Студенческий «фольклор ужасов» (составитель И.Л. Мининзон)

Детский «фольклор ужасов» знаком всем, кто в школьные годы побывал в пионерлагере. После отбоя, уже лежа в постелях, дети начинают пересказывать запомнившиеся им сказки, повести и рассказы. Тогда-то неизменно всплывают жуткие фантастические истории про кровавую руку, черный платок и т. д. и т. п. Теперь, правда, как я могу судить по рассказам моего  тринадцатилетнего внука, это все отходит в область преданий. Современные дети далеко не те, что были двадцать – тридцать лет тому назад. Тем неожиданней для меня было известие, что молодые люди студенческого возраста, оказавшись в условиях, напоминающих пионерский лагерь (студенческий лагерь отдыха, биостанция и т. п.) вдруг начинают либо перед отходом ко сну, либо у вечернего костра рассказывать страшные истории сказочного жанра. Я отношу эти рассказы к жанру сказок потому, что там действуют либо фантастические явно сказочные персонажи, либо случаются фантастические иррациональные события. Впервые я познакомился с этим оригинальным разделом фольклора в 1991 году, когда руководил на биостанции в с. Пустынь Арзамасского района полевой практикой по ботанике студентов одной из групп первого курса биологического факультета Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. С тех пор время от времени я собирал эти истории и, наконец, решился представить их на суд читателей, произведя небольшую литературную обработку.

КУРСОВАЯ  РАБОТА

В один провинциальный университет на биологический факультет поступила девочка Маша. С первых дней учебы она привлекла внимание заведующей кафедрой ботаники Тамары Бенедиктовны, которая не только читала первому курсу лекции, но и в группе Маши проводила практические занятия. Студентка отличалась аккуратностью, усидчивостью, и, самое главное – добросовестностью. На занятия она приходила всегда прекрасно подготовленной. Пожилой профессор стала присматриваться к этой студентке, следить за ее успеваемостью и с радостью узнавала, что не только ее курс анатомии и морфологии, но и другие ботанические курсы Маша сдавала на пятерки. Нет ничего удивительного, что Тамара Бенедиктовна после окончания Машей второго курса пригласила ее к себе на кафедру, обещая самые радужные перспективы.  Ее курсовой работой она стала руководить самолично.

И вот тут-то выяснилось, что отличница Маша оказалась девочкой до крайности несамостоятельной! Она исключительно добросовестно выполняла все исследования, которые ей поручала Тамара Бенедиктовна, но к научному творчеству оказалась совершенно не способной. Она не могла даже самостоятельно изложить результаты своих наблюдений, так что профессору приходилось чуть ли не писать все самой. Кроме этого выяснилось, что Маша рассеянная и до крайности неорганизованная.  Поскольку Тамаре Бенедиктовне было стыдно признаться в ошибке своего выбора студентки, ей оставалось только молча сокрушаться и принимать лекарства от нервов и от сердца. Билась с Машей научный руководитель, билась, да в одночасье и померла.

Доцент Василий Исаевич, к которому перешли и заведование кафедрой ботаники, и Маша в качестве подопечной курсовички, был мужчина суровый. Он не раз выговаривал Маше за ее рассеянность и несамостоятельность и помогать ей писать работу отказывался наотрез.

И вот стылым октябрьским субботним вечером сидит Маша одна в квартире (родители были на даче), пытается на ноутбуке набирать текст и горько плачет от своего бессилия.

Вдруг раздался сигнал: поступило сообщение по электронной почте. Девочка открыла свой почтовый ящик и прочла письмо с электронного адреса Тамары Бенедиктовны:

«Машенька, как у тебя дела с курсовой работой? Если есть затруднения, я помогу. Т.Б.».

Совершенно машинально, не думая, что она делает, девочка тут же пишет ответ:

«Дорогая Тамара Бенедиктовна, я просто гибну, Василий Исаевич не хочет мне помочь. Маша».

Тут же студентка получила сообщение:

«Приходи к двенадцати ночи на мою могилу. Не забудь только взять флакон духов чтобы перебить запах и зарядить ноутбук. Т.Б.».

Где была похоронена заведующая кафедрой, Маша знала хорошо, ибо сама недавно сажала на ее могиле декоративные кустарники. Студентка оделась, взяла флакон духов, ноутбук и пошла на свидание, благо кладбище было неподалеку от ее дома. Ровно в двенадцать ночи могила открылась и из нее вышла Тамара Бенедиктовна. Она выглядела как обычно, только от нее сильно пахло землей и гнилью. Но Маша побрызгала духами и неприятный запах исчез. Они уселись на могильный холмик и Тамара Бенедиктовна принялась быстро набирать текст. Вдруг ноутбук запищал и появилось сообщение, что заряд аккумулятора кончается.

– Тамара Бенедиктовна, простите, я забыла зарядить, – пролепетала Маша.

– Да что же это за такое! – закричала Тамара Бенедиктовна. – Как же ты дальше будешь жить если такая рассеянная и не самостоятельная?!

С этими словами она схватила студентку за руку и утащила с собой в могилу. Больше Машу никто не видел.

КОМЕНДАНТ  ОБЩЕЖИТИЯ

В одном провинциальном университете постоянно не хватало мест в общежитиях для студентов. Ректор ежегодно просил выделить средства для строительства нового общежития, но ему отказывали. И только когда министром стал его однокурсник, средства выделили. Через три года четырехэтажный корпус был готов и там расселили всех нуждающихся. Но это новое общежитие было как заколдованное, там постоянно случались разные аварии: то отопления, то водопровода, то перебои с электричеством. Кроме этого общежитию не везло с комендантами. Первый комендант, полковник запаса, быстро заработал инфаркт и уволился. Второй комендант, бывший завхоз одного из колледжей, уже через полгода был осужден за растрату. И только с третьим комендантом, средних лет женщиной, которая раньше была заведующей жилконторой, общежитию повезло. Как по мановению волшебной палочки прекратились аварии, появилась горячая вода, открылся буфет – и все неустанными стараниями Марьи Ивановны (так звали новую комендантшу). В заслугу новому коменданту поставили и организацию в общежитии медпункта и при нем медицинского изолятора.

Марья Ивановна вскоре и поселилась в маленькой комнатке рядом с проходной. С раннего утра и до позднего вечера и в будние и в выходные дни она, окруженная активистами (организация актива это тоже ее заслуга!) носилась по общежитию, наблюдая за порядком, следя за состоянием санузлов и прочего. Не забывала она и навестить заболевших в изоляторе, принося им обеды из столовой и лекарства. Перед сном лекарства она давала самолично.

Надо сказать, что изолятор был организован недаром: вскоре после его открытия по настоянию Марьи Ивановны туда перешла одна из студенток с температурой. Ночью у нее начались головокружения, потеря сознания и, если бы не Марья Ивановна, почуявшая неладное и заглянувшая к ней около полуночи, все кончилось бы очень плохо. Девушке была вовремя вызвана «Скорая помощь» и через три дня она, выздоровевшая, вернулась из больницы. Через месяц история повторилась с другим студентом и опять благодаря комендантше все кончилось благополучно.

Как ни странно, от этих хлопот Марья Ивановна не похудела, не осунулась, а наоборот, стала выглядеть помолодевшей, розовощекой.

– Рядом с нашей замечательной молодежью и старуха помолодеет! – объясняла она.

Все были довольны новой комендантшей и только один студент смотрел на нее с подозрением. Это был приятель той самой девушки, которую спасла Марья Ивановна. Ему не давала покоя мысль каким образом Марья Ивановна могла так точно являться в изолятор к моменту обострения болезни и почему все эти истории случались в одно и тоже время, ровно в полночь. Студент решил проследить за комендантшей.

Через неделю в изоляторе оказалась девушка из его группы с температурой под 38°. Около полуночи наш студент тихонько оделся и спустился вниз. В изолятор нужно было пройти мимо вахтера. К счастью вахтер спал, сидя в кресле и не заметил, как студент взял у него ключ и тихонько отпер дверь. Когда он подошел к изолятору, дверь оказалась приоткрытой. Студент заглянул и при свете луны увидел, как полуодетая комендантша, воткнув в вену на шее девушки шприц, набирает в нее кровь. Студентка в это время крепко спала и ничего не чувствовала, сказывалось действие какого-то препарата. Набрав кровь, Марья Ивановна выпила ее. Тут студент опомнился и с криком бросился на вампиршу. Девушка очнулась и дико завизжала. Прибежал вахтер. Вдвоем со студентом они скрутили комендантшу и связали ее. Вызвали «Скорую помощь» и милицию. Девушку увезли в больницу, а вампиршу, студента и коменданта – в райотдел. Там сняли показания и до утра оставили Марью Ивановну в помещении для административно задержанных. Но когда утром вошли туда, увидели на полу лишь халат, белье и тапочки задержанной и горсть пепла – все, что осталось от комендантши общежития.

ВСТАВНОЙ  ГЛАЗ  ДОЦЕНТА  ГРЕЧИНА

В одном провинциальном университете на биологическом факультете на кафедре зоологии работал доцент Гречин. Студентом-третьекурником в полевой поездке он тяжело травмировал глаз и, опасаясь заражения крови, хирурги удалили его. Через некоторое время ему сделали искусственный глаз, который он вставлял в глазницу. Под размер новый глаз подобрали кое-как, и он то и дело выпадал. Впрочем, все это не помешало ему с отличием закончить университет, поступить в аспирантуру, а затем, через положенное время успешно защитить диссертацию. На кафедре зоологии он вел практические занятия у первокурников и читал специальные курсы энтомологии и экологии насекомых для студентов – «беспозвоночников». Его глаз сначала пугал студентов, потом они к нему привыкли, тем более что Гречин относился к студентам уважительно, был тактичен, отменно вежлив и снисходителен.

И вот однажды во время практических занятий в одной из групп он устроил коллоквиум. Для  незнающих поясняем: коллоквиум – это сплошной опрос студентов по ранее изученному материалу. В тот день проверялось знание систематики и биологии простейших животных: амеб, инфузорий и т.п.  Три девушки у доски готовились к ответу по теории, еще двое, – юноша и девушка, – у микроскопов готовились к ответу о том, что за животные были залиты в коллодий учебных препаратов. Остальные ждали вызова к доске и к микроскопам. И вдруг среди занятия появилась лаборантка и сообщила Гречину, что его срочно вызывает  к кафедральному телефону супруга (в те далекие времена еще не было мобильников).

Гречин стремглав бросился вон из кабинета, причем его вставной глаз вывалился на стол. Студенты решили воспользоваться таким случаем и принялись лихорадочно листать  учебники, а одна девушка – конспект.

Минуты через три Гречин вернулся, вставил глаз на место и сказал:

– Решили, значит, воспользоваться случаем и заглянуть в учебники-тетрадки. Нехорошо! Неэтично!

– Вы, Танечка, поскольку читали свой конспект, так и быть, получите тройку, а остальные, листавшие учебники, получают по двойке и завтра приходят ко мне пересдавать в шесть вечера.

Студенты были ошеломлены и решили, что за время отсутствия преподавателя лаборантка наблюдала за ними в замочную скважину.

На следующий день провинившиеся явились вечером на кафедру. Гречин усадил их за один общий стол, поставил перед каждым по микроскопу с готовыми препаратами и по листку уже с  двумя вопросами, а затем сказал, что его в соседней комнате ждет дипломница с вечернего отделения. Просле чего, вынув свой вставной глаз и положив его на свой стол, он вышел. Девушки на сей раз ни учебниками, ни конспектами не пользовались, а юноша, тихонько подойдя к двери, открыл ее, убедился, что никого за ней нет, залепил замочную скважину жвачкой и, вытащив из рукава свитера шпаргалку, принялся переписывать. Использованную шпаргалку он выбросил в мусорную корзину и прикрыл тряпкой. Через десять минут явился Гречин, вставил в глазницу глаз и гневно произнес:

– Это безобразие, Слава! Мало того, что пользовались шпаргалкой,  она у вас в мусорной корзине прикрытая тряпкой лежит, вы еще и замочную скважину залепили жвачкой! Прошу вас немедленно удалиться!

Назавтра Славу вызвали в деканат и декан факультета, суровый Петр Федорович объявил ему, что лишь по молодости лет нарушителя он не подал бумагу на исключение и только объявляет ему строгий выговор. Сегодня вечером студент должен в последний раз явиться на пересдачу.

В группе бурно обсуждали происшедшее со Славой. Одна из девушек высказала предположение, что доценту сообщает обо всем его вставной глаз, который Гречин оставляет в учебной комнате в качестве стража. Это предположение все встретили смехом. Кое-кто даже покрутил пальцем у виска. Слава, однако, задумался…

Вечером он опять сидел в учебной лаборатории за микроскопом, перед ним лежал листочек бумаги на этот раз с тремя теоретическими вопросами. Прямо на него смотрел вставной глаз доцента Гречина, лежавший на преподавательском столе. Сам же доцент в соседней комнате консультировал двух девушек-дипломниц.

Сколько ни всматривался Слава в препараты, ничего знакомого не видел. Сколько ни вчитывался в вопросы, ничего понять не мог. Он взглянул на глаз и ему показалось, что тот его гипнотизирует. Отчаяние охватило студента. Совершенно не соображая, что он делает, Слава вытащил из кармана зажигалку, крутанул колесико, подбежал к глазу и, поднеся к нему пламя, заорал:

– Ты все шпионишь за мной, ну так получай, получай!

А из соседней комнаты донесся дикий вопль. На глазах остолбеневших дипломниц Гречин внезапно  закричал от боли, бросился к водопороводному крану, открыл его и подставил под струю ледяной воды лицо. Прибежавший на крик Слава увидел обожженую глазницу доцента и все понял. В ужасе он распахнул окно, вскочил на подоконник и с третьего этажа вниз головой бросился на бетонные плиты тротуара.

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ  ПРАКТИКА

В одном провинциальном пединституте на естественно-географическом факультете на специальности «биология-география» учился студент Женя. Он был круглый отличник и после окончания четвертого курса его направили на педагогическую практику в элитную школу. Эта школа было построена за два года до того и представляла собой соединенные друг с другом три трехэтажных корпуса. Школа эта вмещала около тысячи учеников, приезжавших со всего города. Оборудована она была прекрасно, имела три спортивных и два актовых зала, превосходные предметные кабинеты. Все сколь-нибудь обеспеченные и влиятельные лица в городе сочли долгом поместить там если не своих детей, то внуков, племянников и т.п. Сам губернатор курировал эту школу. Само собой разумеется, что и педагогический состав был специально отобран и попасть туда на практику студентам было не просто.

Когда Женя пришел в эту школу, его приняла завуч и расспросила о его родителях. Вслед за тем она подробно объясняла студенту, какие замечательные дети здесь учатся, какие у них знаменитые родственники и что перед уроком следует обратить особое внимание на раздел классного журнала, где помещены сведения о родителях учащихся и карандашные пометки о прочих родственниках… Под конец вызвала по селектору учительницу географии Ирину Евгеньевну, сообщив, что практику он будет проходить под ее, учительницы высшей категории, руководством, причем в классе, где она – классная руководительница.

Ирина Евгеньевна оказалась молодящейся особой, модно одетой; в ее ушах, на шее и на руках блестели драгоценные украшения. По дороге в кабинет географии она сообщила студенту, что является женой полковника юстиции и дочерью директора завода. Узнав же, что родители Жени рядовые учителя, да еще из сельской школы, она покачала головой и произнесла: «Вам придется здесь трудно».

На свой первый урок он явился в сопровождении Ирины Евгеньевны, которая сообщила восьмиклассникам, что Евгений Борисович будет проходить здесь педагогическую практику и что и она, и ученики должны помочь студенту. Ученики с любопытством разглядывали скромно одетого учителя. Женя в свою очередь рассматривал класс. Все были одеты более чем модно, а девушки блистали украшениями.

Урок прошел вполне сносно.  Женя еще раз вкратце объяснил материал, заданный на дом к этому уроку,  потом вызвал к доске двух девушек и одного юношу, ответивших на твердые тройки, затем объяснил новую тему и задал домашнее задание. На его вопрос, не нужно ли еще раз объяснить непонятные кому-либо места, класс ответил молчанием. Раздался звонок и Женя с облегчением вышел из класса, где Ирина Евгеньевна о чем-то беседовала с обступившими ее учениками.

Вскоре она вышла из классной комнаты и пригласила его к себе в лаборантскую. Как только дверь за ними закрылась, она сначала спокойно, а потом все более и более распаляясь, объяснила ему, что он совершенно не пригоден не только преподавать здесь, но даже проходить практику.

– Вы кто такой, чтобы ставить тройки этим детям?! Вы знаете, что у этих девочек папы влиятельные бизнесмены и без их помощи я не смогла бы так оборудовать кабинет географии?! А Володя! У него бабушка зам главы администрации города! Запомните раз и навсегда, что ниже четверки этим детям вы, ничтожество, сын жалких сельских учителей не смеете ставить! Вам же все объяснила наш завуч! Если вы ни моих, ни ее слов не поняли, вам все объяснят родители наших учеников!

Женя был настолько ошарашен этим, что не мог вымолвить ни слова. Впрочем, Ирина Евгеньевна и не стала ждать его ответа, попросту вытолкнув его из лаборантской.

Вернувшись к себе в общежитие, Женя рассказал своим соседям по комнате о том, как прошел первый день практики. Все были возмущены и считали, что Женя отступать не должен.

Через два дня он опять явился в эту элитную школу, как ни в чем ни бывало приветствовал Ирину Евгеньевну, которая холодно кивнула ему, и, на этот раз один, вошел в класс.

Поздоровался с классом, пригласил всех сесть, с помощью старосты, рослой девушки в очках, отметил отсутствующих и затем спросил, у кого были затруднения в приготовлении домашнего задания. Поскольку никто рук не поднял, Женя приступил к опросу.

К доске был вызван небольшого роста юноша с передней парты. Он мялся, запинался, что-то невнятно мычал,  по карте ничего показать не мог. Женя поставил ему двойку. В классе пронесся шум. Затем к доске была вызвана девушка из середины ряда. Она получила такую же отметку. Тут раздались возмущенные голоса, оба вызванных достали мобильники и принялись звонить, как понял Женя, родителям. Женя попытался успокоить учеников, но без всякого успеха. Школьники загалдели, раздались крики, свист.

– Молчать! – рявкнул Женя и трахнул кулаком по столу.

Все в испуге притихли.

– Если вам не нравится мое преподавание, пожалуйста, после урока идите к Ирине Евгеньевне, к завучу, к директору, к министру, к губернатору! А пока идет урок, извольте соблюдать правила поведения. Кто не может, или не хочет, могут убираться ко всем чертям! Пусть вам родители нанимают учителей и учитесь дома!

Урок продолжался при гробовом молчании учеников. Были вызваны еще две девушки, которые с трудом что-то сказали и что-то показали на карте, получив по тройке. Прозвенел звонок, ученики покинули класс, куда тотчас же вошла уборщица. Женя взял свои вещи, журнал, зашел в учительскую и поставил журнал на полку. Это был последний урок во второй смене. В комнату заходили учительницы, оставляли журналы и убегали. Женя сидел в мягком кресле и с удовольствием вспоминал, как заставил учеников соблюдать тишину.

– Ну, ничего, я их приведу в порядок! – думал Женя. – Я не посмотрю, кто чей сын, или внук! Пришли в школу – извольте соблюдать дисциплину и готовиться к урокам как положено. А критерии оценки успеваемости едины для всех школ!

Отдохнув, Женя вышел в коридор и тут столкнулся в двумя крепкими парнями. Из-за них выглядывали те самые мальчик и девочка, которым он сегодня поставил двойки. Без лишних слов эти парни схватили студента и поволокли по коридору. Женя не сопротивлялся и даже обмяк от страха. Это, по-видимому, заставило парней ослабить хватку и затем вовсе выпустить студента из своих рук и поставить на ноги. Тут Женя опомнился и рванул по коридору. Бегал он хорошо и скоро оторвался от преследователей в лабиринте переходов. Где-то сзади раздавался приглушенный топот ног и крики. Женя все ускорял и ускорял бег. Куда он бежал, уже сам не представлял. Коридор уходил куда-то в даль, в бесконечность, вместо дверей по бокам коридора оказались какие-то громадные окна… Женя чувствовал, что он уже не бежит, а куда-то летит и в ужасе закрыл глаза…

… Расходясь со скромного сельского кладбища, рядом с которым три дня назад обнаружили бездыханное, с множественными переломами, как бы упавшее с огромной высоты тело студента, родители Жени думали о том, что у них остались еще сын и дочь, подарившие им внуков и внучек; три однокурсника покойного, его соседи по комнате в общежитии, кляли себя за то, что посоветовали Жене не уходить из этой школы, а старый профессор Трубин, так надеявшийся, что Женя со временем может занять его место, горестно вздыхал не столько о безвременно погибшем таланте, сколько о своих несбывшихся надеждах.

Публикуется впервые

• Размещено: 02.09.2017
• Автор: Мининзон И.Л. (сост.)
• Размер: 22.94 Kb
• © Мининзон И.Л. (сост.)