Иногда возле Пестяков можно увидеть, как лодка или небольшой катерок пристают к «большой дороге». Так говорят местные жители, и это вполне соответствует действительности: когда-то здесь действительно проходил тракт – большая дорога от Москвы до Нижнего Новгорода и дальше, на Хлынов-Вятку. А теперь на большом протяжении ее затопило Горьковское море. Остались только небольшие участки дороги на возвышенных местах, ставших островами и полуостровами. Да и там она уже давно заросла травой, кустарником и молодым леском. И только, приглядевшись, по боковым канавам да по булыжнику, которым была местами вымощена дорога, да по сохранившимся кое-где березам, которыми она была обсажена, и узнает сведущий человек или местный старожил, что здесь проходила большая дорога. А другому и невдомек, что здесь такое, если он, купаясь где-нибудь у берега, встанет на мелком месте на мощеную дорогу: «Дно каменистое»,- подумает он. Да скоро и совсем затянет ее илом и песком.
А ведь не так давно, вспоминают старики, был здесь тракт, дорога от Пестяков до Нижнего и дальше… Возили по ней когда-то деготь в Нижний на ярмарку. Хорош был тракт! Широкая просека, метров пятьдесят, по краям пологие канавы, а по обеим сторонам по два ряда берез.
Березы, которыми был обсажен тракт, втупоры, как говорят здесь про недавнее время, были во всей красе. А обсажен он был в царствование Екатерины Великой, да, видно, так и поддерживался. Березы были посажены так, что кроны у взрослых деревьев сходились. Между двумя рядами берез по каждой стороне тракта могла бы проехать телега, но там не ездили, а шла пешая тропа. И шли люди по ней от села к селу, от деревни к деревне. Береза – дерево светолюбивое, и вынеживалась она на просторе, на широченной просеке в громадные деревья. Кроны были высоки и кудрявы и укрывали путников тенью от жаркого солнца летом, а зимой не заносило так дорогу, вешить (то есть ставить вешки, обозначивавшие путь) не надо. Живет береза годов 150-170 в лучшу (в лучшем случае – местн.), а бывает, и годов на сто поболе.
Немного осталось старых берез, свидетелей давних времен. Теперь на всем протяжении старого тракта, не говоря уж о затопленных участках, березы сохранились разве что от Белой до Пуреха, иной раз еще встретишь их – дуплястые, корявые, полузасохшие. Чаще стоят пни от них, громадные, полуистлевшие. И почти нет уже хороших берез, редко-редко стоят - высоченные, не в обхват. Современная дорога идет местами по старой, местами сворачивает с нее, потом снова выскакивает на тракт – и так на всем протяжении.
Деревни Сиверкино, Снетово, Бебрюхово стояли на тракту. Нет этих деревень, снесли их еще до заполнения ложа Горьковского моря. Хорошие были деревни, Сиверкино и Снетово попроще, а вот Бебрюхово была богатая деревня, красивая. Домов много было пятистенных, полукаменных, с резьбой… Перенесли их в другие деревни, в другие места, но и сейчас порой услышишь: «Она бебрюхоска (из Бебрюхова)» или «он из Сиверкина».
Ушли под воду места, где были эти и некоторые другие деревни, а дорога здесь перенесена далеко в сторону и идет по берегу моря, по плотине. Остались от деревень только названия, которые еще живут в народе, да еще наглухо зарастающие кусочки большой дороги. Да еще есть записи в паспортах некоторых жителей России: «родился в деревне такой-то», а ее давно нет и в помине. Море плещется на этом месте…
Но это совсем свежее предание. Дошли до нас и другие, более давние, тоже связанные с трактом.
Сколько видел тракт тарантасов, саней и саночек, повозок и карет, но, конечно, больше всего телег и дровней. Сколько поколений лошадей прошло-пробежало по тракту! Кто только по нему не ездил, каких только грузов-поклаж не перевозили! Многое было связано у людей с большой дорогой. И называли ее по-разному: и трактом, и большой дорогой, а то просто большак или московка.
Вдоль Волги, по правому ее берегу, в районе Городца проходит небольшая возвышенная гряда. Здесь, в сравнительно равнинной местности, ее считают горой. Через нее-то, километрах в десяти от Волги, и переваливал тракт. На горе и под горой деревни – Старое Мошново и Новое Мошново. Въехать в гору было непросто: потяжелее воз – так лошадь еле ввозила.
Рассказывают старики, что слышали они от дедов, как проезжала по этой дороге, еще до знаменитого своего большого путешествия на «Твери» по Волге, царица Екатерина. В ту пору размокропогодилось, шли обложные дожди, дороги размыло, развезло, грязь была непролазная. Лошади никак не могли ввезти царскую карету в гору, колеса вязли в грязи по самую ступицу. Бились, бились будто бы, а въехать в гору не смогли.
Тогда позвали из деревень мужиков. Собрались они, кучера отпрягли лошадей. В оглобли впряглись мужики, встали по сторонам и к задку кареты, навалились – и разом сдвинули с места карету вместе с седоками. В гору (а подъем длинный и высоконек) ввезли ее одним духом, без передышки.
Одарила ли их чем щедрая иной раз царица, о том предание умалчивает. Известно, что, пребывая, например, в Городце, она «пожертвовала пятьдесят рублей на украшение храма и на стол братии», были и другие дары, помельче. Как она поступила в данном случае – неизвестно, но с тех пор будто бы и стали называть ту гору Катерининской.
Ушло все в прошлое. Нет больше старого тракта, есть асфальтированная дорога. Деревень под горой тоже нет – кругом, на сколько хватает глаз, водная гладь Горьковского моря. Пологая часть горы затоплена, а высокая ее часть стала крутым берегом, который постепенно подмывается волжской волной. Вид местности совершенно изменился, да и всё здесь другое, а все равно нет-нет, да и услышишь: «Вон там, у Катерининской горы»…
г. Заволжье, 1976 г.
© Открытый текст
Подготовка текста и публикация
Т. Гусаровой
размещено 18.11.2010
Фольклор
распечатать
Смотри также:
