[193]
Глава 4.
ДЕЛОПРОИЗВОДСТВО ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА
В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА
Дипломатическая и административная деятельность Посольского приказа находила свое отражение в материалах делопроизводства этого ведомства. Сохранившись до наших дней, они в настоящий момент являются основным источником как по истории внешней политики Московского государства, так и по истории самого дипломатического ведомства. Практически все действия, предпринимавшиеся Посольским приказом (от подготовки миссии за рубеж или переговоров с иностранными посланниками до отправления памяти по второстепенному вопросу в другое ведомство) строго документировались. Основными формами делопроизводства Посольского приказа в начале XVII в., как и в предшествующее и последующее время, являлись грамоты, столбцы и составлявшиеся на их основе книги. Задача настоящей главы — выявление первоначального корпуса документов Посольского приказа начала XVII столетия, сопоставление его с объемом документов, сохранившихся до наших дней, а также рассмотрение внутренней структуры дипломатической документации рассматриваемого периода.
Раздел 1.
Первоначальный корпус документации
Посольского приказа 1604-1619 гг.
Основной корпус материалов делопроизводства Посольского приказа начала XVII в., сохранившихся до наших дней, сосредоточен в фондах-коллекциях Российского государственного архива древних актов. В настоящей работе рассматриваются столбцы, грамоты и книги, относящиеся к 1604-1619 гг., т.е. ко времени Смуты и выхода из порожденного ею внешнеполитического кризиса Московского государства, завершившегося подписанием Деулинского перемирия с Речью Посполитой в декабре 1618 г. и разменом пленных в июне 1619 г.
Особенностью источниковой базы исследования является относительная скудность архивных фондов, которые традиционно являются основой при изучении истории Посольского приказа и
[194]
других государственных учреждений Российского государства конца XVI - начала XVII
столетия. Сравнительно мало документов, относящихся к делопроизводству Посольского приказа сохранилось в фонде 138 «Дела о Посольском приказе и служивших в нем». За 1613-1617 гг. в этом фонде имеется четыре дела (включая опубликованную в 1960 г. «Опись архива Посольского приказа 1614 г.»)
[1]. Документы, относящиеся к периоду до 1613 г. в фонде 138 отсутствуют; не представлены в нем также 1618-1619 гг. Помимо Описи 1614 г. в 138-м фонде РГАДА содержатся:
—дело 1613-1617 гг., в которое включены различные челобитные, поданные в Посольский приказ, и дела по ним
[2];
—дело 1615 г. — челобитная аптекаря З.Николаева с ходатайством о его сыне, отправленном с посольством в Голландию и
Францию
[3];
—дело 1616 г. — челобитная татарского толмача И. Бердикова о
поверстании его жалованьем
[4]
Этим исчерпывается перечень материалов, содержащихся в 138-м фонде РГАДА за начало XVII в.
Некоторая часть документов Посольского приказа рассматриваемого времени сохранилась в составе 141-го фонда РГАДА – «Приказные дела старых лет». Следует отметить, что опись этого архивного фонда, составленная в конце XVIII
в., на данный момент не соответствует его реальному состоянию. Причиной этого является перенесение многих дел в другие фонды (в том числе - в 138-й). Значительно облегчают работу исследователей подготовленные Н.П.Воскобойниковой три выпуска «Описания древнейших документов РГАДА», по существу представляющие новейшую и подробнейшую опись 141-го архивного фонда
[5]. Однако и в 141-м фонде материалов делопроизводства Посольского приказа рассматриваемого нами периода сохранилось немного, а за период 1604-1612 гг. количество дел Посольского приказа исчисляется единицами
[6].
Мало информации о делопроизводственной работе Посольского приказа эпохи Смуты можно почерпнуть в фонде 149-м «Дела о самозванцах и письма Лжедмитрия». Среди материалов, помещенных в этот архивный фонд, имеются документы внешнеполитического значения, но в большинстве своем они исходили не из Посольского приказа, а лично от Лжедмитрия и его ближайших сподвижников.
Основной пласт документов Посольского приказа за рассматриваемый период отложился в т.н. «дипломатических» фондах РГАДА (в которых были собраны дела по связям Московского государства с различными иностранными державами). Описи этих фондов были составлены на рубеже XVIII-XIX веков под руководством
[195]
Н.Н.Бантыш-Каменского. Состояние дипломатических фондов РГАДА на настоящий момент в целом соответствует этим описям, поэтому в данной работе представляется нецелесообразным дублировать их содержание. Автор ограничивается лишь общей характеристикой количества документов, хранящихся в фондах за 1604-1619 гг., а также некоторыми уточнениями данных описей, которые стали возможны в результате работы с материалами дипломатических фондов РГАДА.
Следует отметить, что мы не всегда можем с высокой степенью достоверности определить, какие из ныне существующих столбцов представляли собой в начале XVII в. отдельные единицы хранения, а какие были объединены в рамках одного столбца. Некоторую информацию о первоначальном состоянии документации Посольского приказа можно почерпнуть в описях 1614 и 1626 гг. Другим источником реконструкции первоначального состояния материалов дипломатического ведомства могут служить пометы на оборотах столбцов. Следует отметить, что данные описей и пометы на оборотах столбцов порой противоречат друг другу. Так, например, на обороте дела по челобитной грузинского царевича Баграта (1607 г.) имеется запись: «Столп со 111-го по 115-й год грузинской»
[7]. Однако в описях 1614 и 1626 гг. данное дело описано отдельно от предшествующих дел: «Столп 114-го году, о царевиче о Понкратье...»; «Столп грузинской 115-го году и выписки о иверском Иосия царя сыне о Понкратье»
[8]. Следовательно, дела Посольского приказа подвергались переформированию уже в начале XVII в., что затрудняет анализ первоначального состояния документации этого ведомства. Можно привести и другой пример. Материалы столбцов о русско-шведских переговорах в 1615-1617 гг. в Дедерино и Столбово в настоящий момент разбиты на несколько единиц хранения. На оборотах листов указанных дел можно обнаружить пометы, дающие возможность реконструировать прежнее состояние столбцов, отличное от современного: «Отпуск послов окольничего князя Данила Ивановича Мезецкого с товарыщи на свейское посольство»
[9]; «Свейских послов другой столп»
[10]; «Столп 3-й свейских послов»
[11]; «Свейской 124-го 4-й столпик»
[12]; «Свейской 5 столп 124 году»
[13]; «Отпуск государевых послов окольничего князя Данила Ивановича Мезецкого с товарыщи вдругорядь на свейской съезд 124 году»
[14]; «Столп свейской 124-го июля с 13 дня после отпуску на съезд князя Данила Ивановича Мезецкого»
[15]. При сопоставлении помет на оборотах столбцов с данными Описи 1626 г. можно обнаружить их совпадение. Однако, есть основания предположить, что приведенные выше пометы появились на оборотах столбцов в процессе составления Описи 1626 г.; на это указывает текст пометы на обороте
[196]
одного из столбцов: «Свейской столп 4 124-го году, в нем ни начала, ни конца»
[16]. Подобная помета не могла быть поставлена сразу по составлении столбца. Согласно пометам, в «4-й столп» входили современные дела №№ 1 и 3 за 1616 г. 96-го фонда РГАДА. В указанных делах освещается ход русско-шведских переговоров в январе - феврале 1616 г. в Дедерино. В Описи 1626 г. имеется описание столбца, полностью совпадающее с «4-м свейским столпом»: «Столп свейской 124-го году генваря с 11-го числа февраля по 24 число, верху и низу нет, потлел, и подран, и роспался, а в нем писаны съезды государевых послов с свейскими послы, как съезжались в Дедерине»
[17]. Таким образом, мы можем датировать время появления указанных помет: они были сделаны при составлении Описи 1626 г. и отражают состояние документов архива российского дипломатического ведомства после пожара 1626 г. Дать ответ на вопрос, соответствует ли состояние столбцов, зафиксированное описью и удостоверенное пометами, первоначальному виду документов, составленных в Посольском приказе, мы не можем, хотя в данном случае такое совпадение вполне вероятно.
Однако, в большинстве случаев, пометы и данные описей не позволяют сопоставить современное состояние документации с исходным. В тех же самых шведских столбцах можно найти пометы, появившиеся значительно позднее составления столбцов: «Свейские. Лет нет»
[18]. Иногда содержание пометы подвергалось изменению: один из столбцов был помечен как «Свейской 125-го году генварской и февральской», однако потом указание на месяцы было вычеркнуто
[19]. Нужно учитывать также, что пометы на оборотах столбцов возникали не одновременно. В приведенных выше случаях появление большинства помет можно датировать 1627-м годом, когда производилось описание архива Посольского приказа. Другие пометы ставились на оборотах столбцов в иное время. Так, например, на обороте столбца 1615 г. имеется помета: «Аглинской новой. Приезд посла князя Ивана Мерика да отпуск в Свею королевского дворянина Томоса»
[20]. Представляется, что эта запись была сделана вскоре после составления столбца, т.е. в 1615 г. Безусловно, этот столбец не мог быть поименован «новым» при составлении Описи 1626 г.: в ней после соответствующего дела описано еще 16 «английских» столбцов по 1626 год включительно
[21]. Помета «Крымской новой» стоит на обороте столбца 1619 г.
[22]
Встречаются случаи ошибочного датирования столбцов в пометах на оборотах. Так, на обороте «шведского» столбца 1616 г. имеется любопытная запись: «126 году свейской. Подписан неправо, а по осмотре явился 124-го году»
[23]. В данном случае можно утверждать, что первая часть пометы появилась значительно позже со-
[197]
ставления столбца, во всяком случае, после 1618 г. Еще позже, после обнаружения ошибки в датировке, появилась вторая часть пометы. К более позднему времени относится помета на обороте кумыцкого столбца 1615 г. — «Терской старых годов»
[24]. В большинстве случаев датировать время появления на оборотах столбцов помет не удается, что затрудняет их использование для установления исходного состояния документации. Следовательно, возможность восстановления первоначального состояния документов Посольского приказа начала XVII в. довольно ограничена. Поэтому в тех случаях, когда мы не имеем достаточных оснований утверждать, что материалы делопроизводства Посольского приказа были в начале XVII в. сгруппированы иным образом, за основу будет браться современное состояние дел в архивных фондах РГАДА. В случае же, когда описи позволяют уточнить первоначальное состояние столбцов, будет указываться исходное количество столбцов, сформированных в начале XVII в.
Кроме того, следует оговорить, что хранящиеся в дипломатических фондах РГАДА иностранные грамоты не являются, в строгом понимании, памятниками делопроизводства Посольского приказа. Однако, на многих грамотах сохранились пометы, сделанные служащими российского дипломатического ведомства (о времени поступления грамоты в приказ, лице, привезшем грамоту, а также о факте перевода грамоты тем или иным переводчиком). Следовательно, иностранные грамоты также могут быть источниками, освещающими делопроизводственную деятельность служащих Посольского приказа. Поэтому в обзоре материалов Посольского приказа, сохранившихся до наших дней, автор счел необходимым, помимо сведений о книгах и столбцах, поместить также и информацию об иностранных грамотах.
В значительной степени позволяют восполнить сведения о первоначальном корпусе документации Посольского приказа начала XVII в. материалы описей архива Посольского приказа 1614 и 1626 гг. Опись документации дипломатического ведомства, составленная в 1673 г., может использоваться для восстановления первоначального корпуса делопроизводства Посольского приказа лишь с известной долей осторожности, поскольку при составлении этой описи была допущена масса ошибок относительно документов начала XVII столетия. Так, например, миссия имперского посланника Я.Сенгела и польского посланника Я.Гридича ошибочно отнесена к 1624 г.
[25], тогда как она имела место на десять лет раньше, в 1614 г. Миссия С.Ушакова и С.Заборовского в Империю также была отнесена к более позднему времени, чем это было в действительности (1618/19 г. вместо 1613-1614 гг.)
[26]. Аналогичная ошибка была до-
[198]
пущена и в отношении российского посольства в Грузию 1604-1605 гг. - согласно описи, оно имело место в 1607-1608 гг.
[27] Неверно датирована миссия П. Вражского в Ногайскую Орду 1610 г. – Опись 1673 г. относит ее к 1607 г.
[28] Ошибочно 1615 годом датировано отправление посольства С.Волынского и М. Поздеева в Англию
[29] (в действительности они отправились в Англию в 1617 г.) Ошибка в целое столетие была допущена при датировке документов миссии польских посланников С. Витовского и Я.Соколинского (1507 г. вместо 1607 г.)
[30] Многие материалы делопроизводства Посольского приказа, относящиеся к первой трети XVII
в., при составлении Описи 1673 г. не были датированы вовсе: «Сверток, список с ответного писма бояр князя Ивана Борисовича Черкасского с товарыщи, каково дано францужскому послу Лодвику, которого году неведомо»
[31].
В Описи 1673 г. встречаются также ошибки иного плана. Например, неверно названо имя русского посла, направленного в 1615 г. во Францию (вместо И. Кондырева назван И. Коробьин)
[32]; переводчики Посольского приказа И.Фомин и Ю.Родионов названы в Описи 1673 г. подьячими
[33] Имеются и гораздо более серьезные неточности: в описи указана грамота, направленная императором Матвеем Габсбургом царю Ивану Васильевичу
[34]. Император Матвей занимал германский престол в 1612-1619 гг. и из русских царей мог вести переписку только с Михаилом Романовым. Соответствующее послание, упомянутое в описи и сохранившееся до наших дней, адресовано эрцгерцогом Матвеем к Василию Шуйскому
[35]. Грамота от саксонского герцога, присланная к царю Михаилу Федоровичу, была отнесена составителями описи к 1607 г., когда царем был Василий Шуйский
[36]. Наконец, в Описи 1673 г. не названы многие документы, сохранившиеся до настоящего времени. Все это значительно ограничивает наши возможности использовать Опись 1673 г. в качестве источника о первоначальном составе архива Посольского приказа начала XVII
в.
Основным источником об утраченных документах эпохи Смуты являются более ранние описи 1614 и 1626 гг. Информацию о столбцах и книгах, по каким-то причинам не упомянутых в Описи 1614 г. или составленных в дипломатическом ведомстве после создания этого реестра, а затем погибших в пожаре 1626 г., можно почерпнуть в сохранившихся материалах делопроизводства. При реконструкции корпуса делопроизводственных материалов Посольского приказа, относящихся к эпохе Смуты, представляется ненужным перечислять отмеченные в описях несохранившиеся иностранные грамоты. Нецелесообразно и описание утраченных первичных материалов делопроизводства, именовавшихся в XVII в.
[199]
«рознью». В Описи 1614 г. документы этого вида описаны предельно обобщенно, например: «5 ясщик, а в нем в 4 свясках рознь литовская, и неметцкая, и крымская при царе Борисе и после царя Бориса по Владислава; да тут же свяска о всяких делех»
[37]. Более подробно и детально «рознь» описана в Описи 1626 г. Однако, в данный момент в дипломатических фондах РГАДА «рознь» в качестве отдельных единиц хранения не содержится. Знакомство с материалами делопроизводства Посольского приказа позволяет сделать вывод о том, что документы, описанные в Описи 1626 г. как «рознь», в большинстве своем, к настоящему времени утрачены, а часть их вошла в состав дел, хранящихся в виде столбцов в РГАДА. Так, например, выписки о приемах русскими царями персидских послов с 1590 по 1616 гг. и о царском жалованье этим дипломатам
[38] вошли в состав столбца об отпуске из Москвы персидских послов в 1618 г.
[39] В связи с этим в данной работе не будут рассматриваться утраченные или вошедшие в состав столбцов материалы первичного делопроизводства Посольского приказа — «рознь». Ниже приводится информация об утраченных памятниках делопроизводства, представлявших собой более высокую ступень обработки информации, т.е. о столбцах, тетрадях и книгах, составленных в российском дипломатическом ведомстве в 1604-1619 гг.
Следует оговорить, что, вследствие того, что в начале XVII в. многие книги существовали в виде связок не переплетенных тетрадей (в описях они упоминаются во множественном числе – «книги» или «тетрати»)
[40], в данном обзоре комплексы не переплетенных тетрадей, упоминающихся во множественном числе как «книги», будут именоваться книгами, хотя их переплет был осуществлен позже. К книгам причислены также комплекты утраченных тетрадей, которые по своему содержанию (широкое освещение деятельности какой-либо дипломатической миссии) совпадают с книгами. К таковым, например, можно отнести упоминаемые в Описи 1614 г. и утраченные к настоящему моменту «5 связок тетратей, не переплетены, 114-го году, а в них писано приезды литовских послов Николая Олешницкого да Олександра Гасевского, и как они были на Москве»
[41]. Согласно описанию, в данных тетрадях содержался комплекс документов, совпадающих по своему содержанию с формуляром книг Посольского приказа; следовательно, данные материалы можно отнести к разряду книг. В нашем обзоре подобные комплексы утраченных тетрадей будут учитываться вместе с книгами. Материалы, упоминаемые в описях как «тетради» и содержавшие лишь часть документации посольства, как книги рассматриваться не могут. К таким могут быть отнесены, например, упомянутые в Описи 1626 г. «9 тетратей, а в них писано статейной
[200]
список Михаила Тиханова да подьячево Олексея Бухарова, как они были в Кизылбашех в посланникех во 122-м году»
[42]. Согласно описи, в тетрадях содержался только статейный список посольства; в книгах же статейные списки русских послов отдельно от другой документации миссии («отпуска» или «приезда») не содержались. В данном случае упомянутые тетради следует рассматривать отдельно как промежуточную, незавершенную стадию сведения документации, которая позднее должна была составить книги.
Фонд 32 — «Сношения России с Австрией и Германской империей». В первой описи данного фонда (столбцы и книги) указано 9 единиц хранения, относящихся к 1604 и 1613-1616 гг.
[43] Однако, четыре из них, в строгом понимании, не относятся к делопроизводству Посольского приказа, поскольку представляют собой немецкие и латинские тексты, присланные в Москву от различных лиц
[44]. В дело 1614 г. ошибочно помещен один лист, относящийся к 1657/58 г.
[45] В начале XVII в. материалы о посольстве С.Ушакова в 1613-1614 гг. в Империю представляли собой четыре отдельных столбца (отпуск, «белый» наказ, «наказ меньшой», статейные списки — чистый и черновой)
[46]. К настоящему моменту частично сохранились лишь отпуск и статейный список, включенные ныне в одно дело
[47]. Нынешнее дело о посольстве Л.Мясного в Империю в 1616-1617 гг. было разделено прежде на три столбца (отпуск, наказ, статейный список)
[48]. Таким образом, в данном фонде имеется восемь столбцов, составленных в рассматриваемый нами хронологический отрезок.
Во второй описи перечислено пять грамот, относящихся к 1604, 1606, 1612 и 1613 гг.
[49]
По связям Московского государства с
империей Габсбургов были утрачены следующие документы, относившиеся к эпохе Смуты. В Описи 1626 г. упомянута заготовка для будущей книги - семь не переплетенных тетрадей статейного списка посольства А.И. Власьева в Империю. В описи эти материалы датированы декабрем 1604 г. - июлем 1605 г.
[50], однако эта датировка ошибочна. Как было показано во второй главе данной работы, А.Власьев посетил Империю в 1603-1604 гг., параллельно с визитом в Данию. В Посольском приказе имелся также наказ посланникам в Империю С.Ушакову и С.Заборовскому, относящийся к 1613-1614 гг., написанный в тетради
[51] (вероятно, эти материалы должны были составить впоследствии книгу).
Согласно описям 1614 и 1626 гг., в Посольском приказе хранился столп о приезде в Москву в 1607 г. имперского гонца Дитора (по другим источникам Гектора) Муралда
[52]. Утрачены два столбца 1613 г. — «белый» наказ посольству С.Ушакова и «меньшой наказ»
[201]
этому же посольству в Голландию
[53]. Кроме того, в Описи 1614 г. были отмечены два столбца 122-123 гг. (1614-1615 гг.): один содержал информацию о приезде имперского посланника в Персию Юсуфа с персидским послом Мурши-Кулибеком, а другой — о прибытии в Российское государство императорского посла в Персию Адама Дорна
[54]. В датской книге имеется упоминание о существовании столбца о приезде в Москву в 1614 г. шотландских дворян, отнесенного к немецким делам: «А приезд их и как оне у государя были, и что им в стола место корму, и то писано в немецком столпу с их приездом вместе»
[55]. В Описи 1673 г., среди документов по связям Московского государства с Империей, был упомянут утраченный к настоящему времени столбец о приезде имперского посланника Я.Сенгела и польского посланника Я. Гридича. В описи этот документ был ошибочно датирован 1623/24 г.
[56]; по данным книги по связям Московского государства с Речью Посполитой известно, что вышеназванные дипломаты приезжали к российской границе в январе 1614 г.
[57] Подтверждение факта существования столбца о приезде Я.Сенгела (Генкеля) обнаруживается в помете на присланной от него в Москву грамоте: «122-го февраля в 15 день привез из-под Смоленска Богдан Писарев, а писал цесарев гонец Якуб Хенкильс..., перевел Еремей Еремеев, перевод в столпу»
[58]. Упоминание о данном столбце имеется и в Описи 1626 г., в которой данное дело было отнесено к «литовским» столбцам
[59]. В силу того, что данный столбец в начале XVII
в. числился среди дел, освещающих отношения Московского государства с Речью Посполитой, он будет учтен среди утраченных «польских» столбцов. Таким образом, согласно описям 1614, 1626 и 1673 гг., по связям Российского государства с империей Габсбургов за период 1604-1615 гг. было утрачено не менее восьми единиц хранения — два комплекта тетрадей и шесть столбцов.
Фонд 35 — «Сношения России с Англией». В первую опись фонда включены четыре книги 1613-1617 гг.
[60] В XVII
в. книги № 3 и № 5 составляли одну книгу и были разделены позднее (отправление в Англию посольства А. Зюзина в 1613 и отправление гонца И.Грязева в 1615 г.); точно так же одну книгу составляли материалы, разделенные позже на книги № 4 и № 6 (приезд в Москву английского посла Дж. Меррика в 1614 г. и отправление в Англию посольства С. Волынского в 1617 г.)
[61].
Среди столбцов за период 1604-1619 гг. имеется упоминание о 39-ти единицах хранения
[62]; на настоящий момент числятся выбывшими две единицы хранения - № 72 и № 75, относящиеся к 1618 г. Два дела, помещенные в описи под 1613 г., относятся по времени составления к более позднему периоду: одно было состав-
[202]
лено в 1713 г.
[63], а другое представляет собой выписку об обмене посольствами между Российским государством и Англией в 1613-1664 гг.
[64] Дело, датированное в описи 1619 годом, относится к 1633 г.
[65] Следовательно, данные дела не могут быть использованы для характеристики делопроизводства Посольского приказа начала XVII в. К делопроизводству Посольского приказа не могут быть отнесены и помещенные среди столбцов четыре английские грамоты с пометами об их переводе
[66]. Кроме того, следует учесть, что современное дело № 53 (приезд в Москву английского посла Дж. Меррика в 1614-1615 гг.) в начале XVII в., согласно Описи 1626 г., представляло собой четыре отдельных столбца. Следовательно, в начале XVII
в. в архиве Посольского приказа имелось 33 «английских» столбца, относящихся к рассматриваемому нами периоду и сохранившихся до настоящего времени.
Во второй описи 35-го фонда указано девять английских грамот 1604-1605, 1613 и 1615-1618 гг.
[67]
По связям Российского государства с
Англией были утрачены следующие документы. К 7118 г. [1609/10 г.] относился столбец с текстами проезжих грамот для европейских торговцев. В архиве Посольского приказа хранился наказ гонцу в Англию И.Грязеву (1615 г.) Утрачен столбец о переговорах в Москве с английским послом Дж.Мерриком в июле 1617 г., а также отдельный столбец, содержавший черновой наказ посольству С.Волынского в Англию. За 1618-1619 гг. было утрачено три столбца: приезд из Англии русских послов С.Волынского и М. Поздеева с английским посланником Д. Диксом; столп о гонце Т. Семпале; столп об английском посланнике Т.Финше
[68]. В Описи 1673 г. упомянут также «Столп, а в нем приезд к Москве и отпуск с Москвы агличенина иноземца Якова Мержера 120-го году»
[69]. В более ранних описях, однако, подобный документ не упомянут; вероятнее всего, в данном случае речь идет о приезде в 1612 г. с просьбой о найме на службу европейских военных, в переговорах с которыми особо поднимался вопрос о французском наемнике Якове Маржерете (этот столбец сохранился в 35-м фонде РГАДА)
[70]. Следовательно, за временной промежуток 1610-1619 гг. не сохранилось семь столбцов по связям Московского государства с Англией.
Фонд 44 - «Сношения России с Гамбургом». В двух описях данного фонда упомянуто четыре дела (три грамоты и дело по челобитной), относящихся к 1614-1618 гг.
[71] Грамоты не могут быть отнесены к делопроизводству Посольского приказа.
Фонд 61 — «Сношения России с имперскими городами». В первой описи фонда имеются пять дел, относящихся к 1606, 1616 и 1619 гг.
[72] Необходимо уточнить, что дело № 19 в описи 61-го фон-
[203]
да неверно датировано 1603-1616 гг. В данном деле содержится информация о попытках российского правительства вернуть в Москву имущество, оставленное в Любеке послом А.И.Власьевым в 1604 г. Однако, дело было начато в июне 1606 г., когда из Ивангорода в Любек была отправлена грамота с соответствующим требованием
[73]. Следовательно, данное дело должно быть датировано 1606-1616 гг. Единица хранения № 20 (письмо бургомистров Любека в Бремен о подтверждении Лжедмитрием их торговых льгот от октября 1605 г.) не имеет отношения к делопроизводству Посольского приказа, поскольку представляет собой перевод с немецкого языка, осуществленный в XIX
веке
[74].
Во второй описи 61-го фонда имеется список с грамоты, отправленной в
Любек в 1618 г.
[75]; данное дело представляет собой копию начала XIX в.
Всего в двух фондах (44 и 61) сохранилось пять дел, относящихся к рассматриваемому нами периоду.
По связям Московского государства с
вольными городами (Гамбургом и Любеком) в Описи 1626 г. можно обнаружить указание на утраченный столбец отпуска в Гамбург и Любек посланников Д.Лодыгина и Г.Нечаева, относившийся к 7125-7127 гг. [1617-1619 гг.]
[76].
Фонд 50 — «Сношения России с Голландией». В фонде на данный момент в столбцах числятся 19 единиц хранения за 1613-1619 гг.
[77] В большинстве своем эти дела представляют собой жалованные грамоты голландским купцам, дела по их челобитным, а также переводы голландских грамот. Согласно Описи 1626 г., современные дела № 2 за 1615 г. и № 2 за 1616 г. (выписка о голландском посредничестве на русско-шведских переговорах и приезд в 1616 г. в Москву голландского посланника И.Массы) составляли в начале XVII в. один столбец
[78]. В один столбец были объединены и разделенные на данный момент дела № 5 за 1614 г. и № 1 за 1619 г. (дело, ошибочно датированное 1614-м годом, является продолжением дела 1619 г.)
[79]. Не относятся к делопроизводству Посольского приказа дела № 2 и 4 за 1614 г. (поздние переводы голландских грамот) и дело № 3 за 1614 г. (подлинная голландская грамота)
[80]. Следовательно, до наших дней сохранилось 14 «голландских» столбцов, составленных в рассматриваемый нами период.
Кроме того, сохранились четыре голландские грамоты 1614 и 1616 гг.
[81]
По связям Российского государства с Голландией также имеются документальные утраты. В Описи 1626 г. упомянут «столпик, а в нем писаны сначала с немецкого писма переводы, каковы давали ответы в Галанской земле галанские владетели к посланником Сте-
[204]
пану Ушакову да дьяку Семому Заборовскому, как они посыланы к Матьяшу цесарю римскому во 122-м году; да тут же их статейный список и государева грамота, какова послана к галанским владетелем с переводчиком с Ываном Фоминым, верху нет»
[82]. Первая часть этого столбца сохранилась до настоящего времени
[83]; статейный список пребывания в Голландии С.Ушакова и С.Заборовского в хранилищах РГАДА отсутствует. Не сохранился и текст грамоты, посланной с Иваном Фоминым в Голландию. В столбце об отправлении И.Фомина в 1614 г. в Империю упоминается о существовании этой грамоты, но ее текст не воспроизведен: «а вклеена та грамота особно в галанском столпу»
[84] Таким образом, описанный столбец 1614 г. сохранился лишь частично, большая его часть утрачена. 7125-м годом [1616/17 г.] в описи датирован столбец отпуска в Голландию переводчика Елисея Павлова
[85].
Помимо этого, в сохранившихся материалах делопроизводства Посольского приказа можно обнаружить указание на существование в 1615 г. «голландских книг». В книге об отправлении во Францию через Голландию русского посольства было записано: «А что с Ываном же и с Михаилом писано и велено говорить галанскому Маврицыусу князю и голанским владетелем, и то писано в галанских книгах»
[86]. Указание на существование голландской книги содержится и в книге по связям Московского государства с Англией, где было записано: «А писан голанского посланника приезд в особной в голанской книге»
[87]. Это позволяет утверждать, что в архиве российского дипломатического ведомства хранилась книга по связям Московского государства с Голландией, изготовленная после составления Описи 1614 г. и погибшая во время пожара 1626 г. Следовательно, мы должны констатировать утрату двух единиц хранения по связям Российского государства с Голландией за 1613-1617 гг. — одной книги и одного столбца.
Фонд 52 — «Сношения России с Грецией». В столбцах находятся 10 единиц хранения по связям Московского государства с зарубежными православными иерархами и монастырями, относящиеся к 1604, 1607, 1613, 1615, 1616 и 1619 гг.
[88] Следует отметить, что в описи неверно датированы 1616 годом два дела, относящиеся к 1624 г. — в них содержатся как прямые, так и косвенные указания на то, что указанные столбцы были составлены в 1624 г.
[89] Кроме того, возможно, три современных единицы хранения, относящиеся к 1604 г., в начале XVII в. составляли один столбец, упомянутый в Описи 1626 г.: «Столп греческой 112-го году по 113-й год ноября по 28 число о приезде греческих митрополитов и старцов»
[90]. Следовательно, в данный момент в 52-м фонде РГАДА хранится шесть «греческих» столбцов, сформированных в начале XVII в.
[205]
Во второй описи 52-го фонда названы две греческие грамоты (1605 и 1619 гг.)
[91]; в третьей описи, кроме того, зафиксированы две жалованные грамоты (1604 и 1607 гг.)
[92]
По связям Московского государства с
Грецией (с зарубежными православными иерархами и монастырями) была утрачена книга, завершенная, вероятно, в начале Смутного времени. В Описи 1614 г. упоминаются «Книги греческие 106-го году по 112 год, что давоно на Москве милостины греческим старцом»
[93]. В Описи 1626 г. упомянут утраченный столбец приезда в Москву в 1619 г. иерусалимского патриарха Феофана
[94]. Утрачено, таким образом, две единицы хранения — книга и столбец.
Фонд 53 — «Сношения России с Данией». В фонде за рассматриваемый промежуток времени имеется одна книга, относящаяся к 1613-1616 гг.
[95]
В столбцах имеется восемь единиц хранения, относящихся к 1613-1619 гг.
[96] Из них одна (выписка о жалованье послам, ездившим в Данию в 1613-1662 гг.)
[97] является документом более поздним, составленным не ранее 1662 г., поэтому данное дело не может быть использовано для характеристики делопроизводства Посольского приказа начала XVII
в. В начале XVII
в. современное дело о посольстве князя И. Борятинского в Данию (1613-1614 гг.) было разделено на два столбца (отпуск и приезд); к приезду посольства примыкали документы о миссии датского посланника Ивервинта (1614-1615 гг.)
[98] В настоящий момент материалы о посольстве И. Борятинского сведены в одно дело; отдельную единицу хранения составляет столбец о посольстве Ивервинта. Таким образом, до настоящего момента сохранилось семь «датских» столбцов, составленных в начале XVII
в.
Во второй описи за исследуемый нами период отмечена одна датская грамота 1617 г.
[99]
В Описи 1673 г. среди документов по связям Российского государства с
Данией упоминается «Столпик невелик, а в нем выписка датцким и свейским посланником и гонцом, которые приезжали к Москве со 115 — го году по 127 год [1608-1619 гг.]»
[100]. По всей вероятности, данная выписка составлялась по случаю приезда в декабре 1619 г. — январе 1620 г. в Москву датского гонца Н.Крейлова
[101] поэтому можно предположить, что указанный «столпик» был изготовлен в самом конце рассматриваемого нами периода. Данный столбец до наших дней не сохранился.
Фонд 77 — «Сношения России с Персией». В этом фонде имеется книга, частично относящаяся к рассматриваемому нами периоду — 1618-1624 гг.
[102], однако составлялась она в середине 20-х годов
[206]
XVII в.
[103], поэтому для характеристики делопроизводства Посольского приказа эпохи Смуты эту книгу использовать нельзя.
В первой описи 77-го фонда среди столбцов упомянуты 15 единиц хранения, относящихся к 1607, 1613-1619 гг.
[104] Три дела были неправильно датированы при составлении описи. Черновой наказ послу в Персию князю И.П.Ромодановскому ошибочно отнесен к 1607 г., однако отправление этого посольства по целому ряду признаков относится к маю 1606 г., последним дням правления Лжедмитрия I. Об этом свидетельствуют прежде всего многочисленные упоминания в тексте наказа «цесаря Димитрия Ивановича», исправленные на «царя Василия Ивановича»
[105]. Поэтому данное дело следует датировать 1606 г. Столбец, отнесенный к 1618 г., на самом деле должен быть датирован 1619 г.
[106]; а дело, датированное 1619 г., относится к 1620 г.
[107] (следовательно, оно не попадает в рассматриваемый нами временной отрезок). Таким образом, в 77-м фонде РГАДА сохранилось 14 столбцов, относящихся к нашему периоду.
В описи второй 77-го фонда имеются 18 русских и персидских грамот 1605-1618 гг.
[108], однако они являются копиями рубежа XVIII-XIX
вв., выписанными из персидских дел, и, следовательно, не являются памятниками делопроизводства Посольского приказа начала XVII
столетия. Кроме того, некоторые грамоты были датированы при копировании неверно: грамоты №№ 3 и 4 относятся к 1606 г. (датированы 1605 г.)
[109] грамоты №№ 5-7 отправлены в Москву в 1607 г. (при копировании не датированы)
[110].
К настоящему моменту утрачены некоторые материалы по связям Московского государства с
Персией. В
описях 1614 и 1626 гг. за рассматриваемый нами период не указана ни одна персидская книга. Однако, в сохранившихся документах можно найти упоминание о персидской книге, включавшей в себя описание дипломатических контактов Российского государства с Персией в 1604 и 1615 гг. (книги, отмеченные в описях, обрываются 7102-м годом [1593/94 г.])
[111] В выписке из «кизылбашских книг», сделанной в 1618 г., были приведены сведения о приездах в Москву персидских дипломатов с 1590 г. вплоть до 1615 г.
[112]. По всей видимости, эта книга была составлена после описания архива Посольского приказа в 1614 г. и погибла во время пожара 1626 г., поэтому и не была зафиксирована в Описи 1626 г. В описи упомянуты также девять тетрадей статейного списка послов М.Тиханова и А.Бухарова (1613-1615 гг.)
[113] Вероятно, эти тетради были заготовкой для будущей книги. К настоящему моменту статейный список этих послов сохранился лишь в столбцах
[114].
Утрачены также и некоторые столбцы по связям Московского государства с Персией. 7112-м годом [1603/04 г.] было датировано
[207]
три столбца: сыск про посла князя А. Засекина; отпуск персидского посла Лачин-бека; столбец о шаховом броннике Калфе. Не сохранился столбец 7112-7118 гг. [1604-1610 гг.] о персидском посланнике Мехди-Кули-беке, польском гонце Х. Краузовском и посланниках римского папы в Персию. Отсутствует недатированный столбец об отпуске Мехди-Кули-бека (эти материалы могли относиться либо к 1604 г., когда Мехди-Кули-бека отпустили из Москвы в Империю, либо к 1606 г., когда его отправили из Москвы в Персию). Утрачен столбец 7114-го года [1605/06 г.] о посланнике Меси-беке (вероятно, о том же Мехди-Кули-беке); в том же столбце находились отписки ивангородских воевод о персидских посланниках Джанжеи-хане и Ужбасы-Санбеке. К 7119-му году [1610/11 г.] относился столбец о посланниках Амир-Али-беке и Мехди-Кули-беке. За 7121-й год [1612/13 г.] утрачено два столбца: приезд и отпуск посланника Амир-Али-бека; сыск о купце Мир-Азизе
[115]. Следовательно, за временной промежуток с 1604 по 1615 гг. было утрачено 11 единиц хранения по связям Российского государства с Персией — одна книга, комплект тетрадей и 9 столбцов.
Фонд 78 — «Сношения России с римскими папами». К изучаемому нами периоду в данном фонде частично относится книга 1576-1606 гг., содержащая письмо Лжедмитрия I к папе Павлу V
[116]. Составление этой книги из разнородных документов, согласно выводам Н.М.Рогожина, относится к XVIII
столетию
[117]. Вследствие этого сама книга не может быть использована для анализа делопроизводства Посольского приказа рассматриваемого нами периода; мы можем рассматривать лишь отдельные документы.
Фонд 79 — «Сношения России с Польшей». За рассматриваемый временной отрезок в фонде имеется 13 книг по связям Московского государства с Речью Посполитой в 1606-1608, 1610, 1613-1616, 1618-1619 гг.
[118] Книга № 28 (наказ русским послам, отправленным в 1610 г. на переговоры под Смоленск) является копией начала XIX в.
[119] Книга № 31 (наказ русским послам на переговорах под Смоленском в 1615 г.) является неполной копией книги № 30 (отправление послов на съезд)
[120]. Книга
№ 31 составлялась после 1619 г. (вероятнее всего — в 1634 г., когда шли русско-польские переговоры), поскольку в ней оказались вымараны сведения, порочащие И.Т.Грамотина, бывшего судьей Посольского приказа в 1619-1626 гг. и 1634-1635 гг.
[121] В Описи 1626 г. данная книга не упомянута, что также является свидетельством ее более позднего происхождения. Следовательно, книга № 31 не относится к нашему периоду. Книга № 33 (наказ русским послам, посланным на переговоры на р. Пресне в 1618 г.) представляет собой копию книги № 32
[122]; по всей вероятности, эта копия была снята после 1626 г.
[208]
(поскольку она не упомянута в Описи 1626 г.); видимо, она составлялась для переговоров с поляками в 1634 г. По данным Описи 1626 г. можно предположить, что современные книги №№ 32 и 34 в начале XVII в. представляли собой одну единицу хранения и были разъединены после 1626 г. Книги №№ 36 и 37 (списки с перемирной грамоты в Деулино и грамоты о размене пленных 1618-1619 гг.) являются копиями книги № 35
[123]. Книга № 38 представляет собой копию XVIII
в.
[124] Таким образом, из 13-ти книг, помещенных в описи между 1606 и 1619 гг., пять не относятся по времени составления к изучаемому нами периоду. Всего за рассматриваемый период в Посольском приказе было составлено восемь книг по связям Российского государства с Польшей, сохранившихся до наших дней.
В столбцах, согласно описи, за изучаемый нами период хранится 48 дел 1605, 1607-1612, 1614-1619 гг.
[125] На данный момент отсутствует одно дело (отписка о посылке в Москву литовского посла Степановского, 1605 г.)
[126] Дело № 1 за 1607 г. (письмо польских послов к боярину Д.И.Шуйскому), дело № 1 за 1610 г. (присяга жителей Зубцова и Ржева королю Сигизмунду), дело № 5 за 1610 г. (списки указов Сигизмунда III),
дело № 1 за 1612 г. (грамоты бояр в города о покорности Владиславу), дело
№ 2 за 1614
г. (письмо пленного полковника Струся), дело № 1 за 1617 г. (челобитная Струся о кормовых деньгах), дело № 1 за 1619 г. (челобитная Струся о возвращении ему лекаря) не относятся к делопроизводству Посольского приказа. Одно из дел (копии договорных грамот М.В.Скопина — Шуйского с Я.-П.Делагарди, 1609 г.)
[127] должно быть отнесено к шведским делам. Выписка из польской печатной книги, помещенная в описи под 1610 г., была сделана не ранее 1649 г., когда соответствующая книга была привезена из Польши в Москву
[128]. Дело об отправлении в Польшу Ф. Желябужского (1614 г.) относится к означенному времени лишь частично. Первые три листа, написанные другим почерком, чем остальные 26, относятся ко времени не ранее 1633
г. Датировка трех первых листов дела уточняется содержащейся в них фразой: «Да с ними ж [посланниками. -
Д.Л.]
посланы были государевы грамоты блаженные памяти к великому государю, святейшему патриарху Филарету Никитичю Московскому и всеа Руси»
[129]. Патриарх Филарет скончался 1 октября 1633 г., поэтому словосочетание «блаженной памяти» могло быть употреблено лишь после 1633 г. Остальные 26 листов дела относятся ко времени отправления миссии — декабрю 1614 г. Не относится к рассматриваемому нами периоду и выписка о посылке в Польшу А.Нечаева (1615 г.) Выписка сделана тем же почерком, что и три первых листа предыдущего дела и является их
[209]
продолжением: «Да в том же в 123-м году по государеву ж указу посылан был в Литву от бояр же к паном раде в гонцех з грамотою Ортемей Нечаев». Выписка содержит лишь краткую информацию об отправлении гонца Нечаева и приезде польского посланника Каличевского
[130]. Составление выписки следует относить ко времени после 1633 г. В одно из дел 1615 г. были ошибочно включены два листа, в которых описывается приезд в Москву грузинских послов при царе Алексее Михайловиче
[131] Следовательно, для анализа делопроизводства Посольского приказа эпохи Смуты могут быть использованы не все дела, перечисленные в описи (38 из 48-ми отмеченных в описи 79-го фонда).
Во второй описи отмечено 20 русских и польских грамот, относящихся к 1610-1612 и 1618 гг.
[132] В третьей описи содержатся договорные документы 1606, 1608, 1610, 1618-1619 гг. (8 единиц хранения)
[133]. В пятой описи помещено описание приезда в Москву в мае 1606 г. польских послов, однако данное дело представляет собой более поздний перевод с польского языка
[134], поэтому не может использоваться для анализа делопроизводства Посольского приказа.
В описях 1614 г. и 1626 г. содержится информация о значительном числе утраченных дел по связям Московского государства с
Речью Посполитой. В Описи 1614 г. упомянуты пять связок не переплетенных тетрадей, содержавших информацию о приезде и пребывании в Москве польских послов Н. Олесницкого и А. Гонсевского в 1606 г. (согласно описи, в 1614 г. в этом деле уже не хватало многих тетрадей)
[135]. В Описи 1626 г. упоминается также книга об отпуске иностранцев после убийства Лжедмитрия I в Смоленск: «Книга: по Ростригине убивстве отпуск с Москвы на Смоленеск, и сколько с ними товаров и людей, тетрать поплела и подрана»
[136]. По своему содержанию (перечень отпущенных из Москвы иностранцев и их товаров), а также по объему (всего одна тетрадь), данная единица хранения скорее близка к записной тетради, нежели к книге, отражающей международные связи Московского государства. Время составления этой тетради также трудно определить: в Описи 1614 г. упоминания о ней нет; после 1614 г. потребность в составлении подобного перечня могла возникнуть во время русско-польских переговоров под Смоленском в 1615-1616 гг. или в Деулино в 1618 г. В столбце 1616 г. можно найти указание на существование несохранившихся книг, которые велись в 1615-1616 гг. под Смоленском русскими послами
[137], однако данные книги не относятся непосредственно к делопроизводству Посольского приказа.
В описях зафиксировано и существование недошедших до настоящего времени столбцов. К 7112 г. [1603/04 г.] относятся четыре столбца: о запорожских казаках; о Григории Отрепьеве; о литвине
[210]
Семене Овсяном; о моровых заставах по литовской границе и о польском посланнике Ольбрехте Заболоцком. 7113-м [1604/05 г.] датировано четыре столбца: о переписке новгород-северских воевод с пограничными литовскими городами; запрет черниговским воеводам продавать хлеб в Польшу; отпуск в Речь Посполитую посланника Постника Огарева; отпуск в Польшу посланника Смирного Отрепьева, а также приезд и отпуск польского посланника Ольбрехта Заболоцкого. Пять столбцов относились к 7114 г. [1605/06 г.]: приезд к Лжедмитрию Юрия и Марины Мнишеков; отпуск в Польшу посланников Г.К.Волконского и А.Иванова; переписка смоленских воевод с оршанским старостой; приезд послов Г.К.Волконского и А.Иванова; связка литовских дел. К 7116 г. [1607/08 г.] относилось два столбца: отпуск к запорожским казакам с жалованьем атамана Богдана Мстиславца; переписка псковских воевод с пограничными литовскими городами
[138]. В Описи 1614 г. также было записано: «В сундуке столпы литовские, и книги в тетратех, и мелкая рознь со 113-го году по 118-й год о Сендомирском и о Маринке; да как были на Москве литовские послы и посланники Миколай Олешнитцкой с товарыщи; и как был на Москве Станислав Желковской с товарыщи»
[139] Общая характеристика в описи документов, относящихся к пятилетнему периоду (1606-1610 гг.) не позволяет с точностью ответить на вопрос о том, какие из перечисленных материалов представляли собой тетради, какие – столбцы, а какие — рознь. Можно предположить, что в тетрадях содержались данные о переговорах в Москве с польскими посланниками С.Витовским и Я.Соколинским (в данный момент эти материалы составляют книгу № 27 по связям Российского государства с Польшей)
[140]. Документы же о пребывании в Москве Мнишеков и Жолкевского утрачены. Учитывая то, что в Посольском приказе по Описи 1614 г. имелся особый столбец о приезде в Москву Мнишеков
[141], надо полагать, что в сундуке находились исходные материалы для этого столбца, т.е. рознь. Материалы же о переговорах со С. Жолкевским, вероятно, были сформированы в столбец, поскольку среди документов 1610 г. в Описи 1626 г. упоминаются статьи договора, поданного московскими представителями С. Жолкевскому на переговорах (в 1626 г. эти материалы представляли собой распавшийся столбец; в 1632 г. он уже был утрачен)
[142]. К 1610 г. относился также столбец, содержавший наказ русским послам, отправленным под Смоленск
[143]. Хранящаяся ныне в РГАДА книга, содержащая договорные статьи 1610 г., представляет собой, как отмечалось, позднюю копию
[144]. 7121 годом [1613 г.] датированы два столбца: отпуск в Польшу гонца Дениса Оладьина и приезд его в Москву
[145]. К 7122-7124 гг. [1613-1616 гг.] относилось шесть утра-
[211]
ценных столбцов: переписка воевод с пограничными литовскими городами (1613/14 г.); столбец о польских пленниках (1614-1615 гг.); приезд к границе польского посланника Я.Гридича и имперского посланника Я.Сенгела (1614 г.); отпуск пленного литовского ротмистра Родвана (1614 г.); приезд и статейный список русского посланника Ф.Желябужского (1615 г.); послужной список русских послов под Смоленском (1616 г.)
[146] 1616-м годом датируется утраченный столбец об отправлении в Польшу посланника князя С.Козловского
[147]. За 7125-7127 гг. [1616-1619 гг.] было утрачено, согласно Описи 1626 г., четыре столбца: вестовой столбец 1616/17 г.; отписки новгород-северских воевод 1617-1618 гг.; приезд М.Томилова (1618/19 г.); столбец 1618/19 гг.; столбец о приезде в 1619 г. в Москву запорожских казаков
[148].Таким образом, описи 1614 и 1626 гг. позволяют утверждать, что в первой четверти XVII в. в архиве Посольского приказа хранилась как минимум 31 недошедшая до нашего времени единица хранения по связям Московского государства с Речью Посполитой, относившаяся к 1604-1619 гг. - одна книга, одна тетрадь и 29 столбцов.
Фонд 89 — «Сношения России с Турцией». В фонде содержатся в виде столбцов 13 дел, характеризующих отношения Московского государства с Османской империей, датируемых 1613-1619 гг.
[149] В состав столбца 1615 г. включено дело, относящееся по времени своего составления к концу 1621 г.
[150] Одно из дел неверно датировано 1615 годом: в челобитной участника посольства в Турцию дьяка М.Данилова содержатся указания, позволяющие отнести составление столбца к 1618-1619 гг., поскольку в нем упоминается о совместной службе М.Данилова с князем И.Б.Черкасским
[151], что имело место в сентябре 1618 г.
[152] Неверно датирован 1619 годом столбец, относящийся по времени составления к 1620 г. (начинающая столбец отписка была получена в Москве только в декабре 1619 г., остальные включенные в дело документы относятся к 1620 г.)
[153] Данный столбец, следовательно, не относится к рассматриваемому нами периоду. Таким образом, на данный момент в 89-м фонде РГАДА хранится 12 «турецких» столбцов, относящихся к изучаемому периоду.
Во второй описи отмечена турецкая грамота 1615 г.
[154]
Некоторые документальные утраты имеются и по связям Московского государства с
Османской империей. Не сохранились упомянутые в Описи 1626 г. расходные тетради И. Одадурова, посланного в 1614-1615 гг. сопровождать в Москву турецкого посланника
[155]. Отсутствуют два столбца 1615 г.: статейный список послов С. Протасьева и М.Данилова и столбец о турецком посланнике Велие-чеуше
[156]. Отдельный столбец 1617 г. содержал заемные памяти
[212]
русских посланников в Турции
[157]. Следовательно, за 1614-1615 гг. было утрачено четыре единицы хранения по связям Московского государства с Османской империей.
Фонд 93 — «Сношения России с Францией». В фонде имеется книга 1615-1616 гг., содержащая материалы миссии И.Кондырева и М.Неверова в Голландию и Францию
[158]. В столбцах находятся две единицы хранения, относящиеся к тому же посольству
[159]
Во второй описи зафиксирована французская грамота короля Людовика XIII
от 1615 г.
[160]
По связям Российского государства с
Францией начала XVII в. также имеются некоторые документальные потери. Так, в Описи 1614 г.
упоминается несохранившийся «наказ переводчику Ивану Фомину, послан был ко францовскому Лодвику королю во 121-м году [1612/13 г.]»
[161]. Других упоминаний об этой миссии нет; не
говорится об отправлении И.Фомина и в материалах российского
посольства во Францию в 1615 г. По всей вероятности, вследствие
Смуты, И.Фомин не смог проехать в Архангельск и отбыть за границу. В Описи 1626 г. упомянуто два утраченных столбца 7120-7121 гг. [1612-1613 гг.] о приезде в Московское государство французов Н.Францискуса и Ф.Делескера, а также англичан А.Астора и
Я.Гиля
[162]. Следовательно, по связям Российской державы с Францией за 1612-1613 гг. были утрачены три столбца.
Фонд 96 - «Сношения России с Швецией». В данном фонде находятся 10 книг по связям Российского государства со Швецией, относящиеся к 1606-1607, 1609, 1615-1618 гг.
[163] Книга № 9, содержащая списки русско-шведских договоров, заключенных в 1609 г., не относится по времени составления к рассматриваемому периоду. В книге имеется запись: «Чтено, выписано, а писали Степан Никитин с Васильем Михайловым»
[164]. В изучаемое время в Посольском приказе такие служащие не числились. Упоминания об этой книге отсутствуют во всех четырех описях архива Посольского приказа, составленных в XVII
веке. Судя по почерку, указанная книга была составлена на рубеже XVII-XVIII
вв.
Согласно описи конца XVIII в., одна из книг («черный» статейный список посольства князя Д.И.Мезецкого за август — декабрь
1615 г.)
совпадает по содержанию с предыдущей
[165]. Исходя из указания описи, можно предположить, что книга № 11 («черный» статейный список) служил основой для составления книги № 10, также содержащей статейный список этой миссии. Однако, ознакомление с вышеназванными архивными делами позволяет сделать
обратные выводы. Книга № 11, несмотря на гораздо большее количество исправлений и небрежность в оформлении, является не первоисточником книги № 10, а списком с нее. Свидетельством этого
[213]
является следующий факт. В тексте книги № 10 имеется интересная описка: шведские послы в процессе переговоров назвали царя Михаила Федоровича Федором Михайловичем. В книге № 10 над строкой с указанной записью имеется помета: «О том переводчики гараздо смотрели»
[166]. В тексте книги № 11 в соответствующем месте имеется помета (также над строкой) - «Написано в прежних книгах над именем Федора Михайловича - о том переводчики [го]раздо смотрили»
[167]. Следовательно, книга № 11 представляет собой не «черный» статейный список посольства князя Д.И.Ме-зецкого, а копию книги № 10. Следует отметить, что часть книги № 11 (листы 327-338 оборот) написаны почерком конца XVIII в. Вероятно, книга № 11 переписывалась после 1626 г., поскольку в Описи 1626 г. данная копия не указана.
Книга № 12 фонда «Сношения России со Швецией», по всей видимости, является копией рубежа XVII-XVIII вв. Эта книга написана скорописью конца XVII в. В тексте книги № 12 имеются совершенно несвойственные началу XVII в. сокращения: в словосочетаниях «царское величество» слово «величество» весьма часто заменяется буквой «в», взятой в «кавычки»
[168]. Подобная вольность с царским титулом в начале XVII в. была просто немыслима; в XVIII-XIX вв. подобные сокращения использовались довольно широко (например, формула «его царское величество» сокращалось до «е. ц. в-во»). С другой стороны, следует отметить, что в тексте книги № 12 используется обозначение цифр буквами кириллицы. В XVIII-XIX вв. при копировании старых документов обычно пользовались арабскими цифрами. Это позволяет предположить, что составление книги № 12 относится к концу XVII в.; возможно, ее копирование связано с дипломатической подготовкой Московского государства к Северной войне 1700-1721 гг. Таким образом, книга № 12 фонда «Сношения России со Швецией» была составлена в конце XVII в. и не относится к делопроизводству рассматриваемого нами периода. Однако, возможно, указанная книга № 12 имела протограф в делопроизводстве Посольского приказа первой четверти XVII столетия: в Описи 1626 г. упоминаются «тетрати, а в них писаны съезды государевых послов околничего и намесника суждальского князя Данила Ивановича Мезецкого с товарыщи, как съезжалися с свейскими послы меж Новагорода и Осташкова в Дедерине во 123-м и во 124-м году»
[169] Описание этих тетрадей совпадает с содержанием книги № 12, скопированной, возможно, в конце XVII в. с указанных тетрадей. В Описи 1632 г. данная книга упоминается уже как утраченная: «Книги свейские 7124 и 125 году, а в них были писаны съезды государевым послом окольничего князя Даила Ивановича Мезетцкого с товарыщи, как съезжались с
[214]
свейскими послы с Яковом Пунтусовым с товарыщи»
[170]. Всего, следовательно, в 96-м фонде РГАДА хранится семь «шведских» книг, составленных в изучаемый нами период.
В столбцах содержится 78 единиц хранения, относящихся к 1608-1611, 1613-1619 гг.
[171] Заключительная часть столбца 1617 г. (последние восемь листов) относятся к концу 1626 г. — началу 1627 г.
[172] Некоторые из вышеозначенных дел также относятся к более позднему времени. Так, челобитная Я. Боборыкина, поданная в приказ в 1623 г., помещена в описи под 1616 г.
[173]; к 40-м годам XVII в. относятся «роспись обидным делам» 1617-1643 гг.
[174], именная роспись русских пленных 1617-1640 гг.
[175], именная роспись беглых крестьян 1617-1646 гг.
[176], именная роспись перебежчиков 1617-1649 гг.
[177]; началом XVIII столетия должна быть датирована краткая выписка о российско-шведских мирных постановлениях 1617-1700 гг.
[178] Девять единиц хранения, датированных 1608-1617 гг. относятся по времени своего составления к XVIII веку
[179], четырнадцать единиц хранения представляют собой шведские тексты и не относятся к делопроизводству Посольского приказа
[180]. Следовательно, из 78 единиц хранения в столбцах к нашему периоду относятся 49 дел.
Кроме того, современная разбивка некоторых «шведских» дел на столбцы вызывает сомнения. Это касается прежде всего материалов о русско-шведских переговорах в Дедерино и Столбово в 1615-1617 гг. В настоящий момент соответствующие столбцы разбиты по месяцам. Анализ палеографических данных, а также сведений, содержащихся в Описи 1626 г., позволяет утверждать, что первоначальная разбивка «шведских» столбцов 1615-1617 гг. была иной. Так, современные дела № 7, 8 и 9 за 1615 г. составляли один столбец (отправление на съезд русского посольства); в один столбец были включены дела № 10 и 11 за 1615 г. (переговоры в Дедерино в октябре — ноябре 1615 г.); единое целое составлял столбец, ныне разбитый на дела № 13 за 1615 г. и № 2 за 1616 г. (статейный список русских послов до февраля 1616 г.); современные дела № 1 и 3 за 1616 г. также представляли собой один столбец (переговоры в Дедерино в январе — феврале 1616 г.). Объединены были единицы хранения № 5 и 7 за 1616 г. (переговоры в Столбово в апреле-июле 1616 г.); дела № 6 за 1616 г. и № 3 за 1617 г. (статейный список русских послов с мая 1616 г. по февраль 1617 г.); дела № 10 за 1616 г. и №№ 1 и 2 за 1617 г. (переговоры в Столбово в декабре 1616 г. - феврале 1617 г.); дела № 10 за 1617 г. и № 8 за 1618 г. (отправление на межеванье Г.Писемского и отпуск в Швецию посольства К.Кафтырева); дела № 12 и 13 за 1617 г. и № 1 за 1618 г. (отправление в Швецию посольства князя Ф.Борятинского); дела
[215]
№ 2 и 3 за 1618 г. (приезд в Москву шведского посла Г. Стейнбока)
[181]. Следовательно, в начале XVII в. в архиве Посольского приказа хранилось 36 «шведских» столбцов, относящихся к рассматриваемому нами периоду и сохранившихся до настоящего времени.
Во второй описи 96-го фонда имеется восемь шведских грамот 1604, 1607, 1608, 1617 и 1619 гг.
[182] В третьей описи данного фонда содержатся 19 договорных записей 1609, 1611, 1615-1618 гг.
[183]
Документальные утраты по связям Российского государства со Швецией весьма значительны. Прежде всего, следует отметить потерю целого ряда тетрадей, служивших заготовками для изготовления книг. Полностью утрачены пять тетрадей о ссылке в 7114 г. [1605/06 г.] в Ярославль Лжедмитрием шведского королевича Густава
[184]. В Описи 1614 г. были упомянуты 34 тетради 7114-7115 гг. [1606-1607 гг.] содержавшие переписку русских воевод со шведскими пограничными городами, а также приезд в Москву и отпуск шведского гонца Даниила Юрта
[185]. Часть этих тетрадей, вероятно, сохранилась в составе шведской книги № 8, ныне хранящейся в РГАДА (переписка корельских воевод с выборгскими властями)
[186]. Материалы о приезде и отпуске Д. Юрта не сохранились. В описи упомянуты также тетради 7115 г. [1606/07 г.], в которых была записана информация о приезде и отпуске шведского гонца Бернта Неймана
[187]. В настоящее время приезд Б. Неймана содержится в вышеупомянутой книге № 8, но отпуск его в книге отсутствует (текст доведен лишь до момента аудиенции гонца у царя). В конце книги была сделана приписка: «Розные тетрати свейские. Перебрати их нельзя, что многие пропали»
[188]. Вероятно, эта запись была сделана после пожара 1626 г.; в то же время, по всей видимости, был утрачен текст, содержавший отпуск Б. Неймана. Не сохранились до настоящего времени и тетради 7123-7124 гг. [1615-1616 гг.] о русско-шведском съезде в Дедерино
[189] (выше говорилось, что эти тетради стали источником при составлении в конце XVII в. книги № 12).
В Описи 1626 г. упоминается книга 1605 г., содержавшая сведения об отправлении на переговоры в Тявзино посольства князя И.С.Туренина
[190]. В книге изложены события 1595 г.; основания, на которых мы причисляем данную утраченную книгу к делопроизводству Посольского приказа эпохи Смуты, будут изложены в следующей главе в разделе 2. В Описи 1673 г. упоминается также «Книга свейская всяких дел со 114-го году по 118-й год [1606-1610 гг.]»
[191]. По упоминанию в английской книге удалось установить, что в рассматриваемый нами период в Посольском приказе была составлена еще одна шведская книга, содержавшая материалы о посредничестве английского посла Дж. Меррика на русско-
[216]
шведских переговорах 1615-1617 гг.
[192] Современной книге № 13 (переговоры в Столбово в 1616-1617 гг.), согласно Описи 1626 г., соответствовали две единицы хранения практически идентичного содержания
[193]. Следовательно, одна из этих книг к настоящему времени утрачена. Подробнее об этих книгах будет сказано во втором разделе главы пятой. Всего за рассматриваемый нами период полностью утрачены пять книг и один комплект тетрадей по связям Российской державы и Швеции.
Утрачена была и значительная часть столбцов по связям Московского государства со Швецией. К 7112 г. [1603/04 г.] относилось два столбца. Первый из них был озаглавлен в описи как «Столп 112-го года, о задорех и о разбойникех о Косолапе с товарыщи»
[194]. Представляется, что информация об атамане Косолапе оказалась среди шведских дел в связи с гибелью шведского гонца. Сохранилась грамота от Карла IX к Борису Годунову от 23 мая 1604 г., в которой шведский правитель требовал наказать людей, убивших его гонца и распечатавших его грамоту
[195]. Вероятно, шведский курьер был убит повстанцами. Второй столбец 7112-го года содержал переписку между пограничными воеводами, а также приезд и отпуск шведского гонца Генриха Ратмысла (Андрея Размыслова)
[196], с которым и была привезена грамота от 23 мая 1604 г. К 7113-му году [1604/05 г.] относились два несохранившихся столбца: переписка между пограничными городами; приезд и отпуск шведского гонца Мартына Павлова
[197]. 7114-м годом [1605/06 г.] были датированы два столбца, содержание которых описано предельно обобщенно: «Столп 114-го году, при царе Борисе и при Ростриге о всяких де-лех» и «Столп 114-го году, при Ростриге». В описи упоминается столбец 7115-го года [1606/07 г.], в котором были помещены материалы переписки между властями пограничных городов. Утрачены два столбца 7116-го года [1607/08 г.]: приезд и отпуск гонца Б.Неймана; переписка между пограничными городами. 7118-м годом [1609/10 г.] датированы два несохранившихся столбца: корель-ский; переписка властей пограничных городов
[198]. «Столпик» о королевиче Густаве был помещен в Описи 1614 года между столбцами 7118 и 7119 гг. [1610-1611 гг.]
[199], однако, принимая во внимание тот факт, что королевич скончался в 1607 г., данный столбец можно отнести к более раннему времени. К 7119-му году [1610/11 г.] был отнесен столбец о пребывании в Новгороде воеводы И.Салтыкова. 7122-7123 годами [1614-1615 гг.] в описях датированы четыре столбца: выписка из дел 1611-1614 гг.; переписка воевод Д.Т.Трубецкого и Д.И.Мезецкого с Я.-П.Делагарди и новгородцами; отпуск в Новгород А.Хирина и И.Филатьева
[200]; выписка о
[217]
«Лопской земле»
[201]. За 7126-й год [1617/18 г.] утрачен один столбец: переписка с ротмистром С.Кобриным
[202].
Среди шведских столбцов 1604-1606 гг. в Описи 1614 г. были помещены также следующие дела: «Столп 113-го году, о съезде на розмежеванье князя Василья Звенигородцкого да дьяка Игнатья Софонова»; «Список, посольство князя Ивана Туренина с товары-щи»
[203]. Поскольку указанные миссии имели место в 1595-1596 гг., когда был заключен Тявзинский мир, можно предположить, что данные дела были положены среди столбцов 1604-1606 гг. ошибочно. Однако, в той же описи материалы, относящиеся к миссиям В. Звенигородского и И. Туренина, описаны отдельно и помещены под 1595-1596 гг.
[204] Это позволяет отвергнуть вывод об ошибочном отнесении вышеназванных столбцов к 1604-1606 гг. Учитывая, что в Посольском приказе при подготовке новых миссий активно использовались материалы предыдущих посольств, можно предположить, что столбцы о миссиях Звенигородского и Туренина были скопированы в 1604-1605 гг. в связи с русско-шведскими переговорами о ратификации Тявзинского мира, которые велись в означенное время. В нашем распоряжении есть прямые указания на то, что подготовка русского посольства на съезд 1604 г. велась по образцам 1595-1596 гг.: «А окольничему Петру Никитичю Шереметеву велено было дать [запасов. —
Д.Л.] против князя Ивана Туренина, а князю Григорью против Остафья Пушкина, а дьяком большому против большого, другому против другово, как оне посыланы на съезд с свейскими немцы в Тесово при царе Борисе в 112-м году»
[205]. Следовательно, в Описи 1614 г. среди дел 1604-1606 гг. были помещены сделанные в эти годы копии столбцов 1595-1596 гг.; данные утраченные копии должны быть отнесены к делопроизводству эпохи Смуты.
Таким образом, за период 1604-1618 гг. по связям Московского государства со Швецией отсутствуют не менее 26 единиц хранения: пять книг, один комплект тетрадей и 20 столбцов.
Фонд 109 - «Сношения России с Бухарой». В столбцах этого фонда имеется две единицы хранения, относящиеся к изучаемому нами периоду - 1614 и 1619 гг.
[206]
Фонд 110 — «Сношения России с Грузией». В данном фонде помещены пять единиц хранения в виде столбцов, относящихся к 1604, 1607, 1616 и 1619 гг.
[207]
Кроме того, в третьей описи фонда отмечена присяга карталин-ского царя Борису Годунову в 1605 г.
[208]
Фонд 111 — «Донские дела». По изучаемому нами периоду в первой описи данного фонда сохранились четыре столбца 1613, 1618, 1619 гг.
[209] Один из столбцов (выписка о приездах в Москву
[218]
донских казаков 1618-1645 гг.)
[210] относится к более позднему времени. В Описи 1626 г. упомянут также столбец об отправлении на Дон Н.Чаплина в 1617 г.
[211] (в настоящий момент данный столбец включен в состав турецкого дела № 1 за 1616 г.)
[212] Следовательно, за рассматриваемый период в 111-м и 89-м фондах сохранились четыре «донских» столбца.
Утрачены некоторые столбцы по связям Московского государства с Войском Донским. В Описи 1626 г. упомянут донской столбец 1613 г., содержавший грамоты на Дон об отправлении в Турцию российского посольства. Утрачен также столбец, в котором содержалось отправление на Дон толмачей Ф.Иванова, А.Ганюкова, И.Есипова и дворянина Е.Кисленского в 1616-1617 гг.
[213] В сохранившемся до наших дней столбце 1614 г. содержится выписка из утраченного «донского» столбца 1606 г.
[214] Всего, следовательно, утрачено три «донских» столбца, относящихся к рассматриваемому нами периоду.
Фонд 115 — «Кабардинские, черкесские и другие дела». В столбцах за рассматриваемый период имеется 12 единиц хранения 1605, 1614-1617 гг.
[215] Одно из дел озаглавлено неверно: в заглавии послами черкесского мурзы названы Ахмет и Ачелей, тогда как на самом деле послов звали Сунчалей и Тайшай
[216].
Кроме того, во второй описи 115-го фонда отмечены три грамоты 1614-1615 гг.
[217]
Фонд 119 — «Калмыцкие дела». В фонде содержатся шесть единиц хранения (столбцы) 1616-1619 гг.
[218] Вероятно, в начале XVII в. эти дела представляли собой один столбец: на оборотах листов имеются пометы: «Колматцкой 124 и 125 год»; «Колматцкой со 124 по 128 год»
[219]. К ним должно быть добавлено дело, ошибочно помещенное в фонд 126
[220].
Помимо этого, во второй описи зафиксирована жалованная грамота калмыцкому тайше 1618 г.
[221], являющаяся поздней выпиской из столбца.
Фонд 121 — «Кумыцкие и тарковские дела». По изучаемому периоду сохранилось четыре единицы хранения в столбцах за 1614, 1618, 1619 гг.
[222] Две из них относятся к более позднему времени (столбец, датированный 1619 г., относится к 1620 г.; роспись расходов - к 1622 году)
[223]. Следовательно, в нашем распоряжении имеются три «кумыцких» столбца.
Помимо этого, во второй описи 121-го фонда зафиксированы три грамоты 1614-1615 гг.
[224]
По связям Российского государства с Тарковским шамхальством в документах Посольского приказа можно найти упоминание об одном утраченном столбце 1617-1618 гг. В персидском деле было
[219]
записано о приеме у царя 4 января 1618 г. кумыцкого посла Исма-ила: «А как он у государя был, что ему при государе дано жалованья, и как речь говорена на отпуске, и тому всему записка в особ-ном в кумытцком столпике»
[225].
Фонд 123 — «Сношения России с Крымом». В столбцах данного фонда за рассматриваемый период, согласно описи, находятся 53 единицы хранения 1604-1606, 1607, 1613-1619 гг.
[226] Из них одно дело (отправление в Крым посланника А.Мелентьева, 1605 г.) числится выбывшим
[227], а выписка об обмене посольствами между Российским государством и Крымским ханством в 1617-1631 гг. относится к более позднему времени
[228]. Кроме того, следует отметить, что в дело о приезде в Москву крымского посла Мустафы-мурзы в 1614 г. были ошибочно включены несколько листов, относящихся к приезду в Москву того же дипломата в 1618-1619 гг., поскольку в них идет речь о событиях февраля 1619 г.
[229] Четыре последних листа этого дела, следовательно, должны быть включены в состав соответствующего дела 1618 г. (между седьмым и восьмым листами)
[230]. Всего сохранился 51 столбец, освещающий русско-крымские отношения в рассматриваемый временной отрезок.
Помимо столбцов, во второй описи 123-го фонда отмечены две шертные грамоты крымских ханов 1614-1615 гг.
[231], представляющие собой поздние выписки из столбцов.
Значительные потери документов имеют место и в материалах по связям Московского государства с
Крымским ханством. Не сохранились до наших дней упомянутые в Описи 1626 г. две книги. Первая из них содержала сведения о миссии посланников в Крым В. Пургасова и Д. Радцова в 1613 г. Во второй были объединены материалы об отправлении к крымскому хану А.Лодыженского и П.Данилова в 1613 г., Г.Волконского и П.Овдокимова в 1614 г., а также наказ Г.Ромодановскому, посланному в 1614 г. на посольскую размену
[232]. Сведения, содержавшиеся в книге 1613-1614 гг., восполняются сохранившимися столбцами
[233]; материалы посольства В. Пургасова и Д. Радцова утрачены полностью. Не сохранились также три тетради 7124-7125 гг. [1616-1617 гг.], в которых были записаны расходы приставов при крымских дипломатах Ю. Редрикова, Г.Кириевского, Ф.Оладьина
[234].
Крупные документальные потери имеются и в столбцах по связям с Крымом. К 7112 г. [1603/04 г.] относилось три столбца: приезд посланника А. Хрущова; доводное дело на князя Ф.Борятинского; пребывание в Москве крымского посла Мустафы-мурзы. За 7113 г. [1604/05 г.] утрачен столбец об отпуске и приезде посланника А.Мелентьева. Потерян столбец 7114-го года [1605/06 г.] об отправлении в Крым посланников А.Воейкова и З.Языкова. За
[220]
7116-й год [1607/08 г.] в описях упомянуто пять утраченных столбцов: приезд крымских гонцов Сеит-Казыя и Ахмет-Калифы; приезд из Крыма служилого татарина Б.Сабанина и гонца Сеит-Казыя
[235]; отправление в Крым посланников С.Звягина и Д.Витовтова; столбец о челобитье крымского гонца Хедыр-улана и отпуске С.Звягина и Д.Витовтова; наказ И.Язвецову, отправленному к крымским татарам, пришедшим на помощь к Василию Шуйскому
[236]. 7118-м годом [1609/10 г.] было датировано четыре столбца: 2 столбца отпуска в Крым посланника А.Шеншина; столбец о приходе крымских татар на помощь против «воров» и «литовских людей»; отпуск и приезд гонца В.Пургасова. К 7121 г. [1613 г.] относился столбец об отправлении в Крым посланников В.Пургасова и Д.Радцова и возвращении их с крымским гонцом Аллаш-богатырем
[237]. Упомянутый в описи под 7122-м годом [1613/14 г.] столбец об отправлении в Крым посланников А.Лодыженского и П.Данилова и возвращении П.Данилова с послом Алей-мурзой
[238] сохранился лишь частично (утрачены материалы о возвращении П.Данилова с Алей-мурзой)
[239]. За 7123-й год [1614/15 г.] не сохранился упомянутый в описи столбец о приезде в Москву крымского гонца Ибрагим-паши-мурзы
[240]. Таким образом, за период 1604-1615 гг. утрачено не менее 21-й единицы хранения по связям Московского государства с Крымом - 2 книги, 3 тетради и 16 столбцов. Кроме того, столбец 1613-1614 гг. сохранился не полностью.
Фонд 126 - «Мунгальские дела». В первой описи этого фонда перечислено 6 столбцов 1608, 1616-1619 гг.
[241] Из них наибольший интерес представляет выписка о пребывании в Москве послов Баучина, Девлеша и Арлая. Данное дело помещено в 126-й фонд ошибочно, поскольку в нем описан прием не монгольских, а калмыцких послов. Первый лист этого дела относится к более позднему времени, поскольку на нем упомянут царь Михаил Федорович. Остальная часть дела неверно датирована декабрем 1608 г. (описанные в нем события относятся к декабрю 1607 — февралю 1608 гг.)
[242] Следовательно, данное дело должно быть перенесено в фонд 119 - «Калмыцкие дела». Одно из дел 126-го фонда относится к 1620 г., а не к 1619 г., как указано в описи
[243].
Во второй описи 126-го фонда отмечены две единицы хранения 1617 г.
[244]; одна из них (речь монгольского посла и ответ думного дьяка Петра Третьякова) является поздней копией
[245] и для анализа делопроизводства Посольского приказа не может быть привлечена.
Фонд 127 — «Сношения России с ногайскими татарами». В данном фонде в столбцах содержится 47 единиц хранения за 1604, 1608-1619 гг.
[246] К ним следует прибавить также роспись подарков, отправленных в Ногайскую Орду в 1601-1606 гг. (этот документ,
[221]
составленный в Посольском приказе около 1607 г., в описи помещен под 1601 г.)
[247] Согласно Описи 1614 г., материалы о переговорах царских воевод с ногайским князем Иштереком в Астрахани в 1604 г., разбитые ныне на три единицы хранения, представляли собой единый столбец. Необходимо констатировать, что при составлении 127-го архивного фонда было допущено наибольшее количество ошибок и неточностей. Так, выписка о пребывании в Москве ногайских послов Баймагмета и Янмагмета, датированная в описи 1608 г.
[248], была составлена позднее, вероятно, в начале царствования Михаила Федоровича. Об этом свидетельствуют встречающиеся в документе фразы «при царе Василье», «в прошлом во 116-м году приезжали к царю Василью...»
[249], что доказывает факт составления выписки после свержения Василия Шуйского. Статейный список П.Вражского, отправленного в Ногайскую Орду в 1610 г., в описи ошибочно датирован 1611 г.
[250] (эта же ошибка была повторена публикаторами при издании сборника «Акты времени междуцарствия»)
[251]. Первое дело за 1613 г. в описи ошибочно озаглавлено как отписки в Посольский приказ из Астрахани (Астрахань в 1613 г. находилась в руках И.М.Заруцкого, а в деле находятся отписки воеводы Уфы князя Б.Хилкова)
[252]. Неверно озаглавлено третье дело за 1613 г. Авторы описи указали в заглавии, что ногайский посол Алликула был отпущен из Казани вместе с сыном боярским Ф.Есиповым с грамотой об избрании Михаила Романова. Однако, согласно тексту дела, Алликула был отпущен из Казани в апреле 1612 г., а Ф.Есипов был отправлен с грамотой через год после этого, в апреле 1613 г.
[253] Не соответствует заглавию и содержание третьего дела 1615 г. — «Отправление в Ногаи Родиона Бузовлева». В данном деле сообщается о возвращении в Москву Р. Бузовлева и приезде посланника от ногайских мурз
[254]. Дело об отправлении в Ногайскую Орду А.Нармацкого, датированное в описи 1615 г., относится к 1618 г.
[255] Напротив, дело об отправлении под Серпухов к ногайским мурзам М.Зубова и П.Вражского, датированное в описи 1617 г., содержит описание событий 1615 г.
[256] В дело об отправлении в Ногайскую Орду С.Караулова, С.Рагозина и М.Панова в мае 1618 г. с требованием послать людей на Казыев Улус ошибочно включен текст грамоты, отправленный к ногайскому князю Иштереку месяцем позже с П.Вражским с просьбой выслать помощь против поляков. Вследствие этого дело было озаглавлено неверно: согласно заглавию этого столбца в описи, С.Караулов, С.Рагозин и М.Панов должны были требовать помощи не против Казыева Улуса (как это было в действительности), а против поляков
[257]. Столбец об отправлении в Ногайскую Орду П.Вражского в июне 1618 г. с тре-
[222]
бованием помощи против поляков включает в себя несколько листов более позднего времени (1619-1620 гг.), не имеющих отношения к данному делу
[258]. В этот столбец должна быть включена грамота, посланная с П.Вражским, ошибочно включенная в дело об отправлении С.Караулова и др. В статейный список М.Панова (1618-1619 гг.) ошибочно включены материалы, относящиеся к 1616 г.
[259] В статейном списке С.Рагозина (1619-1620 гг.) также оказались более ранние документы, относящиеся к 1617-1618 гг.
[260] Таким образом, фонд 127-й — «Сношения России с ногайскими татарами» — за рассматриваемый период находится в наименее удовлетворительном состоянии и нуждается в переописании и переформировании. По исследуемому нами периоду в фонде сохранилось 46 столбцов.
Ряд материалов был утрачен и по связям Российской державы с
ногайскими улусами. В Описи 1614 г. упомянут «столп нагайской 112-го и 113-го году [1604/05 г.]», содержание его в описи не раскрыто
[261]. На настоящий момент в 127-м фонде РГАДА содержатся три единицы хранения, связанные с переговорами в Астрахани между С.Годуновым и ногайским князем Иштереком, относящиеся к концу 1604 г.
[262] Однако в Описи 1614 г. столбец об этих переговорах упомянут отдельно
[263]. Следовательно, столбец 7112-7113 гг. не сохранился до наших дней. Утрачен столбец 7114-7115 гг. [1606/07 г.] об отпуске в Ногайскую Орду Ивана Кашкарова и приезде в Москву ногайского посла Ахмет-Азея. Не сохранился столп 7116-го года [1607/08 г.] о приезде ногайского посла Нурмагмета
[264]. В описи упоминается также столбец 7116-7118 гг. [1608-1610 гг.] о приезде в Москву посла Баймагмета и отпуске посла Нурмагмета
[265] (данный столбец не сохранился, в нашем распоряжении имеется лишь краткая выписка из него, составленная, вероятно, в начале царствования Михаила Федоровича)
[266]. Утрачен столбец 7114-7118 гг. [1606-1610 гг.] о пребывании в Москве посла из Казыева улуса Келмамет-мурзы. Отсутствует столбец 7117-го года [1608/09 г.] о Теникее-мурзе
[267]. Упомянутый в Описи 1614 г. столбец 7122-го года [1613/14 г.] о приезде и отпуске ногайских послов Ен-сеите и Куй-беке
[268] сохранился лишь частично (в хранящемся в РГАДА столбце отсутствует их отпуск)
[269]. Утрачены также две расходные тетради 7123-го года [1614/15 г.], в которых была записана раздача Д.Погожим царского жалованья нагайским и черкесским мурзам
[270]. Таким образом, за 1604-1615 гг. утрачено семь единиц хранения по связям Московского государства с ногайскими татарами. Помимо этого, столбец 1613-1614 гг. сохранился не полностью.
Фонд 130 - «Сибирские дела». В данном фонде по рассматриваемому периоду имеются два дела, относящихся к 1618 и 1619 гг.
[271]
[223]
В Описи 1614 г. упоминается утраченное дело, которое следовало бы отнести к
«Сибирским делам»— столбец 7113-го года [1604/05 г.] об отпуске людей сибирского царя Алея
[272].
Фонд
131 — «Татарские дела». В фонде числятся 18 единиц хранения за 1613, 1614, 1616, 1617 и 1619 гг.
[273] Два дела (выписки 1614-1621 гг. и 1616-1643 гг.) относятся к более позднему времени
[274], следовательно, мы располагаем 16-ю столбцами, относящимися к нашему периоду.
Фонд 134 — «Сношения России с Хивой». В фонде имеются два столбца 1616 и 1617 гг.
[275]
Во второй описи фонда упомянуты две единицы хранения 1616 и 1617 гг.
[276]; обе являются поздними выписками из столбцов.
Фонд 150 — «Дела о выездах иностранцев в Россию». В фонде числятся 10 дел 1614-1619 гг.
[277] Из них одно дело (грамота на датском языке) не относится к делопроизводству Посольского приказа
[278].
Этим исчерпываются наши сведения об утраченных книгах и столбцах Посольского приказа начала XVII в. Соотношение сохранившихся и утраченных материалов делопроизводства Посольского приказа можно наглядно представить с помощью таблиц. В таблице № 3 приведены сведения о сохранившихся книгах и столбцах, составленных в российском внешнеполитическом ведомстве в 1604-1619 гг., ныне находящихся в «дипломатических» фондах — коллекциях РГАДА. При составлении таблицы были исключены материалы, ошибочно датированные в описях хронологическим интервалом 1604-1619 гг. В данную таблицу не включены также иностранные грамоты (97 единиц хранения), поскольку в строгом понимании они не относятся к материалам делопроизводства Посольского приказа.
Таблица № 3
Материалы делопроизводства Посольского приказа 1604-1619 гг., сохранившиеся в «дипломатических» фондах РГАДА
32 - 8
44 - 1
50 - 14
52 - 6
53 1 7
61 - 4
77 - 14
79 8 38
89 - 12
[224]
93 1 2
96 7 36
109 - 2
110 - 5
111 - 4
115 - 12
119 - 2
121 - 2
123 - 51
126 - 4
127 - 46
130 - 2
131 - 16
134 - 2
150 - 9
Итого: 19 332
Таким образом, в 25-ти «дипломатических» фондах РГАДА до настоящего времени сохранилась 351 единица хранения (19 книг и 332 столбца), характеризующие делопроизводственную работу служащих Посольского приказа. Подавляющее большинство книг посвящены дипломатическим контактам Российского государства с Речью Посполитой и со Швецией (8 и 7 книг), т.е. со странами, представлявшими в начале XVII столетия наибольшую угрозу для Российского государства. Речь Посполитая и Швеция являются также единственными странами, книги по связям с которыми охватывают как период до 1613 г., так и после него. Наибольшее число столбцов сохранилось по связям Москвы с Крымским ханством (51), Ногайской Ордой (46), Речью Посполитой (38), Швецией (35) и Англией (33). Количество сохранившихся столбцов по связям Российского государства с любой другой державой не превышает двух десятков. Страны, дипломатическим контактам с которыми посвящено максимальное количество столбцов, являлись либо противниками Московского государства, либо его потенциальными союзниками. Этим и объясняется активность Посольского приказа в отношениях с вышеназванными державами.
В таблице № 4 приведена информация об утраченных столбцах и книгах, составленных в Посольском приказе в 1604-1619 гг. В одной колонке таблицы объединены материалы, упоминаемые в источниках как книги и тетради, поскольку тетради обычно являлись заготовками для будущих книг и по своей форме были более близки к книгам, чем к столбцам. Здесь и в последующих таблицах утраченные мате-
[225]
риалы условно отнесены к тем современным фондам РГАДА, в которых они должны были бы находиться в случае их сохранности.
Таблица № 4
Утраченные книги, тетради и столбцы, составленные
в Посольском приказе в 1604-1619 гг.
№ фонда |
Книги/тетради |
Столбцы |
32 - / 2 6
35 - 7
44,61 - 1
50 1/- 1
52 1/- 1
53 - 1
77 1/1 9
79 1/1 31
89 -/1 3
93 - 3
96 5/1 20
111 - 3
121 - 1
123 2/3 16
127 -/1 6
130 - 1
Итого 11/10 110
Утраты книг, тетрадей и столбцов отмечены, таким образом, по связям со странами, материалы о контактах с которыми ныне составляют 16 фондов РГАДА. Всего была утеряна 131 единица хранения (11 книг, 10 комплектов тетрадей, 110 столбцов). Наибольшее количество документальных потерь имеет место среди книг, тетрадей и столбцов по связям Российской державы с Речью Посполитой (33 единицы хранения), Швецией (26), Крымским ханством (21) и Персией (11). Кроме того, можно с высокой степенью достоверности предположить, что в начале XVII в. существовала дипломатическая документация, не сохранившаяся до настоящего момента и не упомянутая в других документах. Учитывая, что при отправлении за рубеж дипломатических миссий в Посольском приказе всегда составлялись соответствующие документы, можно предположить, что в начале XVII в. существовали столбцы посольства А.И.Власьева в Польшу в 1605 г., а также миссий Г.Англера в Империю (1604 г.) и С.Отрепьева в Швецию (1609 г.) Однако прямых указаний на существование этих документов нет; неизвестно также, сколько единиц хранения они составляли и в какой форме существовали. По этой причине указанные дела нами не учитываются, тем более, что количество миссий, документация которых была утрачена к моменту составления Описи 1614 г., было невелико.
[226]
Большинство утраченных документов относилось к периоду 1604-1612 гг.; среди документов, составленных после избрания царем Михаила Романова потерь, учитывая возросший объем документации, значительно меньше. Крупные потери документов были связаны с «Московским разорением», т.е. временем пребывания в Кремле польского гарнизона. В первые годы правления Михаила Романова приказные служащие нередко ссылались при невозможности навести справки по тому или иному вопросу на то, что соответствующие документы после «московского разоренья» не удалось отыскать
[280]. Некоторые документы были вывезены из Москвы поляками. Так, после польской оккупации в Посольском приказе не смогли найти подлинников Выборгского договора Московского государства и Швеции, направленного против Речи Посполитой
[281]. Наибольшие же утраты связаны с пожаром 1626 г.: многие документы, пережившие Смуту и упомянутые в Описи 1614 г., уже отсутствовали согласно Описи 1626 г. Соотношение потерь документов, относящихся к разным хронологическим периодам, целесообразно показать с помощью таблицы.
Таблица № 5
Соотношение утраченных документов 1604-1619 гг.
по хронологическим периодам
№ фонда |
Документы 1604-1612 гг. |
Документы 1613-1619 гг. |
32 2 6
35 1 6
44,61 - 1
50 - 2
52 1 1
53 - 1
77 7 4
79 19 14
89 - 4
93 - 3
96 16 10
111 1 2
121 - 1
123 14 7
127 6 1
130 - 1
Итого: 67 64
Следовательно, по неполным данным (вполне вероятно, что некоторые документы погибли, не будучи зафиксированы в описях), за 16 лет (1604-1619 гг.) в Посольском приказе были составлены 30 книг, 10 комплектов тетрадей и 442 столбца - всего 482 единицы хранения. Это свидетельствует о том, что в годы Смуты делопроиз-
[227]
водственная деятельность российского дипломатического ведомства была достаточно активной (напомним, что нами анализировались лишь материалы, относящиеся к осуществлению контактов с зарубежными державами и административной деятельности приказа; помимо этого, в приказе в рассматриваемый период было немало документов внутреннего пользования - записных тетрадей, расходных и переписных книг и т.д.) Утраченные документы (131 единица хранения) составляют приблизительно 25% от первоначального корпуса столбцов и книг 1604-1619 гг.
Сводные данные по реконструкции первоначального количества документов, составленных в Посольском приказе в начале XVII в. также можно представить в виде таблицы.
Таблица № 6
Сохранившиеся и утраченные документы, составленные
в Посольском приказе в 1604-1619 гг.
№ фонда |
Сохранившееся материалы |
Утраченные материалы |
Всего |
32 8 8 16
35 35 7 42
44,61 5 1 6
50 14 2 16
52 6 2 8
53 8 1 9
77 14 11 25
79 46 33 79
89 12 4 16
93 3 3 6
96 43 26 69
109 2 - 2
110 5 - 5
111 4 3 7
115 12 - 12
119 2 - 7
121 2 1 4
123 51 21 72
126 4 - 5
127 46 7 53
130 2 1 3
131 16 - 16
134 2 - 2
150 9 - 9
Итого: 351 131 482
Наибольшее количество документов, составленных в Посольском приказе в 1604-1619 гг., относятся к дипломатическим контактам Российского государства с Речью Посполитой (79 единиц хра-
[228]
нения), Крымским ханством (72), Швецией (69) и Ногайской Ордой (53). Суммарное число документов по связям с этими державами составляет около 60% от общего количества. Обращает на себя внимание примерный паритет документов по связям Московского государства с Польшей, «шведскими» и «крымскими» столбцами и книгами. В целом в хранилищах РГАДА материалы по связям с Речью Посполитой преобладают над документами по связям со Швецией и Крымом - в частности, сохранилось 256 «польских» книг. 129 «шведских» и 82 «крымских»
[282]. Причиной увеличения в эпоху Смуты документов по связям со Швецией является то, что Московское государство с 1609 по 1618 гг. находилось в состоянии войны с Речью Посполитой, в то время как обострение отношений со Швецией приходится лишь на 1611-1615 гг.; с 1615 г. между Москвой и Стокгольмом активно велись переговоры. Значительное число крымских и ногайских дел связано с тем, что Российское государство стремилось использовать крымчаков и ногайцев в борьбе против своих основных противников (прежде всего — против Польши) и поэтому весьма активно обменивалось дипломатическими миссиями с этими контрагентами.
Показательна также картина, отражающая первоначальное состояние корпуса книг Посольского приказа. Книги представляли собой высшую и окончательную форму обработки документации российского дипломатического ведомства. По этой причине количество книг, изготовленных в Посольском приказе за определенный временной отрезок может быть показателем интенсивности работы этого ведомства. За предшествующий эпохе Смуты шестнадцатилетний период (1588-1603 гг.) в приказе была составлена 21 книга по связям Российского государства с девятью державами: Речью Посполитой (5), Крымским ханством (3), империей Габсбургов (3), Англией (2), Швецией (2), Турцией (2), Грецией (2), Персией (1), Грузией (I)
[283]. За рассматриваемый нами шестнадцатилетний период (1604-1619 гг.) в Посольском приказе было создано 30 книг (Низ них утрачены) по связям с девятью странами: Швецией (12), Речью Посполитой (9), Англией (2), Крымским ханством (2), Голландией (1), Данией (1), Персией (1), Грецией (1), Францией (1). За шестнадцать лет, следующих за изучаемым нами периодом (1620-1635 гг.), в Посольском приказе было составлено 28 книг по связям Московского государства с девятью странами: Речью Посполитой (15), Швецией (2), Крымским ханством (2), Данией (2), Турцией (2), Персией (2), Англией (1), Голландией (1), Францией (I)
[284]. Соотношение количества книг, составленных в Посольском приказе в эпоху Смуты, с количеством книг, изготовленных в равнозначные временные отрезки, представлено в виде таблицы 7.
[229]
Таблица № 7
Соотношение количества книг, изготовленных
в Посольском приказе по хронологическим периодам (1588-1635 гг.)
Страна |
1588-1603 гг. |
1604-1619 гг. |
1620-1635 гг. |
Империя Габсбургов 3 — —
Англия 2 2 1
Голландия — 1 1
Греция 2 1 —
Дания — 1 2
Персия 1 1 2
Речь Посполитая 5 9 15
Османская империя 2 — 2
Франция — 1 1
Швеция 2 12 2
Грузия 1 — —
Крымское ханство 3 2 2
Как видно, в рассматриваемый нами временной отрезок степень интенсивности делопроизводства Посольского приказа, выражавшаяся в количестве изготовленных книг, увеличилась по сравнению с предшествующим периодом. При этом следует помнить, что в данном случае нами не учтены упоминаемые в описях тетради, которые позднее могли быть переплетены в книги. Прежним осталось количество стран, по связям с которыми составлялись книги. Тем не менее, нельзя не отметить определенных изменений. Если до и после Смуты наибольшее количество книг отражало связи Московского государства с Речью Посполитой, что представляется вполне оправданным в силу наличия тесных политических, экономических и культурных контактов между этими странами и их географической близости, то в 1604-1619 гг. на первом месте по количеству находятся книги «шведские». Количество «польских» книг также остается значительным: если до Смуты книги по связям Российской державы с Польшей составляли менее четверти от общего числа книг (5 из 21), то в начале XVII столетия «польские» книги составляют уже около 30% от общего количества, а в 1620-1635 гг. — более 50%. Столь значительный рост доли «польских» книг объясняется тем, что Речь Посполитая на протяжении всей Смуты была основным противником Московского государства; противоречия между двумя странами занимали основное место в политике российского правительства и после заключения Деулинского перемирия.
[230]
В годы Смуты значительно возросло число изготовленных в приказе «шведских» книг: за предшествующий Смутному времени период было составлено 2 книги, в 1604-1619 гг. - 12. Резкое увеличение числа «шведских книг объясняется тем, что Швеция в начале Смуты рассматривалась в Москве как потенциальный союзник против Польши, затем (в 1615-1618 гг.) со Швецией активно велись переговоры в том же русле. После выхода из кризиса количество шведских книг возвращается к прежним показателям — 2 книги за 16 лет.
Несколько сократилось число «крымских» книг: в конце XVI в. их было 3, в годы Смуты и в период, следовавший за ней, — по 2 книги. По-видимому, сокращение количества книг по контактам с Крымским ханством связано с вынужденной условиями Смутного времени переориентацией основного направления внешней политики Москвы с южного на западное. Вероятно, этим же объясняется и прекращение на значительный срок составления турецких и грузинских книг.
События Смуты стали причиной прекращения оживленных контактов с империей Габсбургов: в конце XVI в. Московское государство, стремясь расширить свое влияние на южном направлении, вело активные переговоры с Империей о совместной борьбе с Турцией, отражением чего стало составление трех книг по связям со Священной Римской империей. В годы Смуты, когда внешнеполитические приоритеты московского правительства изменились, а имперская дипломатия заняла пропольскую позицию, контакты с Империей практически прекратились.
Необходимо подчеркнуть, что именно в период Смутного времени в Посольском приказе были составлены первые книги по связям Московского государства с Голландией и Францией, что объективно отражает расширение внешнеполитических связей Московского государства во втором десятилетии XVII в. Наконец, следует отметить, что анализ общего корпуса книг, составленных в Посольском приказе, позволяет сделать вывод о значительной переориентации российской дипломатии на западное направление в начале XVII в. В конце XVI столетия книги по связям Московского государства со странами Востока (Персия, Крымское ханство, Османская империя и Грузия) составляли треть от общего числа книг; в Смутное время книги по связям с этими странами составляют 10%; в течение 1620-1635 гг. ситуация лишь начинает возвращаться к прежним показателям: книги по контактам со странами Востока составляют 21% от общего числа.
Интенсивность работы Посольского приказа на протяжении рассматриваемого периода не была постоянной. В разгар Смутного
[231]
времени, когда дипломатические связи Московского государства с соседними державами затруднялись борьбой центрального правительства с самозванцами, а затем с интервенцией Речи Посполитой и Швеции (1604-1612 гг.), работа приказа не могла быть столь плодотворной, как в предыдущие и последующие годы. После 1613 г. ситуация постепенно стабилизируется, восстанавливаются нарушенные контакты с соседями. Как следствие, возрастает интенсивность работы Посольского приказа: по выявленным нами данным, за 1613-1619 гг. в дипломатическом ведомстве было оформлено втрое больше столбцов и книг, чем за 1604-1612 гг. Интересно также, что соотношение количества книг, составленных в Посольском приказе в рассматриваемые периоды, является близким. Из 30 книг шесть относятся к периоду 1604-1612 гг., а 24 - к 1613-1619 гг. (См. таблицу № 9). Отчасти это объясняется также тем, что в 1611-1612 гг. Москва находилась в осаде, и центральное дипломатическое ведомство не могло поддерживать активных контактов с соседними державами, а ополчения еще только начинали создавать свои административные структуры. Следует учесть и то, что в годы Смуты Посольский приказ утратил часть своих опытных кадров. Кроме того, часть дипломатических документов, созданных в Москве в 1604-1612 гг., могла быть уничтожена во время «литовского разоренья», не оставив следа в позднейших описях. Показательно, что в 1610-1612 гг. в Посольском приказе не было создано ни одной книги. Нужно также отметить, что соотношение между книгами и столбцами, составленными в Посольском приказе остается практически одинаковым в оба периода: на одну книгу приходится 15-17 столбцов. Это позволяет сделать вывод о том, что выявленные нами данные, не являясь окончательными, тем не менее в целом отражают общую картину первоначального состояния делопроизводственных материалов Посольского приказа начала XVII столетия. Соотношение сохранившихся и утраченных документов, созданных в Посольском приказе в 1604-1612 гг. и 1613-1619 гг. приводится в таблицах № 8 и 9.
Данные таблицы № 8 позволяют сделать вывод о том, что наиболее активные дипломатические контакты как до избрания на царство Михаила Романова, так и после этого события, Московское государство поддерживало с Речью Посполитой, Швецией, Крымским ханством и Ногайской Ордой. Столбцы и книги, освещающие контакты Москвы с этими государствами преобладают среди документов обоих периодов. Тем не менее, нельзя не заметить существенной разницы. До 1613 г. документы по связям с четырьмя вышеперечисленными странами составляли приблизительно 3/4 всего корпуса материалов делопроизводства Посольского
[232]
приказа (91 единица хранения из 121). Составленные в 1604-1612 гг. в Посольском приказе книги и столбцы отражали связи Московского государства с 13-ю державами. Начиная с 1613 г. картина меняется: столбцы и книги по связям Российского государства с Речью Посполитой, Швецией, Крымским ханством и Ногайской Ордой составляют немногим более половины всей дипломатической документации, составленной во внешнеполитическом ведомстве в 1613-1619 гг. (180 единиц хранения из 357). В эти годы Российское государство поддерживает контакты с 24-мя странами -горизонты российской дипломатии расширяются вдвое.
Таблица № 8
Распределение столбцов, тетрадей и книг Посольского приказа
по хронологическим периодам (1604-1619 гг.)
№ фонда |
Документы 1604-1612 гг. |
Документы 1613-1619 гг. |
32 3 13
35 8 34
44,61 - 6
50 - 16
52 3 5
53 - 9
77 8 17
79 33 46
89 - 16
93 - 6
96 19 50
109 - 2
110 3 2
111 1 6
115 2 10
119 1 1
121 - 3
123 20 52
126 - 4
127 18 35
130 1 2
131 - 16
134 - 2
150 - 9
Итого: 120 362
[233]
Таблица № 9
Соотношение количества книг, составленных в Посольском приказе,
по хронологическим периодам (1604-1619 гг.)
№ фонда |
|
Книги 1613-1619 гг. |
35 - 2
50 - 1
52 1 -
53 - 1
77 - 1
79 3 6
93 - 1
96 2 10
123 - 2
Итого: 6 24
Раздел 2.
Содержание и составные части столбцов
Посольского приказа начала XVII в.
В данном разделе будут анализироваться структура и содержание основной формы делопроизводства Посольского приказа — столбцов, а также влияние на них обстоятельств Смутного времени. За рассматриваемый нами период, как указывалось выше, в российском дипломатическом ведомстве было составлено не менее 442-х столбцов, 10 комплектов тетрадей и 30 книг. Представляется, что, в первую очередь, следует рассмотреть состав и содержание столбцов Посольского приказа, являющихся на данный момент самыми массовыми источниками по истории российской внешней политики. Приоритетное рассмотрение столбцов объясняется также тем, что они являлись основным источником при составлении в Посольском приказе книг. Вследствие этого структура книг практически повторяла структуру столбцов.
Столбцы, изготовленные в Посольском приказе, первоначально представляли собою различное количество подклеенных последовательно друг к другу листов (в настоящее время хранятся в расклеенном виде). Для удобства хранения и использования они сворачивались в свиток - «столбец» (отсюда и название этого вида источников). Столбцы Посольского приказа классифицируются прежде всего по странам, контакты с которыми они отражают («столп» ли-
[234]
товский, иверский, «свейской» и т.д.) Кроме того, столбцы условно делятся на две группы: «приезды» и «отпуски» (часто в составе одного столбца содержатся и «приезд», и «отпуск»). Материалы, именующиеся «приездами», содержат в себе информацию о прибытии в страну иностранных дипломатов и о переговорах с ними. К этой группе столбцов относятся также документы о возвращении из заграничных миссий российских послов, а также их отчеты («статейные списки»).
В рамках столбца объединялись материалы, касавшиеся одной или нескольких взаимосвязанных дипломатических миссий, как правило в пределах одного - двух лет. В соответствии с этими принципами деления столбцы и получали в Посольском приказе определенное заглавие, которое обычно записывалось на обороте одного или нескольких листов столбца: «Столп со 111-го по 115-й год грузинской»
[287]; «Нагайской 122 отпуск и приезд Ивана Кондырева»
[288]; «Кизылбашской отпуск Михаила Тиханова 122-го»
[289]; «Францовский отпуск Ивана Кондырева»
[290]; «Свейской с марта 126-го году», «Свейской с сентября 126-го году»
[291]; «Аглинской новой. Приезд посла князя Ивана Мерика да отпуск в Свею королевского дворянина Томоса»
[292] и т.д. В некоторых случаях столбец получал более краткое и менее определенное заглавие: «Цесарев 112 году»
[293]; «Крымской 112 и 113 год», «Крымской 115 и 116 год»
[294]; «Отпуск Степана Ушакова»
[295]; «121-го нагайской и о юр-товских татарех», «Нагайской 122-го»
[296]. Иногда заглавие столбца дает информацию о его состоянии и степени сохранности: «Столп нагайской Ивана Кондырева 122 году без начала»
[297]; «Свейской столп 4 124-го году, в нем ни начала, ни конца»
[298]. Подобным же образом озаглавлены многие столбцы в описях архива Посольского приказа 1614 и 1626 гг. Следовательно, столбцы, составлявшиеся в Посольском приказе в изучаемый хронологический отрезок оформлялись, классифицировались и делились на «приезды» и «отпуски», по странам, с которыми осуществлялись контакты, а также по времени составления.
Столбец в Посольском приказе начинали составлять сразу после получения информации о прибытии к границе иностранного или возвращавшегося российского дипломата («приезд»), либо после принятия решения об отпуске из Москвы зарубежного посланника или об отправлении за границу русского посла («отпуск»). При этом столбец составлялся по-разному, в зависимости от ситуации. Рассмотрим основные варианты формирования столбцов в Посольском приказе 1604-1619 гг.
Столбцы о приездах в Российское государство иностранных послов и гонцов, как правило, начинаются с отписки воевод погра-
[235]
ничного города, куда прибыл зарубежный дипломат. В отписках сообщалось о том, из какой страны и когда прибыл посланник, в каком дипломатическом ранге он прислан (гонец, посланник, посол), его имя, количество сопровождающих его лиц, иногда в общих чертах излагались цели миссии. Кроме того, в отписке сообщалось о мерах, принятых воеводами по обеспечению посольства всем необходимым: определении дворов для проживания, назначении корма, охраны и пристава для контроля и обслуживания иностранцев. Как правило, отписки о приездах европейских послов (за исключением польских и шведских) присылались из Ивангорода или Архангельска, а после захвата Ивангорода шведами - только из Архангельска. Польские дипломаты приезжали в Московское государство, обыкновенно, через Смоленск (после его захвата - через Вязьму, Дорогобуж и Можайск). Шведские послы и гонцы прибывали в пограничные города (Корелу, Орешек). Отписки о персидских и кавказских посланниках приходили в Москву из Терского городка и Астрахани. Крымские, турецкие и греческие посольства приходили обычно в Северские города (Ливны, Царев-Борисов, Чернигов). В дальнейшем, по мере продвижения посольств к Москве, отписки в Посольский приказ поступали от воевод других городов, находившихся на маршруте следования дипломатических миссий.
Оформлялись воеводские отписки следующим образом: на обороте первого листа отписки вдоль «загибки» записывался адресат: «Царю, государю и великому князю (имя и отчество) всеа Русии». По краю листа помещалась надпись: «В Посольской приказ» или «В Посольской»
[299]. В Посольском приказе на обороте первого листа вдоль «загибки» делалась пометка, которая сообщала, когда и кем отписка была доставлена в Посольский приказ. Оформление отписок воевод в Москву было четко установлено и практически не менялось на протяжении всего рассматриваемого нами периода. Исключение составляют лишь документы эпохи «междуцарствия» и первых месяцев царствования Михаила Романова. Так, отписка архангельских воевод от 24 июля 1612 г. была направлена «Господам князю Дмитрею Ми-хайловичю с товарыщи»
[300], а отписка тобольских воевод от 1 ноября 1612 г. адресована «Московского государства бояром»
[301]. Однако традиционный формуляр был настолько устоявшимся, что даже в условиях «междуцарствия» можно обнаружить следы его влияния на составление отписок. Например, в отписке рязанских воевод, отправленной 26 июля 1611 г. на имя возглавлявших Первое ополчение Д.Т.Трубецкого и И.М.Заруцкого, содержится любопытная описка: «Июля, государь, в 26 день...»
[302].
Следует отметить также, что в условиях внутреннего кризиса и дезорганизации центральной власти в 1611-1613 гг., отписки по
[236]
дипломатическим вопросам нередко посылались не в Посольский приказ, а в другие ведомства. Вышеупомянутая тобольская отписка была доставлена в Посольский приказ 18 августа 1613 г. думным дьяком приказа Казанского Дворца А.Шапиловым
[303]; отписка из Рязани о содержавшихся там ногайских послах была принесена в Посольский приказ 23 марта 1613 г. из Разрядного приказа
[304]. В январе 1614 г. воеводы города Шацка получили выговор за то, что послали отписку о дипломатических делах в Разрядный приказ: «Да вы ж к нам пишете о посольских делех, а отписки отдавать велите в Розряде. И так делают молодые люди, которым наши дела не в обычай, а вам ведати то мочно, что приказы наши все устроены по-прежнему, и о посольских делех пишут в Посольской приказ, а в Розряд пишут о ратных делех»
[305]. Позднее ситуация стабилизировалась, и отписки воевод по внешнеполитическим вопросам, оформляемые по старым образцам, доставлялись исключительно в Посольский приказ.
Из пограничных городов в Посольский приказ присылались также копии грамот (называвшиеся в начале XVII в. «противнями» или «снимками»)
[306], присланных из-за границы. Подлинники пересылались в приказ не всегда: в качестве примера можно привести следующий случай. В конце 1606 г. в Ивангород были присланы грамоты из Любека. Ввиду того, что в Ивангороде не было немецкого переводчика, грамоты были отправлены для перевода в Псков. Псковские воеводы отправили один экземпляр переводов в Иван-город, а другой - непосредственно в Москву; ивангородские воеводы также переслали полученные из Пскова переводы в Посольский приказ. Подлинные же немецкие грамоты «до государева указа» остались во Пскове
[307]. В конце 1612 г. тобольские воеводы отправили в Москву ногайскую грамоту, написав при этом, что она отправлена в столицу, «потому что в Тоболску переводчики худы, достоверно перевести не умеют»
[308]. Это указывает на то, что пересылка подлинных зарубежных грамот из пограничных городов не была частым явлением. Иногда текст зарубежных грамот подвергался воеводами правке еще до отправления документации в Посольский приказ. Так, в январе 1618 г. в Можайск из занятой поляками Вязьмы прислали грамоту, в которой содержались оскорбления в адрес царя Михаила. Можайский воевода послал копию грамоты в столицу, предварительно «непригожее воровское описыванье вычерня»
[309].
Нередко отписки об иностранных дипломатах, посылаемые из городов в Москву, прочитывались воеводами других городов, расположенных на пути следования посольства. Эта практика являлась довольно распространенной и была необходима для быстрого ин-
[237]
формирования местной администрации о возникающих проблемах. В том случае, если отписка содержала информацию, не подлежащую широкому разглашению, на ее обороте делали соответствующую пометку. Например, летом 1604 г. новгородские воеводы отчитывались: «Писали к тебе, ко государю, из Ыванагорода воеводы... в Посольской приказ четыре отписки, а на четвертой написано, что ее в Новегороде не честь»
[310]. В сентябре того же 1604 г. владимирские воеводы приказали распечатать и переписать пришедшую из Астрахани отписку, «а на подписи, государь, написано, что твои, государевы, тайные дела». За это воеводы получили весьма грубую отповедь из Посольского приказа: «И вы воры, ...страники и глубцы, делаете не гораздо. Как вы, деревенские мужики, смеете без нашего указу такие наши тайные великие дела розпечатывати и переписывати? Велели есте те наши тайные дела невесть кому — мужику, странику же, не земскому дьячку! А вам, глубцом, и самим таких наших тайных великих дел ведать не годитца»
[311].
Надо отметить, что не всегда в столбец подклеивался подлинник отписки. В отдельных случаях с отписки в Посольском приказе снимали копию (список), а подлинник отправляли в другое ведомство. Так, в одном из столбцов после текста отписки была сделана помета: «Подлинная отослана в Казанской Дворец»
[312]. Подлинная отписка могла также быть включена в один столбец, а ее копия — в другой. В некоторых столбцах перед текстом отписки помещались записи вроде: «Подлинная такова отписка с пометою послана в Стрелецкой приказ с подьячим с Орефою Башмаковым»
[313]; «126-го декабря в 17 день прислан от послов от князя Федора Борятинского с товарыщи..., а отписка об нем вклеена для иных дел в свейской столп»
[314]. Однако, даже при включении в столбец копий отписок, иногда переписывалось не только их внутреннее содержание, но копировались и внешние стороны их оформления. В крымском столбце 1619 г. было указано, что в него включены копии отписок, «а подлинные отписки посланы к государю». Тем не менее, на оборотах первых листов отписок, в том месте, где у подлинных экземпляров должна быть «загибка», был переписан адресат — «Царю, государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии»
[315]. В одном из столбцов 1613 г. оказались подклеены и подлинник, и копия отписки. Связано это было с тем, что на момент прибытия отписки царь находился в отъезде, и подлинник был отправлен к нему; в Посольском приказе в столбец вклеили копию отписки. Позднее, после возвращения Михаила Федоровича в Москву, подлинная отписка была взята из походной канцелярии и также вклеена в столбец, о чем свидетельствует помета: «Сентября в 30 день привезена ис походу»
[316].
[238]
На отписки воевод в Посольском приказе составлялись ответные грамоты, написанные от лица царя. Грамоты стандартно начинались с царского титула, имени и адресата: «От царя, государя и великого князя (имя и отчество) всеа Русии воеводам нашим (имена и фамилии)». Далее излагалось содержание полученной в Москве отписки и отдавались распоряжения по различным вопросам. Завершалась царская грамота датой: «Писан на Москве (день, месяц, год)». Чистовой вариант грамоты отправлялся по адресу, а черновик оставался в Посольском приказе и подклеивался к столбцу, причем на нем нередко ставили помету - с кем и когда была послана грамота. В грамотах, исходивших из Посольского приказа, содержались самые различные указания. Прежде всего, воеводам поручали навести во вверенных им городах надлежащий порядок. Так, в связи с приездом в Москву летом 1604 г. имперского посла А.Логау, новгородским воеводам было велено, чтоб в городе было «людно и устройно по посольскому обычею: стрельцы и посадцкие люди были в чистом платье», а в Торжке распорядились выстлать грязные дворы соломой и хворостом, а также поправить мосты
[317]. В 1607 г., когда в Москву ехали польские послы, дорогобужскому воеводе приказали, чтобы у него «по улицам и за посадом, куды ехати посланником, было людно и устройно, чтоб посадцкие и всякие люди, которые в Дорогобуже есть, гуляли в чистом платье по прежнему обычаю, как преж сего при послех и при посланникех бывало»
[318].
В грамотах нередко приводились «кормовые росписи», по которым следовало выдавать провиант для иностранцев в городах и в пути. Норма выдачи корма определялась рангом иностранного дипломата. Ивангородские воеводы в отписке в Москву сообщали: «А будет, государь, цысаревы послы придут в Ивангород небольшие и не ближние цысаревы люди, и мы, холопы твои, учнем давати им корм менши твоей, государевы, указные розписи, примерясь к роз-писи, смотря по людем»
[319]. В грамотах нередко особо отмечалось: «Да и взапрос сверх росписи чего, корму или питья попросит, велено ему давати, чтоб ему ни в чем нужи не было»
[320]. Часто в грамотах содержалось требование информировать руководство Посольского приказа о выполнении распоряжений: «...а отписку б велели отдати в Посольском приказе дьяком (имена)».
Грамоты, направляемые из Посольского приказа по городам, как правило, содержали в себе устойчивые формулы и освещали ограниченный круг вопросов, касавшихся обеспечения иностранных миссий продовольствием, жильем, подводами и охраной на пути следования к Москве. Гораздо более информативны наказы, составлявшиеся в Посольском приказе для приставов при иностранных дипломатах. Такие наказы (черновой вариант) также вклю-
[239]
чались в состав столбцов — «приездов». В наказе приставу указывалось, что он должен сопровождать посла до Москвы; на него же возлагалась обязанность снабжать его продовольствием в пути. Традиционным было требование следить, чтобы никто из русских людей или иностранцев не приходил к посланникам и ни о чем с ними не разговаривал.
В годы Смуты в наказах приставам появились новые указания, отражавшие условия внутриполитического кризиса Московского государства. Так, в 1604 г. приставу при имперском гонце было приказано особо следить, чтобы по дороге не было нищих и больных
[321] (каковых было немало вследствие голода). В дальнейшем, с углублением Смуты, в наказах приставам обязательно содержалось требование, чтобы они с послами «в дороге ставились в жилых и в крепких местех, и в ночи б сторожи и караулы были крепкие, чтоб в дороге и на станех воровские люди, ночью искрадом пришед, над послы какова дурна не учинили»
[322]. В зависимости от обстоятельств, приставам предписывалось доставить посланника в Москву либо быстро, либо, напротив, рекомендовалось под разными предлогами задерживать его в пути. Пристав должен был «выспрашивать» у сопровождаемого им дипломата и его людей о внутренней ситуации в их стране, взаимоотношениях с другими державами. Предусматривалось, что иностранцы, в свою очередь, станут расспрашивать пристава о состоянии дел в стране и контактах царя с другими государями. В этом случае пристав должен был всячески преуменьшать масштабы охватившего Российское государство кризиса. Так, пристав при польских посланниках в 1607 г. должен был информировать их о полном прекращении Смуты: «И государь... на тех воров посылал людей своих, и тех воров побили, а иных живых поймали и к царскому величеству привели. А которые городы по воровской смуте посмутилися были, и те городы государю добили челом, а достальные городы у его царского величества в своих винах милости просят»
[323]. О связях с соседними странами пристав также должен был говорить в зависимости от того, какие отношения поддерживались между державами. Например, имперским послам заявляли об отсутствии «ссылки» с Турцией, а крымским дипломатам, напротив, сообщали о братской любви российского царя и турецкого султана. В целом же, пристав не должен был вдаваться в подробности дипломатических связей Московского государства, отговариваясь словами вроде: «Яз человек служилой, живу в государеве жалованье в поместье и в вотчинах, и тех дел не ведаю, а ведают то царского величества думные люди»
[324].
Особую часть наказа приставу составляла роспись церемониала встречи посланника под Москвой. При этом в Посольском приказе
[240]
делалась выписка из прежних дел. Так, перед встречей под Москвой датского посланника Ивервинта в октябре 1614 г., в приказе была сделана выписка (включенная в столбец) о встречах под Москвой датских послов и гонцов в 1600-1603 гг.
[325] Этот порядок особенно важен для нас, поскольку подобные выписки нередко делались из несохранившихся до настоящего момента дел. Таким образом, наказы приставам, включавшиеся в состав столбцов, содержат богатый материал, позволяющий делать выводы о том месте, какое отводилось в Посольском приказе отношениям с той или иной державой. При этом наказ часто копировался с предыдущих наказов приставам. Так, при въезде в Москву имперского гонца Б.Мерла в 1604 г., царь указал встречать его как прежнего гонца Лукаша Павлова (Луку Паули), «а наказ велел ему [приставу] написати о встрече против прежнего»
[326]. В конце 1614 г. английского посла Дж. Меррика было приказано встречать «за Устретенскими вороты, выехав за ров, где бывал деревяной город, с перестрел, где и прежних аглинских послов встречивали»
[327].
Между Посольским приказом и приставом по ходу продвижения посольства к столице велась переписка, также фиксировавшаяся в столбцах (куда подклеивались отписки пристава и черновые варианты царских грамот к нему). Формуляр отписок и грамот к приставу совпадает с формулярами документов переписки Посольского приказа с воеводами. Иногда в грамотах содержались выговоры, свидетельствующие о неудовлетворительной работе приставов. Так, приставу при ногайских послах было выговорено за то, что он не давал им корма: «И ты то делаешь своею дуростью, пьяным обычаем, не гораздо, нашего указу не слушаешь»
[328]. Приставу при английском после в 1614 г., задержавшемуся в пути, написали: «А ты такое наше великое дело своею простотою и оплошкою поставил ни во что: бражничал, или, заехав, жил в поместье и ехал мешкатно»
[329].
При организации встречи иностранных дипломатов и определении их на жительство в столице Посольский приказ вступал в переписку с целым рядом других центральных ведомств. Прежде всего, из Посольского приказа в Разрядный отправляли память, в которой было расписано, кто, где и в какой одежде должен встречать посланника
[330]. Иногда составлялась роспись подьячих различных приказов, участвовавших в церемонии встречи иностранной миссии
[331]. Особая память посылалась в Конюшенный приказ (поскольку по российскому дипломатическому церемониалу послам присылали лошадей, возок или сани)
[332]. Для размещения посольства нужно было выделить особый двор, и из Посольского приказа отправлялась соответствующая память в Московский Земской приказ
[333]. Во время первой аудиенции посланникам вручались царские
[241]
подарки. Для этого в Посольском приказе, с учетом прежних прецедентов, составлялась роспись «государева жалованья». Ее отправляли к казначеям вместе с памятью, в которой указывался срок, к которому подарки для иностранцев должны быть доставлены в Посольский приказ
[334]. По этим памятям в Посольский приказ из других ведомств поступали ответные отписки. Отписки рассматривались в Посольском приказе и подклеивались в столбец. На обороте одной из отписок из Нижегородской чети была сделана помета: «Чтена. Вклеить к отпуску»
[335]. Формуляр памятей и отписок по ним также был постоянным. Память начиналась словами: «Лета (год, месяц, день) память диаком (имена и фамилии). По государеву (титул, имя и отчество) указу велено... (далее излагалась суть дела)». Завершалась память требованием прислать отписку по ней в Посольский приказ. Столь же устойчивым был и формуляр отписок: «Лета (год, месяц, число) по государеву (титул, имя и отчество) указу память диакам (имена и фамилии). В приказ (название) к диаком (имена и фамилии) в памяти за твоею, (имя), приписью написано: велено... (далее излагалось содержание памяти, по которой пишется отписка, и сообщалось об исполнении поручения)». В столбец подклеивался черновик памяти, исходившей из Посольского приказа (часто с пометой — с кем была отправлена память), и подлинник отписки из другого ведомства (с пометой - кем она доставлена в Посольский приказ).
В состав столбцов о приездах в Москву иностранных дипломатов включались также доклады посольским дьякам приставов, состоявших при иностранцах на подворье в столице. В докладах приставы сообщали, о чем говорили между собой или с ними члены дипломатической миссии, а также передавали дьякам просьбы послов. Так, например, в 1608 г. приставы сообщили, что польские посланники просят увеличить им выдачу корма рыбой
[336].
Особое место в составе столбцов — «приездов» занимало описание аудиенций иностранным дипломатам, а также изложение хода переговоров с ними. Церемониал приемов зарубежных дипломатов у царя к началу XVII в. был разработан до мелочей и настолько оформился, что в годы Смуты служащие Посольского приказа стали составлять описания аудиенций еще до того, как они происходили. В дальнейшем в заранее написанный текст вносились исправления, если во время аудиенции имели место какие-либо отклонения от установленного порядка, после чего текст вклеивался в столбец. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в первом разделе пятой главы.
Во время аудиенции (а иногда и до нее) иностранный дипломат отдавал грамоты, присланные с ним. Грамоты переводились в По-
[242]
сольском приказе, переводы также подклеивались к соответствующим столбцам. При этом особое внимание уделялось оформлению грамоты: в столбце записывали, какая у грамоты была печать, как зарубежный государь титуловал российского царя и как был написан его собственный титул. Иногда в столбцы подклеивались и подлинники (грамоты не имевшие большого дипломатического значения - например, от крымских или ногайских мурз), но в большинстве случаев иностранные грамоты хранились отдельно.
В столбцах - «приездах» содержатся также материалы переговоров с иностранными дипломатами. Согласно материалам столбцов, в состав переговорной комиссии с послами обыкновенно входили два боярина, окольничий и думной дьяк - судья Посольского приказа (после 1613 г., кроме того, второй посольский дьяк). Переговоры с дипломатами более низкого ранга (с посланниками, гонцами) могли вестись в Посольском приказе дьяками этого ведомства, которые уведомляли об их ходе Боярскую Думу и царя. В некоторых столбцах сохранились подробнейшие записи о ходе переговоров. При этом в посольской документации записи о переговорах также велись по строго установленному формуляру, даже если в реальности имели место отклонения от установленного церемониала. Так, в книге по связям Российского государства с Англией перед речью русских дипломатов английскому послу, в которой содержался полные царский и королевский титулы, имеется любопытная запись: «Се предословье, то послу не чтено»
[337]. Следовательно, дипломатические процедуры в начале XVII в. могли несколько упрощаться, но в делопроизводстве это не находило отражения, поскольку составление документации Посольского приказа подчинялось строго установленным правилам и образцам.
По завершении переговоров посла вызывали на последнюю аудиенцию — царь указывал послу «быть у себя на отпуске». Эта аудиенция также протоколировалась служащими Посольского приказа. При отпуске иностранному дипломату обыкновенно вручали ответную грамоту к его государю. Текст таких грамот составлялся в Посольском приказе, и черновики подклеивались в столбец. При этом также скрупулезно описывался внешний вид грамоты: печать, пропись золотом, подпись.
Через несколько дней после завершающей аудиенции посла отпускали из Москвы в сопровождении пристава. Пристав получал соответствующий наказ и кормовые росписи. Копии этих документов также включались в столбец. По пути следования посольства рассылались по городам грамоты к воеводам, которые должны были обеспечить дипломатов и пристава провиантом, подводами и охраной. Черновики грамот, разосланных по городам, и отписки
[243]
воевод также включались в столбцы. В целом же следует отметить, что в столбцах гораздо более широко представлены документы, связанные с продвижением посольства до Москвы, чем материалы, освещающие его обратный путь.
Несколько иначе составлялись столбцы об отправлении за границу российских послов и их возвращении в Москву. Столбцы такого рода обыкновенно начинаются с текста приговора царя и бояр об отправлении посланника в то или иное государство. Сразу после этого решения в Посольском приказе приступали к составлению документации будущей дипломатической миссии. Составлялся текст грамоты к государю страны-контрагента (черновой вариант грамоты с описанием ее оформления — титулов, печати и прописи золотом — вклеивался в столбец после записи о приговоре царя и Боярской думы). Обязательной частью грамоты являлось «имя Божье» и полные титулы царя и его адресата. Титулование российского царя на протяжении Смутного времени не претерпело каких-либо серьезных изменений. Лишь в течение короткого времени царствования Лжедмитрия титул московского государя изменился радикальным образом: самозванец именовал себя «цесарем» и «всех татарских царств государем»
[338]. По свержении Лжедмитрия царский титул вновь приобрел прежний вид. После подписания в феврале 1609 г. русско-шведского Выборгского договора царь Василий Шуйский исключил из своего титула слово «Лифляндский», поскольку по договору отказывался от претензий на Ливонию. Однако позднее царь Михаил Романов по-прежнему титуловался «Лифляндским»; лишь после заключения Столбовского мира в феврале 1617 г. это слово вновь было изъято из царского титула
[339]. В течение короткого периода переписки с турецким султаном, с 1615 г. по 1617 г., в российских грамотах к прежнему царскому титулу добавлялись слова «и государь земли Неметцкие»
[340].
Практически сразу после принятия решения об отправлении миссии в Посольском приказе начинали писать наказ для посла. Делалось это в большинстве случаев еще до того, как определялась кандидатура посланника за рубеж (доказательства этому будут приведены в следующей главе).
После выбора посланника и определения состава миссии из Посольского приказа по городам предполагаемого маршрута следования посольства рассылались царские грамоты. Обычно в них содержалось извещение об отправлении в ту или иную страну «для государева дела» посольства; при этом главных участников миссии (посланников, толмачей и переводчиков, станичных голов) часто перечисляли поименно, указывалась также и общая численность миссии. Воеводы должны были обеспечить послов провиантом,
[244]
подводами и провожатыми. Смутное время наложило, однако, свой отпечаток и на содержание царских грамот воеводам. Весной 1606 г. от Лжедмитрия I в Ногайскую Орду был направлен посланник Т.Кашкаров. Вскоре после его отъезда самозванец был убит, и царем стал Василий Шуйский. Посольский приказ быстро отреагировал на изменение ситуации — вскоре воеводы, назначенные в Астрахань, отчитывались: «Послан был от Ростриги в Нагаи... Третьяк Кашкаров, а как он в Асторохань приедет, и нам... велено у него грамоты и всякие дела, что даны ему от Ростриги, и посылку взяти»
[341]. В ответ на грамоты из городов в Посольский приказ присылали воеводские отписки, которые, как и копии грамот, подклеивались в столбец. Отписки воевод также отражали реалии Смутного времени: в частности, в них нередко сообщалось о нападениях «воровских» отрядов. Отписки с мест иногда могли повлиять на задачи уже отправленных дипломатических миссий. Так, уфимский воевода князь Б.Хилков 19 января 1614 г. информировал Посольский приказ о том, что И.М.Заруцкий выпустил на свободу содержавшегося в Астрахани в заключении Ян-Араслана-мурзу — соперника князя Ногайской Орды Иштерека. Уже 22 января 1614 г. вслед выехавшему «в Ногаи» посланнику И.Кондыреву была отправлена грамота, согласно которой он, исходя из информации уфимской отписки, должен был склонять Иштерека к совместным действиям против Заруцкого, сообщив ему об освобождении Ян-Араслана
[342].
Участники миссии через Посольский приказ обращались к царю с челобитными. Обычно в них содержались просьбы о денежных или материальных пожалованьях, освобождении их поместий от сбора податей или выдаче в их отсутствие жалованья членам их семейств. При этом челобитчик нередко ссылался на прецеденты, имевшие место ранее. Так, Иван Кондырев, отправляясь в конце 1613 г. в Ногайскую Орду, просил увеличить ему денежную «подмогу»: «А при розстриге, государь, послан был посланник, и тому было дано на подмогу сто рублев, а которые, государь, посланы от тобя, государя, в ыные государьства наша братья, и тем давано твое государево жалованье подмога... рублев по двесте»
[343]. Иногда в столбцах содержатся челобитные, содержащие не совсем обычные просьбы. Например, назначенный в 1607 г. гонцом в Крым Степан Ушаков просил, чтобы в связи с тем, что «ныне от воров полем итти страшно», «для нынешнего нестройного времени» с ним вместе отправили его друга – тульского сына боярского Воина Пургасова, который знает степные пути, «и в дороге ему с ним будет невскучно»
[344].
Иногда в столбцах можно обнаружить списки документации, отправленной за границу с русским дипломатом. Подобные роспи-
[245]
си позволяют представить масштабы делопроизводственной работы Посольского приказа при подготовке заграничной миссии. Например, в столбце 1604 г. сохранилась роспись документов, отправленных в Грузию с российскими посланниками: две верительные грамоты царю Александру и царевичу Юрию; грамота к сонскому князю Аристову; три грамоты к черкесским мурзам о сопровождении посольства; список с грамоты прежнего посла в Грузию И.Нащокина; список с челобитной грузинского посла Сулеймана; список с «целовальной записи» (присяги) царя Александра и его сына Давида; список с грамоты Бориса Годунова, отправленной с грузинским послом Кириллом Ксантопуло; список с записи о переговорах с послом Кириллом в Москве; росписи кормов грузинским послам; росписи подарков кахетинскому царю и его семье; пять листов александрийской бумаги с каймами и начальным словом, прописанным золотом; запись речи от патриарха. Помимо перечисленного, послам вручили также запас александрийской и писчей бумаги, красный воск для печатей, образ Богородицы в серебряном окладе и два сорока соболей
[345]. Роспись документации, отправленной за рубеж, имеется и в столбце об отправлении гонца в Турцию в 1616 г.: в ней перечислены «большая грамота» на русском языке; запасной список с нее с печатью; копия этой же грамоты для находящихся в Стамбуле русских посланников; наказ посланникам; грамота к посланникам; грамота в Кафу о пропуске русского гонца в Турцию
[346]. В том же году с посланниками в Империю были отправлены: наказ, грамота к императору, список этой грамоты на немецком языке, «опасная грамота» на императорских послов, четыре проезжие грамоты к датскому королю и северогерманским городам и князьям, грамота в Любек «о деле думного диака Петра Алексеевича», грамота в Амстердам об отпуске в Российское государство на службу различных ремесленников, «опасная грамота» на этих ремесленников, «опасная грамота» на докторов, грамота в Любек по челобитной московского купца, грамота от императора Рудольфа II к Борису Годунову от 1600 г. для образца и сравнения
[347]. Аналогичная роспись содержится и в столбце об отправлении в Крым служилого татарина Тулубая Бавкеева в мае 1618 г.: грамота к хану «о большом деле»; пять грамот к ближним людям хана; грамота к находившемуся в Крыму русскому посланнику А.Лоды-женскому; списки с грамот от хана и калги (наследника ханского престола); проезжая грамота крымским гонцам о предоставлении им по городам корма и подвод; две грамоты (из Посольского и Разрядного приказов) в Ливны об отпуске гонцов и предоставлении им проводника; грамота в Валуйки об отпуске гонцов; роспись подарков хану и его ближним людям; роспись подорожного корма
[348].
[246]
В столбце об отправлении русских послов на съезд со шведами в Дедерино в 1615 г. перечень отправленной с ними документации составляет 11 листов (в том числе и на оборотах)
[349]. Имеется перечень отправленной из приказа документации и в отпуске русских «межевых судей» на определение новых границ между Российским государством и Швецией в мае 1617 г.
[350] Как видно, при отправлении миссии за границу в Посольском приказе проводилась серьезная делопроизводственная работа.
Важнейшим документом, составлявшимся в Посольском приказе при отпуске за рубеж российского посольства, являлся наказ дипломатам, содержавший изложение целей миссии и правил поведения за границей. На приемах составления посольских наказов следует остановиться подробнее.
Начинались наказы обычно описанием маршрута следования посольства. Маршруты дипломатических миссий до начала Смуты были устоявшимися. Посольства в Европу отправлялись, как правило, через Ростов - Ярославль - Вологду - Великий Устюг в Архангельск, где послов сажали на корабли европейских купцов. В случае, если миссия не успевала добраться в Архангельск до завершения навигации, послы либо ждали наступления следующей весны, либо отправлялись в путь «горою», т.е. по суше, через владения Швеции и Дании. Иногда российские посольства ездили иным маршрутом: через Тверь и Новгород в Ивангород, а оттуда морем или сушей через территорию Прибалтики. Этим маршрутом пользовались не так часто, поскольку с конца XVI в. прибалтийские земли были ареной постоянных войн между Польшей и Швецией. В начале Смутного времени российская дипломатия попыталась получить более короткий путь в Центральную Европу: в 1606 г. русским послам в Польше было поручено добиваться разрешения на проезд российского гонца в Империю через земли Речи Посполитой
[351]. Дипломаты, отправлявшиеся в Польшу и Швецию, ехали соответственно через пограничные города - Смоленск, Корелу или Орешек. Миссии в Крым и Турцию следовали через Коломну и Серпухов в Северские города, а далее степью в Крым и, при необходимости, сушей или морем в Стамбул. Посольства на Кавказ, в Ногайскую Орду и в Персию посылались по Москве-реке, Оке и Волге до Астрахани, а далее сушей или Каспийским морем до Терского городка, после чего через Кавказские горы послы отправлялись в Грузию или Персию.
Однако в Смутное время традиционные пути следования посольств были небезопасны, а порой находились в руках противников московского правительства. После захвата Швецией северозападных областей страны, русские посольства в Европу могли от-
[247]
правляться только через Архангельск. Однако и этот маршрут был очень опасен: в конце 1614 г. приставы при голландском посланнике И.Массе получили приказ остерегаться нападения «воров» даже на последнем стане перед Москвой, в селе Братошино
[352]. Часто лицам, выполнявшим дипломатические поручения, приходилось ездить кружным путем, чтобы не попасть в руки мятежников. Так, в августе 1609 г. жалованье шведским наемникам в Новгород было отправлено через Коломну и Владимир
[353]. Посланнику в Ногайскую Орду в марте 1610 г. было предписано ехать через Вологду и Вятку
[354]. В конце 1613 г., когда Астрахань была в руках Заруцкого, посланник в Ногайскую Орду был послан не Волгой, как бывало раньше, а сушей, в связи с чем бил челом об увеличении «подмоги»
[355]. Нетрадиционным путем отправилось в конце 1613 г. и посольство в Персию. В столбце об отправлении этого посольства можно обнаружить интересные данные о столкновении администрации Нижнего Новгорода, пытавшейся снарядить дипломатов в дальнейший путь, с посадским населением города. Причиной конфликта было то, что посольство намеревалось выехать не на стругах, как ранее, а на лошадях. Горожане же отказывались предоставить лошадей, ссылаясь на то, что прежде подобной повинности на них не возлагалось. Потребовалась особая царская грамота, чтобы посольство могло продолжить свой путь
[356]. Данная миссия представляет интерес также тем, что русским дипломатам, пожалуй, впервые не предписали строгого маршрута следования: в столбце было записано: «И велел государь про дорогу, куды послом с Самары идти степью лутче и ото всяких воровских людей безстрашнее, положити на посольскую волю, как они... приговорят»
[357]. В итоге посольство отправилось в Персию через Хивинское ханство и прибыло к месту назначения лишь через год после отправления.
После маршрута следования в наказ помещали предписания относительно поведения за границей. Прежде всего, российским дипломатам строго запрещалось быть на приеме у кого-либо из иностранных вельмож до аудиенции у государя, к которому они отправлены, поскольку визит к вельможе ронял авторитет царя. В наказе подробно описывались и правила поведения на аудиенции. Русским послам запрещалось быть на приеме одновременно с послами других государей, особенно же - с литовскими и турецкими; нельзя было также принимать вместе с ними участия в пирах
[358]. Во время аудиенции дипломаты должны были вести себя с достоинством и следовать российскому посольскому обычаю. В частности, посланники в Персию должны были отвечать отказом на возможное требование целовать ногу шаха, ссылаясь на то, что с давних времен русские послы целовали лишь руку шаха
[359]. В Крыму рус-
[248]
ские дипломаты должны были отказываться встать перед ханом на колени: «А правити... посолство стоя, а на коленки по их обычаю не падать, о том стоять накрепко, а молыти, что на коленки падают по их мусулманскому закону, а в нашем кристьянском обычае того не ведетца»
[360]. Однако в условиях Смуты, когда Московскому государству требовались помощь или нейтралитет Крымского ханства, посланникам разрешалось отступить от этого правила. В наказе гонцу С.Ушакову, отправленному в Крым в 1607 г. также было велено править посольство стоя, но при этом оговаривалось: «А будет о том учнут говорити, и Степану за то не стояти, и датись в том на цареву [ханскую] волю»
[361]. Аналогичное предписание содержалось и в наказе посланнику, отправленному в Крым в 1617 г.
[362]
Суть дипломатической миссии содержалась в особой части наказа — посольских речах, которые обычно являлись переложением текста царской грамоты, отправленной с дипломатом.
Значительный интерес представляют также списки предполагаемых вопросов, которые могли быть заданы посланнику за границей, а также ответы на них. Основу этих вопросов, как и в предыдущее время, представляла тема отношений Московского государства с соседними державами. В формулировке ответов служащие Посольского приказа, как и прежде, демонстрировали свою осведомленность о системе взаимоотношений между зарубежными державами. Для иллюстрации высокой степени умения служащих Посольского приказа ориентироваться в системе международных отношений приведем лишь примеры, связанные с лавированием московской дипломатии в вопросе о постоянном противоборстве Османской империи и империи Габсбургов. В Крыму русские посланники должны были отрицать факт наличия дипломатических контактов между Российской державой и империей Габсбургов, заявляя, что император «с литовским де королем в миру и в ссылке, а на турсково де салтана литовскому цесарь вспомогает, и государю нашему затем с цесарем ссылки нет»
[363]; «А в недружбе и в дружбе крепкой с цесарем быти не за што: земля его нигде с великого государя нашего землею не сошлася»
[364]. В Ногайской Орде о контактах с Империей следовало говорить лишь в случае, если об этом будет поставлен вопрос: «А говорить по вспросу ж, а не вспросят, и про цесаря ничего не говорить»
[365]. В Персии же, враждебной Турции, русские послы, напротив, должны были подчеркивать дружественные отношения Москвы и Империи, именуя императора братом царя
[366]. Одновременно в Европе, стремясь заручиться поддержкой христианских государей, русские послы должны были говорить об отсутствии контактов русского царя с турецким султаном, с которым ссылки «и вперед не чаят», намекая даже на возможность
[249]
вступления Российского государства в антитурецкую коалицию
[367]. В Империи, в частности, послы должны были сказать: «И с нынешним Ахмет-салтаном царскому величеству ссылки не чаяти, потому что турки искони враги креста Христова, и турской салтан христианским государем всем недруг искони вечной»
[368]. Но во Франции, традиционно поддерживающей дружественные отношения с Османской империей, русские послы должны были сообщить о «ссылке» царя с султаном и даже об их совместных планах войны против Польши
[369].
С проблемой взаимоотношений с мусульманскими государствами был также тесно связан вопрос о набегах донских казаков на турецкие владения, крымские и ногайские улусы. Ответ на предполагаемый вопрос также зависел от ситуации. В 1604 г., в самом начале Смуты, когда казачество примкнуло к самозванцу, на переговорах с ногайским князем Иштереком о казаках было сказано: «Ведомо им самим, что на Дону, и на Волге, и на Яике живут казаки — воры, беглецы, которые за воровство приговорены х казни, а иные — холопи боярские, и от того, збежав, воруют. И тех воров, сыскивая, побивают и вешают»
[370]. Подобная версия излагалась также крымским и турецким дипломатам на протяжении всей Смуты и после ее окончания. В 1607 г. трудности в осуществлении русско-крымских контактов объяснялись именно «воровством» казаков — единомышленников самозванных царевичей
[371]. В 1617 г. в Крыму посланнику следовало говорить: «на Дону живут воры, холопи беглые, убежав от смертные казни, и, сложась с такими ж воры с литовскими з запорожскими черкасы, Азову и крымским улусом тесноту чинят. И для того при дяде великого государя нашего, при царе... Федоре Ивановиче..., и при царе Борисе по Донцу и по Осколу городы поставлены»
[372]. Приблизительно те же объяснения казачьего «воровства» были даны турецкому султану; посылку жалованья казакам из Москвы оправдывали тем, что в противном случае казаки не станут пропускать государевых посланников в Бахчисарай и Стамбул
[373]. Однако в удобных случаях московская дипломатия объявляла казаков подданными царя, охотно выполняющими его военные поручения. В 1615 г., например, по инструкции из Посольского приказа русские дипломаты выговаривали ногайским мурзам Казыева улуса: «ни при которых прежних государех донские атаманы и казаки так не служивали, как ныне служат великому государю... Михаилу Федоровичю... А только перед царским величеством вашего исправленья не будет, и царское величество велит на Дон атаманов и казаков еще и прибавить»
[374]. Посланник в Персию в 1618 г. должен был объяснить военные акции казаков повелением царя: «Под турского городы под Азовом на
[250]
Дону и на море многую шкоту царского величества казаки турским людем починили и ныне чинят»
[375]. Списки предполагаемых вопросов и ответов на них, содержащиеся в наказах, позволяют, таким образом, делать выводы о степени знакомства российской дипломатии с системой взаимоотношений между европейскими и азиатскими государствами.
Следует также отметить, что на протяжении всего рассматриваемого периода российские дипломаты часто прибегали к дезинформации, стремясь представить внешнеполитическое положение Московского государства в более выгодном свете, чем было в реальности. В марте 1606 г. посланник Лжедмитрия в Крым заявлял, что с поздравлениями к его государю уже приходили гонцы, посланники и послы из Империи, Речи Посполитой, Дании и других государств
[376] (точных сведений о контактах Лжедмитрия с Империей и Данией нет). Посланники в Польшу, выехавшие в самом начале царствования Василия Шуйского, должны были сказать, что у их государя нет недругов, а шведские послы в Москве уже просят от Российского государства помощи против Речи Посполитой
[377]. В 1607 г. гонец в Крым по наказу должен был сказать, что единственным государством, с которым у Москвы натянутые отношения, является Речь Посполитая, которая, однако, добивается продления мирного договора
[378] (как известно, продления перемирия в это время добивалось Российское государство, а не Польша). Посланники в Персию в 1606 г. также должны были преувеличивать степень признания царя Василия Шуйского окрестными государями и владетелями, заявляя, что крымский хан просится в российское подданство, а также, что к Василию IV присылали своих послов черкесские мурзы
[379] (черкесские послы приезжали в Москву значительно раньше, при Лжедмитрии). В Ногайской Орде в 1613 г. посланнику предписали говорить о том, что в войне с врагами Московскому государству помогают крымский хан и турецкий султан
[380]. В Крыму в то же время сообщали о том, что Швеция добивается мира и союза с Москвой против Польши
[381]; в 1614 г. гонец в Персию должен был уже сказать, что единственным противником Российского государства является Польша, а со шведским королем подписан мирный договор
[382]. Одновременно с этим, в 1614 г., посланник в Польшу должен был, не опровергая данных о союзных предложениях шведов, рассказать о внушительных победах русского оружия над шведскими войсками, которые «на боех нигде... против государевых людей не стояли»
[383]. В Англии и Франции в 1615 г. было заявлено, что крымский хан Джанибек-Гирей «учинился во всей воле великого государя»
[384]. В Дании, Голландии и Швеции в 1617 г. русский посланник должен был отрицать факт
[251]
отказа императора официально признать Михаила Федоровича царем
[385].
В условиях Смутного времени в наказах российским дипломатам значительное место занимают также возможные вопросы о внутреннем положении Московского государства и ответы на них. В Посольском приказе допускали, что при иностранных дворах могут быть осведомлены о событиях Смуты. Поэтому в задачи российских посланников входило преуменьшать масштабы внутриполитического кризиса, доказывать законность прав на престол очередного государя и дискредитировать его соперников. Так, русский гонец в Крым в 1607 г., в случае, если к хану присылал своих людей самозванец Петр, должен был обличать самозванство последнего, напомнить об обострении русско-крымских отношений при Лжедмитрии, о нападениях «воров» на крымские улусы
[386]. В наказах 1613-1616 гг. были предусмотрены вопросы иностранных дипломатов о гибели двух Лжедмитриев
[387]. В 1613-1615 гг. практически во все наказы русским посланникам включался ответ на гипотетический вопрос об Иване Заруцком и Марине Мнишек, державших под контролем Нижнее Поволжье. Российские дипломаты должны были сообщать о том, что Астрахань уже очистилась от «воровства», Заруцкий и Марина схвачены и доставлены в Москву. Кроме того, в наказах предписывалось сообщить о казни Заруцкого и «Воренка», но при этом всячески подчеркивалась непричастность московского правительства к смерти Марины Мнишек, которая «от болезни и с тоски по своей воле умерла», а государю она была нужна живая для обличения «неправд» польского короля. В случае же, если вопрос о Заруцком и Марине в процессе переговоров не будет поднят, посланники должны были обойти его молчанием: «А будет про Астарахань и про Зарутцкого не вспросят, и ...про Астарахань и про Зарутцкого ничего не говорити». Вопроса о Заруцком в Посольском приказе ожидали от польских, имперских, персидских, крымских, английских, датских и даже французских дипломатов
[388].
В условиях частой смены государей российские посланники должны были, согласно наказам, всячески доказывать легитимность власти пославшего их царя. Посланники Лжедмитрия I подчеркивали, что «наияснейший и непобедимый цесарь» Димитрий Иванович взошел на престол «по степени прародителей своих»
[389]. Свержение и убийство Лжедмитрия I Василий Шуйский после оправдывал его самозванством и еретичеством, за что его «осудя истинным судом, всенародное множество Московского государства убили»
[390]. Права самого Василия Шуйского на российский престол в 1606 г. послы в Польшу подтверждали тем, что Василий Иванович покой-
[252]
ному царю Федору Ивановичу «по родству брат»
[391]. Русские послы во Франции в 1615 г. подробно изложили историю избрания на царство Михаила Федоровича Земским собором, а также упомянули о его родстве с первой женой Ивана Грозного Анастасией и царем Федором Ивановичем
[392]. При этом прилагались значительные усилия, направленные на дискредитацию как внешних, так и внутренних врагов: в наказах русским послам и гонцам рассматриваемого периода значительное место занимают изложения официальной версии Смуты с разоблачениями самозванцев и их сподвижников, а также перечисления «неправд к Московскому государству» польского и шведского королей. В 1607 г. гонец Василия Шуйского в Крыму обязан был напомнить хану о враждебности Лжедмитрия 1 к татарам, что должно было убедить крымчаков не оказывать помощи сторонникам другого самозванца — царевича Петра
[393]. Особенно последовательно российская дипломатия стремилась настроить европейских государей против польского короля. В 1613 г., например, в Крыму российский посланник должен был заявить хану, что люди Сигизмунда III нападают на крымские владения, а сам король «ко всем пограничным государем никоторым он... на правде, на чем укрепитца, не стоит»
[394]. В 1616 г. в грамоте, отправленной в Турцию, было сказано, что «польской Жигимонт король и паны рада безпрестани на ваше, брата нашего, Ахмет-салтаново величество, и на наше на всякое лихо с цесарем, и с папою римским, и с ышпанским королем, и с свейским королем, и с ыными государи ссылаютца»
[395]. В 1617 г. с той же целью в протестантских странах (Голландии, Дании, Швеции) посланник сообщал, что Сигизмунд III хочет «во всех... великих крестьянских государствах свою римскую веру утверждати, о том у него с папою крепкой совет»
[396].
В целях достижения положительных результатов, в наказах российским посланникам эпохи Смуты часто также предписывается при ответах на вопросы дезинформировать зарубежных дипломатов, преуменьшая масштабы кризиса, охватившего Московское государство. В 1613 г. российский посланник в Крыму заявлял: «немецкие люди, чаю, уж из Новагорода вышли»
[397]. Летом 1613 г. русские послы в Англию получили наказ, согласно которому они должны были сообщить о капитуляции Ивана Заруцкого и Марины Мнишек
[398]. В конце 1613 г., еще до подавления мятежа Заруцкого, посланник в Крыму должен был заявить, что атаман уже покорился царю, «и чаем ныне, что Ивашко Заруцкой и Маринка с сыном ныне у великого государя нашего на Москве, а во всех городех всякие люди к воровству нигде не пристали»
[399]. В 1614 г. русские дипломаты в Персии сообщили шаху Аббасу о том, что шведские войс-
[253]
ка уже покинули Новгород, а русские рати отбили у поляков Смоленск
[400].
При этом российским посланникам в годы Смуты предоставлялась некоторая самостоятельность в определении стиля и линии проведения переговоров, порой разрешалось даже отступить от статей наказа. Так, уже в наказе русским посланникам в Польшу в 1606 г. было записано: «И выговаривати им [польским дипломатам. -
Д.Л.]
и встречати их по сему государеву наказу подлинно, и смотря по тамошнему делу и по их словам, как их Бог вразумит»
[401]. В наказе гонцу в Крым в 1607 г. было предписано: «Будет царевы ближние люди учнут говорити в розговорех сердито и похвально, и дела доброво не почает, и... говорити безстрашно и надежно, а будет... учнут говорити гладостию несердито, и ему говорити по государеву приказу и, смотря по тамошнему делу, также пословно и гладко, чтоб государеву делу порухи не было»
[402]. В 1613 г. посланнику в Ногайскую Орду И.Кондыреву по обстоятельствам было разрешено отступить от некоторых статей наказа
[403]. В том же году послы в Крыму должны были «государевым и земским делом про-мышляти во всем по сему государеву наказу и смотря по тамошнему делу, и по вестям, как им Бог вразумит, как бы государеву и земскому делу было прибыльнее»
[404]. Посланники в Крым в 1614 г. также должны были «делати, смотря по тамошней мере, как бы государьскому и земскому делу было прибыльнее»
[405]. В 1614 г. посланник в Речь Посполитую получили наказ «...про те дела говорити, смотря по их речем, потому ему и ответ чинити, а сказывати про все доброе, чтоб государскому имяни к честью и к повышенью, и государству Московскому к добру. А чего допряма не ведает, или что и ведает, а государству не на пользу, и Федору [говорити], что он человек служилой, на Москве не бывал долгое время, а был на государевых службах, и ему про то слышати не лучилося»
[406]. Почти дословно это требование повторяется и в наказе гонцу в Англию в 1615 г.
[407] В 1618 г. посланнику на съезд с поляками указано «говорить, примеряся к их спросу и смотря по делу, как бы царскому имени к чести и к повышенью, и Московскому государству не к укоризне. А о иных делех, чего ему неведомо, отговариватися, что он человек служилой и про те дела ему ведати не лучилось. А и про те дела, которые... в сем государеве наказе написаны, говорити с литовскими послы, смотря по их речам остерегательно гораздо, говорити б то, что государеву имени к чести и повышенью, а о чем не вспросят, самим не задирать»
[408].
Таким образом, события Смуты оказали влияние на составление набора гипотетических вопросов, среди которых, наряду с традиционной темой международных отношений, значительное место за-
[254]
нимают проблемы внутреннего кризиса Московского государства. Русские дипломаты для выполнения своих миссий получали из Посольского приказа инструкции, допускавшие некоторую самостоятельность действий в соответствии с быстро менявшимися в условиях Смуты обстоятельствами.
В рассматриваемый нами период посольские наказы часто завершаются требованием держать документацию миссии в тайне, а в случае опасности уничтожать ее, иногда заменяя подложной. Подобные меры предпринимались и ранее, но в тех случаях, если посольство попадало в руки людей враждебно настроенного государя (например, если посольство, едущее в Персию, будет захвачено турками, воюющими с этой страной). Так, в 1606 г., посол в Персию И.П.Ромодановский должен был уничтожить документацию миссии в случае попадания в руки турок, а предъявить ту грамоту, «что послана с ними в запас». В «запасной» грамоте говорилось о том, что посольство отправлено лишь для извещения шаха о воцарении Василия Шуйского. О том же должны были говорить и члены миссии
[409]. В Смутное время в наказах стали указывать и иную причину необходимости уничтожения посольской документации – опасность нападения со стороны «воров». В 1607 г. с гонцом в Крым была отправлена грамота к хану, написанная по-татарски, а на случай нападения людей самозванного царевича Петра гонцу вручили другую грамоту — на русском языке, которую и следовало в случае нападения предъявить «ворам», заявив при этом о полном неведении ее содержания. Татарскую грамоту, в которой были изложены истинные цели посольства, следовало «в землю вкопать, или в воду вкинуть, чтоб государев наказ и грамота царева вором не досталася». Наличие у него второй грамоты гонец должен был скрывать от остальных участников миссии: «А служилые б тотарове у него того не ведали, что с ним две грамоты»
[410]. В ряде случаев дипломатам приходилось выполнять требования об уничтожении документации: известно, в частности, что гонец Д.Оладьин, возвращаясь из Польши, «изодрал» в Вязьме статейный список своей миссии
[411]. Иногда, помимо основного наказа, посланнику вручался тайный наказ, содержание которого должно было быть известным лишь первым лицам миссии. В 1613 г. с посланником в Крым был послан тайный наказ о подкупе хана и мурз для их нападения на Польшу: «А сей государев наказ держати Обросиму у себя тайно и подьячему его не казати, и ничего про то ни с кем не говорити, а где почает какого дурна, и ему сей наказ как-нибудь схоронить: или зжечь, или в землю вкопать»
[412]. Тайный наказ имели и посланники в Крым, отправленные в 1614 г.: в нем были расписаны действия русских дипломатов в случае захвата ханского престола
[255]
соперником хана Джанибек-Гирея Шан-Гиреем. Этот наказ также подлежал уничтожению: «А сей государев наказ вычести неодино-во, чтоб допомнить наизусть, и изодрать или зжечь, а в Крым с собою не возить, и подьячие б и иной хто того наказу у них не ведал, и не розговаривать про то ни с кем»
[413]. В том же году отправленному в Персию гонцу И.Брехову было указано «государев наказ выучить наизусть на дороге, а вычетчи, изодрать или зжечь..., а с собою в Кизылбаши не возить»
[414]. Гонец в Англию И.Грязев должен был проведанные вести послать в Москву, «написав по лита-реи или затейным писмом, будет и роспечатают где, ино б нихто не знал»
[415]. Служилые татары, отправленные в 1617 г. в Крым, в случае опасности должны были уничтожить врученный им наказ
[416]. В том же году тайным наказом «без дьячьей приписи» был снабжен отправленный на Дон встречать турецкого посланника Ю.Богданов
[417].
Помимо наказов, для лиц, отправлявшихся за границу, составлялись «памяти», являвшиеся своего рода дополнениями к наказам. В отличие от наказов, памяти посвящались какому-либо одному, отдельному вопросу. Наиболее распространенными были памяти, предписывавшие русским послам, находясь за рубежом, «проведывать всяких вестей». Преимущественно следовало узнавать о взаимоотношениях между странами, иногда — о внутреннем положении государств. Как правило, круг вопросов, по которым следовало «проведывать вестей», был четко очерчен и касался преимущественно контактов страны — контрагента с ее наиболее значительными внешнеполитическими партнерами или противниками. В зависимости от ситуации, набор вопросов, интересовавших руководство Посольского приказа, мог меняться. На основании сохранившихся наказов можно составить перечень проблем, в наибольшей степени привлекавших внимание российского дипломатического ведомства.
Самые подробные памяти о проведывании вестей составлялись для дипломатов, ездивших в Польшу. В 1605 г. посланник Лжедмитрия должен был узнать об отношениях Речи Посполитой с империей Габсбургов, Османской империей, Крымским ханством, Данией, Швецией; ему было велено также собирать информацию о войне между Империей и Турцией, кто в этой войне выступает в союзе с императором, помогает ли «цесарю» польский король
[418]. Тот же круг вопросов содержится в памяти послам, отправленным в Польшу в 1606 г. от Василия Шуйского
[419]. В 1613 г. в памяти русскому гонцу Д.Оладьину доминирует иная тема: он должен был узнать, не помогают ли Речи Посполитой в войне против Московского государства римский папа, император, испанский и французс-
[256]
кий короли, а также другие «поморские государи»; предписывалось, кроме того, проведать, как складываются у Польши отношения с Турцией и Крымом
[420]. Близкий круг вопросов затрагивался в памяти посланникам в Империю в 1613 г.: каковы отношения у Империи с Турцией, Речью Посполитой и другими соседними государствами, нет ли войны между императором и султаном; кроме того, русским дипломатам было велено узнать о внешнеполитическом положении Польши (перечень проблем совпадает с перечнем, содержащимся в памяти Д.Оладьину)
[421]. В 1614 г. руководство Посольского приказа интересовали отношения императора с польским королем и турецким султаном
[422].
Довольно обширная проблематика поднималась в памяти русским посланникам в Данию: они должны были узнать об отношениях Дании с Империей, Турцией, Испанией, Францией, Венецией, Швецией, Польшей, а также получить сведения о датско-шведской войне
[423]. Столь значительный объем вопросов объясняется, вероятно, десятилетним перерывом в контактах между Данией и Московским государством.
Несколько иные вопросы предстояло уяснить русским дипломатам, отправлявшимся на Кавказ, в Персию, Крым и Турцию: они касались преимущественно взаимоотношений между этими государствами, а также отношений Османской империи с европейскими странами. Так, в Грузии в 1604 г. следовало узнавать об отношениях Грузии с Персией и Турцией, а также об ирано-турецкой войне
[424]. В Крыму в 1607 г. гонцу велели узнать о взаимоотношениях Турции с Империей, Венецией, Францией, Испанией; кто является султаном, и кто при нем визирь и ближние паши; помимо того, нужно было установить, не было ли в Крыму послов из Ногайской Орды
[425]. В 1613 г. в Крыму следовало проведать о ходе польско-турецкой войны; прочие вопросы совпадают с перечнем 1607 г.
[426] В 1616 г. традиционный круг проблем, интересовавший руководство Посольского приказа, был дополнен вопросом «прочен ли на Крыме Джанбек-Гирей царь и где ныне крымской Шан-Гирей царевич»
[427]. В Турции в 1616 г. российским дипломатам было указано узнать об отношениях султана с Литвой, Персией и Крымом
[428] В Персии в 1614 г., соответственно, следовало проведать про отношения шаха с Турцией, Крымом, Польшей, а также «про неметцкого короля»
[429] (вероятно - императора).
Как видно, на протяжении всего рассматриваемого нами периода, направляя за границу своих представителей, Посольский приказ снабжал их особыми памятями о «проведывании вестей» о международных отношениях. При этом круг вопросов, подлежавших уяснению, варьировался в зависимости от страны, куда отправлялась
[257]
миссия и со временем существенно не менялся. Наиболее обширные подобные памяти относятся к 1613 г., поскольку российская дипломатия в течение 1611-1612 гг. была лишена возможности постоянно следить за изменениями на дипломатической арене; позднее, когда в Москве составили связную картину взаимоотношений между зарубежными державами, памяти сделались менее подробными.
Однако, «памяти о проведывании вестей» эпохи Смуты имеют существенную особенность. Помимо вопросов международных отношений в них значительное место занимают указания узнавать о реакции зарубежных дворов на события внутриполитического кризиса Московского государства. Так, Лжедмитрий I, направляя в 1605 г. в Польшу гонца, приказал вызнавать, что говорят про государя «Димитрия Ивановича», и собирается ли король Сигизмунд в сложившейся ситуации соблюдать перемирие 1601-1602 гг.: «того проведывати накрепко тайно у всяких людей, а что проведает, то все записати себе тайно»
[430]. Спустя год посланники царя Василия Шуйского в Польше должны были узнать, что говорят в этой стране относительно царя Василия, Расстриги и пленных поляков
[431]. В 1607 г. гонцу в Крым указали проведать: «И что говорят про Рост-ригу: подлинно ль ведают, что он убит, и что слух у них про Илей-ку, что называет Петрушкою, и присылка от тех воров в Крым не бывала ли...»
[432]. В 1613 г. русский посланник в Крыму должен был узнавать, не было ли у хана ссылки с атаманом Зарушсим
[433]. В Империи следовало выяснить, что говорят в Европе о Московском государстве и о Польше: «кого правят, кого винят»
[434]. Русский гонец в Персии в 1614 г. должен был проведывать, не присылали ли к шаху после бегства из Астрахани своих грамот Заруцкий и Марина Мнишек, и не собираются ли они бежать под защиту Аббаса I
[435]. Таким образом, события Смутного времени оказали значительное влияние на содержание составных частей посольских наказов - «памятей о вестях».
К столбцам в Посольском приказе подклеивались также отписки, присылавшиеся в Москву дипломатами после их отъезда и воеводами городов, через которые они проезжали. Включались в столбец и черновики грамот, посланных по этим отпискам из Посольского приказа. Переписка между дипломатическим ведомством и послами велась и во время их возвращения в Москву. Прибыв в первый русский город, посланники отправляли соответствующую отписку в Москву, получая в ответ грамоту с повелением немедленно ехать в столицу. Промедление строго осуждалось. Так, возвращавшемуся в 1614 г. из Дании послу князю И.Борятинскому из Посольского приказа было прислано язвительное замечание по по-
[258]
воду его задержек в пути: «И вы то делаете, не радея о нашем и о земском деле и не имея в себе от нас, великого государя, боязни, чего при прежних государех никоторые послы и посланники так не делывали, что вы ныне делаете: на Колмогорах и на Вологде будучи, мешкали затем, что товары всякими себе торговали, а з дороги ты, князь Иван, поехал к себе в поместье животов своих хоронить да княгине посольство править»
[436]. Похожий выговор получил в то же время возвращавшийся из Англии посланник А.Зюзин
[437].
Следует также отметить одну особенность документации по связям Московского государства с Крымским ханством, порожденную спецификой русско-крымских отношений. Еще в XVI веке сложилась устойчивая практика долгого задержания русских посланников в Бахчисарае, а крымских — в Москве. Смутное время не было в этом плане исключительным. В связи с этим, в крымских столбцах часто встречаются отписки русских послов, задержанных в Крыму, которые по своему содержанию гораздо ближе к статейным спискам, нежели к отпискам. В ответ на эти «отписки» из Москвы отправлялись грамоты, которые часто содержали в себе новые наказы посланникам
[438]. Грамоты с дополнительными наказами послам, задержанным за рубежом, и отписки от последних можно обнаружить в рассматриваемую эпоху также в турецких и персидских делах
[439], но постоянной практикой подобная переписка дипломата с Посольским приказом стала лишь в русско-крымских отношениях.
Вернувшись в Москву, дипломаты отдавали посольским дьякам грамоту от государя, к которому они ездили, а также документацию своей миссии, среди которой важнейшее место принадлежало статейным спискам. Отчеты русских дипломатов часто фигурируют в документации Посольского приказа именно под этим традиционным названием. Так, в 1616 г. статейный список был подан гонцом, вернувшимся из Англии
[440]; документация гонца И.Фомина, вернувшегося в 1617 г. в Москву, также была названа статейным списком
[441]. Однако, в посольской документации начала Смутного времени отчет вернувшихся дипломатов не всегда имел такое название. Так, в грузинском столбце 1605 г. было записано, что послы подали государю «список, как у них что делалося в Грузех»
[442]; вернувшиеся из Польши в 1607 г. посланники привезли «на свое посольство ответной список»
[443]; в 1614 г. посланник А.Лодыженский отдал в приказ «список, что у нево делалось в Крыме...»
[444]; в 1615 г. посланники М.Тиханов и А.Бухаров «подали в Посольском приказе дьяком... езду своего список, как у них в Кизылбашех государево дело делалось»
[445]; приехавший в 1619 г. из Ногайской Орды посланник С.Рагозин «тому [государеву] делу в Посольском приказе дьяку Саве Раманчюкову подал список»
[446].
[259]
Как видно, за отчетами русских дипломатов начала XVII в. еще не было окончательно закреплено общее название, широко используемое в историографии — «статейный список». Однако слово «список» в формулах, обозначающих отчеты русских посланников, используется практически всегда. В статейных списках в хронологическом порядке излагался маршрут следования миссии, описывались аудиенции, переговоры и обратный путь. Источниковедческая и общеисторическая ценность статейных списков русских послов не раз отмечалась в специальных исследованиях
[447]. Здесь мы ограничимся лишь указанием на то, что статейные списки русских послов эпохи Смуты также являются ценнейшими источниками, отражающими реалии драматических событий начала XVII столетия.
Следует предположить, что послы, находясь за границей, вели не один список. В пользу этой версии можно привести ряд аргументов. Согласно Описи 1626 г., два варианта статейного списка были привезены в 1614 г. из Империи русскими посланниками С.Ушаковым и С.Заборовским. В описи было записано: «Статейной список черной Степана Ушакова да дьяка Семово Заборовского, как посыланы они были во 121-м году к цысарю в посланникех, взят у них, у Степана и Семова; да и белой их, Степанов и Семова, статейной список 121-го ж году»
[448]. В данном случае, правда, можно предположить, что «белый» статейный список был переписан с черновика позже в Посольском приказе, поскольку в описи не указано прямо, что и он был взят у посланников. Однако имеются и конкретные указания на составление посланниками двух вариантов статейного списка. В 1614 г. послы, возвращавшиеся из Дании, боясь нападения «воров», разделились: князь И.Борятинский отправился в Москву, а дьяк Г.Богданов остался в Ярославле с посольской документацией. В частности, в Ярославле остались подлинники грамот от датского короля, а Борятинский привез в Москву их переводы. Кроме них, Борятинский подал в приказе статейный список еще до прибытия в Москву дьяка, причем в деле было особо отмечено, что этот список был подан до Приезда Г.Богданова
[449] (если бы в распоряжении Посольского приказа был только один вариант статейного списка, подобное уточнение не имело бы смысла). Учитывая то, что проезд в Москву был опасным, можно предположить, что сначала в столицу послали документы, утрата которых была восполнима — переводы грамот и черновой вариант статейного списка.
Версия о параллельном составлении участниками дипломатических миссий двух вариантов списка — чернового и белового — прямо подтверждается указанием, содержащимся в статейном списке послов в Турцию П.Мансурова и С.Самсонова. На обратном
[260]
пути в Московское государство, опасаясь нападения со стороны турок или казаков, русские дипломаты уничтожили часть документации, но оставили у себя «государев наказ да посольские два списка, чистой да черной»
[450]. В нашем распоряжении имеются оба варианта статейного списка этой дипломатической миссии. Черновой вариант статейного списка скреплен на оборотах приписями посланников: «К сему списку Петр Мансуров руку приложил; к сему списку великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии диак Семейка Самсонов руку свою приписал»
[451]. Этот вариант списка был рабочим, о чем свидетельствуют многочисленные исправления, вставки и приписи по всему его тексту. Характер исправлений в черновом варианте позволяет утверждать, что его текст подвергался правке по меньшей мере трижды. Например, первоначальный вариант текста сообщает о совместном пребывании российских и польских посланников на приеме у визиря следующим образом: «И как пан Кохоновский пришел к везирю к Ахмет-паше блиско, и везирь Ахмет-паша против его встал, а Петр и Семейка для везиря
Ахмет-паши немного приподнялись [курсив мой. -
Д.Л.]
и опять на своих местах сели». В результате первой правки текст принял несколько иной вид: «И как пан Кохоновский пришел к везирю к Ахмет-паше блиско, и везирь Ахмет-паша против его встал, а Петр и Семейка для везиря
встали ж [курсив мой. -
Д.Л.]
и опять на своих местах сели». Во время второй правки чернового списка весь этот абзац был вычеркнут; в «чистый» список он не был перенесен, также как и другие вымаранные фрагменты чернового варианта
[452]. Третья правка чернового текста была произведена уже после составления «чистого» статейного списка: на этот раз оба варианта отчета русских дипломатов редактировались одновременно: в обоих текстах имеются одинаковые исправления (например, и в «черном», и в «чистом» списках имя визиря Мустафы-аги исправлено на «Мустофа-паша»)
[453]. «Чистый» вариант списка был составлен на основе «черного» варианта: в окончательном тексте списка учтены все исправления, сделанные посланниками в черновике. Таким образом, «черный» список являлся рабочим документом. Однако, анализ его текста позволяет утверждать, что и черновой вариант не был составлен в результате автоматического занесения в него записей о происходивших событиях в хронологическом порядке. Об этом свидетельствуют записи, сделанные в черновом статейном списке относительно речей иерусалимского и константинопольского патриархов: «И те патриарши речи писаны в сем списке особною статьею ниж сего»; «Да патриарх же Феофан сказывал за столом Петру и Семейке которые речи, и те его речи писаны внизу сего списка особною ста-
[261]
тьею царегородского патриарха Тимофея с речьми вместе, потому что говорили речи, быв меж собою порознь, а одни речи»
[454]. Следовательно, и черновой список не был исходным вариантом, а составлялся, в свою очередь, на основе более раннего списка, поскольку составляя черновик, послы уже знали, в каком месте будут записаны те или иные сведения.
Таким образом, статейные списки были результатом многоэтапной и активной делопроизводственной работы членов дипломатических миссий. Статейные списки составлялись в двух вариантах (черновом и чистом) еще во время посольства и позднее передавались в Посольский приказ. Подтверждением тому, что списки составлялись именно членами посольств, являются многочисленные указания в документации Посольского приказа, согласно которым по возвращении в Москву списки передавались посольским дьякам уже в законченном виде, а не в виде разрозненного «сырого» материала. Следует согласиться с точкой зрения А.А. Новосельского, пришедшего к выводу о том, что статейные списки составлялись именно членами дипломатической миссии Однако нельзя согласиться с другим выводом этого автора, согласно которому в Посольском приказе статейные списки могли лишь переписывать, не подвергая переработке и редактированию
[455]. Практика редактирования статейных списков, как показано в исследовании Н.М.Рогожина, в Посольском приказе имела место еще в XVI в. Об этом свидетельствуют некоторые разночтения между текстами статейных списков, содержащимися в столбцах и книгах
[456]. Факт обработки статейных списков в Посольском приказе подтверждается также широко распространенной практикой записи «расспросных речей» и комбинирования их со статейными списками. Однако в данном случае речь может идти лишь о редактировании статейных списков в Посольском приказе, а не о составлении их в дипломатическом ведомстве. Подтверждения версии Н.А.Смирнова, предположившего, что статейные списки составлялись в Москве под непосредственным контролем думных дьяков
[457], в делопроизводстве Посольского приказа начала XVII столетия обнаружить не удалось.
Завершающей частью статейного списка обыкновенно являлись «вестовые списки», в которых были приведены проведанные за границей вести. Обычно вестовой список состоял из общей характеристики международного положения посещенной страны (с кем «в миру», с кем «не в миру»), и отдельных вестей. Формуляр записи этих вестей был постоянным: фиксировалось в каком городе, какого числа и от кого была получена соответствующая информация. Обыкновенно проведанные вести не объединялись тематически, а располагались в списке в хронологическом порядке. Однако, в
[262]
столбце по связям с Турцией в вестовом списке имеются особые разделы — «недружба польского короля с турским салтан Ахметем», «С турским недружба ишпанскому и францовскому королем», «Турского Ахмет- салтана недружба с кизылбашским шахом»
[458]; внутри соответствующих разделов вести расположены в хронологическом порядке. Вестовые списки были важной частью отчетов русских дипломатов, поскольку являлись одним из главных источников, из которых Посольский приказ получал сведения о международных отношениях, на базе чего в дальнейшем во многом определялся внешнеполитический курс Московского государства.
Дополнением (а иногда и заменой) статейного списка являлись «расспросные речи» участников миссии. Представляется, что возвращавшиеся из-за границы дипломаты должны были подвергаться расспросам всякий раз, но «расспросные» речи записывались в Посольском приказе лишь в отдельных случаях. Прежде всего, запись речей осуществлялась, если документация посольства по той или иной причине погибала. Так, были записаны речи гонца в Польшу Д.Оладьина, который, боясь нападения от поляков, уничтожил свой статейный список
[459]. Были записаны и речи толмача Г.Есипова, вернувшегося из Ногайской Орды раньше посланника И.Кон-дырева
[460]. Расспрос производился и протоколировался и в том случае, если руководство Посольского приказа получало информацию о недостойном поведении членов миссии за границей. Примером могут служить допросы вернувшихся из Империи в 1614 г. посланников С.Ушакова и С.Заборовского
[461], из Персии в 1615 г. М.Тиханова и А.Бухарова
[462]. Посольские дьяки расспрашивали послов и других участников миссии. Если их показания расходились, устраивалась очная ставка — членов посольства «с очей на очи ставили»; иногда использовались и пытки — в 1614 г. в присутствии П.Третьякова пытали обвиненного в «изменных речах» портного Федора Левонтьева
[463]; в Описи 1673 г. упоминаются «роспросные и пыточные речи Степана Ушакова да дьяка Семена Заборовского»
[464]. В этих случаях после статейного списка помещался перечень отступлений от установленных норм поведения и от государева наказа. Этот перечень был результатом сопоставления статейного списка, поданного послами, и расспросных речей участников миссии. Такие перечни зафиксированы в персидских и имперских делах
[465]; среди столбцов по связям Российского государства со Швецией имеется отдельное дело, посвященное рассмотрению ошибок русских послов
[466].
В ряде случаев статейный список, привезенный послами, комбинировался в Посольском приказе с расспросными речами участников миссии. Так, в 1615 г. в статейный список посольства, вер-
[263]
нувшегося из Персии, были включены расспросные речи толмача С.Афанасьева, значительно дополнившие отчет посланников. В данном случае расспросные речи не были отделены от статейного списка, как делалось обычно, а составили с ним единое целое, о чем свидетельствует запись после статейного списка и речей толмача: «И думной дьяк Петр Третьяков сей список вверх носил, и государя докладывал, и бояром чол»
[467]. Другой способ комбинирования статейного списка с расспросными речами можно обнаружить в столбце по связям с Крымским ханством. На полях статейного списка Исаака Спешнева сохранились пометы: «Исак говорил, что грамоту увез, яз де говорил», «Исак сказал...», «Исак говорил...»
[468]. Это свидетельствует о том, что статейный список посланника в данном случае сверялся и дополнялся его собственными расспросными речами.
Наконец, следует отметить, что характерной чертой дипломатической документации начала XVII столетия является то, что в ней довольно часто содержатся попытки объяснить причины и природу случившейся в Московском государстве Смуты. В данном случае для нас интересно, что излагаемая в наказах событийная канва отражала официальную версию московского правительства в том виде, в котором ее желательно было передать иностранным государям. В конце правления Бориса Годунова правительство еще не смогло разработать сколько-нибудь целостной концепции происходившего, поэтому объяснения иностранным дипломатам давались довольно расплывчатые. Так, в конце марта 1605 г. крымскому гонцу сообщили, что Северская земля находится в шатости «по грехом»
[469]. При Лжедмитрии I события 1604-1605 гг. изображались как торжество божественной справедливости: русские дипломаты заявляли, что царь Димитрий Иванович получил престол «Божьим праведным судом и его крепкою десницею и по степени прародителей своих»
[470].
Относительно законченная концепция причин начала Смутного времени сложилась в начале царствования Василия Шуйского. Суть официальной версии сводилась к тому, что главным виновником бедствий Московского государства объявлялась Речь Посполитая: «Начало злу сему бысть от коруны Польские и великого княжства Литовского». Русские посланники в Польше должны были заявлять: «государь ваш Жигимонт король и вы, паны рада, преступя крестное целованье и поруша мирное постановенье, злым умыслом и вспоможеньем навели того вора [самозванца. — Д.Л.] на Московское государство и в Московском государстве смуту и кроворозли-тье учинили». Главным мотивом враждебных действий поляков объявлялось желание «истинную нашу православную кристьянскую
[264]
веру порушити»
[471]. В дальнейшем эта концепция принципиально не менялась, а лишь дополнялась новыми деталями по мере развития Смуты: в дальнейшем польского короля обвиняли в том, что он «наслал» на Московское государство второго самозванца; затем — в том, что он, желая воцариться в Москве, способствовал низложению Василия Шуйского и намеренно задерживал приезд в Москву королевича Владислава
[472]. После вмешательства во внутренние дела Российского государства Швеции, в событиях Смуты стали усматривать также «злой умысел» шведского короля
[473]. Участие в событиях кризиса широких народных масс объяснялось тем, что «воры казаки, которые были в совете с вором с ростригою з Гришкою Отрепьевым», боясь смертной казни за свои преступления, «учали называти государскими детьми казаков воров»
[474]. Позднее, в начале правления Михаила Романова, концепция Смуты была несколько видоизменена: традиционное обвинение соседних держав в разорении Московского государства было дополнено характерной для начального этапа Смутного времени идеей Божьего наказания за грехи: «ныне за грех всего христьянства от разоренья неприятелей - польского Жигимонта короля и панов рад и от воровских людей, от разбойников, в Московском государстве везде запустошенье»
[475]. Дополнение официальной версии Смуты идеей Божьего наказания позволяло объяснить продолжительность кризиса и безуспешность попыток преодолеть его, а также отводило Российскому государству мессианскую роль, поскольку та страдала «за грех всего христьянства».
Некоторое отступление от приведенной выше концепции наблюдалось в дипломатической документации лишь на начальном этапе «междуцарствия». В условиях, когда на российский престол был избран польский принц, от объяснения событий Смуты «злым умыслом» польского короля пришлось отказаться. В конце 1610 г. русскими послами, находившимися под Смоленском, в Москву была прислана грамота, в которой была изложена версия Смуты, предложенная польской стороной - переживаемый страной кризис объяснялся нелегитимностью московских государей, правивших после пресечения династии Рюриковичей: «после блаженные памяти царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии на Московском государстве были не природные государи, и потому в Московском государьстве и смуты учали быта, и многие воры назывались государьскими детьми»
[476]. После восшествия на престол Михаила Романова данная концепция событий Смуты была отклонена, однако, и она оставила свой след: царь Михаил старался представить себя законным наследником именно Федора Ивановича.
[265]
Таково основное содержание документации, составлявшейся в Посольском приказе в эпоху Смуты. Анализ материалов делопроизводства Посольского приказа начала XVII в. показывает, что работа дипломатического ведомства на этом этапе была довольно интенсивной, свидетельством чего является большое количество столбцов, тетрадей и книг, составленных в приказе за шестнадцать лет. Значительная часть документации Посольского приказа, относящейся к рассматриваемому нами периоду, к настоящему моменту утрачена. Состав документации Посольского приказа в начале XVII в. оставался прежним. Смута оказала заметное воздействие на содержание столбцов и книг, составленных в дипломатическом ведомстве, но не привнесла сколько-нибудь заметных новшеств в оформление посольской документации. В рассматриваемый период в Посольском приказе использовались прежние, проверенные и устоявшиеся формы делопроизводства.
Опубл.: Лисейцев Д.В. Посольский приказ в эпоху Смуты. М., 2003. С. 193–265.
материал размещен 23.06.2006
[2] РГАДА Ф. 138. Оп. 1. Д. I. (1613-17 гг.)
[3] Там же. Д. 1. (1615 г.).
[4] Там же. Д. 1. (1616 г.).
[5]Воскобойникова Н.П. Описание древнейших документов архивов
московских приказов XVI — нач. XVII
в. (РГАДА. Ф. 141 Приказные дела старых лет) Вып. 1-3. М. СПб., 1994. 1999.
[6] РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.); Д. 3. (1605 г.); Д 3. (1611 г.).
[7] РГАДА Ф 110. Оп. 1. Д. 1. (1607 г.). Л. 5 об.
[8] Опись 1614 г. Л. 334 об. См. также: Опись 1626 г. Л 456-456 об.
[9] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 9. (1615 г.). Л. 125 об.
[10] Там же. Д. 10. (1615 г.). Л. 370 об.; Д. 11. (1615 г.). Л. 96 об.. 129 об., 162 об., 166 об.. 168 об.
[11] Там же. Д. 11. (1615 г.). Л. 352 об; Д. 12. (1615 г.). Л. 95 об.
[12] Там же. Д. 1. (1616 г.). Л. 243 об., 276 об; Д. 3. (1616 г.). Л. 56 об.
[13] Там же. Д. 4. (1616 г.). Л. 43 об., 76 об., 271 об.
[14] Там же. Д. 7. (1616 г.). Л. 29 об.
[15] Там же. Д. 8. (1616 г.). Л. 569 об.
[16] Там же. Д. 3. (1616 г.). Л. 302 об.
[17] Опись 1626 г. Л. 514 об.
[18] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 2. (1617 г.). Л. 275 об.
[20] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 53. Л. 440 об.
[21] Опись 1626 г. Л. 527-530 об.
[22] РГАДА. Ф. 123. On. 1. Д. 8. (1619 г.). Л. 93 об.
[23] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 5. (1616 г.). Л. 1 об.
[24] РГАДА. Ф. 121. Оп. 2. Д. 3. Л. 4 об.
[25] Опись 1673 г. Л. 187 об.
[28] Там же. Л. 944-944 об.
[35] РГАДА Ф. 32. Оп. 2. Д. 28.
[36] Опись 1673 г. Л. 719.
[37] Опись 1614 г. Л. 191.
[38] Опись 1626 г. Л. 595 об.-596.
[39] РГАДА- Ф- 77. Оп. 1. Д. 1. (1617 г.). Л. 43-66.
[40] Рогожин Н.М. Посольские книги... С. 147.
[41] Опись 1614 г. Л. 249-249 об.
[42] Опись 1626 г. Л. 368 об.-369.
[43] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.); Д. 1-2 (1613 г.); Д. 1-2 (1614
г.); Д. 1. (1615 г.); Д. 1-3 (1616 г.).
[44] Там же. Д. 2. (1613 г.); Д. 1. (1614 г.); Д. 1. (1615 г.); Д. 2. (1616 г.).
[45] Там же. Д. 2. (1614 г.). Л. 119.
[46] Опись 1626 г. Л. 506-507.
[47] РГАДА. Ф 32. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.).
[48] Там же. Д. 3. (1616 г.). См. также: Опись 1626 г. Л. 507-507 об.
[49] РГАДА Ф. 32. Оп. 2. Д. 26-30.
[50] Опись 1626 г. Л. 396 об.
[51] Там же. Л. 396 об.-397.
[52] Опись 1614 г. Л. 292 об. См. также: Опись 1626 г. Л. 506.
[53] Опись 1626 г. Л. 506-506 об.
[54] Опись 1614 г. Л. 293-293 об.
[55] РГАДА Ф. 53. Оп. 1. Кл. 3. Л. 326 об.-327.
[56] Опись 1673 г. Л. 187 об.
[57] РГАДА Ф. 79. Оп. 1. Д. 29. Л. 309.
[58] РГАДА. Ф. 32. Оп. I. Д. 1. (1614 г.). Л. 2 об.
[59] Опись 1626 г. Л. 497 об.-498.
[60] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Кн. 3-6.
[61] Опись 1626 г. С. 254. См. также: Опись 1673 г. Л. 203-203 об.
[62] РГАДА. Ф. 35. Оп 1. Д. 39-77.
[66] Там же. Д. 50, 51, 73, 77.
[67] Там же. Оп. 2. Д. 19-27.
[68] Опись 1626 г. Л. 525 об.-526 об., 528-529.
[69] Опись 1673 г. Л. 206.
[70] РГАДА. Ф 35. Оп. 1. Д. 45.
[71] РГАДА. Ф. 44. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.); Д. 1. (1615 г.); Д. 1. (1617 г.); Оп. 2. Д. 1.
[72] РГАДА Ф. 61. Оп. 1. Д. 19-23.
[73] Там же. Д. 19. Л. 1-48.
[74] Там же. Д. 20. Л. 1.
[75] Там же. Оп. 2. Д. 8а.
[76] Опись 1626 г. Л. 532-532 об.
[77] РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1-2 (1613 г.); Д. 1-5 (1614 г.); Д. 1-5 (1615 г.); Д. 1-4 (1616 г.); Д. 1. (1618 г.); Д. 1-2
(1619 г.).
[78] Опись 1626 г. Л. 531 об.-532.
[79] РГАДА Ф. 50. Оп. 1. Д. 5. (1614 г.); Д. 1. (1619 г.).
[80] Там же. Д. 2-4 (1614 г.).
[81] РГАДА. Ф. 50. Оп. 2. Д. 1-4.
[82] Опись 1626 г. Л. 530 об.-531.
[83] РГАДА-Ф-50. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.).
[84] РГАДА Ф. 32. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.). Л. 49.
[85] Опись 1626 г. Л. 532.
[86] РГАДА Ф. 93. Оп. 1. Д. 1. Л. 104 об.
[87] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 4. Л. 203 об.
[88] РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. Д. 1-3 (1604 г.); Д. 1. (1607 г.); Д. I. (1613 г.); Д. 1. (1615 г.); Д. 1-2 (1616 г.); Д. 1-2
(1619 г.).
[89] Там же. Д. 1. (1616 г.). Л. 1-4; Д. 2. (1616 г.). Л. 1-4.
[90] Опись 1626 г. Л. 454 об.
[91] РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. Д. 8-9.
[92] Там же. Оп. 3. Д. 1. (1604 г.); Д. 1. (1607 г.).
[93] Опись 1614 г. Л. 252.
[94] Опись 1626 г. Л. 454 об.-455.
[95] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Кн. 3.
[96] Там же. Д. 1-2 (1613 г.); Д. 1-2 (1614 г.); Д. 1-3 (1617 г.); Д. 1. (1619 г.).
[97] Там же. Д. 2. (1613 г.).
[98] Опись 1614 г. Л. 319 об.-320; Опись 1626 г. Л. 523-523 об.
[99] РГАДА. Ф. 53. Оп. 2. Д. 3.
[100] Опись 1673 г. Л. 254 об.
[101] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1619 г.). Л. 182-187.
[102] РГАДА Ф. 77. Оп. 1. Д. 6.
[103] Опись 1626 г. Л. 369.
[104] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1607 г.); Д. 1. (1613 г.); Д. 1-2 (1614 г.); Д. 1-2 (1615 г.); Д. 1-3 (1616 г.); Д. 1. (1617 г.); Д. 1-2 (1618 г.); Д. 1-3 (1619 г.).
[105] Там же. Д. 1. (1607 г.). Л. 7, 8а, 16, 20.
[106] Там же. Д. 2. (1618 г.). Л. 1-41.
[107] Там же. Д. 3. (1619 г.). Л. 1-112.
[108] Там же. Оп. 2. Д. 3-20.
[111] Опись 1614 г. Л. 197-198. См. также: Опись 1626 г. Л. 367 об.-368
[112] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1617 г.). Л. 43-47
[113] Опись 1626 г. Л. 368 об.-369.
[114] РГАДА Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.).
[115] Опись 1614 г. Л. 332а-333.
[116] РГАДА-Ф- 78. Оп. 1. Кн. 3.
[117] Рогожин Н.М. Посольские книги... С. 129.
[118] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Кн. 26-38.
[121] Там же. Кн. 30. Л. 214 об.-216; Кн. 31. Л. 342-342 об.
[125] Там же. Д. 1-2 (1605 г); Д. 1-3 (1607 г.); Д. 1-4 (1608 г.); Д. 1. (1609 г.); Д. 1-6 (1610 г.); Д. 1 (1611 г.); Д.
1. (1612 г.); Д. 1-2 (1614 г.); Д. 1-8 (1615 г.); Д 1-4 (1616 г.); Д. 1-2 (1617 г.); Д. 1-5 (1618 г.); Д. 1-9
(1619г).
[126] Там же. Д. 2. (1605 г).
[127] Там же. Д. 1. (1609 г.)
[128] Там же. Д. 4. (1610 г.).
[129] Там же. Д. 1. (1614 г.). Л. 1
[130] Там же. Д. 2. (1615 г.). Л. 1-4.
[131] Там же. Д. 5. (1615 г.). Л. 98-99
[132] Там же. Оп. 2. Д. 11-30.
[133] Там же. Оп. 3. Д. 30-37.
[134] Там же. Оп. 5. Д. 4. (1606 г.).
[135] Опись 1614 г. Л. 249-249 об.
[136] Опись 1626 г. Л. 380 об.
[137] РГАДА. Ф. 79 Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 1-10.
[138] Опись 1614 г Л. 305-307 об.
[139] Там же. Л. 307 об.-308.
[140] РГАДА. Ф. 79 Оп. 1 Кн. 27.
[141] Опись 1614 г. Л. 306 об.
[142] Опись 1626 г. Л. 497-497 об. См. также: Опись 1632 г. Л. 23 об.-24.
[143] Опись 1626 г Л. 497 об.
[144] РГАДА. Ф. 79 Оп. 1. Кн. 28.
[145] Опись 1614 г. Л. 308-308 об.
[146] Там же. Л. 308 об.-309. См. также: Опись 1626 г. Л. 497 об.-499 об.
[147] Опись 1632 г. Л. 107 об.
[148] Опись 1626 г. Л. 499 об.-500 об, 501. См. также: Опись 1632 г. Л. 107 об.
[149] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1-2 (1613 г.); Д. 1-3 (1614 г.); Д. 1-4 (1615 г.); Д. 1-2 (1616 г.); Д. I. (1617 г.); Д. I. (1619 г.).
[150] Там же. Д. 3. (1615 г.). Л. 323-326
[151] Там же. Д. 1. (1615 г.). Л. 1.
[152] Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 142.
[153] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1 Д. 3. (1619 г.). Л 1-26.
[154] Там же. Оп 2. Д. 1.
[155] Опись 1626 г. Л. 352 об.-353.
[158] РГАДА. Ф. 93 Оп. 1. Кн. 1.
[159] Там же Д. 1-2 (1615 г.)
[160] Там же. Оп. 2 Д. 2.
[161] Опись 1614 г Л. 320.
[162] Опись 1626 г. Л. 520-520 об.
[163] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Кн. 8-17.
[164] Там же. Кн. 9 Л. 50.
[165] Там же. Кн. 10, 11.
[166] Там же. Кн. 10. Л. 135.
[167] Там же. Кн. 11. Л. 141 об.
[168] Там же. Кн. 12. Л. 56, 56 об., 58. 58 об., 59 об., 60, 66, 69 об., 70, 92.
[169] Опись 1626 I. Л. 412.
[170] РГАДА. Ф. 138. Оп. 3 Д 3. Л. 21-21 об.
[171] РГАДА. Ф. 96. Oп. 1. Д. 1. (1608 г.); Д. 1-6 (1609 г.); Д. 1-3 (1610 г.); Д. 1. (1611 г.); Д. 1-4 (1613 г.); Д. 1-6 (1614 г.); Д. 1-13 (1615 г.); Д. 1-12 (1616 г.); Д. 1-20 (1617 г.); Д. 1-9 (1618 г.); Д. 1-3 (1619 г.).
[172] Там же. Д. 13. (1617 г.). Л. 503-510.
[173] Там же. Д. 12. (1616 г.).
[174] Там же. Д. 15. (1617 г.).
[175] Там же. Д. 16. (1617 г.).
[176] Там же. Д. 17. (1617 г.).
[177] Там же. Д. 18. (1617 г.).
[178] Там же. Д. 20. (1617 г.).
[179] Там же. Д. 1. (1608 г.); Д. 3. (1609 г.); Д. 4. (1609 г.); Д. 5. (1609 г.); Д. 6. (1609 г.); Д. 1. (1611 г.); Д. 1. (1613 г.); Д. 4. (1613 г.); Д. 5. (1617 г.).
[180] Там же. Д. 1. (1610 г.); Д. 2. (1610 г.); Д. 3. (1610 г.); Д. 2. (1613 г.); Д. 3. (1613 г.); Д. 2. (1614 г.); Д. 3. (1614 г.); Д. 6. (1614 г.); Д. 5. (1615 г.); Д. 6. (1615 г.); Д. 11. (1617 г.); Д. 4. (1618 г.); Д. 5. (1618 г.); Д. 9. (1618 г.).
[181] Опись 1626 г. Л. 513 об.-518. См. также: РГАДА. Ф. 96. Oп. 1. Д. 7. (1615 г.). Л. 12 об.
[182] РГАДА Ф. 96. Оп. 2. Д. 29-36.
[183] Там же. Оп. 3. Д. 14-32.
[184] Опись 1626 г. Л. 410 об.-411.
[185] Опись 1614 г. Л. 190-190 об.
[186] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. Кн. 8. Л. 1-39 об.
[187] Опись 1614 г. Л. 288 об.
[188] РГАДА Ф. 96. Оп. 1. Кн. 8. Л. 40-65 об.
[189] Опись 1626 г. Л. 412.
[190] Там же. Л. 410-410 об.
[191] Опись 1673 г. Л. 575 об.
[192] РГАДА. Ф. 35. Кн. 4. Л. 202-202 об.
[193] Опись 1626 г. Л. 412 об.-413.
[194] Опись 1614 г. Л. 315 об.
[195] РГАДА. Ф. 96 Оп. 2. Д. 29.
[196] Опись 1614 г. Л. 315 об.
[198] Там же. Л. 316-317.
[200] Там же. Л. 317-317 об.
[201]Опись 1626 г. Л. 513.
[202] Там же. Л. 518. См. также: Опись 1632 г. Л. 22 об.
[203] Опись 1614 г. Л. 316, 316 об.
[204] Там же. Л. 127, 312.
[205] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 8. (1615 г.). Л. 11-11 об.
[206] РГАДА Ф. 109. «Сношения России с Бухарой». Оп. 1. Д. 1 (1614 г.); Д. 1.(1619 г.).
[207] РГАДА. Ф. 110. Оп. 1. Д. 1-2 (1604 г.); Д. 1. (1607 г.); Д. 1. (1616 г.); Д. 1.(1619 г.).
[208] Там же. Оп. 3. Д. 1. (1605 г.).
[209] РГАДА. Ф. 111. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.); Д. 1. (1618 г.); Д. 1-2 (1619 г.).
[210] Там же. Д. 1. (1618 г.).
[211] Опись 1626 г. Л. 461.
[212] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 134-170.
[213] Опись 1626 г. Л. 458 об., 459 об.
[214] РГАДА. Ф. 111. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 1-2.
[215] РГАДА. Ф. 115. Оп. 1. Д. 1-2 (1605 г.); Д. 1-6 (1614 г.); Д. 1-2 (1615 г.); Д. 1.(1616 г.); Д. 1. (1617 г.).
[216] Там же. Д. 6. (1614 г.). Л. 1.
[217] Там же. Оп. 2. Д. 4-6.
[218] РГАДА. Ф. 119. Oп. 1. Д. 1. (1616 г.); Д. 1. (1617 г.); Д. 1-2 (1618 г.); Д. 1-2 (1619 г.).
[219] Там же. Д. 1. (1617 г.). Л. 9 об.; Д. 2. (1619 г.). Л. 16 об., 18 об.
[220] РГАДА. Ф. 126. Оп. 1. Д. 1. (1608 г.).
[221] РГАДА Ф. 119. Оп. 2. Д. 1.
[222] РГАДА. Ф. 121. Оп. 1. Д. 1-2 (1614 г.); Д. 1. (1618 г.); Д. 1. (1619 г.).
[223] Там же. Д. 1. (1618 г.); Д. 1. (1619 г.).
[224] Там же. Оп. 2. Д. 1-3.
[225] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1 Д. 1. (1617 г.). Л. 7.
[226] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1-2 (1604 г.); Д. 1. (1605 г.); Д. 1-2 (1606 г.); Д. 1-2 (1607 г.); Д. 1. (1613 г.); Д. 1-
5 (1614 г.); Д. 1-9 (1615 г.); Д. 1-7 (1616 г.); Д. 1-8 (1617 г.); Д. 1-7 (1618 г.); Д. 1-9 (1619 г.).
[227] Там же. Д. 1. (1605 г.).
[228] Там же. Д. 8. (1617 г.).
[229] Там же. Д. 5. (1614 г.). Л. 111-114.
[230] Там же. Д. 5. (1618 г.). Л. 7-8.
[231] Там же. Оп. 2. Д. 33, 34.
[232] Опись 1626 г. Л. 362-362 об.
[233] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.); Д. 1. (1614 г.); Д. 2. (1614 г.).
[234] Опись 1626 г. Л. 362 об.-36З.
[235] Опись 1614 г. Л. 324 об.-325 об.
[236] Опись 1626 г. Л. 469-470.
[237] Опись 1614 г. Л. 326-326 об.
[239] РГАДА Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.).
[240] Опись 1614 г. Л. 327.
[241] РГАДА. Ф. 126. Оп. 1. Д. 1. (1608 г.); Д. 1. (1616 г.); Д. 1-2 (1617 г.); Д. 1. (1618 г.); Д. 1.
(1619 г.).
[242] Там же. Д. 1. (1608 г.). Л. 1-6.
[243] Там же. Д. 1. (1619 г.).
[244] Там же. Оп. 2. Д. 1-2.
[246] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1-3 (1604 г.); Д. 1-4 (1608 г.); Д. 1. (1609 г.); Д. 1-2 (1610 г.); Д. 1-2 (1611 г.); Д. 1. (1612 г.); Д. 1-5 (1613 г.); Д. 1-3 (1614 г.); Д. 1-12 (1615 г.); Д. 1-4 (1616 г.); Д. 1-4 (1617 г.); Д. 1-4
(1618 г.); Д. 1-2 (1619 г.).
[247] Там же. Д. 1. (1601 г.).
[248] Там же. Д. 4. (1608 г.).
[250] Там же. Д. 1. (1611 г.).
[251] Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля – 1613 г.) М., 1915. С. 8-37.
[252] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. (1613 г.). Л. 1-6.
[253] Там же. Д. 3. (1613г.). Л. 1-45.
[254] Там же. Д. 3. (1615г.). Л. 1-13.
[255] Там же. Д. 9. (1615г.). Л. 1-15.
[256] Там же. Д. 4. (1617г.). Л. 1-26.
[257] Там же. Д. 2. (1618г.). Л. 38-41.
[258] Там же. Д. 3. (1618г.). Л. 59-62.
[259] Там же. Д. 4. (1618г.). Л. 1-9.
[260] Там же. Д. 2. (1619г.). Л. 160-248.
[261] Опись 1614 г. Л. 329 об.
[262] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1-3 (1604 г.).
[263] Опись 1614 г. Л. 329 об.
[264] Там же. Л. 329 об.-330.
[266] РГАДА Ф. 127. Оп. 1. Д. 4. (1608 г.).
[267] Опись 1614 г. Л. 330.
[269] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 2. (1613 г.).
[270] Опись 1626 г. Л. 365.
[271] РГАДА. Ф. 130. «Сибирские дела». Оп. 1. Д. 1, 2.
[272] Опись 1614 г. Л. 136.
[273] РГАДА. Ф. 131. Оп. 1. Д. 1-2 (1613 г.); Д. 1. (1614 г.); Д. 1-4 (1616 г.); Д. 1-2(1617 г.); Д. 1-9 (1619 г.).
[274] Там же. Д. 1. (1614 г.); Д. 1. (1616 г.).
[275]РГАДА. Ф. 134. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.); Д. 1. (1617 г.).
[276] Там же. Оп. 2. Д. 1, 2.
[277] РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.); Д. 1-4 (1615 г.); Д. 1-2. (1618 г.); Д. 1-3. (1619 г.).
[278] Там же. Д. 1. (1615 г.).
[279] В данный момент в РГАДА числятся 4 английских книги за 1613-1617 гг. Однако, поскольку в
XVII веке они были объединены в две книги, а разделение было произведено позднее, в таблице указаны, в
соответствии с изначальным состоянием, две, а не четыре книги.
[280] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 2. (1616 г.). Л. 11; Д. 1. (1617 г.). Л. 222. См. также: Ф. 141. Оп. 1. Д. 16. (1620
г.). Л. 1.
[281] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 1. (1617 г.). Л. 264.
[282] Рогожин Н.М. Место России XVI-XVII веков в Европе по материалам посольских книг // Место России
в Европе. (Материалы международной конференции). Будапешт, 1999. С. 88.
[283] Данные о составе книг, сформированных в Посольском приказе в 1588-1603 гг., взяты из «Обзора
посольских книг из фондов — коллекций, хранящихся в ЦГАДА»/Сост. Н.М.Рогожин. М., 1990. См. также:
Рогожин Н.М. Посольские книги...
[284] Данные о составе книг, сформированных в Посольском приказе в 1620-1635 гг., взяты из «Обзора
посольских книг из фондов — коллекций, хранящихся в ЦГАДА».
[285] В настоящее по данному периоду в РГАДА хранится 31 книга. Увеличение количества книг произошло
вследствие разделения в конце XVII-XVIII вв. ряда книг на две или три книги. См.: Рогожин Н.М.
Посольские книги... С. 125, 128, 131, 133, 136, 141, 142.
[286] Наиболее поздняя книга за период до начала царствования Михаила Романова завершается событиями 1608 г. (Ф. 96. Оп. 1. Д. 8), поэтому в данном случае в «шапке» таблицы отмечен период 1604-1608 гг.
[287] РГАДА Ф. 110. Оп. 1. Д. 1. (1607 г.). Л. 5 об.
[288] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 5.
[289] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 40 об.
[290] РГАДА. Ф. 93. Оп. 1. Д. I. (1615 г.). Л. 174 об.
[291] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 2. (1618 г.). Л. 233 об., 604 об.
[292] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 53. Л. 440 об.
[293] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 106 об.
[294] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1604 г.). Л. 20 об., 51 об., 69 об.
[295] Там же. Д. 2. (1607 г.). Л. 65 об.
[296] РГАДА. Ф. 127 Оп. 1. Д. 2. (1613 г.). Л. 8 об., 21 об.
[297] Там же. Д. 5. (1613 г.). Л. 81 об.
[298] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 3. (1616 г.). Л. 302 об.
[299] РГАДА Ф. 35. Оп. 1. Д. 53. Л. 116 об.; Ф. 127. Оп. 1 Д. 1. (1613 г.). Л. 1 об.
[300] Там же. Д. 45. Л. 1 об.
[301] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1. (1612 г.). Л. 1 об.
[302] Там же. Д. 2. (1611 г.). Л. 12.
[303] Там же. Д. 1. (1612 г.). Л. 1.
[304] Там же. Д. 2. (1613 г.). Л. 1 об.
[305] Там же. Д. 5. (1613 г.). Л. 102-103.
[306]РГАДА. Ф 61. Оп. 1. Д. 19. Л. 11, 31.
[307] Там же. Л. 10-11, 20-21, 34-35.
[308] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1. (1612 г.). Л. 1.
[309] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1618 г.). Л. 42.
[310] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 104.
[311] РГАДА. Ф. 110. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 184-186.
[312] РГАДА. Ф. 115. Оп. 1. Д. 1. (1615 г.). Л. 4.
[313] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 8. (1616 г.). Л. 124.
[314] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 2. (1617 г.). Л. 113.
[315] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 5. (1619 г.). Л. 2 об., 23 об.
[316] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 4. (1613 г.). Л. 1-5.
[317] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 108, 196.
[318] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 27. Л. 3.
[319] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 101.
[322] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 4. Л. 16 об.
[323] РГАДА Ф. 79. Оп. 1. Д. 27. Л. 41 об.
[324] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 55.
[325] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 115-119.
[326] РГАДА Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 31-32.
[327] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 4. Л. 22.
[328] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 2. (1613 г.). Л. 7.
[329] РГАДА Ф. 35. Оп. 1. Д. 53. Л. 18-19.
[330] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1
. Д. 2 (1618
г.). Л. 52-53 об.
[331] Там же. Л. 149-160.
[333] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 120.
[334] РГАДА Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1606 г.). Л. 5.
[335] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 222 об.
[336] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1608 г.). Л. 159.
[337] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 4. Л. 304 об.-305 об.
[338] РГАДА. Ф. 115. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.). Л. 5, 11; Ф. 123. Оп. 1 Д.2. (1607 г.). Л. 29.
[339] РГАДА Ф. 96. Оп. 1. Д. 8. (1615 г.). Л. 24-27; Кн. 10. Л. 260.
[340] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. (1615 г.). Л. 53; Д. 1. (1616 г.). Л. 3, 44, 56
[341] РГАДА Ф. 127. Оп. 1. Д. 1. (1608 г.). Л. 1.
[342] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 1-6.
[343] Там же. Д. 5. (1613 г.). Л. 5.
[344] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 60.
[345] РГАДА. Ф. 110. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 13-16.
[346] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 42.
[347] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 3. (1616 г.). Л. 55, 56, 58.
[348] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1618 г.). Л. 1.
[349] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 8. (1615 г.). Л. 275-285.
[350] Там же. Д. 9. (1617 г.). Л. 6-8.
[351] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 26. Л. 125-126.
[352] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 53. Л. 137.
[353] РГАДА Ф. 96. Оп. 1. Д. 2. (1609 г.). Л. 97-100.
[354] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 1 (1610 г.). Л. 2.
[355] Там же. Д. 5. (1613 г.). Л. 5.
[356] РГАДА Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 18-22.
[358] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.). Л. 137.
[359] РГАДА Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1618 г.). Л. 20.
[360] РГАДА Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 2.
[361] Там же. Д. 2. (1607 г.). Л. 14.
[362] Там же. Д. 3. (1617 г.). Л. 49.
[363] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 46.
[364] Там же. Д. 2. (1618 г.). Л. 225.
[365] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 5. (1613 г.). Л. 71.
[366] ГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 399.
[367] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 75.
[368] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 80-81.
[369] РГАДА. Ф. 93. Оп. 1. Д. 1. (1615 г.). Л. 46-48.
[370] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 3. (1604 г.). Л. 195.
[371] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 20-21.
[372] Там же. Д. 3. (1617 г.). Л. 100.
[373] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 56-57.
[374] РГАДА Ф. 127. Оп. 1. Д. 4. (1617 г.). Л. 14.
[375] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1618 г.). Л. 139.
[376] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1606 г.). Л. 2.
[377] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 26. Л. 126 об.-127 об.
[378] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 49-50.
[379] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1607 г.). Л. 9, 18.
[380] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 5. (1613 г.). Л. 24, 67.
[381] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 40.
[382] РГАДА Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 37.
[383] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 29. Л. 410-412.
[384] РГАДА Ф. 35. Оп. 1. Д. 5. Л. 36 об.; Ф. 93. Оп. 1.Д. 1 Л. 65.
[385] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 2. (1617 г.). Л. 47-48.
[386] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 29-31.
[387] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 88; Ф. 77. Оп. 1. Д. 2. (1616 г.). Л. 203-205.
[388] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.). Л. 76-78; Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 42-43; Ф. 93. Оп. 1. Д.
1. (1615 г.). Л. 49, 53-55; Ф. 79. Оп. 1. Д. 29. Л. 414 об.; Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.). Л. 118, 119, 147-
149; Ф. 35. Оп. 1. Д. 48. Л. 70-76; Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 89.
[389] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.). Л. 14-15.
[390] Там же. Кн. 26. Л. 89-89 об.
[392] РГАДА. Ф. 93. Оп. 1. Д. 1. (1615 г.). Л. 34, 104-113, 149.
[393] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 29.
[394] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 25.
[395] РГАДА Ф. 89. Оп.1. Д. 1. (1616 г.). Л. 5-6.
[396] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 2. (1617 г.). Л. 19.
[397] РГАДА Ф. 123 Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 44-45.
[398] РГАДА Ф. 35. Оп. 1. Д. 48. Л. 76.
[399] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 24.
[400] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 37; Д. 1. (1614 г.). Л. 407.
[401] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 26. Л. 111.
[402] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 37.
[403] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 5. (1613 г.). Л. 131-132.
[404] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 66.
[405] Там же. Д. 2. (1614 г.). Л. 220.
[406] РГАДА Ф. 79. Оп. 1. Д. 29. Л. 424 об.
[407] РГАДА Ф. 35. Оп. 1. Д. 5. Л. 43 об.-44.
[408] РГАДА Ф. 79. Оп. 1. Д. 2. (1618 г.). Л. 71-72.
[409] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1607 г.). Л. 21.
[410] РГАДА Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 56-58.
[411] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 29. Л. 192 об.
[412] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 76.
[413] Там же. Д. 2. (1614 г.). Л. 220.
[414] РГАДА.. Ф. 77. Oп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 43.
[415] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 5. Л. 32.
[416] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 5. (1617 г.). Л. 71.
[417] РГАДА Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1617 г.). Л. 84.
[418] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.). Л. 19-20.
[419] Там же. Кн. 26. Л. 128 об.-130.
[420] Там же. Кн. 29. Л. 28 об.-29 об.
[421] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 114-115.
[422] Там же. Д. 2. (1614 г.). Л. 84.
[423] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 98.
[424] РГАДА. Ф. 110. Оп. 1. Д. 1. (1604 г.). Л. 110-111.
[425] РГАДА Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 46-48.
[426] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 65-66.
[427] Там же. Д. 1. (1616 г.). Л. 42.
[428] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 86.
[429] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 98.
[430] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.). Л. 20.
[431] Там же. Кн. 26. Л. 128 об.-130.
[432] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 7.
[433] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 66.
[434] РГАДА. Ф. 32. Оп 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 114.
[435] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 99.
[436] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Кн. 3. Л. 236-236 об.
[437] Там же. Д. 1. (1613 г.). Л. 154.
[438] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 77; Д. 3. (1614 г.). Л. 1. 129; Д. 2. (1615 г.). Л. 1-191; Д. 5. (1616
г.). Л. 61-66; Д. 7. (1616 г.). Л. 27-51; Д. 1. (1618 г.). Л. 81; Д. 3. (1618 г.). Л. 1-45; Д. 4. (1618 г.). Л. 1-38; Д. 6.
(1618 г.). Л. 1-27; Д. 1. (1619 г.). Л. 1-8; Д. 4. (1619 г.). Л. 1-9; Д. 5. (1619 г.). Л. 1-27.
[439] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 23. См. также: Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. (1616 г.). Л. 20-39, 58-59.
[440] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Д. 5. Л. 63 об.
[441] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 2. (1614 г.). Л. 213 об.
[442] РГАДА Ф. 110. Оп. 1. Д. 2. (1604 г.). Л. 1.
[443] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 26. Л. 173.
[444] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 82.
[445] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 377.
[446] РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 5. (1619 г.). Л. 3.
[447] Лихачев Д.С. Повести русских послов как памятник литературы // Путешествия русских послов в XVI-
XVII вв. Статейные списки. М.-Л., 1954. С. 319-346; Алпатов М.А. Указ. соч. С. 89-129; Рогожин Н.М.
Посольские книги... С. 99-108.
[448] Опись 1626 г. Л. 507.
[449] РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 164-221.
[450] РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. (1616 г.). Л. 261.
[451] Там же. Л. 2-27 об.
[453] Там же. Л. 1 См. также: Д. 4. (1615 г.). Л. 63.
[455] Новосельский А.А. Разновидности крымских статейных списков... С. 182-194.
[456] Рогожин Н.М. Посольские книги... С. 149-151.
[457] Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 31, 32, 37.
[458] ГАДА. Ф. 89. Оп 1. Д. 4. (1615 г.). Л. 216, 218, 221.
[459] РГАДА. Ф. 79. Оп 1 Д. 29. Л. 192 об., 220-254 об.
[460] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Д. 5. (1613 г.) Л. 190-208.
[461] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 260-293.
[462] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1 (1613 г.). Л. 441-464; Д. I. (1614 г.). Л. 79-86.
[463] РГАДА. Ф. 53. Д. 1. (1614 г.). Л. 175-182.
[464] Опись 1673 г. Л. 317 об.
[465] РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. Д. 1. (1613 г.). Л. 248-293; Д. 3. (1616 г.). Л. 216-224. См. также: Ф. 77. Оп. 1. Д. 1.
(1613 г.). Л. 441-464; Д. 2. (1616 г.). Л. 291-296.
[466] РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 6. (1617 г.).
[467] РГАДА. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1. (1614 г.). Л. 48-87.
[468] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 3. (1615 г.). Л. 7, 13, 17.
[469] Там же. Д. 2. (1604 г.). Л. 157.
[470] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. (1605 г.). Л. 15; Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1604 г.). Л. 169.
[471] Там же. Кн. 26. Л. 1 об., 63, 104-104 об.
[472] Там же. Кн. 29. Л. 53; Ф. 53. Кн. 3. Л. 40-42.
[473] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Кн. 4. Л. 36 об.
[474] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Д. 2. (1607 г.). Л. 21-22.
[475] РГАДА. Ф. 35. Оп. 1. Кн. 4. Л. 18 об.
[476] РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 6. (1610 г.). Л. 1.