| П.В. Батулин. Мосгублит в середине 1920-х гг. (100.83 Kb)
Вед.спец.-архивариус Канцелярии ОАО «Первый канал» Местные органы советской цензуры в последнее время становятся частой темой исследований: поскольку архив центрального органа, Главлита, за 20-30-е гг. не сохранился, деятельность цензуры характеризуется по документам местных органов[1]. В случае с Мосгублитом картина несколько иная – это особый вспомогательный местный орган в губернии в присутствии в ней центрального, также действующего по Москве в отношении наиболее важных газет, издательств, академических театров и репертуара кино. В архиве Московской области имеется совсем небольшой фонд Мосгублита, однако, позволяющий – с дополнением опубликованными источниками – дать характеристику этому учреждению для середины 20-х г.г. и в общих чертах указать изменения, характерные для конца 20-х гг. [2] «Инструкция Главлита его местным органам» издана в декабре 1922 г., но к маю 1923 г. Главлит не получил отчетов из 37 губерний и автономных областей.[3] В Москве Губернское управление по делам литературы и издательств при МОНО (сходное по положению с Главлитом в Наркомпросе – наряду с соцвосом, профобром, политпросветом и т.д., и с Репертуарным комитетом при себе) создано также лишь в 1923 г.: «Губернский комитет по литературным делам (Гублит) начал деятельность с июля с.г. Постановлением Моссовета[4] вопрос об организации Гублита принципиально был разрешен, но точный масштаб работы определен не был. Гублит настаивал, что он, как столичный, по масштабу своей работы должен иметь исключительное значение, в него должны перейти все московские издательства, имеющие губернское и столичное значение. Главный комитет по делам литературным делам (Главлит) по этому вопросу имел совершенно противоположную точку зрения: он согласился на передачу 33 издательств, в большинстве фаб.-заводских ячеек РКП и РКСМ, причем из них до 25% оказались закрытыми. После возбуждения вопроса перед коллегией Наркомпроса, последней было постановлено [протокол № 37/99 от 05.07.1923 г. – прим. авт.] передать в Гублит все московские издательства за исключением издательств, имеющих общегосударственное значение.» Ранее, до образования Гублита, «наблюдением за книжными магазинами и издательствами г. Москвы совместно с Главлитом» занималось Управление печати при МОНО, созданное в мае 1922 г. слиянием передаваемых в МОНО Губиздата и Отдела печати Моссовета, из которого осенью 1922 г. была выделена издательская часть как издательство «Новая Москва».[5] «В настоящее время Гублит распространяет свой контроль на 80 издательств, не считая уездов. Для учета издательств, типографий и зрелищных предприятий в уездах и наблюдения за их деятельностью создан институт уполномоченных в уездах.[6] За время своего существования Гублитом проверено 206 произведений, из которых запрещено 2 и сделано выборок из 6; объявлений, афиш и т.п. проверено 809». «До образования гублита политическая цензура и художественный контроль за театральным репертуаром выполнялся художественным подотделом МОНО. С образованием Гублита ему была передана политическая цензура репертуара. По октябрь месяц из театрального репертуара проверено 468 произведений; из них запрещено 70…» Деятельность Художественного подотдела за 1922/23 г. показывает «фронт работ», стоявший перед Мосгублитом: «…Всех разрешений на [эпизодические помимо репертуарных – прим.авт.] спектакли, концерты, лекции и проч. за год было дано 12441, в том числе за октябрь-декабрь 2434, за январь-март – 3076, за апрель-июнь – 3235 и за июль-сентябрь 3696. На печатание афиш выдано 7250 разрешений и 4000 разрешений на плакаты. Сводных театральных афиш выпущено 52. В целях цензуры прочитано 75 новых и 160 старых пьес и 580 сборников куплетов. С 1 июля цензура театральных пьес передана в Гублит. До мая месяца процензуровано 490 кино-лент, из которых по художественным, политическим и религиозным соображениям запрещено – 12, из 180 сделаны некоторые вырезки. С мая месяца цензура кино-лент перешла в Главный репертуарный комитет». Также подотделом производился контроль уличной рекламы, частных студий искусств и кружков ИЗО.[7] Если в отношении печати нормативная база деятельности Мосгублита не испытывала проблем (упомянутые трения были внутриведомственными, с Главлитом), то нормативные основы контроля за зрелищами в Москве были более проблематичными для Мосгублита и отличались от общего порядка. После создания (9 февраля 1923 г.) Главреперткома 30 марта 1923 г. была издана «Инструкция о порядке осуществления контроля за репертуаром», утвержденная наркоматами просвещения, внутренних дел и юстиции, согласно которой выдача разрешений на публичное исполнение и демонстрацию произведений возлагалась на органы Главреперткома, а ранее выданные разрешения других органов считались недействительными.[8] Но ранее, еще с началом нэпа, постановлением Президиума Моссовета от 25 ноября 1921 г. был создан Московский театральный совет, ведавший открытием новых театров и контролем за ними, а далее новым его постановлением от 9 октября 1922 г. для контроля за репертуаром была образована Художественно-контрольная комиссия при Художественном подотделе МОНО.[9] После создания Гублита постановлением Президиума Моссовета от 6 октября 1923 г. в состав упомянутой Художественно-контрольной комиссии введен представитель Гублита (наряду с представитлями ЦК Рабиса и Политконтроля ГПУ), но в ней сохранялось преобладание Художественного подотдела, т.к. в нее входил его заведующий и художественная инспектура, а общее наблюдение за ее деятельностью возлагалась на зав.МОНО. Таким образом, вводилась компромиссная схема (среднее между прежним порядком и инструкцией для органов Главреперткома), с продолжением этой тенденции в постановлении Президиума Моссовета от 26 мая 1924 г. «О регистрации и порядке открытия всякого рода публичных зрелищ, увеселений, игр и проч. и проч.» (выдача разрешений Административным отделом с визами как Мосгублита, так и Художественного подотдела).[10] Однако далее Президиум Моссовета при продлении норм на 1925 г. постановлением «О публичных зрелищах и увеселениях» от 15 декабря 1924 г. (№ 33 – в пакете других продляемых обязательных постановлений) исключил Гублит из процедуры выдачи разрешений (оставив наряду с Художественным подотделом и Административным отделом Моссовета, скажем, и Губ.совет физической культуры – для игр, носящих характер физический упражнений).[11] Постановления от 26 мая и 15 декабря 1924 г. касались прежде всего разовых мероприятий и уличных балаганов, каруселей, тиров и т.п. (кроме театров – их открытие шло в индивидуальном порядке), тем не менее роль Мосгублита (в редакции на 1925 г.) никак не отражалась, т.е. была в этом снижена – тем более, что репертуарные планы театров утверждались Художественным подотделом[12]. Выдача разрешений на проведение эстрадных выступлений в заведениях, продающих спиртные напитки распивочно (т.е. в кафе, пивных и ресторанах – к 1925 г. в весьма значительном числе 112, превышавшем число, например, театров в 4 раза) отнесена также к Художественному подотделу МОНО.[13] Только постановлением Президиума Моссовета от 6 марта 1928 г. о порядке открытия и деятельности предприятий по устройству публичных зрелищ и увеселений всем зрелищным предприятиям вновь предписано регистрироваться в Мосгублите и предоставлять все произведения на его разрешение (в дополнение к разрешению на открытие предприятия от Адм.Отдела Моссовета, адм.отделов уисполкомов, от горсоветов, волисполкомов, сельсоветов – по принадлежности; причем при предварительном визировании МОНО и его органами таких разрешений у общественных, кооперативных и частных организаций и лиц затребовался репертуарный план).[14] Однако, эти сменяющие друг друга положения отражали в первую очередь статус Мосгублита в МОНО и в целом среди отделов Моссовета, а на практику влияли несущественно: Гублит, как укажем ниже, все это время выдавал разрешения на зрелища в масштабах прежней работы Художественного подотдела, хотя в некотором смысле и «на птичьих правах» (если брать во внимание нормативную базу только московского уровня). Такая ситуация сложилась потому, видимо, что уже изначально, при своей организации, Мосгублит в отношении театров и зрелищ был поставлен в подчиненное положение по отношению к Художественному подотделу распоряжением зав. МОНО т.Рафаила (Р.Б.Фарбмана[15]), что сразу привело к трениям Мосгублита с Главреперткомом и одновременно с непосредственным начальством МОНО. В начале июля 1923 г. предс. Главреперткома И.П.Трайнин потребовал снять с постановки ряд пьес («Благотворительный спектакль в Крахоборске» и др. непоименованные), а также поставил на вид исполнение в театрах «Эрмитаж» и Сокольническом куплетов, непропущенных цензурой Гублита. Однако, по установленному сначала было порядку Гублит в таких случаях должен был действовать через Художественный подотдел, и не мог исполнить это требование самостоятельно, тогда Главрепертком в лице Трайнина стал требовать исполнения своих предписаний уже от зав. МОНО, поэтому попавший меж двух огней врид завгублитом Васильев обратился к т.Рафаилу с предложением направлять такие требования Главреперткома в Художественный подотдел напрямую.[16] Руководители Мосгублита не были особо авторитетными: первый заведующий Мосгублитом С.Л.Варжанский по некоторым указаниям был совместителем, а завгубреперткомом Р.И.Бек-Домбровский вскоре отошел от работы, поэтому работа оказалась возложенной на зам.зав. Мосгублита Н.И.Васильева, которого зав.МОНО Рафаил первое время даже отказывался принимать у себя.[17] Видимо, дело было в том, что т.Рафаил сам хотел проводить свою личную политику в области зрелищ, на что вскоре получил замечание от Главреперткома: «…Считаем необходимым в партийном порядке воздейстовать на Зав.МОНО т.Рафаила, который в целях «поддержания нравственности» проводит ряд нецелесообразных запретительных мероприятий по Москве (запрещение выступления смешанных хоров в ресторанах и т.п.). Изгнание женщин из эстрадных выступлений не улучшает репертуар и не поднимает нравственности, ибо безработные эстрадницы обрекаются на проституцию и т.п.»[18]. Тов.Рафаил настолько увлекался театром, что когда в эксплуатацию МОНО был взят Театр Революции, он был выведен из-под управления Художественного подотдела под личный контроль заведующего МОНО (похоже, выступая тем самым в качестве «мецената» по образцу некоторых «старших товарищей»).[19] Были ли у ответработников Мосгублита политические расхождения с «начальственным оппозиционером» т.Рафаилом – неизвестно. Впрочем, Домбровскому удалось быстро составить списки театров, кинематографов, ресторанов, кафе, чайных, трактиров и проч., и списаться с горкомом профсоюза эстрадников, чтобы те брали разрешения на выступления под угрозой снятия с работы в административном порядке (до того многие избегали получения разрешений) а Васильеву – наладить переписку с Политконтролем ГПУ о нарушениях и выявить большое количество стенных газет фаб.-зав. ячеек РКП и РКСМ, действующих без регистрации. К 1.09.1923 г. Мосгубрепертком проверил рукописи 242 авторов (из них в августе 195), 1105 афиш (что говорит о сохранении масштабов, с которыми ранее сталкивался Художественный подотдел), 38 авторов нот и зарегистрировал 272 кино-паспорта. Эта работа репкома, развернутая примерно в прежних масштабах Художественного подотдела, очевидно, была осуществлена из-за наличия «задела»: Домбровский и А.М.Бирзе перешли в гублит как раз из Художественного подотдела и только Н.Г.Гирс была принята во время организации.[20] «Двойственность в работе Репертуарного комитета и Художественного п/отдела МОНО» в начале 1924 г. была решена путем назначения А.Я.Охотова, зав. Идеологической частью последнего, одновременно на должность и зав. Репкома, объединив ответственность за «художественно-репертуарную работу».[21] В дальнейшем в сер.1924 – начале 1927 г. кадры Мосгублита находились, судя по всему, под влиянием его начальника Яна Яновича Гутмана – видимо, популярной в МОНО харизматической личности, несмотря на свою молодость, удостоившегося двух некрологов (от МОНО и Витебской группы большевиков), описания похорон и портрета на первой странице.[22] Родился он в 1897 или 1898 г., трудовой путь начал чернорабочим на фабрике в Риге, участвовал в забастовке, во время Первой мировой войны служил не то кавалеристом, не то артиллеристом в г. Невель (Витебская губ.). В марте 1917 г. вступил в ряды социал-демократов большевиков, и первые месяцы революции был там единственным большевиком-партийцем, боролся с меньшевиками и эсерами. После Октября – активный организатор Сов.власти: военный комиссар, редактор местной газеты, участник переговоров с немцами по поводу нейтральной полосы, совместно с С.С.Каменевым организовывал Невельский участок Завесы и Невельскую дивизию и т.д. и т.п. Утверждается, что был в городе настолько известен и популярен, что «часто невельские ребятишки на улицах играли «в Гутмана». В 1920 г. избран в члены губкома, откомандирован на губернскую работу (член президиума губпрофсовета, организатор и зав.губполитпросветом, зав.агитпропом губкома и др.), недолго в 1921 г. – секретарь Витебского губкома. В 1922 г. командирован в Институт Красной профессуры, где проучился 2 года, не закончил курса по болезни (туберкулез), «был страстным антирелигиозником», мечтал написать большой труд и ряд популярных брошюр по антирелигиозной пропаганде. С 1925 г. опять часто болел, вследствие чего замещался Р.Э.Вилькеном, А.М.Бирзе, Н.Ф. Зайцевым (как врид), умер 17 мая 1927 г., похоронен на Ваганьковском кладбище с непрерывным дежурством у гроба и трауром в клубе МОНО, с военным оркестром и выносом гроба на катафалк ответственными руководителями МОНО. В целом в составе сотрудников Гублита наблюдалась преемственность, за исключением частой смены руководства в первое время: после ухода Варжанского и Домбровского (можно предположить, что они были разочарованы низким статусом возглавляемого ими учреждения) некоторое время с конца 1923 г. на должности завгублитом была Р.З.Розова, далее 9.05.1924 г. ее сменил Я.Я.Гутман[23], пробывший на этой должности до смерти в 1927 г., а заврепкомом А.Я.Охотов (далее откомандирован в МК РКП (б)) в августе 1924 г. заменен Р.Э.Вилькеном[24]. Штат Мосгублита первоначально состоял из 14 чел., из них к концу 1923 г. было 3 вакансии, к маю 1924 г. сокращен до 9 чел. (поскольку предполагалось, что часть материалов гублита будет печататься Канцелярией МОНО), но Гутману сразу пришлось бороться за увеличение штата технических работников, т.к. выполнение работ (например, печатание списка запрещенных произведений) задерживалось. В итоге только к сентябрю 1926 г. , в период попеременного «вридства» Бирзе и Зайцева, удалось вернуть в штат 1 политредактора (хотя запрашивалось 2 ответработника и 1 технический).[25] Оплата труда, особенно технических работников, по мнению руководства гублита не соответствовала нагрузке (что, видимо, и было причиной наличия среди них в конце 1923 г. двух из трех всего вакансий), и каждый из завгублитов ходатайствовал об ее повышении. В 1926 г. констатировалось уже о политредакторах, что ставка «настолько низка, что совсем не позволяет Гублиту привлечь на эту работу работников соответствующей квалификации» (и просили поднять с 125 до 160-180 р., немного обогнав ставки Главлита, 150-175 р.).[26] Преемственность в составе сотрудников заключалась в продолжении службы части прежних сотрудников при увольнении другой их части и приеме новых: о Бирзе из Художественного подотдела уже упоминалось, некоторое время помимо троих заполнивших анкеты политредакторов (см.ниже) еще одним политредактором был Е.А.Стулов[27], затем он и Филичев был заменен Красовским, при приходе заведующего Гутмана уволился 13.05.1924 г. Васильев, в октябре 1924 г. с увольнением Красовского назначены Блюменфельд (по печати) и Рыжанская (по репертуару), в 1925 г. эти двое были заменены вернувшимся Филичевым и Е.М.Араповым (также секретарь гублита Зайцев был произведен в политредакторы), а в 1926 г. политредакторами вместо двух последних стали К.Я.Якобсон, Г.А.Окский и Р.М.Янова (ранее сотрудник МОНО).[28] Если Овсянникова не увольнялась[29], то до 1926 г. можно отметить наличие несменяемого ядра сотрудников в лице ее (по лит.отделению) и Бирзе (по репертуарному отделению), а для 1926-27 г.г. – Бирзе и Филичева. Всего о 4 ответработниках есть анкетные сведения, свидетельствующие об образовании не ниже среднего и стремлении к продолжению его, а также некотором литературном опыте как возможных критериях при их подборе; партийность была более слабым критерием, опыт работы, возможно, был важнее (судя по единичному известному случаю беспартийного политредактора).[30] Можно предположить, что эти критерии подбора кадров поддеживались Гутманом, также имевшим опыт работы в печати (и пропаганде) и стремившимся к повышению своего образования. Как и Гутман многие политредакторы были также и общественниками-организаторами: Бирзе и Вилькен активно работали в комячейке, а Зайцев – в месткоме.[31] Единственным известным существенным нежелательным происшествием с кадрами было увольнение упомянутой выше «непроверенной сотрудницы», секретаря Мосгубреперткома Гирс, вскоре после зачисления – за злоупотребления по службе и по требованию Политконтроля ГПУ (с 1.10.23 г.). Судя по приложенному подписанному ею документу, она лично под свою ответственность выдавала разрешения артистам на выступления (хотя не имела права)[32]. Таким образом, Мосгублит со своими наличными 9-11 сотрудниками в кадровом отношении в середине 20-х гг. был вторым после Петрогублита, который при создании имел штат 18 чел., поднятый затем до 25 и позже к 1927 г. – до 29 чел., тогда как остальные гублиты имели по 1-3 сотрудников (Уралоблит – 4).[33] Для сравнения: штат Главлита на 05.08.1925 г. – 110 чел., из них по Главреперткому – 19,[34] т.е. если Главлит был крупным подразделением Наркомпроса (больше Главсоцвоса или Главполитпросвета – всего в Наркомпросе без хозрасчетных подразделений было порядка 600 чел.), то Мосгублит – сравнительно небольшим (МОНО – весьма крупное учреждение с более 270 чел. даже после сокращений[35]). Штат, видимо, примерно соответствовал масштабу работы (по норме на июль 1924 г. на каждого цензора Мосгублита приходилась проверка 35 печ.листов в месяц, дополнительно к этому – ежедневная проверка поступившего материала и посещение генеральных репетиций зрелищ[36]), и хотя она и не охватывала всех возможных подцензурных учреждений (важнейшие отнесены к ведению Главлита и Главреперткома), одних афиш или зрелищ в Москве за один-два месяца было столько, например, сколько в Нижнем Новгороде за год.[37] В остальном Мосгублит был сходен с другими гублитами, с аналогичными кадровыми, финансовыми и т.д. проблемами. Искало ли руководство Мосгублита работу дополнительно, чтобы оправдать существование своего учреждения? Это возможно: помимо упомянутой выше изначальной борьбы с Главлитом за увеличение списка подведомственных издательств, другой претензией Мосгублита на расширение поля деятельности можно считать и борьбу, хотя и безуспешную, за контроль над артистами академических театров[38]. Такие устремления не удивительны: имеющиеся биосведения говорят, что сотрудниками были молодые или «еще молодые» люди (1890-х г.г. рождения – это касается и попавших в БД «Мемориала»), которые могли быть настроены на карьеру и видеть службу в гублите как ее этап, а в случае Гутмана и Бирзе еще и очевидны нереализованные художественные, ученые или литературные их амбиции (работа в гублите, возможно, носила для них своего рода творческий характер). В уездах картина была иная: хотя вышестоящие органы требовали от Мосгублита действий, цензура там была обузой. Газеты в Московской губернии в 1923 г. были в 11 из 16 уездов (не считая Московского), но уполномоченные Мосгублита были назначены во все уезды, т.к. была непериодическая печать и еще требовался контроль за репертуаром разного рода местных постановок, а также за кинофильмами.[39] Уполномоченные, а с апреля-мая 1924 г. – инспекторы, были совместителями без оплаты[40], чаще всего (данные далеко неполны) это был зав.уполитпросветом или зав. агитотделом укома (по 3), редактор уездной газеты (2), либо ответ.рук. Соцвоса или сам зав.УОНО (по 1), и среди них наблюдалась большая текучесть кадров. За 1923-24 г. только в 5 уездах уполномоченный или инспектор не сменился ни разу, в 7 сменился, а в 4-х – дважды, назначались они обычно укомом РКП (б), иногда – уисполкомом или УОНО. Тем не менее из 9 уездов в 1924-25 г.г. присылались, хотя не регулярно, месячные отчеты[41], а возможно, и из других уездов (просто дело с ними могло до нас не дойти).[42] К работе, судя по одному из репертуарных списков, привлекались малокультурные или малоопытные невнимательные сотрудники: «Хатурный фокультет», «Покурри из русс. песен», «Студентико валденефа» [? – прим.автора], «Кормен музыка Бизе», «Кроковяк», «Волския частушки» и др.[43] Руководство Мосгублита пыталось принять меры к улучшению постановки цензуры в уездах: изначально гублитом предполагалось финансирование уполномоченных из средств УОНО[44] (возможно, Мосгублит упустил тут свой шанс установить особый порядок для подчиненных уездов – повторюсь, что далее вводимые уже Главлитом в общегосударственном масштабе уездные инспекторы стали неоплачиваемыми). Вскоре после издания положения об уинспекторах, уезды были распределены между политредакторами гублита для повторного контроля поступающей от инспекторов литературы[45], а далее в условиях неоплачиваемости уинспекторов Мосгублит представил доклад о проблемах (с упоминанием уинспекторов) и добился специального постановления Бюро секции МОНО Моссовета от 17.02.1925 г. о целесообразности передачи в непосредственное распоряжение Мосгублита сумм, получаемых от полистного сбора.[46] Однако, кажется, это не было осуществлено, как не были осуществлены и запланированные этим же решением инструкторские обследования уездных инспекторов, поэтому Мосгублит (сначала Гутман, а далее Бирзе и Васильев) возбудили вопрос о введении штатов хотя бы в части уездов и оплате совместительства прочих уинспекторов (сначала хотели в 12 наиболее развитых уездах, затем снизили их число до 8 с 30% оплатой в остальных), и получили было в плановых органах положительное решение, но как в 1925, так и в 1926 г. вопрос срывался в последний момент по бюрократическим причинам[47]. В результате связь уездов с гублитом оставалась слабой как в 1925 г. («во многих уездах отсутствуют уездные инспектора, типографии и театральные предприятия не учтены, возможны случаи напечатания и постановки таких произведений и зрелищ, которые запрещены Центральными органами Лито, что фактически наблюдается в дачных местностях в текущем летнем сезоне»), так и в конце 1926 г. («отчеты посылают 25% уинспекторов нерегулярно», «Гублиту пришлось взять на себя предварит. контроль всей эстрады и драм. коллективов, выступающих в уездах (из Москвы), чтобы прекратить недопустимую халтуру, практиковавшуюся в уездах»).[48] Если у руководителей Мосгублита и были амбиции, то они сталкивались с требованиями высшестоящих органов, а также административным окружением на губернском уровне. Следов влияния «директивных» (партийных) органов в делах почти нет (за одним небольшим исключением, о чем ниже), только упомянутая номенклатура дел сообщает, что заведено дело переписки с МК РКП (б).[49] По данным фонда Гублита во внешних требованиях преобладало влияние советских, а не партийных органов, причем с большим значением губернских советских учреждений[50], хотя и центральные цензурные органы имели свои требования. Гублит «кочевал» вместе с бОльшей частью учреждений МОНО (включая Губполитпросвет и т.д.): в первые годы они размещались в Голофтеевском пассаже (Петровка, 2), далее летом 1925 г. переехали на Москворецкую, 25 (при том, что вновь образованное Управление московских зрелищных предприятий помещено было в Каретном ряду, 3), а к 1929 г. разместились на Москворецкой, 11.[51] Гублит зависел от принятых в органах Моссовета административных процедур – например, от планирования и финансирования, что порождало дополнительные проблемы в его деятельности. Так, с принятым порядком планирования Гублит справился, можно сказать, «со второй попытки». Первый календарный план был составлен им на 1925-26 г., но сначала крайне неудачно: все пункты отдельных работ касались уездов, т.е. их нельзя было выполнить (а значит и отчитаться). Впрочем, в поданный в губплан документ были добавлены более выполнимые пункты, хотя тоже хлопотные: регистрация репертуарных планов гастрольных коллективов, установление контроля за постановками в клубах, выработка репертуара для платных постановок в школах и упрощение форм разрешений на печатание литературы и исполнение репертуара. План на 1926/27 г. был составлен явно с учетом опыта: хотя исправление положения в уездах там было тоже запланировано, в план добавлены пункты, более легкие в исполнении (борьба с излишними ведомственными изданиями и улучшение репертуара эстрады и театров, ликвидация излишних уполномоченных при издательствах, сохраняя их только при органах периодической печати), а также исполнение которых ставилось в зависимость от вышестоящих органов (усиление штатов, в том числе в уездах, и амбициозная «дальнейшая концентрация всех московских издательств… столичного и губернского масштаба в гублите»).[52] Финансовое положение Гублита также целиком зависело от губернских органов: цензурный сбор шел целиком в общий бюджет, а когда в начале 1925 г. Гублит выступил с идеей оставлять часть его в распоряжении (финансируя из него, например, уполномоченных в уездах), это не привело к положительным результатам, как указано выше.[53] Зав.МОНО стремились к централизации: был издан циркуляр, запрещавший непосредственную переписку отделов и подотделов с центральными учреждениями (включая Наркоматы).[54] О положении в уездах уже сказано, а вторым главным направлением, по которому, в свою очередь, центральные органы цензуры требовали результаты, был контроль за эстрадой (о важности для них вопроса говорит то, что сам Главрепертком в первом своем полугодовом отчете конца 1923 г. поставил эстраду на первое место[55]). С горкомом эстрадников Гублиту удалось договориться сразу (см. выше), и по итогам 1924 г. (т.е. за 1,5 года работы) в тезисах отчетного доклада отмечалось: «Эстрадный репертуар под влиянием устной политики Реп.отд. постепенно советизируется» (по контрасту с театральным, который «в этом отношении сильно отстает»)[56]; если бы не положение в уездах, то такую самооценку можно расценить как полный успех. Однако, возможно, что объявленные успехи были эфемерными и достигнуты благодаря смежникам – Художественному подотделу МОНО, а далее – Губполитпросвету, который стал заниматься контролем за эстрадой: в сентябре 1925 г. в нем создано Художественное отделение с контрольными функциями[57], а к 1926 г. там существовала еще и Комиссия по художественному просмотру, которая, главным образом, и стала отчитываться за эстраду перед руководством МОНО[58]. Ведь в конце 1925 г. с эстрадой сложилось своего рода «авральное положение» из-за «наплыва неквалифицированных работников эстрады, выступающих в увеселительных зрелищах и не отвечающих художественным и идеологическим требованиям» – в результате чего и была организована временная комиссия с представителями профсоюза Рабис («с целью предварительного художественного просмотра эстрадных номеров»).[59] Последующий контроль за репертуаром ресторанов, кабаре и пивных Мосгублит надеялся установить также с помощью смежников – Политконтроля ОГПУ[60]. Скорее всего успех заключался в воздействии на тексты эстрадников, т.к. вопрос о нежелательной эстрадной музыке оставался актуальным и в 1930 г.[61] Еще одной навязанной сверху кампанией была борьба с излишними ведомственными изданиями, которая была инициирована в начале 1925 г., но не центральными цензурными органами, а МК РКП (б). С ней гублит легко справился: сначала был подготовлен перечень «Практические мероприятия по борьбе с ведомственными изданиями» (предлагалось запретить отчеты и обзоры губернских и уездных учреждений в виде отдельных брошюр и проверить целесообразность издания некоторой периодики, в основном бюллетеней управлений железных дорог), затем и др. дополнения. Эти предложения были даже утверждены Бюро секции МОНО в Моссовете 17.02.25 г. (за исключением усиления кооперативных изданий за счет ведомственных), но в итоге заглохла работа самого инициатора вопроса – Комиссии МК по ведомственным изданиями (ее «решения не были почему-то проведены в жизнь»).[62] Вообще же, вне зависимости от этой кампании, Мосгублит не испытывал затруднений в работе с издательствами и периодической печатью. Большинство подведомственных ему издательств было мелкими, из них частных не так много: если в 1924 г. число частных издательств в ведении Мосгублита доходило до 12, составляя 8-10 % к общему числу (увы, в отчетах не перечислены), то к августу 1926 г. осталось всего 4 издания («Журнал для хозяек» с приложением «Новости моды», журналы «Вестник моды», «Вестник сельского хозяйства» и «Шахматы»), т.е. 3% от 140. Большинство прежних их было закрыто гублитом за бездействие, а из действующих предполагалось закрыть только упомянутые женские журналы[63]. Основная масса московских частных издательств контролировалась Главлитом непосредственно, общая политика была направлена к их сокращению.[64] Крупные же ведомственные издательства и органы печати, попавшие в ведение Мосгублита, контролировались с помощью уполномоченных при издательствах: на ноябрь 1924 г. Рыжков – при издательстве «Рабочая Москва», Колчин – при «Известиях Адм.-Орг. отдела Моссовета» (позже – еще и при профсоюзных журналах «Московский пролетарий» и «Культфронт»), Норицин – при газете «Красный воин» Политуправления МВО, Оборин – при издательстве Мосземотдела, Драудин – при издательстве «Новая Москва», просмотр «Молодого Ленинца» возложен на отв.редактора этой газеты Ярцева Г.А., «Московской деревни» – на редактора Кураева В.В. (позже – на Атакова, нового ответредактора), «Бюллетеня Мосземотдела» – на Лисицына А.Е. (а прочие издания распределены между политредакторами Мосгублита).[65] Всего на 1 октября 1924 г. в ведении Мосгублита в Москве и губернии состояло 113 издательств, из них учреждений наркоматовских – 2, местносоветских 33, партийных 51, профессиональных 15, кооперативных 1, частных 11, а через год (в 1925-26 году) – 143 издательства всего, из них советских 35, партийных 86, профессиональных 15, кооперативных 3, частных 3, прочих 1. Количество выдаваемых Мосгублитом разрешений на издание измерялось пятизначными цифрами ежегодно[66]:
Запрещений по политическим мотивам было мало (что отражало беспроблемный состав подведомственной гублиту печати): известно, например, что за 1924 г. – лишь одной книги «О кооперации в Московском уезде».[67] Сравнивая цифры разных отчетов, можно предположить, что основная масса исправлений и запрещений касалась периодической печати. Заметной чертой административного окружения была множественность цензур (т.е. привлечение дополнительных экспертных инстанций), причем помимо общегосударственной (при СНК) комиссии по увековечиванию памяти Ленина – для его изображений, или ГУСа – для учебников, эта множественность была и на губернском уровне. В частности, проверка музрепертуара осуществлялась политредактором Бирзе совместно с сотрудницей соцвоса Дмитриевой (считались Музыкальной комиссией при гублите), объявления о преподавании уроков требовали визы Соцвоса, объявления профшкол – визу Моспрофобра.[68] Наиболее проблемным для Мосгублита такое множественное губернское административное окружение оставалось в области контроля репертуара театров и зрелищ. С одной стороны, центр порою выдвигал обременительные требования (например, контроль за постановками в исправдомах и др.), для выполнения которых предполагалось вовлечь в контроль за репертуаром нескольких бюро рабкоров (при МГСПС, при газете «Рабочая Москва», при рабфаке МВТУ, при заводе «Кр.Богатырь»), ячейку РЛКСМ строительного подотдела МОНО и детский дом им.Троцкого.[69] С другой стороны, и тов.Рафаил не собирался отказываться от своей самостоятельности, несмотря на упомянутую уже критику в конце 1923 г. Главреперткомом: этим зав.МОНО было утверждено «Положение Московского управления по делам литературы и издательств», согласно которому, насколько можно понять (правила по репертуарному контролю изложены путано и не так подробно, как по контролю за печатью, ссылка на декрет СНК о Главреперткоме дана формальная), разрешения к исполнению и постановкам репертуара театров, кино, организации выставок утверждались самим зав.МОНО, а контроль гублита за репертуаром заключался в проверке разрешений. Гублит наделялся правами управления, с подчинением его заведующего зав.МОНО и с делением на секции на правах отделений – литературную и репертуарную (т.е. вторая – вместо упраздняемого губреперткома), при зав.гублитом предполагалось создать коллегию из представителей Агитотдела МК РКП(б) и ГПУ, которая могла только оспаривать его решения, но не останавливать (видимо, этим предполагалось формальное разделение ответственности при сохранении решающей власти зав.МОНО над гублитом).[70] «Тенденции к установлению собственной политики» в контроле за зрелищами Москвы, отмечено в отчете Главреперткома за три года в 1926 г., сохранились и после т.Рафаила [71] (смененного С.В.Алексеевым 16.02.1924 г., которого, в свою очередь, сменил М.А.Алексинский с 22.02.1928 г.).[72] Репком/репертуарное отделение Гублита теснейшим образом в первые годы переплеталось с Художественным подотделом МОНО: «личная уния» Охотова уже упоминалась, а кроме того в период пребывания МОНО в пассаже (Петровка,2) Репком помещался в том же помещении, что и художественная инспектура Художественного подотдела (комн.207).[73] Более самостоятельное положение Гублита в отношении зрелищ сложилось после упраздненения отдельного Художественного подотдела МОНО и передачи ведения театральным делом в Художественное отделение и Художественный совет[74] Губполитпросвета: контроль за репертуаром театров Мосгублит стал разделять с ними (те отвечали за художественную сторону), но с меньшим переплетением (видимо, из-за отсутствия прежних личных связей), и с участием вновь созданного Управления московскими зрелищными предприятиями (ведавшего материально-финансовой стороной театров)[75]. Хотя через некоторое время возникла угроза полной передачи репертуарного контроля в политпросвет – совещание у зав.МОНО 5.06.1926 г. постановило, что по опыту взаимодействия репертуарного отделения при гублите и художественной инспектуры политпросвета единство контроля целесообразно и необходимо установить «путем перехода Репертуарного отделения в ведение Губполитпросвета».[76] Но дальше декларации дело не пошло – ограничилось подготовкой проектов нового положения Президиума Моссовета о публичных зрелищах, с подчеркиванием роли Губполитпросвета и игнорировавшим Мосгублит, и наоборот – контрпроект Мосгублита, восстанавливавшего его роль, а также проект компромиссного распоряжения по МОНО о взаимодействии Губреперткома Гублита с Художественным отделением Губполитпросвета.[77] Дело в том, что после реорганизации у Губполитпросвета не было той «материальной базы воздействия», что ранее у Художественного подотдела: при расформировании Художественного подотдела коммерческая функция отошла к УМЗП, политпросвету досталось лишь «художественное руководство» театрами и зрелищами[78], кроме того Художественное отделение было по штату меньше Гублита – заведующий и 4 инспектора[79]. Хотя ранее на местные органы политпросвета в принципе возлагалось всестороннее руководство театрами (циркуляр Главполитпросвета о контроле над частными художественными предприятиями от 11 июля 1923 г. предписывал оговаривать договоры о передаче помещений в аренду театральным труппам всяческими условиями, как репертуарными, так и коммерческими тоже[80]), в Москве театральное дело было слишком крупным и требовало специального органа управления, УМЗП, с выделением контрольной функции – при том, что на уровне Главреперткома в 1926 г. также признана необходимость отделения контрольной функции от коммерческой в области зрелищ. Несмотря на шедшую «под ковром» в 1924-26 г.г. борьбу за передачу цензуры зрелищ (т.е. Главреперткома) из Главлита в Главполитпросвет[81], тем не менее, последний требовал от своих местных органов следовать запрещениям гублитов, не разрешать запрещенные Главреперткомом постановки,[82] т.е. не одобрял местные отклонения от общей политики, поэтому тоже вряд ли поддержал идею особой схемы театральной цензуры для Москвы. Одним словом, вряд ли в таких условиях руководство МОНО пошло бы на передачу всех видов театральной цензуры политпросвету и тем самым на установление особой схемы цензуры. С другой стороны, если в Москве и был какой-то сепаратизм в политике контроля зрелищ (по упомянутой выше оценке Главреперткома), то Мосгублит, видимо, был к ней причастен, наряду со своим смежником, Губполитпросветом. В целом воздействие Мосгублита на театральный репертуар («приближение к современности», «требование репертуара, отвечающего запросам советского зрителя») было медленным и, возможно, с учетом множественности цензур, гублит, как и в случае с эстрадой, частично присваивал в этом себе чужие лавры: функцией Гублита был контроль, главным образом, за текстами постановок, а непосредственный контроль за сценой по данным отчетов занимал небольшое место в работе.[83] «Запрещенные пьесы составляют очень незначительный процент проходящих цензуру пьес (не более 10-15%)» – отмечалось в тезисах отчета за 1924 г. (что, конечно, больше, чем запретов в области печати и издательств, т.к. в отличие от издательств, в ведении гублита были первоклассные театры: в частности, театры Революции, Мейерхольда, Сатиры, Эрмитаж отмечены как постепенно советизирующиеся).[84] В 1925-26 г.г. в ведении Мосгублита было 15 стационарных театров (т.е. за исключением академических и госцирков, относившихся к ведению Главреперткома Главлита[85]) и около 40 передвижных театральных коллективов. Сдвиг в сторону «более современного и выдержанного в идеологическом отношении репертуара» на этот раз отмечен «по всем театрам в большей или меньшей степени»: для Театра им.Мейерхольда отмечена новая постановка «Рычи Китай», для Театра МГСПС – «Георгий Гапон», «Убийство Судейкина» и «Шторм», Театра Революции – «Ужовка», «Конец Криворыльска», Московского детского – «Робин Гуд» и «Пионерия», Драм.театр (б.Корша) – «Азеф» и «Торговцы славой», менее удачными были постановки на политические темы в Театре Сатиры, и в Театре Московской Муз. Комедии («оперетка») – «Орфей в саду», «Зеленый остров», в районном Замоскворецком театре постановки были «идеологически маловыдержанными, с малой художественной ценностью» из-за «ориентировки на кассу». В отношении передвижных театров курс был другим – борьба с халтурой, особенно на гастролях в уездах, из-за слабости и неустойчивости трупп; в этом – сходство с описанными далее в отчете эстрадниками, имеющими «порядочный процент людей, ничего общего с эстрадой не имеющих» (но у них проблемой была не халтура, а «пошлые мещанские, а порой и антисоветские вещи» – запрещено и исправлено 15% поступившего репертуара).[86] Еще более запутанным и неустойчивым было управление и контроль за кино – в масштабах не Москвы, а РСФСР. Съемка кинофильмов формально-юридически в РСФСР в этот период почти никак не была ограничена – по сути только совместным постановлением Наркомпроса, НКВД и РВСР от 25 мая 1923 г. «О порядке производства фото кино съемки событий внутренней жизни РСФСР», касавшимся документальных фильмов (СУ 1923, № 70, ст.679)[87], и соответствующими постановлениями местных Советов в его развитие[88]. Контроль за репертуаром кино осуществлялся в области проката, что объяснимо – в первой половине 20-х г.г. преобладали импортные фильмы, отечественное производство росло постепенно.[89] Этому способствовал и экономический барьер: производство игрового фильма стоило от 30-40 тыс. рублей за «средний фильм» до 150-250 тыс. за боевик[90] (одна кинопленка для типичного фильма в 1500-2000 метров стоила несколько тысяч руб.), поэтому трудно представить ситуацию съемок без надежды на прокат (если только для нужд обучения кинематографистов). После неудачной попытки введения госмонополии проката через Госкино в конце 1922 г. (в этой области продолжали действовать и создавались другие советские организации) в 1924 г. в РСФСР была введена монополия проката вновь создаваемого АО «Совкино», что привело в результате длительного периода подготовки в 1925 г. к ликвидации созданного ранее в 1922 г. Моссоветом также хозрасчетной прокатной конторы «Кино-Москва» (и некоторых др. в др. городах) и изъятию у производителей права непосредственного проката своих фильмов. (Совкино сделалось посредником между производителями и кинотеатрами, по специальным тарифам в зависимости от длины фильмов, типа кинотеатров и т.д. – выдавало прокатные лицензии). В 1926 г. наметилось слияние производства с прокатом: к Совкино присоединялись Госкино, Севзапкино и некоторые др. советские производители фильмов, путем сложения капиталов. Контроль за разрешаемыми к прокату готовыми кинофильмами (т.е. включая преобладавшие импортные) лежал с 1923 г. на Главреперткоме (ст.4а декрета о нем[91]), а вот контроль репертуарных планов киноорганизаций и за сценариями до конца 1926 г. возлагался на Художественный совет по делам кино при Главполитпросвете, далее упраздненный коллегией Наркомпроса с передачей его функций в Главрепертком.[92] Казалось бы, это могло породить проблемы для Мосгублита, т.к. кино в Москве было крупной индустрией: всего в 1927 г. там было 49 коммерческих кинотеатров с 26,2 тыс. мест (без клубов и кинопередвижек), в том числе в ведении УМЗП – 20 (9072 мест), райсоветов – 8 (4436 мест), Совкино – 5 (3046 мест) и несколько у других учреждений (например, 2 – у учреждений Московского военного округа), также было несколько кооперативных эксплуатантов (Кооперативное товарищество «Киноэстрада» – 3, Артель «Мосгико» – 2, Коллектив «Русь» – 1) и даже один частник (Эльский-Палашевич – кинотеатр «Бельгия»).[93] Однако, для Мосгублита такое изменчивое положение в области кино, в отличие от театра, не представляло сложности, т.к. его функции ограничивались формальной регистрацией кинопаспортов и последующим контролем по мере необходимости.[94] В случае предъявления претензий за невыдержанность кинофильмов Мосгублит просто делал отсылку к существующему порядку разрешения их к прокату (используем мол списки Главреперткома).[95] Что касается самого нового искусства того времени, радиовещания, то сведений об участии Мосгублита в контроле за ним не обнаружено, несмотря на то, что к 1929 г. в Москве было уже 91571 радиоустановка и 6941 громкоговоритель. Возможно, это связано с состоянием источниковой базы. [96] Репертуар выпускаемых грампластинок контролировал Главрепертком.[97] С 1926 г. в центральных партийных органах Главлитом был возбужден вопрос о распространении цензуры своей системы на ранее освобожденные от нее издательства, т.е. партийные и советские, чего Главлиту добиться в полной мере тогда не удалось, но привело к расширению сферы деятельности литов в 1927 г.[98] Это привело к заметным изменениям в положении Мосгублита, что видно из кадрового состава. Неизвестно в точности, какое место имел Мосгублит в планах вышестоящего органа и как вопрос был согласован на уровне МОНО, но в аппарат гублита были внесены изменения: заведующим назначен Я.Р.Гайлис (ранее работал в Главсоцвосе), введена должность инспектора по уездам (Б.Г.Славина), увеличен штат политредакторов – 3 старших (новый С.В.Арбузов, и прежние А.М.Бирзе, Р.М.Янова) и 5 по направлениям (по общ.-экон. и воен. вопросам – Е.М.Герр, журналист, ранее сотрудник Госиздата, по физ.-мат. и техн. вопросам – известный нам С.В.Филичев, по драм.театру и кино – по-прежнему Г.А.Окский, по эстраде – С.Н.Чукин, ранее инспектор по эстраде, кино и радио Мосгубполитпросвета, по опере и оперетте – М.В.Ильина, ранее сотрудница Наркомпроса).[99] На губернском уровне было проведено организационное укрепление связей Мосгублита с уездами. В марте 1928 г. прошло, наконец, многолетне планируемое Первое Московское губернское совещание по вопросам литературно-зрелищного контроля – судя по повестке, в духе постановлений XV съезда ВКП (б), с новыми руководителями Гублита, Гайлисом и Славиной, в качестве главных докладчиков, с докладом Бирзе о театральном сезоне 1928 г. и с рассмотрением инструкций уинспектору и волуполномоченному. Вскоре 26.05.1928 г. был издан циркуляр «Об уездных инспекторах по делам печати и зрелищ», сменивший прежний уведомительный характер их назначения на согласование в Мосгублите их кандидатур и кандидатур их постоянных заместителей. А 13.07.1928 г. – циркуляр о предусмотрении в штатах на 1928/29 г. самостоятельных работников в области литературно-зрелищного контроля в Московском, Серпуховском, Богородском и Орехово-Зуевском уездах, о выделении специального времени на эту работу в рабочем дне совместителей в прочих уездах и о резервировании в бюджете на следующий год «хотя бы минимальных сумм» на нужды по литературно-зрелищному контролю (на проведение минимально одного совещания волуполномоченных по зрелищному контролю, на поездки уинспекторов в волости, на тех.оборудование и литературу). [100] Затем началось перераспределение функций от центральных к местным губернским органам цензуры, с сокращением штата Главлита и Главреперткома (до 69 на 02.11.1928 г. и до 12 на 1.10.1929 соответственно) и передачей последнего во вновь создаваемое 13.04.1928 г. Главискусство.[101] Кадровая чехарда в 1928 г., возможно, означает неясность перспектив Мосгублита для Главлита в связи с преобразованиями: опять назначен новый заведующий, Л.В.Островский (ранее – сотрудник газеты «Рабочая Москва»), полит.редакторы указаны без разделения на старших и направления – Е.А.Водовозова (ранее сотрудник Главлита), А.Я.Гладышева, М.В.Ильина, В.Д.Кротов (из Управления Московских зрелищных предприятий), Д.Г.Муромцев, Л.П.Таллер, долгожитель гублита С.В.Филичев, также Е.Д.Шахбазян (а был ли упразднен инспектор по уездам, неясно – возможно, просто не указан в справочнике).[102] О перераспределении в дальнейшем функций между Главлитом и Мосгублитом говорит то, что к концу 1929 г. в гублите (точнее уже облите) опять увеличилось количество политредакторов (до 9 по литературной части и 4 по репертуарной, кроме того – особый инспектор по области)[103] – вряд ли это вызвано одной административно-территориальной реформой по преобразованию губерний в более крупные области.[104] С точки зрения административного окружения, судя по кадровым перемещениям, в этот период сохранялось влияние отделов Моссовета (например, секретарь Мосгублита в 1927-28 г.г. П.Г.Нуждина ранее работала в Моск.управл.недвижимых имуществ, а Г.А.Окский, Б.Г.Славина и Р.М.Янова после ухода из гублита работали в МОНО), но и проявилось значение центральных органов (3 назначения из Главлита, 1 – из Госиздата; это при том, что неизвестна роль партийных органов). К сожалению, имеющиеся документы не дают общей картины изменений деятельности гублита в период накануне и во время преобразования в облит. Определенно можно сказать, что в итоге изменений положения Мосгублита в гос.аппарате Мосгублит получил больше полномочий для утверждения репертуарных планов (по этому вопросу в 1928 г. стали проводиться специальные совещания[105]), а представитель Мосгублита Я.Р.Гайлис вошел тогда же в состав Художественно-политического совета при ГРК, что, видимо, означало возможность лучше согласовывать политику с центром, а не с губернскими органами.[106] Но судя по расширению штата, расширение деятельности гублита произошло и в области печати, поэтому можно предположить, что в конце 20-х г.г. Мосгублит, преобразованный далее в Мособлит, шел по пути превращения в полновластный цензурный орган. Опубл.: История книги и цензуры в России. Вторые Блюмовские чтения: материалы II междунар. науч. конф., посвящ. памяти А. В. Блюма, 21–22 мая 2013 г. / науч. ред. М. В. Зеленов. – СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2014. – С.99-127.
Публикуется впервые [1] Работы А.В.Блюма, М.В.Зеленова, С.А.Дианова, А.В.Сурова, Н.Н.Клепикова, Ф.К.Ярмолича, и др. (см. ниже). [2] ЦГАМО, ф.4405, всего 10 ед.хр. Согласно имеющейся в одном из дел описи (фактически номенклатуры) дел гублита конца 1924 г. (оп.1, д.3, л.15) в год этим органом предполагалось заводить 18 номеров дел (в штуках по плану – даже больше, т.к. часть номеров разбивалось на литерные, но фактически – столько же, т.к., судя по пометам, некоторые дела объединялись в одно). Из этого числа за 1923-24 г.г. до нас дошло 3 и еще 1 – за позднейший период (остальные дела заведены не по номенклатуре), однако и этого достаточно для обзора Мосгублита. Там же отложились фонд Моссовета (66), фонд Московского отдела народного образования – МОНО (966) и др., с помощью которых можно изучать политику в области контроля за московской печатью и зрелищами в целом. Судя по многочисленным отметкам в листах использования дел, фонд Мосгублита был известен исследователям еще в 70-80-е г.г., но по условиям того времени тема цензуры не могла быть рассмотрена. Г.А. Бондарева в своей канд. диссертации «Советская цензура зрелищ в период новой экономической политики, 1921-1929 гг.» (М., 2003) документы ЦГАМО и, в частности, Мосгублита не использовала. [3] Бюллетень официальных распоряжений и сообщений Народного Комиссариата Просвещения – № 1 от 2 декабря 1922 г. – С.12-15 и № 25 от 12 мая 1923 г. – С.8 [4] Согласно постановлению Президиума Моссовета от 7 августа 1923 г. Губернское управление по делам литературы и издательств сорганизовано при Московском отделе народного образования 8 июня того же года (т.е. задним числом). Именно этим постановлением предусмотрен переход в ведение Мосгублита всех издательств, имеющих «местное, столичное, губернское и областное значение». – Николаев Н.М. Законы о печати: Сб. декретов, постановлений… – М.:ГИЗ, 1924 – с. 161 (распубликовано в газете «Рабочая Москва» от 14.08.1923 г.) [5] Отчет о работе Московского отдела народного образования (МОНО) за 1922-23 учебный год. – М.: Издание МОНО, 1924 – С.102, 104. К первоначальным 33 издательствам Мосгублиту сначала удалось добиться добавления еще 20, а затем, по соглашению с Наркомпросом и Главполитпросветом, с 28 июля 1923 г. – еще 27, что меньше общего желаемого числа, оцениваемого в 115-130 шт. (ЦГАМО, оп.1, д.858, л.1-3, 6, 10, 19-21,30). [6] Цирк. распоряжением по УОНО зав.МОНО т.Рафаила от 27.07.23 № 12179 (ЦГАМО, ф.966, оп.1, д.858, л.18) [7] Отчет о работе МОНО за 1922-23 учебный год… – С.86-87 [8] Собрание узаконений. 1923. – № 27 от 26.05.1923 г. – ст.310 – С.521-524 [9] Театры Москвы 1917 – 1927.: Статьи и материалы – М., 1928 – (Труды Гос.Акад. худ.наук. Театральная секция. Вып.4) – С.108, 110 [10] Сборник действующих обязательных постановлений Президиума Московского Совета р.к. и к.д. – Вып.1 – М.: Изд. Административного Отдела, 1924 – С.129-130, 131-132 [11] Сборник действующих на 1-е мая 1925 г. обязательных постановлений Президиума М.С.Р.,К. и КД… – М.:Изд.Администр.отдела Моссовета, 1925 – С. 61-62. Постановлением Президиума Моссовета от 3 марта 1926 г. этот порядок был продлен, а в 1927 г. постановление «О публичных зрелищах и увеселениях» вообще не было включено в сборник. См.: Сборник действующих на 1 апреля 1926 года обязательных постановлений Президиума Моссовета… – М.: Изд.Адм.отдела, 1926 – С.88; и Систематический сборник действующих на 1 мая 1927 г. обязательных постановлений Президиума Московского Совета Р., К и К.Д. – М.:Изд.АОМС, 1927 (раздел IV – охрана рев.порядка и т.д.) [12] Отчет о работе МОНО за 1922-23 учебный год… – С.86. [13] Сборник действующих на 1 апреля 1926 года обязательных постановлений… – С.149. Данные о числе заведений см. «Отчет о работе МОНО за 1925-26 год» – б/м, б/д. – С.47 (без титульного листа, экземпляр ГПИБ). В 1927 г. новой редакцией обязательного постановления «Продажа распивочно спиртных напитков и пива по гор.Москве и Моск. Губернии» выдача таких разрешений отнесена к МОНО в целом, к Административному отделу МГИК и их органам на местах. [14] Систематический сборник действующих на 15 марта 1928 г. обязательных постановлений Президиума Московского Совета Р.,К. и К.Д. – М.:Изд.Адм.Отд.МГИК, 1928 – С.67-72. Постановление это, с уточнениями для Москвы и губернии, было издано в развитие одноименной Инструкции НКВД от 28 октября 1927 г. (См. ее: Пиливер И.С., Дорогокупец В.Г. Система действующего кино-законодательства РСФСР . – М.: Теакинопечать, 1929 – С.133-134). [15] Фарбман Рафаил Борисович (1893–1966) – социал-демократ с 1910 г., после Октябрьского переворота 1917 г. занимал различные посты в партийных органах на Украине, в 1920 г. секретарь ЦК КП(б) Украины. Член группы демократического централизма, в 1926-1927 гг. участник объединенной оппозиции, в конце 1927 г. исключен из ВКП(б) и затем сослан, далее арестовывался, провел в местах заключения 21 год (по 1956 г.). Фельштинский Ю. Архив Троцкого – Т.3, Ч.1 – Харьков, 2002 – С.385 [16] ЦГАМО, ф.966, оп.1, д.858, л.37, 62 [17] Там же, л.37. В т.ч. указание на отсутствие Варжанского из-за командировки «по делам треста» (возможно, полиграфического). В глазах т.Рафаила Варжанский явно превосходил Васильева: Рафаил продолжал слать свою переписку в Гублит на имя Варжанского, когда тот уже там не работал (там же, ф.966, оп.1., д.858, л.146) [18] История советской политической цензуры: Документы и материалы. – М.:РОССПЭН,1997 – С.268. Из доклада о деятельности Главреперткома за 1923 г. [19] Отчет о работе МОНО за 1923-1924 учебный год. – М.:Издание МОНО, 1925 – С.101. В первое время после смены его С.В.Алексеевым специально выделенные часы на Театр революции сохранялись в графике рабочего времени нового зав.МОНО – Бюллетень МОНО – №6: 15.03.1924 – С.16 [20] ЦГАМО, ф.966, оп.1, д.858, л. 17, 59, 62,65-67, 69-71, 99. [21] Бюллетень МОНО – №6: 15 марта 1924 г. – С.19. В архивных документах датой назначения Охотова указывается 20.08.1923 г. (возможно, он неоднократно перемещался с одной должности на другую). [22] Еженедельник МОНО – № 17-18: 6 июня 1927 г. – С.1, 3, 4. [23] Бюллетень МОНО – №10: 20 мая 1924 г. – С.30 [24] ЦГАМО, ф.4405, оп1., д.2, л. 15-17, 53, д.3, л.8,9. ФИО Вилькена – из справочника «Вся Москва» на 1925 г.; ранее он работал в Штатной комиссии, с 6.06.1924 г. – политредактор, откомандирован в МК РКП (б) 6.04.1925 г. (Бюллетень МОНО № 12: 12.06.1924 – С.5 и № 12-13: 01.05.1925 – С.29). Биосведений ни об одном из первоначальных руководящих лиц Гублита в делах не обнаружено, часть лиц с их ФИО можно обнаружить в БД «Мемориал» о репрессированных (Васильев Наум Иванович, Бек-Домбровский Роберт Иоганнович, Розова Роза Захаровна). О Сергее Львовиче Варжанском известно, что затем он был редактором газеты «Батрак» (Газетный мир Советского Союза, 1917-1970 гг. – т.1 : Центральные газеты / И. В. Кузнецов, Е. М. Фингерит. – М.,1972 – С.150, назван одним из крупных профсоюзных деятелей), и членом Худ.совета Проекционного театра («Вся Москва» на 1925 и на 1927 г.г.), по последнему признаку – возможно как-то связан с наркомом А.В.Луначарским, а далее в 30-е г.г. был автором учебников по географии для средней школы. [25] Там же, д.7, л.98,116. Второго ответработника, пом.завгублитом, штатная комиссия МОНО соглашалась восстановить только за счет политредактора. [26] Там же, д.2, л.13,14, 20, 39, д.7 л.113. Надо отметить, что это было существенно выше ставок, скажем, школьных учителей, начинавшихся менее чем с 50 руб. в мес. [27] Бюллетень МОНО – № 1: 02.02.1924 – С.21. Освобожден от работы в Штатной комиссии и РКК МОНО по личной просьбе и откомандирован в Гублит. [28] ЦГАМО, д.3, л.1,3, 6, 14, д.7, л.14.15, 100,114. «Вся Москва» на 1927 г. (2-ая паг, с.119) добавляет С.В.Филичева и Р.Н.Марголину, заведующей названа та же «Бярзе» Анна Мартыновна. «Вся Москва» на 1923 г. указывает Е.В.Рыжавскую как зав.секрет.Главлита, и с учетом частых опечаток в справочнике, политредактор по репертуару Мосгублита в 1924 г. – возможно, то же лицо. Проч. сведения о прежней работе – из др. выпусков «Всей Москвы». [29] В 1925 г. распоряжения по гублиту стали реже и изменился их характер, но по меньшей мере до конца 1925 г. о ее увольнении и в «Бюллетене МОНО» не было объявлено (а в 1926 г. сведения о назначениях в преобразованном в «Еженедельник МОНО» издании стали нерегулярны и позже прекратились) [30] Секретарь гублита Н.Ф.Зайцев, 1897 г.рожд. окончил учительск.семинарию и без отрыва от работы – студент Промышленного отделения Московского Промышленно-экономического института (из иностранных языков изучал немецкий), марксистское образование – марксистские кружки и в институте, имел опыт работы в местных газетах в 1920-23 г.г. (в т.ч. корреспондент «Известий ТурЦИКа»), член РКП (б) с 17.11.1919 (политотдел Туркфронта), до 1917 г. в рев.движении участия не принимал, выпущен из военного училища 1.10.1917 г., с 15.10.17 по 15.01.18 – прапорщик 101 зап.полка, в РККА с 03.07.18 г., сначала на адм.-хоз.должностях, далее на ответственных на Туркфронте, 15.01.20-9.05.23 – в полевой рабоче-крест.инспекции, военно-полевом контроле (нач. Ревизион. Отдела ВПРКИ Туркфронта). О нем единственном в др. месте указано семейное положение – женат, содержит 1 иждивенца. Политредактор лит.секции Е.С.Овсянникова, 1894 г.рожд., окончила 4-х классное гор.училище в Москве, общеобразовательный курс и спец. отделения полит.-эк, ист. и ист.лит-ры в университете Шанявского (но неясно, были ли Филичев и Овсянникова знакомы ранее), библиотечные курсы в Петрограде, марксистское образование – 1915-17 г.г. подпольные кружки, далее – легальный профсоюз портных (в рев.движении – с 1916 г., профсоюз портных), 1918-19 г.г. – партшкола Городского райкома Москвы, 1920 – кружок при Высш.Кав.школе в Петрограде, член РКП (б) с 1915 г., в других партиях не состояла, в 1917 г. инструктор Моссовета по выборам в Учредительное собрание, с 1918 г. – секр. Городского райсовета Москвы, зав. упр. личн.состава и зав орг.учетн. п/о Эк.отдела того же района, секретариат Комиссариата труда, зав. библиотекой Высш.воен. шк. связи, сотрудник книгоиздательства «Новая Москва» (заминка в карьере, возможно, вызвана замужеством – данных о ее семейном положении, увы, нет). Политредактор репертуарного комитета А.М.Бирзе, 32 года, окончила Рижск. жен.гимназ., Рижск.гор.школу живописи и рисования, языки – рус., латыш. и англ. («не очень хорошо»), марксистское самообразование и Факультет общественных наук, сотрудничала в рижских газетах, свои труды – «Латыши до IX столетия» (и еще один неразборчиво «…всех времен и народов…»), в РКП (б) с 1914 г. (рижская орг.), в др. партиях не состояла, в рев.движении принимала участие до 1917 г. в Москве, с 1917 г. на должн. зав. мед.-сан отд. к-та в помощь беженцев-латышей, зав. эпид. отд. Лат. стрелк. див., зав. Музеем изящн. иск. им. Луначарского, зав. худ. п/о Бауманского ОНО, пом. зав. Худ.-контрольн. отд. МОНО. В дальнейшем согласно справочнику «Вся Москва» к 1930 г. проживала в Москве. Политредактор лит.секции.С.В.Феличев (или Филичев – в большинстве документов), 1891 г. рожд., окончил ВНУ, 2 годич.подгот.курсы и Народный университет (до 1915 г.), в 1917 г. – студент (Моск.ун-та, окончил), препод. шк. 2-ой ступени, далее – Рабфака, читал по фр. и нем., в газетах не участвовал, беспартийный, марксистское самообразование, в рев.движении не принимал участия. Был кандидатом на сокращение как беспартийный в период руководства Р.З.Розовой (почему-то вместе с Бирзе), сокращен в начале 1924 г. при сокращении штата, в июне-августе 1924 г. подавал заявления о повторном приеме, принят, и с 1925 г. несколько лет был вновь политредактором. ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.2 л.22, 25, 30, 43, 45-48, 56-57, д.7. л.49. [31] Бюллетень МОНО – № 6: 15.03.1924 – С.27 и № 29-30 от 20.10.1925 – С.6 [32] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.2, л.10,11 [33] Суров А.В. Цензурная политика Советского государства в 1917 – начале 1930-х гг.: дис. к.и.н. – Ярославль, 2002 – С.71, Ярмолич Ф.А. Цензура на Северо-Западе СССР. 1922-1964 гг.: дис. к.и.н. – С.-Пб., 2010 – С.51. О цензуре на Урале см. многочисленные работы и сборники документов С.А.Дианова (стал д.и.н. в 2012 г.) [34] Институты управления культурой в период становления. 1917 – 1930-е г.г. Партийное руководство, государственные органы управления: Схемы – М.:РОССПЭН, 2004 – С.123 [35] Отчет о работе Московского отдела народного образования за 1925-26 год – б.м., б.г. – С.48 (экз. ГПИБ) [36] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.2, л.52 [37] Ср. с опубликованным М.В.Зеленовым Отчетом Нижегородского Гублита за 1924-1925 гг. – http://www.opentextnn.ru/censorship/russia/sov/org/mestnaia/nn/otchet/?id=4315 [38] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.42, 44. Для контроля их выступлений в районах и уездах – что интересно, уже после постановления ВЦИК от 21 апреля 1925 г. о концентрации цензуры репертуара артистов ак.театров в ГРК и отмене преварительной цензуры для заслуженных и народных артистов (СУ 1925, № 25, ст.182) [39] Выписки из протоколов укомов о назначениях уездных уполномоченных Мосгублита и др. документы по л/с см. ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.1. [40] Так по всей стране, при введении этой должности по Положению об уездных инспекторах по делам печати и зрелищ от 26.03.1924 г. – Суров А.В. Указ.соч. – С.66. [41] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.6 [42] Почему-то нет их ни одного от «образцового» Воскресенского уезда, где уком заслушал доклад уполномоченного – редактора местной газеты Б.В.Сергеева, энергичного молодого человека 1903 г.рожд., и констатировал недостаточное руководство им от гублита, постановил регистировать у него все стенгазеты РКП (б) и РКСМ – видимо, с учетом пожеланий самого этого инспектора. (Член РКП(б) и профсоюза рабпрос с сент. 1923 г., член бюро гор.ячейки РКП, ответств. корресп.укома, редактор «Воскресенских известий», образование среднее, студент московского института – это единственные биосведения об уездном звене). Там же, д.1, л.8,11 [43] Там же, д.6, л.44-49. Правда, число грубых ошибок на список из 371 наименования небольшое, но их нелепость говорит сама за себя. [44] Там же, ф.966, оп.1, д.858, л.40. Докладная записка зам.зав.Мосгублитом Васильева и.о.зав.МОНО Шимбиреву с его резолюцией о согласии от 18.08.1923 г. (но, насколько известно, т.Рафаил не выполнил обещание своего зама). [45] Там же, ф.4405, оп.1., д.3, л.1. Распоряжение №1 по Мосгублиту от 18.05.1924 г. [46] Там же, д.7, л.11-12, 21-22 [47] Там же, д.7, л. 39, 43, 90, 99, 108,111-112, 128-130. Например: «По имеющимся данным оно было одобрено Губпланом и почему-то по распоряжению тов.Гордеева от 31 VIII [1925 г.] за № 20218 положено в архив». В 1926 г. Мосгублит банально «прозевал свое счастье»: в начале года им получена положительная резолюция, а затем в августе-сентябре при повторном обращении оказалось, что уездные штаты уже сверстаны без всяких уинспекторов печати и зрелищ (т.е. надо было постоянно напоминать о своих нуждах, а не ждать естественного хода дел). [48] Там же, д.7, л.10, 89 и об. [49] Там же, д.3, л.15 [50] Комячейка МОНО планировала получать доклады о работе Гублита и Художественного подотдела (Бюллетень МОНО – № 6: 15.03.1924 – С.27), но возможно, что это просто иная форма демонстрации активности Бирзе и проч. [51] Адреса из справочника «Вся Москва» за разные годы, а также: Театральная Москва: Театр-Музыка-Кино. Путеводитель – М.:Изд.МКХ,1926 и Театральный и музыкальный справочник на 1929 г. по СССР – М.-Л.: Теакинопечать, 1929. Между тем Главлит и Главрепертком никуда в это время не переезжали из здания Наркомпроса – Чистопрудный бул., 6. [52] Правка Центральной плановой комиссии опять была благожелательной (с некоторыми смягчениями: «принять меры к разграничению работ Гублита и Главлита» и т.д.) – ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.43,45,47,79, 128-130 [53] МОНО действовал в крайне стесненных бюджетных рамках: на 1923/24 г. бюджет был снижен по сравнению с предыдущим годом, а 1924/25 г. был закончен с дефицитом в 2 млн. руб. (из всего порядка 20 млн.; расходы на центральный аппарат не превышали 650 тыс. руб.). Поэтому МОНО был вынужден обращаться к платности школы выше начальной и т.д. См.: Бюллетень МОНО – №5: 01.03.1924 – С.8-10, и № 28: 01.10.1925 – С.4-10 [54] Бюллетень МОНО – №6: 20.02.1925 – С.2. [55] История советской политической цензуры… – С.264 [56] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.7об [57] Бюллетень МОНО – № 26-27: 20.09.1925 – С.20. Согласно Положению оно с «целью устранения из постановок зрелищных предприятий элементов художественно-идеологической невыдержанности»… «визирует разрешения на устройство зрелищных представлений». [58] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.77 [59] Бюллетень МОНО – № 35: 10.121925 г. – С.8 [60] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.3, л.9. (пункт в распоряжении по Мосгублиту от 24.08.1924 г.). Видимо, с чекистами из ПК не удалось тогда договориться, и в распоряжении от 1.09.1924 г. смежниками по контролю за ресторанами и пивными указаны Горком эстрады и Художественный подотдел МОНО. [61] «…Кафешантанная (фокстротная) музыка преобладает на эстраде, проникает в рабочие клубы, а через граммофоны и в рабочий быт» – отмечалось в циркуляре Главреперткома от 03.05.1928 г. См.: Цензура в Советском Союзе. 1917 – 1991.: Документы / сост. А.В.Блюм – М.:РОССПЭН, 2004 – С.177 [62] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.4-6, 7об, 11 и об., [63] Там же., д.7, л.91-92, 107. Подсчеты процентов – из документа. [64] Число частных издательств (включая частно-кооперативные) в Москве достигло пика в 232 шт. в 1922 г., в 1924 г. снизилось до 148, в 1926 г. – до 70 и в 1928 – до 38. См.: Горшков Ю.А. Будущность кооперативных издательств: логика настоящего плюс опыт прошлого // Книга. Исследования и материалы. – Сб.61 – М., 1990 – С.69. [65] ЦГАМО, д.3, л.14, 17, 18, 21. [66] Отчет о работе МОНО за 1923-24 учебный год…-С.104, Отчет о работе МОНО за 1925-26 год… – С.47. Судя и по книгам и брошюрам второй половины 20-х г.г., число номеров разрешений Мосгублита переваливало за 40 тыс. [67] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.7 [68] Там же, д.3, л.3об, д.7, л.2 и об. [69] Там же, д.3, л.7, 9, 19. Видимо, только с этими учреждениями удалось договориться. [70] Там же, ф.966, оп.1, д.858, л.107-108. Недатированная копия, по контексту – весна 1924 г. [71] История советской политической цензуры… – С.280. Наряду с Ленинградом и Дальним Востоком. [72] Бюллетень МОНО – № 5: 01.03.1924 – С.1; Еженедельник МОНО – № 7: 29.02.1928 – С.5 [73] Бюллетень МОНО – № 7:01.03.1925 – С.29. Сам Гублит – комн.205, а вот зав.Худ.п/отдела – в др.месте, комн.103 [74] Положение о последнем издано сначала в июне 1926 г., а с поправками (из его состава исключены представители центральных учреждений профсоюза Рабис, Главполитпросвета, Главреперткома, изменены сроки заседаний: вместо не реже 1 раза в неделю, «не чаще») – в сентябре 1926 г. – Еженедельник МОНО – №26-27: 18.06.1926 – С.15 и № 38-39: 09.10.1926 – С.19. [75] Художественный отдел был учреждением на самоокупаемости, и после передачи большинства хозрасчетных подразделений МОНО в Административно-Хозяйственное управление Моссовета (возможно, также и в связи с упразднением «Кино-Москвы») преобразован в УМЗП с коммерческими функциями в августе 1925 г. (фактически – с 1.10.1925 г., а формирование штата УМЗП за счет бывших сотрудников Худож. Подотдела продолжалось еще в середине ноября). Бюллетень МОНО – № 7: 01.03.1925 – С.21, №24-25: 25.08.1925 и № 35: 10.12.1925 – С.8, Еженедельник МОНО – №20-21: 21.05.1926 – С.4 [76] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.77. Постановления комиссии налегали на необходимость повышения идеологической выдержанности театров, находившихся в ведении УМЗП – под контролем, прежде всего, худсовета губполитпросвета, деятельность которого должна быть распространена и на рабочие клубы. Также отмечено отсутствие права худ.инспекторов политпросвета отменять спектакли и делать изменения в производственном плане без санкции зав.губполитпросветом и без согласия гублита (что, видимо, говорит о случавшихся инцидентах). [77] Там же, д.7, л.101-103, 122-126. Распоряжение по МОНО разграничивало полномочия Губреперткома и Художественного отдела, давая последнему право запрещать или изменять постановку за антихудожественность, уже разрешенную Гублитом по политическим мотивам (но не наоборот), и возлагая на Художественное отделение разрешение новых зрелищных предприятий (что и ранее вызвало разногласия, т.к. принижало гублит). [78] Число подведомственных органам Моссовета театров сокращалось, т.к. при стабильном числе театров (оно колебалось между 26 и 30 в 1923-1927 г.г. – Театры Москвы. 1917 – 1927… – С.9) часть перешла в разряд академических, подчиненных Наркомпросу (к Большому, Малому и МХАТу к 1927 г. добавились студии МХАТа и Малого, Экспериментальный, Театр им.Сафонова, Театр им.Вахтангова, Камерный и Еврейский; всего их стало 11); См.: Жидков В.С. Указ.соч. – С533. [79] Бюллетень МОНО – № 32-33: 20.11.1925 – С.17 [80] Еженедельник Народного Комиссариата Просвещения – 21.07.1923 – № 6 (35) – С.21-22 [81] Главлит одержал победу и в 1926-ом – начале 1928 г. оставшийся в его составе Главрепертком стал ведущим органом контроля за зрелищами. Бондарева Г.А. Указ.соч. – С.67-70. [82] Еженедельник Народного Комиссариата Просвещения – 11.09.1925 – № 37 (87) – С.27 [83] Отчет о работе МОНО за 1923-24 учебный год…-С.104, Отчет о работе МОНО за 1925-26 год… – С.47:
На 1 октября 1924 г. в ведении Гублита было 60 зрелищных предприятий, из них 20 театров и 40 кино, на 1 октября 1926 г. – 175, из них 13 театров (на 2 меньше данных архивного отчета – возможно, на разные даты), 50 кино и 112 «пивных с эстрадными выступлениями». Что означает такой большой рост просмотра текстов постановок в 1925/26 г. в точности неизвестно (связано ли с ликвидацией Худ.подотдела МОНО), но видно, что просмотр постановок на местах Гублит вел на пределе своих возможностей, не мог его наращивать (тогда как просмотр текстов – мог). Имеется небольшое дело (10 листов) с отзывами о постановках в Театре им. Мейерхольда и Экспериментальном театре (ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.8) и, судя по подписям, к отзывам помимо политредакторов и лично зав. Мосгублитом привлекались представители Худ.отдела Губполитпросвета. Практиковались и совместные просмотры спектаклей с представителями Главреперткома (пример см.: Жидков В.С. Театр и власть, 1917-1927 – М.:Алетейя, 2003 – С. 518). Возможно, привлекались и др. работники Главлита: неясен статус некоего В. Пчелинцева, автора нескольких отзывов, подражающих критическим статьям в печати, но далее в 1929 г. он был политредактором Русского отдела Главлита (см. штат со списком его личного состава, опубликованный М.В.Зеленовым http://www.opentextnn.ru/censorship/russia/sov/org/glavlit/struktura/?id=129). Всего же в театрах Москвы в 1923-1927 г.г. проходило 4-4,5 тыс. постановок (не наименований) в год, наиболее популярные спектакли шли до 40-50 раз в сезон (иногда больше – рекорд у «Зойкиной квартиры» Булгакова, прошедшей 91 раз за первый сезон), более-менее кассовые спектакли шли обычно от 15-20 раз в сезон в течение 3-5 лет (см. списки в Приложениях в сборнике «Театры Москвы. 1917-1927»). [84] Там же, д.7, л.7об. Отдельно отмечены из запрещенных: «Дэзэ» – оперетта, построенная исключительно на сексуальных моментах» (наряду с др. «парнографическими»: «Право синьора», «Человек, добродетель и зверь» А.Пиранделло), «Ураган» – «мещанская драма, возводящая ревность в героизм», «После красного вихря» – румба-пьеса тенденциозно затушевывающая классовые противоречия», «Яшка-цыган» – пьеса рисующая революционеров в виде бандитов с большой дороги», «О-ля-ля» – оперетта выставляющая в героической области коронованную знать». [85] Репертуарные планы московских театров, находившихся в ведении Мосгублита, но имевших всероссийское значение (им.Мейерхольда, Революции, Сатиры, МГСПС, Комедии) должны были утверждаться также и Главреперткомом. – Бондарева Г.А. Указ.соч. – С.138. [86] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.7, л.96-97 и об. Всего в уездах, кроме Московского, к 1927 г. было театров без постоянных трупп 25 городских и не менее 21 сельских и поселковых (возможно, не по всем уездам учтены), см.: Справочная книжка советского работника на 1927-28 г. – М.: Изд.Моссовета, 1927 – С.197-218 (подсчет авт. по сведениям об уездах) [87] Постановления СТО от 14 декабря 1923 г. о порядке производства фото-кино съемок воинских частей и военных сооружений и СНК СССР от 16 сентября 1926 г. о контроле за аэрофото- и киносъемками – по сути его развитие и уточнения. [88] В Москве такие разрешения выдавались Административным отделом Моссовета, в губернии – уездными управлениями милиции (для представителей Госкино эти разрешения не требовались, достаточно удостоверений). Разрешение на открытие кинотеатров лежало на местных советских органах, в Москве это был также Административный отдел Моссовета, в индивидуальном порядке, аналогично театрам (а с технической противопожарной стороны разрешение давал Губинженер). – Сборник действующих обязательных постановлений Президиума Московского Совета р.к. и к.д. – Вып.1 – С.131-132; Сборник действующих на 1-е мая 1925 г. обязательных постановлений Президиума М.С.Р.,К. и КД… – С.155-164, 172-174 и в последующие годы. [89] Только в 1926/27 г. количество копий фильмов советского производства превзошло иностранные – 6361 против 5513, но поскольку советские фильмы шли в большем числе копий (в среднем 42 против 16-18), очевидно, что иностранные наименования еще преобладали. Число копий импортных фильмов стало уменьшаться лишь с 1927/28 г., чему помимо политики Совкино, видимо, способствовал бойкот продажи фильмов в СССР ведущими кинокомпаниями США в 1925-28 г.г. – Кино-справочник / сост. и ред. Г.М.Болтянским – М.-Л.:Теакинопечать, 1929 – С. 33-35, 357-358. [90] Причем цены со временем только росли: более чем вдвое с 1923/24 по 26/27 г.г. (до 75 тыс.р.) – Там же – С.28 [91] Для Москвы постановлением Президиума коллегии Наркомпроса от 24 мая 1923 г. был установлен особый порядок: помимо визы Главреперткома требовалась виза МОНО (кроме фильмов Госкино), для согласованности политики предполагалась посылка представителей МОНО в киносекцию ГРК (Цензура и органы цензуры в постановлениях Наркомпроса. 1922-1924 гг./ публ. М.В.Зеленов – // Цензура в России: история и современность. Вып.3 – С.Пб.: РНБ, 2006 – С.271). Скорее всего это было связано с наличием проката «Кино-Москвы» при МОНО. [92] Пиливер И.С., Дорогокупец В.Г. Указ.соч. – С.22-26, 77-78, 230. [93] Во главе культурного строительства: Московские коммунисты – организаторы и руководители культурного строительства в столице: [Cб.док-тов] – Книга I: Ноябрь 1917 – июнь 1941 – М.: Моск.рабочий, 1983 – С.300-301. Годовая пропускная способность кинотеатров Москвы при 25 днях работы в месяц и 3 ежевечерних сеансах оценивалась в 21,77 млн. зрителей в год, это примерно в 5 раз больше, чем у театров. [94] Отчет о работе МОНО за 1923-24 г… – С.104, Отчет о работе МОНО за 1925-26 год… – С.47. Под наблюдением гублита в 1923/24 г. состояло 40 кинотеатров, а к 1 октября 1926 г. их число выросло до 50 (т.е. вся коммерческая сеть без клубов); количество зарегистрированных кинопаспортов указано только в первом из этих отчетов – 659. [95] Как это сделал и.о. зав. гублитом Васильева 8 октября 1923 г. на претензии со стороны «Кино-Москвы», переданные с требованием разъяснений от т.Рафаила. – ЦГАМО, ф.966, оп.1, д.858, л.145. [96] Во главе культурного строительства… – С.292. В фонде Мосгублита преобладают документы 1923-25 г.г., а первое принципиальное постановление о радиоцензуре – Радиокомиссии Агитпропа ЦК ВКП (б) – состоялось 3 декабря 1925 г., конкретные организационные меры не закончились и в течение 1926 г. См.: Горяева Т.М. Радио России: Политический контроль радиовещания в 1920 – начале 1930-х годов – М.:РОССПЭН, 2000 – С.81-82 и др. [97] Инструкцию см.: Еженедельник Народного комиссариата просвещения – № 36(86) – 04.09.1925. Количественные данные см. – Бондарева Г.А. Указ.соч. – С.214-215. [98] Зеленов М.В. Аппарат ЦК РКП (б)-ВКП(б), цензура и историческая наука в 1920-е годы – Нижний Новгород: Волго-Вят. акад. гос. службы, 2000 – С.287-301 [99] Вся Москва на 1928 г. – 2-ая паг., с.148; данные о прежних местах работы – из аналогичного справочника на 1927 г. [100] Еженедельник МОНО – №2-3: 28.01.1928 – С.18, № 21-22: 21.06.1928 – С.34 и № 23-24: 13.07.1928 – С.28-29. [101] Институты управления культурой в период становления… – С.124-125, 128-129 [102] Вся Москва на 1929 г. – 2-ая паг., с.127; данные о прежних метах работы – из справочника на 1928 г. [103] Вся Москва. Адресная и справочная книга на 1930 г.. – М.: Мосрекламсправиздат, 1929 – 1 паг. – С.78. Заведующим Мособлитом назван опять Л.В.Островский; инспектор по области – Корнилов В.М., политредакторы по репертуарной части – Кротов В.Д., Петров С.Н., Щагин А.И. (ранее артист Театра «4-я студии» и Театра Революции и др.), Рославец Н.И. [? – прим.автора], по литературной части – Альтман Г.Ю., Гладышева А.Я., Грушевский Л.М., Казаринова А.П. (ранее инспектор по ликвидации неграмотности Мосгубполитпросвета), Таллер Л.П., Колчин С.С. (из Главлита), Рыжев М.П. (или Рыжов – из Главлита), Летунов В.В., а также злосчастный Г.А.Галгут (из «Рабочей Москвы», а ранее – зав.отделением печати и зрелищ Политконтроля ГПУ, см.: Лубянка: органы ВЧК, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, МВД, КГБ. 1917-1991.: Справочник – М.:МФД, 2003 – С.30), арестованный позже, в 1935 г., за утерю «Перечня сведений, составляющих государственную тайну», возвращенного затем из литовского посольства (Большая цензура: Писатели и журналисты в стране Советов, 1917-1956 / сост. Л.В.Максименков – М.:Демократия-Материк, 2005 – С.390). Сведения о прежней работе прочих – как и ранее из «Всей Москвы» за предыдущие годы. [104] Постановлением ВЦИК от 14 января 1929 г. образована Центральная промышленная область, переименованная 3 июня 1929 г. в Московскую (СУ 1929 г., № 10 ст.116 и № 41 ст.437) [105] ЦГАМО, ф.4405, оп.1, д.8, л.12-48 и далее [106] Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917-1991 г. – М.:РОССПЭН, 2002 – С.195.
(2.2 печатных листов в этом тексте)
|
ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ > news > Цензура и текст > Цензура в России после 1917 г. > Библиотека > Исследования > Батулин П.В. > П.В. Батулин. Мосгублит в середине 1920-х гг.