Неумолимо течет время, уходят из жизни люди, но нельзя допустить, чтобы с их уходом канули в небытие прожитые ими судьбы. Жизнь каждого человека это не просто личная жизнь, это целый срез времени и всех тех событий, через которые прошла страна в целом. Я чувствую потребность рассказать о моих родителях, их судьбах, чтобы мои дети и внуки знали и берегли память о своих корнях.

 

        МОЙ ПАПА

         Кем он был? Поездной машинист, офицер Советской Армии, директор хлебокомбината – таковы основные, казалось бы, несовместимые вехи его жизни, а прожил он 86 лет. Его жизнь с самого начала сложилась несколько необычно, а закончилась трагично. По большому счету он прожил жизнь счастливую, так как был человеком ответственным, трудолюбивым, уважаемым в коллективах, где ему довелось трудиться. Счастливым он был и потому, что прошел всю войну 1941-1945 гг. от первого и до последнего дня, пережил 900 блокадных дней в Ленинграде и благополучно вернулся домой, и еще потому, что почти 40 лет прожил с мамой, которая его очень любила.

          Родился папа в 1910 году. Место его рождения несколько необычно, и иногда упоминание о нем вызывало недоумение и вопросы.Сохранилась копия выписки из метрической книги о родившихся в 1910 г. В графе «место рождения» записано: станция Бухэду Китайской Восточной железной дороги (район Харбина).В графе «звание, имя, отчество, фамилия родителей и какого вероисповедания» значится: ефрейтор третьей роты первого Заамурского железнодорожного батальона, из мещан г. Н.Новгорода – Александр Алексеевич Бояркин и его законная жена Вера Ивановна, оба православные.Оказывается, мой дед в 1910 году проходил военную службу в железнодорожных частях царской армии помощником поездного машиниста.С ним в рейсе была его первая жена, родившая своего первенца в пути . В 1912 году, после окончания службы семья деда переехала из Китая в Нижний Новгород.В 1912 году в семье Бояркиных родилась дочь Нина, но, к сожалению, счастье этой молодой семьи было недолгим. Умерла жена деда Вера Ивановна и двое малолетних детей остались без матери.

           О Вере Ивановне, моей родной бабушке я почти ничего не знаю. Со слов Нины Александровны Бояркиной (Пузыревой по мужу) – Вера Ивановна была из очень состоятельной семьи Гусевых. В Нижнем Новгороде у них был собственный дом в районе Канавина.. Мать Веры Ивановны тяжело перенесла смерть дочери и очень хотела передать внукам часть семейного состояния, но Александр Алексеевич был категорически против. Возможно, что семья Гусевых была репрессирована,  он боялся за судьбу своей новой семьи и не разрешал никаких контактов.

          Вскоре после смерти молодой жены дед женился на Вере Васильевне, к сожалению, я не знаю ее девичьей фамилии. Из воспоминаний родных, знаю, что она воспитывалась в учебном заведении типа института благородных девиц, где девочек обучали ведению хозяйства, всем навыкам семейной жизни. Обучали хорошим манерам, умению держаться в обществе. Она рассказывала, как строго следили наставники за правильной осанкой, привязывая к спине палочку. И действительно, ее спина даже в возрасте 90 лет была прямой и не имела никаких признаков сутулости. Семья росла, родились еще двое детей – сын Борис и дочь Ольга. Для подрастающего Володи работа отца всегда была предметом гордости, и в 15 лет он поступил в железнодорожное техническое училище в Н.Новгороде с целью пойти по стопам отца. В 1929 году он заканчивает учебу и поступает на работу в железнодорожный отдел (ЖДО) транспортной управы г. Балахны в должности поездного машиниста.Одновременно он обучался на вечернем факультете Энергетического рабфака. Планы были большие, но подходил срок службы в рядах Советской Армии. Молодость брала свое, и в 1932 году, незадолго до призыва в армию, Владимир женился на Смородиновой Нине Александровне. Ей было 18, а ему 22 года.Папа был направлен в г.Москву, сначала служба проходила в Серебряном Бору под Москвой, а вскоре он был определен курсантом образцовой военной школы (ОВШ) имени ВЦИК по охране правительства в Московском Кремле. Это был второй выпуск кремлевских курсантов.       

           Папа вспоминал: «располагались мы в корпусе рядом с Царь-колоколом. За время службы я побывал на всех постах вокруг Кремлевской стены, стояли на постах у Спасских ворот, Боровицких ворот, несчетное количество раз стояли на посту №1 при входе в Мавзолей, а также внутри Мавзолея у гробницы В.И.Ленина… Горжусь тем, что я служил в этой школе».

             Я родилась в 1935 году во время прохождения папой военной службы, пока он служил, а когда вернулся, в 1935 году, для меня он был дядей, которому хотелось, чтобы я звала его папой.

           Судьба нашей семьи сложилась так, что нам мало довелось жить всем вместе.

После службы в армии папа вернулся в Транспортное управление и работал машинистом пассажирских поездов, потом заведовал отделом рационализации и изобретательства, был заместителем начальника службы тяги. Это были четыре года, когда мы жили одной семьей, начали строить дом на Вокзальном проспекте, ныне улица Павлова в г.Балахне.

Пока строился дом, жили у бабушки - маминой мамы на улице Кузнецкой.

В своем доме пожить тогда не пришлось, так как в 1939 году папу по призыву ЦК партии вновь призвали в ряды вооруженных сил. Папа вспоминал: «В 1939 году я, как офицер запаса, был призван в кадры вооруженных сил в г. Ленинград, где формировалась Первая Морская дальнобойная железнодорожная артиллерийская бригада .

           В конце 1939 года воинская часть была дислоцирована в Латвии, в г.Лиепая, откуда папа часто присылал весточки о себе. Сохранились открытки, присланные маме и лично мне. Все надписи на открытках пронизаны тоской по семье, желанием скорее встретиться .На обороте одной открытки написано: «Привет доченьке от папы из Латвии.

Дарю тебе на память открыточку из дальних краев. Смотри на эту карточку и вспоминай своего папочку, который тебя любит и о тебе заботиться. Карточку береги, когда будешь старше, это тебе будет интересно. Целую. 30.04.1940 г.».

           Осенью 1940 г., когда завершился процесс воссоединения Прибалтики с СССР, у папы появилась возможность забрать семью. В моей памяти об этом времени остались детские обрывочные воспоминания. Очевидно, не сразу решился вопрос с жильем, так как хорошо помню лес, высокие сосны, вагоны, какое-то небольшое строение. Помню комнатку, кроватку с белой сеткой. Однажды поздним вечером я сквозь сетку кроватки я увидела, что мои родители стоят посредине комнаты, тесно прижавшись друг к другу, целуются, и я молча смотрела, не выдавая себя, но, видно, уже соображала, что увидела то, что не должна была увидеть. В память это врезалось навсегда, знаю точно, что я маме никогда об этом не говорила, так как было стыдно, что подглядывала, а ведь ей тогда было 26 лет, всего-то! Папа был назначен политруком транспортера 18-ой отдельной железнодорожной артиллерийской батареи (ОЖДАБ) Краснознаменного Балтийского флота.

           Постепенно решился вопрос с жильем .Семьи офицеров были временно расквартированы по домам местных жителей.Четыре семьи, в том числе и наша, были поселены в особнячке, принадлежавшем бывшему владельцу пуговичной фабрики.

Дом был расположен почти на берегу моря, от которого его отделяла сосновая рощица. Шум сосен и морского прибоя были слышны постоянно. От фасада дома ровная аллея вела к небольшому, круглой формы, водоему, в середине которого был островок с белоснежной беседкой. В воде плавали белые лебеди. Каштаны и высокий кустарник с красивыми розовыми цветами обрамляли этот особняк. Все было очень красиво. Фабрикант жил на втором этаже, а мы – четыре семьи – в четырех комнатах нижнего этажа. Помню, что это был тучный мужчина, немолодой, и, когда он спускался вниз по винтовой деревянной лестнице, под ним скрипели ступеньки. Он часто угощал меня монпансье, на крышке коробочки была изображена собака с высунутым языком, он отодвигался в сторону и через эту дырочку леденцы выпадали на мою ладошку, а фабрикант гладил меня по головке.

               Когда я работала в школе, то рассказывала свом ученикам, что в детстве дружила с настоящим буржуем-фабрикантом. В 70-х годах прошлого века ребятам слышать это было интересно и необычно.

           Вспоминается еще, что на новый 1941 год в воинской части устроили елку и детям дошкольного возраста были приготовлены подарки, а я уже была ученицей первого класса только что открывшейся русской школы в г.Лиепая. Мне подарка не полагалось, Боже, я до сих пор помню, какое это было для меня горе и скольких усилий стоило родителям меня успокоить и как-то исправить недоразумение. Жизнь шла своим чередом, семья была в полном составе.

          Мы прожили в Лиепае до очередного отпуска папы в и мае 1941 года уехали в г. Балахну, отдохнули до 18 июня 1941 года и выехали к месту службы. С нами поехала в гости бабушка, Вера Васильевна. Перед отъездом папа с дедом сфотографировались на память. 

 

 ВОЙНА

          А дальше все было, как в кино – в Лиепаю мы прибыли 22 июня 1941 года в 8 часов утра. Вокруг была суматоха, и только когда мы добрались до дома, узнали, что уже с 4-х часов утра город бомбили немецкие самолеты. Соседи с ужасом смотрели на нас, приехавших из глубокого тыла.

        Город Лиепая был одним из первых городов, подвергшихся нападению фашистской Германии. Папа тут же помчался в воинскую часть, пообещав вернуться и отправить нас обратно. Однако увидели мы его только по окончании войны. Мама стала в спешке собирать вещи, укладывала в сундук швейную машинку, посуду, патефон, одежду. Упаковала два чемодана и узел с одеялом. Мы еще не осознавали обрушившуюся на нас беду! Мама меня отправила в магазин за кефиром. Я вышла на улицу и, задрав голову вверх с интересом наблюдала, как в голубом небе непонятно летали и кружили самолеты, появлялись вдруг белые маленькие облачка, а от самолета к самолету тянулись серебряные, блестевшие на солнце ниточки. А там рвались снаряды, летели пули.

          В магазине продавщица- латышка на просьбу о кефире грубо ответила: «нет вам больше никакого кефира». Я удивилась, не поняла и ушла ни с чем, а навстречу мне уже бежала мама и быстро утащила меня домой. Папа, конечно, не смог выбраться к нам и только после полудня 22 июня за нами заехала машина, которая уже была полностью загружена. Для наших вещей места в машине не было и мы, взяв с собой только два чемодана и узел с одеялом, приехали на вокзал, где нас разместили в «телячьих» вагонах и началась кошмарная дорога обратно.

          Наш состав догоняли немецкие самолеты, пытаясь разбомбить его. Машинист маневрировал, подавая то назад, то вперед, то останавливаясь в перелесках. И тогда мы выскакивали из вагонов и прятались, кто, где мог, а самолеты пролетали низко и из пулеметов расстреливали бегущих людей.Две бомбы попали в хвост состава, где были прицеплены платформы с вещами, они были разбиты и сгорели. До дома мы добирались 18 суток, так как наш состав часто загоняли в тупики, пропуская составы, следующие на запад.Бабушка во время очередной бомбежки потерялась, мы ее не смогли найти и дальше ехали одни.

           Был момент, когда я потеряла маму, выбежав одна из вагона, так как мама помогала женщине – Вале Чугуновой, жене офицера из папиной части. Та ехала с новорожденными двойняшками, которые лежали в большой широкой коляске. Было очень страшно остаться одной, но каким-то чудом мама меня увидела, оцепеневшую от страха и больше уже ни на мгновение не оставляла одну. Бабушка сумела добраться до дома раньше нас и после ее рассказов о пережитом все считали, что мы погибли в том кромешном аду.

               В Балахну мы с мамой приплыли на буксире почему-то через Чебоксары. С собой мы привезли только узел со старым ватным одеялом, которое нас хорошо выручало дорогой.Помню, что мама заплакала, когда мы сошли на берег с буксира с узлом в руке.

Наверное, у мамы не было сил тащить узел, и мы с ней пошли в родные Кузнецы с пустыми руками. Было темно, пусто кругом. Изба была недалеко. Когда мама постучала в окошко – вышла бабушка, Смородинова Еверкия Матвеевна, и окликнула из-за ворот: «Кто?». Услышав в ответ, «Мама, это мы» - она долго не могла справиться с запором ворот от волнения, от невозможности поверить в наше возвращение. За одеялом на берег ходил муж маминой сестры. Итак, мы были дома.

 

 НА ФРОНТЕ

 

         А что же папа? Батарея, в которой он служил, оказалось в Лиепае в очень сложном положении пришлось отступать.

         Папа вспоминал:«Бригада отступала из Прибалтики, пробиваясь к Ленинграду, так как необходима была для защиты. Немецкая разведка знала, что в Прибалтике находится мощная артиллерийская техника. Немцы пытались ее захватить, это было бы лакомой добычей для них.В пути следования бригаду на бреющем полете обстреливали немецкие самолеты, а так же наступающие части немцев. Мы видели сожженные эшелоны, разрушенные железнодорожные станции, в пепел превращенные селения, взорванные и сброшенные под откос цистерны, трупы убитых женщин и детей».

         Однако, техника, а туда входили бронепоезда, бронетранспортеры, имела мощную броню и немцы не смогли уничтожить отступающую дальнобойную артиллерию.

Техника была на рельсах, очевидно, в составе бригады были свои путеукладчики, служба ремонта путей.Вся техника благополучно добралась до Ленинграда и стала мощной защитой трехмиллионного города в самый трудный период 900-дневной блокады.

В альбоме, посвященном ветеранам бригады, есть карта-схема боевого пути в 1941-1945 гг.

       Из воспоминаний папы:

«Из 1418 дней войны я 900 дней в страшной голодной и холодной блокаде. Немцы разбомбили и сожгли огромные Бадальские продовольственные склады, которые снабжали город продовольствием. Наступил жестокий голод. Две крупные электростанции №5 и №7 были захвачены немцами. Город погрузился в темноту. Электроэнергии других станций едва хватало для обеспечения оборонных заводов. Транспорт стоял, котельные погашены, водопровод, бани, канализация не работали. Город был затемнен. В Ленинграде погибло 17 тысяч человек в результате артобстрелов, 34 тысячи были ранены, а от голода и холода умерли более 800 тысяч человек. Голод усиливался с каждым днем, все собаки и кошки были съедены. Чтобы спасти детей женщины варили в воде изделия из кожи – поясные кожаные ремни с добавлением 1 чайной ложки столярного клея вместо жира…»

         В тяжелые блокадные дни бригада вела ожесточенные бои с противником, завершившиеся прорывом блокадного кольца в результате соединения Ленинградского и Волховского фронтов 18 января 1943 года.

24 января 1943 года в бригаде была получена радиограмма наркома ВМФ, в которой говорилось:«За отличную работу по прорыву блокады г. Ленинграда командирам и бойцам морской железнодорожной артиллерийской бригады объявляю благодарность и о ваших успехах докладываю Правительству». Сохранились грамоты, где Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза т. Сталина объявляется папе благодарность за участие в освобождении городов Красное Село, Ропша, Пушкин, Слуцк, Гатчина.

        Еще целый год за город Ленинград шли ожесточенные бои, завершившиеся полным снятием блокады и освобождением измученного города в январе 1944 г.

          Сохранилась дарственная фотография папе, как парторгу дивизиона за отличное выполнение боевых заданий от 27.01.1944 г.

           В альбоме, посвященном ветеранам бригады, есть историческая справка и карта боевых действий бригады по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом в январе 1944 г.

          Из воспоминаний папы:

«Когда немцы были изгнаны из Ленинграда, и мы их преследовали уже по территории Эстонии, Литвы, Латвии, то и здесь враг показал свое звериное лицо. Угоняя железнодорожные составы с техникой и награбленным имуществом ,они делали так: сцепляли два паровоза, задевая тросом за рельсы и за собой свертывали в огромный      клубок рельсы вместе со шпалами, оставляя голую насыпь. Уничтожали все линии связи».

В папиных воспоминаниях много интересных фактов о героических подвигах его боевых товарищей, но это отдельная тема.Об одном случае нельзя не рассказать.

«Мне памятен анекдотический случай с одним из командиров нашего соединения гвардии подполковником т. Барбакадзе, командовавшем мощной морской пушкой. Пушка передвигалась паровозом по железнодорожным путям вдоль Финского залива и наносила мощные артиллерийские удары по врагу. Финское командование через свою разведку получило путаные данные, в связи с чем была отпечатана листовка следующего содержания: «По берегу Финского залива ползет какое-то артиллерийское чудовище – Барбакадза, за поимку ее командира будет выплачено денежное вознаграждение в сумме одного миллиона финских марок»

            Что же это было за «чудовище»?. В сохранившихся у папы записках я нашла:

«Часть, в которой я служил, была на тот момент единственной в Советском Союзе по своей мощи. Это военно-морская железнодорожная артиллерия. Целью создания этой техники была борьба с морским противником, то есть живое уничтожение морских транспортных средств с живой силой и техникой, уничтожение аэродромов, разрушение железнодорожных узлов, эшелонов с техникой и горючим и т.д. Дальнобойная пушка устанавливалась на мощном транспортере, который покоился на 20 железнодорожных осях. Вес пушки 360 тонн, при ней два бронированных вагона – погреба с боезапасом весом 120 тонн, штабной вагон, вагон с электроаппаратурой, а также жилые вагоны. Длина ствола пушки около 20 метров, внутри ствола свободно пролезал человек. Дальность полета снаряда - 57 км. Вес одного снаряда около 600 кг. Вся техника оснащена мощным двигателем и компрессором.При необходимости пушка могла уйти своим ходом по железнодорожным путям по берегу моря со скоростью 24 км в час. Каждую пушку вез один паровоз. Не каждый мост мог выдержать такой груз».

         Далее папа вспоминает:

«Мне на фронте пригодилась моя профессия поездного машиниста. Когда нас на ходу с воздуха обстрелял немецкий самолет, был убит машинист и тяжело ранен его помощник. Остановка поезда грозила гибелью. Поезд с дорогостоящей техникой и личным составом я довел до очередной железнодорожной станции Дзинтури, за что был награжден орденом Красной Звезды».

          В 1980 году папа был на встрече ветеранов бригады в Ленинграде – среди гостей был и полковник запаса Барбакадзе, голову которого так дорого оценили финны во время войны. Боевым друзьям было что вспомнить. После операции по освобождению островов Финского и Выборгского заливов бригада была направлена на ликвидацию Курляндской группировки врага.

           Папа рассказывал:

«Интересен такой факт. Когда мы пришли в г. Ригу, потом в Лиепаю, на складах нашли более 100 тонн хлеба, испеченного, согласно жетонам на нем, за несколько лет до войны в 1932-35 годах. Хлеб пролежал более 12 лет и был вполне пригоден к употреблению, так как был упакован в пергамент, целлофан, залит воском».

За участие в боях под Кенигсбергом папа был награжден медалью «За взятие Кенигсберга».Сопротивление немцев было исключительно упорным, так как взятие Кенигсберга открывало дорогу на Берлин.В г. Кельне были обнаружены филиалы складов фабрик смерти, типа Освенцима. Там хранились горы обуви, одежды, нижнего белья, тюки из волос и т.д. Это производило удручающее впечатление, но наши войска подходили уже к самому логову врага, победа была близка.

 

ЖИЗНЬ В ТЫЛУ

          А в это время в тылу была своя трудная жизнь. Мы с мамой жили в доме бабушки на Кузнецкой улице в Балахне.Мама работала в Райзо (растительно-земельный отдел). Я училась в школе. От голода спасала нас корова, которую держала бабушка, мамина мама. Немецкие самолеты долетали и до Балахны, целью была электростанция. На затемненный город с самолетов спускались «люстры», которые освещали город сверху, зенитки их пытались сбить. Окна были заклеены бумагой, чтобы не лопались стекла.

        Мы ждали весточек с фронта от папы. После прорыва блокады Ленинграда он писал часто, слал много открыток.В письмах была твердая уверенность в победе и желание скорее встретиться с семьей. В одной из открыток, посвященной героям Балтики, папа писал: «Милая Риточка! Дорогая дочурка. Шлю тебе эту открыточку, чтобы ты видела, как мы боремся с врагом, изгоняя его с нашей земли огнем и металлом. Я тоже принимал участие в освобождении г. Шлиссельбурга, был в нем, немцы там многое натворили.

Привет мамочке, поцелуй ее за меня».

         Хорошо помню карточки на продовольствие, очереди за хлебом. Мама с сестрой Зоей на санках  зимой отправлялись за Волгу в надежде обменять на продукты какие-то вещи. Летом все работали в огороде, чтобы сделать запасы на зиму. Ранней весной набивали погреб снегом и ставили там бочки с солениями, ящики с овощами. А когда звучала сирена о начале тревоги, погреб был для нас местом укрытия. Нас, детей, сажали вниз, а взрослые не убирались и стояли, кто как мог. Защитой от осколков была только крыша сарая, где и находился погреб.

           Когда мы садились за стол, мама была главным распределителем, всем все было поровну: хлеб, молоко, кусочки сахара, семечки и т.д. Конечно, нам, детям, доставалось то, что было повкуснее, но мы знали четко, что без разрешения ничего из еды брать нельзя. Однажды я не выдержала, нашла чашку молока и стала отрезать горбушку хлеба. Нож сорвался, и я сильно ранила руку. В доме была одна из квартиранток, с нами жила семья, эвакуированная из Ленинграда. Она меня отвела в больницу. Не помню, но, по-моему, меня простили без наказания.

           Помню, с каким интересом слушали мы все сводки Совинформбюро. У нас было радио – «черная тарелка». Летом мы открывали окно, чтобы и другие, у кого не было радио, могли узнать последние новости. Запомнились мелодии «Вставай, страна огромная», «Синий платочек», «В лесу прифронтовом».

           А потом был май 1945, принесший Победу над врагом.Любопытно, что после окончания войны, воинская часть папы была снова направлена в Лиепаю, и вскоре мы встретились всей семьей. Конечно, мы с мамой пошли посмотреть на дом, в котором жили до войны.В крышу дома попал снаряд, окна были выбиты, потолок второго этажа провис, зато на первом этаже нашелся наш сундук, который использовали в качестве амбара, там кто-то хранил крупы, муку. Город начал оживать, осенью 1945 открылась русская школа в Лиепае.В седьмом классе учились со мной взрослые девушки 17 и 18 лет, не имевшие возможности учиться во время войны.

          После войны папа оставался в рядах Советской Армии еще целых 10 лет.

Воинская часть его перебрасывалась неоднократно с места на место по всему побережью Балтийского моря - от Лиепаи до Кенигсберга.Мама все эти годы была его постоянной спутницей. Там где была возможность – она работала по специальности – бухгалтером. Меня они сначала взяли с собой, но там, где дислоцировалась воинская часть, могло не быть школы. Так было в районе Кенигсберга, где все было разрушено, а сам город был похож на большую груду кирпичей. Конечно, очень медленно налаживалась жизнь.

В г. Гранце, в 60 км от расположения воинской части – г. Янтарный, была открыта школа-интернат, куда меня и определили. На обороте фотографии этих лет моей рукой написано: «в память о страшной жизни». Действительно, было очень трудно, голодно. Все кругом разрушено, немцы, уходя, отравили колодцы, дороги были разбиты.Со мной в комнате жили еще 4 девочки. Они жили за 25 км от г.Гранца и в субботу после уроков собирались группой и по берегу моря, по Куршской косе, которая сокращала расстояние до 17 км, пешком уходили домой. А за мной один раз в 2 месяца папа присылал матроса на лошадке с телегой (на машине проехать было нельзя) . И это были редкие дни, когда я была сыта. С собой увозила то, что могла дать мама, но это все быстро съедалось всей нашей компанией, и опять наступали голодные дни. Воду брали из болота рядом с интернатом, скорее, это была воронка от бомбы, заполненная водой.У меня были высокие мамины ботики. Я заходила в воду, насколько позволяла высота ботиков и начерпывала воды для питья и приготовления пищи. Бывало так, что суп варили из одной картофелины и одной луковицы. Кругом было очень много крыс – они проникали в поисках еды везде и часто лишали нас скудных запасов.

         Учиться я стала плохо, так как все мысли были о еде, и тогда на помощь пришла моя любимая бабушка, моя вторая мама – Евдокия Матвеевна. Она уговорила родителей привезти меня к ней в Балахну, пока не будет других вариантов. После голодных трудных дней бабушка посадила меня на парное молоко и почти четыре года я жила с ней, а с родителями виделась только, когда они приезжали в отпуск.

           В 1950 году папе было присвоено звание подполковника, и он был направлен в Ленинград слушателем военно-политических курсов. В 1951 году он закончил обучение и отбыл в воинскую часть вместе с мамой, а я приехала в Ленинград, окончив школу с серебряной медалью (благодаря бабушке) и поступила в Ленинградский Университет. То есть практически мы очень мало были вместе. Это не мешало нашей семье быть дружной, крепкой, родной и теплой.

        В студенческие годы я видела родителей тоже редко, только в каникулы, когда я ездила или к ним, или к бабушке, которую тоже очень любила .

 

 НА ГРАЖДАНКЕ.

 

           В 1955 году папа был демобилизован с правом ношения военно-морской формы и кортика, и они с мамой вернулись в г.Балахну и уже жили в своем доме на улице Павлова.

Начинался новый этап в жизни нашей семьи.

Балахнинский Горком партии предложил папе возглавить хлебокомбинат, где тогда дела обстояли неблагополучно. За предыдущие 10 лет там сменилось 11 директоров.

Папа дал согласие и принял на себя ответственность за это жизненно важное предприятие города.В 1967 году он получил удостоверение об обучении на Воронежских курсах повышения квалификации по специальности директоров хлебокомбинатов.

          До 1971 папа проработал в должности директора хлебокомбината, целых 16 лет. Что ему, офицеру, помогало освоиться с этой совершенно новой работой? Очевидно, что такие его качества, как добросовестность, ответственность, желание найти пути решения поставленной перед ним задачи, чувство долга. За годы его работы хлебокомбинат стал успешным прибыльным предприятием. Папа умел разбираться в людях и всегда стремился привлечь к работе опытных, знающих специалистов, вникал в суть дела. Он сумел организовать коллектив и общими усилиями преодолевать накопившиеся трудности, неудачи. Время тогда было трудное, с продовольствием было очень сложно. На заводе процветало воровство, «несуны» не брезговали ничем – мука, сахар, масло, изюм, дрожжи – все шло в дело.

          Помню, папа рассказывал, как в проходной задержали мужчину с необычным шарфом на шее: в шарф был завернут длинный кусок свиного сала.

Был и такой случай. В результате очередной проверки хлебокомбината на проходной утром была задержана сотрудница, которая выносила целую сумку свежевыпеченных булочек. Вахтер ее спокойно пропустил. На вопрос проверяющего и вахтер, и сотрудница ответили, что эти булочки предназначаются директору хлебокомбината на завтрак. Когда инспектор при встрече с папой спросил об этом, папа пришел в негодование, сейчас же была вызвана эта работница и обман раскрыт. Оказывается, она проделывала это неоднократно.

           Главное было в том, что хлебокомбинат стал одним из лучших предприятий в городе. Традиции, заложенные коллективом, возглавляемым папой живут там до сих пор, а люди, работавшие с ним 16 лет, помнят его и вспоминают только добром. Много сделал он для усовершенствования производства и улучшения условий труда сотрудников.

Были и неприятные моменты, недоброжелателей было достаточно, это уволенные за воровство или другие правонарушения сотрудники хлебокомбината. Писали анонимные жалобы в Управление, но там папу знали очень хорошо, как человека честного и неподкупного.Мама рассказывала, что достать дрожжей в то время было проблематично, и она иногда просила папу принести щепотку дрожжей, но он категорически отказывал ей даже в такой, казалось бы, мелочи.Если была возможность что-то выписать на заводе по хозяйству, то обязательно оформлялась квитанция об оплате, и мама эти документы хранила, чтобы избежать ненужных неприятностей.

            У мамы была гипертоническая болезнь, и родители достаточно часто ездили отдыхать и поддержать здоровье в санатории или на теплоходе.

В 1964 году мама перенесла инфаркт. Всю жизнь она была рядом с мужем, кроме военных лет. Мама сохранила все фронтовые письма мужа, а он берег ее письма к нему. К сожалению, все они пропали, остались только открытки, которые хранились у меня.

       7 марта 1969 года какая-то необъяснимая сила заставила меня поехать из Горького в Балахну, хотя поездка планировалась на 8 марта. Мы с мамой долго сидели на кухне, готовили начинку для пирожков. Нам было очень весело, хорошо, и ничего не предвещало беды.Папа собирался на рыбалку и пытался нас пораньше отправить спать. Мама говорила, что давно ей не было так легко, ничего не болело.А утром 8 марта ее не стало. Было ей 55 лет.

         В 1971 году папа уволился с работы по собственному желанию в связи с уходом на пенсию в возрасте 61 года.Без работы он оставаться не мог и вскоре снова начал трудиться в должности начальника Балахнинской автозаправочной станции (АЗС), где успешно проработал до 1993 года, до 83 лет.Второй раз папа женился на Бушуевой Марии Андреевне, с которой прожил более 25 лет, до конца своей жизни .

         Папа относился к людям, которым чуждо состояние покоя, он всегда был чем-то занят, это и домашние заботы, и общественная работа, с которой он не расставался никогда. Он постоянно поддерживал связь с фронтовыми друзьями, ежегодно посещал Ленинград в дни, посвященные снятию блокады по приглашению Совета Ветеранов бригады. Сохранился персональный альбом 1973 года, в котором отражен весь боевой путь бригады и фотографии с боевыми друзьями .Папа был физически крепким человеком, но беспокоила рана на ноге, где в память о войне сидел осколок.

        Всю жизнь папа был страстным рыбаком. Это было для него необыкновенным удовольствием, и готовился он к этому действу всегда очень тщательно.Привил папе и его младшему брату Борису любовь к рыбалке, особенно зимней отец – Бояркин Александр Алексеевич . Помню, как они общими усилиями приобщили к этому удовольствию  Рябкина Михаила Яковлевича – друга деда. Он долго упирался, не соглашался, а однажды сдался и попробовал подледный лов. После этого, к большому разочарованию супруги отпуск брал только зимой и проводил его на льду.

        Всю жизнь папа по утрам делал зарядку, любил землю, умел обиходить свой сад-огород. Все грядки у него были сделаны ровненько, тропинки устроены, двор и территория у дома всегда были в порядке и радовали глаз. Дом на улице Павлова имел две половины, в одной жили мои родители, во второй половине – младший брат Борис с семьей.Вдвоем с братом они оборудовали в нижней части города пруд, развели там рыбу, купались, внука тоже потихоньку приучали к рыбалке.

          Будучи на пенсии, папа все возможное время посвящал работе в Совете Ветеранов. Его часто приглашали в учебные заведения, на предприятия, где он делился воспоминаниями о трудных военных годах. В течение нескольких лет решением Бюро Горкома КПСС и исполкома горсовета г. Балахны папа назначался начальником городской праздничной колонны и возглавлял ее. Он с гордостью надевал свою военную форму, которая ему очень шла, несмотря на годы.Активным членом Совета Ветеранов г.Балахны папа был до последних дней своей жизни.Даже в последний день своей жизни он спешил на городскую встречу с ветеранами, шел на автобусную остановку.На переходе дороги его сбила машина, за рулем которой сидел пьяный шофер. Больше недели врачи боролись за его жизнь, но черепно-мозговая травма оказалась несовместимой с жизнью, и в ночь на 1 ноября 1996 года на моих глазах он скончался, в эту ночь я дежурила в больнице в его палате. Было ему 86 лет. Так трагически оборвалась его жизнь, так распорядилась судьба.  

           Мне надо было рассказать о своих родных, о людях с разными судьбами, пережившими вместе со страною все невзгоды и радости. Для них понятие Родина не было пустым звуком, а понятие о наживе начисто отсутствовало. Помню, дедушку спросили однажды, что бы он сделал, если бы вдруг выиграл 10000 рублей. Дед долго думал и произнес: «Купил бы себе ватные штаны для рыбалки, а остальное отдал бы детям».

            Мне есть чем гордиться, мои родители и родители моих родителей прожили свои жизни достойно. Никому из них не досталось легкой жизни, но они не сломались и вместе со страной пережили все, что выпало на их отрезок жизни.

           Я счастлива, что мне удалось собрать кое-какой материал, все, что я успела расспросить , найти документы в семейных архивах родных, записные книжки, тексты докладов, выступлений папы и все это обобщила . Жаль, что многого не успела узнать, жаль, что поздно пришло осознание необходимости сделать это.

          Так много хочется еще успеть сделать, записать, а главное, чтобы дети и внуки продолжили начатое дело, берегли и хранили наши семейные традиции.