Драгоценная находка. Вместо предисловия

Несколько слов о семье.

Как была найдена рукопись.

Последнее время мама проживала вместе с племянницей Екатериной на улице Тургенева в доме, построенном заводом имени Петровского, умерла она в апреле 1998 г. накануне Пасхи в одиночестве – Екатерина была в кратковременном отъезде. Мы похоронили маму в Марьиной Роще в могилу, где сначала в 1950 году была захоронена её мама, моя бабушка Александра Алексеевна Попова, а в 1980 году – ее дочь, а моя сестра Белых (Челнокова) Татьяна Борисовна. Поскольку Екатерине в квартире на улице Тургенева всё постоянно напоминало о бабушке, она срочно продала эту квартиру, сменила место жительства, а мне передала пакет с какими-то бумагами. Мама никогда никому не говорила, что она пишет воспоминания о своей жизни, поэтому я сначала не обратил внимания на две тетради, которые лежали в этом пакете. И вот прошло двадцать лет, я их изъял и со слезами на глазах прочёл эти воспоминания, написанные крупным размашистым почерком. Мы посоветовались с сыном Игорем и внуком Ильёй, и единодушно приняли решение издать воспоминания этой скромной женщины, настоящего героя нашего времени. Прочтя эту книгу, вы убедитесь, что это не пустые громкие слова, а своего рода наказ, как преодолевать жизненные трудности, никогда не изменяя своим близким и своей Родине.

Владимир Челноков

Валерия Вячеславовна Булычёва

ИСТОРИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ Воспоминания

Моему дорогому сыну Володеньке и внуку Игорьку Челноковым,

моим дорогим внучкам Наташеньке и Катеньке Белых посвящается

За 81 год я никогда никому не рассказывала о моей жизни, даже вам, моим дорогим  и близким. Я много раз выступала по центральному телевидению и радио, по школам, кинотеатрам, техникумам, различным учреждениям по их приглашениям и всюду рассказывала о боевых действиях легендарного, единственного в мире авиационного полка под командованием Героя Советского Союза Марины Михайловны Расковой, где авиаторы-женщины летали на самых сложных самолётах тех времён – Пе-2, пикирующих бомбардировщиках. Но об этом позднее. А сейчас начнём с истории моей жизни, с момента моего рождения.

Глава 1. Моя семья

Родилась я давно – в 1914 году, 7 июля, в семье Булычёва Вячеслава Александровича 1872 года рождения и Александры Алексеевны Поповой 1882 года рождения. У меня был брат 1912 года рождения, Игорь Вячеславович Булычёв. Мой отец был талантливым музыкантом, занимался музыкой совместно с известным композитором С.И. Танеевым.

В 1935 году зам. начальника авиационного училища Фурцева Е.А. ознакомила меня со статьей о моем отце и подробным описанием его музыкальной деятельности в Большой советской энциклопедии.

Моя мать, Попова Александра Алексеевна, из Вологодской губернии Тотемского уезда д. Синяковка, родилась в бедной крестьянской семье, работала по найму у отца Булычёва В.А. – Булычёва Александра Васильевича в с. Горинском. Она была очень умной и красивой женщиной, и Булычёв В.А., приезжая к отцу в с. Горинское, влюбился и женился на Александре Алексеевне. У них родилось двое детей – мой брат Игорь и я.

Я помню себя трёхлетним ребёнком, когда в 1917 году сменилась власть. Всё, что принадлежало частникам, отбиралось, а хозяева – владельцы собственности – уничтожались. Дед, владелец этой собственности, к той поре уже умер, и ею владел его сын – наш отец. Несмотря на то, что прошло уже около 80 лет, я помню, как ранним утром отец собрался, поцеловал всех членов семьи и с небольшим чемоданчиком с одеждой отправился из дома. С тех пор мы его больше не видели, оказывается, он уехал за границу, иначе бы его убили. Впоследствии мы узнали о его музыкальной деятельности из музыкального словаря под редакцией Абамаенс 1990 года и из книг, которые имеются в библиотеках Нижнего Новгорода, и из энциклопедии, которую сын купил в магазине «Знание».

В ту пору, когда отец покинул свой дом, мы с мамой остались в этой усадьбе. Горя пережили очень много. Маму солдаты хотели расстрелять, а нас с Игорем повесить, но этого не сделали, узнав о том, что мама не урождённая помещица, а бедная вологодская крестьянка. И нас помиловали, только выселили из дома в церковную сторожку и мы там долгое время жили.

Учились в горинской начальной школе, потом в семилетней Судиславльской за 15 километров от с. Горинское. В Судиславле учились в школе, а жили на частной квартире совершенно самостоятельно. Помню, как хозяйка той квартиры, где мы жили, восхищалась моим умением готовить пищу для меня и моего брата Игоря, учившегося на два года старше меня, а мне было всего 10 лет. Помню, как за 15 километров с субботы на воскресенье я одна ходила к маме в с. Горинское. Вечером шла по лесу одна, хотя знала, что там бродили волки и различная нечисть. Как сейчас помню, как мама встречала меня среди леса с дубинкой в руках. Но всё обходилось благополучно, даже в классах шестом и седьмом, когда мой брат Игорь уже закончил Судиславльскую школу, и мне приходилось жить в Судиславле и ходить домой на выходной день одной.

В ту пору маме было очень трудно содержать семью, не имея личного подсобного хозяйства. Мама работала по найму в ближайших деревнях, а всё хозяйство по дому вела я, будучи совсем маленькой девочкой, делала всё. У нас была корова, мы её купили, ибо без коровы нечего было есть. И я с 10–12 лет заготавливала корм для коровы на всю зиму, да ещё обрабатывала огород, где росли овощи, необходимые для питания семьи.

Брат Игорь был очень способным человеком и работал учителем, в каникулы подготавливал слабых учеников, а когда было время, то помогал мне по хозяйству.

Жилось нам нелегко, особенно морально: маму, несмотря на её происхождение и воспитание в бедной крестьянской семье, всячески притесняли за то, что она выходила замуж за богатого человека, лишали избирательных прав и всех видов поощрений. Это всё перенесли, пережили.

Когда я окончила семилетнюю школу в  Судиславле, было огромное желание продолжать образование. В Нижнем Новгороде жила мамина двоюродная сестра Поликсенья, тоже из Вологды. Она была замужем за пекарем Карповым Александром Фёдоровичем, отменным пьяницей, но отличным специалистом. У них был сын Володя, очень серьёзный и умный парень. Жили они в ту пору в округе, где я сейчас живу, – на углу Печёрских выселок, в мезонине углового дома. С мамой Поликсенья списалась, разрешила мне приехать в Н.Новгород и продолжить учёбу в средней школе.

Я это сделала. Тринадцатилетней девчонкой поступила в 8-й класс средней школы им. Рылеева, которая через год была переведена в новое здание и  именовалась «1-я опытно-показательная школа в честь 10-летия Октябрьской революции „Школьный городок“» (сейчас в этом здании находится НИИ травматологии и ортопедии). В неё я поступила в 1928 году, окончила в 1932 году с дошкольным уклоном и была направлена на работу в «деточаг» при телефонном заводе им. Ленина, на Мызу.

Мне было всего 15 лет, я была назначена руководителем младшей группы. Несмотря на мой малый возраст, дети уважительно ко мне относились, даже такие отбойные ребята как Боря Родионов и Коля  Федосеев.  Меня часто приглашали в группы, которые вели пожилые руководители, особенно перед сном. Я наводила мгновенно необходимый порядок среди разбушевавшейся толпы ребят, не желающих спать. И стоило мне к ним прийти, как они мгновенно ныряли под одеяло, ложились на правый бок с ручонками под правую щёку. Так это было постоянно перед сном, сама не могла поверить этому.

Так мне бы оставаться на дошкольной работе, тем более что последней моей работой с детьми была составленная и придуманная мной лично композиция, посвящённая 15 годам развития страны с 1917 по 1932 год. Особенности каждого года представлялись зрителям ребёнком, выступающим перед ними с характеристикой порученного ему года. Я запомнила только часть композиции, посвящённой 1932 году, хотя с той поры прошло уже  65 лет:

И в последнем году в нашем Нижнем гигант

Высоко над страной возвышается.

Всем известен в стране, пущен 7 дней назад

Он автозавод прозывается.

И по всей по стране, по родной стороне

Стар и млад помогает нам строиться.

Не в ряды лодырей, хулиганов, рвачей,

А в ударников ряд все становятся!

Так смелей, пролетарий, с врагами борись,

Бей врага выполнением плана.

Во всём мире построим мы социализм

С песнею интернационала.

И ещё:

Не уставая, крутится огромный шар земной.

Рабочий всюду трудится и летом, и зимой.

Буржуй же, видя стройку, твердит рабочим вслед:

– Ну где же уж вам строить, машин-то у вас нет!

Но мы ему в ответе:

– Не нервничай, наш «друг»,

Гиганты у нас строят, но только ведь не вдруг.

Вот мчится вагонетка, работают станки,

В реке Волхва мы метко силу уж нашли,

И вот шумит турбина, ревёт река Волхва,

И электромашина работать начала…

И ещё многое другое, в несколько раз больше того, что запомнила и записала, ведь с той поры прошло так много десятилетий и я, конечно, многое забыла, а дошкольную работу помню.

Но неожиданно появилась новое желание – стать авиатором. Дело в том, что ежедневно над  нашими головами проносились самолёты У-2, в ту пору иных мы и не видели, а затем появлялись люди, то ли владеющие этими самолётами, то ли руководители тех лётчиков, которые в них летали. Они были такими солидными, уже в возрасте, одеты в кожаные пальто, некоторые в меховые комбинезоны. Мы пристально их рассматривали, нам так хотелось быть похожими на них.

Глава 2. На пути к мечте

Два года я проработала в «деточаге», а в 1932 году поступила учиться в Нижегородский авиационный техникум ГВФ (Гражданского воздушного флота), узнав о том, что он готовит будущих авиаторов. Техникум находился в Комсомольском переулке. Мечты сродниться с авиацией у меня сбылись. И ещё одна радость – ко мне из Горинского приехала моя родная мама и устроилась жить на 10 кв. м площади к Поликсенье Прохоровне (в тесноте не в обиде). Потом мама поступила на работу в школу № 28, рядом с домом Поликсеньи, от школы ей выделили квартиру.

В авиационном техникуме я познала военную дисциплину, высшую вневойсковую подготовку, по ночам готовились к встрече торжественных праздников – выходили на ночные парады, строго соблюдая в строю воинскую дисциплину, готовились к предстоящим праздникам. Командованием техникума я была назначена командиром женской роты и тщательно старалась своим подчинённым привить воинскую дисциплину, особенно во время парадов, и это мне удавалось.

Каждое лето перед  концом учёбы на каждом курсе мы выезжали на практику в авиационный гарнизон под Москву, в Монино, в военные авиационные лагеря, где наша жизнь проходила согласно военной подготовке курсантов авиаподразделений. У меня в подчинении было отделение девушек нашей учебной  группы. В программу отделения, помимо изучения военных теоретических предметов и уставов, входили тренировки на самолётах тех времён – ТБ-1 и ТБ-3, а также прыжки  с парашютом с самолётов и с вышки. Всё было очень интересно и ново, особенно в те далёкие  30-е годы.

Необходимо отметить, что я была заядлой спортсменкой. Каждый год участвовала в эстафете «Нижегородской коммуны» на одном и том же этапе – от банка до городского театра. Перед курсантами техникума в числе 5–7 человек девушек выступала на брусьях со своими упражнениями. Помню как сейчас, я как струнка влезала с пола до самого потолка спортивного зала навытяжку на одних руках по шведской лесенке туда и обратно.

Немаловажное событие в моей жизни: в 1934 году как одна из лучших курсантов Нижегородского техникума ГВФ была избрана депутатом в члены райсовета Нижегородского района, а вторым членом райсовета был избран курсант более младшего курса Челноков Б.И. На заседаниях сессий райсовета мы познакомились с Челноковым, и в 1935 году он стал моим мужем.

В 1935 году нижегородский техникум расформировали и перевели в Саратов, переименовав его в авиационное училище.

В Саратовское авиационное училище мы с Челноковым переехали мужем и женой, и нам выделили квартиру в доме, где жили сотрудники училища. Дом находился около городского стадиона, и в зимнее время я прямо на коньках прыгала на лёд из окна коридора этого дома.

Я окончила училище в 1936 году по специальности авиационного техника по эксплуатации самолётов и моторов. Училась хорошо, из 90 человек выпускников 1936 года только двое – я и Коля Иванов – защитили Государственный экзамен на отлично. Комиссия в количестве 15 человек восседала на сцене зала училища, вызывала на трибуну каждого защищавшего диплом курсанта и задавала массу вопросов по специальности. Я как сейчас помню, что блестяще ответила на все заданные вопросы, а когда уходила с трибуны, то курсанты училища, заполнившие весь зал, стремились пожать мне руки и поздравить с успешной защитой, радуясь вместе со мной за мой успех. С тех пор прошло уже 60 лет, а я это как сейчас всё представляю.

Глава 3. Мирная авиация

Время нашей молодости было прекрасным, всё хорошее, что могло принадлежать человеку, мы стремились использовать. Я очень любила танцевать, а в то время начали внедряться западные танцы, всех желающих обучал этому курсант из нашей учебной группы Ваня Федотов (где он сейчас и жив ли, не знаю), все сложные па танго, фокстрота и вальса-бостона он исполнял и показывал обучающимся в паре со мной. Вот какой я была в молодости танцовщицей.

Впервые на эстрадной сцене Саратовского театра я услышала песню «Скажите, девушки, подруге вашей» и до сих пор её люблю. Вторая песенка, поразившая меня тогда и которую я помню до сих пор, это «Беседка». Много прекрасного помнится из прошлого, но это всё ушло безвозвратно.

Когда в 1936 году я успешно окончила училище, мне было предоставлено право выбора места назначения на работу, и я с Лидой Кривцовой, своей подругой, попросила назначить в Закавказское управление ГВФ в г. Баку. Но мой муж не хотел, чтобы я работала в Закавказье, и через Главное управление ГВФ перевёл меня в Тамбовское лётное училище, которым командовали в ту пору болгары Гаранов и Петров. Они меня взяли во 2-ю лётную эскадрилью, а мне этого и надо было, я там овладела своим любимым делом – научиться летать. Но это было неофициально, потому что обязана была отрабатывать срок по полученной в Саратовском авиационном училище специальности. Через полтора года окончил Саратовское училище мой муж и получил назначение в Батайскую лётную школу ГВФ, туда же Главное управление ГВФ перевело и меня.

В 1938 году у меня родился сын Володя, и нам в Батайской школе дали в «доме одиночек» квартиру.

Чтобы нянчиться с внуком, моя мама ушла с работы из школы, где, по отзывам директора и иных руководителей, очень добросовестно и отлично работала. А когда сын подрос и ему исполнилось полтора года, моя мама увезла его из Батайска в город Горький, на наше прежнее место жительства.

В Батайской лётной школе действовала единственная в Советском Союзе женская эскадрилья, а меня назначили работать именно туда. Я в ней работала с удовольствием в экипаже Сони Черняк и осуществляла своё давнее желание – учиться летать. Работали мы с Соней очень дружно, она меня любила и передавала свои знания, а я в свою очередь с большим умением и старанием готовила наш самолёт, который был всегда в отличном состоянии.

Но и здесь дело до конца довести не удалось – в 1939 году Батайскую лётную школу расформировали, и я получила назначение в Авиационный отряд ГВФ № 201 города Горького и переехала к своим милым и родным мамочке и сыну Володеньке. А моего мужа Челнокова Б.И. назначили замполитом полка, базирующегося на Дальнем Востоке.

Наш авиационный отряд под командованием Клыкова выполнял различные задания: врачебно-санитарные, горгаза, почты и другие. Чаще всего мы летали по районам Нижегородской области со стареньким борт-врачом Анной Николаевной Поляковой, прекрасным добросовестным специалистом. В 1940 году слетали в село Василёво (ныне Чкаловск – родина Валерия Павловича) для того, чтобы принять участие в торжественном открытии Дворца культуры имени Чкалова. На своих самолётах катали желающих гостей, его родного сына Игоря, который в ту пору был ещё мальчиком.

Во время этого праздника на глазах у всех присутствующих произошло огромное несчастье – авиационная катастрофа лётчика-испытателя 21-го завода Коровина, прилетевшего на празднование для показа фигур высшего пилотажа. Он вошёл в отвесное пикирование, но из него не вышел, врезался в овраг. Самолёт сгорел, а лётчик погиб. На катастрофу прибыли лётчики Байдуков и Беляков из экипажа В.П. Чкалова, летавшие с ним в Америку. Оцепили место произошедшей беды, сгоревший самолёт и обуглившееся тело лётчика… Если до этого страшного происшествия много желающих было попасть на наши самолёты, то они сразу отхлынули, мы с трагическим настроением вернулись на свою базу. Но происшедшего не поправишь, а жизнь продолжается.

Я очень любила своё дело, свой самолёт, очень тщательно готовила его к полётам, понимала, насколько это ответственно, что от качества подготовки зависит жизнь экипажа. В 1940 году мне вручили газету союзного значения, называлась она «Вестник воздушного флота». В разделе «Гражданская авиация» (ГВФ) на первой странице была большая статья со снимком моего самолёта № 2247, а около мотора работает девушка-техник. Оказалось, это я. Когда этот снимок сделали, мне неизвестно. Эта газета у меня не сохранилась, потому что её попросила редакция полка пикирующих бомбардировщиков, писавшая книгу о действиях полка, и эта статья исчезла неизвестно куда. Но окончание статьи я запомнила, хотя прошло больше 60 лет. В конце статьи было написано: «Дисциплинированная, всегда подтянутая, горячо любящая свою профессию, эта скромная девушка является примером для работников авиационного отряда». Вот такое заключение о моих первых шагах трудовой деятельности в авиации. И я его не забыла до сих пор, хотя прошло уже около 60 лет. А когда во время войны мы прилетели в Калинин в подразделение командира Косяк, то прилетевшие из Куйбышева авиаторы встретились со мной и рассказали об этой статье из «Вестника воздушного флота».

Война началась 22 июня 1941 года. На нашу страну напала гитлеровская Германия. На седьмой день войны, 29 июня 1941 года, в составе одного из экипажей я вылетела в Московское управление ГВФ, а оттуда на Северо-Западный фронт.

Комментарий сына: Мама вылетела на фронт

Мама перед войной служила в гражданской авиации в аэропорту Стригино, жили мы в районе Сенной площади на улице Приволжская слобода. Понятно, что мама возвращалась с работы с наступлением сумерек. На седьмой день после объявления войны я, двухлетний пацанёнок, интуитивно почувствовал, что с моим самым близким человеком случилось что-то неладное. Я залез на стол, который в нашей комнате стоял около окна, и словно прилип к стеклу, наблюдая, как по переулку от улицы Огородной (ныне это улица Родионова), проходят домой соседи и вот-вот должна появиться мама. Уже стало темно, прошёл самый поздний сосед Иван Пухов, а мамы всё не было. Сзади подошла бабушка, сняла меня со стола и сказала: «Вовулька, ложись спать. Утром мне мама сказала, что её сегодня отправят на фронт. Она поможет Красной армии прогнать немчуру и скоро вернётся домой». А тогда люди были действительно уверены в том, что Красная армия быстро отгонит фашистов от наших границ, что война не растянется на целых четыре года.

Глава 4. Начало войны

Я вылетела с Лёшей Панцирным – он знал моё отношение к делу, в каком отличном состоянии находятся подготовленные мной самолёты, и поэтому попросил командира летать на фронте именно со мной.

Рано утром 29 июня 1941 года я покинула свой родной дом и моих беспомощных, дорогих мне маму 58 лет с маленьким трёхлетним сыном Володей. Когда мы взлетели, то сделали прощальный круг над нашими родными хатами и видели, как наши родные выбежали на улицу, задирают головы и машут нам ручонками, прощаясь со своими родными и близкими, может быть, в последний раз, ведь мы улетали не на прогулку, а на фронт, защищать свою Родину.

В одном из экипажей вместе со мной вылетела и мой напарник Аня Столбикова. Её на аэродром провожала мама. Когда мы взлетели и делали прощальный круг над аэродромом, то заметили, что её мама упала на землю. Нам долгое время не было известно о её судьбе, а каково было её дочери!? Потом узнали, что с мамой Ани был обморок, и нам стало значительно легче.

Ранее я упоминала, что Московское управление, в которое мы прилетели, направило наши экипажи на Калининский, впоследствии Северо-Западный фронт. Первые дни войны были для нашей страны необыкновенно тяжёлыми. На своих маленьких самолётах мы делали за сутки по 6–9 вылетов к партизанам: доставляли им продовольствие и боеприпасы, а также к окружённым нашим частям, а их в начале войны была масса: вывозили с поля боя раненых бойцов и офицеров, выполняли различные задания штаба фронта, так как железные дороги были врагом разрушены, было тяжелейшее время для нашей страны и иной связи, кроме наших маленьких самолётов, тогда не было.

Особенно запомнилось такое задание. Когда мы с Лёшей прилетели на Калининский фронт, нам командир поручил слетать на место гибели самолёта ТБ-3, этого солидного бомбардировщика, упавшего в лес и сгоревшего. Мы всё выполнили: разыскали все сохранившиеся документы, из членов экипажа никого не было в живых, все трупы превратились в распухшие массы – страшное дело, но мы во всём разобрались и взлетели с просёлочной дороги. Как не запутались в массе проводов! А иначе взлетать было неоткуда, кругом леса и посёлки, но на наше великое счастье всё обошлось благополучно и мы задание выполнили.

Незабываемым осталось базирование на аэродроме в Новгороде в начале войны, где каким-то чудом мы остались живы. Немецкий аэродром с Мессершмитами-109 прилегал к нашему аэродрому и в большинстве своём на взлёт и посадку немцы заходили с нашего аэродрома. Они над нами просто издевались, разбомбили взлётно-посадочную полосу нашего аэродрома, чтобы нам невозможно было взлетать, а впоследствии налетали на стоянки наших самолётов и почти все их сожгли, а обслуживающих их людей или расстреливали, или засыпали грудами земли, образующимися в результате бомбёжек. Мы с Лёшей хотели взлететь с заданием к партизанам, а мессеры на бреющем полёте начали нас расстреливать трассирующими пулями, мы видели их морды – такие смеющиеся и радующиеся победам над нами.

А у меня никогда не было личного страха, да и времени-то на него не было, опасность постоянно висела над нами. Я ещё не успела сменить форму ГВФ на армейскую и в своих брючках, кителе с погонами, в форме ГВФ, в которой вылетела с аэродрома в Нижнем Новгороде, при налёте фрицев и расстреле нашего самолёта упала на землю рядом со своим самолётом и с остервенением мысленно направила свои угрозы в адрес стервятников! А пули свистят вокруг меня и чудом ни одна из них в меня не попала и в Лёшу тоже, словно Бог хранил нашу нужную для защиты Родины жизнь. Налёт прекратился, и мы рядом с нашей разбитой взлётной полосой чудом взлетели для полёта к партизанам. А стервятники в воздухе снова на нас напали, и нам пришлось сесть на случайную площадку, на нашем маленьком самолёте это было возможно. Мы временно покинули свой самолёт, а когда всё утихло, выполнили задание – доставили груз партизанам и вернулись на свою базу, в это огненное чудище. И так было постоянно при выполнении всех заданий. Война есть война, тем более это было её начало, когда преимущество было явно на стороне врага.

Впоследствии, покинув аэродром в Новгороде, мы перелетели на озеро Селигер в район Осташкова. Выполнив задание, возвращаемся на ночлег домой, а немецкие самолёты, появившиеся откуда ни возьмись, начинают по нам строчить, часть людей убьют, ранят, а мы, уцелевшие от налёта, оказываем помощь раненым друзьям. Возвращаемся к дому, в котором ночевали после выполнения задания, а от дома остался только ворох мусора, а среди него погибшие и заваленные мусором наши хозяева – бабушка и дедушка. Похороним несчастных стариков и снова на выполнение заданий. У меня даже сохранился снимок построения отряда перед выполнением боевого задания с озера Селигер.

Особенно запомнилось мне место новой базы для выполнения боевых заданий около Андреаполя. В этом районе немецкая армия потерпела страшное поражение от наших войск. Немецкая армия в районе Андреаполя впервые была разбита нашими войсками, а мы должны были помочь успешно закончить тяжёлую серьёзнейшую операцию. Нам было поручено доставить к месту действия РСы (реактивные снаряды), склад которых находился на одном из аэродромов, и стоило только один из снарядов кому-то поджечь, как весь этот склад взлетит в воздух и разгромит всю округу и находящихся на ней людей. А поджечь было кому, по лесу бродили недобитые немцы. Хата, в которую мы ходили ночевать после боевых заданий, находилась в деревне далеко от аэродрома, всюду валялись немецкие трупы.

И случилось такое. В один из дней только мой самолёт вернулся на свою базу, о судьбе остальных 10 машин с их экипажами ничего не было известно. Для того, чтобы ранним утром вылететь на задание, я должна была в 5 часов утра пойти к своему самолёту и подготовить его к вылету на задание по перевозке РСов. И я одна в 5 часов утра пошла по тропинке к своему самолёту. А на протяжении всего пути по лесу наставили замёрзшие трупы убитых немецких солдат и офицеров. Кто это сделал – неизвестно, но картина жуткая, и несмотря на это, надо было идти и готовить самолёт. А по лесу бродили недобитые немцы, не менее страшные, чем эти трупы. На счастье, все самолёты, не вернувшиеся до этого на наш аэродром, на следующий день прилетели на свою базу. У них были вынужденные посадки по различным, не зависящим от них причинам. А это великое счастье, ведь каждый самолёт в боевой остановке на вес золота! Случаи различных боевых эпизодов, которые невозможно перечислить, пережиты в нашей боевой жизни.

Глава 5. Женский авиаполк

Зима 1941 года на Северо-Западном фронте была как назло страшно морозной (минус 30–35 градусов Цельсия). Лица и руки были у нас обморожены, мы были похожи на негров с чёрными лицами, да ещё с неимоверной физической болью, но мы и это всё перенесли, пережили до весны 1942 года. А весной наши женские судьбы с моим боевым другом Ксаной Санчук изменились. Родина была в опасности, и её надо было защищать всеми имеющимися в стране силами, и женщины-авиаторы выступили на фронт.

И.В. Сталин поручил известной в ту пору штурману Герою Советского Союза Марине Михайловне Расковой создать женские авиационные полки. Собрать со всей страны женщин, имеющих специальность авиаторов, а если их не хватит для организации авиационных полков, то обучить в момент организации полков. Ранее я уже писала, что в нашей стране в Батайской лётной школе действовала единственная женская эскадрилья, которая готовила только лётчиков, а женщин со специальностями техников авиационного профиля в нашей стране было мало. Правда, в Саратовском авиационном училище готовили эксплуатационников, но женщин там было гораздо меньше, чем мужчин. Например, в группе, которую я заканчивала, из 40 человек было только шесть женщин. То же самое в Московском училище, которое готовило прибористов, и в нём преобладали мужчины.

Но М.М. Раскова всё же создала три женских авиационных полка: полк на самолётах У-2 бомбардировочный, командиром которого была Евдокия Бершанская – командир женской эскадрильи из Батайской лётной школы; полк истребителей из лётчиков ОСОАВИАХИМа с командиром – сестрой начальника штаба нашего полка Казариновой; полк на самолётах Пе-2, пикирующих бомбардировщиках, руководство которым М.М. Раскова взяла на себя, переучившись со штурмана, которым она была ранее, на лётчика.

Полк состоял из лётчиц Батайской школы ГВФ с последующим пополнением из запасных авиационных частей как лётного, так и штурманского состава. Большинство штурманского состава в момент организации полка было набрано из студенток Нижегородского университета имени Лобачевского: Зубкова, Джунковская, Зуева, Ольховская и другие, а вот часть стрелков-радистов, оружейников и других нужных специалистов проходили подготовку во время организации полка пикирующих бомбардировщиков.

Большинство же стрелков-радистов и весь старший технический состав, то есть первые механики самолётов были исключительно мужчины, потому что новейший по тем временам самолёт Пе-2 был сложен в эксплуатации и женщин – первых механиков к той поре страна не имела. Только две женщины – Маша Кругликова во второй эскадрилье и я в первой эскадрилье – бывшие работники ГВФ, получили право возглавлять технические подразделения по подготовке этого сложнейшего бомбардировщика. Правда, на эту должность Расковой была определена ещё одна женщина Галя Кобякова, но она почему-то куда-то исчезла.

М.М. Раскова знала моё огромное желание быть лётчиком, я ей его высказывала, когда она вела беседу со мной и Ксаной Санчук в момент нашего прибытия в полк по её вызову с Северо-Западного фронта. Я рассказала ей о том, что имею опыт лётной работы, работала в лётных школах Тамбова и в Батайской женской эскадрилье. Хотела страшно летать на боевые задания и громить напавшего на нас врага, жестокость которого я прочувствовала на Северо-Западном фронте.

М.М. Раскова попросила меня принять на заводе в Казани необходимые для организации полка пикирующие бомбардировщики, а когда мы их пригоним в полк, обещала перевести меня в лётный состав.

Родина была в неимоверной опасности, и каждый человек, каждый воин как умел и как мог должен был всеми силами помогать в беде, выручать Родину. Я решила, что иного пути защиты, как только громить зарвавшегося врага со своего самолёта у меня нет, и мы взялись за дело.

Мы должны были на заводе отобрать лучшие бездефектные самолёты, а те, которые имели дефект, должны были быть немедленно отремонтированы бригадой доводчиков, ибо как только мы их пригоним на свой аэродром, самолёты должны сразу вступить в бой. Я очень внимательно и тщательно осматривала каждую предъявленную машину и находила много дефектов – как результата небрежности в монтаже.

И это удивительно – в такой тяжёлый момент для Родины существовало недобросовестное отношение к делу. Как можно такое допускать советскому человеку, ведь это вредительство! Даже некоторые опробованные мной моторы работали с перебоями. Как может честный нормальный гражданин допустить недобросовестность в своих делах?! Но ведь это факт!

А члены бригады доводчиков реагировали так: «Вот мужики приедут принимать машину, обойдут её вокруг хвоста и взлетят в воздух», – ворчали они на нас. А известно ли им было, что мужчины на их самолётах разбивались на «новой технике», не дотянув до своего аэродрома. Не всегда, но такие случаи были, причём оставались безнаказанными. В результате осмотра много машин пришлось забраковать, отправить на доработку в мастерские. Как можно допускать работниками бригады доводчиков дефекты самолётов и моторов, которые от них должны идти прямо в бой и громить врага? Как!!!!!

Мы отобрали лучшие с уже устранёнными дефектами самолёты и отправили в свою часть в Энгельс, а вот нам с лётчицей Аней Язовской, с которой я летела на свой аэродром, не повезло. При посадке в г. Энгельс самолёт сделал три оборота на одном колес – потерпел аварию и был направлен в мастерские для того, чтобы выправить лонжероны центроплана, которые повело при неудачной посадке.

Начальник мастерских Безбородко наотрез отказался принять самолёт на ремонт, мотивируя тем, что для работников мастерской самолёт Пе-2 совершенно новый, они его видят впервые и необходимой работы по ремонту не выполнят. А для того чтобы выправить лонжероны центроплана, необходимо размонтировать и снять правый мотор, шасси, отделить правую плоскость. Демонтаж сопровождается рассоединением сотен различных проводов, патрубков, тяг управления. А для того чтобы при обратном монтаже всё собрать, правильно соединить и поставить на свои места все трубочки, тяги и магистрали, нужна огромная внимательность, необычная память и аккуратность.

М.М. Раскова всю организацию и выполнение дел на самолёте поручила мне одной, придав в помощь совершенно неопытного солдата из аэродромной службы. При этом пообещала, что после того как мы пригоним отремонтированный, воскресший из мёртвых самолёт в полк, переведет меня в лётчики.

И я, вначале не веря в свои силы, выполнила полный объём работ: разобрала, размонтировала, а после того как выправили лонжероны центроплана, всё обратно смонтировала, соединила, отрегулировала выпуск и подъём шасси, отрегулировала работу элеронов, закрылков и многое другое. Опробовала работу мотора и всех деталей самолёта в воздухе – всё работало отлично. А каких сил, внимания и умения это от меня потребовало! И в Тамбове, на аэродроме моей молодости, где я начала осваивать лётное мастерство, мы догнали свой полк на самолёте, воскресшем из мёртвых, стоимость которого в ту пору была один миллион рублей. А полк ещё не успел сделать ни одного боевого вылета.

В то же время я не могла спросить с М.М. Расковой обещания перевести меня в лётный состав, потому что Марина Михайловна Раскова в декабре 1942 года погибла при перелёте на Сталинградский фронт, попав в тяжёлые метеорологические условия. Не стало дорогого, всеми любимого командира. Полк скорбел по тяжелейшей утрате, но произошедшее не поправишь, надо было защищать Родину. Полк вылетел на боевое задание, отлично его выполнил и получил благодарности от наших наземных войск за точное бомбометание.

А в моём сознании произошла неожиданная революция. Самолёт Пе-2, казавшийся мне раньше недосягаемой грозной силой, с того момента, как я с ним сблизилась и тщательно изучила, стал для меня родным, словно живым существом, и я так полюбила его и обращалась к нему «Детонька ты моя милая». Я его полюбила больше жизни, и это дало свои плоды. Самолёт № 77 прошёл со мной все оставшиеся военные годы, успешно выполняя все правительственные задания и гордо запечатлевшись на фотографии со мной и моими боевыми друзьями по окончании Великой Отечественной войны. Дорогой мой, милый и верный друг, выполнивший массу боевых вылетов! Честь и слава тебе, Бог спасал твоё благополучие, а иначе и не могло быть – мы с тобой это заслужили!

И если вы откроете личную книжку (которая во время войны была секретной и на руки не выдавалась) авиатехника, гвардии техника-лейтенанта Булычёвой В.В., в которой изложены мои дела в женском авиационном полку пикирующих бомбардировщиков имени М.М. Расковой, то прочтёте: всего за период Отечественной войны я участвовала в 913 боевых вылетах, из них на самолёте Пе-2-в 313.

Отремонтировано аварийным ремонтом три самолёта Пе-2. Заменено моторов 195ПФ 12 шт., блоков – 18 шт., нагнетателей – 6 шт. Произведено мелких ремонтов 273. Отказов материальной части и невыходов на боевые задания по вине техника самолёта не было.

За высокое качество ремонта два раза премирована денежной премией. В моём личном полковом деле 32 благодарности от командования авиаэскадрильи, авиаполка и авиадивизии. За отличную работу по обслуживанию матчасти, личную дисциплинированность и отличные показатели в учебной боевой подготовке мне оказано высшее поощрение – фотографирование перед развёрнутым знаменем части. Награждена почётной грамотой с такими прекрасными словами: «Участнику Великой Отечественной войны, славной патриотке нашей Родины гвардии технику-лейтенанту Булычёвой В.В.» и т. д. Приказами Верховного главнокомандующего объявлено 13 благодарностей. А как искренне и тепло ко мне относились командир полка Марков В.В., его жена Герой Советского Союза Галя Джунковская, мой командир эскадрильи Герой Советского Союза Надежда Никифоровна Федутенко и другие.

 Было и такое. Однажды после окончания боевых вылетов к нам на стоянку пришли военные в сопровождении командира полка В.В. Маркова. Командир полка нам сообщил, что эти военные – комиссия из авиационного корпуса, желающая ознакомиться с состоянием материальной части самолётов, выполняющих боевые задания. Члены комиссии очень тщательно осматривали все узлы и места соединений на самолёте и моторах, а по окончании главный инженер корпуса выразил восхищение всей комиссии порядком на материальной части и попросил командира полка представить «хозяина» этого самолёта. И когда он увидел, что перед ним стоит навытяжку молодая женщина, то был несказанно удивлён, протёр очки, ещё раз рассмотрел представленную, покачал головой и сказал: «История не знает женщины, владеющей такой сложнейшей новейшей авиационной техникой» и распорядился командиру полка представить первого авиатехника самолёта № 77 к правительственной награде.

Командование авиаполка немедленно указание выполнило и по окончании войны просило меня не спешить уезжать со службы, а подождать награду. Я же этого выполнить не могла – у меня в Горьком погибали мама с моим маленьким сыном. С тех пор прошло уже 55 лет, а награда всё путешествует, но об этом позднее. А сначала о делах на войне.

Глава 6. Боевые будни

Помню в своей истории и такое. Ранее я писала, что на наших боевых самолётах Пе-2 стояли моторы М105ПФ, а им был присущ дефект – лопались анкерные шпильки, скрепляющие две половины картера мотора, а для того чтобы этот серьёзнейший дефект устранить и позволить мотору вновь стать работоспособным, необходимо было сделать сложнейшую операцию: снять мотор с самолёта, его полностью разобрать, освободить картер, разъединить его на две половины и вывернуть лопнувшую шпильку для замены. На это уходило 3-4 дня, и самолёт во время боевых действий не мог выходить на боевое задание. Какой же был огромный ущерб!

Не забылось и такое – к ужину после боевых вылетов нам выдавали 100 грамм водки, но я никогда не пила этих 100 грамм и до сих пор водки никогда не пробовала, а эти 100 грамм отдавала тому, кто хотел их выпить и вместо меня маскировать самолёт, таская тяжёлые ёлки для прикрытия его от вражеского глаза. Желающих находилось много. Как вороны налетали желающие выпить 100 грамм и отлично маскировали машину.

Про эту мою неприязнь к выпивке как-то узнала М.М. Раскова, хотя на эту тему мы с ней никогда не говорили. Но когда стало необходимостью перед вылетом полка на фронт заполнить на каждом самолёте бачки антифризом-антиобледенителем, Раскова пригласила меня, вручила ключи от склада, где хранился спирт, и сказала: «Я верю, что всё будет выполнено как надо, каждый самолёт будет обезопасен от обледенения». Конечно, я выполнила это поручение честнейшим образом, все 20 бачков были заправлены антиобледенителем.

Возвращаюсь к незаконченному вопросу о том, что весной 1945 года командование полка, представившее меня к правительственной награде, просило подождать награды и не уезжать домой. Но я, к сожалению, ждать не могла – в г. Горьком меня ждали сын семи лет, у которого от голода развивалось полное истощение организма и бронхоаденит, а моя мама пухла с голоду, и я должна была их немедля спасать. Потому и уехала, и очень правильно поступила, тем более что мой наградной лист продолжал лежать в моём личном деле, задержанный начальником строевого отдела Березницкой с надуманной ею резолюцией: «Не хватает материалов для повторного награждения», хотя первого награждения в этом полку и не было, так как я награждена орденом Красной Звезды за службу на Северо-Западном фронте на самолёте У-2.

По причине того, что самолёт Пе-2 очень сложен в эксплуатации, все первые механики, несмотря на то, что полк считался женским, были мужчины, набранные из частей ВВС, их всех дважды наградили орденами, а женщину, которую М.М. Раскова умоляла стать первым механиком, чтобы подтвердить название ЖЕНСКОГО авиационного полка, ни разу не наградили орденом за такой необычный для женщины труд. Нас было только по одной женщине в каждой эскадрилье. И конечно, если бы была жива Раскова, которая отлично понимала, что это за труд и какова его ответственность, она подобного явления бы не допустила.

А всему виной Березницкая, которая предвзято задержала мой наградной лист, ничего не сказав, другими словами, допустила беспричинное чисто женское пристрастие. Уже потом она спохватилась и раскаивалась, писала мне, что она передо мной виновата, что начальник штаба Милица Казаринова за это её отругала и приказала отозвать из Ленинского райвоенкомата, где в то время хранился мой наградной лист, и послать его по назначению. Но этого не случилось – в ту пору в стране был запрет на оформление правительственных наград, и наградной лист продолжал лежать в моём личном деле до тех пор, пока наши личные дела не уничтожили, о чём я узнала в райвоенкомате в прошлом году.

А в 1980 году я этот наградной лист видела и просила его отправить по назначению, но получила отказ, чему был свидетель райвоенком Ленинского района полковник Комаров, который хотел мне помочь, но умер. Узнала я всё это только в 1963 году в Москве, куда корреспондент газеты «Горьковский рабочий» Уварова пригласила меня на встречу военных лётчиков в Дом Советской армии.

И так больно и обидно, что за такой необычно ответственный труд из-за предвзятости человека, так далеко стоявшего от конкретных дел по обслуживанию материальной части, труд остался не оценён должным образом.

Когда меня приглашают на встречи в различные организации как представителя женского авиационного полка имени М.М. Расковой, я стыжусь – ведь люди могут подумать, что я плохо выполнила свой долг, плохо защищала Родину. Существа дела никто не знает, а о делах на войне судят по количеству правительственных наград. А каково было моим внучкам, которые учились в школе № 13, а пионерская организация этой школы носила имя моего любимого командира М.М. Расковой. Девочки переживали за меня, зная, что их бабушка честнейше защищала Родину от лютого врага, что отражает моё личное дело.

Когда я ехала домой в октябре 1945 года с фронта и в г. Серпухове была пересадка, то видела на стене вокзала статут награждения правительственными наградами: требования, указанные в этом документе, я сравнила с данными за дела войны, имеющимися у меня, и была удивлена тому, что военные руководители на фронтах статутов, видимо, не знают либо не считаются с ними. Да и как можно было запретить выдачу правительственных наград заслужившим их военным, оставшимся в живых?!

Глава 8. Возвращение домой

Я в октябре 1945 года вернулась к своей семье – маме и уже подросшему семилетнему сыночку Володеньке. Мне стали известны тяжелейшие обстоятельства трагической их сиротской жизни. Бабушка опухла от голода, так как она ела крапиву, а свои 300 грамм хлеба отдавала ребёнку, а кроме этого больше нечего было есть. Организм Володи дошёл до полного истощения. Когда они оба заболевали и лежали с температурой 40 градусов, некому им было подать глотка воды, а не то что накормить, лежали беспомощными в нетопленой смрадной комнатушке. Около ребёнка лежал молоток для того, чтобы им стучать в стену соседям, если будет умирать бабушка. А ведь в это время соседей могло и не быть дома.

К входной двери соседи придвинули кадку, которая день и ночь служила запором, так как они сами не могли подняться с постели, прикрыть и запереть дверь. Иногда соседи наспех к ним забегали, чтобы напоить водой и оставить им полученный кусок хлеба, и за это им спасибо – было страшное время, война, и у всех хлопот было много. А когда мама с сынком могли передвигаться, то, как окружающие рассказывали, они не могли смотреть без слёз на то, как еле плетётся в рубищах старушка, а сзади, держась ей за подол, тащится трёхлетний малыш.

Воспоминания сына. Тыловые будни

Как меня крестили

Бабушка была глубоко верующей женщиной и в годы военного лихолетья решила меня крестить. Она укутала меня в одеяло и вместе с крёстным отцом, другом семьи актёром Борисом Степановым поздним вечером понесла меня в Высоковскую церковь. До сих пор отчётливо помню момент, когда священник взял меня, раздетого, из рук крестного отца и начал с головой окунать в жёлтую чашу, наполненную водой. Я заорал благим матом, мне было непонятно, почему женщины, стоящие около чаши со скорбными лицами, вдруг стали улыбаться – поп меня топит, а они улыбаются!?

Воздушные тревоги

В первые дни войны немецкая авиация почти ежедневно по ночам бомбила город. Во время налётов начали выть сирены, по радио объявляли: «Внимание, внимание, воздушная тревога!» Бабушка выхватывала меня из постели, совала в рот соску, чтобы не кричал, и мы спускались в бомбоубежище. Что оно из себя представляло? Наш дом, бывшая двухэтажная деревянная школа, стоял на краю высокого обрыва, а с другой стороны к дому примыкали огороды печерян и стояли высокие школьные ворота. В начале войны на ближайшем огороде вырыли глубокий ров, повалили ворота, накрыли ими ров, а сверху засыпали землёй. Во время налётов туда набивалось полно жителей нашего и соседних домов. Было тесно, но в тесноте, как говорится, не в обиде. Весной ров затопило талыми водами, поэтому наши соседи с детьми собирались в нашем подъезде. Когда налёт заканчивался, замолкали сирены, по радио объявляли «отбой воздушной тревоги», люди выходили на улицу и смотрели на зарево в полнеба. Взрослые вздыхали: «Горит автозавод…»

Были попытки бомбить и наш район. Очевидно, фашисты знали, что в цехах завода «Красный металлист» работал эвакуированный из Киева завод им. Петровского, который изготавливал приборы для военных кораблей и подводных лодок. Но завод был так здорово замаскирован, тем более его цеха размещались либо под землёй, либо в одноэтажных корпусах, поэтому на его территорию не упало ни одной бомбы. Знаю о трёх случаях и жертвах бомбёжки в нашей округе. Одна бомбу упала рядом со Спасской церковью, где тогда размещался вещевой армейский склад. Взрывная волна буквально раздавила часового, который стоял у дверей склада. Вторая бомба упала на дно оврага и в хлеву Ваньки-Гоняйки убила телёнка и поросёнка. Этот овраг после войны был засыпан. Теперь улица Большая Печёрская (бывшая улица Лядова) плавно переходит в улицу Родионова (бывшую Огородную), здесь располагаются здание общежития речного училища и автостанция «Сенная». А с третьей бомбой произошла вот какая интересная история. В одну из ночей, когда во время налёта соседи собрались в нашем подъезде, вдруг раздался страшный свист, удар, дом словно подпрыгнул, но, к счастью, устоял. На рассвете мы обнаружили, что из крыши бывшего бомбоубежища торчит стабилизатор бомбы. Сообщили сапёрам. Приехал с лошадью, запряжённой в телегу, пожилой мужчина в военной форме, подогнал повозку к бывшему бомбоубежищу, набросил на стабилизатор толстую верёвку, вытащил бомбу, уложил её в телегу и куда-то повёз. Говорили, когда сапёры на полигоне изъяли из бомбы взрыватель, то обнаружили, почему бомба не взорвалась – между контактами взрывателя лежала записка «Живите, други».

Недетские забавы

По утрам среди ребят определялся победитель – кто найдёт самый большой осколок зенитного снаряда. Дело в том, что недалеко от нашего дома стояла зенитная батарея, которая отпугивала фашистские самолёты. Осколки её снарядов долетали до нашего дома.

Весной дети и взрослые соревновались, кто первым найдёт и сорвёт молодую крапиву. Из неё потом варили щи – было и вкусно, и получали витамины. В остальное время ели сухие продукты, которые выкупали по карточкам, ботву огородных растений, размороженные семенные огурцы, оладьи, которые пекли на постном масле из гнилой картошки. Такой  пищевой рацион в военные годы был у большинства горожан. Не случайно бабушка, которая свою долю «карточных» продуктов тратила на меня для поддержания моего здоровья, к концу войны заболела дистрофией, опухла с голоду, а после войны так и не поправилась, слегла в постель и тихо скончалась.

Добивание юнкерса и наказание пленных немцев

Наш дом был бывшей школой. Его заселили школьными работниками. Учителям раздавали билеты для посещения бесплатных киносеансов, которые проходили в Доме учителя – было такое заведение в начале улицы Свердлова (ныне Большая Покровская). Как правило, после сеансов мы стайкой бежали на площадь Минина и Пожарского в очередной раз «полюбоваться» сбитым юнкерсом, который был размещён в центре площади для общего обозрения. Тогда площадь была замощена булыжником. Мы выковыривали мелкие камешки, «добивали» проклятый юнкерс, целясь в кабину или свастику, а потом бежали на откос, где пленные немцы сооружали каркас будущей Чкаловской лестницы, которая вела к Волге от памятника «Валерию Павловичу Чкалову, великому лётчику нашего времени сталинскому соколу» – так было написано на постаменте. Мы швыряли камешки в немцев, а часовой отгонял нас со словами: «Ребята, они же живые люди». Мы отвечали: «Тебе хорошо, ты не воюешь, а сторожишь и защищаешь этих фрицев и гансов». Парень виновато краснел, вздыхал, а мы разбегались по домам.

Неожиданная радость – мама на побывке!

За то, что мама восстановила свой Пе-2, который комиссия списала, учитывая его аварийное состояние, командир полка поощрил маму фотографированием перед развёрнутым знаменем части и предоставлением кратковременного отпуска в г. Горький для свидания с мамой и сыночком.

Мы втроём пошли на Сенную площадь и сфотографировались. Потом мама купила мне конфетку «Петушок на палочке» и набор оловянных солдатиков. Все солдатики были некрашеными, только у знаменосца флаг был выкрашен красной эмалью. Когда мама через неделю собиралась вернуться на фронт, я незаметно засунул в ее унт любимого солдатика-знаменосца

После демобилизации и возвращения мамы домой бабушка посоветовала ей раздать ставшие ненужными части лётной формы тем соседям, которые помогали нам в трудное военное время. Однажды к нам зашёл сосед Салеев и спросил: «Валерия, ты ничего не забыла вернуть сынишке? Я это нашёл в унте» – и протянул ей моего любимого оловянного знаменосца. Я признался, как было дело, мама расплакалась и сказала: «Спасибо, сынок, этот солдатик охранял меня и мой экипаж все оставшиеся годы войны. За это время мы не получили ни одного ранения!»

Заштопанная соска

Я уже говорил, что бабушка часто совала мне соску в рот, чтобы не кричал в экстремальные моменты. И сосание соски у меня вошло в привычку. Надо сказать, что резиновые соски в войну были дефицитом. От частого употребления моя соска прохудилась и бабушка штопала её суровыми нитками.

Как-то к нам в гости заглянула соседка Ганна Фёдоровна, увидела меня с соской во рту и воскликнула «Володя, ты в этом году в школу пойдёшь, а сам ещё соску сосёшь!» Я смутился, зажал соску в ладони и выбросил её в помойное ведро. В юности я так же поступил с сигаретой. Тренер по жалобе мамы вызвал меня к себе и сказал: «Я подготовил документы на присвоение тебе звания мастера спорта. Если не бросишь курить, я их разорву». Я вынул из кармана пачку сигарет, смял в кулаке и бросил в урну. И навсегда покончил с этой дурной привычкой.

А когда кончилась война и по радио об этой радости объявили ночью, то бабушка с внуком закричали УРА, вышли на улицу и пошли к соседям менять самое дорогое и последнее, что у них осталось, – градусник – на кусок хлеба в надежде, что мама скоро вернётся и они болеть не будут. Соседи им кусочек хлеба дали, а градусник не взяли.

Но что удивительно, несмотря на такие тяжёлые обстоятельства их жизни, мама всегда мне писала, что у них всё хорошо, вела себя поистине героически, понимая, в какой опасности Родина, как нужен на фронте каждый воин, тем более в женском авиационном полку М.М. Расковой, где так была востребована каждая женщина авиационной специальности. А нас было так мало, а женский авиационный полк имел огромное политическое значение для страны Советов, вступившей в тяжелейшую схватку с озверелым фашизмом!

Мама всё это знала, потому что ей писала мой командир самолёта Нина Малкова. Она благодарила маму за воспитание умницы дочери, такого отличного специалиста. «Валя одна из лучших, и ею гордится весь полк», – писала маме Нина, она считала за счастье, что я в её экипаже.

Я, конечно, этого ничего не знала, а узнала, когда вернулась с войны, а на действия мамы это оказывало огромное влияние, и она вела себя очень мужественно, героически. Но когда я вернулась, маму я уже выходить не смогла – она умерла в 1950 году от дистрофии и болезни сердца. А молодой организм сыночка Володи выжил, но война оставила неизгладимый след на его нервной системе. В таком ужасе – голоде, холоде, постоянном страхе от частых налётов врага прошло его раннее детство.

Воспоминания сына. Мама вернулась с фронта домой

После окончания войны я в сентябре 1945 года пошёл в первый класс школы-семилетки № 30. Октябрьским днём сидел за столом у окна, готовил уроки и вдруг увидел во дворе маму. Она была в лётной форме, вошла в дом, обняла бабушку, они расплакались. Потом расцеловала меня. Вечером в квартиру набежали соседи, пошёл пир горой. Мама спросила бабушку, куда девать уже ненужную военную лётную форму. Бабушка посоветовала раздарить её соседям, которые помогали пережить нам тяготы военного времени. К примеру, Салеев помогал с заготовкой дров, угощал пойманной рыбёшкой – ему достались унты. Именно Салеев вернул нам мамин оберег – оловянного знаменосца. Солдатик гордо занял место на комнатной тумбочке, но, к сожалению, затерялся при нашем переезде на новую квартиру в Ленинский район. При этом переезде много с чем пришлось расстаться: зима была снежной, грузовик не смог подъехать близко к дому, и многое пришлось либо раздарить, либо выбросить на помойку.

Выхаживание болезного сыночка

Во время войны мама часто присылала посылки, но ящики приходили практически пустыми, видно, по пути содержимое разворовывалось. Бабушка, чтобы не волновать маму при исполнении воинского долга, постоянно писала ей, что у нас всё хорошо, хотя на самом деле мы страдали от голода. И несмотря на то, что бабушка скармливала мне почти все продукты, которые выкупала по карточкам и получала в обмен на присланные мамой вещи, я сильно ослаб и часто болел ангиной и воспалением среднего уха. Когда у меня начинало болеть горло или ухо, бабушка завёртывала меня с головой в одеяло, укладывала на стол, давала таблетки кальцекса и стрептоцида и закапывала в ухо перекись водорода. В ухе начинало щекотать, боль постепенно снималась. Но приступы болезней стали повторяться всё чаще и чаще из-за ослабленного постоянным недоеданием организма. Поэтому первое, что предприняла мама после возвращения домой и поступления на службу в авиаотряд, – договорилась о моём осмотре и лечении с хирургом – главным врачом автозаводской больницы, с которым часто вылетала на вызовы в отдалённые районы области. В больницу меня отвёз отец. Хирург сразу решил оставить меня в больнице для срочной операции по вырезу гнойника из горла. А отцу приказал: «Садись в мою служебку и объезжай торговые точки по продаже мороженого. Набери полную коробку!» Отец уехал, меня завели в операционную, через нос сделали заморозку горла, а хирург через рот вырезал гнойники, отнёс меня в палату, уложил в постель и велел постоянно есть мороженое до полной остановки кровотечения. На следующее утро меня отвезли домой, ангина от меня ушла навсегда, но остались два чувства: огромная благодарность хирургу и его помощнику и полное равнодушие к мороженому, сохранившееся до сих пор.

Затем моим здоровьем занялся знаменитый детский доктор Пальмов в педиатрическом институте им. Семашко, где мне поправили пищеварительный тракт. В зрелые годы с помощью замечательных хирургов я убрал отдалённые последствия военного недоедания, перенёс операции на желчном пузыре и почках и уже пережил восьмидесятилетний юбилей. И сейчас я неукоснительно прислушиваюсь к советам моей жены Людмилы, профессионального медика, с которой мы приближаемся к бриллиантовой свадьбе.

Глава 9. Отголоски событий 1937 года

В своём описании я пропустила очень важное обстоятельство, происшедшее в нашей семье в 1937 году. У меня был брат Игорь Вячеславович Булычёв 1912 года рождения. Он был очень грамотным, дисциплинированным, способным, честным человеком, это был большой ребёнок. Прекрасно рисовал, играл на нескольких музыкальных инструментах, отлично пел.

Сначала он работал учителем в начальной Печёрской школе, затем поступил учиться в театральное училище, которое тогда именовалось техникумом. Я помню, он участвовал в театральных постановках «На дне», «Слуга двух господ» и других, много было ролей, сохранились даже снимки.

По окончании учёбы его призвали в Советскую армию, он служил в горьковском гарнизоне в кремле, был очень дисциплинированным, и его почти ежедневно отпускали домой к матери. Как сейчас помню, он такой воодушевлённый, простой, честный берёт гитару и говорит нам с мамой: «Милые мои родные, ведь какая жизнь-то наступает, нам так легко дышится, как хорошо мы будем жить при новом строе!» и запоёт: «Широка страна моя родная…»

Но вдруг однажды вечером он не пришёл домой, на следующий вечер тоже. Это небывалое явление, и мама пошла в кремлёвские казармы. Ей командиры говорят «Не волнуйтесь, он уехал на олимпиаду в Москву, он очень хороший, добросовестный парень, скоро приедет».

Да, Игорь должен был ехать в Москву и выступить на всесоюзном конкурсе молодых талантов. А с ним служили в армии его однокурсники, одного я помню – Женьку Васильева. Тот не хотел, чтобы Игорь ехал в Москву, а мечтал сам поехать туда. И вот он пошёл на такую пакость: чтобы замарать такого чистого доверчивого человека, он организовал вечер рассказов анекдотов про советское правительство.

Игорь, не подозревая его подлой задумки (ему на ум этого не могло прийти!), рассказал какой-то анекдот про кого-то из членов правительства. Это было мгновенно использовано. К наговору присовокупили, что Игорь – сын врага народа, буржуя Булычёва Вячеслава Александровича, который им никогда не был. Наш отец был видным музыкальным деятелем, я ранее об этом писала.

А в ту пору оклеветать было проще пареной репы, любая клевета поддерживалась органами НКВД. Мало того что Игоря отстранили от поездки, такого честного и порядочного парня засадили на 4 года.

В 1941 году он должен был из заключения выйти, но началась война, и Игоря отправили не домой, а в самое пекло – битву за оборону Москвы. Это нам стало известно потому, что в первые дни войны Игоря встретил на фронте его сокурсник Муравьёв, муж Калерии Лебской, которая училась с Игорем в одной группе. Муравьёв Игоря на фронте видел, но не знаю, жив ли он и где он живёт. Но если он жив, то всё подтвердит. Так пропал мой милый честный родной брат.

Эту специально придуманную для наказанья честнейшего человека историю хорошо знал его коллега по учёбе, артист Горьковского театра драмы Борис Степанов, но мне кажется, что он уже умер. 15 марта 1996 года я пошла в Нижегородский райисполком и просила работников найти Игоря в КНИГЕ ПАМЯТИ, но в ней его не оказалось. Так за что же до сих пор терзают честнейшего оклеветанного человека?

Комментарий сына. Последние годы жизни маминого брата

Мама рассказывала, что её брат Игорь Вячеславович Булычёв, мой дядя, за год до моего рождения был репрессирован службами НКВД по наговору и отбывал наказание в тюрьме и «сталинских лагерях». В 2011 году я сделал запросы в прокуратуру Нижегородской области и подразделения Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России) и добился, чтобы архивное уголовное дело в отношении И.В. Булычёва поступило в Управление ФСБ по Нижегородской области. Я прочёл эти материалы от корки до корки и узнал, что постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения И.В. Булычёву было необоснованно преувеличенным, дядя понёс недопустимое наказание – четырёхлетний срок пребывания в лагерях для заключённых. При изучении материалов я испытал чувство радости от того, что в 1997 году уголовное дело было пересмотрено, И.В. Булычёв реабилитирован (справка о реабилитации приложена к архивным материалам). Одновременно я испытал чувство горечи от того, что Управление ФСБ по Коми АССР официально подтвердило, что заключённый И.В. Булычёв во время отбывания наказания заболел страшной болезнью пеллагрой (в переводе с итальянского «шагреневая кожа») и 11 ноября 1941 года скончался в санчасти Заполярлага, точное место его захоронения определить невозможно.

Таким образом, сведения, приведённые в маминых воспоминаниях о том, что кто-то видел дядю в боях под Москвой, являются ложными. Теперь доподлинно ясно, что И.В. Булычёв – жертва беспощадной репрессивной машины, которая уничтожила тысячи невинных советских людей, в том числе талантливых представителей российской интеллигенции, которые могли внести значительный вклад в различные отрасли науки и культуры. Мой дядя был необыкновенно одарённым человеком, об этом красноречиво говорят как приведённые мамой факты, так и хранящиеся у меня предметы. Например, в перешедшем ко мне в наследство мамином альбоме размещены фотографии, запечатлевшие Игоря Вячеславовича в ролях, которые ему были доверены режиссёрами драматического театра в пьесах М. Горького, Гольдони, Арбузова ещё в период учебы в Горьковском театральном техникуме. Он был делегирован в Москву для участия во всесоюзном конкурсе молодых талантов. У меня хранятся его замечательный акварельный автопортрет, написанный во время посещения перед отправкой в Сухобезводное, портрет бабушки, карандашные портреты его друзей.

Глава 10. Новая работа

Ранее я писала, что по окончании войны в октябре 1945 года я вернулась к своей семье домой, а на работу устроилась в 201 отряд ГВФ на ранее занимаемую должность. Я проработала там два года – до 1947 года.

В этом году у меня родилась дочь, появились большие материнские трудности. Аэродром Стригино находился от моего жилья за 30 км, вылеты с врачами часто задерживались из-за лечебных процессов и препятствовали возвращаться на ночь к грудному ребёнку.

Поэтому 18 сентября 1947 года я через Главное управление ГВФ с огромным трудом перевелась на завод п/я 281. Стоило это мне огромных усилий, потому что командование 201 авиаотряда не давало согласия на перевод, так как я на протяжении всего времени образцово относилась к делу, постоянно находилась на Доске почёта, работала так, как воевала на фронте. Но я измучила своих близких – маму и двоих детей.

Вдруг неожиданно мне повезло: оказывается, на заводе п/я 281 заместителем директора по кадрам работал Коля Иванов, с которым мы учились в Саратовском авиационном училище, и он был тот самый второй человек, с которым мы защитили диплом на отлично. Мы с ним на заводе случайно встретились. Я поделилась своей бедой и попросила принять на работу. Коля был уверен, что в деле я его не подведу, и обратился к главному инженеру В.А. Федякину и директору завода А.А. Волкову. Они дали согласие на приём и направили к главному контролёру И.В. Малицкому, с которым я училась в Авиационном техникуме в Нижнем Новгороде. Так началась моя трудовая деятельность на заводе п/я 281 (теперь объединение «Нормаль»).

Вдруг через несколько дней к заводу подъехали руководители 201-го авиаотряда, которые вызвали меня и умоляли вернуться в Авиаотряд, при этом обещали, что дни, которые я не работала в отряде, они прогулами считать не будут. А в то время было очень строго с прогулами. Но я согласия дать не могла. Коля Иванов сумел убедить руководство авиаотряда, основываясь на семейной проблеме матери и ребёнка. И они согласились. Через некоторое время Колю Иванова перевели на партийную работу, он покинул завод п/я 281, а заместителем директора по кадрам был назначен Самсонов.

Несправедливое обвинение

Точно не помню, но в 1947 или 1948 году на наш завод устроилась А.А. Столбикова инженером по технике безопасности. Мы с ней очень дружили, потому что вместе улетали на фронт из 201-го авиаотряда в июне 1941 года. Столбикова была совестливым  и требовательным работником, членом партии. Вдруг Столбикова по неизвестной мне причине вступила в конфликт с В.Ф. Араевой.

Араева работала начальником режимного отдела и слыла «непредсказуемой звездой». По указанию Араевой Столбикову обсуждали на парткоме, предъявляя ей ложное обвинение: якобы ее отец и брат являются врагами народа, хотя на самом деле потом оказалось, что эти люди честные крестьяне. На этом основании Столбикова подлежала исключению из партии.

Но Араева знала, что Столбикова мой друг и верный соратник, что я выступлю в её защиту, и решила покопаться и в моём личном деле, найти компромат для моего посрамления.

И вот нежданно-негаданно наступил тяжелейший момент в моей жизни, огромный моральный удар – меня обвинили в том, что я скрыла своё буржуазное происхождение как дочь врага народа.

Я всегда говорила и писала правду о своём отце В.А. Булычёве, известном музыкальном деятеле, включённом в Большую советскую энциклопедию (со статьёй о нем меня в училище познакомила Е.А. Фурцева). Я училась в авиационных учебных заведениях, воевала в Советской армии в авиационных частях, в том числе в женском авиационном полку М.М. Расковой, и никто никогда не упрекал меня, что я скрываю своё происхождение, все всегда знали правду о моём отце.

Вдруг следом за Столбиковой меня вызвали на бюро парткома, а секретарём парткома завода в ту пору был мой муж Б.И. Челноков. Особую активность проявил старый большевик, бывший зам. директора завода Илья Иванович Квитковский. Он упрекал меня, что я допустила партийное преступление, скрыв своё социальное происхождение, хотя я его никогда не скрывала. О том, что отец является врагом народа, как сообщила на бюро Валентина Филипповна Араева, мне до сей поры не было ничего известно, но члены бюро меня так опозорили, что я вышла из парткома словно оплёванная. Это за такую-то мою жизнь и жизнь моей семьи!

За моё исключение из партии не голосовал член бюро И.В. Малицкий, мой начальник, знавший меня 17-летней девчонкой по авиационному техникуму, и председатель профкома Гайдар, который знал мою честность и порядочность и очень уважительно ко мне относился.

Но партийное бюро большинством голосов приняло решение меня из партии, как и Столбикову, исключить. Что удивительно, а я в ту пору об этом и не догадывалась: партийное бюро, которое решало вопрос по Столбиковой, собралось раньше, чем с обсуждением меня, а партийное собрание коммунистов завода сначала обсудило меня в расчете, что уже не будет участвовать принципиальный защитник Столбиковой, то есть я, которая выскажет правду в защиту коммуниста Столбиковой.

На общем собрании коммунистов завода меня обсуждали первой, но опорочить меня коммунисты завода не дали – общее собрание не приняло решение по исключению меня из партии, многие стояли горой за справедливость. Более десятка человек из присутствующих на собрании выступили в мою защиту. Я выступления некоторых из них помню даже сейчас, хотя прошло около 50 лет – это главный инженер завода Виктор Андреевич Федякин, начальник цеха 16 Михаил Фёдорович Спиридонов, экономист цеха 12 Вера Сергеевна Денисова и многие другие, фамилии которых я уже не помню. Выступали за справедливость, не страшась последующих вероятных нападок, которые могли последовать, подогреваемые личной бабьей позицией В.Ф. Араевой. Но были выступления и за исключение меня из партии за скрытие социального происхождения от врага народа В.А. Булычёва, хотя я ничего не скрывала, всегда писала правду об отце, и что только здесь мне стала эта ВЫДУМКА известна.

Бывший лётчик Терентьев задал мне вопрос, не думала ли я на фронте к немцам перелететь? Этот злой вопрос, тем более от лётчика времён войны, меня просто удивил – он же слышал мою информацию! Я рассказывала, что в самом начале ужасной войны мы по 6–9 раз летали на своих маленьких самолётах к партизанам и окруженцам. Много других каверзных вопросов задавали участники собрания, три часа я стояла у подножья сцены клуба как заколдованная.

А мой муж, секретарь парткома Челноков, который вёл собрание и знал всю правду уже с тех пор, когда мы учились ещё в Саратове (я ему всё рассказывала и показывала статью про отца в Большой советской энциклопедии), молчал, не произнёс ни слова и ушёл с собрания, как будто я для него чужая.

Все разошлись, свет в зале погас, а я стою как прокажённая, устала и двигаться не в силах. Ко мне подошли Вера Сергеевна Денисова и Игорь Владимирович Малицкий и отвезли меня домой к моей милой семье – моей мамочке 61 года, сыну Володеньке 11 лет и дочке Танечке полутора годиков. Моя бедная мама всю жизнь проживала в невзгодах и в данном случае обвинила себя в том, что она родила меня от В.А. Булычёва. Как села на кровать, так больше и не поднялась до самой смерти, только сказала малышке Танечке: «Слушай, внученька, когда вырастешь, с тебя всё спросят, как спрашивают с твоей мамы», да так и не поправившись, умерла в 1950 году.

Вскоре было проведено партийное собрание по делу А.А. Столбиковой. Все коммунисты проголосовали за её исключение из рядов партии, только я проголосовала против, но со мной уже никто не считался. Вскоре состоялось бюро Канавинского райкома партии под председательством секретаря Сергея Ивановича Родина. На бюро вызвали меня в сопровождении члена заводского партбюро И.В. Малицкого. Со мнением Малицкого члены бюро не считались. Особенно мне запомнилась активность члена бюро, директора средней школы № 8 Борисовой. Она активно настаивала на моём исключении, уж каких колких пакостей она не лила. И бюро райкома предложило исключить меня из партии.

Глава 11. Восстановление доброго имени

Когда на следующий день я, убитая горем, пришла на завод, то меня в завод не пустили как опасного человека, вредителя. А завод п/я 281 режимный. Я обратилась к зам. директора по кадрам Самсонову, объяснив ему, что у меня в отделе, где я работаю, остались личные вещи, мне их необходимо забрать. Но Самсонов и слушать не стал: «Завод режимный, вам вход воспрещён!» Ведь это чудо, как моё бедное сердечко не разорвалось, как вынесло оно весь этот ужас! Меня предложили исключить из рядов КПСС, не считаясь с тем, как прожита моя жизнь.

С самого момента рождения в ней, кроме добросовестной учёбы, труда, защиты Родины, ничего нет.

Что делать? Я пошла в партком к своему «мужу» Б.И. Челнокову. Его на месте не было, но вскоре он прибежал взбудораженный и говорит мне: «Сейчас же поезжай в Москву в ЦК партии и ищи правду!» Челноков очень хорошо знал, что правда на моей стороне, но от участия в доказательстве этой правды сторонился. И это мой муж, отец беспомощного семейства! Я ответила: «На кого я брошу беспомощную семью?» Он отвечать не стал, за заботу о семье не взялся. Я, конечно, никуда не поехала, а села писать письмо в ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Описала подробно всю свою жизнь и расправу со мной на заводе п/я 281 на 25 листах бумаги, писала без черновика – времени на размышление не было.

«Я изгнана с работы, а у меня три беспомощных иждивенца, живём без заработной платы как нищие, а мой муж Б.И. Челноков вместо поддержки семьи уехал отдыхать на курорт в Сочи, оставив меня с больной матерью и двумя малолетними детьми. Вот что означает своя шкура для непорядочного человека!»

Воспоминания сына. Предательство отца

О том, что отец имел авантюрный характер, говорит его жизненная стезя. Ему был дарован талант красиво говорить и убеждать людей. Мама рассказывала, что в то время, когда они учились в Саратовском авиационном училище и отцу предоставляли слово на комсомольских собраниях, он начинал свои речи, ещё проходя по залу к трибуне. Видимо, не случайно его выбрала в свои заместители ставленник ЦК, освобождённый секретарь комитета комсомола училища Е.А. Фурцева. Отец прекрасно знал, и мама ему об этом неоднократно рассказывала, что её отец, видный музыкальный деятель Вячеслав Александрович Булычёв, выпускник Московской консерватории, друг и соратник знаменитого композитора и педагога С.И. Танеева, создатель и руководитель всемирно известных хоровых коллективов, волею судеб оказался за границей и был разлучён со своей супругой и детьми. Об этом ему честно рассказала мама, когда отец уговорил её на замужество. Ещё до войны отец был направлен на Дальний Восток, служил замполитом авиаполка, после окончания Японской войны в 1946 году был демобилизован и в звании капитана вернулся к нам домой. Мама помогла ему устроиться диспетчером горьковского аэропорта, в котором служила сама. Но лётная работа отца  не интересовала, он нашёл связи в партийных кругах и вскоре был назначен секретарём парткома режимного авиационного завода (ныне АО «Нормаль») и стал быстро продвигаться по партийной лестнице, став членом бюро Канавинского райкома партии и Горьковского горкома КПСС.

После рождения моей сестры Татьяны маме стало сложно справляться с семейными обязанностями, и она по рекомендации отца перешла на работу на тот же завод, где секретарём парткома работал её муж.

В то время начальником режимного отдела завода работала Араева, миловидная женщина, но, по мнению заводчан, авантюрная особа. По всей видимости, предвидя хорошую перспективу отца и его умение продвигаться по карьерной лестнице, она с отцом нашла общий язык, и они решили создать семейный дуэт, как говорится «Два сапога – пара». Но мешала мама, которая уже претила отцу своей честностью и прямотой. Я помню, что между родителями стали всё чаще вспыхивать ссоры из-за его позднего возвращения домой в подпитом состоянии, отец полностью отошёл от воспитания детей. И вот они с Араевой придумали, а следом принялись активно разыгрывать карту сокрытия буржуазного происхождения мамы, возведя её отца, музыкального деятеля В.А. Булычёва, в ранг буржуя, скрывающегося за границей. Пользуясь этой надуманной ложной версией, они попытались исключить маму из рядов КПСС, а следом разорвать их семейные отношения. Но быть членом коммунистической партии для мамы было святое дело. И после того как не без участия отца маму рекомендовали исключить из партии заводской партком и бюро Канавинского райкома КПСС, мама была вынуждена написать и отправить в ЦК КПСС объяснительное письмо, тем более что партийное собрание завода проголосовало за сохранение мамы в рядах членов партии. После тщательной разборки фактов в ЦК и горкоме партии вопрос об исключении мамы из партии был закрыт, маму восстановили в должности на заводе, в которой она отработала ещё двадцать лет до выхода на пенсию.

А отца «отлучили» от оборонной отрасли и направили на должность директора хлебозавода № 11 (ныне «Каравай»). Отец вывел это предприятие из прорыва, оно благополучно работает и в настоящее время. Отец как бы одумался и пытался вернуться в нашу семью, подключал партийных «друзей». Но мама расценила его подлые действия как предательство и подала на развод, и отец вынужден был согласиться. По долгу службы он неоднократно выезжал в Москву решать дела хлебозавода. В министерстве оценили его организаторский талант и назначили директором Московской макаронной фабрики, переживавшей не лучшие времена. Отец оправдал ожидания, поставил фабрику на нормальные рельсы, получил в Сокольниках квартиру и женился на военной вдове, у них родился мой сводный брат, о судьбе которого я ничего не знаю. Знаю только, что отец давно умер, а вторая жена не пригласила на похороны ни меня, ни его нижегородских друзей.

К чести мамы, она никогда не настраивала ни меня, ни сестру против отца. Я молодым специалистом часто выезжал в командировки в Москву и останавливался у него на квартире. Отец отвечал мне взаимностью и даже сделал два оригинальных подарка.

Во-первых, инициировал строительство на проспекте Гагарина по итальянской лицензии Горьковской макаронной фабрики, качество горьковских макарон славилось по всей стране.

И второе. После войны И.В. Сталин дал распоряжение раскидать изношенные правительственные машины ЗИС-110 по московским предприятиям и обязал директоров перегнать их на периферию. Такая легковушка стояла в гараже макаронной фабрики. Отец организовал её перегон в наш город. Поскольку у нашей семьи гаража не было, машину временно разместили на территории завода «Нормаль». Узнав об этом отцовском «подарке», мама организовала передачу машины работнику завода – передовому наладчику-автолюбителю. А мне заявила: «Тебе учиться надо, а не с девчонками кататься на красивой легковушке». Пришлось только облизнуться – в нашей семье мамино слово было законом.

О том, что отец умел создать имидж уважаемого порядочного человека, говорит такой эпизод. Журналист Лариса Уварова убедила руководство завода, где работала мама, командировать её в Москву для участия в мероприятиях по встрече боевых подруг-расковцев, приуроченной к двадцатилетней годовщине окончания Великой Отечественной войны. Когда я провожал их на вокзал, то задал Ларисе вопрос: «Вы планируете встречу с моим отцом?» Она ответила: «Найду время и обязательно встречусь с вашим папкой, расскажу ему, что я о нём думаю, выведу на чистую воду!» Когда я встречал маму и Ларису по прибытии из Москвы, Лариса, увидев в моих глазах немой вопрос, сказала: «Да, я встречалась в Москве с вашим отцом (заметьте – не с папкой, а ОТЦОМ). Поговорили в его кабинете. Он у вас настоящий коммунист!» Как говорится, без комментариев.

Конечно, я сейчас не помню, сколько прошло времени, но ответа из Москвы не было долго. Вдруг меня вызывают на бюро городского комитета партии в зал Главного ярмарочного дома в Канавине, где он тогда располагался. Секретарём горкома был Проскурин, ныне почётный гражданин Нижегородской области. Мама настояла, чтобы я поехала не одна, а с сыном, тогда 12-летним Володей. Огромный полный зал членов горкома и приглашённых. А моего мужа, члена горкома, не было – он уехал на курорт. Мы с Володей в ожидании сидим в приёмной горкома, я очень переживаю за исход этого процесса. Вдруг какой-то полковник выходит из зала в коридор. Я слышу, он говорит кому-то: «Расследуйте лучше», а я подумала, что это к моему делу относится.

Время уже 11 часов вечера, а мы всё сидим в каком-то ужасном ожидании. Но вот меня пригласили в зал заседаний и – о чудо, поистине чудо: все члены президиума дружелюбно заулыбались и стали что-то говорить. Я уже не помню, но явно в мою защиту. Особенно горячо выступали две женщины, которые, видимо, расследовали моё дело. Я ничего не могла понять, мне казалось, что это мне снится.

Через некоторое время первый секретарь горкома КПСС Проскурин зачитал: «За большие заслуги перед Родиной, за патриотизм, проявленный в Великую Отечественную войну, за искреннее признание Булычёву Валерию Вячеславовну в партии оставить!» Раздались аплодисменты. А те женщины, которые докладывали суть дела, говорят мне: «Подождите, милая, не уходите с мальчиком, мы вас на машине домой отвезём». Когда разбор моего дела был закончен, все члены президиума вышли со мной в коридор и так участливо, так сочувствующе на меня смотрели, а один член бюро горкома, он сидел рядом с Проскуриным, но его фамилию я не знаю, мне говорит: «Я ваше письмо в ЦК КПСС читал. Оно очень грамотно, толково, умно написано». Я удивилась, как это могло быть? Видимо, моё письмо в Горьковский горком переслали из Москвы. Нас с Володенькой отвезли домой в Печёры к нашим родным маме и дочурке Тане, которая спала крепким сном, а мамочка не спала, ждала нашего возвращения. Мы поблагодарили женщин, доставивших нас к нашей семье, а потом, радостные и счастливые, рассказали коротко суть дела. Мама от радости расплакалась, мы с Володенькой её поддерживали. Какое счастье, что мне удалось отстоять правду!

Воспоминания сына. Апельсины

Как-то мама вернулась с работы необычно рано и попросила меня, 12-летнего подростка, отложить дела и поехать с ней в горком партии, который тогда размещался в главном здании Нижегородской ярмарки. Бабушка посоветовала ей ехать в горком не одной, а обязательно взять с собой меня. Я был не в курсе перипетий с попыткой исключения мамы из партии, но просьбу бабушки выполнил – поехал в Канавино вместе с мамой. Мы сели в приёмной горкома на втором этаже. Мама сидела бледная, молчаливая, а у меня текли слюнки – на первом этаже работал своеобразный конвейер – приближался Новый год, и женщины раскладывали по красивым пакетикам новогодние подарки: конфеты, шоколадки, печенье. В конце этого конвейера сидела суровая дама, все пакетики подносили к ней, и она добавляла в каждый пакетик по апельсину. Надо сказать, что этот цитрус в городе был большим дефицитом. Неожиданно в коридор из зала заседания горкома выбежал полковник и по телефону сказал кому-то «Разберитесь тщательно». Мама подумала, что это касается её, и напряглась ещё больше.

Было уже поздно, когда в зал пригласили маму. Через несколько минут раздались аплодисменты, и вышла счастливая мама в сопровождении мужчины и двух женщин. В руках у мамы была почётная грамота. Мы спустились на первый этаж и направились к выходу из здания. Мужчина остановил меня около дамы, раскладывавшей по пакетикам апельсины, и что-то сказал ей. Дама наложила в большой пакет апельсины и подала его мне. Мужчина сказал: «Это тебе новогодний подарок, а теперь давай догонять маму, мы вас отвезём домой».

Когда мы проезжали Канавинский мост, я спросил маму: «Ты взяла меня, чтобы я получил такой необычный подарок?» Мама ответила: «Сынок, взять тебя с собой мне настоятельно посоветовала бабушка. Она знает мой характер и предполагала, если меня исключат из партии, то я брошусь с этого моста. А ты отговоришь меня от этого страшного шага».

А апельсины я во дворе раздал радостным друзьям, а один оставил себе и съел его во время празднования Нового года.

На заводе сразу всё стало известно, очевидно, дирекции всё официально сообщили, и я полным хозяином заступила на своё рабочее место. Со мной радовался весь сочувствующий пережитому моему горю народ.

Через несколько дней меня вызвал секретарь Канавинского райкома партии Сергей Иванович Родин и сообщил, что к нему несколько раз приходил Б.И. Челноков с просьбой к его жене простить его за неправильное поведение и не разрушать семью. Я С.И. Родину ответила: «Это не какая-то интимная история, а огромное, обдуманное политическое оскорбление, простить его невозможно». Так мы с Б. Челноковым расстались. Он потом несколько раз подходил к нашему дому и, понуря голову, стоял на улице перед окнами, и не получив приглашения войти, уходил прочь,

А мы зажили нормальной полноправной человеческой жизнью, правда восторжествовала! Когда я по возрасту уже перестала работать на заводе, нас, участников войны, приглашали на праздники в последние годы. Удивительно, какая честь – меня, единственную из всех присутствующих ветеранов, сажают на сцену рядом с директором завода, председателем профкома, секретарём парткома и председателем совета ветеранов Самсоновым, тем самым Самсоновым, который не пускал меня на завод. А Араева сидела в зале как ветеран завода и мило мне улыбалась.

Вот как складывается жизнь – нежданно-негаданно можно получить такие незаслуженные пощёчины. Примером является и судьба моего брата Игоря, которого по наговору подлеца загубили за отличные его дела в жизни.

Из службы главного контролёра я перешла на работу в цех 10, который вскоре был признан лучшим на заводе по качеству выпускаемой продукции, мне было присвоено звание Мастера отличного качества. В цехе я проработала 19 лет, и все годы бессменно избиралась председателем цехового комитета профсоюза и зам. секретаря партийного бюро цеха. А бывший лётчик Терентьев, который яростно выступал за исключение меня из партии, стал председателем профкома и очень, очень уважительно ко мне относился, приходил консультироваться по организации цеха отличного качества, впоследствии цеха коммунистического труда

Глава 12. Встречи с боевыми подругами

Да, тяжелейший моральный удар нанесли мне ни за что в первые годы работы на заводе п/я 281, и я сама собственными силами добилась правды через ЦК КПСС. Не обратилась даже к своим боевым подругам, которые знали всю правду обо мне и наверняка бы меня защитили. Такой вывод я сделала из первой послевоенной встречи в 1964 году.

А дело было так. В начале марта 1964 года меня пригласили в партком завода. Там сидела девушка, корреспондент газеты «Горьковский рабочий» Лариса Уварова. Она обратилась к секретарю парткома Ивану Николаевичу с просьбой оказать содействие в командировании В.В. Булычёвой в Москву, в Центральный дом Советской армии на торжественное собрание ветеранов женских авиационных полков, сформированных М.М. Расковой. Участником одного из этих полков мне довелось быть – полка пикирующих бомбардировщиков, которым командовала лично М.М. Раскова до своей трагической гибели. Руководители завода п/я 281 пошли навстречу корреспонденту и приняли решение оформить мне такую неожиданную непредвиденную командировку, о которой я и во сне не мечтала. Чувство радости охватило меня, ведь завтра я увижу своих боевых подруг, которых не видела 20 лет!

И когда 3 марта мы с Уваровой стали подъезжать к Москве, то чувство радости сменилось у меня тревогой: а вдруг примут меня холодно, безразлично. Вдруг все меня за 20 лет разлюбили, забыли и никто не подойдёт? Как будет горько, ведь прошло так много лет. Но тревога оказалась напрасной. Сердечная теплота и бескорыстная человечность боевых подруг, проявившаяся как при встрече, так и во время пребывания в Москве, не покинули их ни на минуту и на много лет вперёд прибавили мне сил и энергии.

Чувство, которое сопровождало меня при первой встрече, передать невозможно. Вместо молодых стройных девушек в военной форме, в которой я привыкла на войне всех видеть, собрались солидные женщины в гражданской одежде, они встретили меня радостными возгласами: «Валя, откуда ты появилась, наконец-то мы тебя нашли!», бежали ко мне, обнимая и целуя. Многих я долго и плохо узнавала, хотя вместе жили, ели, пили, даже воевали в одном экипаже.

Мне сразу показали выставку, составленную из больших фотографий военных лет про будни женских авиационных полков, организованную в Доме советской армии. В фотографии около своего самолёта я разыскала себя. И что удивительно, я раньше не знала о существовании этих снимков, когда только нас фотографировали? Поэтому всё увиденное было очень неожиданным. Ещё более неожиданным было то, что меня избрали в президиум собрания, и я, смущённая таким вниманием, забилась в угол самого последнего ряда. Но нежная рука боевого друга, Героя Советского Союза Гали Джунковской, заставила меня перейти на первый ряд. По залу бегало много кино- и фоторепортёров, которые старались запечатлеть каждый момент этого необычно торжественного собрания лётчиков – героев войны.

Помимо участников ВОВ на собрании присутствовали молодые девушки Московского гарнизона, космонавт Павел Попович с супругой Мариной. Марина, молодая советская лётчица, горячо приветствовала женщин – ветеранов войны, восхищалась их подвигами, описанными в книге «В небе фронтовом».

А наши командиры рассказывали о героизме лётчиц всех трёх авиационных полков, рассказывали, как каждый рвался на боевое задание, не думая о смертельной опасности, которая подстерегала их при каждом боевом вылете. Они рассказали о том, как Лена Малютина, получив 11 ранений в живот, мужественно довела и посадила самолёт на свой аэродром; как раненные в голову Лёля Шолохова и Надя Федутенко сели на свой аэродром, и сразу после этого их, истекающих кровью, покинули силы; Люба Губина ради спасения экипажа погибла сама. Выступающие с любовью вспоминали своего первого командира полка пикирующих бомбардировщиков М.М. Раскову – организатора всех трёх женских авиационных полков. Примеров героизма было приведено так много, что их невозможно перечислить.

Большинство из тех, о ком говорили, присутствовали на этом торжественном собрании, они к этому времени уже расстались с авиацией, стали инженерами, следователями, учёными и даже пенсионерами, ведущими большую общественную работу.

Все они стали обычными гражданскими женщинами, но только глубокие морщины на лбу, седина волос и планки правительственных наград, украшавшие грудь каждого расковца, говорили о том, что эти женщины встретили много трудностей и опасностей на своём пути, многое пережили, вынесли немалую часть суровой Отечественной войны на своих женских материнских плечах, именно материнских, потому что у многих из нас дома оставались малые дети, а с ними старые наши матери.

Это собрание проходило 3 марта, а 4 марта участников войны, членов полка пикирующих бомбардировщиков пригласили в Комитет ветеранов войны. Здесь я окончательно убедилась, что всех нас сроднила настоящая боевая дружба, которая не утрачена за 20 прошедших лет, стало совершенно очевидно, что если для Родины вновь возникнет военная опасность, то полк пикирующих бомбардировщиков Героя Советского Союза М.М. Расковой не замедлит выступить на защиту Родины.

На этом совещании меня ждало радостное сообщение – мне предложили присутствовать на торжественном собрании 8 марта с группой боевых товарищей в Большом театре г. Москвы, так как Московский горком партии выделил несколько билетов для расковцев.

Честь, конечно, необычная, но я её принять не могла: у моих детей, дочки Танечки и сына Володи, будет без мамы плохой праздник, да и деньги были все истрачены, и билет на поезд на руках.

За час до отхода поезда в номер гостиницы ЦДСА, где я жила, позвонили: «Валя, ты спишь?» Отвечаю: «Я выхожу на вокзал, чтобы ехать домой». В трубку слышу голос: «Да, выходи и сдай билет, пока не поздно, ты никуда не поедешь, а 8 марта будешь выступать на Центральном телевидении, а домой детям сообщи – пусть смотрят телевизор. Мы догадываемся, что у тебя нет денег, сейчас привезём». И как я ни уговаривала, как ни сопротивлялась, пришлось остаться на передачу.

8 марта с группой боевых подруг я принимала участие в телепередаче «Верные дочери отчизны». Детям я сообщила, чтобы 8 марта в 16.00 смотрели центральное телевидение и встречу со своей мамой. Но увидеться не удалось – Горьковское телевидение в это время отключило Москву и передавало свой концерт по заявкам. Так вот мои родные детишки не смогли повидаться с мамой по центральному телевидению, а очень жаль, жаль детишек и жаль того, что наши общественные организации так «считаются» с воинами, сохранившими им жизнь ценой личной жизни.

Я уже писала, что передача была 8 марта в 16.00, а в 17.00 мы должны были быть в Большом театре. Нас в знак благодарности доставили с Е.Д. Тимофеевой в Большой театр на государственном транспорте. Мы еле-еле успели к началу, уже избирался президиум из членов правительства и знатных людей страны: Валентины Терешковой, Любови Орловой, Екатерины Фурцевой. После торжественной части состоялся концерт мастеров балета Московского государственного театра оперы и балета. Каждому из нас помимо красочно оформленных пригласительных билетов вручили программки концерта, написанные золотым шрифтом, и сувениры в виде броши с женской головкой.

Вот какие моменты так неожиданно мне посчастливилось пережить!

И казалось бы, если бы это был сон, то счастливее придумать было немыслимо. А особенно дорога тёплая встреча с боевыми друзьями, вместе с которыми пришлось пережить годы суровой войны. Жизнь стала как-то полнее, содержательнее! Появилась уверенность в том, что какая бы ни случись с тобой беда, верная рука  боевого друга всегда тебя поддержит. Я искренне благодарна всем, кто сделал возможной эту дорогую для меня и моих боевых подруг встречу!

Встречи в честь 20-летия Победы

Особенно ярким был следующий 1965 год – год 20-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне. Во-первых, мне вручили приглашение на выступление с площади Революции по телевидению во время демонстрации, и я это сделала.

Вскоре получила поздравление с 20-летием годовщины победы в ВОВ от Главного маршала авиации, главнокомандующего Военно-Воздушными силами К. Вершинина.

Оргкомитет 125-го гвардейского бомбардировочного авиационного орденов Суворова и Кутузова Борисовского полка имени Героя Советского Союза М.М. Расковой пригласил меня принять участие в праздновании 20-летия Победы в ВОВ над фашистской Германией. Встреча однополчан состоялась у Большого театра. Мы возложили венки на могилу М.М. Расковой, урна с прахом которой установлена в Кремлёвской стене.

Вечером в гостинице «Украина» для однополчан был организован торжественный ужин с выступлением лучших артистов страны. Ночью на автобусах объехали Москву, с Ленинских гор полюбовались иллюминацией города, подготовленной к юбилею Победы. Особенно красочно был оформлен Центральный телеграф. Прошло столько лет, а я это зрелище помню!

10 мая получили приглашение в гостиницу «Юность» для встречи с ЦК комсомола. Члены ЦК организовали для нас торжественное собрание, на котором вручили почётные грамоты (она до сих пор у меня сохранена). Командир эскадрильи Федутенко, с которой я воевала, написала моей дочке Танечке, которой было в то время 18 лет, тёплое поздравление с пожеланием в своей жизни брать пример с уважаемой всеми членами авиаполка мамы. А комиссар полка Елисеева написала поздравление сыну Володеньке. Во время войны она неоднократно писала письма поддержки моей маме и сыну. Со скорбью посетили на Новодевичьем кладбище могилу командира 2-й эскадрильи Героя Советского Союза Клавдии Фомичёвой, которая рано умерла от рака, выявленного через несколько лет после окончания войны.

11 мая нас пригласили в Комитет ветеранов ВОВ, оттуда мы проехали во французское посольство для встречи с лётчиками эскадрильи «Нормандия-Неман», воевавшими рядом с нами в годы Отечественной войны. У них женщины-расковцы вызывали восхищение своим умением воевать, владеть на ОТЛИЧНО таким сложнейшим для той поры самолётом Пе-2. Когда наши девушки – лётчик Лёля Шолохова и штурман Валя Волкова – в нелётную непогоду вынужденно приземлились на их аэродроме, то командир эскадрильи «Нормандия-Неман» полковник Клофе, восхищённый подвигами расковцев, произнёс: «Если бы мне удалось собрать цветы всей земли и возложить их к вашим ногам, то и этим я бы не смог выразить своё отношение к советским лётчицам. Мы видели их в бою и преклоняемся перед вами». А перед ним стояли маленькие хрупкие девушки!

 Собрались мы во французском посольстве для того, чтобы возложить венки к мемориальной доске 46 французских лётчиков, погибших в ВОВ при защите наших рубежей от фашистских извергов.

А 12 мая нас, 20 представителей полка пикирующих бомбардировщиков, пригласили в Колонный зал Дома союзов на Международный конгресс ветеранов войны и участников антигитлеровской освободительной коалиции. На конгрессе присутствовали представители 23 государств мира. В президиум были избраны четырежды Герой Советского Союза маршал Г.К. Жуков, Будённый, Ворошилов, Долорес Ибаррури –«Пассионария», Манолис Глезос – греческий патриот, и многие другие, я уже не помню.

Некоторые из них с нами сфотографировались и дали свои автографы. Я сфотографировалась с Манолисом Глезосом и Долорес Ибаррури. Большое желание сфотографироваться с делегатами от полка пикирующих бомбардировщиков М.М. Расковой выразил Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Было известно, что он очень уважительно относился к участникам данного полка и пригласил с собой сфотографироваться гл. конструктора А.Н. Туполева.

Группу приглашённых на конгресс однополчан возглавлял командир дивизии, в состав которой входил наш полк, Герой Советского Союза полковник Котляр. А вечером 12 мая пригласили к себе командир нашего полка полковник В.В. Марков и его жена, Герой Советского Союза Галя Джунковская. У них сохранилось очень много фотографий с Отечественной войны в крупном формате, в некоторых я находила себя, но когда нас фотографировали, я не знаю. Фотографии размещались в двух огромных альбомах.

А совсем поздно вечером, перед отходом поездов, полковник Валентин Васильевич Марков доставил всех гостей к поездам на своём автомобиле. Так отпраздновали мы в столице 20-летие Победы в ВОВ.

Глава 13. Новая квартира, новая жизнь

Ранее я писала, в каких тяжелейших квартирных условиях жила моя семья, а следовательно, и я вместе с ними. Квартира в старом двухэтажном деревянном доме, окна почти на уровне земли, одна комната 8 кв. м и малюсенькая кухня, печное отопление. Мои беспомощные мама и сын Володя погибали во время войны в этих условиях, печку не топили – не было сил, да и нечем было топить, а когда привезли им дров, то они чуть не сгорели, затопив остывшую печку. В доме не было даже туалета, использовали обычное ведро, а за водой на фонтан надо было ходить за полкилометра.

Мой сын Володя учился в школе-семилетке № 30, и только два ученика из 90 учащихся закончили эту школу полными отличниками, в том числе мой сын, и это несмотря на жизнь в тяжелейших условиях.

Зная мои скверные квартирные условия, руководство завода «Нормаль» выделило мне две смежные комнаты в трёхкомнатной квартире в кирпичной сталинке на проспекте Ленина, 17. В одной комнате этой квартиры поселили семью электрика Алексея Шалашова. К этому времени мой сын окончил среднюю школу и поступил в Политехнический институт, а дочка Таня училась в 5-м классе школы № 30. Когда мы переезжали на новую квартиру, я взяла Таню в машину прямо из школы.

Руководство школы высказало большое сожаление, что Таня уходит, ибо она училась очень хорошо. В связи с переездом в Ленинский район Таня перевелась в школу № 95 и закончила в ней 11 классов. Таня очень любила спорт, особенно популярное в то время фигурное катание на коньках и поступила в школу по фигурному катанию при стадионе «Локомотив» к тренеру Игорю Молодцову. Она очень серьёзно занималась фигурным катанием, особенно обязательной программой-школой, которая редко кому удавалась, особенно 24 номер. Таню определили тренером на общественных началах, за отличные успехи помещали на доску почёта и предлагали поехать учиться в Ленинград в институт Лесгафта, Таня очень часто выступала на праздниках перед родителями детей. На одном из соревнований на стадионе Дворца пионеров Таня выиграла первое место в городе.

Но с фигурным катанием пришлось расстаться, когда Таня успешно окончила среднюю общеобразовательную школу и поступила учиться на физфак в университет. Там она познакомилась со студентом И.В. Белых и в 1969 году вышла за него замуж.

В 1972 году у неё родилась дочка Наташа, по внешности истинная кукла с белыми кудряшками, которой все окружающие любовались и восхищались, а когда мы ехали в транспорте, пассажиры нам не давали покоя. В 1975 году родилась вторая дочка Катюша, тоже хороша собой, но только без кудряшек.

По окончании университета Таню распределили на работу в ГНИПИ на Мызе, где она работала всю оставшуюся жизнь. Работала очень добросовестно и успешно, выросла до ведущего инженера, среди работников за практические дела пользовалась большим уважением.

Но наступила тяжёлая пора в истории России – перестройка, и работники, которых не устраивала зарплата, стали уходить из исследовательских институтов и устраиваться на высокооплачиваемые места. У Тани из 10 человек осталось только трое, Таня безропотно выполняла объём работ, рассчитанный на прежний состав из 10 человек, никогда никому не жалуясь, ни на кого не обижаясь.

Таня обладала отличным характером, ладила со всеми работниками. Но в 1990 году Танюшу подстерегла страшная болезнь – рак желудка, она промучилась два месяца, и в июне 1990 года доченьки не стало – она умерла, оставив двух девочек. Наташа в ту пору сдавала вступительные экзамены в Педагогический институт, и несмотря на такое непоправимое горе, сдала всё на отлично и поступила на учёбу. Катенька училась в 8 классе школы № 13.

А Танечке только бы жить да жить, начали складываться хорошие семейные условия. Мне председатель горисполкома А.А. Соколов выделил четырёхкомнатную квартиру в новом доме на улице Белинского, а начальник телефонной сети Гришанин мне как участнику и ветерану войны тут же поставил телефон.

Танечка как-то высказалась: «Как у меня всё хорошо, какая я счастливая, какие у меня хорошие дочки, какой отличный муж, какая замечательная мама!», а моего ангела вскоре не стало.

Вот какой ужас я пережила и за что, ведь я честно прожила свою долгую жизнь. Мне 81 год, я ЖИВУ, А МОЕГО РОДНОГО РЕБЁНКА, такого молодого, сильного, вдруг не стало. 15 июня 1996 года исполнится 6 лет, как Танюша нас покинула и легла в могилу на кладбище в Марьиной роще рядом со своей родной бабушкой.

Но я не одинока, моя радость – мои внуки. Наташа окончила педагогический институт, вышла замуж за Серёжу Киселёва, хорошего честного человека. Катюша удачно поступила в университет и учится на 4 курсе биофака, мы живём с ней вместе в одной квартире на улице Тургенева.

Мой сын Володя, брат Тани, живёт на проспекте Ленина со своей семьёй, он женат на Люсе Шмакаловой уже 30 лет, у них сын Игорь 29 лет, мой внук. И сын, и внук окончили Политехнический институт. Так что с моими милыми родными полный порядок. Счастья ангелам моим, удачи в жизни и отличного здоровья!

Глава 14. Работа в совете ветеранов

ВОВ хотя и закончилось победой нашего народа, но невзгод и горя нашим людям война принесла массу. В семьях ушли из жизни самые близкие, самые дорогие люди. Всюду разруха, голод и холод, болезни вследствие ранений и различных военных невзгод. Народу требовалась постоянная повседневная помощь, и все кто мог, имел силы, стремились помочь пострадавшим.

Было принято решение организовывать советы участников ВОВ для помощи своим пострадавшим товарищам. Так в далёкие послевоенные годы родился совет ветеранов-лётчиков, председателем которого был избран бывший лётчик действующей армии П.А. Гусев, брат скульптора Гусева. Совет ветеранов-лётчиков избирался в Доме офицеров. В состав этого совета избрали меня и ещё одну женщину-авиатора, с которой мы одновременно улетали на фронт, А.А. Столбикову.

Впоследствии базой нашего совета стало помещение Комитета защиты мира на Почайне, которым руководила ветеран ВОВ Е.В. Мошкина, в этом году покинувшая жизнь, а до этого она вела активнейшую общественную работу. Пока у неё ходили ноги, она долгое время возглавляла Совет ветеранов – женщин города Горького.

Одним из первых и важнейших вопросов, которые нужно было решить совету лётчиков, – это о предоставлении жилплощади бывшей лётчице О.М. Шолоховой, участнику и ветерану ВОВ, члену полка пикирующих бомбардировщиков имени М.М. Расковой, вследствие того, что она, не имея личного жилища, приехала на жилплощадь своей сестры в Сормовский район. Учитывая её тяжёлое состояние здоровья из-за ранения в голову при выполнении боевого задания, а также пагубное влияние на психику Ольги Митрофановны расположенного по соседству с её жильём аэродрома авиазавода № 21, городской совет лётчиков обратился к секретарю городского комитета КПСС А.А. Соколову с просьбой помочь Шолоховой, учитывая её огромные заслуги перед Родиной. Все необходимые данные о заслугах Шолоховой я изложила на 4 листах, так как подробно как однополчанка знала её боевые действия.

Члены совета лётчиков не разделяли моей позиции, говорили, что я зря стараюсь, всё равно ничего не получится. Но они ошиблись – А.А. Соколов это не Ерехинский, который до этого отверг нашу просьбу. А.А. Соколов проявил себя как истинный защитник прав ветеранов ВОВ, он сочувственно отнёсся к редчайшей в истории просьбе лётчиков и поручил доподлинно разобраться во всём своему инструктору Валентину Георгиевичу Харчёву.

Много дней мы занимались с Харчёвым подготовкой необходимого материала, а у меня на руках была маленькая четырехлетняя внучка Катя, которая сейчас уже кончает университет. Кате Валентин Георгиевич давал бумагу и карандаши, и она часами занималась рисованием. Когда это надоедало, она бегала и прыгала по кабинету, но не капризничала, а давала бабушке делать необходимое дело. Все материалы мы подготовили, я изложила их в удобоваримой форме и подала А.А. Соколову для решения вопроса.

Так доходчиво и правдиво были изложены все материалы о жизни и действиях лётчицы легендарного полка М.М. Расковой, что честный человек, руководитель городской партийной организации не мог не принять положительного решения, и оно было принято. Лётчице О.М. Шолоховой с семьёй была выделена трёхкомнатная квартира в лучшем месте города, напротив Театра юного зрителя, на пятом этаже во вновь построенном девятиэтажном доме, как мы и просили, рядом с парком имени Кулибина, места, так нужного для поддержания здоровья израненной лётчицы.

Мы, ветераны-лётчики искренне благодарны А.А. Соколову и В.Г. Харчёву за то, что благодаря их человечности и заботе о лётчице-ветеране ВОВ победа восторжествовала. Сейчас мой боевой друг Лёля Шолохова живёт и здравствует в этой желанной квартире, поминая добрым словом тех, кто оказал ей действенную помощь в решении так необходимого для жизни вопроса, вам добрые руководители А.А. Соколов и В.Г. Харчёв.

Второй немаловажный вопрос я решила с женой погибшего воина, работника Горэнерго Максимова, которая жила по соседству с моими внучками, и мы с ними вместе гуляли. Однажды А.С. Максимова поделилась своей нуждой. Она жила на углу улиц Белинского и Ошары в двухкомнатной подвальной квартире, в которой на полу была непросыхающая сырость и зимой и летом. Она жила с сыном и его семьёй. Я несколько раз ходила на приём с женой погибшего воина к управляющему Горэнерго и в конечном счёте добилась того, что он дал обнадёживающий ответ – в конце года в первом же ведомственном доме, строительство которого заканчивается, семья Максимовой получит хорошую квартиру необходимой площади. Обещание выполнено, семья Максимовой много лет живёт в новом доме рядом с улицей Ванеева, а Максимовой, наверное, уже нет в живых

Много раз по просьбе наших ветеранов я обращалась к начальнику городской телефонной сети Гришанину по установке в квартирах телефонных аппаратов одинокой больной женщине-ополченке Н.И. Задориной; председателю совета лётчиков-ветеранов П.М. Гусеву; О.М. Шолоховой; А.А. Столбиковой – все просьбы были удовлетворены, телефоны установлены. С той поры прошло много лет, и некоторых товарищей уже нет в живых.

Ещё несколько слов о военно-патриотической работе, так нужной для страны в период ее подъёма после трагической войны. Особо тесную связь я имела со школой № 13 Нижегородского района, где учились мои внучки Наташа и Катя, сейчас уже взрослые. Школа для меня родная и потому, что её пионерская организация носила имя моего любимого командира полка, Героя Советского Союза М.М. Расковой.

В школу меня как однополчанку Расковой много раз приглашали на общие школьные собрания, которые проходили в самой школе и кинотеатре «Печёры», а также на классные собрания, где я рассказывала о действиях боевого полка пикирующих бомбардировщиков Пе-2.

Полк совершил 1125 боевых самолётовылетов, сбросил 980 тонн бомб на головы врагов точно по намеченным целям, за что имел несчётное количество благодарностей от наземных войск нашей страны.

Кратко перечислю наиболее значимые выступления:

1. 24 марта 1964 года горьковское телевидение попросило меня выступить с темой «Как я попала в авиацию», так как женщины-авиаторы в нашем городе были редкостью.
2. 27 февраля 1965 года к нам из Москвы приезжали лётчицы Таманского полка лёгких бомбардировщиков У-2, и мы со Столбиковой А.А. и Шолоховой О.М. принимали участие в специальной телепередаче.
3. В 1964 году нас с О.М. Шолоховой приглашали в школу № 123 Ленинского района выступить перед детьми и их родителями.
4. В 1966 году нас со Скобликовой приглашали выступить в школе № 25 перед детьми.
5. В 1965 году выступали со Скобликовой в Доме учёных.
6. В 1966 году я выступила перед коллективом Горьковской детской железной дороги.
7. В промышленно-экономическом техникуме выступала в 1967 году.
8. В 1968 году в школе № 62 выступала перед школьниками и их родителями.
9. В 1970 году во Дворце культуры имени Ленина выступала перед школьниками и родителями школы № 121 Канавинского района.
10. В 1971 году выступила в Красном зале Дворца культуры имени Ленина перед школьниками различных школ Канавинского района и их родителями.
11. 19 августа 1973 года выступала по горьковскому телевидению в передаче «Подвиги и герои» с Героем Советского Союза, лётчиком завода № 21 Лифановым, ветераном полковником Лущик и двумя другими участниками ВОВ.
12. В 1973 году выступила перед зрителями кинотеатра «Россия» перед показом кинофильма «А зори здесь тихие» вместе с артисткой Ольгой Остроумовой , участницей этого фильма.
13. В 1975 году с группой ветеранов войны выступала на торжественном собрании учащихся школ Ленинского района, посвящённом Дню победы.
14. 21 февраля 1974 года выступала но горьковскому радио в передаче «Боевые подруги».
15. 7 мая 1977 года вместе с А.А. Столбиковой и О.М. Шолоховой участвовала и выступила перед группой товарищей, приехавшей из Москвы и Волгограда на встречу с Героем Советского Союза Самочкиным.
16. 28 сентября 1978 года выступила перед школьниками 5б класса школы № 23 Советского района, где меня приняли в почётные пионеры.
17. Много раз выступала в цехах завода «Нормаль», на котором я проработала 25 лет.

А многое конечно и не помню.

Памятные награды

9 мая 1973 года гвардейский бомбардировочный авиационный Борисовский орденов Суворова и Кутузова полк имени Героя Советского Союза Марины Расковой вручил В.В. Булычёвой на добрую память о ратных делах гвардейцев-борисовцев, о совместной службе и солдатской дружбе «Памятный знак 125-го гв. авиаполка».

Председатель совета ветеранов 3-й воздушной армии, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г. Денисов вручил «Памятный нагрудный знак воина-победителя в ВОВ 1941–1945 годов» В.В. Булычёвой.

Советский комитет ветеранов ВОВ в лице его председателя, дважды Героя Советского Союза генерала армии Батова и ответственного секретаря, Героя Советского Союза А. Маресьева за активное участите в работе по героическо-патриотическому воспитанию молодёжи вручил В.В. Булычёвой грамоту с благодарностью.

1 декабря 1980 года выдали В.В. Булычёвой удостоверение в том, что постановлением президиума Советского комитета ветеранов войны она награждается «Почётным знаком СКВВС» за подписью Батова и Маресьева.

Главнокомандующий Военно-воздушными силами, Главный маршал авиации К. Вершинин лично поздравил В.В. Булычёву с двадцатой годовщиной победы советского народа и его вооружённых сил в ВОВ 1941–1945 годов, пожелал доброго здоровья, успехов в личной жизни и общественно-полезной деятельности на благо любимой Родины, а также вручил «Медаль памяти боевого пути, пройденного в рядах Воздушной армии».

За достигнутые высокие производственные показатели в социалистическом соревновании в честь 33-й, 37-й и 50-й годовщины Октября Булычёву В.В. награждали почётными грамотами руководители завода «Нормаль» – 5 ноября 1950 года, 7 ноября 1954 года и 28 октября 1967 года.

За многолетнюю трудовую деятельность, активное участие в общественной жизни в связи с 25-летием со дня основания Горьковского завода «Нормаль» В.В. Булычёва, старший контрольный мастер, награждена почётной грамотой Горьковского областного комитета КПСС и исполкома Совета депутатов трудящихся за подписями секретаря обкома Ю. Христораднова и председателя исполкома облсовета А. Соколова.

За активное участие в оборонно-массовой и спортивной работе В.В. Булычёва награждалась почётными грамотами ДОСААФ за подписями председателя РК ДОСААФ Мартышкина и руководителя коллектива физической культуры Янковского.

За активное участие в военно-патриотическом и интернациональном воспитании подрастающего поколения и в связи с 29-летием создания совета ветеранов женщин Булычёва В.В награждена почётной грамотой за подписью секретаря РК ВЛКСМ.

За активное участие в движении сторонников мира, за добровольный вклад в Советский фонд мира, дружбы и солидарности народов В.В. Булычёва награждена почётной грамотой за подписью заместителя председателя Горьковского областного комитета защиты мира и отделения Советского фонда мира Д.Г. Благодарной.

За активное участие в военно-патриотическом воспитании подрастающего поколения, пропаганде идей мира и пополнении Советского фонда мира, а также за участие в обследовании и оказании помощи семьям погибших и одиноким пенсионерам ветеран ВОВ В.В. Булычёва награждалась почётными грамотами и благодарностью Нижегородского райвоенкома полковника Танина от 11 января 1986 года, 8 марта 1989 года и 7 марта 1991 года.

Правительственные награды В.В. Булычёвой:

1. Орден Красной Звезды
2. Орден Отечественной войны II степени
3. Медаль «За боевые заслуги»
4. Гвардейский знак
5. 14 медалей различного значения
6. Медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина»
7. Медаль памяти боевого пути маршала авиации К. Вершинина
8. Медаль Жукова

Встречи ветеранов полка

Совет однополчан 125 ГБАП им. М. Расковой 10 октября 1981 года сердечно поздравил дорогих друзей-однополчан с юбилеем 125-го гвардейского бомбардировочного орденов Суворова и Кутузова Борисовского авиационного полка имени Героя Советского Союза Марины Расковой. Полк родился к той поре 40 лет назад в Москве под руководством Героя Советского Союза, его первого командира майора Расковой. Он прошёл славный боевой путь в сражениях Великой Отечественной войны. Полк стал гвардейским в трудном 1943 году. Его боевое знамя хранится в Центральном музее Вооружённых сил СССР. Полк оказал мне большую честь – фотографирование на фоне развёрнутого знамени части и поместил эту фотографию в альбом боевого пути 125 ГБАП имени Марины Расковой. Имя полка М. Расковой занесено в Книгу почёта Центрального комитета ВЛКСМ навечно. Память о нём в сердцах ветеранов не угаснет.

Сильнее военного братства

Не знаю земных страстей.

В нём главное наше богатство,

В нём слава Отчизны моей.

10.10.1941 – 10.10.1981 – 40 лет

9 мая 1985 года Совет ветеранов 125-го ГБАП им. Марины Расковой сообщил мне, что в связи с 40-летием победы в ВОВ 1941–1945 годов приказом Верховного главнокомандующего И.В. Сталина всему личному составу полка объявлено 13 благодарностей, в том числе и тебе как принимавшей участие в этих боях, особенно за овладение крупным узлом, городом Борисов. Приказ по войскам 3-го Белорусского фронта от 1 июля 1944 г. № 126.

Партийно-хозяйственные руководители г. Борисова пригласили активных участников по освобождению их города от врагов. 9 мая1980 года делегация 125-го ГБАП имени Героя Советского Союза М. Расковой выезжала в город Борисов Белорусской ССР. Руководители города, да и все его жители так тепло нас встречали – как истинных спасителей от немецкой вражеской чумы. Они с особым уважением и волнением рассматривали нас, им просто не верилось, что эти в ту пору молодые девчонки владели такой сложнейшей авиационной техникой – пикирующими бомбардировщиками. В городе Борисове мы встретились с разведчиком из операции САТУРН Козловым, который уважительно сопровождал нас всюду. Мы посетили необычный музей Хатынь. В годы войны в этом селении немцы сожгли все до единого дома жителей посёлка, от него остались только кирпичные печи и трубы. Впоследствии на них установили колокола, которые в определённое время звонят поочерёдно. Всех жителей посёлка немцы загнали в большой сарай и сожгли заживо, только одному жителю из всей деревни удалось спастись, а дети, старики, мужчины и женщины погибли в огне, разведённом зверскими извергами. Как мог позволить такое человек? Даже самый хищный и жестокий зверь содрогнулся бы от такого поступка! Там же мы посетили курган СЛАВЫ, расположенный на возвышенности – курган памяти всех родов войск, участвовавших в освобождении Советской Белоруссии.

Идут годы, а однополчане и совет ветеранов 125-го ГБАП имени Героя Советского Союза М.М. Расковой не забывают своих близких друзей, они мне написали 7.07.1989 года «Рядом с вами мы прошли через суровые дни Сталинграда, жаркие бои на Кубани и Смоленщине, вместе освобождали Белоруссию и Прибалтику, громили фашистов в Восточной Пруссии. Большое спасибо вам за всё: за крепкую фронтовую дружбу, за мужество и героизм, за послевоенное товарищество!

В огне сражений вместе мы горели

Мы не умели в полнакала  тлеть

И если это всё мы одолели,

То старость тоже сможем одолеть!

Но закона природы преодолеть невозможно. Со старостью сражаться тяжело. Поэтому моё великое желание, чтобы мой сын Володя, мои внуки Игорь, Наташа и Катя стремились унаследовать всё лучшее, что существует во благо человечества, относились к людям честно, внимательно, правдиво. Человек честный, прямой, открытый, добросовестный в делах так свободно и спокойно дышит и большего богатства, чем моральная чистота у настоящего человека быть не может.

И последнее, что я хочу заявить. Хотя мне уже 81 год, но я не прекращаю общественно полезной деятельности – работаю в Нижегородском совете женщин-ветеранов Великой Отечественной войны при Дворце пионеров им. Чкалова, в городском совете лётчиков-ветеранов ВОВ. Война явилась тягчайшим испытанием и школой мужества. Она закончилась великой Победой!!!

А. Жаров написал:

Самыми сердечными словами

Поздравлять и славить мы должны

Дочерей страны, прошедших с нами

Сквозь огонь невиданной войны!

Вот примерно и всё, что мне удалось вспомнить через 80 лет в воспоминаниях «История моей жизни».

125-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк

 имени Героя Советского Союза Марины Михайловны Расковой.

Гвардии техник-лейтенант в отставке

Валерия Вячеславовна Булычёва.

1996 год

Родилась 7 июля 1914 года. Ушла из жизни 17 апреля 1998 г.

Вечная память!

Отпечатал с рукописи сын Челноков Владимир Борисович

Тел.89030596908  e-mail   tchelnokof@yandex.ru 21.08.2020 г.

Публикуется впервые