В XVI в. все больше внимания к книжному делу начинают проявлять светские лица. К их числу традиционно относят В.М. Тучкова, Ф.И. Карпова, И.С. Пересветова, А.Ф. Адашева, А.М. Курбского и, конечно, Ивана IV. Очевидно, что этими персонами данный круг не исчерпывался. Кто еще мог входить в него?
Поиски ответа на этот вопрос побудили нас обратить внимание на ряд фактов биографии одного из самых знатных лиц в Московской Руси времени Ивана Грозного – родственника царя, главы Боярской думы князя Ивана Федоровича Мстиславского (около 1530–1593 гг.[1]). В данной статье, специально не рассматривая его политическую деятельность, которая уже неоднократно освещалась в трудах наших предшественников (см.: [11, с. 269, 271, 317, 319, 410, 413, 415; 13, с. 68–69, 89, 91, 169, 172, 174, 222, 225, 261, 266, 272, 277, 279, 284–285, 310, 331, 339; 29, с. 27, 30, 32–35; 36, с. 120, 133–134, 143, 151, 160, 213, 226, 231, 235, 268, 289, 309, 319, 429–430, 451, 459, 468, 475–478, 510; 46, с. 39–40, 44, 46–48, 51, 53–54; 21, с. 46–52, 68–82, 87; 38, с. 945–949]), свое внимание мы сосредоточим на вопросах, связанных с изучением связи этого лица с книжной культурой: на рассмотрении памятников, в создании которых И.Ф. Мстиславский мог принимать участие, состава доступных ему рукописей, круга известных ему книжников.
Заказчик летописи
Как уже отмечалось в литературе, есть основания полагать, что И.Ф. Мстиславский мог быть связан с ведением частного летописания. Так, согласно данным, приводимым Дж. Горсеем, несколько раз побывавшим в России в 1573–1591 гг., в XVI столетии могли существовать какие-то летописные записи неофициального характера, связанные с семейством Мстиславских, прежде всего, с И.Ф. Мстиславским. Как сообщает Дж. Горсей, он «читал их [русских. – А. У.] хроники, написанные [выделено нами. – А. У.] и хранимые в секрете великим главным князем страны по имени князь Иван Федорович Мстиславский» [5, с. 50].
Сообщение Дж. Горсея специально проанализировал Я.Г. Солодкин. Рассмотрев его на широком фоне политических событий второй половины XVI в. и соответствующих показаний источников, историк выяснил, что, по-видимому, речь могла идти об участии И.Ф. Мстиславского в ведении частного, неофициального летописания, отразившего известия, относящиеся к последней трети XVI в. [38, с. 945–949].
Итоги проведенного Я.Г. Солодкиным исследования побуждают нас предпринять следующий шаг в изучении этого аспекта книжной деятельности И.Ф. Мстиславского и поставить вопрос: может ли речь идти о бытовании у Мстиславских некой неофициальной летописи лишь в указанный период или летописные записи в этом семействе могли вестись в другое – как в более раннее, так и в более позднее – время?
В поисках ответа на этот вопрос, мы обратили внимание на один сборник второй четверти XVI в. из собрания М.П. Погодина (подробное описание рукописи см.: [35, с. 45–47]). Судя по всему, в начале XVII в. эта рукопись принадлежала семейству Мстиславских. На это указывает наличие в ней особого Летописца, повествующего о событиях в этой семье (ОР РНБ. Ф. 588 (Собрание М. П. Погодина). № 657. л. 38 об.). Приведем его текст полностью:
«[Лета 7]122-го преставися благоверная княгиня Парасковгия, княже Федора Ивановича Мстиславского жена, октября [7]124 преставися благоверныи князь Василеи Федорович, сын князя Федора Ивановича Мстиславского, апреля 22 дня в понеделник, канун Егореву дни вешняго, трех лет на четвертои, от Бълговещенева дни месяц перешол»[2].
Трудно сказать, кто именно составлял эти записи – вероятно, речь могла идти лицах о близких к Мстиславским (прежде всего, к Ф.И. Мстиславскому (ум. 12.02.1622 г.) – сыну И.Ф. Мстиславского), возможно, об их слугах. Так, известно, что в первой половине XVI в. представители русской знати поручали написания книг своим слугам и иным подчиненным им лицам (об этом ниже). Учитывая датировку рукописи – вторая четверть XVI в. – нельзя исключить того, что эта рукопись в доме Мстиславских могла появиться уже в XVI в. Впрочем, данная книга не содержит записей, свидетельствующих об ее раннем бытовании у Мстиславских. Последнее заставляет это предположение рассматривать как допущение. В тоже время необходимо отметить, что данное допущение не противоречит показаниям других источников – например, запискам Дж. Горсея, упоминающего, по крайней мере, один список летописи, «хранящийся» у И.Ф. Мстиславского.
Рассмотренные записи семейного характера хорошо согласуются с предположением Я.Г. Солодкина том, что в семье Мстиславских уже в XVI в. составлялся семейный летописец. Как отметил историк, в памятниках позднего летописания – Московском летописце второй четверти XVII в. и в Пискаревском летописце середины XVII в. – отразился ряд уникальных известий, касающихся И.Ф. Мстиславского и его домочадцев (например, о подходе И.Ф. Мстиславского к Москве с 40-тысячным войском в канун Молодинской битвы, об участии и ранении этого князя в ней, о первом браке дочери И.Ф. Мстиславского Анастасии) [38, с. 946]. В последнем Летописце, как установил Я.Г. Солодкин, отразился ряд летописных записей за XVI–XVII вв., происхождение которых было связано и с другими боярскими родами – Шуйскими и Голицыными [37, c. 76–88]; это в свою очередь заставляет думать, что семейные летописцы в рассматриваемый период велись не только в доме Мстиславских.
Сказанное выше дает основания предполагать, что рассмотренные записи начала XVII в. в Погодинской рукописи могли представлять собой продолжение традиции ведения частного летописания лицами близкими к семье Мстиславских[3]. В любом случае, сообщение Дж. Горсея указывает на несомненный факт знакомства И.Ф. Мстиславского, по крайней мере, с одним памятником летописания. С какими еще произведениями и сохранившими их книгами мог знакомиться этот боярин?
Читатель
Прямых известий о круге чтения И.Ф. Мстиславского (по крайней мере, в основной период его жизни) источники не содержат. Однако есть основания полагать, что боярин проявлял интерес к чтению, по крайней мере, в краткий период своей жизни, последовавший за попаданием в опалу и связанными с ней ссылкой и пострижением в Кирилло-Белозерском монастыре (1585–1586 гг.). На это указывают записи на ряде рукописей из кирилловской библиотеки. Есть основания говорить, по меньшей мере, о 4 книгах, с которыми мог знакомиться опальный боярин в стенах этой обители. На это указывают скорописные записи на них, относящиеся к концу XVI в.:
1. «Из келии ото Мстиславскаго». Богородичник второй половины XVI в. (ОР РНБ. КБ. № 125/382. л. 398 об. Филиграни рукописи: 1) «кувшин» с одной ручкой (л. 18, 21 и др.) – отд. сх.: Лихачев, № 2976 (1562 г.); 2) «гербовый щит» с двуглавым орлом (л. 37, 147 и др.) – отд. сх.: Briquet, № 253 (1574 г.), № 304 (1552–1585 гг.); формат рукописи – 8º).
2. «Ко Мстисловскому». Минея на август середины XVI в. (ОР РНБ. КБ. № 334/591. л. 276 об. Филиграни рукописи: 1) «Рука» 1-го вида (со звездой над пальцами) (л. 3, 13 и др.) – тип.: Briquet, № 10786 (1544 г.); 2) «рука» 2-го вида (с короной над пальцами) (л. 45, 46 и др.) – отд. сх.: Briquet, № 11063 (1544 г.); формат рукописи – 4º).
3. «Ко Мстисловскому». Минея на июнь середины – третьей четверти XV в. (ОР РНБ. КБ. № 363/620. л. 297 об. Филигрань рукописи: «голова быка» с крестом над рогами (л. 17, 18 и др.) – тип близкий: Piccard, VII, № 284 (1446–1457 гг.); формат рукописи – 4º).
4. «Была у Мстисловскаго». Минея на март середины XVI в. (ОР РНБ. КБ. № 328/585. л. 209 об. Филигрань рукописи: «рука» (со звездой над пальцами) (л. 2, 4 и др.) – идентична филиграни № 1 рукописи ОР РНБ. КБ. № 334/591; формат рукописи – 4º).
Очевидно, что записи были сделаны после смерти И.Ф. Мстиславского при поступлении книг из его кельи в монастырскую библиотеку.
Ввиду отсутствия выходных записей на этих книгах, об их происхождении нельзя сказать ничего определенного[4]: они могли быть привезены в монастырь самим И.Ф. Мстиславским (или присланы его сыном – сохранившим свое положение при дворе боярином Ф.И. Мстиславским) (так, например, в Кириллове появился целый ряд книг Сильвестра [34; 20, с. 97–111]), а могли и изначально храниться в библиотеке обители[5]. В любом случае факт бытования этих книг в стенах белозерской обители несомненен: во-первых, все они сохранились в составе Кирилло-Белозерского собрания, во-вторых, по крайней мере, две из них содержат владельческие записи XVI в. этой обители (ОР РНБ. КБ. 125/382. л. 1–2; КБ. 363/620. л. 1 об., 297).
Любопытно отметить, что три из четырех рассмотренных рукописей представляют собой служебные минеи – на месяцы март, июнь и август. С известной долей гипотетичности можно предположить, что в келье опального боярина-инока мог находиться полный комплект миней, а также (судя по содержанию четвертой книги – Богородичнику) и некоторые другие книги. Вряд ли можно всерьез рассматривать возможность того, что интерес к книгам у И.Ф. Мстиславского в монастырских стенах возник ex nihilo в ходе его кратковременного пребывания в Кириллове – очевидно, что склонность к чтению у боярина появился еще в период его пребывания в миру.
Важно отметить, что в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря сохранились лишь записи на книгах, бытовавших у И.Ф. Мстиславского, – в настоящее время нам неизвестны какие-либо свидетельства того, что в данный период интерес к чтению проявляли другие знатные постриженики монастыря, по-видимому, располагавшие внутри его стен относительной свободой (например, источники ничего не сообщают о книжных интересах другого боярина, постриженного и проживавшего в этой обители в 1570–1577 гг., – боярина И.В. (Большого) Шереметьева, «вольный» образ жизни которого в стенах этой обители порицал Иван IV в своем послании 1573 г. в Кириллов [31, с. 167, 172–179, 190–192]; об этом подробнее см.: [49, с. 347–350]). Это в свою очередь косвенно указывает на то, что в XVI в. иноки столь знатного происхождения, в пожилом возрасте принявшие постриг под давлением обстоятельств, не так часто проявляли интерес к книгам[6].
Итак, факт существования келейной библиотеки И.Ф. Мстиславского несомненен. Располагал ли он в миру книжным собранием?
Владелец книг
Приведенные Дж. Горсеем данные о том, что у боярина хранился список одной из летописей, дают основания утвердительно ответить на этот вопрос – трудно представить, что книжное собрание столь знатного лица ограничивалось лишь одной рукописью. Скудные данные, свидетельствующие о возможности существования библиотеки у И.Ф. Мстиславского в его бытность в миру, могут быть сопоставлены с данными о библиотеках иных знатных светских лиц в XVI в.
Есть основания полагать, что, по крайней мере, некоторые из них являлись не только владельцами книг, но и их заказчиками, а возможно и редакторами. Так, в историко-филологической литературе были предприняты попытки реконструкции работы скриптория князя А.М. Курбского, работавшего в литовский период его жизни при его самом активном участии [14, с. 45–57; 15; 7]. Также в ряде исследований были рассмотрены аргументы, которые могут указывать на причастность его непримиримого оппонента – Ивана IV – к внесению знаменитых приписок к Царственной книге, входящей в состав монументального Лицевого свода [1, с. 251–289; 2, с. 617–625; 49, с. 206–228].
Вероятно, заказывали книги и другие знатные лица. Так, известны две рукописи, происхождение которых связано с семейством Тучковых. Как уже было отмечено в литературе, по заказу В.М. Тучкова в Москве в 1544/45 г. была переписана рукописная книга, содержащая Беседы Иоанна Златоуста на Евангелие от Иоанна (перевод был выполнен Максимом Греком) – ОР ГИМ. Воскр. 82, бум. [19, c. 52]. Рукопись была написана «паробком» В.М. Тучкова (ум. 13.02.1548 г.) Богданцем Якимовым сыном, ростовцем. Есть и более ранний случай выполнения заказа Тучковых. Так, в 1519–1520 гг. по заказу отца В.М. Тучкова – близкого к Василию III боярина М.В. Тучкова – был переписан сборник, состоящий из восьми слов Григория Богослова с толкованиями Никиты Ираклийского. Рукопись была переписана «велением государя… Михаила Василиевича Тучкова Морозова. А писал паробок государя своего Михаила Васильевича» Насон (ОР БАН. Осн. 17.4.10. л. 317 об.). Как видим, отец и сын Тучковы привлекали помощников («паробков»[7]) для написания книг. Столь значительный хронологический разрыв между созданием этих рукописей, переписанных разными писцами, – 25 лет – свидетельствует об устойчивом интересе семьи Тучковых к книжному делу[8]. Это можно связать с тем, что В.М. Тучков сам являлся писателем, выполнявшим литературные заказы новгородского архиепископа Макария – общеизвестно, что он, в частности, в 30-е гг. XVI в. составил особую (т.н. тучковскую) редакцию Жития Михаила Клопского.
Переписывались в XVI в. книги и по поручению других знатных лиц. Так, по поручению И.Н. Бутурлина в Иван-городе пушкарь Василий Остафьев сын Новгородов в 1516 г. переписал Евангелие (ОР РНБ. ОСРК. F.I.764). Согласно тексту выходной записи на другой рукописной книге, к 1558 г. относится написание Минеи на октябрь–ноябрь по поручению братьев Воротынских – Михаила (ум. в конце 1573 – начале 1574 гг.) и Александра (ум. 6.02.1565 г.) Ивановичей (ОР РГБ. Ф. 256 (Собрание Н.П. Румянцева). № 276). Общеизвестны богато иллюминированные т.н. «Годуновские псалтири», написанные по поручению боярина Д.И. Годунова (ум. не позднее 1605 г.).
Отмеченные выше случаи создания книг по поручению знатных лиц следует сопоставить с тем, что к середине – третьей четверти XVI в. в России уже существовал ряд частных библиотек, которыми располагали в т.ч. и светские лица – современники И.Ф. Мстиславского. Так, А.Ф. Адашев, по-видимому, располагал достаточно крупной для своего времени библиотекой, которая включала в себя как древнерусские оригинальные сочинения, так и памятники переводной литературы (состав библиотеки этого лица реконструируется на основании данных о библиотеке его зятя – И.П. Головина, который, вероятно, наследовал ее после смерти тестя) [49, с. 99, прим. 14*].
Несомненно, более или менее крупными библиотеками располагали и другие известные в России XVI в. лица. Так, кроме А.Ф. Адашева, а также, конечно, Ивана IV и митрополита Макария (о них см.: [12; 3; 26, S. 99–106]), источники сохранили известия о десятках книг из библиотеки Сильвестра. Так, в его в целом реконструированной библиотеке, включавшей в себя не менее 66 рукописных книг, содержались богослужебные книги, Тактикон Никона Черногорца, Толкования на Евангелия и Псалтирь, сочинения Иоанна Златоуста, Кирилла Иерусалимского, Василия Нового и другие произведения (подробнее о библиотеке Сильвестра см.: [34, с. 191–205; 20, с. 97–111]). Вряд ли можно сомневаться в факте существования библиотеки у А.М. Курбского, которую князю удалось (по крайней мере, частично) забрать с собой в Литву [14, с. 102].
Есть сведения о существовании книжных собраний, принадлежавших ряду крупных боярских родов. Так, в ответах И.М. Висковатого собору, на котором рассматривалось дело Матвея Башкина, упоминаются книги религиозного содержания, взятые этим дьяком у бояр В.М. Юрьева и М.Я. Морозова [49, с. 99]. Вполне вероятно существование библиотеки и у князей Воротынских – источники сохранили сведения, по крайней мере, о двух книгах, принадлежащих этому семейству: Евангелии XVI в., принадлежавшем В.И. Воротынскому (ум. 27.09.1553 г.)[9], а также уже упомянутой выше Минее 1558 г. ОР РГБ. Ф. 256. № 276, переписанной по поручению его братьев – М.И. и А.И. Воротынских.
Важно отметить, что проявлявший несомненный интерес к книгам И.Ф. Мстиславский – один из богатейших людей Московской Руси XVI в. [21, с. 43–87] – в силу своего положения обладал гораздо более широкими возможностями для формирования собственной библиотеки чем упомянутые выше лица; вероятно, его возможности уступали лишь царю и митрополиту. Возможно, определенное влияние на формирование библиотеки князя оказывал и состав круга его знакомых. Кто мог в него входить?
Круг общения
Рассматривая вопрос о круге лиц, с которыми И.Ф. Мстиславского могли объединять не только общие политические, но книжные интересы, следует обратить внимание на два любопытных (и малоизвестных) факта его биографии.
Первый факт имел место во время победоносного Казанского похода 1552 г. Соответствующий рассказ помещен в Житии Даниила Переяславского, составленном Андреем-Афанасием во второй половине 50-х гг. XVI в., а также в созданной при его самом активном участии Степенной книге. Этот рассказ, имеющий явно автобиографический характер, повествует о чудесном свечении под Казанью ночью незадолго до штурма, завершившегося ее взятием. Источники сообщают о том, что некий священник, бывший духовником Ивана IV (его исследователи единодушно отождествляют с Андреем-Афанасием) ночью стал свидетелем этого чуда. Герой рассказа разбудил некоего раненого стрелой «вельможу» от «совета царева», а также некоторых других «мужей», ночевавших вместе с ними вместе в одной «храмине» [9, 76–77; 40, с. 367–368][10]. Раненый русский воевода уверенно отождествляется с получившим боярство около 1548–1549 гг. И.Ф. Мстиславским (он вместе с М.И. Воротынским в этом походе командовал Большим полком), который был ранен в ходе боев на подступах к Казани (воевода был «уязвлен» двумя стрелами [32, с. 98]). Таким образом, можно полагать, что И.Ф. Мстиславский в русском лагере жил вместе с царским духовником, с которым, соответственно, он был, по меньшей мере, знаком (подробнее об особенностях этого рассказа см.: [45, с. 112–116]).
С кем еще из лиц, причастных к русской книжной культуре XVI в., мог быть связан И.Ф. Мстиславский?
Обратим внимание на другой важный для нас факт биографии этого лица, о котором сообщает «История о великом князе московском» А.М. Курбского. Это произведение, написанное в 70-е гг. XVI в., донесло ряд автобиографических подробностей его автора. К их числу относится рассказ о пророчестве Максима Грека в мае 1553 г. относительно скорой смерти царевича Дмитрия, умершего в июне этого года. Согласно тексту «Истории», в данном фрагменте отразившей воспоминания А.М. Курбского, во время остановки царя и его приближенных в Троицком монастыре Максим Грек послал передать свои слова царю кроме самого А.М. Курбского Андрея-Афанасия, И.Ф. Мстиславского и А.Ф. Адашева; они все вместе передали царю содержание пророчества афонского старца [8, с. 75]. Вряд ли стоит удивляться тому, что близкие к царскому двору лица – боярин И.Ф. Мстиславский, окольничий А.Ф. Адашева, а также А.М. Курбский, который вскоре станет боярином, духовник царя Андрей (протопоп кремлевского Благовещенского собора) – в 1553 г. были знакомы друг с другом. Важно отметить два других важных обстоятельства. Во-первых, именно эти лица, согласно А.М. Курбскому, были посланы Максимом к царю. Во-вторых, как минимум трое из четырех указанных лиц посланных самым известным книжником эпохи русского Средневековья к Ивану IV известны своими литературными трудами. Так, в литературе уже неоднократно отмечалось участие А.Ф. Адашева в ведении летописания (в частности, в написании Летописца начала царства и его продолжения), а также в составлении Государева родословца и «Приговора царского о кормлениях и службе» [25; 22, с. 90; 10, с. 29–30; 27, с. 408; 18, с. 195–196; 48, с. 76–80]; в историко-филологической науке изучен и вопрос о роли Андрея-Афанасия в создании Жития Даниила Переяславского, Степенной книги и, возможно, Повести о смерти Макария [4, с. 199–212; 9, с. VI–XV; 30, с. 89–119; 41, с. 77–84; 42, с. 55–59; 43, с. 34–47; 44, с. 374–444; 23, с. 120–144; 51, p. 31–50]; литературная деятельность А.М. Курбского – автора целого ряда посланий и «Истории о великом князе московском» – также неоднократно являлась предметом специального изучения (например, см.: [24, с. 183–213; 50, S. 57–77; 14, с. 147–210; 16, с. 299–400; 47, с. 163–554; 6, с. 181–226]). Для нас важно зафиксировать, что И.Ф. Мстиславский в молодости вращался в этом кругу; также не следует забывать, что рассказ сообщает как минимум о факте знакомства указанных лиц с крупнейшим писателем эпохи – Максимом Греком. Не исключено, что у них с ним могли быть и более тесные контакты и, соответственно, выбор посланцев к царю афонского старца не был случайным (во всяком случае, общеизвестно, что А.М. Курбский в своих сочинениях афонского старца именовал своим учителем и активно использовал его сочинения; об этом, например, см.: [14, с. 47–53, 98, 102]).
Трудно сказать определенно, объединяла ли указанных лиц общность «политических» взглядов и интересов[11]. Важно отметить другое – А.М. Курбский по прошествии двух десятилетий счел возможным написать о своих контактах в молодости с этой группой лиц, из которых лишь А.Ф. Адашева автор «Истории» откровенно прославлял за добродетели; об Андрее-Афанасии и И.Ф. Мстиславском он отзывался нейтрально [8, с. 75, 112, 226]. Это в свою очередь дает основания предположить, что в этом рассказе речь не шла исключительно о «политической» близости[12] упомянутых в нем лиц к А.М. Курбскому – как известно, в своей «Истории» он прославлял других членов «Избранной рады» в гораздо бóльшей степени, чем лояльных царю И.Ф. Мстиславского и Андрея-Афанасия[13] (последних он, впрочем, и не критиковал). Вероятно, А.М. Курбского, проявлявшего интерес к книжному делу уже в молодости, с этими лицами в этот период могли связывать и какие-то иные связи. Если вспомнить о том, что Андрей-Афанасий и А.Ф. Адашев к тому времени уже являлись писателями, а о книжных интересах И.Ф. Мстиславского источники сообщают применительно к несколько более позднему времени, можно допустить, что этих лиц наряду с «политическими» интересами мог объединять и интерес к памятникам письменности.
На возможность подобной связи указывает несомненный факт существования соответствующих контактов между образованными лицами (как духовными, так и светскими) в России первой половины – середины XVI в. Так, как уже указывалось выше, А.М. Курбский специально подчеркивал, что он являлся учеником Максима Грека. Последний, судя по накопленным в науке данным, являлся своего рода центром притяжения наиболее образованных представителей русской знати. В частности, источники сохранили сведения о контактах с афонским старцем старшего современника И.Ф. Мстиславского и А.М. Курбского – В.М. Тучкова (важно отметить, что В.М. Тучков по матери являлся родственником А.М. Курбского). В.М. Тучков входил в число лиц, которые, посещая афонского старца, «говаривали с Максимом книгами и спиралися меж собою о книжном»; ученый грек, как известно, учил В.М. Тучкова греческому языку, а также состоял с ним в переписке; по указанию В.М. Тучкова был переписан, по крайней мере, один список перевода Максима Грека Бесед Иоанна Златоуста (уже упомянутая выше рукопись ОР ГИМ. Воскр. 82, бум.). С Максимом также тесно общались Дмитрий Герасимов, Федор Карпов, Нил Курлятев, а также, как указывалось выше, А.М. Курбский (последние двое, как и В.М. Тучков, у афонского старца учились греческому языку). Зафиксированные источниками контакты ученого грека с испытывавшими его влияние образованными представителями русской знати побуждают исследователей говорить о наличии своего рода «Академии» Максима Грека, с которой были связаны многие известные книжники этой поры (например, см.: [14, с. 98; 17, с. 165–167]).
Источники не содержат прямых сведений о том, что И.Ф. Мстиславский непосредственно входил в этот круг. Вместе с тем, нельзя не сопоставить его очевидный интерес, во-первых, к чтению книг, во-вторых, к летописанию с несомненным фактом его знакомства и общения с создателями крупнейших памятников русской историографии XVI в. – Андреем-Афанасием (составителем Степенной книги), А.Ф. Адашевым (участником работ над Летописцем начала царства) и А.М. Курбским (автором «Истории о великом князе московском»); как указывалось выше, по крайней мере, один из знакомых И.Ф. Мстиславского – А.М. Курбский – несомненно входил в число русских писателей, испытывавших влияние Максима Грека. Это в свою очередь побуждает думать, что предположение о наличии связи между общением И.Ф. Мстиславского с известными писателями его времени в 50–60-е гг. и его интересом к книгам, который фиксируется, по крайней мере, в 70–80-е гг. XVI в.[14], не представляется чересчур натянутым.
* * *
Итоги проведенного исследования позволяют вполне определенно утверждать, что глава Боярской думы князь И.Ф. Мстиславский был в гораздо бóльшей степени связан с русской книжной культурой середины – второй половины XVI в. нежели это было принято считать ранее. Представляется несомненным, что князь проявлял склонность к чтению, пребывая в ссылке в Кирилло-Белозерском монастыре, где он в своей келье располагал небольшой библиотекой. Судя по сообщению Дж. Горсея, частной библиотекой, включавшей в себя список, по крайней мере, одной летописи, И.Ф. Мстиславский обладал и в миру.
С меньшей степенью определенности можно говорить о его непосредственном участии в книжном деле. Так, можно предполагать ту или иную степень участия И.Ф. Мстиславского в составлении письма Сигизмунду II, а также в ведении неофициального летописания (70–80-е гг. XVI в.), продолженного при его сыне Ф.И. Мстиславском в начале XVII в. С известной степенью гипотетичности можно предполагать, что склонность к книжному делу И.Ф. Мстиславский стал проявлять уже в молодом возрасте (вероятно, в 50-е гг. XVI в.), общаясь с известными книжниками – его современниками: А.Ф. Адашевым, Андреем-Афанасием и А.М. Курбским, а, возможно, и с Максимом Греком.
Литература
- Альшиц Д.Н. Иван Грозный и приписки к лицевым сводам его времени // ИЗ. М., 1947. Т. 23.
- Альшиц Д.Н. Царь Иван Грозный или дьяк Иван Висковатый? // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16.
- Библиотека Ивана Грозного: реконструкция и библиографическое описание. Л., 1982.
- Васенко П.Г. «Книга Степенная царского родословия» и ее значение в древнерусской исторической письменности. Ч. 1. СПб., 1904.
- Горсей Дж. Записки о России. XVI – начало XVII в. М., 1990.
5а. Вкладная и кормовая книга Московского Симонова монастыря / Подг. к печ. А.И. Алексеев // Вестник церковной истории. 2006. № 3.
- Ерусалимский К.Ю. Андрей Курбский как ренессансный историк // Время – история – память: историческое сознание в пространстве культуры. М., 2007.
- Ерусалимский К.Ю. Сборник Курбского. Т. 1. М., 2009.
- Ерусалимский К.Ю. Сборник Курбского. Т. 2. М., 2009.
- Житие преподобного Даниила, переяславского чудотворца, Повесть о обретении мощей и чудеса его. К 400-летию Троицкого Данилова монастыря в Переяславле-Залесском (15 июля 1508 г. – 15 июля 1908 г.) / изд. проф. С.И. Смирнова. М., 1908.
- Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники: очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI века. М., 1958.
- Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960.
- Зимин А.А. Государственный архив России XVI столетия: опыт реконструкции. Вып. 1–3. М., 1978.
- Зимин А.А. Опричнина. М., 2001.
- Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный (Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя). М., 1998.
- Калугин В.В. «Житие святителя Николая Мирликийского» в агиографическом своде Андрея Курбского. М., 2003.
- Каравашкин А.В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М., 2000.
- Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996.
- Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII вв. М., 1980.
- Костюхина Л.М. Палеография русских рукописных книг XV–XVII вв. Русский полуустав. М., 1999.
- Курукин И.В. Сильвестр: политическая и культурная деятельность (источники и историография): дис. … канд. ист. наук. М., 1983.
- Лаврентьев А.В. Епифань и Верхний Дон в XII–XVII вв.: очерки истории русской крепости на Куликовом поле. М., 2005.
- Лавров Н.Ф. Заметки о Никоновской летописи // ЛЗАК за 1926 год. Л., 1927. Вып. 1 (34).
- Ленхофф Г.Д. Степенная книга: замысел, идеология, адресация // Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 1. М., 2007.
- Лихачев Д.С. Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского (царь и «государев изменник») // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993.
- Лихачев Н.П. «Государев родословец» и род Адашевых. СПб., 1897.
- Макарий (Веретенников), архим. К вопросу о библиотеке всероссийского митрополита Макария // Abhandlungen zu den Grossen Lesemenäen des Metropoliten Makarij (Kodikologische, miszellanоlogische und textologische Untersuchungen). Bd. 1. Freiburg, 2000.
- Насонов А.Н. История русского летописания XI – начала XVIII века: очерки и исследования. М., 1969.
- [ОР РНБ]. Фонд. № 351. Библиотека Кирилло-Белозерского монастыря: Опись. Ч. 1. Л., 1985. (Машинопись).
- Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584–1605 гг.). СПб., 1992.
- Покровский Н.Н. Исторические концепции Степенной книги царского родословия // Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 1. М., 2007.
- Послания Ивана Грозного. М., 2005.
- ПСРЛ. Т. 29. М., 1965.
- ПСРЛ. Т. 34. М., 1978.
- Розов Н.Н. Библиотека Сильвестра (XVI век) // Исследования источников по истории русского языка и письменности. Л., 1966.
- Рукописные книги собрания М.П. Погодина. Каталог. Вып. 3. СПб., 2004.
- Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992.
- Солодкин Я.Г. Пискаревский летописец и боярское летописание второй половины XVI – начала XVII вв. // Русское Средневековье. Источники. 2000–2001 годы. М., 2002.
- Солодкин Я.Г. Тайна «хроник» боярина И.Ф. Мстиславского (К истории частного летописания в России XVI в.) // ТОДРЛ. СПб., 2006. Т. 57.
- Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2. СПб., 1902.
- Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 2. М., 2008.
- Усачев А.С. Забытое мнение о Степенной книге (Из неопубликованного наследия М.Я. Диева) // АЕ за 2004 год. М., 2005.
- Усачев А.С. Экземпляр издания «Житие Даниила Переяславского…» из библиотеки С.И. Смирнова (по фондам Российской государственной библиотеки) // Библиотековедение. 2008. № 6.
- Усачев А.С. Личность составителя Степенной книги // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2009. № 2 (36). С. 34–47.
- Усачев А.С. Степенная книга и древнерусская книжность времени митрополита Макария. М.; СПб., 2009.
- Усачев А.С. Об исторической достоверности чудес (на материале Чуда о свечении под Казанью 1552 г.) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2010. № 1 (39).
- Филюшкин А.И. История одной мистификации: Иван Грозный и «Избранная рада». М., 1998.
- Филюшкин А.И. Андрей Михайлович Курбский: просопографическое исследование и герменевтический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному. СПб., 2007.
- Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. М., 1999.
- Шмидт С.О. Памятники письменности в культуре познания истории России. Т. 1: Допетровская Русь. Кн. 1. М., 2007.
- Freydank D. A.M. Kurbskij und die Theorie der antiken Historiographie (Zur Geschichte des Wortes история im 16. Jahrhundert) // Orbis mediaevalis. Festgabe für Anton Blaschka zum 75. Geburtstag am 7. Oktober 1967. Weimar, 1970.
- Lenhoff G. The Construction of Russian History in Stepennaja kniga // Revue des études slaves. 2005. T. LXXVI, № 1. P. 31–50.
С незначительной доработкой статья опубликована, см.: Усачев А.С. Князь И.Ф. Мстиславский – забытый книжник XVI в.? // Вестник Нижневартовского государственного гуманитарного университета. Серия «Исторические науки». 2011. № 1. С. 15–24.
[1] Принятой в литературе датой смерти И.Ф. Мстиславского является 1586 г. Однако Пискаревский летописец, составитель которого, возможно использовал источники близкие к семейству Мстиславских (об этом ниже) сообщает о смерти И.Ф. Мстиславского в 1592/93 г., тело которого его сын – Ф.И. Мстиславский – захоронил в Симонове – родовой усыпальнице князей Мстиславских (см.: [33, с. 197]). На смерть И.Ф. Мстиславского 7 мая 1593 г. указывает Вкладная и Кормовая книга Симонова монастыря [5а, с. 41].
[2] Летописец выполнен скорописью начала XVII в. на нижней части листа (он занимает примерно треть объема листа) после основного текста рукописи. Первую публикацию записи см.: [35, с. 46].
[3] Вопрос о личном участии И.Ф. Мстиславского в ведении летописи и переписке книг вряд ли может быть решен окончательно. Более чем вероятно, что князь не обладал навыками профессионального писца (например, В.В. Калугин отметил, что подписи светских участников Собора 1566 г. в т.ч. и И.Ф. Мстиславского на фоне записей представителей духовенства выделялись своей неискусностью. В тоже время можно отметить, что, судя по всему, знатные лица, в XVI в. проявлявшие интерес к литературе (в частности, А.М. Курбский и Иван IV), диктовали свои произведения писцам [14, с. 17–18].
[4] Несомненно лишь кирилловское происхождение июньской минеи середины – третьей четверти XV в. (ОР РНБ. КБ. 363/620) – на это, в частности, указывает переплет этой рукописной книги, характерный для прочих кирилловских рукописей. Благодарю О.Л. Новикову за консультацию по этому вопросу.
[5] Более определенно на этот вопрос можно ответить лишь после изучения всех рукописных книг написанных в Кириллове в XVI в., с тремя упомянутыми книгами XVI в., содержащими записи об их бытовании у И.Ф. Мстиславского (ОР РНБ. КБ. № 125/382; КБ. № 334/591; КБ. № 328/585). Это, однако, безусловно, потребует проведения специального исследования.
[6] Наряду с И.Ф. Мстиславским к числу подобных исключений следует отнести боярина Василия Ивановича Патрикеева (в иночестве – Вассиана), который в конце XV в. принял постриг в Кирилло-Белозерском монастыре, однако, в отличие от И.Ф. Мстиславского, в относительно молодом возрасте – ему было около 30 лет.
[7] В данном контексте, по-видимому, слово «паробок» обозначает понятие «слуга, прислужник» (подробнее см.: [39, стб. 881–882]).
[8] Как отмечено в литературе, почерком писца рукописи 1544/45 г. также вероятно по заказу В.М. Тучкова была написана другая книга, не имеющая выходной записи, – ОР ГИМ. Воскр. 80 (см.: [49, с. 305–306)].
[9] Эта книга содержит владельческую запись: «Евангелие князя Володимера Ивановича Воротынского», цит. по: [28, с. 19].
[10] Рассказ продублирован в Александро-Невской летописи, восходящей к Лицевому своду [32, с. 194)]; последний, как известно, создавался с привлечением материала Степенной книги.
[11] Так, например, считал С.И. Смирнов, который на основе этого рассказа предположил, что «Андрей сочувствовал партии Сильвестра и Адашева» [9, с. Х, прим. 5]. Позднее историк, перерабатывая текст своего труда о Житии Даниила, в своих рукописных дополнениях к нему отметил, что «связь Андрея с партией Адашева не была тесна, потому что он не навлек гнева царского и после возведен был в митрополиты» [42, с. 55].
[12] Эту близость не стоит переоценивать. Не касаясь вопроса о расстановке сил в правительстве «Избранной рады», можно лишь зафиксировать очевидный (и тем не менее часто игнорируемый исследователями) факт того, что ее падение не повлекло за собой крушения карьеры всех так или иначе связанных с ней лиц. Так, если А.Ф. Адашев был сначала отправлен в почетную ссылку в Ливонию, а затем скончался в заключении в Юрьеве в начале 1561 г., а А.М. Курбский, опасаясь повторения его судьбы, в 1564 г. бежал в Литву, то влияние Андрея-Афанасия и И.Ф. Мстиславского наоборот возросло: первый в 1564 г. стал митрополитом московским и всея Руси, второй после смерти И.Д. Бельского в 1571 г. возглавил Боярскую думу.
[13] Например, А.Б. Горбатого, В.К. и Д.И. Курлятевых, см.: [8, с. 177–178, 180, 182].
[14] Началом 70-х гг. XVI в. датируются наиболее ранние известия, которые могут быть связаны с Летописцем Мстиславских (об этом см.: [38, с. 947]). Возможно, интерес И.Ф. Мстиславского к литературному творчеству проявился и ранее. Косвенно на это указывает послание Ивана Грозного польскому королю Сигизмунду II, написанное в 1567 г. от имени этого боярина (см.: [31, с. 249–254]). Несмотря на то, что в этом памятнике фиксируются несомненные черты писательской манеры Ивана IV, вопрос о степени участия в написании этого произведения царя и его боярина вряд ли может быть решен до конца.