Научно-исследовательская работа в музее. М., 2018.

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОУ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ КУЛЬТУРЫ»

КАФЕДРА МУЗЕЕВЕДЕНИЯ И ОХРАНЫ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА В МУЗЕЕ

Материалы XVII научно-практической конференции

Москва, 1918

УДК 069

ББК 79.1

        И 34

Н 34 Научно-исследовательская работа в музее: Материалы XVII научно-практической конференции кафедры музееведения и охраны культурного наследия (Москва, 17-8 марта 2017 г.) / Науч. ред. и сост. Н. И. Решетников. М., 2018. ‑ 173 с.

ISBN 978-5-9909580-9-8

Издание содержит материалы XVII Всероссийской научно-практической конференции «Научно-исследовательская работа в музее», подготовленной кафедрой музееведения и охраны культурного наследия и проходившей в Московском государственном институте культуры (МГИК). Авторами статей сборника являются преподаватели, аспиранты, выпускники и студенты кафедры истории, истории культуры и музееведения, а также научные сотрудники музеев России.

УДК 069

ББК 79.1

ISBN 978-5-9909580-9-8

©  Кафедра музееведения и охраны

культурного наследия МГИК, 2018

Содержание

Предисловие                                                                        5

С. М. Шестова, Г. А. Зайцева. Нормативное правовое регулирование экологической безопасности в музейном деле                                   8

Г. В. Булякова, Н. И. Решетников. Музеефикация как решение комплекса проблем охраны и использования историко-культурного и природного наследия                   17

Н. И. Решетников. Книжная культура северян в дореволюционной России (из собрания музеев Вологодской области)                                                                                      34

М. К. Рыбакова. Зубовские чтения как пример интеграции междисциплинарных знаний (из опыта работы музея-заповедника «Александровская слобода»)    58

О. С. Троицкая-Миркович. Память предков. Опыт создания временной музейной экспозиции в усадьбе генерала Мирковича (из семейной хроники)                   77

А. А. Упругова (Новикова). Спасо-Преображенский монастырь в Каргополе: предпосылки к музеефикации                                                             90

В. А. Притчина. Набойные доски и набоечные ткани в коллекции Тотемского музейного объединения                                                             99

В. Ф. Сосонкина, М. П. Кузыбаева. К вопросу о репрезентации фармацевтического наследия         112

Е. С. Семилетникова. История и культура старообрядчества как объект музейной

Презентации                                                         125

С. П. Калита. Мотивация исследовательской деятельности  студентов в ходе музейной практики          134

Г. В. Великовская. Работа студентов над виртуальным музеем М. А. Булгакова              145

Е. И. Дьяконова,  Е. М. Михалкина,  А. А. Сурин

Социологическое исследование «Чувственное восприятие посетителем освещения в музее»            154

         Наши авторы                                               171

Предисловие

Очередная научно-практическая конференция проведена кафедрой музееведения и охраны культурного наследия МГИК с обсуждением самого широкого круга вопросов научно-исследовательской работы музея. В связи с тем, что 2017 год был объявлен годом охраны окружающей среды, часть докладов была посвящена отражения в музейной деятельности экологических проблем. К сожалению, не все докладчики представили статьи для публикации в нашем сборнике. Тем не менее, круг вопросов по этой проблематике рассмотрен в двух статьях. Г. А. Зайцева С. М. Шестова раскрывают в своей статье нормативное правовое регулирование экологической безопасности в музейном деле, что является весьма полезным для музейных практиков. Г. В. Булякова и Н. И. Решетников в статье «Музеефикация как решение комплекса проблем охраны и использования историко-культурного и природного наследия» обращают внимание на решении вопросов музейной презентации и охраны памятников культуры в природной среде, уделяя внимание историко-культурному и природному музейному комплексу «Пещера Шульган-Таш» в Башкирии.

Среди других проблем в сборнике опубликованы статьи различного плана.

Н. И. Решетников, участвуя в «Вологодской программе», представил материалы исследования книжной культуры северян в дореволюционной России, отражённой в музейных собраниях Вологодской области. Результатом Вологодской программы» было изучение, описание книг и документов и издание 13-томного каталога-путеводителя в пяти частях «Памятники письменности в музеях Вологодской области».

В Александровском музее-заповеднике Владимирской области регулярно проходят научные конференции под названием «Зубовские чтения». О них достаточно подробно пишет в своей статье М. К. Рыбакова. Она обращает внимание на важность привлечения к региональным исследованиям научной общественности страны из ведущих НИИ и ВУЗов.

Интересная работа проводится в Тульской области, где силами общественности восстановлена усадьба участника Отечественной войны 1812 года генерала Мирковича и создан музей как культурный центр. Об этом пишет одна из потомков-наследников генерала О. С. Троицкая-Миркович.

Другое направление музейной деятельности отражается в статье В. А. Притчиной, которая пишет об опыте работы Тотемского краеведческого музея Вологодской области по комплектованию коллекции набойных досок и тканей. Она ставит вопрос о важности изучения и возобновления этого народного промысла.

Иной вопрос поднимает А. А. Упругова (Новикова), обращаясь к одному из памятников Каргополя Архангельской области. В её статье ставится вопрос о возможности музеефикации зданий бывшего Спасо-Преображенского мужского монастыря.

Таким образом, в сборнике представлен разнообразный опыт работы музеев в Башкирии, Архангельской, Владимирской, Вологодской и Тульской областях.

В нашем сборнике раскрываются и проблемы деятельности медицинских музеев. Об этом повествуют В. Ф. Сосонкина и М. П. Кузыбаева в статье «К вопросу о репрезентации фармацевтического наследия».

В предыдущих наших сборниках публиковались статьи Е. С. Семилетниковой о старообрядческой культуре. На этот раз она пишет об история и культура старообрядчества как объекте музейной презентации.

Проблемы повышения эффективности музейной практики для студентов рассматривает С. П. Калита в статье «Мотивация исследовательской деятельности студентов в ходе музейной практики».

Заключает сборник статья студентов, обучающихся на втором курсе магистратуры. Е. И. Дьяконова, Е. М. Михалкина и А. А. Сурин провели в московских музеях социологическое исследование по теме «Чувственное восприятие посетителем освещения в музее». Свою статью они сопровождают разнообразными диаграммами, что даёт наиболее яркое представление о результатах исследования.

Кафедра музееведения и охраны культурного наследия сожалеет, что не все участники конференции представили свои статьи для публикации. Всем нашим авторам кафедра выражает глубокую благодарность за сотрудничество и надеется на дальнейшее творческое сотрудничество.

С. М. Шестова, Г. А. Зайцева (Москва)

Нормативное правовое регулирование

экологической безопасности в музейном деле

Правовая среда экологической безопасности в музейном деле сопряжена с внешними и внутренними факторами. К внешним факторам относится влияние окружающей среды (естественно-природное и антропогенное) на музейное пространство и музейные предметы, особо охраняемые территории, объекты культурного наследия, ландшафт, памятники природы. К внутренним факторам –  влияние на человека и восприятие человеком музейного пространства и музейных предметов, особо охраняемых территорий, памятников культуры и природы, в частности, наличие метеоритов в Минералогическом музее им. А. Е. Ферсмана в открытом доступе[1].

Общие вопросы внешнего и внутреннего факторов регулируются компонентами объективного права, т.е. общими нормами, закрепленными в федеральном законодательстве.

Отдельные вопросы внутреннего фактора, чаще всего профилирующего характера, могут регулироваться ещё и локальными актами так же, как это принято в трудовом праве. Например, Федеральный закон «Об охране атмосферного воздуха» распространяется на всю территорию и население страны, и не ограничено во времени. А нормы поведения по порядку соблюдения чистоты воздуха в музее распространяются на работников и посетителей, для этого должен быть принят локальный акт, утверждённый директором.

Под экологической безопасностью, по-нашему мнению, следует понимать допустимый уровень загрязнения среды обитания человека, где бы он ни находился и чем бы он ни занимался, к экологически опасным явлениям относятся негативные воздействия загрязнения окружающей среды на физическое и психологическое состояние здоровья человека.

В целях охраны окружающей среды, атмосферного воздуха государством регулируются общественные отношения по контролю экологической безопасности, экологической экспертизе.

Статьёй 42 Конституции Российской Федерации[2] установлено право каждого на благоприятную окружающую среду, достоверную информацию о её состоянии и на возмещение ущерба, причинённого его здоровью или имуществу экологическим правонарушением. Федеральный закон «Об охране окружающей среды»[3] предусматривает при размещении, проектировании, строительстве, реконструкции, сбросов загрязняющих веществ учёт и обеспечение устойчивого функционирования естественных экологических систем, сохранение природных ландшафтов, особо охраняемых природных территорий и памятников природы.

Атмосферный воздух является жизненно важным компонентом окружающей среды, неотъемлемой частью среды обитания человека, растений и животных. Федеральный закон «Об охране атмосферного воздуха»[4]  устанавливает правовые основы охраны атмосферного воздуха и направлен на реализацию конституционных прав граждан на благоприятную окружающую среду и достоверную информацию о ее состоянии.

Федеральный закон «Об экологической экспертизе»[5] направлен на предупреждение негативных воздействий хозяйственной и иной деятельности на окружающую среду. Законом установлены два вида экспертизы: государственная и общественная, при этом общественная экспертиза предварительная, государственная экспертиза осуществляется штатными экспертами государственных органов власти  после общественной.

В соответствии с Федеральным законом «Об особо охраняемых природных территориях»[6] к землям особо охраняемых природных территорий относятся земли государственных природных заповедников, в том числе биосферных, государственных природных заказников, памятников природы, национальных парков, природных парков, дендрологических парков, ботанических садов.

Государственные природные заповедники, в том числе государственные природные биосферные заповедники, государственные природные заказники, памятники природы, национальные парки, дендрологические парки, природные парки, ботанические сады и иные особо охраняемые территории, природные объекты, имеющие особое природоохранное, научное, историко-культурное, эстетическое, рекреационное, оздоровительное и иное ценное значение, образуют природно-заповедный фонд.

В соответствии со статьёй 99 Земельного кодекса Российской Федерации[7] к землям историко-культурного назначения относятся земли:

1) объектов культурного наследия народов Российской Федерации (памятников истории и культуры), в том числе объектов археологического наследия;

2) достопримечательных мест, в том числе мест бытования исторических промыслов, производств и ремесел;

3) военных и гражданских захоронений.

Земли историко-культурного назначения должны использоваться строго в соответствии с их целевым назначением.

Статьёй 100 Земельного кодекса Российской Федерации также выделены особо ценные земли, к которым относятся земли, в пределах которых имеются природные объекты и объекты культурного наследия, представляющие особую научную, историко-культурную ценность (типичные или редкие ландшафты, культурные ландшафты, сообщества растительных, животных организмов, редкие геологические образования, земельные участки, предназначенные для осуществления деятельности научно-исследовательских организаций).

На собственников таких земельных участков, землепользователей, землевладельцев и арендаторов таких земельных участков возлагаются обязанности по их сохранению.

При строительстве объектов на таких участках в соответствии с Положением «О Министерстве культуры Российской Федерации», утверждённым Правительством Российской Федерации от 20.07.2011 № 590 (ред. от 13.03.2017), обязательно согласование градостроительной документации с Минкультуры России.

В случае недобросовестного использования земельные участки, занятые природными комплексами и объектами, объявленными в установленном порядке памятниками природы, могут быть изъяты у собственников этих участков, землепользователей, землевладельцев.

Важным также является Федеральный закон «О радиационной безопасности населения»[8], определяющий правовые основы обеспечения радиационной безопасности населения в целях охраны его здоровья. Особенно это касается музеев минералогического профиля.

Несмотря на обилие законов, актуальность предупреждения экологической опасности в целом не снижается.

Экологические преступления представляют собой общественно опасные деяния, посягающие на экологическую безопасность общества и причиняющие вред окружающей природной среде и здоровью человека.

Уголовный кодекс Российской Федерации[9] устанавливает ответственность в следующих случаях:

1. нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ;
2. нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов;
3. нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами и токсинами;
4. нарушение ветеринарных правил и правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений; загрязнение вод, атмосферы и морской среды;
5. нарушение законодательства Российской Федерации о континентальном шельфе и об исключительной экономической зоне Российской Федерации;
6. порча земли;
7. нарушение правил охраны и использования недр;
8. незаконная добыча водных животных и растений;
9. нарушение правил охраны рыбных запасов;
10. незаконная охота;
11. уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу РФ;
12. незаконная порубка деревьев и кустарников;
13. уничтожение или повреждение лесов;
14. нарушение режима особо охраняемых природных территорий и природных объектов;
15. преступления, связанные с нарушениями правил безопасности на объектах атомной энергетики, при ведении горных, строительных и иных работ, на взрывоопасных объектах, а также с нарушением правил обращения радиоактивных материалов, взрывчатых и тому подобных веществ;
16. нарушение санитарно-эпидемиологических правил, сокрытие информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни или здоровья людей;
17. уничтожение или повреждение памятников истории и культуры, жестокое обращение с животными.

Экологические преступления причиняют вред не только экономике страны, но и подрывают биологические основы существования человека. В этой связи Президентом Российской Федерации был принят Указ от 19.04.2017 № 176 «О стратегии экологической безопасности Российской Федерации на период до 2025 года»[10]. В стратегии дана оценка, среди прочих недостатков, влияющих на экологическую безопасность, низкому уровню экологического образования и экологической культуры населения.

Существенный вклад в систему просвещения и образования населения об экологической безопасности и охране окружающей среды может внести сеть музейных учреждений. Принимая во внимание, что в соответствии со статьёй 27 Федерального закона «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации»[11] целями музеев являются осуществление просветительной, научно-исследовательской и образовательной деятельности, музеи и музеи заповедники России могли бы взять на себя функцию по разработке образовательных (просветительных) проектов об экологической безопасности населения, охране окружающей среды и организации экологической экспертизы.

В Указе Президента Российской Федерации также обращается внимание на необходимость совершенствования законодательства в области охраны окружающей среды и природопользования, а также институциональной системы обеспечения экологической безопасности. Таким образом, предоставляется возможность создания института экологической безопасности в области охраны и использования культурного и природного наследия, в том числе музейного дела.

По вопросу совершенствования законодательства следует сказать, что существующая ныне система международных нормативных актов и российского законодательства об охране и использовании культурного и природного наследия позволяет решить вопрос о разработке проекта кодекса культурного и природного наследия.

Профессиональная общественность, федеральные органы власти, Минкультуры России и Минприроды России, могли бы обратить внимание на целесообразность систематизации норм по охране и использованию культурного и природного наследия, в том числе по обеспечению охраны окружающей среды и экологической безопасности культурного и природного наследия.

Относительно экологической безопасности деятельности человека в области музейного дела и коллекционирования; выявления, изучения, охраны и использования памятников истории и культуры; архивного дела; библиотечного дела, в отчётах Министерства культуры Российской Федерации, Министерства природы и экологии Российской Федерации, Министерства образования и науки Российской Федерации, Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации проблем не выявлено, поскольку ведомства не наделены ни полномочиями, ни функциями по контролю экологической экспертизы объектов культурного наследия, территорий музеев-заповедников, ландшафтов, археологических объектов, самих музейных предметов, деятельности экспертно-фондовой закупочной комиссии музеев. Отсюда следует, что такая работа официально не ведётся. Соответственно, влияние эко-среды музейного пространства на музейных работников и посетителей, в том числе экологической безопасности музейного предмета, никем не осуществляется.

Решение вопросов по организации мероприятий обеспечивающих охрану окружающей среды и экологической безопасности культурного и природного наследия может осуществляться локальными актами.

Г. В. Булякова (Уфа), Н. И. Решетников (Москва)

Музеефикация как решение комплекса проблем

охраны и использования историко-культурного

и природного наследия

При изучении историко-культурного наследия важным представляется выявление гармонического их сочетания с природой. У каждого города свой облик, своё лицо. Этот облик связан с основными реперными точками. В Кириллове это монастырь, в Великом Устюге – храмы на набережной, в Каргополе – Соборная площадь, на Урале Кунгурская пещера и пещера Шульган-Таш (Капова). Но как гармонируют эти памятники с окружающей средой, со средой обитания местного населения.

Рассмотрим примеры восстановления пещер для экскурсионного использования, то есть пути их музеефикации.

Знаменитые пещеры Киевской лавры, основанные святыми Антонием и Феодосием, превращены в экспозицию Национального Киево-Печерского историко-культурного заповедника. В 1980е годы для посетителей были проложены мостки с электрическим освещением, а сами мощи основателей монастыря и их последователей, некогда обитавших в пещерах, были превращены в экспозиционные комплексы. При таком приёме ощущения святости места не возникает. Не создаётся представления о той культурно-исторической среде, в которой пребывали монахи Киево-Печерского монастыря.

Другое дело – пещеры Псково-Печерского монастыря. Они остаются в первозданном виде. Посетители осторожно продвигаются под каменными сводами по сухому песку. Группа двигается в полной темноте вслед за идущим впереди ведущим, в руках которого слегка мелькает пламя свечи. По нему и ориентируемся. Наконец, подходим к одному склепу, другому, третьему. Там свечи, образа и раки с мощами. Возникает ощущение полного погружения в историческую эпоху. Здесь музеефикация достигает наивысшего восприятия.

Давно открытая и изучаемая, в том числе археологами, пещера Шульган-Таш на Урале в Башкирии изначально статуса памятника не имела. С одной стороны, это природное явление (образование пещеры), с другой – место пребывания древнего человека со следами его деятельности. При создании музея-заповедника произошла музеефикация пещеры. Она не только объект «экскурсионного показа», но и объект научного исследования. Следовательно, пещера, как объект природного и исторического наследия, продолжает функционировать в окружающей среде. И предметом исследования является не только сама пещера (в историческом и естественно-научном отношении) и её использование древним человеком, но и жизнь людей в последующие исторические эпохи, включая их хозяйственное развитие, народный быт, фольклор, мифологию, исторические предания).

В связи с этим возникает проблема расширения и углубления понятия музеефикации для пещеры Шульган-Таш. Этим обосновывается и цель создания нового музейного пространства в долине реки Белой за пределами пещеры. В это новое музейное пространство могут быть вписаны: здание музея с экспозиционными залами, фондохранилищем, интерактивными площадками, кинолекторием; музейные объекты охранной зоны; выставочный зал; рекреационная зона для мест проживания посетителей и реализации различных историко-культурных сценарием и музейных праздников.

Памятник может сохраняться в условиях, когда в нём испытывают потребность местные жители. Ни законы, ни материальные средства, ни охранные таблички не сохранят памятник, если в этом не заинтересованы местные жители. Отсюда необходимость формирования общественного сознания по сохранению национального достояния. Усилиями музея и научной общественности эту проблему, по большому счёту, не решить. Только при совместных, скоординированных действиях всех сторон, при непременном участии органов власти, может быть решена проблема сбережения памятников и сохранения сложившейся историко-культурной и природной среды.

Проблема сбережения памятников тесно взаимосвязана с проблемой использования, как самих памятников, так и окружающей среды.

Это одна сторона вопроса – использование памятников в окружающей городской среде. Другая сторона заключается в характере использования. Например, на Соборной площади Каргополя логично вписываются ярмарки, праздники мастеров, фестивали колокольного звона. Но совершенно не вписываются громоподобные концерты рок-исполнителей да ещё и непременно в ночное время.

Здесь важно понять, что любое мероприятие в городской среде имеет воспитательное значение для молодёжи, формирует её моральный облик и характер поведения в обществе. Сравним. Известно, что отношение к памятнику зависит от складывающейся социо-культурной обстановки. Меняется эпоха, меняется политический строй, меняются экономические условия развития. Всё это ведёт к смене историко-культурных приоритетов. В каждом социуме создаются свои памятники, утверждающие господство той или иной части общества. Происходит процесс музеефикации. В эпоху революционных преобразований, либо при завоевательных войнах победители стремятся свергнуть памятники прошлого и утвердить новые. Происходит обратный процесс ‑ демузеефикация. Это опасное явление. Оно приводит к утрате исторической памяти и, следовательно, не позволяет использовать опыт поколений прошлого для строительства будущего. Однако, история, развиваясь не по кругу, а по эллипсу, повторяется на более высоком уровне. Возникает потребность возвращения к прошлому опыту. И тогда общество восстанавливает порушенные памятники. Происходит процесс ремузеефикации. Общество в разных его формациях затрачивает физические и моральные силы в одном случае на создание памятников, в другом ‑ на их разрушение и в третьем – на их восстановление. Нужны ли обществу такие затраты? Не пора ли задуматься обществу над тем, что, прежде чем музеефицировать какой-либо объект, надобно проанализировать последствия такой музеефикации? Не последует ли вслед за скороспелой музеефикацией в угоду политической ситуации демузеефикация? Не возникнет ли необходимость ремузеефикации после разрушения существующих памятников?

Можно с уверенностью сказать, что рассматриваемую проблему можно решить при комплексном подходе к сохранению национального достояния. Восстановление памятника и его использование, то есть музеефикация, достигает своей цели в случае совместных усилий архитекторов, искусствоведов, реставраторов, инженеров, музееведов, церковных деятелей, работников культуры, молодёжных организаций, местного населения и, конечно же, органов власти. И здесь представляется необходимым рассмотреть наиболее важные позиции.

Формы восстановления. Необходимость единства в сохранении экстерьера и интерьера, как реставрируемых памятников, так и городских строений. При восстановительных работах, прежде всего, следует решать проблемы консервации, а затем уже и реставрации. Отсюда и предназначение восстановленного памятника. Если восстанавливается в его первоначальном использовании, это одно дело. Если в приспособлении для другого назначения в качестве памятника, то требует музеефикации. Важно при этом восстановление не только самих памятников как объектов наследия, но и культурно-ландшафтной среды, в которой находятся памятники как её неотъемлемая часть. Как отмечает Ю. А. Веденин, культурный ландшафт есть «результат сотворчества человека и природы»[12]. Ландшафт, как известно, формирует характер человека. Поэтому к сохранению ландшафтной среды следует относиться с особой осторожностью, чтобы сохранить веками складывающуюся историко-культурную обстановку. В новой концепции музея-заповедника «Шульган-Таш», в связи с этим, предусматривается, чтобы новые здания не формировали ландшафт по прихоти дизайнеров, а логически вписывались в него. Важно и то, как будет происходить экспозиционная реконструкция самой пещеры.

Как будет осуществляться музеефикация в самой пещере «Шульган-Таш» и создающемся музейном комплексе – сложная проблема, решить которую может разрабатываемая научная концепция.

Каждое историческое место имеет свои особенности, свои привлекательные стороны. Каргополь, например, известен как город мастеров. Он славится не только каргопольской глиняной игрушкой, но и резьбой по дереву, изделиями из бересты, ткани, кузнечному и столярному делу, живописными работами. Закономерно, что именно здесь проводится традиционный праздник мастеров России. Музеефикацию планируется осуществить в различных вариантах: 1) музеефикация каждого дома народного мастера, разработка экскурсионных маршрутов, обеспечение деятельности мастер-классов; 2) оборудование городка мастеров на набережной и вокруг Соборной площади с мастер-классами, реализацией продукции и созданием гостиничного комплекса. Основа для этого уже заложена созданием Николаем Фоминым музея-мастерской «Медвежий угол». В долине реки Белой на территории музея-заповедника «Шульган-Таш» также может быть устроен город мастеров, где будут проходить мастер классы башкирских умельцев по изготовлению предметов домашнего быта, орудий труда, произведений декоративно-прикладного искусства. Здесь посетители могут приобщиться к культуре башкирского народа и увезти с собой предметы, изготовленные самими с помощью мастеров.

Опыт организации экологических троп имеется во многих музеях-заповедниках и национальных парках. Это специально оборудованный маршрут, проходящий через различные экологические системы, природные объекты, места обитания животного мира и человека. Экологическая тропа, как отдельный экскурсионный маршрут, может быть разработана и на подступах к пещере «Шульган-Таш».

В последние годы музейная общественность всерьёз заговорила об экомузеях, которые, как отмечает В. М. Кимеев, «позволяют местному населению сохранить свою этническую специфику, ретранслировать потомкам и одновременно интегрировать её в современную этнокультурную среду, сохранить экологию и развить рекреацию»[13]. Экологический музей направлен на сохранение и развитие экологической культуры, на понимание закономерностей взаимодействия природы и человека, неразрывной связи человеческой деятельности с окружающей средой. К таким музеям относятся  Карагандинский экологический музей в Казахстане, Виштинецкий эколого-исторический музей в Калининграде. Элементы экомузея могут быть воплощены и в музее-заповеднике «Шульган-Таш».

Памятник и окружающая среда. Памятники могут сохраняться при условии, если будут «жить» в среде бытования, если будут востребованы местным населением, если будут действовать в разнообразной форме, если внешние формы будут соответствовать внутреннему содержанию, если органы власти будут обеспечивать меры по сохранению историко-культурного наследия. Наша задача – формировать общественное сознание и ответственность за сохранение историко-культурного наследия. Объект культуры может быть признан памятником, если он востребован людьми, если он «вживается» в окружающую среду, если местное население знает и понимает его историко-культурное значение. Отсюда как следствие возникает необходимость активного использования памятника в соответствии с его изначальным предназначением.

Памятник и окружающий ландшафт. Когда мы говорим о целостности историко-культурного наследия, то чрезвычайно трудно его понять без восприятия окружающего ландшафта. У человека всегда были разные причины поселения в том или ином месте. Кто-то поселялся на крутом берегу излучены реки, кто-то на возвышенности, кто-то в низине, кто-то в лесу и т.д. Кому-то важен был окружающий пейзаж, кому-то уединённое труднодоступное место (как в случае основания монастырей), кому-то близость реки как пути сообщения и т.д. Окружающий ландшафт диктовал и форму бытия (постройки, образ жизни, способ ведения хозяйства, семейные отношения). Ландшафт во многом определяет не только образ жизни, но и характер человека. Известно, что жители гор отличаются своим характером от жителей равнин или лесов. У каждого свой нрав, свои обычаи, своя мифология, свои  отличные от других орудия труда и способы производства. Здесь мы наблюдаем исторические связи материальной и духовной культуры, человеческого сообщества с окружающим ландшафтом, который играет немаловажную роль в формировании этнической идентичности. Поэтому при музеефикации крайне важно учитывать роль ландшафта в формировании историко-культурного и природного наследия.

Памятник и его мемориальное значение. Безусловно, что при решении вопроса о музеефикации важно определить принадлежность памятника к какому-либо лицу, обществу, предприятию или событию. Он должен иметь своё лицо и непосредственную коренную связь с автором, владельцем, строителем, архитектором и т.д., а также с теми событийными явлениями, которые вокруг него происходили. В Каргополе в неприглядном состоянии находятся два храма Свято-Духовского прихода. Память об их первоначальном предназначении среди населения утрачена. Потому и совершаются там акты вандализма. Если бы знали горожане, что на этом месте был Свято-Духовский приход, если бы ведали, кто храмы строил, кто в них служил, почему он имеет такое название, если бы понимали, зачем и почему здесь хранилась резная деревянная икона Николая Мирликийского и в связи с чем её выносили из храма во время крестных ходов, то, возможно, взрослые люди внушили бы своим питомцам, что это не просто церковные здания, а памятник эпохи. Но поскольку храмы не музеефицированы, являются бесхозными, постольку никакого благоговейного отношения к ним не возникает. Утрачена мемориальная связь. Утрачивается память, что и приводит к разрушению самого памятника. Об утрачиваемом наследии сегодня задумываются многие музееведы, в т.ч. на местах. Так профессор Алтайского госуниверситета Л. А. Брагина пишет, что мемориальность есть «наиболее яркое и выразительное наследие, так как оно связано с образом носителя культуры – человеком»[14]. При этом яркость и выразительность, как отмечает боснийский доктор музееведения Д. Оташевич, достигается тогда, когда документируются «не только мемориальные события, но и исторические условия, в которых они произошли»[15]. Важное обстоятельство отмечает А. А Алфёрова: «Любой памятник является частью коммеморации[16]^, и, в то же время – своего рода маркером городского пространства. Потому для изучения роли памятника необходимо учитывать, какое место в коллективной памяти занимает то событие, что репрезентировано в мемориале, и то, как и где он установлен»[17].

Достоверность. Это одна из важных проблем, как в деле комплектования музейного собрания[18], так и в сфере музеефикации историко-культурного и природного наследия. Объекты, требующие музеефикации, как правило, имеют историю своего существования. В разное время они предназначались для разных целей, использовались по различному назначению, переделывались, перестраивались, разрушались, возобновлялись. Поэтому, прежде чем музеефицировать тот или иной объект, важно выяснить, как он использовался в окружающей среде, как формировалось общественное сознание в связи с его функционированием, а также определить содержательную часть музеефикации. К чему мы будем стремиться, чтобы архитектурный памятник, городская или сельская среда стали историко-культурным достоянием? Восстанавливать первоначальный облик, первоначальную среду бытования или сохранять в том виде, в котором она дошла до наших дней. Какую методику при этом будем применять? Что будет лежать в основе нашей работы: консервация, реконструкция или реставрация? Вопросов много. Но для их решения требуется, прежде всего, проведение научных исследований, всестороннего изучения, комплексного обследования объекта, предназначенного для музеефикации. Определение достоверности ‑ сложный процесс. В Кенозерском национальном парке в Архангельской области на одном из островов специалисты обнаружили фундаменты двух часовен, по-разному ориентированных по частям света. Вероятно, это было связано с неточностью навигационных приборов или отсутствием таковых. Перед музееведами встал вопрос – какую часовню реконструировать? Решено было восстановить фундаменты, очистить окружающую территорию вокруг них, придать им «экспозиционный вид». А рядом построить новую часовню, новодел, с использованием тех же материалов и техники строительства. Таким образом, музеефицирован не отдельный объект, а комплекс сооружений в окружающей среде. И вновь построенная часовня не просто объект экскурсионного показа, а действующая. В неё можно зайти, совершить подобающий обряд, помолиться святому образу, возложить обетное полотенце. Подобными действиями сакральное место можно приблизить к достоверности.

Комплексность в отражении историко–культурного и природного наследия. В это понятие входит всё вышеперечисленное. Разработчики концепции музея-заповедника «Шульган-Таш» основываются на том, что в его основе лежит сама Капова пещера. Она концентрирует вокруг себя все составляющие части музея. Пещера, как природное явление и место обитания человека, является символом неразрывных экологических связей, символом единения культур различных эпох, символом неразрывности эволюционного развития человеческого общества в единении с природой.  В новом же комплексе музейных экспозиций, кроме основного здания, могут быть музейные площадки и павильоны, дополняющие музейную комплексность для наиболее полной музеефикации заповедной территории. Это могут быть: музей мёда, речная пристань, мастерские и лаборатории, территория для проведения башкирских традиционных обрядов и национальных праздников (Ураза-байрам, сабантуй и др.).

Взаимодействие музейного и научного сообщества. Деятельность любого музея основана на научных исследованиях. При взаимодействии со специалистами различных областей знаний сотрудники музеев могут раскрыть сущность музея, реализовать его миссию. В связи с этим при разработке научной концепции музея-заповедника «Шульган-Таш» важно учитывать рекомендации учёных, занимающихся изучением различных сторон Каповой пещеры (историков, археологов, спелеологов, биологов, филологов, лингвистов, этнографов, геологов, климатологов, почвоведов, экологов). Их рекомендации необходимы для того, чтобы определить: а) методику проведения различных исследований, б) методику комплектования музейного собрания, в) формы и методы использования результатов научных исследований в экспозиционно-выставочной и научно-просветительной работе музея.

Эволюционный путь развития. Любая территория, следовательно, и заповедное место, являет собой не застывшее состояние, а эволюционно развивающуюся систему. Меняется природа, климат, меняется и человеческое общество. Поэтому в новом музейном комплексе «Шульган-Таш» целесообразно раскрыть эволюционный путь развития региона от каменного века до современности. Опыт такой музейной интерпретации исторического процесса зафиксирован в Музее Человека в Париже и в парижском Музее эволюции. В московском Музее Зеленограда разрабатывается научная концепция экспозиции под названием «Путь кремния». Предполагается раскрыть эволюционный путь развития производительных сил от каменных орудий труда, которые изготавливались из кремния, до микроэлектроники, элементы которой основаны на искусственном кремнии. Обосновывается это связью со средой, так как под Зеленоградом обнаружена стоянка первобытного человека (Льяловская культура), а сам Зеленоград является центром отечественной микроэлектроники.

Музей как социальный институт сохранения исторической памяти и передачи опыта поколений. Говоря о музеефикации, следует исходить из того понимания, что музей это не просто учреждение культуры, а социальный институт, который выявляет, изучает, сохраняет и интерпретируя транслирует историко-культурное и природное наследие как опыт поколений. В связи с этим музей представляет собой комплекс составляющих частей: музейное собрание, экспозиция, школа, научно-исследовательский институт, театр, клуб, библиотека, архив, реабилитационный центр, центр досуга, мастерская, лаборатория, ателье, дом творчества, здание с его окружающей средой и заповедной зоной. Вместе с тем, музей – это собор лиц и галерея разума, храм и форум, мемориал бытия и памяти, пристанище покоя и здравого смысла, трапезная души и кладовая загадок, дом милосердия и доброты, машина времени и парк культуры, центр эстетического удовольствия и научно-просветительная организация, основа формирования патриотизма и гражданственности, база научных исследований и популяризации историко-культурного и природного достояния. Чем больше при разработке научной концепции музея-заповедника «Шульган-Таш» будут учитываться все эти составляющие, тем в большей степени будет достигнута музеефикация заповедного места.

Таким образом, музеефикация – это не просто «превращение недвижимых памятников истории и культуры или природных объектов в объекты музейного показа». Это сложный процесс всестороннего изучения, многогранного сохранения памятников и формирования исторического сознания. Процесс этот предполагает комплекс мероприятий, в котором задействованы все виды восприятия окружающего пространства. По известному выражению Конфуция, если человеку что-либо сказать, он это забудет, если при этом показать, он, возможно, и запомнит, а если вовлечь в дело и научить, он не забудет никогда и будет использовать полученные знания.

Музей в этом отношении играет немаловажную роль. Он рассказывает, показывает и вовлекает в дело. При таком подходе и при содействии с другими учреждениями и организациями музеефикация может иметь успех. Как имеют успех, например, усилия Тотемского музея, который стал проводить конференции всероссийского уровня по проблемам регионального культурного туризма. В Тотьме и районе восстанавливаются памятники, которым придаётся значение культурного объекта. И эти объекты, прошедшие процесс музеефикации, вписываются в новую среду обитания с новой функциональной составляющей.

Наглядный пример эффективного проведения музеефикации показывает нам опыт наших музеев под открытым небом, музеев-заповедников, национальных парков. Рассуждая о взаимодействии культурного наследия и музея Е. Н. Мастеница пишет: «Взаимодействие музея и культурного наследия осуществляется непрерывно, ибо культурное наследие, как и музей, не есть что-то неизменное. Возникающие сегодня культурные связи, создаваемые ценности, вырастая на почве освоения культурного наследия, завтра сами превращаются в его составную часть, достающуюся новым поколениям… Постулирование тезиса о важности культурного наследия недостаточно без ясного понимания его духовно организующей роли в современном мире и без определения путей его сохранения…»[19]. Одним из путей сохранения историко-культурного наследия является его музеефикация.

Однако, как бы музеи ни взаимодействовали с различными общественными и государственными организациями и учреждениями, проблему музеефикации невозможно решить только их усилиями. Необходимо, как отмечает С. М. Шестова, выделить «основные аспекты изучения вопросов охраны и использования памятников истории и культуры: социально-политический, историко-культурный, финансово-экономический и правовой»[20].

Можно согласиться с мнением Л. С. Именновой, которая пишет, что музей «показывая события в пространственно-временном единстве, призван восстанавливать и сохранять историческое пространство»[21]. Но согласимся лишь в том случае, если будем не только показывать, но и рассказывать и привлекать к практической деятельности, а под историческим пространством будем понимать всю совокупность историко-культурного и природного наследия. Это с одной стороны. С другой – музей может выполнять свою историческую миссию по изучению и сбережению историко-культурного и природного наследия только при взаимодействии с государственными учреждениями, научными и общественными организациями. С третьей – важно взаимопонимание музейной и научной общественности, как местной, так и центральной. В этом отношении предстоит решать многие проблемы, связанные с тем, что научные сотрудники периферийных музеев являются практиками, хорошо знают местные условия, но слабо подготовлены теоретически. В то же время, научные сотрудники центральных музеев и НИИ лучше подготовлены теоретически, но слабо владеют информацией о состоянии дел на местах[22]. Отсутствие взаимодействия затрудняет решение проблемы сохранения памятников.

Всё вышеперечисленное и вместе взятое следует рассматривать как музеефикацию памятников историко-культурного и природного наследия, что может служить его сохранению для будущих поколений. При наличии общественного движения важное значение имеет решение проблем музеефикации государственными органами. Когда только одно местное население участвует в восстановлении памятников, решаются узконаправленные локальные задачи, в целом задача сохранения историко-культурного и природного наследия в регионах не решается. Нужно комплексное взаимодействие со всеми заинтересованными лицами и организациями. Для этого необходимо разрабатывать долгосрочные программы и включать их в национальную целевую программу «Культура России».

Решение обозначенных и иных проблем может способствовать решению вопроса музеефикации памятников и включение их в состав историко-культурного и природного наследия. Что касается пещеры «Шульган-Таш», то она, конечно же, достойна включения в список особо охраняемых памятников всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

Н. И. Решетников (Москва)

Книжная культура северян

в дореволюционной России

(из собрания музеев Вологодской области)

Вологодская область занимает значительную территорию Русского Севера. Особая культура региона начала складываться здесь с XII в., когда наряду с поступающими сюда книгами из Новгорода и Ростова Великого возникает и местное книгописание. Центрами духовной жизни и книжной культуры изначально становятся монастыри (Герасимов Троицкий в Вологде и Гледенский Троицкий под Устюгом – ХП в.; Михайло-Архангельский, Троицкий Устыпехонский, Иоанно-Предтеченский в Устюге и Спасо-Каменный на Кубенском озере ‑ ХШ в.; Спасо-Прилуцкий под Вологдой, Спасо-Преображенский Нуромский под Грязовцем, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов и др. ‑ XIV в.). К ХVII в. монастыри распространились повсюду. Они-то и осуществляли просвещение населения своей округи. Кроме монастырских создаются библиотеки городских и соборных храмов. Поэтому наиболее древние рукописные книги, хранящиеся ныне в музеях, происходят из монастырских и церковных книгохранилищ.

К XVI в. здесь сформировались три культурно-исторические зоны, характер которых складывался в зависимости от социально-экономических предпосылок. Собственно Вологодская культурно-историческая зона (центральная) сложилась под московским и ярославским культурным влиянием, когда монастырская колонизация сочеталась с дворянской и книжная традиция совмещала светские и духовные запросы. В восточной культурно-исторической зоне Великого Устюга и Тотьмы с XVI в. на смену монастырскому влиянию приходит светское в связи с ростом товарного производства и активизацией купечества на торговом пути к северным морям. Существовавшее с ХШ в. летописание наибольшее развитие в рамках древней русской литературы светского характера достигает в XVII в. На духовную культуру Тотьмы помимо купечества оказывало влияние и крестьянство. Монастырское влияние здесь было относительно слабым. Позднее особый характер культуре придает регион Кокшеньги, где сосредоточивается старообрядческое население. В Кирилло-Белозерской (западной) культурно-исторической зоне преобладает монастырская книжность, так как определяющим фактором хозяйственной жизни стало здесь монастырское землевладение. Монастыри определяли духовную жизнь края. В них были сосредоточены самые крупные книжные собрания. Правда, колонизация района Устюжны начиналась как крестьянская, сменившаяся дворянской, а затем монастырской. Книжная культура сформировалась здесь как дворянско-монастырская, хотя свободное крестьянство оставалось долгое время преобладающим сословием, причем значительную его часть составляли старообрядцы.

Особенности этих культурно-исторических зон были выявлены в ходе исследования, проведенного в рамках «Вологодской программы», результатом которой стало издание серии каталогов-путеводителей «Памятники письменности в музеях Вологодской области» из пяти частей по два-три выпуска в каждой части, Всего опубликовано 13 томов[23]. Естественно, что в современных условиях особенности культурно-исторических зон Вологодской области прослеживаются менее отчетливо, нежели в XIX в. Сказывается влияние массовой культуры, унификация образования, урбанизация населения, индустриализация хозяйственной деятельности. Но тем важнее сегодня определить закономерности духовного развития, зафиксировать состояние культуры общества на различных этапах его развития, выявить основной стержень менталитета, понять пути формирования исторического сознания.

Решению этих задач и способствовала «Вологодская программа», направленная на выявление, изучение, научное описание и опубликование письменного наследия Русского Севера (во всяком случае, значительной его части).

В России это первый опыт отечественной археографии. В других регионах подобная работа начиналась. В Рязанской и Архангельской областях подготовлены лишь рукописи отдельных частей каталога, а в республике Коми опубликован первый том рукописного собрания. Общие представления о характере и региональных особенностях книжной культуры можно было получить на археографической выставке, организованной в 1988 г. Библиотекой Академии наук СССР и Институтом русской литературы АН СССР[24].

Поскольку «Вологодская программа» ‑ явление уникальное, следует остановиться на её авторах и содержании. В России об этом научном эксперименте имеются соответствующие публикации[25], а сам Каталог-путеводитель широко известен научной и музейной общественности. Издание подготовлено под общей редакцией доктора исторических наук, профессора Вологодского педагогического института П. А. Колесникова, который внёс большой вклад в изучение культуры Русского севера вообще и истории северного крестьянства, в частности. Непосредственное руководство научными группами осуществлял кандидат (затем доктор) исторических наук, научный сотрудник Библиотеки академии наук СССР А. А. Амосов. В состав исследователей и составителей вошли сотрудники научных учреждений и музеев Москвы, Ленинграда и Вологды. Каждая часть Каталога готовилась специализированным научным коллективом. Ответственными составителями отдельных томов были сам А. А. Амосов, а также Б. Н. Морозов, В. В. Морозов, Н. Н. Малинина, Н. И. Решетников.

 «Вологодская программа» возникла не на пустом месте. Она явилась воплощением идей, которые высказывали классики русской археографии П. М. Строев, В. И. Срезневский, М. Н. Тихомиров, В. И. Малышев и др. Они призывали обследовать и вводить в науку комплексы источников, отражающие духовную и социальную жизнь конкретных регионов.

Мысль об описании памятников вологодских музеев была высказана еще в 1969 г. председателем Археографической комиссии АН СССР С. О. Шмидтом[26], а затем развита П. А. Колесниковым[27]. Практическое выполнение программы началось в 1980 г. В 1982 г. вышел первый том Каталога «Рукописные книги». В программе предусматривалось две стадии: начальная ‑ выявление и описание всего реального состава документальных памятников, завершающая ‑ издание серии печатных каталогов. Как отмечал А. А. Амосов, памятники письменности должны широко использоваться в научных, просветительных и воспитательных целях и «достижение этого возможно лишь тогда, когда сведения о них станут доступны самым широким кругам учёных, краеведов, педагогов, всем, кто по ходу своей деятельности обращается к ретроспективной информации, запечатленной в произведениях письменности самых различных жанров»[28].

Однако итогом «Вологодской программы» стало не только научное описание и издание серии каталогов, но и выявление новых, неизвестных ранее науке памятников письменности. Так только при обследовании районных музеев, в которых по предварительным данным значилось около 100 рукописей древнерусской традиции, выявлено и описано 537 книг. Книг кириллической печати было известно от 300 до 700 (по разным данным), выявлено только в музеях Вологодской области ‑ 3106 единиц[29]. В научный оборот введена информация о достаточно представительном комплексе исторических рукописей.

Среди них 12 списков Великоустюжского летописца, 2-Соловецких, Лальский, Новый, 4 списка летописца келейного Дмитрия Ростовского, церковно-приходские летописи, списки житий северных святых и другие литературные памятники, в том числе списки стихов авторов XVIII в.

Книги, в том числе рукописные, интересны не только сами по себе (как самостоятельный литературный памятник), но и своей историей, их владельцами, средой бытования. Особый интерес представляют имеющиеся в них записи. Они, как правило, более позднего происхождения, чем сами книги, и свидетельствуют о географии хождения книги, её позднейших владельцах, их интересах. Записи дополняют легенду книги, показывают среду её бытования; в них нередко упоминаются имена почитаемых святых, а также людей, чья деятельность связана с хождением книги (владельцы, дарители, вкладчики, продавцы, покупатели, попечители, переводчики, краеведы и т.д.). Со страниц книг перед современным читателем встают не только персонажи книг, но и реальные люди конкретной местности с реальными именами. Для исследователей это ценный источник по истории края и, в то же время, показатель культуры местного населения.

В историографии духовный мир различных сословий рассматривался весьма односторонне. Так, крестьянство (наиболее многочисленное сословие в дореволюционной России) представлялось, в основе своей, безграмотным и невежественным. Изучение памятников письменности по «Вологодской программе» показывает, что это далеко не соответствует истине. Грамотность среди крестьян, особенно к концу XIX в., была распространена повсеместно, а старообрядческая книжная культура сохранялась издавна. Следовательно, миропонимание, осознание своего места в мировой культуре было на достаточно высоком уровне. Конечно, наличествовала и косность, слепое следование устаревшим догмам, но грамотный человек всегда пользовался уважением среди крестьян.

Анализ памятников письменности показывает, насколько богаче и содержательнее был духовный мир Русского Севера, чем он традиционно представлялся ранее. И дело здесь не только в количестве и составе книг, но и характере их использования. Книга  функционировала в среде бытования. Её читали, перечитывали, вносили свои записи, оставляли пометы, а также покупали, продавали, перекупали, дарили, передавали по наследству. Она была неотъемлемой частью жизни всех слоев общества ‑ священнослужителей, дворян, крестьян, купцов, мещан. Доказательством тому и служат многочисленные записи и пометы. А это уже не что иное как краеведческий аспект в изучении рукописного и книжного наследия. Являясь общенациональным достоянием, книга использовалась людьми в зависимости от их интересов и рода занятий, обусловленных их социальным положением. Так что книга, с одной стороны, свидетельствует о среде бытования, а с другой -‑характеризует её, давая дополнительную информацию о духовном мире как отдельного человека, так и социальных групп, как авторов, так и читателей. Следовательно, одним из показателей духовного развития населения является и сама книга, и среда её бытования.

Кто же был владельцем книг? По расхожему мнению, сформированному в отечественной историографии, книгами в дореволюционной России владели дворяне да духовенство. В действительности же, владельцами книг были представители различных сословий. Книга бытовала среди священнослужителей, дворян, купцов, городских и сельских жителей. Книгами владели семинаристы и студенты. Немало среди владельцев книг было и женщин, что свидетельствует о доступности для них грамотности.

В ходе «Вологодской программы» удалось выявить 956 владельцев книг (см. таблицу 1). Сословную принадлежность большинства из них (420 человек) установить не удалось. Среди них, конечно, могут быть представители всех сословий. Однако, если учесть, что принадлежность к духовенству или дворянству, как правило, указывалась, то можно предположить, что из этих 420 человек наибольшее количество владельцев книг составляли мещане и крестьяне.

Если не принимать во внимание количество владельцев книг, сословную принадлежность которых не удалось определить, то в подавляющем большинстве владельцами книг оказываются священнослужители (203 человека). Это и понятно, ибо именно они были хранителями книжной традиции, именно в монастырях и церквах формировались книжные собрания. А вот то обстоятельство, что на вторую позицию после духовенства выйдет крестьянство (75 владельцев книг) ‑ можно считать открытием. Среди дворян, как ни странно, меньше всего владельцев книг (32). Даже среди купечества их больше (41), чем среди дворян.

Таблица 1

Какую же литературу предпочитают представители различных слоев населения? В целом прослеживается примерно одинаковый интерес как к рукописям (302), так и к книгам кириллической (347) и гражданской печати (307). Священнослужители владеют, преимущественно, старопечатной книгой (108) и значительно меньше – рукописями (64). У крестьян большей популярностью пользуются рукописные (37) и старопечатные (34) книги; владельцев книг гражданской печати среди них немного (всего 4 человека). Городские жители, мещане и студенты также отдают предпочтение рукописной книге. Владельцами книг гражданской печати являются в большинстве своем (224) люди, сословную принадлежность которых не удалось установить, что косвенно подтверждает ранее высказанную мысль, что эту часть населения составляют разночинцы, то есть городские жители и отчасти крестьянство.

Среди 956 владельцев книг 269 человек имеют книжные собрания (от двух и более).

По Вологодской культурно-исторической зоне – 259 книжных собраний, по  Великоустюгской – 70, по Кирилло-Белозерской – 120

В центральной Вологодской культурно-исторической зоне сохранились остатки частного собрания, в восточной Великоустюгской ‑ 42, в западной Кирилло-Белозерской ‑ 56. Более всего имелось частных библиотек у городских жителей. Это, в основном, вологжане, что лишний раз указывает на то, что Вологда была крупным культурным центром. Самые представительные книжные собрания были у священнослужителей (что особенно характерно для Кирилло-Белозерской культурно-исторической зоны). Дворянских книжных собраний сохранилось 16 (в том числе 9 в Вологде), купеческих ‑ 10, крестьянских ‑ 8. Отдельные книжные собрания даже в дошедшем до нас объёме очень значительны. К таковым можно отнести библиотеку директора Российско-Американской компании М. М. Булдакова, описание которой составляет специальный раздел Каталога[30] и включает 1568 книг XV1II-XIX вв., хранящихся в Великоустюгском музее (кроме того, в Белозерском музее хранится еще 6 его книг). Примечательна и библиотека земского деятеля и краеведа В. Т. Попова, она была передана им Тотемскому музею и включает, кроме книг гражданской печати, его дневники за 1853-1854 и 1892-1898 годов[31].

Если всего частных книжных собраний сохранилось 269, то монастырских ‑ 52, церковных ‑ 86, учебных заведений, в том числе духовных семинарий ‑ 22. Всего сохранилось 449 библиотек, бытовавших в дореволюционной Вологодской губернии. Это только сохранившиеся библиотеки. На самом деле их было значительно больше. Сколько в них было книжных собраний, можно только предполагать. Для сравнения, к 1988 г. в Вологодской области насчитывалось 900 библиотек и 1200 клубов[32], в которых тоже были свои библиотеки. И хотя в современных условиях количество библиотек снизилось, духовный потенциал общества остаётся на высоком уровне. Достаточно сказать, что в СССР, то есть до 1991 г., одной из самых крупных была Вологодская писательская организация, в состав которой в разное время входили В. Астафьев, В. Белов, С. Викулов, К Коничев, С. Орлов, Н. Рубцов, О. Фокина, А. Яшин. В Вологодском областном музее создан специальный фонд № 69 «Вологжане – писатели»[33]. Это свидетельствует о сохранении духовных традиций Русского Севера.

Тяга населения к книге, стремление сохранить обычаи, нравы, обряды обусловлено, в немалой степени, суровыми условиями северной природы, когда выжить можно было только в постоянном труде и при глубоком знании окружающей среды. Не случайно эта территория стала пристанищем старообрядчества (Кокшеньга, Каргополье). Традиции, уходящие корнями вглубь веков, поддерживаются и сегодня. Северные города продолжают быть центрами культурной жизни. Здесь проходят научные конференции (Архангельск, Вологда, Каргополь, Кириллов, Тотьма, Сольвычегодск) с последующим изданием сборников трудов. Именно Вологодская область стала пионером в области изучения и опубликования памятников письменности. Здесь постоянно выходят краеведческие сборники, а ныне издается две серии книг: «Старинные города Вологодской области» и «Вологодская старина»[34]. Кроме историко-краеведческих очерков и научных исследований в них публикуются и сами памятники письменности прошлого: документы, дневники, воспоминания.

Показатели приведенной выше таблицы можно анализировать с разных позиций, в том числе с точки зрения распространения, хождения книги в разных культурно-исторических зонах. В настоящей статье ограничимся лишь общими показателями. Порассуждаем о другом. О том, какими были читатели, что они представляли собой с точки зрения духовного развития личности.

О дворянстве в России известно многое. Да и сами произведения дворян-писателей, дворян-ученых, дворян-политических деятелей дают достаточно исчерпывающую их характеристику. Меньше в нашей литературе известно о священнослужителях и купцах, но в последнее время к ним проявляется всё больший и больший интерес. Но что мы знаем о крестьянстве? Почти ничего. И если в советской историографии ещё освещалась история крестьянства (пусть в отдельных случаях тенденциозно), а в художественной литературе даже сформировалась группа писателей-деревенщиков, то пост советская литература, в том числе научная, крестьянству уделяет незначительное внимание.

Так что же такое ‑ русское крестьянство? Каков духовный мир земледельца? Какова его материальная сторона жизни? Обо всем этом красноречиво говорит сам крестьянин, житель Тотемского уезда А. А. Замараев. Говорит на страницах своего дневника при описании событий 1906-1922 гг. Его рукопись была обнаружена в краеведческом музее Тотьмы[35] при обследовании фондов в рамках (Вологодской программы». Крестьянский дневник оказался настолько интересным и ценным как исторический источник, что за короткий период был дважды опубликован[36].

С одной стороны ‑ это уникальный памятник, достойный изучения историками, лингвистами, философами, социологами, экономистами, политологами, источниковедами и другими учёными. С другой ‑ это неисчерпаемый источник краеведческих знаний. В дневнике фиксируются события общерусского значения: революционные события в России и за рубежом, первая мировая и гражданская войны, политические преобразования, экономические условия жизни, правовое положение крестьян, их отношение к царской и новой советской власти. Вместе с тем, в дневнике чётко указываются даты и называются имена конкретных участников событий, деревенских и городских жителей. Нам становится известно, что в 1906 г. во время крестьянского выступления в Тотьме поднимали красный флаг. Мы узнаём, какова была система земледелия, когда и какие у А. А. Замараева и его соседей были урожаи, где и какие случались пожары, как происходили свадьбы, кто конкретно женился, какова цена продуктов на базаре, чем торговали на ярмарке.

Дневник ‑ ценный источник по топонимике. В нём указываются названия полей, лугов, лесов, речек, урочищ, населённых пунктов, различных участков местности (Ржаное поле, Государев луг, Мещанская дача, Ивовая ляга).

Разнообразны сведения по ономастике. Из дневника мы узнаём имена соседей, родственников, знакомых, жителей иных деревень, учителей, молодожёнов, солдат-призывников, участников войны, представителей власти, священников, студентов и так далее.

Не менее интересны сведения по этнографии, о способах ведения хозяйства, народных приметах, нравах и обычаях. Мы узнаём о предметах труда и быта, одежде, хозяйственных постройках, крестьянской пище, то есть о той самой материальной культуре, без которой культура духовная не может быть понята.

В дневнике заключены также всевозможные лингвистические сведения. Язык северного крестьянина, стиль его изложения, подбор слов для описания или характеристики событий, деятельности людей, образные выражения ‑ все здесь привлекает внимание. Сам текст читается легко и свободно, хотя написан он в начале XX в.

Скрупулезно фиксирует автор и свои фенологические наблюдения. И делает он это не ради праздного любопытства, а в связи со своей хозяйственной деятельностью. Ему важно, когда набухли почки на деревьях, чтобы определить приближающееся время пахоты и весеннего сева; когда начал таять снег, когда и какие были морозы, когда и в каких местах была засуха, какой вред или пользу приносили дожди.

Наконец, со страниц дневника предстаёт образ самого крестьянина. А. А. Замараев грамотный крестьянин, способный не просто фиксировать события, а описывать их, давая им яркую характеристику. В одном случае ‑ он хронист, отмечающий, что, где и когда произошло. В другом ‑ летописец, описывающий события полно и эмоционально. Наш крестьянин читает книги, выписывает газеты, ходит на беседы, общается с образованными людьми (учителями и священниками), посещает музей, цирковые представления кинематограф, ярмарочные выступления актеров во временно развернутых балаганах.

А. А. Замараев исповедует православную веру, регулярно посещает церковь, знает религиозные праздники, почитает местных святых. Но он не суеверен. К религии да и ко всевозможным приметам относится по-крестьянски спокойно, сдержанно.

Автор дневника ‑ порядочный хозяин. Во все годы, какими бы неурожайными они ни были, какая бы засуха ни случалась, какие бы социальные потрясения ни происходили, у него всегда был урожай, он всегда был с хлебом, даже в тех условиях, когда советская власть проводила всяческие реквизиции. В его хозяйстве были лошадь (иногда две), коровы, овцы. Батраков не держал. За землей ухаживал рачительно, соблюдал севооборот, в качестве удобрения вывозил на поля навоз, корчевал лес для разработки новой пашни. Сеял он рожь, овёс и ячмень, выращивал лён. Пшеницу закупал на базаре, причём хорошо разбирался в её сортах. Имел свое гумно, а зерно молоть на муку отвозил на разные мельницы.

Был А. А. Замараев человеком любознательным. Всегда встречал первый пароход, приходивший из Вологды с началом навигации, когда приезжали знакомые, привозили новые вести. Из прочитанных книг он делает подробные выписки (о количестве сожжённых дров в Москве, территории Якутии, нравах иностранцев). Он знает о событиях мировой истории, приветствует революцию в Китае, осуждает Вильгельма Гогенцоллерна за развязанную войну, сожалеет о гибели «Титаника», восторгается подвигом Амундсена.

Политикой автор дневника не занимается. Главное для него ‑ земледельческий труд. Но своё отношение к происходящим политическим событиям высказывает вполне определенно. Большевиков он явно недолюбливает, мало того, осуждает комиссаров, когда при установлении советской власти, они проводили антикрестьянскую политику. Да и царское самодержавие не жалует. Скорее наоборот ‑ приветствует отречение от престола Николая II, осуждает правительство царя, как и царского фаворита Григория Распутина (даже делает расшифровку фамилии РАСПУТИН: Романова Александра Своим Поведением Уничтожила Трон Императора Николая). Зато приветствует Временное правительство, считая его выразителем народных масс, гарантом демократических преобразований.

В дореволюционной России распространённым явлением было паломничество к святым местам. Совершил такое паломничество и А. А. Замараев. В 1912 г. отправился он вместе со своим соседом, таким же крестьянином, в Соловецкий монастырь. Вначале плыли до Архангельска на пароходе, а затем морем. Своё путешествие он описал ярко, красочно, эмоционально. Такое описание можно включать во всевозможные хрестоматии по словесности, истории, географии, этнографии. Во время путешествия он всем интересуется, внимательно наблюдает за происходящими событиями, восторгается пойменными разливами реки, удивляется железнодорожным погрузкам, замечает быт и нравы людей, как истинный краевед описывает памятники Соловецкого монастыря, приводя различные исторические сведения.

О крестьянском дневнике можно говорить бесконечно и в разных аспектах. Определенно можно сказать: дневник А. А. Замараева есть энциклопедия крестьянской жизни начала XX века[37].

«Вологодская программа» выявила немало и других памятников письменности. К их числу относятся воспоминания местных жителей о революционных преобразованиях, строительстве социализма, Великой отечественной войне, различных событиях общественной жизни и производственной деятельности. Воспоминания (как источник по истории края) представляют значительный интерес[38]. Они позволяют раскрыть характер личности, восприятие автором происходящих событий и явлений, понимание и сущность которых нередко расходится с официальной точкой зрения.

Наряду с воспоминаниями в фондах вологодских музеев хранятся автобиографические очерки, дневники, письма, в том числе фронтовые. В целом, мемориальные источники ‑ это оригинальный пласт культуры, позволяющий выявить своеобразие духовного мира северянина, понять его[39].

Значительным эпистолярным наследием являются письма. Они хранятся в каждом музее. Вологодским учёным и студентам под руководством П. А. Колесникова и Н. И. Баландина удалось опубликовать две книги фронтовых писем[40]. Саму же работу по выявлению писем осуществила группа «Поиск» Вологодского педагогического института[41]. Имеются письма и участников первой мировой войны 1914-1918 гг. В комплексе с воспоминаниями очевидцев событий и дневниками они представляют собой ценнейший источник по изучению края. В Тотьме, например, солдатские письма еще в 1915 г. были аккуратно переписаны в несколько ученических тетрадок[42], что с одной стороны, усложняет их археографическое изучение, но с другой ‑ в них содержится более широкое информационное поле.

Комплект писем, написанных ещё в XIX в., обнаружен в фондах Устюженского музея. Это наследие известной русской пианистки В. У. Сипягиной-Лилиенфельд. Письма охватывают период с 1878 по 1921 год и составляют более двух тысяч единиц, а всего в её личном архивном фонде насчитывается свыше шести тысяч единиц. В состав архива входят семейные документы, где наряду с хозяйственными документами сохранился «Дневник лета 1895 г.» Н. В. Лилиенфельда. Эпистолярное наследие В. У. Сипягиной-Лилиенфельд отражает уже иной пласт культуры ‑ дворянской. Её письма, мемуарные и литературные произведения ‑ показатель высокой культуры, оригинального творчества, умения «выражать мысли и чувства на бумаге, бережно относиться к письменным источникам вообще»[43]. Краеведческая значимость фонда Сипягиных дополняется ещё фотографиями и рисунками окрестностей, выполненных В. У. Сипягиной.

Следует отметить, что личные и семейные архивные фонды в достаточной степени ещё не изучены[44]. А в них необозримый источниковый потенциал. Документы личных архивов дополняют, обогащают знания не только по истории края, но и истории России в целом. Всего в музеях Вологодской области выявлено более четырёх тысяч личных архивных фондов и персональных коллекций. Такое наследие достойно самого пристального изучения, как с точки зрения непосредственно музееведческой (состав, научное описание, определение достоверности и т.д.), так и с позиций историзма (изучение среды бытования, условий формирования личности и т.д.). Немаловажно заметить, что люди по своей производственной, да и просто житейской необходимости мигрируют из одной территории в другую. И здесь важно проследить пути этой миграции, выявить, какие традиции привносятся в тот или иной край, какие исчезают; определить причины и степень влияния «традиций» и «новаций»[45]. Важно изучить и то, как отражается история и культура иных регионов в фондах местных музеев. Об этом, в частности, говорилось на научно-практической конференции в Сольвычегодске[46].

Учёные России, занимающиеся историей краеведения, его расцвет относят к 1920-м гг. Об этом пишут С. О. Шмидт[47] и С. Б. Филимонов[48], называя эти годы «золотым десятилетием советского краеведения». С их мнением можно согласиться лишь отчасти. Да, действительно, краеведы 1920-х гг. действовали активно, многое сумели изучить и опубликовать результаты своих исследований в краеведческих изданиях («Записках»). Но изучение архивов краеведческих организаций Севера по «Вологодской программе» показывает, что всё было далеко не так просто. Во-первых, организаторами краеведения в 1920-е гг. были просвещенные люди, получившие образование ещё в дореволюционной России. Только через десятилетие их постепенно вытеснят новые советские кадры. Во-вторых, краеведы того периода не были вольны в определении тем исследования, они не могли самостоятельно выбрать круг своих интересов ‑ на всё требовалось разрешение властей (даже на проведение собрания краеведов), утверждались (или не утверждались) списки участников краеведческих конференций. Какая уж тут самостоятельность? К тому же к 1927 г. были выработаны принципы советского краеведения, основными из которых были партийность и классовый принцип (то есть изучать надлежало только рабочий класс, его революционные завоевания и трудовую доблесть в строительстве социализма). Изучение иных классов и сословий (дворян, духовенства, купечества) не поощрялось (как не поощряется теперь изучение деятельности пионерских, комсомольских и партийных организаций коммунистов).

Несмотря на довольно жёсткие условия, краеведение 1920-х гг. действительно было на высоком уровне развития. В фондах вологодских музеев сохранились достаточно репрезентативные архивы краеведческих организаций, в том числе делопроизводственные документы и неопубликованные исследования.

Так, например, в Вологодском областном музее (ныне это государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник ‑ ВГИАХМЗ) выделен специальный фонд Вологодского общества изучения северного края (ВОИСК)[49] (на его основе Н. Н. Малининой написан дипломный проект[50]. В фонде ВОИСК 186 дел за 1909 – 1936 гг. Кроме делопроизводственных документов (переписка, списки членов общества, протоколы заседаний, сообщения и т.д.) хранятся рукописи (в большинстве своем не опубликованные) 51 авторов, в том числе А. А. Веселовского, в архиве которого содержится 35 дел общим объемом 2320 листов. Его исследования представляют собой благодатный источник по этнографии Вологодской губернии, церковному краеведению, библиографии, диалектологии, фольклору и т.д. Им написано несколько вариантов программ по краеведению, подготовлены к изданию «Очерки по истории изучения быта и творчества крестьян Вологодской губернии», охватывающие период с 1820 по 1917 г.

Интересными и достаточно глубокими являются исследования П. А. Дилакторского по истории дореволюционной России (в том числе указатель литературы о Вологодской губернии до 1900 г. на 183 листах), С. Н. Самарина ‑ по истории ВОИСК, А. Н. Тарутина ‑ о политической ссылке на Севере, В. А. Ешкилева, В. Н. Трапезникова, А. А. Спицына, И. Н. Суворова ‑ о дореволюционной жизни и древностях Севера. Имеются рукописи о торговых путях, лесном хозяйстве, сельскохозяйственном производстве, кооперации, колхозном строительстве, пчеловодстве, водохранилищах, рыболовецких артелях, флоре и фауне, здравоохранении, а также отчёты об археологических и геологических экспедициях и фенологических наблюдениях.

Рукописи вологодских краеведов приобретают поистине уникальное значение, и только в последнее время их начинают оценивать по достоинству.

Столь же уникальны рукописи Северо-Двинского общества изучения местного края (СДОИМК), архив которого хранится в музее Великого Устюга[51]. Общество возникло здесь в 1923 г. стараниями Е. А. Бурцева и В. П. Шляпина (первоначально в качестве учредителей в него входило 49 человек). В 1929 г. оно было закрыто. Тем не менее, за столь короткий срок (всего-то за 5 лет) были проведены, можно сказать, фундаментальные исследования по истории края. В «Записках СДОИМК»[52] была опубликована только их небольшая часть (36 работ 21 автора, причем на их публикацию требовалось особое разрешение властей). Любопытно, что в архиве СДОИМК сохранились работы партийных и советских деятелей, которые писали о хозяйственной деятельности и социальных отношениях в крае. Интересные исследования проводили учителя, агрономы, инженеры, геологи, студенты, сотрудники научных учреждений и музеев. Значительная часть их работ не опубликована. Это разного рода научные изыскания и краеведческие очерки, в том числе по экономике края, состоянии промышленности и сельского хозяйства, лесозаготовках, вредителях злаковых растений, льноводстве, истории предприятий. Уникален комплекс документов, связанный с изысканиями, проводившимися в связи намечавшимся строительством железной дороги (которую так и не построили, но исследования являются важным источником по изучению края). Кроме отдельных работ краеведов-исследователей сформированы и их личные фонды, в том числе З. И. Азова, А. К. Арндта, А. Н. Бачурихина, В. П. Бучнева, А. Г. Дербенева, А. Н. Козьмина, В. В. Комарова, А. И. Коншина, В. П. Шляпина и др.

В архиве СДОИМК сохранились также доклады хозяйственных руководителей на съездах и экономических совещаниях. Такие документы показывают, с одной стороны, уровень развития экономики края и те усилия, которые предпринимались по её развитию, с другой ‑ политику советской власти, направления её деятельности, что весьма наглядно характеризует социо-культурный пласт времени.

Завидную активность проявляли и краеведы Тотьмы. Здесь в 1915 г. было создано отделение ВОИСК, но, по сути дела, это была самостоятельная краеведческая организация, создавшая музей (он и сегодня один из лучших в России). В 1920-е гг. краеведы объединились в научное общество изучения местного края, которое подготовило 6 выпусков своих исследований[53]. В их числе работы Д. П. Осипова о крестьянской избе на севере, И. М. Богданова ‑ о проекте железной дороги Тотьма-Буй, А. А. Спицына ‑ о древностях Севера, М. Ф. Рожина ‑ о гидрологических наблюдениях на Сухоне. Исследования по истории края проводил один из основателей общества и музея Д. А. Григоров. Его работа по истории монастырей и церквей была написана в 1920-е гг., а опубликована только в 1995 году[54]. Большую известность (как практик и теоретик) получил Н. В. Ильинский. Его книга[55] до сих пор не утратила своего научного интереса. В фондах музея хранятся не только рукописи краеведов, но и работы учёных-исследователей. Так изучением геологии, археологии, этнографии, торговых путей, крестьянского хозяйства Архангельской, Вологодской и Олонецкой губерний занимался член Русского Географического и Минералогического обществ М. Б. Едемский, часть трудов которого опубликована в научных изданиях, а часть хранится в Тотемском музее[56].

Но самый большой вклад в развитие краеведения и Тотемского музея внёс Н. А. Черницын[57], документы которого хранятся не только в музее, но и в областном архиве[58]. Фонд Н. А. Черницына в музее самый значительный, а его вклад в археологическое изучение края, пожалуй, и до сего времени в достаточной степени не оценен. Начальная деятельность Тотемского научного общества[59] дала замечательную плеяду исследователей. Их работы позволяют понять не только историю края, но и страны в целом. Среди них выделяется В. Е. Величутин, сменивший Н. А. Черницына на посту директора музея. Он провел исследования по истории Тотьмы и края с 1815 по 1960 г., истории крестьянства, развитии соляных промыслов, лесной промышленности, речного транспорта, фольклору[60]. Вокруг Н. А. Черницына и В. Е. Величутина сформировалась группа краеведов, наследие которых достойно публикации. Это Г. Н. Поваров, собиравший песенный народный фольклор, Е. И. Праведников, изучавший археологию и товарное производство и другие.

«Вологодская программа» выявила не только документы краеведческих обществ, но и имена самих краеведов, о деятельности которых не сохранилось никаких свидетельств. Имена эти упоминаются в работах их сотоварищей по общему делу ‑ делу изучения родного края. Фиксируются они и в официальных документах. Так, в 1926 г. в уездах Вологодской губернии было проведено анкетирование краеведов. В фондах Вологодского областного музея сохранились группы анкет по трём уездам: Вологодскому (71 анкета), Кадниковскому (89 анкет), и Каргопольскому (47 анкет)[61]. В них содержатся сведения о самих краеведах, наличии на местах краеведческих организаций, наблюдательных краеведческих пунктов, а также исторических мест и памятников природы. Судьба этих краеведов ‑ одна из проблем современного краеведческого исследования.

Итак, «Вологодская программа» выявила значительный пласт культуры, охватывающий период от средневековья до 1980-х гг. Зафиксированные и опубликованные в каталоге памятники письменности свидетельствуют о достаточно полной источниковой базе, на основе которой можно проводить различные исторические и культурологические исследования. Вместе с тем, выявлены и проблемы, решение которых позволит более успешно изучать духовную и материальную культуру населения Русского Севера. Эти проблемы можно сгруппировать в несколько блоков.

1. Отдельные исторические периоды хронологически отражены неравномерно, а жизнь общества нередко отражается тенденциозно, субъективно.
2. Личные фонды и персональные коллекции представителей различных социальных групп формируются лишь относительно выдающихся людей и, по большому счету, не отражают деятельности всех слоёв населения. Изучение памятников письменности происходит без учёта принципов неделимости фонда и комплексности источников (вещевых, письменных, изобразительных, устных).
3. Духовное наследие требует изучения в соответствии со сложившимися культурно-историческими зонами. Исследование книжной культуры может быть успешным при синхронном изучении среды бытования книги.
4. Более полное представление о духовной культуре может сформироваться при изучении судьбы как фондообразователей, так и самих краеведов, деятельность которых, по существу, являлась и является зеркальным отражением эпохи, конкретных условий развития общества.

Задачи изучения края стоят, прежде всего, перед музеями. Они призваны расширять и углублять научные исследования, ибо являются хранителями социальной памяти, аккумуляторами культуры разных эпох и народов. Они осуществляют связь и преемственность поколений.

Музеи Русского Севера вполне успешно реализуют эти задачи, что и подтверждает «Вологодская программа».

М. К. Рыбакова (г. Александров)

Зубовские чтения как пример интеграции

междисциплинарных знаний

(из опыта работы музея-заповедника «Александровская слобода»)

Александров – небольшой провинциальный город Владимирской области, которому была уготована уникальная судьба. Сегодня хранителем  истории города является музей-заповедник «Александровская слобода», основанный в стенах средневекового кремля, связанного с именем первого русского царя Ивана Грозного. Практически с самого начала основания в 1919 году к музею было приковано внимание исследователей разных профилей. Но изучение наследия Слободы происходило, в основном, эпизодически. И это не удивительно, поскольку музей в провинции всегда испытывал серьезный кадровый голод, тем более ощущались проблемы с собственными научными ресурсами.

В 1989 году «Александровская слобода» ‑ в прошлом краеведческий музей, один из филиалов Владимирского объединённого областного музея, обрела статус федерального учреждения культуры. Начинается качественно новый этап развития музея. Тогда по-настоящему началась работа по формированию коллектива исследователей, способного приступить к глубокому и всестороннему научному изучению огромного историко-культурного наследия Александровской слободы, обобщению и анализу наработанного. Главной задачей стало привлечение к научным изысканиям крупнейших специалистов разного профиля: учёных, археологов, архитекторов, искусствоведов, реставраторов, специалистов институтов РАН, архивов, библиотек и высших учебных заведений и др. Автором, идейным вдохновителем и инициатором этого нового перспективного направления деятельности музея стала директор А. С. Петрухно. Глубокие научные исследования легли в основу всех направлений музейной деятельности. Наряду с привлечением маститых учёных и сотрудников крупнейших музеев страны большое внимание директор уделяла мотивации подчинённых всех подразделений к научным изысканиям в рамках осуществления их деятельности. Самой знаковой инициативой А. С. Петрухно стала организация на базе музея научного форума «Зубовские чтения», который успешно развивается на протяжении более 15 лет. В результате в последние десятилетия музей превратился в один из научных центров, известных не только в России, но и далеко за его пределами.

Идея проведения Зубовских чтений возникла не спонтанно, она стала итогом полувековой целенаправленной работы музея. Начало этому масштабному проекту положило знакомство научного сотрудника музея А. А. Масловского с В. Ф. Лавровской ‑ представительницей знатной и хорошо известной в Александровском крае фамилии. Эта женщина – наследница и хранительница памяти древнего рода Зубовых, начиная с 1960-х годов, стала передавать в музейное собрание фамильные раритеты и семейный архив. В коллекциях появился бесценный исторический материал, и тогда впервые узнали о Василии Павловиче Зубове. Далее началась кропотливая работа в архивах. Большой удачей для музея стало знакомство в 1990-е годы с дочерью В. П. Зубова – Марией Васильевной Зубовой, профессором Московского архивного института. Она всячески оказывала содействие в сборе материала о своем отце. Так перед музейными исследователями предстала яркая незаурядная личность учёного с мировым именем.

Василий Павлович Зубов – выдающийся историк науки и искусствовед, блистательный переводчик и комментатор древних трактатов. Жизнь В. П. Зубова и судьба его предков были тесно связаны с Александровской землей. Долгое время труды этого крупного учёного были более известны за рубежом, чем на родине. Хотя за свою достаточно короткую жизнь он написал более 200 научных работ. В. П. Зубов исследовал творчество Аристотеля, Леонардо да Винчи, Альберти, занимался вопросами теории искусства, интересовался античностью, математикой, механикой и физическими идеями Средневековья, историей китайской медицины, Ренессансом, изучал архитектуру Древней Руси, русское естествознание XIX века. За глубину и разносторонность интересов Василия Павловича называли «русским Леонардо».

Сотрудники музея посчитали своим долгом сделать всё возможное, чтобы увековечить память несправедливо забытого земляка, прославившего отечественную науку и приложившего немало усилий для сохранения памятников культуры Владимирского края и Подмосковья. «Зубовские чтения» стали данью уважения потомков этому великому человеку.

Судьба В. П. Зубова, сына русской провинции, «труженика науки», во многом схожа с судьбой музея, некогда великолепного дворцового комплекса с драгоценным собранием древностей, разорённого и теперь возрожденного, открывающего новые страницы истории. Вот почему кажется столь органичным название, место проведения музейной научной конференции и посвящение её памяти выдающегося соотечественника. Особый формат «Зубовских чтений» выбран также не случайно. Междисциплинарный подход, выражающийся в сочетании музейной практики и всесторонних научных исследований ‑ вот что отличает данный научный форум. Широкий диапазон знаний В. П. Зубова отвечает специфике музея как многопрофильного учреждения. Но при всей широте своих научных увлечений и многогранности этого человека он был, прежде всего, историком архитектуры. «Выдающийся исследователь! Во многих отраслях архитектуры … единственный специалист в Советском Союзе», ‑ скажет о нём известный архитектор А. В. Щусев. Поэтому особый акцент «Зубовских чтений» был сделан на исследовании памятников архитектуры. Универсальность интересов В. П. Зубова в какой-то мере была созвучна идеальным представлениям античных теоретиков о профессии архитектора, поэтому он говорил: «Наука архитектора основана на многих отраслях знания и разнообразных сведениях…эта наука образуется из практики и теории…»[62].

Кроме того, научное наследие Василия Павловича чрезвычайно актуально для музея. Его идеи о взаимопроникновении и взаимодействии культур, о том, что любая наука немыслима без знания первоисточника, созвучны современным подходам музейщиков к изучению культурного наследия. В связи с этим актуализация мыслей учёного представляется не только оправданной, но и крайне необходимой.

Инициатива музея о проведении Зубовских чтений на родине учёного-гуманиста нашла широкую поддержку научной общественности страны. Помощь и содействие таких ведущих отечественных ученых и исследователей, как: А. И. Комеч, С. С. Подъяпольский, Л. И. Лифшиц, В. Д. Назаров, А. Л. Хорошкевич, В. В. Кавельмахер, позволили музейщикам не просто реализовать задуманное, а главное ‑ привлечь к работе лучших исследователей в области медиевистики из России, Европы и Азии. Дочь ученого М. В. Зубова с большой благодарностью отнеслась к идее проведения Зубовских чтений. Она стала почётным гостем музея, ей всегда предоставлялось почётное право – открывать эти форумы.

Первые «Зубовские чтения»[63] прошли в музее в декабре 2000 года, в год празднования 100-летия со дня рождения всемирно известного учёного-энциклопедиста, уроженца города Александрова Василия Павловича Зубова. Этот год стал в судьбе «Александровской слободы» особой вехой, новой точкой отсчёта в научной жизни музея. С тех пор каждые два года в музее проходит этот научный форум. На сегодняшний день проведено семь конференций, четыре из которых имели международный статус.

Первый научный форум смог объединить специалистов лишь трёх регионов: Москвы, Санкт-Петербурга, Владимира. Но 16 выступающих представляли самые разнообразные направления науки. В конференции приняли участие видные академические ученые из Института искусствознания, Института истории естествознания и техники им. С. Вавилова, Московского архивного института, Научно-исследовательского центра восточной христианской культуры; ведущие реставраторы (Межобластное научно-реставрационное художественное управление, «Владспецреставрация»); археологи (ООО «КРОМ»); крупные музеи страны: ГИМ, Третьяковская галерея, Музей им. А. Рублева, Сергиево-Посадский музей-заповедник. Среди докладчиков было четверо сотрудников музея-заповедника «Александровская слобода». И это стало правилом хорошего тона для последующих Зубовских чтений – представлять на данном форуме на суд академической науки собственные практические наработки музейщиков.

Уже к первой научной конференции был проявлен большой интерес муниципальных властей. Вместе с дочерью учёного Первые Зубовские чтения открывал и глава местного самоуправления А. И. Равин.

Первая конференция раскрывала разные грани богатого дарования В. П. Зубова. Все исследования были посвящены жизни и творчеству учёного, истории и архитектуре средневековья, византийским традициям в древнерусском искусстве. В сборнике материалов Зубовских чтений впервые были опубликованы главы «Семейной хроники», написанной В. П. Зубовым в 1927-1930 гг. на основе документов семейного архива.

Вторые Зубовские чтения[64] – уже более масштабная конференция. Впервые была задана тематика форума – «Политические и культурные связи России XVI в.». Участниками конференции стали уже 35 докладчиков из Москвы, Владимира, Санкт-Петербурга, Ярославля, Волгограда, Рязани. В форуме приняли участие учёные из Польши и Германии, что позволило присвоить Зубовским чтениям статус международной конференции. Очень активно проявили себя представители академической науки. Специалисты более 20 организаций: Институтов РАН, ВУЗов, реставрационных мастерских, собрались в Александровской слободе для обсуждения разных аспектов истории дипломатических, культурных, идеологических отношений России XVI в. Благодаря этому был серьёзно расширен круг источников по истории России времени Ивана Грозного. К работе конференции были привлечены историки, искусствоведы, архивисты, археологи, геологи, и конечно, музейщики.

Интерес к чтениям вновь проявило и руководство города, и его предпринимательская элита, полагающие, что возрождение России начинается с развития культуры, прежде всего, в провинции.

Третьи Зубовские чтения[65] освещали тему «Культура России времени правления Ивана Грозного» и были посвящены памяти безвременно ушедшего архитектора В. В. Кавельмахера, более 25 лет посвятившего изучению памятников Александровской слободы. Именно он активно поддерживал идею проведения Зубовских чтений в Александровском кремле. В одном из последних писем директору музея, отправленных из Германии, он написал: «Мне очень нравятся Зубовские чтения и по форме, и по существу. Зубовские чтения звучат деликатнее, значительнее и умнее, чем какая-то там научно-практическая конференция. Зубовкие чтения звучат общерусски: во-первых, он ученый, во-вторых, ‑ европейский. С Зубовым вы обрели что-то очень важное…»[66].

24 участника из Москвы, Санкт-Петербурга, Новгорода, Ярославля, Мурманска посвятили свои доклады трудам В. В. Кавельмахера, исследованию средневековых памятников архитектуры, археологическим памятникам, древнерусской живописи, источниковедческим вопросам.

Тематика Четвертых Зубовских чтений[67], состоявшихся в октябре 2006 г., была обозначена как «Образы власти, институты и культурное пространство Российского общества в XV-XVII вв., принципы научной реконструкции и музеефикации памятников и интерьеров». Конференция вновь была международной. Впервые в рамках форума работали две секции: историки и архитекторы-искусствоведы. Участниками конференции стали З2 докладчика из России, Германии, Беларуси, Украины.

Помимо широкой академической публики на приглашение музея откликнулись крупнейшие российские музеи в лице Музеев Московского кремля, ГИМа, Эрмитажа, Русского музея, Музея архитектуры им. А. В. Щусева, Музея истории города Москвы, ВСМЗ, Музея-заповедника «Коломенское».

Пятые Зубовские чтения[68] 2008 года также имели статус международной конференции, они были посвящены памяти выдающегося ученого А. И. Комеча, для которого сохранение историко-культурного наследия России стало делом всей жизни. Во многом благодаря его поддержке музей-заповедник «Александровская слобода» не только обрёл статус федерального, но и является центром изучения медиевистики, признанным научным учреждением.

35 участников из России, Германии, Украины, Японии приняли участие в форуме. География российских докладчиков охватывала Москву, Рязань, Воронеж, Самару, Дмитров, Ярославль, Кострому, Владимир, Волгоград.

В центре внимания были архитектурно-археологические и реставрационные исследования Александровской слободы, Углича, Суздаля, Зарядья, Вязем. Всесторонне были исследованы отдельные памятники нумизматики и древнерусской живописи. Открыты новые источниковедческие материалы конца XVI-начала XVIII в.

Шестые Зубовские чтения[69] были приурочены к 110-летию В. П. Зубова и собрали 28 участников из Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова, Нижнего Новгорода, Волгограда, Воронежа, Вязем, Владимира, Дмитрова, Переславля.

Исследования академических учёных, специалистов различных музеев, археологов были посвящены археологическим исследованиям последних лет, истории и культуре России XVI-XVIII вв.

В связи с подготовкой и реализацией программы праздничных мероприятий, посвященных 500-летнему юбилею Александровского кремля, включающие и проведение международной конференции «Кремли в истории России», очередные Седьмые Зубовские чтения[70] были перенесены на 2015 год. Они были приурочены к Году литературы и посвящены теме «Средневековая письменность и книжность XVI–XVII вв.». Для музея это был очень важный информационный повод – привлечь внимание специалистов к изучению наследия Александровской слободы – хранителя истории одного из важнейших центров русской книжности XVI в.

География выступающих была как никогда очень обширна: от Стокгольма до Новосибирска, включая Москву, Петрозаводск, Н. Новгород, Рязань, Владимир, Архангельск. Среди наших докладчиков представители Германии, Чехии, Швеции, Украины, США. В целом с учётом всех заседаний к обсуждению было предложено более 40 научных сообщений учёных и специалистов в области средневековой письменности и книжности. Все они представляют более 30 организаций: Институты РАН, вузы, музеи, религиозные и общественные организации, частные коллекционеры. Количество докладчиков на этом форуме достигло максимального количества за все 15 лет. Невероятно высок был уровень участников конференции: 6 профессоров, 7 докторов наук, 14 кандидатов наук, заслуженные деятели культуры Российской Федерации, Лауреаты Макариевской премии (в настоящее время — главная премия в области российской истории и истории РПЦ).

И впервые за всю историю конференция была организована силами исключительно музея. Все предыдущие Зубовские чтения были плодом совместного труда музея и Института искусствознания, Института  всеобщей истории.

К участию в этой конференции были приглашены историки, искусствоведы, литературоведы, культурологи, сотрудники музеев, архивов и библиотек, специалисты научных и научно-образовательных учреждений, коллекционеры, реставраторы. В ходе работы конференции были освещены важные аспекты развития книжного дела в России XVI-XVII вв., археографические и источниковедческие методы изучения памятников письменности; проблемы филигранологического анализа, эпиграфические памятники, издания Московского печатного двора и иных славянских типографий.

Следующим серьезным научным достижением музея стали Восьмые Зубовские чтения[71], которые состоялись в октябре 2017 г. Выбор темы научных чтений этого года определило 470-летие венчания на царство Ивана IV – грандиознейшего события в истории России. Поскольку судьба Александровской слободы неразрывно связана с эпохой Ивана Грозного, то в этот юбилейный год к обсуждению была предложена тема «ЭПОХА ИВАНА ГРОЗНОГО и ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ИСТОРИОГРАФИИ, ПИСЬМЕННОСТИ, ИСКУССТВЕ, АРХИТЕКТУРЕ». В ходе работы конференции всестороннее освещался один из самых сложных и значительных исторических периодов. Организаторы конференции поставили целью объединить научные изыскания специалистов из многочисленных городов России и Европы, история которых связана с первым русским царем. География выступающих была вновь обширна: от Саксонии до Новосибирска (включая Москву, Санкт-Петербург, Архангельск, Свияжск, Владимир, Ярославль и другие города России, а также Германии и Чехии).

Эта всероссийская конференция с участием исследователей из ряда европейских стран была организована музеем-заповедником «Александровская слобода» в сотрудничестве с Институтом Всеобщей истории РАН и Институтом славяноведения РАН под патронатом Министерства культуры Российской Федерации.

В целом к обсуждению было предложено 43 научных сообщения. По традиции, к диалогу приглашены специалисты самых разных профилей: историки, искусствоведы, филологи, архитекторы, археологи, антропологи, музейные практики, политологи, и даже криминалисты. Среди выступающих: 2 академика, 4 профессора, 8 докторов наук, 17 кандидатов наук, заслуженные деятели культуры и искусства Российской Федерации, лауреаты Макариевской премии.

Очень ценно и важно, что в числе почетных гостей конференции были представители Главы администрации Александровского района, что еще раз подчеркивает масштабность и значимость этого научного форума для всего региона.

На Восьмых Зубовских чтениях с приветствием к участникам конференции выступил Михаил Аркадьевич Брызгалова, советник Министра культуры РФ, заведующий кафедрой музееведения и охраны культурного наследия Московского государственного института культуры. М.А. Брызгалов проявил большое внимание к работе конференции. Надеемся, что эта установившаяся традиция будет продолжена и послужит в дальнейшем развитию прочных деловых контактов.

Таким образом, долгосрочный научный музейный проект, который успешно развивается на протяжении уже почти двух десятилетий, каждые два года собирает в Слободе специалистов со всей России и из-за рубежа. Завоевавшие определенный авторитет, Зубовские чтения обобщают накопленный опыт, помогают учёным и практическим работникам точнее представлять перспективы дальнейшего развития. Особенно ценно то, что в программах конференций находят свое достойное место вопросы, которые имеют для музейщиков большое прикладное значение. Комплексный подход к изучению наследия помог объединить усилия самых разных специалистов, получить интереснейшие результаты, а также позволил высветлить малоизученную грозненскую эпоху в разных аспектах порой самых неожиданных. Сотрудники музея нащупали болевую точку науки – разобщенность исследований ‑ и открыли возможность комплексного исследования XVI столетия специалистами разных профилей. Именно этим и ценен достаточно разнообразный состав участников: представители академических и научно-исследовательских учреждений и практики музейного дела. В рамках Зубовских чтений обе категории участников имеют возможность пополнить свои представления: первые ‑ о том, как «работают» их изыскания, вторые – ознакомиться с некоторыми новыми теориями, вновь найденными источниками и их интерпретациями по теме.

Для нас такой подход к научной деятельности концептуально важен, он отличает музей от других учреждений и придаёт особый формат каждой конференции, организуемой музеем-заповедником. Сочетание музейной практики и глубоких всесторонних научных исследований, позволяет расширять знания о музейном предмете, его истории, времени и месте создания.

Интеграция научных знаний разноплановых дисциплин и музейного опыта позволили получить весьма ценные данные, необходимые музею для дальнейшего развития. На стыке дисциплин всегда происходят самые значимые и сенсационные открытия. Многие из них, касающиеся богатейшего наследия Александровской слободы, сделали крупнейшие учёные Института искусствознания, Института археологии РАН, Института всеобщей истории РАН, Археографической комиссии РАН, Российской государственной библиотеки, реставраторы Государственной Центральной художественной научно-реставрационной мастерской им. академика И. Э. Грабаря и Государственного научно-исследовательского института реставрации и др.

Остановимся на отдельных исследованиях, подготовленных в рамках Зубовских чтениях, которые имели для музея судьбоносное значение.

Доклады архитекторов, археологов и геофизиков внесли существенные уточнения в историю каменных храмов Александровской слободы. Одни считали, что они построены при Василии III (В. В. Кавельмахер, С. С. Подьяпольский, Е. А. Турова, С. В. Томсинский), другие датировали их временем Ивана Грозного (А. Л. Баталов, С. Беляев). Доказательство в пользу первой точки зрения, которые независимо друг от друга были собраны разными специалистами, сделали её более убедительной, чем вторая. Кроме того, привлечение разнопрофильных специалистов позволили получить самые обширные сведения о зодчестве XVI в. Десятилетия плодотворной работы по спасению, комплексному изучению, сложнейшей научной реставрации ансамбля Александровской слободы дали блестящий результат. И теперь он предстаёт перед посетителями во всем своем величии и красоте. Исследования Е. А. Туровой и С. В. Томсинского (Древнерусская экспедиция, Эрмитаж) позволяют говорить о наличии на территории Александровской слободы сложного дворцового комплекса. Ими обнаружена открытая белокаменная галерея, соединяющая дворцовые и хоромные сооружения Государева двора, ими раскрыты мозаичные полы дворцов нач. XVI в.

Помимо средневековой архитектуры всегда обозначились ещё несколько пластов проблем, к которым исследователи постоянно возвращаются. Так сделаны интересные наблюдения о белокаменных резных розетках и строительных материалах, уникальная коллекция которых находится в Александровской слободе. В. В. Кавельмахер и М. И. Антыпко неоднократно представили доклады о Васильевских (1336 г.) и Тверских (XIV в.) вратах, находящихся в Покровском соборе и привезённых в Александровский кремль Иваном Грозным из покорённых городов. Архитектор и искусствовед разгадали тайны их многовековой истории. В. В. Кавельмахер доказал, что и те, и другие врата привезены из Софии Новгородской (ранее считалось, что Тверские врата из Твери, Васильевские – из Новгорода).

Новым источникам по истории Александровской слободы и вообще России XVI – нач. XVII вв. были посвящены доклады коллег из Волгограда, Ярославля, Москвы. Они сумели восстановить архив гетмана Сапеги, оказавшийся разделённым между архивохранилищами России, Польши, Украины и Швеции. Документы этого архива содержали новые данные о судьбах Александровской слободы и её окрестностей в период Смуты.

Тема «Александровская слобода как центр Русского государства» всегда давала импульс для расширения спектра рассматриваемых вопросов. В рамках Зубовских чтений получены новые сведения об особенностях внешней политики Ивана Грозного, этикете царского двора XVI столетия, переселениях в период опричнины. Все эти исторические данные теперь используются в экспозициях музея. В этой связи можно назвать ещё несколько актуальных направлений: элитарные круги русского общества XVI-XVII вв.,  структура государственного управления, придворный быт, традиции и строй духовной жизни России.

Зубовские чтения позволили музею расширить круг деловых научных партнёров. Благодаря этому обстоятельству началась активная работа по изучению музейных коллекций академическими учеными. В 2002-2003 при описании рукописного фонда специалистами РГАДА и Археографической комиссии РАН, Б. Н. Морозов сделал одно из самых значительных открытий последних лет. В собрании музея он обнаружил книгу общенационального значения ‑ рукопись XVII века, история текста которой неразрывно связана с Травником 1534 г., созданным для Василия III. Эта была первая медицинская энциклопедия на Руси – перевод немецкого «Сада здоровья», основанная на трудах античных медиков. Впоследствии в Аптекарском приказе Москвы создаются многочисленные списки этого травника, один из которых был обнаружен в музее. В 2015 г. впервые в сборнике Зубовских чтений опубликовано расшифрованное содержание Травника.

В рамках Седьмых Зубовских чтений были проведены масштабные исследования: атрибутированы печатные издания XVII в. из музейного собрания (совместно с профессором МГУ И. В. Поздеевой); изучена часть коллекции книг Александровской слободы, которая оказалась в Успенском женском монастыре (с привлечением сестёр обители); всесторонне изучены список и иллюстрации знаменитого Травника из библиотеки Ивана Грозного (совместно с РГБ, Археографической комиссией, Уппсальским университетом); сделан анализ живописной раскраски миниатюр Лицевого летописного свода (совместно с Союзом художников РФ), выявлена и введена в научный оборот рукопись грозненского времени (совместно с Археографической комиссией, РГАДА), расшифрованы граффити на памятниках Слободы (совместно с Институтом всеобщей истории), проанализированы надписи на белокаменных розетках (совместно с Православным Свято-Тихоновским университетом), изучена историография вопроса о деятельности типографии Андроника Тимофеева Невежи в Александровской слободе и др. Результаты работы исследователей были впервые опубликованы в сборнике материалов научной конференции, который включен в РИНЦ. Но самый значимый результат данного исследовательского проекта ‑ пополнение коллекции книг редчайшими печатными изданиями Московского печатного двора 1591-1594 гг., выпущенными Невежей. Это стало возможным благодаря установленным контактам с частными коллекционерами-исследователями. Книжные раритеты, презентованные в рамках конференции, стали достойным дополнением главных экспозиций музея. На основании новых сведений о лечебнике Ивана Грозного был создан видеоконтент «Травник царской Слободы» (из цикла «История одного экспоната»).

Это только небольшой перечень открытий, совершённых в рамках подготовки Зубовских чтений.

Определение пути развития – законная прерогатива каждого музея. Правильно сделанный выбор – ключевой залог успеха. Опыт музея-заповедника «Александровская слобода» сумел показать и доказать, что правильно организованная и осмысленная научно-исследовательская работа коллектива сотрудников является тем рычагом, с помощью которого можно превратить ещё недавно небольшой провинциальный музей в значительный федеральный центр историко-культурных исследований. Сегодня это факт неоспоримый. Дирекция смогла сформировать вокруг него актив исследователей, реставраторов, археологов, историков, архивистов, искусствоведов, служащих разных научный учреждений Москвы и других городов, охотно и постоянно сотрудничающих с музеем. Музей превратился в научную площадку международного масштаба, объединяющую учёных самых разных направлений.

Кроме того, благодаря этим форумам имя соотечественника Василия Павловича Зубова стало дорого не только горожанам, благодарным за заботу учёного о сохранении памятников культуры в родном Александрове, но и теперь его научное наследие вызывает большой интерес в научных кругах России и музейном сообществе.

Благодаря такой продуктивной интеграции междисциплинарных знаний изменилась концепция самого музея. Произошло осознание, что главный экспонат музея – это его уникальная архитектура. Соответственно и музеефикация памятников осуществлялась исходя из функционального назначения каждого памятника. Любое экспозиционное наполнение музейного пространства точно соответствует историческому контексту и предназначению каждого сооружения Александровского кремля. Такой подход смог обогатить и просветительскую деятельность музея. Открытые новые исторические факты жизни Государева двора в Александровской слободе, сделанные учёными и музейщиками легли в основу разноплановых музейных программ («Выбор царской невесты», «Узорные плитки царского дворца» и мн. др.). Тесный контакт учёных и музейных практиков, спустя годы, привёл к самому существенному достижению в нашей музейной науке – профессионально выросли свои специалисты. И теперь они сами делают открытия, которые по установившейся традиции, внедряются в экспозиционный оборот. Так хранителем коллекции «Живопись» Коротковой И. А., установлено происхождение парсун Ивана Грозного и Алексея Михайловича, позволившее по-новому взглянуть на эти произведения. И этот список можно продолжать.

В современном мире неуклонно возрастают требования к качеству работы музеев. И как никогда мы понимаем, что любое направление музейной деятельности обречено, если не сопровождено научной проработкой вопроса. Отсутствие анализа в любой музейной сфере приводит к застою. Успех перспективного развития любой области музейной деятельности напрямую зависит от степени исследованности и изученности вопроса. Предоставляя свои коллекции историкам, археологам, этнографам, искусствоведам, литературоведам и другим специалистам, музейщики тем самым принимают участие в их работе и инициируют собственные исследования, которые открывают для науки новые источники и обогащают разработку проблематики профильной науки.

В рамках Зубовских чтений сотрудники музея атрибутировали предметы XVI-XVIII вв. из коллекции нумизматики, археологии, рукописей, печатных книг, документов, драгоценной посуды, иконописи, живописи. Кроме того, в ходе проработки исторических вопросов были открыт новый круг источников и проведен анализ уже известных науке данных об иностранных посольствах в Слободе, о феодальном землевладении в Александровской слободе в XVI в.,  истории типографии и скриптория в Александровской слободе,  военных учениях Петра I и его сподвижниках в Слободе,  вкладе архитекторов в дело спасения памятников Александровской слободы и др. Своими скромными силами (учитывая ограниченные ресурсы музея) сотрудники музея для Зубовских чтений за всё время их существования подготовили 26 исследований. Общеизвестно, что процесс познания неразрывно связан с наукой, где музейной науке отводится особая роль. И мы можем с уверенность сказать, что музейная наука – это не просто формальное участие в проведении исследований, это важная составляющая профессионального роста любого специалиста.

В последнее десятилетие наметилась опасная тенденция сокращения и даже отказа от научных музейных исследований, поскольку идет превращение музеев в досуговые центры. Из штатных расписаний музеев были исключены должности научных сотрудников. Не умаляя значения культурно-образовательной деятельности, тем не менее важно сохранить сущностные параметры музейной работы ‑ научное изучение источников и представления результатов обществу.

В.П. Зубов

На первых Зубовских чтениях

На седьмых Зубовские чтениях

О. С. Троицкая-Миркович

Память предков. Опыт создания временной

музейной экспозиции в усадьбе генерала Мирковича

(из семейной хроники)

История создания в селе Николо-Жупань автономной некоммерческой организации «Культурный центр «Усадьба генерала  Мирковича» Тульской области началась более полувека назад. Из рассказов бабушки, я знала, что мой дед, Борис Болеславович Черский, проживал в Одоеве Тульской губернии со своими родителями до революции. Его маму, мою прабабушку, звали Мария Александровна Миркович. В нашей семье хранились фотографии того времени и, в частности, дома с колоннами, где они жили. Но мы не могли и предположить, что усадьба сохранилась до наших дней, пока 6 мая 1997 году впервые не посетили Одоев.

В местном краеведческом музее нам пояснили, что на снимках ‑ «Дом генерала Мирковича» и что он сохранился до наших дней. Но сведений ни о самом генерале Мирковиче и иных владельцах дома, ни об истории самой усадьбы, никаких не было. Хорошо было известно лишь то, что происходило в усадьбе после событий 1917 года.

Сначала в «Доме Мирковича» была открыта школа крестьянской молодёжи – «ШКМ», в 1930-х годах дом отдыха Советских писателей, где отдыхали Борис Пастернак, Александр Серафимович, Константин Тренёв и другие известные писатели, затем дом отдыха «Металлист», а с 1953 года ‑ детский дом.

Такой перед нашим семейством впервые предстала дворянская усадьба XIX века, с главным домом, хорошо сохранившимся флигелем, приусадебной церковью, парком, прудом и частью ограды из белого камня. Расположенная в селе Николо-Жупань, она так и вошла в историю Тульского края как усадьба Мирковича.

С тех пор, работая в архивах, библиотеках различных городов и стран, мы собрали несколько сотен страниц архивных и других исторических материалов и на их основе восстановили историю рода, уходящую в петровские времена, Выяснилось, что такие известные в России фамилии, как Демидовы, Депрерадовичи, Муравьевы-Амурские, Чичерины, Шевичи, сделавшие немало для становления государства Российского, тесно переплетаясь родственными узами, имеют самое прямое отношение к владельцам усадьбы Мирковичей в Николо-Жупани.

Во времена Ивана Грозного село было вотчиной знаменитых бояр Стрешневых. В конце XVIII века оно перешло к роду Чичериных – калужскому предводителю дворянства генерал-майору Александру Николаевичу Чичерину и его супруге Елизавете Петровне, урождённой Демидовой, праправнучке Никиты Демидова – основателя рода, сумевшего создать в России целую сеть металлургических предприятий. Сама Елизавета Петровна была переводчицей и писательницей. Её имя вошло в «Словарь русских писателей XVIII века».

Их дочь, Екатерина Александровна Чичерина, вышла замуж за Александра Яковлевича Мирковича (1792–1888). По послужным спискам «писался из российских дворян и дворян Санкт-Петербургской губернии»[72]. Отец его, Яков Степанович Миркович, происходил из древнего сербского рода. В середине XVIII века он переехал в Россию, где поступил в легко-конный полк. Затем перешёл на гражданскую службу в Петербургскую таможню. В 1796 г. был назначен директором Брестской таможни. В 1800 г., при увольнении, Яков Степанович был пожалован в статские советники с правами поступления двух сыновей, Фёдора и Александра, на службу к Высочайшему двору пажами.

В марте 1805 г. оба брата были приняты в Пажеский Его Императорского Величества корпус[73], который блестяще окончили. В военную службу Александр вступил 2 декабря 1810 года поручиком в лейб-гвардии Конный полк. Фёдор Миркович вступил ещё раньше (20 декабря 1809 г.) подпоручиком в тот же полк.

С первых дней Отечественной войны 1812 года «первый и второй Мирковичи» принимали участие в сражениях, а затем и заграничных походах 1813-1814 гг. Несмотря на ранение, полученное Фёдором в Бородинском сражении, оба брата дошли до Парижа и были отмечены многими боевыми наградами.

Александр Яковлевич имел награды: орден Св. Анны 4-й степени (на холодном оружии), орден Св. Владимира 4-й степени с бантом и Знаком отличия королевского прусского железного креста (т.н. Кульмский крест), а также золотую шпагу с надписью «За храбрость», орден Св. Анны 2-й степени и императорскую корону к этому ордену. За исполнение за границей особого поручения Государя Наследника Цесаревича 27 января 1847 г. удостоился получить Рескрипт и табакерку с бриллиантами и вензелем Его Высочества, орден Св. Владимира 3-й степени. Награждён знаком отличия за XV лет беспорочной службы, орден Св. Георгия 4-й степени за 25 лет службы в офицерских чинах. Кроме того, имел медали в память войны 1812 г. и за взятие Парижа.

За отличие по службе Александр Яковлевич произведён в генерал-майоры и отставлен с мундиром и пенсией в 1854 году.

12 октября 1817 года, «в день 5-летней годовщины оставления французами Москвы, Александр Яковлевич Миркович присутствовал на закладке храма Христа Спасителя. А спустя 66 лет, в 1883 году, генерал-майор, Георгиевский кавалер, Александр Яковлевич Миркович получил приглашение присутствовать при торжестве освящения этого храма»[74].

Спустя годы, нашей семье станет известно, что некоторые из перечисленных наград будут значиться в списках конфискованных вещей у потомков А. Я. Мирковича, осуждённых по 58 статье в годы репрессий, приговорённых кто к высшей мере наказания, а кто к длительному сроку заключения,  впоследствии посмертно реабилитированных.

Братья Мирковичи состояли в родственных отношениях с одной ветвью рода Демидовых. Внучка Петра Григорьевича и Екатерины Алексеевны Демидовой, урождённой Жеребцовой, Екатерина Александровна Чичерина стала женой Александра Яковлевича Мирковича, а их внук, Денис Алексеевич Демидов, был женат на дочери Фёдора Яковлевича, Марии Фёдоровне Миркович. Именно Александр Яковлевич построил в 1851 году в Николо-Жупани усадебный дом в стиле ампир. Вскоре после смерти жены он переехал в своё второе имение в Калужской губернии, а усадьбу в Николо-Жупани оставил своему сыну Александру.

По свидетельству старожилов, после событий 1917 года единственной усадьбой в округе, которая не подверглась разграблению и уничтожению, была усадьба Мирковича. Когда народ подошёл к дому, на крыльцо вышла барыня и сказала: «Берите, всё ваше». Никто ничего не взял, так как Мирковичи пользовались уважением среди местных жителей. Вся обстановка сохранялась в доме вплоть до 1941 год ‑ до прихода немцев в Одоев.

Поиск документов и информации о Доме Мирковичей начался в 1997 году. По возвращении из Одоева, я обратилась в архив ФСБ, чтобы узнать о судьбе своего деда, осуждённого по 58 статье. После ознакомления с материалами уголовных дел, нами было принято решение вместе с детьми посетить места, где проживали наши предки. Тогда и была установлена традиция раз в год приезжать в усадьбу. Но поездки участились.

На тот момент здание-памятник истории и культуры федерального значения «Дом Мирковича», использовался балансодержателем как общежитие для сотрудников дома-интерната для умственно отсталых детей, а подвал (цокольный этаж), использовался под овощехранилище. Проживало в доме-памятнике 24 человека, как нам тогда сказали временно. Во время нашего очередного посещения усадьбы в 2000 году, именно обращение к нам жителей Дома Мирковича: «…Что вы всё ездите и про историю говорите, нам кирпичи на голову падают, отремонтируйте нам хотя бы крышу…». Да и здание бывшей людской за одну зиму было разобрано. Всё это и послужило поводом задуматься, что-то сделать для Дома. Так и родилась идея о создании музея.

К этому времени наши первые впечатления о состоянии здания-памятника «Дом Мирковича», а точнее ‑ удивление, что он вообще сохранился, стали меняться. С каждым приездом мы замечали, что оно находится в аварийном состоянии и проживание жильцов в нём небезопасно, что также будет отмечено в Акте технического состояния памятника в 2000 году.

В 2000 году при поддержке администрации Тульской области, которая являлась собственником памятника, мы получили разрешение Министерства культуры РФ о передаче нам в долгосрочное безвозмездное пользование памятника истории и культуры федерального значения «Дом Мирковича» для его восстановления и сохранения. Уже в следующем 2001 году наша семья установила на здании-памятнике мемориальную доску такого содержания:

«Памятник истории и культуры Федерального (общероссийского) значения нач. XIX века «Усадьба генерала Мирковича А.Я.» (02.02.1792-22.06.1888), героя Отечественной войны 1812 года, участника Бородинского сражения и заграничных походов русских войск (1813-1814), Георгиевского кавалер. Здесь с 1932 по 1936 годы располагался Дом отдыха писателей, где жили и работали писатели А. Серафимович, К. Тренев, поэт Б. Пастернак. Охраняется государством. Мемориальная доска установлена 4 июля 2001 года благодарными потомками генерала А.Я. Мирковича».

Но мы и не могли представить, что после получения разрешения на передачу памятника, мы получим в лице муниципальных властей на то время, такое яростное сопротивление. В период с 2001 г. по 2002 г. временно проживающим в «Доме Мирковича» гражданам по распоряжению местных властей, была оформлена регистрация, хотя он не имел статуса  жилого фонда.

Жильцы и овощехранилище было тем камнем преткновения, что и озвучивалось каждый раз в ответ на наши обращения.

И только в 2005 году «Дом Мирковича» был передан в безвозмездное пользование на 49 лет АНО «Культурный центр «Усадьба генерала Мирковича» для создания в нём мемориального музея А. Я. Мирковича. (Учредители Культурного центра – его прямые потомки). Памятник был передан со сто процентным износом – нулевой балансовой стоимостью, с обременением – с 24 жильцами. Хотя по условиям охранного договора категорически запрещалось проживание в памятнике. Этот вопрос с муниципальной властью, которая взяла обязательства по расселению, окончательно не решён до сих пор.

Но мы тогда верили в нашу мечту и, начиная с 2000 года, стали приобретать типологические предметы как дворянского, так и крестьянского быта, ведь в самой усадьбе ничего не сохранилось. Большая часть предметов приобреталась на блошиных рынках различных городов, а также вернисажах, в антикварных магазинах и у частных лиц. Сейчас коллекция насчитывает более трёх тысяч предметов. Несколько семейных реликвий к нам вернулись благодаря знакомству с Екатериной Ивановной Толстиковой 1910 года рождения. Она ушла из жизни на 101 году. Екатерина Ивановна общалась с моими близкими вплоть до 1937 года – до ареста Елизаветы Червонной, урожденной Миркович, моей двоюродной прабабки. Она также была осуждена по 58 статье. Разрешение на ознакомление с материалами уголовного дела и справку о её реабилитации, я получила лишь после того, как представила документы, подтверждающие моё с ней родство.

В 2006 году к нам обратился вновь избранный глава Одоевского района Е. М. Чунин с просьбой в День города Одоева организовать для местных жителей экскурсию по усадьбе.

Несмотря на то, что в памятнике еще проживали люди, в одной из комнат дома мы разместили временную экспозицию. Были оформлены стенды с фотографиями местных старожилов, которые сохранили воспоминания своих родителей о прежних владельцах, генеалогическое древо владельцев усадьбы, старинные предметы дворянского и крестьянского быта.

Первый «День открытых дверей» в 2006 году был приурочен к празднованию 350-летия со дня рождения Никиты Демидова, праправнучке которого, Елизавете Петровне Демидовой, в замужестве Чичериной, усадьба принадлежала до 1828 года, когда по купчей крепости она перешла к её зятю – А. Я. Мирковичу. С тех пор «День открытых дверей» в усадьбе в День Одоева стал традиционным, а мемориальная зона сегодня распространилась на три зала. Ещё одна традиция: школьники Одоевского района в начале и конце учебного года становились гостями усадьбы. Появлялись новые стенды с фотографиями гостей, посетивших усадьбу. И вновь прибывшие посетители с удовольствием узнавали на них своих родных и близких.

Именно на вновь избранного главу, легло основное бремя по расселению, как выяснилось незаконно зарегистрированных жильцов. К сожалению, мы не успели окончательно решить вопрос о жильцах, как и земельный вопрос во время его правления. Опять случились перевыборы, и всё вернулось на круги своя, вернулся прежний глава района. Регистрация жильцов в памятнике продолжилась, даже без уведомления балансодержателя (нашего Центра).

Поначалу традиция проведения в усадьбе в День Одоева «Дня открытых дверей» продолжала существовать, как и проведение других мероприятий.

Неоднократно в Дом Мирковича приезжали гости из Москвы и других городов. Последние тридцать лет своей жизни А. Я. Миркович прожил в Калуге, где и был похоронен в 1888 году. Поэтому мы тесно сотрудничаем с калужскими историками. Они проводили у нас свои выездные мероприятия.

Деятельность нашего Центра распространялась и вне стен усадьбы Мирковича. В юбилейный год 200-летия Отечественной войны 1812 года мы принимали участие в ряде выставок, посвящённых этой дате – неоднократные выставки в Тульском музее «Некрополь Демидовых», выставка в Тульском музее оружия, выставки в краеведческих музеях Подмосковья. Стенд об усадьбе Мирковича стал частью выставки «Дни Тульской области» в Госдуме РФ. С 25 декабря по 25 февраля в Москве в Храме Христа Спасителя проходила выставка, посвященная 200-летней годовщине изгнания неприятеля за пределы России и изданию манифеста Александра I о строительстве в честь победы Храма Христа Спасителя. Наш центр представлял там свою экспозицию в связи с тем, что А. Я. Миркович присутствовал на закладке этого Храма в 1817 году и на освящении в 1883 году «в числе деятельных участников той войны» в возрасте 91 года. К знаменательной дате мы разработали и издали цветной буклет «Усадьба генерала Мирковича 1812 год» (1000 экз.), который был переиздан вторым тиражом.

Мы неоднократно посещали места, связанные с историей владельцев усадьбы. Встречались с сотрудниками музеев Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Ревды, Санкт-Петербурга, Хельсинки, Праги. В июне 2013 года в Санкт-Петербурге на местах захоронений представителей рода Мирковичей нами была заложена памятная доска. Прежние памятники не сохранились, так как храм, где они были похоронены в 1968 году, взорвали. Фотоматериалы об этих поездках также представлены в экспозиции усадьбы.

За это время в самой усадьбе был проведён ряд противоаварийных работ, ликвидирован искусственный водоём перед зданием, подступавший в половодье к самому памятнику. С нашим участием выполнен исторический паспорт памятника, проект границ территории памятника. Как временная мера для представления объёма предстоящих работ, по нашему заказу студентами МАРХИ был выполнен реставрационный проект усадьбы.

Помимо указанных работ, Центр ведёт научно-просветительскую деятельность, которая представляет весь спектр возможностей новых очагов культуры, связанных с родовой памятью. Это доклады на научно-практических конференциях по истории дворянских родов, публикации об истории усадьбы и о деятельности нашего Центра.

В целях популяризации памятника «Дом Мирковича» в усадьбе телеканалом “Культура” производились съёмки документального фильма из цикла “Кто мы?” с Феликсом Разумовским (режиссер Лев Бродский). Тульским телевидением был снят фильм “Усадьба Мирковича”, в котором рассказывается о воссозданной нами истории усадьбы и её прежних владельцах.

Тульским телевидением при содействии научных сотрудников музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная поляна» был снят документальный фильм из цикла «Вечная повседневность». Сюжетом для съёмок одной из серий этого цикла также стала история «Усадьбы Мирковича». В 2012 году телеканал Россия I в цикле «Вся Россия» выпустил документальный фильм об усадьбе Мирковича – «Дом с историей. Три дня в усадьбе».

В мае 2008 года Национальной премией «Культурное наследие» были отмечены два Тульских музея – Музей-заповедник «Куликово поле» и «Усадьба генерала Мирковича». Деятельность учредителей Центра «Усадьба генерала Мирковича» отмечена благодарностью Министра культуры РФ А. А. Авдеева «За большой вклад в сохранение, возрождение и популяризацию памятников гражданского и культового зодчества России. 17 марта 2010 г. на заседании Государственной комиссии по подготовке к празднованию 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года среди других инициатив было сказано о создании нашего культурного центра. Отмечено, что делается это гражданами за собственные средства «… в рамках общей задачи, которая поставлена Президентом по достойному отмечанию этой даты». Все учредители нашего Центра были награждены крестом «За увековечивание памяти Отечественной войны 1812 года».

Поделюсь, можно сказать, самым сокровенным для нашей семьи.

Нам посчастливилось разыскать правнука Фёдора Яковлевича Мирковича, Фёдора Петровича 1912 года рождения. Его отец, Петр Михайлович Миркович, в 1920 году вывез всю семью за пределы России. «…Ему мы, семеро детей обязаны тем, что получили русское среднее образование и иностранное высшее. Главное, конечно, что мы знали, что ни при каких обстоятельствах мы не должны забывать, что мы русские…»[75] – написал нам Фёдор Петрович. Он верил в создание музея в усадьбе и помогал нам в осуществлении этой мечты, на протяжении нескольких лет присылая материалы из своего семейного архива.

Вот отрывок одного из писем: «Многоуважаемая Ольга Серафимовна! ГРОМАДНОЕ Вам спасибо за Ваше письмо и фотографии…

Такая радость, благодаря Вам, была увидеть на открытках Вашего сына с одноклассниками и участниц школьного бала в нарядных платьях, улыбающихся. Прошу поздравить от меня Юрия. Интересно куда он собирается поступать дальше и на какой факультет?..

Заканчиваю свое послание и искренне желаю Вам и Вашему семейству здоровие и всякое благополучие.

Искренне уважающий Вас Ф. Миркович Окланд, 27.08.2006».

Фёдор Петрович познакомил меня со своей племянницей, с которой я продолжаю общаться после его кончины. Так удалось восстановить прерванную связь времен. А за сохранение усадебного дома как Культурного центра борьба продолжается.

Там, где прежде были клумбы и фонтаны, в начале 2000-х годов, по распоряжению директора дома-интерната, являющегося  собственником земельного участка перед фасадом дома, был выкопан котлован под устройство бассейна, который превратился в болото. Вскоре нам пришлось его ликвидировать. К сожалению, совсем недавно, в 2013 году, по распоряжению следующего балансодержателя этого земельного участка – директора Одоевского детского дома-интерната была спилена реликтовая аллея бальзамического тополя (который не дает пуха). Эти деревья были занесены в 159 номер бюллетеня Главного Ботанического сада в 1991 году после обследования усадеб Тульской области. Возле самого крыльца «Дома Мирковича» предполагалось строительство стадиона, для чего было привезено несколько Камазов строительного песка… После моего обращения в администрацию Тульской области стройка прекратилась.

6 мая 2014 года, сотрудниками музея «Бородинское поле», с поля, политого кровью и потом братьев Мирковичей, были привезены молодые дубки. Так в усадьбе участника Бородинского сражения была заложена дубовая роща.

На сегодняшний день усадебная тема, наконец, стала востребована. В связи с разработкой пилотного проекта «Русские усадьбы» в Тульской области, усадьба Мирковича и её история вызывает большой интерес.

До настоящего времени так и не выполнены три основных пункта договора о передаче памятника в безвозмездное пользование: не оформлены земельные отношения, не переданы в пользование сохранившиеся в руинированном виде усадебные постройки, до сих пор не решён вопрос о регистрации. Всё это не даёт возможности сделать наш проект привлекательным для инвесторов.

К сожалению, никаких грантов на проведение реставрационных работ не существует, а исследовательскую работу мы считали делом своей семьи, и помощи ни у кого не просили.

Уже сегодня усадьба Мирковича внесена в туристический маршрут «Древний Одоев и его окрестности».

В июне 2016 года на центральной улице Одоева появились баннеры с изображением исторических достопримечательностей Одоева. Среди них есть изображение памятника истории и культуры федерального значения «Дом Мирковича» (указ президента РФ Б. Н. Ельцина № 176 от 1995 г.) со следующей подписью – «Дом Чичериных, Микрович». Да,  именно так и написано…

Но мы верим, что наши труды не напрасны и Дом Мирковича займёт своё достойное место и станет историко-культурным центром.

PS:  В 1960-х годах появилась традиция посещать Бородинское поле. Наша Водниковская школа, в которой я училась, не была исключением. И я тогда хорошо запомнила слова нашего школьного учителя истории: «Ребята, вот вы сейчас ходите по этим местам и не подозреваете, а ведь возможно, здесь воевали ваши предки, а кто-то так и остался лежать в этой земле!». Я тогда и не могла предположить, что эти слова окажутся такими пророческими не только для меня, а и для всей нашей семьи. А этим школьным учителем, был Николай Иванович Решетников, профессор, преподаватель Московского государственного института культуры.

А. А. Упругова (Новикова) (Москва)

Спасо-Преображенский монастырь

в Каргополе: предпосылки к музеефикации

В начале XX века в городе Каргополе находилось два монастыря. Они располагались на противоположных берегах реки Онеги и существовали к тому времени уже на протяжении нескольких веков. В годы советской власти древние обители были разрушены, а материал от разборки был использован для постройки производственных зданий. На сегодня представить, как выглядели монастыри, мы можем лишь по немногим сохранившимся фотографиям. На их месте остались и единичные здания. Почти полное отсутствие былых монастырских зданий объясняет и незначительный интерес к исследованию истории этих монастырей и, как следствие, скудность сведений, которые могли бы дать цельное представление об их истории от основания до закрытия и разрушения.

Как можно сохранить память о разрушенном монастыре? Настала пора найти ответ на этот вопрос и вписать в летопись города Каргополя еще одну страницу. В этой статье речь пойдет об одном из монастырей, Спасо-Преображенском, располагавшемся  на правом берегу города Каргополя.

Планы по застройке правого берега появились еще в XVIII веке. В книге Г. В. Алферовой «Каргополь и Каргополье» приводится проект 1782 года, в котором на правом берегу появляется Спасская слободка, состоящая из девяти кварталов. Этот план осуществлен не был. Правый берег города оставался практически неосвоенным вплоть до середины XX века, первые изменения произошли с появлением базы для развития лесной промышленности. Именно тогда рабочие лесопунктов стали строить дома рядом с производством. Так было положено начало массовой застройке правого берега жилыми домами. Первоначально, в 50-х годах XX века, это было временное жилье, а впоследствии, начиная с 70-х годов, стали возводить капитальные здания. Это были двухквартирные дома из бруса и индивидуальные жилые дома вдоль линии берега реки. На сегодня таких домов на правом берегу насчитывается около 300 и проживает в них примерно 2 тысячи человек, что составляет 1/5 от общей численности населения города.

Принято считать, что история города Каргополя исходит от XII века. История Спасо-Преображенского монастыря, по мнению большинства исследователей, начинается с XVI века. С тех давних времён  в этих сырых и заболоченных местах, прямо у реки на протяжении почти пяти столетий он и существовал до советской власти. Некоторые даты из истории монастыря приведены в таблице 1.

Таблица № 1

Т

Название монастыря в разных источниках, как правило, предстаёт в разных вариантах. Особенно много вариаций в источниках XVI-XVIII вв., часто прибавляется название «Строкина пустыня» и имя основателя «Вассианова пустынь», так как по одной из версий, сначала на месте монастыря возникла Строкина пустынь, которую и основал инок Вассиан. Так что в официальных документах начала XVIII века встречается сразу двойное наименование «монастырь Спасов Васьянова Строкина пустыня»[76].

Первое письменное упоминание о монастыре относится к 1537 году. А из описания монастыря 1581 года[77] можно узнать о первых постройках на его территории, это две деревянные церкви: церковь Преображения Господня и церковь Рождества Богородицы.

В 1612 году во время польско-литовской интервенции монастырь был сожжен дотла[78], тогда как городской деревянный острог на другом берегу реки Онеги врагам взять не удалось. Но вскоре монастырь был восстановлен. На 1648 год[79] в нём уже снова значится две деревянные церкви (Преображения и Рождества Богородицы). А уже по данным переписи 1712 года[80] мы можем видеть, что у территории монастыря появляется деревянная ограда с надвратной церковью Казанской Божией Матери. В этом же документе упоминается деревянная церковь Иоанна Воина. Получается, что в 1712 году на территории монастыря находилось три церкви, окружённых оградой с надвратной церковью, все постройки были деревянными.

В начале XVIII века в монастыре строится первый каменный собор и все деревянные церкви постепенно утрачиваются, кроме надвратной[81]. А в начале XIX века количество каменных построек увеличивается, появляется ещё две: настоятельский дом и колокольня.

К настоящему времени сохранился лишь настоятельский дом. Кроме этого, ценным является и сохранение планировки территории монастыря до наших дней, потому что это позволяет легко представить, где находились остальные здания и воссоздать облик монастыря в привязке к сегодняшнему ландшафту.

Рассмотрим вопрос, где же можно найти источники для изучения истории монастыря и много ли таких существует. Таких источников немного и все они труднодоступны для обычных читателей. Краткое описание самых информативных источников по истории монастыря приведено в таблице 2. Источниками могут послужить и документы из архивных фондов Петрозаводска, Архангельска, Москвы и Санкт-Петербурга, но в данной статье они не рассматриваются.

Таблица 2

Фундаментальный труд К. А. Докучаева-Баскова «“Строкина пустыня” и ее чернецы» раскрывает подробную хронологическую историю монастыря с 1538 по 1615 годы. Автор предполагал изложить полную историю монастыря до конца XIX века, так как ему удалось получить разрешение для работы в монастырском архиве. За два года работы с архивом (1874-1876 гг.) он успел дописать свой труд до 1788 года, но опубликована была лишь часть до 1615 года[82]. Работа построена на основе перечня настоятелей монастыря и цитат из Вкладной книги (период управления каждого из настоятелей характеризуется цитатами из Вкладной книги с краткими комментариями автора). Параллельно автор сравнивает перечень настоятелей с перечнем, приведенным в «Истории Российской Иерархии» Амвросия. Всего автор описывает деятельность 17 игуменов и 3-х периодов междуигуменства.

В сведениях, приведенных в переписях XVI, XVII и XVIII веков, есть краткое описание внешнего вида монастыря и данные о количестве братии, а в «Истории Российской иерархии»  Амвросия ‑ подробное описание внешнего вида монастыря по состоянию на начало XIX века. Описание каменного собора с фотографиями можно найти в статье современного исследователя Л. К. Масиеля Санчеса[83].

В периодической печати (ОГВ и ОЕВ, Олонецкая неделя) приводится описание событий и повседневной жизни, относящихся к XIX и началу XX века. Например, это празднование престольных праздников, проведение миссионерских курсов.

Отдельным узким темам посвящены доклады в сборниках конференций Каргопольского музея. В. И. Иванов анализирует описание монастыря 1581  года, М. В. Пулькин рассуждает на тему взаимодействия монастыря с городскими приходами в конце XIX века. А. В. Пигин публикует неизвестный фрагмент вышеупомянутой работы К. А. Докучаева-Баскова, в котором автор объясняет, почему он решил так подробно изучить историю этого монастыря.

На 2003 год мне были доступны 23 источника, в которых в разной степени затронуты вопросы истории монастыря. Опираясь на эти материалы, я  воссоздала историю обители от основания до закрытия, это исследование было опубликовано Каргопольским музеем[84] в сборнике «Каргополь. Летопись веков: Труды Каргопольского музея» и явилось первой обобщающей статьей по истории монастыря, которая охватывает все периоды его существования.

Часто история монастырей связана с существованием на их территории домов для престарелых (Андреевский монастырь в Москве, Спасо-Преображенский монастырь на о. Валаам). И на месте Спасо-Преображенского монастыря через несколько десятков лет после его закрытия возник Каргопольский дом-интернат для престарелых и инвалидов, который существует по настоящее время.

В истории монастыря много белых пятен, это связано как с разрозненностью источников, так и с отсутствием внимания к его истории современных исследователей. Но даже то немногое, что на сегодня известно, даёт нам повод поднять вопрос о музеефикации территории монастыря и его последнего сохранившегося здания.

Сегодня в этом здании располагается администрация дома-интерната, здание не заброшено, оно живёт и поддерживается в надлежащем состоянии силами этой организации. Музеефикация настоятельского дома возможна, например, если  администрация дома-интерната примет решение освободить это здание и найти другое помещение на этой же территории.

В существующей на сегодня ситуации, когда настоятельский дом занимает администрация дома-интерната, можно рассматривать сотрудничество Каргопольского музея и администрации этого учреждения. В любом случае, первым шагом к музеефикации в настоящий момент может быть установка информационных модулей на территории дома-интерната и создание макета монастыря.

Появление нового музейного объекта повысит туристическую привлекательность города и положительно повлияет на развитие территории его правобережной части.

Специалисты знают общую информацию о времени возникновения и о местоположении монастыря, местное же население в большинстве случаев даже не знает о существовании такого монастыря. Поэтому важно, чтобы информация о монастыре была бы открытой и доступной для широкого круга населения, прежде всего для местного. Кроме этого, необходимо дальнейшее изучение источников по истории монастыря, чтобы воссоздать наиболее полную историческую картину его прошлого.

Монастырь, который существовал на протяжении более четырёх столетий, достоин быть сохранённым в памяти будущих поколений!

В. А. Притчина (Тотьма)

Набойные доски

и набоечные ткани в коллекции

Тотемского музейного объединения

Тотемское музейное объединение (ТМО) является хранителем значительных этнографических коллекций. Одна из них – это предметы, характеризующие развитие и бытование с давних времён одного из старинных крестьянских промыслов Вологодской губернии – набойного.

Набойка считается древнейшим способом украшения ткани при помощи краски и деревянных досок «манер», который был известен на Руси уже в Х веке. Наряду с «набойкой» в документах ХVI-ХVII вв. встречается понятие «выбойка», которое позднее почти не используется. Выбойка – ткань с окрашенным полем и не закрашенным узором. Набойка – ткань с красочным набивным узором по однотонному или не закрашенному фону. И если вышивкой, ткачеством мастерицы занимались в каждой крестьянской семье, то набойкой занимались отдельные семьи.

Коллекция предметов, относящихся к набойному промыслу, формировалась с момента создания Тотемского краеведческого музея. Первоначально это были отдельные поступления. В более позднее время способом комплектования стали целенаправленные экспедиции, обследовавшие волости Тотемского и соседних уездов. Это позволило не только выявить центры производства набойки, узнать фамилии мастеров, но также детально познакомиться с процессом производства, который семьи набойщиков обычно держали в секрете.

В настоящее время коллекция Тотемского музея представлена предметами ХVIII – нач. ХХ вв.: набойными досками (более 80 единиц хранения) образцами тканей (более 50), сарафанами (15 единиц хранения), деталями церковных одежд и покровами, на изнанке которых использована набойка.

Одними из первых поступлений стали фрагменты кубовой набойки, привезённые в 1924 году этнографом М. Б. Едемским и директором музея Н. А. Черницыным из Кокшеньги (ныне Тарногский район Вологодской области)[85]. Но информация о развитии и бытовании промысла в Кокшеньге была лишь краткой: указаны место бытования промысла (д. Рыкаловская Спасской волости и Заборская волость) и отдельные термины, характеризующие промысел. Образцы набоек названы «печатками», сарафаны из набоечной ткани – «печетниками».

Вторично центр по производству набойки в Заборье подтверждён поступлением в 1925 году набойных досок от Вениамина Михайловича Дубровского из д. Дубрава Заборской волости[86]. От остальных они отличаются большими размерами, грубо обработанной поверхностью, сильными утратами, что позволяет сделать предположение более раннего их происхождения. Экспедиция ТМО 2002 года подтвердила наличие центра по производству набойки в с. Красном (бывшая деревня Ключевская) Заборского сельсовета Тарногского района[87]. Местные жители называли мастера Михаила Подосёнова. К сожалению, из его родственников здесь никто не проживает, поэтому подробно об этом центре узнать ничего не удалось. В Тарногском музее традиционной народной культуры хранится шесть набойных досок из мастерской этого мастера.

Крупный центр производства набойки существовал на территории Кокшеньги и в Лохте, откуда отмечено поступление в 1947 году набойных досок в количестве 30 единиц для печатания рисунка масляными красками[88]. Они принадлежали А. В. Окатову. Являлся ли он представителем семьи набойщиков или сам набивал ткани, нам не известно. На поверхности этих досочек-штампов сохранившиеся следы краски, узоры разнообразны: кружки, листья, звёздочки, геометрические фигуры.

Ещё один центр производства набойки существовал в Шебеньге, близ Тарноги. Во время экспедиции в 2002 году в соседний, Раменский сельсовет, местные жители нам рассказали о старике ‑ набойщике, который жил в Шебеньге, его звали «Горюшко», «ткань на сарафаны красил жёлтыми цветочками»[89]. Тарногский краевед В. И Ермолинский пишет: «В Маркуше ремеслом крашения и набивки занималась Екатерина Егоровна Пушникова, а в Шебеньге – Андрей Данилович Истомин, по прозвищу «Горюшко». Его работа ценилась и нравилась. Он окрашивал в два, три цвета. Сшитые сарафаны-крашенинники женщины одевали сначала только по праздникам, а потом уже постаревшие носили ежедённо»[90].

В коллекции музея есть лишь образцы набоек из Кокшеньги, набойные сарафаны не поступали с этой территории, это даёт возможность предположить, что здесь раньше, чем в других местностях, им на смену пришли сарафаны из фабричных тканей, которых довольно много в нашей коллекции. Но зато из соседнего Нюксенского района имеется шесть поступлений[91]. Узор на трёх сарафанах дополнен нанесением оранжевых точек масляной краской, переливается многоцветием, ткань похожа на разноцветный ситчик. Два сарафана окрашены с помощью «хромтика», специального компонента, добавляемого в вапу, придающего ткани жёлтую окраску. Гамма красок в нём более сдержанна. Один из сарафанов выполнен с «голубью», и кажется по расцветке проще других.

Поступление нескольких кубовых сарафанов из Городищенского и Уфтюгского сельсоветов дают нам возможность предположить, что центры набойки существовали именно там. Во время экспедиции в Нюксенский район в 1992 году мы получили конкретную информацию, т. е. названия деревень, где занимались набойкой в правобережных присухонских волостях. Это д. Сарафановская Кулига, расположенная в сторону Устья Городищенского от Брусенца, где, по рассказам местных жителей, в «давние времена» жили мастера – набойщики, и д. Монастыриха, где набойкой занималась Авдотья Никулина[92].

На изнанке одного из нюксенских сарафанов – надписи, выполненные при помощи вапы. Возможно, мастер тем самым указал владелицу ткани и место её жительства, мы делаем только предположение, поскольку надпись полностью не читается. Обычно на готовом изделии пометки старались скрыть. На других сарафанах в коллекции надписи не присутствуют.

На территории Тотемского уезда выявлено ещё несколько локальных мест бытования набойки. Очевидно, что центр набойного промысла существовал близ города Тотьмы на соляных варницах в д. Галицкой Пятовской волости. Известно, что в 1922 году в краеведческий музей от Замараевой Пелагеи поступило 28 набойных досок. В книге поступлений есть краткая запись: «Набойкой занимался ее муж Иван»[93].

Встречи с жителями деревень близ Варниц были безуспешными, пока не поделилась своими воспоминаниями Елена Николаевна Ворошилова, 1922 г. р., бывшая жительница Варниц: «Помню бабку Пелагею, в двухэтажном доме за дорогой жила». Далее следовал рассказ о трёх братьях Замараевых, Иване, Александре и Николае. Её рассказ был дополнен воспоминаниями жительницы Тотьмы Марии Александровны Замараевой: «Они проживали в д. Галицкой. Прозвище их было «Дедовы». Дом их был большой, двухэтажный, скотская изба в середине, в этой избе была печь, колодец. Имелся овин, гумно, «долонь» была деревянной, а не земляной, начнут молотить, слышно по всей деревне (я здесь делаю предположение, возможно, это был стук, возникавший при производстве набойки). В семье Замараевых появилось первое радио в деревне. Жили зажиточно, но их не раскулачили»[94].

Доски из мастерской Замараевых очень разнообразны по рисунку: от самых простых горошин и ёлочек до изысканных цветов и вьющихся ветвей.

Несмотря на то, что набойные доски поступали в разное время от жителей Тотьмы, о развитии самого промысла в городе ничего не известно. Один из центров производства набойки был выявлен экспедицией Тотемского краеведческого музея в 1959 году в д. Заборье Подболотного сельсовета Бабушкинского района. В результате в музей поступило семь набойных досок из семьи мастеров Кушмерёвых-Шаркуновых[95]. Но сведения о технологии производства набойки во время первой экспедиции не были собраны.

Вторично центр в д. Заборье нами был обследован спустя почти 30 лет в 1988 году[96]. В д. Кокшарка Подболотного сельсовета Игнатьева Мария Ивановна 1914 г.р. рассказала о набойщике по ткани, из д. Заборье. «Звали его «Ладя», (по-видимому, это прозвище мастера), ‑ дочь его Нюрка на пекарне работает». В этой же деревне Игнатьевская Парасковья Михайловна 1910 г.р. продолжила рассказ о мастере: «Намиряем на сарафан, он вытешет досочку, разломит, одну половинку нам отдаст, другую для образца привяжет к холсту. Набойку делали с «голубью» ‑ круглые голубенькие кружочки, вот и отдавали ему «портно».

Побывав в д. Заборье, мы познакомились с Шеркуновой Анной Владимировной («Нюркой»). Она и рассказала о занятии набойным производством их семьи. Родоначальником был её дед по материнской линии Ипполит Федорович Кушмерёв, который в молодости работал в Петрограде в «красильных домах», где и приобрёл секреты мастерства набойки. Выехав на родину в Вологодский край, он обосновался в местечке Сараево, ныне современный Кич-Городецкий район. Его преемником стал зять – Владимир Моисеевич Шеркунов (1893 г.р., муж дочери Анны Ипполитовны). Мастерская Кушмерёвых-Шеркуновых была единственной по всей волости.

Обычно в мастерской существовало разделение труда, в производстве участвовали все члены семьи. Мужчины старшего поколения или женщины принимали заказы, главный мастер – глава семьи, занимался набойкой, а полосканием, развешиванием и разглаживанием холстов занимались женщины и подростки. Мастера набойного дела строго хранили в тайне рецептуру составления красок и растворов для производства набойки. Секрет передавался только родственникам. Анне Владимировне мастерство передал отец. Производство набойки продолжалось в этом глухом уголке Вологодчины до середины 1940 годов, возобновившись в военные годы, но в связи с отсутствием краски, исчезло. В производстве набойки мастерица выделила несколько этапов.

1. Приём заказов и расчёт за работу.

Семья мастера-набойщика Владимира Шеркунова имела 22 узорные доски. Они изготовлены мастером Кушмерёвым Ипполитом Фёдоровичем. От набойных досок других центров они отличаются «топорной» работой. Рисунок на некоторых из них не просматривается чётко, пестрит густотой элементов. Для приёма заказа использовался холст – узорник с образцами набивной ткани длиной метра три. Чтобы не перепутать заказы, использовали «рубочки», деревянные пластинки, состоящие из двух половин с номером узора. Одну половину отдавали хозяйке холста – заказчице, другая – оставалась у мастера. Стоимость метра набойки приравнивалась к одному рублю. Денег не было, поэтому чаще всего платили хлебом (один фунт за метр, т.е. 400 гр.) или картошкой (по 10 фунтов за метр). На сарафан, обычно, уходило до пяти метров холста.

2. Приготовление состава для окрашивания.

В «куте», в специально отведенном помещении, в землю закапывали бочку ёмкостью 200 литров, куда добавляли краску «из квадратных банок» фабричного производства из Санкт-Петербурга, которую «покупали с рук в д. Талица», добавляли синий купорос и известь. Раствор настаивался двое суток. Вапу («лапу») варили перед топкой печи – на шестке из двух купоросов – синего и белого, «камити» ‑ белой глинки, «похожей на серу, её ещё жевали», мыла, извести, квасцов, («квасти» ‑ кислый на вкус брусочек) горючей серы. «Камить» с купоросом (купоросом ещё ноги лечили) кипятили отдельно. Состав размешивали поварёшками, «когда пойдут белые пузыри, выставляли среди избы», выливали в круглое лукошко – «черепаху», околоченную внутри войлоком, в которой состав остывал.

3. Нанесение узора первый раз.

Для нанесения узора в первый раз использовали доски с металлическими пластинками. Холст натягивали на верстак, околоченный войлоком. Три ложечки вапы («как сметана белая, её век не отмоешь») наливали в «черепаху», куда обмакивали набойную доску, а затем кулаком прихлопывали на холст. Над чаном, закопанным в «куте», в потолке закрепляли колесо с намотанным холстом, который опускали в чан для окрашивания. Поднимали колесо через две-три минуты, и так повторяли три раза. Сушили холст на «шистиках» ‑ шестах, наколоченных в избе. В голубой цвет красили 10 минут.

4. Нанесение узора второй раз.

Второй раз орнамент наносили на холст досками без металлических гвоздиков, с узором, вырезанным на деревянной поверхности. Вапой прокладывали весь холст и опускали его в чан, где держали дольше, чем при первом окрашивании. Узор получался темнее.

5. Полоскание холстов.

Полоскали окрашенные холсты в чанах («тчанах»), которые устанавливались рядом с бочкой. В холодную воду наливали купоросного масла по две кружки в чан. В «кадцу», где полоскали второй раз, выливали одну ложку купоросного масла. Третий раз холсты полоскали на реке. Набойка получалась трехцветной. Белый цвет – от вапы, синий – «где вапы не попало», голубой – после второго окрашивания.

6. Лощение ткани.

Станок для лощения ткани закреплялся в отверстиях стены в избе. Он имел два желобочка («как корытечка»). Лощили ткань стеклянным лощилом, которое было вставлено в рукоять. Ткань передвигалась по станку и в желобках лощилась. «По станку тащишь ткань и в желобочках лощилом лощишь»

От былого производства набойки в семье Шеркуновых, по словам рассказчицы, ничего не осталось. При строительстве нового дома станки, доски и другие принадлежности закопали под фундамент.

Ярким свидетельством развития набойного промысла в Подболотье являются поступившие в 1959 году набойные доски и в более позднее время набойные сарафаны, которые здесь называли «кубовиками», «крашенинниками»[97]. Экспедиция 1984 года выявила ещё один центр производства набойки на территории современного Бабушкинского района. Он существовал в д. Веретье (бывшая Юркинская волость Тотемского уезда).

У жительницы д. Петухово Юркинского сельсовета Махиной Клавдии Алексеевны мы приобрели в музей сарафан из набойки. Его владелица рассказала, что холст набивали мастера из соседней деревни Веретье[98]. Как оказалось, набойные сарафаны носили здесь на вечорки и по праздникам. Второй сарафан (его владелица назвала «юбкой») был куплен в д. Юркино у Климовой Пелагеи Ивановны 1910 г. р.[99] Скорее всего, холст сарафана тоже набивали мастера д. Веретье, поскольку д. Юркино находится по соседству. Наличием других предметов, кроме рассказа и двух поступивших сарафанов, данный центр не подтверждён.

Более раннее (1926 год) поступление в музей пяти набойных досок из д. Сарафаново Харинской волости от Кузнецова Василия Сергеевича даёт возможность предположить наличие здесь третьего центра производства набойки[100]. В д. Мулино этого же сельсовета Воробьёва Глафира Васильевна продала сарафан из набойной ткани[101]. Очевидно, это изделие местного производства. Ещё один сарафан был приобретён в д. Пожарище[102]. В д. Митино Косиковского сельсовета у Поповой Александры Ивановны 1913 г.р. был куплен ещё один сарафан[103].

На данный момент это вся информация о центрах набойки на территории современного Бабушкинского района, которой располагает музей. Но возможно, некоторые из центров ещё не выявлены. Итак, мы фрагментарно познакомились с коллекцией нашего музея, характеризующей развитие набойного промысла. Перспектива по дальнейшему исследованию заключается в необходимости сопоставления набойных досок и сарафанов из набойки различных районов и выявления, происходил ли обмен образцами, технологическими приёмами, или же каждый центр работал в полной изоляции.

В настоящее время назрел вопрос популяризации этой этнографической коллекции и введения в научный оборот интересного регионального материала, имеющего значение для всей культуры Русского Севера, тем более, что публикаций, по этой теме немного. С другой стороны, эти данные очень важны для тех мастеров, которые хотят возродить набойку и создать аутентичный костюм.

Набойные доски из мастерской Кушмеревых-Шеркуновых. Нач. ХХ в.

Набойные доски. XIX в. (Лохта. Принадлежали А. В. Окатову).

Фрагмент набойной ткани из Маркушевского музея (филиал Тарногского музея традиционной народной культуры).

Набойная ткань из Нюксенского района

 Директор Тотемского музея Ю. П. Ерыкалова в экспедиции в д. Кокшенгская Нюксенского района. 1991 г.

В. Ф. Сосонкина, М.П. Кузыбаева (Москва)

К вопросу о репрезентации

фармацевтического наследия

Истории фармации посвящено немало исследований. Есть серьёзные монографии, публикации в сборниках научно-практических конференций, в периодической печати[104] Однако о хранилищах наследия фармации, которыми являются аптеки-музеи и которые имеются практически в каждом государстве, публикации немногочисленны. Современное положение дел в данной области остаётся малоизученным. Соответственно исследование аптечного фармкластера и форм репрезентации фармацевтического наследия в сопредельных государствах своевременно и актуально. Оно основывается на применении сравнительно-аналитического метода и реконструкции.

Термин репрезентация  является «многозначным понятием, широко употребляется в философии, психологии, социологии, социальном познании в целом. Наиболее общее определение может быть зафиксировано как представление одного в другом и посредством другого»[105]. Дословно значение этого понятия происходит о фр. representation , что означает представительство опосредованное, «вторичный» показ первообраза и образа, артефактов, идеальных и материальных объектов, их свойств, отношений и процессов. Репрезентация фармацевтического наследия во многом зависит от интерпретационных принципов, предрасполагающих нас к тому, что нам предстоит увидеть, и управляется канонами, принятыми в культуре, что стало типично для большинства музеев истории фармации на постсоветском пространстве.

Большой опыт создания исторических экспозиций по аптечному делу и фармации накоплен в Республике Беларусь. Значимую роль в развитии аптечных музеев играет содружество учёных-фармацевтов из медицинских университетов и колледжей, инициатива практикующих специалистов и ветеранов отрасли, простых граждан. Прослеживается создание в республике специализированной сети из многочисленных районных, областных музеев – аптек, исторических уголков. Более пяти лет в Минске функционирует кабинет истории фармации. Его открытие было приурочено к 80-летию образования Белаптекоуправления, как единой системы руководства аптечной службой Беларуси и организации лекарственного обеспечения населения. Здание аптеки, где расположен кабинет, включено в реестр историко-культурных ценностей Республики Беларусь, но он сам не является музеем, а предназначен для работников здравоохранения. Фактически кабинет может рассматриваться как республиканский научно-исследовательский центр истории фармации. Трансформация центра истории фармации  Беларуси в  музей республиканского уровня, который будет доступен обществу и станет главным хранителем наследия в данной области человеческой деятельности, происходит постепенно. Этот процесс совпадает по времени с возникновением новых районных и городских аптечных музеев, деятельность которых всесторонне освещается в средствах массовой печати, периодических и специальных изданиях, в сети интернет.

Одна из самых известных аптек-музеев Беларуси – «Иезуитская аптека» –относится к необычным музеям города Гродно, который известен как историческая столица Принеманья с давними медицинскими традициями. Располагается она на территории архитектурного комплекса иезуитского монастыря XVIII века. По мнению белорусских историков фармации это ‑ старейшая аптека на всем постсоветском пространстве. Она была открыта в 1709 году. Однако некоторые источники свидетельствуют, что дата её основания иезуитами  1687 год. В своем первозданном виде, но с некоторыми перестройками и переделками,  аптека дошла до 1950-х гг., когда советские чиновники решили её закрыть и отдать под медицинские склады. Однако советские аптекари оказались людьми очень бережливыми и уважительными к старине, поэтому, когда было решено открыть музей-аптеку (1980-е гг.), не понадобилось много времени, чтобы собрать интереснейшую экспозицию – все аккуратнейшим образом хранилось на складах. Помогали собирать редкие старинные предметы и местные жители. Они приносили в музей старинные флакончики и другие медицинские вещицы.

Второе рождение иезуитская аптека получила в 1996 г., когда часть ее помещений восстановил научно-производственный кооператив «Биотест». Посетителя знакомят с развитием фармации в Гродно, демонстрируется коллекция аптечной посуды конца XIX ‑ первой половины XX веков. Функционирующая экспозиция музея состоит из трех тематических комплексов. В XIX веке гродненская аптека имела три лаборатории, которые занимали отдельные помещения: травяную, галенову (от имени прославленного медика древности Галена) и химическую лаборатории.

Одна из частей музея представляет собой «уголок алхимика» или «мастерскую алхимика», использовавшуюся первыми фармацевтами и служившую образцом для растительных лабораторий повсеместно. Травяная лаборатория – кокторий (от лат. coctum – «варить, готовить») – устраивалась в хорошо освещенной, сухой комнате с печью, каменным или керамическим полом. В ней было очень простое оборудование: печь с плитой для варки, кастрюли для отваров, биксы для наливок, жбаны, сковороды, сита, колбы, мензуры, весы, прессы, мельницы, резаки и др. предметы. Следуя сложившейся в аптечном деле средневековья традиции, здесь максимально достоверно воссоздан интерьер и атмосфера травяной лаборатории прошлого. Вторая часть экспозиции представляет собой рецептурный/экспедиционный зал, реконструированный по документам XIX – начала XX века. Он является тем местом в аптеке, в котором осуществляется экспедиция («выдача») лекарственных препаратов. Как правило, это единственное помещение, куда допускаются посетители аптеки.

В этом разделе на экспедиционном столе (он же «первый» стол), за которым фармацевт обслуживал клиента, установлены тарирные весы с ящиком из красного дерева, конторка с чернильницами и набором для туши, керосиновая лампа и др. Позади прилавка, за спиной фармацевта располагался большой аптечный шкаф. Он традиционно состоит из двух частей. Сверху размещены полки с фарфоровыми аптечными банками и стеклянными штанглазами, в которых хранятся сыпучие, твердые и жидкие лекарственные формы. Снизу в несколько рядов располагаются выдвижные ящики с расфасованными в мелкую тару лекарственными средствами, предназначенными для продажи. Ансамблевый предметный комплекс «Фрагмент экспедиционного зала» в музее – аптеке в Гродно воссоздан на рубеж ХIХ – ХХ вв. В застекленных шкафах, расставленных вдоль стен, экспонируется медицинский и лабораторный инструментарий, мелкое аптечное оборудование, фармацевтическая реклама и газеты начала XX века.

Третья часть экспозиции посвящена истории самой аптеки и аптечного дела в Гродно. Начиная с XV века, появившиеся в Великом Княжестве Литовском католические ордена стали организовывать свои аптеки, приюты и больницы. Пальму первенства в аптечном деле удерживал орден иезуитов, который с 1662 года имел своеобразную монополию на обучение фармацевтическому искусству в Речи Посполитой. В иезуитских хрониках первым среди гродненских аптекарей (1687 г.) значится брат Ян Тишкевич.  Летели столетия, менялись владельцы, а старая аптека оставалась на прежнем месте и в прежнем виде.  Больший список частных владельцев и официально приглашенных  европейских ученых свидетельствует о привлекательности службы в аптеке. Исследователи раскрыли вклад каждого из них в развитие медицинских и фармацевтических знаний в Гродно и на территории Принеманья, представив зрителю, научный труд или документ, мемориальный предмет, фотографию события, периодику. Специальный блок материалов рассказывает об арендаторе аптеки с 1905 года, а с 1920 г. ее владельце провизоре Эдварде Степневском (1879-1944) – влиятельном политическом и общественном деятеле, президенте г. Гродно (1922-1927).

Консолидация ветеранов, работающих специалистов, молодых провизоров республики Беларусь в общественном объединении «ФАРМАБЕЛ», которую осуществляет Кабинет истории фармации в Минске, открывает большие возможности по сбору, изучению и сохранению с последующей репрезентацией обществу как древней истории фармации, аптечного дела советского периода, так и современного состояния этой сферы деятельности.

Большое внимание уделяется подготовке нового поколения фармацевтов и провизоров на базе исторических экспозиций. Первый детский конкурс «Аптечное искусство» состоялся в марте 2017 г. в Минске, в кабинете истории фармации, расположенном в аптеке №88 РУП «БЕЛФАРМАЦИЯ».   С.В. Романовская ‑ ассистент аптеки № 17 провела мастер-класс по изготовлению порошков (с сахаром). Затем начался самый ответственный этап смотра-конкурса: демонстрация юными конкурсантами своих познаний и умений технологического процесса изготовления порошков: разложение бумажных капсул (3 шт.), взвешивание порошковой массы, рассыпание в бумажные капсулы, завертывание капсул с порошком, укладка порошков в бумажные пакеты. По итогам выполненных заданий победителям присвоено звание «Лучший аптекарский ученик» с вручением специальных призов и сувениров. У организаторов мероприятия укрепилась надежда, что в скором будущем юные конкурсанты пополнят ряды дружного коллектива РУП «БЕЛФАРМАЦИЯ», получив профессиональное образование  в фармакадемии и колледжах.

Привлекателен для целевой аудитории историко-культурный проект «В гостиной аптекаря Йозефа». Проект служит площадкой ежегодной встречи членов клуба по истории фармации, клуба молодых писателей, художников и других культурных сообществ Минска. Тема последней такой встречи (октябрь 2016 г.) была: «Лекарственные растения в жизни и творчестве людей». Участники мероприятия знакомились с экспонатами кабинета истории фармации, отражающие применение лекарственных растений в научной и народной медицине на разных исторических этапах. Преподаватели высших учреждений образования рассказывали об ученых, внесших весомый вклад в исследование растительной флоры Беларуси, провизоры и врачи – о возможности фитотерапии в жизни людей, писатели и художники  – об образе лекарственных растений в литературных произведениях и живописи и т. д.

Уважительное отношение к истории фармации и аптечного дела проявляется в областных центрах и крупных городах Беларуси, где также создаются экспозиции из уникальных артефактов, проводятся социально ориентированные и культурные мероприятия.

Слияние действующей аптеки и исторической экспозиции в одном учреждении здравоохранения стало одной из особенностей в музейном мире современной Беларуси. Такой подход к развитию аптеки – музея как наиболее устойчивой формы музея фармацевтического профиля несет в себе большую историко-культурную значимость, раскрывает историю фармации, связывает деятельность представителей прошлых поколений, внесших определенный вклад в становление и развитие аптечного дела, с современностью.

В Российской Федерации также используется подобный подход при музеефикации помещений старинных аптек, которые частично превращаются в музейные объекты и продолжают параллельно торговлю медикаментами. Этот процесс породил много интересных исторических экспозиций о прошлом фармации и аптечном деле в Санкт-Петербурге (аптека Пеля на Васильевском острове), в Ярославле (Казанская аптека), в Челябинске (аптека Плонского), в Туле (Старая тульская аптека) и в Барнауле (Горная аптека), о которой целесообразно рассказать подробнее.

Алтай всегда был и остается притягательным для путешествий благодаря своей богатой истории, необычайно красивой природе, отзывчивым и гостеприимным людям. Не случайно, что все новшества в музейной жизни региона нацелены на создание ещё большей привлекательности края и дальнейшее развитие там туристической индустрии как для российских граждан, так и для гостей из-за рубежа. Одним из результатов реализации такой политики местной власти стали новые музеи в г. Барнаул – столице края. Среди частных инициатив отцов города и бизнесменов на музейном поприще стоит обратить внимание на музей «Горная аптека», который функционирует более трех лет. За столь непродолжительный период своей деятельности это частное по форме собственности учреждение завоевало большую популярность в городе и регионе, вошло в многочисленные туристические маршруты республики и получило известность уже как Краевой туристический центр.

«Горная аптека» расположилась в уникальном памятнике истории и архитектуры XVIII в., каким является одно из первых кирпичных зданий в самом центре Барнаула. Она предназначалась для лечения горнозаводских рабочих и их семей.  По некоторым источникам оно было возведено в Алтайском горном округе в период активной работы горнорудных заводов Акинфия Демидова. Но потом в Барнауле случилось небывалое наводнение, которое разрушило постройку. В 1793 году на ее месте построили новую аптеку, в которой и находится музей аптечного дела. Именно её местные краеведы называют первой аптекой на Алтае и одной из первых в Сибири. Как установили сотрудники музея, в разные времена здесь жили и работали выдающиеся путешественники и исследователи: Петер Симон Паллас, Фридрих Геблер, Карл Ледебур, Эрик Лаксман, каждый из которых внес посильный вклад в изучение и описание особенностей данной местности и её природных богатств. Недавно старинное здание, дожившее до наших дней, было взято в аренду и  отреставрировано фирмой «Алтайский букет». Музей аптечного дела открывает публике не только секреты изготовления фармацевтической продукции в предшествующие эпохи, но также предоставляет уникальную возможность познакомиться с продукцией ведущих предприятий, входящих в «Алтайский биофармацевтический кластер». Были созданы несколько исторических экспозиций, среди которых и кабинет провизора, поглощенного работой по изготовлению лекарств. Большая часть коллекции предметов «Горной аптеки» была обнаружена в подвальном помещении здания при его капитальном ремонте и подтолкнула собственника к подготовке тематической выставки, а затем и музея. В настоящий момент собрание насчитывает около полутора тысяч экспонатов и продолжает пополняться за счет даров и приобретений у антикваров, экспедиционных находок.

В «Горной аптеке» располагается бутик местных продуктов, где можно попробовать и приобрести лучшие сорта алтайского мёда, натуральные растительные масла, продукты пантового мараловодства, десерты и напитки из алтайской облепихи. Кроме того, здесь представлен широкий выбор подарочных наборов, символизирующих богатство и щедрость природы Алтая, культуру и историю его жителей.   Дальнейшее развитие учреждения как краевого туристского центра привело к появлению ресторации, началу дегустационных мероприятий и среди них энотерапия по  фармакологическим прописям, как и во многих странах и больницах, где применяли рецепты использования вина в лечебных целях.

Трудно представить масштаб работы маленького коллектива (3 сотрудника) с гостями города и его жителями. «Горная аптека» активно участвует во всех общегосударственных музейных мероприятиях для самой широкой аудитории. Каждый   год это «Ночь в музее», фестиваль туристических организаций края, День города, которые сопровождаются оригинальной  научно-познавательной программой и многочисленными участниками, зрителями.

Проведен конкурс красоты и талантов «Маленькая мисс Провизор». По итогам отборочного тура в конкурсе приняли участие 12 девочек в возрасте от 6 до 10 лет. Некоторые из них уже сейчас мечтают связать свою судьбу с медициной, кого-то привели мамы, работающие в провизорами. Одной из актуальных стала тема красоты и здоровья. Тематика медицины и фармацевтики также присутствовала в конкурсных заданиях. Так, например, участницам была поставлена задача: отразить провизорскую тему в дефиле. С этим творческим заданием справились все, причем образы были настолько яркие и оригинальные, что даже профессиональное жюри долго решало, кому отдать свое предпочтение. И именно этот конкурс оказался решающим. Победу и титул Мисс Маленькая Провизор получила Ева Попова. Ее образ травницы в русском костюме получил высший балл у всех членов жюри. Эта победа дала Еве право на участие в краевом конкурсе «Принцесса Алтая». Кроме того, победительница получила первое свое настоящее украшение ‑ гранатовый крестик от компании «DAVID» и провизорский наряд в стиле XIX века от « Горной аптеки», а также много других подарков. Остальные участницы были отмечены жюри специальными номинациями и также поучили призы и подарки от партнеров учреждения.

Разумеется, что старт частных музеев – аптек в городах Российской Федерации – явление новое и во многом нацеленное на извлечение собственником прибыли  и повышение авторитета своей компании. Они оторваны от образовательных учреждений  мало вовлечены в историко-фармацевтические и научные исследования, о чем остается лишь сожалеть. Чем отличается «Горная аптека» Барнаула, так это серьезным научно обоснованным подходом к созданию фармацевтических экспозиций, тщательным изучением предыстории вопроса в архивах и других государственных музеях, поиском аналогий, изучением накопленного опыта подобной деятельности. В частности по выявленным документам ведется разработка концепции воссоздания городского аптекарского сада и огорода, как новой туристической достопримечательности.

Аналогичный опыт уже имеется у Владимиро-Суздальского историко-архитектурного музея-заповедника, где в 2000-е гг. силами сотрудников монастырский огород  был восстановлен и дополнен новыми видами лекарственных растений. Сохранена старинная крестообразная планировка. Делянки размером 4x 4м ежегодно сплошь засеваются лекарственными растениями[106]. Научные сотрудники Суздальского музея-заповедника, поддержанные администрацией, подготовили и издали в сокращенном варианте книгу, включающую сведения из старинных травников-лечебников Н. М. Максимовича-Амбодика и Фридриха Гофмана, где были собраны сведения о полезных свойствах растений, встречающихся, как в дикой природе, так и выращиваемых в культуре. Приведенные нами факты из современной музейной практики свидетельствуют о большом интересе к монастырским садам и огородам со стороны специалистов, которые, возрождая давнюю традицию, создают новый элемент в составе музея XXI в.

Таким образом, можно заключить, что в Российской Федерации ещё с момента зарождения первых собраний фармацевтического профиля в древности до нашего времени дошли лишь отдельные документальные и вещественные источники, сохраняемые в государственных архивах и музеях страны, в частных собраниях. Фармацевтические  коллекции (предметы, книги, документы, фото, гербарии, отдельные образцы), сформировавшиеся при лекарских школах, на кафедрах высших медицинских учебных учреждений и  в колледжах, в настоящее время фрагментарно отражают историю предмета. Единственный в стране государственный общедоступный фармацевтический музей не функционирует. Наиболее жизнеспособными оказались такие формы существования и репрезентации фармацевтического наследия как монастырский сад и огород, аптекарский огород и аптека-музей.

Многообразие форм предъявления обществу наследия фармации и её современного состояния свидетельствует о значительном интересе к этой группе естественно-научных и краеведческих музеев, о большом потенциале  аптеки-музея как отраслевого фармацевтического учреждения, выполняющего порой не характерные для него изначально социальные функции.

Аптека как музей естественно-научного профиля своим реальным предметным наполнением всегда интересна и востребована обществом, что подтверждается отечественным и мировым опытом. Она является одной из устойчивых форм фармацевтического музея и без специалистов в этой области знания создание такого музея нецелесообразно. Нецелесообразно и создание таких музеев без специалистов с музееведческим образованием, фармацевт должен быть и музееведом. К сожалению, часто фармсообщество отдалено от участия в процессе перевоплощения старой аптеки, что вызывает лишь недоумение.

Можно надеяться, что планируемые в Беларуси и Российской Федерации новые исторические экспозиции фармацевтического профиля будут семантически “многослойными”. Они смогут  и дальше развивать “культуру участия” (participatory), а организаторы привлекут к соучастию в процессе обновления специалистов фармацевтов, которые отзовутся и финансовой поддержкой и своим активным присутствием в музее. Историко-культурный контекст будущего музея будет не полон без применения «мультичувствительности». Необходимо максимально задействовать все органы чувств посетителя. Звуки, запахи, ощущения станут не только дополнительным элементом в экспозиции, но и музейным объектом, новизна которого несомненна. Прогрессивные изменения в музейном мире Беларуси и России отчетливы и многообразны. Развитие фармацевтических музеев в сопредельных государствах, о некоторых из которых шла речь выше, яркое тому подтверждение. Однако всю ретроспективу фармации и аптечного дела по силам представить лишь в главном музее отрасли, которого, к сожалению, ещё нет ни в Беларуси, ни в России.

Травяная лаборатория (кокторий) в аптеке-музее Гродно.

Е. С. Семилетникова (Москва)

История и культура старообрядчества

как объект музейной презентации

В настоящее время можно констатировать повышенный исследовательский интерес к теме старообрядчества у историков, филологов, культурологов и других специалистов; регулярно проводятся научные конференции, посвященные истории и культуре старообрядчества[107], выходят в свет монографии, касающиеся различных аспектов старообрядческой проблематики[108]. Заинтересованность в этой теме можно отметить и у широкой публики: повышенным вниманием пользуются музейные выставки по старообрядческой тематике, туристические компании предлагают тематические экскурсии по старообрядческим местам[109].

В этой связи на сегодняшний день видится важным представление полной картины истории старообрядческого движения и освещение роли старообрядцев в истории страны. Важную роль в этом процессе играют музеи.

При музейном показе истории и культуры старообрядчества неизбежно возникает ряд немаловажных проблем, однако, как показывает практика, музейные специалисты далеко не всегда обращают на них внимание.

Важно сказать, что старообрядчество – столь сложное религиозное, историческое и культурное явление, что при музейном представлении различных аспектов старообрядческой культуры и истории невозможно игнорировать вводные обобщающие объяснительные тексты, раскрывающие суть старообрядческого феномена. Музейному специалисту важно понимать, что у современного посетителя при знакомстве с историей старообрядчества может возникнуть проблема оценки событий церковного раскола XVII в. и старообрядческого движения с позиций современных культурных, моральных и духовно-нравственных установок. В этой связи, часто можно услышать мнения о том, что замена двуперстия на троеперстие и некоторых слов в молитве не стоили того, чтобы за это гибли тысячи людей, а другие целыми поколениями претерпевали по отношению к себе репрессивную политику и т.д. Здесь музейный специалист сталкивается с проблемой исторической дистанции сознания средневекового человека и современника. В связи с этим, при освещении начальной истории старообрядчества, особенно церковной реформы патриарха Никона, важно сделать акцент на том, что в жизни средневековой Руси XVII в. религия играла важнейшую роль. Культура и образование (особенно для простого народа) в то время были сосредоточены в церковной сфере. Читать и писать дети учились по псалтырям, праздники были церковные. Исследователь И. Л. Бусева-Давыдова отмечает, что для мироощущения человека XVII столетия характерно «постоянное переживание контакта с Творцом»[110].

В христианской религии внешняя форма церковных обрядов имеет глубочайшее духовное значение. Земная церковь – это символ, символ Бога на Земле. Устройство храма, одеяния священников, церковная утварь, иконные образы наполнены многоаспектным сакральным смыслом. Христианские таинства, слова молитвы, крестное знамение также проникнуты важнейшей символикой, которая единственная является спасительной. Любые малейшие, на наш современный взгляд, изменения во внешней форме, несут глубочайшие внутренние противоречия и могут быть губительны для души, и, как следствие этого, вызывают масштабные споры среди верующих. Вспомним, что одной из причин разделения единой христианской церкви на западную и восточную стал спор об опресноках, то есть спор о том, какой хлеб – пресный или квасной использовать при таинстве евхаристии.

По нашим наблюдениям, для современного верующего человека вера внутренняя более значима, чем внешние её проявления (поход в храм, соблюдение поста, совершение таинств), в какой-то степени это может быть связано с ритмом жизни современного человека, его образом жизни, когда работа отнимает большую часть времени. В современной жизни даже для христианской семьи брак, зарегистрированный в загсе, важнее церковного, не всегда удаётся соблюдать посты и т.д. Это реалии нашего времени. Всё это необходимо учитывать при интерпретации и презентации такой сложной темы как история старообрядчества.

Музейному специалисту следует дать понять посетителю, что мы не можем подходить к оценке событий второй половины XVII в. с позиций своего современного сознания. Это важно и для понимания старообрядческой культуры, старообрядческих полемических, исторических, сочинений, иконографии, особенностей быта. Таким образом, знакомство посетителя с историей церковного раскола, историей и культурой старообрядчества, важно предварить вступительной витриной, экспонаты которой дадут обобщённую картину жизни страны перед расколом. Также, в этой связи, немаловажное значение имеет рассказ экскурсовода, который может погрузить в эпоху XVII в., немного «приблизить» к посетителю образ человека того периода.

После вводного текста о сути церковной реформы, причинах и мотивах зарождения старообрядческого движения следует подробнее остановиться на объяснении сути двух важнейших ветвей старообрядчества – поповства и беспоповства. Это разделение произошло уже к концу XVII в. Старообрядцы-поповцы, после смерти всех священников, рукоположенных до Никона, стали принимать беглых священников, перекрещивали их, (в некоторых согласиях вновь перемазывали святым мирром) и эти священники исполняли все таинства (впоследствии, некоторые поповцы перекрещивание отменили). В 1846 г. бывший боснийский митрополит Амвросий был присоединён к старообрядческой церкви (это произошло в Белокриницком старообрядческом монастыре, в то время – территория Австро-Венгерской империи), таким образом, старообрядцы-поповцы восстановили свою церковную иерархию. Поповцы сохраняют все церковные таинства. Впоследствии, главным центром белокриницкого согласия стало Рогожское кладбище в Москве.

Беспоповцы – «религиозные пессимисты»[111] – были более радикально настроены по отношению к церкви и власти. Беспоповцы считали, что невидимый антихрист уже пришёл на землю в 1666 г. и благодать оставила никонианскую церковь, а духовные и гражданские власти – орудия антихриста. В этой связи, всё священство, поставленное после патриарха Никона – безблагодатное и не может совершать таинства. Беспоповцы понимали приход антихриста «духовно», невидимо (для них он уже совершился), в отличие от беспоповцев, которые ждали его приход «чувственно», то есть буквально, и который откладывался на неопределенный срок.

Беспоповцы сохранили только два таинства, которые совершает их наставник (не священник) – крещение и исповедь. В беспоповских храмах алтарь отсутствует (либо за иконостасом находится стена, либо дверь в алтарь замурована) поскольку благодать покинула церковь и таинства евхаристии совершать некому. Беспоповцы делились на множественные согласия. В ряде беспоповских согласий разрешалось молиться за царя и признавалась семейная жизнь (без таинства брака).

Существовали также беспоповские согласия, где принципиально не молились за царя и не признавали семейной жизни. Таким образом, Синод считал беспоповство наиболее опасным и радикальным направлением в старообрядчестве, чем поповство.

В среде беспоповцев были более строгие бытовые ограничения, наиболее долго сохранялись некоторые средневековые традиции. Так, например, в 1883 г. в Москве состоялся Всероссийский собор федосеевских наставников, на соборе, помимо подтверждения дониконовских обрядов, были зафиксированы и чисто бытовые детали быта беспоповцев-федосеевцев: от Церкви отлучались родители, которые обучали своих детей музыке и танцам, мужчинам запрещалось стричь бороду и волосы «по-немецки» (они не допускались до общесоборного моления), запрещалось употреблять сахар, кондитерские печения, колбасы, «прихотное чаепитие»[112]. Федосеевцы не ходили в общегородские бани, считая, что там можно оскверниться, а на тех из них, кто посетил её, налагалась епитимия[113].

Таким образом, в старообрядчестве параллельно сосуществуют два достаточно глубоко различные по сути своей направления. Поповцы – сохранившие и впоследствии восстановившие церковную иерархию, исполняющие все церковные таинства по старым, дониконовским книгам и придерживающиеся дониконовской обрядности. И беспоповцы, которые, отвергнув священство и лишив себя важнейшего христианского спасительного таинства евхаристии (причащения святых даров), по сути, создали свою отдельную церковь и церковную обрядность.

Исходя из вышеизложенного, при музейной презентации истории старообрядчества, прежде всего, необходимо учитывать неоднородность старообрядчества как социокультурной группы и избегать показа обобщенного образа старообрядца, поскольку старообрядчество – чрезвычайно многообразное и разнохарактерное явление. Старообрядческие общины заметно различались в бытовом и обрядовом аспектах по согласиям, месту проживания, сословному происхождению. От догматики согласия напрямую зависели материальная и духовная культура старообрядцев. Поэтому краеведческим музеям, следует акцентировать внимание на показе и описании особенностей местного старообрядческого согласия, поскольку именно через догматику согласия становятся понятно мировоззрение старообрядческой общины, особенности богослужений и быта.

На музейной экспозиции необходимо показывать это важнейшее и принципиальное различие между двумя основными ветвями старообрядчества. Для более яркого показа можно использовать принцип противопоставления – в двух витринах (стоящих против друг друга или просто рядом) можно разместить соответственно поповский и беспоповский старообрядческие комплексы. Здесь могут быть представлены иконы (у поповцев и беспоповцев существовали отличия и в иконописании), памятники материальной культуры, изображения выдающихся представителей из среды поповцев и беспоповцев.

Важной проблемой при показе истории и духовной культуры старообрядчества, может стать то, что у значительного процента современных посетителей отсутствуют основы православного образования и комплекс необходимых знаний о православной церковной культуре в целом, особенностях богослужений, предназначении и функциях богослужебных предметов (антиминс, воздух, звездица, лжица, копие, дарохранительница и т.д.). Это можно назвать своеобразным «наследством» советской эпохи с её атеистической идеологией, однако отсюда вытекает сложность понимания культуры и мировоззрения старообрядчества. В связи с этим, при демонстрации культовых старообрядческих памятников, необходимо объяснять их функциональное назначение, а также объяснять понятие литургии, устройство православного храма, христианские символы и т.д. Это особенно актуально для детской аудитории.

Перспективной и интересной видится музейное представление быта современных старообрядцев, ведь старообрядчество – живая социальная страта, поэтому старообрядческая бытовая культура, старообрядческая повседневность подвижны, находятся в постоянном процессе встраивания в современные бытовые реалии, это живой процесс, который происходит на наших глазах (интересны позиции современных старообрядцев по отношению к сотовым телефонам, сети Интернет). В этой связи, видится актуальным применение принципов визуальной антропологии для фиксирования жизни современных старообрядческих общин. Визуальная антропология – фото и видео документирование образа жизни различных социальных групп и процессов (обрядов, традиций, ремёсел и др.). В настоящее время визуальная антропология активно осваивается музеями. В ноябре 2016 г. в Государственном историческом музее состоялся семинар по теме: «Визуальная антропология в музее», где, в частности, была затронута тема видеофиксации жизни старообрядцев Верхокамского региона. Автор сообщения Н. В. Литвина – старший научный сотрудник исторического факультета МГУ, заведующая музеем при Археографической лаборатории МГУ и автор фильмов о старообрядцах Верхокамья, подчеркнула, что такие фильмы должны сниматься специально для музеев, учитывая цели и задачи экспозиции. На музейные экспозиции не должны попадать «случайные» съёмки, потому что они, скорее всего, будут выпадать из общего концептуального контекста экспозиции. В своей статье «Телевизионный портрет как форма изучения и фиксации традиционной культуры Верхокамья», И. В. Литвина проанализировала основные подходы к созданию «телевизионного портрета» старообрядца и проблемы, возникающие при видеосъёмке современных старообрядцев: проблема съёмки без предварительного знакомства с героем, проблема ответственности за то, каким образом и перед какой аудиторией будет представлен человек на экране, проблема поиска героев для съёмки[114].

Некоторые аспекты видеосъемки религиозной жизни и быта старообрядцев рассмотрены в статье Е. В. Александрова «Документирование культуры старообрядчества на принципах визуальной антропологии»[115]. Автор подчёркивает, что исследование и видеофиксация религиозной жизни старообрядческой общины – наиболее трудная часть работы документалистов. Расположение общины можно заслужить только длительным общением, уважительным соблюдением принятых установок[116], таким образом, съёмка полноценного фильма о старообрядцах – дело очень длительное, которое может растянуться на несколько лет.

Однако, не смотря на все сложности, возникающие при видеосъёмке, видится в перспективе включение в музейные экспозиции (особенно краеведческих музеев) видеофильмов о жизни современных старообрядцев данного региона.

Таким образом, музейному специалисту важно акцентировать внимание на ряде специфических проблем, возникающих при разработке экспозиции по истории и культуре старообрядчества.

С. П. Калита (Москва)

Мотивация исследовательской деятельности  студентов в ходе музейной практики

В Концепции долгосрочного социально-экономического развития России до 2020 года указано, что именно образование, как один из результатов инновационного развития и как основной интеллектуальный ресурс, обеспечивает устойчивое развитие России. С принятием Федерального закона № 273 от 29.12.2012 г. «Об образовании в РФ» становится приоритетным переход к модульному построению учебных планов с большим выбором элективных курсов, рейтинговой системой оценки знаний, широким спектром возможностей для самостоятельной углубленной профессиональной специализации[117]. Из этого следует, что высшее образование должно стать  основой экономического и интеллектуального воспроизводства жизни общества, и, соответственно отечественному образованию необходимо решать принципиально новые задачи.

Как указывает министр образования и науки Российской Федерации О. Ю. Васильева, министерство считает своей основной задачей создание условий для научных исследований, комфортной и конкурентной научной среды[118].

В современных диссертациях по образовательной проблематике, выносятся на защиту положения, что в  рамках современной “личностно-деятельностной парадигмы образования обучающийся переходит в статус активного субъекта образовательного процесса, который осознает свои способности и возможности, понимает, чего хочет добиться в избранной профессии, и, следовательно, готов к изучению и освоению материала на необходимом ему уровне[119]. Также некоторые диссертанты считают, что ” …студент должен быть заинтересован на построение “индивидуального вектора личностного развития и профессионального роста” и делать все для “проектирования индивидуального образовательного маршрута” при этом под проектированием индивидуального образовательного маршрута понимается ” …процесс создания образовательно-информационной среды и изменения организации образовательного процесса. Выделяя задачи проектировочной деятельности, в качестве ведущих мы обозначили: обоснование конкретных направлений поиска в создании условий для развития профессиональных компетенций; создание, обеспечение, организация педагогических условий, которые позволяют определить желаемые результаты в образовании и реализовать их достижение; педагогический анализ и координация деятельности преподавателей, коррекция педагогических процессов”[120].

Не оспаривая выдвинутые в общем правильные , но несколько идеализированные сентенции, позволим себе  задать несколько практических вопросов. Всегда ли студент “переходит в статус активного субъекта образовательного процесса”? Действительно ли студент   “осознает свои способности и возможности, понимает, чего хочет добиться в избранной профессии”? И в самом ли деле “образовательный процесс в современном вузе должен быть ориентирован на формирование активной жизненной и профессиональной позиции студента”? И наконец, действительно ли правильно, что студенту  предоставляется определенная «степень свободы» в формировании своего маршрута?  Готов ли он к этому? Студенту даётся право выбора места прохождения практики. Но может ли он здесь не ошибиться и сделать правильный выбор? Но именно на этом этапе студент нуждается в “сопровождении” и советах специалистов, и полагаться молодому человеку в данном вопросе только на свои вкусовые предпочтения будет не совсем правильно.

Процесс профессионального образования должен  включать в себя два важных блока: теоретический и практический. Непосредственно в процессе обучения студент получает теоретические знания. Но для того, чтобы”окунуться в реальную жизнь” и “проверить теорию практикой”, в системе образования учебный процесс просто обязан дополняться производственной практикой. Роль практики трудно переоценить: именно во время практики у многих студентов происходит  адаптация от учёбы к работе, причём многим из них необходим определенный период времени для того, чтобы адаптироваться к рабочему месту и коллективу. В классической педагогической литературе неоднократно указывалось, что память обучаемого устроена таким образом, что все сведения и их детали быстро забываются, если они не укладываются в некоторые  структурированные шаблоны, периодически востребованные при осуществлении практической деятельности[121]. Во время практики студенты “пробуют на зуб” профессиональную коммуникабельность, поскольку деятельность по овладению практическими навыками требует от «практиканта» достаточных  усилий для того, чтобы он смог «впитать» в себя все знания и навыки и чем больше он контактирует с различными сотрудниками организации, тем больше он приобретает знаний. “Голой” теории современному выпускнику явно недостаточно;  «точечные» разработки отдельных тем порой не очень-то связаны между собой и не совсем адекватно интегрированы в реальность.  При этом у многих студентов наблюдается отсутствие  достаточных навыков работы с текстами, и, напротив, наблюдается явный перевес в формировании  «клипового» мышления и нового, «суррогатного» языка. Не говоря уже о том, что для некоторых студентов  вообще предпочтителен уход в виртуальную реальность.

Поэтому актуальность практики сейчас ещё важнее, чем в до компьютерную эпоху: необходимо молодёжи показывать жизнь в её реальном проявлении, а  профессию ‑ в  её реальном воплощении. Современные работодатели заинтересованы в том, чтобы выпускники с первых дней включались в практическую работу; студенты заинтересованы в получении стабильной интересной высокооплачиваемой работы. Всё это переносит центр внимания на результаты образования, которые сейчас принято измерять компетенциями. Реалии нашей жизни таковы, что структура и содержание образовательных программ должны эволюционировать в направлении большей прагматичности и нацеленности на конечный результат[122].

Проблема подготовки музейных кадров не является инновационной; периодически к ней обращаются в музейном сообществе. По определению, в музеях должны  работать образованные и компетентные люди. Никто не спорит, что музейная работа требует специальных знаний, навыков квалификации, специального образования. Но когда образование  только традиционно, оно способствует воспроизводству типа человека ушедших веков[123]. Современная социокультурная ситуация ставит перед образованием новые задачи, игнорирование и неправильное решение которых чревато серьезными последствиями в будущем.  По мнению  В.М. Розина, будущее – это последствие наших сегодняшних действий и поступков, нашей современной жизни[124]. Что касается музейного образования, то зачастую процесс обучения идёт преимущественно на примерах того, как было и как есть. Но в настоящее время этого мало. Представляется целесообразным вводить разные способы  прогностического проектирования в процессе изучения специальных музееведческих дисциплин и  практически прорабатывать их на семинарах и учебных и производственных практиках. При этом надо учитывать, что система российского высшего образования имеет уникальную историю развития, поэтому необходимо осторожно рассматривать разные пути трансформации высшей школы с учётом не только современных цивилизационных  процессов, но и российской  жизни.

В музейном сообществе периодически возобновляется полемика, какой специалист для музея лучше: выпускник музееведческой (музеологической ) кафедры или профильной (исторической  филологической, биологической, геологической, инженерной специальности и т д.)? Музеолог (музеевед) обучается всяким музейным премудростям, но не очень сведущ в профильных науках, а дипломированный историк (литератор, биолог, геолог, инженер) ориентируется в профильной науке, но понятия не имеет о музейном деле. Данная дискуссия  представляется малопродуктивной, и общей генеральной рекомендации «как лучше» здесь быть не может. Слишком многое здесь зависит от личности выпускника, от его установки, от его желания овладеть основами музейной профессии и намерениями научиться ориентироваться в пространстве выбранного им музейного поля. Нередко случается, что  профессиональные музееведы, получив гуманитарное высшее образование, свою жизнь с музеем не связывают. И напротив, как показывает реальная жизнь, зачастую в музеи приходят и оседают там люди, вообще учившиеся “не там” и “не тому”, имеющие очень  непрофильное для данного музея образование. Но, попав в музей, “заболев им”, человек старательно,  преодолевая трудности, самостоятельно восполняя  пробелы  в знаниях, с увлечением работает в музейной профессии, нарабатывая при этом опыт и мастерство.

Постоянное самообразование, активность, креативность позволит такому музейному работнику обойти своего более инертного коллегу с профильным или музейным образованием. Примеров этому масса. Конечно, представители крупнейших и престижнейших музеев могут заявить, что к ним специалист с каким-то «вообще не таким» образованием не попадет: его просто не возьмут на работу. Но все мы прекрасно знаем, что проблема с кадрами во многих музеях страны существует. И что бывают случаи, когда взятый на должность научного сотрудника в музей исторического профиля инженер вырастал в выбранной для себя специальности и даже защищал диссертацию по историческим наукам, искусствовед очень даже эффективно функционировал в музее технического профиля, а педагог начальных классов, работающий в фондах геологического музея, научился превосходно разбираться в камнях и породах.

Есть ещё дополнительный ресурс в подготовке музейщиков, вернее, в рекрутировании и агитации за музейное дело в рамках обучения на специальностях немузейных, но имеющих шанс стать частично таковыми. Дело в том, что в рамках уже  сложившегося поля отечественного вузовского образования появляются новые специальности междисциплинарного типа. И если в самом начале становления этой специальности на этапе составления учебного плана внести туда максимальное количество музееведческих и памятниковедческих дисциплин, ориентировать студентов на написание курсовых и дипломных работ по музееведческой проблематике, организовывать для них практику в музеях, то на выходе получатся не только гуманитарно образованные, но и музейно-ориентированные выпускники.

Так, некоторые выпускники специальности «Искусство и гуманитарные науки» находят себя именно на музейном поприще. Данная специальность  соотносима со специальностью «Liberal Arts» в университетах Западной Европы и США, и на факультете гуманитарных и социальных наук Российского Университета Дружбы народов обучение  этой специальности ведётся с 2002 года. Для данной специальности характерна широта охвата изучаемых  дисциплин, преимущественно искусствоведческого и гуманитарного плана. Учебный план формировался  исходя из научных предпочтений профессорско-преподавательского состава кафедры, поэтому в него вошли такие дисциплины как «Культурология», «История и теория искусства», «Теория и история зрелищных искусств», «История и теория  литературы», «История мировых цивилизаций», «Теория коммуникации» «Межкультурная коммуникация», «Менеджмент в сфере культуры», «Теория и практика PR», «Основы маркетинга», «История музейного дела», «Теория музейного дела», «История и теория экскурсионного дела», «Памятники истории  и культуры и их охрана» и др. Таким образом, выстраиваемая подготовка осуществляется не в традиционном узкопрофессиональном ключе, а в широком общегуманитарном. Гибкая программа индивидуальной специализации позволяет студентам проявить свои интересы в наиболее предпочтительных  для них сферах гуманитарного знания, выбрать желаемую образовательную траекторию, место прохождения практики и получить специальные навыки в интересующей каждого конкретного студента  области. И, конечно же, в учебном плане обязательно  существует такое важное звено как производственная практика, причем ‑ сроком в один месяц каждый год.

Широкая направленность специальности обусловила то обстоятельство, что выбор мест практики достаточно широк. Это самые разные учреждения культуры, выбор которых осуществляется с учётом пожеланий и  предпочтений студента. Если, например, у студента-музеолога местом практики может быть, прежде всего, музей, то у студентов данной специализации это и музей,  и филармония, и рекламное агентство, и театр, и телевидение, и киностудия и т.д.

При распределении студентов на практику реализуется индивидуальный подход, с каждым студентом проводится работа с целью его профессионального  самоопределения. Практика имеет своей задачей закрепление знаний, полученных в процессе обучения, а также формирование основных компетенций. Вливание студента данной специальности в творческий коллектив учреждения в процессе выполнения  планового социокультурного проекта даст студенту возможность применить полученные знания, поработать в команде, ощутить результаты своего труда.

Автор данной статьи, музеевед и преподаватель музееведческих дисциплин, в течение многих лет является руководителем практики и своеобразным “агентом музейного влияния”, выбирая для своих питомцев проведение практики преимущественно на музейных  площадках.

Музей как социокультурный институт является одним из наиболее предпочтительных мест для прохождения практики, уверенно выдерживая конкуренцию с театром, концертным залом, рекламным агентством, филармонией и другими местами. И очень важно,  что в музее как бы соединяется теория с практикой и у студентов есть возможность заниматься исследовательской деятельностью. В течение ряда лет студенты работают на практике в разных музеях. Есть более удачные и менее удачные примеры (по этическим соображениям не будем называть конкретные музеи,  за 15 лет существования специальности с большим количеством музейных организаций были подписаны договора о сотрудничестве). Но отношениями с музеями  складывалось адекватные и партнёрские, что, помимо других связанных с практикой задач давало возможность актуализировать студентам именно исследовательские навыки.

Студенты в течение предыдущего семестра  готовится к практике, чтобы воспользоваться  возможностями музея с целью проверки теории с практикой, и приходя в музей , получают осознание (по их признаниям), что музей ‑ это социокультурный институт, хранитель социальной памяти и  культурного наследия. Студенты в музейных стенах на конкретных примерах своими глазами видят, что исследовательская деятельность в музее направлена на решение разнообразных научных задач по основополагающим направлениям музейной деятельности. Это и фондовая  работа, и экспозиционная, и культурно-образовательная, и деятельность по учёту, и комплектованию ‑ везде  есть исследовательский аспект. Одна только атрибуция музейного предмета может дать много импульсов для юного исследователя. Существующие  формы научной деятельности студентов; написание научных статей, рефератов, докладов, написание рецензий и аннотаций, выступления на заседаниях конференций ‑ почти  с самого начала основания специальности, с 2003 года, студенты постоянно выступают на конференциях с пусть небольшими, но “собственными музейными сюжетами”, почерпнутыми своих музейных практик.

Уровень успешности прохождения практики оценивается по перечню  критериев; это  положительная оценка деятельности студента от руководителя практики от организации, развернутый отчёт по практике, публичная презентация отчёта по практике, анализ руководителем практики всего перечня выполненных работ и приобретённых практических навыков и профессиональных компетенций,  положительная характеристика из организации, на которой практика была пройдена. Хороший итог практики ‑ это курсовая работа на тему задания по практике с описанием собственного вклада на конкретном участке музейной деятельности или выступление на конференции с сообщением, где обобщён и проанализирован опыт практической деятельности и введено в научный оборот пусть небольшое, но собственное открытие; откорректирована легенда музейного предмета в результате общения с коллекционером, классифицирована, описана и атрибутирована пусть небольшая, но любопытная коллекция старых открыток в школьном музее, предложен свой проект по арт-терапии для детей на музейной экспозиции  и т. д.

Таким образом, правильно организованная практика студентов на актуальных музейных площадках с предварительной подготовкой в течение семестра и настроенностью на собственный научный поиск мотивирует студента в музейной профессии, даёт ему импульс  к собственному развитию и более глубокому пониманию  изучаемой в вузе теории.

Г. В. Великовская (Москва)

Работа студентов над виртуальным музеем

М. А. Булгакова

Государственным музеем истории российской литературы им. В. И. Даля был организован проектный семинар «Создаем музей» Он задумывался как форма методической помощи школьному музею, дающая основу для освоения необходимых знаний и умений в работе музея. Он сразу был востребован в системе дополнительного образования Министерства просвещения как деловая игра развивающего характера[125].

Как образовательный проект, он даёт определённую профилизацию. Участники получают первое знание о профессии музейного работника и различной специализации в этой области, получают представление о структуре музея. Проект раскрывает содержание деятельности ряда специалистов, знакомит с музейными терминами и понятиями, воспитывает чувство ответственности за коллективное дело.

С этим проектом работало более тысячи школьников и студентов. Время, конечно, внесло свои коррективы, добавляя современные позиции и понятия, например, менеджмент, спонсоры, реклама, убирая то, что оказалось не жизненным (постановку особо ценных музейных предметов на государственный учёт в головном государственном музее). Но главное остаётся: ребятам нравится эта серьёзная взрослая работа. Они меняются на глазах. И очень важно то, что они осознают происходящие с ними изменения.

Следует сказать, что проект уже давно стал народным, потеряв своё авторство до его публикации. Важное качество проекта – он не стареет, не надоедает. Им по-прежнему с интересом занимаются во второй и в третий раз, радуясь возможности проверить приобретенные навыки и умения.

Проект пользуется интересом и успехом у старшеклассников на конкурсных краеведческих олимпиадах, на праздниках литературного творчества, на детских литературных форумах в Орлёнке, Геленджике, Рязани. Этот проект проходил как мастер-класс для музейных работников на Всероссийских семинарах по музейной педагогике, использовался в качестве курсового задания при окончании курсов повышения квалификации руководителей школьных музеев при Московском институте открытого образования на кафедре филологического образования, проводимых нами на экспозициях музея.

Время продиктовало и новые подходы в развитии самого проекта. В начале 1990-х годов Государственный Литературный музей стал проводить практические занятия для студентов педагогических колледжей, а позже и для студентов Московского городского педагогического института. Студенты сначала углублённо знакомились со всеми экспозициями Государственного Литературного музея, обсуждая каждую с руководителями, встречались со специалистами различного профиля, посещали вечера и научные заседания в отделах музея, осваивали одну из экспозиций с целью подготовки небольшой экскурсии. И только после этого участвовали в проекте «Создаем литературный музей». Эта работа становилась частью зачёта по практике. Предварительная подготовка дала хорошие результаты при проведении проекта.

Несколько слов о проекте. В основе его лежит структура подготовки музейной экспозиции, в которой последовательно разрабатывается необходимая научная документация по придуманному творческой группой музею. Предлагается разработать восемь документов, предварительно продумав и придумав содержание виртуального (не существующего) музея:

– концепцию музея;

– план работы по созданию музея;

– заполнить Книгу Поступлений – записать минимум три материала: изобразительный, рукописный, вещевой;

– подготовить информацию в СМИ,

– выполнить план-схему (если есть художники, то общий вид) экспозиции с обозначением маршрута экскурсии;

– составить этикетаж на материал по Книге Поступлений,

– разработать образовательные программы и тематику экскурсий для разных категорий посетителей;

– разработать сценарий открытия музея.

Перед началом даётся краткий инструктаж с объяснением смысла и содержания каждого документа, методики работы, происходит знакомство с музейными терминами. Вся работа длится примерно 2,5–3 часа. Потом идёт десятиминутное представление каждого музея. Во время подготовки сотрудники музея всегда находятся в зале и дают необходимые пояснения и консультации по всем вопросам.

Рабочие группы комплектуются, исходя из равномерности распределения интеллектуального и творческого потенциала. В студенческой аудитории рабочие группы составляются по интересам. Оптимальное число участников в группе четыре человека. Но иногда студенты предпочитают работать индивидуально. Курсовая работа слушателей курсов повышения квалификации готовится индивидуально в течение месяца. После окончания работы ребята признаются, что сначала они были испуганы тем, что им дали скучное задание, но потом увлеклись и теперь считают его самым интересным. Наблюдая начинающую работать группу, мы сделали вывод, что после первых десяти минут творческая группа становится более общительной, раскованной. К концу это уже настоящий коллектив с общими задачами, распределенными ролями, увлеченный одной идеей, идущий к одной цели.

По предложенной методике рабочая группа сначала проводит «интеллектуальную атаку», «накидывает» идеи тем музея. Потом выбирают наиболее удачную и реализуемую. Обсуждают все вместе основные позиции по всем документам, а затем каждый участник выбирает себе два документа, которые ему интересно разрабатывать, которые ему по силам. По окончании заполнения документа каждый из них совместно обсуждается и решается, как будет построено представление и защита проекта. Представляет иногда лидер группы, но чаще все ребята выходят и каждый говорит о своём документе.

За последние годы было «создано» с группами студентов педагогического колледжа и педагогического института более пятидесяти музеев. Нельзя сказать, что они все выполнены хорошо, но в каждом из них можно найти какую-то свою особенность, некую «изюминку», какой-то удачный поворот темы, или современное решение, неожиданный интерес к некоторым темам.

В выборе тематики иногда приходится помогать, определяя общую направленность. Как правило, на выбор тем влияют юбилеи писателей или событие текущего года. Во-первых, тема на слуху, во-вторых, участники овладевают некоторыми знаниями, связанными с этими юбилеями.

Поскольку для студентов-филологов педагогических учебных заведений проектный семинар входит в программу по музейной практике, постольку им предлагается придумать музей литературного героя или музей одной книги.

Часто происходит совпадение тем музеев. Так студенты МГПИ разработали одновременно несколько тем по роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

1.«Московский музей М. Булгакова «Мастер и Маргарита»,

2. «Музей романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

3.«Музей Михаила Афанасьевича Булгакова».

Тематические музеи:

4.«Музей Кота»,

5.«Музей «Темной силы» (по роману Булгакова «Мастер и Маргарита»).

М. А. Булгаков и сегодня один из самых популярных писателей среди читающей молодежи. При этом можно смело сказать, что, кроме романа «Мастер и Маргарита», ребята ничего больше не читали и не знают. Но этот роман не просто прочитан, а достаточно глубоко изучен и прочувствован.

Подчеркиваем, что «придумывать» в этом музее приходилось абсолютно ВСЁ: помещения, научную разработку, экспонаты. Особенно радовало полное раскрепощение мысли, когда новоявленные музейщики свободно оперировали музейным пространством, интерпретируя его то театральной декорацией, то жилой квартирой, то частью Москвы.

Интересное наблюдение: в разных проектах по-разному, но все выходили на театрализацию. Это могла быть театрализованная экскурсия и декорации в экспозиционном зале (проект № 1), или открытие музея, растянувшееся на целый месяц, как премьера в театре, (3), или театральное представление основных  моментов романа на открытии музея (5).

Помещения под музей, по замыслу авторов, были разными. Один музей представляет «специально построенное круглое двухэтажное здание, напоминающее здания 20-х годов XX века, чтобы погрузить зрителя в исторический контекст создания романа» (1). Причем, на втором этаже половина стены выполнена из стекла, чтобы Москва музейная корреспондировала с Москвой реальной за окном. Другой музей открывается в стоящем на берегу Патриарших прудов одноэтажном здании (3).

Молодые музейные работники не мыслят показа романа и его автора вне исторического контекста эпохи. Им знаком приём реконструкции кабинета писателя (3).

Концепция первого музея объясняет, что «музей создан для понимания души, религии и искусства в произведении Булгакова «Мастер и Маргарита». Специально оговаривается, что создаваемый музей лучше всего рассматривать в комплексе с другими музеями: первый ‑ музей, рассказывающий о жизни и творчестве Булгакова, второй ‑ квартира-музей на Патриарших, где жил Воланд со свитой, а затем уже ‑ музей  по роману. По замыслу авторов, посетители «сначала понимают автора, потом его произведение».

«Посетителей встречает в музее портрет Михаила Булгакова и рукопись романа «Мастер и Маргарита». Арка ведёт в центральный зал, «реальный мир», где располагаются экспонаты, связанные с жизнью главных героев произведения». Обращаем внимание на то, что у ребят сливаются мир реальный и мир романа, где есть материальные предметы, характеризующие жизнь героев романа, и мир этот воспринимается как реальность. «Из центрального зала узкая арка, символизирующая очень сложный, почти невозможный, переход в фантазию, ведёт в мир мистический и невероятный». Это тёмная комната с зеркалами и канделябрами. Это бал у Воланда, шабаш. Чем ближе к выходу, тем светлее. «Таким образом, хотелось показать, как рассеивается заблуждение и открывается истина». Второй этаж – светлое помещение, где располагаются несколько экспонатов: рукопись Мастера, распятие и Библия. Авторы подчеркивают, что «экспозиция закольцована». Начиналась с портрета М. Булгакова и его рукописи романа, закончилась распятием и Библией. «Человек, прошедший путь из мира реального через искушения, приходит к истине». И пояснение «Провести экскурсионную группу обратно таким же путём нельзя, ибо познавший истину не отойдет от неё…» В этом музее экспонаты сопровождаются этикеткой с подходящей цитатой из романа. Представлен образец такой этикетки на словно обожжённой бумаге. На открытие студенты приглашают 15 мая. И в программе «вечер, стилизованный под времена М. Булгакова, музыка и литературные конкурсы». А финал сценария открытия убеждает нас, что «мистика и культура всегда рядом».

Концепция второго музея предлагает «увидеть книгу изнутри». Из этого следует тематическая структура, в которой залы, посвященные созданию романа «Мастер и Маргарита», Ершалаимский и  Московский залы, делятся на зоны с соответствующими доминантными эпизодами романа. По их мнению, «это позволяет посмотреть на роман в другом ракурсе, по-новому».

Если точно следовать музейной терминологии, то ребята из музея № 2, сами того не зная, написали самый настоящий сценарий экспозиции, где сумели передать динамику развития экспозиционного действа с органичными переходами из одной зоны в другую. Здесь продумана, например, такая деталь, как разделение комнаты светом в зале, где показана «нехорошая квартира» и бал: «освещается та половина, на которой в данный момент находится группа».

Поскольку работали студенты педагогических учебных заведений, постольку особое внимание уделялось работе с посетителем. Здесь ребята славно потрудились. Но один из авторов, по-видимому, очень боялся детской аудитории и везде сделал пометки «не младше 14 лет». Музей № 2 придумал лекционный цикл, в котором сопоставляется роман Булгакова с «Фаустом» Гёте, Библия и «Мастер и Маргарита», рассматривается «роман Булгакова как гипертекст» и «в контексте мировой литературы». Включил в образовательные программы «ежегодные конференции, посвященные проблемам понимания текста». Музей №5, учитывая юную аудиторию, привёл такую тематику экскурсий: Кот в сказках, Кот и мистика, Кошачье мировоззрение, Образ кота в литературе.

Студенты помещают в проект минимальный изобразительный материал или документ. От этого они становятся особенно ценными. Так музей № 1 представил рецепт мази для Маргариты на латыни с обожжёнными краями, билет в музей М. Булгакова в виде денежной купюры «Три червонца» с портретом В. И. Ленина и иллюстрациями к роману. «Памятный билет за символическую плату, но с гарантией возможности прослушать «бесплатно» экскурсию предлагает музей № 3». Музей № 2 показал в цвете форпроект комнаты Воланда с его кроватью, шахматной доской и глобусом. И на втором эскизе кровать плавно переходит в первую ступеньку лестницы и площадки с аметистовой колонкой и подставкой под ногу Маргариты.

Интересно рассмотреть экспонаты музеев. Это, конечно, портрет М. Булгакова, рукописи романа, мраморная шахматная доска, канделябр, издание книги романа, аметистовая колонка, распятие, нож для бумаги, шапочка Мастера, фотографии постановок и кадры из кинофильмов.

Обзор по сценариям открытия ничего нового нам не принёс. Это обычные речи вип-персон, театральные постановки, литературные игры. В нескольких музеях обещано, что посетитель уйдет «с подарком»: № 1 –«в виде брошюры», № 4 – с котёнком.

Не обошло стороной поветрие установки скульптур-героев книг и наших студентов. Одна из творческих групп предложила на Патриарших прудах поставить скульптуру из трёх появившихся там и в романе героев.

Конечно, нельзя рассматривать эти «музеи» серьёзно с точки зрения современного музейного дела. Но, главное, студенты выполняли эту работу с удовольствием, они сумели применить полученные на практике знания по музейному делу, в каждом проекте можно найти своё маленькое достижение, некое творческое начало.

Ну, а творчество М. А. Булгакова, всё его творчество, еще нужно широко пропагандировать в студенческой среде.

Е. И. Дьяконова,  Е. М. Михалкина,  А. А. Сурин (Москва)

Социологическое исследование

«Чувственное восприятие посетителем освещения в музее»

Основная цель художественного освещения музеев, галерей, выставок, презентаций – создание светового образа для оказания эмоционально-психологического воздействия на посетителей; передача облика экспоната.

Сейчас эта тема особенно актуальна. Связано это с как никогда активным развитием технологий и их проникновением в нашу жизнь. Не обходит прогресс стороной и музеи, где сейчас ведутся коренные преобразования, в частности, в отношении светового режима. На смену общему во многих музеях приходит освещение акцентное (индивидуальное). Количество приёмов и способов освещения продолжает неуклонно расти, а экспозиционное освещение требует высочайшего профессионализма, глубокого понимания светотехники и искусствознания.

Экспонаты нужно защитить от воздействия яркого света, ультрафиолетового и инфракрасного излучения, губительно воздействующего на экспонаты слабой светостойкости. Необходимо подобрать оптимальную цветопередачу, подчеркивающую колористическое решение экспонируемых произведений искусства и смягчить утраты, нанесённые временем, а также создать световой режим, способствующий комфортному восприятию представляемых объектов.

Проблема исследования может быть сформулирована следующим образом: «Ощущает ли посетитель влияние освещения в музее, и как оно воздействует на его восприятие?». При рассмотрении поставленного вопроса затрагиваются следующие аспекты: основные свойства света (поглощение, отражение, прямолинейность), отношение света и цвета (влияние спектра на цвет) и режим хранения музейных предметов.

Под «влиянием освещения» понимаются восприятие посетителем светового решения в музее в результате обеспечения (не обеспечения) оптимальных условий для осмотра экспозиции, содействия (отсутствия содействия) достижению целостности восприятия среды и эмоционально-психологического воздействия.

Объект исследования – аудитория постоянных экспозиций музеев разных профилей. Предмет исследования – чувственное восприятие посетителем освещения в музее.

Целью настоящего исследования является определение роли освещения как инструмента в создании информационно-коммуникационного пространства экспозиции.

Для достижения цели представляется необходимым решение следующих задач:

– выяснить, обращает ли посетитель внимание на освещение в музее;

– определить, влияет ли свет на восприятие и интерпретацию посетителем информации экспозиции;

– выявить чувства, вызываемые у посетителя освещением во время осмотра экспозиции;

– определить возможность изменения чувственного восприятия экспозиции посетителем музея путем эффективного использования освещения.

Аналитический отчет по результатам социологического исследования

Методом исследования являлся анкетный опрос. Респондентам предлагалась анкета, состоящая из двадцати двух вопросов. Из них: два вопроса – открытого типа, девятнадцать вопросов – закрытого типа, один вопрос – совместного типа. Анкета содержала краткое пояснение о цели исследования и имела обращение к участнику опроса.

Выборка: индивидуальные посетители постоянных экспозиций Народного музея Московского метрополитена, Музея-панорамы «Бородинская битва» и Государственного Дарвиновского музея.

Инструментарий: анкеты (99 шт.), планшеты (11 шт.), ручки с черной и синей пастой (9 шт.) и простые карандаши (2 шт.).

За все время исследования было проанкетировано 99 человек разных возрастных категорий в Народном музее Московского метрополитена (33 человека), Музее-панораме «Бородинская битва» (33 человека), Государственном Дарвиновском музее (33 человека).

69 респондентов составили женщины, 30 – мужчины. Соотношение полов во всех музеях было примерно одинаковым: в Народном музее Московского метрополитена – 70% женщин, 30% мужчин; в Музее-панораме «Бородинская битва» – 76% женщин, 24% мужчин; в Государственном Дарвиновском музее – 66% женщин, 34% мужчин.

В музее Московского метрополитена и Музее-панораме большую часть посетителей составили люди в возрасте 18-25 лет (30% в том и в другом) и 26-35 лет (25% в 1-м, 30% во 2-м). В Дарвиновском музее наметился сдвиг в пользу посетителей до 18-ти лет (23%) и основную массу составили люди 18-25 лет (34%). Это подтвердилось и при анализе ответов на вопрос о роде деятельности. Так, 48% респондентов Дарвиновского музея обозначили своим основным родом деятельности учебу и 31% работу; в музее Московского метрополитена (30% учёба и 60% работа) и Музее-панораме (23% учёба и 76% работа) процент работающих значительно выше. Также было отмечено, что большинство респондентов либо находятся в процессе получения, либо уже имеют высшее образование (музей Московского метрополитена – 54%, Музей-панорама – 72%, Дарвиновский музей – 41%).

Шестой вопрос связан с установкой посетителя на музей и призван установить его музейный статус и причастность к музеям. Самыми популярными во всех трёх случаях оказались ответы: один раз в месяц (музей Московского метрополитена – 30%, Музей-панорама – 23%, Дарвиновский музей – 20%), один раз в полгода (1-й – 30%, 2-й – 23%, 3-й – 28%) и один раз в год или реже (1-й – 20%, 2-й – 23% 3-й – 28%). Причём основная масса респондентов, посещающих музеи один раз в полгода и реже, приходится на людей старше 36 лет с высшим образованием.

84% посетителей не проявляют заинтересованности к музеям определённого профиля и посещают как естественно-научные, так и гуманитарные музеи.

При этом из них 64% в музее Московского метрополитена, 92% в Музее-панораме «Бородинская битва» и 88% в Дарвиновском музее замечают разницу в световых режимах различных музеев.

Вопрос о времени, затраченном на осмотр музея, можно считать неактуальным, т.к. экспозиционные площади этих трёх музеев значительно разнятся между собой. Так, экспозицию музея Московского метрополитена можно с лихвой осилить за 30 минут, в то время, как 40% респондентов Дарвиновского музея гуляли по нему более двух часов.

Для многих посетителей оказался трудным (возможно, даже неработающим) открытый десятый вопрос, призванный выявить наиболее популярные экспонаты и экспозиционные комплексы и проследить влияние освещения на восприятие этих предметов. В музее Московского метрополитена и Дарвиновском музее проигнорировало этот вопрос одинаковое количество респондентов – 25%. Не поняли вопрос и предложили такие варианты ответа, как «история», «экспонаты», «разнообразие», 25% в музее Московского метрополитена и 34% в Дарвинском музее. 50% посетителей выделили в музее Московского метрополитена отдельные экспозиционные комплексы: макет эскалатора, кабина машиниста, витрина с жетонами и билетами. Все они, действительно, выделялись на общем фоне в т.ч. и благодаря освещению. 41% респондентов из Дарвиновского музея смогли выделить отдельные экспонаты: лисы, тигры, лебеди, моа и др. Они также выделялись из общей массы за счёт своих размеров и способа размещения в пространстве и подсветки. Из общего ряда выпадает Музей-панорама «Бородинская битва». В нём без внимания оставили вопрос лишь 15% респондентов. Однако и полученные ответы не помогут проследить влияние освещения на восприятие посетителей. 61% посетителей дали самый очевидный ответ: панорама. 23% выделили определенные картины, инсталляцию из манекенов в последнем зале и проекцию горящей Москвы.

В ответе на одиннадцатый вопрос респонденты всех музеев сошлись во мнении, что освещение является достаточным (музей Московского метрополитена – 65%, Музей-панорама – 85%, Дарвиновский музей – 65%). Следует заметить, что подавляющее число оставшихся процентов приходится на ответ «не везде».

79% респондентов предпочитают умеренное освещение, наименьшее количество – тусклое.

И с их точки зрения предметы и этикетки на экспозиции освещены оптимально (музей Московского метрополитена – 85%, Музей-панорама – 92%, Дарвиновский музей – 90%).

И 89% посетителей заявили, что к концу осмотра их глаза не устали. При этом 8% из 11%, у кого возникли проблемы с глазами к концу осмотра, относились к категории от 46 лет и старше.

Далее следуют вопросы из блока, призванного определить отношение людей к освещению как таковому и выяснить степень критичности респондентов.

Оговоримся, что в итоговом анализе блок вопросов с шестнадцатого по двадцать второй, к сожалению, сыграл посредственную роль.

49% устраивает освещение улиц города; 29% считают, что освещение хорошо не везде; 22% людей не довольно городским освещением. При этом из 51% тех, кто проявил недовольство городским освещением, а также высказал замечания, 46% оказались удовлетворены общим освещением в музее.

73% относится положительно к дополнительным источникам освещения, 8% – отрицательно и 19% – нейтрально. 82% респондентов назвало дополнительное освещение оптимальным, 8% чрезмерным и 10% недостаточным.

Исследование выявило, что во включении в анкету вопросов 19-21 не было смысла.

Тем не менее, 72% посетителей заявили, что имеют положительное отношение к световым фестивалям, оставшиеся – либо нейтрально, либо не знали о проведении таковых.

46% респондентов знали о Московском международном фестивале «Круг света». И 27% опрошенных принимали участие в данном фестивале.

Последний вопрос оказался некорректно сформулирован, т.к. изначально не был добавлен такой вариант, как «то и другое» и респондентам пришлось выбирать только между «общими» и «индивидуальными». При этом в 42% анкет опрашиваемые выделили сразу два варианта. Не трудно предположить, что при наличии третьего варианта ответа, этот процент стал бы ещё выше. Людей не устраивает наличие только общего или индивидуального источников освещения – им нужен выбор.

Заключение

Освещение музеев поистине интересное и непростое дело. Перед светодизайнером, который работает над освещением музейных залов и галерей, ставится целый комплекс задач:

1) Необходимо показать произведения искусства качественно

– полно и достоверно выявить параметры, составляющие основу его художественности (форму, цвет, фактуру, материал);

– учесть физиологические особенности человеческого зрения, постараться исключить возможные помехи: блики, слепящий эффект, слишком резкие контрасты и т.д.

2) Обеспечить сохранность экспонатов. Искусственный свет, как и дневной действует на них губительно: бумага желтеет, органические вещества распадаются, меняется химический состав красок.

Для музеев определяются верхние границы нормируемых показателей искусственного освещения, которые не должны превышаться ни при каких условиях. При этом музейное освещение не имеет готовых схем, и в каждом конкретном случае необходимо тщательно продумывать каждый шаг. Так способны ли наши музеи организовать комфортный осмотр экспозиции, обеспечив должный световой режим? И почувствует ли это посетитель музея?

Одиночные посетители основных экспозиций Народного музея Московского метрополитена, Музея-панорамы «Бородинская битва» и Государственного Дарвинского музея сошлись во мнении, что освещение является достаточным (музей Московского метрополитена – 65%, Музей-панорама – 85%, Дарвиновский музей – 65%). При этом из них 64% в музее Московского метрополитена, 92% в Музее-панораме «Бородинская битва» и 88% в Дарвиновском музее замечают разницу в световых режимах различных музеев.

Также с точки зрения респондентов предметы и этикетки на экспозиции освещены оптимально (музей Московского метрополитена – 85%, Музей-панорама – 92%, Дарвиновский музей – 90%). И 89% посетителей заявили, что к концу осмотра их глаза не устали. А подавляющее число опрошенных, у которых возникли проблемы с глазами к концу осмотра, относились к категории от 46 лет и старше.

Таким образом, мы можем сделать следующие выводы. Во-первых, освещение оказывает воздействие на чувственное восприятие посетителем музейной экспозиции. Во-вторых, световой режим музея, действительно, зависит от его профиля. В-третьих, тезис о том что, музеи недостаточно эффективно используют освещение в качестве экспозиционного приёма, был опровергнут в ходе исследования, что подтверждается ответами респондентов на одиннадцатый, тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый вопросы.

В конце добавим, что при исследовании на подобную тему анкетирования недостаточно. Для полноты картины желательно использовать его в комплексе с методом интервьюирования и наблюдения.

Анкета

1. Ваш пол:

□ Мужской

□ Женский

2. Ваш возраст:

□ …-18

□ 19-25

□ 26-35

□ 36-45

□ 46-60

□ 61-…

3. Ваш род деятельности:

□ Учеба

□ Работа

□ Служба

□ Другое ___________________________

4. Ваше образование:

         □ Среднее

         □ Среднее профессиональное

         □ Неполное высшее

         □ Высшее

5. Место проживания (населенный пункт):____________________________________
6. Как часто Вы бываете в музеях?

□ Раз в неделю или чаще

□ Почти каждую неделю

□ Раз в месяц

□ Почти каждый месяц

□ Раз в 3 месяца

□ Раз в полгода

□ Раз в год или реже

7. Вы посещаете музеи разных профилей (гуманитарные, естественно-научные)?

□ Да

8. Различаются ли в них световые режимы?

□ Да

□ Нет

9. Сколько времени занял у Вас осмотр музея?

□ Около 30 мин.

□ 30 мин.—1 час

□ 1 час—1,5 часа

□ 1,5—2 часа

□ Более 2 часов

10. Что Вам больше всего запомнилось в музее? ____________________________________________________________________________________
11. Достаточное ли освещение, на Ваш взгляд, в музее?

□ Да

□ Нет

□ Не везде

12. Какое освещение Вам нравится больше?

□ Яркое

□ Тусклое

□ Умеренное

13. Хорошо ли освещены предметы?

□ Да

□ Нет

14. Возникали ли у Вас проблемы с прочтением информации о предметах из-за освещения?

□ Да

□ Нет

15. Устали ли Ваши глаза к концу (во время) осмотра?

□ Да

□ Нет

16. Достаточное ли, на Ваш взгляд, освещение улиц города?

□ Да

□ Нет

□ Не везде

17. Как вы относитесь к дополнительным источникам освещения на улицах (напр., подсветке зданий)?

□ Положительно

□ Отрицательно

□ Мне все равно

18. На ваш взгляд, дополнительное освещение:

□ Чрезмерно

□ Недостаточно

□ Оптимально

□ Не знал(а) о них

19. Как Вы относитесь к световым фестивалям?

□ Положительно

□ Отрицательно

□ Мне все равно

20. Знаете ли Вы, о Московском международном фестивале «Круг света»?

□ Да

□ Нет

21. Посещали ли Вы этот фестиваль?

□ Да

□ Нет

22. Какими источниками света предпочитаете пользоваться в домашних условиях?

□ Общими

□Индивидуальными (направленными)

Наши авторы

Булякова Гульсасак Ваисовна – канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник историко-культурного музейного комплекса «Шульган-Таш» (Уфа, Башкирия)

Великовская Галина Викторовна – Заслуженный работник культуры РФ, ведущий научный сотрудник отдела научно-просветительской и методической работы Государственного музея истории российской литературы им. В. И. Даля (Москва)

Дьяконова Екатерина Игоревна – магистрант МГИК (Москва)

Зайцева Галина Алексеевна – канд. биол. наук, президент ассоциации «Экокультура» (Москва)

Калита Светлана Павловна ‑ канд. культурологии,  кафедра теории и истории культуры РУДН (Москва).

Кузыбаева Мария Павловна – канд. ист. наук, старший научный сотрудник, Московское научное общество историков медицины (Москва).

Михалкина Екатерина Михайловна ‑ магистрант МГИК (Москва)

Притчина Валентина Алексеевна – зав. Музеем церковной старины Тотемского музейного объединения (Тотьма Вологодской области).

Решетников Николай Иванович – канд. ист. наук, профессор кафедры музееведения и охраны культурного наследия МГИК (Москва).

Рыбакова Марина Константиновна – зам. директора по научной работе Александровского музея-заповедника (Александров Владимирской области)

Семилетникова Елена Сергеевна – научный сотрудник ГИМ (Москва)

Сосонкина Валентина Федоровна ‑ провизор высшей квалификационной категории, ведущий специалист РУП «БЕЛФАРМАЦИЯ», председатель Совета республиканского общественного объединения фармацевтических работников «ФАРМАБЕЛ» (Минск, Беларусь).

Сурин Александр Александрович ‑ магистрант МГИК (Москва)

Троицкая-Миркович Ольга Серафимовна – директор музейно-образовательного центра «Усадьба генерала Мирковича» (Тульская область)

Упругова (Новикова) Анна ‑ эксурсовод (Москва)

Шестова Светлана Михайловна – кандидат культурологии, советник юстиции 1 класса, доцент кафедры музееведения и охраны культурного наследия МГИК (Москва)

Научное издание

Научно-исследовательская работа в музее: Материалы XVII научно-практической конференции кафедры музееведения и охраны культурного наследия (Москва, 17-8 марта 2017 г.) / Науч. ред. и сост. Н. И. Решетников. М., 2018. – 173 с.

[1] Экспозиция «Метеориты»  в  Минералогическим музее им. А. Е. Ферсмана (Электронный ресурс: https://fmm.ru/meteor.htm.  Дата обращения 26.11.2017).

[2] Конституция Российской Федерации, 12.12.1993 // «Собрании законодательства РФ», 04.08.2014, № 31, ст. 4398.

[3] . Федеральный закон от 10.01.2002 № 7-ФЗ (ред. от 29.07.2017) «Об охране окружающей среды» // «Собрание законодательства РФ», 14.01.2002, № 2, ст. 133.

[4] Федеральный закон от 04.05.1999 N 96-ФЗ (ред. от 13.07.2015) «Об охране атмосферного воздуха» // «Собрание законодательства РФ», 03.05.1999, N 18, ст. 2222.

[5] Федеральный закон от 23.11.1995 № 174-ФЗ (ред. от 29.12.2015) «Об экологической экспертизе» // «Собрание законодательства РФ», 27.11.1995, № 48, ст. 4556.

[6] Федеральный закон от 14.03.1995 N 33-ФЗ (ред. от 28.12.2016) «Об особо охраняемых природных территориях» // «Собрание законодательства РФ», 20.03.1995, № 12, ст. 1024.

[7] Земельный кодекс Российской Федерации от 25.10.2001 № 136-ФЗ (ред. от 29.07.2017) // «Собрание законодательства РФ», 29.10.2001, № 44, ст. 4147.

[8] Федеральный закон от 09.01.1996 № 3-ФЗ (ред. от 19.07.2011) «О радиационной безопасности населения» // «Собрание законодательства РФ», 15.01.1996, № 3, ст. 141.

[9] Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 29.07.2017) // «Собрание законодательства РФ», 17.06.1996, № 25, ст. 2954.

[10]  Указ Президента Российской Федерации от 19.04.2017 № 176 «О стратегии экологической безопасности Российской Федерации на период до 2025 года».

[11] Федеральный закон от 26.05.1996 № 54-ФЗ (ред. от 03.07.2016) «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» // «Собрание законодательства РФ», 27.05.1996, № 22, ст. 2591.

[12] Веденин Ю. А. Культурно-ландшафтный подход к сохранению наследия / Ю. А. Веденин // Обсерватория культуры. 2013. № 1. С. 66.

[13] Кимеев В. М. Проблемы развития экомузеев-заповедников России // Материалы межрегиональной научно-практической конференции «Актуальные проблемы и перспективы развития музеев-заповедников России», посвящённой 80-летию музея / КГБУК Историко-этнографический музей-заповедник «Шушенское». Шушенское, 2012. С. 25.

[14] Брагина Л. А. Мемориальное наследие деятелей культуры и искусства Алтая. История, перспективы развития // Четвёртые искусствоведческие Снитковские чтения: Сб. материалов XII всерос. науч.-практич. конф., посвящ. 70-летию Алт. краевой организации ВТОО «Союз художников России» / Упр. Алт. края по культуре и арх. делу, Гос. худож. музей Алт. края; науч. ред. Л. Г. Красноцветова-Тоцкая. Барнаул: Алтайский дом печати, 2011. С. 259.

[15] Оташевич Д. Мемориальные музеи и современность // Музей и современность: сборник научных трудов / ЦМР СССР. М., 1986. С. 31.

[16] Коммеморация (от фр. сommemor) – ознаменование памяти какого-либо исторического события.

[17] Алфёрова А. М. Проблемы сохранения военно-исторической памяти в современном городе (опыт Зеленограда) // Научно-исследовательская работа в музее. Материалы XIV Всероссийской научно-практической конференции / Науч. ред. и сост. Н. И. Решетников, И. Б. Хмельницкая. М.: Изд-во «Экон-Информ», 2015. С. 93-94.

[18] См.: Решетников Н. И. Музей и комплектование его собрания: Учебное пособие. Изд. 2-е, дополн / Под ред. И. Б. Хмельницкой. М.: МГУКИ, 2012. С. 51-67.

[19] Мастеница Е. Н. Культурное наследие и музей: проблемы взаимной детерминации // Научно-исследовательская работа музеев: тезисы докладов на VIII всероссийской научно-практической конференции МГУКИ / Науч. ред. Н. Г. Самарина; Сост. Н. И. Решетников, И. Б. Хмельницкая. М.: МГУКИ, 2005. С. 21-22.

[20] Шестова С. М. Проблемы изучения вопросов охраны и использования  памятников культуры // Научно-исследовательская работа музеев: Доклады  на научно-практической конференции студентов, аспирантов и преподавателей кафедры музееведения / Науч. ред. Н. Г. Самарина. М.: МГУКИ, 2005. С. 120.

[21] Именнова Л. С. Историческое пространство и музей // Роль музея в информационном обеспечении исторической науки: Сб. статей / Авт. сост. Е. А. Воронцова; отв. ред. Л. И. Бородкин, А. Д. Яновский. М.: Этерна, 2015. С. 78.

[22] См.: Решетников Н. И. Проблемы сотрудничества музеев и научных учреждений в региональных исследованиях по изучению историко-культурного и природного наследия // Музей в культурном пространстве провинции. История, перспективы. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвящённой 100-летию со дня основания Рязанского областного художественного музея им. И. П. Пожалостина. Сб. статей / Ред. Н. П. Павлова. Рязань, 2014. С. 103-108.

[23]          Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель / Под общ ред. П. А. Колесникова. (далее: Памятники письменности…). Ч. 1-5.  Вологда, 1982-1996. – (Ч. 1: Рукописные книги / Отв. сост. А. А. Амосов. Вологда, 1982; Ч. 1, вып. 2: Рукописные книги XIV-XVIII вв. Вологодского областного музея / Отв. сост. А. А. Амосов.  Вологда, 1987; Ч. 1, вып. 3: Рукописные книги XIX-XX вв. Вологодского областного музея / Отв. сост. В. В. Морозов. Вологда, 1989; Ч. 2: Книги кириллической печати (1564-1825 гг.) / Отв. сост. А. А. Амосов.  Вологда, 1983; Ч. 2, вып. 2: Книги кириллической печати Вологодского областного музея (1575-1825 гг.) / Отв. сост. В. В. Морозов. Вологда, 1985; Ч. 3: Книги гражданской печати (1718-1825 гг.) / Отв. сост. А. А. Амосов. Вологда, 1984; Ч. 3, вып.2: Книги гражданской печати Вологодского областного музея (1709-1825 гг.) / Сост. Н. Н. Малинина. Вологда, 1985; Ч. 4, вып.1: Документы дореволюционного периода / Отв. сост. А. А. Амосов. Вологда, 1985; Ч. 4, вып. 2: Документы XVI-XVIII вв. в Череповецком краеведческом музее / Сост. Б. Н. Морозов. Вологда, 1984; Ч. 5: Документы советского периода / Отв. сост. Н. И. Решетников. Вологда, 1984; Ч. 5, вып. 2: Документы советского периода Вологодского областного краеведческого музея / Отв. сост. Н. И. Решетников. Вологда, 1988).

[24] Памятники письменности: новые находки. Каталог-путеводитель по экспозиции археографических центров Северо-Запада и Севера Европейской части РСФСР на археографической выставке «Полевая археография за 10 лет». Л., 1988.

[25] Амосов А. А. О каталогах рукописных книг музеев Вологодской области // Вопросы собирания, учёта, хранения и использования документальных памятников истории и культуры. М., 1982. Ч.2. С. 112-117; Морозов В. В. О каталоге старопечатных книг в местных музеях Вологодской области // Вопросы собирания…- Ч. 2. С. 117-122; Морозов Б. Н. О путеводителе по документальным коллекциям в государственных музеях Вологодской области // Вопросы собирания… Ч.1. С. 75-81; Шмидт С. О. Деятельность Археографической комиссии АН СССР и задачи развития археографии // Вестник АН СССР. 1984. № 10 С. 65; Он же. Научное совещание в Вологде «Охрана и использование документальных памятников истории и культуры» // Археографический ежегодник за 1993 г. М., 1985. С. 337; Камкин А. В., Колесников П. А. Юбилей Северного отделения Археографической комиссии АН СССР // История СССР. 1985. № 2. С. 218-219; Копанев А. И. Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель //Советские архивы. 1986. № 3. С. 75-77 (рецензия) и др.

[26] Шмидт С. О. Основные направления работы Археографической комиссии и ее филиалов // Северный археографический сборник. Вологда, 1970.  Вып. 1. С.6.

[27] Колесников П. А. Рукописные памятники в краеведческих музеях Европейского севера // Археографический ежегодник за 1979 г. М., 1981. С. 142-146.

[28] Амосов А. А. «Вологодская программа»: итоги и перспективы // Охрана и использование документальных памятников истории и культуры.  Вологда, 1984. С. 40.

[29] Там же. С. 42.

[30] Памятники письменности… Ч. 3. С. 21-112.

[31] Там же.  С. 230-268.

[32] Дрыгин А. С. Светлой дорогой октября // Край наш Вологодский. Архангельск-Вологда, 1982. С. 11.

[33] Памятники письменности… Ч. 5, вып. 2.  С. 26-273.

[34] В этих сериях вышли историко-краеведческие альманахи: «Вологда», «Тотьма», «Белозерье», «Вожега», «Устюжна» и др.; и историко-краеведческие сборники: «Послужить Северу» (Вологда), «Бысть на Устюзе…» (Великий Устюг), «Городок на Московской дороге» (Грязовец) и др.

[35] Тотемский краеведческий музей. ФПИ. № 11/35-47.

[36] Дневник тотемского крестьянина А. А. Замараева, 1906-1922 гг. / Публ. В. В. Морозова, Н. И. Решетникова. М., 1995; То же // Тотьма: Краеведч. альманах. Вологда , 1997. Вып. 2.

[37] См. подробнее: Решетников Н. И. Искусство крестьянского бытописания // Послужить Северу. Вологда, 1995. С. 144-151.

[38] Об этом см.: Решетников Н. И. Неопубликованные мемуары в фондах вологодских музеев // Народная культура Севера: «Первичное» и «Вторичное», традиции и новации. Архангельск, 1991. С. 154-156.

[39] Подробнее см.: Решетников Н. И. Об изучении и описании письменных источников по истории края // Всесоюзная конференция по историческому краеведению. Пенза, 1989

[40] Письма с фронта: Сборник. Вологда, 1979; Письма с фронта и на фронт: Сборник. Архангельск, 1985.

[41] Баландин Н. И. Сбор документальных памятников Великой Отечественной войны // Вопросы собирания…  Ч. 1. С. 82-92; Он же. Формы и методы поисковой работы документов Великой Отечественной войны // Охрана и использование…  С. 34-38.

[42] Памятники письменности…  Ч. 5.  С. 118.

[43] Памятники письменности… Ч. 1. С. 107-110.

[44] См.: Решетников Н. И. Выявление и описание личных архивных материалов, хранящихся в музеях Вологодской области // Археография и источниковедение истории Европейского Севера РСФСР.  Вологда, 1989.  С. 78-79.

[45] Эта тема обсуждалась на конференции в Архангельске, по материалам которой издан сборник: Народная культура Севера: «Первичное» и «Вторичное», традиции и новации: Тезисы докладов и сообщений региональной научной конференции. Архангельск, 1991.

[46] См.: Решетников Н. И. Письменные источники о Сольвычегодске в музейных фондах Вологодской области // Роль музеев в сохранении и изучении исторического и культурного наследия Русского Севера.  Сольвычегодск, 1994.

[47] Шмидт С. О. О книге «Краеведение и документальные памятники (1917-1929 гг.)» // Филимонов С. Б. Краеведение и документальные памятники (1917-1929гг.). М„ 1989.С. 3

[48] Филимонов С. Б. Краеведческие организации Европейской России и документальные памятники (1917-1929 гг.). М., 1991

[49] Памятники письменности…- Ч. 1, вып. 2. С. 102-108.

[50] ВГИАХМЗ. НА. Оп. 2.

[51] Памятники письменности… Ч. 5. С. 45-52.

[52] Записки Сев.-Двинского о-ва изучения местного края: Вып. 1-6.  Великий Устюг, 1925-1929.

[53] Доклады научного общества по изучению местного края при Тотемском музее им. А. В. Луначарского: Вып. 1-6. Тотьма, 1924-1928.

[54] Григоров Д. А. Тотьма и её окрестности // Тотьма: Ист.-лит. альманах.  Вологда, 1995; Вып.1.; Он же. Тотемские соляные промыслы // Тотьма. Там же Вологда, 1997.  Вып. 2.

[55] Ильинский Н. В. Родиноведение, его история и значение. Тотьма, 1921.

[56] Памятники письменности… Ч. 5. С. 132.

[57] О нем см.: Лукин Н. Тотемский музей и его люди // Советский музей. 1937.  № 4; Решетников Н. И. Н. А. Черницын ‑ исследователь Тотемского края // Археографический ежегодник за 1983 г.  М., 1985; Спирина Д. В. Научно-археологическое наследие Н. А. Черницына // Тотьма. Краеведческий альманах. Вологда, 1997.  Вып.2.

[58] ГАВО. Ф. Р-46. Д. 305, 1906-1966. Также см.: Памятники письменности… Ч. 5.С. 14-141

[59] Белов С. П. История Тотемского отдела Вологодского общества изучения Северного края (1915-1920 гг.) // Тотьма… Вып. 2.  С.518-536.

[60] Памятники письменности… Ч. 5. С.130-131.

[61] Там же. С. 136-137.

[62] Зубов В. П. Семейная хроника. Зубовы и Полежаевы/ составитель М. В. Зубова. М.: Нумизматическая литература, 2010. – С. 13.

[63] Зубовские чтения: Сборник статей. Выпуск первый / Сост. и отв. ред. С. А. Глейбман. Владимир, 2002.

[64] Зубовские чтения: Сборник статей. Выпуск второй / Сост. Шириня Н.И., Смирнова С.И. Струнино, 2004.

[65] Зубовские чтения: Сборник статей. Выпуск третий / Сост. Шириня Н.И., Смирнова С.И. Струнино, 2005.

[66] Зубовские чтения: Сборник статей. Выпуск третий / Сост. Шириня Н.И., Смирнова С. И. Струнино, 2005. С. 4.

[67] Зубовские чтения: Сборник статей / Сост. Е. В. Соснина, С. И. Смирнова. Вып.4. Москва,2008.

[68] Зубовские чтения: Сборник статей / Сост. А. С. Петрухно, В. Д. Назаров. Отв. редактор В. Д. Назаров. Вып. 5. Александров, 2010.

[69] Зубовские чтения: Сборник статей / Сост. А.С. Петрухно, Е.В. Соснина. Вып. 6. Александров,2012.

[70] Средневековая письменность и книжность XV-XVII вв. Источниковедение: сб. материалов междунар. науч-практ. конф., 7-8 дек. 2015, г. Александров. В 2-х Т. / [ред. совет: Т. А. Исаченко и др.]. Владимир, 2016.

[71] Публикация сборника материалов конференции запланирована на 2018 г. (прим. автора)

[72] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2994. Л .647-649.

[73] Миркович Ф. Я. Воспоминания. СПб., 1889.

[74] Некролог // Калужские губернские ведомости.  1888. № 49. Неофициальная часть.

[75] Здесь и далее рукописи из писем семейного архива.

[76] РГАДА. Ф. 350. Оп. 1. Д. 167. Перепись Каргополя и Каргопольского уезда 1712 –1713 гг.

[77] Иванов В. И. Каргопольский Спасо-Преображенский монастырь (Васьянова Строкина пустынь) в XVI-XVII веках // XVII век в истории и культуре Русского Севера. Материалы XII  Каргопольской научной конференции (14-16 августа 2012 г.) / Науч. Ред. Н .И. Решетников; Сост. Н. И. Тормосова. Каргополь, 2012.  С. 121.

[78] Ершов М. А. Материалы для истории культуры Олонецкого края // Памятная книжка Олонецкой губернии на 1905 год. Петрозаводск, 1905. С. 346.

[79] Иванов В. И. Указ. соч. С. 120

[80] РГАДА. Ф. 350. Оп. 1. Д. 167. Перепись Каргополя и Каргопольского уезда 1712 –1713 гг.

[81] Амвросий. История российской иерархии. Ч. 4.  М., 1812. С. 349.

[82] Пигин А. В. Неизвестный фрагмент сочинения  К. А. Докучаев-Баскова «“Строкина пустыня” и ее чернецы» // Уездные города России: историко-культурные процессы и современные тенденции: Материалы X Каргопольской научной конференции / Науч. ред.: Н. И. Решетников, И. В. Онучина; сост. И. В. Онучина. Каргополь, 2009. С.242.

[83] Масиель Санчес Л. К. Каменная архитектура Каргополья начала XVIII века // Архитектура и строительство. 2015. №1. С.42-44.

[84] См.: Каргополь. Летопись веков. Труды Каргопольского музея / Науч. ред. И.В. Онучина; сост. Н. И. Решетников. М.; Каргополь: «Демиург-АРТ», 2004. С. 205-215.

[85] ТМО. КП Т. 5541.

[86] ТМО. КП Т. 5729, Т. 5730, Т. 5818, Т. 5916.

[87] ТМО. Рукописный отдел (далее РО) Д. 1787. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 2002 г. Тарногский, Нюксенский районы.

[88] ТМО. КП Т. 7220.

[89] ТМО РО. Д. 1787. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 2002 г. Тарногский, Нюксенский районы.

[90] Ермолинский В. И. Из истории Кокшеньги. Крашенина // «Ленинец». Декабрь. 1973. За информацию благодарю Алексееву Светлану.

[91] ТМО. КП. Т. 15451, Т. 15452, Т. 17422, Т. 20383, Т. 20387 и Вр. 523.

[92] ТМО. РО. Д. 1504. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 1992 г. Нюксенский район

[93] ТМО. КП. Т. 5694-5717, Т. 5797-5799, Т. 5864.

[94] Драницына Е. А. Род крестьянина А. А. Замараева // ТМО. РО 1726.

[95] ТМО. КП Т.16780 «а».

[96] ТМО. РО. Д. 1458. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 1988 г. Бабушкинский район.

[97] ТМО. РО. Д. 1429. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 1984 г. Бабушкинский район; ТМО. РО. Д. 1458. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 1988 г. Бабушкинский район

[98]  Там же.

[99] Там же.

[100] ТМО. КП Т. 5732-5734, Т. 5836-5837.

[101] ТМО. РО. Д. 1429. Дневник экспедиции Притчиной В. А. 1984 г. Бабушкинский район.

[102] ТМО. КП Т. 30756.

[103] ТМО. КП Т.29566/4

[104] Мельниченко А. К., Тарасова Л. Г., Семенова Т. Д. Организация фармацевтического дела. 3-е изд. М.: Медицина, 1972; Сегалов А. С. Введение в коллекционирование лабораторного и аптечного антиквариата // Путеводитель старателя. Выпуск 5. 2005; Ткешелашвили И. С. Краткая история Русской аптеки. M., 1905. 4. Яровинский М.Я. Фармацевтический Музей Москва. Энциклопедический справочник. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1992.; Склярова Е. К. и др. История фармации. Ростов на Дону: Феникс, 2016; Зельманчук Н. Н. Использование исторической фармацевтической символики в оформлении интерьера аптеки № 88 РУП «БЕЛФАРМАЦИЯ» // Материалы республиканской научно-практической конференции / Под общ. ред. И. Е. Ковальчука.  Минск, 2010

[105] Метод доступа. http://istorija-filosofii.slovaronline.com/%D0%A0/487-REPREZENTATSIYA   14.01.2017 г.

[106] «Траволечебник музейный». Владимир. 2002. 128 с.

[107] Здесь можно упомянуть крупнейшие периодические международные научные конференции по старообрядчеству: «Старообрядчество в России (XVII-XX вв.)»; «Старообрядчество: история, культура, современность»

[108] Например: Пыжиков А. В. Грани русского раскола. Заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года. М., 2013; Юхименко Е. М. Старообрядчество: история и культура. М., 2016 и др.

[109] Туристическая компания «Магазин путешествий» (г. Москва) проводит несколько тематических экскурсионных туров по старообрядческому Подмосковью: экскурсия «Град Егорьевск и “Старообрядческая Палестина”», экскурсия «За гранью старой веры» (Гуслицы – Егорьевск – Куровское), экскурсия «Подмосковная тайга» (по старообрядческим местам восточного Подмосковья).

[110] Бусева-Давыдова И. Л. О так называемом обмирщении русского искусства XVII века // Филевские чтения. Вып. VII. Материалы третьей научной конференции по проблемам русской культуры второй половины XVII – начала XVIII веков. 8-11 июля 1993 года. М., 1994. С. 23.

[111] Рябушинский В. П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М.: Мосты культуры, 2010. С. 75.

[112] Козлов В. Ф. Москва старообрядческая: История. Культура. Святыни. М.: 2011.  С. 311-312.

[113] История русского раскола, известного под именем старообрядчества Макария, епископа Винницкого, ректора Санкт-Петербургской духовной академии. Спб., 1855. С. 274.

[114] Литвина И. В. Телевизионный портрет как форма изучения и фиксации традиционной культуры Верхокамья // Традиционная книга и культура позднего русского средневековья. Труды Всероссийской научной конференции к 40-летию полевых археографических исследований Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (Москва, 27-28 октября 2006 г.) / [Отв. ред. И. В. Поздеева]: в 2 ч. Ярославль: Ремдер, 2008. (Мир старообрядчества. Вып.7). С. 275-284.

[115] Александров Е. В. Документирование культуры старообрядчества на принципах визуальной антропологии» // Старообрядчества: история, культура, современность. 15-17 ноября 2011. Материалы. Т. II. М. С. 410-415.

[116] Там же. С. 411.

[117] Федеральный закон № 273 «Об образовании в РФ» от 29.12.2012 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_140174/ (дата

обращения: 11.10.2017).

[118] Приветственное слово министра образования и науки Российской Федерации О. Ю. Васильевой // Наука: информационный бюллетень. Тематическое приложение к газете

«Коммерсантъ». – 2016. – № 1 [Электронный ресурс]. – URL:

http://минобрнауки.рф/проекты/475/файл/8492/NAUKA_01_251116.pdf (дата обращения: 30.10.2017).

[119] Бережная И. Ф. Педагогическое проектирование индивидуальной траектории профессионального развития будущего специалиста: автореф. дис. … д-ра пед. наук. М.,

2012. – 41 с.

[120] Гетман Н. А., Котенко Е. Н. Поливариантность использования гуманитарных технологий в образовательном процессе медицинского вуза // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2016. № 11-6. С. 1185-1188.

[121] Bruner, Jerome S. The Process of Education, New York: Vintage Books. 1963– p. 24, 8. Jay W. Forrester. System Dynamics and Learner-Centered-Learning in Kindergarten through 12th Grade Education. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://web.mit.edu/sysdyn/road-maps/D-4337.pdf(дата обращения 01.12.16).

[122] Михайлов В. Ю. Об одном подходе к проектированию качественных образовательных программ // Современные проблемы науки и образования. 2015. № 1-1.; URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=17773 (дата обращения: 14.12.2017).

[123] Розин В. М. Гуманитарное образование: методологический анализ // Образование в пространстве культуры: Сб науч. статей. Вып. 2. М.: РИК, 2005. С. 10.

[124] Там же. С. 11.

[125] Об этом см.: Великовская Г. В. Мы моделируем музей // Культурно-образовательная деятельность музеев. Сборник трудов творческой лаборатории «Музейная педагогика» кафедры музейного дела института переподготовки работников искусства, культуры и туризма. М.: Изд. «Брандес», 1997. С. 89-95).