История выхода России из Смутного времени неразрывно связана с восстановлением правительством избранного на Земском соборе царя Михаила Федоровича международных отношений. Москва была живо заинтересована в нормализации связей не только с европейскими странами, но и (возможно более всего) с восточными партнерами. Заметную роль в комплексе русской восточной политики конца XVI – начала XVII вв. играл Сефевидский Иран.  В это время Россия активизировала свою кавказскую политику, а новый шах Аббас начал активную и, главное, успешную борьбу с Турцией. В это время русско-иранские контакты стали регулярными и оживленными¹³. Наметилось сближение геополитических интересов России, Ирана и империи Габсбургов¹⁴. Впрочем, общий дружественный климат отношений Москвы и Казвина, в первую очередь, проявлялся не в конкретных политических проектах, а во впечатляющих воображение дипломатических подарках¹⁵.

В начале XVII в. наконец-то началась реализация амбициозного политического антитурецкого проекта. По мнению Д.В. Лисейцева, в 1603–1604 гг. Москва и Вена планировать совместные боевые действия против Турции. По всей видимости, в 1604 г. была достигнута договоренность о совместных действия Ирана и России против Турции, но официальный договор так и не был оформлен. Лжедмитрий I продолжил эту политику своего предшественника, что в целом соответствовало антитурецкому пафосу его восточной политики¹⁶.

Позднее, при Василии Шуйском в условиях обострившейся борьбы с Польшей вектор восточной политики России сменился на сближение с Крымом и Турцией¹⁷. В это время Москва прекратила непосредственные дипломатические контакты с Ираном, который в это же время пытался безуспешно сохранить их, а в итоге шах Аббас начал вынашивать планы по отторжению Нижнего Поволжья от России¹⁸. В результате, к 1613 г. в Московском государстве оказалось несколько персидских дипломатов. Учитывая неоднозначный характер отношений с Ираном, сложившийся к этому времени, восстановление дружественного климата в связях с государством Сефевидов стало насущной задачей  дипломатии Михаила Федоровича. Поэтому не удивительно, что уже в ноябре 1613 г. ко двору шаха Аббаса была направлена русская посольская миссия, возглавляемая Михаилом Никитичем Тихановым[1]. Впрочем, не смотря на то, что правительство настаивало на организации посольства в сжатые сроки,  это оказалось невыполнимым. В Москве полагали закупить лошадей для посольства по следующим ценам: «добрых» лошадей по 8 – 10 рублей, а кошевых по 3 – 5. Воеводам указывали покупать коней детей боярских, посадских, в монастырях «в цену». По Нижнему Новгороду были разосланы биричи, которые «кликали по многие дни». Однако реальность разошлась с прогнозами Кремля. В городе лошадей оказалось мало, цены на них выросли. Местное население отказывалось продавать коней по «указной цене», так как «люди…посадцкие самовольные, ослушание великое». Административные меры на посадских старост влияния не возымели. Конечно, имелась небольшая лазейка исполнить царский указ, закупить вместо «добрых» коней только кошевых, стоимость, которых была ниже (но все же заметно отличалась от указной) и составляла 8 – 10 рублей. Но от этого отказывались и персидские послы, и русский посланник, требуя себе коней за 20 рублей[2].

Вообще, для грамоты воеводской администрации от 1 января 1614 г. характерны нотки паники и не уверенности. Так, в заключении послания воевода с товарищами просят царя «…о отпуске отписать к земским старостам и ко всем посадцким людем,…». С их точки зрения только это сможет исправить сложившуюся ситуацию[3]. Возникает закономерный вопрос о компетентности и авторитетности воеводы и его заместителей. В это время в Нижнем Новгороде представляли царскую администрацию боярин князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский, Семен Матвеевич Глебов и дьяк Андрей Вареев[4].

К моменту своего назначения на нижегородское воеводство князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский был опытным человеком. В июне 1579 г.  в качестве «посылашного» головы принял участие в царском походе в Псков, к границам Ливонии. Тогда же был распределен в Ржев, а в 1580 г. прикомандирован  к армии В.Д. Хилкова.  В 1581 г. был в Русе по вестям. Надо сказать, эта служба для князя Владимира не была удачной. Литовцам удалось подойти к городу скрытно сжечь посады и уйти. После этого он был переведен в Псков «в другой город» вторым воеводой. Осенью 1581 г. получил назначение в Брянск, где оставался и в следующем году, как наместник и воевода.  В 1584/1585 г. был в Дедилове в полку правой руки. Там же заместничал с кн. П. И. Буйносовым, причем конфликт оказался глубоким, кн. Владимир отказался из-за этого брать наградной золотой за отражение татарского набега на веневские места. После этого Владимира Ивановича перевели в Брянск, а с августа 1586  г. получил назначение в Ряжск. После этого получал назначения в Михайлов, Дедилов. В июле 1591 г. принял деятельное участие в отражение крымского похода, препятствуя переправе крымцев через Похру. В ожесточенном бою его маленький отряд (300 человек) потерпел поражение, князь израненный добрался до Москвы и сообщил о численности крымского войска. После этого князя В. И. Бахтеярова-Ростовского назначили 2-м воеводой полка левой руки в Выборгский поход 1591 г., а в феврале 1592 г. был оставлен в Великом Новгороде 2-м воеводой большого полка. Летом того же года его перевели в Тесов 2-м воеводой передового полка. Служба объявлялась «без мест», однако, князь в Тесов не поехал, добившись местнического суда.  Затем он служил в Чернигове (1594/95 г.), Тюмени (1597 г.). 1600 год провел в столице, принимая участие в церемонии встреч кизылбашских (иранских) послов, в мае того же года исполнял обязанности объезжего головы «для пожару» от Неглинной до Покровской улице. В январе 1601 г. получил назначение в Белгород воеводой. В 1603/04 г. 2-м воеводой передового полка направлен в Тарки ставить город. В 1605 г. получил назначение в Койсе. Входил в состав государева двора Лжедмитрия II в чине московского дворянина. В Тушино был переведен из Астрахани в 1608 г. В 1609 г. бежал в Москву и сообщил о бегстве Вора в Калугу, за что был пожалован боярством в 1610 г. В марте 1613 г. входил в делегацию, посланную в Кострому, просить царя Михаила Федоровича ехать в Москву, после чего и получил назначение воеводой в Нижний Новгород[5].

Биография дьяка Андрея Варева с достаточной полнотой восстановлена Д. В. Лисейцевым, поэтому ограничимся лишь указанием ключевых служб. В 1594 г. подьячий Посольского приказа, в 1606 г. патриарший дьяк, в 1607 г. дьяк приказа Холопьего суда, затем Разрядного приказа. В 1608/09 и 1609/10 гг. дьяк в Нижнем Новгороде, с марта 1610 г. и до конца правления Василия Шуйского – дьяк Разрядного приказа. С сентября 1612 г. дьяк в лагере кн. Д. М. Пожарского, 15 декабря 1612 – 6 января 1613 г. дьяк Разрядного приказа в Объединенном Ополчении. В марте 1613 г. входил в состав делегации в Кострому к царю Михаилу. С 8 сентября 1613 г. дьяк в Нижнем Новгороде[6].

  Итак, и воевода, и дьяк имели богатый управленческий и военный опыт, поэтому нотки паники, прорывавшиеся в их ответной грамоте, были связаны не столько с их качествами как управленцев, сколько со сложностью, если не сказать взрывоопасностью, ситуации.

  Реакция московских властей была незамедлительной. Проведение розыска было поручено московскому дворянину В. Г. Коробьину, воеводе же было приказано «имать лошади сильно и без денег»[7]. Василий Гаврилович Коробьин происходил из старого и заслуженного рязанского рода. Службу он начал в 1602/03 г. В 1605 г. исполнял обязанности пристава при крымских послах. В бурных событиях Смуты он, как и его брат - Семен, входил в лагерь Прокопия Ляпунова. После смерти Ляпунова, в 1611 г. В. Г. Коробьин был стряпчим в Первом Ополчении. В составе этого ополчения он принял участие в разгроме гетмана Хоткевича. В 1612 – 1-ой половине 1613 г. он (вероятно, вместе с братьями) хлопотал об освобождении своего брата Ивана из польского плена[8].

      В грамоте Коробьину о сыске в Нижнем Новгороде от 3 января 1614 г. сообщалось, что противление посадского населения закупке коней по заниженным ценам было далеко не мирным: «…боярина нашего и воеводу князя Володимира Ивановича Бахтеярова Ростовского с товарыщи обесчестили: пришед в съезжую избу, перед ним сотников мало не до смерти побили и их лаяли». Стрелецкий голова, посланный в земскую избу, был побит старостой Петром Луковником. Вместе с тем, Коробьину предписывалось провести не просто розыск о случившемся, а вступить с лидерами посада в переговоры. Он должен был взывать к их патриотическим и гражданским чувствам, объяснить крайнюю государственную важность оперативного снаряжения посольства. Более того, посадским оставляли пространство для маневра, дабы они избежали опалы. Для этого было необходимо указать тех кто «воруют без их мирского ведомо, хотячи по прежнему заводить какое воровстово…». И лишь только в случае продолжения «упрямства» предписывалось перейти к силовой реквизиции коней[9].

  Об итогах своей работы В. Г. Коробьин отчитался в отписке от 2 февраля 1614 г. Он сообщал, что получил царскую грамоту 16 января 1614 г. и в тот же день призвал к себе земских старост и целовальников. Выслушав царскую грамоту, посадские заявили, что слышат об этом впервые, так как им о лошадях «от боярина и от воевод, и от дьяка в земскую избу о том присылки не бывало» и ни от кого они до этого дня об этом не слышали. В подтверждение своих слов они показали Коробьину память от воевод датированную …16 января 1614 г.[10]. То есть, получалось, что виновны в этом промедлении совсем и не посадские, а воеводская администрация. Такой же не однозначной оказалась и история с избиением стрелецкого головы старостой Петром Луковником. В. Г. Коробьин докладывал, что такого старосты в Нижнем Новгороде нет, есть Третьяк Луковник, которого Корбьин «велел дати на поруку, что ему до твоего государева указу из Нижнево не съехать»[11].

  Доклад В. Г. Коробьина повлиял на оценку ситуации центральными властями. 3 февраля 1614 г. бояре приговорили разобраться с причинами промедления со стороны воеводской администрацией сбора коней для отправки посольства в Иран. Челобитная земского старосты Петра Протопопова и нижегородцев. В ней посадские всю вину в затянувшихся сборах возложили на воевод и дьяка. По их словам, они к ним о лошадях памятей не присылали, вплоть до знаменательной речи Коробьина 16 января 1614 г., причем память за воеводскими печатями и дьячей приписью в земскую избу была прислана только 17 января 1614 г. Лидеры нижегородского посада особо подчеркивали, что кони под нужды посольства были собраны с них, а не с дворян, детей боярских и монастырей. В заключении они прямо обвиняли воеводу и дьяка во лжи. Реагируя на челобитную бояре приказали В. Г. Коробьину выяснить истинность показания горожан и если выясниться, что воевода на самом деле тянул со сбором коней, то «сказать» посадским «государево жаловальное слово». Вместе с тем, все подозрения с посада сняты не были. В. Г. Коробьину предписывалось «накрепко» провести расследование вероятного избиения стрелецкого головы Т. Луковником[12].

  Однако в результате разбирательств острие негодования царя было обращено уже не на посад, а на воеводу и дьяка. Уже в указной грамоте от 26 января 1614 г. содержится прямое обвинение: «И вы то делаете не ведомо какими обычаи: наших указныч грамот не вычитываете, и такое великое дело за тем мотчаетца…». В грамоте от 4 февраля 1614 г. содержится обвинение воевод и дьяка в предоставлении недостоверной информации и преступном промедлении[13]. С этого момента воеводская администрация была вынуждена оправдываться и демонстрировать не шуточное рвение. Среди оправданий было обвинение иранского посла в упрямстве, а так же указание на промедления в доставке указных грамот в Нижней Новгород[14]. Впрочем, главную причину в затянувшемся сборе коней под дипломатические нужды они все-таки видели в позиции нижегородского посада, хотя и смягчили свои обвинения. В воеводской грамоте представлен механизм проведения закупок. Были избраны для этого «лутчие посадские люди»: Семен Глубоков и Гаврила Шеин с товарищами, которые ценили лошадей согласно указной грамоте. Это привело к конфликтам, так как оценка в соответствии с царским указом не совпадала с реальными ценами или как писали воевода с дьяком «не по их хотению». Начался поток жалоб, но воеводская администрация не решалась дать суд без соответствующего распоряжения из Москвы. Воеводы опасались, что если они согласятся с требованиями пересмотра закупочных цен в сторону их реального состояния, то это создаст опасный, с их точки зрения, для государственного дела, прецедент.

  Расследование же проводимое В. Г. Коробьиным подтвердило факт оскорбления и «битья по щекам» стрелецкого головы И. Остренева Т. Луковниковым. Впрочем, связано это было не с закупками коней для послов, а с требованием поставить по земским дворам 300 стрельцов. Староста обвинял стрельца «в воровстве». Все материалы дела были переданы в Москву 18 марта 1614 г.[15].

  В целом, на этом казус с лошадями для посольства был исчерпан. Коней удалось закупить после переговоров В. Г. Коробьина с лидерами посада. Однако вместо заявленных первоначально 137 голов, послы получили 115. Правительство пошло на повышение закупочных цен[16], что можно расценить как небольшую победу посада. Более же значительным успехом нижегородцев можно считать почти полное снятие обвинения в саботаже снабжения дипломатов. В этой ситуации острие царских обвинений было перенацелено на воевод и дьяка. Впрочем, учитывая, что это не повлияло на дальнейшие их служебные назначения, можно сделать вывод, что в конечном итоге царское правительство признало собственные ошибки и не стало целенаправленно искать виновных.

   Данный случай свидетельствует о сложности отношений между центральными властями и местным населением, о вовлечении различных групп населения и поиске компромиссов в решении государственных задач.

Список сокращений

РК. – Разрядная книга 1475 – 1598 гг. М., 1966.

РК. 1475 – 1605. М., 1987. Ч. 2. – Разрядная книга 1475 – 1605 гг. М., 1987. Ч. 2.

РК. 1475 – 1605. М.,  1989. Ч. 3. – Разрядная книга 1475 – 1605. М.,  1989. Ч. 3.

РК 1475 – 1605. М., 1994. Т. IV. Ч. 1. – Разрядная книга 1475 – 1605. М., 1994. Т. IV. Ч. 1.

Расширенный и дополненный автором вариант публикации: Моисеев М.В. Царь, посад и дипломатия (Нижегородский казус 1613 года) // Сословное представительство в контексте европейской истории. Вторая половина XVI – середина XVII вв. Международная научная конференция 7 – 10 октября 2013 г. Тезисы докладов / ИВИ РАН; Германский исторический ин-т в Москве; ГИМ. М., 2013. С. 87 – 91.

В настоящем виде публикуется впервые.

• Размещено: 01.07.2014
• Автор: Моисеев М.В.
• Ключевые слова: Смутное время, русская дипломатия, русско-иранские отношения, посольство, посад, Нижний Новгород, торговля лошадьми, XVII век, воевода, дьяк, Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский, приказная система управления
• Размер: 21.18 Kb
• постоянный адрес:
• © Моисеев М.В.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции