БУНИН Иван Алексеевич

17 августа, 2019

БУНИН Иван Алексеевич (36.96 Kb)

БУНИН Иван Алексеевич (10 (22).10.1870, Воронеж — 8.11.1953, Париж) — писатель, поэт, переводчик, публицист, литературный критик, мемуарист, общественный деятель.

Принадлежал к старинному дворянскому роду. Среди предков Б. — граверы Леонтий и Петр Бунины, поэты В. А. Жуковский и А. П. Бунина. Окончил 3 класса Елецкой мужской гимназии; благодаря старшему брату — журналисту, публицисту, литературно-общественному деятелю Ю. А. Бунину, окончившему математический факультет Московского университета и юридический факультет Харьковского университета, получил блестящее домашнее (большей частью гуманитарное) образование.

Литературную деятельность Б. начал в 1887, опубликовав в журнале «Родина» (СПб.) стихотворения «Деревенский нищий» и «Над могилой С. Я. Надсона». С тех пор творческая биография Б. неразрывно связана с историей русской журналистики конца XIX — первой половины XX вв., а именно журналистики дооктябрьской, периода Гражданской войны и эмигрантской.

В числе дореволюционных изданий, в которых печатался Б., журналы «Русское богатство», «Вестник Европы», «Детское чтение», «Мир Божий» («Современный мир»), «Наблюдатель», «Новое слово», «Летопись», газеты «Неделя», «Орловский вестник», «Полтавские губернские ведомости», «Русские ведомости», «Южное обозрение», «Русское слово», «Речь», «Одесский листок», альманахи «Шиповник», «Северные цветы», сборники «Знание», «Земля» и др.

Первый сборник стихов вышел при газете «Орловский вестник» в 1891.

Литературную известность Б. принес рассказ «На край света», опубликованный в 1895 в петербургском журнале «Новое слово» (№ 1). Рассказ был благосклонно встречен критикой. С большим успехом Б. прочел его 20 дек. 1895 в СПб. в зале Кредитного общества на благотворительном литературно-музыкальном вечере в пользу Общества вспомоществования переселенцам. Это было первое публичное выступление писателя.

Среди наиболее значительных произведений Б., созданных до Октябрьской революции, поэма «Листопад» (1900), рассказы «Антоновские яблоки» (1900), «Ночной разговор» (1911), «Захар Воробьев» (1912), «Худая трава» (1913), «Чаша жизни» (1913), «Я все молчу» (1913), «Братья» (1914), «Господин из Сан-Франциско» (1915), «Легкое дыхание» (1916), «Сны Чанга» (1916), «Петлистые уши» (1916), повести «Деревня» (1909—1910), «Суходол» (1911), прозаический цикл «Тень птицы» (второе, «дублетное» заглавие — «Храм Солнца»; 1907—1911) и др. Б. принадлежат считающиеся классически-образцовыми переводы ряда произведений мировой литературы, в том числе поэмы Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате», мистерий Дж.‑Г. Байрона «Манфред», «Каин», «Небо и земля», поэмы А. Теннисона «Годива», стихотворений Байрона, Лонгфелло, Т. Мура, А. Негри, Ф. Шиллера, И.‑В. Гете, Г. Гейне, Саади, А. Мицкевича, А. Ламартина, Ш. Леконт-де-Лиля и др.

К началу XX в. окончательно сформировалась эстетическая позиция Б., которого многие современники воспринимали как продолжателя традиций русской классической литературы, духовного наследника А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова. В это же время Б. проявил себя как убежденный противник и критик модернистских течений в русской литературе. Этим эстетическим воззрениям писатель был верен до конца жизни.

Дважды, в 1903 и 1909, за свои оригинальные и переводные поэтические произведения Б. удостоился половинной Пушкинской премии. В 1909 он был избран почетным членом Академии наук по разряду изящной словесности.

До начала Первой мировой войны Б. много путешествовал по России и за рубежом, что дало ему материал для целого ряда стихотворений и рассказов.

Большую роль в жизни и литературной карьере Б. сыграло его участие в деятельности литературно‑художественных кружков «Среда» и «Знание», а также личное знакомство с представителями литературного и художественного мира: А. М. Жемчужниковым, А. И. Эртелем, А. А. Давыдовой, П. Д. Боборыкиным, Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, Л. Н. Андреевым, Н. Д. Телешовым, В. Я. Брюсовым, А. Н. Толстым, К. Д. Бальмонтом, А. И. Куприным, Ф. И. Шаляпиным, Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус, Н. А. Тэффи, Б. К. Зайцевым, П. Б. Струве и др.

В 1915 книгоиздательским «Товариществом А. Ф. Маркс» было выпущено первое Полное собрание сочинений Б. в 6 томах.

1917 год стал рубежным в жизни и творчестве писателя. К Февральской революции Б. поначалу отнесся в целом сочувственно, однако очень скоро разочаровался в ней, увидев беспомощность и некомпетентность тех, кто взялся управлять Российским государством. Октябрьский переворот вызвал у Б. резкое неприятие. В мае 1918 он покинул большевистскую Москву. Через Оршу, где проходила новая граница России, и «самостийно»-гетманский Киев прибыл в оккупированную австро-германскими войсками Одессу, пережил там смену нескольких властей, в т. ч. петлюровской, союзнической, советской, добровольческой. В Одессе, вплоть до своего отъезда в начале февр. 1920 в Константинополь, Б. сотрудничал в местной антибольшевистской печати, редактировал (совместно с академиком искусствоведом-византинистом Н. П. Кондаковым) газету «Южное слово» (1919—1920), выступал с публичными чтениями, участвовал в ряде издательских проектов. Именно в Одессе Б. впервые заявил о себе как острый, бескомпромиссный публицист, горячий приверженец «белой идеи». Впечатления писателя от первых лет «великой русской революции» и Гражданской войны легли в основу таких его произведений, как лекция «Великий дурман» (1919), рассказ «Конец» (1921), художественно-публицистический «дневник» «Окаянные дни» (1925—1927, 1935), мемуарные очерки «Третий Толстой» (1949), «Гегель, фрак, метель» (1950) и др.

После бегства из Одессы, в очередной раз захваченной красными, Б. некоторое время испытывал творческий кризис. Тем не менее с первых же месяцев пребывания на чужбине писатель включился в литературную и общественно-политическую жизнь эмиграции, начал активно сотрудничать (поначалу главным образом как публицист) в периодических изданиях Русского зарубежья. В их числе газеты «Общее дело» (Париж), «Возрождение» (Париж), «Россия» (Париж), «Россия и славянство» (Париж), «Последние новости» (Париж), «Дни» (Берлин—Париж), «Огни» (Прага), «Новая русская жизнь» (Гельсингфорс), «Сегодня» (Рига), «Новое русское слово» (Нью-Йорк), журналы «Русская мысль» (София), «Современные записки» (Париж), «Иллюстрированная Россия» (Париж), «Жар-птица» (Берлин), «Перезвоны» (Рига), «Новый журнал» (Нью-Йорк) и др. Б. издал также несколько сборников прозы, книгу «Избранные стихи» (Париж, 1929). В 1934—1936 издательство «Петрополис» (Берлин) выпустило 11 тт. Собрания сочинений Б., которое считается одним из канонических изданий бунинских произведений. В 1939, уже в Брюсселе, «Петрополисом» была издана в виде отдельного, ненумерованного тома пятая книга романа «Жизнь Арсеньева» под заглавием «Лика».

Помимо «Жизни Арсеньева» (1927—1933), среди бунинских произведений эмигрантского периода такие шедевры, как рассказы «Косцы» (1921), «Безумный художник» (1921), «Несрочная весна» (1923), «Роза Иерихона» (1924), «Солнечный удар» (1924), «Дело корнета Елагина» (1925), «Божье древо» (1927), «Бернар» (1927—1930, 1952), «Прекраснейшая солнца» (1932), повесть «Митина любовь» (1924), «путевая поэма» «Воды многие» (1911—1926), философско-биографическое эссе «Освобождение Толстого» (1937), прозаические циклы «Краткие рассказы» (1930) и «Темные аллеи» (1937—1947), «Воспоминания» (1950), неоконченная книга «О Чехове» (1953).

В 1933 Б. был удостоен Нобелевской премии по литературе. Это событие было воспринято в мире неоднозначно. В то время как все Русское зарубежье ликовало, демократические и просоветски настроенные круги Запада скептически отзывались о решении Шведской академии, считая его политически ангажированным и в целом несправедливым. По мнению левой зарубежной печати, единственным, кто среди русских писателей действительно заслуживал нобелевских лавров, был М. Горький. Советское правительство и вовсе выступило с нотой протеста против вердикта Нобелевского комитета и через своего полномочного представителя в Швеции А. М. Коллонтай даже пыталось сорвать вручение премии писателю-эмигранту.

Уже в качестве нобелевского лауреата Б. в 1935—1938 совершил ряд поездок по странам Европы с публичными чтениями собственных произведений.

В 1923—1945 юг Франции (Лазурный берег, Приморские Альпы) явился для Б. своеобразным литературным прибежищем. Особенно долго (правда, с перерывами) он жил в одной из французских «парфюмерных столиц» – в городе Грассе: здесь, на виллах «Монфлери», «Бельведер» и «Жаннет», была написана большая часть бунинских произведений эмигрантского периода. Здесь же писатель пережил немецкую оккупацию Франции. После начала Великой Отечественной войны он напряженно следил за успехами и неудачами Красной армии.

Непримиримая антигитлеровская позиция Б. во время Второй мировой войны отчасти «реабилитировала» его в глазах советского руководства. Еще в 1941 А. Н. Толстой звал Б. «домой», обещая радушный прием, встречу «с колоколами» и одновременно просил И. В. Сталина разрешить Б. вернуться на родину. Начавшаяся война сняла этот вопрос с повестки дня. В 1945—1946 советское правительство в частном порядке, через посла СССР во Франции А. Е. Богомолова и К. М. Симонова, предложило Б. вернуться в Советский Союз. Однако писатель этим предложением не воспользовался. А с появлением бунинских «Воспоминаний» (Париж, 1950) Сталину и его окружению пришлось окончательно отказаться от намерения заполучить нобелевского лауреата. На родине Б. опять попал в разряд злейших идеологических врагов.

Тем не менее во второй половине 1940‑х гг. писатель был близок к тому, чтобы поддаться на уговоры Богомолова и Симонова. Он хотел покинуть Францию и лишь колебался с выбором нового места жительства. М. А. Алданов удержал Б. от рокового шага. Подобно журналисту Андрею Седых (Я. М. Цвибаку), литературно-общественным деятелям М. О. и М. С. Цетлиным и др., Алданов звал нобелевского лауреата в США, и тот намеревался передать свой бесценный архив одному из американских университетов. Однако после смерти Б. его архив был разделен: одну часть В. Н. Муромцева-Бунина передала в 1960-х гг. в СССР, другая часть попала в Великобританию и сейчас хранится в Русском архиве Лидсского университета.

В последние годы жизни Б. работал над книгой «О Чехове», которую он не успел закончить и которую Издательство имени Чехова (Нью-Йорк) выпустило в 1955. Писатель похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Цензурная «история» Б. до Октябрьской революции сравнительно благополучна, явных ущемлений его литераторских прав со стороны цензурного ведомства в этот период было немного.

С конца 1890‑х гг. Б. мечтал о собственном периодическом издании. В 1898 его тесть, бывший революционер-эмигрант Н. П. Цакни, издававший одесскую газету «Южное обозрение», предложил писателю взять на себя ее редактирование. Формальный редактор газеты А. В. Лазарис и Б. обратились в Главное управление по делам печати с ходатайствами о назначении Б. «вторым редактором» «Южного обозрения» (это была «тактическая хитрость»: со временем Лазарис собирался совсем отказаться от поста редактора). Однако цензурное ведомство отклонило оба этих прошения, мотивировав свой отказ отсутствием у Б. «образовательного ценза, соответствующего званию редактора», т. е. законченного высшего образования.

В 1901 при печатании в петербургском «Журнале для всех» (№ 7) рассказа «Скит» цензор исключил из текста три последние строки и эпитет «выпукло» («…петух, сильно и выпукло захлопав крыльями…»). При последующих публикациях рассказа, получившего новое заглавие — «Мелитон», Б. восстановил лишь вычеркнутое цензором слово, последние три строки остались не восстановленными.

В февр. 1909 Московский Художественный театр вел с Б. переговоры о постановке байроновской мистерии «Каин» в его переводе. Однако Священный Синод запретил театру эту постановку, «ибо Авель, Ева и Адам — святые» (Бунин И. А. Письма 1905—1919 годов. М., 2007. С. 60). Постановка «Каина» была осуществлена лишь в 1920.

Вообще до Октябрьской революции ни одно произведение Б. не было запрещено к печати. Однако несколько его уже напечатанных книг не были допущены в детские и народные библиотеки так называемой «педагогической» цензурой, функции которой с 1860‑х гг. выполнял Особый отдел Ученого комитета Министерства народного просвещения.

Первыми под запрет Особого отдела попали сборники «На край света и другие рассказы» и «На край свет. Кастрюк», выпущенные в Петербурге в 1897 демократической издательницей О. Н. Поповой. Примечательно, что второй из этих двух сборников был специально издан в серии «Народная и детская библиотека», однако на «педагогическую» цензуру это обстоятельство, по-видимому, не произвело никакого впечатления. Члены Особого отдела Д. В. Аверкиев (в 1897) и А. Ф. Селиванов (в 1900) обвинили автора в пессимизме и бессодержательности его произведений. Наибольшие нарекания вызвали рассказы «На край света», «Кастрюк», «На даче», «Вести с родины», «Тарантелла» (более позднее заглавие «Учитель»).

В 1899 «педагогическая» цензура не допустила в детские и народные библиотеки изданный Харьковским обществом распространения в народе грамотности сборник, куда входил рассказ Б. «Федосевна». Цензор Н. А. Майков осудил это произведение за его безжалостный реализм.

Схожей участи подвергся сборник стихотворений и рассказов для юношества «Полевые цветы» (М., 1901), где были опубликованы три рассказа Б.: «На Донце» (позднейшее заглавие «Святые Горы»), «На чужой стороне» и «Скит» («Мелитон»). Обо всех трех произведениях цензор Аверкиев отозвался, что они «бесталанны», «крайне бессодержательны» и «скучны».

В 1908 член Ученого комитета Министерства народного просвещения И. И. Холодняк дал отрицательную оценку переводу Б. «Песни о Гайавате» Г. Лонгфелло, найдя его «слишком вольным» и «далеким от оригинала» и отдав при этом предпочтение выполненному еще в 1860‑х гг. буквалистскому переводу Д. Л. Михайловского — несмотря на то, что другой член комитета, поэт А. А. Коринфский, наоборот, отмечал «высокие достоинства» бунинского перевода.

В 1909 была запрещена «для употребления» в школах предназначенная для четырехклассных городских училищ хрестоматия Я. И. Душечкина «Наша речь» (М., 1909. Кн. 2), где были помещены стихи Б., который в отзыве цензора Майкова был назван «третьестепенным» поэтом.

В 1912 под давлением редактора «Русского слова» Ф. И. Благова Б. был вынужден существенно переработать и сократить текст своего рассказа «Игнат», предназначенный для напечатания в этой газете. Поводом для подобной самоцензуры (явления весьма редкого в писательской практике Б.) была «некоторая раскованность положений и описаний», как ее определил редактор «Русского слова», обосновывая свой отказ принять «Игната» в первоначальном виде. Благов имел в виду ряд грубо-чувственных сцен, имевшихся в первой редакции рассказа. Надо сказать, что и сам автор в письмах друзьям полушутя называл это произведение «развратным». После внесенных Б. поправок рассказ «Игнат» все-таки был напечатан в «Русском слове».

В 1913 писатель не получил дозволения читать публично свой рассказ «Я все молчу» на литературно-музыкальном вечере у петербургской поэтессы и переводчицы М. В. Ватсон. По ее словам, столичное градоначальство, выполнявшее среди прочего функции цензурного органа, почему-то было смущено заглавием этого рассказа, хотя к тому времени он уже был опубликован. Драматическая цензура также не разрешила включать «Я все молчу» в программу вечера. В итоге Б. предположительно читал у Ватсон рассказ «Будни» и стихотворения «Мушкет», «Невестка», «Белый олень» и «Алисафия».

Между тем не только литературно-художественное творчество писателя привлекало к себе внимание властей. Его личная переписка также подвергалась досмотру, а иногда и перлюстрации. Так, в нояб. 1916 полиция заинтересовалась следующими строками из письма неустановленного лица к Б.: «Познакомившись с деревней, я пришел в ужас. Наши добрые мужики до такой чудовищной степени испорчены повальным воровством, что не веришь как-то, до чего можно утерять человеческое подобие. И бедные, и богатые норовят утопить ближнего самым варварским образом. Не оттуда ли все эти гнусности “тыла”, казнокрадство, предательство? Что это, наконец, такое, где мы живем? С таким багажом далеко не уедешь» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1062. Л. 1232). Сам Б., по причине своей близости к кружку М. Горького и «сочувствия» социал-демократии, постоянно находился в поле зрения Департамента полиции.

На чужбине, в эмигрантские годы, Б. «счастливо удалось избежать какого бы то ни было насилия над своим творчеством» (Блюм А. В. Из бунинских разысканий // И. А. Бунин: pro et contra. СПб., 2011. С. 682). Однако и тут время от времени предпринимались попытки ограничить его право на свободу слова.

В авг. — сент. 1921 Б. написал «заметку» под заглавием «Музыка» по случаю смерти А. А. Блока. В то время, когда вся эмиграция оплакивала кончину крупнейшего русского поэта «серебряного века», Б. имел смелость (или бестактность?) открыто заявить, что не видит причин для слез: Блок для него был прежде всего «вероотступник», ренегат, большевистский «перевертень», не заслуживающий никакого сострадания. Свою мысль писатель обосновывал с помощью многочисленных цитат из блоковской статьи «Интеллигенция и революция» (1918). В итоге «заметка» Б., предназначавшаяся для напечатания в «Общем деле», так и не была опубликована – очевидно, издатель-редактор газеты В. Л. Бурцев не принял ее из соображений этического свойства. К тому же тон и содержание бунинской «Музыки» в корне противоречили отношению «Общего дела» к Блоку, в котором газета видела пророка-мученика, подлинную жертву большевистского режима.

П. Н. Милюков, главный редактор «Последних новостей», ученый-историк, профессиональный политик, лидер левых кадетов, всегда высоко ценивший Б. как «беллетриста», крайне враждебно относился к его публицистике и выраженным в ней общественно-политическим взглядам. В 1927 Милюков, желая привлечь писателя к участию в своей газете, через М. А. Алданова обещал печатать в «Последних новостях» прозу, поэзию, воспоминания Б. — «одним словом, все, кроме статей политических, типа “Окаянных дней”» (Письма М. А. Алданова к И. А. и В. Н. Буниным / Публ. М. Э. Грин // Новый журнал. 1965. Кн. 80. С. 279).

Б. принял это условие. Свои публицистические произведения (статьи, ответы на вопросы анкет) конца 1920-х — начала 1930-х гг. он публиковал в газетах «Россия», «Россия и славянство», «Сегодня». Однако со временем публицистические «нотки» начали проскальзывать и в его мемуарных «фельетонах», печатавшихся в «Последних новостях». В одном из таких «фельетонов» («Заметки», 1929) Б. весьма резко высказывался о М. Горьком, В. Я. Брюсове, К. С. Баранцевиче. Милюков письменно просил Б. смягчить тон этих высказываний. Однако, судя по печатному тексту «Заметок», увидевших свет 9 нояб. 1929, писатель настоял на их опубликовании в первоначальном виде.

По-настоящему подцензурным автором Б. оказался в Советской России. Его яростное неприятие Октябрьской революции, резкие публицистические выступления в одесской антибольшевистской периодике, а затем и в эмигрантской печати создали ему репутацию «матерого волка контрреволюции» (Лит. газ. 1933. 29 нояб. № 55). В сугубую вину писателю ставилось то, что в годы Гражданской войны он «как космополит и изменник прославлял интервенцию», а в эмиграции «опубликовал ряд статей, проникнутых бешеной ненавистью к Советской России» (БСЭ. 2‑е изд. М., 1951. Т. 6. С. 289).

По существу, все бунинские произведения эмигрантской поры подпадали под действие одной из первых инструкций высшего цензурного ведомства — Главлита РСФСР, созданного 6 июня 1922. Этим циркуляром в общем порядке запрещался ввоз из-за границы «всех произведений, носящих определенно враждебный характер к советской власти и коммунизму, произведений авторов-контрреволюционеров» (Блюм А. В. Из бунинских разысканий. С. 682).

В марте 1923 вышел «Секретный бюллетень Главлита», адресованный высшим руководителям Советского государства: В. И. Ленину, Л. Д. Троцкому, И. В. Сталину и др. В этом документе Бунин был уже поименован персонально — как автор «претенциозного сборника натуралистических рассказов, пытающегося в природной жестокости русского народа найти обоснование революционной катастрофе» (Цит. по: Блюм А. В. Из бунинских разысканий. С. 684). Имелась в виду первая выпущенная в эмиграции книга Б. «Крик» (Берлин, 1921), куда вошли исключительно дореволюционные произведения писателя. Впрочем, советских цензоров могли смутить не только «натуралистические» рассказы Б., но и авторское предисловие, написанное от руки и воспроизведенное в издании в виде факсимиле: «И эта книга создавалась в иные, счастливые дни, в дни, когда не только была родина, но и весь мир был родней и ближе, в дни, полные надежд, сил, замыслов, в дни неустанных скитаний и ненасытного восприятия… Много сердца отдал я тогда и России, смутно страшась за судьбу ее. Как дивились, негодовали на мои “черные, жестокие, неправдоподобные” краски — светлых, добрых не хотели видеть, — всем памятно… Увы, теперь мне уже нет надобности оправдываться» (Бунин Ив. Крик: Рассказы. Берлин, 1921. С. 7). Согласно резолюции одного из большевистских вождей, сборник «Крик» был запрещен к ввозу в Советскую Россию.

В том же году Политотдел Госиздата РСФСР, который осуществлял предварительную цензуру собственных, «гизовских», изданий, «забраковал» составленный поэтом П. В. Орешиным сборник «Деревня в русской поэзии. Избранные произведения русской литературы». «Политредактор» (т. е. цензор) в своем отзыве недоумевал по поводу того, что «современная поэзия представлена Блоком, Бальмонтом, Буниным и другими поэтами, конечно, не дающими никакого представления о быте современной деревни». Составителю предписывалось «сборник переработать», изъяв, в частности, «все стихотворения поэтов-эмигрантов», т. е. в том числе и стихотворения Б. По-видимому, Орешин отказался выполнить это предписание: подготовленный им сборник так и не вышел в свет.

В эпоху «военного коммунизма» и в первые годы нэпа запрет на произведения Б. находил себе обоснование и в марксистской критике, неустанно уличавшей писателя не только в откровенном антисоветизме, но также в «безысходном пессимизме», в «мелочности тематики», в упрямой приверженности невозвратному прошлому. В 1940-е гг., после выхода «Темных аллей», к этим «недостаткам» бунинского творчества прибавилась еще «порнография».

Тем не менее в 1919—1929 гг. в составе сборников и отдельными изданиями на родине писателя был выпущен целый ряд его произведений — как до-, так и пореволюционных («На край света», «Танька», «Кастрюк», «Антоновские яблоки», «Руда» («Покров Богородицы»), «Велга», «Скит» («Мелитон»), «Весна» («Всходы новые»), «Худая трава», «Братья», «Господин из Сан-Франциско», «Сны Чанга», «Митина любовь», «Дело корнета Елагина»), и М. Горький даже призывал начинающих советских писателей учиться мастерству у Б. Однако в дальнейшем, в 1930—1955 гг. оригинальные сочинения писателя находились в СССР под запретом. Переиздавались (до 1941) только переводы «Песни о Гайавате» и «Каина». Правда, в 1945 в журнале «Пионер» было напечатано давнее, почти юношеское стихотворение «Догорел апрельский светлый вечер…» (1892).

Изменение политического курса, наметившееся после смерти Сталина, довольно скоро сказалось и на отношении к Б. Постепенно начал расширяться круг его произведений, одобренных Главлитом к изданию в СССР. Большой интерес к бунинской прозе и поэзии стали проявлять театр, кинематограф, телевидение. Однако сделаться подлинно «хрестоматийным» писателем (вопреки ерническим предсказаниям В. С. Яновского в его «Полях Елисейских») Б. в советское время было не суждено. В чем-то очень существенном он все-таки оставался не вполне «своим». Тем не менее надо было как-то оправдать его запоздалый приход к советскому читателю, объяснить его эмиграцию, и с этой целью в отечественной критике и литературоведении личный и творческий облик писателя с середины 1950-х гг. начал подвергаться методичному искажению и выхолащиванию, а его литературное наследие — целенаправленной идеологической «селекции».

В угоду новой, «примирительной» доктрине все написанное Б. было разделено на два разряда: в один попали произведения «правильные», «художественно ценные», в другой — «неправильные», «постыдные», «неприемлемые», «недостойные» бунинского таланта. К последним была отнесена вся пореволюционная публицистика писателя, ряд рассказов и стихотворений «контрреволюционного» и явно антисоветского содержания (напр., «Красный генерал», «Товарищ дозорный», стихотворения «22 декабря 1918 г. (И боль, и стыд, и радость. Он идет…)», «России (О слез невыплаканных яд!..)» и др.). В посвященных творчеству Б. историко-литературных статьях Л. В. Никулина, К. М. Симонова, А. К. Тарасенкова, А. Т. Твардовского и др. настойчиво проводилась мысль о том, что подобные «писания», характеризуемые как «печальный памятник позорных заблуждений», «с брезгливым негодованием» должны быть «отметены прочь». На практике это выразилось в том, что идеологически «неудобная» часть литературного наследия Б. была попросту «вычеркнута» из его творческой биографии.

В 1956 увидело свет первое в Советском Союзе собрание сочинений писателя, состоявшее из 5‑ти томов. При подготовке этого издания был осуществлен чрезвычайно жесткий отбор, большая часть произведений эмигрантского периода в него не вошла, а, например, вместо полного текста «Жизни Арсеньева» по неизвестной причине была напечатана только «Лика».

Не избегло цензурных вмешательств и 9-томное собрание сочинений Б., выпущенное в 1965—1967 издательством «Художественная литература» и ставшее на долгие годы наиболее авторитетным советским изданием произведений писателя. По мнению одного из зарубежных буниноведов, С. П. Крыжицкого, произведения Б., «не дозволенные» советской цензурой, могли бы составить еще один, 10-й том этого собрания. Среди прочего, в том 7, включавший цикл «Темные аллеи», не вошли рассказы «Гость», «Барышня Клара», «Железная шерсть». В томе 9 с обширными купюрами были напечатаны, в частности, философско-публицистическое эссе «Освобождение Толстого», незаконченная книга «О Чехове», мемуарный очерк «Третий Толстой» (этот последний был сокращен на треть). Твардовский, вопреки указаниям Главлита, настоял на том, чтобы в соответствующих местах текста был проставлен знак: . После выхода 9-томника, 5 апр. 1968, Твардовский на совещании в издательстве «Художественная литература» говорил, что сожалеет о сделанных купюрах, хотя и признавал, что без них нельзя было обойтись. Вместе с тем он выражал уверенность, что «в новом собрании сочинений Б. мы поместим все целиком» (копия стенограммы заседания; личный архив автора).

В дальнейшем было издано еще несколько собраний сочинений и множество сборников прозы и поэзии Б., однако все эти издания включали только идеологически «безобидные» и «подчищенные» произведения писателя.

С конца 1980-х гг. в советской — как столичной, так и периферийной — периодике (в журналах «Литературное обозрение» (М.), «Слово» (М.), «Даугава» (Рига), в еженедельнике «Литературная Россия» (М.), в газетах «Московский комсомолец», «Знамя коммунизма» (Одесса) и др.) стало появляться кое-что из того, что прежде находилось под цензурным запретом. Советский читатель открыл для себя «другого», «неизвестного» Б. — автора «Окаянных дней», «Миссии русской эмиграции». Однако далеко не все публикаторы (или редакции журналов и газет) решались следовать завету Твардовского «помещать все целиком», предпочитая печатать эти и подобные им произведения в отрывках, с многочисленными, порой грубыми искажениями текста.

Первым в СССР «неподцензурным» изданием «замолчанного» Б. стал сборник «Окаянные дни. Воспоминания. Статьи» (М., 1990), подготовленный А. К. Бабореко. Выход этой книги ознаменовал фактическое окончание «цензурной истории» писателя.

Впрочем, одна разновидность цензуры в отношении Б. продолжает действовать по сей день. Речь идет о своеобразной «нравственной» цензуре, объектом которой является бунинское сквернословие (порой чрезвычайно колоритное). Обсценная лексика особенно часто встречается в эпистолярном наследии нобелевского лауреата. В советское время соответствующие слова и выражения из его текстов обычно просто удалялись. В наши дни к ним относятся терпимее. Свидетельством этого служат два тома писем Б., которые вышли в 2003 и 2007. Однако и в этих изданиях бунинская «изящная словесность» — вероятно, из опасения составителей за репутацию писателя — дана с купюрами.

Арх.: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1062; Ф. 395. Оп. 9. Д. 338; Ф. Р-5802. Оп. 1. Д. 1672; ОГЛМТ. Ф. 14. Инв. 3100; РАЛ. MS. 1066/3870; РГАЛИ. Ф. 44. Оп. 1. Ед. хр. 156; РГИА. Ф. 734. Оп. 3. Д. 80, 93, 98, 119, 218; Ф. 776. Оп. 12. Д. 72; ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 13, 26.

Соч.: Бунин И. А. Полн. собр. соч. СПб., 1915. Т. 1-6; Бунин И. А. Собр. соч. Берлин, 1934—1936. Т. 1-11; Бунин И. А. Собр. соч. М., 1956. Т. 1-5; Бунин И. А. Собр. соч. М., 1965—1967. Т. 1-9; Бунин И. А. Собр. соч. М., 1987—1988. Т. 1-6; Бунин И. А. Собр. соч. М., 1993—2000. Т. 1-8; Бунин И. А. Стихотворения. СПб., 2014. Т. 1‑2; Бунин И. А. Окаянные дни. Лондон [Канада], 1973; Бунин И. А. Под серпом и молотом. Лондон [Канада], 1975; Бунин И. А. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. М.. 1990; Бунин И. А. Публицистика 1918—1953 годов. М., 1998; Бунин И. А. Письма 1885—1904 годов. М., 2003; Бунин И. А. Письма 1905—1919 годов. М., 2007.

Лит.: Бабореко А. К. Дороги и звоны: воспоминания, письма. М., 1993; Бабореко А. К. Бунин: Жизнеописание. М., 2009; Блюм А. Бунин и «Южное обозрение» // Дружба народов. 1968. № 7. С. 283—284; Блюм А. В. Из бунинских разысканий // И. А. Бунин: pro et contra. СПб., 2011. С. 682—693; Блюм А. В. Цензура о раннем Бунине // Рус. лит. 1970. № 3. С. 131—136; И. А. Бунин: Новые материалы. М., 2004—2010. Вып. 1, 2; Крыжицкий С. Жизнь и творчество И. А. Бунина в эмиграции // Русская литература в эмиграции. Питтсбург, 1972. С. 107—120; Литературное наследство. М., 1973. Т. 84: Иван Бунин. Кн. 1-2; Мальцев Ю. Иван Бунин. 1970—1953. Frankfurt am Main; М., 1994; Мальцев Ю. Забытые публикации Бунина // Континент. 1983. № 37. С. 337—359; Марченко Т. Русские писатели и Нобелевская премия (1901—1955). Köln; Weimar; Wien, 2007; Морозов С. Н. Летопись жизни и творчества И. А. Бунина. М., 2011. Т.1; Письма М. А. Алданова к И. А. и В. Н. Буниным / Публ. М. Э. Грин // Новый журнал. 1965. Кн. 80. С. 258—287; Устами Буниных: Дневники И. А. и В. Н. Буниных и другие архивные материалы. М., 2004—2005. Т. 1-2.

А. В. Бакунцев

АББРЕВИАТУРЫ

ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации

ОГЛМТ – Орловский объединенный государственный литературный музей И. С. Тургенева

РАЛ – Русский архив Лидсского университета (Великобритания)

РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства

РГИА – Российский государственный исторический архив

ЦГАЛИ СПб. – Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга

(1 печатных листов в этом тексте)

Размещено: 29.10.2014
Автор: Бакунцев А.В.
Ключевые слова: цензуристория ы, советская цензура
Размер: 36.96 Kb
© Бакунцев А.В.

© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
Копирование материала – только с разрешения редакции

© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов). Копирование материала – только с разрешения редакции