Нестеров И.В. Круг чтения русского средневекового человека. Литература XIII – XV вв. Часть II. Летописная повесть о Батыевой рати

Нашествие татар оставило настолько глубокий след в русском сознании, что писать про те времена о чем-либо другом трудно. Данная серия статей – не исключение.

Ведь только в 18 веке военные если и не избавили литераторов от этой темы окончательно, то, по крайней мере, сделали её неактуальной.

По прошествии восьми столетий мы можем рассуждать, что подобный опыт унижения русским необходим как «титульной нации» в многонациональном государстве. После такого лучше понимаешь тех, кто принял российское подданство не совсем добровольно.

В этом смысле монголы действительно многому нас научили. Но, например, за фашистов заздравный кубок подымать как-то не хочется. А тоже ведь учителя.

Неизбежно возникает вопрос: можно ли было это предотвратить? Увы.

Монголы взяли количеством. Хоть и идет дискуссия о возможном снижении их сил до микроскопических 40–50 тысяч, венгерский миссионер Юлиан, прошедший через станы татар непосредственно перед нашествием, говорит о 375 тысячах, «Задонщина» – о 400. Зная это, мы поймем, что фраза летописца «приидоша яко прузи» (саранча) – вовсе не гипербола, а, скорее, впечатление ужаса, лично полученное от пребывания в гуще событий. Потери в битве на Липице 1216 г. (примерно 10–17 тысяч), Калке 1223 г. (примерно 50 тысяч), мор в Смоленске 1231 г. (32 тысячи) и другие несчастья, вряд ли позволили нашим собрать более немногих десятков тысяч на каждое из пяти зафиксированных источниками сражений в открытом поле (2 – на территории Рязанского княжества, под Коломной, на Сити, у Чернигова).

Монголы взяли качеством.

На протяжении всей средневековой истории у русских отмечается недопустимое легкомыслие в вопросах разведки и при выставлении сторожевых постов, что не раз приводило к сокрушительным поражениям (Сить). Мародерство при неоконченном еще сражении, принимало временами такие масштабы, что по этому поводу приходилось издавать специальные приказы. Но и они не выполнялись (Липица).

Ничего подобного не знает монгольская армия образца 1237 г.

При штурме крепостей наши войска, по данным летописей, пользовались достаточно примитивными приемами, главные из которых: лобовая атака стен и взятие города измором. Назвать такие способы эффективными нельзя, поскольку первое приводило к большим потерям, второе непомерно затягивало боевые действия, отнимая столь дорогое на войне время.

Татаро-монголы «познакомили» Русь с малоизвестными здесь приемами осады, такими, как:

1) огораживание территории вокруг крепости частоколом с целью воспрепятствовать вылазкам со стороны осажденных, попыткам прервать блокаду, послать донесение с просьбой о помощи и т.д.;

2) массированный обстрел всеми видами осадной техники, в большом количестве имевшейся на вооружении монгольской армии;

3) непрерывный, с постоянным наращиванием интенсивности, штурм города одновременно со всех сторон, когда противник в течение всей осады не имел времени для восстановления разбитых стен и отдыха. У осаждающих, напротив, происходила постоянная смена штурмовых отрядов, позволявшая поддерживать нужный темп.

Стратегически мыслящего полководца для отражения нашествия тоже не нашлось. Юрий Всеволодович двумя десятилетиями ранее успел прославиться на Липице грандиозной пьянкой в ночь перед сражением. На саму битву сил уже не хватило, несмотря на 10-кратный (!!) численный перевес.

С таким послужным списком его бы и не подпускать к командованию, но – великий князь! В оправдание Юрию стоит сказать, что печальный опыт 1216 года отбил у него охоту руководить войсками (под Коломну он отправил тех, кого положено). Но уйти в отставку мужества не хватило. А воеводы оказались более царедворцами, нежели государственными людьми – сами не предложили. Тем и кончилось: татары громят подконтрольные великому князю города, а тот всю кампанию «собирает войска» на Сити, да так бестолково, что даже себя не уберег.

Конечно – и нам это обязательно скажут: нужный человек в России был. Александр Невский теоретически был способен грамотно организовать отпор и выторговать для России условия, на которых договорился с татарами Новгород. По сложившемуся раскладу сил эти условия можно было назвать почетными: невмешательство во внутренние дела взамен согласия на выплату дани.

Но мы знаем, как верховная власть даже при полном своем параличе умеет зачищать политическое поле.

Невского не «зачистили» благодаря татарам, уничтожившим импотентную древнерусскую элиту, и, помимо желания, давшим дорогу новым людям.

«Батыева рать», дошедшая в составе Симеоновской летописи, публикуется по изданию: Полное собрание русских летописей. Т. 18. СПб., 1913.

Летопись ценна в этой части, как написанная современником: под 1228 годом в г. Владимире он присутствовал при поставлении игумена Митрофана в епископы («и приключи же ся и мне, грешнику, туто же быти и видети дивна и преславна»), а позднее, видимо, благополучно пережил Нашествие, высказавшись на страницах летописи от первого лица (с. 53 и 57 – 1228 и 1237 гг.).

Въ лето 6745 приидоша отъ въсточныя страны на Рязанскую землю лесомъ безбожнии Татарове съ царемъ ихъ Батыемъ и пришедше сташа первое станомъ по Онузе и взяша ю и пожгоша. И оттоле послаша послы своя къ великому князю Юрью Рязаньскому Иньваровичю и брату его Олгу и прочимъ княземъ Рязанскымъ, просяще у нихъ десятины въ всемъ въ князехъ и въ людехъ, и въ конехъ, и въ доспесехъ. Князи же Рязанстии, князь великии Юрья Иньгваровичь и брать его Олегь и Муромскыи и Пронскыи князи отвещаша посломъ Батыевымъ, глаголюще: «коли насъ не будеть, то все ваше будеть». И послаша князи Рязанстии послы своя къ великому князю Юрью Володимерьскому, зовуще его къ себе на помощь противу безбожнаго царя Батыя. Князь же Володимерскыи Юрьи самъ не поиде, ни силы своея не посла, и не послуша молбы Рязанскыхъ князеи, но хоте о себе самъ особь сътворити брань. Но уже бяше Божию гневу не противитися, недоумение бо и грозу и страхъ и трепетъ наведе на ны за грехы наша. И начаша воевати Татарове землю Рязанскую, и грады ихь розбивающе и люди секуще и жгуще, и поплениша ю и до Проньска; и приидоша окааннии иноплеменници подъ столныи ихъ городъ Рязань месяца Декамвриа въ 6, и острогомъ оградиша его. Князи же Рязанстии затворишася въ граде съ людми, и крепко бившеся и изнемогоша. Татарове же взяша градъ ихъ Рязань того же месяца 21 и пожгоша весь, а князя великаго Юрья убиша и княгиню его, и иныхъ князеи побиша, а мужии ихъ и женъ и детеи, и чернца и черница, иереа, овыхъ разсекаху мечи, а другыхъ стрелами състреляху и въ огнь вметаху, а иныа имающе вязаху и груди възрезываху и жолчь вымаху, а иныхъ кожи одираху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху, и поругание же черницамъ и попадиамъ, великимъ же княгинямъ, и болярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ предъ матерьми и сестрами творяху. Епископа же ублюде Богъ, отъеха прочь въ тои годъ, егда рать оступила градъ. Много же святыхъ церквей огневи предаша, и манастыри, и села пожгоша, a имение ихъ поимаша. Потомъ же поидоша Татарове на Коломну. Князь же великии Юрьи посла противу имъ сына своего Всеволода изъ Володимеря и съ нимъ князь Романъ Ингоровичь Рязанскыи съ силою своею, а воеводу своего Еремея Глебовичя послалъ князь великии Юрьи напередъ въ сторожехъ. И снястася съ Всеволодомъ у Коломны, и ту оступиша ихъ Татарове, и бысть сеча зла зело, и прогнаша ихъ къ надолобомъ, и ту убиша князя Романа Инваровичя Рязанскаго, а у Всеволода воеводу его Еремея Глебовича убиша и иныхъ много мужеи побиша. А Всеволодъ въ мале дружине прибеже въ Володимерь, а Татарове поидоша к Москве и пришедъ взяша Москву и воеводу ихъ убиша Филипа Нянька, а великаго князя Юрьева сына князя Володимера руками яша, а люди вся избиша отъ старець и до младенець, а иныхъ въ пленъ поведоша и многа имениа вземше отъидоша. Князь же великии Юрьи, слышавъ то, и поиде изъ Володимеря и еха на Волгу съ сыновци своими, съ Василкомъ и Всеволодомъ и Володимеромъ, а въ Володимери остави въ себе место сыны своя Всеволода и Мстислава. Тогда же прииде множество кровопроливець христианскыхъ безчислено, аки прузи пригнаша къ граду Володимерю месяца Февраля въ 3 день, а Володимерци затворишася въ граде съ Всеволодомъ и съ Мстиславомъ, а воевода бе у нихъ Петръ Ослядюковичь. Татарове же приидоша къ Золотымъ воротамъ, водяще съ собою княжича Володимера, сына великого князя Юрьева, и начаша въпрашати: «великии князь Юрьи есть ли въ граде?» и приидоша близь къ вратомъ и показаша имъ Володимера, сына Юрьева, и рекоша Татарове Володимерцомъ: «знаете ли княжича вашего?». Бе бо унылъ лицемъ и изнемоглъ бедою отъ нужа. Всеволодъ же и Мстиславъ стоаста на Златыхъ воротехъ и познаста брата своего Володимера. О умиленое брата видение и слезъ достоино! Всеволодъ же и Мстиславъ з боляры своими и все гражане плакахуся, зряще Володимера въ рукахъ Татарскыхъ дръжима. Татарове же отступивше отъ Золотыхъ воротъ и объехаша весь градъ и станы сташа предъ Златыми вороты; и бе многое множество вои около всего града. Всеволодъ же и Мстиславъ съжалиста си брата деля своего Володимера и рекоста всеи дружине своеи и Петру воеводе: «братие, лучше ны есть умрети предъ Златыми вороты за святыа церкви и за православную веру христианскую, нежели воли ихъ быти надъ нами». Воевода же Петръ рече: «сиа вся наведе Богъ на ны грехъ ради нашихъ» яко же пророкъ глаголеть: несть человеку мудрости и несть мужества, ни думы противу Господеви. Татарове же станы своя урядиша около Володимеря и шедше взяша градъ Суздаль и церковь святую Богородицу розграбиша, а прочее все огнемъ пожгоша, церкви же и манастыря розграбиша и пожгоша, а люди старыа и младыя, игумени и священници, и чернци, и черница всехъ изсекоша, а иныхъ съ собою въ пленъ поведоша, босыхъ и безпокровныхъ, издыхающе отъ мраза. И бе тогда видъти трепетъ вели зело. Съведоша же множество полона въ станы своя и приидоша къ Володимерю въ суботу мясопусную, и начаша туры рядити и порокы ставити отъ утра и до вечера, а на ночь огородиша тыномъ около всего града Володимеря. На утрии же и уведе князь Всеволодъ и владыка Митрофанъ, яко уже взяту быти граду отъ безбожныхъ Агарянъ, и внидоша въ церковь святыа Богородица и постригошася вси въ аггельскыи образъ отъ владыкы Митрофана. Татарове же приступиша къ граду въ неделю мясопусную Февраля въ 7, и бысть плачь великъ въ граде. За умножение грехъ ради нашихъ се бо на ны попусти Богъ поганыа, не акы милуя ихъ, но насъ кажа, да быхомъ ся въстягнули отъ злыхъ делъ, и сими казньми казнить насъ Богъ нахожениемъ поганыхъ, се бо есть батогь Его, да негли въстягнувшеся въспомянувшеся отъ пути злаго, сего бо ради и въ праздники намъ наводить сетование; яко же пророкъ глаголеть: преложу праздники ваша въ плачь, и песни ваша въ рыдание. И взяша градъ до обеда, отъ Золотыхъ воротъ у святого Спаса внидоша по примету черес городъ, а сюде отъ северныя страны отъ Лыбеди къ Орининымъ воротомъ и къ Медянымъ, а сюде отъ Клязмы къ Воложскымъ воротомъ, и тако взяша въскоре градъ новыи. И бежа Всеволодъ и Мстиславъ, и вси люди бежаша въ среднии градъ, а епископъ Митрофанъ и княгини великая Юрьева съ дщерми и съ снохами и съ внучяты, и прочиа, княгини Володимеряя съ детми, и множество много бояръ и всего народа людии затворишася въ церкви святыа Богородица, и тако огнемъ безъ милости запалени бывше и скончашася. И помолися тогда боголюбивыи епископъ Митрофанъ, глаголя: «Господи силъ, Светодавче, седяи на херувимехъ и научивыи Осифа, и укрепивъ пророка своего Давыда на Гольяда, и въздвигнувыи Лазаря четверодневнаго изъ мертвыхъ, и ныне простри руку Твою невидимую, и приими всехъ въ миръ душа рабъ своихъ сихь», и тако скончашася. Татарове же силою отвориша двери церковныя и видеша, овы яко огнемъ скончашася, а другыя оружиемъ до конца смерти предаша, а святую Богородицю розграбиша, чюдную ону икону одраша, украшеную златомъ и сребромъ и камениемъ драгымъ, и монастыри все и иконы ограбиша, и съсуды священныя и книга одраша, и порты блаженыхъ дивныхъ первыхъ князеи великихъ, еже бяху узорочья повышали а на память собе въ церквахъ святыхъ, тоже все положиша въ полонъ. Яко же пророкъ глаголеть: се приидоша языци въ достоание Твое, оскверниша церковь Твою, положиша Иерусалима, яко овощьное хранилища, положиша трупье рабъ Твоихъ брашно птицамъ небеснымъ, и плоти преподобныхъ Твоихъ зверемъ земнымъ, пролиаша кровь ихъ, акы воду. Около Володимеря не бе погребая ихъ, и ту убиень бысть Пахомии, архимандритъ манастыря святыя Богородица Рожества, и Данило, игуменъ Успенскыи, и Феодосии Спасскыи, и прочии игумени и черньци, и черници, и попы, и диакони, отъ унаго и до старца, и до ссущаго младенца та вся изсекоша, овы убивающе, овы же ведуть босы, безпокровены въ станы своа, издыхающеи зимою и мразомъ. И бе видети страхъ и трепетъ, яко на христанстемъ роде страхъ и колебание и беда упространися. Съгрешихомъ бо казними есмы, якоже ны виде неправедно пребывающа и нанесе намъ въ радости место скорбь, да не и хотяще всяко въ будущии векъ обрящемъ милость; душа бо казнима зде, всяко въ будущии судъ милость обрящеть и легыни отъ мукы. О неизреченному человеколюбию Божию! и тако бо подобаеть благому Владыце казати; се бо азъ грешныи много и часто съгрешаю и Бога прогневаю по вся дни. По ныне на предреченная възвратимся. Татарове же поплениша Володимерь и поидоша на великаго князя Юрья. Окааннии ти кровопивци, онои идоша къ Юрьеву, къ Ростову, къ Костроме, а инии идоша на Углече поле и Кашину и къ Ярославлю, инии на Волгу и на Городець, и те все грады пленоваху все по Волзе, идеже и до Галичя Мерьскааго; а инии идоша на Переяславль и къ Снятину, и то взяша, и оттуду всю страну и грады многы, все то поплениша, тоже и до Торжька: несть места, несть селъ целыхъ, ретко, иже не воеваша на Суздальскои земли; и взяша городовъ 14, опрочь слободъ и волостеи, и опроче погостовъ, въ единъ месяць Февраль, коичевающися 6745-тому лету. Но мы на предняя взыдемъ, яко прииде вестникъ къ великому князю Юрью, яко Володимерь взятъ бысть и церкви съборная чюдная и епископъ, а княгини великая съ детми и съ снохами и съ внучяты и вси огнемъ скончашася, а стареишая сына вне города Татарове убиста, Всеволода з братомъ, и люди избитыя къ тобе идуть. Онъ же слышавъ та вся, възопи гласомъ великимъ съ слезами, плачя по правовернеи вере христианстеи, наипаче же великиа святыя ради церкви и епископа ради и о людехъ, бяше бо милостивъ зело, нежели о себе и жены и детеи. И въздохнувъ изъ глубины сердца, рече: «Господи, се ли бысть угодно Твоему милосердию?» О новыи Иевъ терпениемъ бысть и верою, яже къ Богу, и нача молитися къ Богу: «увы мне, глаголя, Господи, луче бы ми умрети, нежели жити на свете семъ! ныне же что ради остахъ азъ единъ?» И сице ему молящуся съ слезами, и внезаапу приидоша Татарове. Онъ же отложивъ свою печаль, глаголя: «Господи, услыши молитву мою и не вниди съ судъ съ рабомъ Твоимь, яко не оправдится предъ Тобою всякъ живыи, акы погна врагъ душу мою!» и пакы второе помолися: «Господи Боже мои, на Тя уповахъ, спаси мя и отъ всехъ гонящихъ мя избави мя». И въседъ на конь съ братомъ своимъ Святославомъ и съ сыновци своими, съ Василкомъ Костянтиновичемъ и Всеволодомъ, и съ мужи своими, и съступишася обои, и бысть сеча велика, и ту убьенъ бысть великии князь Юрьи на реце на Сити, и дружины его много избиша. Блаженыи же епископъ Кирилъ взя князя великаго мертва, иды з Белаозера, и принесе въ Ростовъ и певъ надъ нимъ обычныя песни съ игумены, съ крилошаны, съ попы, съ диаконы, и съ многими слезами и вложи и въ гробъ у святеи Богородици. А Василка Костянтиновичя яша руками и ведоша въ станы своя, съ многою нужею ведоша до Шеренскаго леса, и яко сташа станомъ, нудиша и много прокляти безбожнии Татарове обычаю поганьскому и быти въ воли ихъ, и воевати съ ними, и не покорися безаконию ихъ, но много сваряше на ня, глаголя: «О глухое царство скверное, никакоже мене не отведете отъ христианскыя веры, аще и велми въ велице беде есмь. Богу же тако ответь дасте, Ему же многи души погубили есте бес правды, ихъже ради мучити вы имать Богъ въ бесконечныи векъ, стяжеть души техъ Богь Господь, иже есте погубили». Они же въскрежеташа зубы своими на нь, желающе насытитися крови его. Блаженыи же князь Василко помолися Богу, глаголя: «Господи Исусе Христе, помагавыи ми многажды, избави мя отъ сихъ плотоядець!», и пакы помолився, рече: «Господи Вседръжителю и нерукотвореныи Царю, спаси любящихъ Тя, и прошениа, егоже азъ прошу, даи же ми, помози, Господи, христианомъ и спаси рабы Твоя, чада моя Бориса и Глеба, и отца моего епископа Кирила, и жену мою Марию!», и пакы третие помолися: «Благодарю Тя, Господи Боже мои, кую похвалную память свою вижу, яко благородие мое железомъ погибаеть и красное мое тело увядаеть смертию; и ныне, Господи Исусе Христе Вседръжителю, приими духъ мои, да и азъ ночию въ славе Твоеи». И се рекъ, абие безъ милости убьенъ бысть. Василку же убьену бывшю и повержену на лесе, виде и етера жена верна и поведа мужу богобоязниву поповичю Андриану, и взя тело князя Василка и понявицею обить, рекуче саваномъ, и положи е въ съкровене месте. Уведавъ же боголюбивыи епископъ Кирилъ и княгини Василковая послаша, по князя и принесоша и въ Ростовъ; яко понесоша въ городъ, и множество народа изидоша изъ града противу ему, жалостныя слезы испущающе, оставше таковаго утешениа, рыдаху же народа множество правоверныхъ, зряще отца сирымъ и кормителя нищимъ, и печялнымъ утешение велико омраченымъ, звезду светлу зашедшю. На весь бо церковныи чинъ отвръзлъ бяше ему Богъ очи сердечнеи, и къ всемъ церковникомъ, и къ нищимъ, и печялнымъ яко възлюбленъ бяше отець, пакы же и на милостыню, поминая слово Господне, глаголющее: блажени милостивии, яко ти помиловани будуть. Соломонъ глаголеть: милостынями и верою очищаются греси; не погреши надежи его, просяще у Бога: Господи, спаси любящаа Тя. Сего блаженаго князя Василка съпричте Богь смерти, подобно Андрееви, кровию мученичьскою омы вся прогрешении своихъ съ братомъ и отцемъ Георгиемъ, съ великимъ кияземъ. Се бо и чюдно бысть и благо: и по смерти съвокупи Богъ телеса его, принесоша Василка и положиша и въ церкви святыа Богородица въ Ростове, идеже мати его лежить. Тогда же принесоша голову великаго князя Юрья и положиша и въ гробе къ своему телу. Бе же Василко лицемъ красенъ, очима светелъ и грозенъ, хороберъ паче меры, на ловехъ сердцемъ легокь, до бояръ ласковъ; никто же бо отъ бояръ его, кто ему служилъ и хлебъ его ялъ и чашу пилъ и дары ималъ, тотъ никакоже можаше у инаго князя бытии за любовь его, излише бо любяше слуги своа. Мужьство же и умъ въ немъ живяше, правда же и истинна съ нимъ ходяста; бе бо всему гораздъ и хитръ руками, и поседе въ доброденьстве на отне столе и дедне; и тако скончася, якоже слышаста. Тогда же окааннии Измалтяне идоша къ Торжьку и пришедше оступиша городъ на съборъ и биша порокы по две недели; людие же пзнемогоша въ граде, а изъ Новагорода не бысть имъ помощи, занеже бо тогда вси людие въ недоумении быша и въ страсе велице. И тако погании Татарове взяша градъ Торжекъ и изсекоша вся отъ мужьска полу и до женьска, иереискии чинъ и черноризчьскыи, все изьобнажено и поругано бысть, бедною и нужною смертию предаша душа своя Господеви Марта въ 5. Тогда же гонишася безбожнии Татарове отъ Торжьку Серегерскимъ путемъ до Игнача креста а все люди секуще, аки траву. За сто верстъ толико Новагорода не дошли, заступи бо его Богъ и святаа Богородица отъ поганыхъ Агарянъ. Оттуду же поиде Батыи назадъ въ Рязань и прииде къ городу Козельску. Бе же въ Козельсце тогда князь младъ, именемъ Василеи. Козляне же советъ сътвориша не вдатися Батыеви, рекоша же къ собе: «аще князь нашь младъ есть, но положимъ главы своя за него и не пощадимъ живота своего зде славу света сего оставимъ а тамо небесныа венца отъ Христа Бога приимемъ». Татаромъ же бьющимся у града и взяти его хотяща, и разбивше стены градныа и взыдоша на валъ. Козляне же ту ножи резахуся съ ними, и съветъ сътворивше, изыдоша изъ града противу имъ, и на полкы ихъ нападше, изсекоша праща ихъ, и убиша отъ Татаръ 4000, а сами избьени же быша. Батыи же вземъ градъ Козелескъ, и изби вся и не пощаде, и до отрочятъ ссущихъ млеко, а о князи Василии неведомо есть, инии влаголаху, яко въ крове утонулъ есть, понеже убо младъ бе. Оттоле же въ Татарехъ не смеаху назвати его градъ Козелескъ, но звахуть его Злыи градъ, понеже бо билися по семь недель у града того. И убиша отъ Татаръ три сыни темничи, великихъ князеи, и искавше ихъ Татарове и не обретошася въ множестве трупиа мертвыхъ. Батыи же вземъ Козелескъ, и поиде въ землю Половецкую.

Въ лъто 6747 начя Батыи посылати на грады Русскыа. Посланнии же Батыеви, пришедше въ Русь, взяша градъ Переяславль и церковь архааггела Михаила съкрушиаша, и епископа Семена убиша, и люди вся сущая въ граде, овыхъ избиша, а иныхь плениша, а съсуды церковьныя златыя и сребреныя и драгокаменыа поимаша. А иную же рать посла на Черниговъ; пришедше же посланнии оступиша градъ Черниговъ въ силе тяжце. Слышавъ же Мстиславъ Глебовичъ, внукъ Святославль Олговича, нападение иноплеменникь на градъ, и прииде съ силою своею къ Чернигову, и сступишася полци у Чернигова, и бысть сеча зла, и побеженъ бысть Мстиславъ, и множество отъ вои его избьено бысть, и градъ взяша и запалиша огнемъ, а епископа оставиша жива и ведоша и въ Глуховъ, и оттоле пустиша его.

Въ лето 6748 посла Батыи Менгукака съглядати града Киева. Оному же пришедшу, и ста на онои стране Днепра у градка Песочнаго, и видевъ градъ, и удивися красоте его и величеству его, и присла послы своя къ князю Михаилу Всеволодичю и къ гражаномъ, хотя прелстити ихъ, и не послушаша его, а посланныхъ къ нимъ избиша. И бежа князь Михаилъ по сыну своемъ передъ Татары въ Угры, а Ростиславъ Мстиславичь, внукъ Романовъ Смоленьскаго, седе въ Киеве. Данило же Романовичь еха на него и ять его, и власть его въ руце Дмитрови объдержати противу иноплеменныхъ языкъ, безбожныхъ Татаръ. Въ то же лето прииде безбожныи Батыи къ граду Киеву въ силе тяжце и окружи градъ, и объседе его сила Татарьская. И бысть градъ Киевъ въ обдержании и въ истоме велице; но бе бо слышати въ граде друга къ другу глаголюща въ скрипании телегъ его и въ множестве ревениа велбудъ его и оть ръзаниа стадъ конь его. И бе исполнена земля Русская погаными Половци ратныхъ, и яша отъ нихъ Татарина, именемъ Товрула, и тои исповъда всю силу безбожнаго Батыя безчисленую. Постави же Батыи пороки къ граду, подле врата Лядцкая, ту бо беаху пришли дебри. Порокомъ же бьющимъ беспрестани день и нощь, и выбиша стены, и взыдоша горожане на городъ на избитыа стены, и ту бе видети ломъ копеиныи и щитъ скепание, и стрелы омрачиша светъ. Побеженымъ же бывшимъ гражаномъ, и Дмитрови ранену бывшу, и взидоша Татарове на стены и седоша; а гражане того дни и нощи създаша другии градъ около святыя Богородица. Наутреи же приидоша на ня, и бысть сечя межи ими велика. Людемъ же възбегшимъ на комары церковныа съ товары своими, и отъ тягости повалишася стены церковныа съ ними. И преятъ бысть градъ безбожными Декабря 6, на Николинъ день. Дмитра же изведоша язвена и не убиша его, мужества ради его. Вземшу же Батыю градъ Киевъ и слышавшу ему о Даниле, яко въ Угрехъ есть, и поиде самъ къ Володимерю, и прииде къ городу Колодяжну и постави пороковъ 12, и не можаше розбити стенъ городныхъ, и начя прелщати люди. Они же послушавше злаго совета его и предашася, и тако избиени быша. Оттоле же прииде къ Каменцу граду Изяславлю и взя его. Видевъ же Кременець градъ Даниловъ, и не возможе взяти его, бе бо крепокъ велми, и отъиде отъ него; и прииде къ Володимерю и взя его, и изби вся, не пощаде ни единаго же. Такоже и Галичь градъ взя, и иныхъ градовъ Русскыхъ много взя, имъ же и числа несть. Дмитръ же, Киевскии тысячскии Даниловъ, рече Батыеви: «не мози стряпати въ земли сеи долго, время ти есть уже ити на Угры; аще ли устряпнеши, то земля ти ихъ есть силна, съберутся на тя и не упустять тя въ землю свою». Про се бо рече ему, видя землю Русскую гибнущу отъ нечестиваго. Батыи же послуша съвета Дмитрова и иде въ Угры. Король же Белои и Коломанъ сретоша Батыа у Солоноп рекы, и бившимся обоимъ полкомъ, и бысть сечя велика, и побегоша Угри. Татарове же гнашася по нихъ до Дунаа рекы, и стоаша победе 3 лета, и воеваша до Володавы и по озеромъ, и възвратишася въ землю свою, многа зла сътвориша земли Русской, христианомъ и Угромъ.

Кременец. Один из немногих русских городов, откуда Батый ушел не солоно хлебавши

Кременец 19 века. Художник Зейдлиц (?). Изд.: Томчук В.

Современный Кременец. На горе – остатки крепости. Изд.: Томчук В.

С высоты крепостной горы дух захватывает и сейчас, а машины в нижней части города кажутся букашками. Фото: Нестеров И.