Из многочисленных музыкальных орудий русского народа: тех, которые прочно утвердились в группе народных, и тех, статус которых вызывает сомнения, наиболее драматичная, загадочная судьба постигла один из самых распространенных и популярных на Руси инструментов - древнерусскую домру.
Коллизии вокруг этого инструмента начались еще в древности, когда домра, как основное музыкальное орудие скоморохов - исконных представителей народного эпоса, народной сцены, народного музыкального искусства, встала на пути развития официальной христианской церкви в ее борьбе с “суевериями” языческой религии, издревле культивируемой славянскими племенами. Домра познала и славу, и забвение, и двойное возрождение, и родовую вражду. До сих пор вокруг перипетий ее истории и современного развития продолжаются споры музыкантов и ученых. В лабиринтах ее судьбы, пожалуй, скорее разберется автор детективных романов, чем историк. Однако отступать некуда, и нам остается попытаться проследить почти детективную историю современной домры.
В любом авторитетном и не очень авторитетном издании, выпущенном до середины 80-х годов последнего столетия (сказанная вскользь дата в последующем будет иметь существенное значение в нашем изложении), можно прочитать историю домры приблизительно в одинаковой транскрипции.
Домра - древнерусский струнно-щипковый музыкальный инструмент, бытовавший на Руси в XVI — XVII веках. Она была распространена преимущественно среди профессиональных музыкантов-скоморохов. В конце XVII века в связи с полным искоренением скоморошества как явления культуры домра вышла из употребления и стерлась из памяти народа. Образцов инструмента не сохранилось, нет также ни описания, ни изображения домры в древнерусских исторических памятниках. По этой причине исследователи XIX века относили домру то к духовым, то к струнным, а то и к ударным инструментам.
Так, составитель Толкового словаря В. Даль утверждал, что домра была в старину дудкой, поскольку термин “домра” происходит от древнеславянского “дму”, то есть “дуть”.[23] Историк Н. Костомаров причислял домру к ударным инструментам, ссылаясь на следующее историческое описание: “Одни из них (скоморохи. - Д. И.) играли в гудки, другие били в бубны, домры и накры”.[24] Здесь домры перечисляются в окружении ударных инструментов.
Первым, кто правильно определил принадлежность домры к струнным щипковым инструментам, был А. Фаминцын, опубликовавший в самом конце XIX века книгу “Домра и сродные ей музыкальные инструменты русского народа”. Однако и он более того, что это струнный танбуровидный инструмент, сказать ничего не мог, так как единственное изображение домры, которое удалось найти на рисунке А. Олеария в книге “Описание путешествия в Московию...”, не дает ясного представления о конструкции инструмента, количестве струн и способах игры. Все последующие исследователи домры вплоть до конца XX века опирались на вышеназванную работу А.Фаминцына и ничего принципиально нового к ней не добавили.
Тем не менее в 1896 году В. Андреев, несмотря на отсутствие достоверных материалов об устройстве домры, по образцу предоставленного ему струнного инструмента с овальным корпусом создал новую, оригинальную конструкцию, дал ей название “домра” и попытался теоретически обосновать ее аналогию с древнерусским прототипом.
История воссоздания В. Андреевым старинной домры, кочующая из издание в издание, постепенно обрастала легендами, в которых быль переплеталась с небылицами. Вот как описывает события вековой давности участник андреевского оркестра А.Чагадаев: “С. Мартынов, ученик Андреева, случайно нашел в одной из деревень Вятской губернии старинный инструмент - домру, которую он привез в Петербург. Андреев усовершенствовал домру, как и балалайку; по совету Фомина он строит целое семейство домр: пикколо, малую, альтовую, теноровую и басовую. Строй домр остается тот же, что и балалаек, квартовый; прием игры народный - медиатором. Количество струн, как и на найденной домре, три...”.[25]
А. Чагадаев, будучи учеником и соратником В. Андреева, если и не был очевидцем событий, связанных с введением домры в Великорусский оркестр (в 1896 году он был еще ребенком), то наверняка был хорошо осведомлен о них от учителя и товарищей по оркестру. Такое важное событие, как находка древнерусской домры и работа над ее реконструкцией, не могло остаться без пристального внимания энтузиастов народного исполнительского искусства, каковыми, без сомнения, являлись участники оркестра В. Андреева. Поэтому исторические факты, изложенные близким к основателю русского оркестра музыкантом-просветителем, стали основой для последующих публикаций. Именно на эту небольшую брошюру А. Чагадаева до сих пор часто ссылаются многие исследователи народного инструментария. Ф. Соколов в работе “В. В. Андреев и его оркестр”, изданной много позже, в 1962 году, описывает интересные подробности находки, сделанной С. Мартыновым, придавая этой истории жизненность и правдоподобие: “Осенью 1895 года один из участников андреевского Кружка, студент-технолог С. Мартынов, работая на практике в Глазовском уезде Вятской губернии, случайно нашел в крестьянской избе древний полуразвалившийся струнный инструмент с круглым кузовом и непомерно длинной шейкой.
Инструмент был в ужасном состоянии: корпус рассохся, покоробился и растрескался, струн не было, и Мартынов по этим жалким останкам не мог определить его названия. Находка очень напоминала самодельную кустарную балалайку, но круглый кузов инструмента не позволял с уверенностью отнести его к семейству балалаек. Хозяин избы на все вопросы мог только ответить: “А кто ж его знает, что это за музыка! Валяется здесь спокон веку, только место зря занимает”.
Помня просьбу своего учителя, Мартынов купил эту “музыку” за 20 копеек, привез ее в Петербург и показал Андрееву. Андреев тоже не смог определить, что это за инструмент, и понес его на экспертизу к известному петербургскому музыканту-историку, профессору А. С. Фаминцыну, недавно опубликовавшему большое исследование о домре и сродных ей музыкальных инструментах русского народа.
По утверждению некоторых биографов Андреева, А. С. Фаминцын, увидев эту находку, пришел в страшное возбуждение и заявил, что это не что иное, как древнерусская народная домра, каким-то чудом уцелевшая в Вятской губернии”.[26]
Казалось бы, вопрос исчерпан. Автор цитируемой выше работы настолько подробно описывает события вплоть до цены покупки, приводит высказывания ее прежнего хозяина и эмоциональное восприятие находки А. Фаминцыным, что кажется, будто он сам присутствовал при этом, а читатель никак не может сомневаться в том, что все было именно так, а не иначе.
Однако, изучив более подробно эту литературу, а также другие документальные источники, мы усомнились в достоверности некоторых изложенных А. Чагадаевым и Ф. Соколовым исторических фактов.
Сначала исследователи заметили не очень существенные разночтения в интерпретации этой истории различными авторами. Например, В. Блок отмечает, что в работах А. Чагадаева и Ф. Соколова участник Кружка, нашедший домру, упоминается как С. Мартынов, а К. Вертков, опираясь на данные Н. Привалова, дает другие его инициалы - А. С. Мартынов. Разночтения обнаруживаются и в указании места находки домры: у Ф. Соколова это Глазовский уезд Вятской губернии, у К. Верткова - Котельнический уезд той же губернии, где С. или А. С. Мартынов, будучи студентом Петербургского технологического института, находился на практике.
Затем выясняется, что С. Мартынов (все же С. А.) являлся лишь посредником в передаче “домры” В. Андрееву, а нашла инструмент его сестра А. А. Мартынова, и некоторое время он хранился у них в доме как образец балалайки с овальным корпусом. В связи с этим К. Вертков и высказал мнение о том, что найденный инструмент “представлял собой один из типов народной балалайки, но был ошибочно принят за образец древнерусской домры...”.[27]
Наконец, обнаруживается, что прототип андреевской домры вовсе не был найден на чердаке, а куплен А. Мартыновой в г. Вятке как предмет местного производства у крестьянина-кустаря и был не старинного происхождения, а современного изготовления. Ни о каком консилиуме с участием А. Фаминцына нет документальных подтверждений и упоминаний о нем самих участников событий 1896 года. Тем более, как замечает М. Имханицкий, профессор А. Фаминцын, который, согласно общепринятой версии, якобы принял участие в опознании домры, умер в июне 1896 года, тогда как мартыновский инструмент попал к В. Андрееву “около середины лета” того же года, то есть в июле.
Вы вправе задать мне вопрос: какое значение могут иметь сегодня все эти малозначимые факты “биографии” домры? Какая разница, где и кем был найден прототип андреевской домры, был или нет А. Фаминцын участником консилиума по опознанию древнерусского инструмента. Все это детали истории, которые могут заинтересовать лишь дотошного музейного работника или любителя засорять память реликтовой чепухой, нужной для того, чтобы при случае блеснуть своей эрудицией. Отнюдь нет! Действительно, перечисленные факты - лишь тропинка, ведущая нас к ответу на главные вопросы: был ли вятский инструмент действительно старинной древнерусской домрой или это была современная В. Андрееву балалайка, ошибочно принятая им за домру? Ответ на этот вопрос дает ключ к разгадке следующего: что есть современная домра — искусственно созданный В. Андреевым инструмент или усовершенствованное старинное народное музыкальное орудие.
Вся история домры в XX веке прошла под знаком поиска ответа на эти вопросы. Именно они лежат в основе известного противостояния и даже противоборства поборников трех- и четырехструнного вариантов инструмента. Поверьте, это противоборство носило характер не только теоретических измышлений, но и открытой борьбы. Свидетельством тому полемика в российской прессе 20 - 30-х годов. Создатель четырехструнной домры Г. Любимов в 1927 году клеймил своих соперников, к примеру, такими словами: “То балалаечное баловство, которое проделывалось в бесчисленных великорусских оркестрах, насажденных В. В. Андреевым, не может, конечно, учитываться как серьезное дело по насаждению музыкальной культуры в массах, да эта задача не особенно и интересовала насадителей великорусских оркестров”.[28]
Подобные нелестные слова в адрес создателя современного народного инструментария вы вряд ли услышите сегодня, но обстоятельства нераскрытой тайны возрождения домры постоянно создают почву для споров ученых и музыкантов о народности нынешних разновидностей инструмента, их причастности к жанру и т.д. Даже спустя почти столетие после воссоздания домры В. Попонов писал: “...Некоторые музыкальные деятели стремятся поставить под сомнение не только художественную ценность народных инструментов, но и сам факт принадлежности их к подлинно народным. Про домру, реконструированную Андреевым, говорят (и пишут): “Андреевская домра - это не мандолина и не домра, а новый инструмент...”.[29]
Для выяснения истинных обстоятельств возрождения домры обратимся к свидетельствам самих участников событий 1896 года: В. Андрееву и С. Мартынову, чьи архивные материалы по этому “делу” были опубликованы массовым тиражом в 1986 году,
С. Мартынов в письме к В. Андрееву от 15 мая 1914 года, по-видимому, помогая адресату в подготовке его работы “Краткая историческая справка о происхождении народных музыкальных инструментов, вошедших в состав Великорусского оркестра”, изданной несколько позднее, напоминает о событиях восемнадцатилетней давности: “Весной 1896 года сестра моя, А. А. Мартынова, была в городе Вятке. Там, в числе других предметов чисто местного обихода и производства, ее заинтересовал струнный музыкальный инструмент своеобразного вида: его дека была круглая, а днище почти сферическое, но гораздо менее глубокое, чем у мандолины. Этот инструмент был приобретен моей сестрой у кустаря крестьянина и привезен в Петербург, где хранился у нас как образец любопытной балалайки, пока около середины лета того же года он не попался Вам на глаза.
В ту пору, в целях дальнейшего развития Вашего оркестра и пополнения его другими старинными народными инструментами, Вы были озабочены разысканием дошедших до нашего времени их образцов. Поэтому наша вятская балалайка сразу привлекла Ваше внимание как подлинный образец чисто народного происхождения, и тогда же она была передана Вам. В ней Вы увидели ту домру, которая была Вам знакома по старинным лубочным картинам и гравюрам. Немедленно же Вы приступили к выработке ее наиболее совершенной конструкции, придерживаясь переданного Вам вятского образца”.[30]
В 1916 году в уже упомянутой нами работе сам В. Андреев описывает эти события в соответствии с письмом С. Мартынова: “Восстановить подлинную домру мне помог счастливый случай. В 1896 году мне были любезно доставлены г-жой А. А. Мартыновой две балалайки (обе с тремя струнами), приобретенные ею в Вятской губернии, в Котельническом уезде и изготовленные крестьянами кустарями. Одна из них была с круглым кузовом и слегка усеченным дном, а другая — с треугольным кузовом. Такое изготовление балалаек двух видов особенно обратило мое внимание. Вряд ли можно было сомневаться, что первый вид тамбуровидного инструмента представлял собой именно домру, уцелевшую у кого-нибудь из крестьян Вятской губернии, что еще случается в отдаленных губерниях и на окраинах... По этой уцелевшей домре местные крестьяне кустари и изготовляли для продажи круглую балалайку, рядом с современной треугольной, но обе с тремя струнами. Называли они и ту, и другую “балалайкой”, так как уже с конца XVIII века название “домра” понемногу исчезает из народной памяти и заменяется словом “балалайка”.[31]
Как видим, описания одного и того же исторического факта А. Чагадаевым, Ф. Соколовым и непосредственными участниками событий диаметрально противоположны. Одни утверждают, что “найденный” старинный, ветхий и вовсе без струн инструмент являлся древнерусской домрой, чудом уцелевшей в быту. Другие считают, что балалайка, послужившая образцом для реконструкции домры, была изготовлена современными им крестьянами-кустарями и потому не являлась подлинной домрой, сохранившейся с прошлых веков, а лишь сама, по предположению В. Андреева, была изготовлена с древнего прототипа.
В. Андреев, по-видимому, никогда и не считал мартыновский подарок домрой. Он увидел в нем лишь подтверждение гипотезы о происхождении балалайки от домры, о внешнем их сходстве и различии только в форме кузова и способах игры.
Гипотеза о происхождении балалайки от древнерусской домры стала для В. Андреева убеждением, которое сформировалось под влиянием литературных работ И. Беллермана, И. Забелина, С. Рыбакова, личного общения с Н. Приваловым, и в особенности трудов А. Фаминцына - автора фундаментального исследования “Домра и сродные ей музыкальные инструменты русского народа’’, изданного за пять лет до практического возрождения домры мастером С. Налимовым по проекту великого реформатора народного инструментария.
Гипотеза о родстве двух струнных национальных инструментов сформулирована А. Фаминцыным достаточно осторожно: “ ..Мы имеем основание предположить (подчеркнуто мною. — Д. И.), что русская балалайка произошла от домры, что, следовательно, последняя была родоначальницей балалайки”.[32] Однако, у В. Андреева предположение А. Фаминцына приобретает форму аксиомы, когда он говорит о “балалайке, родоначальницей которой была, несомненно, домра...”.[33] Отсюда его ничем документально не подкрепленная убежденность в том, что вятская “находка” представляла собой “именно домру, уцелевшую у кого-нибудь (подчеркнуто мною. - Д. И.) из крестьян Вятской губернии... По этой уцелевшей (всего лишь по предположению В. Андреева. - Д. И.) домре местные крестьяне кустари и изготовляли для продажи круглую балалайку...”.[34]
Название “домра” по отношению к мартыновской покупке вообще не упоминается ни у изготовителей инструмента крестьян кустарей, так как понятие “домра” давно вышло из употребления в народной практике, ни в данной статье В. Андреева, где домрой он называет лишь вымышленный прототип, якобы, ставший прообразом вятского кустарного промысла круглых балалаек.
Из двух вышеизложенных противоположных версий о прототипе - старинном или современном - андреевской домры любой
уважающий себя исследователь предпочтет ту, которую излагают участники событий, а не пересказанную с чьих-то слов. Следователь же поступит иначе и постарается проверить обе гипотезы. Поэтому для выяснения истины наше “следствие” вынуждено обратиться к вопросу: кому было выгодно создание легенды и распространение фальсифицированной информации? Может быть, ответ на этот вопрос поможет прояснить ситуацию.
Обратите внимание на стиль письма С. Мартынова. Один участник событий (С. Мартынов) излагает историю другому (В. Андрееву), в которой тот принимал такое же участие. Создается впечатление, будто автор пересказывает события человеку, с ними незнакомому. Откуда такая интонация?
Объяснения может быть два: либо В. Андреев, в связи с подготовкой “Краткой исторической справки...”, сделал запрос С. Мартынову с просьбой уточнить информацию о найденном его сестрой инструменте, либо сам С. Мартынов, увидев или услышав, насколько искажена публичная информация о реконструкции домры, решил написать В. Андрееву и напомнить о том, как на самом деле развивались события 1896 года. В первом случае В. Андреев представляется как человек действительно заинтересованный в распространении достоверной информации. Во втором - подтверждается его собственное участие в создании легенды о находке древнерусского прототипа домры, о чем без ссылки на источник информации утверждает К. Вертков, пересказывая официальную версию, “созданную Андреевым и особенно Приваловым”.[35]
Действительно, в первые годы после реконструкции домры и введения ее в Великорусский оркестр В. Андреев в публицистических выступлениях писал о прототипе усовершенствованного им инструмента, мягко говоря, несколько иначе, чем в процитированной нами работе 1916 года. Так, в опубликованной в декабре 1896 года (то есть вскоре после завершения работ по созданию домры) в газете “Санкт-Петербургские ведомости” статье “О русских народных инструментах” В. Андреев писал о том, что “в Вятской губернии уцелела каким-то чудом среди местного населения домра, уже переименованная в балалайку”, а “в музее Петербургской консерватории даже хранится экземпляр народной домры” и, что усовершенствованная им домра “сохраняет в точности тип старинного(подчеркнуто мною. — Д. И.) инструмента”.[36]
У читателя, познакомившегося с данной статьей, должно сложиться отчетливое впечатление о том, что основатель народного оркестра реконструировал домру с найденного им древнерусского прототипа. Однако двадцать лет спустя он пишет об этом несколько иначе, не раскрывая всех “карт”, но приоткрывая завесу секретности (см. выше).
