Афанасий Никитин – тверской купец 15 века, история его жизни короткая, а последствия деяний – серьезны. Это он для России прорубил окно в Азию. И хотя был там, конечно, не первым, но в отличие от своих бесписьменных предшественников, на бумаге запечатлел то, что сумел увидеть.
Никитин
[1] – «гость», т.е. купец, имевший право торговать с заграницей, куда, как и в советские времена, в 15 веке не пускали кого попало.
Увы, хорошая репутация – не всегда гарантия хорошего бизнеса. Корабль, на котором Никитин вез свои товары, разграбили лихие человеки.
Не случись этого несчастья, всё закончилось бы недалеким вояжем туда-сюда со скучным подсчетом барышей в итоге. А тут…
Это очень по-русски: взять кредит, всё потерять, и на последние деньги – эх, пропадай моя телега! – махнуть куда-нибудь за тридевять земель, и почему бы не в Индию?
Ни дать, ни взять – «Белое солнце пустыни», только без большой стрельбы.
Говорят, художник должен быть голодным. В случае с Никитиным – попадание 100%. Экстремальная ситуация помогла раскрыть его писательский талант.
Для Никитина труднейшее путешествие – и погружение в язык (обрывками иноземных фраз усеян весь текст «Хожения…»), и сплошной восточный базар, в котором хватай всё, что ни попадя, но всё равно за углом (как в анекдоте) – еще лучшая цена.
А для России его труд – «Сказки 1000 и 1 ночи». Здесь и птица гукук, у которой изо рта огнь идет, и князь обезьянский с победоносным войском (отголоски житий Будды), и красочно описанный выезд султана – «выещает на потеху с матерью да с женою, ино с ним человеков на конех 10 тысящ, а пеших 50 тысящ, а слонов водят 200 наряженных в доспесех золочоных, да пред ним 100 человек трубников, да плясцев 100 человек…, да обезьян за ним 100, да блядей 100…» (плачь, цензура, но из древнерусской литературы слова не выкинешь!).
Не забыть читателю змей, которые «в (городе) Бедери… ходят по улицам, а длина ея (змеи, а не улицы) две сажени», т.е. более 4 метров.
И еще он пишет о бабах – много и со знанием дела.
Пару месяцев назад одна английская писательница выпустила книгу под названием: «Когда мужчины не думают о сексе». Книга состояла из двух сотен чистых страниц. Вспоминая Афанасия Никитина, приходишь к мысли, что англичанка была недалека от истины. Само собой, это не одного Никитина касается, а и всех нас грешных.
Никитин – патриот, и немножко диссидент. Филиппику против бояр он по традиции революционного подполья зашифровал – хоть кукиш в кармане, но есть!
А домой тянет, и родину он любит, пусть ничего, кроме долговой ямы от неё и не ждет.
Судьба по-своему пожалела Афанасия: на обратном пути, отмахав тысячи верст, и не дойдя до родной Твери совсем немного, он умирает
[2].
Зато творению его суждено бессмертие. Яркое, совсем особенное в ряду суховатых паломнических описаний, «Хождение за три моря
[3]» любимо до сих пор.
Хожение за три моря Афанасия Никитина. Троицкий (Ермолинский) извод // Хожение за три моря Афанасия Никитина. – Л., 1986. – С. 18–31.
ТРОИЦКИЙ (ЕРМОЛИНСКИЙ) извод
3а молитву святыхъ отець наших, господи Исусе Христе сыне божий, помилуй мя, раба своего грешнаго Афонасья Микитина сына.
Се написах грешьное свое хожение за три моря: прьвое море Дербеньское дория Хвалитьскаа, второе море Индейское, гори Гондустаньскаа, третье море Черное, дория Стемъбольскаа. Поидохъ от святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадия Тверьскых. Поидох на низъ Волгою, и приидохъ в манастырь къ святой живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Глебу, и у игумена ся благословивъ, у Макария братьи. И с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою. И князь велики отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Плесо в Новъгородъ Нижней к Михайлу къ Киселеву к наместьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно.
А Василей Папин проехалъ в городъ. а язъ ждалъ в Новегороде две недели посла татарьскаго ширвашина Асамъбега, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою; и Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Берекезаны проехали есмя доброволно.
И въехали есмя в Бузанъ реку. И ту наехали нас три татарины поганыи, и сказали нам лживыя вести: Кайсымъ солтанъ стережет гостей в Бузани, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашинъ Асанъбегъ дал имъ по одноряткы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да весть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ, да полезъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по месяцу ночи парусом, царь насъ видел, и татарове нам кликали: «Качьма, — не бегайте!»
И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим грехомъ нас постигли на Бугуне, застрелили у нас человека, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ судне.
А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели. И они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли и 4 головы взяли русские, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх нас не пропустили вести деля.
И пошли есмя к Дербеньти двема суды: в одномъ судне посол Асамъбегъ, да тезикы, да русаков нас 10 головами; а в другомъ судне 6 москвичъ да 8 тверичь. И въстала фуръстовина на море, да судно меншее разбило о берегъ. И пришли кайтаки да людей поймали всехъ.
И пришли есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что их поимали под Тархы кайтаки. И Осанбегъ печаловался и ездилъ на гору к Бултабегу. И Булатъбегъ послалъ скоро да къ ширваншебегу, что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы, пришедъ, людей поимали, а товаръ их розъграбили. И ширваншабегъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу, кайтаческому князю, что «судно ся мое разбило под Тархы, и твои люди, пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене деля люди ко мне прислалъ и товаръ их собралъ, занеже те люди посланы на мое имя; а что тобе будет надобе тобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тобе, своему брату, за то не стою, и ты бы их отпустилъ доброволно меня деля».И Алильбегъ того часа оттослалъ людей всех в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, коитулъ.
А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ чем дойти до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке.
А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербента к Баке, где огнь горить неугасимы, а из Баки пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил в Чебокаре 6 месяць, да в Саре жил месяць в Маздраньской земли, а оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми месяць, а оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучата Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Дрея к Кашени, и тута есми был месяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи, и тутъ жилъ есми месяць, а из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тут есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.
А Гурмызъ есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тут есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ аа четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писалъ, много городовъ великих. А в Гурмызе есть варное солнце, человека съжжеть. А в Гурмызе былъ есми месяць, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Индейское по Белице дни в Фомину неделю, в таву с коньми.
И шли есмя моремъ до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; а от Дега Кузряту, а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А от Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую неделю по Велице дни, а шли есмя в таве 6 недель моремъ до Чивиля.
И тутъ есть Иидейскаа страна, и люди ходять нагы все, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены. А все ходят брюхаты, дети родять на всякый год, а детей у них много. А мужы и жены все черны, яз хожу куды — ино за мною людей много, дивятся белому человеку. А князь их — фота на голове, а другаа на бедрах; а бояре у них ходять — фота на плеще, а другыя — на бедрах; а княгыни ходять — фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах. А слугы княжия и боярьскыя — фота на бедрахъ обогнута, да щит, да мечь в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами, а все нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят — голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 лет, а сором не покрытъ.
А изъ Чювиля пошли есмя сухом до Пали 8 дни до индейския горы. А от Пали до Умри 10 дни, то есть городъ индейскый. А от Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя индейскыя, а холопъ меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь от меликтучара. А меликтучаръ седит на 20 тмах, а бьется с кафары 20 лет есть, то его побиють, то он побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых. А люде у него много хорозанцевъ. А привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ в тавах — Индейскыя земли корабли.
И язъ грешный привезлъ жеребьца в Ындейскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюнейре, жили есмя два месяца; ежедень и нощь 4 месяца, а всюда вода да грязь. В те же дни у них орють да сеють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великы оресех — кози гундустаньскаа, а брагу чинят в татну. Кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Индейской же земли кони ся у нихъ не родят, въ их земли родятся волы да буволы, на тех же ездеть и товаръ иное возять, все делають.
Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не деланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому человеку, дорога тесна, пойти нелзя.
Во Индейской земли гости ся ставять по подворьемь, а ести варять на гости господарыни, и постелю стелють, и спять с гостьми. Сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ, а сикишь муфутъ; а любять белых людей.
Зиме же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на голове. А князи и бояря тогда въздеваютъ на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьего фотою главу обертить; а се оло, оло абрь, оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ.
А в томъ Чюнере ханъ у меня взял жерепца, а увидал, что яз не бесерменинъ, русинъ. И онъ молвит: «И жерепца дам, да тысячю золотых дам, а стань в веру нашу в Махмет дени. А не станешь в веру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотых на главе твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ говейно Успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго, и не повеле погыбнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанець, билъ есми челомь ему, чтобы ся о мне печаловалъ; и он ездилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ. Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьстии християне, кто хочеть пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да въскликну Махмета, да пойди в Густаньскую землю.
Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано нетъ ничего на нашу землю; все товаръ бело на бесермьньскую землю: перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много, а розбивають все кофары, ни кристияне, ни бесерьмена, а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають.
А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему их граду. А шли есмя месяць; а от Бедеря до Кулонкеря 5 дний, а от Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю техъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады, колко ковъвъ, толко градов. А от Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а от Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а от Бедеря до Колуньгеря 9 кововъ, а от Бедеря до Колубергу 9 ковов.
В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ, и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя, а иныя в немъ купли нетъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара нетъ. А все черныя, а все злодеи, а жонки все бляди, да ведь, да тать, да ложь, да зельи господаря морять.
Во Индейской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци, а гундустанци все пешиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руце, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да пешихъ пускають наперед, хоросанци на конехъ, да в доспесехъ и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в доспехъ булатный, да на них учинены городъкы, да в горотъке по 12 человекъ в доспесех, да все с пушками да стрелами.
Есть у них одно мЬсто шихбъ Алудинъ пиръ атыръ, бозаръ Алядинандъ. На год единъ бозаръ; съеждается вся страна Индейская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ. Приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучший, всякый товаръ продають, купить на память шиха Аладииа, на руськый праздникъ на Покровъ святыя Богородица.
Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летаетъ ночи, а кличеть «гукукъ»; а на которой хоромине седить, то тут человекъ умреть, а къто ея хочеть убит, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи, да имають куры, а живуть в горе или в каменье. А обезьяны, то те живуть по лесу. Да у них есть князь обезьяньскый, да ходить ратию своею. Да кто их заимаеть, и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють, и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свой, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь ини тех мечють по дорогамъ. Ины гондустанци тех имают да учать их всякому рукоделью, а иных продають ночи, чтобы взадъ не знали побежати, а иных учат базы миканетъ.
Весна же у них стала с Покрова святыя Богородица; а празднують шиху Аладину и весне две недели по Покрове, а празднують 8 дни; а весну держать 3 месяца, а лъто 3 месяца, а зиму 3 месяца, а осень 3 месяца.
В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть великъ, а людей много велми, а салтан велик — 20 лет, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець меликтучаръ бояринъ, ино у него рати двесте тысячь, а у Меликхана 100 тысячь, а у Харатхана 20 тысяч, а много тех хановъ по 10 тысячь рати. А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми. А бояре силны добре и пышны велми, а все их носять на кровати своеих на сребряных; да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 человекъ, а пеших 500 человекъ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирелниковъ 10 человекъ. Султан же выещаеть на потеху с матерью да с женою, ино с ним человековъ на конех 10 тысящ, а пеших 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в доспесех золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 человекъ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы.
В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в воротех седят по 100 сторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезанъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во дворе у него суды розныя.
Город же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча человекъ кутоваловых, а ездять на конех да в доспесех, да у всех по светычю. А яз жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ. В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея две сажени. Приидох же в Бедерь о заговейне о Филипове ис Кулонгеря и продах жеребца своего о Рожестве. И тут бых до Великого заговейна в Бедери, и познася со многыми индеяны, и сказах имъ веру свою, что есми не бесерменинъ, исаядениени есмь, християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти.
Да о вере же о их распытах все, и оны сказывают: веруем въ Адама, а буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А вере въ Индеи всех 80 и 4 веры, а все веруютъ в бута; а вера с верою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яйца ядять; а воловины не ядять никакаа вера.
В Бедери же бых 4 месяца и свещахся съ индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалимъ, а по-бесерменьскый — Мягъкат, де их бутхана. Там же поидох съ инддеяны да будутханы месяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери камена, да резаны по ней деяния бутовыя. Около ея всея 12 резано венцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человеческым образомъ являлся; другое, человекъ, а носъ слоновъ; третье, человекъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человекъ, а образомъ лютаго зверя, являлся имъ все съ хвостом. А вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.
К бухану же съеждается вся страна Индейскаа на чюдо бутово. Да у бутханы бреются старыя жонкы и девки, а бреють на собе все волосы, и бороды и головы, да поидуть к бутхану. Да со всякыя головы емлють по две шек шени пошлини на бута, а с коней по четыре футы. А съежщается к бухану всехъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ.
В бухане же бут вырезанъ ис камени велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко, да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в левой руце у него копие. А на немъ нетъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино. А иныя буты нагы, нетъ ничево, кот ачюк, а жонкы бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми. А перет бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а всь позолочен. А целують его в копыто, а сыплют на него цветы, и на бута сыплют цветы.
Индеяне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ли свинины. А свиней же у них велми много. А ядят же днемъ двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны. А с бесермены не пиють, ни ядять. А ества же их плоха. А одинъ с ъдним ни пиеть, ни ястъ, ни съ женою. А ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя, ядят все рукою правою, а левою не приимется ни за что, а ножа не держать, а лъжици не знають. А на дорозе кто же собе варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству. А посмотрил бесерменинъ на еству, и он не ястъ. А ядять, иные покрываются платомъ, чтобы никто не веделъ его.
А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на темя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы, да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их без дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоять на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они тех жгут, да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець, а дочери мати. А добровтра у них нетъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по-чернечьскы, обе рукы дотычуть до земли, а не говорить ничево.
К Первоте же яздять о Великомъ заговейне къ своему буту, тотъ их Иерусалимъ, а по-бесерменьскый Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-индейскый Парватъ. А съеждаются все нагы, только на гузне платъ, а жонкы все нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы. Олло оакъ! А внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы медью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы. А те волы ачьче зовут.
Индеяне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью. А каломъ их пекут хлебы и еству варять собе, а попеломъ тем мажуть ся по лицу, и по челу, и по всему телу их знамя. В неделю же да в нонеделникъ ядять единожды днемъ. Вы Индее же какъпа чекътуръ а учюзедерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атыръеень атле жетель берь; булара досторъ; а кулъ каравашь учюзъ: чар фуна хубъ, бемъ фуна хубесия; капкара амьчуюкъ кичи-хошь.
От Первати же приехал есми в Бедерь за 15 дний до бесерменьскаго улу багря. А Великого дни въскресения Христова не ведаю, а по приметамъ гадаю — Великый день бываеть христьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни. А со мною неть ничево, никакой книгы; а книгы есмя взяли с собою с Руси, ино коли мя пограбили, ини их взяли, и язъ позабылъ веры христьяньскыя всея, и праздников христианьскых, ни Велика дни, ни Рожества Христова не ведаю, ни среды, ни пятници не знаю; а промежу есми веръ тангрыдань истремень, олъ сакласынъ: «Олло худо, олло акъ, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагымелъло, олло каримелло, тань танъгрысень, худосеньсень. Богъ еди единъ, то царь славы, творець небу и земли».
А иду я на Русь, кетьмышьтыръ имень, уручь тутътымъ. Месяць марта прошелъ, и азъ месяць мяса есмь не ялъ, заговелъ с бесермены в неделю, да говел есми ничево скоромнаго, никакая яетъвы бесерменьскыя, а ялъ есми все по двожды днемъ хлебь да воду, вратыйял ятъмадымъ. Да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъберъ, бог царь славы, олло варенно, олло рагымелло, сеньсень олло ты!
А от Гурмыза ити моремъ до Голатъ 10 дни, а Калаты до Дегу 6 дни, а от Дега до Мошката, до Кучьзрята, до Комбата 4 дни, а от Камбата до Чивеля 12 дни, а от Чивиля до Дабыля — 6. Дабыль же есть пристанище в Гундустани последнее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Селекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шибаита месяць ити, а от Сибата до Певгу 20 дни, а от Певгу до Чин и да до Мачина месяць итьти, моремъ все то хожение. А от Чини до Кытаа итьти сухом 6 месяць, а морем четыре дни ити, аросто хода чотом.
Гурмызъ же есть пристанище великое, всего света люди в немъ бывають, и всякы товаръ в немъ есть, что на всемъ свете родится, то в Гурмызъ есть все. Тамга же велика, десятое со всего есть.
А Камблятъ же пристанище Индейскому морю всему, а товаръ в немъ все делають алачи, да пестреди, да канъдаки, да чинятъ краску ниль, да родится в немъ лекъ, да ахыкъ, да лонъ.
Дабыло же есть пристанище велми велико, и привозить кони изъ Мисюря, из Рабаста, изъ Хоросани, ис Туркустани, из Негостани, да хоцять сухомъ месяць до Бедери да до Кельбергу.
А Келекотъ же есть пристанище Индейскаго моря всего. А пройти его не дай богъ никакову кестяку: а кто его ни увидить, тотъ поздорову не пройдеть моремъ. А родится в немъ перець, да зеньзебиль, да цвет, да мошкатъ, да калафуръ, да корица, да гвозникы, да пряное коренье, да адряк, да всякого коренья родится в нем много. Да все в немъ дешево. Да кулъ да каравашь письяръ хубь сия.
А Силян же есть пристанище Индейскаго моря немало, а в немъ баба Адамъ на горе на высоце. Да около его родится каменье драгое, да червьци, да фатисы, да бабогури, да бинчай, да хрусталь, да сумбада. Да слоны родятся, да продають в локоть, да девякуши продають в весъ.
А Шабаитьское пристанище Индейскаго моря велми велико. А хоросанцемъ дають алафу по тенке на день, и великому и малому. А кто в немъ женится хоросанець, и князь шабатьской даеть по тысячи тенекъ на жертву, да на олафу, даетъ на всякый мъсяць по десяти денек. Да родится в Шаботе шелкъ, да сандал, да жемчюгъ, да все дешево.
А в Пегу же есть пристанище немало. Да все в нем дербыши живуть индейскыя, да родится в немъ камение дорогое маникъ, да яхут, да кырпукъ, а продають же камение дербыши.
А Чиньское же да Мачиньское же пристанище велми велико, да делають в нем чини, да продають чини в весъ, а дешево. А жены же их с мужи своими снять в день, а ночи жены их ходять к гарипомъ, да спять с гарипы; дают имъ олафу, да приносить с собою яству сахорную да вино сахарное, да кормять, да поять гостей, чтобы ее любилъ, а любять гостей и людей бвлых, занже их люди черны велми. А у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужь даеть алафу; а родится бело, ино гостю пошлины 18 тенекъ, а черно родится, ино ему нетъ ничево, что пил да елъ, то ему халялъ.
Шаибатъ же от Бедеря 3 месяци, а от Дабыля до Шаибата 2 месяца моремъ итьти, Мачимъ да Чимъ от Бедеря 4 месяца моремъ итьти, а там же делають чими, да все дешево. А до Силяна 2 месяца моремъ итьти.
В Шабаите же родится шелкъ, да инчи, да жемчюгъ, да сандалъ; слоны продають в локоть. В Силяне же родится аммоны, да чрьвци, да фатисы. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздникы, да фуфалъ, да цвет. В Кузряте яге родится краска да люкъ. Да в Камбате родится ахикъ.
В Рачюре же родится алмазъ бир кона да новъ кона же алмазъ. Продають почку по пяти рублевъ, а доброго по десяти рублевъ, новаго же почка алмазу пенечьче кени, сия же чар — шеш кени, а сипитъ екъ тенка. Алмазъ же родится в горе каменой, а продають же тую гору каменую по две тысячи фунтовъ золотых новаго алмазу, а кона алмазу продають в локоть по 10 тысячь фунтовъ золотых. А земля же тоя Меликханова, а холопъ салтановъ. А от Бедеря 30 кововъ.
А сыто жидове зовуть Шабатъ своими жидовы, а то лжут; а шабаитене ни жидове, ни бесермена, ни христиане, инаа вера индейскаа, ни с худы, ни зъ бесермены ни пиють, ни ядять, а мяса никакого не ядять. Да в Шабате же все дешево, а родится шелкъ да сахаръ велми дешево. Да по лесу у них мамоны да обезьяны, да по дорогамъ людей дерут, ино у нихъ ночи по дорогамъ не смеють ездити, обезъянъ деля да мамонъ деля.
А от Шаибата же 10 месяць сухомъ итьти, а моремъ 4 мъсяца аукиковъ. А оленей окормленых режуть пупы, а пупъ в немъ скусъ родится; а дикыи олени пупькы ис собя ронять по полю и по лесу, ино ис тех воня выходить, да естъ то тотъ не свежь.
Месяца маа Великий день взялъ есми в Бедере бесерменьскомъ и в Гондустани, а в бесермене бограмъ взяли въ среду мееяца маа; а заговелъ есми мееяца априля 1 день. О благоверныи християне! Иже кто по многим землямъ много плаваеть, въ многыя грехы впадаеть и веры ся да лишаеть христианские. Азъ же рабище божие Афонасие и сжалися по вере. Уже проидоша четыре Великыя говейна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грешный не ведаю, что есть Великый день или говейно, ни Рожества Христова не ведаю, ни иныхъ праздниковъ не ведаю, ни среды, ни пятници не ведаю, а книгъ у меня нетъ. Коли мя пограбили, ини книгы взяли у меня. Азъ же от многыя беды поидох до Индеи, занже ми на Русь поити не с чемъ, не осталося товару ничево. Пръвый же Великъ день взял есми в Каине, другой Великъ день — в Чебукару в Маздраньской земли, третий Великый день — в Гурмызе, четвертый Великый день — въ Индеи с бесермены въ Бедери; и ту же много плакахъ по вере по христьяньской.
Бесерменинъ же Мелик, тотъ мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: «Господине, ты намаръ кыларесенъ, мен да намазъ киларьменъ; ты бешь намазъ киларьсизъ, мен да 3 каларемень; мень гарипъ, а сень иньчай». Онъ же ми рече: «Истину ты не бесерменинъ кажешися, а христьаньства не знаешь». Аз же въ многыя помышления впадохъ и рекох себе: «Горе мне, окаанному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю уже самъ пойду. Господи боже вседержителю, творець небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко скорбь близъ есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго и настави мя, господи, на путь твой правый, яко никоея же добродетели в нужи той сотворих тебе, господи мой, яко дни своя преплых все во зле, господи мой, олло перводигерь, олло ты, каримъ олло, рагымъ олло, каримъ олло рагымелло; ахалимъдулимо. Уже проидоша 4 Великыя дни в бесерменьской земли, а християнства не оставихъ. Дале богъ ведаеть, что будеть. Господи боже мой, на тя уновах, спаси мя, господи боже мой!»
Во Индеи же бесерменьекой в великомъ Бедери смотрил есми на Beликую ночь на Великый же день Волосыны да Кола в зорю вошьли, а Лось головою стоить на восток.
На баграмъ на бесерменьской выехал султанъ на теферичь, ино с нимъ 20 възыревъ великых да триста слоновъ наряженых в булатных в доспесех да с гороткы, да и городкы окованы, да в гороткех по 6 человекъ в доспесех, да с пушками, да с пищалми, а на великомъ слоне 12 человвкъ. На всякомъ слоне, по два проборца великых, да к зубомъ повязаны великыя мечи по кентарю, да к рыломъ привязаны великыя железныя гыры. Да человекъ седить в доспесе промежу ушей, да крюкъ у него в руках железной великы, да темъ его править. Да коней простыхъ160 тысяча въ снастехъ золотых, да верблюдовъ сто с нагарами, да трубникъвъ 300, да плясцевъ 300, да ковре 300. Да на султане ковтанъ всь саженъ яхонты, да на шапке чичакъ олмазъ великы, да сагадакъ золот со яхонты, да 3 сабли на немъ золотомъ окаваны, да седло золото. Да перед нимъ скачет кофаръ пешь да играеть теремьцемъ, да за нимъ пешихъ много. Да за ним благой слонъ идеть, а весь в камке наряжанъ, да обиваеть люди, да чепь у него велика железна во рте, да обиваеть кони и люди, чтобы кто на султана не наступилъ блиско.
