Решетников Н.И. Текст музея в информационном пространстве общества или в сфере услуг?

Под текстом в музейном информационном пространством, прежде всего, подразумевается социальная память, заключённая в музейных предметах и коллекциях. Музей в информационной связке прошлого и настоящего всю гамму разнообразных информационных потоков сохраняет и передаёт будущим поколениям.

Музей как социокультурный институт интегрирует в себе другие социокультурные институты (библиотеку, архив, театр, школу) и, наряду с вербальной информацией, предоставляет человеку зрительное восприятие, которое непосредственно погружает человека в ситуацию общения со средой бытования, материальной и духовной культурой человечества. Следовательно, текст музея отражает информационное пространство в самом широком смысле и самыми разнообразными формами.

Музей ‑ комплексное и многоёмкое понятие. По Н. Ф. Фёдорову ‑ музей это собор лиц, представляющих собой связь всех поколений. С одной стороны ‑ это форум, где проходят «собрания» поколений. С другой ‑ это склад вещей, где хранятся памятники истории и культуры (музейные фонды), и магазин, который предлагает свою продукцию (информацию) посетителю. С одной стороны ‑ это паноптикум с собранием необычайных предметов, и мавзолей и пантеон, где сохраняется память отцов. С другой ‑  клуб, где собираются люди по своим интересам; театр, где экспозиция является декорацией к историческим событиям и природным явлениям; библиотека, где музейные предметы в совокупности представляют собой памятную книгу человечества; архив, где хранится всевозможная информация, зафиксированная на различных материальных носителях; мастерская, где реставрируются и возвращаются к “жизни” свидетельства деятельности человека разных исторических эпох. Музей ‑ это храм с его духовным содержанием – не случайно по одному из первых определений музей есть храм муз. Музей – это памятник, иногда как комплекс памятников) с их охранной зоной, нередко являющиеся памятниками культурного и природного наследия. Музей ‑ это и научный центр, занимающийся исследованиями; и школа, в широком смысле этого слова, где формируются знания подрастающего поколения. Музей – это экспозиция и его фонды. Музей – это издательство, выпускающее свою научную и рекламную продукцию. Музей – это творческая лаборатория, производственная мастерская, исследовательским кабинет, опытная станция. Музей вбирает в себя многие формы деятельности и выступает в различных культурно-образовательных проявлениях. Это и университет высшего образования, и научный центр, и ателье, и архив, и заповедная зона, а также магазин, реабилитационный центр, игротека, кинотеатр, оранжерея и т.д. Музей трактуется и как кладбище культуры, ибо он хранит отжившее, умершее, но продолжающее существовать в сознании людей. Музей понимается и как церковь, хранящая религиозные традиции и утверждающая правила и нормы поведения, в частности, православные.

Музей – сложный комплекс, объединяющий в себе различные формы научной, образовательной, культурной и досуговой форм деятельности. Музей через разнообразные формы коммуникации, принципы музейной педагогики и методы интерактивности осуществляет сотрудничество с посетителем. Музей хранит социальную память и через неё передаёт опыт поколений. И естественно, что музей есть социальный институт, интегрирующий в себе разнообразные формы фиксации и передачи информации о жизни общества и его взаимодействии с природой. Во всём информационном пространстве музей хранит и передаёт информацию во всех областях жизни человечества: историко-культурной, экологической, технологической, экономической. Информация, заключённая в музейных предметах и коллекциях, позволяет изучать опыт поколений, производительный труд человека, его культуру и национальные особенности. Музей можно понимать и как целостную информационную систему, скрепляющую социальную память прошлого и настоящего во имя будущего.

Казалось бы, что всё сказанное ‑ простые истины. Но все ли это понимают? Рассмотрим сложившуюся ныне ситуацию.

В 2013 году вышли в свет две книги. Одна подготовлена авторским коллективом музееведов Санкт-Петербурга под названием «Философия музея» другая – авторским коллективом московских музееведов под названием «Музей без барьеров». Издание этих книг можно считать знаковым событием в музейном деле.

С одной стороны, впервые в музееведении раскрывается философия музея монографически. Мы имеем не отдельные статьи в разных изданиях о сущности и назначении музея, а целенаправленное изложение понятия музея в учебном пособии. Такого учебного пособия в отечественном музееведении ещё не было[1].

С другой стороны, мы знакомимся с практикой научных сотрудников отечественных музеев по преодолению барьеров, которые возникают у посетителя при посещении музея. И хотя авторы озабочены, прежде всего, преодолением барьеров людьми с ограниченными физическими возможностями, рассматриваемые проблемы касаются всех категорий посетителей[2].

Книги эти знаменательны ещё и тем, что в условиях, когда музеям навязывается идеология оказания услуг населению, музеи стремятся найти своё истинное положение в обществе и реализовывать присущие им цели и задачи, а не слепо выполнять распоряжения так называемых Учредителей.

Тем не менее, содержание этих книг вызывает необходимость их критического анализа. Рассмотрим некоторые проблемы, раскрываемые авторами в книге «Философия музея».

Дискуссионным является выдвигаемый в книге философский тезис о причастности музея к краже. Похищение огня у Зевса Прометеем определяется как обыкновенная кража. Эта первородная кража породила явление всеобщего воровства для всего последующего человечества, которое, получив краденое, само постоянно в течение всей своей истории ничем иным не занимается, кроме кражи. Применительно к музею в книге утверждается: «Кража – это одно из оснований культуры, и музей, выхватывающий шедевры из живого культурного процесса (более того, сам законодательствующий в области культурной оценки), организационно построенный на осознании необходимости оберегания экспонатов от воровства и сам не исключающий кражи в виде всегда сомнительных покупок (сколько стоит шедевр?) и военных трофеев, музей приводит зрителя к состоянию той первобытной кражи, в котором рождается искусство»[3].

Странное толкование кражи. Прометей обвиняется в воровстве и это воровство экстраполируется на музей. Но проблему эту более корректно надлежало бы рассмотреть в ином ключе. Может быть, именно Зевс утаивал (скрадывал) от человечества огонь, а Прометей восстановил справедливость. Он изъял огонь из заточения, вывел из небытия и передал его людям, обеспечив им историческое бессмертие. И музей, естественно, не крадёт, а сберегает утраченное, вдыхая в отжившие вещи или создаваемые шедевры новую жизнь. Кражей является действие, направленное на изъятие чужой вещи в личных своекорыстных целях. В музее мы видим обратное явление – возвращение во всеобщих интересах. И здесь мы говорим не столько о вещах, сколько о заключённой в них социальной памяти. МУЗЕЙ, как и ПРОМЕТЕЙ, возвращает жизнь, обеспечивает условия передачи опыта поколений[4]. Тем самым обеспечивается непрерывность информационного пространства общества.

Авторы учебного пособия, обвиняя музеи в краже, тем не менее, вынуждены констатировать, что музейное хранение есть «радикальное противодействие естественной, натуральной небрежности, природному накоплению беспорядка» и «хранение – это противодействие хищению, ворам, воровству, т.е. противодействие социальным стихиям»[5]. Налицо противоречие авторов одного и того же издания. Такие противоречия, зафиксированные в учебном пособии для магистрантов, затрудняют осмысленное понимание музея и могут влиять на заданность в выводах исследований молодых учёных, и тем более, сотрудников периферийных музеев.

В этой связи обратимся ко взглядам на сущность и предназначение музея Н. Ф. Фёдорова, который сформулировал философское понятие музея, критически относясь к характеру деятельности музеев своего времени: “Музей есть не собирание вещей, а собор лиц”; “музей… есть собор учёных, его деятельность есть исследование”[6]. Он показывает, что музей есть собор (от – собрание, сбор, единение) всех лиц прошлого, настоящего и будущего; собор учёных и деятелей, учителей и исследователей, учащихся и их наставников, отцов и детей, людей всех поколений. Эта соборность и определяет понятие музея. Соборность – в широком смысле слова. Собор понимается и как храм, и как собрание, единение, общее дело всех живущих ради будущего, их братское состояние. Поэтому музей следует рассматривать не как учреждение и даже не как собрание коллекций (материальных свидетельств), а как хранилище социальной памяти, собор лиц, чья деятельность документируется этими самыми материальными свидетельствами. Вещи, приобретаемые музеем – не самоцель (в противном случае, он превращается в склад и только склад, каким бы высоко организованным и хорошо оборудованным он ни был). Музейные предметы, прежде всего, носители информации о человеческой деятельности в быту, на производстве, в природе и т.д.

Значимым событием в музейном деле является и выход в свет подготовленной Санкт-Петербургским университетом и Государственным Эрмитажем книги под символическим названием «Собор лиц»[7]. Авторы статей уверенно стоят на позиции понимания музея как собора лиц. Музей трактуется как информационно-коммуникационная система. Анализируется опыт отечественных музеев и философское осмысление их деятельности. Музей в сфере услуг не рассматривается. И это справедливо, ибо сфера услуг – чуждое музею понятие и вредное занятие. Музей со своими коллекциями и коммуникация с различными формами их интерпретации являются информационным пространством, в котором на научной основе сохраняется социальная память и передаётся опыт поколений. Музей можно понимать и как информационно-образовательную среду[8], в которой нет и не может быть понятия услуги.

Толкование музея как учреждения нередко приводит к трагедии, когда уничтожаются те музеи, которые функционировали не как соборы лиц, а как коллекции вещей, отражающих существующую идеологическую надстройку. Пример тому – уничтожение музеев “царских” после Октября 1917 г. и разгром музеев прокоммунистических в постсоциалистический период. И в том и в другом случаях, уничтожая музеи и памятники, большевики, а затем необольшевики под личиной демократов пытались разрушить информационную связь времён и поколений, вырубить из сознания людей память о предшествующих поколениях, их жизненный опыт, нравственные устои, культуру, выработанные веками способы производства и взаимоотношения людей с природой. А без всего этого – как понять ход исторических событий, их закономерности, как наметить пути развития без ущерба для самих людей? Лишение памяти выгодны только своекорыстным политикам, ибо они понимают, что сознанием людей, лишённых социальной памяти, можно легко манипулировать.

Память нам нужна, чтобы быть понятыми другими и самим понимать других – вот, наверное, одно из коренных положений общего дела человечества. И дело здесь даже не в форме правления, характере собственности или национальной принадлежности создателей памятников, а в понимании друг друга, осознании необходимости хранения социальной памяти (и не только памяти отдельных групп или слоёв населения, а памяти всего человечества, памяти отцов не только своих собственных).

Музей не торговая точка, не ломбард и не банк, где хранятся и перепродаются ценности и на которые постоянно совершаются покушения с целью ограбления. И если в музее мы будем хранить памятники как материальные ценности, будет существовать их грабёж (независимо от формы собственности в обществе). И чем ценнее (как товар) будут памятники, отдельные предметы или коллекции, чем больше мы будем говорить о материальной их ценности (да еще непременно в долларовом выражении), тем сильнее будет развиваться их грабёж. Если же мы будем хранить заключенную в них социальную память, и будем активно при этом формировать сознание широких слоёв населения, убеждать в необходимости сохранения этой социальной памяти, то, может быть, тогда сократится и ограбление музеев.

А рассуждения о краже, якобы присущей музею, приводят к формированию того сознания, по которому музейный предмет ‑ не памятник человечества, а музейный продукт. А коли он продукт, его можно купить, украсть, продать, оказать услугу потребителю. Этим-то и выхолащивается сущность и назначение музея по сохранению социальной памяти и передачи опыта поколений. Отсюда и посетитель музея превращается в потребителя. Отсюда и характерное для нашего времени внедрение понятий как перфоманс, инсталляция, хэппенинг, фандрайзинг, бренд, брендинг, брендизм, брендитизм и прочие –ансы, -измы и -инги.  Коли музей крадёт и продаёт, то и у музея можно красть и продавать. А для этого никаких научных исследований не требуется, изучения информационного пространства и диалога с посетителем не надобно.

Человеческое общество (на то оно и человеческое, на то оно и общество) веками вырабатывает сознание необходимости хранения памяти отцов, оно сознательно хранит традиции, обычаи, нравы, правила, обряды и т.д. В этом его жизнестойкость. Важным инструментом этого хранения и является музей, представляющий собой особое состояние человеческой души; состояние, данное человеку с рождения и развивающееся или затухающее в соответствии с развитием или деградацией общества.

Однако “передача традиций никогда не бывает полной, иначе это положило бы конец историческому процессу. Чем больше развито общество, тем больше его историческая и культурная память, но тем меньше в общекультурном наследии доля и устойчивость традиционной народной культуры, на базе которой вырастает культура профессиональная и элитарная”[9].

Согласимся с этим высказыванием Е. Е. Кузьминой, как и с тем, что “в развитом обществе существует и передаётся от поколения к поколению ядро культуры. Полный разрыв традиций и негативное отношение ко всему ядру приводит к нарушению преемственности и утрате достижений предшествующей цивилизации. Ядро культуры из открытой динамической системы становится мёртвой сокровищницей, что обусловливает разрыв общества, элитарность и последующую гибель культуры”[10].

Музей как раз и служит связующим звеном между традициями и новациями, а эта связь не позволяет оторваться обществу от ядра культуры. Он является цементирующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, хранит веками накапливаемую социальную память. Научные исследования музея способствуют расширению и углублению информационного пространства. Когда музей перестаёт выполнять это свое предназначение, превращается в застывшую выставку вещей или вольно интерпретируемую экспозицию (например, с помощью авангардных дизайнеров, не понимающих существа музея), он перестаёт быть музеем, а общество может утратить связь времен. Утрата связи времён ведёт к утрате информации в историко-культурном пространстве. А без учёта информации о том, что, где и как происходило, общество не может определить оптимальные пути своего развития. Музеи как раз и призваны сохранять социальную память и транслировать зафиксированную информацию будущим поколениям[11].

К сожалению, таким пониманием музея не владеют чиновники от культуры, да и, как ни прискорбно это осознавать, некоторые теоретики от музееведения, готовые любую идеологическую установку, так называемый социальный заказ, экстраполировать на музей. Отсюда и музей трактуется только как учреждение культуры, обязанное выполнять указания вышестоящих начальников.

Не пора ли музееведам остановиться в верноподданнических настроениях, перестать служить господствующей идеологии, освободиться от необходимости сиюминутного выполнения социального заказа политических партий и групп. Музей как самостоятельный социальный институт исходит в своей деятельности из наличия и состава коллекций и заключённой в них социальной памяти, которую он хранит и направляет на ликвидацию социальных противоречий, на общее дело человека. А Учредитель музея (в нашем случае орган культуры) обязан, именно обязан создать все необходимые условия для эффективной деятельности музея. Необходимо понять, что музей создаётся не по чьей-либо прихоти, а из собрания вещей, редкостей превращается в «рационально организованную систему, наглядно репрезентирующую исторический процесс»[12].

Авторы «Философии музея» пишут: «Музей в истории культуры был особой «резервацией памяти». Возникнув как закрытая частная коллекция, он со временем, став публичным, всегда был труднодоступен по многим причинам – удалённости, элитарности, уникальности. Эта закрытость и создавала условия для стремленияпреодолеть трудности, следовательно, усиливала престижность посещения такого уникального места и способствовала ценностному осмыслению историко-культурного знания»[13]. И с этим нельзя не согласиться. Однако в реальности начинают доминировать иные взгляды, иное понимание музея. И здесь уместно напомнить мнение директора Государственного Эрмитажа М. Б. Пиотровского: «Наше общество неожиданным образом одичало, и в разных его слоях нелегко найти людей, понимающих великое значение национальной памяти. И приходится снова и снова объяснять, что национальное культурное достояние, которое в первую очередь хранят музеи, ‑ это ДНК народа и страны, что всякое нарушение памяти делает народ таким же болезненно беспамятным, как это бывает отдельно с больным человеком. Неуважение к наследию предков, их материальным ценностям – одна из причин удивительной необразованности, которое поразило наше общество… Психоз приватизации, рождённый атмосферой «базарного капитализма», породил многочисленные атаки на музеи… Государственный аппарат не имеет стопроцентного морального права распоряжаться культурным наследием. Его задача – получив это наследие, приумножить его и передать следующему поколению. В этом специфика культурной жизни, из которой должны быть исключены обращение с искусством, как с товаром, и восприятие культуры как сферы услуг населению. Музеи, архивы, библиотеки не оказывают услуги – они выполняют государственную функцию по сохранению, освоению, изучению и передаче через поколения самого главного, что отличает один народ от другого, человека от животного, ‑ культурного наследия в его разных формах»[14].

Музею приходится преодолевать множество барьеров, в том числе и на пути научных исследований. В деятельности музея, в выполнении им социальных задач главным, основополагающим барьером на этом пути является, как было сказано выше,  непонимание сущности и предназначения музея. А если непонимание исходит от управленческого аппарата, то это чревато угрожающими для музея последствиями. Можно устроить пандусы для инвалидов-колясочников. Можно внедрить различные приспособления для слепых и глухих. Можно разрабатывать специальные сценарии[15]. Но во имя чего? Во имя приобщения к исторической памяти – это одно дело. Другое ‑ когда музеи обязывают выполнять распоряжения Учредителей и увеличивать количество посетителей в целях оказания платных услуг. Музеям в настоящее время навязывается обязанность зарабатывать деньги за счёт посетителей. Тем самым, музеи, вместо того, чтобы быть Хранилищами социальной памяти, превращаются в торговые точки, хотя и являются некоммерческими организациями. Но музей не услуги призван оказывать. Он, прежде всего, сохраняя социальную память, формирует общечеловеческое взаимопонимание. Отсутствие понимания и утрата социальной памяти часто приводит к трагедиям, что и наблюдаем мы сегодня в Ливии, Египте, Сирии, на Украине…

Новая идеология по оказанию услуг путём предоставления населению музейного продукта низводит на нет смысл и назначение музея, устраняет музеи от научных исследований, что и предопределяет музеи к их деградации. Барьеры, возводимые чиновниками от культуры, становятся непреодолимыми. А упрощённое толкование философии музея только подливает масла в огонь бюрократического костра, в огне которого сгорает социальная память и теряется информационное пространство.

Отсюда возникает дискуссионный вопрос о социальных функциях музея.

В дореволюционное время музей в основе своей хранил коллекции, популяризировал их и начинал переходить к научному осмыслению имеющейся информации, о чём явственно свидетельствую материалы Предварительного музейного съезда 1912 г. Сменилась эпоха, музеи стали вовлекаться в государственную деятельность и постепенно были превращены в политико-просветительные комбинаты. Переход в эту информационную сферу обозначен в решениях Первого музейного съезда 1930 г. и последующих решениях партийных и правительственных органов. Музеи стали не хранилищами коллекций, а учреждениями по выполнению этих самых решений. Начиная с 1980-х годов усилиями музееведов музеи стали входить в новую сферу деятельности и по-новому интерпретировать социальную информацию. Это выразилось в музейной коммуникации. Музеи начали переходить в сферу сотрудничества с посетителем. Стали меняться формы передачи информации. Появились интерактивные формы работы. Создавалось впечатление, что музеи начали избавляться от понятия учреждения и стали более полно выполнять своё предназначение как социального института. Но вновь сменилась эпоха. Государство перестало быть производительной державой. Общество производителей сменилось обществом потребителей. Новая власть, цепляясь за музеи, как за свои учреждения, отнесло музеи к сфере услуг, что противоречит всякому здравому смыслу в понимании музея как социального института. Мало того, вслед за государственной установкой на такую метаморфозу, подобную позицию стали выражать и некоторые теоретики от музееведения.

Прямая смена позиции наблюдается, например,у М. Б. Гнедовского. Первоначально он писал о музейной коммуникации. Затем стал призывать к вхождению музеев в единое европейское и мировое не культурное (как было ранее), а рыночное пространство[16]. В то время как Л. И. Скрипкина справедливо показывает, что для европейских музеев такая позиция была характерна для 1970-х годов и осталась для них в прошлом[17]. Возражая М. Б. Гнедовскому и его сторонникам вхождения музея в рыночное пространство, авторы «Философии музея» констатируют отход европейских музеев от рыночной экономики и отмечают, что «как ни странно, музей оказался весьма востребованным в демократической культуре. Музейный взрыв продолжается вот уже более полувека, являясь, в частности,   одним из главных факторов, позволивших футурологам второй половины прошлого века усмотреть начало превращения потребления в «информационное общество»[18]. И далее: «В западноевропейской культуре музей не только выполняет функции по собиранию и хранению артефактов, но и является отражением определённой социокультурной ситуации во всём многообразии её научных, эстетических, педагогических, идеологических, рекреационных, экономических аспектов»[19].

На позициях музея как социального института стоят и авторы сборника «Музей без барьеров». Достаточно сказать, что и редколлегия, и все 28 авторов занимают позицию неприятия в музее рыночного пространства. В статьях раскрываются различные формы взаимодействия музея и посетителя. Авторы пишут не о сфере услуг, а о создании условий оптимального усвоения историко-культурной информациипри комфортном пребывании посетителей в музее.

Перевод музеев в сферу услуг нельзя воспринимать только как явление времени. Деятельность музея в сфере услуг – это утрата им информационного потенциала, его накопления и сбережения. Следовательно ‑ утрата предназначения музея как социального института и превращение его в торговую точку. Музей как собор лиц, собор отцов и детей (Н. Ф. Фёдоров) превращается в учреждение по оказанию услуг по удовлетворению  культурных потребностей населения. Отсюда следует, что музеи исключаются из информационного пространства и лишаются своей миссии формирования исторического сознания и передачи опыта поколений.

Выступая за сохранение музея как социального института, действующего в информационном культурном пространстве, необходимо отметить важное значение музейного предмета как носителя социокультурной информации. Важно понять, что в музейном предмете закодирован комплекс информации его материальной и нематериальной составляющих. И только в этом случае «музей выступает в качестве обязательного социокультурного института европейской культуры»[20]

Музейный предмет олицетворяет собой не только и не столько материальную культуру, сколько нематериальную, духовную. В музейном предмете мы видим не только и не столько вещь, сколько событие, явление, нравы, обычаи, традиции, которые он представляет. В учебниках Л. В. Беловинского по материальной культуре[21] раскрываются, с одной стороны, внешние признаки предмета, а с другой, более важной, способ производства, назначение, взаимодействие в среде бытования, авторство, принадлежность, то есть сама атмосфера создания и существования. От предметов материальной культуры он естественно переходит к описанию их бытования[22].

Итак, музейный предмет – хранитель социальной памяти, аккумулятор историко-культурных процессов и природных явлений. В определённом смысле – он действующее лицо в социокультурном пространстве. Он выступает как материальный носитель информации о жизни общества и природы. И никак не музейный продукт. В составе музейного собрания, на экспозиции и в различных формах научно-просветительной работы музейный предмет информирует о происходящем историко-культурном процессе, включает современников в информационное пространство. В этом его предназначение, а не в том, чтобы быть музейным продуктом и выполнять какие-либо функции в обслуживании посетителей.

Если же музей пойдёт по пути оказания услуг, то это приведёт к массовому информационному дурновкусию[23]. И в этом случае «возникает новая дисциплина – экономика впечатлений и развлечений, учитывающая потребительские запросы публики, взирающей, но не видящей»[24] и «осуществляется деконструкция истории в рекламно-ироническом стиле»[25].

Исходя из складывающейся ситуации необходимо признать, что музейная деятельность всё более и более приобретает развлекательно-услужливый характер. А всякого рода учреждения культуры, не имея в своём основании фундаментальной базы, называют себя музеями, как например, центр современного искусства «Гараж» в Москве. В этом, как справедливо отмечают авторы «Философии музея» проявляется «попытка скрестить академизм с развлекательностью», что, по их мнению, является грубой ошибкой. «Бизнес в стремлении к увеличению прибыли не признаёт границ и … непрерывно сдвигает музей в сторону парка аттракционов. Менеджмент, маркетинг, PR, фандрайзинг усиливают свои позиции столь энергично, что, возможно, уже в близком будущем музей заполнят массовые потоки туристов и управляющих ими менеджеров. Но останется ли там искусство?»[26]. Останется ли там социальная память? И будет ли объективно использоваться информационное пространство?

Барьеров на пути развития музеев в настоящее время предостаточно. Это и недостаточно высокий социальный статус, и недостаточно высокий уровень подготовки кадров, и низкая зарплата, и идеологическое воздействие, и слабая материально-техническая база, и противоречивые позиции теоретиков от музееведения[27].

Преодолевая все эти и другие барьеры нам, всё-таки, важно соблюдение двух основополагающих положений: 1) – сохранение социальной памяти в музейных предметах и коллекциях и 2) – трансляция заключённой в них информации нынешнему и последующим поколениям. А потому правомерно прислушаться к мнениям тех музееведов, которые отстаивают не сферу услуг, а сотрудничество с посетителем: «Одна из центральных проблем современной теории и практики – изучение музейной аудитории и поиск оптимальных путей выстраивания диалога с ней. Уже несколько десятилетий музейные специалисты учатся рассматривать посетителя не как объект музейной коммуникации, но как её субъект, обладающий собственным набором культурных кодов, от которого зависит весь коммуникационный процесс в музее. И этот субъект музейной коммуникации не остаётся некоей постоянной величиной, которую достаточно единожды изучить; характеристики музейной аудитории находятся в постоянной динамике и требуют неусыпных усилий со стороны музея для её понимания и поиска оптимальных форм диалога с ней»[28]. А чтобы этот диалог состоялся, чтобы посетитель мог свободно ориентироваться в музейном информационном пространстве и культурном обмене, нужны не сфера услуг, не вхождение в культурный рынок, а реализация «хранительской и исследовательской функций, составляющих, несмотря ни на какие метаморфозы XXI  века, суть любого музея»[29].

Так по какому пути пойдёт наш музей? Будет ли он трансформироваться в сферу услуг, войдёт ли в культурный рынок или отстоит свою предназначенность сохранения социальной памяти в информационном пространстве? Нужен ли будет человеку текст музея, отражающий социальные явления в обществе, или музей будет предоставлять потребителю музейный продукт? Сохранит ли музей свой текст, социальную память для передачи опыта поколений или превратится в учреждение, определяющее свою миссию, исходя из складывающейся идеологической парадигмы.

Будущее ждёт ответа.

Н. И. Решетников (Москва)

Публикуется впервые