Пересмотр законов об иностранной цензуре в правительственных комиссиях (34.22 Kb)
ПЕРЕСМОТР ЗАКОНОВ ОБ ИНОСТРАННОЙ ЦЕНЗУРЕ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ КОМИССИЯХ. Цензура иностранных изданий 2‑й половины XIX в. — начала XX в. с формально-юридической точки зрения, осталась незатронутой Временными правилами 1865 г. и опиралась на устаревшие нормы Цензурного устава 1828 г. Однако, на протяжении полувека, вопрос о преобразовании цензуры иностранной регулярно обсуждался в различных комиссиях, чей труд, по тем или иным причинам, в итоге оставался невостребованным. Первая попытка модернизировать законодательство о цензуре иностранных изданий принадлежала С. С. Уварову, разработавшему в 1849 г. проект нового цензурного устава. Предлагавшиеся перемены в статусе иностранной цензуры были противоречивы. В целях упрощения делопроизводства предполагалось административное слияние внутренней и иностранной цензур. Доступность в букинистических магазинах запрещенных изданий и увеличение ввоза в страну иностранных книг (в 1828 г. ввозилось 90 000 сочинений, а в 1848 г., уже 825 000) побудили Уварова настаивать на значительных перемена в законодательстве. Предложения министра об изменении порядка рассмотрения ввозимых в Россию зарубежных сочинений, как ужесточали (передача западных богословских изданий в ведение духовной цензуры), так и облегчали (освобождение от цензуры книг, не могущих по своему содержанию быть неблагонамеренными — т. е. изданий по точным и естественным наукам) их судьбу. Предложения о беспрепятственном допуске в государство сочинений специально-научного характера, впервые сформулированные министром в разгар реакции, часто впоследствии высказывались, но так и не вошли в законодательство даже в «эпоху великих реформ». Отставка С. С. Уварова и общая враждебность к печати со стороны властей в период «мрачного семилетия» похоронили этот проект. Кончина Николая I и начало во второй половине 1850‑х гг. подготовки реформ, в т. ч. цензурной, благоприятствовали переменам в контроле за ввозимой в страну литературой. Для властей стало очевидно, что строгие меры в отношении иностранных сочинений отнюдь не препятствуют проникновению в Россию запрещенных сочинений и в целом неэффективны. Хотя преимущественное внимание уделялось цензуре внутренней, цензура иностранных изданий также стала объектом реформаторских проектов. Началом длительно дискуссии о судьбе цензуры иностранной в изменившихся условиях стало обсуждение в 1859 г. предложенного министром народного просвещения Е. П. Ковалевским и представленного Государственному совету проекта нового цензурного Устава. Министр признал необходимость значительного пересмотра законодательства о цензуре иностранной, но предполагавшиеся конкретные перемены не были принципиальными: университеты и академии получали право на бесцензурное получение зарубежной литературы, местные цензоры получали некоторую самостоятельность, а у путешественников больше не конфисковывались для просмотра путеводители, дорожные карты и словари. Дебаты по проекту касались исключительно цензуры внутренней. Лишь Д. Н. Блудов предложил разрешить ввоз в Россию сочинений, критически характеризующих царствование Екатерины II. Эти идеи не получили развития, так как проект Ковалевского был отклонен в целом. Однако вопросы, поднятые Ковалевским и Блудовым, продолжали сохранять значение, и когда в 1862 г. условия для цензурной реформы стали более благоприятными, к их обсуждению вернулись, но уже с более радикальных позиций. За год перед этим рухнуло крепостное право, открылся путь для судебной и земской реформ и цензура иностранных сочинений перестало восприниматься чиновниками, как нечто неприкосновенное. Начало энергичным попыткам по реформированию иностранной цензуры было положено в 1862 г., совпав с назначением А. В. Головнина министром народного просвещения. Его союзником выступал председатель Спб Комитета цензуры иностранной (далее — КЦИ) — Ф. И. Тютчев. Несмотря на возникавшие иногда разногласия, они осознавали необходимость полного переустройства иностранной цензуры как в целях облегчения работы цензоров, так и смягчения ограничений, налагаемых на образованную публику, читавшую западную литературу. Однако многие видные чиновники, естественно, не соглашались с далеко идущими предложениями Тютчева и Головнина и предлагали в крайнем случае лишь незначительные перемены, не менявшие существа дела. Политическая обстановка не благоприятствовала сторонникам существенного ослабления цензуры, они все время оставались в меньшинстве, при том что необходимость изменений в цензировании иностранной литературы являлась очевидной даже для их оппонентов. А. В. Головнин, как и Ф. И. Тютчев, преследовал двоякую цель в отношении иностранной цензуры: они оба стремились к сокращению канцелярской волокиты и вместе с тем хотели облегчить доступ читателей к иностранной литературе. В марте 1862 г. А. В. Головнин потребовал у всех председателей цензурных комитетов представить соображения о сокращении делопроизводства. 24 марта он получил ответ Ф. И. Тютчева, который, не призывая к кардинальным переменам, предложил расширить самостоятельность комитетов цензуры иностранной, как в Петербурге, так и на местах. Началом решительной борьбы за реорганизацию иностранной цензуры послужила записка А. В. Головнина на имя министра внутренних дел П. А. Валуева 22 апреля 1862 г. Головнин аргументировано заявил о неэффективности контроля за ввозом в Россию заграничной литературы, о широком распространении в стране запрещенных изданий и призвал к изменению «самой сущности» иностранной цензуры. В качестве альтернативы предлагалось освободить от цензуры иностранные сочинения свыше 20 печатных листов, доступные по своему объему и содержанию лишь специалистам. По существу, предусматривался бесцензурный допуск в Россию всей специальной научной литературы. П. А. Валуев и Ф. И. Тютчев были согласны с критическими замечаниями А. В. Головнина, однако они возражали против априорной бесцензурности любой объемистой литературы. 3 мая 1862 г. Валуев в ответе Головнину выразил обеспокоенность возможностью допуска в империю книг Л. Фейербах, Д. Штрауса и П. Ж. Прудона, но не изложил конструктивной программы. Альтернативу проекту А. В. Головнина выдвинул 19 мая 1862 г. Ф. И. Тютчев. Он, подобно П. А. Валуеву, акцентировал внимание на опасности для власти объемистых оппозиционных сочинений, но изложил радикальные предложения по преобразованию своего ведомства, более детальные, нежели идеи Головнина. Основным критерием для освобождения от иностранной цензуры Тютчев считал содержание, а не объем. Вкратце идеи Тютчева сводились к следующему: Разрешение путешественникам беспрепятственно провозить по одному экземпляру любого количества сочинений на иностранных языках без цензурного рассмотрения; Освобождение от цензуры иностранной изданий по точным, сельскохозяйственным и медицинским наукам; сочинений писателей классиков и авторов XVIII в.; энциклопедических, военных и биографических словарей.
Дозволение упоминаний в зарубежных изданиях о насильственных смертях Петра III и Павла I; Ликвидация института «безусловного запрещения» т. е. возможности получить недозволенную книгу лишь с высочайшего позволения Предоставление КЦИ, петербургскому и местным, права выдавать желающим запрещенные издания. Цель проекта Ф. И. Тютчева состояла в устранении наиболее архаических атрибутов цензуры иностранной, при сохранении в общих чертах прежней системы контроля. Несмотря на некоторые несогласия с Тютчевым, А. В. Головнин поддержал эти, утвержденные 19 мая КЦИ, рекомендации и уже 31 мая добился высочайшего повеления о внесении проекта на рассмотрение Совета министров. Однако 16 июня 1862 г. император приостановил собственное повеление. Неудаче, уже казалось бы согласованного, проекта реформы могли способствовать, как оппозиция со стороны кране консервативного министра юстиции В. Н. Панина, который 11 июня 1862 г. резко осудил предполагавшиеся изменения, так и общее ужесточение политики по отношению к печати в середине 1862 г. Это и вынудило Головнина в записке на имя императора 15 июня назвать реформу цензуры иностранной «делом вовсе неспешным» и снять ее с рассмотрения совета министров, хотя и продолжал работать над проектом реформы, тщетно надеясь на изменение настроений высшей власти.
Несмотря на убедительность аргументов Головнина и Ф. И. Тютчева 1862 год не стал годом преобразований в иностранной цензуре. Вместе с тем дискуссия по этому вопросу не была бесплодной. Она послужила отправной точкой полемики в бюрократических кругах о будущем иностранной цензуры, продолжавшейся на протяжении 1860‑х гг. Именно в 1862 г. вопрос о цензуре иностранных изданий наконец-то стал предметом пристального внимания со стороны ведомств, занимавшихся реформой законодательства о печати.
Новый этап борьбы за реформу цензуры иностранной относится к 1864 г., когда проект цензурного устава, разработанный Комиссией Д. А. Оболенского и сохранивший в неприкосновенности тотальный контроль над ввозимой в страну литературой, начал обсуждаться в Государственном Совете. Инициатором дискуссии стал глава департамента законов этого учреждения барон М. А. Корф. 7 февраля 1864 г. он направил записку, подробно анализировавшую проект Устава о книгопечатании. Высказанные Корфом оценки цензуры зарубежных изданий стали самой резкой и аргументированной ее критикой, исходившей из бюрократических кругов. Хотя они и повторяли соображения А. В. Головнина и Ф. И. Тютчева о невысокой эффективности контроля за поступающими в Россию иностранными сочинениями, в записке Корфа содержались принципиально новые утверждения, не встречавшиеся прежде в аналогичных документах. Автор осуждал сам институт иностранной цензуры, а не его отдельные недостатки, как предшественники. Корф подчеркивал неэффективность данного органа и нецелесообразность его существования в условиях реформ, сближающих социально-политическое устройство России с западноевропейским.
Предложения М. А. Корфа означали фактически полную ликвидацию иностранной цензуры, как самостоятельного органа. Согласно им цензура сохранялась лишь для литературы на русском и польском языках. Для остальных же зарубежных сочинений вводился совершенно новый порядок распространения. Путешественники могли бы ввозить неограниченное количество иностранных изданий. Несколько сложнее было бы положение книгопродавцев. Они имели право распространять любое зарубежное сочинение, но если оно противоречило новому Уставу, на это издание налагался арест, и чтобы избежать такой участи торговцам предлагалось посылать в цензуру список иностранных изданий, предназначенных для продажи.
В случае реализации проекта М. А. Корфа на иностранные сочинения распространялась лишь карательная, а не предварительная цензура. Исчезала необходимость существования ведомства, специально занимавшегося контролем за ввозом в Россию зарубежной литературы. Прекратились бы нарекания со стороны путешественников, как русских, так и иностранцев, на конфискацию у них при въезде в страну произведений печати. В целом идеи Корфа являлись значительно более решительными, нежели едва не получившие силу закона, предложения А. В. Головнина и Ф. И. Тютчева, которые сохраняли прежний порядок цензорской работы, несколько сужая ее компетенцию и смягчая ограничения на провоз в империю западных изданий. В итоге барон полностью отверг законодательные нормы Устава 1828 г. и предложил вместо них новый порядок, согласно которому устанавливался почти неограниченный доступ к иностранной литературе, за исключением лишь изданий социалистических, атеистических и антисамодержавных.
Судьба предложений М. А. Корфа во многом зависела от точки зрения министра внутренних дел П. А. Валуева, которому с 1863 г. подчинялось цензурное ведомство. Необходимо отметить, что он долго готовил документ, выражавший его взгляды: записка Корфа датирована 7 февраля 1864 г., а ответ Валуева лишь 17 ноября того же года. Позиция министра по отношению к иностранной цензуре с 1862 г., когда он участвовал в обсуждении проекта А.В.Головнина, практически не изменилась. Как и тогда, Валуев признал необходимость «многих коренных реформ» в системе контроля за ввозом зарубежной литературы в Россию, но вновь сопроводил свое согласие на преобразование многочисленными оговорками, которые делали его поддержку перемен фиктивной.
Аргументация П. А. Валуева, направленная против предложений М. А. Корфа, подвергала эти идеи резкой критике как с формальной точки зрения, так и по существу самого проекта. Прежде всего министр рекомендовал отложить любые важные перемены в области иностранной цензуры до того момента, когда станут ясны результаты нового устройства внутрироссийской печати. Но даже и тогда Валуев считал подобные изменения возможными лишь после «многосторонних изысканий и соображений». Такая позиция министра означала отсрочку на неопределенное время серьезных попыток пересмотра законодательства о цензуре заграничных изданий.
По содержанию записки М. А. Корфа у П. А. Валуева также имелись значительные замечания, которые свидетельствовали о принципиальных расхождениях между чиновниками относительно желательности упразднения предварительной цензуры для сочинений на иностранных языках. Министр в отличие от главы Департамента законов считал необходимым подвергать «бдительному надзору, а нередко и ограничению в обращении и даже своевременному изъятию из оного» немецких и французских книг. Валуев не опроверг, и даже не пытался это сделать, ни один из аргументов Корфа о неэффективности и политической невыгодности института иностранной цензуры. Не внес он и каких-либо собственных идей по реформированию этой структуры, ограничившись лишь декларативным признанием их необходимости. Очевидной целью данных соображений Валуева было сохранение на возможно более долгий срок статус-кво в контроле за зарубежными изданиями.
После появления замечаний П. А. Валуева, вопрос о судьбе цензуры иностранной был перенесен в Департамент законов Государственного совета. Борьба между приверженцами взглядов М. А. Корфа и П. А. Валуева оказалось непримиримой. 5 членов Департамента (М. А. Корф, А. В. Головнин, А. М. Горчаков, Ф. П. Литке и Н. И. Бахтин) высказались за упразднение цензуры иностранных изданий, сохранив контроль над ввозом лишь русско- и польскоязычных сочинений; другие же 5 чиновников (П. А. Валуев, В. А. Долгоруков, А. С. Норов, В. П. Бутков и Д. Н. Замятнин) отстаивали временное сохранение статус-кво. Таким образом, ситуация становилась тупиковой. Количество сторонников и противников иностранной цензуры в бюрократических кругах оказалось одинаковым. Это была не только борьба по частному вопросу, но и столкновение между сторонниками и противниками проникновения в Россию с Запада либеральной идеологии. Издание «Временных правил о цензуре и печати» 1865 г. поставило цензуру иностранную в изолированное положение, поскольку она продолжала функционировать в соответствии с архаичным Уставом 1828 г. Однако, тем настойчивее стали попытки по ее модернизации, поскольку, аргументы «либеральных бюрократов» начала 1860‑х гг. не теряли актуальности. Инициатива первой попытки преобразования Цензуры иностранных изданий в «послереформенный» период исходила от П. А. Валуева, не отрицавшего возможность некоторых реформ данного института. Назначенные министром в 1865 г., ревизоры деятельности КЦИ, Н. В. Варадинов и П. А. Мартынов, высказались за реализацию предложений А. В. Головнина — Ф. И. Тютчева 1862 г. (освобождение от цензуры специальных и классических сочинений, а также изданий по русской истории «эпохи дворцовых переворотов»), предполагался бесцензурный порядок получения иностранной литературы чиновниками 1—4 классов и профессорами университетов и лицеев.. Рассматривался и вопрос об упрощении процедуры рассмотрения книг. Реакция Ф. И. Тютчева на предложения МВД оказалась противоречивой. Он отверг идеи об объединении иностранной и почтовой цензур и дозволении ученым получать зарубежные издания без цензуры но согласился на возобновления своих инициатив 1862 г. Однако общее поправение политики властей, вызванное покушением Д. В. Каракозова на императора 4 апреля 1866 г. помешало давно назревшей юридической либерализации цензуры иностранной Толчком к следующей попытке привести цензуру иностранных изданий в соответствие с современными реалиями стала поступившая в конце 1867 г. жалоба прусского посланника на действия русской таможни, не возвращающей путешественникам принадлежащую им литературу. Реакция была незамедлительной. 23 января 1868 г. Тютчев в резкой форме повторил свои прежние реформаторские рекомендации. Однако, облегчения таможенного досмотра касались бы лишь иностранных подданных. Идеи Тютчева нашли поддержку начальника Главного Управления по делам печати М. Н. Похвиснева, который в официальной записке 1 сентября 1868 г. признал архаичность многих атрибутов иностранной цензуры и доказывал фактическую невозможность помешать контрабанде заграничных изданий. Он доказывал, что знакомство образованного общества с запрещенной литературой не представляет опасности для самодержавия, а предлагавшиеся изменения в иностранной цензуре лишь зафиксируют реальное положение дел. Хотя, в тот момент, Похвиснев не получил поддержки МВД, он вернулся к данному вопросу, 6 января 1869 г., резко потребовав пересмотра законодательства о цензуре иностранной и выдвинув цельную программу реформ. В ней содержались не только давние предложения Ф. И. Тютчева о бесцензурности специальной и классической литературы, но и предлагалось освободить от цензуры книги на малораспространенных европейских языках (испанском, датском и др.) и на восточных наречиях. Усилия Похвиснева привели к конкретному результату — созданию Комиссии по «правильному разрешению вопроса об упрощении иностранной цензуры». М. Н. Похвиснев был постепенным приверженцем перехода к карательной системе, когда заграничные издания могли преследоваться уже после привоза в Россию, без предварительного досмотра. Основными критериями для освобождения иностранных изданий от цензуры предлагалось считать объем и давность издания. К октябрю 1869 г. комиссия подготовила «Предположения об изменении некоторых постановлений о цензуре иностранной». В документе предлагалось регламентировать деятельность цензуры иностранной не законом а меняющимися в зависимости от политики властей инструкциями.. Авторы предложений уступая в мелочах, не отказывались от контроля за ввозом в Россию изданий, могущих нести угрозу самодержавию. Инициативы Похвиснева не распространялись ни на издания на русском и польском языках, ни на переводы, ни на книги по политике, религии и философии. Однако реализация проекта комиссии означала бы существенную реформу цензуры иностранной. Ее половинчатость вполне соответствовала духу цензурной реформы 1865 г. Кардинальным переменам подвергалась лишь процедура досмотра книг путешественников. Остальные вопросы контроля нал ввозимыми изданиями должны были регулироваться подзаконными актами. Но и эта паллиативное преобразование не было осуществлено. Следующий этап бюрократического обсуждения судьбы цензуры иностранной связан с созданной 2 ноября 1869 г. Комиссии для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати во главе с С. Н. Урусовым. Главное внимание в ней уделялось реформе цензуры внутренней, а контролю над заграничной литературой предполагалось уделять внимание «лишь настолько, насколько это окажется необходимым для полноты и законченности труда, возложенного на комиссию». Тем не менее, дебаты о цензуре заграничных сочинений сопровождали многие заседания комиссии. Наиболее активными приверженцами изменений ее устройства был М. Н. Похвиснев и Ф. П. Еленев. Особенное внимание Похвиснева было обращено на уничтожение административной самостоятельности КЦИ, отстраненного от участия в работе комиссии. Похвиснев выступил за объединение КЦИ с СПб ЦК. Тем самым, глава цензурного ведомства стремился избавиться от излишне самостоятельного Ф. И. Тютчева. Однако, против такого решения выступил Еленев, считавший необходимым сохранение КЦИ, как более либерального по цензурной практике, органа. Внимательному рассмотрению был подвергнут проект М. Н. Похвиснева. Комиссия С. Н. Урусова отвергла предложения о подчинении цензуры иностранной не законам, а инструкциям. Не получил поддержки и призыв к объединению внутренней и иностранной цензур. Активным приверженцем либеральных преобразований цензуры иностранной являлся Ф. П. Еленев. Его предложения были значительно радикальнее идей М. Н. Похвиснева и даже Ф. И. Тютчева. Он заявил, что реформа цензуры зарубежных изданий «должна исходить не из частных и относительно неважных мер, подобных изменению способа досмотра «укладок», или облегчению провоза книг из-за границы, или слиянию почтовой цензуры с общею иностранною, а должно исходить из самого существа иностранной цензуры, коснуться круга ее действий и взвесить целесообразность существующих ныне основных ее правил». Еленев призывал цензуровать сочинения только на двух иностранных языках — немецком и французском менее 50‑ти листов, освободив, тем самым, от цензуры англоязычную литературу. Еленев предлагал беспрепятственно допустить в страну не только издания не только издания по точным, сельскохозяйственным и филологическим наукам (идеи Тютчева — Похвиснева), но и сочинений по естествознанию, юриспруденции и политэкономии Подобный подход отличался новизной, поскольку допускал в Россию работы антиабсолютистского и материалистического характера. Впрочем, Еленев предлагал преследовать русские переводы таких книг, вне зависимости от дозволенности оригинала… В целом, реализация таких инициатив означала бы качественный скачок в развитии цензуры иностранной, ставшей бы сравнительно современным органом. Но комиссия, не вступая в дискуссию, отвергла эти идеи. Новый этап в работе комиссии наступил 3 октября 1870 г., когда на смену М. Н. Похвисневу пришел М. Р. Шидловский, противник любого облегчения положения печати. Он решительно выступил за поглощение цензуры иностранной цензурой внутренней, что означало бы на практике ужесточение требований к заграничным изданиям. Такое предложение, в итоге, было поддержано комиссией. Предполагалось упразднение «безусловного запрещения» книг — редко применявшейся санкции. Шидловский отстаивал сохранение неэффективного порядка таможенного досмотра зарубежной литературы и добился внесения в новый проект цензурного устава двух вариантов статьи, посвященной этому вопросу — сохраняющего статус-кво и умеренно-реформаторского. В итоге, комиссия не намеревалась внести какие-либо либеральные перемены в функционирование цензуры иностранной, стремясь подчинить ее еще более жесткой и консервативной цензуре внутренней. Поскольку деятельность Комиссии Урусова оказалась бесплодной, никакого влияние на работу КЦИ она, в итоге, не имела. Еще одна попытка модернизации цензуры иностранной произошла в период «Диктатуры сердца» М. Т. Лорис-Меликова. Смягчение отношения властей к либеральному обществу отразилось и на цензурной политике. В октябре 1880 г. была создана, возглавлявшаяся П. А. Валуевым, комиссия по пересмотру законов о печати. В начале ее работы,(ноябрь 1880 г.) секретарь КЦИ М. Л. Златковский, направил своему начальнику, П. П. Вяземскому, один из наиболее радикальных проектов реформы цензуры иностранных изданий Наряду с повторением прежних инициатив Ф. И. Тютчева и Ф. П. Еленева, впервые предполагалось освободить от цензурного досмотра иностранные исторические, политические и богословские сочинения, объемом более 20-ти листов и гарантировать каждому приезжему беспрепятственный провоз любого количества заграничных изданий на иностранных языках (по одному экземпляру каждого сочинения). Однако комиссия ограничилась дублированием давно уже выдвинутых идей. В разработанном ею проекте нового Цензурного устава Сохранялся прежний прядок цензирования иностранной литературы. В то же время, от цензуры освобождались бы зарубежные сочинения по точным и медицинским наукам; энциклопедические и биографические словари; книги классиков и писателей-«Века просвещения». Кроме того, предполагалась отмена цензуры публикаций на восточных и малораспространенных европейских языках (напр. португальский). Вместе с тем, сохранялись прежний тотальный контроль за ввозимой в страну литературой и давно устаревший запрет на публикацию сведений об убийствах Петра III и Павла I. В преамбуле к данному проекту прямо заявлялось: «Иностранная цензура, общая и почтовая остаются в настоящем их виде». Даже такие умеренные предложения не были реализованы. Событие 1 марта 1881 г. создало крайне неблагоприятный фон для облегчения положения печати, как русской, так и иностранной. Новое широкомасштабное обсуждение реорганизации иностранной цензуры совпало с усилением общественного давления на власть в начале XX в. Очередное обсуждение давно назревшего и перезревшего преобразования цензуры иностранных изданий происходило в 1905 г. (10.02—4.12.), в рамках Высочайше учрежденного Особого совещания для составления нового устава по печати, возглавляемого Д. Ф. Кобеко. Работа совещания совпала с первой русской революцией и оказала слабое влияние на законодательство и цензурную практику, однако ее работа явилась итогом почти полувековых усилий разрешить труднореализуемую задачу — облегчение участи печати, в т. ч. иностранной, в условиях сохранения абсолютной монархии. Судьба цензуре иностранной. изд. рассматривалась на двух заседаниях Совещания — 12 и 17 мая 1905 г. и вызвала значительные разногласия среди участников обсуждения. Хотя почти все члены Совещания (за исключением Н. Я. Сонина) согласились с необходимостью радикального пересмотра законодательства о цензуре иностранной., само существование цензурного контроля за ввозимыми зарубежными изданиями вызвало значительные дискуссии. Начальник Главного Управления по делам печати Н. В. Шаховской, высказавший официальную позицию МВД, признав бесспорную устарелость законодательства о цензуре иностранной, внес предложения, по существу повторявшие идеи Ф. И. Тютчева, М. Н. Похвиснева, Ф. П. Еленева о сокращении сферы действия иностранной цензуры. Предлагалось изъятие из ее ведения зарубежной медицинской, физико-математической, философской, филологической, археологической, технологической литературы, а также, научных изданий по естествознанию, праву политической экономии, этнографии и всеобщей истории. Несмотря на столь масштабную либерализацию, в ведении цензурного ведомства оставались бы зарубежные беллетристика, научно-популярные издания, религиозные сочинения и книги по русской истории XIX в. Прежнему контролю подвергались бы все сочинения на русском языке и наречиях национальных меньшинств Империи, а также рисунки и карикатуры, ввозимые из-за рубежа. В целом, это была самая решительная инициатива Главного управления по реорганизации цензуры иностранной за все время ее существование. Несомненно влияние на эти идеи революционной обстановки и стремления власти пойти на значительные уступки обществу. Тем не менее, даже такое облегчение цензурного режима оказалось неприемлемым для либерального меньшинства Совещания и, отчасти, для умеренного большинства. В ходе дискуссии, К. К. Арсеньев и А. Л. Боровиковский призвали к полной ликвидации цензуры иностранной. и других инструментов внесудебного контроля за зарубежной печатью Они были в целом поддержаны В. К. Случевским. Даже, придерживавшейся крайне консервативных взглядов, сотрудник «Московских Ведомостей» и участник Совещания Д. Н. Цертелев признал нецелесообразность сохранения цензуры иностранной. из-за слабого распространения западных книг в малообразованной и неподготовленной среде. П. В. Никитин, ссылаясь на упоминавшуюся нами записку М. А. Корфа 1864 г., недвусмысленно осудил институт цензурного контроля над ввозимыми зарубежными сочинениями. Общее настроение членов Совещания было резюмировано председательствовавшим Д. Ф. Кобеко «Все согласны, что иностранную цензуру, кроме исключительных случаев, следовало бы упразднить». Однако, в ходе обсуждения наметились и некоторые расхождения. Сам Кобеко признавал необходимость сохранения цензуры для западной беллетристики, ввозимых карикатур и печатающихся за границей русскоязычных изданий, За еще более широкую компетенцию цензурного ведомства высказался С. М. Лукьянов. В то же время, к противникам цензуры. иностранной. примкнули В. О. Ключевский и А. С. Суворин. В результате, было предпринято несколько попыток компромисса. Так, А. Л. Боровиковский предложил сохранить предоставление в цензуру иностранных сочинений беллетристического характера и карикатур, но предоставив книгопродавцам право судебного обжалования цензурного решения. Со своей стороны, под нажимом либерального большинства Совещания, Н. В. Шаховской, от имени МВД, согласился на освобождение от цензурного рассмотрения зарубежных богословских сочинений. Однако, борьба между сторонниками уничтожения цензуры. иностранной и приверженцами ее реформирования была столь непримирима, что при итоговом голосовании наметился очевидный раскол. 6 члена Совещания (В. О. Ключевский, М. М. Стасюлевич, А. Л. Боровиковский и А. П. Рождественский, при голосовании и А. Ф. Кони и А. П. Никитин в особых мнениях) высказались, с разной степенью решительности, за упразднение цензуры иностранной.. При этом Арсеньев, Стасюлевич и Никитин отстаивали полную ликвидацию данного института, а Рождественский, Боровиковский и Кони считали возможным ограничиться крайним сужением полномочий цензурного ведомства и возможностью судебного обжалования его решения. Тем не менее, большинство — 8 членов Совещания выступило за сохранение цензуры иностранной. Д. Ф. Кобеко, Н. А. Зверев, Д. П. Голицын, Э. Л. Радлов и Д. Н. Цертелев поддержали цензурный контроль над иностранной беллетристикой, зарубежными карикатурами и рисунками, а также русскоязычной литературой, вышедшей на западе. Н. В. Шаховской продолжал настаивать на распространении цензуры иностранной. и на научно популярную литературу и сочинения по русской истории XIX в., а С. М. Лукьянов и, особенно, Н. Я. Сонин, по существу, воспротивились каким-либо реформам, хотя и остались в очевидном меньшинстве. В конечном счете, решение Особого совещания, в случае его осуществления, освободило бы от иностранной. цензуры всю западноевропейскую научную литературу, в т. ч. и на политические и философские темы. Подобное предложение было самым либеральным из всех исходивших от бюрократических кругов по преобразованию цензуры иностранных сочинений Но этой инициативе оказалось не суждено стать законодательным актом. Завершающая стадия работы Совещания совпала с изданием Манифеста 17 октября 1905 г. и введением в России представительной формы правления. Подобное развитие событий вынудило Д. Ф. Кобеко сделать на заседании Совещания 1 декабря заявление, по существу совпавшее с мнением противников иностранной цензуры: «При вновь установившейся свободе печати, все иностранные книги должны иметь свободный доступ в Империю». Секретарь Совещания В. А. Верещагин подчеркнул, что с введением в России народного представительства, исчезло прежнее различие государственного устройства Империи и Западной Европы, а, следовательно, и вся система контроля над ввозом из-за рубежа «вредной» литературы потеряла всякий смысл. В результате, окончательным решением Совещания стала полная ликвидация цензуры .иностранной.. За образец было взято французское законодательство, позволявшее лишь Совету министров подвергать запрету зарубежные издания и рисунки. Однако этот практически полный демонтаж системы цензуры иностранной., как и иные решения Совещания, подобно результатам деятельности почти всех предшествовавших комиссий, посвященных судьбе ввозимых зарубежных изданий, остался неосуществленным.
См. также: Закон 6 апреля 1865 г.; Внутренняя цензура; Иностранная цензура; «Особая комиссия для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати» (Комиссия С. Н. Урусова); «Особое совещание для пересмотра действующих о цензуре и печати постановления и дл я составления проекта нового по сему предмету устава» (Комиссия Д. Ф. Кобеко); Тютчев Федор Иванович; Устав о цензуре 1828 г.
Лит.: Журналы Высочайше Учрежденной Комиссии для рассмотрения Проекта Устава о книгопечатании. СПб., 1863; Замечания членов общего собрания Государственного Совета на Проекты соединенных Депортаментов по делам печати // Россия. Государственный Совет. Департамент законов: материалы. СПб., 1865. Т. 31; Проекты по делам печати // Россия. Государственный Совет. Департамент законов: материалы. СПб., 1865. Т. 31; Материалы, собранные особой комиссией, высочайше утвержденной 2 ноября 1869 г. для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. СПб., 1870. Т. 1—3; Протоколы особого совещания для составления Устава о печати (10 февр. — 4 (18) дек. 1905 г.) под председательством д. т. с. Кобеко. № 1—36. СПб., 1913; Гусман Л. Ю. История несостоявшейся реформы. Проекты преобразований цензуры иностранных изданий в России (1861—1881 гг.). М., 2001.
Л. Ю. Гусман
(0.9 печатных листов в этом тексте)
Размещено: 07.11.2014
Автор: Гусман Л.Ю.
Размер: 34.22 Kb
© Гусман Л.Ю.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
Копирование материала – только с разрешения редакции