Работа из библиотеки НОО РОИА размещается исключительно в целях ознакомления читателей с особенностями научной критики исторических источников
С.М. Каштанов
РУССКАЯ ДИПЛОМАТИКА
Допущено
Министерством высшего и среднего
специального образования СССР
в качестве учебного пособия
для студентов высших учебных заведений,
обучающихся по специальности «История»
Москва
«Высшая школа»
1988
[3]
ВВЕДЕНИЕ
1. «Дипломатика» и «дипломы»
Дипломатика — это научная дисциплина, изучающая происхождение, форму и содержание, функционирование, историю воспроизведения текста и архивную судьбу документов правового характера, причем в большей мере таких, где указаны автор и адресат или контрагенты (участники сделки, договора), часто же не только адресат, но и фактический контрагент, не тождественный адресату. В поздней латыни слово diplomatica означало: относящаяся к дипломам. Название дисциплине дал труд ученого французского монаха Жана Мабильона (в латинско-русской традиции; по-французски — Мабийон) «Шесть книг о вещи дипломатической (или «относящейся к дипломам»)»: «De re diplomatica libri sex» (1681). Прилагательное diplomatica субстантивировалось и превратилось в самостоятельное понятие — существительное женского рода diplomatica — дипломатика. Свою латинскую форму это слово полностью сохранило в итальянском, испанском, португальском языках. В некоторых других языках видоизменилось лишь его окончание: diplomatique (фр.), diplomatics (англ.), diplomatică (рум.). В немецком языке для обозначения дипломатики употребляются термины Urkundenlehre (учение о грамотах), Urkundenforschung (исследование грамот) и Diplomatik. Последний термин вследствие его общеевропейского характера сейчас более принят в немецкой научной литературе. Аналогичная терминологическая двойственность наблюдается в венгерском языке, где наряду с общеевропейским diplomatika употребляется специфическое oklevéltan (учение о дипломах). В славянских языках распространены формы, воспроизводящие латинское звучание термина (как, например, русское «дипломатика») или очень близкие к нему.
[4]
Вырастая из практической необходимости различения подлинных и подложных грамот, дипломатика в период средневековья и в начале нового времени уделяла основное внимание королевским и императорским грамотам, закреплявшим за феодалами (преимущественно духовными) земли и иммунитет. Объектом изучения в дипломатике стали не только документы, исходившие от лица носителей светской власти, но и грамоты папской канцелярии. В XIX—XX вв. получила развитие также дипломатика частных актов.
В греческом языке слово «диплом» (от «диплоо» — удваиваю) использовалось для определения документов уже в I—II вв. н. э. [например, Плутархом (40—120 гг. н. э.)]. Вероятно, это словоупотребление связано с влиянием латыни, где термин diploma (мн. ч. diplomata) укоренился в I в. до н. э. и означал не что иное, как разного рода документы. Цицерон (106—43 гг. до н. э.) называет дипломом 1) официальное рекомендательное письмо, дававшееся тем, кто отправлялся в провинцию с поручением от центральной власти; 2) грамоту о помиловании. Сенека (55 г. до н. э.— 39 г. н. э.), Тацит (ок. 55—120 гг. н. э.) и Плиний Младший (62—113 гг. н. э.) понимают под дипломом подорожную грамоту, Сенека и Светоний (ок. 75—160 гг. н. э.)—также и охранную. У Светония diploma — это еще и грамота о принятии в римское гражданство. Позднее Макробий (IV—V вв.) называл дипломами и письма, записки.
Единственная разновидность римских дипломов, образцы которых сохранились до наших дней,— это так называемые военные дипломы. Они предоставляли права римского гражданства (civitas) и законного брака (conubium) военным за выслугу лет. Их, вероятно, и имеет в виду Светоний, говоря о дипломах, дарующих римское гражданство. Военные дипломы состояли из двух бронзовых пластинок, соединенных обычно проволокой и складывавшихся в виде диптиха. Отсюда их название — diploma, т. е. «сложенное вдвое».
Военные дипломы известны за период с 52 по 301— 305 гг. К 1880 г. их было обнаружено и опубликовано 70, в конце XIX в. это число увеличилось до 81, в 1955 г.— до 189
[1]. В последующее время находки военных дипломов продолжались. Военные дипломы изучались в связи с историей вспомогательных частей рим-
[5]
ского войска, ибо они выдавались солдатам и ветеранам именно этих подразделений и морякам флота. Те и другие набирались из числа народов, которые населяли римские провинции и первоначально не имели прав римского гражданства. Солдаты и ветераны вспомогательных войск и флота получали эти права в награду за многолетнюю безупречную службу.
Дипломы касались отдельных военных (реже двух) и их семей, но писались на основании императорской привилегии, даваемой целой группе солдат, либо остававшихся на службе, либо уволенных в почетную отставку (diniissi honesta missione) из определенных войсковых единиц. Последние перечислялись как в общей привилегии, так и в отдельном дипломе конкретному лицу. Общуя привилегия оформлялась в виде закона (lex data), высеченного на бронзовой доске (tabula aenea). Она устанавливалась для публичного обозрения в том или ином месте римского Капитолия: сначала довольно часто — у алтаря рода Юлиев, но с 93 г. — всегда в стене за храмом Минервы. Текст диплома в основном повторял текст закона, но в конце его указывалось имя данного конкретного ветерана.
Текст диплома начинался с указания титула императора и всех его магистратур. Поэтому с «дипломами» позднее стали ассоциироваться прежде всего торжественные акты, выдававшиеся от имени императоров и королей. Текст размещался на внутренней и внешней сторонах соединенных бронзовых пластинок, причем тексты внешней и внутренней сторон были идентичны. Дипломы скреплялись печатями семи свидетелей. Печати прикреплялись с помощью проволоки, продеваемой через специальные отверстия в пластинах. При подавляющем большинстве дипломов печати не сохранились.
Римские дипломы от деловых документов отличает материал для письма (бронза). Многие деловые документы в Риме — квитанции, счета, торговые сделки, арендные договоры и т. п.— писались на папирусе или деревянных, покрытых воском табличках. Обычно две или более деревянных табличек соединялись между собой с помощью шнура или ремешка, продетого сквозь 2—3 дырки, просверленные с одного из краев таблички. При этом восковые стороны табличек оказывались внутри такого диптиха, триптиха или полиптиха.
Диптихи, триптихи и полиптихи отличались от дипломов также своим правовым характером. Если диплом
[6]
были, как правило, публично-правовыми документами (исходившими от органов власти), то восковые писчие таблички имели частноправовое происхождение. Этим, в сущности, и объясняется разница применявшегося в двух данных группах источников писчего материала. Восковые таблички предназначались для многократного использования. Потерявшие практическое значение записи могли быть легко стерты и заменены новыми. Изменить текст на металлических дипломах было труднее. Вероятно, такой способ фиксации правительственных постановлений и распоряжений рассматривался как предохраняющий официальные документы от подделок и сообщающий им торжественность и длительное сохранение юридической силы.
В раннесредневековых документах, которые наука нового времени относит к разряду «дипломов», определение diploma обычно отсутствует. Это и понятно. Форма бронзовых табличек ушла в прошлое. Грамоты носителей верховной власти во вновь образовавшихся европейских «варварских» государствах писались на папирусе, пергамене и представляли собой открытый лист, а не закрывающийся диптих. Лишь позднее (в XIII—XIV вв.) возникли так называемые закрытые письма, но они и по материалу, и по форме мало напоминали римские дипломы.
К числу «дипломов» меровингских королей научная дипломатика относит две категории документов: прецепты, или распоряжения (praecepta), и судебные решения, или приговоры (placitaj. Среди прецептов значителен удельный вес актов пожалования иммунитета. Наиболее древний прецепт, сохранившийся в оригинале,— Хлотаря II — датируется 625 годом, однако предполагают, что иммунитетные прецепты могли выдаваться Меровингами уже в VI в. В оригинале дошло только 38 дипломов королей Меравингской династии. Последний из этих документов — прецепт Хильперика II — 717 г. 13 старейших оригиналов (625—659 гг.) написаны на листах папируса. Использование папируса было продолжением письменных традиций Римской империи. Начиная с прецепта Теодориха III 677 г. идет серия оригиналов на пергамене. Грамоты королей и императоров следующей династии — Каролингов — составлялись также на пергамене. Для изготовления дипломов пергамен оставался основным писчим материалом в течение многих веков, даже в период широкого распространения бумаги (с XIV в.).
[7]
Если термины типа praeceptum, placitum содержатся в самих документах и часто выступают как их самоназвания, то определения diploma, diplomum в средневековых грамотах встречаются редко.
Термин diploma получил широкое применение в трудах ученых эпохи Возрождения, которые, занимаясь изучением греко-римских древностей, перенесли название римских «дипломов» на сходные с ними по происхождению от высшей власти средневековые документы. Французский гуманист Гийом Бюде (1467—1540) понимал под «дипломами» публично-правовые документы в широком смысле слова.
Содержание римских «дипломов» как официальных документов обусловило специфику применения этого термина в науке и практике позднего средневековья, нового и новейшего времени. В науке римское влияние выразилось в том, что «дипломами» стали называться те категории королевских и императорских грамот, которые имели торжественную форму и фиксировали определенные привилегии или преимущества частных лиц — физических или юридических. По мнению бельгийского историка П. Бонанфана, «дипломами» могли называться акты королевской власти, предоставляющие привилегии, связанные с беспошлинным проездом, иммунитетом и т. д., а также распорядительно-управленческие грамоты церкви и грамоты, в которых епископ давал свое согласие на провозглашаемое папой отлучение какого-либо лица от церкви
[2].
В новое время название «дипломов» получили официальные документы, закрепляющие в торжественной форме предоставление частному лицу определенного звания или титула. Слово «диплом» перестало быть исключительно латинским термином. Оно вошло в национальные европейские языки, пополнив их словарный запас. В XVIII в. французское новообразование diplôme обозначало грамоту (charte), хотя современная французская дипломатика отличает «грамоту» в узком смысле слова от «диплома». Президент Международной комиссии по дипломатике Р.-А. Ботье указывает следующие отличительные особенности капетингских королевских «дипломов»: 1) наличие начальной инвокации (призывание священного имени) во имя неразделимой Троицы; 2) присутствие монограммы королевского име-
[8]
ни, помещаемой в середине канцелярской формулы: «Data vacante cancellaria» или «Data per manus...»; 3) слово «Actum» перед датой, к которой присоединяется список главных должностных лиц королевства. Начальная инвокация и упоминание канцелярии писались в дипломах удлиненными или утолщенными буквами. Дипломы перестают выдаваться во Франции в начале XIV в. «Грамоты» отличаются от дипломов отсутствием начальной инвокации, монограммы и списка главных должностных лиц. Этого нет и в других разновидностях королевских актов. Все они начинаются с интитуляции, т. е. с имени и титула лица, от которого исходит документ.
Однако эти критерии различения «дипломов» и «грамот» нельзя признать универсальными. Так, меровингские дипломы не имеют словесной инвокации, хотя в хорошо сохранившихся оригиналах можно наблюдать символическую инвокацию — хризмон (соединение X и Р) или изображение креста. Словесная инвокация появляется только в каролингских дипломах. После коронации Карла Великого императорской короной (25 декабря 800 г.) инвокация присутствует в дипломах обязательно.
И в новое время торжественные документы типа дипломов роскошно оформлялись и часто по традиции писались на пергамене
[3]. В XVIII в. термин diplôme использовался для обозначения грамот, предоставлявших те или иные почетные звания и титулы. Дипломами во многих европейских странах стали называться также документы, которые выдавались высшими учебными заведениями и закрепляли ученые звания и степени — бакалавра, лиценциата, доктора, позднее инженера и т. д. Со второй половины XIX в. во французском языке приобретает права гражданства слово diplomé, «дипломированный», производное от diplôme (ср. Diplomingenieur в немецком).
Как перевод латинского diplomaticus во французском языке уже в XVIII в. образовалось прилагательное diplomatique. Оно имело значения: 1) относящийся к дипломам, грамотам (1708); 2) относящийся к договорам (1726,). Второе значение породило совершенно новые понятия: diplomate, diplomatie (1791—1792) —«дипломат», «дипломатия» (по образцу aristocrate, aristo-
[9]
cratie—«аристократ», «аристократия»). В латинском языке не было производного «дипломатия» от слова «диплом». В «Полном русско-латинском словаре» Ю. Ходобая и П. Виноградова (М., 1880) слово «дипломатия» переводится как doctrina rerum civilium, «дипломат»— как legaius.
В России дипломы на графское и баронское достоинства были введены в начале XVIII в. С первой половины 60-х годов распространилась практика составления дипломов на вновь учреждаемое дворянское достоинство, а с начала 70-х годов — и дипломов, подтверждающих старинное дворянство. При Павле I дипломы на дворянское достоинство стали выдаваться лицам, дослужившимся до дворянства по чинам. При Александре I появились указы и положения, определявшие порядок изготовления дворянских дипломов в Герольдии, контрассигнирования их министром юстиции и подписания императором. В 1852 г. был вновь регламентирован размер пошлин с дипломов на дворянство, выдаваемых департаментом Герольдии, а в 1867 г.— с дипломов («грамот»), жалуемых на имения и достоинства (титулы). В начале 60-х годов XVIII в. в России были учреждены дипломы на ученые степени Академии художеств. В первой трети XIX в. появились положения, регламентировавшие взимание пошлин за университетские дипломы на медицинские звания
[4].
В наше время название дипломов носят документы, удостоверяющие окончание учебного заведения, утверждение в ученой степени, а также отмечающие выдающиеся заслуги и достижения отдельного лица или коллектива в той или иной форме производственной или общественной деятельности, в спорте и т. д.
Отметим теперь эволюцию значения слова «диптих», которое в древности обозначало документы, по внешней форме близкие к «дипломам». Уже в сочинениях церковных христианских писателей первых веков нашей эры это слово имело значение «опись», «список», «перечень». В период раннего средневековья (VI—VII вв.) диптихи (diptycha) приобрели и более узкое предназ-
[10]
начение: в них заносились имена умерших без указания даты смерти. Таким образом, диптихи продолжали играть роль списков или перечней. В средние века восковые таблички широко употреблялись для записи разного рода сделок и счетов. От XV и более поздних веков они сохранились в значительном количестве. Отчетность рыбного рынка в городе Руане во Франции велась на таких табличках вплоть до 1860 г. В табличках, найденных в Северной Африке и относящихся ко времени существования там вандальского королевства (конец V в.), текст написан чернилами прямо по дереву, не покрытому воском. Подобные таблички до сих пор распространены в Марокко. За деревянными табличками типа диптихов и триптихов в средневековой литературе закрепилось название tabulae, tabulettae — от латинского tabula: доска, таблица, дощечка, запись, картина и т. п. Вместе с тем слово «диптих» в эпоху Возрождения и в новое время стало все в большей мере применяться для обозначения двустворчатых икон и других картин, выполненных на дереве. Еще в XVII в. выкристаллизовавшееся из латыни французское слово diptyque обозначало двойную дощечку вообще, но уже в XIX в. это только название складня, картины, написанной на двух соединенных и складывающихся досках.
Таким образом, термины «диплом» и «диптих», обозначавшие в древности схожие по внешней форме документы, хотя и написанные на разном материале, эволюционировали по-разному. Слово «диплом» в своем позднейшем значении потеряло связь с первоначальной формой источника, от которой произошел сам термин, и, с одной стороны, стало применяться в юридической практике для обозначения отдельных разновидностей современных документов публично-правового характера, а с другой стороны, превратилось в научное понятие, охватывающее более или менее широкий круг актовых источников. Слово «диптих», испытав в период раннего средневековья тенденцию к превращению в наименование определенной узкой разновидности перечней, затем приобрело свое прежнее значение, обусловленное прежде всего внешней формой памятника, и в XIX — XX вв. стало прилагаться в большей мере к изобразительным, чем к письменным материалам.
Дипломатика — это не наука о «дипломах» в том или ином узком смысле слова, а наука о документах в более широком понимании.
[11]
2. Объект и предмет дипломатики
Объектом дипломатики чаще всего считаются либо «документы», либо «акты», хотя в определении содержания обоих понятий наблюдается разнобой. Что касается «документов», то в последнее время в советской документалистике под ними стали пониматься все материальные объекты, несущие на себе сознательно закрепленную информацию. В состав «документов», таким образом, попадают: 1) письменные и изобразительные источники на любом материале и с любой знаковой системой; 2) вещественные памятники, созданные человеком и несущие на себе преднамеренную информацию в виде изображений или надписей (в том числе здания и механизмы, посуда, оружие и т. п.); 3) природные объекты, не специально обработанные для письма, но имеющие нанесенные человеком рисунки или знаки (в том числе скалы, камни, деревья и т. д.). Объекты двух последних групп сами по себе не порождены информационной функцией, которая в документоведческой литературе признается основной и наиболее общей функцией документа: несение преднамеренной информации в них — либо вспомогательная функция (на предметах, созданных человеком), либо позднее приданная (на предметах природы). В любом случае в качестве «документа» может рассматриваться только часть поверхности этих предметов, не предназначенных в целом для выполнения информационной функции.
Непомерное расширение содержания понятия «документ» имеет в своей основе приближение его к понятию «источник» или «исторический источник». Документалисты фактически делят все источники на две большие группы: источники с преднамеренной информацией (=документы) и источники с непреднамеренной информацией (предметы без надписей и рисунков — как созданные, так и не созданные рукой человека). Вместе с тем информативность источника — это не функция его, а свойство. Даже источники с преднамеренной информацией создаются не ради передачи информации как таковой (передача информации — не самоцель!), а для выполнения определенной функции воздействия посредством передачи определенной информации. Происхождение исторических источников, и прежде всего источников, несущих в себе преднамеренную информацию, может быть понято только в свете социаль-
[12]
ного анализа, т. е. при уяснении того, как и на что должен был воздействовать источник для сохранения, укрепления или изменения, разрушения тех или иных конкретных отношений или представлений
[5].
Источники, создаваемые с целью воздействия непосредственно на социально-экономические, политические или правовые отношения, образуют большую группу памятников, которую в исторической науке принято обозначать общим термином «документы» или «документальные источники». Источники, создаваемые с целью непосредственного воздействия только на чувства, взгляды, мировоззрение, мироощущение, знания, вкусы людей, объединяются обычно в группы «повествовательных», или «нарративных», и дидактических источников, у которых цель воздействия на материальные отношения выступает лишь в опосредствованной форме. Документы имеют следующие общие свойства, обусловленные функцией воздействия непосредственно на материальные отношения: 1) современность основным событиям, о которых говорится в источнике; 2) наличие определенной правовой формы, в которой документ составляется; 3) способность служить более или менее официальным свидетельством о предоставленном праве или совершившемся событии. В отличие от документальных повествовательные и дидактические источники а) могут быть посвящены как современным автору событиям, так и событиям отдаленного прошлого; б) не имеют правовой формы, хотя форма их и подчинена законам жанра; в) не являются официальным (хотя и могут служить неофициальным) свидетельством о предоставленном праве или совершившемся событии.
В своем стремлении преодолеть старое понимание «документа» как «доказательства» или источника с правозначащим содержанием современные документалисты и документоведы, по существу, игнорируют объективную обоснованность деления письменных источников на документальные и повествовательные. Вместе с тем различение этих групп источников неоднократно проводилось в исторической науке. Оно встречается, например, у Н. П. Лихачева, H. H. Ардашева, С. Ф. Платонова, В. И. Стрельского, Л. Н. Пушкарева.
В отличие от тех историков, которые отождествляют «документы» с «актами» (Н. П. Лихачев,
[13]
И. Л. Шерман, В. И. Стрельский и др.), мы различаем в составе «документов» несколько видов источников. В 1962 г. было предложено следующее определение вида: «Под видами письменных источников мы понимаем такие группы памятников, которые имеют сходные внешние признаки происхождения, содержания и формы»
[6]. В 1970 г. было уточнено, что под «общими внешними признаками» понимаются «формально-юридические признаки», которые могут быть общими у источников, возникших в разные эпохи и у разных народов. Например, общий формально-юридический признак происхождения договорных документов в разных странах и в разное время состоит в том, что во всех случаях эти документы — результат сделки контрагентов. К каким бы классам ни принадлежали контрагенты, на каком бы языке ни был составлен документ, как бы он ни назывался, формально-юридически отношения, приведшие к созданию документа,— договоренность, сделка. То же относится к формально-юридической общности содержания этих документов. Конкретные условия сделки могут быть разными, но формально-юридически содержание сводится к формулировке норм поведения контрагентов в будущем. Наконец, под «формой» понималась внутренняя форма документа, его построение. В договорных документах, независимо от того, в каких конкретно-исторических условиях они возникли, внутренняя форма состоит из комбинаций устойчивых статей. Эта формально-юридическая общность формы договорных документов, созданных в разное время и в разных странах, обусловлена формально-юридической однотипностью их происхождения и содержания
[7]. То же можно сказать о формально-юридической общности происхождения, содержания и формы разновременных и разноязычных источников какого-либо другого вида, например законов или прошений. Основываясь на тексте статьи 1962 г. и не учитывая разъяснение 1970 г., Л. Н. Пушкарев подверг предложенное определение вида критике. Он счел непонятным выражение «сходные внешние признаки» и стал толковать «внешние признаки» как признаки внешней
[14]
формы (почерк, материал), хотя имелось в виду совсем другое и это было разъяснено в 1970 г. Вопрос о происхождении Пушкарев подменил вопросом о значении источника и об авторстве (один и тот же автор может создать источники разных видов}. Но разве об этом шла речь? «Сходные внешние признаки» содержания остались ему также непонятны, хотя под внешними признаками сходства содержания подразумевалась юридическая общность тематики: формулирование договорных условий (для актов), формулирование законодательных норм (для законов), выражение просьбы или требования (для челобитных) и т. п. Вместе с тем «сходные признаки» внутренней формы, структуры документа Пушкарев включил в свое определение вида в качестве единственного критерия
[8]. Но сходные признаки внутренней формы — это лишь следствие формально-юридической однотипности происхождения и содержания источников, без чего не было бы и единства их формы.
Определение вида как группы документов, имеющих однотипные формально-юридические признаки происхождения, содержания и внутренней формы, связано с вопросом о социальной функции источника. Этот вопрос на основании обобщения опыта изучения актового материала в разных странах, в том числе и в СССР, был впервые четко поставлен в 1953 г. чешским дипломатистом 3. Фиалой, а затем И. Шебанеком
[9]. Об общественной функции источников упоминали А. Д. Люблинская (1955) и А. И. Данилов (1963). Функция источника как способ воздействия на социальные отношения рассматривалась автором данного пособия в 1968 и 1970 гг. Функциям источника, в том числе его социальной функции, уделили внимание М. П. Илюшенко, А. А. Курносов, А. Г. Тартаковский и др.
[10]
[15]
Под социальной функцией источника следует понимать прежде всего ту роль, которая отводится источникам определенного вида в формировании определенных социальных отношений. Возникновение вида письменных источников является юридическим следствием той или иной социальной потребности. Поэтому сам вид можно считать юридической реализацией социальной функции, юридическим каналом воздействия. Понятие «юридический канал» применимо к письменным источникам всех видов и разновидностей, в том числе и к тем, которые лишены правозначащего содержания, например к чисто научным или чисто художественным произведениям, ибо даже полное отсутствие формальной обязательности их чтения и усвоения теми, для кого они предназначены, передает сущность правового отношения к определенному каналу воздействия (возможность юридически безнаказанно его игнорировать). Внешняя необязательность основана тут на внутренней силе воздействия художественной и научной литературы, способной приносить эстетическое наслаждение, удовлетворять любознательность, служить руководством в теоретической и практической деятельности. На практике, как известно, юридическая свобода от научных и художественных каналов воздействия отнюдь не абсолютна. Есть целые группы населения (например, школьники, студенты), для которых усвоение какой-то части этой литературы формально обязательно.
Докуменшведы указывают, что документ «полифункционален», и выделяют у него следующие функции: «информационную, социальную, коммуникативную, культурную, управленческую, правовую, учета, исторического источника». Вместе с тем они говорят, что «функция документа есть его целевое назначение, органически присущее ему, независимо от того, осознана или не осознана она автором»
[11]. При «полифункциональности» источника не слишком ли много у него разнородных «целевых назначений?». Какая цель главная? Главной, на наш взгляд, является цель, заданная социальной функцией источника, — служить определенным средством воздействия на определенную сферу отношений. «Полифункциональность» источника мы усматриваем не столько в том, что он может быть одновременно или с разрывами во времени и средством информации, и средством коммуникации, и средством
[16]
управления, и средством учета, и объектом изучения исторической наукой, сколько в том, что далеко не всякий конкретный источник порождается лишь одной социальной функцией, например только договорной или только законодательной. Довольно многие источники возникают и образуют виды вследствие сочетания, синтеза нескольких социальных функций, скажем, законодательной и договорной, договорной и распорядительной и т. п.
Появление документов связано с процессом создания письменного права в различных его формах и на разных социальных и иерархических уровнях. Образование классовых государств и необходимость подчинения органам государственной власти основной массы населения страны (в антагонистических обществах — прежде всего эксплуатируемого большинства) обусловили зарождение и развитие законодательной функции. Эта функция как древнейшая и постоянно присутствующая в деятельности государств породила наиболее чистый вид документальных источников — законы. Правда, не на всех стадиях развития государства возможно было создание законов в их чистом виде. В период формирования раннефеодальных государств законы нередко выступали в форме записи обычного права. Да и в условиях сложившегося национального государства во Франции фиксация обычного права различных районов (кутюмы) служила как бы дополнением к законодательству. В Германии в XIII—XVIII вв. также практиковалась запись обычного права (Weistümer). Отсутствие общих законов типа позднейших конституций было характерно для ряда государств эпохи феодализма. Русские судебники XV—XVI вв. как общие законы вызывали удивление иностранцев, а в самой России после Уложения 1649 г. Не было общего закона вплоть до Конституции РСФСР 1918 г. Зато существовало огромное количество именных и сенатских указов, манифестов, положений и мнений, рассматривавшихся в качестве законов по частным вопросам. Такая же картина наблюдалась в Англии.
Другая древнейшая функция — договорная. Необходимость вступать в соглашения с юридически независимыми контрагентами и фиксировать эти соглашения письменно возникла также по мере развития классовых отношений и образования государств. Существование соседних государств и отношения с ними, военные и мирные, приводили к заключению договоров сначала
[17]
в устной, а затем в письменной форме. Формированием частной собственности и наследственного права стимулировалось внедрение договорной функции в отношения между представителями имущих слоев населения. Позднее эта функция проникла в отношения между имущими и неимущими, но лично свободными людьми, способными продавать свою рабочую силу.
Создание государств и развитие частной собственности, усложнение функций управления государством и частным хозяйством предопределило возникновение распорядительных документов (указы, приказы, инструкции и т. п.) как формы осуществления функции управления.
Кроме перечисленных видов документальных источников на разных этапах развития общества и государства возникают документы просительного (челобитные, прошения), рекомендательного (записки, проекты, предложения, письма), информационно-отчетного (донесения, отчеты, служебные письма), удостоверительного (мандаты, паспорта, свидетельства), протокольно-процессуального (правые грамоты, судные списки и т. п.), регистрационно-учетного (писцовые, разрядные книги, ревизии, переписи и т. д.), рецептурного (рецепты, технологии) и другого характера.
В конкретных документах мы нередко встречаемся с воплощением не одной, а двух-трех и больше юридических функций. Документы могут быть смешанных видов: договорно-законодательного (прецепты, уставные, жалованные грамоты), договорно-распорядительного (указные грамоты) и т. п.
На уровне разновидности это смешение функций, сложность юридической и социальной роли источника становится еще очевиднее. Дальнейшая конкретизация функции проявляется в подразновидности, а затем в отдельном документе, где может сочетаться несколько подразновидностей, давая надподразновидность. Поясним это на примере жалованных грамот. Они представляют вид договорно-законодательных источников и являются в нем разновидностью. Подразновидности жалованных грамот: данные, меновные, несудимые, тарханные, обельные, заповедные и др. Надподразновидности: данные и несудимые; данные и тарханно-несудимые; тарханно-несудимые, односрочные, заповедные; тарханно-несудимые и проезжие; тарханно-оброчные, несудимые, двусрочные и заповедные и т. п. (сочетания подразновидностей могут значительно варьироваться).
[18]
Какие же из всех перечисленных видов документальных источников следует считать объектом дипломатики? Что такое «акт» как объект дипломатики? Понятие «акт» в настоящее время весьма неоднородно. И в разных значениях этого слова отразилось несколько эпох исторического развития документов.
Уже в Риме, откуда происходит сам термин «акт» (от глагола ago — «действую», actum est — «сделано», «совершено»), под актами (acta) подразумевались документы разного рода: протоколы совещаний; постановления, распоряжения (сената, сословий, императора); дневник совещаний, периодическая информация; хроника, дневник ежедневных городских происшествий, постановлений и пр., городские ведомости; протоколы судебных заседаний
[12]. Термин «акт» использовался в знаменитом кодексе Юстиниана I «Corpus juris civilis» (528—534 гг.) и через него вошел в юридический лексикон Италии, Франции и Англии
[13]. Обозначение словом acta в Риме постановлений публичной власти послужило основанием для позднейшего применения термина «акты» к законам. Можно привести наиболее известные примеры употребления слова «акт» в этом смысле. Так, в 1679 г. английский парламент принял закон о неприкосновенности личности, получивший по первым двум словам его текста название «Habeas Corpus Act». У нас весьма употребительно выражение «законодательные акты».
Формула «actum» в средневековых дипломах предрасполагала к восприятию в качестве «актов» документов, устанавливающих какие-либо особые права или привилегии того лица, кому акт выдавался. Постепенно понятие об «акте» связывалось с представлением о контрагентах, вследствие чего и частные сделки стали называться актами. Акт в этом смысле — документ, фиксирующий права и служащий юридическим доказа-
[19]
тельством прав определенных_лиц. Торжественная форма публично-правового акта рассматривалась как показатель его роли создателя и доказательства права, причем не всеобщего, а касающегося конкретных юридических или физических лиц. В немецком языке грамота типа акта называлась обычно Urkunde.
В отличие от Urkunden (грамоты) термин Akten обозначает не грамоты, предоставляющие права и служащие доказательством прав, а записи или деловые письма, лишь сообщающие о фактах или ставящие какие-то вопросы, связанные с фактами правового характера
[14]. Такое понимание «акта» восходит к римской традиции определения протоколов в качестве «актов». 4-й Латеранский (12-й Вселенский) собор 1215 г. предписал обязательное ведение протоколов в духовных судах. Эти судебные протоколы, acta judicialia, принадлежат к числу первых немецких «актов»
[15]. Но подлинный расцвет «актового» делопроизводства наблюдается в Германии с конца XV—начала ХVI в., когда происходит резкая бюрократизация управления
[16]. Определение протоколов, регистров, записей, служебных и деловых писем в качестве «актов» лежит в основе современного выражения «составить акт», принятого у нас. «Акты», составляемые по случаю ревизии, обследования состояния какого-либо государственного или колхозного имущества, наконец, по случаю каких-либо происшествий и правонарушений (милицейские «акты»),— все это документы, по своему характеру близкие к протоколу или записи, регистрации факта, но не к Urkunde — грамоте, дающей права и служащей доказательством права. Вместе с тем в России XIX в. «актом» назывались документы, в которых фиксировались права и обязанности одного или нескольких лиц, а также документы, могущие служить доказательством
[17].
[20]
Понятие «акты гражданского состояния» в настоящее время оперирует термином «акты» скорее в значении «действия», «свершения», или, точнее говоря, «факты»: факты рождения, брака, смерти. «Запись», или регистрация этих фактов, может рассматриваться как «акт» в немецком смысле слова
[18]. Что же касается свидетельств, выдаваемых на основании регистрации фактов, то они являются удостоверительными документами, подтверждающими факт. В них самих договорный элемент отсутствует. Они не приближаются ни к тем «актам», которые даруют особые права, ни к тем удостоверениям (мандатам), которые дают особые полномочия
[19]. Поэтому их можно отнести к регистрационно-удостоверительному виду документальных источников, придающих констатации факта значение официального удостоверения.
В правоведении и дипломатике западноевропейских стран было давно отмечено употребление термина «акт» в двух разных смыслах: как обозначения документа, предоставляющего права и служащего доказательством их, с одной стороны, и как обозначения деловой или служебной записи, информации о факте, положении дел, состоянии имущества и т. п.— с другой. Документы первого типа получили в связи с этим определения: l"acie juridique (юридический акт), negotium (сделка), actio (действие, распоряжение), Handlung (действие, ведение дела, сделка). А. С. Лаппо-Данилевский называл такие документы актами «с конституитивным или удостоверительным характером»
[20]. Документы второго типа характеризуются определениями: l"acte instrumentaire (свидетельство, освидетельствование), instrumentum (свидетельство), conscriptio (запись, про-
[21]
токол), Beurkundung (засвидетельствование)
[21]. По Лаппо-Данилевскому, это документы «с декларативным или осведомительным характером»
[22].
А. С. Лаппо-Данилевский сформулировал критерий различения «удостоверительных» и «осведомительных» актов: «Акт с осведомительным характером имеет меньшее правовое значение, чем акт с удостоверительным характером. Акт с осведомительным характером служит главным образом для показания о состоявшемся правоотношении; он пишется для запечатле-ния в памяти тех действий или событий, которые породили его. Акт с удостоверительным характером, напротив, является основанием для признания правоотношения состоявшимся; он пишется для закрепления тех элементов или условий, из которых оно состоит». По этому принципу в русской историографии различались «грамоты» и «записи» или «грамоты» и «памяти». Последнее противопоставление менее удачно, поскольку некоторые «памяти» имеют распорядительный характер и в этом смысле приближаются к «грамотам». Различение «грамот» и «записей» аналогично встречающемуся в западной дипломатике различению понятий carta и notitia.
Если и «удостоверительные» и «осведомительные» документы признаются «актами», каково же тогда общее определение «акта»? А. С. Лаппо-Данилевский, несмотря на свое различение «актов» «удостоверительных» и «осведомительных», дал такое общее определение «акта», которое фактически можно отнести только к актам первого типа. «Актами в широком смысле», по его мнению, являются документы, облекающие «известное правоотношение — правительственное постановление или юридическую сделку — в письменную форму»
[23]. Как видим, для «осведомительных» актов в этом определении места нет. Более расплывчатую и, следовательно, более компромиссную дефиницию давал актам классик австрийско-немецкой дипломатики XIX в. Т. Зиккель, разумея под актами «письменное, облеченное в соответствующую форму изъяснение о предметах правового характера». Надо, однако, иметь в виду, что Зиккель давал определение понятию Urkunden (грамоты), а не
[22]
Akten, другими словами, речь у него шла об «удостоверительных» актах. Именно они, согласно Зиккелю, касались «предметов правового характера». Дипломатисты XX в. в основном следовали определению Зиккеля. Р.-А. Ботье различает «акты» в собственном смысле слова и массу прочих «документов»: «actes» (Urkunden) proprement dits» и «la masse des autres «documents»
[24].
Не вполне ясно соотношение между «актами» и «законами» (leges). Входят ли законы в состав «актов» или они образуют особую группу документов? Общие законы как документы, не имеющие определенных контрагентов, не имеют и характерных атрибутов «актов»: адреса, корроборации (сведения об удостоверении документов) и подписей свидетелей, печатей и т. п.
Таким образом, создание общего понятия «акты», охватывающего все разновидности документов, к которым этот термин прилагался в разные эпохи, весьма затруднительно. Практически получится, что «акты»— это «документы» в целом. Уверенно их можно будет противопоставить только некоторым видам повествовательных и дидактических источников, ибо другие виды окажутся близки к ним. «Акты» в таком понимании — это огромный надвид источников, объединяющий разнородные по своей функции виды.
В соответствии со старой историографической традицией было бы все же резонно выделить из всей массы разнородных документов акты как документы, устанавливающие определенные правоотношения либо между контрагентами сделки, либо между автором и адресатом. С этой точки зрения в разряд актов попадают 1) все публично-правовые и частноправовые договоры, включая и такие, где контрагенты указываются не в начальном протоколе, а в основном тексте; 2) постановления и распоряжения конкретных органов власти, имеющие индивидуальный или коллективный адрес или имеющие общий адрес, но касающиеся конкретного юридического или физического лица как контрагента автора; 3) распоряжения владельцев собственности, адресованные их агентам (приказчикам, слугам, служащим).
[23]
Попытка выделить «акты» как особый объект научного изучения обусловлена следующими задачами источниковедения: 1) необходимостью исследования происхождения и эволюции видов исторических источников как части исторического процесса в связи с выяснением функции вида в общественных отношениях; 2) необходимостью разработки методики источниковедческого анализа и синтеза не только путем дедукции, т. е. приложения уже известных приемов и принципов ко всем вообще источникам, но и индуктивным путем, который дает наиболее эффективные результаты, когда исследуются однородные и сравнимые объекты, требующие специфической методики.
Как уже говорилось, договорные документы разных эпох и народов образуют один вид благодаря наличию у них общих внешних документально-юридических признаков: их происхождение — результат сделки контрагентов, содержание — определение взаимных условий, форма — комбинация устойчивых статей и формул. В происхождении всех разновременных и разноязычных распорядительных документов общий внешний формально-юридический момент — одностороннее волеизъявление носителя власти или субъекта права, содержание — конкретизация воли в форме распоряжений по определенным вопросам, форма — предписание исполнения распоряжений, даваемое тому или иному лицу.
В двойственном положении находятся судебные постановления. Если в раннефеодальный период они имели характер пожалования, выдававшегося выигравшей стороне, которая, таким образом, превращалась как бы в адресата и контрагента автора (= судьи), то позднее судебные постановления уподобляются законам, не имеющим адресата. Впрочем, эта тенденция была заложена в них с самого начала, вследствие чего судебные документы даже раннефеодальной эпохи можно относить к актам только условно.
Завещания сочетают в себе черты договора и распорядительного документа. Как договоры они содержат сведения о контрагентах автора (хотя формальное соглашение с ними тут не фиксируется), как распорядительные документы завещания основаны на одностороннем волеизъявлении. Однако для отнесения завещаний к числу «чистых» договоров в них недостает прямого выражения соглашения автора с контрагентами; как документам распорядительного вида им недостает адреса. Отсутствием адреса эти документы сближаются
[24]
с законами, когда дело касается завещаний носителей верховной власти. В целом же духовные грамоты, или завещания, могут быть расценены как документы смешанного распорядительно-договорного или (применительно к актам монархов) распорядительно-договорно-законодательного вида. Мы склонны относить к актам и другие смешанные виды документов, если они не просто отражают правоотношения между двумя (или несколькими) сторонами, а сами создают их.
Что же касается регистрационных, информационных, просительных, отчетных и других документов, то в случае отсутствия сочетания их основной функции с договорной или распорядительной мы воздержались бы включать эти документы в число «актов». В немецкой историографии существует различие между Urkundenlehre и Aktenlehre, из которых первое посвящено «актам» в собственном смысле слова, или «актам юридическим», «актам удостоверительным», грамотам, а второе — «актам свидетельствования», «актам осведомительным», или, точнее говоря, неактам, причем с дипломатикой отождествляется именно Urkundenlehre. В большинстве стран дипломатика существует как единая наука о всех вообще документах, хотя отличие acte juridique от acte instrumentaire принимается во внимание.
В нашей системе исторических наук наряду с дипломатикой имеется еще документоведение, которое конституировалось в самостоятельную дисциплину в 60-х годах нашего столетия. Название ей дал К. Г. Митяев, определивший объект, предмет и основные задачи этой дисциплины
[25]. Документоведение возникло на базе особой отрасли знания, существовавшей уже в XIX в. и занимавшейся изучением современного ей делопроизводства
[26]. В настоящее время документоведение и делопроизводство — разные дисциплины.
Документоведы хотя и разделяют представление документалистов о документе как всяком материальном объекте, несущем преднамеренную информацию, однако предмет своей науки ограничивают изучением докумен-
[25]
тов, функционирующих преимущественно в сфере управления
[27]. Дипломатика имеет дело с отдельными разновидностями управленческих документов, но в то же время занимается документами, которые не связаны прямо с управлением (таковы, например, частные акты). Следовательно, объекты дипломатики и документоведения совпадают только частично. Что касается предмета и задач этих двух дисциплин, то тут объединяющим моментом является интерес к внутренней форме, структуре документального источника. В дипломатике издавна велись споры о том, должна ли она заниматься содержанием источника или ее цель — изучение формы для выяснения канцелярского происхождения акта. Некоторые ученые полагали, что герменевтика, т. е. анализ содержания, не входит в задачи дипломатики, а составляет предмет науки истории права. Однако уже Т. Зиккель заметил, что практически невозможно вести дипломатический анализ в полном отрыве от изучения правового содержания актов, от герменевтики текста
[28]. Сам он сочетал исследование формуляра и канцелярского происхождения каролингских дипломов с изучением феодального иммунитета, зафиксированного в этих актах. Более формальный характер носит французская дипломатика. Русская дипломатика XIX—XX вв. никогда не пренебрегала содержанием актов. Можно даже сказать, что она больше интересовалась содержанием, чем формой актовых источников. Для дипломатики сочетание изучения формы и содержания является необходимым постольку, поскольку она рассматривает акты как исторический источник и как факт истории.
Предмет документоведения иной. В нем преобладает изучение документа не как исторического источника, а как формы, которая может быть использована для улучшения и стандартизации современного документопроизводства. Если дипломатика целиком обращена к истории, то документоведение в значительной мере занято проектированием будущего. Его главная цель — создавать оптимальные рекомендации по документированию управления: «Важнейшей задачей документоведения на
[26]
современном этапе является теоретическое обоснование процессов документационного обеспечения аппарата управления»
[29]. В этом смысле оно скорее может быть определено как документироведение, чем как документоведение.
Кроме дипломатики и документоведения существует еще эпистолография, занимающаяся изучением писем.
Предмет дипломатики мы видим в применении к актам методов исследования их внешней и внутренней формы, внешнего и внутреннего содержания, а также происхождения. Под внешней формой подразумевается материальная сторона источника и ее особенности: материал для письма, средства письма (чернила, киноварь и т. п.), почерки, украшения, удостоверительные знаки, другие атрибуты внешнего оформления. Внутренняя форма — это структура текста источника, формуляр. Разновидности документов договорного, законодательно-договорного и распорядительно-договорного видов имеют относительно устойчивые формуляры, которые позволяют изучать не только эволюцию начальных и конечных формул актов, но и развитие тех статей, которые отражают внутреннее содержание источника. Поэтому применение формулярного анализа, формуляроведение наиболее эффективно именно в приложении к актам.
Под внешним содержанием мы понимаем те идеи, которые выражены в источнике, под внутренним содержанием — те процессы исторического развития, которые отражаются во внешней и внутренней форме, а также во внешнем содержании акта. Изучение внешней и внутренней формы, а частично и внешнего содержания актов характерно для дипломатики с давних пор. Методика исследования внутренней формы в целях изучения внутреннего содержания актов впервые была разработана в русской дипломатике А. С. Лаппо-Данилевским. Русская и советская дипломатика всегда уделяли значительное внимание изучению внутреннего содержания актов.
Проблема происхождения актов как бы распадается на две: первая — это канцелярское происхождение документа (где, кем и как, по чьему приказу создан и выдан акт), вторая — происхождение в более широком, историческом смысле (каковы были предпосылки и
[27]
причины создания актов, в чьих интересах он составлялся и утверждался, какие цели при этом преследовались заинтересованными сторонами). Первая сторона проблемы происхождения тщательно изучается в западноевропейской дипломатике и недостаточно исследуется в нашей науке, о второй стороне происхождения актов в западной дипломатике говорится мало, зато русская и особенно советская дипломатика уделили ей значительное внимание. Впечатляющие результаты достигнуты Л. В. Черепниным в исследовании политических причин возникновения духовных и договорных, жалованных грамот великих и удельных князей XIV—XV вв.
[30] Дипломатика — это не какой-то один метод исследования, применимый ко всем источникам. Вернее видеть в ней совокупность многих методов и приемов в приложении к актовому материалу, причем специфически дипломатическим является метод формулярного анализа актов.
материал размещен 20.02.2006
[1] См.: Corpus inscriptionum latinarum. Berolini, 1873. Vol. 3. Pars 2. P. 843—901; 1936. Vol. 16; 1955, Vol. 16. Supplementum
[2] См.:
Bonenfant P. Cours de diplomatique. 2-е éd. Liège, 1947. P. 2.
[3] См.:
Franz E. G. Einführung in die Archivkunde. Darmstadt, 1974. S. 43.
[4] См.: Полное собрание законов Российской империи, [1-е изд.]. СПб., 1830 (далее —ПСЗ-1).
Т.
7. № 5016, 5017. П. 8 (1727); Т. 16. № 11988. П. 12 (1763); Т. 19. № 13774 (1772), 14063 (1775); Т. 24. № 17749, 17881. П. 3. (1797); Т. 27. № 20608. П. 1 (1803); Т. 33. № 26232 (1816); Т. 35. № 27614 (1818); Т. 16,
№ 12275 (1764); ПСЗ. 2-е собр. СПб., 1830. Т.
3. № 2360 (1828); СПб.,
1853. Т. 27. Отд. 1, № 26358 (1852); СПб., 1871, Т. 42, Отд. 1. № 44686 (1867).
[5] См.: Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1960. Т. 2. С. 594—595.
[6]Каштанов С. М., Курносов А. А. Некоторые вопросы теории источниковедения // Исторический архив. 1962. № 4. С. 178 (далее — ИА).
[7] См.:
Каштанов С. М. Очерки русской дипломатики. М., 1970, С. 15,
[8]См.:
Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М., 1975. С. 221—225.
[9] См.:
Королев Г. И. Современные исследования по дипломатике в Чехословакии//Актовое источниковедение. Сб. статей. М., 1979. С. 252—253.
[10] См.:
Илюшенко М. П. К вопросу о функциях документов// Советские архивы. 1975. № 5. С. 10—17 (далее — СА);
Илюшенко М.П., Кузнецова Т.В., Лившиц Я.3. Документ и системы документации. М., 1977. С. 13—14;
Курносов А. А. К вопросу о природе видов источников//Источниковедение отечественной истории. Сб. статей 1976. М., 1977. С. 24—25;
Тартаковский А. Г. Социальные функции источников как методологическая проблема источниковедения//История СССР. 1983. № 3. С. 112—130.
[11] Илюшенко М. П., Кузнецова Т. В., Лившиц Я. 3. Указ, соч. С. 14.
[12] См.:
Meisner H. О. Das Begriffspaar Urkunden und Akten//Forschungen aus Mitteldeutschen Archiven. Zum 60. Geburtstag von
Hellmut Kretzschmar. Berlin, 1953. S. 36; ср.:
Schütz A Zu den Anfängen der Akten- und Registerführung am bayerischen Herzogshof // Landesherrliche Kanzleien im Spätmittelalter. Referate zum VI. Kongreß für Diplomatik. München, 1983 (Münchener Beiträge zur Mediävistik und Renaissance-Forschung, 35). München, 1984. Teilband I.
S. 131—132.
[13] См.:
Meisner H. O. Aktenkunde. Ein Handbuch für Achiv-bemitzer mit besonderer Berücksichtigung Brandenburg- Preußens. Berlin, 1935. S. 4.
[14] См.:
Meisner H. О. Aktenkunde. S. 6;
idem. Das Bepriffspaar Urkunden und Akten. S. 45;
idem. Archivalienkunde vom 16. Jahrhundert bis 1918. Leipzig, 1969. S. 44;
Brenneke A. Archivkunde. Leipzig, 1953. S. 7—8;
Dülfer K. Urkunden, Akten und Schreiben in Mittelalter und Neuzeit // Archivalische Zeitschrift. München, 1957. Bd. 53. S.
16;
Franz E. G. Op. cit. S.
45—46;
Papritz J. Archivwissenschaft. Marburg, 1976. Bd. 1 S 255—258
[15] См.:
Schütz A. Op. cit. S. 131
— 133.
[16] См.:
Franz E. G. Op. cit. S. 46. Согласно Паприцу, немецкий термин Akten впервые встречается в XV в. (см.:
Papritz J. Op. cit. S. 257).
[17] См.: Илюшенко М. П., Кузнецова Т. В., Лившиц Я. 3. Указ, соч. С. 10,
[18] В дореволюционное время под «состоянием» или «государственным состоянием» подразумевалось сословие, сословная принадлежность (см.: ПСЗ-1. Т. 42. Ч. 1. С. XV), а под «актами состояний» — метрические книги и ведомости [см.:
Елпатьевский А. В. К истории документирования актов гражданского состояния в России и СССР (с XVIII в. по настоящее время) // Актовое источниковедение. Сб. статей. М., 1979. С. 56—57], т. е. регистрационные книги, которые в Германии издавна назывались «актами».
[19] О таких документах см., напр.:
Кладт А. П. Ленинские мандаты периода гражданской войны//Актовое источниковедение. С. 5—19.
[20] Лanno-Данилевский А. С. Очерк русской дипломатики частных актов, Пгр., 1920. С. 13.
[21] В немецком языке выражение Beurkundung des Personen standes означает ведение метрических книг, ведение записи «актов гражданского состояния».
[22] Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. С. 13.
[23] Там же; см. также с. 14—15.
[24] См.:
Sickel Th. Acta rcgum et imperatorum Karolinorum digesta et enarrata. Th. I. Lehre von den Urkunden der ersten Karolinger (751—840). Wien, 1867. S. 2;
Bautier R.-H. Propositions méthodologiques pour la diplomatique du Bas Moyen Age et des débuts des temps modernes//Landesherrliche Kanzleinen im Spätmit telalter. Teilband I. S. 51.
[25] См.:
Митяев К. Г. Документоведение, его задачи и перспективы // Вопросы архивоведения. 1964. № 2. С. 35.
[26] Первый обстоятельный труд по делопроизводству принадлежит Н. [В.] Варадинову (Делопроизводство. Руководство к составлению всех родов деловых бумаг и актов по данным формам и образцам, 2-е изд. СПб., М., 1873. Ч. 1—4).
[27] См.:
Илюшенко М. П. К понятию «документ» (эволюция термина и предмет документоведения)//СА, 1986. № 1. С. 31;
Сокова А. Н. Развитие советского документоведения в условиях научно-технической революции (1960—1980 гг.). Автореф. докт. дисс. М., 1986. С. 15.
[28] См.:
Sickel Th. Beiträge zur Diplomatik. Wien, 1864. Th. 3. S. 2 (176).
[29] Илюшенко М. П., Кузнецова Т. В., Лившиц Я. 3. Указ. соч. С. 4, Ср.: Сокова А. Н. Указ. соч. С. 43—44.
[30] См..
Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV— XV вв. М., Л., 1948. Ч. 1; М., 1951, Ч. 2.