Юрий Пронин
Памяти Учителя
(Воспоминания о В.В.Половинкине)
Мой отец, Вячеслав Федорович, родился в июле 1926 года. Владимир Васильевич Половинкин – в марте того же года. Это люди военной и послевоенной поры – эпохи суровой, насыщенной лишениями и испытаниями. И, одновременно, наполненной надеждой и мечтой.
Люди, прошедшие сквозь голод и холод, смерть и страх, видят жизнь по-другому, чем живущие на всем готовом, в достатке. Они воспринимают мир, как дети, замечая все малейшие радости и чудеса, которые готовит нам каждый новый день. В то же время, они стойко и мужественно переносят невзгоды.
В эту эпоху атеизма не были, все же, забыты духовные начала человеческие. Назывались они, правда, несколько иначе: «Моральный кодекс строителя коммунизма». (Вспомнил я об этом неспроста, но вернусь чуть позже). Я представляю уже другое поколение – поколение «оттепели» 60-х годов. Представление о свободе и духовности заменялось для многих разговорами на кухне или лавочке под «Портвейн». Так жили и подрастали в советской стране многие: «как все» - без Царя в голове, без Бога в душе. А «Портвейн» создавал иллюзию свободы и своей собственной значимости.
Но вот – перестройка. Поток новой (а скорее, извлечение из архива истории исконной, забытой и утаенной) информации. Тут перед каждым встает выбор – кто ты есть на самом деле, без «таких, как все»? На этом изломе и произошла моя встреча с литературным объединением «Феникс» и его руководителем Владимиром Васильевичем Половинкиным.
Каждое занятие (а я не пропускал, практически, ни одного) приносило и новые знания, и творческий всплеск. Но самое главное – я начал меняться. Из человека рабочего, с определенным жаргоном, набором нецензурной лексики (которую поначалу пытался вкраплять в стихи, считая это за храбрость) я постепенно стал превращаться в личность. И эта личность стала понимать, что людям, которые читают ее (этой личности) стихи, не нужен мат, не нужны пустословие и бравада. Им нужна откровенность, переживание и сопереживание, милосердие, любовь и надежда. Если сказать короче – жизненный опыт стал трансформироваться во внутреннюю культуру. И этим я обязан Учителю.
Он – один из немногих, к сожалению, истинных интеллигентов, которые встречаются в нашей жизни крайне редко. В нем очень хорошо проявлялись эти качества: такт, благородство, нежелание обидеть кого бы то ни было критикой, внимательное отношение к любому участнику литобъединения, высокий профессионализм, хороший юмор, доброта, непоколебимая вера в лучшее, что есть в каждом человеке.
Однажды на очередном заседании «Феникса» я прочитал стихотворение на духовно-религиозную тему. Владимир Васильевич внимательно посмотрел на меня и спросил: «Юра, а как вы себе представляете Бога?» Я попытался в двух словах что-то объяснить. Он задумался, во взгляде его на миг появилось что-то мечтательно-отрешенное: «Спасибо».
И я подумал в тот день: «Человек, проживший долгую жизнь в атеистическом государстве, мог не посещать церковь, не знать молитв, но… жил-то он по заповедям Божьим, и это чувствовали, наверное, все, кто с ним общался.
До последнего дня своего он улыбался, нес людям хорошее позитивное начало, помогал состояться. И вот – его не стало.
Человек верующий воспринимает смерть как переход из одной жизни в другую. Человек, не успевший прийти к покаянию, смерти страшится.
«Боже, да будет принят Тобою его предсмертный вздох, якоже мольба благоразумнаго разбойника». Акафист. Кондак 5.
Снится, не снится ли?
Пряжа ли, спица ли
Вяжет во времени
Кружева темени?
Вязь незатейлива,
С листьями дерева
Схожа вчерашнего,
Летом увядшего.
Что же так горестно?
Вместе ли, порознь ли,
Просим у Вечности
Сень человечности.
Сенью обласканы,
Тенью напуганы –
То ли до сказки нам:
Досочки струганы …
Раздел 2. Памяти поэта и корабела В.В. Половинкина
распечатать
Смотри также:
