Нечастый случай в нашей практике – о литературном произведении говорить меньше, чем о событии, его породившем. Но 14 век – особая песня. На территории тогдашнего евразийского пространства происходили тектонические сдвиги.
В середине столетия начинает сыпаться Орда. Внутри этого, казалось бы – монументального сооружения – завелась разруха. Только по данным русских летописей – 12 ханов за 25 лет! Позолоченный трон Бату успевали потрогать задницей до трех претендентов за год. И ужас, поселенный ордынскими нашествиями в душах вассалов, начал постепенно уходить.
Поскольку «селекцию», проводившуюся ханами в среде перспективных русских политиков, продолжать было некогда, масштаб личности последних вырос очень значительно.
Нет смысла перечислять всех – назовем главного. Дмитрий Донской. На престоле – с 8 лет, в походах – с 11. В 60–70-х годах поломал хребет главным русским конкурентам – нижегородскому и тверскому, трижды отбивал доходившую до Москвы Литву, дважды – непобедимых ранее татар. В 29 лет – он в зените славы: после 140 годин позора добыта независимость Родины, Литва предлагает союз, но… Всего два года спустя Орда, еще способная выбрасывать на театр военных действий армию за армией, вновь у ворот русской столицы. Москва сожжена, Дмитрий – не от страха, от бессилия – бежит на север.
Москву, конечно, отстроили, но жизни легендарному полководцу осталось совсем немного. Моровое поветрие 1389 года опустошило город, нанесло ряд смертельных ударов великокняжеской семье. Не уцелел и сам Донской. На момент гибели ему было 38.
При таком прологе и действующих лицах кульминация исторической драмы должна быть громоподобной.
Так оно и вышло.
В бытность сельским учителем довелось как-то рассказывать семиклассникам о 14 веке. В этом классе каждый урок был корридой, мой молодой предшественник от проделок школьных гаврошей сбежал в армию. Но когда, казалось бы, равнодушные к истории гавроши услышали процент наших потерь на Куликовом… Первый и последний раз в году тишина стояла мертвая. До самого звонка.
Не удивительно. Даже сообщение о минимальных 200–250 тысячах убитых введут в ступор кого угодно. Вместе с татарами (которых по данным разных источников, погибло то ли четверицею более, то ли четверицею менее) набежит до полумиллиона и более
[1].
Такой расклад делает неправомерным сравнение с другими крупнейшими битвами русской истории – Бородинской, где всего (если можно так выразиться) легло около 100 тысяч и Полтавской (более 10 тысяч убитых с обеих сторон). Только гекатомбы Сталинграда превосходят Куликовские, но там бои шли несколько месяцев, а здесь – несколько часов!!
Эти жуткие цифры как нельзя лучше объясняют трагизм и величие памятной даты, которую мы отмечаем 8 сентября.
Кажется, после сказанного литературоведческий анализ делать уже не нужно? Просто посмотрите. Помимо массы интересного, можно найти и что-то, стилистически знакомое… еще со школьной скамьи.
Печатается по изданию: Пространная редакция «Задонщины» по Синодальному списку // Памятники Куликовского цикла. – СПб., 1998. – С. 97–104.
В лето шестое тысящи осмъсот осмдесят осмое. Бысть Донское побоище месяца сентябра 8 дня великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимеру Андреевичу с поганым царем Мамаем.
СКАЗАНИЕ САФОНА РЕЗАНЦА, ИСПИСАНА РУСКИМ КНЯЗЕМ ПОХВАЛА, ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ДМИТРИЮ ИВАНОВИЧУ И БРАТУ ЕГО
ВОЛОДИМЕРУ ОНДРЕЕВИЧУ.
Говорит князь великий Дмитреи Ивановичъ брату своему князю Володимеру Ондреевичу, што ж деи идет поганый царь Мамай в полунощную стражу в место Охмета, сына Ноева, от него же родися Русь православная. Взыдем, брате, на гору Киевския, посмотрим славнаго Днепра и во всю землю Роскую, иже жребие воздати на силу поганого царя Момая. Се бо есмо чада благородныя.
Потом же написахом жалость и похвалу великому Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимеру Ондреевичу.
Снидем, брате, сынове руския, составим слово ко слову, возвеселим Рускую землю, понеже печаль на восточную страну в сем жребие воздати победу поганому царю Момаю.
Говорит князь великии Дмитреи Иванович брату своему князю Володимеру Онреевичу. Скажи ми, брате, коли имы словесы о похвальных сихъ о нынешних повестех а полку великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Володимера Анъдреевича и правнуковы Володимера Киевского. Нача поведати по делом былым. Не поразился мысленными землями, помянем первых лет времена, похвал вещаго горазда гудца. Тотъ бо деи похвалы вещи буиныи накладаеть свои белыя руцы но златыи струны, пояше руским князем похвалу: первому князю рускому на земли Киевской Рурику, великому князю Володимеру Светославычу, великому князю Ерославу Володимеровичу.
И здеся помянем Софона резанца, сего великого князя Дмитрея Ивановича и правнука святого князя Володимера Киевского и брата его Володимера Андреевича, их же помянем и похвалим гуслеми и песнеми и буйными словесы, заню же отпало было мужество князем руским.
От Колонцыя рати лет 160 до Мамаева побоища.
Се бо идет князь великий Дмитреи Иванович и брать его князь Володимер Андреевич, помолився богу и пречыстои его матери, истежавше умы свои крепостею, и поостри серце свое мужеством и наполнися ротнаго духа, и вставиша собе жибрия полтися рускои, поменовыша прадида своего великого князя Володимера Киевского.
А жаворонок, летъняя птица, красных дней втиха, возметы ж под сыльныя небеса, посматри ко славному городу Москви. А чи ли боре соколом донесет из земли Золеское в поле Половецкое.
Конии рзуть но Москве, трубы трубят у Серпугове, бубны бубнят но Коламне, звинит слава по всей земли Рускои, чудно стези стояти у великого Дону на берези, звонят вечныя колоколы в Великом Новегороде. Стоят мужи новгородцы у святое Софеи, рекут так: «Уже нам, брате, не поспети на пособъ государю нашему великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимеру Андреевичу». Як тые слова измовим, а уже какъ орли слетишася, выехали посадники все из Великого Новогорода 70 000 кованыя рати к великому Дмитрею Ивановичу, ко брату его князю Володимеру Андреевичу на пособъ ко славному граду Москве: «У Дону великого стоят татарове поганыи царь Мамои на реце Мечне, межи Чудовым и Михаиловым, хотят брести к нам и предати живот свои на смерть нашей славе».
И рече князь великий Дмитрии Иванович брату своему князю Володимеру Андреевичу: «Пойдем, брате, тамо, искупим животом славы, учинить имам диво, старим повесть, а младым паметь за землю Рускую и за веру християнскую».
И рече князь Дмитреи Иванович брату своему: «Князи есмо рускии, гнездо есмо князя Володимера Киевского, руского царя, доселя есмо были не обижены ни от кого, ни ястребу, ни соколу, ни белоозерскому кречету, ни тому ж псу паганому цару Момаю».
А соловеи, летняя птица, красных дней втеха, што жъ бы еси выщекотали из земли Залеское двух брат Алгиродивичовы, князя Дмитрея Волынского а князя Ондрея Бранского. Тые ж бо есть сынове храбрии, родишася в ратное време, под трубами нечистых кочаны, конеи воскормлены, с коленых стрел воспоены в Литивскои земли.
И рече князь Ондреи Брянскии брату своему князю Дмитрею Волынскому: «Княже Дмитрею, сами есмо собе два браты, сынов[е] есмо Алгыродовы, а внучата есмо Гедымонтавы. Соберем собе милую дружину храбрих панов, а сильных удальцах, а сами усядем на борздыя кони, посмотрим бистрого Дону, сопием шеломом воды, испытаем мечов своих литовских а шоломов татарских, солиц немецких а бонадов бесурмеских».
И рече князь Дм(и)треи Волынскии брату своему князю Ондрею Бранскому: «Не пощади, брате, живота своего зо землю Рускую и зо веру християнскую, за обиду великого князя Дмитрия Ивановича и зо брата его князя Володимера Ондреевича. Вжо, брате, стук стучит, и гром гримит в камене граде Москве. То ти, брате, не стук стучит, ни гром гримит, стучит раты великого князя Дмитрия Ивановича, гримят руская удальцы золотыми доспехи и шеломы и черлеными считы. Седлаи, брате Ондреи, свои кони, а мои подеманы. Выедем, брате, в чистое поле, посмотрим, брате, в чистое поле, посмотрим, брате, своих полков, колько с нами удалых панов храбрие Литвы, та поведают 70 тисещъ кованыя раты».
Вжо, брате, возвеяша сильныя ветри ко вусти Дона и Днепра, пролишася сильныя кривавыя зори, в них же трепещут сильния молниа. Быти утупу великому на реце Непрадене, меж Дона и Днепра, пасти великому трупу человеческому но поли Куликове, пролити крови.
Вжо, брате, воскрипели телегы татарския межи Дона и Днебра, идут хинове на Русскую землю. Притекоша ярия волцы но вусти Дона и Непра, ставы и выют но реце но Мечи, хотят поити на Русскую землю. То ти быша не серия волцы, проидоша поганыя татарове, хотят проити воюючи Рускую землю.
Тогда гуси возгагатали и лебеди возплескали крилами своими. Не гуси ж то возгогатали, паганыи царь Мамаи пришел и воеводство привел. Вжо победы их пашутся, а птицы под облаки летают, а ворони часто играют, а галицы своею речью говорят, орли в гаму кличут, волцы грозно выют, а лисицы на костех брешут.
Земля, земля Резанская, теперь бо есть коко зо Соломоном царем побывали.
То ти уж бо ястреби и соколи и белоозерстии кречеты отривахуся от златых колодиць ис камени грады Москвы, обриваху шевковыя опутины, возвиваючися под синия небеса, звонечи золотыми колоколы над быстрым Доном, хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя, а богатыри руския удальцы хотат ударити на великия силы поганого царя Мамая.
Тогда князь великий Дмитрии заплакал гарко и рече: «Господи боже мои, на тя уповах, да не постыжуся во веки, на да посмеются врази мои». Втер слезы свои и воступает во позлощное свое стремя и взял меч свои во правую руку и помолися богу и пречистой его матери. Солнцо ему ясная сияет на востак, путь поведает, святыи Борис и Глебъ молитву творит зо сродники своя.
Што пишут, што гримит, что грит рана пред зорами? Князь Володимер полки перебираеть и ведет к быстрому Дону, ко брату своему князю Дмитрию Ивановичу: «Княже великии Дмитрии Иванович, не уставиумо великим полком, не слухаи изменников, не услобляи поганым татаром. Уже бо поганыи татарове поля наступають, а хоробруя нашу дружину побивают».
И рече князь Дмитреи великии Иванович брату своему князю Володимеру Ондреевичу: «Брате милыи, сами есмо собе два браты, сынове есмо велико князя Ивана Данилевалча Каметы, а внучата есмо великого князя Данилья Александровича. А воеводы в нас поставлены крепкия 70 бояринов, а князи белоузерстии, Федор Семенович, два брата Олгиродовичи, князь Андреи Бранскии, а князь Дмитреи Волынскии, а Тимофеи Волоевичъ, Андреи Серкизовичъ, а Михаила Иванович. У боя нас людей 300 тисещъ кованыя раты, а воеводы в нас крепкия, ведомоя дружина, а под собою маем кони борздыя, но собе маем доспехи позлащенныя, а шоломы чиркаския, а щити московския, а сулицы немецкия, а кофыи фразския, а кинжалы мисурскими, а мечи булатныя, а дороги нам сведомо, а перевозы в нас в нас вставлены, но еще хощем сильно главы свои положити за святыя божия церкви, за православную веру християнскую и за землю Рускую. Пашут бо кафир, ищут бо собе чести и славы и великого имени».
Уже бо ястреби и соколи, и белоозерстии кречеты прилетеша и удариша на многия стада сосильныя и на лебединыя. То ти быша ни соколи, ни крчеть, то то уже изъехалися удальныя люди князи руския, богатыры литовския но великия силы татарския и удариша кафыи фразскими а даспехи татарскими, возгримели мечи булатныя абы шеломы бесурменския на поли Куликове на реце Непродене.
Черная земля под копытами под костьми татарскими носити кровью земля. Сильныя волцы изступишася вместо, протекоша лугы и холмы кровию, возмутишася реки и потоки, езора. Кликнула диво по всим землям руским, велит грозна послушати. Шибла слава к мору и и Ворнавичом и к Железным Вратом, ко Кафе и к турком и ко Царуграду, и што Русь поганых одалеша на поли Куликове. Тучи сильныя изступишася, а вид них сияли сильныя великия молныя, гримит гром сильный. Та ти изступишася сынове руския с погаными татари за свои обиды. А в них же сияли золотыя доспехи, гремели князеи руских доспехи и мечи булатныя и обышаки московския.
И билися из утра до полудня в суботу на Рожество святыя богородица месяца сентебра во 8 день.
Не турове рано возрули на поли Куликове, возрули воеводы сильныя, бояре великаго князя Дмитрея Ивановича, вои и князя белоозерстии, побитыи и посеченыи от паганых татар, Федор Семенович, Ондреи Серкизович, Михаило Иванович, Семен Михайлович, Микула Васильевич, Тимофеи Волуечъ, иная многа дружина у Дона на березе лежит побита и постреляна.
Пресвета чернца, бранского боярина, привели но судное место. Говорит Пересвет чернецъ великому князю Дмитрию Ивановичу: «Государь князь Дмитреи Иванович, лучъжи ш бы нам, господине, посеченым быти, нижли полоненым быти от паганых татар». То ж деи Пересвет чернцъ поскакивает на своем борздом кони, золотым доспехом посвещаючи. А многая иноя дружина лежит у великом Дону побита и постреляна. И рече: «Добре тут, брате, стару помолодети, а молодому чести добыти, плечи своих испытати». Говорит Услабо чернец брату своему Пересвету чернцу: «Брате Якове, вижу на теле твоем многия раны, пасти главе твоей на траву ковылу, брате чадо Якове, но зелену ковылу зо землю Рускую и зо обиду великого князя Дмитрея и зо брата его князя Володимера Ондреевича».
В тоя ж время по Резанскои земли ни ратои, ни постух не покличет, но только часто вороны играют, трупу человеческаго чают. Сего ради грозно, жалостно видети крови християнское, зоне жъ трава кровью полита, а древеса тугами приклонишася до земли.
Воспели птицы жалостными песнями, восплакали кнегини и боярки избиеннных мужей. Микулина жена Марья рано плакаше у Москве града но заборолех, а рекучы такъ: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла есть каменья горы, течешы в землю Половецкую, прилелеи моего господаря ко мне Микулу Васильевича». Тимохвеева жена Настасья тако ж плакашеся рано, а рекучы: «Ужо веселие мое пониче у славъном городе Москве, уже государя моего Тимохвея в животе не вижу». Андреева жена Марья да Михаилава жена Оксинья рано ж плакашеся: «Уже нам солнце померкло во славномъ граде Москве. Припахнули нам от быстрого Дону поломяныя вести, носяше великую беду, мужеи нашых раты прибили, и зседоша удальцы и з борздых коней на судное место на поли Куликове, положыли головы своя от святыя божыя церкви за православъную веру християнскую и за господаря великаго князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Володимера Андреевича».
Вжо, брате, диво кличет под шаблею татарскою, а тым богатырем слава и честь и вечная память, от бога милость.
Не щурове рано воспели в Коломных городах но заборолех но воскресение христово на Акыма и Анны днесь. То ти быша не щурове рано воспели, восплакалися жены поломяныя, и рекучи такъ: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси золелеела мужей наших от нас в землю Половецкую. Государю княже великий Дмитреи Иванович, можеши ли реку Донъ зоградити и шеломы ичерпати, а реку Мечну трупы татарскими зоградити? Замкни, государю великий княже Дмитреи Ивановичъ, реце Очин ворота, што ж бы тые поганые татарове и потомъ к нам не бывали. Уже бо мужеи наших прибыла от рати поганых татар».
Того дня в суботу, на Рожество святыя богородици, секоша християне полковъ поганых татар на поле Куликове на реце Непрядене.
Воскликнул князь Володимер Андреевич, а скокаша на коне по рати поганых татар, своим конем борздым поеждаючи, золотым доспехом посвечаючи. Гримят мечы булатныя об шеломы татарския. И похвалит князь великии Дмитреи Иванович брата своего Володимера Андреевича: «Брате милый Володимере, то ты есть железное зобороло у злотошного веремени». Говорит князь Володимер Андреевич брату своему князю Дмитрю Ивановичу: «Брате княже великий Дмитреи, не оставаи и з своими великими полки, не слухаи измеников сромотников. Поганыя татарове поля наступуют, а хоробрую нашу дружину побывают, во трупу человеческому добрый конь рихло не скочит, во крови по колени бродит. Уже, брате, велъми жалостно видити крови християнское. Не оставаи, брате княже Дмитрею, и с своими воеводы и з сильными бояры».
Рече князь Дмитреи Иванович своим крепким воеводам и сильным великым бояром и детем боярским: «Братя руская, князи и воеводы и бояре и боярские дети, тута надобе стару помолодети, а молодому чести достати собе и детем своим и женам своим, места достати но сеи службе. То ти есть не наши меды сладкия московъския. А коли ся о местих тяжетеся, ту кождыи добрыи удаися, добудь собе чести и славы и места женам и детем и всему своему роду».
И рече князь великии Дмитреи, яко ж рече по пророческому Давыдову слову: «Господи боже мои, на тя уповах, да не постыждуся во веки, ни да посмеются врази мои». И помолися богу и пречистои его матери и всим святым его, и заплакал горько, и втер слезы свои.
Тогда яко орли слетешася но великия сыли татарския поганого царя Момая.
И побегоша татарове нетоличными дорогами, пометавше оружие свое, и руками своими покриваху главы своя и плакашася горько, глаголюще: «Уже нам у Золотой Орда не бывати, бедных жон и детеи не видати. Се же погибе цареи наших веселие и величество, и радость, и похвала на Рускую землю и з радостью ходити».
И погнаше руския сынове вослед поганых татар, и победивше много множества поганых татар безчисленно, и возрастишася и с победою и з великою радостию к великому князю Дмитрию Ивановичу и ко брату его Володимеру Ондреевичу. На поли Куликове на реце Непрядене бысть радость великая руским князем.
Ставши на костехъ поганих татар вострубили и з радости начаша имати кони, и верблюды, и камки, носечи сребро и злато, и крепкия доспехи, и честь, и жемчуги, и дорогое взорочия, колько хто хотечи и могучи, только возимаючи. Жень жены руския татарским златом.
Князь великий Дмитреи Иванович получи божию милость пречистия его матери и всех святых его, молитвами святых чудотворец руских Петра и Алексия и преподобнаго отца нашего Сергея и брата его святого Володимера Киевского. Иныя многия руския вдальцы, князи, и бояре, и боярския дети возратишася и з своим господарем ко славному граду Москве с великою победою и з радостию незглаголанною.
И поганый царь Момаи с малою дружиною прибегъ ко Кафе, и рекоша ему фрезове: «Поганыи царю и бедныи Момаю, пошел еси похвалившисе на Рускую землю з деветью ордами и з семию деветь великими князьми ординскими темними, а нынече еси прибегъ самою дружиною только самдесять. Нешто гораздо чтили их руския князи твою дружину темных князей, великих вланов, што их с тобою никого нет? А то сами розумем, поганый Момаю, что от великию чти, от солодких медов князеи руских воя твоя дружина зогибла, и многия орды погибли и главы свои потерали. А тым сам худыи бедныи царю Момаю, чти своея избыв вечно, поганый Момаю, задениши нас своям безумием, яко ж пишет во причах: «Похвала бывает мужу безумному великая погуба». А инде пишет во причах: «Гордому богу противится, а смиренному дает благодать». Богу нашему слава и ныне и присно и во веки веком. Аминь. Конецъ.
Словарь
Арькучи |
– говоря |
байданы |
– кольчуги |
волцы |
– волки |
выход |
– дань |
гораздый |
– искусный, умелый (гораздо – весьма, очень) |
казнить |
– наказывать |
катуна (-нь в мн. ч.) |
– жена |
сам десять |
– с 10 человеками |
сулица |
– копье |
фрезове |
– итальянцы (в Кафе – совр. Феодосии – генуэзцы) |
размещено 25.05.2011
[1] В литературе нередки иные, как правило – гораздо меньшие цифры потерь (от нескольких десятков тысяч человек). Стоит напомнить, что при количественной оценке того или иного явления грамотный историк опирается не на свои представления о прошлом, а на источники. Наиболее часто встречается цифра 253 тысячи погибших из 300 тысяч наличного состава русского войска. Есть сообщения о больших и даже значительно больших потерях, до девяти десятых общей численности.
Настоятельно рекомендуем прочесть текст «Сказания о Мамаевом побоище» целиком. Если «Задонщина» – это литературная версия событий, то «Сказание…» с его исторической фактурой незаменимо ничем.