Анастасия Маякова (11 кл.) Эхо войны (25.7 Kb)
Что такое война, знают взрослые и дети. «Война – это когда убивают», «Война – это способ решения конфликтов, как в государстве, так и между государствами», «Война – это разруха, страх, голод, искалеченные тела, души, судьбы», «Война – это смерть», «Война – по моему – это проблема всех времен и народов, ее надо искоренить, но пока человечество не может этого сделать», «Война – это когда люди стреляют друг в друга, и бомбы взрываются». Много разных ответов я слышала на вопрос: «Что такое война?» Война касается всего: живого и неживого, детей и взрослых, ее участников и людей, не принимающих непосредственного участия в ней. Так она коснулась и моей семьи, оставив глубокий след на долгие годы. Война никуда не ушла, она так и живет в их душах и сердцах. Им особенно больно, когда они вспоминают о ней, но вместе с болью уходит и она. Когда тебе больно, ты всегда делишься с близкими и друзьями, и становится легче. Тогда я попросила своих близких, тех, кто видел войну рассказать мне о ней. И тогда, может быть, я пойму, кто из тех людей, которые отвечали мне, был прав, и узнаю, что же такое есть война.
«Трудно, ох, трудно войну вспоминать! Да и честно сказать – не хочется. Не дай бог, как говорится никому такой беды, какую мы пережили. Ведь сколько уже лет со Дня Победы прошло, страшно подумать, целая жизнь прожита, а до сих пор сны снятся про войну…» Моего дедушку зовут Андрей Семенович Маяков.
Он родился 15 августа 1920 года в крестьянской семье в деревне Маяки Тоншаевского района Нижегородской области. Как и его родители, дедушка работал в сельском хозяйстве. 7 апреля 1940 года мой дедушка женился на моей бабушке Анастасии Ефимовне Казаровой. Это была красивая пара, хотя даже не красивая, а интересная: она – маленькая, веселая, он – большой, немного мрачный. Вместе они составили молодую семью, которая прожила так до ноября месяца, а 4 ноября 1940 года дедушку призвали на службу в армию. Попал служить он в Краснодарский край, в город Адлер, где был зачислен в полковую школу 88 Горного Стрелкового полка. Там служил до 1941 года. Наша страна в то время жила в тревожном ожидании. Многие еще не верили, что будет война, но уже начинали готовиться к ней. В мае 941 года его полк перебросили на запад, по ту сторону реки Днепр, в Киевскую область, в город Смело. Первый свой бой он принял под Белой Церковью. Дедушка вспоминал: «Сначала германские самолеты бомбили Киев. Затем стали появляться ряды немецкой пехоты и эти огромные чудовища – танки». Повсюду взрывы, выстрелы, стоны раненых. Все дальше мы отступали на восток. Потом командир дал установку начинать контратаку. С криком «ура» все мы побежали на немцев. Под таким напором они растерялись и начали отступать. Я бежал, и только одна мысль была у меня в голове – убить как можно больше немцев. Меня потом в ногу ранило, но я ничего не замечал, я все бежал, бежал, стрелял до тех пор, пока моя левая нога совсем не отнялась, я упал и потерял сознание. Этот бой длился около часа. Ранение у меня было сквозное, я потерял много крови, но скоро очнулся. Оторвал немного ткани от рубахи и перевязал ногу. Я помню запах, который я почувствовал, запах крови, пороха и чего-то мертвого – это запах войны. Какой-то молодец, как и я, солдат (мне тогда было 20 лет) поднял меня, и мы вместе стал отходить. Отстреливаясь, ведь немцы опять наступали. Скоро мы попали в окружение (это был сентябрь 1941 года), немцы обстреливали нас из пулеметов. А мы все дальше отходили, так дошли мы до болота. Там мы по пояс в воде провели более 5 суток. Очень трудно было тогда. Продовольствия не было совсем. Дело дошло до того, что не только ногти, а кожу на кончиках пальцев обгладывали. Ночью, когда спали, привязывали себя к деревьям ремнями, чтобы не утонуть. Тогда погибло очень много солдат. Нас все время подвергали бомбежке, скидывали снаряды с самолетов. Сначала они взрывались в воде, не причиняя большего вреда, но затем они начали нас бомбить из более нового оружия, которое взрывалось, не долетая до воды. Мы пытались бежать, прятаться, но где прятаться-то: болото кругом, да и не знаешь ты, куда очередной снаряд упадет. И что же нам оставалось делать? Мы молились, просили Бога сохранить нам наши жизни, но не всех он спас, далеко не всех. Сколько их там погибло и не сочтешь. Кругом трупы и сделать ни чего нельзя, ни снарядов, ни патронов не осталось. Отчаяние, безысходность, голод, страх, взрывы – мы были совсем на исходе. Пришли фашисты. Ну, какой отпор могли дать безоружные, полуживые солдаты? Мы сдались. Они взяли нас в плен. Было много раненых, мы подобрали их и двинулись за немцами. Не знаю, сколько мы шли, время тогда теряет счет, но, по-моему, очень долго. Затем мы добрались до села Ягодин. Там всех нас разместили на одной станции, а всего (с нами) там русских солдат было 5тысяч человек. Немцы избивали нас, в том числе и плетками, допрашивали, заставляли работать. В это время они разграбляли село, убивали, как скот, так и людей, насиловали женщин, сжигали дома, грабили. Очень много там солдат погибло, в день до десятка, до сотен доходило. А нам не давали ничего: ни лекарств, ни еды. Нога у меня очень ныла, я боялся, начнется гангрена, и останусь я без ноги, или вообще умру. А староста села предлагала нам бежать, но мы не могли, ведь нас постоянно охраняли часовые, в случае побега – расстрел. Совсем невмоготу стало, а тут еще случай удачный подвернулся, мы вместе с моим сослуживцем бежали из плена. У Николая, так его звали, было простреляно легкое, и он до сих пор не мог поверить, что выжил и даже почти не кашлял. Мы долго бежали через лес, падали, вставали, и нам, казалось, что за нами погоня и немцы вот-вот настигнут нас, но что было двое раненых солдат против 5 тысяч других, конечно, немцы погоню не послали.» Но откуда ему (дедушке) было это знать. Они боролись со смертью, а смерть не терпит риска. «Мы еле держались на ногах от голода и усталости, просились в дома, но нас не впускали, боялись, наверное. Затем нас приютила одна женщина, украинка. Она накормила нас, а когда заметила, что в вороте наших рубах много вшей, забрала нашу одежду и дала другую. Также она перевязала нам раны, она работала в сельской больнице, которая находилась несколько километров от деревни. Особенно она ухаживала за мной, больно я походил на ее мужа, который ушел на войну.
Там мы и остановились переночевать, но внезапно ночью пришли немцы и стали стучаться в этот дом. Женщина спрятала нас в подвале и сказала, что напоит немцев, а когда они уснут, мы должны бежать в лес. Не знаю, сколько сидели мы там, боясь дышать, слышали, как они говорили, хоть и не знали языка, поняли, что они ни чего не подозревают. Они ели, пили, а затем утихли. Через некоторое время женщина спустилась к нам, дала еды, нашу одежду, уже выстиранную, и мы снова бежали в лес. Долго, очень долго мы шли и, наконец, добрались до станции Хорол, там были наши советские войска, а затем и до города Чугуева, где мы с Николаем и разминулись. Потом были допросы: «Откуда ты? Где воевал? Как в плен попал? Как бежал?» Мало ли, может я дезертир, или шпион какой. Затем как раненого отправили на врачебную комиссию в село Горлины. Так как ранение было сквозное и кость задета не была, направили лечиться, а после госпиталя снова на войну». В ноябре месяце дедушку направили в город Старый Оскол Воронежской области. Там он учился на артиллериста. Учили их как со снарядами обращаться, из дальнобойной пушки стрелять. После учебы был направлен в 223-й Артиллерийский полк в резерв главного командования, а в мае 1942 года снова на фронт. «Сначала наш полк подвергся самолетной бомбежке. Казалось, они были повсюду и бомбы с них сыпались бесконечно, и все время этот шум, гул, они взрывались везде, совсем рядом. Одна взорвалась так близко, что взрывной волной меня откинуло, и казалось, что голова моя взорвалась вместе с ней, очень болели уши, из них текла кровь. Я пытался еще бороться, стрелял, но ничего не слышал, только шум. Дальше я мало, что помнил, как меня погрузили на носилки и потащили куда-то. А наши все отступали.
Последние картины, которые я видел, это безногие, безрукие солдаты, еще живые и уже мертвые, кто-то еще боролся, давали автоматную очередь, но мы отступали, и было обидно, очень обидно за солдат, Родину, Россию.… Потом был госпиталь в Кирице. Меня колотило в лихорадке. Я все время терял сознание от сильной головной боли, этот шум в ушах не давал спать и напоминал о последнем моем бое…»
Дедушка лечился какое-то время. Потом снова была врачебная комиссия, но в этот раз она признала его непригодным для фронта, он почти не слышал, и направила домой. На станции дедушка снова встретил того солдата, Николая, с которым бежал из плена. Было там очень много народа, да поезд дедушки уже подходил, и они не успели поговорить, так они снова разминулись. Дедушка сел на поезд, глаза его светились, он ехал домой…
Да, война, фронт, солдаты – одна главная, лицевая сторона медали, но существует и другая – это оставшиеся без отцов, мужей женщины, а так же дети и старики, в общем, работники тыла.
Когда началась война, бабушке, как и дедушке, было20 лет. Она вспоминает: «Когда война-то началась и мужиков всех забрали, совсем трудно стало. Все заботы и работы свалились на нас. Скажешь, много ли от нас толку, а ведь колхоз только и выдержал на наших плечах. Сами на лошадях пахали, боронили, руками сеяли. Кроме того, нужно было и своим хозяйством заниматься, ведь оно только и кормило. Зимой свой скот, летом лес кормил. Много из колхозного урожая забирали. Не было у нас лекарств, и умирали многие, а также голодно было очень. Мы брали клеверный пыж, выбивали из него семечки и вместе с лебедой и мукой выпекали лепешки, и ели так ».
Я – лебеда,
Я – сизая беда,
Глухой сорняк в единоличном поле.
Я самая последняя еда,
Меня глодали только по неволе.
Чтоб как-нибудь до хлеба дотянуть
И ноги с голоду не протянуть.
И люди доживали до еды,
И хинные лепешки лебеды,
С которых напрочь душу воротило,
Склоняли и кляли на все лады.
Да, я несладкая,
Я – лебеда,
Я горькая, невольничья еда.
Самый лучший кусочек отдавали детям. Спросишь, что самое вкусное они ели. Может быть, для них было праздником, когда они делили всем колхозом падшую лошадь. Что и говорить, просто нечего было есть, и все. «Помимо работ в сельском хозяйстве людей наших, в том числе и меня, забирали и посылали ехать в Павлово, рыть окопы для обороны, чтоб, если в том случае, что немец прорвется в Москву, защищать Нижний Новгород. Эти окопы шириной были где-то 15 метров, и глубиной также. Они предназначались, чтоб задержать танки.
Условия труда были очень плохими. Нужно было все время копать, а где копатьневозможно, взрывали, и тогда нужно было таскать тяжеленные камни. Также была холодная погода, и люди убегали, некоторые даже пешком до Семенова доходили, так убежала и я, приехала домой. Через некоторое время деревню нашу обходили милиционеры и искали нас. Я тогда спряталась, и они ушли. Больше я тогда туда не поехала. В то время я была беременна. Но ребенок родился мертвым, то ли от голода, то ли от сильных нагрузок. Было,конечно, трудно. Но деваться было некуда, такая уж судьба. Помню, когда должен был приехать Андрей, я шла мимо места под названием «Кутнер Корил» (название дано на марийском языке. Деревня Маяки основана марийцами). В этом месте случаются различные явления: люди видели телегу горящую, которая катится с горы, другие говорят, что видели нечистую силу – в общем, чудеса. И так я проходила там и, вдруг услышала стук колес поезда, да так отчетливо. Никогда в деревне такого не слышала, а на следующий день на поезде приехал мой Андрюша.
Он шел, и вся деревня вышла посмотреть на героя. А я почему-то задержалась и вышла чуть позже, а он спросил: «Ну, что, не ждешь что ли, так поздно вышла?»» Конечно, она ждала и верила. Что придет.
Дедушка стал работать бригадиром в деревне. Вообще в деревне мужицких рук не хватало и, конечно, намного больше обязанностей стало у дедушки. Более 26 лет проработал он комбайнером. Вместе с бабушкой прожили они 60 лет, и мы справляли их бриллиантовую свадьбу. Как в любой семье все было – и ссоры, и драки, но всегда они были вместе, и всегда поддерживали друг друга. У них было 10 детей, но выжили только 6, остальные умерли из-за болезней, потому что ни врачей, ни больниц рядом не было. А кто в этом виноват – война? Может быть. Сейчас у них 14 внуков и 7 правнуков. Все мы дружная семья.
У дедушки и бабушки есть медали,которые мы бережно храним. У дедушки есть орден участника Великой Отечественной войны, орден труда, медаль «За отвагу» и много юбилейных медалей. У бабушки – медаль материнства и медали за труд. Ведь она столько трудилась.
Не упомянешь, не сочтешь,
Сколько перерублено,
Ноют кости – не уймешь.
Все костями вспомлено
Огород загородить,
Распахать ли полюшко,
Сена ль, дров ли нарубить –
Все на бабью долюшку.
Война сильно сказалась на их здоровье. Дедушка очень плохо видел и слышал. Он уже 2 года, как умер. Но в моей памяти он остался героем, большим, сильным и очень добрым. Он очень любил шутить со мной, и вообще любил меня всех больше, наверное, потому, что я самая младшая его внучка. Мы с ним очень многим похожи, оба левши, голубоглазые, он очень высокий, и я самая высокая в этой семье. С виду о нас можно сказать, что мы серьезные, но в душе очень добрые. Я дедушку очень любила и сейчас часто вспоминаю о нем.
Я помню, что перед тем, как умер, я проходила мимо того самого места «Кутнер Корил», и теперь уже я слышала это звук поезда. Звук был очень громким, но было такое ощущение, что поезд уходит, а не приближается, как в случае с бабушкой, наверное, дедушка уезжал на нем, но не фронт, а дальше, к богу. Перед ним как раз умер его друг, другой ветеран, Иван Васильевич Кузьмин, и на его похоронах дедушка сказал, что будет следующим. Так и вышло. Дедушка внезапно сильно заболел, но в больницу наотрез ехать отказался. Со всем он всегда справлялся сам. Даже умереть он хотел, как герой. О помощи он не просил, просто одним утром его не стало. Вот такой сильный и гордый человек был мой дедушка.
За эти 2 года у нас умерли все ветераны, больше в наших деревнях не осталось.
Бабушка сейчас живет с нами, жалуется, что совсем ничего не видит, ноги у нее очень болят и голова. Бабушку я также очень люблю, она такая веселая и смешная, а еще она печет самые вкусные ватрушки, которые мы (марийцы) называем шаньки. Я очень горжусь своими бабушкой и дедушкой за их великий патриотизм к Родине.
Однажды я спросила дедушку: «А как ты убивал, ведь ты даже на животное руки не поднимал, охотничьего ружья в руках не держал?» – «Да, я убивал. Убивал, понимая, что это враг, который хуже зверя, потому что ни один зверь не может быть таким жестоким, таким немилосердным. Собственно в бою об этом не помнилось, знал только – если не ты его, значит он тебя» – «Дедушка, а сам ты смерти боялся?» – «Умирать то и сейчас неохота, а тогда такой молодой был, жена была, конечно, боялся. Но ведь опять же, и никому умирать не хотелось, а после каждого боя сколько народу теряли? А раненых сколько! Но, что надо сказать, что раненые, если они ранены не тяжело, в госпиталь не соглашались отправляться, иногда насильно отправляли, вот такие люди были!»
Я также спросила дедушку о том, как он оценивает работников, колхоз сейчас, и о том, как они поднимали его в сороковые. «Трудно восстанавливать все, что разрушали долгие годы, но надо. Сколько сил хватит – буду помогать, все работать будем, только бы не было войны, не будет войны остальное все поправимо. Только б не было войны…
Своих хвалить не принято, но скажу – сыновей я учил работать, слова о них плохого не скажут. Но если бы наши колхозные механизаторы хорошо работали, разве дошел бы колхоз до такого состояния! Больно и обидно, что перестали люди быть хозяевами на своей земле. И виноваты в этом не молодежь, нет. Это мы, старики, виноваты, зачем такое допустили. Живешь хорошо, зажиточно, а на других, значит, наплевать?» А бабушку я спросила:,боялась ли она, что дедушка не вернется? «Конечно, боялась, ведь муж мой» – ответила она, – «Вот оно, сколько с войны не вернулось -11 человек на маленькую деревушку, но ждала, надеялась и молилась, чтобы выжил, пришел мой Андрюша. И пришел же, пусть побитый и глуховатый, но пришел, значит, не зря я молилась».
Я много пересмотрела фотографий и писем старых времен. И нашла одно письмо, очень старое, буквы еле видны. Это письмо от дедушки с фронта. Вообще дедушка мало писал, а может не все доходили, но каждое его письмо было очень важным для бабушки. С новой силой она верила, что придет, обязательно вернется.
Военных лет солдатское письмо.
Чуть опаленный лист тетрадки школьной.
Не лодочка кораблик для игры.
Сурово лаконичный треугольник.
Бескомпромиссно острые углы.
Красильников
«Здравствуй моя дорогая жена, Анастасия Ефимовна! Низкий поклон родным и близким. Каждый день вспоминаю вас, все думаю, как вы там без меня. Есть ли у вас к зиме одежонка, да продукты какие. Сейчас зима и очень холодно, телогрейка не согревает, потому что мокрая вся. Немец все наступает, а мы отходим на восток. Помирают многие, и я боюсь не дойти, но ты за меня не волнуйся и жди. О матери моей позаботься, одна у меня она осталась, пусть тоже не волнуется. С продовольствием у нас проблемы, нечего совсем есть. Напиши мне, как другие бойцы, может, вернулись они или погибли, напиши, пожалуйста. Как колхоз, работаете без продыху, наверное. Ты смотри, совсем тяжело будет, платка не жалей, продавай. Приеду домой еще лучше куплю.
Твой муж Андрей».
Огнем непосильным солдатская слава
Пылает над миром, бессмертна в веках,
Твоею победой гордится держава.
Твой образ не смертен в народных сердцах.
Несомненно, мой дедушка – герой, но не только он. Так же в моей семье воевали: мамин дедушка и дядя, папин дядя, который погиб во время войны. Но отдадим часть славы тем, кто ждал своих героев, кормил их детей, работал и держал хозяйство – женщинам. Как говорил Недогонов: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд»
Мне бы очень хотелось рассказать еще об одном, кроме тех, которых я назвала, участнике войны, но войны не 1941 года, а войны в Чечне – Андрее Васильевиче Маякове, моем двоюродном брате.
Родился он в 1973 году в семье сына моего дедушки, в поселке Подгорцы Кировской области. В 1996 году его призвали в армию. О войне Андрей мне мало что рассказывал, вернее почти ничего. Когда я о чем-нибудь спрашивала, он как-то весь мрачнел, уходил в себя. Складывалось такое впечатление, будто я заставляю его делать что-то невыносимое. И так на мои вопросы он или совсем ничего не отвечал, так сказать, отнекивался, или отвечал сухо и немногословно. Все же кое-что мне удалось узнать. Сначала служил он в Ленинградской области во Всеволожском районе. Служил он там, как простой рядовой – работал, вступал на дежурство, учился. Первое предложение служить по контракту в Чечне поступило, когда он прослужил 6 месяцев. Но он отказался, во-первых, молодой еще был, неопытный, да и жить еще хотелось, во-вторых, родители были против, это был их единственный сын и потерю они бы не вынесли. После года с лишним службы его батальон был отправлен, как в командировку, в Дагестан. Было новое предложение, и он его принял. Хотелось ему повзрослеть, ведь война учит, и денег заработать было кстати. И квартирку купить, и родителям помочь маленько. Только потом, там, в Дагестане, он понял настоящий смысл слова «война». Он начал понимать, как рискует, но назад пути не было. Постоянные вылазки, перестрелки, бомбежки, переходы, эти бесконечные подъемы среди ночи, боевые тревоги – все это сказалось не только на физическом, но и на психическом состоянии здоровья Андрея. Затем из Дагестана перевезли их в Чечню. Здесь начался настоящий кошмар. Как-то я спросила Андрея: «А как там было?» Он ответил: «Страшно. Очень страшно. Мы были в горах и охраняли штаб, когда они пришли. Сначала они стреляли из гранатометов, где-то орудовал снайпер. Эти снаряды, они взрывались повсюду. Ребята с нашего батальона, мои друзья – я видел, как они умирали, им отрывало ноги и руки, или совсем разрывало на куски. Представляешь, как это ужасно? Ты слышишь их стоны, но помочь не можешь, ты должен охранять штаб, а иначе они прорвутся, и тогда пощады не будет. Уже механически я носил снаряды, стрелял, а они все наступали и наступали…» Я помню, однажды Андрей взял меня на руки и удивленно так сказал: «Ты такая легкая, вот бы снаряды были такими же, я б не просто носил их, бегал бы с ними». С продовольствием были проблемы. Андрей говорил, что очень хотел хлеба, а там были только хлебцы. Я также спросила: «Андрюша, а людей ты там убивал?» – «Да, убивал». «Но как ты убивал, ведь жизнь – это самое дорогое, что есть у человека?» И он ответил мне так же, как и дедушка, что враг – это зверь, который не пощадит, и если не ты его, то он тебя. «А умереть ты боялся?» – «Конечно, я боялся, только сумасшедший не боится умереть» – «А какое это чувство -убивать?» – «Это страшное чувство. Насть, не спрашивай меня больше».
Я больше ни о чем его не спрашивала, слишком большую боль приносили ему воспоминания о войне. Конечно, я понимаю, как тяжело ему было, хоть бы из воспоминаний дедушки – ведь война одна, в какое бы время она не происходила, и боль она приносит точно такую же, что приносила и 60, и 100 лет тому назад.
Андрею нелегко было рассказывать и потому, что произошло сравнительно недавно, а, мне кажется, что чем больше времени прошло, тем легче рассказывать.
Говорят, время – лечит.И это правда. Наверное, поэтому о войне дедушки я знаю больше. Когда Андрей был еще там, в Чечне, мы очень переживали за него, молились, особенно его родители и сестра. Они не пропускали ни одной серии новостей и однажды даже видели его по телевизору. Или им это показалось?
Андрей прослужил в Чечне 6 месяцев. Пришел домой худой, мрачный, но возмужавший. Сначала было очень трудно, он не мог привыкнуть к тишине и спокойствию. По ночам иногда он видел войну во сне, тогда он кричал, вскакивал, шел, сам не зная куда, а потом вспоминал, что он дома, что война кончилась. Он успокаивался, но не сразу, долго еще он ходил, нервничал и курил, он очень много курил.
Так же как и дедушка, Андрей получил контузию, и теперь он очень плохо слышит левым ухом.
Сейчас Андрей очень часто приезжает к нам, и я заметила, что он стал более спокойным, веселым и почти не вскакивает по ночам. Частенько он слушает новости и очень переживает за парней, находящихся в «горячих точках». Дома у него много видеокассет про Чечню и, когда мы приезжаем к ним, они вместе с моим отцом смотрят их. На деньги, которые Андрей получил, купил себе квартиру, где живет сейчас с сестрой, пока она учится. Но что весят эти деньги по сравнению с его жизнью? Ничего.
Вот так, слушая рассказы о войне, я поняла, что все люди, которых я спрашивала, как они понимают слово «война», все они правы. Война – это разностороннее понятие, и одним определением о ней не сказать. Каждый понимает войну по-своему, и каждый в чем-то прав.
Человечество должно бороться с войной, нужно искать новые способы решения конфликтов, более мирные, более гуманные. Нужно действовать всем странам сообща и не медлить ни минуты, ведь пока мы думаем, мы решаем – гибнут люди, становятся калеками, разрушают дома, жизни – все убирает со своего пути война, никого и ничего не щадит. Кроме того, страдает от войны и природа, та самая, что создала весь мир и нас с вами. Давайте все это прекратим, мы люди, которые сами эту войну и создающие.
Я знаю, я верю, придут времена –
Исчезнет жестокое слово – война.
И люди не будут в боях умирать.
Другие высоты придется им брать.
Давайте создадим спокойное будущее для наших детей, пока есть, для кого создавать и на чем создавать. Скажем войне – нет!
А солнце цветенью подобное,
Оно золотое и доброе,
Оно о земле хлопочет,
О нашей родной и милой,
Оно убивать не хочет
Своей смертоносной силой.
Так пусть же весна лучами
Планету всегда венчает.
Так пусть же всегда на свете
Колосья ветер качает!
Пусть всюду ребенок смеется,
Звучит певучая лира
Давайте сделаем солнце
И назовем его миром!!!
материал размещен 13.03.06
(0.7 печатных листов в этом тексте)
Размещено: 01.01.2000
Автор: Маякова А.
Размер: 25.7 Kb
© Маякова А.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
Копирование материала – только с разрешения редакции