В. Андреев всегда подчеркивал, что поставил “себе за правило не приступать к усовершенствованию какого бы то ни было народного музыкального орудия, не добыв подлинный его прототип, уце
левший среди народа...”.[37] По-видимому, по отношению к домре мастер все же сделал исключение и отошел от этого правила. Вряд ли возможно упрекнуть В. Андреева в беспринципности, наоборот, следует подчеркнуть его бескомпромиссность в принципиальных вопросах того великого дела, которому он посвятил свою жизнь. Вместе с тем, нельзя забывать, что он не был профессиональным исследователем народного инструментария, но был страстным публицистом и, главное - тонким политиком. Он умел в своих выступлениях не лгать, но и не говорить всю правду, умело используя ситуацию в интересах дела.
Так или иначе, необходимо признать, что создание легенды было выгодно именно В. Андрееву и его соратникам. Их многолетняя работа по реконструкции, развитию, пропаганде и распространению русских народных музыкальных инструментов неоднозначно оценивалась современниками. Среди деятелей культуры и представителей прессы были люди, подвергавшие эту работу беспощадной критике и настроенные к деятельности Великорусского оркестра явно недоброжелательно. Это обстоятельство заставляло В. Андреева быть предельно внимательным ко всем нововведениям, дабы не давать оппонентам лишний повод для критики.
Он был фанатиком и свято верил в идею развития народного инструментария и в правильность избранного им пути. Трудно определить корни этого фанатизма - то ли страстный патриотизм, любовь к русскому народу, то ли это черта характера, присущая истинным интеллигентам эпохи гуманизма, готовым ради идеи на неординарные действия, на любые лишения и даже смерть. Скорее всего, и то, и другое. Но он, при всех своих талантах, все же не был глубоким ученым и не мог аргументированно доказать родство домры и балалайки; не хватало убедительной информации для такого доказательства. Но он был великим художником и страстно желал видеть домру в народном оркестре; она уже родилась в его фантазии, и нужен был только толчок, чтобы идея воплотилась в реальность.
Таким импульсом стала вятская находка. Мастер чувствовал правильность своих действий - даже если бы домры не было в природе, ее следовало изобрести. Это была ошибка гения и она привела к удивительным художественным результатам.
В. Андреев был великим гражданином России. Величие его в том, что он действовал не в силу обстоятельств, а обстоятельства подчинял интересам идеи, интересам народа России. Он опередил время: интуитивно, почти за сто лет до открытия подлинных изображений домры XVI — XVII веков создал инструмент, идентичный древнерусскому прототипу.
Он наверняка понимал, что аргументация в пользу истинности созданной им домры как русского народного музыкального инструмента малоубедительна. Поэтому, по-видимому, когда в обществе родились слухи о находке древнерусской домры, он не стал препятствовать их распространению, а может быть, и способствовал этому: куда проще обосновать реконструкцию домры с древнерус
ского образца, чем доказывать недоказуемое. Нужно было выиграть время, чтобы работу “не погубили на корню”. По истечении более чем десятилетия, когда домра заняла прочное место в оркестре и реформатор уже не сомневался в жизненности своего незаконнорожденного дитя, он вернулся к мысли раскрыть тайну ее рождения, и на свет появилось уже упомянутое письмо С. Мартынова и цитированная работа В. Андреева 1916 года.
Однако выпущенную на воду “утку” уже понесло течением по страницам различных изданий, и родилась легенда, весьма искаженно отображавшая действительные события и факты. Но когда крупнейший советский этноинструментовед К. Вертков в середине XX столетия провел независимое “расследование” истории создания андреевской домры и очистил ее от вымысла, то пришел к нетрадиционным результатам. Он опубликовал их в монографии “Русские народные музыкальные инструменты”.[38]
Нам неизвестно, был ли К. Вертков знаком с письмом С. Мартынова к В. Андрееву. Во всяком случае в вышеуказанной работе мы не находим ни ссылок на это письмо, ни каких-либо признаков знакомства с ним автора монографии - он, в отличие от нас, не описывает хода исследования и не приводит аргументов. Тем не менее, его выводы абсолютно категоричны:
— инструмент, послуживший В. Андрееву в качестве образца для конструирования домры, отнюдь не был уникальным типом старинного инструмента, а представлял собой обычную современную для него балалайку с овальным корпусом;[39]
— по совокупности информации, которой располагали ученые конца XIX - начала XX веков, решение специалистов признать найденный Мартыновым инструмент древней русской домрой представляется крайне необоснованным.[40]
Поэтому, по его мнению, оркестр русских народных музыкальных инструментов явился, строго говоря, не балалаечно-домровым, а балалаечным, и андреевская (трехструнная), и любимовская (четырехструнная) домры “являются искусственными”, и ни одна из них не может быть признана “истинно русской домрой”.[41]
Увы, вывод неутешительный и не в пользу андреевской идеи и современной действительности.
История о домре на этом еще не закончена. Мы в последующем изложении еще вернемся к ней.
-
Андреев В. В. «Материалы и документы...», стр. 32 и 45 — М., 1986.
-
Вольфович В. А. «Русские национальные музыкальные инструменты: устные и письменные традиции», учеб. пособие / Изд. 2-е, испр. и дополненное, стр. 23 — Челябинск, 1997.
3. Ризоль Н. И. «Очерки о работе в ансамбле баянистов: на основе опыта квартета баянистов киевской филармонии», стр. 40 — М., 1986.
4. Блок В. М. «Оркестр русских народных инструментов», стр. 22 — М., 1986.
5.Варламов Д. И. «Оркестр гармоник — разновидность народного оркестра», учеб. пособие — Саратов, 1990.
6. А. Мирек указывает на прямую связь становления конструкции аккордеона с такими русскими гармониками, как вятская, вологодская, белобородовская и др., но особенно с елецкой двухрядной. По его мнению, все эти модели гармоник сельского и городского типа слились в одно русло и образовали фундамент для современного аккордеона. (Мирек А. М. «Гармоника. Прошлое и настоящее», М., 1994, стр. 107-111).
7. Имханицкий М. И. «О сущности русских народных музыкальных инструментов и закономерностях их развития» // «Проблемы педагогики и исполнительства на русских народных инструментах», межвуз. сб. науч. тр., вып. 95, М., 1987, стр. 20-21.
8. Максимов Е. И. «Ансамбли и оркестры гармоник», М., 1979, стр. 2.
9. Потеряев Б. П. «Ремонт баянов и аккордеонов», практич. пособие, Челябинск, 1991, стр. 9.
10. Ф. Соколов в работе «Русская народная балалайка» излагает две версии происхождения балалайки (Соколов Ф. В. «Русская народная балалайка», М., 1962, стр. 13). Одну из них мы изложили в данной книге. Гипотезы о заимствовании русскими балалайки от татар придерживались исследователи-инструментоведы XIX века М. Петухов, Дуров и некоторые другие. Не отрицал полностью этой возможности и А. Фаминцын, хотя считал наиболее вероятным происхождение балалайки от древнерусской домры.
11. Фаминцын А. С. «Скоморохи на Руси», СПб, 1995, стр. 378.
12. Британов Г. Ф. «Русские народные инструменты в советской музыкальной культуре (историко-социологический анализ)», дис. канд. искусствоведения, Л., 1978.
13. Имханицкий М. И. «О сущности русских народных музыкальных инструментов и закономерностях их развития» // «Проблемы педагогики и исполнительства на русских народных инструментах», межвуз. сб. науч. тр., вып. 95, М., 1987, стр. 8.
14. Ямпольский И. М. «Русское скрипичное искусство. Очерки и материалы», М., Л., 1951, стр. 30.
15. Ямпольский И. М. «Русское скрипичное искусство. Очерки и материалы», М., Л., 1951, стр. 51.
16. Смирнова Е. И. «Теория и методика организации самодеятельного творчества трудящихся в культурно-просветительных учреждениях», М., 1983, стр. 120.
17. Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред.-сост. И. В. Мациевский, ч.1, М., 1987, стр. 68; ч.2, М., 1988.
18. Смирнова Е. И. «Теория и методика организации самодеятельного творчества трудящихся в культурно-просветительных учреждениях», М., 1983, стр. 115.
19. Британов Г. Ф. «Русские народные инструменты в советской музыкальной культуре (историко-социологический анализ)», дис. канд. искусствоведения, Л., 1978, стр. 15.
20. Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред.-сост. И. В. Мациевский, ч.1, М., 1987, стр. 40; ч.2, М., 1988.
21. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 89.
22. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 160.
23. Даль В. И. «Домра» // «Толковый словарь живого великорусского языка», т. 1, М., 1981., стр. 465.
24. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 80.
25. Чагадаев А. С. «В. В. Андреев», 2-е изд., М., 1961, стр. 15.
26. Соколов Ф. В. «В. В. Андреев и его оркестр», Л., 1962, стр. 74-75.
27. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 82-83.
28. Любимов Г. П. «Музыкально-инструментальная работа: организация, методика, репертуар нар. инстр. кружков», М., 1927, стр. 57.
29. Попонов В. Б. «Русская народная инструментальная музыка», М., 1984, стр. 86.
30. Андреев В. В. «Материалы и документы...», М., 1986, стр. 201.
31. Андреев В. В. «Материалы и документы...», М., 1986, стр. 107.
32. Фаминцын А. С. «Скоморохи на Руси», СПб., 1995., стр. 366.
33. Андреев В. В. «Материалы и документы...», М., 1986, стр. 107.
34. Андреев В. В. «Материалы и документы...», М., 1986, стр. 107.
35. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 172.
36. Андреев. В. В. «Материалы и документы...», М., 1987, стр. 37.
37. Андреев. В. В. «Материалы и документы...», М., 1987, стр. 108.
38. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975.
39. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 174.
40. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 173.
41. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 174-175.
42. Б. Асафьев назвал книгу Е. Браудо «полезной, но компилятивной» (Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 41).
43. Современный исследователь В. Вольфович, по-видимому, не вникая в сущность названной работы Е. Браудо, доверившись Б. Штейнпресс, автоматически повторяет данную в 30-е годы оценку, пренебрегая народной мудростью:доверяй, но проверяй (Вольфович В. А. «Русские национальные музыкальные инструменты: устные и письменные традиции», учеб. пособие, 2-е изд., испр. и дополненное, Челябинск, 1997, стр. 184).
44. Браудо Е. М. «Основы материальной культуры в музыке», М., 1924, стр. 5.
45. Штейнпресс Б. С. «Вопросы материальной культуры в музыке: критика вульгарно механического музыковедения», М., 1931, стр. 5.
46. Браудо Е. М. «Основы материальной культуры в музыке», М., 1924, стр. 7.
47. Браудо Е. М. «Основы материальной культуры в музыке», М., 1924, стр. 156.
48. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 175.
49. Здесь уместно отметить, что даже если бы М. Имханицкий ничего более не открыл, кроме изображений русской домры (а он создал целостную теорию развития народного инструментализма), то и тогда, на наш взгляд, его имя заслужило бы право быть вписанным золотыми буквами в историю национальной музыки. По сути дела своим открытием и научной аргументацией ученый подвел итог столетнему спору о современной домре. Несмотря на это, и в его теории мы обнаруживаем «белые пятна» и нераскрытые тайны, и потому попытаемся в меру своих скромных способностей выступить ему оппонентом. В науке есть один авторитет — истина.
Имханицкий М. И. «Предпосылки формирования домрово-балалаечного состава в русском коллективном музицировании XVI — XIX веков // «Оркестр русских народных инструментов и проблемы воспитания дирижера», сб. тр., вып. 85, М., 1986.
Имханицкий М. И. «Сколь народны народные инструменты?» // Инф. бюллетень «Народник», №1, 1998.
Имханицкий М. И. «У истоков русской народной оркестровой культуры», М., 1987.
50. Лосев А.Ф. «Миф — Число — Сущность» М., 1994, стр. 333.
51. Лосев А.Ф. «Миф — Число — Сущность» М., 1994, стр. 311.
52. Лосев А.Ф. «Миф — Число — Сущность» М., 1994, стр. 299-526.
53. Андреева Г. М. «Социальная психология», учеб. для высших учебных заведений, М., 1994, стр. 137.
54. Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред.-сост. И. В. Мациевский, ч.1, М., 1987, стр. 223.
55. По данным К. Верткова, работа Я. Штелина впервые была опубликована на немецком языке в книге И. Хайгольда «Приложение к преобразованиям в России» в 1770 году, по данным Р. Галайской — в 1769 г.
56. Штелин Я. «Музыка и балет в России XVIII века», Л., 1935, стр. 71.
57. Штелин Я. «Музыка и балет в России XVIII века», Л., 1935, стр. 69.
58. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980.
59. Большое количество разночтений и неточностей в фактическом материале в работах К. Верткова обнаружил М. Имханицкий, о чем сообщил в книге «У истоков русской народной оркестровой культуры», М., 1987.
60. «Проблемы музыкального фольклора народов СССР», статьи и материалы, ред. И. И. Земцовского, М., 1973.
61. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 11.
62. «Проблемы музыкального фольклора народов СССР», статьи и материалы, ред. И. И. Земцовского, М., 1973, стр. 262-274.
63. Попутно отметим, что определение «музыкальный инструмент», данное К. Вертковым в этой статье, сужает границы понятия и потому неприемлемо ни для этноорганологов, ни для музыковедов. Оно подверглось резкой и, на наш взгляд, справедливой критике в статье И. Мациевского «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования» (Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 143-170.
64. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 105, 149.
65. Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетики музыки», ст. и исследования в 3-х томах, т. 1, Л., 1980, стр. 67.
66. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 143-170.
67. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 50.
68. Вертков К. А., Благодатов Г. И., Язовицкая Э. Э. «Атлас музыкальных инструментов народов СССР», изд. 2-е, дополненное и переработанное, М., 1975, стр. 10.
69. Вертков К. А., Благодатов Г. И., Язовицкая Э. Э. «Атлас музыкальных инструментов народов СССР», изд. 2-е, дополненное и переработанное, М., 1975, стр. 6.
70. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 149.
71. «Проблемы музыкального фольклора народов СССР», статьи и материалы, ред. И. И. Земцовского, М., 1973, стр. 284.
72. Статья издана в 1973 году уже после смерти автора.
73. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 25-26.
74. Наряду с термином «профессиональный», в инструментоведении часто используется понятие «академический», имеющее аналогичное смысловое значение. На наш взгляд, принадлежность музыкальных инструментов к элитарному академическому исполнительству, точнее обозначать словом «академический», нежели «профессиональный», так как последний имеет двойное значение и потому зачастую неверно трактуется, создавая расплывчатые искусственные умозрительные построения типа «народный профессионал», «профессиональное народное искусство» и т. п.
75. Здесь мы позволили себе для краткости и ясности изложения внести некоторую коррекцию в систематизацию К. Верткова и С. Левина, сформулировав названия и сгруппировав перечисленные в Музыкальной энциклопедии подгруппы звучащих предметов, которые при известных условиях могут использоваться как музыкальные инструменты. По мнению авторов энциклопедической статьи, к инструментам прикладного назначения относятся только ритуальные и приспособления для спецэффектов, остальные декларируются отдельно. На наш взгляд целесообразно объединить их всех в одну группу прикладного назначения так, как мы это сделали выше.
76. Вертков К., Левин С. «Музыкальные инструменты», муз. энциклопедия в 6-ти томах, т. 3, М., 1976, стр. 791-797.
77. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975.
78. «От Москвы до Владивостока. Народники отвечают «Народнику», информационный бюллетень «Народник», 1997, №4, стр. 7.
79. Давыдов Н. А. «Академическому народно-инструментальному искусству — 60» // Инф. бюллетень «Народник»,1998, №2, стр. 9-12.
80. Андреев В. В. «Материалы и документы», М., 1986, стр.189.
81. Давыдов Н. А. «Академическому народно-инструментальному искусству — 60» // Инф. бюллетень «Народник»,1998, №2, стр. 11.
82.Алексеев Э. А. «Фольклор в контексте современной культуры», М., 1986, стр. 9.
83. Вертков К., Левин С. «Музыкальные инструменты», муз. энциклопедия в 6-ти томах, М., 1976, стр. 793.
84. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 100.
85. Земцовский И. И. «Народная музыка» // Музыкальная энциклопедия в 6-ти томах, т. 3, М., 1976, стр. 888.
86. Григорьев В. Ф. «Скрипка» // Музыкальная энциклопедия в 6-ти томах, т. 5, М., 1981, стр. 63.
87.«Очерки социальной философии», учеб. пособие // В. Д. Зотов, В. Н. Шевченко, К. Х. Делокаров и др., М., 1994, стр. 90-99.
88. Имханицкий М. И. «Сколь народны народные инструменты?» // Инф. бюллетень «Народник», №1, 1998, стр. 29-30.
89. Вольфович В. А. «Русские национальные музыкальные инструменты: устные и письменные традиции», учеб. пособие // Изд. 2-он исправленное и дополненное, Челябинск, 1997, стр. 190.
90. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 95.
91. Трансформацию слуховых навыков, представлений, включающих оценку-отношение «народное — инонародное», замечательно показал Б. Асафьев на примере творчества композиторов «могучей кучки», в работе «Культивирование народной песни в музыке города». Многие интонации этих композиторов были восприняты современниками «как национальные, вовсе не будучи таковыми» (Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 117)
92. Андреев В. В. «Материалы и документы», М., 1986, стр. 45.
93. Лосев А. Ф. «Философия. Мифология. Культура.», М., 1991, стр. 324.
94. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 101.
95. Имханицкий М. И. «Формирование и развитие русской народной инструментальной культуры письменной традиции», автореф. дис... докт. искусствоведения, Киев, 1989, стр.2.
96. «Социология», учебник / Г. В. Осипов, А. В. Кобыща, М. Р. Тульчинский и др., М., 1995, стр. 208.
97. Давыдов Н. А. «Академическому народно-инструментальному искусству — 60» // Инф. бюллетень «Народник», 1998, №2, стр.11.
98. «Проблемы музыкального фольклора народов СССР», ст. и материалы / Под ред. И. И. Земцовского, М., 1973, стр. 264.
99. Вертков К., Левин С. «Музыкальные инструменты» // Музыкальная энциклопедия, в 6-ти томах, т. 3, М., 1976, стр. 791.
100. Британов Г. Ф. «Русские народные инструменты в советской музыкальной культуре: историко-социологический анализ», дис. канд... искусствоведения, Л., 1978, стр. 15.
101. Мациевский И. В. «Формирование системно-этнографического метода в органологии» // «Методы изучения фольклора», Л., 1983, стр. 59.
102. Бойко Ю. Е. «Современное состояние народных музыкальных инструментов и инструментально-вокальной музыки русского Северо-Запада», Дис... канд. искусствоведения, Л., 1982, стр. 7.
103. «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 13.
104. «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 37.
105. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 164.
106. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 161.
107. Лосев А. Ф. «Миф — Число — Сущность», М., 1994, стр. 313.
108. Мациевский И. В. «Народный музыкальный инструмент и методология его исследования: к насущным проблемам этноинструментоведения» // «Актуальные проблемы современной фольклористики», сб. ст. и материалов, Л., 1980, стр. 159.
109. «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 106.
110. Имханицкий М. И. «Сколь народны народные инструменты?» // Инф. бюллетень «Народник», 1998, №1, стр. 26-27.
111. Признак — это показатель, примета, знак, по которым можно узнать определить что-либо (Ожегов С. И. «Словарь русского языка», 70000 слов / Под. ред. Н. Ю. Шведовой. — 23-е издание, испр., М., 1991, стр. 589). Поскольку мы не можем по «распространенности» отличить народный инструмент от всех прочих, значит она не может считаться признаком, выделяющим это явление.
112. «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 68.
113. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 100.
114. «Философский энциклопедический словарь» / Гл. ред. Л. Ф. Ильичев и др., М., 1983, стр. 395.
115. Максимов Е. И. «Оркестры и ансамбли русских народных инструментов. Исторические очерки», М., 1983, стр. 4.
116. Максимов Е. И. «Русские народные оркестры и ансамбли (эволюция, культурные и просветительные функции, современная проблематика)», Дис... докт. пед. наук, М., 1993, стр. 46.
117. Варламов Д. И. «Оркестр гармоник — разновидность народного оркестра», Саратов, 1990, стр. 9-10.
118. Максимов Е. И. «Русские народные оркестры и ансамбли (эволюция, культурные и просветительные функции, современная проблематика)», Дис... докт. пед. наук, М., 1993, стр. 48.
119. Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 5.
120. «Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды», Тез. Всесоюзн. научно-практ. конф., в 2-ух частях, М., 1988.
121. Имханицкий М. И. «Формирование и развитие русской народной инструментальной культуры письменной традиции», Автореф. дис... докт. искусствоведения, Киев, 1989.
122. Имханицкий М. И. «Сколь народны народные инструменты?» // Инф. бюллетень «Народник», 1998, №1.
123. «Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды», Тез. Всесоюзн. научно-практ. конф., в 2-ух частях, М., 1988 — ч. 2, стр. 299.
124. Имханицкий М. И. «Формирование и развитие русской народной инструментальной культуры письменной традиции», Автореф. дис... докт. искусствоведения, Киев, 1989, стр. 5.
125. Андреева Г. М. «Социальная психология», учебник для высших учебных заведений, М., 1994, стр. 240-241.
126. Initium (лат. инициум) — начальная формула, буквально «начало».
127. Лосев А. Ф. «Миф — Число — Сущность», М., 1994, стр. 300.
128. Согласно принятой классификации, в основе которой лежит система Э. Хорнбостеля и К. Закса, музыкальные инструменты различаются по двум основным признакам: источнику звука и способу или механизму его извлечения. Отсюда понятно, почему баян и электронный баян без проскакивающих язычков принадлежат к совершенно разным группам инструментов: основные признаки звукообразования у них различны.
129. Витачек Е. Ф. «Очерки по истории изготовления смычковых инструментов», 2-е изд., М., 1964.
Григорьев В. Ф. «Скрипка» // Муз. энциклопедия в 6-ти томах, т. 5, М., 1981.
Струве Б. А. «Процесс формирования виол и скрипок», М., 1959.
130. «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 243.
131. Термин коэффициент (лат. coefficiens — содействующий) мы применяем в его значении «относительной величины, определяющей свойства какого-либо процесса или явления» (Ожегов С. И.«Словарь русского языка», 70000 слов / Под. ред. Н. Ю. Шведовой. — 23-е издание, испр., М., 1991, стр. 303).
132. Карс А. «История оркестровки», М., 1989, стр. 11.
133. Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 241.
134.«Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды», Тез. Всесоюзн. научно-практ. конф., в 2-ух частях, М., 1988 — ч. 2, стр. 301.
135. Рябов В. Ф. «Искусство как общественная потребность», Л., 1977, стр. 35.
136. Философский словарь / Под. ред. И. Т. Фролова, 5-е изд., М., 1987, стр. 538.
137. Борев Ю. Б. «Эстетика», изд. 4-е, доп., М., 1988.
Давыдов Ю. Н. «Искусство как социологический феномен», М., 1968.
Ерасов Б. С. «Социальная культурология», пособие, в 2-х частях, ч. 1, М., 1994.
Каган М. С. «Лекции по марксистско-ленинской эстетике», Л., 1971.
Каган М. С. «Морфология искусства. Историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусств», Л., 1972.
Каган М. С. «Социальные функции искусства», Л., 1978.
Лосев А. Ф. «Миф — Число — Сущность», М., 1994.
Лосев А. Ф. «Философия. Мифология. Культура.», М., 1991.
Рябов В. Ф. «Искусство как общественная потребность» Л., 1977.
Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетике музыки», статьи и исследования в 3-х томах; т. 1, Л., 1980; т. 2, Л., 1981; т. 3, Л., 1983.
Столович Л. Н. «Жизнь — творчество — человек. Функции художественной деятельности» М., 1985.
138 Лосев А. Ф. «Философия. Мифология. Культура.», М., 1991, стр. 335.
139 Столович Л. Н. «Жизнь — творчество — человек. Функции художественной деятельности» М., 1985, стр. 134.
140 Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетике музыки», статьи и исследования в 3-х томах; т. 1, Л., 1980; т. 2, Л., 1981; т. 3, Л., 1983, стр. 86.
141 Борев Ю. Б. «Эстетика», изд. 4-е, доп., М., 1988, стр. 151.
142 Рябов В. Ф. «Искусство как общественная потребность» Л., 1977, стр. 57.
143 Давыдов Ю. Н. «Искусство как социологический феномен», М., 1968.
144 Давыдов Ю. Н. «Искусство как социологический феномен», М., 1968, стр. 31-32.
145 «Философский словарь» / Под. ред. И. Т. Фролова, 5-е изд., М., 1987, стр. 526.
146 Ерасов Б. С. «Социальная культурология», пособие, в 2-х частях, ч. 1, М., 1994, стр. 205.
147 Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетике музыки», статьи и исследования в 3-х томах; т. 1, Л., 1980; т. 2, Л., 1981; т. 3, Л., 1983, стр. 86.
148 Ожегов С. И. «Словарь русского языка», 70000 слов / Под. ред. Н. Ю. Шведовой. — 23-е издание, испр., М., 1991, стр. 856.
149 Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетике музыки», статьи и исследования в 3-х томах; т. 1, Л., 1980; т. 2, Л., 1981; т. 3, Л., 1983, стр. 76.
150 Лосев А. Ф. «Миф — Число — Сущность», М., 1994, стр. 412.
151 Лосев А. Ф. «Миф — Число — Сущность», М., 1994, стр. 307.
152 Ожегов С. И. «Словарь русского языка», 70000 слов / Под. ред. Н. Ю. Шведовой. — 23-е издание, испр., М., 1991, стр. 868.
153 Сохор А. Н. «Вопросы социологии и эстетике музыки», статьи и исследования в 3-х томах; т. 1, Л., 1980; т. 2, Л., 1981, стр. 291-293; т. 3, Л., 1983, стр. 129-142.
154 Гегель Г. «Энциклопедия философских наук», т. 1 «Наука логики», М., 1974, стр. 114; т. 2 «Философия природы», М., 1975.
155 Частью общественного представления могут являться и заблуждения. К примеру, одна из разновидностей русской гармоники носит название «хромка», тогда как строй ее диатонический, и потому название инструмента «хроматическая» является, по выражению К. Верткова, «недоразумением» (Вертков К. А. «Русские народные музыкальные инструменты», Л., 1975, стр. 61) или заблуждением. Кроме того, в народе бытует расхожее мнение о том, что гармоника — старинный русский народный инструмент наравне с балалайкой, гуслями и другими музыкальными орудиями наших далеких предков, что вовсе не соответствует действительности. Если научная категория будет опираться на подобные заблуждения, то в качественном отношении она останется на уровне обыденного сознания.
156 По данным переписи населения 1987 года, в Ханты-Мансийском национальном округе проживало 11,2 тысяч хантов и 6,5 тысяч мансийцев, что в процентном соотношении ко всему населению округа составляет соответственно 1,9% и 1,1%.
157 Асафьев Б. «О народной музыке», Л., 1987, стр. 127.
158 Струве Б. А. «Процесс формирования виол и скрипок», М., 1959, стр. 55.
159 «Проблемы музыкального фольклора народов СССР», ст. и материалы / Под ред. И. И. Земцовского, М., 1973, стр. 265.
160 «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987, стр. 157-163.
161 Штелин Я. «Музыка и балет в России XVIII века», Л., 1935, стр. 71.
162 Данная методика, безусловно, необходима, так как сегодня это единственный способ накопления информации о повседневной действительности. Однако анализ этой действительности нужно проводить на основании множественных фактов, а не единичных.
163 «Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987, стр. 15.
164 И. Мациевский, описавший этот факт, никак не комментирует его, называя просто анекдотичным.
165 Струве Б. А. «Процесс формирования виол и скрипок», М., 1959, стр. 47.
Опубл.: Варламов Д.И. Метаморфозы народного музыкального инструментария. Почти детективная история. М.: Изда-во «Композитор», 2009. ( глава I)