Вед.спец.-архивариус Канцелярии

ОАО «Первый канал»

Местные органы советской цензуры в последнее время становятся частой темой исследований: поскольку архив центрального органа, Главлита, за 20-30-е гг. не сохранился, деятельность цензуры характеризуется по документам местных органов[1]. В случае с Мосгублитом картина несколько иная – это особый вспомогательный местный орган в губернии в присутствии в ней центрального, также действующего по Москве в отношении наиболее важных газет, издательств, академических театров и репертуара кино. В архиве Московской области имеется совсем небольшой фонд Мосгублита, однако, позволяющий - с дополнением опубликованными источниками - дать характеристику этому учреждению для середины 20-х г.г. и в общих чертах указать изменения, характерные для конца 20-х гг. [2]

«Инструкция Главлита его местным органам» издана в декабре 1922 г., но к маю 1923 г. Главлит не получил отчетов из 37 губерний и автономных областей.[3] В Москве Губернское управление по делам литературы и издательств при МОНО (сходное по положению с Главлитом в Наркомпросе – наряду с соцвосом, профобром, политпросветом и т.д., и с Репертуарным комитетом при себе) создано также лишь в 1923 г.:

«Губернский комитет по литературным делам (Гублит) начал деятельность с июля с.г.

Постановлением Моссовета[4] вопрос об организации Гублита принципиально был разрешен, но точный масштаб работы определен не был. Гублит настаивал, что он, как столичный, по масштабу своей работы должен иметь  исключительное значение, в него должны перейти все московские издательства, имеющие губернское и столичное значение. Главный комитет по делам литературным делам (Главлит) по этому вопросу имел совершенно противоположную точку зрения: он согласился на передачу 33 издательств, в большинстве фаб.-заводских ячеек РКП и РКСМ, причем из них до 25% оказались закрытыми. После возбуждения вопроса перед коллегией Наркомпроса, последней было постановлено [протокол № 37/99 от 05.07.1923 г. – прим. авт.] передать в Гублит все московские издательства за исключением издательств, имеющих общегосударственное значение.»

Ранее, до образования Гублита, «наблюдением за книжными магазинами и издательствами г. Москвы совместно с Главлитом» занималось Управление печати при МОНО, созданное в мае 1922 г. слиянием передаваемых в МОНО Губиздата и Отдела печати Моссовета, из которого осенью 1922 г. была выделена издательская часть как издательство «Новая Москва».[5]

«В настоящее время Гублит распространяет свой контроль на 80 издательств, не считая уездов. Для учета издательств, типографий и зрелищных предприятий в уездах и наблюдения за их деятельностью создан институт уполномоченных в уездах.[6]

За время своего существования Гублитом проверено 206 произведений, из которых запрещено 2 и сделано выборок из 6; объявлений, афиш и т.п. проверено 809».

 «До образования гублита политическая цензура и художественный контроль за театральным репертуаром выполнялся художественным подотделом МОНО. С образованием Гублита ему была передана политическая цензура репертуара. По октябрь месяц из театрального репертуара проверено 468 произведений; из них запрещено 70…»

Деятельность Художественного подотдела за 1922/23 г. показывает «фронт работ», стоявший перед Мосгублитом: «…Всех разрешений на [эпизодические помимо репертуарных – прим.авт.] спектакли, концерты, лекции и проч. за год было дано 12441, в том числе за октябрь-декабрь 2434, за январь-март – 3076, за апрель-июнь – 3235 и за июль-сентябрь 3696. На печатание афиш выдано 7250 разрешений и 4000 разрешений на плакаты. Сводных театральных афиш выпущено 52. В целях цензуры прочитано 75 новых и 160 старых пьес и 580 сборников куплетов. С 1 июля цензура театральных пьес передана в Гублит.

До мая месяца процензуровано 490 кино-лент, из которых по художественным, политическим и религиозным соображениям запрещено – 12, из 180 сделаны некоторые вырезки. С мая месяца цензура кино-лент перешла в Главный репертуарный комитет». Также подотделом производился контроль уличной рекламы, частных студий искусств и кружков ИЗО.[7]

Если в отношении печати нормативная база деятельности Мосгублита не испытывала проблем (упомянутые трения были внутриведомственными, с Главлитом), то нормативные основы контроля за зрелищами в Москве были более проблематичными для Мосгублита и отличались от общего порядка. После создания (9 февраля 1923 г.) Главреперткома 30 марта 1923 г. была издана «Инструкция о порядке осуществления контроля за репертуаром», утвержденная наркоматами просвещения, внутренних дел и юстиции, согласно которой выдача разрешений на публичное исполнение и демонстрацию произведений возлагалась на органы Главреперткома, а ранее выданные разрешения других органов считались недействительными.[8] Но ранее, еще с началом нэпа, постановлением Президиума Моссовета от 25 ноября 1921 г. был создан Московский театральный совет, ведавший открытием новых театров и контролем за ними, а далее новым его постановлением от 9 октября 1922 г. для контроля за репертуаром была образована Художественно-контрольная комиссия при Художественном подотделе МОНО.[9] После создания Гублита постановлением Президиума Моссовета от 6 октября 1923 г. в состав упомянутой Художественно-контрольной комиссии введен представитель Гублита (наряду с представитлями ЦК Рабиса и Политконтроля ГПУ), но в ней сохранялось преобладание Художественного подотдела, т.к. в нее входил его заведующий и художественная инспектура, а общее наблюдение за ее деятельностью возлагалась на зав.МОНО. Таким образом, вводилась компромиссная схема (среднее между прежним порядком и инструкцией для органов Главреперткома), с продолжением этой тенденции в постановлении Президиума Моссовета от 26 мая 1924 г. «О регистрации и порядке открытия всякого рода публичных зрелищ, увеселений, игр и проч. и проч.» (выдача разрешений Административным отделом с визами как Мосгублита, так и Художественного подотдела).[10] Однако далее Президиум Моссовета при продлении норм на 1925 г. постановлением «О публичных зрелищах и увеселениях» от 15 декабря 1924 г. (№ 33 - в пакете других продляемых обязательных постановлений) исключил Гублит из процедуры выдачи разрешений (оставив наряду с Художественным подотделом и Административным отделом Моссовета, скажем, и Губ.совет физической культуры - для игр, носящих характер физический упражнений).[11] Постановления от 26 мая и 15 декабря 1924 г. касались прежде всего разовых мероприятий и уличных балаганов, каруселей, тиров и т.п. (кроме театров – их открытие шло в индивидуальном порядке), тем не менее роль Мосгублита (в редакции на 1925 г.) никак не отражалась, т.е. была в этом снижена – тем более, что репертуарные планы театров утверждались Художественным подотделом[12]. Выдача разрешений на проведение эстрадных выступлений в заведениях, продающих спиртные напитки распивочно (т.е. в кафе, пивных и ресторанах – к 1925 г. в весьма значительном числе 112, превышавшем число, например, театров в 4 раза) отнесена также к Художественному подотделу МОНО.[13] Только постановлением Президиума Моссовета от 6 марта 1928 г. о порядке открытия и деятельности предприятий по устройству публичных зрелищ и увеселений всем зрелищным предприятиям вновь предписано регистрироваться в Мосгублите и предоставлять все произведения на его разрешение (в дополнение к разрешению на открытие предприятия от Адм.Отдела Моссовета, адм.отделов уисполкомов, от горсоветов, волисполкомов, сельсоветов – по принадлежности; причем при предварительном визировании МОНО и его органами таких разрешений у общественных, кооперативных и частных организаций и лиц затребовался репертуарный план).[14] Однако, эти сменяющие друг друга положения отражали в первую очередь статус Мосгублита в МОНО и в целом среди отделов Моссовета, а на практику влияли несущественно: Гублит, как укажем ниже, все это время выдавал разрешения на зрелища в масштабах прежней работы Художественного подотдела, хотя в некотором смысле и «на птичьих правах» (если брать во внимание нормативную базу  только московского уровня).

Такая ситуация сложилась потому, видимо, что уже изначально, при своей организации, Мосгублит в отношении театров и зрелищ был поставлен в подчиненное положение по отношению к Художественному подотделу распоряжением зав. МОНО т.Рафаила (Р.Б.Фарбмана[15]), что сразу привело к трениям Мосгублита с Главреперткомом и одновременно с непосредственным начальством МОНО. В начале июля 1923 г. предс. Главреперткома И.П.Трайнин потребовал снять с постановки ряд пьес («Благотворительный спектакль в Крахоборске» и др. непоименованные), а также поставил на вид исполнение в театрах «Эрмитаж» и Сокольническом куплетов, непропущенных цензурой Гублита. Однако, по установленному сначала было порядку Гублит в таких случаях должен был действовать через Художественный подотдел, и не мог исполнить это требование самостоятельно, тогда Главрепертком в лице Трайнина стал требовать исполнения своих предписаний уже от зав. МОНО, поэтому попавший меж двух огней врид завгублитом Васильев обратился к т.Рафаилу с предложением направлять такие требования Главреперткома в Художественный подотдел напрямую.[16] Руководители Мосгублита не были особо авторитетными: первый заведующий Мосгублитом С.Л.Варжанский по некоторым указаниям был совместителем, а завгубреперткомом Р.И.Бек-Домбровский вскоре отошел от работы, поэтому работа оказалась возложенной на зам.зав. Мосгублита Н.И.Васильева, которого зав.МОНО Рафаил первое время даже отказывался принимать у себя.[17] Видимо, дело было в том, что т.Рафаил сам хотел проводить свою личную политику в области зрелищ, на что вскоре получил замечание от Главреперткома: «…Считаем необходимым в партийном порядке воздейстовать на Зав.МОНО т.Рафаила, который в целях «поддержания нравственности» проводит ряд нецелесообразных запретительных мероприятий по Москве (запрещение выступления смешанных хоров в ресторанах и т.п.). Изгнание женщин из эстрадных выступлений не улучшает репертуар и не поднимает нравственности, ибо безработные эстрадницы обрекаются на проституцию и т.п.»[18]. Тов.Рафаил настолько увлекался театром, что когда в эксплуатацию МОНО был взят Театр Революции, он был выведен из-под управления Художественного подотдела под личный контроль заведующего МОНО (похоже, выступая тем самым в качестве «мецената» по образцу некоторых «старших товарищей»).[19] Были ли у ответработников Мосгублита политические расхождения с «начальственным оппозиционером» т.Рафаилом – неизвестно.

Впрочем, Домбровскому удалось быстро составить списки театров, кинематографов, ресторанов, кафе, чайных, трактиров и проч., и списаться с горкомом профсоюза эстрадников, чтобы те брали разрешения на выступления под угрозой снятия с работы в административном порядке (до того многие избегали получения разрешений) а Васильеву – наладить переписку с Политконтролем ГПУ о нарушениях и выявить большое количество стенных газет фаб.-зав. ячеек РКП и РКСМ, действующих без регистрации. К 1.09.1923 г. Мосгубрепертком проверил рукописи 242 авторов (из них в августе 195), 1105 афиш (что говорит о сохранении масштабов, с которыми ранее сталкивался Художественный подотдел), 38 авторов нот и зарегистрировал 272 кино-паспорта. Эта работа репкома, развернутая примерно в прежних масштабах Художественного подотдела, очевидно, была осуществлена из-за наличия «задела»: Домбровский и А.М.Бирзе перешли в гублит как раз из Художественного подотдела и только Н.Г.Гирс была принята во время организации.[20] «Двойственность в работе Репертуарного комитета и Художественного п/отдела МОНО» в начале 1924 г. была решена путем назначения А.Я.Охотова, зав. Идеологической частью последнего, одновременно на должность и зав. Репкома, объединив ответственность за «художественно-репертуарную работу».[21]

В дальнейшем в сер.1924 – начале 1927 г. кадры Мосгублита находились, судя по всему, под влиянием его начальника Яна Яновича Гутмана – видимо, популярной в МОНО харизматической личности, несмотря на свою молодость, удостоившегося двух некрологов (от МОНО и Витебской группы большевиков), описания похорон и портрета на первой странице.[22] Родился он в 1897 или 1898 г., трудовой путь начал чернорабочим на фабрике в Риге, участвовал в забастовке, во время Первой мировой войны служил не то кавалеристом, не то артиллеристом в г. Невель (Витебская губ.). В марте 1917 г. вступил в ряды социал-демократов большевиков, и первые месяцы революции был там единственным большевиком-партийцем, боролся с меньшевиками и эсерами. После Октября – активный организатор Сов.власти: военный комиссар, редактор местной газеты, участник переговоров с немцами по поводу нейтральной полосы, совместно с С.С.Каменевым организовывал Невельский участок Завесы и Невельскую дивизию и т.д. и т.п. Утверждается, что был в городе настолько известен и популярен, что «часто невельские ребятишки на улицах играли «в Гутмана». В 1920 г. избран в члены губкома, откомандирован на губернскую работу (член президиума губпрофсовета, организатор и зав.губполитпросветом, зав.агитпропом губкома и др.), недолго в 1921 г. – секретарь Витебского губкома. В 1922 г. командирован в Институт Красной профессуры, где проучился 2 года, не закончил курса по болезни (туберкулез), «был страстным антирелигиозником», мечтал написать большой труд и ряд популярных брошюр по антирелигиозной пропаганде. С 1925 г. опять часто болел, вследствие чего замещался Р.Э.Вилькеном, А.М.Бирзе, Н.Ф. Зайцевым (как врид), умер 17 мая 1927 г., похоронен на Ваганьковском кладбище с непрерывным дежурством у гроба и трауром в клубе МОНО, с военным оркестром и выносом гроба на катафалк ответственными руководителями МОНО.

В целом в составе сотрудников Гублита наблюдалась преемственность, за исключением частой смены руководства в первое время: после ухода Варжанского и Домбровского (можно предположить, что они были разочарованы низким статусом возглавляемого ими учреждения) некоторое время с конца 1923 г. на должности завгублитом была Р.З.Розова, далее 9.05.1924 г. ее сменил Я.Я.Гутман[23], пробывший на этой должности до смерти в 1927 г., а заврепкомом А.Я.Охотов (далее откомандирован в МК РКП (б)) в августе 1924 г. заменен Р.Э.Вилькеном[24].  Штат Мосгублита первоначально состоял из 14 чел., из них к концу 1923 г. было 3 вакансии, к маю 1924 г. сокращен до 9 чел. (поскольку предполагалось, что часть материалов гублита будет печататься Канцелярией МОНО), но Гутману сразу пришлось бороться за увеличение штата технических работников, т.к. выполнение работ (например, печатание списка запрещенных произведений) задерживалось. В итоге только к сентябрю 1926 г. , в период попеременного «вридства» Бирзе и Зайцева, удалось вернуть в штат 1 политредактора (хотя запрашивалось 2 ответработника и 1 технический).[25] Оплата труда, особенно технических работников, по мнению руководства гублита не соответствовала нагрузке (что, видимо, и было причиной наличия среди них в конце 1923 г. двух из трех всего вакансий), и каждый из завгублитов ходатайствовал об ее повышении. В 1926 г. констатировалось уже о политредакторах, что ставка «настолько низка, что совсем не позволяет Гублиту привлечь на эту работу работников соответствующей квалификации» (и просили поднять с 125 до 160-180 р., немного обогнав ставки Главлита, 150-175 р.).[26] Преемственность в составе сотрудников заключалась в продолжении службы части прежних сотрудников при увольнении другой их части и приеме новых: о Бирзе из Художественного подотдела уже упоминалось, некоторое время помимо троих заполнивших анкеты политредакторов (см.ниже) еще одним политредактором был Е.А.Стулов[27], затем он и Филичев был заменен Красовским, при приходе заведующего Гутмана уволился 13.05.1924 г. Васильев, в октябре 1924 г. с увольнением Красовского назначены Блюменфельд (по печати) и Рыжанская (по репертуару), в 1925 г. эти двое были заменены вернувшимся Филичевым и Е.М.Араповым (также секретарь гублита Зайцев был произведен в политредакторы), а в 1926 г. политредакторами вместо двух последних стали К.Я.Якобсон, Г.А.Окский и Р.М.Янова (ранее сотрудник МОНО).[28] Если Овсянникова не увольнялась[29], то до 1926 г. можно отметить наличие несменяемого ядра сотрудников в лице ее (по лит.отделению) и Бирзе (по репертуарному отделению), а для 1926-27 г.г. – Бирзе и Филичева. Всего о 4 ответработниках есть анкетные сведения, свидетельствующие об образовании не ниже среднего и стремлении к продолжению его, а также некотором литературном опыте как возможных критериях при их подборе; партийность была более слабым критерием, опыт работы, возможно, был важнее (судя по единичному известному случаю беспартийного политредактора).[30] Можно предположить, что эти критерии подбора кадров поддеживались Гутманом, также имевшим опыт работы в печати (и пропаганде) и стремившимся к повышению своего образования. Как и Гутман многие политредакторы были также и общественниками-организаторами: Бирзе и Вилькен активно работали в комячейке, а Зайцев – в месткоме.[31] Единственным известным существенным нежелательным происшествием с кадрами было увольнение упомянутой выше «непроверенной сотрудницы», секретаря Мосгубреперткома Гирс, вскоре после зачисления - за злоупотребления по службе и по требованию Политконтроля ГПУ (с 1.10.23 г.). Судя по приложенному подписанному ею документу, она лично под свою ответственность выдавала разрешения артистам на выступления (хотя не имела права)[32].

Таким образом, Мосгублит со своими наличными 9-11 сотрудниками в кадровом отношении в середине 20-х гг. был вторым после Петрогублита, который при создании имел штат 18 чел., поднятый затем до 25 и позже к 1927 г. - до 29 чел., тогда как остальные гублиты имели по 1-3 сотрудников (Уралоблит – 4).[33] Для сравнения: штат Главлита на 05.08.1925 г. – 110 чел., из них по Главреперткому – 19,[34] т.е. если Главлит был крупным подразделением Наркомпроса (больше Главсоцвоса или Главполитпросвета – всего в Наркомпросе без хозрасчетных подразделений было порядка 600 чел.), то Мосгублит – сравнительно небольшим (МОНО – весьма крупное учреждение с более 270 чел. даже после сокращений[35]). Штат, видимо, примерно соответствовал масштабу работы (по норме на июль 1924 г. на каждого цензора Мосгублита приходилась проверка 35 печ.листов в месяц, дополнительно к этому – ежедневная проверка поступившего материала и посещение генеральных репетиций зрелищ[36]), и хотя она и не охватывала всех возможных подцензурных учреждений (важнейшие отнесены к ведению Главлита и Главреперткома), одних афиш или зрелищ в Москве за один-два месяца было столько, например, сколько в Нижнем Новгороде за год.[37] В остальном Мосгублит был сходен с другими гублитами, с аналогичными кадровыми, финансовыми и т.д. проблемами.

Искало ли руководство Мосгублита работу дополнительно, чтобы оправдать существование своего учреждения? Это возможно: помимо упомянутой выше изначальной борьбы с Главлитом за увеличение списка подведомственных издательств, другой претензией Мосгублита на расширение поля деятельности можно считать и борьбу, хотя и безуспешную, за контроль над артистами академических театров[38]. Такие устремления не удивительны: имеющиеся биосведения говорят, что сотрудниками были молодые или «еще молодые» люди (1890-х г.г. рождения – это касается и попавших в БД «Мемориала»), которые могли быть настроены на карьеру и видеть службу в гублите как ее этап, а в случае Гутмана и Бирзе еще и очевидны нереализованные художественные, ученые или литературные их амбиции (работа в гублите, возможно, носила для них своего рода творческий характер).

В уездах картина была иная: хотя вышестоящие органы требовали от Мосгублита действий, цензура там была обузой. Газеты в Московской губернии в 1923 г. были в 11 из 16 уездов (не считая Московского), но уполномоченные Мосгублита были назначены во все уезды, т.к. была непериодическая печать и еще требовался контроль за репертуаром разного рода местных постановок, а также за кинофильмами.[39] Уполномоченные, а с апреля-мая 1924 г. – инспекторы, были совместителями без оплаты[40], чаще всего (данные далеко неполны) это был зав.уполитпросветом или зав. агитотделом укома (по 3), редактор уездной газеты (2), либо ответ.рук. Соцвоса или сам зав.УОНО (по 1), и среди них наблюдалась большая текучесть кадров. За 1923-24 г. только в 5 уездах уполномоченный или инспектор не сменился ни разу, в 7 сменился, а в 4-х – дважды, назначались они обычно укомом РКП (б), иногда – уисполкомом или УОНО. Тем не менее из 9 уездов в 1924-25 г.г. присылались, хотя не регулярно, месячные отчеты[41], а возможно, и из других уездов (просто дело с ними могло до нас не дойти).[42] К работе, судя по одному из репертуарных списков, привлекались малокультурные или малоопытные невнимательные сотрудники: «Хатурный фокультет», «Покурри из русс. песен», «Студентико валденефа» [? – прим.автора], «Кормен музыка Бизе», «Кроковяк», «Волския частушки» и др.[43]

Руководство Мосгублита пыталось принять меры к улучшению постановки цензуры в уездах: изначально гублитом предполагалось финансирование уполномоченных из средств УОНО[44] (возможно, Мосгублит упустил тут свой шанс установить особый порядок для подчиненных уездов – повторюсь, что далее вводимые уже Главлитом в общегосударственном масштабе уездные инспекторы стали неоплачиваемыми). Вскоре после издания положения об уинспекторах, уезды были распределены между политредакторами гублита для повторного контроля поступающей от инспекторов литературы[45], а далее в условиях неоплачиваемости уинспекторов Мосгублит представил доклад о проблемах (с упоминанием уинспекторов) и добился специального постановления Бюро секции МОНО Моссовета от 17.02.1925 г. о целесообразности передачи в непосредственное распоряжение Мосгублита сумм, получаемых от полистного сбора.[46] Однако, кажется, это не было осуществлено, как не были осуществлены и запланированные этим же решением инструкторские обследования уездных инспекторов, поэтому Мосгублит (сначала Гутман, а далее Бирзе и Васильев) возбудили вопрос о введении штатов хотя бы в части уездов и оплате совместительства прочих уинспекторов (сначала хотели в 12 наиболее развитых уездах, затем снизили их число до 8 с 30% оплатой в остальных), и получили было в плановых органах положительное решение, но как в 1925, так и в 1926 г. вопрос срывался в последний момент по бюрократическим причинам[47]. В результате связь уездов с гублитом оставалась слабой как в 1925 г. («во многих уездах отсутствуют уездные инспектора, типографии и театральные предприятия не учтены, возможны случаи напечатания и постановки таких произведений и зрелищ, которые запрещены Центральными органами Лито, что фактически наблюдается в дачных местностях в текущем летнем сезоне»), так и в конце 1926 г. («отчеты посылают 25% уинспекторов нерегулярно», «Гублиту пришлось взять на себя предварит. контроль всей эстрады и драм. коллективов, выступающих в уездах (из Москвы), чтобы прекратить недопустимую халтуру, практиковавшуюся в уездах»).[48]

Если у руководителей Мосгублита и были амбиции, то они сталкивались с требованиями высшестоящих органов, а также административным окружением на губернском уровне. Следов влияния «директивных» (партийных) органов в делах почти нет (за одним небольшим исключением, о чем ниже), только упомянутая номенклатура дел сообщает, что заведено дело переписки с МК РКП (б).[49] По данным фонда Гублита во внешних требованиях преобладало влияние советских, а не партийных органов, причем с большим значением губернских советских учреждений[50], хотя и центральные цензурные органы имели свои требования.

Гублит «кочевал» вместе с бОльшей частью учреждений МОНО (включая Губполитпросвет и т.д.): в первые годы они размещались в Голофтеевском пассаже (Петровка, 2), далее летом 1925 г. переехали на Москворецкую, 25 (при том, что вновь образованное Управление московских зрелищных предприятий помещено было в Каретном ряду, 3), а к 1929 г. разместились на Москворецкой, 11.[51] Гублит зависел от принятых в органах Моссовета административных процедур - например, от планирования и финансирования, что порождало дополнительные проблемы в его деятельности. Так, с принятым порядком планирования Гублит справился, можно сказать, «со второй попытки». Первый календарный план был составлен им на 1925-26 г., но сначала крайне неудачно: все пункты отдельных работ касались уездов, т.е. их нельзя было выполнить (а значит и отчитаться). Впрочем, в поданный в губплан документ были добавлены более выполнимые пункты, хотя тоже хлопотные: регистрация репертуарных планов гастрольных коллективов, установление контроля за постановками в клубах, выработка репертуара для платных постановок в школах и упрощение форм разрешений на печатание литературы и исполнение репертуара. План на 1926/27 г. был составлен явно с учетом опыта: хотя исправление положения в уездах там было тоже запланировано, в план добавлены пункты, более легкие в исполнении (борьба с излишними ведомственными изданиями и улучшение репертуара эстрады и театров, ликвидация излишних уполномоченных при издательствах, сохраняя их только при органах периодической печати), а также исполнение которых ставилось в зависимость от вышестоящих органов (усиление штатов, в том числе в уездах, и амбициозная «дальнейшая концентрация всех московских издательств… столичного и губернского масштаба в гублите»).[52] Финансовое положение Гублита также целиком зависело от губернских органов: цензурный сбор шел целиком в общий бюджет, а когда в начале 1925 г. Гублит выступил с идеей оставлять часть его в распоряжении (финансируя из него, например, уполномоченных в уездах), это не привело к положительным результатам, как указано выше.[53] Зав.МОНО стремились к централизации: был издан циркуляр, запрещавший непосредственную переписку отделов и подотделов с центральными учреждениями (включая Наркоматы).[54]

О положении в уездах уже сказано, а вторым главным направлением, по которому, в свою очередь, центральные органы цензуры требовали результаты, был контроль за эстрадой (о важности для них вопроса говорит то, что сам Главрепертком в первом своем полугодовом отчете конца 1923 г. поставил эстраду на первое место[55]). С горкомом эстрадников Гублиту удалось договориться сразу (см. выше), и по итогам 1924 г. (т.е. за 1,5 года работы) в тезисах отчетного доклада отмечалось: «Эстрадный репертуар под влиянием устной политики Реп.отд. постепенно советизируется» (по контрасту с театральным, который «в этом отношении сильно отстает»)[56]; если бы не положение в уездах, то такую самооценку можно расценить как полный успех. Однако, возможно, что объявленные успехи были эфемерными и достигнуты благодаря смежникам - Художественному подотделу МОНО, а далее - Губполитпросвету, который стал заниматься контролем за эстрадой: в сентябре 1925 г. в нем создано Художественное отделение с контрольными функциями[57], а к 1926 г. там существовала еще и Комиссия по художественному просмотру, которая, главным образом, и стала отчитываться за эстраду перед руководством МОНО[58]. Ведь в конце 1925 г. с эстрадой сложилось своего рода «авральное положение» из-за «наплыва неквалифицированных работников эстрады, выступающих в увеселительных зрелищах и не отвечающих художественным и идеологическим требованиям» - в результате чего и была организована временная комиссия с представителями профсоюза Рабис («с целью предварительного художественного просмотра эстрадных номеров»).[59] Последующий контроль за репертуаром ресторанов, кабаре и пивных Мосгублит надеялся установить также с помощью смежников - Политконтроля ОГПУ[60]. Скорее всего успех заключался в воздействии на тексты эстрадников, т.к. вопрос о нежелательной эстрадной музыке оставался актуальным и в 1930 г.[61]

Еще одной навязанной сверху кампанией была борьба с излишними ведомственными изданиями, которая была инициирована в начале 1925 г., но не центральными цензурными органами, а МК РКП (б). С ней гублит легко справился: сначала был подготовлен перечень «Практические мероприятия по борьбе с ведомственными изданиями» (предлагалось запретить отчеты и обзоры губернских и уездных учреждений в виде отдельных брошюр и проверить целесообразность издания некоторой периодики, в основном бюллетеней управлений железных дорог), затем и др. дополнения. Эти предложения были даже утверждены Бюро секции МОНО в Моссовете 17.02.25 г. (за исключением усиления кооперативных изданий за счет ведомственных), но в итоге заглохла работа самого инициатора вопроса - Комиссии МК по ведомственным изданиями (ее «решения не были почему-то проведены в жизнь»).[62]

Вообще же, вне зависимости от этой кампании, Мосгублит не испытывал затруднений в работе с издательствами и периодической печатью. Большинство подведомственных ему издательств было мелкими, из них частных не так много: если в 1924 г. число частных издательств в ведении Мосгублита доходило до 12, составляя 8-10 % к общему числу (увы, в отчетах не перечислены), то к августу 1926 г. осталось всего 4 издания («Журнал для хозяек» с приложением «Новости моды», журналы «Вестник моды», «Вестник сельского хозяйства» и «Шахматы»), т.е. 3% от 140. Большинство прежних их было закрыто гублитом за бездействие, а из действующих предполагалось закрыть только упомянутые женские журналы[63]. Основная масса московских частных издательств контролировалась Главлитом непосредственно, общая политика была направлена к их сокращению.[64] Крупные же ведомственные издательства и органы печати, попавшие в ведение Мосгублита, контролировались с помощью уполномоченных при издательствах: на ноябрь 1924 г. Рыжков – при издательстве «Рабочая Москва», Колчин – при «Известиях Адм.-Орг. отдела Моссовета» (позже – еще и при профсоюзных журналах «Московский пролетарий» и «Культфронт»), Норицин – при газете «Красный воин» Политуправления МВО, Оборин – при издательстве Мосземотдела, Драудин – при издательстве «Новая Москва», просмотр «Молодого Ленинца» возложен на отв.редактора этой газеты Ярцева Г.А., «Московской деревни» - на редактора Кураева В.В. (позже – на Атакова, нового ответредактора), «Бюллетеня Мосземотдела» - на Лисицына А.Е. (а прочие издания распределены между политредакторами Мосгублита).[65] Всего на 1 октября 1924 г. в ведении Мосгублита в Москве и губернии состояло 113 издательств, из них учреждений наркоматовских – 2, местносоветских 33, партийных 51, профессиональных 15, кооперативных 1, частных 11, а через год (в 1925-26 году) – 143 издательства всего, из них советских 35, партийных 86, профессиональных 15, кооперативных 3, частных 3, прочих 1.

Количество выдаваемых Мосгублитом разрешений на издание измерялось пятизначными цифрами ежегодно[66]:

Запрещений по политическим мотивам было мало (что отражало беспроблемный состав подведомственной гублиту печати): известно, например, что за 1924 г. – лишь одной книги «О кооперации в Московском уезде».[67] Сравнивая цифры разных отчетов, можно предположить, что основная масса исправлений и запрещений касалась периодической печати.

Заметной чертой административного окружения была множественность цензур (т.е. привлечение дополнительных экспертных инстанций), причем помимо общегосударственной (при СНК) комиссии по увековечиванию памяти Ленина - для его изображений, или ГУСа - для учебников, эта множественность была и на губернском уровне. В частности, проверка музрепертуара осуществлялась политредактором Бирзе совместно с сотрудницей соцвоса Дмитриевой (считались Музыкальной комиссией при гублите), объявления о преподавании уроков требовали визы Соцвоса, объявления профшкол – визу Моспрофобра.[68]

Наиболее проблемным для Мосгублита такое множественное губернское административное окружение оставалось в области контроля репертуара театров и зрелищ. С одной стороны, центр порою выдвигал обременительные требования (например, контроль за постановками в исправдомах и др.), для выполнения которых предполагалось вовлечь в контроль за репертуаром нескольких бюро рабкоров (при МГСПС, при газете «Рабочая Москва», при рабфаке МВТУ, при заводе «Кр.Богатырь»), ячейку РЛКСМ строительного подотдела МОНО и детский дом им.Троцкого.[69] С другой стороны, и тов.Рафаил не собирался отказываться от своей самостоятельности, несмотря на упомянутую уже критику в конце 1923 г. Главреперткомом: этим зав.МОНО было утверждено «Положение Московского управления по делам литературы и издательств», согласно которому, насколько можно понять (правила по репертуарному контролю изложены путано и не так подробно, как по контролю за печатью, ссылка на декрет СНК о Главреперткоме дана формальная), разрешения к исполнению и постановкам репертуара театров, кино, организации выставок утверждались самим зав.МОНО, а контроль гублита за репертуаром заключался в проверке разрешений. Гублит наделялся правами управления, с подчинением его заведующего зав.МОНО и с делением на секции на правах отделений - литературную и репертуарную (т.е. вторая – вместо упраздняемого губреперткома), при зав.гублитом предполагалось создать коллегию из представителей Агитотдела МК РКП(б) и ГПУ, которая могла только оспаривать его решения, но не останавливать (видимо, этим предполагалось формальное разделение ответственности при сохранении решающей власти зав.МОНО над гублитом).[70] «Тенденции к установлению собственной политики» в контроле за зрелищами Москвы, отмечено в отчете Главреперткома за три года в 1926 г., сохранились и после т.Рафаила [71] (смененного С.В.Алексеевым 16.02.1924 г., которого, в свою очередь, сменил М.А.Алексинский с 22.02.1928 г.).[72]

Репком/репертуарное отделение Гублита теснейшим образом в первые годы переплеталось с Художественным подотделом МОНО: «личная уния» Охотова уже упоминалась, а кроме того в период пребывания МОНО в пассаже (Петровка,2) Репком помещался в том же помещении, что и художественная инспектура Художественного подотдела (комн.207).[73] Более самостоятельное положение Гублита в отношении зрелищ сложилось после упраздненения отдельного Художественного подотдела МОНО и передачи ведения театральным делом в Художественное отделение и Художественный совет[74] Губполитпросвета: контроль за репертуаром театров Мосгублит стал разделять с ними (те отвечали за художественную сторону), но с меньшим переплетением (видимо, из-за отсутствия прежних личных связей), и с участием вновь созданного Управления московскими зрелищными предприятиями (ведавшего материально-финансовой стороной театров)[75]. Хотя через некоторое время возникла угроза полной передачи репертуарного контроля в политпросвет - совещание у зав.МОНО 5.06.1926 г. постановило, что по опыту взаимодействия репертуарного отделения при гублите и художественной инспектуры политпросвета единство контроля целесообразно и необходимо установить «путем перехода Репертуарного отделения в ведение Губполитпросвета».[76] Но дальше декларации дело не пошло – ограничилось подготовкой проектов нового положения Президиума Моссовета о публичных зрелищах, с подчеркиванием роли Губполитпросвета и игнорировавшим Мосгублит, и наоборот – контрпроект Мосгублита, восстанавливавшего его роль, а также проект компромиссного распоряжения по МОНО о взаимодействии Губреперткома Гублита с Художественным отделением Губполитпросвета.[77] Дело в том, что после реорганизации у Губполитпросвета не было той «материальной базы воздействия», что ранее у Художественного подотдела: при расформировании Художественного подотдела коммерческая функция отошла к УМЗП, политпросвету досталось лишь «художественное руководство» театрами и зрелищами[78], кроме того Художественное отделение было по штату меньше Гублита – заведующий и 4 инспектора[79]. Хотя ранее на местные органы политпросвета в принципе возлагалось всестороннее руководство театрами (циркуляр Главполитпросвета о контроле над частными художественными предприятиями от 11 июля 1923 г. предписывал оговаривать договоры о передаче помещений в аренду театральным труппам всяческими условиями, как репертуарными, так и коммерческими тоже[80]), в Москве театральное дело было слишком крупным и требовало специального органа управления, УМЗП, с выделением контрольной функции - при том, что на уровне Главреперткома в 1926 г. также признана необходимость отделения контрольной функции от коммерческой в области зрелищ. Несмотря на шедшую «под ковром» в 1924-26 г.г. борьбу за передачу цензуры зрелищ (т.е. Главреперткома) из Главлита в Главполитпросвет[81], тем не менее, последний требовал от своих местных органов следовать запрещениям гублитов, не разрешать запрещенные Главреперткомом постановки,[82] т.е. не одобрял местные отклонения от общей политики, поэтому тоже вряд ли поддержал идею особой схемы театральной цензуры для Москвы. Одним словом, вряд ли в таких условиях руководство МОНО пошло бы на передачу всех видов театральной цензуры политпросвету и тем самым на установление особой схемы цензуры. С другой стороны, если в Москве и был какой-то сепаратизм в политике контроля зрелищ (по упомянутой выше оценке Главреперткома), то Мосгублит, видимо, был к ней причастен, наряду со своим смежником, Губполитпросветом.

В целом воздействие Мосгублита на театральный репертуар («приближение к современности», «требование репертуара, отвечающего запросам советского зрителя») было медленным и, возможно, с учетом множественности цензур, гублит, как и в случае с эстрадой, частично присваивал в этом себе чужие лавры: функцией Гублита был контроль, главным образом, за текстами постановок, а непосредственный контроль за сценой по данным отчетов занимал небольшое место в работе.[83] «Запрещенные пьесы составляют очень незначительный процент проходящих цензуру пьес (не более 10-15%)» - отмечалось в тезисах отчета за 1924 г. (что, конечно, больше, чем запретов в области печати и издательств, т.к. в отличие от издательств, в ведении гублита были первоклассные театры: в частности, театры Революции, Мейерхольда, Сатиры, Эрмитаж отмечены как постепенно советизирующиеся).[84] В 1925-26 г.г. в ведении Мосгублита было 15 стационарных театров (т.е. за исключением академических и госцирков, относившихся к ведению Главреперткома Главлита[85]) и около 40 передвижных театральных коллективов. Сдвиг в сторону «более современного и выдержанного в идеологическом отношении репертуара» на этот раз отмечен «по всем театрам в большей или меньшей степени»: для Театра им.Мейерхольда отмечена новая постановка «Рычи Китай», для Театра МГСПС – «Георгий Гапон», «Убийство Судейкина» и «Шторм», Театра Революции – «Ужовка», «Конец Криворыльска», Московского детского – «Робин Гуд» и «Пионерия», Драм.театр (б.Корша) – «Азеф» и «Торговцы славой», менее удачными были постановки на политические темы в Театре Сатиры, и в Театре Московской Муз. Комедии («оперетка») – «Орфей в саду», «Зеленый остров», в районном Замоскворецком театре постановки были «идеологически маловыдержанными, с малой художественной ценностью» из-за «ориентировки на кассу». В отношении передвижных театров курс был другим – борьба с халтурой, особенно на гастролях в уездах, из-за слабости и неустойчивости трупп; в этом - сходство с описанными далее в отчете эстрадниками, имеющими «порядочный процент людей, ничего общего с эстрадой не имеющих» (но у них проблемой была не халтура, а «пошлые мещанские, а порой и антисоветские вещи» - запрещено и исправлено 15% поступившего репертуара).[86]

Еще более запутанным и неустойчивым было управление и контроль за кино – в масштабах не Москвы, а РСФСР. Съемка кинофильмов формально-юридически в РСФСР в этот период почти никак не была ограничена – по сути только совместным постановлением Наркомпроса, НКВД и РВСР от 25 мая 1923 г. «О порядке производства фото кино съемки событий внутренней жизни РСФСР», касавшимся документальных фильмов (СУ 1923, № 70, ст.679)[87], и соответствующими постановлениями местных Советов в его развитие[88]. Контроль за репертуаром кино осуществлялся в области проката, что объяснимо - в первой половине 20-х г.г. преобладали импортные фильмы, отечественное производство росло постепенно.[89] Этому способствовал и экономический барьер: производство игрового фильма стоило от 30-40 тыс. рублей за «средний фильм» до 150-250 тыс. за боевик[90] (одна кинопленка для типичного фильма в 1500-2000 метров стоила несколько тысяч руб.), поэтому трудно представить ситуацию съемок без надежды на прокат (если только для нужд обучения кинематографистов). После неудачной попытки введения госмонополии проката через Госкино в конце 1922 г. (в этой области продолжали действовать и создавались другие советские организации) в 1924 г. в РСФСР была введена монополия проката вновь создаваемого АО «Совкино», что привело в результате длительного периода подготовки в 1925 г. к ликвидации созданного ранее в 1922 г. Моссоветом также хозрасчетной прокатной конторы «Кино-Москва» (и некоторых др. в др. городах) и изъятию у производителей права непосредственного проката своих фильмов. (Совкино сделалось посредником между производителями и кинотеатрами, по специальным тарифам в зависимости от длины фильмов, типа кинотеатров и т.д. – выдавало прокатные лицензии). В 1926 г. наметилось слияние производства с прокатом: к Совкино присоединялись Госкино, Севзапкино и некоторые др. советские производители фильмов, путем сложения капиталов. Контроль за разрешаемыми к прокату готовыми кинофильмами (т.е. включая преобладавшие импортные) лежал с 1923 г. на Главреперткоме (ст.4а декрета о нем[91]), а вот контроль репертуарных планов киноорганизаций и за сценариями до конца 1926 г. возлагался на Художественный совет по делам кино при Главполитпросвете, далее упраздненный коллегией Наркомпроса с передачей его функций в Главрепертком.[92] Казалось бы, это могло породить проблемы для Мосгублита, т.к. кино в Москве было крупной индустрией: всего в 1927 г. там было 49 коммерческих кинотеатров с 26,2 тыс. мест (без клубов и кинопередвижек), в том числе в ведении УМЗП – 20 (9072 мест), райсоветов – 8 (4436 мест), Совкино – 5 (3046 мест) и несколько у других учреждений (например, 2 – у учреждений Московского военного округа), также было несколько кооперативных эксплуатантов (Кооперативное товарищество «Киноэстрада» - 3, Артель «Мосгико» - 2, Коллектив «Русь» - 1) и даже один частник (Эльский-Палашевич - кинотеатр «Бельгия»).[93] Однако, для Мосгублита такое изменчивое положение в области кино, в отличие от театра, не представляло сложности, т.к. его функции ограничивались формальной регистрацией кинопаспортов и последующим контролем по мере необходимости.[94] В случае предъявления претензий за невыдержанность кинофильмов Мосгублит просто делал отсылку к существующему порядку разрешения их к прокату (используем мол списки Главреперткома).[95]

Что касается самого нового искусства того времени, радиовещания, то сведений об участии Мосгублита в контроле за ним не обнаружено, несмотря на то, что к 1929 г. в Москве было уже 91571 радиоустановка и 6941 громкоговоритель. Возможно, это связано с состоянием источниковой базы. [96] Репертуар выпускаемых грампластинок контролировал Главрепертком.[97]

С 1926 г. в центральных партийных органах Главлитом был возбужден вопрос о распространении цензуры своей системы на ранее освобожденные от нее издательства, т.е. партийные и советские, чего Главлиту добиться в полной мере тогда не удалось, но привело к расширению сферы деятельности литов в 1927 г.[98] Это привело к заметным изменениям в положении Мосгублита, что видно из кадрового состава. Неизвестно в точности, какое место имел Мосгублит в планах вышестоящего органа и как вопрос был согласован на уровне МОНО, но в аппарат гублита были внесены изменения: заведующим назначен Я.Р.Гайлис (ранее работал в Главсоцвосе), введена должность инспектора по уездам (Б.Г.Славина), увеличен штат политредакторов – 3 старших (новый С.В.Арбузов, и прежние А.М.Бирзе, Р.М.Янова) и 5 по направлениям (по общ.-экон. и воен. вопросам - Е.М.Герр, журналист, ранее сотрудник Госиздата, по физ.-мат. и техн. вопросам – известный нам С.В.Филичев, по драм.театру и кино –  по-прежнему Г.А.Окский, по эстраде - С.Н.Чукин, ранее инспектор по эстраде, кино и радио Мосгубполитпросвета, по опере и оперетте – М.В.Ильина, ранее сотрудница Наркомпроса).[99]

На губернском уровне было проведено организационное укрепление связей Мосгублита с уездами. В марте 1928 г. прошло, наконец, многолетне планируемое Первое Московское губернское совещание по вопросам литературно-зрелищного контроля – судя по повестке, в духе постановлений XV съезда ВКП (б), с новыми руководителями Гублита, Гайлисом и Славиной, в качестве главных докладчиков, с докладом Бирзе о театральном сезоне 1928 г. и с рассмотрением инструкций уинспектору и волуполномоченному. Вскоре 26.05.1928 г. был издан циркуляр «Об уездных инспекторах по делам печати и зрелищ», сменивший прежний уведомительный характер их назначения на согласование в Мосгублите их кандидатур и кандидатур их постоянных заместителей. А 13.07.1928 г. – циркуляр о предусмотрении в штатах на 1928/29 г. самостоятельных работников в области литературно-зрелищного контроля в Московском, Серпуховском, Богородском и Орехово-Зуевском уездах, о выделении специального времени на эту работу в рабочем дне совместителей в прочих уездах и о резервировании в бюджете на следующий год «хотя бы минимальных сумм» на нужды по литературно-зрелищному контролю (на проведение минимально одного совещания волуполномоченных по зрелищному контролю, на поездки уинспекторов в волости, на тех.оборудование и литературу). [100]

Затем началось перераспределение функций от центральных к местным губернским органам цензуры, с сокращением штата Главлита и Главреперткома (до 69 на 02.11.1928 г. и до 12 на 1.10.1929 соответственно) и передачей последнего во вновь создаваемое 13.04.1928 г. Главискусство.[101] Кадровая чехарда в 1928 г., возможно, означает неясность перспектив Мосгублита для Главлита в связи с преобразованиями: опять назначен новый заведующий, Л.В.Островский (ранее – сотрудник газеты «Рабочая Москва»), полит.редакторы указаны без разделения на старших и направления – Е.А.Водовозова (ранее сотрудник Главлита), А.Я.Гладышева, М.В.Ильина, В.Д.Кротов (из Управления Московских зрелищных предприятий), Д.Г.Муромцев, Л.П.Таллер, долгожитель гублита С.В.Филичев, также Е.Д.Шахбазян (а был ли упразднен инспектор по уездам, неясно – возможно, просто не указан в справочнике).[102] О перераспределении в дальнейшем функций между Главлитом и Мосгублитом говорит то, что к концу 1929 г. в гублите (точнее уже облите) опять увеличилось количество политредакторов (до 9 по литературной части и 4 по репертуарной, кроме того – особый инспектор по области)[103] – вряд ли это вызвано одной административно-территориальной реформой по преобразованию губерний в более крупные области.[104] С точки зрения административного окружения, судя по кадровым перемещениям, в этот период сохранялось влияние отделов Моссовета (например, секретарь Мосгублита в 1927-28 г.г. П.Г.Нуждина ранее работала в Моск.управл.недвижимых имуществ, а Г.А.Окский, Б.Г.Славина и Р.М.Янова после ухода из гублита работали в МОНО), но и проявилось значение центральных органов (3 назначения из Главлита, 1 – из Госиздата; это при том, что неизвестна роль партийных органов).

К сожалению, имеющиеся документы не дают общей картины изменений деятельности гублита в период накануне и во время преобразования в облит. Определенно можно сказать, что в итоге изменений положения Мосгублита в гос.аппарате Мосгублит получил больше полномочий для утверждения репертуарных планов (по этому вопросу в 1928 г. стали проводиться специальные совещания[105]), а представитель Мосгублита Я.Р.Гайлис вошел тогда же в состав Художественно-политического совета при ГРК, что, видимо, означало возможность лучше согласовывать политику с центром, а не с губернскими органами.[106] Но судя по расширению штата, расширение деятельности гублита произошло и в области печати, поэтому можно предположить, что в конце 20-х г.г. Мосгублит, преобразованный далее в Мособлит, шел по пути превращения в полновластный цензурный орган.

Опубл.: История книги и цензуры в России. Вторые Блюмовские чтения: материалы II междунар. науч. конф., посвящ. памяти А. В. Блюма, 21–22 мая 2013 г. / науч. ред. М. В. Зеленов. – СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2014. – С.99-127.

• Размещено: 22.03.2015
• Автор: Батулин П.В.
• Ключевые слова: цензура в СССР, Мосгублит
• Размер: 100.83 Kb
• постоянный адрес:
• © Батулин П.В.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции