Три письма с фронта.

Первое написано 8 апреля 1942 года. Полное надежды на встречу с родными и на жизнь.

Второе письмо датировано 21 сентября 1942 года. Полное глубокой горечи, безысходного горя – смерть старшего сына не на фронте – в тылу.

Эти два письма писал старенькой матери и жене, оставшейся с малолетними детьми и престарелыми родителями, Жуков Матвей Ефимович.

Больше писем от него не было.

Третье письмо пришло от его товарища Браскова Александра Федоровича. Он сообщал, что Жуков Матвей Ефимович 15 декабря 1942 года в 4 часа утра геройски погиб за Родину.

Что такое одна смерть на фронте? А сколько горя она принесла близким ему людям!

Через века,

Через года

Помните!

О тех,

Кто уже

Не придет

Никогда,

Помните!

 

1942 год, 8 апреля.

Добрый день, веселый час, пишу письмо и жду от вас. В первых строках моего письма я кланяюсь, своей дорогой мамоньке и шлю свое почтение, крепкий поцелуй и прошу у тебя, мамонька, родительское благословение. Еще с приветом к своей дорогой женке Федосье Михайловне и шлю крепкий поцелуй. Еще я с приветом к дочери Павле Матвеевне, а также моему малому сыну Петру Матвеевичу. Дорогим моим деткам шлю я всем свой сердечный с любовью крепкий поцелуй и свое родительское благословление: «Дай вам, Господи, детки, в жизни счастья, да смотрите, ребятки, слушайтесь матери и бабоньки. Еще я с приветом куме Саше, Лиде, Поле, Иване. Еще я с приветом к другу В., а также к сестре Агафье. Передайте от меня почтение. Низко я кланяюсь своей дорогой теще и прошу в том, что, мамаша, не прогневайся на меня, что может, когда я и оскорбил ее, так прошу о том, что прости меня. А также привет шуречихе Варе с детками и Варе свояченице с детками. И желаю всего в жизни вашей, передайте низкое почтение от меня дедушке Семену, дабы он не прогневался на меня, а благословил бы меня. Еще передайте привет Алексею Матвеевичу о том, что я все же часто думаю, как мы с ним раньше ходили по работам и где он сейчас работает.

Теперь я скажу про свою жизнь, где мы жили раньше, около Владимира, так теперь оттуда уехали подальше, теперь находимся в городе Серпухово, не так далеко от Москвы. Город большой, на берегу Оки. Место веселое, занимаемся своими делами военными. Пока, слава Богу, жив, здоров, обут и одет. Спим пока спокойно, если бы пожить так, как сейчас, так это бы очень хорошо по времени военного положения. Товарищи со мной: Яков, Филипп – вместе, да, словом, тоншаевских человек с восемь. Все в одной казарме. Насчет этого тоже неплохо, все же повеселее, что, бывает, поговорить про свою родину. Всех знаешь. Письма пишу вам не реже, чем раньше, но от вас не получал около месяца. Все же охота узнать, как вы живете дома, где сейчас и как живет Васиян, да, если он на заводе, то пошлите ему мой адрес, а мне его.

Как вы, Федосья, проживаете хлебушком? Я знаю, покупать вы не в силах, но, думаю, как-нибудь потихоньку, может, и проживете до лета, а там, впереди, как Бог даст. Я тоже думаю, да и все сейчас так, которое время прожил, то и слава Богу.

Но и то, чего нисколько я не думал, что придется до этой поры пробыть в тылу, а может быть, почему и не проживем до тепла здесь. Конечно, это я говорю неуверенно, потому что дело наше военное, знать мы не можем. Только то знаю, что прожили, словом, все время, прожитое, как ушел из дома, нужды не видел ни в чем. Вот что, Федосья, жить бы иначе, так тоже я не рад, додумывал и советовался с некоторыми товарищами, но все же приходится так, как велит судьба. Лучше вы живите, дома на своей печи, думаю, будет вам лучше и спокойнее, а обо мне вы не заботьтесь, если угодно будет Богу, так люди и на войне бывали да приходили домой, что положено на роду, то и будет.

Пишите письма, где зять Николай, где Володя, где Алексей наш? Если от Михаила, Алексея Матвеевича придут письма, напишите, словом, кто поближе да породнее. Но ведь лишнего-то у нас с вами и писать нечего, да и не надо. Федосья, наверное, время долгим показалось, но прошло, как я из дома, пять месяцев. Я тоже, пожалуй, стосковался по вам. Так и поглядел бы на вас, в особенности на деток.

Молитесь Богу, чтобы кончилась война скорее, так и всем будет жить веселее.

До свидания. Целую всех. Извините.

Матфей Ефимович.

 

1942 год, 21 сентября.

Во-первых, я кланяюсь своей дорогой маме и прошу у тебя, мама, твое родительское благословление. Еще я кланяюсь своей дорогой жене. Еще я кланяюсь своим дорогим деткам Павле и Пете. Всех я вас крепко целую.

Я получил письмо, в котором вы пишете о большом несчастье – о смерти нашего сына Васияна. Я получил такую весть, так очень мне обидно, даже невыносимо, слезы одолели меня. Но, Федосья, пойми то, что теперь нам его не поднять, надо помаленьку забывать, а также и тебе, Федосья, надо это горе пережить с большим терпением. Ты пойми, разве мне не жалко такого мужика. Да, видно, так Богу надо. Федосья, забывай такое горе, подумай, что у тебя еще дети, не оставь их сиротами, ведь я тоже твою заботу знаю.

Теперь скажу про себя. Я нахожусь на фронте скоро месяц, но пока, слава Богу, здоров, вижу всего чудесного и здесь. Но, может, Господь, не помилует ли, вся надежда только на него, больше ждать не от кого. Писать нечего, все пока благополучно. Вы живите, по возможности, кормитесь да не забывайте это горе.

Пока до свидания. Известный вам папка, мои детки милые.

Матвей Ефимович.

 

1942 год. Декабрь, 16 дня.

Здравствуйте, дорогая, но незнакомая мне семья. С великим прискорбием извещаю вас о том, что ваш любимый сын, муж и отец Матвей Ефимович Жуков 15-го декабря в 4 часа утра геройски погиб за Родину.

Смерть его была так легка и коротка, что он не смог вымолвить ни слова и даже простонать.

Сообщает вам его друг и старший товарищ Брасков Александр Федорович, житель Горьковской области Линдовского района Совхозского сельсовета… (Далее неразборчиво).

Передо мною три письма, бережно доверенных учительницей-пенсионеркой Алексеевой Павлой Матвеевной, нашей бывшей соседкой, с которой мои родители прожили рядом, через стенку, 20 лет. Два общих коридора, общая кладовка, общий чердак, общие интересы, переживания, секреты… До недавнего времени я даже не знала, что мы не родственники. Но это не мешает мне считать ЖУКОВА МАТВЕЯ ЕФИМОВИЧА моим прадедушкой.

Датированы письма 8 апреля, 16 декабря, 21 сентября 1942 года.

62 года этим письмам. Для меня это было давно. А для пожилой учительницы – как будто совсем недавно. В памяти свежи воспоминания, когда ее отца, Жукова Матвея Ефимовича, провожали в октябре 1941 года на фронт. Как плакали все: и старенькая мать, и жена, и дети. Понимали, что все может случиться. Знал это и Матвей Ефимович. Поэтому в своих письмах он просит прощения и благословения у родных, надеется на Бога.

Меня поразила форма письма. Почти половина первого письма – это вежливое обращение с пожеланиями здоровья и благополучия семье и родственникам. И я представляю, как, наверное, каждый, к кому Матвей Ефимович обращался в письме, гордо вздрагивал и улыбался, потому что и его не забыли. Тем более, что всех он называет по имени и отчеству, даже своих малолетних детей.

И я для себя отметила, что надо воспитывать уважение в себе к семье, к окружающим. Меня никто еще не называл Юлией Александровной. Я понимаю: надо заслужить доверие и любовь окружающих, дожить до этих лет. Но некоторые и с сединой в волосах остались Мишками, Ваньками… Значит, не заслужили уважения людей. Как горько!

Наше время очень отличается от того, в каком жил автор писем. Нам трудно понять их помыслы, взаимоотношения, волю к победе…

О войне Матвей Ефимович пишет скупо, буквально по одному-двум предложениям в каждом письме, как будто что-то не договаривает. И я поняла – нельзя! Письмо просто могло не дойти. Может, военная тайна, может, тайна, не доступная для мирного населения, для тыла. Он сам обращается к жене: «Пишите письма…, но ведь лишнего у нас с вами и писать нечего, да и не надо…».

К началу 1942 года советские войска разгромили группировки противника и отбросили их от Москвы на 100-250километров, освободили свыше 11 тысяч населенных пунктов, среди них и город Серпухов. Весна 1942 года не принесла заметной передышки на советско-германском фронте, но все же наступило небольшое затишье на передовой (до начала мая, когда начались ожесточенные бои на Керченском полуострове).

Об этом затишье и пишет Матвей Ефимович Жуков своим родным. О Серпухове, куда недавно они прибыли из тыла, из Владимира. О красоте этого небольшого подмосковного городка, об удачно выбранном для него месте, что радует он глаз человеческий. Но война ничего и никого не щадит. Пишет, что, слава Богу, жив и здоров, обут и одет. Рядом с ним тоншаевцы, человек с восемь, есть с кем поговорить про свою родину, так как все друг друга знают. Спят спокойно. И рады этому небольшому тихому промежутку по времени военного положения.

Часть под Серпуховом перешла к стратегической обороне, наступательных операций здесь пока нет… Занимаются своими делами военными. И в свободную минуту все мысли о доме: что писем не получает около месяца, хватит ли хлебушка у семьи до весны, ведь покупать не на что; здоровы ли все, что жить приходится  так, как велит судьба. Которое время прожил, то и слава Богу, потому что дело-то военное.

Это первое письмо, написанное 8 апреля 1942 года, самое длинное, потому что передышка, на фронте затишье перед боями. Следующее письмо датировано 21 сентября 1942 года.

Оно не такое большое по объему, как первое. У Матвея Ефимовича, наверное, было мало времени, это письмо больше похоже на записку. Успеть бы написать. На фронте скоро месяц, многое увидел и понял солдат. Нет уже того объемного обращения к родным, нет и поклона своему старшему сыну Васияну Матвеевичу, так как получил весть из дома о большом несчастье – о смерти сына. Ведь не на фронте же, где смерть подстерегает везде и ежеминутно, а там, далеко от фронта, в тылу. Но как не горько отцу, как может, успокаивает жену, что сына уже не поднять, надо как то жить, помаленьку забывать, но разве такое забудешь… Ведь еще двоих детей надо «на ноги поставить».

Наверное, эта страшная весть из дома и заставила Матвея Ефимовича в минуту передышки написать письмо домой, разделить нестерпимую боль и утрату, утешить родных, жену, которой вдвойне тяжело – все легло на ее плечи.

И последнее письмо от 16 декабря 1942 года. Но письмо написано уже не рукой Матвея Ефимовича Жукова, а его земляком, товарищем-однополчанином, Брасковым Александром Федоровичем, уроженцем Линдовского района Горьковской области. Он сообщает о том родным, что их любимый сын, муж и отец Матвей Ефимович Жуков 15 декабря 1942 года в 4 часа утра геройски погиб за Родину. Смерть была так легка и коротка, что он не смог вымолвить ни слова и даже простонать.

Так ли это на самом деле, или утешение родным, чтобы они легче перенесли смерть самого родного для них человека.

Что такое ОДНА смерть на фронте, а сколько горя она принесла близким ему людям… Все легло на плечи бедной вдовы: и старики-родители, и дети, и голод, холод, безысходное горе.

Невозможно представить, что такое можно вообще перенести, сколько же сил потребуется этой женщине, чтобы все преодолеть. Вынесли все наши бабушки и на своих хрупких плечах подняли не только свои семьи, колхозы, но и всю страну. Как можно забыть об этом?!

Передо мною только три письма, а мне кажется, что я прожила вместе с ними все это время.