкой идеалистической теории «последней воли автора», запоздалой, потому что оставленной и самими идеалистами.

К чему приводят на практике положения п. 10 и 11, ^р-мы обещали выше показать на примерах изданий самого Центрархива^-р. В 1930 г., например, Центрархив издал книгу «Первый Всероссийский съезд Советов», в которой напечатаны стенограммы съезда. Возьмем, например, речь известного лидера меньшевиков Церетели (с. 54 и сл.). Она сохранилась в виде подлинной стенографической записи, запечатлевшей при наличии всех обыч[ных неисправностей стенограммы]^с то, что Церетели сказал в заседании съезда; эта стенограмма была затем выправлена Церетели. Получилось положение, указанное п. 10: две редакции речи — первая редакция — запись сказанного и вторая — тот «окончательный текст», который Церетели желательно было пустить для печати. Центрархив поступил по п. 10, дав не действительный текст сказанного, а желательную для Церетели редакцию речи: здесь, например, Церетели опустил свои рассуждения на тему о том, что «силами только русской демократии вопрос, поставленный русской революцией, решить невозможно», выпустил фразу, что о сепаратном мире «в России ни одна партия не говорит» (а в тексте оставил рассуждения о невозможности сепаратного мира, т. е. полемику против его предполагаемых сторонников); то, что «министры-социалисты» «думают разработать», заменил тем, что они «разрабатывают» и т. д.

Вот другой пример из иного центрархивного издания: «Второй Всероссийский съезд Советов» (М., 1928). Как известно, этот съезд не был застенографирован и единственными источниками для нас остались газетные отчеты. Эти отчеты печатала «Правда», печатали меньшевистские, эсеровские и другие газеты. Есть ли нужда говорить о том, чтобы объяснять эти различия, понятные теперь даже школьнику? И вот Центрархив, воспроизведя в первой части своего издания текст «Правды», решил во второй дать «сводный отчет» тем путем, что в текст «Правды» вставил то целые абзацы и фразы, то отдельные выражения и слова из меньшевистских и эсеровских газет. Политический смысл такой операции над текстом ясен, ясен тем более, что мы здесь имеем дело не с подлинными текстами речей (когда, возможно, пропуск^т, фрагмента в одном источнике мог бы быть воспроизведен наличием его в другом, однородном источнике), но произвольными их изложениями, преследующими агитационно-партийные задачи. Даже в буржуазной литературе подобный прием, так называемая контаминация текста, единодушно осужден. Позволим себе привести еще третий пример своеобразного решения во-

[122]

проса той же рецензии текста. В связи со смертью Ленина исторический журнал Центрархива «Красный архив» решил напечатать «автографы» Ленина. На первом месте помещено здесь воззвание, напечатанное под заголовком «К населению».^*8 Как видно из приложенного к публикации фотомеханического воспроизведения и как это явствует из объяснений самих публикаторов, мы имеем для этого документа рукопись Ленина, но в рукопись эту затем был внесен ряд изменений рукою Троцкого. Итак, с точки зрения состава текста мы имеем здесь первоначальную ленинскую редакцию воззвания и окончательную (так оно было опубликовано в ноябре 1917 г.) редакцию, к которой приложило руку другое лицо. Какую из этих редакций следовало выбрать, поставив себе задачею публикацию «автографов» Ленина, на этот вопрос даст ответ даже не искушенный в археографии человек. И, однако, читателю «Красного архива» под видом «автографа» Ленина была преподнесена не ленинская редакция текста, а именно окончательная. Думается, что примеров достаточно, они тянутся год за годом (1924, 1928, 1930 — издательская деятельность Центрархива за последние годы, кроме журналов, почти прекратилась), для того чтобы оценить не только теоретическую позицию Центрархива в 1935 г., но и его практику за те годы, когда он не давал еще ей теоретической формулировки.

Казалось бы, что менее всего в той же области выбора основного текста можно сделать замечаний о таких элементарных по существу вещах, как содержание п. 7—9, устанавливающих, что подлинник лучше копии (п. 7) и что для официального документа его беловой текст наиболее авторитетен (п. 8—9). Однако и здесь мы сталки­ваемся с некоторыми ошибками, ^у-известными по элементарным же руководствам критики текста.^-у Так, если подлинника нет и приходится печатать по копии, то — по п. 7 — следует печатать по «заслуживающим доверия копиям» и «с особой осторожностью следует подходить к „копии с копии” документа».

