В окрестностях Перми, начиная с 2016 года, нами было обнаружено три древних городища. Последним стало найденное в 2020 и обследованное в 2022 году городище близ деревни Большакино, что в 30 км от Перми.
Эту небольшую гору, издали напоминающую степной курган, мы видели с дороги десятки, если не сотни раз. Находится она недалеко от упомянутой выше деревни Большакино Пермского муниципального округа и представляет собой обособленный выступ гряды водораздела рек Качка[1] и Нижняя Мулянка. Ещё сравнительно недавно гора была совершенно «лысой», так как её склоны в течение многих лет использовались под пастбище и подвергались интенсивному выпасу. Прогон скота стал невозможен, когда в середине 1970-х годов поперёк пологого юго-западного склона горы прошла трасса скоростного шоссе Пермь – Усть-Качка. В конце 1980-х годов по инициативе лесничей Култаевского лесничества Марии Петровны Перцевой на северном, северо-западном и, отчасти, южном склонах высадили саженцы ели сибирской (Picea obova), лиственницы сибирской (Larix sibirica) и сосны сибирской кедровой (Pinus sibirica). Саженцы хорошо укоренились, и теперь большая часть горы покрыта лесом. Свободными от лесных насаждений остались крутой, порядка 45-50 градусов, юго-восточный склон горы и её вершина (Илл. 1-2).
Название горы – «Копёнка»[2] – мы узнали от пермской журналистки Юлии Александровны Баталиной, чья бабушка, Таисия Дмитриевна Оборина (Гладких), происходит из деревни Осташино (Асташино), что в трёх километрах от Большакино, а дед, Александр Васильевич Оборин, – из близ расположенной деревни Таборцы. Очевидно, Копёнкой гору назвали из-за её внешнего сходства с копной сена. Юлия Александровна говорила, что слышала от бабушки, будто в давние времена молодёжь из окрестных деревень собиралась на Копёнке плясать «топотуху». Были ли эти собрания приурочены к особым дням или праздникам, сопровождались ли какими-то ритуалами – неизвестно. Таким образом, пока не представляется возможным видеть в этих собраниях отголоски каких-либо культовых действий. Впрочем, уже одно то, что Копёнка была местом заметным и посещаемым, заставляло отнестись к ней с особым вниманием, так как давно подмечено, что многие археологические объекты (городища, могильники и т.п.) тем или иным образом присутствуют в сфере духовной жизни местного населения. В подобных местах у коми-пермяков зафиксировано проведение поминальных обрядов: поминают «чуцких» дедов и бабушек, которым приносят угощения; а ещё с такими «сакральными локусами» бывают связаны местные поверья и былички[3]. Подобного рода сюжеты могли быть связаны и с Копёнкой – вот только жаль, что нам не удалось найти носителей этих историй. Впрочем, одну быличку нам поведала Юлия Александровна: «Из бабушкиной молодости самый яркий эпизод – это встреча с чёртом. В подростковые годы отец (она говорила «тятя») отправил её в Большакино, кажется, за табаком, и на мосту через Качку ей привиделся кто-то чёрный и огнедышащий. Она так испугалась, что потеряла сознание. Мы не знаем, что это было на самом деле».
Ещё Юлия Александровна рассказывала, что они с матерью – известным пермским филологом, специалистом в области языкознания и диалектологии, одной из создательниц шеститомного «Акчимского словаря»[4] Людмилой Александровной Грузберг (Обориной), каждый год обязательно поднимались на вершину Копёнки. Здесь для них было «место силы» (Илл. 3).
Впервые Копёнку мы посетили в октябре 2020 года. За три недели до этого нам удалось обнаружить близ Перми «Шварёво городище»[5]. Находка этого городища нас тогда так воодушевила, что мы принялись пристальней всматриваться в знакомые ландшафты долины реки Качка. Многочисленные селища эпохи раннего железного века в её бассейне могли, по нашему мнению, предполагать наличие здесь ещё как минимум одного-двух городищ кроме тех, что были давно известны возле деревень Верх-Качка и Малая Слудка. Мы обошли несколько казавшихся перспективными гор и мысов правого борта долины Качки, однако никаких признаков земляных укреплений не обнаружили. Дошла очередь и до Копёнки.
С первого взгляда было ясно, что ничего подобного рвам и валам «Шварёва городища» здесь ожидать нельзя. Несколько сплюснутая с боков наподобие солдатской пилотки Копёнка сколько-нибудь выраженной площадки не имела. С её вершины открывался прекрасный вид на окрестности и долину Качки. Вспомнилось, что, когда на Копёнке не было лесных насаждений, обзор был намного больше. Бабушка Юлии Александровны говорила, что с Копёнки раньше были видны «сорок деревень».
Топотуху на Копёнке давно не пляшут. Умеренное количество бытового мусора рядом с кострищем внизу горы да детские качели между двух сосен на вершине указывали на характер её посещений. Что касается чертей и прочей нечистой силы, то дачные строения со всех сторон обступившие Копёнку, места им, похоже, не оставили (Илл. 4-5).
Мы постояли на вершине Копёнки, сделали несколько фотографий её окрестностей, и уже начали было спускаться к подножью, как наше внимание привлёк уступ, внешне напоминавший эскарп[6]. Уступ шёл от края крутого юго-восточного склона к склону на северной стороне горы. В лесных насаждениях уступ был менее выраженным. У нас с собой не было лопаты, да и копать что-либо в отсутствие «открытого листа» смысла не имело. Вскоре начались первые снегопады, и мы отложили Копёнку до будущего года.
Сезон 2021 года был жарким в прямом и переносном смысле. Только в конце сентября мы закончили последнюю разведку на трассе газопровода в Осинском и Бардымском районах Пермского края. На Копёнку выбрались уже в октябре.
В этот раз мы поднимались по тропе левее той, по которой шли в прошлом году, и тут нашему взору предстал отчётливо выраженный эскарп, находившийся ниже того, на который мы обратили внимание год назад. Этот эскарп был более протяжённым. Он также располагался поперёк юго-западного склона горы и под тупым углом переходил на её северо-западный склон. Становилось интересно! Внимательно глядя под ноги, мы медленно пошли к вершине. Слева от тропы, под нижними лапами ели увидели свежие следы разрытия. Здесь явно кто-то недавно копался. Подумали, что возможно здесь, на приметном месте, похоронили любимую кошку или собачку; нельзя также было исключить вкоп «чёрного копателя» с металлодетектором. Ещё один вкоп встретился ближе к вершине.
На месте разрытия мы подняли в общей сложности 26 фрагментов лепной керамики, среди которых был один небольшой фрагмент венчика с узором по краю. Черепки были довольно толстые, плотные, чёрно-серые на изломе с крупными включениями толчёной раковины. Не оставалось сомнений, что мы обнаружили археологический объект: то ли городище, то ли укреплённое селище, то ли ритуальную площадку. Так как «открытого листа» на разведку в здешних местах мы не брали, то Копёнку записали в актив следующего года.
Летом 2022 года на основании Открытого листа №2055-2022 от 04.08.2022 по заданию Государственной инспекции по охране объектов культурного наследия Пермского края (ГИООКН) мы обследовали памятники бассейна реки Качка[7]. Хотя большинство памятников здесь было давно известно, наличие некоторых требовало подтверждения, а один памятник – городище возле бывшей деревни Верх-Качка – не был документально оформлен и на государственном учёте не стоял. С «приведения его в известность», как выражались в XIX веке, мы и начали разведку. После необходимых работ на этом городище (шурфовка, обмеры, фотофиксация) мы посетили и осмотрели другие памятники. Копёнку оставили «на сладкое».
Внимательно осмотрев склоны Копёнки, мы окончательно убедились в наличии на них двух рубежей долговременных оборонительных сооружений в виде эскарпов. На севере, в районе узкой седловины мыса, признаки оборонительных сооружений отсутствовали. Возможно, они были срыты или засыпаны; возможно, разрушены водной эрозией. Также можно предположить, что оборонительные сооружения здесь были выполнены из дерева в виде частокола, рогаток и т.п.
Размеры городища на Копёнке по подножью склонов составили: по оси северо-восток – юго-запад 390 м, по оси северо-запад – юго-восток – 170 м, а общая площадь примерно равнялась 5,86 га. Протяжённость внешнего (нижнего) эскарпа была порядка 100-110 метров, подрезка склона составляла 0,7-2,0 м. Эскарп, расположенный ближе к вершине горы, имел длину примерно 30 м. Высота подрезки склона здесь была около 2 м. (Илл. 6-11)
На Копёнке мы заложили четыре разведочных шурфа. Археологический материал присутствовал в двух из них.
К северу от вершины в шурфе №1 был обнаружен обломок кости и один небольшой фрагмент лепной керамики. Зато в шурфе №2, который заложили невдалеке от верхнего эскарпа, фрагментов керамики было найдено аж 160 штук, в том числе несколько фрагментов с орнаментом из небольших треугольных вдавлений. Были и венчики. Одни были гладкими, на других присутствовал орнамент в виде насечек и наклонных линий, нанесённых зубчатым штампом. Керамика в шурфе располагалась как по отдельности, так и в виде скоплений. На многих фрагментах с внутренней стороны имелись следы чёрного нагара. Здесь же было обнаружено несколько небольших фрагментов костей и створки раковины речной перловицы (Unio pictorum). В шурфах №3 и №4, которые заложили ниже по склону, археологического материала найдено не было. (Илл. 12-15).
Итак, земляные работы подтвердили, что нами был открыт совершенно новый памятник!
Приказом ГИООКН №Пр-55-01-06-442 от 06.12.2022 ОАН (объект археологического наследия) «Большакино I (Копёнка), городище» включён в перечень выявленных объектов культурного наследия Пермского края[8].
Вообще-то для Прикамья более характерны городища, где долговременные оборонительные сооружения представлены валами и рвами, эскарпы же, если и встречаются, то довольно редко. Эскарпы обнаружены в Осинском округе на «Ирьяк I (Абина гора), городище», на «Гиблая I, городище», а также в некоторых других местах. Впрочем, возможно, что исследователи не слишком обращали на них внимание, тем более что со временем эскарпы оплывали под воздействием водной эрозии склонов и становились мало различимы. Если при этом на городище фиксировались хорошо выраженные валы и рвы, то всё внимание бывало приковано к ним. На Копёнке же сохранившиеся оборонительные сооружения представлены исключительно эскарпами. Были ли они дополнены принятыми в фортификации контрэскарпами, рвами и гласисами сказать трудно, – похоже, что нет.
Можно предположить, что здесь на Копёнке мы столкнулись с особым приёмом устройства городища, когда не обладавшая значительными трудовыми ресурсами группа древнего населения применила наиболее простой и экономный способ устройства оборонительных сооружений. Кто была эта группа? Отделившаяся от племени патриархальная семья, обустраивавшаяся на новой территории? Переселенцы из других мест с иными навыками и культурой? Кстати, в 6-7 км от Копёнки на памятнике «Верх-Качка I, городище» тоже отмечена подрезка пологого склона возвышенности в виде эскарпа (Илл. 16-17). А может Копёнка была местом проведения каких-то ритуалов?
Эскарпы на Копёнке отчасти напоминают эскарпы открытого в 1967 году уфимским археологом Н.А. Мажитовым в северо-западной части Башкирии Баразинского городища, где эскарпом окружена практически вся его площадка. Башкирские археологи, активно занимающиеся городищами с эскарпами, считают их специфической особенностью Бахмутинский археологической культуры[9].
Обнаружив памятник археологии на Копёнке, мы сообщили о нём своим коллегам, которые в последнее годы исследуют городища близ Перми, привлекая студентов-практикантов истфака университета. Пока же позволим себе поразмышлять о том, чем может быть ОАН «Большакино I (Копёнка), городище».
Геоморфологически Копёнка представляет собой обособившийся мыс водораздельной гряды. Коренными породами, слагающими этот мыс, являются породы казанского яруса пермской геологической системы: известняки, мергели, гипсы. У подножья Копёнки в отвале ямы, выкопанной для установки опоры ЛЭП, нам встретилась особая морфологическая разновидность гипса – селенит («лунный камень»). Рыхлые породы представлены глинами и сформировавшейся на них почвой.
С культурно-исторической точки зрения Копёнка с её древними фортификационными сооружениями и топотухой в «анамнезе» может рассматриваться как особого рода природно-ландшафтный объект, а также некий сакральный локус. В коллективной монографии «Историко-культурный ландшафт Камско-Вятского региона»[10] говорится, что «Подобные курганы и возвышенности играли важную роль в календарных и семейных обрядах местных обитателей края», «Среди русских было принято посещать подобные места во время праздничных гуляний, молодёжных игр», «… посещение этих мест было включено в цикл календарных и семейных обрядов».
Не будучи специалистами в народной обрядности, мы обратились к доступным источникам, из которых почерпнули то, что, как нам кажется, хорошо ложится на сведения о плясках топотухи на Копёнке.
Топотуха, которую молодёжь плясала на Копёнке, вполне может быть отголоском проводившихся здесь древних обрядов. Всякий народный пляс формировался на основе культовых ритуальных плясов, утративших своё магическое значение. Первичный смысл топотухи мог быть различным, так как топот – частый элемент плясок разных народов. Топотуха – парный танец, содержанием которого является ухаживание, налаживание невербального контакта, некой первичной телесности между парнем и девушкой. Поэтому топотуху ещё называют «завлекухой». Такого рода пляски, способствуя сексуальному завлеканию партнёра (топот, выкрики, взгляды, повороты бёдер, колыхание грудей и т.п.), изначально могли быть связаны с магией плодородия. Пляс на некотором этапе переводил пляшущего в состояние экстаза, в иное, изменённое состояние сознания («неума»). По сути, в топотухе содержится пошаговая инструкция, как знакомиться и ухаживать за девушками, что вообще-то представляет очень важный социальный навык, который издревле был связан с магией плодородия. В разных локальных традициях в топотухе пелись ритмические частушки, где действуют парень и девушка, где есть припев типа: «топа-топа-топа-топ» и т.п. Таким образом, топотуха – это парный танец знакомства, ухаживания, прикосновения; обрядово-ритуальное действо с ритмичным притопыванием, как обращением к «матери-земле».
Что же в итоге, в чём состоит повод к написанию этой статьи, её, как модно теперь говорить, «нарратив» и «месседж»? Пожалуй, то и другое состоит в желании просто поделиться с читателями «Открытого текста» радостью открытия нового памятника, а также в пожелании профессиональным археологам и археологам-любителям (не путать с «чёрными копателями») повнимательней смотреть по сторонам. Не исключено, что примелькавшееся, виденное десятки и сотни раз, может неожиданно оказаться преинтереснейшим археологическим объектом, да ещё с любопытными историями, вроде топотухи на Копёнке.
Илл. 1. «Большакино I («Копенка»), городище». Общий вид на городище с юга
Илл. 2. «Большакино I («Копенка»), городище». Общий вид городища с юго-востока
Илл. 3. Юлия Александровна Баталина с мамой Людмилой Александровной Грузберг на «Копенке». Фото из личного архива Ю.А. Баталиной
Илл. 4. «Большакино I («Копенка»), городище». Общий вид с вершины городища с севера
Илл. 5. «Большакино I («Копенка»), городище». Один из авторов статьи на качелях на вершине городища
Илл. 6. «Большакино I («Копенка»), городище». Центральная часть внешнего эскарпа. Вид с юга
Илл. 7. «Большакино I («Копенка»), городище». Угол внешнего эскарпа и начало северного склона городища. Вид с запада
Илл. 8. «Большакино I («Копенка»), городище». Вид на внутренний эскарп со стороны внешнего эскарпа. Вид с юго-запада
Илл. 9. «Большакино I («Копенка»), городище». Внутренний эскарп, вид сбоку. Вид с севера
Илл. 10. «Большакино I («Копенка»), городище». Общий вид на площадку западного склона от внутреннего эскарпа с северо-востока
Илл. 11. «Большакино I («Копенка»), городище». Фрагмент верхней площадки городища, вид с запада
Илл. 12. «Большакино I («Копенка»), городище». Рабочий момент – вскрытие культурного слоя в шурфе №1. Вид с юго-запада
Илл. 13. «Большакино I («Копенка»), городище». Шурф №2. Скопление керамики №3 в процессе расчистки in situ. Вид с юга
Илл. 14-1. «Большакино I («Копенка»), городище». Вещевой материал из шурфа №2, скопление №1. Фото
Илл. 14-2. «Большакино I («Копенка»), городище». Вещевой материал из шурфа №2, скопление №1. Прорисовка
Илл. 15-1. «Большакино I («Копенка»), городище». Вещевой материал из шурфа №2, скопление №3. Фото
Илл. 15-2. «Большакино I («Копенка»), городище». Вещевой материал из шурфа №2, скопление №3. Прорисовка
Илл. 16. «Верх-Качка I, городище». Общий вид с юга
Илл. 17. «Верх-Качка I, городище». Эскарп и вид северного склона городища. Вид с северо-востока
[1] Качка – левый приток р. Кама. Гидроним, по нашему мнению, происходит от имени собственного Качка, являясь, таким образом, отантропонимом. В то же время Качка – эпоним, в основе которого личное имя главы патриархального рода или племени, обитавшего на территории, где протекала река, получившая вследствие этого своё имя. Кузебай Герд (Чайников К.П. (1898–1937) – удмуртский писатель, поэт, этнограф, фольклорист) упоминает языческое имя Качка. Качка – изменённое коми-«пермяцкое Катша, удмуртское Котшо – «сорока». Подробнее см. Гайдаш О.Г. К этимологии гидронима Качка (как утка стала сорокой) // Грибушинские чтения-2015. Кунгурский диалог. Тезисы докладов и сообщений X Международного социально-культурного форума (г. Кунгур, 22-25 апреля 2015 года). – Пермь: Изд. Богатырев П.Г., 2015. – 568 с. – С.187-192.
[2] «Копёнка» – уменьшительное от «копна».
[3] Быличка – жанр устного народного творчества, рассказ о встрече с нечистой силой.
[4] «Словарь говора деревни А́кчим Красновишерского района Пермской области – первый в России полностью опубликованный словарь полного типа, отражающий лексику живой обиходной речи деревни Акчим Красновишерского района Пермской области (ныне – Пермского края). Материал для словаря собран диалектологами Пермского университета. Главный редактор словаря – Ф.Л. Скитова. Работа проводилась с 1960 года и к 1971 году в основном была закончена; но нерегулярные экспедиции организовывались до 2003 года. В итоге картотека словаря насчитывает около 2 миллионов карточек. Участники лексикологических экспедиций провели в Акчиме более 2000 человекодней, причем каждая экспедиция работала от двух до пяти недель. Полевые записи составили в целом около 23000 страниц, записи, снятые с магнитофонной ленты, – 300 страниц.
В лексикологических экспедициях и работе над словарём принимали участие люди, позже получившие известность как учёные, писатели, талантливые учителя: Л.А. Грузберг, Т.И. Ерофеева, Н.В. Горланова, Е.Н. Полякова, Л.А. Юзефович, В.Е. Савинов и др.
[5] Чуйкина Е.В., Гайдаш О.Г. «Шварёво» городище // Электронное периодическое издание «Открытый текст». Режим доступа: http://opentextnn.ru/history/archeology/shvarjovo-gorodishhe/ Размещено 16.04.2021.
[6] Эскарп (от фр. еscarpe – крутой) – простейшее полевое оборонительное сооружение, выполняемое путём крутой подрезки склона естественной возвышенности (холма, мыса и т.п.). Эскарп может быть составной частью более сложно устроенного земляного оборонительного сооружения, включающего, помимо эскарпа, ров, контрэскарп и гласис (от фр. glacis – скат, откос) – пологая земляная насыпь впереди наружного рва.
[7] Чуйкина Е.В. Отчет о проведении археологической разведки в бассейне р. Качки в Пермском муниципальном округе Пермского края в 2022 году (Открытый лист №2055-2022 от 04.08.2022) // Архив ИА РАН; Чуйкина Е.В. Археологические разведки в Пермском районе Пермского края в 2022 году – в печати.
[8] Официальный сайт Государственной инспекции по охране объектов культурного наследия Пермского края. Раздел «Объекты культурного наследия Пермского края» Режим доступа: https://nasledie.permkrai.ru/dokumenty/obekty-kulturnogo-naslediya-permskogo-kraya/
[9] Бахмутинская археологическая культура – археологическая культура, сформировавшаяся на территории современной Башкирии в эпоху «Великого переселения народов» (V – VII/VIII вв.) от нижнего течения р. Уфы до района впадения р. Белая в Каму, выделена А.В. Шмидтом в 1928 году по материалам Бахмутинского могильника, Чандарского и других селищ, сложилась на основе башкирского варианта мазунинской культуры. Бахмутинская культура отражает контакты пермских финно-угров со степными и, вероятно, зауральскими культурами. В VIII веке бахмутинцы были вытеснены или ассимилированы новыми пришельцами.
Литература по теме: Генинг В.Ф. Южное Приуралье в III – VII вв. н.э. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972; Мажитов Н.А. Бахмутинская культура: Этн. История населения Сев. Башкирии середины I тысячелетия нашей эры / АН СССР Уфим. Ин-т истории, яз. и литературы. – Москва: Наука, 1968; Большая российская энциклопедия. Режим доступа: https://old.bigenc.ru/archeology/text/1857361; Колонских А.Г. Укрепленные поселения Уфимско-Бельского междуречья // Вестник Вятского университета. 2017, №12, С.62-67; и др.
[10] Историко-культурный ландшафт Камско-Вятского региона / Н. И. Шутова [и др.]; Российская академия наук, Уральское отделение, Удмуртский институт истории, языка и литературы. – Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2009. – 238, [3] с.: [8] л. ил.
Публикуется впервые