[266]

В данной главе анализируются приемы делопроизводственной работы служащих Посольского приказа и способы составления столбцов и книг по связям Российского государства с иностранными державами. В предыдущей главе рассматривалась структура и содержание документации Посольского приказа начала XVII в. Восстановить способы составления столбцов и книг, а также работы с ними, помогают соответствующие пометы, сохранившиеся в делах «дипломатических» фондов РГАДА. Приемы составления книг помогает реконструировать также сопоставление их содержания с текстами соответствующих столбцов.

 

  В столбцах Посольского приказа объединялись относящиеся к тому или иному дипломатическому вопросу материалы. Часть составляющих документов вырабатывалась непосредственно в Посольском приказе, часть поступала из городов, других ведомств, от российских дипломатов. Доставленные в Посольский приказ документы прочитывались, при необходимости представлялись государю и Думе, после чего на обороте первого листа документа (челобитной, отписки) дьяк делал помету: «Чтена. В столп», «Чтена, вклеить в столп», «Чтена. Вклеить к отпуску»[1], «Чтена государю и бояром»[2], «Государю и бояром чтена. Вклеить в столп»[3], «Чтена. В столп крымской»[4]. В делопроизводстве Посольского приказа начала XVII в. удалось обнаружить лишь несколько случаев, когда помета «Чтена» была сделана на лицевой стороне отписки[5]. Часто на обороте входящих документов можно обнаружить не только резолюции о дальнейшей судьбе данного документа, но и приговор царя и бояр по вопросу, поднятому в нем. Так, на обороте отписки о том, что шведские послы забрали с собой шведского

[267]

пленника, имеется запись: «Пронести государю и бояром. Чтена. Отнимати не велети»[6].

Исходящие документы (грамоты, памяти, наказы) в обязательном порядке копировались в Посольском приказе. При этом черновик вклеивался в столбец; в большинстве случаев в конце документа помещалась помета, сообщавшая о том, с кем и когда он был отправлен из приказа. Иногда делались более подробные пометы: «Такова ж память послана в Володимерскую четь, чтоб послали грамоты, потому что Данков и Переславль Резанской ведают в Во-лодимерской чети, а в Розряд такова ж послана об одной воронежской грамоте с толмачом з Булгаком»[7].

Составленный черновой вариант исходящего из приказа документа подвергался правке. Фрагменты текста, подлежащие удалению, вычеркивались, при этом небольшие участки текста (от слова до нескольких строк) перечеркивались одной горизонтальной чертой; если же удалению подлежал большой фрагмент текста, то первая и последняя строка фрагмента перечеркивались горизонтальными линиями, которые соединялись вертикальной чертой, перечеркивающей остальные строки. Исправления текста производились путем написания правильного варианта поверх ошибочного (если исправлялась одна или несколько букв). Если объем исправлений был больше (одно или несколько слов, иногда — несколько строк), то новый вариант писался над строкой с зачеркнутыми словами. Наконец, если в текст документа следовало сделать обширную вставку, то на лицевой стороне документа в месте вставки вырисовывался значок в виде креста, вписанного в круг («крыж»). На обороте соответствующего листа ставился этот же символ, после чего следовал текст вставки.

Иногда составлению грамоты предшествовала определенная справочная работа. Так, в Посольском приказе была составлена грамота к воеводе И.А.Хворостинину, причем в грамоте он был написан стольником и воеводой. Однако приказное руководство решило навести соответствующие справки, и перед текстом грамоты была помещена памятка: «Отписати, стольником ли и воеводою пишетца князю Ивану Ондреевичю Хворостинину, или глухо». После наведения справок (вероятно — в Разрядном приказе) рядом с памяткой было приписано: «Глухо». Вследствие этого в черновом варианте грамоты И.А.Хворостинину титулы «стольник и воевода» были вымараны[8].

Черновики грамот, посылавшихся из Посольского приказа, не всегда подклеивались в столбец немедленно. Свидетельством этого является следующий факт. В крымском столбце 1604-1606 гг. имеется черновой вариант грамоты от 22 октября 1605 г., отправленной

[268]

из Посольского приказа в Мценск к приставу при крымских гонцах. На обороте же этой грамоты записан черновой вариант грамоты к смоленским воеводам, относящийся также к октябрю 1605 г.[9] Это свидетельствует о том, что черновик грамоты, посланной в Мценск, не был сразу подклеен к соответствующему крымскому столбцу, а в течение некоторого времени (вероятно — нескольких дней) лежал отдельно, вследствие чего оборотная его сторона и могла быть использована для составления грамоты в Смоленск. Подобная практика не была широко распространенной, но аналогичный пример можно обнаружить и в более ранний период. На обороте отрывка наказа посланнику в Данию И.Ржевскому, датированного 1 августа 1601 г., был написан черновой вариант проезжей грамоты от 12 августа 1601 г. ястребникам, отправленным с посольством в Крым. Позднее соответствующий лист был включен в крымский столбец[10]. Следовательно, иногда черновые варианты документации подклеивались в столбцы не сразу, а по прошествии некоторого времени (в данном случае отрывок датского дела должен был пролежать не подклеенным около двух недель).

В большинстве же случаев документы подклеивались в столбцы сразу по их написании или поступлении в приказ. Так, 22 сентября 1613 г. в Посольском приказе получили отписку из Переяславля Рязанского. Копия отписки осталась в Посольском приказе, а подлинник переслали к царю, возвращавшемуся с богомолья. 30 сентября подлинник был передан в Посольский приказ и подклеен к столбцу, где уже находилась копия рязанской отписки[11]. Следовательно, к 30 сентября столбец о приезде из Переяславля Рязанского ногайских гонцов уже начали составлять; в противном случае в столбце был бы вклеен лишь подлинник отписки. Черновой вариант грамоты иногда включался в несколько столбцов. Так, в ногайском столбце 1613-1614 гг. после текста грамоты имеется помета: «Такова грамота послана с атаманом с Ыгнатьем Бедрище-вым марта в 18 день, а подлинной отпуск атаману Игнатью Бедрищеву вклеен в Донском столпу, как отпущон на Дон Иван Опухтин»[12].

Документы на иностранных языках, поступавшие в Посольский приказ, переводились переводчиками. Когда не было уверенности в точности перевода, к нему привлекалось одновременно несколько специалистов. Так, в 1618 г. верительную грамоту шведских послов переводили «Ульф с товарыщи», а затем также Арн Бук, специально для этого вызванный из Казани. После перевода грамоты Буком и сверения текстов двух переводов над вторым экземпляром сделали помету: «Переводил Арн Бук вдругорядь для правки. Не писать. Так будет вдвое ж»[13]. Переводы грамот по распоряжению приказ-

[269]

ного руководства подклеивались в столбцы, причем строго в указанном месте: в крымском столбце 1616 г. после росписи подарков, врученных крымским послам на аудиенции у царя, помещена помета: «Подклеить тут переводы с грамот» (каковые и следуют в столбце после этой пометы)[14].

Иногда с российскими дипломатическими миссиями отправлялись грамоты на иностранных языках, написанные находившимися в Российском государстве иностранцами. Такие грамоты в обязательном порядке представлялись в Посольский приказ. Так, в 1617 г., вместе с выехавшим в Данию посланником было отправлено письмо от жившего в Москве датчанина к его родственникам; датчанин лично принес это письмо в Посольский приказ к дьякам, и в столбец был включен перевод этого послания[15]. Позднее, в 1626 г. переводчик Е.Еремеев провез в Швецию частные письма живших в Московском государстве немецких торговцев к их родственникам, не передав их для перевода в Посольский приказ. Когда дело раскрылось, Еремеев был уволен из переводчиков, несмотря на длительный стаж и богатый опыт службы в дипломатическом ведомстве[16].

Представленные фамоты в приказе переводили на русский язык (переводы подклеивались в столбцы). При этом содержание писем редактировалось служащими Посольского приказа. Так, например, в 1616 г. английский посол Дж.Меррик, посредничавший на русско-шведских переговорах, передал в Посольский приказ свое письмо к шведскому послу Я.Делагарди. Письмо было переведено, и руководители приказа распорядились: «Приписать о княгине Одоевской, чтоб и з детьми отпустил» (речь идет о жене князя И.Н.Одоевского, находившейся в оккупированном шведами Новгороде). На обороте перевода был записан пространный текст соответствующей вставки[17]. Переводы иностранных грамот подклеивались в столбцы, подлинники же грамот хранились отдельно и использовались в дальнейшей дипломатической практике; сравнительно редко в столбец подклеивали и подлинный иностранный текст (несколько примеров можно обнаружить в английских и шведских столбцах 1615-1619 гг., в частности, текст речей английского посла Дж.Меррика, написанный на немецком языке и поданный в Посольский приказ)[18].

При подготовке заграничной миссии важная роль отводилась оформлению грамоты к иностранному государю. При составлении грамоты использовались старые образцы. Так, при подготовке в Посольском приказе в 1610 г. фамоты от боярина Дмитрия Шуйского в Ногайскую Орду, за образец был взят текст грамоты, отправленной в 1603 г. к князю Иштереку от астраханских воевод. Шерт-

[270]

ная запись (текст присяги для мусульман) также был составлен на основе документа трехлетней давности, о чем сохранилась соответствующая помета: «А написана ся запись против тое записи, по которой приведены к шерти Иштерек-князь и мурзы во 115 году у Балчика при боярине Федоре Ивановиче Шереметеве». Черновой вариант грамоты составлялся дьяком, а затем переписывался подьячим[19]. При составлении примерного варианта договорной записи (русско-шведские переговоры в Дедерино, 1616 г.) был использован текст Тявзинского договора 1595 г. (в сохранившемся черновике исправлены имена шведского короля Сигизмунда, царя Федора Ивановича, русских и шведских послов)[20]. Иногда в столбце можно обнаружить пометы, содержащие самые общие указания по составлению грамоты: «Писати от государя, примерясь к Цареве ж [ханской. — Д.Л.] грамоте»[21]. После составления грамота зачитывалась царю, о чем свидетельствует приписка перед текстом грамоты к датскому королю: «Честь государю»[22].

После представления текста грамоты царю и боярам иногда приходилось вносить некоторые изменения. Исправление текста грамоты называлось «вычисткой». В одном из шведских столбцов сохранились пометы, позволяющие представить процесс редактирования текста грамоты. Перед грамотой помещена запись: «Грамота самая черная, с чистою правлена». На оборотах имеются пометы: «Вычистка 1, июля 14 числа подклеина», «Вычистка 2-я, июля 14 числа подклеиная»[23]. Как видно, текст грамоты в Швецию правился как минимум дважды. В конце черновых вариантов грамот можно обнаружить распоряжения дьяков: «Переписати»[24]. После внесения изменений, текст переписывался начисто золотописцами и подьячими, запечатывался и заверялся подписью судьи Посольского приказа: при описании внешнего вида отправляемых за рубеж грамот в большинстве случаев отмечалось: «подпись назади дьячья» или «подпись дьячья на загибке»[25]. Правленный черновой текст грамоты включался в столбец после тщательного сопоставления его с окончательным вариантом грамоты (об этом свидетельствуют пометы вроде «С подлинною грамотою правлена», «Справлена. Отдати послом. А черная вклеена короткая»)[26]. В большинстве случаев грамоты писались на русском языке, но известны случаи, когда по распоряжению руководителей приказа подлинники переводились на иностранные языки: в столбцах на полях напротив русских текстов грамот, отправляемых за границу, сделаны пометы: «Писать в лист по-татарски»[27]; «Такова грамота послана татарским писмом»[28].

После принятия царем и Боярской думой решения об отправлении посольства или гонца за границу, служащие Посольского при-

[271]

каза приступали к оформлению посольского наказа — одного из важнейших документов дипломатической миссии. Имеются многочисленные примеры, когда в столбцах в тексте наказов оставлялись пропуски под имена дипломатов. Это объясняется тем, что делопроизводственная работа начиналась еще до определения кандидатуры посланника. Часто эти пробелы в черновиках наказов так и оставались незаполненными (подобный казус удалось обнаружить даже в книге, составлявшейся на основе столбца - в одном месте был оставлен пропуск под имя дьяка)[29]; иногда имена и фамилии послов и гонцов вписывались позднее чернилами другого цвета, после того, как определялась кандидатура дипломата. Например, в наказе для посланника, отправленного в конце 1617 г. в Данию и Голландию, оставлены пропуски для имени, а на обороте последнего листа наказа была записана фамилия посланника — «Баклановского»[30]. Известны случаи, когда наказ составлялся для одного человека, но перед отправлением миссии его по какой-либо причине заменяли другим. Тогда в столбец вносились соответствующие исправления. Так, весной 1607 г., в качестве гонца в Крым планировали послать Даниила Протасьева, но вместо него был отправлен Степан Ушаков (сохранилась память, составленная для Протасьева, но его имя было вычеркнуто и вместо него был вписан Ушаков). В тексте наказа также первоначально было вписано имя «Данило», а затем исправлено на «Степан»; в некоторых местах имя Протасьева осталось не вычеркнутым[31].

В составлении наказа посланникам, отправляемым за границу, принимали участие не только служащие Посольского приказа, но и члены Боярской Думы. В столбцах по связям Московского государства со Швецией можно обнаружить прямые указания на то, что Дума имела непосредственное отношение к составлению наказов. В одном из дел 1616 г., после записи об обсуждении боярами вопросов об условиях заключения мира со Швецией, была помещена помета: «А поговоря, бояре по тому велели... и наказ государев писать»[32]. В столбцах можно обнаружить также материалы, иллюстрирующие способы составления посольских наказов и степень участия в этом процессе членов Боярской Думы. Сохранился отрывок чернового варианта наказа российским посланникам, отправленным на съезд в Дедерино в 1615 г. Начинается отрывок дьячьей пометой: «Говорити з бояры о свейском деле, как в наказ писати». Далее аккуратным почерком были записаны предполагаемые ситуации и предложения шведских дипломатов, а рядом с ними небрежным почерком помещены записи о боярском решении по данному вопросу[33]. Например, в тексте было записано: «А будет с свейскими послы на съезде будут толмачи, которые преж того бы-

[272]

вали государевы — Анца Арпов и Анца Бракилев, или иные которые государевы толмачи, и при них государево дело делать ли и с ними говорити ль?» Рядом с этим вопросом было помещено боярское решение: «Бояре приговорили: отговариваться, а по самой неволе и с ними говорить»[34]. Аналогичным образом составлялся наказ, отправленный к послам в Дедерино в январе 1616 г.[35] Как видно, основа наказа (в виде набора возможных ситуаций, осложнений и вопросов, которые могут возникнуть в ходе переговоров) составлялась в Посольском приказе на основании накопленного в этом ведомстве дипломатического опыта; в Боярской Думе определялась стратегия поведения дипломатов.

В присутствии царя и Думы решались и другие вопросы, связанные с подготовкой зарубежной миссии. Вопросы эти также формулировались руководством Посольского приказа. В том же шведском столбце приведен перечень предметов, которые следовало отправить с русскими послами на съезд (крест и икона для присяги, шатер, бумага, чернила и т.д.) На следующем листе этот перечень был переписан с предварительной пометой: «Доложити государя... о свейских послех, чтоб с ними послать на съезд с Москвы». Напротив каждого предмета из перечня другим, небрежным почерком была приписана соответствующая резолюция: «Крест нарядной. От Пречистой из собору. Образ Пречистые Богородицы нарядной. От собору ж от Пречистые. Миса серебряна, на чем кресту быти. От Пречистые ж. Съезжей шатер, к шатру полы и к нему чемодан. На Дворец послать память». По окончании перечня помещена запись: «По сей помете память в Пречистую Соборную, и на Дворец, и на Казенной Двор посланы»[36].

В процессе подготовки дипломатической миссии составлялся не один черновик наказа. Так, в Описи 1626 года упомянут «Наказ литовской самой черной, как посыланы на съезд с литовскими послы для мирного постановенья, а имян посольских не написано, черненье думного дьяка Петра Третьякова, 123-го году»[37]. Данная цитата доказывает факт существования двух или более черновых вариантов наказа русским послам под Смоленск; первый — «самой черной» наказ был составлен еще до определения состава российской дипломатической миссии. Кроме того, мы можем документально подтвердить факт активного участия судьи Посольского приказа Петра Алексеевича Третьякова в подготовке наказа.

При составлении наказа посланникам в Посольском приказе могли использовать тексты других наказов, составленных незадолго до этого. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в столбцах описки и исправления. Так, в наказе русским посланникам князю И.Борятинскому и дьяку Г.Богданову, отправившимся в 1613 г. в

[273]

Данию, было записано: «И... говорити: великий государь наш, ...памятуючи прежних великих государей аглинских королей...» (слово «аглинских» в столбце было зачеркнуто, вместо него записали «датцких»)[38]. Аналогичные исправления в том же деле встречаются и ниже: «А будет цесаревы думные люди учнут Степана... спрашивати...» («цесаревы» исправлено на «датцкого короля», имя посланника в Империю Степана Ушакова осталось неисправленным)[39]; «И Степану и Семому говорити...» («Степану» исправлено на «князю Ивану», «Семому» (Семой Заборовский — дьяк в посольстве в Империю) — на «дьяку»)[40]; «А будет цесаревы люди учнут говорити...» (в данном случае текст не был исправлен)[41]; «И Олексею Ивановичу и дьяку Олексею...» (здесь имена посланников в Англию исправлены на имена дипломатов, отправленных в Данию)[42]. Как видно, при составлении наказа посольству в Данию в качестве источника служащие Посольского приказа использовали наказы миссиям, направленным в Англию и Империю. Подобный прием представляется вполне оправданным, поскольку все три посольства (в Империю, Англию и Данию) были отправлены в 1613 г. практически одновременно, и перед русскими посланниками стояли одинаковые задачи — извещение о воцарении Михаила Федоровича и поиск союзников для борьбы с Польшей и Швецией. В данном случае руководство Посольского приказа сочло возможным при составлении наказа посольству в Данию использовать в качестве основы наказы миссиям в Империю и Англию. Подобные приемы делопроизводства использовались в Посольском приказе достаточно широко. Так, например, в наказе приставам, сопровождавшим в 1618 г. в Москву шведское посольство, было записано, что шведские дипломаты могут поинтересоваться отношениями русского царя со шведским королем. Подобный вопрос из уст шведских послов звучал бы нелепо, и в черновике наказа он был вымаран[43]. Тем не менее, этот пример позволяет предположить, что наказ приставу при шведских дипломатах переписывался с наказа какому-либо другому лицу, сопровождавшему иную миссию.

Другим способом составления наказа посольству было использование материалов прошлых дипломатических миссий в ту же страну. Так, в черновом варианте наказа посольству 1614 г. в Крым Г.К.Волконского и П.Овдокимова можно обнаружить места, свидетельствующие об использовании при составлении этого документа более раннего наказа посольству в Крым, отправленному при Борисе Годунове. Приведем несколько примеров. Первоначальный текст наказа выглядел следующим образом: «А однолично б промыслить, и государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии без вести не учинить»; «А будет калга учнет говорити, что

[274]

Казы-Гирей царь по турского веленью пошол на Можары...»; «И бывал ли где бой турским и крымским людем сего лета с цесарскими или с волошскими и с мутьянскими людьми...». Кроме того, в тексте наказа указаны имена русских послов: князь Григорий Константинович и дьяк Афанасий (в другом месте — Андрей). После написания первоначального текста, он был подвергнут правке: имя царя Бориса Федоровича было исправлено на Михаила Федоровича, имя хана Казы-Гирея (к 1614 г. умершего) заменено именем хана Джанибек-Гирея; исправлено и направление возможного похода крымских татар: вместо Можар (Венгрии) в наказе указали Литву, соответственно крымчаки и турки должны были сражаться не с цесарскими, волошскими и мутьянскими людьми, а с литовскими. Имя русского посланника князя Григория Константиновича Волконского было оставлено без изменений, а имя сопровождавшего его дьяка исправлено на «Петр»[44]. Указанные отрывки позволяют сделать вывод о том, что при составлении наказа русскому посольству в Крым 1614 г. служащие Посольского приказа взяли за основу наказ русским послам 1601 г. Действительно, в 1601 г. российский престол занимал Борис Годунов, а крымский — Казы-Гирей; в это время шла турецко-имперская война 1593-1606 гг. за Венгрию; русское посольство в Крым возглавлял князь Г.К.Волконский, с ним должен был отправиться в дьяках Андрей Иванов. Следовательно, наказ посольству в Крым 1614 г. составлялся на основе документации тринадцатилетней давности, хранившейся в архиве Посольского приказа.

В крымских делах можно обнаружить и другие примеры использования прежней документации при составлении наказов. Наказ приставу, отправленному в июне 1615 г. навстречу крымскому гонцу Исмаил-аге, в первоначальном варианте выглядел следующим образом: «Лета 7123-го декабря в... день государь... велел Ивану Миничю Ростопчину ехати в Серпухов встречу крымских послов Ибреим-паши-мурзы с товарыщи с своим государевым со встречным жалованьем с платьем, а толмач с крымскими послы готов Яким Сумороков». Переписанный с прежнего образца текст подвергся правке: была изменена дата, имя и ранг крымского дипломата, имена пристава и толмача; остальной текст остался без изменений[45]. Источником при составлении наказа посланникам в Крым А.Лодыженскому и Р.Болдыреву, отправленным в 1617 г., был наказ посланникам Ф.Челюсткину и П.Данилову, посланным в Крым в 1616 г. Свидетельством этого являются встречающиеся в наказе Лодыженскому имена Челюсткина и Данилова («и Федору и Петру говорити»), причем в одном месте эти имена не были исправлены на правильное «Обросиму и Рахманину»[46]. Аналогичным образом,

[275]

на основе наказа Челюсткину и Данилову, был написан наказ посланникам С.Хрущеву и С.Бредихину, посланным в Крым в 1618 г.[47] Подобные приемы делопроизводства использовались не только в крымских делах. Наказ приставу И.Сытину, сопровождавшему в 1617 г. английского посла Дж.Меррика, был переписан с наказа приставу, провожавшему в марте 1605 г. английского посла Т.Смита. Из старого наказа была взята даже прежняя формула: «едучи дорогою, ставитися с аглинским послом бережно в живущих селех и в деревнях, где б дворов было немало»[48]. Напомним, что в разгар Смутного времени требование ехать, принимая все меры предосторожности, объяснялось реальной опасностью нападения воров или «литовских людей». Тем не менее, в наказе 1617 г. автоматически была переписана формулировка, составленная в конце правления Бориса Годунова, когда Смута еще только начиналась.

Таким образом, на основании анализа текстов столбцов можно сделать вывод о том, что при подготовке дипломатической документации в Посольском приказе широко использовали материалы прежних лет. Данный факт не означает того, что в российском дипломатическом ведомстве не учитывали изменений, происходивших на международной и внутриполитической арене. При составлении новых наказов копировались лишь основные, шаблонные моменты, не подвергавшиеся серьезным изменениям с течением времени. Основная же часть наказа учитывала изменившиеся реалии. Заново составлялась речь, которую должны были произнести при заграничном дворе русские дипломаты. В составлявшемся по прежнему шаблону наказе оставляли место для новых посольских речей, о чем свидетельствует помета на полях «крымского» столбца: «Вписать речь»[49]. Текст наказа корректировался с изменением ситуации — на полях наказа стоит дьячья резолюция: «Переправить против новые грамоты»[50]. В «крымском» столбце 1614 г. имеется помета: «Приписать про Зарутцкого»[51], после чего в наказе следует обширная вставка о том, что следует говорить, если в Бахчисарае зададут вопрос о Иване Заруцком и Марине Мнишек.

Свидетельством того, что руководители Посольского приказа редактировали содержание и последовательность материалов в наказах, является также помета на полях напротив статьи о выкупе людей из крымского плена: «Написати статья после всех»[52]. В английском столбце также можно найти помету, иллюстрирующую сложкый процесс составления и редактирования в Посольском приказе текста чернового варианта наказа послам: «Вклеить в черное»[53]. По всей вероятности, данная часть наказа была составлена позже основной части и вклеена в черновик. Иногда тексты наказов подвергались сокращению. Например, из наказа российским

[276]

посланникам, отправленным в 1618 г. в Персию, была удалена часть, посвященная спорному для Российского государства и Персии вопросу о Грузии. Вероятно, в условиях польско-литовского наступления на Москву, в Посольском приказе предпочли не обострять отношений с персидским шахом, и конфликтная часть наказа была удалена (о чем свидетельствует запись в столбце: «Выклеена грузинская статья»[54]).

Наконец, можно предположить, что при составлении посольских наказов составитель не всегда обращался для проверки информации к хранящимся в архиве делам — иногда он полагался на свою память, что иногда приводило к некоторым неточностям. По всей видимости, так произошло при составлении наказа для посольства Г.К.Волконского в Крым летом 1614 г. На возможный вопрос об отношениях Московского государства с другими державами посланник должен был отвечать перечислением миссий, отправленных из Москвы в 1613-1614 гг. При этом была допущена ошибка: составитель наказа написал, что в Англию с посланником отправился дьяк Г.Богданов, а в Данию — дьяк А.Витовтов[55]. На самом же деле Богданов выехал в Данию, а Витовтов, наоборот, в Англию. Вследствие этого мы можем предположить, что данный фрагмент наказа составлялся без обращения к справочному материалу.

После составления чернового варианта наказа он подвергался правке, переписывался начисто и вручался посланникам. В большинстве случаев, в составе имеющихся в наличии в настоящий момент дел сохранились лишь черновые варианты наказов, включавшиеся в столбец и хранившиеся в Посольском приказе. «Чистый» наказ, отправлявшийся за рубеж с посланниками, является редкостью в посольских делах начала XVII в. Однако в нашем распоряжении имеются два варианта наказа («черный» и «чистый») посольству, отправленному в 1614 г. в Крым. Оба наказа сохранились в рамках одного дела. Наличие двух вариантов наказа одному посольству открывает перед нами возможность сопоставить их и сделать на базе этого некоторые выводы о характере делопроизводственной работы служащих Посольского приказа при подготовке заграничных миссий. Текстологическое сравнение чернового и окончательного вариантов выявляет факт составления «чистого» наказа на основе «чернового» с учетом произведенной правки. Так, в «черном» наказе злодеяния Ивана Заруцкого описаны следующим образом: «И тот вор, ещо не насытяся крови человеческие, побежал^а великого государя нашего исконивечную отчину в Асторохань. И астороханские всякие^б люди^в, ведая того^г ведомого вора Ивашка Зарутцкого в Московском государстве смуту, служа великому государю нашему, в Астарахань его пустили, а впустя ево в Астарахань,

[277]

писали о том и прислали бити челом астараханские всякие люди^д к великому государю, к его царскому величеству, чтоб великий государь наш их пожаловал, прислал к ним в Астарахань бояр своих и воевод с ратными людьми, а они вора и злодея Московскому государству Ивашка Зарутцкого и с Маринкою свяжют и отдадут великого государя нашего бояром и воеводам»[56]. Характер исправлений позволяет сделать вывод о том, что черновой вариант наказа составлялся сразу, непосредственно на листе, без предварительных заготовок. В «чистом» наказе вся указанная правка учтена; единственные разночтения, связанные, вероятно, с невнимательностью переписчика, сводятся к неправильному написанию слова «Астарахань» (в окончательном варианте — «Астарань») и замене слов «а они» на слова «а в ней»[57].

После составления черновика и его правки дьяк отдавал распоряжение о копировании: в конце чернового варианта наказа, отправленного в Крым к посланнику Ф.Челюсткину, имеется директива: «Переписать весь»[58]. Косвенным подтверждением того, что черновой вариант наказа оставался в Посольском приказе, а «чистый» вручался посланникам, являются указания описей архива Посольского приказа. Так, в Описи 1614 года из документов миссии в Персию 1613-1615 гг. упомянут только «список наказ чорной» русским посланникам[59]; «чистый» наказ на момент составления описи еще не был возвращен в Посольский приказ. Текст наказа в обязательном порядке прочитывался судьей Посольского приказа и заверялся его подписью. В конце наказа российским посланникам, отправленным в Данию в 1601 г. можно обнаружить автограф А.И.Власьева[60]; подписи П.А.Третьякова имеются в конце наказов русским дипломатам, посланным в Крым в 1613 г.[61], в Империю в 1613 и 1616 гг.[62] В случае, если наказ вручался посланнику без «приписи» главы Посольского приказа, это особо оговаривалось в документации: «Таков тайной наказ дан Юрью без дьячьей приписи»[63].

Интересной иллюстрацией приемов ведения делопроизводства в Посольском приказе являются описания приемов царем иностранных дипломатов, составлявшиеся заранее, еще до аудиенции. Первый случай такой предварительной записи церемониала аудиенции удается зафиксировать в польском столбце 1608 г. 28 января 1608 г. польским послам Н.Олесницкому и А.Гонсевскому была дана аудиенция. В столбце первоначально было записано: «А государю, царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии в то время быти в Подписной в Золотой полате, сидети в своем царском месте в царском платье и в диадиме... А рындам стояти по обе стороны государя в белом платье и в золотых чепях: с правую сторону князь

[278]

Василей князь Семенов сын Куракин да князь Федор князь Федоров сын Мещерской; с левые стороны князь Юрьи княж Дмитреев сын Хворостинин да Исак Погожего. А при государе сидети в полате бояром, и околничим, и и дворяном большим, и дьяком в золотном платье. А стрельцом стояти с пищальми... А стречи будет послом две... И послы правят государю от короля поклон. ...И государь пожалует послов, позовет к руце, да пожалует и вспросит послов о здоровье, а молыт... И послы на государеве жалованье бьют челом, а говорили: [здесь было оставлено пустое место, и речь послов была вписана позже другими чернилами и другим почерком. – Д.Л.] ...А после того послы подадут государю верющую грамоту, и государь велит грамоту приняти посольскому дьяку Василью Телепневу. И по государеву указу диак Василей у послов грамоту примет и поднесет ко государю. И государь, посмотря грамоты, велит посольскому диаку молыти послом, чтоб правили посольство... И по государеву указу посолской дьяк молыт...»[64]. В дальнейшем текст подвергся правке: существительные дательного падежа были переведены в именительный падеж, а неопределенная повелительная форма глаголов заменена глаголами прошедшего времени. В результате текст принял следующий вид: «А государь, царь и великий князь Василей Иванович всеа Русии в то время был в Подписной в Золотой полате, сидел в своем царском месте... А рынды стояли...» и т.д.[65] Из текста была вычеркнута часть, где говорилось о том, что царь должен спросить о здоровье королевского дворянина[66] (следовательно, ход аудиенции отклонился о традиционного протокола, и в заготовленный заранее текст пришлось вносить исправления). Нужно отметить, что при правке текста изменения были внесены не везде: так, по невнимательности «корректора», в тексте сохранилась запись: «А стрельцы стояти с пищальми»[67]. Предварительные описания церемониала аудиенций составлялись с учетом прецедентов, имевших место раньше. Об этом свидетельствуют пометки, сделанные на полях. Так, напротив записи о том, что Василий Шуйский спрашивал послов о здоровье, на полях была сделана пометка: «А Радиминского [польский посланник, приезжавший в Москву в 1591 г. — Д.Л.] государь о здоровье не спрашивал»; напротив записи о передаче польской грамоты посольскому дьяку было помечено: «А при Лве [Сапеге, приезжавшем с посольством в 1600-1601 гг. — Д.Л.] царь Борис чел грамоту»[68]. Отдельные элементы подобной практики встречались в дипломатической документации и ранее (например, в описании аудиенции английскому послу Т.Смиту 11 октября 1604 г. вычеркнуты слова о том, что царь был в диадеме и со скипетром, а имена рынд, стоявших у трона, были вписаны позднее другими чернила-

[279]

ми)[69]. Однако, предварительное описание приема послов 28 января 1608 г. является первым из обнаруженных в столбцах Посольского приказа начала XVII в., имеющим законченный вид. Следовательно, окончательное становление практики предварительного составления описаний приемов иностранцев относится именно к эпохе Смутного времени.

Позднее, в первые годы правления Михаила Романова, подобные приемы делопроизводства использовались довольно часто. За 1614-1619 гг. в столбцах удалось обнаружить восемнадцать случаев предварительного описания церемоний аудиенций иностранным дипломатам. Заранее были протоколированы приемы черкесского посланника Кардона[70] и Сунчалея-мурзы[71] 18 сентября 1614 г.; касимовского царя 30 октября 1614 г.[72]; датского посла Ивервинта и выезжего датского дворянина М.Мартынова 2 февраля 1615 г.[73]; английского посла Дж.Меррика 19 марта 1615 г.[74] и 1 мая 1615 г.[75]; крымского гонца Исмаил-аги 25 июня 1615 г.[76]; голландского гонца Г.Фандерхейна 3 декабря 1615 г.[77]; кабардинских князей Куденека и Сунчалея 6 января 1616 г.[78]; крымского посла Магмет-аги 10 ноября 1616 г.[79]; голландского посланника И.Массы 28 июля 1617 г.[80]; персидских посланников Кая-салтана и Булат-бека 4 января 1618 г.[81]; крымского посла Шебан-аги 1 мая 1618 г.[82]; шведского посла Г.Стейнбока 19 мая и 8 июня 1618 г.[83]; крымского гонца Ибрагим-мурзы 28 июля 1618 г.[84]; крымских гонцов Ибрагим-мурзы и Резепа 30 июля 1619 г[85]; крымского гонца Аллаш-богатыря 24 ноября 1619 г.[86]. Подобная практика имела место и позднее: так, в Посольском приказе заранее была расписана церемония приема шведского посланника А.Мартенсона (1620 г.)[87], бухарского посла Эдема (1620 г.), грузинского посланника игумена Харитона (1621 г.)[88], калмыцкого посла Онутая (1620 г.)[89] Как видно, предварительное составление описаний аудиенций имело место достаточно часто, причем подобные способы делопроизводства применялись при описании приемов дипломатов всех рангов (от гонцов до послов) и практически всех держав. Следовательно, предварительное протоколирование царских приемов в рассматриваемый период превратилось в систему, став одним из новшеств, появившихся в делопроизводстве Посольского приказа в годы Смуты. Само стремление служащих российского внешнеполитического ведомства составлять описания аудиенций заранее свидетельствует о том, что к началу XVII в., вследствие твердого закрепления норм дипломатического церемониала, делопроизводство Посольского приказа стремилось к созданию общего формуляра документации.

В большинстве случаев предварительное описание церемониала производилось по той же схеме, что была рассмотрена нами на ма-

[280]

териале польского столбца 1608 г. Иногда мы встречаем лишь некоторые элементы, позволяющие утверждать, что церемониал аудиенции записывался предварительно: например, церемония приема голландского посланника И.Массы описана традиционно, о предварительной подготовке записей свидетельствует лишь фраза: «Говорите галанскому посланнику при государе речь»[90]. На предварительную подготовку описания церемониала аудиенции шведского посланника Г.Стейнбока в 1618 г. указывает запись о том, что вместо дьяка С.Романчукова на приеме присутствовал дьяк Д.Семенов. В описании же было изначально записано, что «встретил их [послов. — Д.Л.] блиско дверей посолской диак»; последние два слова были зачеркнуты, вместо них написали «диак Добрыня Семенов»[91]. По-своему уникальны описания аудиенций черкесскому послу и мурзе в 1614 г. В столбцах сохранилось два варианта описания их приемов: черновые и чистовые. В черновых вариантах без позднейших исправлений написано о том, как должна выглядеть аудиенция («государь пожалует, вспросит...» и т.д.) В чистовых вариантах церемониал описан уже в прошедшем времени («государь пожаловал, спросил...»)[92].

В некоторых случаях описание аудиенций не соответствует рассмотренной нами схеме. Так, в описании приема касимовского царя мы наблюдаем иную картину. Первоначальный текст выглядел следующим образом: «А как датцкой посланник поедет от государя на подворье, и выезжие немцы государю челом ударят, и государь велит касимовского царя отпустить и велит ему сказать посольскому дьяку в стола место корм. А корму царю послать...». После правки текст принял следующий вид: «А как датцкой посланник поедет от государя на подворье, и выезжие немцы государю челом ударят, и государю было велети касимовского царя отпустить и велеть ему сказать посольскому дьяку в стола место корм. А корму царю было послать...». Объяснение столь необычной правки было приведено там же: «И касимовской царь у государя того дни не был, потому что болен. А как вперед при послех или при послан-никех укажет государь быти у себя, государя, царю или царевичем, и им у государя быти и встречю им чинити по сему ж государеву указу»[93].

Предварительное описание служащими Посольского приказа аудиенций иностранным дипломатам интересно не только тем, что оно свидетельствует о приближении дипломатической документации к единому формуляру и демонстрирует развитие новых способов делопроизводства. В отдельных случаях сопоставление первоначального текста с позднейшими правками позволяет уточнить и конкретизировать некоторые моменты истории Посольского прика-

[281]

за. В предварительном описании приема крымского посла Шебан-аги фигурирует имя судьи приказа П.Третьякова. После аудиенции, состоявшейся 1 мая 1618 г., вместо него в текст был вписан его заместитель - дьяк С.Романчуков[94]. Это позволяет сделать вывод о том, что Третьяков отошел от руководства приказом незадолго до 1 мая 1618 г. При внесении правки в описание приема шведских послов 19 мая 1618 г. к имени дьяка Ивана Грамотина было приписано слово «думной»[95], что позволяет предположить, что около 19 мая 1618 г. Грамотин был пожалован думным дьячеством. Следовательно, описания аудиенций иностранным дипломатам, содержащиеся в столбцах, несмотря на их унификацию, предоставляют исследователю богатую информацию об истории посольского обычая, приемах делопроизводства служащих Посольского приказа, а в ряде случаев и об их биографиях.

Протоколировались и речи, произносившиеся посольскими дьяками во время аудиенций. Речи также писались заранее, причем и в тех случаях, когда описание аудиенции составлялось прямо в ее ходе. Об этом свидетельствует то, что в большинстве случаев дьячьи речи в столбцах написаны иным, более аккуратным почерком, чем остальное описание аудиенции; при этом запись речи дьяка обычно начиналась на новом листе: по-видимому, заранее написанная речь подклеивалась позже к столбцу. Речи, произносимые дьяком на аудиенциях, позднее переписывались и вручались иностранным дипломатам: в «шведском» столбце сохранилась дьячья помета в конце текста речей: «Списать таковы слово в слово», а также отметка об исполнении распоряжения[96].

Поступающие в Посольский приказ документы, касающиеся дипломатических вопросов (отписки, памяти, статейные списки), а также черновые варианты исходящих из этого ведомства материалов (грамоты, памяти, росписи, наказы) подклеивались в столбцы. На основе столбцов позднее составлялись книги, в которые входили наиболее важные материалы столбцов. При этом столбцы, хотя и включают в себя гораздо большее количество мелких документов, чем книги, все же не являются источником, в который автоматически и без строго установленной последовательности заносилась вся документация, касающаяся того или иного дипломатического вопроса. Однотипные черновые варианты грамот в разные города по одному и тому же вопросу не всегда подклеивались в столбец. В таких случаях в столбец включали текст одной из грамот, а затем делали приписку, что в прочие города посланы аналогичные грамоты. Так, в английском столбце 1615 г. приведен текст государевой грамоты в Тверь, после чего помещена помета: «Такова ж послана в Торжок, в Осташков»[97]. Не всегда переписывались в столбец и од-

[282]

нотипные наказы. Так, в 1618 г. в Ногайскую Орду одновременно отправили троих посланников; каждый из них получил отдельный наказ. Однако, в силу того, что на посланников были возложены одинаковые задачи (выдать жалованье мурзам), их наказы дублировали друг друга. По этой причине в столбце не стали лишний раз переписывать один и тот же текст. Вместо этого была сделана запись: «А к Тинмаметевым детем... послан Мосей Панов, ...а наказ ему таков же, что и Семену Рагозину»[98]. Это позволяет характеризовать столбцы как источник, на уровне оформления которого уже производился отбор документов.

Руководство Посольского приказа следило и за последовательностью включения документов в столбцы. Так, в шведском столбце 1618 г. содержится черновой вариант памяти приставам — «Корм свейским послом... давать... по росписи, какова послана под сею памятью». После памяти в столбце была сделана приписка: «Написать внизу, где указано, а не забыть»; за этой пометой действительно следует кормовая роспись[99]. В столбцах Посольского приказа можно обнаружить также элементы классификации однотипных документов, включенных в столбец. В английском столбце имеется следующая запись, подтверждающая эту мысль: «А се наказы и розписи к Москве, и имянные списки людем, и памяти по приказом о всяких делех о посольском отпуске»[100]; после записи в столбце следуют соответствующие документы.

Пометы на листах позволяют сделать вывод о том, что в своей работе служащие Посольского приказа всегда стремились опираться на прецеденты, имевшие место ранее. При этом враждебное отношение нового монарха к своему предшественнику, хотя и сказывалось на формулировках выписок «в пример», все же не являлось фактором, ограничивающим использование примеров из предыдущих царствований. Так, в выписке о приездах в Москву черкесских мурз, сделанной при Лжедмитрии, Борис Годунов упоминается без царского титула: «А в прошлом 111-м году, как был на Москве черкаской Сунчалей-мурза при Борисе...»[101]. В том же деле, после смерти Лжедмитрия, была сделана выписка о приезде при самозванце того же мурзы: «Да в 114-м году приезжал при розстриге Сунчалей ж мурза...»[102]. Иногда текст сделанной пометы позднее исправлялся. В этом отношении интересна помета на обороте челобитной гонцов, отправленных в марте 1606 г. от Лжедмитрия в Крым. Первоначально текст пометы был традиционным: «Государь слушал. В столп». Однако после убийства Лжедмитрия документация Посольского приказа была подвергнута «редакторской правке», и слово «государь» было зачеркнуто; вместо него над строкой приписали «рострига»[103]. Примеры из времени царствования Лжедмит-

[283]

рия встречаются в документации Посольского приказа вплоть до 1618 г. Отправленный в конце 1613 г. в Ногайскую Орду посланник бил челом об увеличении подмоги, ссылаясь при этом на то, что «при розстриге... послан был посланник, и тому было дано на подмогу сто рублев»[104]. По челобитной кречатников, отправленных из Крыма в октябре 1614 г., была сделана выписка, в которой упоминалось: «как посыланы вожи с Офонасьем Мелентьевым..., а из Крыму приехали они после розстригина извода...»[105]. В 1618 г., при отправлении посольства в Персию, в качестве примера был приведен случай отправления русского посольства в Персию от Лжедмитрия[106]. Выписки вклеивались в столбцы в местах, указанных руководителями приказа — в шведском столбце 1617 г. сохранилась помета: «Выписки из прежних межевальных отпусков, вклеены в сем месте в столпу для дьячьи пометы, а начало межевального отпуску Гаврила Писемского с товарыщи вклеено ниже сего»[107]. Сила прецедента была настолько велика, что при отсутствии соответствующего примера служащие Посольского приказа приходили в некоторую растерянность. Например, в 1616/17 г., по поводу челобитной казаков, доставивших от русских послов из-под Новгорода грамоты в Псков через занятые шведами территории, в приказе была сделана запись: «А на пример в Посолском приказе выписать им некого: таких проходцов, которые б от послов во Псков и изо Пскова к послом прохаживали, наперед сего к Москве не присы-лывано»[108]. О том, что служащие Посольского приказа постоянно обращались за справками к прежней документации свидетельствуют многочисленные записи вроде: «И выписано в пример», «И выписано ис поместново столпа», «И сыскано в записной тетрати нынешнего 124 году», «И выписано из отпуску Солового Протасьева»[109]

Следует отметить, что делопроизводственная работа в Посольском приказе велась достаточно оперативно. Свидетельством являются пометы, сохранившиеся в столбцах. Так, в «турецком» столбце 1613 г. сохранилась следующая помета после текста отписки, пришедшей в приказ: «Список с отписки, что прислана ис Переславля Резанского с резанцом с Васильем Климовым 121-го августа в 16 день, а подлинная отписка отдана в Володимерскую четверть с толмачом с Степаном Микифоровым того ж дни»[110]. Помета свидетельствует о том, что в течение одного дня отписка была прочитана в Посольском приказе, переписана и отправлена во Владимирскую четверть, в которой ведался Переяславль Рязанский. Об оперативности работы персонала Посольского приказа свидетельствуют записи напротив черновиков грамот и памятей, исходивших из Посольского приказа: «Переписать тотчас», а также отметки о выпол-

[284]

нении этого распоряжения: «Переписана и послана»[111]. Нередки были случаи, когда подьячие Посольского приказа получали деньги на корм, поскольку срочно переписывали грамоты и наказы, «не выходя ис приказу»[112]. Спешность выполнения работы не должна была оправдывать ее небрежности: после черновых вариантов исходящих документов в некоторых делах сохранились дьячьи резолюции: «Переписать добра», «Велеть писать добра»[113].

Достаточно быстро реагировали в Посольском приказе и на изменения внутренней и внешнеполитической ситуации. В спешном порядке были переработаны документы посольства, отправленного от Лжедмитрия в Персию: в сохранившихся отрывках наказа посольству заметны следы правки документации миссии, произведенной после гибели самозванца и восшествия на престол Василия Шуйского[114]. Всего через месяц с небольшим после свержения Лжедмитрия, 25 июня 1606 г., под Астраханью была получена грамота, в которой содержалось распоряжение задержать отправленного «расстригой» в Ногайскую Орду посланника и заменить грамоты от Лжедмитрия грамотами Василия Шуйского[115].

Интересно также распоряжение, отданное думным дьяком Петром Третьяковым, находившимся с царем Михаилом на богомолье, его заместителю Савве Романчукову (грамота от 29 сентября 1614 г.). В грамоте сообщалось, что у отправленного в Империю гонца Ивана Фомина «воры» отняли все проезжие грамоты. В связи с этим судья Посольского приказа распорядился: «И по государеву... указу диаку Саве Раманчюкову тое проезжую грамоту в государства, и на Колу, и на Колмогоры об их отпуске, каковы посланы с Ываном наперед сего, велети написати против прежнего отпуску слово в слово тотчас, не выходя из ызбы..., а отпустити их до государева приходу»[116].

Можно привести и другие примеры оперативности делопроизводственной работы служащих Посольского приказа. 11 и 13 января 1616 г. от посланников, находившихся на русско-шведских переговорах в Дедерино, в Москву пришел запрос о крайних границах территориальных уступок шведам. В Посольском приказе немедленно был заготовлен текст, содержавший набор предполагаемых притязаний шведской дипломатии; возможные на переговорах ситуации обсуждались в Боярской Думе, после чего были составлены два варианта черновика наказа (в настоящее время их сохранившиеся фрагменты составляют 30 листов текста). Черновик, в свою очередь, был переписан начисто и отправлен к послам в Дедерино уже 15 января 1616 г.[117]

Достаточно быстро составлялись посольские наказы и позднее. 13 июля 1618 г. на Дон был отправлен встречать турецкого послан-

[285]

ника дворянин Ю.Богданов. Кроме прочего, Богданову было наказано говорить с донскими казаками. Однако, вскоре после отъезда Ю.Богданова, в Посольском приказе было получено известие о пленении российского посольства С.Хрущова в Крым запорожскими казаками. Дипломатическое ведомство быстро отреагировало на эту новость: уже 21 июля 1618 г. вслед Богданову был отправлен толмач Посольского приказа Д.Аминев с царской грамотой и новым наказом: «А наказ государев к Юрью послан с Данилком же против прежнево ж, каков ему дан был на Москве июля в 13 день, только в том в новом наказе приправлено про крымских послов про Степана Хрущова, что их поймали черкасы, и Ливны и Елец взяли, да велено на Дону просить ратных людей 5000 человек или и больши, или сколько мочно войска послать»[118]. Как видно из этой записи, сразу после получения в приказе информации о походе запорожцев в русские земли, был составлен второй вариант наказа посланнику. Во время русско-польских переговоров на р. Пресне под Москвой, с 22 по 27 октября 1618 г. русские послы успели получить из Посольского приказа один за другим четыре наказа[119]. В ряде случаев дипломатическая документация составлялись заранее. Так, в начале 1618 г. предполагалось начать новый раунд русско-польских мирных переговоров (так и не состоявшихся). Тем не менее, необходимые для переговоров документы были составлены; на полях соответствующего столбца сохранилась помета: «Ещо не писано. Ждать»[120].

Следует однако отметить, что иногда миссии отправлялись за рубеж настолько быстро, что к моменту их отъезда Посольский приказ еще не успевал завершить работу над составлением наказа. Так произошло в 1604 г., когда российское посольство отправилось в Грузию без наказа, который был отправлен с гонцом «за послы в дорогу»; дипломаты получили его уже после того, как покинули Терский городок[121].

Интересны также исправления, нередко встречающиеся в столбцах Посольского приказа. Правка документации, осуществленная при Лжедмитрии, показывает стремление нового царя ввести в дипломатическую терминологию нетрадиционные для Московского государства понятия. Так, в столбце об отпуске в Польшу в 1605 г. гонца П.Чубарова обычные для российского делопроизводства слова «царь» и «царский» (в отношении русского государя) несколько раз исправлены на «цесарь» и «цесарский»[122]. Еще более интересна правка в столбце, содержащем наказ посольству князя И.П.Ромодановского в Персию. В указанном деле имеют места два «пласта» исправлений. Первая правка имеет тот же характер, что и в предыдущем случае: слова «царь» и «царский» исправляются соответственно

[286]

на «цесарь» и «цесарский». Эта правка производилась, безусловно, при Лжедмитрии, претендовавшем на титул цесаря. Однако в тексте присутствует и второй «пласт» исправлений: слова «цесарь» и «цесарский» вновь исправлены на исходное «царь» и «царский». Изначальное «Дмитрий Иванович» в наказе повсеместно исправлено на «Василий Иванович». Кроме того, прежние обороты «Борис Годунов» и «Борис» в тексте исправлены на «царь Борис»[123]. Вторая правка производилась, следовательно, после убийства самозванца, при Василии Шуйском. В данном случае исправления в столбце интересны для нас не только тем, что демонстрируют процесс изменений дипломатической терминологии, но и тем, что указанная правка позволяет значительно уточнить время отправления миссии Ромодановского в Персию. В описи 77-го фонда РГАДА и во всех исследованиях по русско-персидским отношениям посольство ошибочно относят к 1607 г., исправления же в наказе свидетельствуют о том, что миссия Ромодановского была подготовлена и отправлена в конце царствования Лжедмитрия, в мае 1606 г.

Иногда характер исправлений, встречающихся в столбцах, выдает стремление служащих Посольского приказа скрыть от иностранных дипломатов реальные масштабы охватившей страну Смуты. В крымском столбце 1607 г. было записано, что крымского гонца отпустят «как от воров польская дорога [очистится]». Однако указанная фраза демонстрировала, насколько серьезные проблемы создавали московскому правительству люди самозванного царевича Петра, поэтому цитированные слова были вычеркнуты, а вместо них было написано более нейтрально: «как наш гонец от брата нашего [крымского хана. — Д.Л.] к нам придет»[124]. Аналогичный пример можно найти и в документации более позднего времени. При изложении «неправд» шведского короля к Московскому государству английскому дипломату в 1615 г., в частности, предполагалось сказать, что Василий Шуйский попросил помощи у Карла IX, «не чая своими рускими людьми против польских и литовских людей устояти». Однако эта фраза, показывающая слабость Московского государства в условиях Смутного времени, была вычеркнута, просьба Василия Шуйского о помощи в окончательном варианте ничем не мотивировалась[125].

Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что столбцы Посольского приказа представляют собой ценный источник по истории внешней политики Московского государства, наиболее полно раскрывающий приемы делопроизводства дипломатического ведомства.

[287]

Проанализировав приемы составления столбцов, представляющих собою первичную форму обобщения документации, рассмотрим способы изготовления служащими российского дипломатического ведомства книг. Книги Посольского приказа являлись высшей формой делопроизводства этого ведомства, подразумевающей более высокий уровень обобщения информации. Однако, прежде чем приступить к рассмотрению приемов составления книг, следует сказать несколько слов относительно термина «посольские книги», часто встречающегося в отечественной историографии.

Понятие «посольские книги», используемое в исторической литературе, имеет позднее происхождение, в делопроизводстве Посольского приказа XVI-XVII веков и описях архива этого ведомства данный термин практически не встречается. Книги, составлявшиеся в Посольском приказе, обычно именовались по названию страны, контакты с которой они освещали (часто — с указанием хронологического периода): «книги турские с лета 7021-го по 72-й год», «книга нагайская с лета 7057-го по лето 7069-го», «книги литовские лета 7121-го»[126], «книга папы римского лета 6993-го году», «книга аглинская 128-го» и т.д.[127] В материалах делопроизводства Посольского приказа начала XVII в. нам удалось обнаружить лишь один случай использования термина «посольские книги» в широком смысле: в январе 1615 г., по приказу царя Михаила, была сделана «выписка из аглинских посольских книг или столпов: ссылки царю Ивану, и царю Федору, и царю Борису, и царю Василью с аглинскою Елисавет королевною и с нынешним Якубом королем о всяких делех»[128]. Других случаев употребления данного термина найти не удается. Отсутствие единого понятия, обозначающего изготовленные в Посольском приказе книги, стало, вероятно, причиной создания и широкого использования источниковедами термина «посольские книги».

Изучение материалов делопроизводства Посольского приказа начала XVII в. приводит к мысли о невозможности использования понятия «посольские книги» применительно ко всему корпусу книг Посольского приказа. Как свидетельствуют источники, в начале XVII в. в делопроизводстве Посольского приказа действительно употреблялось понятие «посольские книги», но оно имело гораздо более узкий смысл, чем вкладывается в него в данный момент. В 79-м фонде РГАДА («Сношения России с Польшей») хранится «Столпик посольства князя И.М.Воротынского». В документе изла-

[288]

гаются события, имевшие место на русско-польских переговорах под Смоленском зимой 1615/16 гг. В этом столбце упоминаются «посольские книги»: «А в книгах посольских написано, что пан Зенович говорил...»; «А больши того о том в книгах про то ничего не написано, и списка с того письма в посольских книгах нет»; «и в книгах своих в посольских того не писали ж, и списка с того писма ко государю не привезли»; «Да в книгах, каковы дали государевы послы, написано...»[129]. Аналогичный пример можно найти в «шведском» столбце 1617 г.: «И как послы приехали из Свеи к Москве, и подали посольства своего книги, как у них в Свее и на неметцком рубеже государево дело делалось. И в тех посольских книгах написано...»[130]. Как видно из источников, в начале XVII в. под посольскими книгами понимали книги, которые вели самостоятельно, вне Посольского приказа, российские послы (откуда и название - «посольские», т.е. написанные послами). Следовательно, распространение узкого понятия «посольские книги» на весь корпус книг, хранившихся в архиве Посольского приказа, является для начала XVII в. неоправданным. Для общего обозначения всех материалов российского дипломатического ведомства, оформленных в виде книг, можно использовать другое понятие — «книги Посольского приказа».

  Рассмотрим основные приемы составления книг в Посольском приказе. В основу книги служащие Посольского приказа клали соответствующие столбцы. Подобная система изготовления книг утвердилась уже в XVI столетии, и Смутное время не привнесло в этом отношении каких-либо новшеств. Всего, как указывалось в предыдущей главе, за рассматриваемый период в Посольском приказе было составлено 30 книг. Однако 11 из них до настоящего времени не сохранились; для некоторых из оставшихся 19-ти книг первоисточники не сохранились, поэтому мы не имеем возможности проанализировать приемы их составления. К их числу относятся книги по связям Московского государства с Польшей (№ 26, 32, 34), со Швецией (№ 8, 17), с Англией (современная книга № 5,1 составлявшая ранее единое целое с книгой № 3). Лишь частично сохранились столбцы, служившие источниками при составлении книг по связям Российской державы с Польшей (№ 29), с Англией (современная книга № 4, составлявшая в XVII в. единое целое с книгой № 6). Плохая сохранность столбцов затрудняет сопоставление с ними книг по связям Московского государства с Францией (№ 1) и Польшей (№ 27, 30). Нецелесообразным представляется сопоставление книг, содержащих договорные записи между Российским государством, Польшей (№ 35, 36, 37) и Швецией (№ 14, 15) с первоисточниками (текстами договоров). В силу специфики

[289]

содержания (важнейшие международные соглашения), тексты договорных записей переносилось в книги дословно, без изменений. Следовательно, подобные книги не могут дать нам богатого материала для исследования, позволяющего делать выводы о приемах делопроизводственной работы служащих Посольского приказа.

Сопоставим содержание книг и столбцов, составленных в Посольском приказе в эпоху Смуты. Сохранилась лишь незначительная часть столбца, ставшего первоисточником для составления книги по связям с Польшей 1613-1615 гг. (книга № 29). В нашем распоряжении имеется отрывок столбца (26 листов)[131], соответствующий по своему содержанию листам 335-356 об. книги № 29 по связям Московского государства с Польшей. Сопоставление текста книги с сохранившимися отрывками столбца позволяет сделать вывод о том, что столбец не всегда переносился в книгу автоматически; написанию текста книги предшествовала определенная редакторская работа. Для сравнения возьмем текст отрывка грамоты от бояр к польским панам (декабрь 1614 г.)

 

«[бояре] князя Михаила Федоровича всеа Русии самодержца молили, и просили, и били челом, чтоб его царское величество по своему царскому милосердому нраву для покою христьянского поволил нам, своей царской думе, послати послов своих на рубеж на съезд с вашими послы»[132].

 

«[бояре] князя Михаила Федоровича всеа Русии самодержца доносили есмя, и его царскому величеству били челом, чтоб он, великий государь наш, его царское величество, для покою христьянского на обе стороны поволил нам с вами против вашей грамоты сослатися»[133].

Как видно, содержание грамоты изложено в двух вариантах с разными акцентами. В столбце, составлявшемся в начале царствования Михаила Романова, более заметно стремление русской стороны к заключению перемирия («молили, и просили, и били челом»); подчеркивается роль Думы в принятии мирной инициативы поляков. В книге, писавшейся позже и при иных обстоятельствах, текст грамоты отводит боярам более скромную роль, чем царю; заинтересованность российской стороны в прекращении войны менее выражена («били челом»). Таким образом, можно сделать вывод о том, что текст столбца при перенесении в книгу был отредактирован в духе изменившихся обстоятельств времени, когда положение царя на престоле упрочилось и проблема заключения мира уже не стояла столь остро.

[290]

Сохранился еще один отрывок столбца, соответствующего по своему содержанию книге № 29. В этом столбце приведена часть текста грамоты, присланной польскими панами к боярам с посланником Ф.Желябужским (май 1615 г.) Данный отрывок соответствует листам 460 об.-467 книги № 29. Сравнение текстов показывает, что их содержание не является полностью идентичным.

 

«...Корвина Кгосевского, которые за прозьбою и воззванием государя вашего, на столицы московской седячего, на веселье его от короля, его милости, посланы были, и вы и в том непрямо возводите и вините короля, его милости, государя нашего и нас, то всем ведомо, что князь Василей Иванович Шуйской, убивши ростригу, много людей народу польсково и литовского, а меж нами и капла-нов, служителей Божьих побивши, и много невинные крови проливши, послов короля, его милости, государя нашего, через полтретья года, что вязней каких, задержал»[134].

 

«...Корвина Кгосевского, которые за прозьбою и воззванием государя вашего, на столицы московской седячего, на веселье его от короля, его милости, посланы были, то вы им в том неслушне и несправедливе помавляете и винуете короля, его милости, государя нашего и нас, бо то вским ведомо, што князь Василей Иванович Шуйской, убивши ростригу, много людей народу польского и литовского, а межи ними и капланов, служителей Божиих помордовавши, и много невинные крови проливши, послов короля, его милости, государя нашего, через пол-тредя года, як вязнев яких, задержал»[135].

 

Как видно, тексты столбца и книги несколько отличаются. Столбец содержит русифицированный вариант грамоты, тогда как в книжном варианте заметно большое число «полонизмов»: «неслушне и несправедливе помавляете и винуете», «помордовавши», «як вязнев яких». Безусловно, книжный текст в данном случае должен быть ближе к польскому оригиналу, чем текст столбца. Сравнение текстов позволяет сделать вывод о том, что содержание польской грамоты переносилось в книгу не из столбца; по всей видимости, данный отрывок текста восходит к другому переводу грамоты польских панов.

Произведя текстологическое сопоставление текстов книги и соответствующих ей столбцов, можно сделать вывод о том, что столбец был одним из основных источников при составлении книг (при этом могли привлекаться также грамоты и их переводы, отличные от содержащихся в столбцах). Тексты столбцов при перенесении в книги подвергались как стилистической, так и «смысловой» правке

[291]

(менялись акценты, но при этом основное содержание документов оставалось прежним).

При анализе приемов составления служащими Посольского приказа книг следует также выяснить, что именно из материалов столбца переносилось в книгу, а что оставалось за ее пределами. Для сравнения удобно использовать текст книги, для которой сохранилась значительная и объемная часть соответствующего ей материала столбцов. Для этой цели нами выбраны книга по связям Российского государства с Данией (отправление в Данию посольства И.Борятинского, приезд датского посланника Ивервинта, переписка пограничных воевод с властями датских крепостей, 1613-1616 гг.)[136] и книга по связям с Англией (приезд в Москву английского посла Дж.Меррика и его отпуск, отправление в Англию русских посланников С.Волынского и М.Поздеева, 1614-1617 гг.)[137] Большой объем этих книг (490 и 698 листов соответственно), а также наличие большей части соответствующих столбцов делают выводы более полными и убедительными.

Сопоставим сначала содержание английских столбцов с книгами (в данный момент книга 1614-1617 гг. разделена на две). Поисковые данные сопоставляемых столбцов и книг указаны полужирным шрифтом. Нарушенная пагинация столбцов указывается в правильной последовательности. Сопоставление производится по методике, разработанной Н.М.Рогожиным.

 

[292]

Как видно из результатов сопоставления, в книгу вошли не все материалы сохранившихся столбцов. С другой стороны, в составе книги имеются фрагменты, отсутствующие на данный момент в столбцах.

 

1. Текст отписки вологодских воевод о прибытии к ним английского посольства. (Ст. № 53-л. 6-8; Кн. № 4-л. 4-7).

2. Грамоты из Посольского приказа (от лица царя Михаила) вологодским и ярославским воеводам и приставу при английском после М.Е.Векентьеву. (Ст. № 53-л. 9-28; Кн. № 4-л. 7-21 об.).

3.  Описание встречи английского посольства под Москвой. (Ст. № 53-л. 220-222; Кн. № 4-Л. 22-22 об., 49).

4.  Наказ приставам при английском после. (Ст. № 53-л. 65, 143- 170; Кн. № 4-л. 22 об.-47).

5.  Память стремянному конюху Б.Суморокову. (Ст. № 53-л. 217- 219; Кн. № 4-л. 47-48 об.).

6.  Описание аудиенции 1 января 1615 г. (Ст. № 53-л. 223-236; Кн. №4-л. 51 об.-60об.).

7.  Наказ стольнику И.И.Салтыкову. (Ст. № 53-л. 237-240; Кн. № 4-л. 60 об.-бЗ об.).

8.  Переводы речей английского посла и поданных им грамот. (Ст. № 53-л. 241-255, 375-402; Кн. № 4-л. 63 об.-71 об., 177-198).

9.  Выписка о русско-английских дипломатических контактах в 1582-1613 гг. (Ст. № 53-л. 256-334; Кн. № 4-л. 70 об.-137).

10. Протоколы переговоров 11 и 22 января 1615 г. (Ст. № 53-л. 335-375, 403-404; Кн. № 4-л. 137-177, 198 об.-202 об.).

11.    Наказ  посланникам  С.Волынскому  и  М.Поздееву. (Ст. № 65-л. 1-90; Кн. № 6-л. 3 об.-39 об., 40 об.-69).

12.Памяти посланникам. (Ст. № 65-л. 91-111; Кн. № 6-л. 96- 126, 139 об.-141).

13.Список условий «докончания». (Ст. № 65-л. 112-132; Кн. № 6-л. 141-160).

14.Тексты проезжих грамот. (Ст. № 65-л. 133-136; Кн. № 6-л. 160-163).

15.  Грамота о капитане Гилберте. (Ст. № 65-л. 137-143; Кн. № 6-л. 163-168).

16.«Опасная» грамота. (Ст. № 65-л. 144-145; Кн. № 6-л. 168-169 об.).

17.Роспись «поминков». (Ст. № 65-л. 146-147; Кн. № 6-л. 169 об.-170 об.).

18.Роспись жалованья участникам посольства. (Ст. № 65-л. 148; Кн. № 6-л. 172).

[293]

1. Отписка холмогорских воевод. (Кн. № 4-л. 1-1об.).

2. Грамота к вологодским воеводам. (Кн. № 4-л. 1 об.-4).

3. Роспись кормов послу Дж.Меррику и его свите. (Кн. № 4-л. 49-51 об.).

4. Материалы о возвращении Дж.Меррика из Столбова, переговорах с ним в Москве и отпуске его в Англию. (Кн. № 4-л. 203- 525).

5. Приговор об отправлении посольства в Англию. (Кн. № 6-л. 1-1 об.).

6. Текст царской грамоты к королю Якову I. (Кн. № 6-л. 1 об.-З об).

 

7.  Часть наказа посланникам С.Волынскому и М.Поздееву (об отправлении английского посольства в Польшу, о предоставлении англичанам проезда через российские земли на Восток, о помощи Москве людьми и казной, о предоставлении англичанам торговой монополии в Архангельске, о союзе против бусурман, церемониал обеда у короля и отпуска посольства). (Кн. № 6-л. 39 об.-40 об., 69 об.-96).

8.  Памяти посланникам на случай смерти короля Якова, о кречатниках, об А.Астоне. (Кн. № 6-л. 126-139 об.).

9.  Часть выписки о жалованье посланникам. (Кн. № 6-л. 171, 173).

1.  Переписка Посольского приказа с воеводами городов, через которые следовали английские дипломаты, а также с приставами при английском и голландском посланниках. (Ст. № 53-л. 1-5, 30-64, 66-111, 116-142, 171-213, 216, 441-450, 456-465, 470-487, 659, 666-688).

2.  Записи разговоров приставов с посланниками. (Ст. № 53- л. 112-115).

3.  Переписка Посольского приказа с другими ведомствами. (Ст. № 53-л. 214-215, 433, 435-436, 452, 657-658).

4.  Переговоры с английским послом. (Ст. № 53-л. 404-413, 416-432, 488-516, 601-605, 615-651).

5.  Списки грамот, поданных Дж.Мерриком. (Ст. № 53-л. 414, 451, 453-455, 466-469, 517-520).

 

6.   Доклад думного дьяка П.А.Третьякова царю. (Ст. № 53-л. 415).

7.   Отпуск в Новгород английского дворянина Т.Андреева. (Ст. № 53-л. 433 об.-434 об.).

[294]

8.  Наказ приставу И.Спешневу. (Ст. № 53-л. 437-439).

9.  Росписи кормов и жалованья. (Ст. № 53-л. 440, 652-656, 660- 665).

10.  Отпуск Дж. Меррика на русско-шведские переговоры. (Ст. № 53-л. 521-559, 606-615).

11.  Выписка о «неправдах» шведского короля. (Ст. № 53-л. 560- 600).

12.  Наказ Дж.Меррику (отрывок). (Ст. № 53-л. 690-692).

13 Челобитная пристава С.Протасьева. (Ст. № 53-л. 693).

14. Переписка Посольского приказа с посланниками С.Волынским и М.Поздеевым. (Ст. № 65-л. 149-170).

Сопоставив содержание столбцов и книги, можно заметить, что из столбцов в книгу были перенесены важнейшие документы: часть переписки Посольского приказа с воеводами и приставом при английском после; церемонии встречи английского посольства и аудиенции ему; наказы приставам, стремянному конюху и стольнику, обслуживавшим миссию; протоколы переговоров и переводы грамот и речей английского посла; выписка о русско-английских отношениях; наказ и памяти русским посланникам в Англию; список условий англо-русского союза; тексты грамот, отправленных с посольством; росписи «поминков» и жалованья посланникам.

В книге можно обнаружить и другие важные документы, которые отсутствуют в столбцах: часть переписки Посольского приказа с воеводами; роспись кормов английскому посольству; материалы о переговорах в Москве с Дж.Мерриком в 1617 г. и его отпуске; приговор Думы об отправлении посольства в Англию и текст царской грамоты к королю; часть наказа и памятей русским посланникам; часть выписки о жалованье посланникам. Надо полагать, что документы, перенесенные в книгу и отсутствующие на данный момент в столбцах, первоначально также существовали в виде столбцов. В частности, источником содержащихся в книге материалов о переговорах и отпуске Дж.Меррика в 1617 г. были утраченные столбцы, указанные в Описи 1626 года: «Верх столпа аглинсково, как был у государя аглинской посол князь Иван Ульянов, приехав из Новагорода, и как аглинской король учинился з государем в докончанье, 125-го году июня з 20-го числа, исподу нет. Отпуск с Москвы в Аглинскую землю аглинсково посла Ивана Ульянова 125-го году августа по 4 число»[138]. Данные описательные статьи указывают, что по своему содержанию утраченные столбцы соответствовали тексту книги № 4 (листы 203-525), именно тому ее отрывку, для которого на данный момент исходные столбцы отсутствуют

[295]

Можно также предположить, что в столбце первоначально были записаны отсутствующие в нем приговор об отправлении С.Волынского и М.Поздеева, а также текст отправленной с ними грамоты. Столбец об отправлении этой миссии сохранился не полностью; он начинается словами: «А таков им дан наказ, почему государево дело делать»[139]. Подобное начало текста позволяет утверждать, что первые его листы (с указанием имен посланников) были утрачены. В столбцах об отправлении за границу российских посланников наказу обычно предшествовали именно приговор царя и бояр об отправлении миссии и текст посланной с ней грамоты[140]. Наше предположение подтверждается данными Описи 1626 года, в которой указан «Отпуск в Аглинскую землю Степана Волынского да дьяка Марка Поздеева 125-го году, верху нет по наказ»[141]. Утрачены были, по всей вероятности, и фрагменты росписей поминков и жалованья посланникам — в столбце сохранилась лишь их часть. Вполне вероятно, что в столбцах имелись и другие материалы, в данный момент содержащиеся лишь в книге.

Не вошли в «английскую» книгу преимущественно те материалы столбцов, которые в будущем не могли представлять ценности как справочный материал. Это многочисленные грамоты, отписки и памяти, отражающие переписку Посольского приказа с городами и другими ведомствами, с русскими посланниками во время их следования из Москвы в Архангельск. Не нашли отражения в книге и материалы, связанные с отправлением Дж.Меррика на русско-шведские переговоры. Однако, объяснение их отсутствия в английской книге № 4 находится непосредственно в ее тексте. В книге имеется прямое указание, что данные о посредничестве английского посла были записаны в особых «свейских книгах»[142]. Всего, если учесть, что материалы, касавшиеся отправления на русско-шведские переговоры английского посла, были переписаны из столбца в особую несохранившуюся «шведскую» книгу, следует констатировать, что при составлении «английской» книги было отсеяно более трети материалов столбцов.

Сопоставим также тексты трех «датских» столбцов[143] с соответствующей им книгой. Столбцы дошли до наших дней не полностью: утрачена первая половина наказа русским послам (начало сохранившегося отрывка наказа соответствует 119-му листу книги). Не полностью сохранилась и книга: ее текст обрывается на полуфразе. В Описи 1626 года было отмечено, что в соответствующей книге после пожара не хватало шести тетрадей[144] (т.е. приблизительно 50-ти листов). В приведенной ниже таблице производится сопоставление текстов столбцов и книги. Поисковые данные сопоставляемых столбцов и книги указаны полужирным шрифтом; в

[296]

случае, если среди материалов указанного столбца встречаются материалы других столбцов, то их поисковые данные указываются в скобках. Нарушенная пагинация столбцов указывается в правильной последовательности.

 

 

Сопоставление содержания столбцов и книги позволяет сделать вывод о том, что книга составлялась на основе столбцов: в столбце не удалось обнаружить лишь приговора об отправлении посольства в Данию, росписи жалованья участникам миссии, царских грамот к королю Христиану и первой половины наказа русским послам (Л. 1-118 об. книги), царской грамоты к возвращавшимся в Москву посланникам (Л. 236-237 книги), а также части переписки московской администрации с пограничными городами (Л. 466-490 об. книги). Отсутствие в столбцах соответствующих материалов объясняется просто - их утратой. С другой стороны, видно, что значительная часть материала столбцов в книгу не вошла.

[297]

1. Вторая половина наказа русским послам (Ст. 1. (1613 г.). л. 1- 110; Кн.-л. 119-214).

2. Отписка русских послов с кратким изложением результатов их миссии (Ст. 1. (1613 г.). л. 140-145; Кн.-л. 215-221 об).

3. Наказ приставу при датском посланнике (Ст. 1. (1614 г.). л. 1- 19; Кн.-л. 221 об.-235 об.).

4. Отписка пристава при датском посланнике (Ст. 1. (1614 г.). л. 47-48; Кн.-л. 237-238).

5. Приезд в Москву русских посланников из Дании и их отчет (Ст. 1. (1613 г.). л. 160-165; Кн.-л. 238-240 об.).

6. Перевод грамот датского короля (Ст. 1. (1613 г.). л. 166-175; Кн.-л. 240 об.-250 об.).

7. Статейный список российского посольства в Данию (Ст. 1. (1613 г.). л. 175-221; Кн.-л. 251-296).

8.  Выписка о встречах датских гонцов и послов под Москвой (Ст. 1. (1614 г.). л. 115-119; Кн.-л. 296-300 об.).

9.  Приезд в Москву датского посольства (Ст. 1. (1614 г.). л. 125-143; Кн.-л. 300 об.-315).

10. Кормовые росписи (Ст. 1. (1614 г.). л. 144-149; Кн.-л. 315- 319 об.).

П. Описание аудиенции датскому посланнику 30 октября 1614 г. (Ст. 1. (1614 г.). л. 50-167; Кн.-л. 320-331 об).

12. Перевод королевских грамот (Ст. 1. (1614 г.). л. 167-174; л. 331 об.-339 об.).

13. Выписка о русско-датских отношениях в 1563-1613 гг. (Ст. 1. (1614 г.). л. 183-269; Кн.-л. 339 об.-421 об.).

14.  Описание отпускной аудиенции датскому посольству 2 февраля 1615 г. (Ст. 1. (1614 г.). л. 270-281, 283; Кн.-л. 421 об.- 433).

15.Текст царской грамоты к датскому королю (Ст. 1. (1614 г.). л. 282, 284, 286, 285, 287-291; Кн.-л. 433-440).

16.Отъезд датского посольства из Москвы 25 февраля 1615 г. (Ст. 1. (1614 г.). л. 295-296; Кн.-л. 440-441).

17.Наказ приставу при датском посольстве (Ст. 1. (1614 г.). л. 298, 297, 301, 302, 304-306; Кн.-л. 441 об.-446).

 

18. Роспись кормов и жалованья (Ст. 1. (1614 г.). л. 303, 310, 311-313, 310а; Кн.-л. 446-451 об.).

19. Переписка центральных ведомств с воеводами пограничных городов (Ст. 2. (1614 г.). л. 1-32; Кн.-452-465 об.).

[298]

1. Челобитные участников посольства в Данию (Ст. 1. (1613 г.). л. 111, 118-120, 130, 137-139).

2.  Переписка Посольского приказа с другими ведомствами (Ст. 1. (1613). л. 112, 116, 117, 121; Ст. 1. (1614 г.). л. 97, 98, 120, 121).

3.  Переписка Посольского приказа с администрацией городов, через которые следовали посольства (Ст. 1. (1613 г.). л. 113-115, 122-129, 132, 145-149; Ст. 1. (1614 г.). л. 21-26, 41-43, 50-57, 59-64, 66-68, 70-88, 93-96, 101-108, 111, 112, 124, 299, 300).

4.  Переписка Посольского приказа с русскими послами (Ст. 1. (1613 г.). л. 133-136, 150-159; Ст. 1. (1614 г.). л. 99, 100).

5.  Переписка Посольского приказа с приставами при датских послах (Ст. 1. (1614 г.). л. 44-46, 49, 58, 65, 69, 89-92, 109, 110, 113, 114, 122, 123).

6.  Дело об «изменных речах» члена русского посольства (Ст. 1. (1614 г.). л. 175-182).

7.  Запись о приеме у царя выезжего датского дворянина М.Мартынова (Ст. 1. (1614 г.). л. 292-294).

8.  Подорожные и кормовые росписи (Ст. 1. (1614 г.). л. 20, 27-40, 307-309, 314-332).

9.  Перевод грамоты датского короля (Ст. 1. (1613 г.). л. 222-224).

10.  Часть переписки Посольского приказа с воеводами Кольского острога.

 

Как и в предыдущем случае, из столбцов в книгу были перенесены важнейшие документы, имевшие справочное значение; не переписаны в книгу документы, не имевшие большой дипломатической ценности (например, объемная переписка Посольского приказа с другими ведомствами, воеводами и приставами). Исключение представляет перевод грамоты датского короля, помещенный в конце столбца 1613 года. Однако, следует отметить, что королевская грамота была переписана в столбце дважды: первый раз - с перевода, доставленного в Москву князем И.Борятинским, второй раз — с подлинника, привезенного в столицу дьяком Г.Богдановым несколько позже. В силу идентичности этих текстов переписывать перевод в книгу дважды не было необходимости. Всего при составлении книги была отсеяна примерно треть объема материалов столбцов. Практически полностью была перенесена из столбца в книгу переписка центральных ведомств с воеводами Кольского острога; не были переписаны лишь два листа (19 и 21), которые являются черновиком грамоты, переписанной в столбец и книгу.

[299]

Интересно, что в датских столбцах, служивших первоосновой для составления книги, сохранились пометы дьяков, представляющие собой указания по составлению книги. Так, в столбце описание возвращения в Москву русских послов предваряется пометой: «С тех мест писать в книги»; перед выпиской о русско-датских отношениях имеется помета «Писать все». Данные материалы были переписаны в книгу. И напротив, перед записью «дела об изменных речах» поставлена помета «Не писать всего»; соответствующего дела в книге нет[145].

Таким образом, на основании сопоставления содержания книг и столбцов можно сделать следующие выводы. Основным источником при составлении служащими Посольского приказа книг являлись предварительно составленные столбцы. Материалы столбцов переносились в книги не полностью; в книгу переписывали самые важные сведения, которые в дальнейшем могли служить справочным материалом при подготовке или приеме новых дипломатических миссий. Значительная часть материала столбцов (около трети) в книгу не переносилась; после составления книг столбцы продолжали хранить в архиве Посольского приказа.

Рассмотрение столбцов, служивших первоисточниками книг, а также текстологическое сопоставление книг и столбцов позволяют представить некоторые приемы делопроизводственной работы, использовавшиеся при составлении книг. Прежде всего, столбец просматривался руководителями приказа. Дьяки определяли, какие материалы следует переписать в книги, а какие — нет. Свои распоряжения относительно копирования столбцов они оставляли в виде помет, являвшихся директивами по составлению книг. Подобные пометы довольно часто встречаются в столбцах начала XVII в. Так, в столбце по связям Московского государства с Данией имеется дьячья помета: «С тех мест писать в книги». На обороте того же листа помещена запись, свидетельствующая о выполнении распоряжения: «Столп датцкой 123-го, списан в книги»[146]. В большинстве случаев директивы руководства Посольского приказа были более краткими: «Не писать всего», «Писать все»[147], «Не писать», «Писать», «Писать же»[148].

Наличие в столбцах подобных дьяческих директив открывает перед нами широкие возможности реконструкции текстов утраченных книг. Так, в Описи 1626 года упомянуты «Книги крымского посольства 122-го году, как посылан Обросим Лодыженской да Петр Данилов, и в Крым же наказ князю Григорью Волконскому да дьяку Петру Овдокимову, и наказ окольничему князю Григорью Петровичи) Ромодановскому, а в них многих тетратей сверху и в середке и в ысподи нет, в пожар истоптаны и изгрязнены, а иные

[300]

поплели, во многих тетратех и письма не знать»[149]. Как видно, состояние книги было неудовлетворительным уже в 1626 г.; до наших дней указанная книга не сохранилась. Однако, хорошая сохранность столбцов, соответствующих по содержанию утраченной книге (отправление в Ливны на посольскую размену Г.П.Ромодановского и его статейный список, отправление в Крым Г.К.Волконского и П.Овдокимова и переписка с ними Посольского приказа[150]), а также наличие в этих столбцах дьяческих помет — директив по составлению книг[151], открывают перед нами возможность восстановления по столбцам текста погибшей книги по связям Российской державы с Крымским ханством.

Документация, переносимая из столбцов в книги, не всегда переписывалась без изменений. Рассмотрим некоторые варианты перенесения материалов столбца в книгу. Иногда документу, который переписывался в книгу, предпосылали краткую преамбулу, раскрывавшую его основное содержание. Например, в шведском столбце 1618 г. над текстом отписки приставов при шведских послах поставлена помета «Писать», а затем сделана вставка: «И марта в 6 день писали ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии свейских послов приставы Яков Унковской да Филип Арцыбашев, что они с свейскими послы пришли», после чего следовал текст отписки[152].

В ряде случаев отписки, включавшиеся в книги, подвергались редактированию иного рода. Их тексты сокращались до минимума, при этом документы, написанные от первого лица, переделывали таким образом, что содержание излагалось от третьего лица. Приведем пример. В английском столбце 1615 г. была вклеена отписка осташковского воеводы Бориса Кокорева. Первоначально ее текст выглядел следующим образом: «Государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холоп твой Бориска Кокорев челом бьет. [Далее следовало переложение пришедшей к нему царской грамоты об отправлении через Осташков в Новгород английского дворянина Т.Андреева в сопровождении пристава И.Спешнева. - Д.Л.]. И Исак, государь, Спешнев аглинского королевства з дворянином с Томасом Ондреевым приехал в Осташков февраля в 5 день. И я, холоп твой, по твоей государеве грамоте дворянину Томосу Ондрееву дал двор доброй... [Далее были изложены прочие распоряжения Кокорева. - Д.Л.]». Данную отписку по решению руководства приказа следовало переписать в книгу, о чем свидетельствовала помета над ее текстом — «Писать». Выше текста отписки другим почерком и чернилами было приписано: «И 123 ж году февраля в 22 день писал к». Далее по всему тексту были вычеркнуты обороты «холоп твой» и обращения «государь», место-

[301]

имение «я» заменено в тексте местоимением «он», вставлены слова, необходимые для связки; кроме того, из текста отписки было вычеркнуто длинное переложение государевой грамоты. В результате подлежавший переносу в книгу текст отписки осташковского воеводы приобрел следующий вид: «И 123 ж году февраля в 22 день писал к государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии, что Исак Спешнев аглинского королевства з дворянином с Томасом Ондреевым приехал в Осташков февраля в 5 день. И он по государеве грамоте дворянину Томосу Ондрееву дал двор доброй...»[153]. В результате обработки текст значительно сократился за счет удаления дублирующейся информации, а также принял наиболее приемлемый для перенесения в книгу вид.

Перед перенесением в книгу данные столбцов подвергались также и стилистической правке. Например, в столбце об отправлении в Англию русского посольства в 1617 г. над строкой были вписаны слова, которые, по мнению приказного руководства, следовало вставить в текст: «...учинили меж великого государя нашего, его царского величества^а, и меж свейского Адольфа короля мир и дружбу, а меж обоих государств покой и тишину навеки^б»; «...послал к брату своему, к государю вашему нас^в, послов своих^г, меня, дворянина своего и наместника ряского Степана Ивановича Волынского, да меня, дьяка своего, Марка Иванова сына Поздеева. брату своему любительному^д, государю вашему...»[154]. Приведенные фразы были перенесены в книгу с учетом произведенной предварительной правки; единственными разночтениями между исправленным текстом столбца и текстом книги является написание в книжном варианте слова «ряского» с двумя буквами «с» — «рясского», а слова «дьяка» — через «а» — «диака»[155]. Приведенный пример доказывает факт стилистической и орфографической обработки текстов столбцов перед перенесением их в книги.

Итак, анализ делопроизводства Посольского приказа позволяет сделать вывод о том, что книги составлялись в этом ведомстве на основе столбцов путем перенесения документов столбцов после соответствующей стилистической, грамматической, а иногда и смысловой обработки. В книги переносили важнейшие материалы, имевшие справочную ценность; прочее же отсеивалось. На основании рассмотрения столбцов, служивших источниками при составлении книг, можно представить некоторые приемы делопроизводственной работы служащих Посольского приказа.

Попытаемся приблизительно определить время составления книг начала XVII в.; это позволит сделать выводы о сроке, отделявшем завершение дипломатической миссии от составления освещающей ее книги. Разумеется, определить точные даты составле-

[302]

ния книг не удается; во многих случаях речь может идти о хронологическом отрезке протяженностью в несколько лет. Выводы о времени составления книг можно делать на основании сопоставления данных описей архива Посольского приказа; в ряде случаев косвенные указания на примерное время составления содержатся в самих книгах.

По связям с Англией в описях XVII в. зафиксированы две книги (составляющие ныне четыре отдельных книги). Первая из них содержала материалы об отпуске в Англию посольства А.Зюзина и А.Витовтова и их приезде (1613-1614 гг.), а также отпуск гонца И.Грязева (1615 г.). В Описи 1626 года эти материалы уже упоминаются как отдельная книга[156]. В настоящее время эта книга разделена на книги № 3 и № 5. Вторая английская книга, относящаяся к рассматриваемому периоду, содержала материалы о приезде и отпуске английского посла Дж.Меррика (1614-1617 гг.), а также отправления в Англию посольства С.Волынского и М.Поздеева (1617 г.) В Описи 1626 года указанные материалы упоминаются как отдельная книга[157]. В настоящее время она разделена на книги № 4 и № 6 общим объемом в 698 листов. Основываясь на содержании «английских» книг, можно предположить, что первая из них была написана около 1615 г. (поскольку в нее не вошли материалы, связанные с возвращением в 1616 г. в Москву И.Грязева); составление второй можно условно датировать 1617 годом, поскольку в составе этой книги нет информации о возвращении из Англии посольства С.Волынского (1618 г.)

Составленная в Посольском приказе книга по связям Московского государства с Голландией не была зафиксирована в описях; о ее существовании мы знаем лишь по упоминаниям в других документах. Официальные контакты между Российской державой и Голландией были установлены в 1613-1614 гг., когда русское посольство С.Ушакова и С.Заборовского в Империю следовало через голландские земли. Информация о контактах с Голландией могла быть получена в Москве не раньше августа 1614 г., когда вышеназванное посольство вернулось в Москву. В Описи 1614 года данная книга еще не упоминается. Это позволяет сделать вывод о том, что она была составлена не раньше 1615 г. Во французской книге, освещавшей события 1615-1616 гг., уже есть упоминание о «голанских книгах», упоминаются они и в английской книге 1614-1617 гг.[158], составленной, по нашему предположению, около 1617 г. Таким образом, составление в Посольском приказе «голландских книг» следует датировать 1615-1617 гг. Книги по связям с Голландией также были составлены «по горячим следам» - практически одновременно с началом русско-голландских дипломатических от-

[303]

ношений. Голландские книги, вероятно, погибли в пожаре 1626 г., поэтому не были зафиксированы в соответствующей описи.

Между 1604 и 1614 годами в Посольском приказе была составлена книга по связям Москвы с зарубежным православным духовенством: согласно Описи 1614 года, в ней было записано, сколько милостыни выдавалось в Москве греческим старцам, приезжавшим в Российское государство с 1598 г. по 1604 г. Более точно датировать составление указанной книги не удается; книга была утрачена, вероятно, во время пожара 1626 г., поскольку в Описи 1626 года она не значится.

По связям Московского государства с Данией имеется одна книга, в которой содержатся материалы об отправлении и возвращении из Дании посольства князя И.М.Борятинского и дьяка Г.Богданова (1613-1614 гг.); о приезде в Москву датского посланника Ивервинта и его отпуске; выписка о прежних переговорах по межеванию русско-датской границы в Лапландии; переписка кольских воевод с варгавскими «державцами» (до февраля 1616 г.)[159]. В Описи 1626 года указанная книга описана следующим образом: «Тетрати дацкие: отпуск и приезд в Дацкую землю князя Ивана Борятинского да дьяка Гаврила Богданова 121-го году, с начала тетрати одной нет, а с ысподи шти тетратей нет»[160]. Данная описательная статья позволяет предположить, что к 1626 году в тетради были переписаны лишь материалы, касающиеся русского посольства 1613-1614 гг. Однако в той же описи зафиксированы столбцы, бывшие первоисточниками для нынешней датской книги. При этом столбец об отправлении посольства существовал отдельно, а в столбце о возвращении миссии И.М.Борятинского содержались также сведения о приезде и отпуске датского посланника Ивервинта[161]. При рассмотрении указанных столбцов (сохранившихся до наших дней) выясняется, что в том же столбце имеется и обширная выписка (87 листов) о прежних переговорах по межеванию границ в Лапландии[162]. Столбец, в котором была записана документация о возвращении русского посольства вместе с датским посланником, переписывался в книгу, о чем свидетельствуют соответствующие пометы: «С тех мест писать в книги», «Столп датцкой 123-го, списан в книги», «Не писать всего», «Писать все»[163]. Поскольку материалы о возвращении в Москву посольства Борятинского были переписаны в тетради, можно предположить, что в то же время были переписаны и содержавшиеся в этом столбце документы, касавшиеся приезда в Москву посланника Ивервинта. Следовательно, к 1626 году датская книга уже была в общих чертах скомпонована (неизвестно, содержалась ли в ней к тому моменту переписка пограничных воевод, однако можно предположить, что и она была

[304]

переписана в тетради, поскольку была логически связана с проблемой границы в Лапландии; выписка же о переговорах о границах, судя по помете «Писать все», была перенесена в книгу).

После 1614 г. в Посольском приказе была составлена несохранившаяся до наших дней книга по связям Российского государства с Персией. Косвенное упоминание об этой книге содержится в персидских столбцах. Во время отпуска из Москвы посланников от шаха Аббаса I Кая-салтана и Булат-бека (январь 1618 г.) была сделана выписка о жалованье прежним персидским дипломатам. Выписка начиналась словами: «Выписано ис кизылбашских же книг»; в ней содержались примеры из 1590, 1592, 1594, 1604, 1613, 1615 годов[164]. Книги по связям с Персией, известные по описям, обрываются 1594-м годом[165]. Следовательно, в Посольском приказе хранились какие-то книги, освещающие более позднее время. То, что пример из 1604 года был выписан именно из «книг», а не из столбца, косвенно подтверждается указанием той же выписки, в конце которой содержится запись: «Да сыскано в столпу 108-го году...»[166]. Относительно других примеров подобного указания нет; то, что выписка из столбца помещена после других примеров, в нарушение хронологического порядка, также подтверждает нашу мысль: вероятно, служащими приказа сначала были просмотрены книги, как более удобный справочный материал, а затем выписка была дополнена материалами столбца.

Другим подтверждением нашей версии является упомянутая в Описи 1626 года среди «розни кизылбашской» «выписка ис кизылбашских книг, что кому шаховым послом и посланником давано государева жалованья на отпуске... в 98-м, и в 100-м, и во 102-м году..., и во 112-м году..., и во 121-м, и во 124-м, и во 126-м году»[167]. По своему содержанию данная выписка полностью соответствует вышеупомянутой выписке, содержащейся в столбце 1618 года. Как видно, в Описи 1626 года также указано, что выписка была сделана из книг. Мы можем лишь догадываться о том, что содержалось в указанной книге. Вероятно, в связи с возобновлением после воцарения Михаила Романова русско-персидских дипломатических контактов, в Посольском приказе была составлена книга, включавшая в себя сведения о приезде в Москву последнего персидского посольства до начала Смуты (миссии посла Лачин-бека и гонца Булат-бека в 1603-1604 гг.), а также материалы о пребывании в Москве первого официального посольства шаха Аббаса к Михаилу Федоровичу (1615-1616 гг.) Составление книги могло начаться не раньше 1616 г. (когда был отпущен посол Булат-бек, о котором упоминается в выписке); в январе 1618 г. книга уже была составлена (в это время из нее была сделана выписка). Таким обра-

[305]

зом, и в этом случае срок между завершением миссии и составлением освещающей ее книги был минимальным. Вероятно, эта книга сгорела во время пожара 1626 года, в Описи 1626 года она не упомянута.

Значительное количество книг (по нашим данным — 9) было составлено за рассматриваемый период в Посольском приказе по связям Московского государства с Речью Посполитой. Самая ранняя из «польских» книг была составлена в дипломатическом ведомстве о пребывании в Москве польских послов Н. Олесницкого и А. Гонсевского в 1605/06 г. В Описи 1614 года упоминаются «5 связок тетратей, не переплетены, 114-го году, а в них писано приезды литовских послов Николая Олешницкого да Олександра Гасевского, и как они были на Москве; а иных тетратей многих нет»[168]. Указанные материалы, по всей вероятности, были перенесены в тетради еще до польской оккупации Москвы, во время которой они серьезно пострадали. Косвенным доказательством составления этих тетрадей еще до освобождения столицы в 1612 г. служит то, что в Описи 1614 года уже не упоминаются соответствующие столбцы, пропавшие, скорее всего, во время «московского разоренья». Следовательно, данные тетради были составлены еще при Василии Шуйском, т.е. не более чем через пять лет после завершения описываемых в них событий. В Описи 1626 года тетради 114-го года не упоминаются; вероятно, они сгорели во время пожара 1626 г.

Самая ранняя из сохранившихся книг по связям с Речью Посполитой освещает ход посольства князя Г.К.Волконского и дьяка А.Иванова в Польшу в 1606-1607 гг. В настоящее время книга состоит из 340 листов[169]. В Описи 1614 года эти материалы упоминаются как «свяска тетратей не переплетенных»[170]. Как видно, соответствующие столбцы (в 1614 г. они еще существовали[171], в Описи 1626 года уже не упоминаются) были переписаны в тетради до конца 1614 г.; окончательное оформление тетрадей в книгу было произведено, вероятно, уже после свержения Василия Шуйского (скорее всего — в 1613-1614 гг.) Об этом свидетельствует запись, предваряющая изложение материалов о возвращении посольства: «Приезд из Литвы при царе Василье посланников князя Григорья Волконского да дьяка Ондрея Иванова»[172]. Отсутствие пространного титулования Василия Шуйского в данной записи и указание на его царствование, как на уточняющий хронологию момент, позволяет сделать вывод, что во время составления книги Шуйский уже не был царем. Между 1614 и 1626 гг. указанные тетради были переплетены, поскольку в Описи 1626 года материалы миссии 1606-1607 гг. указаны как отдельная книга[173].

[306]

Следующая книга содержит сведения, касающиеся пребывания в Москве польских послов Н.Олесницкого и А.Гонсевского и посланников С.Витовского и Я.Соколинского в 1607-1608 гг. В настоящий момент книга состоит из 251-го листа, причем в ней не хватает начальных, конечных и многих средних тетрадей[174]. Данная книга не упомянута в Описи 1614 года, однако есть основания утверждать, что к 1614 г. соответствующие материалы уже были переписаны в тетради. В Описи 1614 года имеется запись: «В сундуке столпы литовские, и книги в тетратех, и мелкая рознь со 113-го году по 118-й год о Сендомирском и о Маринке; да как были на Москве литовские послы и посланники Миколай Олешнитцкой с товарыщи; и как был на Москве Станислав Желковской с товарыщи»[175]. В предыдущей главе указывалось, что в этом сундуке должен был находиться столбец о переговорах 1610 г. с гетманом С.Жолкевским и рознь, связанная с приездом в Москву Мнишеков. В таком случае, в сундуке в виде «книг» должны были лежать материалы, касающиеся пребывания польских послов и посланников в 1607-1608 гг. (данные о переговорах с польскими послами в 1606 г. в той же описи названы отдельными тетрадями)[176]. Таким образом, к 1614 г. современная «польская» книга № 27 уже представляла собой «книги в тетратех». Вероятно, столбцы о переговорах 1607-1608 гг. были переписаны еще при Василии Шуйском, поскольку в Описи 1614 года они уже не упоминаются (хотя они могли находиться в одном сундуке с книгой). В Описи 1626 года описание данной книги отражает ее современное состояние: «27 тетратей литовского посольства Миколая Олешницкого да Олександра Га-севского, как они были на Москве при царе Василье во 115-м и во 116-м году, смешены, а иные и поплели, первых тетратей, и середних, и последних нет»[177]. Переплетена книга была после 1626 г.

Четвертая «польская» книга, относящаяся к исследуемому периоду, охватывает 1613-1615 гг. и содержит сведения об отправлении в Польшу российских гонцов и посланников Д.Оладьина, Ф.Желябужского, А.Нечаева, а также о приезде в Москву польского посланника М.Каличевского. Книга написана на 739-ти листах[178]. В Описи 1614 года уже упоминается часть этой книги: «Книги литовские лета 7121-го, отпуск в Литву и приезд из Литвы посланника Денисья Оладьина»[179]. Интересно, что эта книга составлялась буквально сразу по следам событий. Оладьин возвратился из Польши 20 июля 1613 г.[180]; описание архива Посольского приказа было произведено в ноябре 1614 г. Таким образом, между завершением миссии Оладьина и первым документальным упоминанием книги, освещающей ход этой миссии, лежит временной отрезок протяженностью чуть более года. К концу 1614 г. в тетради были

[307]

переписаны, вероятно, первые 267 листов современной книги № 29 (касающиеся миссии Оладьина). В дальнейшем указанная книга была дополнена документацией посольств 1614-1615 гг. В Описи 1626 года материалы миссий 1613-1615 гг. упомянуты уже как отдельная книга; описательная статья Описи 1626 года совпадает с современным состоянием книги № 29[181]. По всей видимости, завершение этой книги относится к 1615 г., так как в нее случайно попало восемь листов статейного списка возвратившихся в конце 1614 г. из Англии российских послов[182], а «английская» книга, содержавшая сведения об этом посольстве, составлялась, как было указано выше, около 1615 г. Следовательно, «польская» книга № 29 была оформлена вскоре по завершении описанных в ней дипломатических миссий.

Пятая «польская» книга, относящаяся к изучаемому временному отрезку, освещает ход русско-польских переговоров под Смоленском в 1615-1616 гг. В настоящий момент она содержит 1054 листа[183]. Это самая объемная из книг, составленных в Посольском приказе в эпоху Смуты. Точное время составления этой книги установить не удается, однако представляется, что ввиду важности для Московского государства смоленских переговоров, книга, содержащая сведения о них, была сформирована в Посольском приказе вскоре после их завершения, т.е. около 1616 г. В Описи 1626 г. указанные материалы упоминаются во множественном числе: «книги»[184]; переплет был осуществлен после 1626 г.

Хранящаяся ныне в РГАДА «польская» книга № 32, содержащая наказ русским послам, отправленным на переговоры с польскими дипломатами на р. Пресню[185] в Описи 1626 года не упоминается. Однако, можно предположить, что эти материалы были включены в одну книгу с данными о переговорах в Деулино: «Книга не переплетена, 55 тетратей, а в ней писаны съезды государевых послов бояр Федора Ивановича Шереметева с товарыщи у Троицы в Сергиеве монастыре с литовскими послы...»[186]. В настоящий момент книга № 32 (переговоры на р. Пресне) содержит 150 листов; книга № 34 (переговоры в Деулино) - 356 листов[187]. Совокупный объем этих двух книг (506 листов) приблизительно соответствует объему указанной в описи связки тетрадей - 55 тетрадей (обычно тетрадь состояла из 8 листов, но встречались и более объемные тетради — в той же Описи 1626 года упомянуты «3 тетрати, а в них 32 листа»[188]). Следовательно, можно предположить, что в начале XVII в. современные «польские» книги № 32 и 34 составляли одну единицу хранения; их разделение и переплет были осуществлены после 1626 г.

[308]

Хранящиеся ныне в РГАДА «польские» книги № 35-37 содержат списки договоров о перемирии и размене пленных, подписанных в Деулино и на р. Поляновке в 1618-1619 гг.; содержание их идентично[189]. В Описи 1626 года упоминаются все три списка (в тетрадях), причем один из них уже был «оболочен» в кожу[190]. В силу важности значения указанных договоров и упоминания трех их копий уже в 1626 г., можно предположить, что копирование договоров в тетради было осуществлено сразу по их заключении, т.е. в 1619 г.

По связям Российского государства с Францией имеется одна книга, освещающая ход российского посольства И.Г.Кондырева и подьячего М.Неверова во Францию в 1615-1616 гг.; в настоящее время она составляет 178 листов[191]. В Описи 1626 года соответствующая книга описана как «книги 123-го году: отпуски во Францужскую землю х королю Лодвику и в Галанскую землю государевых посланников Ивана Кондырева да подьячего Михаила Неверова»[192]. Упоминание в книге «голанских книг»[193], составленных, по нашему предположению, в 1615-1617 гг., позволяет предположить, что «французская» книга была написана вскоре по возвращении миссии Кондырева — Неверова в Москву, т.е. в 1616-1617 гг.

  По связям Российского государства со Швецией за рассматриваемый период в Посольском приказе было составлено 12 книг. Самая ранняя по освещаемому хронологическому периоду книга относилась к 1605 г. В Описи 1626 года упоминается «Книга бес кожи, а в начале писан отпуск 7113-го году... послов князя Ивана Самсоновича Туренина, да Остафья Пушкина, да дьяков Григорья Клобукова да Посника Дмитреева на съезд с свейскими послы по договорным записям... в Тявзине, ...исподу у той книги нет»[194]. Издатели Описи 1626 года в подстрочной сноске указали, что в рукописи была указана неверная дата, должен был значиться 7103 [1594/95] год[195]. Действительно, переговоры посольства И.С.Туренина со шведскими послами в Тявзино имели место в 1595 г. Однако известно, что в 1605 г., в конце царствования Бориса Годунова, на русско-шведскую границу было отправлено посольство П.Н.Шереметева, причем при подготовке последней миссии использовались материалы посольства 1595 г. Следует также учесть, что составители Описи поместили запись о данной книге между тетрадями 1600 и 1606 гг., причем книги и тетради посольства И.С.Туренина, верно датированные 1595 годом, помещены между тетрадями 1584-1595 и 1600 гг. Следовательно, в данном случае мы должны отказаться от предположения об описке составителя Описи 1626 года: указанная книга, вероятно, составлялась в 1605 г. для переговоров о ратификации Тявзинского мира.

[309]

Самая ранняя из сохранившихся «шведских» книг охватывает период 1606-1607 гг. и содержит 65 листов; содержание книги — переписка русских воевод со шведскими пограничными городами и приезд в Москву шведского гонца Б.Неймана[196]. Согласно Описи 1614 года, содержание данного дела (представлявшего собой не переплетенные тетради) было шире и содержало также материалы отпуска этого гонца[197]. Данный факт подтверждается записью на последнем сохранившемся листе книги: «Розные тетрати свейские. Перебрати их нельзя, что многие пропали»[198]. По всей вероятности, книга зафиксирована в описи дважды: в первый раз — среди дел, лежавших в особом ящике (34 тетради 114 и 115 [1606-1607] гг.), с указанием, что они (тетради) положены к шведским книгам; второй раз данные тетради описаны уже среди шведских книг[199]. В Описи 1626 года данное дело описано следующим образом: «32 тетрати, а в них почато было писати с столпа 114-го году приезды немецких свейских посланников и гонцов к царю Василью»[200]. Если учесть обычный размер тетрадей (по 8 листов), то сохранившаяся до наших дней часть книги составляет 8 тетрадей; утрачено, таким образом, не менее 3/4 ее первоначального объема. Составление книги относится, вероятнее всего, к 1608-1610 гг., т.е. она также была составлена вскоре после завершения освещаемой в ней миссии.

Третья «шведская» книга относится к августу - декабрю 1615 г. и освещает отправление посольства князя Д.И.Мезецкого на русско-шведский съезд в Дедерино. В настоящий момент данная книга включает в себя 529 листов[201]; ее современное состояние соответствует описательной статье Описи 1626 года (книга в тетрадях)[202]. Точное время составления книги определить не удается, однако представляется, что она, как и другие книги, повествующие о мирных переговорах, составлялась «по горячим следам».

Четвертая «шведская» книга (упомянутая в Описи 1626 года как тетради) содержала материалы о русско-шведских переговорах в Дедерино в 1616 г.[203] В настоящий момент мы располагаем копией этой книги[204]; копия, как было показано в предыдущей главе, была составлена на рубеже XVII-XVIII вв., подлинник начала XVII столетия до наших дней не сохранился.

Современной «шведской» книге № 13, содержащей сведения о продолжении русско-шведских переговоров в Столбово (1616-1617 гг.), 711 листов[205], согласно Описи 1626 года, соответствовав две единицы хранения: книги и тетради практически аналогичного содержания (съезды и переговоры в Столбово в 1616-1617 гг.)[206]. В настоящий момент в нашем распоряжении имеется лишь одна

[310]

книга, соответствующая описательной статье Описи 1626 года. Вероятно, одна из единиц хранения была утрачена после 1626 г.

Современные книги № 14 и 15 содержат списки договоров, заключенных в Столбово и ратифицированных российской и шведской сторонами (1617 г.)[207]. Соответствующие материалы упоминаются в виде тетрадей в Описи 1626 года[208].

Современной «шведской» книге № 16 (посольство Ф.П.Борятинского в Швецию, 1617-1618 гг.)[209] соответствуют упоминаемые в Описи 1626 года «Книги свейские 7125 году: отпуск в Свею... князя Федора Петровича Борятинского с товарыщи и приезд их к Москве»[210].

«Шведской» книге № 17 (межевальный съезд на р. Лавуе в 1618 г. С.Жеребцова со шведскими представителями)[211] в Описи 1626 года соответствуют 12 тетрадей об этом межеваньи[212].

Не вполне понятно упоминание в Описи 1673 года «Книги свейской всяких дел со 114-го году по 118-й год [1606-1610 гг.]»[213]. Эта книга не упоминается в описях 1614 и 1626 г.; содержание книги в тексте Описи 1673 года не раскрывается. Можно предположить, что соответствующая книга была составлена на основании многочисленных шведских столбцов 1606-1610 гг., упоминаемых в Описи 1614 года. В этом случае можно предположить, что данная книга была составлена между 1614 и 1626 гг., поскольку она не названа в Описи 1614 года, а в Описи 1626 года уже нет упоминания о столбцах 1606-1610 гг., погибших, вероятно, в пожаре 1626 г. Наиболее вероятным временем составления книги является период 1615-1617 гг., когда между Московским государством и Швецией активно велись переговоры, в которых предстояло решать проблемы, возникшие в русско-шведских отношениях в 1606-1610 гг. Книга по связям со Швецией, следовательно, уцелела во время пожара, но по какой-то причине не была занесена в Опись 1626 года. Возможно, это объясняется тем, что она в 1626-1627 гг., т.е. во время составления описи, находилась вне Посольского приказа. Известно, что в эти годы патриарх Филарет, руководивший российской внешней политикой (нередко в обход внешнеполитического ведомства), активно искал сближения со Швецией для совместных действий против Речи Посполитой[214]. В этой ситуации вышеназванная книга вполне могла находиться у патриарха, и потому не быть зафиксированной в Описи 1626 года.

На основании упоминания в «английской» книге удалось установить, что в рассматриваемый нами период в Посольском приказе была составлена еще одна шведская книга, не зарегистрированная в архивных описях. В английской книге 1614-1617 гг. описание переговоров с английским послом Дж.Мерриком 22 января 1615 г. пре-

[311]

рывается записью: «А что говорили, и как аглинской посол после того опять з бояры в ответе бывал, и как к свейскому королю и на съезд в Дедерино отпущен, и как с первого съезду из Дедирина к Москве приехал, и как у государя был и ел, и как з бояры в ответе был, и как опять на свейской съезд на Тихвину отпущен, и как опять с Тихвина к Москве приехал, и то все подлинно писано в свейских книгах»[215]. В сохранившихся шведских книгах вышеназванные события не освещаются. Нет упоминания о книге с таким содержанием и в Описи 1626 года. Следовательно, в Посольском приказе после июня 1617 г., когда Меррик вернулся в Москву, была составлена книга, содержавшая сведения о посредничестве английского дипломата на русско-шведских переговорах. Эта книга, видимо, погибла в пожаре 1626 г., и поэтому не была записана в описи. Факт существования такой книги косвенно подтверждается тем, что столбцы, содержащие сведения, соответствующие описанию утраченной книги, подвергались обработке, предшествующей составлению книги. В частности, в некоторых местах столбца текстам отписок предпосланы преамбулы: «И апреля в 7 день писали к государю... изо Твери воевода Михайло Молчанов да дьяк Федор Михайлов, а в отписке пишет...». В столбце один за другим следовали документы, относившиеся к одному и тому же дню; при обработке столбца во втором документе число было вычеркнуто, вместо него было написано: «И того ж дни»[216]. Подобная правка свидетельствует о том, что текст адаптировался для переписывания в книгу.

По связям Российского государства с Крымским ханством в Посольском приказе были составлены две книги, не сохранившиеся до наших дней. О них известно по упоминанию в Описи 1626 года. В первой из книг содержались материалы миссии посланника в Крым В.Пургасова и подьячего Д.Радцова (1613 г.); вторая включала в себя документацию об отправлении в Крым посольства А.Лодыженского и П.Данилова (1613 г.), о размене послов в Ливнах в 1614 г., об отправлении в Крым посольства князя Г.К.Волконского и П.Овдокимова. Согласно описи, указанные книги сильно пострадали во время пожара 1626 г.[217], позднее они были утрачены. Составлены эти книги могли быть не ранее 1615 г., так как они не упоминаются в Описи 1614 года.

Рассмотрев на материалах описей 1614 и 1626 гг., а также по указаниям в текстах, процесс составления в Посольском приказе книг по связям с зарубежными державами, можно сделать некоторые выводы. В большинстве случаев мы не можем точно датировать время составления книг (особенно в отношении книг, составленных до 1614 г.) Однако, в ряде случаев, можно с точностью утверж-

[312]

дать, что между завершением дипломатической миссии и составлением освещающей ее ход книги был заключен сравнительно небольшой временной отрезок — не более 1-2 лет. Это позволяет предположить, что перенесение материалов столбцов в книги происходило вскоре после составления столбцов. Следовательно, книги начала XVII в., в тех случаях, когда не удается точно установить время их составления, можно датировать по освещаемым в них дипломатическим миссиям.

Рассмотрение делопроизводственной деятельности российского внешнеполитического ведомства будет неполным без упоминания о том, что Посольский приказ в начале XVII в. ведал также и изготовлением карт. В описях архива Посольского приказа 1614 г. и 1626 г. упоминается большое количество хранившегося здесь картографического материала (в большинстве своем это были карты («чертежи») пограничных городов и областей)[218]. Материалы делопроизводства Посольского приказа позволяют утверждать, что карты составлялись именно в этом ведомстве. В 1617 г. в Москву приехал выходец из шведского плена Никита Тырков, «и по государеву указу велел ему думной диак Петр Третьяков быти в Посольском приказе у чертежу и у роспросу про рубеж... И по скаске Микиты Тыркова государевым и немецким свейским городом и их уездом, в которых местех по рубежем государева земля с немецкою с свейскою землею сошлася, роспись, и по росписи чертеж в Посольском приказе зделан»[219].

Таким образом, рассмотрение приемов делопроизводственной деятельности служащих Посольского приказа демонстрирует достаточно высокий уровень квалификации персонала этого ведомства. При составлении столбцов и книг приказные служащие начала XVII в. использовали как прежние, проверенные методы работы, так и некоторые новшества в делопроизводственной практике.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

материал размещен 6.07.2006 

---