Москва.

Таничка!

До сих пор я не получал от вас ни одного письма, а я послал вам несколько писем; послал аттестат.

Сфотографировался, и как только получу карточки, так вам, мои дорогие, пошлю. Работы много и дни идут очень быстро.

Бытовые условия хорошие.

Здоров.

Передай привет Ст. Мат. и Лизе.

До свидания. Крепко, крепко целую.

Василий.

Вечер 1 марта 1942 года.

 

Владюша, здравствуй!

Милый, ты наверное стал большой и должен считать себя хозяином, мужчиной. Помогай во всем маме и будь дисциплинирован. Готовься осенью идти в школу.

Твой папа. В.Н.

1.3.1942 г.

 

Москва. 10.3.1942 г.

Вечер на 10 марта. Сегодня днем, мои дорогие, я получил два ваших письма и замечательные рисунки; получил миниатюрку дорогого мне человека. До получения писем я очень беспокоился о вас и сильно скучал по вас, мои родные. Но, а сегодня я счастливее всех и с прекрасным настроением; сегодня через письма я с вами разговаривал, мысленно представлял вас и на лыжах и за подготовкой к урокам и за всеми другими прочими делами. Милая Таничка! Я хорошо представляю твое переживание, твою тревогу за наших крошек, когда они болели, но, что поделаешь, так видимо написано на роду тебе дорогая. Но, хорошо всё то, что хорошо кончается.

Несколько слов о себе. Правительство и партия повседневно заботятся о своей Кр. Ар., о командно-начальствующем составе. У нас хорошее питание, прекрасные бытовые условия, хорошо экипированы. Выдали нам замечательные меховые покрытые материалом жилеты; вещь легкая, теплая и красивая. Получили личное оружие (автоматический пистолет-браунинг, клинок-сабля, выдали шпоры и т.д.).

Много приходится работать; готовиться к инструктажу, проводить самому беседы, доклады и лекции.

С большим подъем(ом) встречали годовщину Кр. Арм. По путевке Ленинградского РК партии мне пришлось в организациях сделать ряд докладов; москвичи тепло встречают бойцов. В одной из организаций мне преподнесли «скромный» подарок, так выразились те, которые преподносили этот подарок. Содержание подарка: 1 носки шерстяные, 1 носки простые, 0,5 килг. колбасы, около килограмма мандарин(ов), 0,5 кг хороших шоколадных конфект, печатку (sic!) духового мыла, 2 полоточка (sic!), табачку. Эту посылку вручили мне 20.2, а 23.2 я еще получил одну; в последней оказалось 0,5 лит(-ра) вкусного крас(ного) вина; и эта посылка богатая.

Крас. Арм. окружена любовью своего народа и это не поддельная любов(ь) еще больше вдохновляет на борьбу с фашизмом, на уничтожение фашизма.

В ближайшие 3–5 дней я вам пошлю фотокарточку.

Здоров, настроение бодрое, но а трудности, которые встретятся впереди, сумею преодолеть.

Напиши мне, – ходила ты к Фролу Васильевичу или нет?

Постараюсь писать письма чаще, надеюсь, что и ты сумеешь мне писать чаще.

До свидания.

Крепко, крепко целую вас всех.

В. Нестеров.

P. S. Таничка, узнай адрес Вани и Павла Ивановича.

В. Н.

Привет Ст. Мат., Лизе и Клав(дии) Вас(ильевне).

 

13 марта 1942 г.

Дорогая Таничка!

Мы скоро направляемся туда, где в нас большая нужда. Да, и пора, а то засиделись. Настроение хорошее.

Переношу легкий грипп, но я думаю от него скоро избавиться.

Посылаю тебе – вам одну карточку большую и одну маленькую. Это память, это то, что можно прислать дорогой семье, но а после разгрома фашистов я сам прибуду.

Получил ваши два письма; был очень рад; рисунки замечательные и храню их как большую ценность.

Дорогие дети! Вы хотели посмотреть на папу и папа вам посылает свою фотокарточку.

Владя, Лева и Женя – не забывайте папу, а маму слушайте, слушайте и жалейте её. Мама у нас одна и пожалеть её некому кроме вас, мои дорогие.

До свидания.

Крепко, крепко целую вас всех.

Ваш папа и Вася.

 

Таничка!

Иногда и такие карточки напоминают о существовании человека, – близкого человека, а иногда и восстанавливают память о человеке, который существовал.

24.3.1942 г. Василий.

 

Милый Владюша!

Очень рад, что ты слушаешь маму и дисциплинированно ведешь себя в садике. Детка! Никогда не забывай, что сын политического работника  Красной Армии должен быть образцом в поведении, в учебе и труде.

На эту открытку ответь мне сам и нарисуй подводную лодку.

24.3.1942 г. Целую. Твой папа.

 

Москва. 24.3.1942 г.

Милая Таничка!

Сегодня получил второе твое письмо, на которое отвечаю. Последнее письмо датировано 18 марта.

Напрасно беспокоишься, все твои письма я стал получать. Письмо видимо писала под настроение, которое вынесла из встречи с Лизой Сорокиной.

Очень жаль Павла Ивановича, но, Таничка, война есть война, да еще какая; таких войн человечество не переживало. Одновременно с твоим письмом я получил письмо от Вани.

Содержание его письма здоровое, настоящего фронтовика.

Дорогая! Я очень рад, что вы все здоровы и вспоминаете меня.

Я вам послал фотокарточку одну большую и одну маленькую; вероятно, вы их получили. В этом письме посылаю 3 маленьких (они будут в детских конвертах) и одну большую. Маленькие фотокарточки от ребят не отбирай; пусть они их у себя и хранят.

Настроение хорошее, дела двигаются; с фронта сообщения хорошие. Напиши про Женю, на какой почве у него разболелись глазенки. Поцелуй его в глазенки за папу, да покрепче.

Крепко целую тебя Таничка.

До свидания. Вася.

P. S. С этим письмом посылаю и ребятам письма. Напиши адрес Марфуши. Привет Степану Мат., Лизе, Кл. Вас. и Медведевым (последние – соседи по подъезду, – Н. И.).

 

27 марта 1942 г.

Дорогая Таничка!

В этом письме посылаю справку, по которой будет возможность прикрепиться к другому магазину военторга. Подтверждающий аттестат заполнен и будет выслан нашим начфином.

26 марта я переводом послал вам 800 рублей денег, они тебе очень пригодятся.

Дальнейшие сообщения буду слать с дороги.

Целуй ребятишек. Письма шли по старому адресу.

Дорогие мои! До свиданья, до свиданья.

Привет нашим.

В. Нестеров

 

Текст на обороте «Для письма»:

Дорогая Таничка! На эти деньги приобрети что-нибудь ребятам, а купленные предметы передай за папину посылку.

Жди письма с дороги.

Целую всех. 26/III 42 г. 26 марта.

Вася.

 

 

Фронтовые письма В. В. Нестерова – казалось бы, скромный, но при внимательном прочтении – чрезвычайно интересный материал.

В. В. Нестеров принадлежит к числу «неболтливых фронтовиков». В письмах родным у него можно найти восхищение природой, погодой, бабочку, посланную сыну, розу, сорванную для жены, но почти нет подробностей тех сражений, через которые ему пришлось пройти. Лишь тщательный анализ текстов, выстроенных в хронологическом порядке, по случайным упоминаниям, переменам настроения и даже почерка дает возможность проследить путь автора и оценить тяжесть этого пути.

По замыслу – повествование эпическое. По реализации… Сам Нестеров неоднократно писал супруге: «Когда я вернусь… Тут такой материал для уроков истории…». А стоило написать не «когда», а – «если». Да вот только жену беспокоить не хотел.

Письма интересны с точки зрения эволюции взглядов героя. В первом письме от 13 ноября 1941 года для него еще непреложна истина, что «…от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней», а война кажется недолгим и приятным приключением (сыновьям: «… и как только разобьем Гитлера-собаку, так я с мамой устрою вам хорошую елку»). Подобное настроение выветривается очень быстро. Уже второе письмо – 22 ноября в самый тяжелый период битвы под Москвой, когда Горький стал прифронтовым городом, В. В. отговаривает жену от эвакуации лишь потому, что сыновей трое; сомнений в целесообразности эвакуации как таковой у него, кажется, уже нет. Третье и четвертое письма (29.11.и 3.12.1941) – никаких оценок, написаны, затаив дыхание. Но уже в пятом от 19 декабря – безудержный оптимизм (6.12 началось контрнаступление под Москвой), «всё здорово», «скорей на фронт». Правда, разбить фашистов до Нового года уже не получится (письмо от 21.12), но сомнений в скорой победе никаких.

Сомнений (во всяком случае, высказанных на бумаге) не будет и дальше, однако тон посланий непосредственно из районов боевых действий уже менее восторженный, а фашистские орды, гады и звери – хоть совсем реальный, но дежурный словесный оборот.

В конце 41-го новобранец Нестеров любуется «красиво рвущимися» на стрельбище гранатами, и собой в военной форме. Его распирает гордость от сознания того, что по улицам заштатного Ардатова они ходят с песнями «как настоящие бойцы Красной Армии».

Став настоящим бойцом, строем он не ходит, и песен уже не поет. Только историк не умирает в нем, что прорывается восторгом от встречи с Козельском или Бородино (письмо от 12.4.1942 и 18.7.1943).

Внешний вид писем – тоже памятник эпохи. Торопливая орфография – вовсе не свидетельство того, что автор был малограмотным. Каждый может проверить на себе, что такое письма без редактирования. Кстати, в ряде случаев делать это В. В. Нестеров пытался. Но вот времени катастрофически не хватало.

Объем писем – яркое тому подтверждение, а также свидетельство активности участия дивизии политрука Нестерова в боевых действиях.

Вот первый квартал 1943 года, перебазирование из под Липецка в район Белгорода и участие в Харьковской операции февраля-марта: только 4 письма (от 2 до 4 страниц рукописного текста) и 8 открыток в несколько строк.

Далее – наоборот: с апреля по июль часть отведена на отдых, сам В. В. успевает в конце июня – начале июля съездить в отпуск, и соотношение писем к открыткам уже 7 к 3. Коротки только: 14.07 – прибыл после отпуска к своим, и заключительные 8 и 10 августа, написанные в ходе последнего для В. В. Нестерова наступления на Смоленск.

Отрыв от семьи – для каждого фронтовика большая проблема. У В. В. Нестерова, по его индивидуальным особенностям – очень большая. К счастью, в его случае сюда почти не примешивалась тревога за жизнь родных: Горький так и остался в тылу, лишь дважды до В. В. доходили слухи о бомбежках города (в 1941 и 1943 гг.). Но тоска по близким преследовала его постоянно: уже через 12 дней после расставания (второе письмо, 22.11.1941) он выражает желание «побыть с вами (семьей) вместе несколько часов», что повторяется и в дальнейшем, усиливаясь за счет регулярных (с извинениями) претензий в адрес жены – на то, что мало пишет, и почты – на то, что плохо работает. Впрочем, по-человечески это легко понять.

Бытовая жизнь на войне также вряд ли пройдет мимо заинтересованного читателя. Эпопея с сапогами Шевлягина (ноябрь 41 – январь 42-го) современному человеку может показаться смешной, если бы не фрагмент письма от 29.11 о ценах на ардатовском рынке: при денежном окладе курсанта в 550 рублей и цене хлеба 350 рублей за пуд (16 кг), цена валенок – 1000 рублей. Имея в 1940 году 350 рублей на должности завуча, В. В. Нестеров мерил ценность овчинных сапог тогдашней меркой и перспектива лишиться тройного оклада его не радовала.

Социальное сознание людей сталинской поры – отдельная тема. Вряд ли одной цензурой или страхом объясняется неоднократное упоминание в письмах имени верховного правителя. Вспомним – давно ли мы сами молились на Путина?

Но зимой 1941–42-го курсанту Нестерову, в общем, не до высоких сфер. В его письмах – строки о трудностях пути и устройства на курсах. 3 декабря: «… крепчает мороз: -26°, а мы проходим тактику». В Москве уже иная картина, завалили новым обмундированием, а «скромная» благодарность за лекцию от полуголодных москвичей – коробка с подарками, где помимо прочего (на одного человека!) полкилограмма колбасы, столько же шоколадных конфет и килограмм совсем уже неземных мандаринов (10.3.1942). Не будь тема войны столь трагичной, впору было бы вспомнить вокзальные оргии на проводах новобранца Швейка.

Впрочем, ни патриотический подъем, ни – без дураков – забота партии и правительства, не заслоняют от В. В. Нестерова главного: он чувствует дыхание войны. Вглядитесь в письма: в марте 1942 это уже беззвучный крик.

27-го часть В. В. Нестерова отправляется на фронт.