[111]

Раздел II

 

Развитие археографии в дореволюционной России

 

[113]

 

Развитие археографии в XVIII веке

 

№ 6

Указ Сената о присылке из монастырей

жалованных грамот и рукописей

 

20 декабря 1720 г.

 

Великий государь указал: во всех монастырях, обретающихся в Российском государстве, осмотреть и забрать древние жалованные грамоты и другие куриозные письма оригинальные, также книги исторические рукописные и печатные, какие где потребные к известию найдутся. И по тому его великого государя именному указу Правительствующий сенат приказали: во всех эпархиях и монастырях и соборах прежние жалованные грамоты и другие куриозные письма оригинальные, такожде и исторические рукописные и печатные книги пересмотреть и переписать губернаторам и вицегубернаторам и воеводам, и те переписные книги прислать в Сенат.

 

1 ПСЗ, т. VI, 1830, № 3693 стр. 277.

 

№ 7

Именной указ о присылке в Синод из всех епархий

и монастырей древних летописей и книг[1]

 

16 февраля 1722 г.

 

Его императорское величество, будучи в Преображенском на генеральном дворе генваря 10 дня, указал: из всех епархий и монастырей, где о чем по описям куриозные, то есть древних лет рукописанные на хартиях и на бумаге церковные и граж-

[114]

данские летописцы, степенные, хронографы и прочие сим подобные, что где таковых обретается, взять в Москву в Синод, и для известия оные списать, и те списки оставить в библиотеке, а подлинные разослать в те ж места, откуда взяты будут, по прежнему; а тех епархий и монастырей властям при том объявить, дабы они те куриозные книги объявили без всякой утайки, понеже те книги токмо списаны, а подлинные возвращены будут к ним по прежнему. И для осмотра и забрания таковых книг послать из Синода нарочных.

 

1 ПСЗ, т. VI, 1830, № 3908, стр. 511-512.

 

№ 8

Из предисловия В. Н. Татищева[2] к «Истории российской

с самых древнейших времен» о критическом отношении к источникам

1739 г.

 

...Всем известно, что наука ни что иное, как достаточное ума нашего искусство, и чем кто более искусился или научился, тем ближе к мудрости и совершенству, и что им многие невежды к изъяснению истины и общей пользы способы подают. Сверх сего, что о историописателях рассуждать надлежит, то, во-первых, верность сказания за главное почесться может, оное же на многие степени разделяется: 1) естьли такой писал, который сам в тех делах был участник деяния, яко министры или знатные правители, генералы и прочие сочиняющие и отправляющие определения и получающие о всем обстоятельные известия, лучше всех могут показать; 2) естьли в те времена жил сам, много мог знать и от других достаточное известие слышать; 3) естьли вскоре из архив, договоров, уставов или учреждений письменных и подлинных записок, яко же от людей в те времена и делах участных или довольно сведущих сочинил; 4) хотя и долгое время после от разных своих и иностранных народов, имеющих участие или вероятное известие, из их истории собирал; 5) естьли о своем отечестве страстию самолюбия или самохвальства непобежден, всегда более способа имеет правую написать, нежели иноземец, как то выше показано, пачеже иноязычный, которому язык великим препятствием есть; понеже многих обстоятельств иногда

[115]

не выразумев и без пристрастия легко погрешить может, а паче имена людей, мест и прочее трудно на другом языке от недостатка букв точно положить, как в гл. 10 показано. Сие наипаче и в географии, где необходимо нужно знаменование имен изъяснить, яко к нашей истории и географии весьма для сего 3 языка: татарский, сарматский и славенский достаточно знать нужно; а по малой мере, лексиконы полные или переводчиков для помощи искусных иметь.

...У нас из древних манускриптов, каковых хотя есть повсюду немало, и в них разность немалая, но доднесь ни един не печатан, и во многих имен творцов не положено, а хотя по надписям и одного творца, но не можно сыскать, чтоб два во всем равны были в одном, то в другом другое сокращено или пространнее описано: инде пропущено или потеряно, инде обстоятельство невероятное прибавлено; они же в руках разных людей, которые часто из рук в руки переходят и сыскать после неудобно, и за тем ни на которой, кроме находящихся в постоянной государственной книгохранительнице и в монастырях, сослаться нельзя, и естьли бы наречие и порядок их переменить, то опасно, чтоб и вероятности не погубить; для того рассудил за лучшее писать тем порядком и наречием, каковые в древних находятся, собирая из всех полнейшее и обстоятельнейшее в порядок лет, как они написали, не переменяя, не убавливая из них ничего, кроме ненадлежащего к светской летописи, яко жития святых, чудеса, явления и прочие, которые в книгах церковных обильнее находятся, но и те по порядку некоторые на конце приложил; також ничего не прибавливал, разве необходимо нужное для выразумения слово положить, и то отличил вместительною, но как оное в наречии древнем и слоге инде от краткости, инде от избыточного распространения повести не всякому вразумительно, а к переводу на другой язык (которое необходимо для знания о том в Европе требуется) было бы многотрудно или неудобно; того ради я принужден всю ее в настоящее наречие преложить, от разных русских историй, яко степенных[3], хронографов[4], миней[5] и прологов[6] изъяснить, а настоящую на древнем наречии императорской Академии наук для сохранения поручить; в собранных же мною всех списках кроме Никоновского[7], хотя ни един моложе 250 лет, видится, не был, однакож во многих местах наших, что по нерассудному списывателей мнению, якобы для лучшего выразумения наречие переменяли, и тем древности писателей вероятность помрачили...

Татищев В. Н. История российская

с самых древнейших времен, кн. 1, ч. I,

М, 1768, стр. IX-X и XXIV-XXV.

[116]

№ 9

«Критические примечания» С. Башилова[8]

к изданию Судебника Ивана IV

1768 г.

 

Судебник в списке Попова, по которому печатание его производилось, писан старинною скорописью, какая видна на столпцах, и, повидимому, немного времени спустя после его установления.

Печатание производимо было по предписанным от г. профессора Шлецера мне правилам, и во всем от литеры до литеры с такою же точностию, какая наблюдаема была при издании Никоновского летописца, следовано подлиннику. Всякое и самое малейшее различие других списков от сего подлинника вношено в примечании.

Сокращения в нем столь же употребительны, как и во всех древних книгах. Сии сокращения дополняемы были мною по правилам славенского правописания.

Два слова недельщик и деньги делали мне некоторое в том затруднение: перьвое, из них я печатал везде так, как нынешнее правописание требует; потому что я видел его и в подлиннике во многих местах таким образом написанное. Что касается до второго, то хотя я и начал было печатать деньги; но не нашед нигде, чтоб сие слово в подлиннике таким образом написано было, и не будучи довольно известен о древнем его произношении, стал печатать денга, оставя читателю древнее сего слова произношение знающему, вольность произносить его мягко или грубо.

Поправок новейшей руки в сем списке никаких нет; а которые и попадаются, те кажутся быть столь же древней руки, как и сам список, выключая те места, которые выскоблены и по большей части так, что не можно узнать, что на выскобленном месте находилось: по чему о древности сего роду поправок и разсуждать не можно.

Пропуски в сем списке не редки. В иных местах пропущены целые строчки, а в иных, как видно, по забвению опущены одни те литеры, которым по характеру списка наверьху стоять надлежало. Те и другие пропуски дополнял я из других списков, естьли только оные пропущенные слова и литеры в обоих Татищевых списках находились, и отличал их от прочего текста курсивом. В одном только месте взял я смелость положиться в дополнении пропуска на один список, а имянно в статье 15, и прибавил не, по одному только Тат. II списку.

[117]

Сие я зделал для того, что без сего дополнения всей статьи разуметь бы было не можно.

Начальные литеры знатнейших государственных чинов ставил я большие.

Разделения статей и в подлиннике весьма были ясны: я прибавил только одни препинания, которые ставил я со всевозможною осторожностию и разбирательством. Может быть, что я иногда и погрешил; но разве в тех только местах, которые совсем не вразумительны, которых однакоже во всем Судебнике весьма не много.

Оглавление напечатано по одному древнему списку, ибо оглавления Татищевых списков от сего весьма много различествуют, так что для показания всей их разности надлежало бы почти все три от слова до слова напечатать. Литеры курсивные, в сем оглавлении находящиеся, означают или пропущенные или слинявшие, или заклееные подлинника сокращения, почему они дополнены также из других списков.

К совершенному сходству сего издания с своим подлинником не достает одного только того, чего и ко всем таковым изданиям, то есть некоторых литер, кои в новом способе печатания зделались не употребительными.

Критические знаки к сему изданию употреблены следующие:

' Означает то место, до которого поставленная под тем нумером ремарка простирается. " Означает также оное место, но в такой ремарке, которая в себе другие ремарки заключает. Знак = показывает, что слова под тем же нумером, под которым сей знак находится, положенного в том списке, который тут приводится, нет. Тат. I. Тат. II. Означают перьвой и второй г. Татищева списки. Точки ... в ремарках ставленные значат, что те слова, на месте коих сии точки поставлены, отрезаны, или слиняли...

 

Судебник царя и великого князя Ивана Васильевича,

законы из Юстиниановых книг, указы дополнительные

к Судебнику и таможенный устав царя и великого князя

Ивана Васильевича. СПб., 1768, стр. 102-104.

 

[118]

№ 10

Из статьи Н. И. Новикова[9] об издании

«Древней российской вивлиофики»[10]

 

1777 г.

 

...Польза от издания во свет манускриптов происходящая, столь известна всем ученым и благоискустным во истории читателям, что оскорбили бы мы их просвещенное науками знание, когда бы стали изъяснять оную здесь подробно. Истории всех государств во свете шествовали по сей стезе и достигали того совершенства, в котором мы ныне их видим. Но при том и сие надлежит заметить, что ни одно европейское государство сих сокровищ толико не имело, колико обретаем мы их в нашем Отечестве. Государственные наши архивы, императорские и частных людей библиотеки ими изобилуют. Впрочем, желали бы мы, чтобы при издании подобных сим записок, каковые составляют Древнюю российскую вивлиофику, наблюдаемо было следующее: чтобы прилагаемы были ко всякой части алфавитные росписи находящимся во оной части материям, которые при книгах сего рода весьма нужны для приискивания желаемых вещей; чтобы сколько возможно делаемы были примечания на темные и невразумительные места и слова; чтобы в леточислении всегда прибавляем был год от P. X.; чтобы древнее правописание не было изменяемо на новое, а наипаче, чтобы ничего прибавляемо, убавляемо или поправляемо не было, но печатано было бы точно так, как обретается в подлиннике; и, наконец, чтобы означаемо было точно, откуду получен список, где находится подлинник, и каким почерком писан, старинным или новым. Вот все, что хотели мы сказать вообще о сем издании и теперь приступим к подробному оного описанию...

 

Санктпетербургские ученые ведомости № 4,

январь, 1777 г., изд. 2 А. Н. Неустроева,

Спб., 1873, стр. 27-28.

 

[119]

№ 11

Из предисловия ко второму изданию

«Древней российской вивлиофики»[11]

 

1788 г.

 

Выпущая в свет второе издание Древней российской вивлиофики, надеюсь я доставить любезным соотечественникам моим приятное, а вместе нужное и полезное чтение. С того времени, как стечением различных обстоятельств принужден я был прервать первое издание, не преставал однакож я (кроме тех главных источников, о которых ниже упомянуто будет) чрез заведенные уже мною для сего знакомства, собирать материалы, годные к помещению в сие собрание, ожидая удобного только случая к возобновлению оного. Ныне же по выходе первого издания, хотя и обременен я многими делами и заботами, не захотел однакож лишить читателей моих сего приятного и полезного чтения и решился, не щадя трудов своих, приступить ко второму изданию. А как имел уже я 10 частей первого издания готовых, равномерно же и весьма не малое число собранных пиес, то и рассудил в сем настоящем издании привесть оные в возможный хронологический порядок и, по крайней мере, в каждом томе сближить пиесы, относящиеся к одному предмету; сие же самое понудило меня употребить формат большой и назначить в каждом томе число листов около 30, дабы больше могло быть помещаемо материи в каждую часть. Всех же издано будет в течение сего года 12 частей. Читатели мои сами легко усмотреть могут, что сие второе издание будет вмещать в себе почти столько же новых материй, сколько было в 10 частях первого издания, а по сему и может оно почесться почти новым. Что же касается до изъяснений некоторых темных и невразумительных мест, равномерно и критических примечаний, то не мог я еще приступить к тому и при сем втором издании.

Сказав обо всем нужном, почитаю я необходимым долгом моим возвестить читателям моим о главнейших источниках, из коих наполнится сие важное для истории российской собрание, и открыть, кому читатели мои обязаны за оное... Ее императорское величество благоволила повелеть имянным своим указом покойному г. действительному статскому советнику и ордена св. равноапостольного князя Владимира третие степени кавалеру Федору Ивановичу Миллеру[12] отпускать мне из Московской архивы Государственной коллегии иностранных

[120]

дел, под ведомством его бывшей, для помещения в мою Вивлиофику, чем одним сие собрание учинилось драгоценным...

Господин канцелярии советник и ордена св. Владимира, четвертой степени кавалер Николай Николаевич Бантыш-Каменский[13] подобную же оказал сему собранию услугу.

Его сиятельство господин тайный советник, сенатор и св. Анны кавалер князь Михайло Михайлович Щербатов[14], заслуживший вечную благодарность от единоземцев наших, неутомимый трудами в издании полной российской истории, благоволил обогатить мое собрание многими важными пиесами из драгоценной для истории российской книгохранительницы своей.

Сии суть главные источники, из коих обогатилось мое собрание сего, для Вивлиофики. Сверх же многие частные особы доставили ко мне не малое число редких пиес, чем и обогатилось собрание мое сих исторических редкостей так, что могу я продолжить оное чрез несколько лет, ежели только хотя мало будет соответствовать сему расход сих первых 12 частей.

Впрочем, поручая себя и труды мои благосклонности читателей моих, вновь прошу и приглашаю, ежели кому угодно сообщать ко мне пиесы, относящиеся к истории, либо географии российской, таковые благоволят присылать оные в Москву в типографию компании Типографической с надписанием: г. издателю Древней российской вивлиофики, которые все с благодарностью будут приняты и помещаемы в продолжении сего издания, к незабвенной памяти сообщивших оные.

 

Древняя российская вивлиофика,

ч. I, изд. 2, М., 1788, стр. VIII-XI.

 

№ 12

Из сочинения М. М. Щербатова «Примечания

на ответ генерал-майора Болтина[15]...»

о критическом отношении к источникам

1792 г.

 

...Но прежде, кажется мне, должно положить некоторые правила, которым должен последовать бытии писатель, в употреблении вещей из других писателей:

[121]

1) Он должен рассматривать вероятность деяний, не употребляя однако такого пирроничества[16], чтобы всему не доверять: ибо в сем случае учинил бы себя самовластным судиею преждебытных писателей, и не отвергая всего того, что может доказать быть естественно невозможным; 2) рассматривать деяния, сходственны ли они с обстоятельствами времен; 3) рассматривать писателей, какого они достойны вероятия; 4) взирать на причины, имели ли какие неправду сказать; 5) какие противоречия о сем в других писателях находятся, и 6) самое утверждение благоразумных писателей должно многим и чрезвычайным приключениям веру придавать: и я думаю, что благоразумные люди истину сих правил не отвергнут... [Правила бытописателю]

 

Щербатов М. М. Примечания

на ответ генерал-майора Болтина...

792, стр. 113.

 

[122]

 

Деятельность Комиссии печатания

государственных грамот и договоров

 

№ 13

Доклад государственного канцлера Н. П. Румянцева[17]

на имя Александра I об издании «Собрания

государственных грамот и договоров»

 

25 февраля 1811 г.

 

Усердствуя пользам всемилостивейше вверенного мне Иностранного департамента и желая споспешествовать образованию чиновников, вновь посвящающих себя сему служению, равно как и распространению общеполезных сведений, я давно занимался мыслию, сколь нужно было бы в сем отношении издать в свет полное собрание дипломатических актов наших, по примеру известного сочинения Дюмонова[18], как-то: древних грамот и других договоров России с разными державами, хранящихся в архиве Иностранного департамента.

В сем намерении собирал я сведения, сколько примерно может стоить напечатание первой части таковой книги, начиная с самых древних грамот, и с изображением печатей, к ним приложенных. По представленному мне исчислению оказалось, что, ограничив первое издание тысячею двумястами экземпляров, – для напечатания первой части потребуется до двадцати пяти тысяч рублей.

Уважая правила строгой бережливости, необходимо нужной в расходах государственных, я не почитаю себя вправе утруждать ваше императорское величество ходатайством, чтобы издержки для издания оной книги были приняты на счет казны, но облагодетельствованный толь много высочайшею милостию вашего величества осмеливаюсь испрашивать и приму с живейшею благодарностию, в виде нового на меня опыта монар-

[123]

шего благоволения, всемилостивейшее соизволение вашего императорского величества, чтобы для напечатания первой части сего издания исчисленную выше сего сумму, или сколько потребно будет, употребил я из собственного моего иждивения на следующем основании:

1) Издание оной книги признавать не частным предприятием, но делом казенным и до пользы службы относящимся.

2) Для сего составить при Московском архиве иностранных дел особую комиссию, которая будет заниматься всеми предметами, касательными до сего издания.

3) Сия комиссия будет состоять под ведением и распоряжением управляющего оным архивом, известного по трудам своим и усердию, г-на действительного статского советника Бантыша-Каменского, из одного главного смотрителя над изданием и двух чиновников, с жалованием смотрителю по шестисот рублей, а последним двум по двести по пятидесяти рублей в год каждому из общих государственных доходов.

4) Выбор главного смотрителя над изданием и двух чиновников по оной комиссии предоставить управляющему Министерством иностранных дел.

5) Заглавие издаваемой книги дать следующее: Собрание государственных грамот и договоров.

6) Поелику собрание сих государственных грамот будет издаваться по высочайшей воле вашего императорского величества, то от надзора цензуры оное освободить.

7) Продажу сих книг производить единственно при Московском архиве иностранных дел с тем, чтоб каждый экземпляр был заклеймен казенною печатью.

8) Чтоб до распродажи первой части сих Грамот запрещено было вообще издавать оные в малом формате; и типографщику наистрожайше подтвердить, чтобы более означенного числа тысячи двухсот экземпляров не печатал, под опасением денежного взыскания.

9) Выручаемые через продажу первой части деньги хранить в той комиссии, а по мере, как оные накопляться будут, обращать на печатание второй части; и так далее, доколе продолжаться будет сие издание.

10) Всю выручку и всю прибыль от оного издания, по совершенном окончании сего предприятия, обратить в свое время в пользу Иностранного департамента, с предоставлением мне права, какое сделать из сих денег употребление.

11) Из числа тысячи двухсот экземпляров сей книги предоставить в мою пользу пятьдесят экземпляров для поднесения вашему императорскому величеству и собственно для моего употребления.

[124]

Повергая все сие на высочайшее благоусмотрение вашего императорского величества, я осмеливаюсь испрашивать еще единой милости: естьли сие представление будет удостоено высочайшего утверждения, позволить мне иметь участие и попечение об успехе сего предприятия и в то время, когда по болезни или другим обстоятельствам я был бы вынужден оставить место нынешнего моего служения.

Граф Николай Румянцев.

Февраля 25 дня 1811 года.

Собрание государственных грамот и договоров,

хранящихся в Государственной коллегии

иностранных дел, ч. I, М„ 1813, стр. III-VI.

 

№ 14

Из письма Н. П. Румянцева Н. Н. Бантыш-Каменскому

30 апреля 1812 г.

 

...в рассуждении трактатного собрания, желал бы я, чтоб 2-я и последующие части изданы были не по алфавитному порядку дворов, но по примеру Дюмонова собрания хронологически, с начала сношений России со всеми европейскими державами, дабы иметь общее обозрение всех с ними постановлений одного времени или одной эпохи, разделяя по царствованиям российских государей и заключая государствованием вечно достойные памяти императора Петра Великого, а к концу каждой части приобщить реэстр трактатам по алфавиту дворов для удобнейшего приискания какого-либо договора. Сие тем нужнее наблюдать, что в Московском архиве находятся дела токмо по 1760-й год; присланный же ко мне реэстр трактатам простирается по 1810-й, следовательно, до новейших времен, которым дела хранятся в здешнем архиве, и не могут еще быть обнародованы.

Я прошу ваше превосходительство составить таковой новый реэстр трактатам, долженствующим входить во 2-ю часть, и оный вместе с списками тех трактатов ко мне доставить на рассмотрение.

Надписи или содержание каждого трактата могут быть на

[125]

одном российском языке; из печатей же полномочных, подписавших трактаты, вырезывать токмо древнейшие и любопытнейшие, а остальные означать просто местом печати; равно и из ратификаций отпечатать целиком единственно отличающиеся формою или речьми от обыкновенных; о других же сказать просто в надписи: когда ратификация последовала, кем подписана и контрасигнирована.

 

Переписка государственного канцлера

Н. П. Румянцева с московскими учеными.

«Чтения в обществе истории и древностей

российских...», кн. I, М., 1882, стр. 3-4.

 

№ 15

Письмо Н. П. Румянцева А. А. Малиновскому[19]

12 марта 1815 г.

 

Присланные от вашего превосходительства на рассмотрение и апробацию мою 33 списка с грамот при реэстре оным рассмотрев, при сем обратно в Комиссию препровождаю. По мнению моему, все сии грамоты стоют быть напечатанными в свое время в Собрании государст[венных] грамот и договоров. Благодаря вас чувствительнейше за труд и усердие, прилагаемые вами в пользу и к возможному усовершению сего издания, приятнейшею считаю для себя обязанностию сказать вам нечто касательно настоящего моего по сему предмету намерения. Небезизвестно, думаю, вашему превосходительству, что цель и желание мое при начале издания в свет сего Собрания государственных грамот и договоров, состояли в том, чтоб все акты, относящиеся до внутренних государственных постановлений, заключались бы в 1-й части сего Собрания, последующие ж оного части предоставлены для актов по сношениям российского] государства с иностранными дворами или державами. Но как впоследствии, к крайнему сожалению моему, оказалось, что некоторые и, можно сказать, многие акты, которые по содержанию своему, соответственно принятому вышеозначенному плану сего издания, должны бы непосредственно помещены быть в 1-й части сего собрания (как например и из числа прилагаемых у сего под № XXXI-м значущийся, также договор о избрании на российский] престол польского короле-

[126]

вича Владислава, акт отречения патриарха Никона от патриаршеского престола, да и самые грамоты Лжедмитрия Отрепьева и прочие относящиеся, повидимому, до внутреннего государственного постановления акты) пропущены и не вошли в состав 1-й части Собрания грамот и договоров, то изыскивая все возможные средства, как бы исправить таковую ошибку, нимало не удалясь от принятого вышеупомянутого плана, я памереваю, прежде, нежели приступлено будет к изданию в свет последующих частей сего Собрания – издать некоторое дополнение к 1-й части, поместив в оное все пропущенные акты, до внутреннего государственного управления относящиеся. Почему и обращаюсь к вам, милостивый государь мой, с покорнейшею просьбою: примите на себя труд, поискав, нет ли и более из хранящегося в архиве чего такого, что бы могло войти в состав преднамереваемого мною издания дополнения к 1-й части, уведомить меня о том, сообщив мне равно ваше насчет сего предприятия мнение и, естьли можно, одолжив меня даже некоторым планом или предначертанием к таковому дополнению. Сим чувствительно меня обязать изволите.

Пребываю с истинным моим к вам почтением и проч.

 

Переписка государственного канцлера

Н. П. Румянцева с московскими учеными.

«Чтения в обществе истории и древностей

российских...», кн. 1, М., 1882, стр. 11-12.

 

№ 16

Правила издания III тома «Собрания государственных

грамот и договоров»[20]

17 января 182! г.

 

Гг. чиновники Комиссии имеют немедленно приступить к окончательному изготовлению для III-й части Собрания государственных грамот и договоров назначенных материалов и от сего числа чрез две недели непременно начать печатание 1-го отделения.

Печатание производить на следующих правилах: исключить все сокращения, равно и буквы, не находящиеся в гражданской азбуке, кроме славянских числительных; удержать в под-

[127]

линниках слова и речения неприкосновенными, касательно старинной грамматической оных перемены. В бумагах же, заимствованных из Миллерова собрания портфелей[21] и других списков, допустить совершенно ныне употребляемые грамматические изменения; собственные имена и нарицательные в подлинниках и списках должны быть сообразны оригиналам, но, в случае искажения оных, означать правильное в скобках или нет. При сем за обязанность Комиссии вменяется отпечатывать в неделю никак не менее двух листов; успешностию сего со стороны типографии озаботиться должен главный смотритель.

В продолжение сего печатания занятия гг. чиновников Комиссии распределяются следующим образом:

1. На ответственности главного смотрителя стоит поверка и переправка вновь описей и совершенное во всем приготовление оригиналов к печатанию, равно и составление по алфавиту росписей историческим и географическим наименованиям во всех трех частях.

2. Помощники главного смотрителя обязаны заняться, сверх чтения корректуры в продолжение печатаемого 1-го отделения, изготовлением актов для 2-го и 3-го отделений.

3. Главная обязанность корректора должна состоять в предварительной поверке списков с оригиналами и выправке их, в чтении последних корректур и сводных листов и вообще в надзоре за исправностию и точностию издания. 1821 г. генваря 17 дня.

 

Переписка государственного канцлера

Н. П. Румянцева с московскими учеными.

«Чтения в обществе истории и древностей

российских...», кн. 1, М., 1882. стр. 356-357.

 

[128]

 

Обсуждение методов издания русских летописей в начале XIX века

 

№ 17

Из доклада Н. П. Румянцева министру народного

просвещения о плане издания рукописей

 

14 ноября 1813 г.

...В полном убеждении, что вашему сиятельству предоставлено изгладить сии укоризны г. Шлецера[22] и предохранить навсегда от гибели драгоценные памятники нашей, истории чрез размножение и распространение оных посредством напечатания, я обращаюсь к вам, милостивый государь мой, с покорнейшею просьбою о позволении принять в сем деле усерднейшее мое участие; и, как статься может, что при нынешних военных обстоятельствах, несовместным показалось бы вызывать правительство на издержки, нужные для сего предприятия, хотя впрочем и маловажные, то я, дабы отвратить всякое в сем деле отлагательство, определяю для напечатания и издания в свет древних исторических наших рукописей, в библиотеке Академии наук хранящихся, двадцать пять тысяч рублей, в число коих препровождаю при сем двенадцать тысяч пятьсот рублей, а остальную затем таковую же сумму обязуюсь внести от сего числа через год.

Я желал бы: 1) чтобы к предполагаемому изданию было приступлено неукоснительно и чтоб первый том начался Несторовою летописью по Кенигсбергскому списку, который в Академии наук находится.

2) Чтобы таковой список был напечатан в точном и полном виде своем с исправлением всех отмен, упущений и погрешностей, какие были допущены и вкрались в первом оного академическом издании[23].

[129]

3) Впрочем, от Академии зависеть будет избрать к тому и другой список сей летописи, естьли по ее благоусмотрению отыщется таковой лучше, вернее и древнее Кенигсбергского.

4) Чтобы формат сего издания был в полный лист малого разбора.

5) Все деньги, кои поступят от продажи книг сего издания, обратятся навсегда в пользу Академии наук для составления капитала на продолжение постепенного издания других исторических наших древних рукописей.

6) Я предоставляю себе от сего приношения только ту выгоду, чтобы из полного издания мне было доставляемо по двадцати экземпляров в мое собственное распоряжение.

Честь имею быть и проч.

 

Переписка государственного канцлера

Н. П. Румянцева с московскими учеными.

«Чтения в обществе истории и древностей

российских...», кн. 1, М., 1882, стр. 346-347.

 

№ 18

Из статьи А. Н. Оленина[24] «Краткое рассуждение

об издании полного собрания дееписателей»

1814 г.

 

...теперь должно о том только помышлять, каким способом скорее исхитить из рук тлетворного времени малые остатки дееписаний наших?

Сей способ заключается в немедленном издании в свет посредством печатания лучших наших летописей с разными историческими отрывками. Издание сие должно быть представлено, елико то позволит время и способы, в том самом виде, в каком летописи или исторические отрывки в подлинниках находятся. Для исполнения сего полезнейшего и хвалы достойного дела, высокопочтенная особа, любитель отечественной нашей истории[25] предлагает нам богатое свое пособие. Воспользуемся столь благородным пожертвованием, ускорим исполнить его желание и тем, воздав ему должную благодар-

[130]

ность за сей знаменитый подвиг, окажем истинную услугу в пользу отечественной нашей истории. Приступим же неукоснительно к совершению поручаемого нам дела следующим порядком:

1. Выбрав лучшие и надежнейшие наши рукописные летописи и другие исторические отрывки, начнем их печатать слово в слово, сохраняя в сем издании самую мелочную точность, особенно же в правописании и в препинаниях. На сей конец заготовить должно, в прибавление к гражданскому шрифту, несколько лишних литер, вышедших у нас из употребления, как-то: зело, от, ие, иа, ия, юс и проч., прибавя к оным несколько знаков, которые могли бы удобно показывать читателю, какие слова в подлинниках находятся писанными под титлою и, равным образом, такие же знаки придумать для числительных букв.

2. При сем издании дозволить себе три токмо отступления от подлинников, а именно: первое, разделять слова (писанные в древних рукописях по большей части сплошь) одно от другого, для удобнейшего чтения, исключая токмо сомнительные места; второе, текст печатать гражданским шрифтом, ибо к оному ныне более привыкли а притом церковным печатать запрещено в светских типографиях, да и хорошего церковного шрифта не имеется; третье, печатать без разделения на столбцы, в каковом виде писаны многие рукописи, что существенно никакой важности в себе не заключает, и, наконец:

3. Знаки препинания ставить точно против подлинников, как бы сия расстановка не казалась бестолковою, предоставляя остроумным критикам и толкователям при составлении уже сводного толкового летописца оные расставить по приличию, с надлежащими на то доказательствами; ныне же избегать должно всякого могущего быть нарекания в каком-либо существенном отступлении от подлинников, (как то в особенности заслуживает издатель печатного Кенигсбергского Несторова летописца!)[26]. Примечания, при нашем издании помещаемые, должны быть самые короткие и малозначущие, как то, например: сравнение церковного летосчисления от С. М. с летосчислением от P. X. и с показанием последнего на каждой странице арабскою цифрою; сверх того, должны быть замечания о недостающих местах в такой-то рукописи против другой – или помещение в кратких выносках явно недостающих слов из других рукописей и прочее тому подобное[27]. Вот, на

[131]

первый случай, по мнению моему, все правила для напечатания Полного собрания русских дееписаний!

Для большего доказательства, сколь нужно подобное сему издание и как должно быть осторожным в изменении слов или препинаний, здесь приобщаю я примечания г. Ермолаева, упражняющегося довольно уже долгое время в исследовании древней отечественной нашей истории, особенно по части хронологии, значения слов и палеографии. Вот что он говорит, по собственному его опыту, в подкрепление мною здесь изъясненного:

«Критическое исследование древних рукописей требует много времени для соображения одного иногда слова. Естьли издание летописей должно быть сделано в скором времени, дабы предохранить их от нечаянного истребления сообщением публике вдруг многого числа верных списков, то непременно должно издать каждую рукопись порознь, с самою строжайшею точностию, не только в правописании, но даже и в препинаниях, ибо хотя сии последние в древности совсем некстати употреблялись, но как произвольная перемена препинаний может иногда совсем переменить смысл написанного автором, то гораздо надежнее и в сем случае строго держаться подлинника. В доказательство сего достаточно будет привесть следующие примеры:

1) При издании Кенигобергского списка позволено было издателю переменять препинания по своему усмотрению. На 4 стр. печатного Кенигсбергского списка находим: «реку Тигр, текущую межи Миды (т. е. Мидиею) и Вавилоном до Понтийского (т. е. Черного) моря», но где слыхано, чтоб Тигр впадал в Черное море? Надлежало бы так, как Шлецер и сделал, кончить период словом: Вавилоном, слова же: до Понтийского моря, принадлежат к последующей речи.

2) Нестор называет Мефодия, бывшего епископом в Моравии, настольником, т. е. приемником св. Андроника, одного из 70 учеников апостола Павла; далее он же говорит, что Мефодий поручил двум священникам перевести все священные книги с греческого на славенский язык. – «Окончав же, – продолжает Нестор, – достойно хвалу и славу богу воздаст, дающему таку благодать епископу Мефодию, настольнику Андроникову. Тем же славеньску языку учитель есть Андроник апостол: в Моравы бо ходил и апостол Павел, Учил ту, ту бо есть Илюрик его же доходил и апостол Павул.» Здесь препинания поставлены так, как оные находятся в первом издании Владимирского или Лаврентьевского летописца[28], которое не докон­чено и ныне уже прекращено. Но следующим образом сделан­ное препинание, кажется, было бы гораздо естественнее: «Тем

[132]

же славеньску языку учил есть Андроник апостол: во Моравы бо ходил. И апостол Павел учил ту: ту бо есть Илюрик, его же доходил и апостол Павул.» Смысл будет такой: апостол Андроник должен почитаться учителем славенского народа: ибо он ходил (проповедывал) в Моравии. И апостол Павел там учил и проч., а не так, как в первом издании сказано, что Андроник потому почитаться должен учителем славян, что апостол Павел там учил и проповедывал слово божие.

3) Следующий пример послужит доказательством, что при издании древних рукописей малейшее от строгой точности отступление может совершенно затмить смысл. В Новгородском летописце, изданном во 2-й части продолжения Древней российской вивлиофики на стр. 351 напечатано: «В лето SФОЕ [6575] заратися Всеслав сын Бречеславль, Полотьскый за Янов город». Из сих слов ничего другого понять нельзя, кроме того, что Всеслав ополчился за город Янов. – Из других же летописей известно, что в сем году Всеслав занял Новгород или, словами Новгородского летописца: зая Новгород, по нынешнему же: занял Новгород своим войском и, наконец:

4) В 1-й части древнего летописца на стр. 22-й в обвинении новгородцами великого князя Ярослава Ярославовича вместо следующих слов: «отнял еси у нас Волхов и иные воды Утечеими ловцы, (т. е. ловцами уток) ...отнял еси у нас поле заечьими ловцы» напечатано: «отнял еси у нас Волхов и иные воды, Утече и Миловцы... отнял еси у нас поле Заечь и Миловцы»...

Вот каким простым способом ловцы или охотники, упражняющиеся в ловле уток и зайцев, преобразились вдруг, помощию необдуманной расстановки в словах, в какие-то небывалые урочища! Так, как в предыдущей статье, от подобной же расстановки внезапно является какой-то небывалый город Янов.

Приведенные здесь г. Ермолаевым примеры ясно доказывают, с какою мелочною точностию должно поступать при издании древних рукописных летописцев или подобных тому исторических отрывков. И для того нужно в этом деле руководствоваться древнею пословицею: Festina lente[29] или новейшим стихом: Dans tout се que vous faites, hatez-vous lentement[30].

Итак, сперва будем слепо подражать подлинникам, работая усердно для потомства нашего. Станем убо мужественно

[133]

и крепко и не озираемся назад, ни мыслим бежати[31] (от сего скучного, но полезнейшего дела). Да вспомнит каждый из нас при сей тяжкой работе следующие благотворные и поучительные слова:

«Сад этот разводя и тем я веселюсь,

Что естьли тени сих деревьев не дождусь,

То внук мой некогда их тенью прохладится[32]».

 

15 января 1814 г.

А. Оленин.

 

ж. «Сын Отечества»,

ч. XII, № 7, 1814, стр. 10-19.

 

№ 19

Из «Записок...» К. Ф. Калайдовича[33] о необходимости

критического издания русских летописей

 

Февраль 1814 г.

 

...21 февраля был я утром у профессора Тимковского[34]. Разговаривали о новом сочинении: «Краткое рассуждение об издании полного собрания русских дееписателей», помещенном в 7 № «Сына отечества» 1814 г. Отдавая всю честь г-дам Оленину и Ермолаеву, которые мне известны не по одному имени (трудившимся в начертании сего плана), я соглашался с г-м профессором, моим учителем в исторической критике, что их намерение сохранить от гибели древние рукописи весьма похвально, но что люди, не учившись постепенно сему искусству, никогда не могут иметь совершенных понятий о сем деле, что они, желая общей пользы в издании Нестора и других исторических источников, бросаются в большие крайности, к чему ведет сохранение точности в препинаниях, когда мы знаем, что оно в рукописях служило только произвольным отделением слов и речений? К чему послужат сокращения, для коих совсем не предписаны правила в древних наших рукописях? Они собьют только читателя и сделают пестроту, боль-

[134]

шую той, какая замечена г-ми Олениным и Ермолаевским[35] в Чеботаревском Несторе; напротив, искусная расстановка слов будет вести точно к тому труду, какой назначил для себя проф. Тимковский в теперешнем при Обществе издании сего древнейшего летописателя. Итак, вместо двух трудов, буквального Нестора с сохранением препинаний и сокращений подлинника и объясненного Нестора, они вслед за первым должны будут издать очищенный Несторов список помощию вариантов и искусно поставленных препинаний. Без сего труда к чему послужит их буквальный? Он собьет с пути и грамотных и неграмотных. Притом же они оба (мы)[36], напечатав одну страничку Нестора по плану Шлецера[37], убоявшеся бездны премудрости, вспять возвратихомся, а не убояшася бездны премудрости вспять возвратились, как сказано против грамматики на стр. 6 их плана...

Г-да Ол[енин] и Ерм[олаев] ежели хотят соблюсти всю точность (в пространнейшем смысле) в рукописи, то они должны будут издать Нестора точно так, как англичане по роскоши и прихотливости напечатали много древних своих памятников, то есть выгравировать. Но такое издание не есть ученое...

 

Записки важные и мелочные К. Ф. Калайдовича.

«Летописи русской литературы и древности

1859-1860», т. III, кн. 6, М, 1861, стр. 94-96.

 

№ 20

 

Из предисловия П. М. Строева[38] к «Софийскому

временнику»[39] о приемах издания

 

1820 г.

 

...11. При печатании Временника Софийского наблюдаема была возможная точность. Неоднократные опыты доказали уже, что буквальное издание рукописей – какого требовал Шлецер, а за ним другие, еще строжайшие – со всеми ошибками писцов, неупотребительными буквами, титлами и даже с

[135]

удержанием неверного словоразделения[40], не только не принесло ожидаемой от сего пользы, напротив того вводило читателей в одно излишнее затруднение. По сей то причине, дабы доставить сему изданию сколь возможно более ясности, я должен был допустить следующие отмены против рукописей: 1) исключил буквы, неупотребительные в нынешней гражданской печати, 2) дополнил слова, стоящие под титлами, 3) расставил в приличных местах препинательные знаки и 4) выправил орфографические ошибки писцов, нимало не касаясь древних грамматических форм, невразумительных архаизмов и самого выговора[41]. Первая часть напечатана по списку графа Толстого; вторая, до стр. 311, по Архивскому; а остальное в ней по Воскресенскому. Те места, кои в двух основных списках искажены переписчиками, исправлял я по Воскресенской рукописи или по печатному Софийскому списку. Когда же и в сих последних текст был равно невразумителен, тогда вместо испорченного я предлагал свои чтения; подлинные же слова списков и все встречающиеся в них разнословия и прибавления вносил в примечания, находящиеся внизу каждой страницы. Иногда я прибегал к пособию и других, прежде изданных, летописей. Таким образом, если бы некоторые из моих поправок были и неудачны, то от сего рассудительный читатель ничего не теряет, ибо и мои поправки и настоящие слова всех списков, употребленных при печатании и сличении, находятся пред ним (первые в тексте, а последние в примечаниях) и ему стоит только выбирать тот или другой образ чтения. Напротив того, когда и половина моих поправок будут годны, то сие уже много облегчит читателя тем, что ошибки переписчиков, коими вообще переисполнены наши исторические рукописи, не будут развлекать его излишне. Писцы-невежды суть явления слишком обыкновенные во всех веках и государствах ныне просвещенной Европы: исправление погрешностей, ими

[136]

наделанных, составляет часто предмет высшей исторической критики.

12. Выше замечено, что бытописатели наши были наиболее люди духовные. Посему неудивительно, если сочинения их преисполнены изречениями и даже целыми отрывками священного писания, иногда вовсе неуместными. Питая любопытство читателей повествованием времен минувших, сии ревностные пастыри хотели, кажется, и наставлять их набожными рассуждениями. Малые свои познания и ум ограниченный они заменяли большою начетливостью Библии, особенно тех книг, с коими всего чаще обращались при отправлении богослужения. Оттого-то, углубляясь в размышления, они как бы невольно приводили разные места св. писания, которые во взаимном соединении образуют у них нечто целое, и с первого взгляда представляются собственными их рассуждениями. Чтобы читатели могли видеть разность прежних переводов Библии от употребляемого ныне, я признал за нужное, во всех подобных случаях, указывать в примечаниях на главы и стихи тех библийских книг, из коих заимствованы приводимые тексты. Но сии места, писанные более по памяти и принаровленные к обстоятельствам повествуемого, представляются часто в виде довольно испорченном. Упражняющиеся в частом чтении св. писания могут удобнее разложить сии собственные, повидимому, рассуждения наших аскетиков-бытописателей.

Для любителей отечественной палеографии приложены за сим вернейшие изображения (fac simile) почерков всех трех рукописей, кои употреблены были при сем издании, и восьми знаков в бумаге, на коей они писаны. Сии изображения вырезаны на меди весьма искусным гравером А. Флоровым.

Ни в каком деле первые опыты не были и не могут быть совершенными. До сих пор мы не имели еще сводных изданий летописей, а потому надеяться, или требовать совершенства от настоящего издания Временника Софийского было бы слишком несправедливо. Занимаясь сею работою, я употребил все, что только зависело от сил моих и способностей; но успех предприятий может ли быть всегда в нашей воле? О многочисленных трудностях не говорю уже ни слова.

ИЗДАТЕЛЬ

Софийский Временник, ч. I, М., 1820, стр. XX-XXIV.

 

 

[137]

Деятельность Археографической экспедиции и

Петербургской археографической комиссии

 

№ 21

 

Из речи П. М. Строева на заседании Московского

общества истории и древностей российских[42] о необходимости

археографической экспедиции

14 июня 1823 г 14 июня 1823 г.

 

Почтеннейшие сочлены!

 

Единогласное ваше избрание меня в члены Общества истории и древностей российских составляет приятную эпоху в моей жизни. Будучи призван разделять полезные труды ваши без всякого с моей стороны домогательства, я нахожу в сем великодушном вашем призвании сильное уверение, что прежние мои занятия по части отечественных древностей были не совсем бесполезны, что они возбудили ко мне внимание мужей просвещенных, истинных любителей истории: и могу ли не восхищаться мыслию, что удостоился столь благосклонного их одобрения?

Облеченный в звание действительного члена и, получив приглашение к настоящему заседанию для совещаний о будущих занятиях Общества, я поставляю себе первою обязанностию принести вам, почтеннейшие сочлены, искреннюю благодарность за честь, которой я удостоился. Вместе с сим, на основании § 58 устава Общества, прошу благосклонного дозволения вашего представить и мое мнение относительно предмета настоящих совещаний и побеседовать с вами: о средствах удобнейших и скорейших к открытию памятников пашей истории и об успешнейшем способе обрабатывать оные.

Нет никакого сомнения, почтеннейшие сочлены, что труд

[138]

частного человека на поприще наук и учености, каков бы он ни был, лишь бы благим намерением совершался, есть дело, похвалы достойное. Всякий сочинитель, исследователь или издатель может назначить своим занятиям пределы произвольные, может обрабатывать предмет свой вполне или раздельно, может даже заниматься мелочами и частностями – и в этом никто не в праве порицать его. Но если академии, литературные, исторические и всякого рода ученые общества, суть собрания любителей просвещения, одушевленных желанием усовершить все роды человеческих знаний, или какое-либо из них отдельно, если побудительные причины их состава можно уподобить побуждениями обществ коммерческих, то есть, чтобы общими трудами, взаимным совокуплением средств и познаний сих, так сказать, умственных капиталов произвести большие действия и успехи, то неоспоримо, что цель их должна быть самая высокая, круг упражнений гораздо обширнейший, нежели частного человека, и издания, Плоды трудов их всевозможно совершенные. Иначе для чего собираться многим, чтобы производить дела, кои каждый из членов мог бы произвести один и способом обыкновенным? Или делать, и делать целое и совершенное, или так оставить и не начинать, – гласит премудрая наша законодательница[43], – и вот, по моему мнению, девиз и основное правило для всех обществ ученых.

Санктпетербургская Академия наук никогда не могла бы сказать толиких услуг отечественной географии, истории, ботанике, минералогии, зоологии и другим отраслям знаний, если бы занималась одним изданием комментарий, и отличных способностей своих членов не употребила на обозрение обширных стран нашей империи. Позднейшее потомство и не узнало бы, может быть, о существовании Российской академии, если б сие ученое сословие ограничилось составлением скорозабываемых журналов или переводами с языков иноземных и не занялось великим трудом словаря, который будет всегдашним памятником его деятельности. Не говорю уже об ученых обществах других государств Европы.

Таким образом, почтеннейшие сочлены, и цель нашего Общества истории и древностей российских будет неважною, и действия слабыми и слишком ограниченными, если оно, по двенадцатилетнем бездействии, снова займется печатанием двух или трех списков летописи, изданием немногих отечественных достопамятностей и обнародованием своих протоколов. Но, скажете мне, такова цель, предположенная его основателями. В § 2-м устава сказано: «Главнейшие упражнения Об-

[139]

щества будут состоять в критическом разборе древних русских летописей, в сличении их списков, какие только Обществу достать будет можно[44]; в исправлении погрешностей, вкравшихся в них по нерадению, невежеству или затейливости переписчиков. Когда таким образом летописи будут исправлены и подлинный смысл их по возможности отыскан, в то время Общество постарается о скорейшем и вернейшем их издании.» Не говоря о том, что при нынешних сведениях наших о летописях и при столь малом числе их, нам известных[45], заниматься критическим обработыванием значило бы читать книгу с конца, а не с начала, или писать рассуждение, не собрав нужных к тому материалов: разве, спрошу я, нельзя сделать перемен в уставе и из тесной среды прежних упражнений выйти на обширное поле изысканий и соорудить памятник, достойный похвалы потомства? Согласен, что в эпоху основания нашего Общества, когда отечественная история младенчествовала, пособия и усилия были незначительны и равнодушие современников к делам предков превышало вероятие, тогда и сих преднамерений было достаточно. Но теперь, когда историческими сочинениями становимся мы наряду с другими просвещенными народами; когда творческий гений Карамзина оживил истлевающие хартии и с ними дела наших предков; когда патриот и покровитель отечественной Клио, граф Румянцев издал на своем иждивении не менее древних рукописей, сколько было издано их с шестидесятых годов протекшего века[46]; когда охота заниматься русскими древностями воспламенилась с электрическою силою во всех состояниях, – теперь, говорю, предприятия Общества исторического должны быть несравненно обширнейшие и цель гораздо важнейшая.

Круг наших действий, почтеннейшие сочлены, будет слишком тесен, если мы попрежнему ограничимся одною Синодальною библиотекою, или хотя всеми московскими книгохранилищами, и станем издавать только то, что попадется случайно, или что отчасти уже известно. Не выходя из пределов сего произвольного очертания, Общество никогда не будет в состоянии достигнуть той цели, какую оно предположило в § 5 своего устава, то-есть: привести в ясность российскую историю. Нет, для столь великого преднамерения потребны другие средства, большие усилия и изыскания гораздо важнейшие. Не одна Москва должна быть поприщем нашей деятельности; но пусть целая Россия превратится в нашу библиотеку. Не сотнями известных уже рукописей должны мы ограничить

[140]

наши занятия, но бесчисленным множеством хартий, заключенных в соборных и монастырских хранилищах, никем не посещаемых, никем не хранимых и никем не описанных; в архивах, кои нещадно опустошает всеразрушающее время и нерадивое невежество; в сырых кладовых и подвалах, не освещаемых лучами солнца, куда груды рукописей и свитков снесены, кажется, единственно для того, чтобы грызущие животные, черви, тля и ржа могли истреблять их удобнее и скорее. Общество истории должно извлечь, сохранить, привести в известность и, естьли не обработать само, то, по крайней мере, доставить случай другим обрабатывать все письменные памятники нашей истории и древней словесности, рассеянные на обширном пространстве от берегов Белого моря до степей украинских и от границ Литвы и Полыни до хребта гор Уральских. Время, деятельность и способы могут отодвинуть далее, сии пределы во всех направлениях; но для настоящего довольно и сего пространства. Вот наше поприще и вот подвиги, нам предстоящие! Благодарное потомство достойно оценит их, ибо суждение современников не всегда основательно и чуждо пристрастия.

Но каким образом и какими средствами привести в исполнение сии трудные, гигантские преднамерения? – спросите меня, почтеннейшие сочлены. Благим намерением, постоянством и трудом, – буду отвечать я. Великие предприятия не вдруг совершаются; для них необходимо время; а если прибавить деятельность и труд, то исполнение не только возможно, но и не столь затруднительно, каким казалось оно с первого взгляда. Порядок есть душа всякого дела и предстоящие труды наши должны быть разделены на части. Пусть совершаются они постепенно, без излишнего спеха, с единою целию любви к отечеству и с единым желанием совершенства нашей истории. Да отдален будет от них ложный блеск наружности, да подкрепляет их постоянное терпение и да не подражаем в сем случае тем из ученых обществ, коих действия, труды и успехи являются не в изданных ими сочинениях, но в одних громких и похвальных объявлениях газет и журналов.

Итак, почтеннейшие сочлены, первою и основною частию обязанностей, предстоящих Обществу историческому, должно быть извлечение, сохранение и приведение в известность всех, без изъятия памятников древних письмен наших. Для сего необходимо образовать экспедицию, которая обозрела бы, разобрала и с возможною точностию описала все монастырские, соборные и вообще казенные собрания рукописей на пространстве, прежде сего мною означенном. И частные книгохранилища войдут в состав ее изысканий, если владетели

[141]

пожелают отворить их. Но как невозможно совершить всего вдруг и одним приемом, то пусть экспедиция наша разделена будет на три части или поездки. По окончании каждой из них подробные отчеты путешествующего покажут важность сего предприятия. Первым и, так сказать, пробным предметом экспедиции может быть библиотека Софийского собора в Новгороде, которая, как мне известно по слухам, заключает в себе более тысячи рукописей и, следовательно, богата всякого рода историческими и литературными памятниками древности[47]. По обработании сего книгохранилища экспедиция объедет губернии: Новгородскую, Санктпетербургскую, Олонецкую, Архангельскую, Вологодскую, Вятскую, часть Пермской и потом чрез Костромскую, Ярославскую и Тверскую возвратится в Москву. Сия первая или северная поездка будет важнейшею и самою любопытною, ибо древние рукописи нигде не уцелели в таком множестве, как в сей части нашей империи, богатой древними обителями и книгохранилищами, куда меч иноплеменников, пожары и губительное опустошение являлись реже, нежели в южные страны, кои в течении целых веков представлялись взорам степями безлюдными. С другой стороны, и старообрядцы, сии хранители древности, занесли с собою великое число всякого рода рукописей и чрез частое переписывание, так сказать, усыновили их сим отдаленным странам. Поприщем второй или средней поездки будут губернии: Московская[48], Владимирская, Нижегородская, часть Казанской, Симбирской, северные уезды Пензенской и Тамбовской, Рязанская, Тульская, Калужская, Смоленская и Псковская. Третья или западная обнимет Витебскую, Могилевскую, часть Минской, Волынскую, три Малороссийских, Курскую и Орловскую губернии. На первую из сих поездок необходимо до двух лет; вторая может быть совершена в год и на третью достаточно года. Таким образом, в течение не более четырехгодичного времени все монастырские книгохранилища наибольшей части Европейской России будут разобраны и описаны; бедственный жребий рукописей улучшится и многие сотни их, а, может быть, и тысячи, будут спасены от неминуе-

[142]

мой и, кажется, слишком близкой гибели[49]. Если предначертания мои, почтеннейшие сочлены, удостоятся вашего одобрения, то я представлю подробный план сей историческо-ученой экспедиции и покажу нужные к тому издержки, кои не будут превышать семи тысяч рублей ежегодно. Сумма слишком ничтожная в сравнении с важностию предприятия и теми великими успехами, кои все отрасли исторических знаний от сего получнть могут!...

По совершении сей исторической экспедиции, когда рукописям всех монастырских библиотек составлены будут подробные каталоги, должно, почтеннейшие сочлены, приступить ко второй части наших преднамерений, то-есть, к обнародованию сих каталогов. Нет никакой надобности печатать каждый из них отдельно; это увеличило бы только издержки и не принесло существенной пользы. Их должно слить в одну общую роспись, систематически расположенную, которая при возможной краткости представляла бы самое полное и вернейшее исчисление всех где-либо существующих памятников нашей истории и литературы от времен древнейших до начала XVIII века. Образец сей общей систематической росписи, какой, без сомнения, нет еще нигде в просвещенной Европе, намерен я представить вам, почтеннейшие сочлены, вместе с планом исторической экспедиции.

Однако, поверхностного взгляда на вышедшие доселе исторические сочинения и на печатные издания летописей и других манускриптов слишком довольно, дабы судить безошибочно, от чего большая часть их, особенно последних, еще слишком далеки от надлежащей степени совершенства. Авторы первых жалуются на недостаток материалов; в несовершенстве последних мы обвиняем издателей и не совсем справедливо. Нет ничего труднее и притом бесполезнее, как издавать летописи или другие древние сочинения по одному, двум или много трем спискам, которые, как и вам известно, никогда не бывают исправны и наполнены погрешностями, вкравшимися по нерадению, невежеству или затейливости переписчиков[50]. Единственное средство восстановлять потерянный смысл автора состоит в сравнении, сколько возможно, более списков. Так поступали иностранные критики при издании библии, древних классиков и их отечественных летописцев. Такого-то свода воедино по крайней мере полусотни списков летописей

[143]

требовал знаменитый Шлецер[51] и другие благонамеренные иноземцы, занимавшиеся нашею историею. Эту мысль повторяли и повторяют многие из соотечественников и до сих пор никто не принимался за настоящее дело. Но от чего это, почтеннейшие сочлены? Не могу верить, чтобы недоставало у нас людей с нужными к тому способностями; без сомнения, это происходит от неимения толикого числа рукописей не в России, но в ученом свете, то есть, в тех библиотеках, кои находятся в столицах и других немногих местах, всем уже известных и отчасти описанных. Но монастырские книгохранилища? Они сокрыты от нас мраком киммерийским и никто не старается разогнать оный. Смело могу утверждать, что при нынешнем состоянии сих последних и при малых сведениях наших о рукописях, в них находящихся, все издания летописцев, будучи сделаны по немногим уже известным и большею частию дурным спискам, весьма малую принесут пользу. В последующее время, когда случайно откроются лучшие списки, должно будет снова предавать их тиснению и, вероятно, не один раз; потом предпринимать издания сводные и, наконец уже, по прошествии нескольких десятилетий, а может быть и целого века, после бесполезных издержек и многократных перепечатываний, разве наши потомки удостоятся видеть издания очищенные и критические. Но не лучше ли предупредить сие исполнение; не лучше ли отвратить бесполезные труды и время, которое будущие испытатели истории употребили бы на печатание и перепечатывание разных списков, предоставить им на другие упражнения, гораздо полезнейшие? Но кому ж, как не Обществу истории и древностей российских, приличнее и удобнее совершить столь великие и для истории нашей благодетельные предприятия? От его решительности зависит подвинуть ее по крайней мере на целое столетие!

Итак, если неразработанное состояние библиотек монастырских столь много затрудняет успехи нашей истории и древней словесности и полагает столь важные препоны к изданию их памятников, то судите ж сами, почтеннейшие сочлены, какой свет разлился бы на все части исторических знаний, какое удобство и какие пособия представились бы к их обработыванию, когда, по совершении ученой экспедиции, Общество наше издало бы ту общую систематическую роспись манускриптам библиотек монастырских и соборных, о которой я говорил прежде?

Тогда, и не более как через шесть лет, начнется последняя и самая важнейшая часть наших занятий: наступит время изданий и критического обработывания. Тогда, имея пред собою целые сотни списков летописей, будем мы печатать не

[144]

два и не три из них, но многочисленные томы Собрания летописцев и писателей русской истории[52]. Тогда не одно издание журнала с древними анекдотами[53] предпринять будем мы в состоянии, но от нашей воли будет зависеть составление бесчисленных пособий для древней русской словесности, дипломатики, истории церковной и иерархической и древностей всякого рода. Тогда, а не прежде, будет возможность составить славяно-русскую палеографию, еще у нас не существующую. Тогда... но сами уже видите, почтеннейшие сочлены, какой великий переворот последует тогда во всем относящемся до нашей истории. Из жалкого бедняка российская Клио сделается обладательницею несметных сокровищ! Общая систематическая роспись, будучи издана в свет, сделается руководством не только для нас, почтеннейшие сочлены; но она будет необходимым зерцалом для историков нынешних и будущих, для издателей рукописей, критиков, библиотекарей и всех желающих заниматься нашею историею; она будет ключем к обширному книгохранилищу целой России и благодетельною спасительницею тысячи рукописей, кои без их издания несомненно погибли бы от нерадения книгохранителей. Перед судом строгого, но признательного потомства систематическая роспись библиотек будет для нашего Общества то же, что путешествия по России Палласа и других академиков для Академии наук или словарь для Академии российской. И если бы Общество наше уничтожилось, не произведя ничего другого, кроме сей росписи, то она одна была бы уже памятником его деятельности и полезных трудов; памятником не блестящим, но прочным. Это был бы фарос нашей истории.

Но если бы кто – не из вас, почтеннейшие сочлены, ибо предполагать этого я не осмеливаюсь, – но из людей сторонних и профанов в науке книгоописания, захотел сказать мне: «Ваше предложение хорошо и систематическая роспись была бы слишком полезна, но зачем для составления ее наряжать особую экспедицию и не лучше ли истребовать из всех монастырей подробные каталоги хранящимся в них рукописям и из сих каталогов составить систематическую роспись?» – «Буди рука твоя на устех твоих, – отвечал бы я с Сирахом[54], – тебе неизвестны наши рукописи, ты не бывал в монастырских библиотеках и архивах, ты незнаком с их кни-

[145]

гохранителями». Книгоописание не есть дело известное всякому; оно есть наука, имеет свои правила и требует познаний разнообразных и многочисленных. У иностранцев оно сделало уже большие успехи; но у нас едва ли известно. Кто занимался доселе разбором рукописей и кто их описывал? Когда никто из ученых не обработывал сего предмета и не представил даже образцов обработывания; то как же требовать от монастырских книгохранителей, добродушных, но неученых иноков, чтобы они, не имея понятия о способах описывать рукописи, сделались вдруг Монфоконами[55] и Маттеями[56].[57]

Снова повторяю, почтеннейшие сочлены, что занятия Общества истории и древностей российских будут слабы, слишком ограничены и несовершенны, если оно не отправит экспедиции для разбора и описания библиотек монастырских и не издаст оным общей систематической росписи[58]. Сим только единственным средством оно может извлечь, сохранить, привести в известность и, если не обработать само, то доставить случай и способы другим обрабатывать письменные памятники нашей истории и древностей словесности; и без сего-то предварительного предприятия оно никогда не будет в состоянии достигнуть им самим предположенной цели привести в ясность российскую историю[59].

С другой стороны, историческо-ученая экспедиция может немало способствовать к составлению предположенного Обществом собрания рукописей, монет, медалей и других древностей[60]. Ограничась Камер-Коллежским валом и не простирая действий своих во все концы России, Общество имеет следующие два средства приобретать такие древности: приношениями членов и частных лиц и покупкою у продавцов или чрез продавцов московских. Очевидно, почтеннейшие сочлены, что первое из сих средств крайне недостаточно. Хотя в целой России и весьма много людей благонамеренных и готовых жертвовать нашему Обществу, но не у всех найдутся

[146]

летописи и древности; другим, обладающим ими, неизвестно существование Общества или они из скромности и по незнанию считают их слишком ничтожными, чтобы ими жертвовать. Вторым средством Общество никогда не соберет библиотеки или истратит слишком много иждивения и приобретет малое. Ибо с тех пор, как многие из вельмож и частных любителей стали покупать рукописи, монеты и древности, цена на сии вещи весьма возвысилась, и московские продавцы и менялы, приобретая их часто из пятых или шестых рук, стали помышлять о неимоверных прибытках[61]. Но если Общество сделает путешествующего подвижным комиссионером, если оно предоставит ему тысячи две рублей на покупку рукописей и всякого рода древностей, то, приобретая сии вещи в местах отдаленных, из первых рук и у владельцев, а не от продавцов, и перекупщиков, я уверен, что на сию сумму будет ему возможность доставить Обществу более нежели на 15 или 20 тысяч рублей по ценам московским. Составляя таким образом свою библиотеку и хранилища древностей, Общество может возвратить и самые те издержки, кои оно употребит на отправление исторической экспедиции.

Предлагаемый мною план удобнейшего обработывания нашей истории и древней словесности не есть, почтеннейшие сочлены, порыв минутного воображения. Это плод семилетних трудов, опыта и многочисленных соображений. До отправления меня государственным канцлером в монастырские библиотеки для их описания, я, подобно другим, думал, что, кроме известного уже доселе, ничего. нового отыскать в них не можно. Но сколь переменились мои мысли и сколь отличное понятие получил я о письменных памятниках литературы славянороссийской, когда, по разобрании многих книгохранилищ и по систематическом описании более двух тысяч рукописей[62], увидел, что все известное нам есть еще не иное что, как небольшой отрывок огромного целого, что оно будет слишком незначительно пред необъятною массою всего неизвестного и что те великие сокровища, кои можем мы изнести из библиотек монастырских, сих еще неразработанных рудников нашей истории, своею многочисленностию и важностию содержания долж-

[147]

ны превзойти всякое ожидание. Тогда-то родилась во мне мысль о необходимости изысканий; а последующие занятия, состоявшие в издании разных рукописей, показали мне на опыте и совершенно удостоверили в том, что без исторической экспедиции, без предварительного разбора библиотек и собрания воедино многих списков нельзя надеяться изданий критических; ибо печатание каждого из них порознь будет дело почти бесполезное. И если предначертания мои, почтеннейшие сочлены, удостоятся вашего одобрения, если они приведены будут в действо и успех оправдает надежды, то не мне принадлежит честь столь великого подвига. Виновником его неутомимый изыскатель древностей, государственный канцлер граф Румянцев, обогащающий сокровищницу отечественной Клио беспрерывными приобретениями. Без его указаний на хранилища хартий, без его воли и одобрения, без порученных им мне изданий, я не имел бы ни доступа к многочисленным памятникам наших древностей, ни случая ими пользоваться, еще менее способов делать открытия и никогда не приобрел бы необходимых познаний о предмете, о котором, почтеннейшие сочлены, предложил я теперь мое мнение.

 

ж. «Северный Архив», ч. 8, № 19, 1823, стр. 1-27.

 

№ 22

 

Из предисловия к I тому «Актов Археографической

экспедиции»[63]

 

1836 г.

 

...По приведении в хронологический порядок актов и по разложении их на отделы по историческим эпохам, все собрание, состоящее из 1296 нумеров, разделено на четыре тома. Редакцию их приняли на себя члены Комиссии: первого тома г. Бередников[64], второго — г. Устрялов[65], третьего — г. Сербинович[66] и четвертого — г. Краевский[67]. Удержав орфографию рукописных актов Археографической экспедиции с некоторыми отменами в употреблении прописных букв, Комиссия, для единообразного действия, снабдила редакторов правилами, утвержденными г. министром народного просвещения. На основании оных: a) составлены заглавия и приме-

[148]

чания к актам каждого тома; b) грамоты, на которых не означено годов, отнесены, вследствие исторических соображений, к известному времени; с) при некоторых актах в подстрочных выносках показаны варианты, ошибки и пропуски, замеченные в тексте, поправки, сделанные по сличении одних и тех же мест в разных списках, и проч.

К Актам Археографической экспедиции приложены: I. Таблицы: а) библиотек и архивов, из коих извлечены акты, с показанием числа их и времени, к которому они относятся; и b) актов, напечатанных в разных книгах и журналах, но помещенных в сем собрании потому, что они вновь описаны с подлинников или более исправных списков, и что в прежних изданиях находятся немаловажные погрешности. II. Алфавитный указатель с означением названий лиц, мест и достопримечательных предметов, в актах упоминаемых...

 

Акты Археографической экспедиции,

т. I, Спб., 1836, стр. X-XI.

 

№ 23

 

«Правила для руководства Археографической комиссии»

 

18 февраля 1837 г.

Глава 1

Общие положения

 

1. На высочайше учрежденную Комиссию для печатания собранных Археографической экспедицией актов, с окончанием ныне сего труда, возлагается систематическое издание в свет источников отечественной истории. Комиссия состоит, попрежнему, при Департаменте народного просвещения, под непосредственным наблюдением министра народного просвещения, и называется Археографическою.

2. Председатель Археографической комиссии назначается его императорским величеством по докладу министра народного просвещения, члены – министром, а правитель дел, чиновники, художники и корреспонденты председателем, с разрешения министра. Число членов и других лиц, принадлежащих к

[149]

Комиссии, зависит от существенной в них надобности, сообразно с ходом ее занятий.

3. Источники отечественной истории, предназначаемые к изданию суть: 1) сочинения составляющие славяно-русскую литературу, собственно исторического содержания, 2) акты государственно-юридические. К первым относятся летописи, хронографы, степенные книги, сказания и другие рукописи, в непосредственной связи с историею состоящие. Вторые суть грамоты, уставы, наказы, судные дела, розыски и тому подобные документы, объясняющие законодательство, управление и судопроизводство до начала XVIII столетия. К сему же отделу принадлежат родословные, разрядные и писцовые книги, статейные списки и проч.

4. Как издание в свет сих источников предполагает предварительное их к тому приготовление, требующее постоянных, занятий, то министр народного просвещения назначит из членов комиссии двух главных редакторов: одного для летописей, хронографов, степенных книг и проч., а другого для государственно-юридических актов.

5. При Комиссии полагается некоторое число чиновников: для осмотра старинных библиотек и архивов, переписки древних рукописей и т. п.

Комиссия может иметь корреспондентов, внутри и вне России для сообщения ей сведений по части славянских и русских древностей и одного или двух художников для приготовления рисунков древних печатей, монет, почерков, шрифтов, и проч.

6. Члены Комиссии, по расписанию классов государственной службы, состоят в VIII, правитель дел в IX, а чиновники в X классе. Они, принадлежа собственно к ученой службе, причисляются к первому разряду лиц, поименованных в 4 статье высочайше утвержденного 18 ноября 1836 года Положения, и производятся в чины на основании 5 статьи оного.

Художники, по тому же расписанию, полагаются в X классе и, относительно к производству, подлежат общим правилам. Впрочем, в Археографическую комиссию могут, по усмотрению министра народного просвещения, быть назначаемы и лица, обязанные другими должностями.

7. Столовые деньги председателю и жалование правителю дел Комиссии определяются министром народного просвещения из высочайше назначенных 29 июля 1835 года к ежегодному отпуску из государственного казначейства 4 000 рублей, не превышая сей суммы. Способы и меры постоянного денежного вознаграждения главных редакторов зависят от его же усмотрения. Прочие члены и лица, состоящие в ведомстве

[150]

Комиссии, получают временные, по мере трудов их, вознаграждения, также не иначе, как с разрешения министра.

8. Кроме предоставленных уже для действий Комиссии денежных средств, вырученные и впредь выручаемые за продажу печатаемых ею книг суммы составляют ее собственность и употребляются преимущественно на издание исторических материалов.

9. Денежные суммы, принадлежащие Комиссии, хранятся в казначействе Департамента народного просвещения. Расходы из оных производятся по представлению Комиссии с разрешения министра.

 

Глава II

Действия редакции летописей и других

собственно исторических источников

 

10. Летописи разделяются: а) на отдельные временники и б) на летописные сборники. Первые описывают происшествия особенных княжеств или областей. Таковы летописи: Волынская, Новгородская, Псковская. Вторые – суть своды летописей и других исторических источников, в свое время известных, составленные безъименными лицами в XV, XVI и XVII столетиях. Списки их хранятся в библиотеках: императорской Публичной, Эрмитажной, Академии наук, Румянцевского музеума, С.-Петербургской и Московской духовных академий, в Московском главном архиве Министерства иностранных дел, Московской Синодальной библиотеке, Новгородском Софийском соборе и некоторых монастырях. Число списков примерно полагается до ста пятидесяти. Предназначаемые к изданию летописи имеют быть вытребованы из вышеозначенных мест и переданы в Археографическую комиссию. Они хранятся в ней на ответственности правителя дел и, по минованию надобности, возвратятся каждому месту, по принадлежности. То же разумеется о хронографах, степенных книгах и других исторических источниках, находящихся в библиотеках и архивах духовного и гражданского ведомства. Сверх того, Комиссия, чрез периодические издания, обратится с вызовом к частным лицам о доставлении ей принадлежащих им исторических рукописей, которые по рассмотрении возвращены будут каждому владельцу в целости.

11. По собрании в Комиссию летописей и других исторических источников главный редактор обязан:

а) разделить первые из них на отдельные временники, и, на так называемые летописные сборники,

[151]

b) приготовить к изданию тексты отдельных временников по спискам наиболее исправным, с присовокуплением к каждому вариантов из однородных к ним списков,

c) летописные сборники разложить на родовые разряды, принимая в основание более или менее определенное сходство их по содержанию и изложению событий, затем приготовлять к изданию текст каждого разряда по лучшему списку, а на однородных с ним подводить варианты,

d) Временник Нестора, которым начинаются почти все летописи, отделить от оных и, присовокупив к основному тексту варианты из всех списков как отдельных временников, так и летописных сборников, приготовить к изданию в виде особой летописи,

e) пространные вводные статьи, не состоящие в тесной связи с изложением событий, как то повести, жития святых, гомилетические отрывки и проч. исключать из текста, но помещать в дополнениях к тем спискам, в коих они встречаются,

f) для примера выбрать один лучший хронограф, для напечатания его вполне, из прочих же извлечь все, так называемые, русские статьи, или хронологические перечни отечественных событий, не смешивая, однако, выписок одного хронографа с другим и присовокупляя объяснения откуда каждая выписка извлечена,

и g) степенные книги и другие исторические источники приготовлять к изданию на известных правилах, т. е. составлять основные тексты по лучшим спискам, а из однородных заимствовать варианты.

12. К приготовленным текстам летописей и других исторических источников главный редактор присовокупляет описания рукописей, по коим они составлены, объяснительные примечания и проч. По переписке набело текстов, он представляет их в Комиссию и дает ей отчет в своих занятиях.

 

Глава III

Действия редакции государственно-юридических актов

 

13. Сверх находящихся ныне в Археографической комиссии неизданных в свет старинных государственно-юридических актов, переданных в оную по высочайшему повелению из Министерства финансов, по распоряжению правительства требуются грамоты и столбцы из гражданских архивов великороссийских и западных губерний, и предполагается сделать извлечения из хранящейся при правительствующем Сенате Литовской метрики.  Списки родословных,  разрядных и пис-

[152]

цовых книг также будут собраны в Комиссию. Для основательного обработания сих многочисленных материалов по ст. 4 назначается главный редактор. Он должен:

а) Разлагать акты на приличные отделы с составлением описей и заглавий, определять их достоинство в историческом смысле и назначать к печатанию с разрешения Комиссии.

б) Иметь неослабный надзор за соблюдением при переписке актов древних грамматических форм языка, поверять списки с подлинниками, свидетельствуя верность каждого собственноручного подписью и приводить переписанные набело коллекции в хронологический или систематический порядок, к каждому акту присоединять описание подлинника в палеографическом смысле.

в) Извлекать из актов, если будет признано нужным, сведения для составления учебных пособий по разным предметам отечественной истории.

г) Приготовлять к печатанию, на общих правилах, родословные, разрядные и писцовые книги и проч.

14. Главный редактор представляет на рассмотрение Комиссии набело переписанные коллекции государственно-юридических актов, по мере приготовления, другие же материалы, как-то: родословные, разрядные и писцовые книги вносят в Комиссию в таком виде, чтобы немедленно и без дальнейшего затруднения можно было приступить к печатанию.

 

Глава IV

Общие действия Комиссии

 

15. Комиссия наблюдает за действиями главных редакторов и направляет их указаниями своими к предположенной цели. Она допускает и других членов и чиновников своих участвовать в трудах главных редакторов, которые, не стесняясь чрез то в распоряжениях по редакции, передают им, если то будет признано удобным, некоторые разряды летописей, государственно-юридических актов и других исторических источников для приготовления к изданию на известных правилах.

16. По мере приготовления текстов летописей, государственно-юридических актов и других исторических источников Комиссия рассматривает труды главных редакторов, определяет объем и форму изданий и назначает потребные к тому средства и пособия. Печатание производится под наблюдением членов и чиновников Комиссии, они же составляют и алфавитные указатели.

[153]

17. Кроме напечатанных актов Археографической экспедиции имеется еще в виду приготовленное ею собрание исторических материалов и пособий. По приведении в порядок Комиссия немедленно приступит к печатанию оных.

18. Главная обязанность чиновников, принадлежащих к Комиссии, состоит в снятии списков с старинных рукописей и переписке набело текстов под надзором главных редакторов, но им же могут быть поручаемы осмотр и приведение в известность некоторых библиотек и архивов, если того потребует надобность. Последнее возлагается на корреспондентов, в случае изъявленного ими на то согласия.

19. Комиссия деятельно заботится об усовершенствовании отечественной нумизматики. Обладая нужными для того средствами, она издает снимки и составит возможно полное описание русских монет и медалей. Она имеет надзор за приготовлением художниками рисунков почерков, шрифтов и проч.

20. Сверх вышеизложенных обязанностей, Комиссия исполняет все поручения министра народного просвещения по предметам, относящимся к русской истории и древностям.

21. Комиссия разделяет занятия свои между членами, труды же главных редакторов ограничиваются, преимущественно, приготовлением к печатанию исторических материалов.

22. Председатель, по усмотрению надобности, приглашает для участия в совещаниях Комиссии посторонних ученых, известных отличными познаниями по части отечественной истории.

23. Председатель после каждого заседания представляет протокол оного министру и испрашивает в нужных случаях его разрешения.

24. Сношения министра по делам Комиссии принадлежат к предметам занятий канцелярии Департамента народного просвещения.

25. На правителя дел, кроме обязанности по письмоводству, возлагается попечение о целости рукописей, книг и всякого рода бумаг, вступающих в Комиссию. Впрочем, по усмотрению председателя правитель дел может быть употребляем и к исполнению других поручений, входящих в круг действия Археографической комиссии.

Министр народного просвещения

Сергей Уваров.

 

ЦГИАЛ, ф. Департамент народного

просвещения, д. 46618/1450, 1834. лл. 29-41.

 

[154]

№ 24

Из предисловия к I тому «Актов исторических»

1841 г.

 

Комиссия, учрежденная 24 декабря 1834 года для печатания исторических материалов, собранных г.г. Строевым и Бередниковым во время путешествия по России, названа в начале 1837 года Археографическою, с поручением ей заняться изданием с свет важнейших памятников отечественной истории. По силе высочайше утвержденных для руководства ее правил к историческим пособиям, назначенным к печатанию, отнесены акты, объясняющие историю событий и служащие к познанию старинного законодательства, управления, делопроизводства и проч. Для доставления обильнейших средств к совокупному их обнародованию, правительство распорядилось о передаче в Археографическую комиссию старинных бумаг из архивов великороссийских, сибирских и западных губерний и уполномочило ее заимствовать нужные для ее употребления рукописи из духовных и гражданских книгохранилищ. В то же время Комиссия приняла меры к обозрению некоторых московских архивов, наполненных остатками старинной письменности, и отправила корреспондента своего, профессора императорскаго Александровского университета Соловьева,[68] в Швецию, для археологических разысканий, а к частным лицам обратилась с вызовом о доставлении ей на рассмотрение принадлежащих им фамильных и других документов.

По поводу сих распоряжений: 1) старинные бумаги поступили в Археографическую комиссию из следующих присутственных мест: а) губернских правлений: Астраханского, Тульского и Иркутского; б) казенных и гражданских палат: Новгородской, Псковской, Олонецкой, Вологодской, Ярославской, Курской, Тамбовской и Оренбургской; в) уездных судов: Яренского, Петрозаводского, Бежецкого, Муромского, Тамбовского, Кунгурского, Кузнецкого, Соликамского и Верхотурского; г) городнических правлений: Кольского, Обоянского и Каширского; д) городовых управлений: Нерчинского и Якутского; е) магистратов: Мезенского, Тотемского, Каргопольского, Вятского, Устюжно-Железнопольского, Шуйского, Рославльского и Вельского и ж) городских дум: Калужской, Лальской и Погорельской (Тверской губернии).

2) Большая часть манускриптов (сборников) доставлены в Комиссию из библиотек: императорской публичной, Академии наук, Румянцевского музеума, Московской синодальной, Новго-

[155]

родского Софийского собора, С.-Петербургской духовной академии, также из некоторых епархиальных и монастырских архивов; многие документы присланы из Департамента казенных врачебных заготовлений, а некоторые заимствованы из портфелей бывшей Археографической экспедиции и проч.

3) Член комиссии кн. М. Оболенский[69] доставил несколько примечательных грамот, хранящихся в Главном архиве Министерства иностранных дел, а член П. Строев снял множество списков с подлинников Государственного архива при московских департаментах правительствующего Сената. Сверх того, г. Строев умножил эти коллекции извлечениями из бумаг пермских архивов, собранных им во время путешествия по России, и деятельно снабжал Комиссию выписками из разных редких рукописей; он же составил свод Судебника царя Иоанна Васильевича по трем принадлежащим ему манускриптам XVI-XVII века, из которых один снят с официального списка.

4) Чрез корреспондента профессора Соловьева, в течение трех лет путешествовавшего по Швеции, приобретена коллекция русских столбцов, вывезенных из России и уцелевших в тамошних архивах; они принадлежали некогда Смоленскому воеводскому приказу, Сапеге и тушинскому самозванцу и потому неоспоримо могут назваться основными материалами для истории междуцарствия и смутного периода, 1606-1613 г., и

5) Немногие частные лица доставили свои фамильные и некоторые другие документы, имеющие большую и меньшую связь с занятиями Комиссии.

По приобретении столь многочисленных пособий для истории отечественных событий и законоведения, Археографическая комиссия все акты, поступившие в ее ведение, разделила на два разряда: на исторические и юридические.[70] Первый разряд, замечательный числом подлинников и важностию их содержания, Комиссия с разрешения г. министра народного просвещения, предположила напечатать под названием «Актов исторических»; что же касается до второго разряда, в котором наличное число бумаг оказалось незначительным, то приготовление их к изданию, в виде продолжения «Актов юридических», напечатанных в 1838 году, приостановлено впредь до пополнения вновь поступающими документами.

Приготовление к изданию «Актов исторических» состояло в следующем: а) Все документы, к сему разряду принадлежащие, подвергнуты строгому осмотру и из них приготовлены

[156]

к печатанию только те, которые непосредственно служат к объяснению исторических событий, законодательства, статистики и пр.; остальные же бумаги положено хранить в Комиссии впредь до указания правительством места, куда они в свое время должны быть переданы, б) С подлинников, назначенных к печатанию, сняты списки опытными в чтении хартий чиновниками Комиссии и поверены главным редактором, многие грамоты, наполняющие первый том, списаны или приготовлены к изданию членом Я. Бередниковым. Затем в) все акты приведены в хронологический порядок и разложены на отделы по царствованиям или историческим эпохам; к ним присоединены заглавия и палеографические описания подлинников с указанием на библиотеки и архивы, которым они принадлежат или из которых извлечены, г) При неизвестности времени документов определены по историческим выводам хотя приблизительно годы, к которым они относятся, д) В подстрочных выносках отмечены ошибки и пропуски, замеченные в тексте, также варианты, поправки и объяснения, сделанные при сличении одних и тех же мест в разных рукописях и проч.

«Акты исторические» издаются в пяти томах. К каждому тому приложены предисловие и примечания, а в конце издания общий алфавитный указатель...

 

Акты исторические, т. I, СПБ, 1841, стр. I-IV.

 

№ 25

Предисловие к I тому «Актов, относящихся до

юридического быта древней России»

1857 г.

 

Предпринимаемое Археографическою комиссиею новое издание актов имеет целию отчасти пополнить изданный ею в 1838 году том «Актов юридических», в котором недостает некоторых форм старинных деловых бумаг, но в особенности содействовать к уяснению основных начал древнего русского законодательства, коих практическое применение выражалось в свое время в многочисленных актах, относящихся до област-

[157]

ного управления, до сношений между собою Правительственных мест и лиц, до порядка производства дел разного рода, до разбирательства дел судных и до сделок частных. Таким образом, новое издание по своему содержанию становится гораздо обширнее предыдущего, особенно чрез включение в него целого разряда актов, известных под названием грамот, а в XVII веке также указов и отписок. Эти документы, не имея значения актов собственно исторических и касаясь по преимуществу дел частных, обыкновенно оставляемы были издателями Материалов без всякого внимания; но самая их многочисленность и чрезвычайное разнообразие их содержания указывают уже на то, как они были важны в системе нашей древней администрации, из чего следует заключить, что издание их может служить значительным пособием юристу, который при историческом изучении отечественного права никак не должен довольствоваться одними теоретическими положениями, выраженными в актах собственно законодательных. С другой стороны, Комиссия почла за нужное включить в настоящее издание отдельные собрания актов, называвшиеся в свое время делами. Помещенные в этих собраниях документы существенно отличаются от других такого же рода документов тем, что в делах они находятся в ближайшей связи между собою, относясь к одному какому-либо предмету, который составляет главную цель каждого дела. По этой тесной связи все акты, принадлежащие к делу, в приказах и низших местах склеивались в один столб и часто, как одно целое делопроизводство, скреплялись на обороте по склейкам дьяком или другим официальным лицом. Отсюда ясно, что издание дел, в том самом целостном их виде, как они хранились в древних местных архивах, дает возможность изучать наглядным образом не только порядок старинного делопроизводства, но также личные убеждения и понятия о праве разных правительственных органов древней России, их юридические приемы и самый способ применения к делу современных требований законодательства и практики.

Обращаясь к архивам и хранилищам рукописей, откуда Археографическая комиссия заимствовала настоящее собрание актов, она прежде всего с удовольствием должна указать на множество материалов, доставленных в ее ведение владельцами старинных фамильных архивов. Поводом к сближению с ними послужило археографическое путешествие по России члена Комиссии Калачова[71], предпринятое им в 1853 году и с тех пор продолжаемое ежегодно в течение летних месяцев. Таким образом, составилась весьма значительная коллекция актов, собранных преимущественно в губерниях: Владимирской,

[158]

Московской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тверской и Ярославской. Не исчисляя здесь имена почтенных владельцев, открывших г. Калачову свои архивы, так как означение лиц, коим они принадлежат и самой местности, где их архивы находятся, будет сделано в особом указателе, в конце всего издания, Комиссия считает однако долгом принесть им свою живейшую благодарность за их радушное содействие общеполезному делу, и в особенности Н. Г. Головину, обогатившему настоящее собрание, кроме своих фамильных актов, еще множеством других драгоценнейших документов. Сверх того, искреннюю свою благодарность изъявляет Комиссия К. Д. Кавелину, который доставил г. Калачову значительное собрание документов, полученных им от любознательных студентов императорского Московского университета, в бытность его профессором истории русского законодательства. Затем все прочие материалы, вошедшие в состав издания, доставлены были в Археографическую комиссию из разных архивов присутственных мест, губернских и уездных, частию ими самими, частию чрез г. Калачова (в списках); некоторые также поступили прямо в Комиссию от владельцев фамильных актов, как-то: от г. статс-секретаря А. С. Танеева, от графа А. С. Уварова, от С. Д. Дохтурова, от надворного советника Тяполкова и других; наконец, некоторые сняты в библиотеках: Публичной и Академии наук в С.-Петербурге, в библиотеке Московской синодальной, в Государственном архиве старых дел и в Московском главном архиве Министерства иностранных дел, которого управляющий, член Археографической комиссии, князь М. А. Оболенский личным указанием много способствовал отысканию в нем материалов, помещенных в настоящем издании.

Документы, входящие в состав «Актов, относящихся до юридического быта древней России», расположены в алфавитном порядке названий, приданных им в свое время их составителями. Но при этом необходимо заметить, что некоторые акты, тождественные по своему содержанию, носили в старину различные названия, как-то: грамот и вместе с тем записей, памятей и т. п. Относительно таких актов Комиссией принято за правило обозначать их тем именем прилагательным, которое чрез долговременное употребление обратилось в самостоятельное название, как-то: данные, оброчные, рядные и друг., впрочем, если такое название встречается также в самих актах без присоединения к ним слов: грамота, запись, память и проч. Относительно же всех других актов при издании их удержано то название, которое ближе всего соответствует значению акта по тому смыслу, какой мы в настоящее время соединяем с сло-

[159]

вами: грамота, запись и др. Однако, и из этого правила по необходимости должно было сделать исключение, с целию удержать старинную терминологию, в том случае, когда во всех старинных актах одного и того же разряда встречается только одно какое-либо название, напр., грамота, хотя, по смыслу и значению акта ему следовало бы, напротив того, называться записью, памятью или другим именем. В этом случае удержание термина, принятого в самом подлиннике, представляется полезным в том отношении, что служит к пояснению того смысла и значения, какое соединялось в древности с известным названием вопреки совершенно другого или же только более ограниченного понятия, принадлежащего ему в наше время.

