Круглый стол с острыми углами-2015: «Российские музеи и археология: аспекты взаимодействия». Взгляд из раскопа (14.12 Kb)
Гусева Т.В. (г. Нижний Новгород)
Взгляд из раскопа
В первую очередь, я бы хотела поблагодарить Константина Александровича за то, что он не только сформулировал и поднял действительно основополагающую проблему в полевой археологии, но и сфокусировал внимание на первоочередных задачах в ее решении.
Поднятая проблема выходит далеко за рамки взаимодействия музеев и археологов. Она начинается еще на стадии археологических полевых работ, которые являются составной частью научных археологических исследований. В соответствии с научным целеполаганием своей деятельности археолог при отборе («изъятии») археологического материала руководствуется научными интересами. Именно исследователь определяет, что брать, а что не брать в археологическую коллекцию. Критерием отбора при этом служит не музейная привлекательность, не историко-культурная ценность, а информация, заложенная в той или иной находке. Правильнее будет сказать, возможность ее сохранения и трансляции. Информацию можно сохранить, не сохраняя находки. Обычно это относится к массовому материалу, значительная часть которого обрабатывается в полевых условиях и после этого в коллекцию не берется. Коллекция индивидуальных находок подразумевает отбор предметов, в которых информация хранится индивидуально и для ее «перевода» на «другие носители» требуется наличие самих предметов.
Отобранный при этом материал далеко не всегда имеет музейную привлекательность и уж тем более, далеко не каждой археологической находке место в государственной части Музейного фонда. Федеральный закон от 25 июня 2002 г. № 73-ФЗ “Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации” (далее – закон) не учитывает этой особенности полевых археологических работ. А поскольку все археологические предметы законом объявляются «государственной собственностью» (ст.3.3), то «взаимоотношения» полевого археолога и археологических находок выходят за рамки научного пространства, и переходят в разряд «правовых отношений».
Полевой археолог, проводящий исследования памятника археологии и являющийся субъектом научной деятельности, автоматически становится и субъектом деятельности по сохранению части государственной собственности – объекта археологического наследия. От того, как закон трактует допустимые действия с «археологическими предметами» и само понятие «археологический предмет», напрямую зависит правовая оценка действий археолога по отношению к археологическому материалу.
Из текста закона (ст.45) следует, что:
1) Все археологические полевые работы могут производиться только по специальным разрешениям – открытым листам;
2) При проведение раскопок допускается частичное изъятие археологических предметов из раскопов;
3) Исполнитель археологических полевых работ в течение трех лет со дня окончания срока действия разрешения (открытого листа) обязан передать в государственную часть Музейного фонда Российской Федерации а) все изъятые археологические предметы; б) антропогенные, антропологические, палеозоологические, палеоботанические и иные объекты, имеющие историко-культурную ценность.
Последовательность действий, как в процессе «изъятия» археологических предметов, так и при последующей передаче их на государственное хранение, т.е. собственнику, понятна. А вот их содержание вызывает массу вопросов, без четких ответов на которые следовать норме закона невозможно.
Во-первых, что означает, например, «частичное изъятие археологических предметов из раскопа»?
Руководствуясь принятыми в нашей стране правилами, раскоп считается законченным, а раскопки завершенными только тогда, когда котлован раскопа вычищен до материка, выбраны все материковые ямы и «изъяты» все обнаруженные археологические находки. Исключением может быть лишь консервация раскопа. Но тогда он еще не считается завершенным. Другими словами, данная строка из закона противоречит принятым в археологии правилам. По крайней мере, непонятно, что имели ввиду разработчики закона, вводя в текст такую формулировку.
Во-вторых, исполнитель археологических полевых работ не может передать находки в государственную часть Музейного фонда Российской Федерации.
Единственно, что он может – это сдать археологический материал в музей, и то только на временное хранение. Но сдача в музей – это еще не сдача в Музейный фонд. И археолог не может гарантировать, что сданное им в музей в обязательном порядке будет оформлено в государственную часть Музейного фонда. А закон обязывает это делать не музеи, а археолога.
В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, что именно археолог обязан сдать?
Под «археологическими предметами» закон понимает «движимые вещи, основным или одним из основных источников информации о которых независимо от обстоятельств их обнаружения являются археологические раскопки или находки, в том числе предметы, обнаруженные в результате таких раскопок или находок» (ст.3).
Трудно согласиться с тем, что источником информации о движимой вещи являются раскопки. Раскопки – это метод, способ, набор приемов, совокупность действий по извлечению информации, причем даже не из движимых вещей, а из недвижимого объекта, т.е. памятника археологии. Метод и источник – это разные научные понятия. Метод не может быть источником. Можно сказать, что раскопки – это научный способ обнаружения движимой вещи, ее извлечения для дальнейшего изучения с целью получения информации о ней. Источником информации служит сам предмет, уже имеющиеся знания о подобных предметах и те «археологические связи» между предметом и условиями его залегания, которые обнаруживаются и, кстати, уничтожаются в процессе полевых археологических исследований. Следовательно, руководствуясь нормой закона, по этому признаку невозможно выделить из всех «движимых вещей», находимых при археологических работах, именно «археологические предметы».
С учетом одной из последних поправок, внесенных в закон и омолодивших «движимые вещи» в качестве «археологических предметов» до 100 лет становится совсем непонятным, что же именно должен изымать археолог как государственную собственность в процессе археологических исследований.
Булыжник из мостовой, например – вещь или нет? Кирпичи из фундамента сносимого здания конца ХIХ века (возраст старше 100 лет)- «археологический предмет» или нет? Обнаруженные во время раскопок они автоматически попадают под понятие «археологических предметов». Следуя формулировке закона, все они должны быть объявлены государственной собственностью и включены в список «археологических предметов», обязательных к изъятию и передаче в государственную часть Музейного фонда. Ведь информацию об этих конкретных находках можно получить только при конкретных раскопках. Пока они не найдены, и информации о них нет.
А что подразумевает закон под «движимыми вещами», приравненными к «археологическим предметам»? Движимая вещь – термин, примененный в законе, и «артефакт»- термин, применяемый в археологической науке – синонимы или есть различия? Шлаки, отщепы, куски печной обмазки? Это «движимые вещи»?
«Археологические предметы» в понимании закона – это только целые вещи или и их осколки, части, фрагменты? Если да, то какие? Большие, мелкие? Например, крохотный кусочек от печного изразца обязателен к сдаче в государственную часть Музейного фонда или этой чести заслуживает только целый изразец? А обломки керамической, фаянсовой, фарфоровой посуды, многочисленные осколки стеклянных бутылок из поздних городских слоев? Подпадает ли под защищенное законом понятие «археологических предметов» массовый материал, без которого не обходятся ни одни раскопки?
Закон предписывает сдавать в государственную часть Музейного фонда не только «движимые вещи», но еще и «антропогенные, антропологические, палеозоологические, палеоботанические и иные объекты, имеющие историко-культурную ценность».
Опять неясно, что конкретно подразумевается под этими понятиями. Например, что такое «антропогенный объект»? А «иной объект»? Чем измеряется их величина? Понятие объекта подразумевает какой-то объем, контуры. Например, вновь обнаруженный памятник археологии только тогда имеет право стать «объектом археологического наследия», если определены его границы. А как определить границы, размеры, форму перечисленных в законе объектов? Чем и как измеряется их историко-культурная ценность? И почему только историко-культурная? А научная?
Отбирая находки в коллекцию, археолог руководствуется, в первую очередь, их научной ценностью, потребностью в них для дальнейших научных исследований. При этом вовсе необязательно, чтобы все им найденное и включенное в коллекцию заслуживало занесения в списки государственной части Музейного фонда. Часть находок этого требует, бесспорно. Но что будет, если все археологические «богатства» будут храниться в государственной части Музейного фонда? У государства хватит средств, чтобы обеспечить их надлежащее оформление и, главное, хранение? Ведь любая принятая на хранение археологическая коллекция требует постоянного «обслуживания», регулярной инвентаризации и при необходимости реставрации, а, следовательно, и дополнительных музейных ставок, рабочих мест, дополнительного финансирования. Волоченый гвоздь, сделанный 101 год тому назад и «изъятый из раскопа» в качестве «движимой вещи» заслуживает всех этих «почестей» и расходов? По закону – да. Ведь информацию о нем (ржавый, погнутый, без шляпки) мы получили исключительно благодаря раскопкам.
Проведенный текстологический анализ действующего закона подводит к мысли, что его разработчики просто не учли научную специфику археологических полевых работ и, как следствие, рассмотрели их всего лишь как механический способ изъятия «археологических предметов» и «иных объектов» для музейных коллекций, полностью проигнорировав научную составляющую этих работ со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Если предположить, что исполнители археологических полевых работ будут строго придерживаться существующего закона, а у всех без исключения музеев будет достаточно площадей, средств и профессиональных сотрудников, чтобы принимать от археологов находки без ограничений, то в скором времени все музеи превратятся в склады «ископаемого мусора» (с точки зрения историко-культурной ценности), причем труднодоступного для извлечения из него научной информации. А поскольку этот «ископаемый мусор» автоматически попадает под понятие государственной собственности, то его собственник, т.е. государство, обязан будет выделять из бюджета средства для его «содержания». Неужели разработчики закона полагали, что это будет продуктивная трата материальных и интеллектуальных ресурсов страны?
До тех пор пока понятийный аппарат закона не будет иметь конкретный смысл, причем адекватный тому, который принят в археологической науке и в полевых методиках, а понятие «сохранение» объектов археологического наследия будет ограничиваться только начальным этапом археологических исследований в виде археологических полевых работ, закон не только не будет работать. Он будет провоцировать нарушения и, более того, будет давать повод нарушителям для морального оправдания своих действий.
Государственная собственность требует и государственного подхода в обращении с ней.
Поэтому, на мой взгляд, в первую очередь, необходимо чтобы:
- Понятийный аппарат, используемый в законе, был однозначным , четким и соответствовал содержанию понятий, принятых в археологии и в музейном деле;
- Предельно четко был определен перечень признаков «археологических предметов», обязательных для передачи в государственную часть Музейного фонда;
- Были разработаны механизмы: а) передачи археологических материалов в государственную часть Музейного фонда; б) порядок хранения и содержания археологических материалов, не требующих хранения в государственной части Музейного фонда;
- Были обеспечены права научно-исследовательских и образовательных учреждений хранить и использовать в своей деятельности археологические материалы;
- Государством было предусмотрено выделение дополнительных государственных средств учреждениям культуры, науки и образования, принимающим на хранение и использующим новые поступления археологических материалов.
Публикуется впервые
- Размещено: 15.04.2015
- Автор: Гусева Т.В. (hanum@nm.ru, archeo-club@yandex.ru)
- Размер: 14.12 Kb
- © Гусева Т.В.