Боярская дума

25 июля, 2019

Боярская дума (38.84 Kb)

Центральные органы власти
            [321]
Боярская дума
Успехи московских великих князей в деле расширения их удела были в значительной степени обусловлены содействием их бояр. Интересы бояр совпадали с интересами их князей, усиление которых давало боярам большие материальные выгоды. Князья привыкли советоваться с своими боярами и по делам княжеского хозяйства, и по государственным вопросам, касающимся всего княжества. Служба княжеских «думников» или «думчих людей» была добровольной, и каждый боярин был волен помогать своему князю или отъехать на службу к другому. По мере того, как московский князь расширял свои владения за счет других князей, стал изменяться круг княжеских советников, так как лишенные своих владений князья становились в ряды московского боярства, оттесняя старых нетитулованных советников в ряды второстепенного боярства. Сохраняя за собой значительные земельные владения в своих прежних уделах, располагая военной силой своих послуживцев, собравшиеся в Москве потомки удельных князей представляли из себя крупную политическую силу, с которой московский князь должен был считаться. Ему приходилось советоваться по всем значительным государственным делам с боярами-княжатами, доказывать им целесообразность своих мероприятий, быть с ними обходительным и внимательным, имея в виду их право отъезда.
Отношения между московским князем и боярами круто изменились, когда последние уделы вошли в состав Московского государства. Теперь отъехать можно было не к русскому князю, а к врагу — польскому королю или крымскому хану, что рассматривалось как измена отечеству. Княжата, когда-то равные московскому князю, сделались его подданными, обязанными ему повиноваться. С другой стороны, московский князь постарался закрепить свою власть. Иван III женился на Софье Палеолог и сделался как бы наследником византийских императоров и во внутренних сношениях присвоил себе титул царя, а внук его Иван IV венчался царским венцом и употреблял царский титул также и в международных отношениях. Почувствовав свою силу, московские государи старались обходиться без советников. Иван III, по словам боярина Берсень Беклемишева, еще допускал возражения, а Василий III решал дела «запершись сам-третей у постели»[1]1, т. е. с немногими советниками, и раздражался при всяком противоречии. Борьбу с боярами продолжал Иван IV, сперва противопоставив им худо-
[322]
родных советников, протопопа Сильвестра и А. Ф. Адашева, а потом путем введения опричнины лишив бояр политического престижа, которым они пользовались в своих дедовских вотчинах. Однако бояре сохранили за собой материальную базу, так как обладали обширными землями и эксплуатировали труд многочисленных крестьян, сидевших на их землях.
Грозный был настолько силен, а бояре так были запуганы, что он мог бы обходиться, совершенно не обращаясь к боярам за советом, но именно в его царствование Боярская дума вполне определилась как учреждение. С усвоением государственного механизма, предназначенного управлять обширной территорией, международных отношений и военных предприятий, царь нуждался в советниках, а с другой стороны, значительно ослабели политические притязания боярства. Даже оппонент Грозного, кн. Курбский, не протестовал против царского самодержавия и только настаивал на том, чтобы царь совещался с боярами для пользы дела. Причиной такой сдержанности был наступивший аграрный кризис. Крупные вотчинники эксплуатировали принадлежавшие им земли, отдавая их в аренду крестьянам, сгрудившимся в междуречий Оки и Волги и охотно разбиравшим участки с уплатой хлебом и деньгами. Так как городское население предъявляло спрос на хлеб, то бояре, реализуя собираемые запасы, получали большие средства. Но по мере того, как все более расчищались пути на юг с верховьев Оки и по Дону, как открылись для колонизации обширные пространства средней, а потом и по нижней Волги, и наконец, как двинулись колонизационные потоки на север, крестьяне стали покидать насиженные места в центре в поисках лучших земель и лучших условий труда, оставляя боярские земли без рабочих рук. Неурожаи 1550-х гг. усилили отлив населения из междуречья Оки и Волги. Чтобы ограничить право выхода крестьян и таким путем удержать их на свои землях, вотчинники принуждены были искать помощи правительства и забыть о своих политических притязаниях. При поддержке правительства землевладельцы старались прикрепить крестьян посредством ссуд.
Таким образом, политические притязания бояр в значительной мере смягчились, и, может быть, поэтому при Грозном мы видим Боярскую думу как сформировавшееся учреждение с постоянным составом. Управлению земщиной Грозный поручил боярам, которые систематическим собирались в наличном составе, а не по выбору царя на каждое заседание, решали вопросы, возбужденные царем или правительственными органами, получали отписки агентов власти, докладывая о них царю только по важнейшим земским делам и по вопросам, связанным с внешними сношениями. Вероятно, именно при Грозном создалась такая конструкция Боярской думы, которая просуществовала до самого конца существования этого учреждения.
После свержения Василия Шуйского Боярская дума стала во главе страны и Москва присягнула в послушании боярам. Но бояре вполне подпали под влияние поляков, занявших Московский Кремль, не принимали участия в освобождении Москвы от врагов, так что народ смотрел на них как на изменников. Освободившись из польского
[323]
плена бояре разъехались по деревням, чуждые охватившего страну подъема патриотизма. После этого бояре уже не предъявляли никаких политических притязаний, довольствуясь теми гарантиями, какие давал обычай местничества для занятия важнейших должностей в войске и управлении, мирно сотрудничали с первыми из Романовых в течение всего XVII в.
Боярская дума не имела своей канцелярии, и потому о ее составе и работе можно судить только по тем делопроизводственным актам других учреждений, в которых так или иначе отражалась деятельность Думы. Этот материал относится преимущественно к XVII в., и потому указанные вопросы в дальнейшем будут трактоваться главным образом применительно к этому времени.
Думные люди были 4-х степеней: бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Все они назначались царем пожизненно, но думные люди низшей степени могли переходить в высшую, также по воле царя. Состав Думы был дворянский аристократический, и только думные дьяки могли не принадлежать к дворянству. Дворянские роды были разных степеней: первостатейная знать входила в Думу прямо в боярском чине, менее знатные — в чине окольничего и затем могли пробраться в ряды бояр, рядовое дворянство получало чин думного дворянина, но могло через окольничество также дойти до боярства. Такое распределение покоилось на обычае, но не было постоянным и изменялось, хотя и очень медленно, так как одни роды могли «охудать», а другие выдвинуться, благодаря занимаемым их представителями высоким должностям. На основании разрядных и боярских книг, уцелевших, впрочем, не в полном составе, к первому слою боярства в XVII в. принадлежали 23 фамилии, из которых 18 происходило от удельных князей: князья Воротынские, Мстиславские, Голицыны, Куракины и др. и 5 от старых московских бояр: Романовы, Морозовы, Шереметевы, Шеины и Салтыковы. Последний род выдвинулся во второй половине XVII в., а раньше среди Салтыковых были и окольничие. Следовательно, княжеских фамилий среди первостепенного боярства было 78%. Котошихин дает иной список боярских фамилий, но с пропуском ряда боярских родов и неточным отнесением родов к тем или другим категориям; например, князья Хилковы отнесены к высшему слою, тогда как в XVII в. из 5 сидевших в Думе Хилковых четверо были в чине окольничего. Если теперь возьмем данные за 1584, 1613, 1645, 1676 и 1705 гг., то оказывается, что среди бояр было первостепенной знати в % 62, 73, 78, 72 и 68, следовательно, в течение XVII в. высшее дворянство достигло значительных успехов, но потом было несколько потеснено вследствие выдвижения родственников цариц — Милославских и Нарышкиных, но все-таки удержалось на том месте, на котором было в год вступления на престол Федора Ивановича. Число бояр в указанные выше годы было 21, 22, 27, 37, 19.
Второй слой дворянства в исторической литературе обыкновенно отводился потомкам старых московских бояр. Но это положение может относиться только к XVI в., когда по подсчету В. О. Ключевского княжат было только 23% всех окольничих[2]. В
[324]
XVII в. и во втором слое преобладали потомки удельных князей: Барятинские, Львовы, Языковы, Пожарские и др. По данным Разрядных книг и боярских списков 56 фамилий посылали своих представителей в Боярскую думу в чине окольничего. Из этих 56 фамилий 29 были княжеских, т. е. более половины. Этот второй слой крепко держался своих окольнических мест, и из третьего слоя вышло очень немного окольничих. Число окольничих по тем же годам, по которым было указано выше число бояр, было: 5, 10, 12, 15, 16. При Петре % титулованных среди окольничих был также высок — 56%.
Третий слой думных чинов — думные дворяне; число их с 1584 по 1676 г. было: 8, 2, 1, 25, а в 1705 г. думных дворян и думных дьяков вместе было 24 человек. Думные дворяне были выходцы из рядового дворянства, получившие свое высокое звание в силу личных достоинств и заслуг: например, Л. Т. Голосов получил думный чин после 30 лет службы дьяком и думным дьяком; И. А. Желябужский был дипломатом и составлял писцовые книги дворцовых земель; В. М. Тяпкин имел за собой 30 лет военной и дипломатической службы и т. д. Это был деловой элемент, ценный своей административной опытностью, всецело зависевший от верховной власти и придававшей такому узко сословному и аристократическому учреждению как Боярская дума характер учреждения бюрократического. Надо заметить, что в XVII в. не было ни одного думного дворянина с княжеским титулом. Большинство думных дворян заканчивало свою карьеру в этом звании, а некоторые, как Ордын-Нащокин или Матвеев, достигали боярского чина. Думных дворян из разночинцев не было ни одного, все они были из мелкого дворянства, по подсчету за XVII в., из 85 дворянских родов.
Думные дьяки назначались преимущественно из выслуживших приказных дьяков, но были думные дьяки и из дворян, гостей и пр., не проходивших предварительной дьячьей службы. Число их было при царе Михаиле 3—4, а потом число их постепенно увеличивалось и доходило до 13 думных дьяков одновременно. Всего за XVII в. думных дьяков было 43—46 человек. По сохранившимся документам не видно, принимали ли они участие в прениях во время заседания Думы. Судя по тексту присяги, которую они подписывали, можно думать, что активного участия в вынесении приговора Боярской думы они не принимали. В то время как другие думные чины давали обязательство ничего не предпринимать без государева ведома, думные дьяки принимали на себя обязательство «мимо государева указу ничего не делати»[3]. Во всяком случае, их положение в Думе было особое, отличавшееся от положения других думных чинов. На то указывает, что текст присяги был общим для трех высших чинов, а для думных дьяков особая присяга; на заседании Думы они стояли и садились по приглашению царя. Однако значение их было велико, так как по многим делам они были докладчиками и, кроме того, формировали решения Думы. Некоторые из думных дьяков, но только дворянского происхождения, достигали высших чинов, как например Гавренев, получивший окольничество, Заборовский, закончивший свою карьеру в чине боярина, и др.
[325]
Из приведенных выше данных можно сделать некоторые выводы. В XVII в. при первом царе новой династии, возведенном на престол мелким и средним дворянством, боярская аристократия восстанавливает свое политическое значение. В половине века Боярская дума заполнена представителями высшей аристократии, думное дворянство представлено единицами. В дальнейшем, наплыв в Думу родственников цариц невысокого происхождения и назначение большого числа думных дворян несколько понизили аристократичность Думы, но этот процесс прекратился при Петре, сохранившем состав думного дворянства. Если в правление царевны Софьи в среднем в Думу возводилось по 6 думных дворян в год, то при Петре до 1700 г. было только по 2 назначения думных дворян в год. Среди думных людей бояре всегда занимали преобладающее место, а в первый год царствования Алексея Михайловича подавляли другие чины своей численностью: бояр было 27 человек, окольничих 12 человек и только один думный дворянин. Преобладание боярства выражается еще в другом отношении: из тех дворянских родов, которые своих представителей посылали в Боярскую думу прямо в чине боярина, в среднем было около 4,5 представителя, из окольничих родов — около 2,9 представителя, а из родов, из которых выходили думные дворяне — только 1,6, хотя к последней категории причислены такие роды, к которым принадлежали фавориты, потянувшие с собой в думу немало родственников: Хитрово, Матюшкины и др. Число думных людей, непрерывно возраставшее до Петра, при нем резко сокращается. Действуя через посредство ближайших помощников, большею частью не имевших думных чинов, Петр оставлял Думу в силу инерции, как анахронизм, подлежащий упразднению.
Думные чины давались, «сказывались», от имени царя, формально ничем не ограниченного в своих назначениях. Но обычай требовал, чтобы сан боярина или окольничего преимущественно предоставлялся представителям аристократических родов. Представители знатного рода, какого-нибудь из Голицыных или Шереметевых нельзя было назначить думным дворянином или окольничим, так как последовал бы отказ принять чин ниже боярского, но царь был волен негодного ему человека совершенно не пускать в Думу, даже если за ним числились значительные служебные заслуги. Можно привести такие примеры: кн. М. В. Прозоровский в 1615 г. был стольников, воеводствовал в Торопце, Вятке, Переяславле Рязанском и Вязьме, в 1649 г. все еще оставался в звании стольника и так и не дождался назначения в Думу; другой кн. Прозоровский, Петр Семенович Меньшой состоял в звании стольника 24 года и умер в этом звании; В. Б. Бутурлин 31 год был стольником и не получил думного чина и т. д.
Думный чин давался после продолжительного служебного стажа. При царе Михаиле стаж исчислялся двадцатью годами и более: например, кн. И. С. Куракин получил боярство после 26-летней службы в качестве стольника после воеводства в Вязьме и Тобольске; В. П. Шереметев сделался боярином не менее как на 29-м году службы, побывав воеводой в Свияжске и в Нижнем. Во второй половине XVII в. стаж несколько укорачивается, а для родственников цариц и фаворитов становится очень коротким. Если большинство представителей первостепенной знати должно было ждать
[326]
пожалования в бояре 10—15 лет, то отец царицы, К. П. Нарышкин, через год после пожалования в думные дворяне, был сделан окольничим, а еще через год и боярином; его сын И. К. Нарышкин получил боярство в 22-летнем возрасте. А. С. Матвеев в 5 лет прошел через думное дворянство и окольничество до боярского чина. От воли царя зависело дать боярство представителю первостепенного дворянства даже с нарушением последовательности прохождения чинов. Так, в 1682 г. боярство было «сказано» стольнику М. Л. Плещееву, между тем как из многочисленного рода Плещеевых не было ни одного, который бы в XVII в. имел хотя бы низшее думное звание.
Лишение думных людей их звания было явлением редким и случалось в порядке царской опалы за преступления политического характера. Несколько случаев было при Грозном вследствие отъезда бояр в Литву или ссылки, например, кн. М. И. Воротынского; при Борисе Годунове опала на Романовых, Черкасских и др.; при царе Михаиле ссылка кн. И. В. Голицына за местничество на царской свадьбе; при царе Алексее лишение чести боярина Н. А. Зюзина за сношения с опальным патриархом Никоном. Конечно, своего думного чина лишались и те думные люди, которые добровольно как бояре И. В. Морозов или А. Л. Ордын-Нащокин, или по принуждению как К. П. Нарышкин приняли монашество.
Заседания Боярской думы проходили в кремлевском дворце под председательством царя или наиболее родовитого из бояр, кн. Мстиславского, кн. Одоевского и др. Начиналось заседание летом с восходом солнца, а зимой еще до восхода солнца и продолжалось до обедни, а часов с 4-х снова возобновлялось, и иногда затягивалось до позднего вечера. Когда царь выезжал из Москвы в подмосковные дворцовые села или монастыри и его сопровождало много думных чинов, то заседания устраивались и вне Москвы, там, где находился царь. Котошихин дает описание, как происходит заседание Думы: царь вносит на обсуждение какой-либо вопрос и спрашивает мнения Думы, «а иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвещают, потому что царь жалует многих в бояре не по разуму их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые и не студерованные»[4], но, прибавляет Котошихин, всегда найдется в думе разумный человек, который подаст хороший совет. Свидетельство Котошихна можно дополнить отрывочными сведениями, которые можно почерпнуть из других источников. Окольничий К. О. Хлопов писал кн. П. И. Хованскому, что их совместный отчет по порученному делу обсуждался в Думе и все их хвалили, а больше всех кн. Г. Г. Ромодановский. Когда в 1676 г. в Думе обсуждался вопрос о том же кн. Г. Г. Ромодановском, подчинить ли его в походе против турок и татар кн. В. В. Голицыну, или предоставить ему самостоятельность, думные люди «разделились пополам». Следовательно, на заседаниях проходили прения[5].
[327]
Деятельность Боярской думы намечена двумя законодательными актами. В царском судебнике 1550 г. читаем: «А которые будут дела новые, а в сем судебнике не написаны, как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела, в сем судебнике приписывать»[6]. Статья Уложения гласит так: «А спорные дела, которых в приказах зачем вершить будет не мочно, взносить из приказов в доклад к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии и к его государевым бояром и окольничим и думным людем. А бояром, и окольничим и думным людем сидети в палате и по государеву указу государевы всякия дела делати всем вместе»[7]. Государев доклад — это есть запрос приказа на имя государя, как надо решать то или другое дело, подробности которого приводятся в этом запросе, с обычной формулой: «и о том великий государь что укажет?» На докладе ставилась помета, каким путем должен быть разрешен предъявленный приказом запрос — боярами и царем или боярами самостоятельно. Упоминаемое в статье Уложения «по государеву указу» относится именно к помете. Тогда выступают два момента законодательной практики: доклад и боярский приговор, сливающиеся в один акт законодательной практики верховной власти. Но вместо пометы о направлении дела могла быть помета о разрешении вопроса государем единолично.
Обсуждение наиболее важных вопросов производилось большею частью на совместном заседании царя с Думой и тогда решение начиналось формулой: «царь указал и бояре приговорили». Тут возможен вопрос, имела ли Дума при царе решающий или только совещательный голос? Если бы Дума имела решающий голос, то это означало бы ограничение власти царя, что совершенно не вяжется с характером и образом действия такого государя, как Грозный. Кроме того, мы не знаем ни одного случая конфликта между царем и Думой на почве законодательства. Право царя единолично издавать законы исключает мысль о необходимости для царя добиваться согласия Думы для проведения того или иного закона. Дума была при государе совещательным органом, и решение исходило собственно от царя. Если царь считал дело для себя ясным и не нуждался в совете опытных лиц, или находил возможным брать на себя ответственность за правильность решения, не разделяя этой ответственности с Боярской думой, или же мог удовольствоваться советом близкого лица, как, например, царь Михаил часто признавал достаточным совет своего отца, патриарха Филарета, то издавался указ без упоминания о сотрудничестве бояр. Нечто среднее между формулами «царь указал и бояре приговорили» и «царь указал» была формула «царь, слушав с бояры, указал». В 1624 г. из разоренных московских областей многие крестьяне и посадские люди бежали в Литву. На воеводской отписке относительно одного случая бегства была наложена такая помета: «Указал государь о том доложити себя, государя, на Москве при боярех, да и об иных таких поговорити, чем то в городе унять»[8]. Приговор по этому
[328]
вопросу был вынесен с формулой, которая указывает на единоличное решение царя, поговорившего с боярами. К сожалению, неизвестно, что посоветовали бояре и насколько указ царя соответствовал боярскому совету. Можно предположить, что царь, выслушав мнение Думы, вынес свое решение не тотчас, а через некоторое время, может быть, посоветовавшись еще с кем-либо из доверенных лиц. Последняя из приведенных формул, по-видимому, близка к такой формуле, которая была в ходу при царе Михаиле: «бояре приговорили; что государь укажет?» — т. е. приговор, вынесенный боярами без царя, передавался последнему на его усмотрение.
Формула «бояре приговорили» может вызвать ряд недоразумений, так как внушает мысль, что Боярская дума без царя вынесла постановление, имевшее силу закона и подлежащего исполнению, между тем как это иногда только проект постановления, подлежащий дальнейшему обсуждению. Шеин из-под Смоленска сообщил, что иноземные подполковники одолжили 11350 руб. на уплату содержания войску. Отписка была получена в Разряде 20 октября 1633 г. и в тот же день доложена боярам. Последовал боярский приговор отписать полковникам с похвалой. Но эта отписка через месяц поступила на доклад Царю и получила помету, что царь (без бояр) указал похвалить полковников, и только тогда под Смоленск была послана грамота, составленная по второй помете несколько иначе сравнительно с пометой боярского приговора[9]. Таким образом, если имеется единоличное распоряжение царя, то это еще не значит, что бояре не принимали участия в подготовке решения. О таких подготовительных собраниях Думы говорит и Котошихин: «грамоты в иные государства слушают наперед бояре, и потом они ж, бояре, слушают вдругорядь с царем вместе»[10]. Бояре выносили окончательные постановления, но только по особому распоряжению царя, что могло выражаться формулой: «по указу великого царя бояре приговорили». Если, исполняя такое поручение, бояре находили, что по какой-либо причине им вынести своего постановления «немочно», то за решением обращались к царю. Обо всех распоряжениях Думы царь должен быть поставлен в известность, согласно присяге, приносимой думными чинами: «Самовольством [мне] без государева ведома [и мимо правды] никаких дел не делати»[11].
Круг ведомства Боярской думы был обширен и разнообразен и может быть определен так: Дума обсуждает те дела, которые поручены ей государем. Члены Думы, как таковые, не проявляли инициативы в постановке вопросов на обсуждение. Большинство дел, переданных в Боярскую думу, возникало по инициативе высших административных и судебных учреждений, которые не знали, как решить то или другое дело по отсутствию соответствующего закона, неясности его, сложности и запутанности самого дела и т. д. Причиной возникновения дела могла быть и частная инициатива — жалоба на решение приказа. Царь или сам разрешал недоумение или же передавал на суждение Думы. Распоряжение о передаче было необходимым условием, чтобы Дума при-
[329]
ступила к разбору дела. Приговор Думы в дальнейшем служил прецедентом при разборе в приказах аналогичных дел, и потому некоторые приговоры имели такое прибавление: «да и впредь бояре приговорили…» Таким образом, приговор Думы являлся законом или разъяснением закона. По инициативе царя Боярская дума выработала ряд законодательных актов, обсудив их самостоятельно или вместе с царем. Законодательство — важнейшее в работе Думы.
Но было бы ошибкой думать, что вся деятельность Думы, при всем ее разнообразии, имела собственно законодательный характер. Дума очень часто выступает как учреждение распорядительного характера, действующее по поручению верховной власти, но даваемому не на каждый отдельный случай, но на целый круг дел. Она собирала сведения обо всех служилых людях, начиная от простого рейтара до боярина, следила за приказными расходами, интересуясь даже тем, сколько в приказе затрачено на свечи, чернила и дрова, требовала справок, сколько и на какое число выдано жалованья рейтарам, утверждала сметы на казенные постройки и т. д. Назначение в города воевод и дьяков было делом Думы. Кн. В. В. Голицын в июле 1682 г. писал думному дьяку Е. И. Украинцеву: «боярам извести, чтоб выбрали другого дьяка, а кого выберут, и ты отпущай его в Смоленск»[12].
Дума исполняла функции чисто распорядительного учреждения по военным делам. Разрядный приказ был больше исполнителем распоряжений Думы, чем самостоятельным учреждением. В главе Разряда почти всегда стоял думный дьяк, который был как бы главным секретарем Думы, которая не имела своей канцелярии. Отписки из полков и от воевод по военным делам поступали в Думу, которая по ним отдавала распоряжения. Эта сторона деятельности Боярской думы не всегда может быть прослежена, так как распоряжение Думы передавалось приказам и воеводам, полковым и городовым, царскими указами и памятями из Разряда без указания на распоряжение Думы. Выше был приведен случай, когда отписка воеводы Шеина из-под Смоленска о передаче иноземными полковниками значительной суммы денег заимообразно на текущие военные нужды, полученная в Москве 20 октября 1633 г., в тот же день получила помету боярского приговора и только через месяц поступила на рассмотрение царя. Следовательно, бояре вынесли свой приговор без государева доклада, т. е. без указания царя, по какому пути должна пройти отписка до вынесения по ней решения. Боярские приговоры касались и стратегической, и материальной части военного дела. Приведем примеры. Летом 1676 г. Боярская дума отдала распоряжение воеводам, посланным против турок и татар, по важнейшему стратегическому вопросу — о путях наступления, по которым должны были двигаться войска кн. Голицына, кн. Хованского, кн. Ромодановского, Бутурлина и гетмана Самойловича. По материальной части приговоры Думы касаются деталей снаряжения и снабжения: сколько ржи смолоть в Вязьме для продовольствия войска, сколько пудов класть на обозные подводы, какую артиллерию послать на литовский рубеж, как хранить собранный в Москве хлеб и т. д.
[330]
Большую роль играла Боярская дума в области дипломатических сношений, и потому Посольский приказ по этой части был подсобным учреждением Думы. Поэтому во главе Посольского приказа почти всегда стоял не боярин, а думный дьяк, как секретарь Думы по внешним сношениям. Через Думу проходила дипломатическая переписка, в переговорах с иностранными послами Дума принимала активное участие, выделяя из своей среды в «ответную» палату временную комиссию, сообщавшую Думе ход переговоров и получавшую от нее инструкции. Государи особенно охотно советовались с Думой по вопросам внешних сношений, которые считались в числе «великих» дел, подлежащих обсуждению и в праздничные дни.
Некоторые исследователи, кроме Разрядного и Посольского приказов, канцеляриями Боярской думы считают также Поместный приказ и приказ Казанского дворца в виду того, что во главе их стояли также думные дьяки. Дума, действительно, много внимания отдавала поместным делам, но во главе Поместного приказа за 1619—1700 г. думные дьяки состояли только 17 лет, а в остальные годы этим приказом заведовали думные чины более высоких рангов, преимущественно в чине боярина. Что же касается Казанского дворца, то за указанное время им всегда заведовали бояре, а не думные дьяки. В конце XVII в. Казанским приказом долгое время заведовал кн. Б. А. Голицын, который управлял порученным ему обширным краем, как своей вотчиной и разорил его[13]. Конечно, в советах Боярской думы кн. Голицын не нуждался. Этот пример показывает, насколько деятельность Боярской думы зависела от большей или меньшей самостоятельности и решительности начальников приказов.
На заседаниях Боярской думы обыкновенно присутствовали не все пожалованные в думные чины. Значительная часть их, около половины, могла находиться вне Москвы, занимая воеводскую должность в более значительных городах, начальствуя над полками на границах, выезжая за границу в посольствах, отдыхая в своих вотчинах и т. д. Но значительное число думных людей было занято в Москве работой в приказах и в то же время заседало в Боярской думе, так что иногда заседание Думы обращалось в собрание начальников приказов. Но это могло быть только во вторую половину XVII в., так как в XVI приказами заведовали преимущественно простые дьяки, а в первую половину XVII в. целый ряд важнейших приказов был под управлением не думных чинов: из казенных — Казенный приказ, из финансовых — Большой приход, из административно-финансовых — Владимирская, Галицкая, Костромская и Устюжская четверти, Земский и Холопий приказы. При Алексее Михайловиче и при его преемнике думные чины, число которых значительно увеличилось, управляли почти всеми приказами.
Рядом с Думой «всех бояр» действовала «ближняя» или «тайная» дума, состоявшая из немногих доверенных лиц по приглашению царя, иногда даже не облеченных
[331]
думным званием. В переписке царя Михаила с патриархом Филаретом, которую они вели во время отлучек одного из них из Москвы, не раз упоминается об отписках, которые, как писал царь Михаил, «мы слушали и ближним бояром чести велели, а всем бояром чести (читать) не велели»[14]. Алексей Михайлович, по свидетельству Котошихина, относительно дел, которые желал сохранить в тайне, советовался с ближайшими боярами и окольничими, преимущественно с теми, которые раньше были спальниками, т. е. давно уже составляли интимный кружок близких царю людей. Постельничий даже хранил у себя царскую печать, чтобы решения царя, принятые с Ближней думой, немедленно облечь в форму царского указа. Кроме обсуждения дел, подлежащих тайне, Ближняя дума с царем иногда обсуждала дела, которые потом вносились в Боярскую думу. Ближняя дума не была учреждением вследствие неопределенности состава, но начала сформировываться в учреждение, когда стало практиковаться во второй половине XVII в. пожалование бояр «в комнату»[15].
Для выполнения различных поручений Боярская дума выделяла из своей среды временные комиссии. Об «ответных» комиссиях сказано выше. В случае выезда царя из Москвы в подмосковные монастыри и села, из думных чинов царь назначал временную комиссию из 9 или более членов Думы разных степеней под председательством одного из старших по службе и родовитости бояр. Эта комиссия следила за текущими делами, получала отписки от городовых и полковых воевод, самостоятельно решала мелкие дела, а более серьезные посылала за указаниями к царю «в поход». С начала 1681 г. начала действовать единственная постоянная комиссия Думы — Расправная палата, в состав которой входило 11 или более членов Думы. Это была высшая инстанция по гражданским судебным делам, уже рассмотренным в приказах или воеводских избах, но обжалованным одной из тяжущихся сторон. Кроме того, Расправная палата рассматривала судебные дела по инициативе того или другого приказа, которые, не решив дела по неясности закона или запутанности дела, просил указаний высшей инстанции. Решения Расправной палаты были окончательными и не нуждались в чьем-либо утверждении, однако были случаи, когда постановления Расправной палаты пересматривались и даже отменялись Боярской думой. Кроме судебных дел, Расправная палата занималась также административными [вопросами], управляя Москвой и текущими делами во время отлучек царя из Москвы и заменяя собой временную комиссию, о которой сказано выше. С некоторыми перерывами Расправная палата просуществовала до марта 1694 г., когда был издан указ, предписывавший дела невершенные и спорные рассматривать боярам «всем», т. е. в Боярской думе[16].
[332]
В царствование Петра I замечается постепенное замирание деятельности Боярской думы, которая была переименована в Конзилию, а думные люди стали называться министрами. Дума сохранила свой аристократический облик, но количество членов сильно уменьшилось, особенно с началом Северной войны, когда многие думные люди должны были отправиться к войску. Петр был в постоянной отлучке, и бояре, привыкшие действовать вместе с царем и по его указаниям, должны были привыкать к самостоятельности, чего Петр настоятельно требовал от Конзилии. Когда Дума работала с царем, она не несла ответственности за свои действия; теперь, оторвавшись от царя, думные люди были ответственны за свои действия, должны были подписывать протоколы заседаний и «без того [отнюдь] никакого бы дела не определяли, ибо сим всякого дурость явлена будет»[17], как выразился Петр. Дума в третий раз отделяется от государя, и каждое такое отделение сопровождалось тем, что Дума несла ответственность за свои распоряжения; так было, когда Дума при Грозном стала во главе земщины и оправдывалась перед царем в своих действиях, так было в междуцарствие, когда бояре были разосланы по деревням, как изменники.
При Петре изменился и характер работы Думы, так как царь всецело взял на себя военное дело и внешние сношения. Дума сделалась орудием верховной власти, распорядительным учреждением по текущим делам, причем Петр не стеснялся ставить Боярскую думу в подчиненное положение лицу, не имевшему никакого думного чина. Так было, когда Петр уезжал заграницу и предложил думным людям советоваться со стольником кн. Ромодановским. Дума должна была главное свое внимание обращать на добывание денег, которые были так нужны для различных мероприятий Петра. Тут Дума неизбежно должна была столкнуться с учрежденной в 1699 г. «Ближней канцелярией» — органом государственного финансового контроля. Два учреждения стали действовать совместно, и Ближняя канцелярия сделалась канцелярией Думы. Все элементы Сената были уже налицо, и оставалось только переменить название и, отделяя «чин» от «породы», распустить аристократический состав Думы, давно ставшей анахронизмом.
Библиография
Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. 4-е изд. М., 1909.
Загоскин Н. П. История права Московского государства. Казань, 1879. Т. II: Центральное управление Московского государства. Вып. 1: Дума боярская. Приказы.
Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. 4-е изд., испр. и доп. СПб., 1912.
Сергеевич В. И. Древности русского права. 3-е изд. с переменами и доп. СПб., 1908. Т. II: Вече и князь. Советники царя.
Богоявленский С. К. Расправная палата при Боярской думе // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 409—426.
Опубл.: Богоявленский, С. К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков / отв. ред. и авт. предисл. С. О. Шмидт; сост., авт. вступит. ст., коммент., подгот. А. В. Топычканов. – М.: Языки славянской культуры, 2006. – 608 с. – (Наследие москвоведения).
размещено 27.06.2011

[1] [ААЭ. Т. I. № 172. С. 142.]
[2] Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. Пг., 1919. С. 220.
[3] [ПСЗ. Т. I. № 114. С. 311.]
[4] [Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. 4-е изд. СПб., 1906. С. 24—25.]
[5] Ключевский В. О. Указ. соч. С. 407—408, 416—422.
[6] Царский судебник. Ст. 98 // АИ. Т. I. № 153. С. 249—250.
[7] Уложение 1649 г. Гл. X. Ст. 2.
[8] АМГ. Т. 1. №152. С. 177.
[9] Там же. № 574. С. 539—540.
[10] Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. 24—25.
[11] [ПСЗ. Т. I. № 114. С. 309.]
[12] РГАДА. Ф. 159. Оп. 1. Д. 949. Л. 2.
[13] Веселовский С. Б. Две заметки о Боярской думе // Сборник статей, посвященных С. Ф. Платонову. СПб., 1911. С. 7—12.
[14] Письма русских государей и других особ царского семейства, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1848. Т. I. С. 70.
[15] Заозерский А. И. Царская вотчина в XVII в. 2-е изд. М., 1937. С. 283 и сл.
[16] Ключевский В. О. Указ. соч. С. 429—433; Богоявленский С. К. Расправная палата при Боярской думе // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 409—426.
[17] [Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1912. Т. 6: Июль-декабрь 1707 г. № 2027. С. 129.]

(1 печатных листов в этом тексте)
  • Размещено: 01.01.2000
  • Автор: Богоявленский С.К.
  • Размер: 38.84 Kb
  • © Богоявленский С.К.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов). Копирование материала – только с разрешения редакции