А братъ султановъ, тот сидит на кровати на золотой, да над нимъ теремъ оксамитенъ, да маковица золота со яхонты, да несуть его 20 человекъ.
А махтумъ сидит на кровати на золотой, да над ним теремъ шидянъ с маковицею золотою, да везутъ его на 4-хъ конехъ въ снастехъ золотыхъ. Да около людей его много множество, да перед нимъ певци, да плясцевъ много, да все с голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да сулицами, да с копии, да с лукы с прямыми с великими. Да кони все в доспесехъ, да сагадакы на них. Да иныа нагы все, одно платище на гузне, зоромъ завешенъ.
В Бедери же месяць стоить 3 дни полон. В Бедери же сладкаго овощу нетъ. В Гундустане же силнаго вара нетъ. Силно варъ в Гурмызе, да в Катобагряимъ, где ся жемчюгъ родить, да в Жиде, да в Баке, да в Мисюре, да въ Остани, да в Ларе. А в Хоросаньской земли варно, да не таково. А в Чеготани велми варно. А в Ширязе, да въ Езди, в Кашини варно да ветръ бывает. А в Гиляни душьно велми да парищо лихо, да в Шамахви паръ лихъ. Да в Вавилони варно, да Хумите, да в Шаме варно, а в Ляпе не такъ варно.
А в Севастей губе да в Гурзыньской земли добро обилно всем; да Торьскаа земля обилна вельми; да в Волоской земли обилно и дешево все съестное; да Подольскаа земля обилна всем. А Урусь ерь таньгры сакласынъ; олло сакла, худо сакла! Бу доньяда муну кыбить ерь ектуръ; нечикъ Урсу ери бегъляри акай тусил; Урусь ерь абадан больсынъ; расте кам даретъ. Олло, худо, богъ, богъ, данъгры.
Господи боже мой! На тя уповахъ, спаси мя, господи! Пути не знаю, иже камо поиду изъ Гундустана; на Гурмызъ поити, а от Гурмыза на Хоросанъ пути нетъ, ни на Чеготай пути нетъ, ни на Катобагряим пути нету, ни на Ездъ пути нету. То везде булгакъ сталъ, князей везде выбыли, Яишу мурзу убилъ Узуосанъбекъ, а Солтамусаитя окормили, а Узуасанъбекъ на Ширязи селъ, и земля ся не обренила, а Едигерь Махмет, а тъ к нему не едетъ, блюдется. Иного пути нетъ никуды. А на Мякъку поити, ино стати в веру бесерменьскую, заньже христиане не ходят на Мякъку веры деля, что ставять в веру. А жити в Гундустане, ино вся собина исхарчити, заньже у них все дорого: одинъ есми человекъ, и яз по полутретия алтына на день харчю идеть, а вина есми не пива лъ, ни сынды.
Меликтучаръ два города взял индейскыя, что розбивали по морю Индийскому. А князей поимал 7 да казну их взял, юкъ яхонтовъ, да юкъ олмазу, да кирпуковъ, да 100 юков товару дорогово, а иного товару бесчислено рать взала. А стоалъ подъ городомъ два году, а рати с нимъ два ста тысяч да слонов 100, да 300 верьблюдов.
Меликтучаръ пришелъ съ ратию своею к Бедерю на курбантъ багрям, а по-русьскому на Петровъ день. И султанъ послалъ 10 възыревъ стрети его за десять кововъ, а в кове по 10 верстъ. А со всякым возырем по 10 тысяч рати своей, да по 10 слоновъ в доспесехъ. А у миктучара на всякъ день садится за суфрею по 5 сотъ человекъ, а с нимъ садится 3 възыри за его скатерьтью, а с возыремъ по пятидесят человекъ, а его 100 человекъ бояриновъ вшеретных. У меликтучара на конюшне коней 2 тысящи да тысяча оседланых, и день и ночь стоятъ готовых, да 100 слоновъ, на конюшне. Да на всякую ночь дворъ его стерегуть 100 человекъ в доспесех, да 20 трубниковъ, да 10 нагаръ, да по 10 бубновъ великых по два человека биють.
Мызамлылкъ, да Мекханъ, да Фаратханъ, а те взяли 3 городы великыи, а с ними рати своей 100 тысяч, да 50 слоновъ. Да камени всякого дорогого много множьство, а все то камение да яхонты, да олъмазъ покупили на меликтучара, заповедал деляремъ, что гостемъ не продати, а те пришли от Оспожина дни к Бедерю граду.
Султанъ выежжаеть на потеху в четвергъ да во вторник, да три с ним возыры выещають; а брат выежжает султанов в понедельникъ с матерью да с сестрою; а жонъкъ 2 тысячи выежжаеть на конех да кроватех на золотыхъ; да коней пред нею простых сто въ снастех золотых; да пеших с нею много велми, да два возыря, да 10 възыреней, да 50 слоновъ в попонах сукняных, да по 4 человекы на слоне седять нагых, одно платище на гузне; да жонкы пешие нагы, а те воду за ними носять пити да подмыватися, а одинъ у одного воды не пиет.
