Первые упоминания о eshata pragmata (“последних вещах”) можно встретить уже у Зосима Панополитанского (IV в.) и Псевдо-Демокрита (VI в.)[1]. И если первый говорит об этом вскользь (“…последние вещи появляются на излете времени”[2] ), то второй более пространно рассуждает об этом в своем трактате “Имут”: “Время вещи не иссякает вместе с вещью, но продолжает быть и после того, как вещь распадается. Будучи после вещей, время испытывает нужду в теле, где оно могло бы длиться согласно своей природе до полного своего истощения. Но поскольку нет уже больше тела для этого времени, то это время как бы из самого себя создает чувственные субстанции, в которых постепенно угасает. Такие субстанции называют “последними вещами”[3].

Отдельные упоминания о “последних вещах” можно встретить и у более поздних авторов. Так Исидор Севильский в “Этимологиях” пишет: “Природа времени темна и недоступна человеческому разумению. Говорят, оно [само] из себя исторгает некие, называемые “последними” (eshata), вещи и разбрасывает их по миру, дабы длиться дольше, чем [то позволяют] обычные вещи”[4]. У Боэция мы находим следующее высказывание: “Может быть время и порождает некие сущности из самого себя, но нам рассуждать об этом не следует, поскольку доказательства разума здесь бессильны”[5].

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что как древние, так и средневековые авторы упоминают о “последних вещах” мимоходом и особенно не вдаваясь в подробности, как если бы речь шла о чем-то сродни суеверию или предрассудку. Такое отношение к данному предмету могло быть продиктовано настороженно высокомерным отношением “ученых” авторов к народным поверьям и мистерическим культам. Как замечает Р. Райценштейн, “Античные и средневековые философы охотно рассуждали о философской и символической подоплеке ритуала, но не брали на себя ответственность описывать конкретную последовательность действий и конкретные культовые предметы, участвующие в ритуале. С одной стороны, здесь срабатывало своеобразное табу на разглашение тайны, а с другой стороны, человеку ученому подобало интересоваться сущностью вещей, а не самими вещами”[6].

Упоминание Нейт в связи с “последними вещами” в античной и средневековой литературе встречается только у Лактанция: “Раньше всех понесет кару Египет из-за своих дурацких суеверий (stultarum superstitionum) и наполнится он кровью, как водою, ибо смутились нравы, и даже почитатели Нейт и собиратели мерзких “последних вещей” не боятся больше Бога и людской молвы, издеваясь в своих обрядах над самим Временем”[7].

Известно, что культ Нейт возник в древнем Египте в додинастический период в западной части дельты Нила. С одной стороны, это был исключительно женский культ (знатные женщины носили придворный титул “жрица Нейт”), с другой стороны, Нейт была связана с водной стихией (в частности с богом крокодилом Себеком) и почиталась охранительницей мертвых. Как охранительница мертвых Нейт была тесно связана с Исидой, Нефтис и Селкет. Впервые вместе имена этих четырех богинь зафиксированы в Текстах пирамид. Важным представляется изречение 362: “(§ 605) О, отец мой Атум во тьме! Возьми меня на твою сторону, (§ 606) [чтобы] я зажег свет для тебя и защитил тебя, как Нун защищает этих четырех богинь днем, [когда] они защищают трон: Исида, Нефтис, Нейт, Селкет-Хету”[8]. Согласно изречению, умерший царь просит Атума, проплывающего в ладье ночью по царству мертвых, взять его с собой, обещая ему за это в благодарность покровительство. Следует обратить внимание на некоторые особенности текста изречения 362. С. Мерсер предлагает трактовать слово “день” как эквивалент для слова “время”[9]. Согласно мифам, Исида, Нефтис, Нейт и Селкет оплакивали и охраняли тело убитого Сетом Осириса, отождествляемого с царем, стоя по углам его трона (или ложа), что якобы соответствует четверичной природе времени[10]. Текст можно понимать и таким образом, что четыре богини охраняют мертвого Осириса (с которым отождествляли сначала царей, а потом и вообще всех умерших) от времени. Во всяком случае об этом прямо свидетельствует изречение 543, § 1543: “[Там], где защита четырех (т.е. Исиды, Нефтис, Нейт и Селкет), - время не приходит”[11].

Итак, в эпоху Древнего Царства Нейт считалась охранительницей мертвого царя, причем она не только защищала его от различных опасностей, и в первую очередь от воздействий времени, но и заботилась о пропитании мертвого (!) царя.

Следует признать, что сюжет об охране мертвого царя от времени прекрасно укладывается в современные представления о значении древнеегипетской практики бальзамирования. Особняком стоит точка зрения Иеронима ван Дака, который, основываясь на своих собственных переводах Текстов пирамид, в частности пишет: “Есть основание считать, что когда в Текстах пирамид или в Текстах саркофагов речь идет об “охране мертвых”, то имеется в виду не бальзамирование, а какая-то другая обрядовая практика, сведения о которой до нас, к сожалению, не дошли. В изречении 645 § 1865 говорится: О, Нейт, сохрани меня своими льняными лоскутками (букв. “тряпочками”), в которых [еще] осталось время. Нейт дарила мертвому “дыхание жизни” (изречение 408) и другие необходимые ему атрибуты: магические узлы защиты (изречение 670), набедренную повязку (изречение 663), какие-то другие тканые изделия (изречение 608: Вот, что Нейт соткала). В надписях Позднего периода мертвому, облаченному в льняные одежды из святилищ, от имени богини обещается: Тело твое не погибнет никогда! Разум твой будет Нейт!”[12]. В надписях Нового царства по отношению к Нейт используются следующие эпитеты: “владычица западной страны”[13], “главенствующая в некрополе”, “Владычица Та-анх (т.е. гробницы или некрополя)”[14], “Подательница жертв”[15], “Хранящая время в тканях”[16], “Пробуждающая от сна (смерти)”[17].

С упадком династического Египта традиционные древнеегипетские верования были преданы забвению (если не принимать в расчет позднейшие оккультные рецепции древнеегипетской магии). Тем более интересным кажется случай, о котором упоминает в своих путевых записках “Описание путешествия в Аравию и другие сопредельные страны” известный немецкий путешественник Карстен Нибур (XVIII в.):

“На площади у мечети Шадли я увидел старуху, которая копалась в пыли у самых стен мечети, собирая что-то в подол своей грязной юбки. Мне было непонятно, как благочестивые граждане богатого и процветающего Мосха могут терпеть такую нищенку. На мой вопрос Сеид Селех ответил, что эта полоумная старуха собирает всякий мусор, потому что считает себя жрицей какой-то Нейт. На моих глазах старуха вытащила из кучи какого-то мусора кусок бечевки и быстро затолкала его себе в рот. “Видишь, какая она сумасшедшая, - засмеялся Саид. - Она ест весь мусор, который находит. И на улицах чисто, и уборщикам не надо платить “. Мне было жаль эту старую женщину, но арабы понимают милосердие по-своему.

Заинтересовавшись неизвестным мне доселе культом, я стал расспрашивать Сеида и Исмаила о Нейт. Как я понял из всех этих расспросов, Нейт поклоняется кучка “неверных”, которые живут в развалинах где-то близ Тихамы. Там же находится и храм их странной богини. Мусульмане терпят этих “неверных” только потому, что они ухаживают за близлежащими городами - Мосхой, Бейт-эль-Факихом, Забидом. Они собирают в этих городах весь мусор, - таков договор. Мусор они приносят своей богине, которая якобы дарит им за это долгую жизнь”[18].

Неожиданно тема Нейт и уже в непосредственной связи с “последними вещами” обнаруживает себя в документах, принадлежащих нашему времени.

В 1930 году Шарль де Лессепс в Париже опубликовал записки своего знаменитого отца Фердинанда де Лессепса - французского дипломата, инженера, знаменитого строителя Суэцкого канала[19]. Записки в основном посвящены бесконечным интригам, которые велись англичанами, французами, арабами и турками вокруг строительства Суэцкого канала, однако один эпизод имеет непосредственное отношение к нашей теме. Вот что рассказывает Фердинанд де Лессепс:

“Мои отношения с Мехмет Саидом складывались в целом очень благоприятно для моих намерений и планов. В конечном счете, благодаря макаронам и разным сладостям, я добился его полного расположения[20]. Однажды, преисполнившись ко мне теплыми чувствами, Мехмед Саид сказал, что, если я захочу, то на строительстве канала для меня будут работать даже мертвые. Я в свою очередь был готов слушать любые его глупости, лишь бы не потерять расположение королевской семьи. Видя, что я не очень-то верю его словам, Саид предложил мне спуститься в подвал дворца, чтобы я сам мог убедиться в правдивости его слов. Я никогда не бывал раньше в подвалах каирского королевского дворца и поэтому принял его предложение с радостью. Конечно же я ни на секунду не сомневался, что все его рассказы о мертвых являются не более, чем фантазиями подростка, наслушавшегося арабских сказок. То, что я увидел поразило мое воображение. Современная наука еще должна дать этому свое объяснение. Впрочем, покров секретности, которым окружены на Востоке некоторые области древнего знания, едва ли позволит прогрессивным ученым Запада в ближайшее время дать оценку некоторым поразительным и таинственным явлениям. Вместе с Саидом мы спустились в холодный подвал, где хранились пищевые запасы, и оттуда через незаметную дверь попали в помещение, назначение которого заключалось по всей видимости в том, чтобы тайно наблюдать за происходящим в другом подвальном помещении. Саид, стараясь не шуметь, откинул темную занавеску на стене,  открылось небольшое окошко, из которого был виден довольно большой, освещенный факелами зал. Зал был уставлен каменными столами, показавшимися мне весьма похожими на древнеегипетские саркофаги. На одном из столов, совсем недалеко от того места, где стояли мы с Саидом, лежало обнаженное тело какого-то мужчины. “Это Селим, конюх, - прошептал мне Саид. Он умер вчера днем”. Потом я увидел, как откуда-то из темной части зала выходят три женщины, одетые в широкие белые рубашки и турецкие шаровары. Лица женщин скрывали вуали. Одна из женщин несла поднос, на котором, насколько я мог разглядеть, находились какие-то тряпки, бинты и обрывки веревок. В руках у другой женщины находился живой петух. Третья несла небольшой топорик. Женщины остановились у стола, на котором лежал покойный. Пристроив петуха на небольшом чурбанчике, женщины быстро отрубили ему гребешок и кровью из гребешка смазали глаза и рот покойного[21].

Затем одна из женщин склонилась над покойником, разжала ему зубы небольшим ножом и вложила в рот обрывок веревки, взяв его с подноса, который держала другая. Сразу же после этого женщины отошли от стола и стали в тень так, что я уже не мог их видеть. Из темноты вышла четвертая женщина, совсем еще девочка, как мне показалось. Она подошла к столу, обхватила труп руками и, подняв его без особых усилий, крепко прижала к себе. Женщины, которых не было видно, затянули какую-то песню, ритмично прихлопывая в ладоши. То, чему я стал свидетелем потом, более всего напоминало танец. Маленькая, похожая на девочку, но, вероятно, обладающая нечеловеческой силой женщина, обхватив труп, совершала замысловатые движения, кружась вокруг каменного стола. При этом, как я мог видеть, губы ее были крепко прижаты к губам трупа, словно в долгом поцелуе. Это продолжалось минут двадцать. Я даже устал стоять, хотя происходящее заставило меня забыть обо всем на свете.

Постепенно мне стало казаться, что труп уже не просто безвольно болтается в руках у женщины, но сам как бы переставляет ноги, повторяя какие-то движения. Наконец эта нелепая пара вдруг замерла, и женщина что есть силы оттолкнула от себя мертвое тело. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что труп не упал, но, покачнувшись и сделав несколько неуклюжих шагов, остался стоять, опершись руками о противоположную стену. Появившиеся женщины в шароварах вывели ожившего покойника из зала. Я стоял, пораженный всем увиденным, пока Саид не закрыл занавеску и не вывел меня за руку из подвала. Он взял с меня слово, что я никому не буду рассказывать о том, что видел, и я ему это слово дал. Я спросил, кто были те женщины, и Саид сказал, что в их семье женщины всегда были жрицами богини Нейт, о которой говорят, что она дает мертвым жизнь, если ей вернуть последние вещи. Я понял, что последними вещами Саид называет те тряпки и обрывки веревок, которые несла на подносе одна из женщин.

- Зачем же она засунула обрывок веревки в рот покойному? - спросил я.

- Ты не понимаешь, Фердинанд, - сказал Саид. - Это был не обрывок веревки, а кусочек времени, которое нужно было вернуть Нейт. В обмен на это время Нейт позволила Селиму пожить еще немного. Он хорошо служил моему отцу. Пусть послужит еще.

Фердинанд де Лессепс был человеком лишенным фантазии во всем, что не касалось его любимого проекта. В его записках (во всяком случае в опубликованной их части) не содержится более никаких сведений или намеков на обряд, свидетелем которого он стал. Однако, как бы то ни было, нам понятно, что культ богини Нейт не исчез вместе с Древним Египтом, но продолжил свое существование вплоть до нашего времени. Многое из того, о чем рассказывал Лессепс, так и осталось бы для нас непонятным, если бы не вышедшая в 1986 году книга журналиста Питера Ковалевски, озаглавленная “Ночи Нейт. Книга мусорщиков”[23]. Следует отметить, что, хотя в названии и фигурирует имя Нейт, самой Нейт и связанному с ней культу в книге посвящено не так уж много страниц. В основном книга представляет собой собрание разрозненных историй из жизни нью-йоркских бродяг.

Написанная скверным, выспренным языком, книга эта не представляет интереса ни как художественное произведение, ни как бытописательная хроника. И тем не менее, сведений, содержащихся в этой книге, вполне достаточно, чтобы все приведенные нами выше сведения о Нейт и “последних вещах” встали на свои места. Итак, позволим себе привести несколько цитат из книги Ковалевски:

“Если там, наверху, среди роскоши, сверкающих витрин и достатка поклоняются Богу порядка, справедливости и денег, то здесь в мрачных и зловонных подземных переходах Холбрука поклоняются зловещей Нейт, мусору, грязи и хаосу” (стр. 45).

“Человек всегда оставляет после себя мусор. Когда же человек уходит совсем, он оставляет после себя время. Это время - тот же мусор, который скапливается на обочинах дорог, у мусорных контейнеров, в подъездах грязных домов в районе Коммака или Бруквилла. Очень важно обнаружить это время, отделить его от никчемных клочков газет, пластиковых мешков и обрывков веревки. Только жрецы Нейт способны отличить мусор от времени: они постоянно ищут, они перебирают кучи мусора, и это выглядело бы подозрительно, не будь в мире такой профессии, как мусорщик. Мусорщики могут позволить себе совершенно свободно копаться в мусоре, и никто никогда не заподозрит их в поклонении языческой богине. Это не значит, что каждый мусорщик поклоняется Нейт, но всякий приверженец культа Нейт обязательно является мусорщиком” (стр. 89-90).

“У каждого человека после смерти остается его собственное персональное время, но найти его практически невозможно. Как среди несметного количества человеческих отбросов обнаружить время именно того бедняги, что скончался вчера вечером? Такие совпадения случаются только раз в тысячу лет. Только богатые могут позволить себе дорогостоящую процедуру бальзамирования в надежде на то, что когда-нибудь, купленные за большие деньги жрецы Нейт, найдут их персональное время, что было бы равноценно обретению личного бессмертия” (стр. 105)[24].

“В тайных храмах Нейт, которые находятся где-то глубоко под землей, почти каждый день совершаются богопротивные обряды оживления трупов. Сюда мусорщики приносят свою сокровенную добычу: тряпки, обрывки бумаги и упаковок, старые газеты, - одним словом, все те “последние вещи”, которые в начале процедуры оживления кладут покойнику в рот. Во время обряда старшая жрица поднимает труп и, целуя его в губы, танцует с ним “танец мертвых”[25]. Во время этого танца “последняя вещь” должна полностью раствориться во рту мертвеца - время возвращается в мертвое тело. Покойник вновь становится живым. Конечно это уже не тот человек, что был до смерти, потому что для оживления используют как правило чье-то чужое, не его собственное время. Как правило, такой человек не помнит ничего из своей прежней жизни - глаза его пусты, в них нет более ни желаний, ни надежд, ни обычных человеческих страхов. Жрецы Нейт используют этих оживших мертвецов в своих целях” (стр. 118 -119).

На основе приведенных выше цитат можно сделать вывод, что Питер Ковалевски действительно столкнулся с деятельностью секты, члены которой поклоняются древнеегипетской богине Нейт. Ковалевски не говорит нам, как называется эта секта, и вполне вероятно, что секта (если, конечно, она существует на самом деле) действует вполне официально под каким-нибудь совершенно безобидным и респектабельным названием (какая-нибудь “Церковь Нового пришествия” или “Второе Откровение Иоанна”). Если быть абсолютно точным, адепты этой секты поклоняются не столько Нейт, сколько времени или же своим собственным представлениям о времени. И это понятно, - все мы тем или иным образом поклоняемся времени, каждый день выметая из памяти какие-то, кажущиеся нам ненужными в данный момент, события. Нас нисколько не заботит, что эти события могут быть кем-то найдены и использованы.

О природе времени написано так много, что начинает казаться, будто время это просто последовательность знаков, отсылающих друг друга к концу некоего текста, за которым всегда начинается другой текст. Впрочем, может быть, это только кажется, и последовательность знаков, точно так же как и непрерывность текстов, не имеет к природе времени никакого отношения. Но и этого нельзя утверждать с определенностью, ведь, в конце концов, время действительно может оказаться всем чем угодно: мусором (обрывком газеты или веревки, осколками посуды и стекла, пластиковыми бутылками и стаканами, шелухой и огрызками яблок), автомобильными или паровозными гудками, шелестом листьев, самыми обычными затертыми словами, над смыслом которых мы не задумываемся; рассеянным утренним светом.

Адепты культа Нейт (как это следует из того, что нам уже известно) разделяют все время на так называемое “занятое” время (т.е. то время, которое в данный момент кем-то или чем-то проживается; длится как что-то или кто-то) и на время “свободное” (т.е. время, существующее отдельно как некий “предмет”, “вещь”, в нашем случае как “мусор”). “Свободное” время может быть обнаружено и использовано, к чему, собственно, и сводятся ритуалы культа Нейт. Трудно судить об эффективности и конечных целях такой практики, хотя, справедливости ради, следует отметить, что в последнее время улицы наших городов стали чище, а людей с пустыми глазами прибавилось. Впрочем, если за всем этим и стоит какая-то особая ритуальная практика, то ничего удивительного в этом нет, ведь культы в основном и делают либо из чистоты, либо, наоборот, из мусора.

 

---