Общеизвестен в литературе ряд:

Подлинник

/                       |

Плохая копия                  Хорошая копия

|

Хорошая копия

ряд,^ф который доказывает, что дело определения «заслуживающей доверия копии» — дело несколько более трудное и сложное, чем механические построения автора. Впрочем, как это не раз уже мы видели в проекте, в п. 14 автор проекта вторично говорит о том же и дает уже другую формулировку, согласно которой следует выбрать из копий «один, наиболее авторитетный по своему происхождению, времени исполнения, полноте и т. п. экземпляр»; несмотря на загадочное «и т. п.», легко установить, что «копии с копии» не запрещено, по п. 14, оказаться «наиболее авторитетной» среди других копий. Другой казус произошел с тем пунктом правил, где речь идет об официальных документах. При отсутствии белового экземпляра

[123]

автор регламентирует печатание «с отпуска, черновика, проекта». Следует ли разъяснять, что эти понятия неравнозначащие? Если отпуск должен иметь дословное сходство с беловиком, то проект может настолько отклоняться от беловика, что содержание его может быть прямо противоположно и никак не может его заменить: проект — это самостоятельная стадия в истории документа, а не один из экземпляров его окончательного текста (чем последовательно являются отпуск, беловая, копия). Наконец, в сфере официальной документации остается неизвестным, какое место в ряду проект — отпуск—беловая—копия занимает черновик. Скажем от себя, что никакого не занимает, ибо всякий «черновик» до изготовления «отпуска» — это и есть проект, а после изготовления «отпуска» остается изготовить лишь беловую.

Если для документа имеются два или более источников текста (или в виде двух и т. д. редакций, или в виде двух и т. д. разноречащих копий), то сравнением их устанавливаются отличия их текста, терминологически обозначаемые, как известно, или иностранным термином «варианты», или русским термином «разночтения». Рекомендуя в п. 22 «придерживаться единообразных формулировок», автор проекта в п. 11 говорит о подведении к основному тексту^х «из других редакций вариантов и дополнений», в п. же 14 — о подведении «разночтений, пропусков и дополнений … к нему из прочих копий». Итак, мы имеем целых четыре термина, но, как мы видели, «варианты» и «разночтения» — это синонимы; остается предположить,^ц что «дополнения» (по проекту — они бывают и в разных редакциях, и в разных копиях) и «пропуски» (по проекту — они только в разных копиях) — это не варианты, а нечто другое. Однако есть ли нужда «Архивному делу» в разъяснении того, что пропуски и дополнения являются не чем иным, как разновидностями вариантов, основных типов которых всего-навсего и может быть три — дополнения, пропуски и замены. Так и здесь терминология далека от требуемых условий точности.^ч

Итак, когда текст документа устанавливается на основании нескольких источников текста, то мы печатаем в качестве основного текста текст одного из них; вместе с тем необходимо решить, как быть с вариантами других источников: приводить ли в составе критического аппарата все варианты или ограничиться приведением лишь некоторых групп?^ш

П. 15 проекта пытается^щ установить грань между теми категориями вариантов, которыми можно пренебречь, и теми, которые надо обязательно ввести в состав издания. Здесь впервые появляется и критерий классового анализа содержания документа.^ъ Проект рекомендует «при воспроизведении вариантов и дополнений» (оставляем формулировку проекта) не оговаривать «мелких буквенных описок и зачеркнутых отдельных, видимо, случайно подвернувшихся под перо автора слов и части слов» и оговаривать «хотя бы одно-два зачеркнутых или вписанных в другой копии (редакции) слова, если они влияют на смысловую сторону текста и искажают классовую сущность документа». Прежде всего отметим, что канцелярские

[124]

писцы, которым дозволяют употреблять «случайно подвернувшиеся» слова, подлежащие затем уничтожению, навряд ли представляют собою массовое явление в правительственных канцеляриях, точно так же и авторы. Вместе с тем из работ по психологии письма хорошо известно, что «случайно подвертывающиеся» слова имеют свое основание, всегда интересное для историка, ибо объясняющее условия составления документа. Нам придется столкнуться с этим вопросом еще далее, обсуждая вопросы эмендации текста. Теперь же укажем, что в общей форме такого рода положение о вариантах неприемлемо. Когда «Красный архив» печатал ленинские документы, он приводил не некоторые, а все варианты. Надо думать, что когда выйдет, наконец, обещанная более десяти лет тому назад «Русская Правда» Пестеля, рукопись которой испещрена многочисленными вариантами, то и там они будут приведены полностью, а не в выдержках. Итак, есть категории документов, для которых обязательно приведение всех вариантов, без предоставления редактору права судить о том, что «случайно подвернулось» автору и что «не случайно» им написано. Все же, несомненно, в подавляющей массе документов (категории их следовало бы установить авторам проекта) необходим выбор вариантов. Если откинуть злополучное начало п. 15, то вторая половина его на первый взгляд дает необходимый критерий: именно, надо приводить те варианты, которые «влияют на смысловую сторону текста и искажают классовую сущность документа», и^ы опускать те, которые таким образом не влияют.

Если принять всерьез такой критерий, то пришлось бы печатать, например, все документы Советского правительства ^ь-и советских организаций^-ь без всяких вариантов, ибо кто скажет, что^э они «искажают классовую сущность документа». Неужели, печатая протоколы, например, Московского Военно-революционного комитета («Красный архив», т. 23),^*9 Центрархив приводил варианты потому, что они «искажали классовую сущность» протоколов? Или, например, такую же преступную ошибку сделал Институт Маркса—Энгельса—Ленина, издавая декреты Советской власти с массою вариантов и тем самым демонстрируя «искажение» их «классовой сущности»? Предположим, что автору проекта, по его терминологии, здесь «случайно подвернулось перо» и он хотел сказать на самом деле не «искажают», а, например, «вскрывают». Это было бы лучше. Но мы полагаем, что, не приложив классового критерия к выбору редакций, где, как мы видели, он является решающим и предостерегает от крупнейших политических ошибок, прилагать его к выбору каждого отдельного варианта и требовать, что [бы] ^ю-каждый «смысловой» вариант непременно имел^-ю классовый смысл, значит опошлять этот критерий: «смысловой» и «классовый» ведь не являются понятиями синонимическими.^я Таким образом, весь этот важнейший для установления критерия выбора вариантов пункт требует иной редакции — редакции, которая бы не сужала критического аппарата и давала бы возможность установить в полном объеме работу, проделанную автором или учреждением над составлением документа.

Вопросы эмендации текста формулированы в проекте аналогично

[125]

только что разобранным положениям о вариантах, но с вариантами, которые имеют «смысловое», но, полагаю, не «классовое» значение. В п. 46 и 47 устанавливаются две категории неисправностей текста, подлежащие эмендации: во-первых, «мелкие грамматические и синтаксические ошибки (например, неправильные окончания отдельных слов и неправильные согласования группы слов), возникшие, очевидно, благодаря описке (^2а-не по описке ли вместо: «из-за описки».^2а — С. В.) или рассеянности автора (описка и рассеянность — это две категории человеческого состояния? — С. В.), равно как и очевидные описки (первые — не очевидные? — С. В.), и пропуски отдельных букв в словах» (а это — не очевидные описки?); во-вторых, «существенные искажения слов и предложений, в той или иной степени влияющие на смысловую сторону текста»; первые проект предлагает исправлять без оговорок, вторые — оговаривая.^2б*10 Однако, как и в вопросе о рецензии текста, здесь забыт основной вопрос — о классовой характеристике текста. Всякий ли текст подлежит исправлению, пусть даже с оговорками, и нет ли таких случаев, когда исправление текста поведет к искажению классовой характеристики документа. 2в-Рабочий Петр Антонов в одной своей записке пишет в конце: arevuar (конечно, это au revoir);^2г «форму … гораздо меньше» (вместо: меньшую) и т. д.^-2в,*11 Все это можно было бы исправить, согласно проекту, ибо это грамматико-синтаксические, по терминологии проекта, ошибки. Но, исправив их, мы сделали бы из рабочего интеллигента, исправно пишущего по-русски, изъясняющегося по-французски, одним словом, совсем другую социальную категорию, чем русский рабочий 80-х годов прошлого века. За «Красным архивом» есть такого рода ошибки, и указал на них в свое время М. Н. Покровский, но так давно, что они, по-видимому, забыты учреждением, во главе которого М. Н. Покровский когда-то стоял. В «Красном архиве», т. IV, было напечатано письмо известного деятеля петербургских полицейских рабочих союзов Ушакова, написанное в октябрьские дни 1905 г. к тогдашнему командующему войсками Петербургского военного округа [вел. кн.] Николаю Николаевичу.^*12 Когда М. Н. Покровскому в юбилейной статье (Правда. 1925. № 249) пришлось цитировать это письмо, он…^2д

Итак, эмепдация в известных случаях недопустима. В то же время эмендация отнюдь не состоит только в том, чтобы, как гласит п. 44, текст документа был приведен «в такой вид, чтобы он мог считаться вполне исправным с грамматико-синтаксической точки зрения» (в скобках пояснено, что это и есть «эмендация текста»), установлении (путем ли непосредственного исправления или отметки в критическом аппарате) только грамматико-синтаксических ошибок или существенных искажений слов и предложений.

Работа над текстом документа должна идти достаточно глубоко, так, чтобы ни один из элементов текста не остался вне связи с общим смыслом документа. Так, например, после смерти М. Н. Покровского Центрархив напечатал в «Красном архиве» (т. 52) ряд документов о покойном своем руководителе. В последнем из них (с. 33) «Москов-

[126]

ский окружной народный суд … в распорядительном заседаний 9 августа 1918 г., выслушав дело Московской судебной палаты о приват-доценте Московского университета Михаиле Николаевиче Покровском, обв[иненном] по 102 ст. Уголовного] ул[ожения]», постановил прекратить это дело «на основании п. 2 указа Временного правительства от 17 марта 1917 г.».^*13 Так не только напечатан без оговорок текст документа, но и в заголовке, составленном сотрудниками Центрархива, находим ту же дату: 9 августа 1918 г. Почему последним казалось, что в Москве в августе 1918 г. решали дела о М. Н. Покровском, бывшем председателем Московского Совета, как о «приват-доценте», да еще на основании законов Временного правительства? Думаем потому, что «эмендация» не выходила у них за пределы «грамматико-синтаксических» соображений, раскрывающих «описки и рассеянность», неисправности «слов и предложений» .

^2е-Без сомнения, для эмендацни текста надо знать не только грамматику и синтаксис, но также и историю, и вопрос об исправно­сти текста надо решать, сообразуясь не только с первыми, но и со второй.^-2е

Как же обстоит дело с транскрипцией, с последним из элементов установления издаваемого текста? Согласно п. 45, текст документов, «в том числе и древнейших, печатается по новой орфографии». Два примечания к этому пункту содержат оговорки. Согласно первому примечанию, некоторые документы могут, однако, печататься «с соблюдением орфографии подлинника», и именно «только особо важные, по мнению редакции». А что является «особо важным» по мнению самих авторов проекта, этого мы, к сожалению, не узнаем и не в состоянии поэтому согласиться или не согласиться с их резервированною на этот раз мыслью. Читая второе примечание, надо вспомнить, что древнейшие подлинные документы начинаются уже XII в.^2ж и что мы имеем значительное количество документов XIV-XV вв. Примечание молчит о документах XII-XV вв. (может быть, они купно все «особо важные»?), но регламентирует издание документов XVI-XVIII [вв.].^2з Оно рекомендует печатать эти документы «по новой орфографии, но с соблюдением особенностей правописания и фонетики эпохи». Мы должны покаяться, что считали «орфографию» и «правописание» синонимами и не понимаем поэтому, как можно печатать по «новой» орфографии, соблюдая особенности старой орфографии — орфографии «эпохи». Мы не удивимся поэтому тому тупику, в который будет поставлен центрархивский публикатор одновременным требованием, с одной стороны, сохранить «правописание эпохи», т. е. печатать имеющиеся в XVI в. ъ, i, оу, цифровое еси и др., и, с другой стороны, требованием печатать по «новой орфо­графии», т. е. уничтожить все эти буквы.

Далее авторы проекта решили упомянуть еще о фонетике. Однако они должны были бы знать, что одним упоминанием о фонетике они только и расписываются, что ничего не могут предложить, хотя бы того, что было в старых досоветских или первых центрархивовских правилах. Ведь, например, писать ли Васка или Васька, когда «с»

[127]

надстрочное, это вопрос спорный, и неужели составители проекта не знали этих особенностей проблем фонетики и предоставили публикаторам по-кустарному решать эти вопросы? Так и орфографии не повезло в проекте правил.

Публикация документа сопровождается редакционными элементами в виде заголовков и легенд, каждый из которых выполняет свою специфическую функцию. Функции заголовка в составе публикации чрезвычайно важны. Это именно тот редакционный элемент публикации, при помощи которого издатель документа может и должен доставить читателю правильное представление о том, что представляет собой публикуемый документ. Именно при помощи заголовка может быть и должна быть дана классово-политическая характеристика публикуемого документа. Неудивительно поэтому, что вопрос о характере и составе заголовка явился одним из самых острых вопросов советской археографии: некоторые из видных наших историков, стремясь к тому, чтобы политическая характеристика документа оказалась возможно более яркой, ограничивали заголовок одними полуплакатными короткими фразами, другие старались совместить такой характер со старым академическим типом и т. п. Как бы то ни было, во всяком случае вопрос о том, как сделать заголовок политически действенным и ориентирующим читателя, должен быть решен тем, кто ставит себе задачею дать правила издания документов. Что же мы видим в проекте?

Заголовкам посвящены п. 28-43 проекта. Как это ни странно, но пункт, определяющий, что такое с точки зрения проекта заголовок, оттеснен в середину в качестве п. 32. Хотя проект и ставил себе как будто задачею разработку археографии с точки зрения марксистско-ленинской методологии, однако никаких принципиальных установок в отношении того, чем должен быть заголовок, у него нет; и п. 32 состоит из коллекционерского перечисления элементов «полного заголовка»: это «определение делопроизводственной формы документа» (разве изданию подлежат только «делопроизводственные документы»?), «обозначение его происхождения, т. е. отправителя и адресата» (разве и от адресата «происходит» документ?), «определение предмета, о котором говорится в документе» (а как его определять, об этом на протяжении 16 пунктов ни слова), указание даты и делопроизводственного номера (а о последнем даже трижды: п. 29, 32, 38). Где же тут обещанная марксистско-ленинская установка в археографии? Однако даже эти традиционные правила знать, помнить и употреблять, конечно, необходимо. Тогда не будут возможны такие казусы, как происшедшие, например, в «Пугачевщине», т. 1, где, неизвестно почему, одни документы попали в «именные указы» Пугачева, а другие — в «именные повеления» (ср. № 8 и 35 и др.), или почему в главе «Постановлений коллегии Пугачева» напечатан такой документ: «Приеждали для взятья денег Яицскаго полку полковник Афанасей Петрович Перфильев. Еще приеждал … Еще взял …».^*14

Не останавливаясь на отдельных недочетах, из которых особенно странно то, что при наличии легенд, включающих описание бланка

[128]

(п. 25 проекта), проект предлагает делопроизводственный номер документа (как известно, вписываемый в состав бланка) включать в состав заголовка; остановлюсь только на одном моменте, занявшем в проекте целых 4 пункта, именно на вопросе о соотношении документального и редакционного заголовка. Как мы видели выше, редакционный заголовок выполняет задачу, совершенно определенную в составе публикации, — задачу, связанную со взглядами сегодняшнего дня и с проблемами, сегодня волнующими историка-исследователя. Документальный заголовок, если он имеется, выполнял в свое время аналогичные задачи в отношении той эпохи и среды, для которой он был составлен, и, естественно, является неразрывною частью документа в его целом. Можно ли путать эти две разнородные вещи, можно ли заменять один заголовок другим, как это предлагает проект? Проект дает положительный ответ на этот вопрос и, конечно, только потому, что им не понято значение ни одного, ни другого заголовка и что он знает лишь словесно-формальный их состав.^2и Нам менее придется посвятить места легендам (п. 16-27 проекта). Дав в п. 16 переложение данного мною в свое время определения легенды,^*16 проект разрывает перечисление элементов легенды на две части и отдельно перечисляет те элементы, которые «в легенде указываются» (п. 18), и те, которые включаются «помимо указанного» (п. 27).^2к Касающиеся легенд пункты редактированы в ряде случаев неудачно (например, «графическое исполнение документа»), иногда и путанно (например, «обозначение местонахождения документа» следует давать в легенде полностью, а не в сокращенном виде, примерно так: «Центральный архив Октябрьской революции (ЦАОР)», т. е. следует давать только «полностью», а пример дает даже двойное обозначение), не со всем здесь можно согласиться (например, резолюцию включать в легенду нельзя, ибо это новый по существу документ; правильно делают те, которые ее печатают особо, вслед за текстом основного документа), все же здесь сравнительно благополучно.^*16

Последний отдел правил посвящен сопровождающему издание аппарату — введениям, комментариям, указателям. По существу дела — это самый легкий для составления отдел правил, самый легкий потому, что ^2л-формулируемые им положения^-2л почти целиком выходят за пределы археографии и разработаны в других областях. ^2м-Таковы, например, правила,^-2м что «редакционное историческое введение должно отвечать методологическим требованиям марксистской науки, которые предъявляются к историко-исследовательской работе вообще»; что комментарий должен «раскрывать классовую сущность событий и действий людей (события — это «действия» не «людей»? — С. В.), которые нашли свое отражение в публикуемых документах» и т. д.^{2н, *17}

Мы можем подвести теперь некоторые итоги. Как мы видели, в самых ответственных вопросах археографии проект не отвечает им самим поставленному требованию дать марксистско-ленинскую трактовку этих вопросов. Точно так же и с точки зрения методики мы не могли не отметить ляпсусов, ошибок и путаницы в основных

[129]

понятиях археографии. В этом отношении проект не только не преодолел старой археографии, но он и не сделал того, без чего ее и нельзя преодолеть: он ее не освоил. Итога терминологически можно уже и не подводить, он ясен сам собою.

^2о-Если вводная статья к проекту начинается сообщением о ругани мадридской буржуазной газетки «El Sol» по поводу центрархивской публикации о Революции 1873-74 гг. и автор статьи «польщен» этой руганью, то, однако, мы полагаем, что критерием успехов деятельности Центрархива должна была бы служить не ругань фашистских публицистов, а результаты серьезной самокритики центрархивской деятельности.^2п Тогда и проекты правил, думается, были бы более удовлетворительными.^{-2о, 2р}

Рецензия на проект правил издания документов, выработанный ЦАУ СССР и изданный в качестве приложения к статье А. А. Сергеева «К вопросу о выработке правил издания документов ЦАУ СССР (Архивное дело. М., 1935. Вып. 1 (34). С. 55-77), печатается по рукописи, хранящейся в Архиве ЛОИИ СССР АН СССР (ф. 297, оп. 1, д. 118а, 33 л.), имеющей многократную авторскую правку чернилами и карандашом, многочисленные подчеркивания. За основу взят окончательный авторский текст, к которому приведены варианты, носящие смысловой характер. Рукопись датируется третьим кварталом 1935 г. и, судя по помете И. И. Смирнова на л. 1 рукописи (для № 1-2 «Проблем» в 2-х экз.+примечания. И. Смирнов. 28 IX 35), была намечена к опубликованию в журнале «Проблемы истории докапиталистических обществ», издание которого прекратилось в 1936 г.

^а В рукописи пропущено (л. 1).

^б Далее зачеркнуто: через сколько десятилетий темпы научной работы Центрархива позволят завершить эту поставленную в 1925 г. настоятельную работу. Что же дано Центрархивом и каков вклад, сделанный Центрархивом в советскую археографию? (л. 3).

^в Далее зачеркнуто: Не ставя в данный момент вопроса об источнике этого перегиба, мы перейдем к разбору отдельных положений проекта (л. 5).

^г Исправлено из: историко-хронологические (л. 6).

^д Исправлено из: нелестная.

^е Исправлено из: творчества (л. 7).

^ж Далее зачеркнуто: Как ни неопределенна эта терминология (ибо «критическую» обработку можно провозглашать с любых научных позиций), мы приветствуем этот единственный шаг вперед от правил 1919 г., тем более что п. 2 правил пытается раскрыть содержание этого термина. Позволим себе целиком привести этот пункт, чтобы подробнее на нем остановиться, так как именно здесь обнаружится, что марксистско-ленинской постановки вопроса в области собственно археографии в проекте правил нет и что он не пытается даже поставить подобных вопросов. Вот текст п. 2 проекта: из книги с. 67, п. 2.

Итак — «критическая обработка» документов состоит из двух частей: первая касается документального текста, вторая — научно-вспомогательного аппарата. Во вторую внесен политический момент, в первой…

^з-з Исправлено из: научных позиций.

^и Далее зачеркнуто: поражающей.

^к-к Исправлено из: все незнание [л. 9).

^л Исправлено из: поразительные ляпсусы.

^м Далее зачеркнуто: что хочет дать в действительности Центрархив — «комментарии», или «примечания», или «комментарий» в виде «примечаний», или еще что-либо другое (л. 11).

^н Далее зачеркнуто: Центрархив до сих [пор] вместо то[го], чтобы заняться серьезной самокритикой своей издательской деятельности, бьет в дешевые

[130]

бубны по поводу лая всякой буржуазной газетки, возмущенной публикацией бывших тайных материалов царских канцелярий (л. 12).

^о-о Исправлено из: в археографической] литературе.

^п-п Исправлено из: По-видимому, с точки зрения Центрархива (л. 13).

^р-р Исправлено из: можно было бы не останавливаться, если бы это не было частой практикой самого Центрархива.

^с Восстановлено по машинописной копии (Архив ЛОИИ СССР АН СССР, ф. 276, on. 3, д. 76, л. 9), в рукописи текст оборван (л. 14).

^т Далее зачеркнуто: случайный (л. 15).

у-у Исправлено из: и, как всегда, с беспомощною терминологией. Далее зачеркнуто: Установив, что подлинники лучше копии, документы следует печатать по подлинникам и что «лишь при отсутствии таковых и невозмож­ности их разыскания» (л. 17).

^ф Далее зачеркнуто: при котором «копия с копии» может оказаться и мо­ложе по возрасту.

^х Далее зачеркнуто: т. е. к этому одному, который выбран из наличных редакций или копий (л. 19).

^ц Далее зачеркнуто: что в случае разных редакций, кроме вариантов, существуют еще «дополнения», а в случае разных копий, кроме вариантов и дополнений, имеются еще «пропуски». Есть ли нужда разъяснять «Архивному делу», что такое вариант?

^ч Далее зачеркнута сноска: Не могу не отметить одного загадочного для меня совпадения уже здесь и далее, как будет отмечено, в других пунктах. В статье А. А. Сергеева был отмечен ряд составленных ранее проектов правил издания, как печатных, так и рукописных. Среди последних не были отмечены.

^ш Далее зачеркнуто: В настоящее время нет защитников той точки зрения, чтобы при массовом издании исторических документов приводить все варианты в качестве общего правила. В этом отношении. . . (л. 20).

^щ Исправлено из: идет по проложенному руслу. Однако надлежало…

^ъ Далее зачеркнуто: При всем том мы не можем вполне стать на точку зрения проекта.

^ы Далее зачеркнуто: (почему только «искажают»? Зачеркнутые места могут ее еще ярче выявить, раскрывая затаенную мысль … вместо путаницы первой части следовало сказать — и… (л. 22).

^ь-ь Исправлено из: напр[имер], декреты (л. 23).

^э Далее зачеркнуто: напр[имер], варианты декрета о Главархиве приводятся издателем потому, что.

^ю-ю Исправлено из: зачеркнутое слово непременно «искажало» или «не искажало» (л. 24).

^я Далее зачеркнуто: В только что упомянутых мною протоколах Московского Военно-революционного комитета … Несомненно, что важнейшими группами «смысловых» вариантов будут именно те, которые помогут ярче вскрыть классовое[1] содержание документа, но наряду с ними мы обнаружим и такие смысловые варианты, которые…

^2а-2а Исправлено из: не по описке ли: из-за описки (л. 25).

^2б Далее зачеркнуто: Первая категория неисправностей — это, коротко, опшбки вследствие описки и рассеянности, очевидные описки (первые — не очевидные?) и пропуски букв (это — не очевидные описки?).

^2в-2в Против этого текста на полях помета: Есть в статье А. А. Сергеева]. ^*11

^2г Далее зачеркнуто: если он же пишет.

^2д Далее текст обрывается (л. 26).

^2е-2е Исправлено из: Итак, с эмендацией обстоит в проекте дело неблагополучно (л. 27).

^2ж Далее зачеркнуто: (имею в виду знаменитую Мстиславову грамоту Юрьевскому монастырю). В то же время.

^2з Далее зачеркнуто: Правило, устанавливаемое примечанием] 2 к п. 45, однако, должно вызывать удивление даже у школьника второй ступени.

[131]

^2и Далее зачеркнуто: Можно ли отрывать от документа его исторический заголовок и давать вместо это[го] исторического заголовка наш, историко- (л. 30).

^2к Далее зачеркнуто: Хотя и трудно уловить принципы деления на «указан­ные» и «помимо указанного» и понять, почему одно начинает отдел, а другое его замыкает. Заполненные общими фразами пункты (например, материал документа оговаривается, если он отклоняется от «обычного делопроизводственного типа», а что такое этот «обы…» (л. 31).

^2л-2л Исправлено из: его методика {л. 33).

^2м-2м Исправлено из: так теперь трюизмом звучит требование.

^2н Далее зачеркнуто: Однако и здесь можно обратить внимание на весьма существенное упущение, результат которого уже сказался в изданиях Центрархива. Центрархив не желает оставлять читателя без руля и ветрил и предлагает давать к каждой публикации два предисловия — одно «историческое», другое — «археографическое». Первое, исходя … Можно зато приветствовать некоторые требования проекта правил, невыполнение которых нередко низводило на нет центрархивские публикации.[2]

^2о-2о В рукописи этот текст зачеркнут. На полях помета: Это прошу переписать (л. 33).

^2п Далее зачеркнуто: Этой последней мы еще не видели.

^2р Далее зачеркнуто: Однако в заключение мы не можем обойти еще одного факта, который мы ставим в виде вопроса. Во вступительной статье к проекту перечислен ряд составленных ранее проектов правил, как печатных, так и рукописных. Среди них нет ни одного проекта Историко-археографического института Академии наук, с которым, однако, центрархивский проект обнаруживает в ряде случаев поразительное сходство: вот, например, две параллельные редакции.

^*1 Протоколы Первого съезда архивных деятелей РСФСР, 14-19 марта 1925 г. М.; Л., 1926. С. 306-307. Резолюция была принята по докладам А. И. Андреева («О приемах научного издания архивных материалов») и С. Н. Валка («О приемах издания историко-революционных документов»). Текст доклада С. Н. Валка см.: Наст. сборник, с. 64.

^*2 Сергеева А. А. К вопросу о выработке правил издания документов ЦАУ СССР // Архивное дело. М., 1935. Вып. 1 (34). С. 66.

^*3 Там же.

^*4 Там же. С. 67. В рукописи цитата опущена.

^*5 См.: Валк С. Н. О приемах издания историко-революционных документов // Архивное дело. М., 1925. Вып. 3-4. С. 61-75.

^*6 Сергеев А. А. К вопросу… С. 68.

^*7 Там же. В рукописи цитата опущена.

^*8 Красный архив. М.; Пг., 1924. Т. 5. С. II-VI.

^*9 Там же. М.; Л., 1927. Т. 23. С. 64—148.

^*10 Сергеев А. А. К вопросу… С. 72.

^*11 Сергеев А. А. Методология и техника публикации документов // Архивное дело. М., 1932. Вып. 1-2(30-31). С. 88. Примеры взяты из статьи С. Н. Валка «П. Л. Антонов в Петропавловской крепости» (Красный архив. М.; Л., 1928. Т. 6 (31). С. 107, 109).

^*12 Воспоминания М. А. Ушакова о беседе с вел. кн. Николаем Николаевичем (15 октября 1905 г.), подготовленные В. И. Невским, опубликованы: Красный архив. М.; Пг., 1923. Т. 4. С. 413-417.

^*13 Красный архив. М.; Л., 1932. Т. 3(52). С. 33.

^*14 Пугачевщина. М.; Л., 1926. Т. 1. С. 69.

^*15 Валк С. И. 1) О приемах издания историко-революционных документов; 2) Правила издания трудов В. И. Ленина // Наст, сборник. С. 64, 85.

^*16 Сергеев А. А. К вопросу… С. 68-69. П. 18-19, 26.

^*17 Там же. С. 74-77. П. 69-89.

Опубл.: Валк С. Н. Избранные труды по археографии. Научное наследие. СПб., 1991. С. 116-131.

• Размещено: 13.08.2014
• Автор: Валк С.Н.
• Размер: 59.25 Kb
• © Валк С.Н.