Меликтучаръ выехал воевати индеянъ с ратию своею изъ града Бедеря на память шиха Иладина, а по-русьскому на Покровъ святыя Богородица, а рати с нимъ вышло 50 тысяч; а султан послал рати своей 50 тысяч, да 3 с ним возыри пошли, а с ними 30 тысяч, да 100 слоновъ с ними пошло з городкы да в доспесехъ, а на всякомъ слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучаръ пошел воевати Чюнедара, великое княжение индейское.
А у бинедарьскаго князя 300 слоновъ да сто тысяч рати своей, а коней 50 тысяч у него.
Султанъ выехал из города Бедеря въ 8-й месяць по Велице дни. Да с ним възыревъ выехало 20 да 6 възыревъ; 20 възыревъ бесерменьскыхъ, а 6 възыревъ индейскых. А с султаномъ двора его выехало 100 тысяч рати своей коных людей, а 200 тысяч пеших, да 300 слоновъ с городкы да в доспесехъ, да 100 лютых зверей о двою чепех. А с братом с султановым вышло двора его 100 тысяч конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слоновъ наряжаных в доспесехъ. А за Малханом вышло двора его 20 тысяч коных людей, а пеших шедесять тысяч, да 20 слоновъ наряжаных. А зъ Бедерьханомъ вышло 30 тысячь конныхъ людей да з братом, да пеших 100 тысяч, да слоновъ 25 наряжаных с гороткы. А с султаном вышло двора его 10 тысяч конныха, а пеших дватцать тысящ, да слоновъ 10 с городкы. А з Возырханомъ вышло 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч, да слоновъ 15 наряженых. А с Кутарханом вышло двора его 15 тысяч конных людей, да пеших 40 тысяч, да 10 слоновъ. А со всякым възыремъ по 10 тысяч, а с ыным по 15 тысяч коных, а пеших 20 тысяч.
А с ыиндейскыма вдономомъ вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пеших людей 100 тысяч, да 40 слоновъ наряжаных в доспесех, да по 4 человекы на слоне с пищальми.
А с сулътаномъ вышло возыревъ 26, а со всякым возырем по 10 тысячь, а с ынымъ възырем 15 тысяч конных людей, а пеших 30 тысяч. А индейскыя 4 возыри великых, а с ними рати своей по 40 тысяч конных людей, а пеших 100 тысяч. И султанъ ополелся на индеянъ, што мало вышло с ним, и онъ еще прибавилъ 20 тысяч пеших людей, две тысячи конных людей, да 20 слоновъ. Такова сила султана индейскаго бесерменьскаго. Маметь дени иариа. А растъ дени худо доносит — а правую веру богъ ведаеть. А праваа вера бога единаго знати, имя его призывати на всякомъ месте чисте чисту.
Въ пятый же Великый день възмыслилъ ся на Русь. Изыдохъ же из Бедеря града за месяць до улу баграма бесерменьского. Маметь дени росолял. А Велика дни христьаньскаго не ведаю, Христова въскресения, а говейно же ихъ говехъ с бесермены и розговевся с ними, Великый день взях в Келберху от Бедеря 20 кововъ.
Султанъ же пришелъ до меликътучара с ратию своею 15 день по улу багряме, а все Кельбергу, и война ся имъ не удала, одинъ городъ взяли индейской, а людей много изгыбло и казны много истеряли.
А индейской же султан кадамъ велми силенъ и рати у него много. А сидить в горе в Биченетире, а град же его велми великъ. Около его 3 ровы, да сквозе его река течеть. А со одну сторону его женьгель злый, и з другую сторону пришел дол, чюдна места велми и угодна на все. На одну же сторону прийти некуды, сквозе град дорога, а града взяти некуды, пришла гора велика да деберь зла тикень. Под городом же стояла рать месяць, и люди померли съ безводия, да головъ много велми изгыбло с голоду да с безводоци; а на воду смотрить, а взять некуды.
Град же взялъ индейскы меликъчан ходя, а взял его силою, день ж ночь билъся съ городом, 20 дни рать ни пила, ни яла, под городом стояла с пушками. А рати его изгыбло 5 тысяч люду добраго. И город взял, ины высекли 20 тысяч поголовия мужескаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял и великаго и малаго. А продавали полону голову по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ, а робята по 2 тенькы. А казны же не было ничево. А болшаго града не взял.
А от Кельбергу поидох до Курули. А в Курули же родится ахик, и ту его делають, и на весь светъ откудыва его розвозят. А в Курыли же алмазъниковъ триста, сулях микунетъ. И ту бых 5 месяць, а оттуды же поидохъ Калики, и ту же бозаръ велми великъ. А оттуды поидох Конаберга, а от Канаберга поидохъ ших Аладину. А от ших Аладина поидох ка Аминдрие. А от Камендрея к Нарясу, а от Кынарясу к Сури, а от Сури поидох к Дабили, пристанище великаго моря Индейскаго.
Дабыл же есть град велми великъ, а х тому жь Дабили съежщается вся поморья Индейскаа и Ефиопьскаа. И ту аканный и яз, рабище Афанасие бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по христианьской, и по крещение Христове, и по говеинех святых отець устроеных, и по заповедех апостольских и устремих ся умъ поити на Русь. Внидох же в таву и съговорих о налоне корабленемъ, а от своея головы 2 золотых до Гурмыза града дати. И внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за 3 месяци бесерьменьскаго говейна.
Идох же в таве по морю месяць, а не видах ничево. На другый же месяць увидехъ горы Ефиопьскыя, и ту людие вси въскличаша: «Олло бервогыдирь, олло конъкаръ бизимъ баши мудна насипъ болмышьти» а по-рускы языком молвят: «Боже господарю, боже, боже вышний, царю небесный, и зде ла нам судил еси погыбнути!»
И в той же земли Ефиопьской бых 5 дни, божию благодатию зло ся не учинило, много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопомъ, ины судна не пограбили.
А оттудова же поидох 12 дни до Мошьката, и в Мошкате же шестый Великый день взях. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. Изъ Гурмыза поидох к Лари, и бых 3 дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязи бых 7 дни. А изъ Ширяза поидох к Верху 15, а в Вергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езъди 9 дни, а въ Езди быхъ 8 дни. А изъ Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашани, а в Кашани бых 5 дни. А ис Кошани поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А ис Савы поидох въ Султанию. А ис Султании поидох до Терьвиза. А ис Тервиза поидохъ в орду Асанбе. В ърде же бых 10 дни, ано пути нету никуды. А на турьскавъ послал рати своей 40 тысяч. Ины Севасть взяли, а Тоханъ взяли да и пожьгли, Амасию взяли и много пограбили сел, да пошли на Караманъ, воюючи.
И яз из орды пошел къ Арцицину, а из Ръцана пошел есми въ Трепизонъ. И въ Трепизон же приидох на Покровъ святыя Богородица и приснодевыя Мария и бых же въ Трипизони 5 дни. И на карабль приидох и сговорихъ о налоне дати золотой от своеа головы до Кафы, а золото есми взял на харчь, а дати в Кафе. А въ Трепизони же ми шубашь да паша много зла ми учиниша, хламъ мой всь к собе взнесли в город на гору, да обыскали все. А обыскывають грамотъ, что есми пришел из орды Асанъбега.
Божиею милостью приидохъ до третьаго моря до Чермнаго, а царьсьйскым яаыкомъ дория Стимъбольскаа. Идох же по морю ветромъ пять дни и доидох до Вонады, и ту нас стретилъ великый ветръ полунощь и възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя въ Платане 15 дни, ветру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветръ нас стречаеть злы, не даеть намъ по морю ходити. Олло акъ, олло худо перводегерь, развее бо того иного бога не знаем. И море же преидохъ, да занесе нас сы къ Балыкаее, а оттудова Тъкъръзофу, и ту стоали есмя 5 дни. Божиею милостью придох в Кафе за 9 дни до Филипова заговейна. Олло перводигырь! Милостию же божиею преидох же три моря. Дигырь худо донно, олло преводигирь доно. Аминь! Смилна рахмамъ рагымъ. Олло акберь, акши худо, илелло акши ходо. Иса рухолло, ааликсолом. Олло акберь. А илягяиля илл елло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукуръ худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагым. Хуво мугу лези, ля иляга ильля гуя алимул гяиби ва шагадити. Хуа рахману рагыму, хуво могу лязи. Ля иляга ильля хуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, альяебару, альмутаканъбиру, альхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькахару, альвахаду, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алъррафию, альмавифу, альмузилю, альсемию, альвасирю, альакаму, альадьюлю, альлятуфу.
Словарь
бесерменин |
– мусульманин |
Бут (с нектороыми конфессиональными неточностями) |
– Будда (бутхана – буддийский храмовый комплекс) |
«вести деля» |
– «вести ради» (чтобы своим не подали вестей) |
варно |
– жарко |
воловина |
– говядина |
гарип (от «гариб») |
– иноземец |
гяурки («гаурыкы») |
– иноплеменницы |
«городны» |
– башенки для стрелков на спине боевого слона |
дория |
– то есть, вторым названием |
ез |
– частокол поперек реки |
крыти |
– скрывать что-либо |
кофары |
– иноверцы (здесь – не христиане или мусульмане, а индуисты) |
Лось |
– русское название созвездия Большой Медведицы |
лъжица |
– ложка |
«Мене залгали псы бесермена» |
– «Меня обманули собаки мусульмане» |
однорятка |
– верхняя однобортная одежда |
распытах |
– разузнал |
сором |
– половые органы; стыд |
т(ь)ма |
– воинская часть в 10 000 человек |
фурстовина |
– непогода, буря |
[1] По существующему ныне определению, это скорее всего не фамилия, а отчество. Так что буквоедски было бы правильнее звать Афанасия Никитича по имени – общение по отчеству звучит уж очень фамильярно. Сохраняем привычное наименование «Никитин» для психологического комфорта читателей.
[3] Современная орфография.