РАЗДЕЛ 6

КРАЕВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

   6.1. Ю.Г.Галай. Макарьевские затворники 1812 года

   6.2. А.В.Весницкий. Первая шаляпинская школа найдена!

Ю.Г.Галай, профессор, д.юр.н.,

Председатель общества

«Нижегородский краевед»

Макарьевские затворники 1812 года

В эпоху Французской буржуазной революции многие жители этой страны оказались в эмиграции, в том числе и  России. В конце ХVIII века (1793 г.) в Нижегородском наместничестве проживало пятнадцать французов обоего пола и всех возрастов. Из них в Нижнем Новгороде находилось четыре человека. Один из них Севастьян Степанович Делестрад 48 лет, дворянин прибыл в Россию еще в 1764 г.и содержал в нашем городе пансион для дворянских отпрысков. Другой – Антон Дево 28 лет обучал детей у правителя Нижегородского наместничества И.С. Белавина.

По существующим правилам, все эмигранты давали  клятву, что   непричастны «ни делом, ни мыслю правилам безбожным и возмутительным, во Франции ныне введенным и исповедуемым», признавая настоящее правление там  «незаконным и возмутительным…А потому, пользуясь безопасным убежищем, от его императорского величества самодержицы всероссийской даруемым мне в империи ее», обязываясь «прервать всякое сношение с одноземцами моими французами, повинующимися настоящему неистовому правительству». В случае же противных этому  поступков -   подвергали себя «в настоящей временной жизни казни по закону, в будущем же – суду Божию»[1].

5 июля 1812 г. Александр I повелел  «о всех вообще иностранцах, как в столицах и губернских городах, так и в прочих местах Российской империи  находящихся сделать следующий разбор»: во – первых, из иностранцах, оставлять  в губерниях только тех,  «в благонадельности» которых начальник губернии «совершенно уверен и примет на себя точную ответственность в том, что они ни внушениями личными, ни переписками или другими какими сношениями» не могли подавать повода к какому – либо нарушению спокойствия или  «к совращению с пути порядка российских верноподданных», в противном случае об этом должно было немедленно докладывать министру полиции; во – вторых, неблагонадежные  и вызывающие сомнение иностранцы высылались за границу; в-третьих, тех из них, кто могли разгласить сведения «внутренних наших положений и обстоятельств» и подать повод «к неблагоприятным или вредным для России последствиям», приказывалось выслать в разные российские губернии, по государеву усмотрению и мера эта должна была приводится  в действие «с возможною поспешностью».

Во исполнение высочайшей воли министр полиции предписал губернаторам «немедленно учинить разбор о всех иностранцах в вверенных им губерниях и списки доставить к нему». Если  некоторые из них подлежали к высылке за границу, то за ними требовалось «усугубить бдительнейший надзор со стороны полиции» и ожидать от министра «отзыв». Других же иностранцев немедленно отправить на жительство  в Тамбов. Для переезда состоятельные люди  должны сами нанимать экипажи, а неимущих отправлять за счет казны и под надзором внутренней стражи, «дабы они, нигде не проживая, следовали в места указанные». 

Данное распоряжение было направлено и  нижегородскому губернатору.  22 июля  макарьевский городничий Шушерин получил из Нижнего Новгорода «ордер», предписывавший, чтобы прибывшие на Макарьевскую ярмарку (открывалась 25 июля) иностранцы жили «по указанным срочным видам» и   никто из них, даже приехавших «с дворянскими фамилиями», не мог отъезжать без ведения и позволения губернатора.

Через два дня губернатор, находившийся во время ярмарки в Макарьеве,  направил соответствующий «ордер» нижегородскому полицмейстеру Е.С. Бабушкину, извещая его о высочайшем распоряжении. Ему поручался разбор иностранцев как  находящихся в гражданской службе в губернии, так и всех прочих, «партикулярно в губернии проживающих»[2].

Из уездов стали поступать рапорты. Некоторые из них были написаны довольно витиеватым слогом. К примеру, дворянский заседатель Горбатовского земского суда Кастальский доносил, что иностранцев, «которые бы могли или вдыхать в наших соотечественников мысли, противные благоденствию Российской империи, или вражески содействовать намерениям дышущей  противу россиян злобою нации», он у себя  не нашел. «Ибо все они находятся у российских патриотов, которые особенно во время чувствуемого в нашем отечестве от врагов  потрясении, сами по себе должны обращать внимательные взоры на такой поступок иностранцев». Впрочем, замечал он, «нельзя не полагать, что иногда под личиною добродетели скрывается злодейшее сердце, и такие прямодушных славян вражескою умилению уже изморены».

К рапорту прилагался список иностранцев, проживавших у местных дворян: в доме генерал – майора и кавалера В. С. Шереметева уже десять лет жил  тридцатиоднолетний пруссак Пауль Михайлович Витте, исполнявший должность шталмейстера; у надворного советника А.Б. Приклонского – двадцативосьмилетний англичанин Жембаус, трудившийся также шталмейстером на заводе; у надворного советника П.Н. Бестужева – Рюмина находился «для разделения времени» санктпетербургский купец 3 гильдии, француз Карл Рей.

В Арзамасе проживало шесть иностранцев: трое  немцев и столько же  французов (одна из них женщина). У генерал – лейтенанта и кавалера Н.О. Кутлубицкого в деревне Костянине столярничал  гамбургский уроженец Иоганн Генрихович Лоренц; у коллежского асессора И.Я.Зубатова в селе Троицком обучал иностранным языкам любекский уроженец Иоганн Христофорович Грот; в вотчинах князя Путятина управлял его вотчиной прусский дворянин капитан Семен Семенович фон Завацкий и при нем курляндец Якоб Шван, который ранее занимался «управительскою должностью» у помещика Горихвостова.

По сведениям полиции,  в Нижнем Новгороде  находилось 37 иностранцев:  5 французов, 14 пруссаков,  9 «немецкой нации», один вестфалец, один богемец, 2 саксонца, два поляка,  один высланный из Санкт – Петербурга галичанин, 2 австрияка, и один итальянец. Среди них были аптекари, учителя, столяры, портные, сапожники,  кузнецы, садовники, слуги, почтальоны, золотых дел мастер и даже  с 1794 года  пастор – Михаил Христианович Штайнбрехе.  Многие из них проживали  у нас долгое время. В частности, Андрей Иванович Стадлер с женой содержал частный благородный пансион семнадцать лет, а  Егор Христианович Эвениус с 1776 года  аптеку[3].

 С декабря 1810 г. в Нижегородской гимназии преподавал французский язык Иозеф Лежаль (в русской транскрипции - Иосиф Яковлев сын Лежаль). Директор гимназии Иван Кужелев характеризовал учителя как человека  похвального поведения, который «с особенным рвением, прилежанием и успехом» исполнял свою должность, и при том «в штрафах, пороках и подозрениях не  был»[4].    

К 1812 году имеются сведения об иностранцах, приписанных к городским сословиям Нижнего Новгорода. Всего таковых насчитывалось 16 мещан. Из них детей до 13 лет – 8 человек. По национальностям они разделялись так: евреев 5 (из них 3 приняли православие), шведов – 3, столько же поляков, двое пруссаков, вольный человек Ревельский уроженец – один, француз – один, из татар – один. На лицо оказалось 15 человек: один (пруссак) был отдан в рекруты, один еврей находился в бегах, а один перешел в купцы г. Пензы[5].    

Несколько человек служили в губернии по Министерству финансов: двое турецких подданных - титулярный советник Е.К.Муфтиев (в России с 1791 г.) и губернский секретарь И.А. Турчанинов (с1780 г.); поляк А.Е. Сущеневский (с 1760 г.); горский черкес В.И. Михайлов (с 1778 г.)   великобританец Е. Ф. Баус (с 1809 г.)[6].

        Не все иностранцы чувствовали себя уютно и безопасно. Так, у помещика князя Ивана Мустафина служил учителем француз Ламема де Грандбуа, который вынужден был бежать от хозяина, так как имел от него «немалое притеснение», но сносил все это «с терпеливостью, в надежде прослужить только по контракту один год». Но после того как сын князя Василий Мустафин велел крепостным бить его «до смерти», учитель сбежал[7].

Некоторые из нижегородцев поспешили избавиться от  служивших, чтобы не брать на себя ответственность за их дальнейшее поведение. Так, подполковница княгиня  Прасковья Евграфовна Грузинская  извещала гражданского губернатора А.М. Руновского, что в ее доме  села Катунки  находится француженка Монфор за которую она ранее ручалась, но теперь в сложившейся ситуации сделать этого не может, прося «поступить с нею по благоразумению».  Екатерину де Монфор вызвали в Нижний Новгород, а затем выслали «на собственное ее иждивение» в Тамбов[8].

Губернатор испрашивал у министра полиции рассмотреть дело о Сен Жермене и Подкоре, которые в 1810 году были высланы в Нижегородскую губернию  из столицы. Министр разъяснил, что в отношении  иностранцев, высланных из одной губернии в другую за преступления или же «попавшему на них сомнению», «разбор» не распространяется, а лишь на тех, которые прибыли из-за границы по собственному желанию для «снискания себе пропитания различными промыслами и занятиями»[9].   

Подозрительность к иностранцам, то обострялась (при Павле I), то смягчалась (с начала правления Александра I). Однако война и континентальная блокада 1805-1806 годов внесли в жизнь французских колоний в столицах России серьезные  и важные изменения. По мнению французского исследователя Ф. Тастевена, «до войны нас любили и уважали», но «настоящие неприятности начались для французов в 1812 году», когда на пост губернатора Москвы был назначен Ф.В. Ростопчин[10].

Подозрительных иностранцев стали высылать из Москвы. Одним из мест ссылки стала и Нижегородская губерния.

По мнению графа Ф.В. Ростопчина, в древней столице чуть ли половина населения состояли из «наполеонистов». Он не желал отпускать их из России и предлагал Александру I для большей безопасности не выдавать им паспортов, т.к. они, хорошо знавшие Россию, могли дать Наполеону полезные сведения. Ссылаясь на раздражение москвичей в отношении иностранцев, Ростопчин приготовился к массовому выселению. В ночь на 20 августа 1812 года многие были арестованы, заключены в дом Лазарева, и вскоре  число задержанных иностранцев (среди которых были не только французы) достигло сорока человек. Им официально объявили, что удаляют из Москвы. Для этого было предоставлено небольшое плоское судно длиною в 15 метров и шириною 9,2 метра. Посадив на него  арестованных, им прочитали ростопчинскую прокламацию. В ней, в частности говорилось: «Россия дала вам убежище, а вы не перестаете выражать против нее свою враждебность. Дабы избежать кровопролития и не запятнать страницы своей истории подражанием вашей адской революционной ярости, правительство увидело себя в необходимости удалить вас. Вы оставляете Европу и отправляетесь в Азию. Вы будете жить среди народа гостеприимного, верного своим клятвам и слишком вас презирающего, чтобы делать вам зло»[11].

Действительно ли среди высылаемых люди были опасные для государства? Современник князь И.М. Долгорукий, отмечал, что «правительство, найдя их подозрительными, может быть, не столько по приличным видам, как по русской пословице, что у страха глаза велики, и что когда дела идут худо, на всех рассердимся, смешавши правого с виновным». Впоследствии он в Макарьеве навестил одного из таких подозреваемых Сент – Агата, который когда-то обучал его детей французскому языку. Князь был очень удивлен, «найдя его в толпе вредных и зараженных духом своеволия» людей. Поговорив с ним, он узнал, что тот попал в эту компанию невзначай, «ни мало не участвуя в чьем либо мнимом или не мнимом преступлении»[12]. 

Нижегородский гражданский губернатор А.М. Руновский  старался избежать лишних для себя беспокойств, информировав  в октябре 1812 года   Особую канцелярию Министерства Полиции о чрезмерном стеснении города и недостатка квартир, и иных помещений для казенного постоя.  Но дело уже было решено.

До Нижнего Новгорода судно с переселенцами добиралось 56 дней и прибыло туда 17 октября. Один из высланных, режиссер французского театра Арман Домерг вспоминал: «Здешний губернатор, находившийся также в неизвестности относительно нашей участи, объявил сначала, что не знает, что ему делать с нами». А потому до выяснения вопроса их оставили на судне. «Но тут скрывалось низкое корыстолюбие», продолжал мемуарист, т.к., едва только скрылся губернатор, к ним подошел чиновник московской полиции под предлогом осмотра, но при этом «секретно предложил» одному из высланных за тысячу рублей выхлопотать у губернатора разрешить им  жить в городе. Некоторые из наиболее богатых сделали складчину, и через день все сорок прибывших были выпущены на берег, где им не без труда удалось найти квартиры[13].        

 Действовал ли полицейский – взяточник с разрешения губернатора А.М. Руновского, сказать сложно. Но то, что  он заранее знал  о высылаемых в Нижний  иностранцах, не вызывает сомнение. И его утверждение о незнании, что с ними делать, могло иметь подозрительную подоплеку.

 За два дня до прибытия ссыльных, губернатор  направил «ордер» местному полицмейстеру Бабушкину о приеме иностранцев. В нем говорилось, что главнокомандующий  Ф.В. Ростопчин «при отношении своем» препроводил к губернатору под надзором московского квартального надзирателя Иванова иностранцев, которые должны быть «удалены от столицы и находиться под строгим надзором»[14].  Приказывалось «позволить занять в здешнем городе посредством вольного найма квартиры». Полицмейстер должен был иметь сведения о месте жительства высланных, а квартальным надзирателям «иметь за ними строгий надзор о поведении их». И если будет замечено «какое- либо подозрение, равно и о связях их», доносить немедленно.

            17 октября все прибывшие в Нижний Новгород дали полиции подписку, обязуясь без ведения полиции «ни под каким предлогом отсюда не выезжать», в противном же случае будут отвечать по законам. Среди них 28 были французами: купцы, учителя, актеры, портные, фабриканты и пр. 

            Через десять дней полицмейстер рапортовал о принятии их под надзор полиции. В конце своего донесения он замечал: «И хотя доныне ни один из тех иностранцев не замечен в подозрительном поведении или дурных связях, но тем паче вперед поступки и образ жизни их не могут остаться без строжайших замечаний и исследований, а особливо касательно сношений их или корреспонденции, а чтобы никто из них не мог отсюда каким–либо образом отлучиться, то в наблюдение за сим и хозяева квартир обязываются подписками».  Высланные были размещены в домах на Покровской, Ильинской, Печерской улицах, в Благовещенской слободе, Тихоновском, Троицком и  Предтеченском церковных приходах, а также в квартале Рождественской части.   

            Нижний Новгород был наполнен московскими беженцами, и  потому на следующий день по прибытии в город высланных из Москвы иностранцев, гражданский губернатор направляет министру полиции представление, в котором говорит о стеснении присутственных мест эвакуированными московскими жителями и военными постоями.  Надзор за иностранцами производить «нет возможности», потому что местная полиция «и в отношении к населению города коренными жителями крайне умеренна, а по теперешнему умножению приезжими чрезвычайно развлечена в ее действиях и наблюдениях». «И здесь столько же опасно, как и в столице», заключал губернатор.

А.М. Руновский сетовал, что в городе не имеется такого помещения, где всех высланных можно содержать вместе, а потому  вынужден  размещать их в обывательских домах. К тому же некоторые из бедных иностранцев не имели средств для найма квартиры и даже пропитания. Он опасался, что они обратятся к нему за помощью, а у него никаких средств на это не было.

            В сложившихся ситуациях губернатор просил Ростопчина и министра полиции, «не благоугодно ли будет» им отправить их из Нижнего Новгорода «в какой-либо отдаленнейший и свободный город».

            23 октября губернатор получает ответ от Ф.В. Ростопчина, разрешившего  отправить иностранцев под караулом в какой-либо уездный город, где имеется острог, в котором можно было их содержать, никуда не выпуская. Указывалось, что на содержание каждому высланному выдавать на день по гривеннику (10 копеек)[15]. 

В тот же день губернатор известил  макарьевского городничего Шушерина, что «по чрезмерному стеснению здешнего города», высланных из Москвы иностранцев он направляет в город Макарьев, где их  содержать в градской больнице под надзором полиции. Городничему предлагалось обозреть больницу и, «если выявятся какие – либо починки», то «по сношению с думою, как можно поспешнее исправить».

            30 октября городничий рапортовал, что больница, хотя и находится в исправности, но по его обозрению  «в рассуждении нынешнего времени оказались некоторые недостатки и по сношению с городскою думою в самоскорейшем времени поправкою выполняется и к присылке иностранных для помещения их комнаты в больнице в готовности будут».

За два дня до этого,  губернатор «рекомендовал» нижегородскому полицмейстеру Бабушкину отправить из Нижнего Новгорода в Макарьев  иностранцев. Для их сопровождения «нарядить одного из частных приставов», а  конвойную команду «истребовать» от командира  гарнизонного батальона полковника Шиллера. Для этого был  командирован частный пристав Климов.

            В тот же день 28 октября губернатор известил макарьевского городничего об отправлении к нему иностранцев и предписывал их «содержать под строгим надзором полиции», и если заметит, что они переписываются с кем – либо, то «при самом начале оной письма их, равно и к ним скромным образом удерживать» и доставлять губернатору. На пропитание, отопление и освещение для бедных высланных иностранцев «на первый раз» губернатор предлагал взять сто рублей из Казенной палаты, а впоследствии суммы должны отпускаться из Макарьевского уездного казначейства. Неимущим иностранцам предполагалось давать по 10 копеек в день на человека. Надзор поручался квартальному надзирателю Михайлову[16].

            2 ноября иностранцев отправили на санях и под конвоем восьми солдат, под командованием сержанта - татарина. Не успели они выехать из Нижнего Новгорода, сани окружили обучающиеся ружейным приемам местные ополченцы, с криком «французы!  французы!», направляя на них ружья, сделанные из дерева, однако снабженные штыками. Но подоспевший офицер спас несчастных.

            Из-за ранней зимы переезд был трудным, с сильными морозами и ураганным северным ветром, потрясавших хижины. К концу второго дня, после сильного мороза, выпал в большом изобилии снег, так что ночью караван сбился с пути и заблудились. На остановках «путешественники» находили единственное кушанье – «холодные щи» или «вонючую похлебку из говядины и кислой капусты, поверхность которой представляла отвратительный слой насекомых, называемых тараканами…». И вот «после многих дней пути и жестоких лишений» они прибыли в Макарьев,  население которого с проклятиями и яростными криками сбежалось смотреть на них.

            Городничий принял прибывших, вспоминал один из ссыльных,  «с комическою важностью во всем величии своего сана». Их отвели на опушку леса в одноэтажный деревянный с восемью комнатами дом, который был окружен крепким забором и  во время ярмарки служил больницей. Одна из комнат служила общей кухней для арестантов и караульных; в другой располагалась стража; третья, самая маленькая, как полагали ссыльные, предназначалась человеку, который должен шпионить  за ними. «Пленников» разделили на  артели: более богатых разместили в комнату, отделенную перегородкой от беднейших сограждан.

Прибывшим строго запрещалось прохаживаться по обширному «тюремному» двору, и они свои прогулки совершали по крытой галерее, расположенной по фасаду здания. Но постепенно ссыльные приобрели большую свободу. Разрешалось получать корреспонденцию от родственников и знакомых, которая тщательно проверялась полицией. Но городничий не разрешал  видеться со знакомыми, случайно проезжавшими через Макарьев, однако приводил своих друзей, выставляя ссыльных напоказ.

Для своего питания ссыльные объединялись в группы, доставая провизию через караульных  в Лыскове. Это было очень невыгодно, так как стоимость продуктов возрастала за услуги посыльных.

            Конец ноября ознаменовался прибытием  к некоторым ссыльным жен, оставшихся в Москве во время занятия ее французами. Они рассказали, что депутация от московских французов встретилась с Наполеоном, который  и узнал  о сорока сосланных в Макарьев. Был составлен их  список , и  Наполеон передал его назначенному губернатору Москвы герцогу Тревизскому  со словами: «Напишите от моего имени графу Ростопчину, что солдаты ведут войну с солдатами, а не с артистами, учителями или купцами. Скажите ему, что если посягнут на личность хотя бы одного из французских изгнанников, русские офицеры, находящиеся здесь в плену, ответят мне за это своими головами».  Император якобы приказал спешить по следам изгнанников, и для этого назначается  личный адъютант неаполитанского короля. С отрядом кавалерии он отправился вдоль реки Москвы, но его усилия были напрасны, ссыльных успели вывезти[17]

             В Макарьев прибыло 39 иностранцев, т.к. один из них учитель – швейцарец Людвиг Фаио был оставлен в Нижнем.  20 ноября девять высланных (из них пять французов) направили на имя губернатора ходатайство, униженно прося  облегчить их «несчастную судьбу» и разрешить  жить на частных квартирах. Жаловались на ухудшение здоровья, которое «много претерпело от теснения и строгого заключения в городской больнице». Но просьба была оставлена «без удовлетворения». 

            1 января 1813 г. с таким же ходатайством обращается к губернатору француз Марон. Оно было вызвано приездом к нему беременной жены с двумя малолетними детьми (одному пять, другому восемь лет)  из Москвы. Марон писал, что он живет в неприемлемых условиях, в караульне вместе с солдатами и просил разрешить жить вместе  с женой «во время ее родов» в наемной квартире.  Просьба была уважена[18].

            Весной 1813 г. «заключенные» задумали преобразовать просторный двор больницы в сад с изящными куртинами деревьев и дорожками, и, как они надеялись, оставить «прочный памятник» своего плена и изобретательности.

            Летом некоторые из пленников стали незаметно перелезать через стену и уходить в лес на прогулку. Возник конфликт с городничим, написавший об этом донос вышестоящему начальству. Это повлекло за собой посещение двух губернских чиновников, но, увидев, что широкие ворота открыты настежь, а ссыльные спокойно занимаются каждым своим делом, «чиновники засмеялись в лицо городничему». Проверяющие оказались не так придирчивы, но зато корыстолюбивы: состоятельные иностранцы собрали около 1000 руб. и получили возможность «поехать повеселиться в Нижний Новгород».

            Не отставал от губернских чиновников и макарьевский городничий, который также «нашел предлог к новым вымогательствам», открыв  за мзду для них  двери больницы, вспоминал один из французских ссыльных[19]. 

     Архивные документы рисовали официальную картину.  15 мая 1813 года нижегородский вице – губернатор А.С. Крюков предложил графу Ростопчину перевести иностранцев из Макарьева в другое место, поскольку с наступлением весны и открытием волжского судоходства «представилась необходимость в помещении больных, особенно с проходящих мимо города по реке Волге судов бурлаков». Вместе с тем  «приближается время к открытию знаменитой Макарьевской ярмарки, на которую со всех сторон государства съезжаются купечество и другого звания люди».

            Эти два обстоятельства, по мнению А.С. Крюкова, «никак не позволяют оставлять далее иностранцев в Макарьеве», где кроме больницы не было другого  помещения. Да и в других городах губернии, оговаривался он, нет ни острогов, ни зданий, где было бы возможно их содержать. Сверх того, и «ярмарочное многолюдство» заставит удалить их от настоящего местопребывания,  как «людей подозрительных». Ростопчин разрешил  удалить иностранцев на время в другой город, где «к содержанию их более представится удобности», но после ярмарки по усмотрению нижегородских властей вернуть вновь в Макарьев, в котором они и «должны остаться впредь до дальнейшего о них распоряжения»[20].  

            Макарьевские затворники находились под охраной одного унтер – офицера и шести рядовых местной инвалидной команды, а ночью она увеличивалась еще на два человека. Но на время наступающей ярмарки городничий считал этого караула недостаточным и потому «обязанностью своею посчитал» испросить у губернатора «не благоугодно ли будет» при прибытии нижегородской внутреннего гарнизона команды на ярмарку, чтобы караул был занят ею, и тем самым удвоить охрану иностранцев не только рядовыми, но и обер -  офицером. Последний, по мнению городничего, «может иметь по столь нужному времени более насчет иностранцев смотрение и соблюсти все предосторожности, и ответствие насчет целости их».

            Исполняющий должность гражданского губернатора А.С. Крюков обратился к начальнику команды, отправляемой из нижегородского гарнизона на Макарьевскую ярмарку майору Попову со следующим предписанием: «… Находя с моей стороны сие представление г. городничего весьма основательным, рекомендую Вашему Высокоблагородию принять караул при иностранцах в ваше ведомство, и удвоив против настоящего, отряжать при нем одного обер – офицера или же в случае недостатка оных исправного и благонадежного унтер – офицера для лучшего смотрения  за порядком и исправностью караульных, а между тем и городничий с своей  стороны иметь ближайший надзор за иностранцами».

            Майор рапортовал, что такого количества нижних чинов и обер – офицера для усиления макарьевской инвалидной команды он увеличить не может по причине большого содержания постов в Гостином дворе и недостаточного количества  обер–офицеров и нижних чинов,   предлагая прибегнуть к помощи служителей инвалидной команды, носящих ночные караулы в Нижнем Новгороде. А чтобы ночные караулы от этого не пострадали, то предлагал воспользоваться  расквартированным в Нижнем Тавропольским Калмытским полком, военнослужащие которого «могут иметь ночной присмотр».

              Макарьевский городничий торопил губернские власти,  рапортуя, что «усиление караула необходимо вследствие уже начавшегося стечения народа и особенно потому, что у инвалидов содержащих караул за иностранцами нет другого орудия, кроме тесаков». Что же касается предложения майора Попова обратиться за помощью к поручику Тавропольского Калмытского полка, то  оказалось, что такой  команды на ярмарке нет.

            А.С. Крюков вновь делает предписание майору Попову: «Приемля в уважение представляемые городничим причины, я нужным почитаю подтвердить Вашему Высокоблагородию, на основании прежнего моего требования от 3 июля, непременно приняли в свое заведование караул при иностранцах, как таковой пост, который по важности своей требует исправнейшего надзора, какого не можно ожидать от безоружных инвалидов».

            25 августа макарьевский городничий рапортовал новому гражданскому губернатору С.А. Быховцу об усилении караула над 33 иностранцами, количество которых превышало численность караула[21].

             4 сентября С.А. Быховец  рекомендует  макарьевскому городничему тех иностранцев, которые могут себя содержать, отправить «за надлежащим присмотром» в Нижний Новгород, в Макарьеве же оставить только тех, кому «даются кормовые деньги». Затем было решено и оставшихся иностранцев отправить в губернский город.

             Француз Домерг выдвигал свою версию рисовал, считая, что все зависело от городничего, который «утомясь тщетным ожиданием взятки, решил окончательно отпустить последних арестантов».

Первая партия иностранцев была отправлена 13 сентября под надзором квартального надзирателя Кемарского, а вторая через десять дней под надзором квартального надзирателя Михайлова. Последняя группа «арестантов» прибыла в Нижний Новгород 28 сентября. Начальник конвоя оставил их во дворе немецкого трактира и намеревался удалиться. На вопрос одного из французов «надо ли нам за ним следовать», тот грубо ответил: «Сказано, что ты и все вы можете идти, куда хотите: ваша тюрьма – целый город».

Автор воспоминаний встретил в Нижнем Новгороде соотечественника, бывшего офицера и разгуливающего по городу с французской трехцветной кокардою[22].  

Десять прибывших в Нижний Новгород французов обратились к полицмейстеру Бабушкину  с просьбой об отпуске им кормовых денег, «как получали они по бедному состоянию их в городе Макарьеве».  Тот не имел таких предписаний, и потому представил на рассмотрение губернатора, не будет ли ему «благоугодно» приказать им отпускать  просимые кормовые по 10 копеек в сутки[23]. 

Почему нижегородский губернатор решил перевести иностранцев в Губернский город?  Как он объяснял,  причина заключалась в личном его ознакомлении с проживавшими в Макарьеве иностранцами. Приехав на открытие  ярмарки, он  «нашел при них многих жен и малолетних детей, помещающихся весьма тесно, отчего было немало больных». С.А. Быховец приказал пользовать их командированным на торжище «медицинским чиновникам», но эта помощь не могла продолжаться после окончания ярмарки, а в Макарьеве штатного врача не было. Сосланные принесли губернатору жалобу, что при Макарьеве по окончании ярмарки невозможно достать никакой пищи и покупают они ее в Лыскове . А это село находится на другой стороне Волге и в пяти верстах от Макарьева, и переправа через реку на лодке, в особенности во время сильного ветра, бывает крайне затруднительна, а иногда и крайне опасна. Так что они нередко оставались без свежей пищи по два – три дня. Это подтвердил и городничий, объяснив, что в уездном городе, кроме ярмарочной поры, никакой торговли съестными припасами не бывает. Но при всех таковых стесненных обстоятельствах, удостоверял городничий, иностранцы «вели себя смирно, послушно и не навлекали на себя ни малейшего сомнения ни сами собою, ни чрез постороннее чье-либо на них мнение».

«Убедившись таковыми неудобствами содержания иностранцев» и учитывая малочисленность охраняемой их команды,  которые к тому же «большей частью рассылаются в уезд по необходимым полицейским надобностям», губернатор и «решился» перевести их в Нижний Новгород, который уже освободился от «московских гостей и тамошних присутственных мест», а по роспуску резервного ополчения в нем не имел «никакого стеснения» в квартирах.  К тому же, здесь за иностранцами «можно иметь ближайший … надзор полиции», а также  особенное губернаторское «внимания» за поведением каждого из них.

С.А.Быховец просил санкт- петербургского главнокомандующего С.К. Вязмитинова об отправке иностранцев обратно в  Москву, так как многие из них «суть давнишние тамошние жители и записаны были в купечество и при опять долговременном содержании под присмотром добрым своим поведением заслуживают снисхождение»[24].

Однако С.К. Вязмитинов ответил, что «люди сии должны еще оставаться в Нижегородской губернии под наблюдением полиции, но воспрещать им однако же промыслом своим снискивать себе пропитание не следует», заключал министр полиции[25].

Наблюдение за высланными из древней столицы иностранцами было ослаблено. А на следующий год  семи французам - купцам даже были выданы билеты на право въезда и торговли на Макарьевской ярмарке.

По окончании  победоносной войны был  издан  высочайший манифест Александра I от 30 августа 1814 г.  19 –й  пункт его провозглашал дарование всеобщего прощения и свободы всем людям, «заблудившим во время прошедшей войны, из которых иные от страха и угроз неприятельских, иные от соблазна и обольщений, иные от развратных нравов и скудности сердца, забыв священный долг любви к отечеству и вообще к добродетели, пристали к неправой стороне злонамеренного врага». Манифест  повелевал «всех по сим обстоятельствам взятых, сосланных или иным таким образом задержанных, освободить».

 Во исполнение Манифеста, 21 сентября нижегородский губернатор предписал полицмейстеру Бабушкину объявить высланным иностранцам об этой высокомонаршей милости и освободить их, «отобрав от них сведение, куда кто из них желает отправиться»  и приказал явиться к нему «для получения надлежащих видов». Полицмейстер же должен был  удостовериться  «не имеется ли за ними каких-либо по здешнему городу претензий».

Через две недели санкт - петербургский главнокомандующий сделал нижегородскому губернатору запрос о его распоряжении освободить купца Кондрата Мейра, который и прибыл в северную столицу.  Вязмитинов желал знать: «на каком основали Вы право свое распоряжать людьми, удаленными из столицы по повелению Главнокомандующего и дозволить им в оный выезд без разрешения начальства».  Министр полиции предложил также довести до него сведения «все ли удаленные из Москвы освобождены Вами, кто и куда именно отправился или же остаются еще некоторое время в Нижегородской губернии». Он приказывал воспретить освобождение, оставшихся сосланных в Нижнем Новгороде иностранцев, до получения особого от министра полиции предписания[26].

В ответ губернатор подробно перечислял фамилии освобожденных иностранцев. Двое были освобождены из-под надзора полиции  по распоряжению министра юстиции, а 34  после выхода высочайшего Манифеста. По причине болезни в Нижнем Новгороде осталось  всего четыре человека. Последним губернатор и объявил предписание Комитета министров, что «предоставляется им на волю, остаться в России или выехать за границу». Вследствие чего они подали губернатору «объявление». Купец Морис Альмарт указал, что он находится в России 17 лет и «на верность подданного» ее он дал присягу и был записан в московское купечество 3-ей гильдии. «И как он присяге своей не явно, не тайно не изменил, то и по праву подданного», то ныне пожелал остаться в России «вечно и по праву подданства быть по – прежнему в московском купечестве».  Учителя Венсант Сент Агат и Лаврентий Морино указали, что  живут в России 23 года, дали присягу на верность  и «с указанного дозволения Московского университета» учили в разных дворянских домах юношество французскому языку. Они также пожелали остаться «вечно в России и заниматься, как верноподданные, прежним своим занятием, где могут сыскать себе место пропитание. Четвертый иностранец – фабрикант Мишель Андрей Пиверт заявил, что он был «зазван в Россию» по соизволению императора «для заведования бронзовой фабрикой» в Москве, но она разорена во время нашествия Наполеона. Он пожелал остаться в России, чтобы восстановить столицу.  Вот этим четверым и было дано разрешение министра полиции переехать в Москву[27].

Таковая незатейливая история высланных из Москвы в нижегородские пределы подозрительных иностранцев, происшедшая двести лет тому назад и связанная с Отечественной войной 1812 года.

А.В.Весницкий, д.т.н.,председатель

Регионального культурного центра

                                        Памяти Шаляпина

Первая школа им. Ф.И.Шаляпина найдена!

(исследование художественных и деловых материалов)

Как в Нижнем Новгороде открывался Народный дом, построенный в стиле модерн по проекту архитектора П.П.Малиновского, описано во многих публикациях и наиболее подробно в [1,2].

5 сентября 1903г. Острожная площадь (ныне площадь Свободы) пришла в необычное для нее движение тысяч людей, приехавших со всех сторон,  как-то добравшихся из Сормово и других районов города.

На фоне мрачных высоких кирпичных стен нижегородского острога, вокруг которого медленно шагали часовые, совсем рядом – море огней, нарядная толпа, яркий свет в высоких окнах нового здания Народного дома, свет электрических фонарей на близлежащих улицах, бесконечные вереницы экипажей. Народный дом окружен багряными и желтыми кленами, темно-зелеными елями и зелеными задумчивыми липами.

На сцене ровно в 8 часов появляется Ф.И.Шаляпин, его встречают овацией. Председатель комитета по постройке Народного дома А.В.Нейгард обратился к Ф.И.Шаляпину:

«Глубокоуважаемый Федор Иванович!

Большое Вам спасибо от строителей здания за ваше участие,

Вы уже не в первый раз протягиваете Вашу руку помощи в этом деле.

Не откажите и впредь в Вашем участии этому Дому культуры, знания, света.

Великому Шаляпину, всемирному таланту слава! [3]

«Голос певца в зале Народного дома и всегда сильный, тут как будто еще увеличил свою силу в несколько раз». [4] Этому впечатлению способствовали и отличная акустика дома, и особая настроенность слушателей, и необыкновенный творческий подъем и вдохновение Ф.И.Шаляпина. Каждый номер программы сопровождался громом аплодисментов. Слышались реплики: «Поразительно, он из каждой пьесы делает целую драму!».

Перед началом второго отделения Ф.И.Шаляпина ждал сюрприз. На сцену вышел член правления Общества распространения начального образования, учитель Н.Н.Иорданский. «Федор Иванович! – сказал он взволновано. – От всей души говорим Вам спасибо, спасибо за то, что Вы пришли нам на помощь, когда наших сил оказалось не достаточно, чтобы довести до конца начатое нами сооружение Народного дома. Ваше внимание к нуждам народа выдвигает Вас из среды артистов так же далеко вперед, как и Ваш могучий талант. Желая запечатлеть в памяти нижегородцев вашу отзывчивость к делу просвещения той среды, из которой вышли Вы, мы решили открыть народную школу в честь Вашего имени в Нижегородской губернии». [3] Снова буря оваций гремела в поклоном до земли поблагодарил всех присутствующих за столь необычный и такой дорогой для него подарок. История этого подарка – школы имени Ф.И.Шаляпина очень интересна.

Началось все с деятельности отставного штабс-капитана Г.Н.Степанова. В 1902г. он открывает библиотеку для крестьянских детей деревни Александровки в одной из своих дач и начинает увлеченно, не ограничиваясь школьной программой, с ними заниматься. Григорий Николаевич оказался прекрасным педагогом. Он учил детей читать и писать, шить и столярничать, обращению с животными, верховой езде, приемам военного и спортивного искусства.  Вместе с детьми Степанов мастерил аквариумы для рыб, гербарии из растущих здесь же растений. Благо, что деревня Александровка по всей пологой горе была настоящим райским уголком, утопающим в садах из яблонь и вишен. По оврагу росли могучие дубы, внизу у подножия горы были родник и пруд.

Его супруга Александра Николаевна, урожденная Верещагина владелица многих домов в Нижнем Новгороде и на Слуде, а также земель деревни Александровка (в честь нее названа деревня), оказалась хлебосольной хозяйкой. Она вместе со своими помощниками готовила горячие завтраки и обеды, устраивала чаепития. И все это – бескорыстно от всей души: и для своих, и для приходящих детей. Одной семьей они трапезничали за одним общим столом. Молва о прекрасно организованной учебе и любви к детям быстро распространилась в округе, и на учебу стали приходить дети даже из отдаленных деревень -  Мордвинцово, Анкудиновки, Федяково, Румянцево и др.

На фото Г.Н.Степанов с любимой лошадью

Помещения для занятий стало не хватать. На семейном совете было решено построить большую школу. Г.Н.Степанов обратился в Нижегородское Уездное Земство с просьбой о ссуде на постройку школы. Однако получил отказ. Тогда он обратился к А.М.Горькому. Тот тут же вручил ему крупную сумму денег, поблагодарил за благородную деятельность и задумавшись сказал: «Надо бы к этому делу привлечь Ф.И.Шаляпина».

В это время А.М.Горькому удалось объединить свое ближайшее окружение и членов Общества распространения начального образования для строительства Народного Дома на общественных началах. По просьбе А.М.Горького Ф.И.Шаляпин трижды выступал с благотворительными концертами. Благодаря Ф.И.Шаляпину стало возможным закончить затянувшееся строительство Народного Дома, его вклад оказался самым весомым. Поэтому честь открытия Народного Дома была предоставлена Ф.И.Шаляпину, который и открыл его своим концертом.

7 октября 1904 г. в Нижнем Новгороде состоялось открытие школы им. Ф.И.Шаляпина в деревне Александровка, о чем писалось в журнале «Театр и искусство». [6] Это здание сохранилось до наших дней!

Первым учителем этой школы стал ее создатель и  организатор Г.Н.Степанов. Школа, созданная Г.Н.Степановым в 1902 году, получила новый статус, и Степанов  привлек  к работе школы нижегородскую интеллигенцию  и создал  работоспособный, патриотически настроенный коллективный совет. Все вопросы культурно-просветительной и хозяйственной деятельности решались на этом совете. Его основные цели – обеспечение всестороннего и гармонического развития личности, приобщение народа к отечественной культуре и, в частности, к творчеству национального гения Ф.И.Шаляпина, формирование гражданской ответственности за сохранение и приумножение русской культуры.

Нижегородский просветитель Г.Н.Степанов ставит широкие цели перед Шаляпинской школой: «По мысли жертвователей, совпадающей с моей собственной, Шаляпинская школа должна быть поставлена образцово и среди обычного типа школ отличаться широкой постановкой дела». Здание должно было обслуживать не только школу в  точном ее смысле, но и должно было быть приспособлено для духовных интересов окружающего населения. В свободное от занятий время оно предназначалось для использования с просветительными и благотворительными целями  [5].  Для понимания идейных основ создания школы нужно иметь в виду и поэму «Исповедь» А.М.Горького, посвященную Ф.И.Шаляпину, в которой А.М.Горький призывал всех мыслящих людей России к богоискательству и богостроительству [7]. Сам Ф.И.Шаляпин приобщился к молитве еще в детстве в церковном хоре и остался верующим до конца своих дней.

Работа в Шаляпинской школе в старом здании все более осложнялась из-за тесноты помещения. Друг Горького и Шаляпина нижегородский архитектор П.Малиновский сделал проект новой школы. И хотя землю под ее строительство выкупать было не надо (земля принадлежала супруге Г.Н.Степанова), строительство шло медленно из-за недостатка средств. «Обилие учеников, доходившее до 60 слишком человек, само помещение старое не держало в зимнее время тепла (было 4-5°R) и по размещению комнат, предназначенных для жилья, вносило немало неудобств». «Тогда и обратился к тому, чьим именем предполагалось назвать школу. Просьба не осталась без отклика и здание в 1907г. было достроено» – так в выше указанном докладе писал Г.Н.Степанов. В 1907г. была открыта школа им. Ф.И.Шаляпина, с просторными классами, построенная в стиле модерн по проекту П.П.Малиновского.

Фотография второй школы им. Ф.И.Шаляпина (официальное название – Земское начальное училище имени Ф.И.Шаляпина)

Школа становится культурным центром и для детей, и для взрослых. Кроме Ф.И.Шаляпина концерты для детей и взрослых давали и др. нижегородские артисты, прослушивались грамзаписи, просматривались с помощью проектора («волшебного фонаря») фильмы. Детей возили в Нижний Новгород на экскурсии, в музеи, в театры. В школе сами  школьники разыгрывали детские пьесы, живые картинки, на Рождество – обязательно елки, елки волшебные, запоминавшиеся на всю жизнь. Подарки получали все – и дети, и взрослые. Все эти мероприятия бурно обсуждались и взрослыми и детьми. Они могли рассказать о своих впечатлениях и нарисовать все это в картинках в издающемся в школе журнале «Аленький цветочек». Средства щедро предоставляемые Ф.И.Шаляпиным лично Г.Н.Степанову позволили устроить обстановку, напоминающую домашнюю. Были со вкусом и изяществом расставлены цветы, картины, бюсты писателей, новая классная мебель с первыми в стране партами с наклонными столами. Парты подбирались для каждого ребенка индивидуально. Приглашена за особую плату учительница рукоделия, приобретены необходимые для этого материалы и швейная машина.

«Горячие завтраки подкрепляли детей. Коллекции по естественной истории, аквариум, атласы, пособия как для педагогов, так и для детей дали возможность применять в учебном деле лучшие приемы, чтобы лучше усваивать и закреплять пройденный материал. С помощью Ф.И.Шаляпина удалось назначить вторую учительницу, которая  была обязана вносить в систему обучения новейшие приемы, где наглядность и развитие самодеятельности является коренным основанием» - писал в вышеуказанном докладе Г.Н.Степанов.

Здание этой школы просуществовало до 1963г.,  а затем было снесено. На его месте была построена каменная школа №140 , открытая в 1964г. – 60 лет спустя после открытия первой школы им. Ф.И.Шаляпина.

14 февраля 1965 года в здании школы №140 был открыт первый в России музей Ф.И.Шаляпина как филиал литературного музея А.М.Горького. Инициатива открытия музея принадлежала бывшим ученикам школы им. Ф.И.Шаляпина, активистам общественной организации «Старые Нижегородцы», дочери Г.Н.Степанова – А.Г.Степановой, дочери Ф.И.Шаляпина – И.Ф.Шаляпиной, директору музеев А.М.Горького – Н.А.Забурдаеву, дирекции школы №140, а также администрации Приокского района города и области.

Прошло более 100 лет со дня открытия первой школы имени Ф.И.Шаляпина, наступил 21 век. Имя Ф.И.Шаляпина снова стало живым. Прошедшее время позволило многое пересмотреть, дать новую оценку тем давним событиям, а самое главное определить роль и значение гениального, многогранного наследия Ф.И.Шаляпина, которое включает 27 томов электронной энциклопедии [8]. С позиции современного времени стало очевидным (хотя такие высказывания были и при жизни Ф.И.Шаляпина), что он находится в одном ряду с великими представителями эпохи Возрождения. Он – величайший певец всех времен и народов! Он стал воплощением гениального слияния актера и певца, драматический талант которого, по выражению Герберта Уэллса, сопоставим только с величайшими трагиками античности [9].

Он – величайший патриот России, который был направлен по решению Правительства за границу в 1922г., чтобы разорвать информационную, враждебную России блокаду, и показать всему миру силу и мощь высокого русского искусства, а также создать друзей России  и ее искусства во всем мире. Он с этой задачей справился на самом высочайшем уровне. Для нас сегодня он остается знаменем высокой культуры России, национальным героем России, олицетворяющим русский характер.

Выполняя долг перед  памятью Шаляпина, я решил провести скромное исследование и найти, где же размешалась первая школа имени Ф.И.Шаляпина. Сложность задачи заключалась в том, что школу и библиотеку Г.Н.Степанов мог разместить в 4 дачах, принадлежащих его семье. Была загадка и для родственников Г.Н.Степанова, и для исследователей творчества ФИ.Шаляпина – в какой же даче размещалась эта школа, и сохранилась ли она до настоящего времени. После того, как были рассмотрены и изучены архивные, деловые, литературные и фотоматериалы, описанные выше, стало ясно, что первая школа имени Ф.И.Шаляпина размещалась в доме №14 по Осеннему проезду. В статье К.Н.Петрова «Воспоминания о моем обучении в школе учителя Г.Н.Степанова в 1902-1903гг» [10] описываются детали фасада здания и его южной стороны, которые соответствуют фотографии дома, сделанной в ноябре 1964г. В.Г.Ивановым – внуком Г.Н.Степанова.

Фотография первой школы им. Ф.И.Шаляпина, ноябрь 1964г.

В настоящее время в этом доме живут несколько семей – родственников Г.Н.Степанова. В последние годы этот дом стал перестраиваться и дополняться каменными пристроями.

В заключение необходимо подчеркнуть, что этот дом должен войти в Золотой фонд нашего культурного наследия. Этот дом хранит живую память о великом человеке, любившем наш народ и нашу нижегородскую землю!

Литература

1. Коллар В.П. «187 дней из жизни Шаляпина». Издание третье, исправленное. Нижний Новгород Волго-Вятское книжное издательство, 1991г., 255с., с ил.
2. Блохина В.Н., Либединская Л.Б. «Горький в родном городе». Издательство «Детская литература», Москва, 1972г.,202с., с ил.
3. Волгарь, 1903г., 6 сентября.
4. Нижегородский листок, 1903г., 7 сентября.
5. Доклад бывшего учителя отставного штабс-капитана Григория Николаевича Степанова по вопросу о «Шаляпинской школе». Рукопись хранится в областной библиотеке имени В.И.Ленина в г. Н.Новгороде на 6 страницах. Фонд книгохранения НГОУНБ, инвентарный номер – К 9907.2.
6. Театр и искусство, № 43, 1904г.,с. 769.
7. М.Горький «Собрание сочинений в шестнадцати томах», том V, Москва, 1979г., 431 с., с ил.
8. Электронная энциклопедия Жизни и творчества Ф.И. Шаляпина, составленная Тимофеевым Ю.И. и его сотрудниками в 27 томах и на 2 медиа-дисках. Хранится в Детской Государственной Областной  Библиотеке.
9. Уэллс Г. «Россия во мгле». Гос. Издательство политической литературы, Москва, 1959г., 104 с.
10. Петров К.Н. «Воспоминания о моем обучении в школе учителя Г.Н.Степанова в 1902-1903гг». В Сборнике «Памятные записки» общества «Старые нижегородцы», том 7-8, стр. 34-37.

Фотографии Шаляпинского культурного центра

• Размещено: 07.12.2012
• Автор: Галай Ю.Г., Весницкий А.В.
• Ключевые слова: Общество старых нижегородцев, 1812 год, школа им. Ф.И.Шаляпина
• Размер: 60.48 Kb
• постоянный адрес:
• © Галай Ю.Г., Весницкий А.В.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции