Гужаловский Александр Александрович – доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры этнологии, музеологии и истории искусств Белорусского государственного университета, (Минск, Беларусь)
Местонахождение материалов делопроизводства Главлитбела – Отдела военной цензуры и Главлита БССР в 1922–1941 гг. неизвестно. Наиболее вероятно то, что частично они были уничтожены в ходе политической чистки цензурного ведомства 1937 г., а частично погибли во время войны. Поэтому источниковедческой базой для историков цензуры в Советской Белоруссии межвоенного периода является преимущественно отчетная документация Главлитбела – Отдела военной цензуры и Главлита БССР, а также Главреперткома, полученная отделами печати, а также пропаганды и агитации ЦК КП(б)Б, а также решения бюро и постановления ЦК КП(б)Б по вопросам цензуры. Немногие протоколы заседания коллегии Главлитбела и Главреперткома, сохранившиеся в фонде Наркомпроса БССР датируются 1922–1923 гг. Несколько сюжетов отражающих установление тотального политического контроля за информационным обеспечением общества мы встречаем в материалах переписки ЦК КП(б)Б с ОГПУ–НКВД. Ценные свидетельства участников событий того времени имеются в периодике 1920–1930-х гг., а также мемуарной литературе.
Материалы делопроизводства Главлита БССР в 1944–1990 гг. хранятся в Национальном архиве Республики Беларусь, они сгруппированы в фонд № 1195. Фонд Главлита БССР изобилует лакунами (в наибольшей степени хронологически относящимися к последнему, “брежневскому” периоду его существования) и не в полной мере отражает деятельность цензурного ведомства. Делопроизводственная документация последнего уничтожались на протяжении всего послевоенного периода в соответствии с существовавшим приказом о трехлетнем сроке ее хранения. Большинство открытых и секретных документов Главлита БССР исчезла в последние годы существования Советского Союза и особенно в 1990 г., когда московское руководство приказом «Об архивах Главлита» позволила своим подчиненным в республиках принимать самостоятельные решения об уничтожении ненужных бумаг.
Лакуны в фонде 1195 позволяет до некоторой степени восполнить отчетная документация Главлита БССР, полученная в ЦК КПБ, а также партийные решения и постановления относительно политического контроля за информационным обеспечением общества в 1944–1990 гг. Сохранились также протоколы заседаний Реперткома Управления по делам искусств при Совете Министров БССР, а также органов превентивной цензуры – репертуарно-редакционных коллегий, сценарно-редакционных комиссий, художественных советов при Министерстве культуры БССР. Важным видом источников для изучения цензуры в 1944–1990 гг. являются воспоминания бывших сотрудников цензурного ведомства, писателей, театральных и кинорежиссеров, а также журналистов, которые сталкивались с Главлитом БССР по своим должностным обязанностям.
Всё вышесказанное целиком относится к изучению цензурного контроля печатных СМИ в послевоенной БССР.
Сразу после окончания войны возникла необходимость реорганизации системы средств массовой информации республики для работы в мирных условиях. Партийное руководство делало шаги по привлечению в СМИ военных журналистов, денежных средств, полиграфической техники, бумаги. Шаг за шагом шло восстановление вначале республиканских, затем – областных и молодежных газет. Постепенно увеличивался объем изданий. Государство, используя политическую и организаторскую силу журналистики, направляло ее на привлечение широких масс к работе по восстановлению народного хозяйства, на усиление идеологической пропаганды.
В 1946 г. в БССР уже издавалось 9 республиканских, 11 областных, 10 городских, 161 районная и 4 отраслевых газеты, а также 6 журналов («Большевик Белоруссии», «Белоруссия», «Пламя», «Работница и крестьянка», «Березка», «Ежик»). Особое место в структуре всей белорусской печати занимали газеты «Звезда» и «Советская Белоруссия» – органы ЦК КП(б)Б, Верховного Совета и Совета министров БССР. В условиях тоталитарного режима они выполняла функции директивных органов, указания которых были обязательны для прессы и других идеологических институтов. Разовый тираж печатных СМИ тогдашней БССР составлял: республиканских газет – 763 тыс., областных – 392, 5 тыс., районных – 196, 5 тыс., журналов – 90 тыс.[1]
Специальные структурные подразделения партийных органов (секторы печати отделов пропаганды и агитации ЦК, обкомов, райкомов) осуществляли непосредственный ежедневный контроль за газетами и журналами. Там согласовывались перспективные планы работы редакций республиканских газет, тематика передовых статей, тексты докладов партийных руководителей, изображения классиков марксизма-ленинизма и партийных деятелей. Сообщении ТАСС, которые рассылались по советским газетам, сопровождались жесткими инструкциями парторганов на какой полосе газет помещать эти материалы. Главные редакторы двух белорусских газет – «Звезды» и «Советской Белоруссии» входили в номенклатуру ЦК КПСС, остальные – до редакторов областных газет включительно – в номенклатуру ЦК КП(б)Б.
С целью увеличения эффективности партийной пропаганды через печатные СМИ, партийные постановления в рассматриваемый время были приняты почти по всем типам газет – республиканским, областным, городским, районным. Партийные органы регулярно проводили семинары для газетных работников, куда приглашались цензоры, которые делали доклады о сохранении государственной тайны в печати.
Уже 20 июня 1945 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об улучшении качества и увеличении объёма республиканских, краевых и областных газет». Это постановление явилось программным для всей советской прессы. Установленный с 15 июля 1945 г. четырехполосный объем республиканских и областных газет требовал от редакций расширить информацию о жизни СССР, союзных республик, областей, публиковать больше материалов по проблемам промышленности, сельского хозяйства, культуры, уделять больше внимания работе с населением. В постановлении определялась не только основная проблематика газетных материалов, но обращалось внимание также на их оформление, использование различных газетных жанров. Главное же внимание в постановлении было обращено на то, чтобы все газеты стали «боевыми органами политического воспитания масс», важнейшим средством «партийного управления массами»[2].
Характер взаимоотношений партии и прессы передает следующий отрывок из воспоминаний известного белорусского журналиста и переводчика В. Е. Тараса: «В кабинете [главного редактора газеты “Звезда” А.Г.] Пыжкова проводится планерка … Обычная редакционная текучка. Вдруг звонит «вертушка», т. е. телефон спецсвязи … Трубку Пыжков берет с большим уважением, будто здоровается за руку со своим невидимым абонентом, говорит по-русски: “Слушаю. Да, Тимофей Сазонович, это я. Чем занят? Провожу планерку. Что в завтрашнем номере? Минуточку!”. Пыжков свободной рукой показывает Пашкевичу, чтобы тот дал ему верстку завтрашнего номера и начинает подробно перечислять материалы, которые в нем стоят, называет фамилии авторов, их должности, кратко пересказывает содержание наиболее важных статей. Уверяет своего собеседника, что все факты, которые подаются в материалах, проверенные. Как и авторы. Превращение Василия Андреевича в простого смертного, его голос, который с весомо-начальствующего сделался каким-то тихим, понятны: Тимофей Сазонович – это секретарь ЦК КП(б)Б по пропаганде Горбунов, куратор всех республиканских газет, их главный цензор и советчик»[3].
Газеты часто опаздывали с выходом на несколько часов в связи с указаниями партийных органов срочно включить важные материалы. Например, 30 января 1962 г. газета «Красная смена» опоздала с выходом на 45 минут из-за того, что нужно было срочно поместить интервью Ф. Кастро. 28 января того же года газета опоздала на 43 минуты из-за сообщения о созыве пленума ЦК КПСС. 16 января – на 7 часов 15 минут из-за речи Н. С. Хрущева на совещании работников сельского хозяйства БССР[4].
Сотрудники секторов печати отделов пропаганды и агитации партийных органов регулярно составляли обзоры печати для вышестоящего руководства. В одном из подобных обзоров бобруйской областной газеты «Советская Родина» за октябрь 1951 – апрель 1952 гг. мы читаем: «Газета неудовлетворительно освещает марксистско-ленинскую подготовку кадров». Тут же автор обзора указывает на ошибку Главлита: «19 февраля 1952 г. в газете была напечатана статья Зуйкова “Марксистско-ленинское учение о классах и классовой борьбе”, в котором автор утверждал, что в СССР – стране, где победил социализм идет классовая борьба». В обзоре «Гомельской правды» за осень 1953 г. указывалось: «Газета недостаточно пропагандирует решения партии и правительства по вопросам сельского хозяйства. До сегодняшнего дня на ее страницах нет материалов в помощь агитатору, а также основательных пропагандистских статей, объясняющих постановления Пленума ЦК КПСС». В 1954 г. указывалось на следующие недостатки в слонимской районке «Свободный труд»: «В районе имеются хорошие агитаторы, докладчики. Но о них газета пишет мало. Редакция забывает о главном в проведении политической работы – содержании бесед, докладов»[5].
В октябре 1947 г. ЦК КП(б)Б критиковал газеты «Звезда» и «Советская Белоруссия» за то, что они ограничились лишь перепечаткой статей из центральной московской печати об «антипартийном поступке» президента АН БССР генетика А. Р. Жебрака, не дав собственных критических материалов. В январе 1948 г. критике подвергся журнал «Ежик» за то, что тот «… не откликнулся на такие важные вопросы, как низкопоклонство и угодничество некоторой части интеллигенции перед заграницей, увлечение части молодежи внешним блеском, красивой мишурой». Вообще «Ежик» из-за своей сатирической специфики привлекал особое внимание партийных идеологов. Например, в феврале 1953 г. его проверяла специальная комиссия ЦК КПБ, которая по результатам проверки подготовила докладную записку на имя первого секретаря ЦК Н. С. Патоличева. В ней резко критиковались фельетоны А. Макаенка – «Тайна храма», который появился в 18-м номере («написан в развращенной манере», «огульная критика наших ученых») и «Степан Степанович», напечатанный в 24-м номера («показаны какие-то чудовища, которые разговаривают диким языком»)[6].
Партийное руководство не ограничивалось констатацией ошибок и недостатков журналистов. После публикации 26 мая 1946 г. в газете «Ленинец» Высоковского района Брестской области «политически вредной» заметки о сборе православными священниками денег и продуктов питания для детей-сирот, ЦК вынес автору заметки – заместителю председателя райисполкома Журавлеву и редактору газеты Лошутову партийные взыскания[7]. А 6 октября 1949 г. был изъят весь тираж районной газеты «Ивенецкая правда», ее ответственного редактора Малкова отстранили от работы за то, что в словосочетании «Великий Октябрь» был изменен порядок слов[8].
В начале 1953 г. старшего наборщика кохановской районной типографии А. И. Ванцевич уволили с работы за ошибки, сделанные в наборе текстов (например, один из номеров газеты «Сталинский призыв» вышел со словом «рабов» вместо слова «работ»), а также за искажение клишированного портрета С. М. Кирова[9]. В мае того же года Стародорожский райком партии принял решение уволить с работы в типографии Е. А. Жуковского, Г. М. Сытько и Н. С. Демидович (на редактора газеты «За Советскую Родину» И. М. Ермоловича и райлита Л. П. Кушнера наложили партвзыскание) за грубую политическую ошибку, совершенную в номере газеты от 28 февраля[10]. Цензоров также наказывали. В 1950 г. начальник Главлита БССР Ф. И. Дадиомова вынесла выговор цензору предварительного контроля Нетылько «за пропуск политической ошибки» в передовице «Советской Белоруссии», где было напечатано «укрепление мелких колхозов» вместо «укрупнение мелких колхозов». В следующем году сменивший Ф. И. Дадиомову Л. В. Садовский подобным образом наказал цензора предварительного контроля Бадяй, который допустил искажение смысла в газете «Колхозная правда» – вместо слова «агрессивная» там было напечатано слово «прогрессивная»[11].
В наиболее сложных ситуациях, связанных с идеологическом контролем СМИ, партийные органы прибегали к помощи секретных служб. Интересный пример «спецоперации» КГБ, проведенной накануне официального визита в Минск парламентариев Цейлона приводит известный белорусский журналист А. А. Толстик. Во время этой операции сотрудникам комитета пришлось срочно изымать из киосков в минском аэропорту первомайский номер «Красной смены», где рассказывалось о том, как во время демонстрации трудящихся на Цейлоне погиб знаменосец (что было конъюнктурной выдумкой журналистов «Красной смены»)[12].
В разделах отчетов Главлита БССР послевоенного десятилетия, посвященных периодической печати мы преимущественно находим описания обычных опечаток, либо указания на плохое качество клише, что квалифицировалось цензорами как политические провокации. Одна из подобных ошибок, сделанная в газете «Советская Белоруссия» от 29 мая 1948 г. заставила ее ответственного редактора А. В. Романова писать объяснительную записку на имя секретаря ЦК КП(б)Б по идеологии М. Т. Иовчука. Речь в ней шла об объявление про лекцию в минском парке имени Горького, где вместо аббревиатуры «ЦК КП(б)Б» была напечатана абрывиятура «ЦК ВКП(б)», что сам А. В. Романов квалифицировал как «грубую политическую ошибку»[13].
Подобным образом оценил события, произошедшие 2 марта 1946 г. редактор газеты «Звезда» Д. И. Драгун. В тот день ему пришлось забраковать 5 тыс. экземпляров 44-го номера газеты из-за искажения клише (черное пятно в виде вопросительного знака на лице секретаря ЦК П. К. Пономаренко), в результате чего тираж газеты опоздал на 7 часов[14]. Уничтожения частей тиражей газет не были исключительными событиями в издательской практике послевоенных лет, что объяснялось как примитивной типографской техникой, так и нехваткой квалифицированных специалистов. Обычно «политические» дефекты в газетных номерах уже во время изготовления тиража находила последующая цензура.
В 1945 г. из-за «грубых политических искажений» (читай, опечаток) были частично уничтожены и напечатаны заново тиражи газет «Красная смена», «Полесская правда», «Витебский рабочий». В следующем году четыре раза частично изымались тиражи бобруйской областной газеты «Советская Родина», дважды – тиражи полоцкой газеты «Большевистский флаг», по одному разу – тиражи областных «Гомельской правды», «Красной Звезды», «Полесской правды», «Витебского рабочего», «Крестьянской газеты», а также ряда районных газет. 2 февраля 1947 г. был уничтожен почти весь тираж (75 тыс. экземпляров) «Советской Белоруссии», 22 февраля того же года уничтожили тираж «Литературы и искусства» (15 тыс. экземпляров), 23 февраля – тираж «Сталинская молодежи» (2 тыс. экземпляров). Как и в предыдущие годы уничтожались также тиражи областных и районных газет. Всего в 1947 г. цензура изъяла полностью тиражи десяти номеров республиканских, областных и районных газет, где были допущены «грубые политические ошибки»[15].
Подобная практика продолжалась в последующие годы. Например, что 28 марта 1952 г. изъяли весь тираж «Зорьки» из-за того, что в статье, посвященной Л. да Винчи утверждалось, что он изобрел парашют, хотя, как отмечал цензор, «… всем известно, что его изобрел русский самородок Котельников»[16].
Некоторые опечатки, выявленные цензорами в газетах действительно имели характер открытого издевательства над режимом. Накануне открытия выставки немецкого трофейного вооружения в Минске в ноябре 1944 г. было изъято 14 тыс. экземпляров номера «Звезды», которая посвятила выставке целую полосу под названием «Выставка победителей». Архивные источники не сохранили информацию о том, как наказали сотрудников редакции логойской районки «Новая деревня», которые заверстали «неродной [вместо «народный» А.Г.] суд дал преступникам по заслугам», или сотрудников «Витебского рабочего», в одном из номеров которого заверстали «Ленин творчески разбил [вместо «развил» А.Г.] марксизм». В ляховичской районной газете «Советский патриот» адна из статей была названа «За похороны мира» вместо «За сохранение мира». Газета «За коммунизм» политотдела 2-й миорской МТС Полоцкой области напечатала фразу «С большим усилием [вместо «вдохновением» А.Г.] было принято письмо товарищу Сталину».
Иногда авторы газетных материалов пытались дать факты, характеризующие реальное социально-экономическое, политическое, культурное положение в республике, что не укладывалось в советские пропагандистские штампы. Все неудобные факты безжалостно вычеркивались цензорами. Сегодня сводки цензорских вычеркиваний, сделанных в печатных СМИ можно рассматривать как интересный, специфический первоисточник по новейшей истории Беларуси.
В 1946 г. барановичский обллит вычеркнул из слонимской районной газеты «Свободный труд» следующее предложение: «Рабочие по 8 дней не получают хлеба, а если получают, то это не хлеб, а мякина». Тогда же полоцкий обллит убрал из областной газеты следующее: «За 5 месяцев не выплачена зарплата, работники культпросветучреждений не получают продуктовых карточек, не получают никаких промтоваров». 15 ноября 1946 г. из «Гродненской правды» исчезло: «Крестьяне задержали на хуторе Дергужи неизвестного, который пытался перейти границу. Задержанный по фамилии Пражайчик оказался крупным диверсантом»[17].
В 1951 г. цензоры Главлита БССР не пропустили в газете «Заря» Волковысского района заметку «Из зала суда», где сообщалось, что за хищение в колхозе 140 снопов один из виновных был осужден на 10 лет заключения. В газете «Сталинец» Добрушского района сняли информацию, где сообщалось о продаже с торгов домов большого количества граждан за неуплату задолженности коммунбанку. Из газеты «Вперед» Миорского района было снято предложение: «В этом колхозе всего одна голова рогатого скота и одна свинья». А из газеты «Ленинец» Берестовицкого МТС – «… у нас рабочие годами не моются»[18].
Из 61-го номера за 1952 г. газеты Крулевщизненской МТС Полоцкой области «По сталинскому пути» исчезло: «До сегодняшнего дня медицинские учреждения не удовлетворяют потребности населения района». Из бобруйской областной газеты «Советская Родина» от 12 января 1952 г. убрали: «В Стародорожском районе более 200 детей школьного возраста в этом году не охвачены учебой. Из общего числа 8597 учеников не успевают по результатам I-го полугодия 1921»[19].
Вот еще несколько примеров из главлитовского отчета за 1952 г. С одного из номеров газеты «Звезда» было снято предложение: «Из 707 трудоспособных колхозников колхоза «Большевик» «…не выработали минимум трудодней 602 и 61 не выработали ни одного дня». Из газеты «Колхозная правда» было снято: «В Богушевском районе Витебской области невыходы на работу в августе месяце составили 18 тысяч человекодней или 30% трудовых резервов». Из «Витебского рабочего» – «На полях Суражского района остались неубранными свыше тысячи гектаров зерновых и льна, много картофеля»[20].
В 1953 г. предварительная цензура вычеркнула из газеты «Советская Белоруссия» по политическим соображениям: «Я, Игнат Александрович времени на войне не терял. Из походов за границу мне удалось привезти большую коллекцию семян различных растений. Всю Германию ради этого объехал». В газете «Полесская правда» не прошла информация о том, что в Полесском районе количество комсомольцев-колхозников уменьилось за год на 126 человек. Из гранак районной газеты «Ленинский путь» Освейского района Полоцкой области исчезло предложение: «На работу в колхоз, под видом плотников, было принято несколько единоличников, которые бежали от коллективизации из Дисненского района»[21].
Обллиты регулярно присылали начальнику Главлита БССР обзоры областных и районных газет, где сообщали о сделанных журналистами политических и технических ошибках. Эти обзоры внимательно читались, после чего обллитам отправлялись обратно подробные разборы их работы. Качество работы обллитов была невысокой. К примеру, 18 марта 1950 г. сектор печати ЦК КП(б)Б информировал секретаря ЦК В. А. Томашевича, что: «Страницы брестской областной газеты “Заря” полны грубых опечаток, искажений, неопрятных формулировок, некоторые из них имеют политический характер. Часто газета печатает “исправления”, которые не охватывают всех сделанных ошибок»[22].
Качество работы райлитов было еще хуже. В 1947 г. во всех газетах республики было 139 случаев разглашение государственной и военной тайны (продукция заводов, стоимость товаров, дислокация военных объектов и др.), причем львиная доля разглашений приходилась на районные газеты. В ивьевской районке «Луч» даже цензорский штамп райлит ставил неправильно. 20 марта 1946 г. Ф. И. Дадиомова отправила секретное донесение секретарю ЦК КП(б)Б Т. С. Горбунову, где сообщала о том, что редактор могилевской районной газеты «Социалистический труд» – политически неграмотный, поскольку дал факты о плохом материальном обеспечении партийно-советского аппарата в районе[23].
Плохое знание районными редакторами и цензорами белорусского языка также приводило к тому, что страницы газет становились полем «идеологических диверсий». Например, 31 августа 1949 г. в материале, приуроченном к годовщине смерти печально известного партийного деятеля в руденской районной газете было напечатано: «В лице т. Жданова партия избавилась [вместо «лишилась» А.Г.] от выдающегося марксистского теоретика»[24].
Белорусский журналист А. Кавко, который в начале 1950-х гг. являлся редактором газеты политотдела Логишинской МТС Пинской области «Вперед к коммунизму» так вспоминает начало своей работы: «В районной типографии сделали набор и верстку первого номера. И вот поздним вечером, когда была закончена последняя правка газеты, в типографии появился цензор (заведующий отделом райкома партии). Читал он медленно, пыхтя папироской, глубокомысленно морщил лоб. В тексте он, видимо, ничего подозрительного не заметил, но и с разрешением печатать не спешил, все вертел в руках. Он подносил двухполоску то поближе к свету, то приближал к глазам. Наконец, вынес приговор:
– Нужно менять название газеты.
– Как название? – не понял я.
– Название газеты… Что это за шрифт?!
– Его специально вырезал отличный мастер, – убеждал я.
– Надо еще разобраться с этим мастером. Посмотри внимательно на букву “д”. Ее же трудно отличить от буквы “а”… Человек с ослабленным зрением может прочитать их наоборот… Ты понимаешь чем это пахнет?[25]
Доказывать цензору, что буква “д” прекрасно читается было бы напрасной тратой времени. Пришлось просить наборщиков, чтобы подобрали более-менее подходящий для этой цели уже готовый шрифт и с таким примитивным заголовком газета вышла в свет»[26].
Сама специфика работы Белорусского телеграфного агенства (БЕЛТА) – обеспечение газет оперативной информацией создавала прочную основу для регулярных конфликтов между агентством и цензурой, которая тормозила процесс информационного обеспечения СМИ. Временами эти конфликты приобретали острые формы. Отзвуки одного из них, происшедшего в 1946 г. в результате рассылки редакциям белорусских газет неутвержденной Главлитом информации о выполнении плана предприятиями Минска, мы находим на страницах центральной партийной печати, когда БЕЛТА «за грубые ошибки» раскритиковала газета «Правда»[27]. И тем не менее, 9 апреля 1953 г. начальник Главлита Л. В. Садовский вновь сообщал партийному руководству, о том, что директор БЕЛТА М. В. Морозов регулярно передает газетам «Вестник БЕЛТА» без визы цензора[28].
К концу 1940-х гг. Главлит БССР установил контроль над 192 типографиями, существовавших в то время в республике (3 республиканскими, 10 областными, 14 ведомственными, 10 городскими и 155 районными). Типографии работали в соответствие с главлитовской инструкцией – «Правилами производства произведений печати», а также Приказом № 700 Уполномоченного Совета Министров СССР по охране государственных и военных тайн в печати от 25 июня 1947 г. К тому же, цензурное ведомство взяло подписку у всех директоров типографий о том, что они не будут выполнять никаких заказов без его разрешения. И тем не менее, масштабная проверка работы типографий, которую провел Главлит БССР в 1947 г. выявила многочисленные нарушения. К наиболее серьезным из них относились: попытки издания продукции без визы Главлита, внесение изменений после визировании материала Главлитом, отправка по списку обязательной рассылки брошюр с грифом «для служебного использования». Материал на директора Буда-Кошелевской типографии, который игнорировал цензорские разрешения на издаваемую печатную продукцию, Главлит передал в прокуратуру и обком партии[29].
Послевоенное десятилетие было временем, когда цензурирование периодической печати в СССР достигла своего апогея. Абсурдная сверхбдительность парализовывала работу редакций газет, которым просто не о чем было писать. В милицейской многотиражке «На страже Октября” Ф. И. Дадиомова запрещала давать материалы об уголовном розыске, нарушениях законодательства, внутренней дисциплине, лагерных сборах. В заводской многотиражке Минского автозавода «Автозаводец» цензура снимала информацию о сборке автомобилей, изготовлении деталей для них, местонахождении завода, названиях прилегающих к нему улиц, цехов, и даже слова «цех», «отдел», «фрезеровщик», «конструктор» и др.
Кроме предварительной, последующей и карательной (конфискационной) форм контроля, появились неписанные цензурные запреты. Например, на газетной полосе, где помещался портрет Сталина нельзя было помещать информацию критического характера. Существовало понятие «политически вредные переносы», например, «бес-смертный Ленин», «по-беда коммунизма» или «кол-хозник». Компоновка материалов на газетной полосе также могла вызвать вопросы у цензуры. Так было в 1952 г., когда в 27-м номере газеты «По Ленинскому пути» Дзержинской МТС под постановлением партии и правительства о снижении цен была завёрстана заметка под названием «Голос протеста хлеборобов».
Сотрудник редакции областной газеты «Витебский рабочий» начала 1950-х гг. М. В. Тараткевич так характеризовал атмосферу послевоенного десятилетия: «Эта заданность, какая верховная предопределенность всего в работе и жизни, ограничение журналистского мышления ритуальными рамками проникали и в способы написания текстов, и в аргументацию, и даже в отдельные фразы и прочно сковывали авторскую мысль». Вспоминал он также превентивную редакторскую цензуру, т. н. «незаменимых правщиков», главной заботой которых была «…подгонка текстов под собственный, часто очень примитивный уровень»[30]. О цензорской сущности работы редактора главной партийной газеты БССР вспоминает также в своих воспоминаниях В. Е. Тарас: «Обсуждение всяких там “сверхзадач”, “интерпретаций”, “подтекстов” вызывали у нее [редактора отдела литературы и искусства «Звезды» А.Г.] тревожный беспокойство. И, конечно, был еще постоянный страх допустить идейный промах, не заметить какую-нибудь идеологическую мину… Поэтому основным замечанием, основным требованием было: “Надо проще! Ежедневная газета не для избранных, а для обычных людей”»[31].
Советское руководство стремилось скрыть факт цензурирования СМИ от международного сообщества. Выступая в 1947 г. на конференции ООН по свободе информации и прессы в Женеве, представитель БССР В. В. Скоробогатый уверял зарубежных коллег: «Некоторые делегаты, прежде всего США и Великобритании особое внимание уделяли вопросу цензуры в Союзе Советских Республик. Позвольте у вас, господа, спросить, о какой цензуре идет речь? Какой цензор мог сидеть в полесских болотах, лесах Беловежской пущи, в землянках Витебщины и других областях Белоруссии и контролировать партизанские газеты? Которого цензора Вы видели, чтобы он контролировал сотни тысяч газет в районах, колхозах, на фабриках и заводах? Этот цензор – результат вашей фантазии»[32].
Аннотация
Впервые на основе широкого круга архивных источников, в статье показано становление и деятельность системы цензуры печатных СМИ в БССР в первое послевоенное десятилетие. В это время жесткому цензурированию подвергался весь производства печатной продукции, начиная от работы редактора с авторским материалом и заканчивая изъятиями готовых тиражей газет и журналов. Подобное повышенное внимание цензуры к печатным СМИ было обусловлено тем, что они понимались властью прежде всего как важнейший инструмент коммунистического воспитания масс. Автор пытается осмыслить феномен цензуры печатных СМИ в контексте деятельности важнейших институтов политического контроля, таких как отдел агитации и пропаганды ЦК КП(б)Б, Главлит БССР, Белорусское телеграфное агентство».
Summary
For the first time, using a wide range of archival sources, information on the establishment and operation of printing media censoring system in Soviet Belarus in post war decade is presented in this article. Basic functions at Soviet Belarusian media were subjected to comprehensive censorship including the manner in which manuscripts were edited, statutory censored, and even distributed. Printing media, which was considered one of the most important channels for educating the communist masses, attracted special attention from government censors. The author gives the reader an opportunity to examine the phenomenon of printing media censorship which was one of the key functions of the institutions of political control and censoring, namely, the Propaganda Department of Communist Party Central Committee, Main Administration of Literary and Publishing Affairs (Glavlit), Belarusian Telegraph Agency.
[1] Национальный архив Республики Беларусь (далее НАРБ). Ф. 4п. Оп. 47. Д. 79. Л. 204.
[2] КПСС о средствах массовой информации: Сборник. М.: Политиздат, 1987. С. 288.
[3] Тарас, В. На высьпе ўспамінаў: мэмуары. Мінск: Беларускі кнігазбор, 2004. С. 157.
[4] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 506. Л. 6.
[5] Там же. Д. 402. Л. 10.
[6] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 388. Л. 124.
[7] Там же. Д. 79. Л. 13.
[8] Там же. Д. 230. Л. 107.
[9] Там же. Д. 388. Л. 239.
[10] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 388. Л. 385.
[11] Там же. Ф. 1195. Оп. 1. Д. 18. Л. 114.
[12] Тоўсцік, А. А. Вяртанне да вытокаў сваіх. Мінск: ЗАТ «Канфіда». 1997. С. 56.
[13] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 195. Л. 203.
[14] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 111. Л. 61.
[15] Там же. Ф. 1195. Оп. 2. Д. 10. Л. 30.
[16] Там же. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 369. Л. 319–322 .
[17] НАРБ. Ф. 1195. Оп. 2. Д. 9. Л. 29, 54, 70.
[18] Там же. Д. 33. Л. 37–38.
[19] НАРБ. Ф. 1195. Оп. 2. Д. 42. Л. 32.
[20] Там же. Д. 38. Л. 19.
[21] Там же. Д. 44. Л. 5–6 .
[22] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 287. Л. 210.
[23] Там же. Д. 77. Л. 117.
[24] Там же. Д. 289. Л. 42.
[25] В оригинале, по-белорусски название газеты «Вперед к коммунизму» выглядело: «Наперад да камунізму”. Опасения партийного цензора вызвало качество печати предлога «да».
[26] Каўко, А. Было // Літаратура і мастацтва. 1993. 1 студз. С. 14.
[27] Ненадежная информация // Правда. 1946. 17 мая. С. 3.
[28] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 388. Л. 253.
[29] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 47. Д. 231. Л. 263.
[30] Тараткевич, М. О том, что помнится // Віцебскі рабочы. 1997. 14 ліст. С. 8.
[31] Тарас, В. На высьпе ўспамінаў…С. 146.
[32] НАРБ. Ф. 907. Оп. 1. Д. 26. Л. 334.
