Усачев А.С. Основные тенденции в изучении памятников древнерусской книжности в XX–XXI вв.: предварительные замечания

11 сентября, 2019

Усачев А.С. Основные тенденции в изучении памятников древнерусской книжности в XX–XXI вв.: предварительные замечания (7.44 Kb)

 

В историко-филологической литературе в XX – начале XXI в. был накоплен огромный материал о крупнейших памятниках древнерусской книжности. Были рассмотрены ключевые аспекты в их изучении: датировка, авторство, круг источников и т.д. Это побуждает каждого исследователя, который обращается к этой проблематике, неизбежно задаться вопросом о том, каковы возможные перспективы ее раскрытия. Пытаясь предложить свой вариант ответа на этот вопрос, выделим основные этапы в изучении памятников древнерусской литературы в историографии рассматриваемого периода.

Конец XIX – первая треть XX в. – период расцвета российской историко-филологической науки – отмечены появлением целого ряда работ, посвященных изучению сочинений древнерусских писателей. В трудах А.А. Шахматова, А.И. Соболевского, В.М. Истрина, С.Ф. Платонова, С.А. Богуславского и др. были рассмотрены их текстология, круг источников, ряд вопросов, касающихся их авторства, и т.д. Как правило, исследователи основывались на публикациях привлекаемых источников, лишь в случае необходимости обращаясь к рукописям, содержащим списки соответствующих памятников. Исследователи, сосредотачиваясь на изучении текста памятников, не проводили четкой границы между рукописными книгами и изданиями рассматриваемых сочинений; лишь изредка отмечались вкладные и владельческие записи на соответствующих рукописях. Последние, таким образом, рассматривались почти исключительно как сборники текстов. Накопленный в трудах Н.П. Лихачева и др. методический инструментарий палеографии, как правило, применялся лишь для датировки надлежащих рукописных книг.

Ситуация начала меняться в середине XX в. В ряде своих статей Д.Н. Альшиц (1940-е гг.) специально рассмотрел знаменитые приписки к Царственной книге Лицевого свода. При этом историк сосредоточил свое внимание не только на анализе их текста, но и на изучении их палеографических особенностей, полагая возможным приписывать их перу непосредственно Ивана Грозного. Таким образом, кодикологический материал стал важным дополнением в исследовании истории текста.

Особое развитие использование кодикологической аргументации в изучении памятников древнерусской книжности получило в трудах Б.М. Клосса (начиная с конца 1960-х гг.). Как верно подметил С.Н. Кистерев, если ранее историки летописания (и древнерусской книжности в целом), рукописи рассматривали почти исключительно как источники соответствующих текстов, то в работах Б. М. Клосса сама рукопись стала важным источником для реконструкции процесса создания памятника. Союз палеографии и текстологии позволил значительно расширить познавательные возможности исследователей: появились веские основания связать не только авторство тех или иных текстов с конкретными книжниками, но и определить круг их помощников, связать их появление с конкретными книгописными центрами, уточнить круг их источников. Так, в частности, Б.М. Клосс, отметив митрополичье происхождение Никоновской летописи, на основе кодикологического анализа рукописей, содержащих ее древнейшие списки, выяснил, что к созданию данной летописи привлекались книжники Волоцкого монастыря, а также материалы из библиотеки этой обители. Предложенная методика дала дополнительные возможности для изучения связей различных памятников между собой. Например, если ранее на основе обобщения текстологических данных А.А. Шахматов, В.В. Лаптев и В.А. Кучкин отметили близость Воскресенской летописи к списку И.Н. Царского Софийской первой летописи, то Б.М. Клосс на основе анализа рукописи с этим списком Софийской летописи, выяснил, что именно эта рукопись послужила непосредственным источником Воскресенской летописи. Разработанная Б. М. Клоссом методика анализа памятников древнерусской книжности позволила существенно расширить познавательные возможности: «заговорили» не только тексты памятников, «заговорили» сами рукописи, их содержащие.

Рассматривая случаи использования предложенной Б. М. Клоссом методики, обратим внимание на следующее. Прежде всего, отметим, что она начала применяться исследователями при изучении процесса написания и возможного места создания других памятников. Так, Н.Н. Покровский на основе анализа рукописей, содержащих Томский и Чудовский списки Степенной книги, указал на ее чудовское происхождение. В тоже время нельзя не заметить, что, как правило, изучение кодикологических особенностей рукописных книг было сопряжено с «замыканием» исследователей в данной проблематике. Очень часто они, скрупулезно изучая рукописную традицию того или иного памятника, свое внимание главным образом сосредотачивали на изучении соответствующих рукописных книг, а также на их рукописной традиции и текстологии. При этом вопросы, связанные с изучением авторства рассматриваемых произведений, их источников, взглядов их создателей, особенностей их представления читателям и т.д. либо оставались на периферии, либо полностью ускользали от внимания. Также обращает на себя внимание, что целый ряд исследователей древнерусской книжности, не использующих методы кодикологического анализа и привлекающих рукописи лишь как источники соответствующих текстов, сделали немало ценных замечаний относительно их авторства, композиции, стилистики и т.д. (например, Д.С. Лихачев, Л.А. Дмитриев, Я.С. Лурье, А.С. Демин, А.В. Каравашкин). Итоги знакомства с соответствующей литературой не дают возможности зафиксировать появление работ, в которых бы рассматривались памятники древнерусской книжности в целом: их создание связывалось бы с процессами свойственными для книгопроизводства, эволюции авторского сознания русских писателей, развития русской литературы, общественной мысли и т.д.

Сказанное выше дает основания полагать, что к началу XXI в. в специальной историко-филологической науке накоплен конкретный исторический и источниковедческий материал, а также выработан методический инструментарий, которые достаточны для перехода к комплексному изучению памятников древнерусской книжности как памятников книжного дела, литературы, политической мысли и т.д. Полагаем, что в ближайшие годы соответствующие труды появятся. Основания для предполагаемой тенденции в историографии дают исследования последних лет. Так, например, в ряде трудов К.Ю. Ерусалимского, развившего и дополнившего наблюдения предшественников, с одной стороны, был осуществлен кодикологический анализ рукописей, содержащих списки сочинений А.М. Курбского, была реконструирована непростая история их текста, с другой, были рассмотрены вопросы, связанные с их датировкой, а также историко-политические взгляды этого писателя и способы их представления читателю. Насколько продуктивным окажется переход к комплексному изучению памятников древнерусской книжности покажут последующие работы. Есть основания надеяться, что они не заставят себя долго ждать.

 

С незначительными изменениями текст опубликован, см.: Историография источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин: мат. XXII междунар. науч. конф. Москва, 28–30 января 2010 г. М., 2010. С. 378–381.


(0.2 печатных листов в этом тексте)
  • Размещено: 08.02.2013
  • Автор: Усачев А.С.
  • Размер: 7.44 Kb
  • © Усачев А.С.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов). Копирование материала – только с разрешения редакции