В заключение должно упомянуть, что настоящее издание актов сделано со всевозможною точностию и при строгом соблюдении всех особенностей, которые указывают на местный говор или наречие их составителя или писца, хотя во многих местах они представляют отмены от принятого ныне правописания. Сверх того, относительно памятников XV века и предшествующих ему столетий, бывших у редактора в подлинниках, признано за нужное соблюдать следующее: все буквы, находящиеся в документах вверху над отдельными словами, печатать рядом с прочими буквами слова, но в отличие от них курсивом, и затем все содержание подлинника передавать в совершенной точности, буква в букву; что же касается до надстрочных знаков (титлов), то читатель может легко добавлять их мысленно в словах, писанных сокращенно.

Редакцией настоящего тома заведывал член Археографической комиссии коллежский советник Калачов, который принял также на себя издержки по печатанию всего издания.

 

Акты, относящиеся до юридического быта

древней России, т. 1, Спб., 1857, стр. III-VI.

 

№ 26

Из протокола заседания Археографической

комиссии о правилах издания летописей

 

14 марта 1870 г.

 

Заседание 14 марта 1870 года.

 

Г. председатель П. А. Муханов[72] открыл заседание следующими словами:

«В заседании Комиссии 23 декабря прошедшего года было, между прочим, одобрено мое предложение о рассылке, при циркулярном письме, к ученым, занимающимся отечественною историею и славянскою филологиею, specimen'a[73], содержащего в себе образцы четырех способов[74], которые могут быть употреблены при печатании нового издания Собрания русских летописей. Все лица (за исключением весьма немногих), к которым я обратился от имени Комиссии, уже сообщили мне, при изъявлении полного сочувствия к предпринимаемому новому изданию, как свое мнение по содержанию циркулярного письма, так и одобрение того или другого из четырех способов. Имея в настоящее время от 39 лиц ответы, из которых извлечение будет вам, милостивые государи, прочитано, равно как и те письма, с которыми пожелали бы вы ближе познакомиться, я, ввиду скорейшего исполнения предпринимаемого нового издания первых трех томов летописей, полагаю, что Комиссия найдет возможным безотлагательно приступить к делу.

Во время прений, происходивших в заседании 23 декабря 1869 года по поводу переиздания летописей, я усмотрел, что некоторые гг. члены желали бы видеть летописи, по крайней мере их списки, наиболее важные, напечатанными во всем согласно с рукописями. Предвидя и трудности, и неудобства, сопряженные с таким изданием в типографском и других отношениях и имея в виду, что из ученых, к которым я обращался с циркулярным письмом, одни стоят за вышеупомянутый способ, а другие за тот, который был употреблен при 1-м издании, мне пришла мысль, для удовлетворения справедливого желания ученых, смотрящих на летопись, как на материал для филологических исследований и для которых, следовательно, не только важна, но даже необходима мелочная точность печатного издания с рукописью, воспроизвести главные списки летописи посредством фотолитографии. С этой целью я обратился к воен-

[161]

ному министру с просьбою оказать Комиссии свое содействие в этом деле. Я встретил в Д. А. Милютине просвещенное участие к предприятию, нами задуманному; по его распоряжению в Военно-топографическом отделе Главного штаба были исполнены фотолитографическим способом, в виде опыта, снимки с некоторых рукописей. Пробные образцы фотолитографии, предлагаемые вам, милостивые государи, на рассмотрение, надеюсь, удовлетворят требованию тех лиц, которые стоят за издание летописи во всем сходно с рукописью.

Издержки, которые потребуются на издание некоторых списков летописей фотолитографическим способом, сколько видно из представленной мне сметы, весьма умеренны, так что Комиссия с этой стороны, вероятно, не найдет никаких препятствий к тому, чтобы дать ученым, живущим вне Петербурга, возможность пользоваться важнейшими списками наших летописей в таком издании, которое заменяло бы собою вполне рукописи. Поэтому я полагал бы воспроизвести некоторое число экземпляров фотолитографическим способом, а все издание печатать по образцу № 4, признанному наиболее пригодным для занятий отечественною историею многими нашими учеными, доводы которых в этом отношении нельзя не признать уважительными. Если Комиссия согласится с моим предложением, то за сим остается решить следующие вопросы: какие списки летописей надлежит фотолитографировать и в каком числе экземпляров, в каком числе экземпляров следует печатать первые три тома нового издания и, наконец, какие постановить правила для руководства редакторам?».

Комиссия, выслушав предложение г. председателя и выразив его высокопревосходительству живейшую благодарность за принятый им на себя труд собрания данных относительно фотолитографического издания наших летописей, определила: а) приступить к воспроизведению фотолитографическим способом трех древнейших списков летописи: Лаврентиевского, Ипатского и Новгородского Синодального и из первых двух списков только «Повести временных лет»; б) фотолитографировать каждый список летописи в числе 200 экземпляров; в) при новом издании держаться 4-го образца, т. е. того способа, которым было напечатано 1-ое издание; г) новое издание печатать в 800 экземплярах; д) гг. членам: Бычкову, Палаузову и Савваитову, избранным в редакторы, составить и представить к следующему заседанию Комиссии на ее утверждение правила, которым они предполагают следовать при издании относительно орфографических особенностей, встречающихся в рукописях, а равно могущие возникнуть у них сомнения и предположения, и е) заявить печатно искреннюю ее благодарность отечественным

[162]

ученым, сообщившим ей свои мнения и замечания по поводу нового издания Собрания русских летописей.

Было прочитано составленное по поручению г. председателя: извлечение из писем, полученных в ответ на циркулярное письмо его высокопревосходительства. В это извлечение вошли как замечания на 6 главных правил, которых Комиссия постановила держаться при новом издании летописей, так и разные предложения, которые, по мнению лиц их высказавших, могли бы служить к улучшению издания[75]....

Комиссия, выслушав все вышеизложенные замечания и предложения и рассмотрев доводы, которыми они подкрепляются, после продолжительного и всестороннего обсуждения как замечаний, так и предложений, постановила:

1) «Повесть временных лет» напечатать дважды: по спискам Лаврентьевскому и Ипатскому.

2) Первый том озаглавить: «Летопись по списку монаха Лаврентия»; второй – «Летопись по Ипатскому списку»; третий – «Новгородская летопись по Синодальному списку».

3) Первый том издать по четырем спискам: Лаврентиевскому, Радзивилловскому, Троицкому сгоревшему (сколько его сохранилось в печатном издании) и Троицкому второму; второй том по трем спискам: Ипатскому, Хлебниковскому и Погодинскому; Новгородскую летопись (первую) по четырем спискам: Синодальному, Археографической комиссии, Татищевскому и Толстовскому.

4) В первом томе напечатать Летописец Переяславля-Суздальского, рукопись которого истребовать в Комиссию из Московского главного архива Министерства иностранных дел.

5) Пропуски в основном списке вносить в текст особенным шрифтом, в скобках, и упоминать о них в примечаниях.

[163]

6) Явно испорченные слова в основном списке исправлять, если побочные и другие списки представляют к тому достаточные основания.

7) При темноте или неясности смысла какого-либо места рукописи помещать это место в примечаниях без малейшего изменения в расстановке слов и в знаках или буквах.

8) Разности правописания, встречающиеся в побочных списках, не означать в вариантах, а поместить характеристику правописания каждой рукописи в предисловии.

9) Разные события, помещенные под одним и тем же годом и начинающиеся словами: в то же лето, тое же зимы и пр. т. п., отделять одно от другого, печатая каждое с новой строки.

10) Слово Иисус печатать, не раскрывая, так, как оно встречается в рукописях.

11) Различные названия, которые носят рукописи у писателей и исследователей, поименовать в предисловиях.

12) В указателях ограничиться одним показанием страниц.

13) Составить сличительный с другими томами хронологический указатель событий и поместить его в конце каждого тома.

14) В верху каждой страницы печатать годы от сотворения мира, помещенные на ней.

15) Означать на полях листы рукописей.

 

Летопись занятий Археографической комиссии,

вып. 5, Спб, 1871, стр. 115-112[76], стр. 127-128.

 

[164]

 

Деятельность Московского архива Министерства юстиции

 

№ 27

 

«Правила для переписки и издания документов»

Московского архива Министерства юстиции

 

1912 год.

 

Основное положение

 

Особенности в области звуков, а также в образовании форм склонения и спряжения и в построении фраз остаются без изменения; не сохраняются только особенности начертания букв.

Поэтому для переписки и издания документов устанавливаются следующие правила:

 

А. Сохраняются в неприкосновенности:

 

1. Своеобразное употребление согласных, гласных, «ъ» и «ь» и замена их, вследствие чего опущение и восстановление их не допускается (напр., надо писать: хто, ево, царьский, деньги, с-Ываном, въ Веруславском, не заменяя их через кто, его, царский, деньги, с Иваном, в Ярославском).

2. Колебание в правописании одного и того же слова.

3. Словесное выражение чисел (числа, написанные словами, не передаются цифрами).

 

В. Вводятся следующие изменения:

 

1. Слова, написанные слитно, пишутся отдельно друг от друга, (вместо «комне» надо писать «ко мне»); написанные отдельно, пишутся слитно (вместо «за стешка» надо писать «застешка»), причем после слов, оканчивающихся согласной, ставится «ъ» или «ь».

[165]

2. Надстрочные знаки, обозначающие придыхание и смягчение, опускаются. Если надстрочный знак обозначает «й», то последнее вносится в текст, а надстрочный знак опускается.

3. Вязи и лигатуры (слитные буквы) раскрываются.

4. Выносные буквы и слоги в середине и в конце слова сносятся в строку. Если в середине и в конце слова не достает некоторых букв, то они восстанавливаются (и вписываются в строку) на основании тех случаев в этом же документе, где слово написано полностью. В сомнительных случаях вносимые буквы ставятся в квадратных [ ] скобках.

5. Титла раскрываются: полностью выписываются все буквы слова на основании тех случаев в этом же документе, где слово написано полностью.

6. Буквы «е» и «ѣ», «ѳ» и «ф»ставятся согласно современным правилам. Буква «j» передается через «и». Буквы «и», и «»г и «й» ставятся по-современному.

7. Славянские буквы устраняются: «w» передается через, «о», «ŵ» – через «от», «ѯ» – через «кс», «ɤ» и «оу» – через «у» «ε» – через «е», «ia» – через «я» (или «а»).

8. Собственные имена начинаются с большой буквы, а нарицательные – с малой. С большой же буквы начинаются прилагательные в названиях областей и учреждений.

9. Буквенное обозначение чисел заменяется цифровым: (арабскими цифрами); вместо […] – 1123.

10. Знаки препинания расставляются по-современному; в тех случаях, когда смысл текста не ясен, знак препинания ставится в квадратных скобках.

11. В случае описок, пропусков, повторений и при сомнениях в раскрытии сокращений в документах, в тексте дается, исправленное чтение, а подлинное чтение сносится в примечание; также оговариваются в примечании слова текста переправленные, написанные сверху строки или на полях.

12. Конец каждого листа обозначается числом в вертикальных чертах, помещенных в тексте, напр., | 20 л. |.

13. Непрочтенное по неразборчивости или окончательно поврежденное место обозначается точками, с указанием в примечании на часть строки или число таковых строк.

14. Красные строки употребляются соответственно логическим требованиям.

15. Вместо sic в надлежащих случаях ставится в скобках «так».

[166]

16. Замечания редакции о форме, состоянии и материале документа и о прочем помещаются в конце документа и печатаются особым шрифтом.

 

1912 год.

 

Московский Архив Министерства Юстиции

 

Отдельный оттиск. Хранится в кабинете

Кафедры теории и практики архивного дела.

 

(3.5 печатных листов в этом тексте)

• Размещено: 02.11.2015
• Ключевые слова: Хрестоматия по археографии, российская и советская архегорафия, XVIII - первая половина XX века
• Размер: 152.54 Kb
• постоянный адрес:
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции