Решетников Н.И. Музей ‑ хранилище социальной памяти. Избранные сочинения

Н.И. Решетников

МУЗЕЙ

ХРАНИЛИЩЕ СОЦИАЛЬНОЙ ПАМЯТИ

Избранные сочинения

Долгопрудный

2019

ДОЛГОПРУДНЕНСКИЙ ИСТОРИКО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ

УДК 069.01(о75,8)

ББК 79,1

Р-47

Решетников Н.И. Музей ‑ хранилище социальной памяти. Избранные сочинения. Долгопрудный, 2019. ‑ 393 с.

Отв. за выпуск: И.Н. Калашникова, Г.В. Якунина

ISBN 978-5-94778-365-3

Р-47

В сборнике публикуются статьи, напечатанные ранее в различных изданиях с корректировкой на современные условия.

УДК 069.01(о75,8)

ББК 79,1

© Н.И. Решетников, 2019

Содержание

Предисловие                                                              4

Понятие музея                                                           6

О философии музея                                                   34

Музей – учреждение или социальный институт   46

Социальные функции музея                                    76

Современные проблемы презентации

музейных исследований                                                    102

Музейный предмет и его свойства                          118

Музейный предмет в соборе лиц                            176

Историко-краеведческий музей

и источники комплектования                                           184

Музей и искусство проектирования

его деятельности                                                                201

Музейная педагогика: проблемы реализации     220

Проблемы профессиональной подготовки

музейных кадров                                                                237

Музейные встречи

(или о чём говорят их участники)                             262

Аннотированный список отечественных музееведов и музейных деятелей в хронологическом порядке                        274

Предисловие

Каким музей был?

Об этом уже достаточно много различных публикаций – и в области истории музейного деле, и в области теории, методики, практики. Но вопросы всегда остаются. И мы по разному случаю обращаемся к прошлому.

Каким музей стал?

И об этом достаточно много публикаций – и научных, и научно-популярных, и дилетантских. Тут много оценок и разного рода интерпретаций.

Каким музей будет?

Однозначно ответить невозможно. Для этого необходима сложная и трудоёмкая работа по выявлению причинно-следственных связей и изучению постоянно меняющейся социально-политической обстановки.

Мнения по всем трём поставленным вопросам могут быть различными как у различных слоёв населения, так и у музееведов-теоретиков, музейных деятелей-практиков или руководителей правительственных органов. Посетители музея представляют музей, исходя из своих субъективных мнений и жизненного опыта. Музееведы, ссылаясь на опыт предыдущих поколений, анализируют взгляды Аделунга, Вихмана, Н.Ф. Фёдорова, П. Флоренского, И.Е. Забелина, Ф.И. Шмита, А.У. Зеленко, Н.Д. Бартрама, А.И. Михайловской, М.Т. Майстровской, Н.А. Никишина и многих других музееведов, на основании теорий которых и с учётом складывающей обстановки вырабатывают свои проекты. А представители органов власти, подчас игнорируя мнения тех и других, определят путь развития музея, руководствуясь сиюминутными социально-политическими задачами.

Для кого-то музей – это собор лиц, сообщество отцов и детей. Для многих – это научная организация. Для иных – культурно-образовательный центр. Кому-то музей по нраву как развлекательный клуб. Кто-то видит в музее учреждение для решения социально-политических задач.

Где же та золотая середина, при которой можно было бы найти компромисс, найти решение, которое удовлетворило бы все слои населения? По какому пути пойдёт музей в век цифровых технологий, с одной стороны, и в условия коммерциализации общества – с другой?

В публикуемой книге не предлагается рецептов решения проблемы перспектив развития музея. В большей части, здесь размышления при анализе опыта работы и, естественно, выражение собственно авторского мнения. Даже в статьях методического характера выражается не руководство к действию, а привлечение внимания к размышлению. Изучать, размышлять, сравнивать, сопоставлять. Познавать опыт прошлого, анализировать настоящее и на основе этого определять будущее – в этом, наверное, путь решения изучаемой проблемы.

Подборка статей в этом издании осуществлена из разных публикаций, поэтому неизбежны случаи повтора. Но повторы эти сознательно не убраны во имя закрепления повторяемых положений.

Понятие музея

В музееведческой литературе (да и в публикациях иного рода) дано достаточно много определений музея. Это можно считать положительным явлением, ибо оно свидетельствует не о застывшей, а о развивающейся научной дисциплине. Представляется все же важным не только дать очередное толкование музея, но и определить смысл и назначение музея. Прежде всего, важно раскрыть сущность музея, его место в обществе. А посему обратимся вначале к одному из основоположников музееведческой мысли в России – Николаю Фёдоровичу Фёдорову. Именно он глубоко разработал понятие музея, его смысл и назначение. Фёдоровское понимание музея гораздо глубже, нежели интерпретация музея, принятая Международным советом музеев (ИКОМ).

В статье третьей Устава ИКОМ записано: “Музей – постоянное некоммерческое учреждение, призванное служить обществу и способствовать его развитию, доступное широкой публике, занимающееся приобретением, хранением, использованием, популяризацией и экспонированием свидетельств о человеке и его среде обитания в целях изучения, образования, а также для удовлетворения духовных потребностей”¹.

Здесь музей представляется как учреждение. Это учреждение служит обществу. С этим, безусловно, можно согласиться. Только с оговоркой: учреждение следует понимать не как контору управления, а как социальный институт. Музей доступен широкой публике. Но всегда ли это оправданно? И весь ли музей (ведь его основа – фонды, коллекции) должен быть доступен всем и каждому, широкой публике! Это учреждение приобретает материальные свидетельства о человеке и его среде. Но почему же только о человеке? А о природе? Технологических процессах? Макро- и микромире?

Вероятно, при толковании понятия “музей” следует исходить не только из того, что он есть учреждение. За исходное, все-таки, нужно брать нечто более глубокое и содержательное, нежели просто “учреждение”. Авторам цитируемой выше формулировки, видимо, были не знакомы высказывания Н. Ф. Фёдорова. Да и наши отечественные музееведы обходили его труды стороной. Лишь в 1990-е годы стали появляться различные ссылки на него, а специальное исследование его творчества как музееведа было опубликовано лишь в сборнике², который издан небольшим тиражом и широкому кругу читателей мало известен.

Рассмотрим, что есть музей по Н. Ф. Фёдорову. Первое, на что хотелось бы обратить внимание, так это его утверждение: “Музей есть не собирание вещей, а собор лиц”³; “музей… есть собор ученых, его деятельность есть исследование”⁴. Действительно, музей является собором (от – собрание, сбор, единение) всех лиц прошлого, настоящего и будущего; собор ученых и деятелей, учителей и исследователей, учащихся и их наставников, отцов и детей, людей всех поколений. Эта соборность и определяет понятие музея. Соборность – в широком смысле слова. Собор понимается и как храм, и как собрание, единение, общее дело всех живущих ради будущего, их братское состояние.

Когда мы сегодня говорим: “музейное собрание”, то под этим традиционно понимаем собрание разнообразных предметов – памятников материальной и и духовной культуры (то есть – склад? Возможно, если там хранятся вещи). Но предметы не просто хранятся, как на складе, они собраны воедино для отражения исторического процесса и нашего взаимодействия с прошлым. Если музей – собор лиц, то его коллекции (музейное собрание) отражают деятельность этих лиц, заключают в себе социальную память о природе и человеке в окружающей его среде. Поэтому музей следует рассматривать не как учреждение и даже не как собрание коллекций (материальных свидетельств), а как хранилище социальной памяти, собор лиц, чья деятельность документируется этими самыми материальными свидетельствами. Вещи, собираемые (приобретаемые) музеем – не самоцель (в противном случае, он превращается в склад и только склад, каким бы высоко организованным и хорошо оборудованным он ни был). Музейные предметы, прежде всего, носители информации о человеческой деятельности в быту, на производстве, в природе и т.д. Н. Ф. Фёдоров по поводу собираемых учеными коллекций, вещей ради вещей, иронически замечает: “Собирание начинает и современная наука; она собрала лишенных жизни животных, высушенные растения, минералы и металлы, извлеченные из их естественных месторождений – все это в виде обломков, осколков, гербариев, чучел, скелетов, манекенов и проч. – в особые кладбища, названные музеями. Не изумительно ли при этом то обстоятельство, что это собрание, если бы даже оно было приведено в такой порядок, что могло бы служить полным отображением развития всей жизни мира, могло считаться окончательно целью знания (музеолатрия)?”⁵.

И действительно, многие музеи современности (не говоря уж о конце XIX в.) с их застывшими экспозициями напоминают кладбища (иногда хорошо ухоженные, иногда нет) каких-то вещей, для кого-то и важных, а для кого-то и нет.

Подход к музейному предмету как к отжившей вещи нередко приводит к трагедии, когда уничтожается и само “кладбище” или “склад”, то есть те музеи, которые функционировали как коллекции вещей, а не соборы лиц. Пример тому – уничтожение музеев “царских” после Октября 1917г. и разгром историко-революционных музеев в постсоветский период. И в том и другом случаях, погромщики, уничтожая музеи и памятники, пытались разрушить связь времен и поколений, вырубить из сознания людей память о предшествующих поколениях, их жизненный опыт, нравственные устои, культуру, выработанные веками способы производства и взаимоотношения людей с природой. А без всего этого – как понять ход исторических событий, их закономерности, как наметить пути развития без ущерба для самих людей? Лишение памяти выгодны только своекорыстным политикам, ибо они понимают, что сознанием людей, лишенных социальной памяти, легко манипулировать.

Память и памятник. От того, что мы вкладываем в эти понятия, зависит сущность музея, его концепция. Если музей хранит памятники только как вещи – это все-таки, повторимся, склад. Но любая материальная вещь поддается физическому воздействию и, рано или поздно (в каких бы идеальных условиях мы ее ни хранили) исчезнет. Материальные предметы (какими бы ценными памятниками они ни были) либо «стареют», ветшают со временем сами по себе (под воздействием света, влаги, перепада температур, биологического или радиационного разрушения), либо уничтожаются в результате форс-мажорных обстоятельств (пожар, наводнение, война, социальные потрясения и т.д.). В этих условиях вещи гибнут. Гибнет и музей, если он был хранилищем этих вещей (складом). Но память остается. И если музей был хранилищем социальной памяти, он музеем и остается, вбирая в себя лишь все новую и новую память, новую информацию, связанную со вновь происходящими закономерными событиями, cстихийными бедствиями или волевыми решениями людей, пришедших к власти. Память не поддается уничтожению, она гибнет лишь с гибелью самого человечества. Но пока человечество живо, жива и память. Вот почему мы знаем, что происходило столетия тому назад, хотя и нет для этого достаточного количества материальных предметов – свидетельств прошлого. Вот почему мы не знаем о жизни тех людей, кои исчезли с земли начисто, не оставив о себе памяти. А редкие фрагменты памятников об этих народах несут в себе лишь глухую информацию о некогда былой жизни. Музей поэтому и обязан хранить память, заключенную в вещах, а для самих вещей лишь создавать условия как можно более длительного их существования, чтобы с их помощью выявлять новую информацию и закреплять в памяти человечества.

Сам музей (среди прочих социальных институтов) формирует всеобщее понимание сущности памятника. В противном случае, сам по себе памятник не может обеспечить себе бессмертие, c каких бы высоконравственных общечеловеческих позиций он ни оценивался современниками. Особенно это проявляется во время межэтнических и межгосударственных распрей, в ходе завоевательных войн, насильственного покорения иных народов и т.д. Один из теоретиков памятниковедения А. Н. Дьячков пишет, что “судьба памятников зависит от отношения к ним людей, живущих возле них и постоянно с ними соприкасающихся. Государство может издавать хорошие законы и постановления, выделять крупные денежные средства на уход за памятниками, создавать широкую сеть органов охраны и, тем не менее, не получать желаемых результатов, если его действия не будут поддержаны широкими слоями общества, восприняты ими с пониманием”⁶. В современных условиях проблема сохранения социальной памяти особенно актуальна в связи с нарастающей приватизацией памятников культуры. Какими бы законами и указами государство ни гарантировало сохранение национального наследия, оно будет использоваться по разумению их владельцев, по принципу «что хочу, то и ворочу».

Особенно опасно это стало в связи с навязыванием музею чужеродных форм деятельности, исходящих из того, что музейное собрание есть имущество, а сам музей должен предоставлять услуги населению. Нет и ещё раз категорически нет! Музейные коллекции – не имущество, которым так хотят распоряжаться чиновники от культуры. Музейные коллекции –памятники, хранящие информацию человеческого бытия. А памятниками никакой высокопоставленный чиновник не вправе распоряжаться, изымать из фондов, передавать в другие музеи или учреждения, продавать и т.д. Музейные коллекции – национальное достояние. Хранят их, изучают и используют специалисты музеев. Музейное собрание неприкасаемо для чиновников. Чиновники от культуры как раз обязаны обеспечить условия достойного существования музеев, а не требовать от них предоставления услуг населению.

Уместно напомнить мнение директора Государственного Эрмитажа Пиотровского: «Наше общество неожиданным образом одичало, и в разных его слоях нелегко найти людей, понимающих великое значение национальной памяти. И приходится снова и снова объяснять, что национальное культурное достояние, которое в первую очередь хранят музеи, ‑ это ДНК народа и страны, что всякое нарушение памяти делает народ таким же болезненно беспамятным, как это бывает отдельно с больным человеком.

Неуважение к наследию предков, их материальным ценностям – одна из причин удивительной необразованности, которое поразило наше общество…

Психоз приватизации, рождённый атмосферой «базарного капитализма», породил многочисленные атаки на музеи…

Государственный аппарат не имеет стопроцентного морального права распоряжаться культурным наследием. Его задача – получив это наследие, приумножить его и передать следующему поколению. В этом специфика культурной жизни, из которой должны быть исключены обращение с искусством, как с товаром, и восприятие культуры как сферы услуг населению. Музеи, архивы, библиотеки не оказывают услуги – они выполняют государственную функцию по сохранению, освоению, изучению и передаче через поколения самого главного, что отличает один народ от другого, человека от животного, ‑ культурного наследия в его разных формах»⁷.

Музей не услуги призван оказывать. Он, прежде всего, сохраняя социальную память, формирует общечеловеческое взаимопонимание. Отсутствие понимания и утрата социальной памяти часто приводит к трагедиям. В одном из номеров журнала “Museum” отмечалось: “Многие народы во время сложных событий потеряли бесценную часть… наследия, в котором выражается их древняя самобытность… Народы – жертвы этого иногда векового расхищения – были ограблены не только в отношении незаменимых шедевров: их лишили памяти, которая, без сомнения, помогла бы им лучше познать самих себя и, возможно, лучше быть понятыми другими”⁸.

Быть понятыми другими и самим понимать других – вот, наверное, одно из коренных положений общего дела человечества. И вопрос здесь даже не в форме правления, характере собственности или национальной принадлежности создателей памятников, а в понимании друг друга, в осознании необходимости хранения социальной памяти (и не только памяти отдельных групп или слоев населения, а памяти всего человечества, памяти отцов не только своих собственных). Когда в 1990-е гг. в России начали раздаваться голоса, требующие разрушить памятники и музеи эпохи социализма (и многое было уничтожено); обвиняющие во всех наших бедах социализм как систему и призывающие ко всеобщему и поголовному охвату всех людей частным предпринимательством; утверждающие, что приватизация сохранит наследие, тогда начались попытки не только физического уничтожения памятников, но и избавления от памяти о прожитой эпохе. А это не что иное, как отказ от изучения уроков истории, исследования причин наших бедствий. Однако, раздаются и трезвые голоса, призывающие быть осторожными в ломке социальных отношений, замене одних памятников (идолов) другими (тоже идолами), обращающие внимание на возможные негативные последствия в деле сохранения наследия, доставшегося нам от отцов наших. По мнению специалистов – исследователей древнерусского искусства “нет никакой гарантии, что с развитием в нашей стране частной инициативы, частного предпринимательства драгоценные остатки фресок (речь идет об уникальных фресках Дионисия в Ферапонтовом монастыре – Н.Р.) в один прекрасный день не станут объектом сознательного и масштабного грабежа”⁹.

Пока мы будем хранить памятники как материальные ценности, т.е. имущество, будет существовать их грабеж (независимо от формы собственности в обществе). И чем ценнее будут отдельные предметы или коллекции, чем больше мы будем говорить о материальной их ценности (да еще непременно в долларовом выражении), тем сильнее будет развиваться их грабеж. Если же мы будем хранить заключенную в них социальную память, и будем активно при этом формировать сознание широких слоев населения, убеждать в необходимости сохранения этой социальной памяти, то, может быть, тогда сократится и ограбление музеев. Мы же вольно или невольно (особенно в этом преуспевают средства массовой информации) формируем стремление украсть ту или иную драгоценность. Вот пример. Возвратили в Эрмитаж украденную чашу, образец ювелирного искусства. И все журналисты, сообщая об этом факте, непременно указывали ее стоимость в долларах. Конечно же, после такой информации у многих может появиться соблазн снова украсть эту чашу (или другой музейный предмет (в понимании вора – вещь, имущество), который “плохо лежит”, а “плохо лежащие” памятники есть в каждом музее). Следовало бы говорить не о цене предмета, а о памятнике культуры, о том, какая историческая память в нем заключена, каково художественное мастерство авторов и уровень развития того общества, которое смогло создать вечные образцы культуры, принадлежащие ныне всем живущим людям, всем поколениям всех времен и народов. Это память наших отцов (именно – наших, а не только, скажем, античных). А память, как известно, не поддается ценностному выражению в долларах или рублях, марках или иенах. Может быть, тогда поубавится соблазн хищения наследия прошлого, принадлежащего всем ныне живущим.

Нашему обществу уже было серьезное предупреждение в 1917 и последующие годы, когда разрушение памятников либо декретировалось советской властью, либо они расхищались. Нынешнему поколению следовало бы сделать соответствующий вывод из последовавших событий, закрепить их в памяти для общего дела и не подменять социальную память, память своих отцов материальной ценностью предметов, превращая музейные коллекции в имущество.

Но все это легко сказать. Гораздо труднее воплотить в жизнь, то есть выработать у общества историческое сознание, чем и должен, в сущности, заниматься музей. Самосознание же вырабатывается тогда, когда есть историческая память. Один из современных музееведов В. М. Суринов пишет: “Слушая рассказы старожилов о дореволюционном прошлом, зримо представляешь неторопливое течение крестьянской жизни, процесса сельскохозяйственного освоения территории, в которых прошлое ценилось не меньше настоящего, где существовала гармония между средой (почвой) и деятельностью человека. Потому что мужики “крепко в земле разбирались”, любые новации оценивались с учетом их возможных последствий… Впоследствии в поскотину сибирского села ворвались “продотрядовцы”, “коллективизаторы” (а в конце ХХ столетия “приватизаторы” – Н.Р.) и произошло то самое, что один из бывших сибирских крестьян назвал “опущением культуры”. В наше время очень важно собрать по крупицам все то, что сохранилось от культуры прошлого, показать на этой основе значимость целого и максимально использовать его в интересах повышения исторического самосознания людей”¹⁰.

Человеческое общество (на то оно и человеческое, на то оно и общество) веками вырабатывает сознание необходимости хранения памяти отцов, оно сознательно хранит традиции, обычаи, нравы, правила, обряды и т.д. В этом его жизнестойкость. Инструментом этого хранения и является музей, представляющий собой не только учреждение, но и особое состояние человеческой души; состояние, данное человеку с рождения и развивающееся или затухающее в соответствии с развитием или деградацией общества. Однако, “передача традиций никогда не бывает полной, иначе это положило бы конец историческому процессу. Чем больше развито общество, тем больше его историческая и культурная память, но тем меньше в общекультурном наследии доля и устойчивость традиционной народной культуры, на базе которой вырастает культура профессиональная и элитарная”¹¹. Согласимся с этим высказыванием Е. Е. Кузьминой, как и с тем, что “в развитом обществе существует и передается от поколения к поколению ядро культуры. Полный разрыв традиций и негативное отношение ко всему ядру приводит к нарушению преемственности и утрате достижений предшествующей цивилизации. Ядро культуры из открытой динамической системы становится мертвой сокровищницей, что обусловливает разрыв общества, элитарность и последующую гибель культуры”¹².

Музей как раз и служит связующим звеном между традициями и новациями, а эта связь не позволяет оторваться обществу от ядра культуры. Музей является цементирующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, хранит веками накапливаемую социальную память и передает ее из поколения в поколение. Когда музей перестает выполнять это свое предназначение, превращается в застывшую выставку вещей или вольно интерпретируемую экспозицию (с помощью инсталляций, например), он перестает быть музеем, а общество может утратить связь времен.

Важным представляется соотношение всеобщего и частного (или корпоративного) дела. Почему все-таки памятники время от времени гибнут не от стихийных бедствий и не от физического их разрушения, а в результате сознательного их уничтожения самим человеком? Ответ не прост. Но задуматься над этим стоит.

Есть вещи, которые создаются в процессе человеческой деятельности как необходимые: орудия труда, жилища, дороги, мосты и т.д. Они не для памяти создаются – для жизни. Поэтому их человек не разрушает, а совершенствует. Но есть другие вещи – памятники, специально создаваемые человеком, как память о чем-то или в назидание кому-то. Как правило, эти памятники (монументы, стелы, бюсты, мемориалы, те же музеи) создаются группами людей или отдельными лицами, выразителями определенных интересов, взглядов, идеологий. Пока эти группы господствуют в обществе, создаваемые ими памятники сохраняются (почти на каждом из демидовских заводов на Урале в свое время были воздвигнуты памятники их владельцам). Но в любом обществе есть и другие группы людей, с иными социальными установками. Если они при изменившихся обстоятельствах занимают господствующее положение, то зачастую уничтожают памятники своих предшественников (где теперь те же демидовские памятники?) и утверждают новые, как символ своей власти, cвоей идеологии. Эта извечная борьба людей, не имеющих общего дела, отстаивающих лишь свои корпоративные интересы, всегда будет сопровождаться разрушением существующих памятников (как и самой памяти) и насаждением новых (вспомним знаменитый ленинский план монументальной пропаганды). Но никто из враждующих группировок не сможет вытравить память поколений полностью (Демидовых-то мы знаем, да и ленинцев тоже). Память всегда будет сохраняться, пусть и фрагментарно, пусть в искаженном виде (как мифологемы), но из фрагментов может быть воссоздано нечто целое, а искажения со временем можно и ликвидировать. И не последнюю роль в сохранении социальной памяти человека играет музей. В обществе же все громче и громче звучат голоса, призывающие хранить память. Так, еще в 1994 г. на научно-практической конференции “Личные фонды и коллекции – источник сохранения национальной Памяти Отечества” прозвучало напутствие архимандрита Иннокентия Просвирина, напомнившего о главной заботе – “сохранять от гибели, вернуть в память народа бесценное документальное наследие незаслуженно забытых служителей и деятелей нашего отечества”¹³.

Но вернемся к назначению музея. Один из современных музееведов России Н. А. Никишин пишет: “Нельзя не согласиться с тем, что первые музеи вполне целенаправленно служили удовлетворению реальных потребностей, определявших их судьбу представителей господствующей части общества в организации для них условий приятного провождения времени. Очевидно, музей должен был ориентироваться на заказ, исходящий прежде всего от господствующих классов”¹⁴. Сменился господствующий класс – сменился и социальный заказ, что и приводит к ликвидации одних и созданию других музеев. И каждый такой класс (социальная группа) считает себя правым. Но право ли в целом общество? В этом ли его общее дело? Такое положение вещей способствует вражде, а не согласию, не общему делу. Можем ли мы сегодня, в начале XXI в., стоять на этих позициях? Не пора ли понять, что музей, его сущность, его назначение выше интересов отдельных лиц, социальных групп или господствующего класса. Задача музея – не выполнять волю правящей партии и чиновников госаппарата, а хранить социальную память, формировать в обществе братское состояние, объединять интересы общества вокруг его ядра культуры.

Реальности, происходящие в обществе, соответствующим образом накладываются не только на музеи и памятники, определяя их судьбу, но и на теоретическую науку, обосновывающую, определяющую или оправдывающую существующую идеологию в целом и музейную политику, в частности. Это можно сказать и о музееведении, согласившись с М. Б. Гнедовским и В. Ю. Дукельским: “Музееведение служило проводником и механизмом распространения сверху вниз идей и идеологических установок, организатором и координатором музейной работы. В ситуации, когда новое поколение музейных работников пошло на смену старому, воспитанному до революции, это позволило поддерживать некоторый профессиональный уровень, но впоследствии превратилось в фактор, сдерживающий развитие профессии, закрепляющий ее вторичный, исполнительский характер^”15. В современных условиях всё более и более агрессивно музеям навязывается этот самый исполнительский характер. Научно-исследовательская, научно-просветительная, научно-фондовая, экспозиционно-выставочная и издательская деятельность становится ненужной. От музея требуют лишь предоставления услуг населению. А такой подход к музею – тупиковый путь его развития, его деградация.

Пора уж музееведению (как теоретической науке, так и практическому музейному делу) остановиться в верноподданнических настроениях, перестать служить господствующей идеологии, освободиться от необходимости сиюминутного выполнения социального заказа политических партий и групп. Музей как самостоятельный социальный институт исходит в своей деятельности из наличия и состава коллекций (независимо от чьей-либо субъективной воли), из той социальной памяти, которую он хранит и направляет на ликвидацию социальных противоречий, на общее дело человека.

Но это все можно осознать, лишь поняв сущность музея. Понять же эту сущность, по нашему разумению, можно лишь при изучении различных обстоятельств, в том числе и того, с чего музей начинается, каково его место в жизни различных поколений.

Задумываемся ли мы в обыденной жизни, почему человек собирает и хранит коллекции или памятные вещи? Почему в каждой семье имеются фотографии или фотоальбомы? Кто заставляет нас хранить первый локон ребенка, его первые рисунки, поделки? Зачем мы привозим из путешествий различные камни и растения? Кому нужны наши дневники, письма?

Можно задавать бесконечный ряд подобных вопросов. Но ведь хранение памятных предметов – не только особенность нашего времени. Это присуще всем народам всех времен. Вспомните наскальные рисунки первобытного человека, каменные фигуры скифов и жителей острова Пасхи. Вспомните, что у всех племен были свои тотемы, священные места, где они хранились. Не относится ли все это к понятию музея?

Конечно, относится. Н. Ф. Фёдоров по этому поводу писал: “Всякий человек носит в себе музей, носит его даже против собственного желания, … ибо хранение – закон коренной, предшествовавший человеку, действовавший до него”¹⁶. И далее: “Первая вещь, cохраненная на память об отцах, была началом музея”¹⁷.

Можно приводить много высказываний Н. Ф. Фёдорова относительно понятия музея. Здесь же лишь скажем, что не только сотрудники музея, но и госчиновники, должны осознавать значение музея как собора лиц (а не как только научно-просветительного учреждения). Музей как собор лиц включает в себя единение отцов и детей, взаимосвязь прошлого и будущего через настоящее. В этом соборе хранится и передается будущим поколениям таинство общения. Отсюда музей – есть храм. В нем происходят различные формы общения, иногда выходящие за рамки собственно музея. И музей в этом случае становится форумом¹⁸.

Коль скоро мы заговорили о различных проявлениях музея, остановимся на некоторых его составляющих. Музей выступает в самых разнообразных формах: собор лиц, храм, форум, склад, магазин, учреждение, собрание вещей, кладбище, церковь. При этом современные музееведы отмечают, что в настоящее время “все более осознается роль музея как хранилища необходимого уже сегодня социального, технологического, художественно-творческого опыта предыдущих поколений”¹⁹. Объединяет же все эти составляющие музея память – социальная память поколений, заключенная в музейных предметах (не случайно мы их называем памятниками). Следовательно, музей есть хранилище социальной памяти. Социальная память формируется по-разному, по-разному интерпретируется, в разных формах проявляется (от устных и биологических до письменных и технологических).

Назовем лишь несколько форм проявления музейной интерпретации социальной памяти.

Если обратиться в связи с этим к Н. Ф. Фёдорову, то музей есть школа. Школа в широком смысле слова, где учителя (музейные работники) передают знания учащимся (посетителям), но и сами являются учениками перед учеными. Музей есть школа начальная, где посетитель получает первоначальные знания. Он же есть и школа средняя, в которой ученики получают углубленные специальные знания и практические навыки, а также осознают свое собственное место в непрерывном историческом процессе и в конкретном обществе. То есть, в музее формируется человек как личность. Вместе с тем, музей не только начальная и средняя школа, но и школа высшая – университет, где изучаются закономерности жизни, формируется историческое сознание, осознание общественного бытия, когда “человечество есть также отечество”²⁰. Согласимся с Н. Ф. Фёдоровым, что музей “состоит и из ученых, ставших учителями, а также и из учителей, которые тоже должны сделаться и деятелями, и исследователями. Cловом, в музее объединяются все эти три функции: исследования, учительства, деятельности”²¹.

Передача знаний (то есть образовательный процесс) всегда сопровождался воспитанием. Вольно или невольно музей всегда воспитывает. Воспитывает самим музейным собранием, архитектурно-художественным решением экспозиции, рекламной и научной продукцией, формами деятельности и т.д. Иное дело – как воспитывает? Воспитание может осуществляться в духе преданности господствующей идеологии (что мы уже проходили, когда музеи были превращены в полит-, а затем культпросветучреждения, когда они выполняли социальный заказ не всего общества в целом, а отдельной господствующей его части). Воспитание может быть направлено на уважение к прошлому, настоящему и будущему человечества, на развитие чувства вражды, розни или, наоборот, единения, родства и братства всех народов. Воспитанием можно утверждать чувство собственного “Я” и пренебрежения к другим, но можно развивать стремление каждого человека к общему делу, cозданию справедливого общества, обеспечивающего счастье и радость всем людям.

Н. Ф. Фёдоров, будучи человеком православным, стремился понять, что есть общее дело человечества. В решении этого вопроса большое значение он придавал музею, его народообразовательной сущности. “Если православие, – писал он, – есть иконопись, обряд или вообще искусство как средство народообразовательное, … все наглядные средства образования должны быть соединены, то есть должны быть соединены все музеи: исторический, этнографический, антропологический… и музей земледельческий… Все эти музеи должны быть соединены и обращены в храм премудрости (выделено мною), в чем и будет выражаться объединение светского и духовного, научного и религиозного, классического и реального в христианском, потому что христианство не сторона, не партия, оно само объединение”²².

Оставаясь на принципах сохранения культурных ценностей, сбережения исторического наследия, формирования нравственных общечеловеческих идеалов, воспитания любви и уважения к отцам нашим, передачи памяти от них грядущим поколениям, можно согласиться с мнением Н. Ф. Фёдорова о назначении музея: “Создание музея, коего центром, основанием и венцом будет храм Премудрости Божией, и укажет человеку дальнейшую его цель и долг. Создание такого народовоспитательного храма есть превращение промышленной, художественной и научной (хаотической) розни в одно общее отеческое, прародительское дело”²³. Согласимся с этим, но с одной оговоркой: под храмом Премудрости Божией совсем не обязательно понимать его религиозное содержание, скорее всего – общечеловеческое, как отмечал сам Н. Ф. Фёдоров – светское и духовное.

Что же мы можем понимать под прародительским делом? Почему так упорно и настойчиво Н. Ф. Фёдоров говорит об общем деле человеческого общества?

Оставим в стороне его убеждения в возможном физическом воскрешении человека. Это вопрос не бесспорный, и каждый волен иметь по сему поводу свое мнение. Но примем за истину: общим прародительским делом является продолжение своего рода, в продолжении – его воскрешение и бессмертие. Продолжение же рода человеческого возможно только в условиях мирного времени – без войн и вражды, при братском состоянии всех народов. Вот почему Н. Ф. Фёдоров утверждает (и совершенно справедливо), что музей есть олицетворение братства, cоборности, единства помыслов поколений всех людей. Там, где есть вражда – там музея нет. Есть лишь учреждение, cпособствующее розни человеческой (и чем более музей сеет рознь, тем скорее он гибнет сам, как это и произошло с ленинскими музеями). Соборность и братство предполагают единство отцов и детей, музейных работников и посетителей, учителей и учащихся, ученых и практиков – всех, кто делает общее прародительское дело. И действительно, музей примиряет людей и способствует их развитию. С помощью своих коллекций музей говорит: смотри, человек, к чему привела вражда твоих предков, избегай повторения зла; смотри, как расцветало человечество в мирные дни, как оно становилось прекраснее, понимая других и думая об общем деле, как зверело, помышляя о корысти и личной выгоде.

Для достижения цели сохранения человечества музей и становится хранилищем социальной памяти, чтобы направлять ее на общее дело.

Музей выступает и в иных ипостасях. Рассмотрим некоторые из них.

Известно выражение: “Музей – памятная книга человечества”²⁴. А если книга – значит библиотека. Музей – библиотека? Да, безусловно. С одной стороны, без самой книги, без книжного фонда – что за музей? С другой – каждую вещь, документ в музее мы прочитываем, как книгу. Не случайно, одним из первых музеев была Александрийская библиотека, а одной из самых знаменитых является библиотека Британского музея.

Среди различных предметов, документирующих исторический процесс, большую группу составляют письменные источники, хранение которых – прерогатива архива. Отсюда – музей есть архив, отбирающий на хранение документы, исследующий социальную жизнь, производственные отношения, людские судьбы.

Когда мы приходим в музей, то первое, с чем встречаемся – это его экспозиция. Экспонаты, представленные в ней определенным образом, являются действующими лицами прошедшей эпохи или актерами. Сама же экспозиция в этом случае служит декорацией к спектаклю, где экспозиционер выступает в роли драматурга, а художник в роли режиссера. Стало быть, музей есть в то же время и театр, где имеется сцена, актеры, постановщики, зрители. Подтверждение тому – широкое развитие музейных театрализованных представлений, творческих занятий, мастер-классов, ролевых игр, литературно-музыкальных композиций, вечеров, концертов и т.д.²⁵.

Известно, что в музее работают люди, объединенные общим интересом. А кто приходит в музей? Тоже ведь те, кого объединяет общий интерес. Одни люди тяготеют к музеям художественным, другие – историческим, третьи – литературным и т.д. У всех групп посетителей музея есть в чем-то их объединяющий общий интерес. Объединение же людей по интересам – есть клуб. Значит, музей выполняет и роль клуба. И чем разнообразнее клубные формы работы, тем интереснее и многограннее деятельность музея.

Вспомним скансены, музеи под открытым небом, музеи-заповедники национальные парки, в которых реконструируется какой-либо производственный процесс, историческое событие, народный быт, обычай, традиции и т.д. Для их реализации музей становится научной лабораторией, производственной мастерской, исследовательским кабинетом, опытной станцией и т.п.

Музей воспроизводит материальные и культурные ценности²⁶; в этом его непреходящее значение, ибо современный человек, пришедший в музей, оказывается в среде бытования предшествующих поколений. Поскольку музей занимается профильными научными изысканиями, он становится научно-исследовательским институтом.

Подтверждение вышесказанному можно найти не только у Н. Ф. Фёдорова, но и у современных музееведов. Говоря о проектировании в музейном деле, М. Б. Гнедовский пишет: “Наследие имеет своим источником прошлое, но принадлежит оно настоящему. И его освоение – задача культуры живой, сегодняшней, в частности задача музеев, в стенах которых сосредоточена в наши дни значительная часть культурных ценностей”²⁷. А потому “музей будущего видится нам как множество площадок или пространств, где в условиях соревнования развиваются различные краткосрочные и длительные проекты, направленные на осмысление предметного мира”²⁸.

Это множество разнообразных площадок и создает неповторимый облик музея, который воспринимается каждым по-своему и, вместе с тем, создает условия для хранения социальной памяти, нужной для всех и направленной на реализацию общего дела через музейную коммуникацию, теоретическую, институциональную, историческую и проектную интерпретацию музейной деятельности²⁹.

Для реализации музейной коммуникации и служит социальная память, заключенная в предмете, памятнике. Как отмечал директор Римско-Германского музея в Кельне Хансгерд Хелленкемпер, музей есть место, где “происходит сугубо индивидуальное “общение” посетителя с теми, кто создавал или пользовался выставленными предметами. Таким образом, экспонаты являются связующим звеном в процессе коммуникации”³⁰.

Но чтобы процесс коммуникации происходил без деформаций, чтобы социальная память не интерпретировалась субъективно, волюнтаристски, нужны профессионально подготовленные музейные работники, обладающие не только музееведческими знаниями и владеющие профессиональным мастерством, но и компетентные в других областях знаний: профильной науке, педагогике, психологии, социологии, искусствознании, технологии, информатике и др.³¹.

Итак, музей выступает во множестве и многоликости своих проявлений. Но как бы ни были развиты отдельные его составляющие, он музеем не станет, если будет олицетворять одну из этих составляющих. Только взаимосвязь, взаимообусловленнность, взаимодополнение, комплексное взаимодействие хранилища социальной памяти, собора лиц, храма и форума, склада и магазина, школы и университета, научно-исследовательского института и производственной мастерской, библиотеки и архива, театра и клуба, наконец, учреждения и памятника культуры – все это вместе взятое и есть музей. Выпадение одной из составляющих (или крен в сторону какой-либо из них) обедняет музей, меняет его сущность. А проявление только в одном (в экспозиции, например, культурно-просветительном учреждении, клубе или школе) вообще лишает его понятия музея – музея как социального института, хранящего память предков и опыт поколений, направляющего свою деятельность на созидание, совершенствование человеческого общества, на его общее дело.

А если это так, то в обществе следует формировать иное отношение к музею, отличное от традиционно сложившегося. В бытовом сознании музей ассоциируется с экспозицией или зданием, в котором выставлены различные предметы для осмотра – экспонаты. Это обыденное сознание присуще не только широким слоям населения, но и людям государственным. Может быть, отсюда проистекают многие беды музея, когда он ютится в жалких помещениях, не может создать оптимальных условий хранения коллекций в фондохранилищах и на экспозиции, не имеет достаточной материально-технической базы, финансируется по “остаточному” (как было в советское время) или «частичному» (как трактуется в современных уставах музеев) принципу и т.д. Без всего этого, а главное – без осознания обществом и руководителями государства того, что такое музей, он не может функционировать, исходя из своего предназначения, а становится лишь учреждением (культуры, науки, народного образования и т.п.), тем самым ограничивая свою деятельность. Его функции школы, университета, научно-исследовательского института, клуба, театра, склада, магазина, лаборатории, мастерской, архива, библиотеки и т.д. реализуются (если реализуются?) с большим трудом. Формы же деятельности при этом (то есть когда музей понимается односторонне, не комплексно) выглядят жалкими и примитивными, далекими от исторической правды, вызывая лишь неприятие музея обществом, исключение его из социальных приоритетов. Поэтому и возникают многочисленные проблемы в практической музейной деятельности.

Так что же есть музей? С одной стороны – это особое состояние человеческой души, духовная потребность человека хранить память. С другой – это хранилище социальной памяти, собор лиц, храм и форум. С третьей – учреждение, назначение которого заключается в развитии многообразных форм деятельности, направленных на хранение носителей информации, передачу опыта поколений, обучение и воспитание, воспроизводство духовных и материальных ценностей, формирование личности человека и организацию его досуга, обеспечение условий музейной коммуникации, связи времен и народов, служащее их братскому состоянию и общему делу человечества.

Если же прибегнуть к краткому выражению, вбирающему в себя все перечисленные выше понятия (и вcё, что естественным образом из них вытекает), то музей можно определить как хранилище социальной памяти, заключенной в объектах природы и предметах материальной культуры.

________________________

¹ Кодекс профессиональной этики / Международный совет музеев.  М.: ГЦТМ В. С. Высоцкого, 1995.  С. 4.

² См.: Аксёничев О. А. Философия музея Н. Ф. Фёдорова // Музейное дело. Музей-Культура-Общество: Сб. науч. трудов / ЦМР. М., 1992. С. 91-101; Доминов М. Ш. Музей в философии Н. Ф. Фёдорова // Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1995. C. 8-16.

³ Фёдоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение // Музейное дело и охрана памятников: Экспресс-информ. Вып. 3-4. М., 1992. С. 10 (далее: Фёдоров Н. Ф. Музей… ).

⁴ Там же. С. 9.

⁵ Фёдоров Н.Ф. Сочинения. М.: Раритет, 1994. С. 31 (далее: Фёдоров Н.Ф. Соч.).

⁶ Дьячков А. К. Нравственный фактор в сохранении недвижимого культурного наследия // Памятники в изменяющемся мире: Материалы международной научно-практической конференции.  М., 1993. С. 11).

⁷ Передовая статья // Учреждения культуры: справочник руководителя. М., 2010, № 6.

⁸ Мъбоу Амаду Мухтар. За возвращение незаменимого культурного наследия тем, кто его создал // Museum. 1992. № 4. С. 25.

⁹ Музеи – хранители древнерусского искусства и архитектуры // Museum. 1990. № 1. С. 79.

¹⁰ Суринов В. М. Историческая память народа. Сельское хозяйство Зауралья в образах и мыслях сибирского крестьянина. Тюмень, 1990. С. 23-24.

¹¹ Кузьмина Е. Е. Культурные традиции народов Сибири и музей // Вестник музейной комиссии. Вып. 1. М.: Наука, 1990. С. 22.

¹² Там же.

¹³ См.: Иноземцева З. П. Личные фонды и коллекции – источник сохранения национальной памяти отечества // Мир источниковедения: Сб. в честь С. О. Шмидта. Пенза, 1994. C. 296.

¹⁴ Никишин Н. А. Музей-Природа-Общество. К вопросу о современном развитии социальных функций естественно-научных музеев // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… C. 196.

¹⁵ Гнедовский М. Б., Дукельский В. Ю. Музейная коммуникация как предмет музееведческого исследования // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… С. 8.

¹⁶ Фёдоров Н.Ф. Музей… С. 4.

¹⁷ Фёдоров Н.Ф. Соч. … С. 39.

¹⁸ Подробнее об этом см.: Камерон Д. Музей: храм или форум // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… C. 259-274.

¹⁹ Никишин Н. А. Развитие культуры и музеи-заповедники // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1991. C. 127.

²⁰ Фёдоров Н. Ф. Соч. … C. 142.

²¹ Фёдоров Н.Ф. Музей … C. 49.

²² Фёдоров Н.Ф. Соч. …C. 38.

²³ Там же. C. 39.

²⁴ Об этом говорил А. В. Луначарский на 1 музейном съезде в 1930 году.

²⁵ Подробнее об этом см. в работах З. А. Бонами, Е. Г. Вансловой, О. Н. Кокшайской, А. К. Ломуновой, М. Ю. Юхневич и др.

²⁶ См.: Альмеев Р. В. Музей-заповедник и новые условия хозяйствования // Музееведение. На пути к музею XXI века: Музеи-заповедники. М., 1991. C. 104-111.

²⁷ Гнедовский М. Б. Проектирование в музейном деле: история и перспективы // Музееведение. Музеи мира. М., 1991. C. 144.

²⁸ Там же. С. 156. Также см.: Камерон Д. Указ. соч. С. 266.

²⁹ Гнедовский М. Б., Дукельский В. Ю. Указ. соч. С. 14.

³⁰ Коммуникация и музей // Museum. 1984. № 1. C. 8-9.

³¹ Подробнее об этом см.: Решетников Н. И. О некоторых аспектах музейной педагогики // Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1984; Он же. Музейный праздник для школьников. Опыт, проблемы и перспективы развития // Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986; Он же. Музейная педагогика как теоретическая проблема // Музееведение. Музеи мира. М., 1991 и др.

О философии музея

В 2013 году для студентов магистратуры издано учебное пособие «Философия музея»[1]. Книга чрезвычайно важна не только для студентов, но и для всех научных сотрудников отечественных музеев. Попытаемся реферативно донести до читателей – музееведов и музейных деятелей изложенные положения философии музея.

«Если первоначально между экспозицией и зрителем было стекло витрины, отделявшего реконструкцию прошлого или интерпретацию настоящего от реального мира, то новые музейные технологии экспозиционной практики стремятся уничтожить любую границу между зрителем и субъектом показа. Следствием указанной технологии является, с одной стороны, развитие игровых форм, познавательных и просветительских программ, использующих любые воспроизведения музейных предметов (копий, макетов, моделей, репродукций), с другой – утрата способности узнавания посетителя свойств подлинного музейного предмета»[2].

Со всем этим можно согласиться. Но почему речь идёт только взаимоотношении зрителя и экспозиции. Да, конечно, экспозиция, как видимая часть музея, прежде всего, и воспринимается как музей. Да и некоторые музееведы музей трактуют только как экспозицию (М.Б. Гнедовский, В.Н. Дукельский, Т.П. Поляков). Так ведь посетитель музея не только зритель. Он ещё выступает в роли творческого сотрудника музея, ученика, учителя, исследователя, интерпретатора. Следовательно, он взаимодействует не столько с экспозицией, сколько с музейным предметом, находящимся в экспозиции, фондах, в ходе интерактивных занятий, в лаборатории и т.д. Сводить философию музея только к экспозиции, значить умалять сущность и значение музея как социального института.

«Сегодня традиционная «коллективная память», наряду с индивидуальной, дополняется публичной памятью, что, несомненно, меняет и усложняет практическое осуществление традиционных форм актуализации наследия прошлого… её характеристикой является связь с массовым производством образов прошлого в масс-медиа, с превращением прошлого, как истории, в хорошо продаваемый товар»[3].

Продаваемый товар? Это при том, что музей – некоммерческое учреждение, а социальный институт сохранения памяти и передачи опыта поколений. В музеях Западной Европы ещё в 1970-е годы предпринималась попытка коммерциализации музеев. К концу ХХ века там отказались от этой установки. А наши досужие теоретики музееведения в условиях перехода к капитализму (к тому же имеющему криминальную основу), пытаются вовлечь отечественные музеи европейский и мировой культурный рынок (М.Б. Гнедовский). Для таких теоретиков музейный предмет не хранитель социальной памяти, а товар, что весьма импонирует чиновникам от культуры, превращающих музей в учреждение по оказанию услуг.

С чем можно вполне согласиться с авторами «Философии музея», так это с констатацией того печального факта, что «возникает новая дисциплина – экономика впечатлений и развлечений, учитывающая потребительские запросы публики, взирающей, но не видящей», а отсюда и «осуществляется деконструкция истории в рекламно-ироническом стиле»[4]. А это беда. Музей как устойчивая культурная форма подвергается деформации. Правда, справедливости ради, необходимо отметить, что на местах, практики музейного дела такую идеологическую установку не принимают и продолжают внедрять новые формы музейной деятельности вопреки внедрению в музеи коммерции и оказании услуг. Для большинства случаев музей сотрудничает с посетителем, а не оказывает услуги потребителю. А потому «органом восприятия прошедшего времени служит главным образом память»[5].

С одной стороны, авторы отмечают: «Придавая значение историческому событию, настоящее тем самым конструирует не столько связь с прошлым, сколько актуальную систему ценностей». Но с другой стороны тут же заявляют: «Прошлое через музейный предмет эстетизируется и наделяется современными атрибутами. Посетитель становится потребителем, научное и духовное знание – музейным продуктом или музейной услугой»[6]. Вот такая ныне философия музея. Наш посетитель теперь становится потребитель, а культурные ценности, «духовное знание» и‑ музейным продуктом. А ежели это продукт, то его можно продавать, но не изучать для духовного обогащения.

Всё выше изложенное авторы учебного пособия констатируют как объективный фактор современности, как реальность, возникающую на наших глазах. Но далее они отмечают: «Имеются два принципиально различных способа конструирования: когда настоящее познаётся через изучение и сохранение прошлого и когда настоящее использует прошлое только как инструмент для воспроизводства актуальных практик». И далее совершенно справедливо отмечают: «В политике обмена не находится места ни для мысли, ни для переживания, ни для творчества»[7].

Отмечая отход современности от духовного, говоря о материальном насыщении не души, а тела, авторы пишут: «Современная шоу-индустрия… подход к телу доводит до абсолютного предела, за которым тело становится простым орудием, ублажающим ненасытность вожделеющего. Тело перестаёт быть драгоценным «материалом», оформляемом духом, оно подавляется и уничтожается в бесчисленных манипуляциях с ним»[8].

Как бы абстрагируясь от коммерчески потребительской суеты, авторы утверждают: «Музей выступает в качестве обязательного социокультурного института европейской культуры»[9], а «Общие тенденции массовой культуры побуждают видоизменять характер музейного и выставочного пространства, которые превращаются в площадку для перфомансов, хэппенингов, инсталляций и т.п.»[10]. И далее: «Музей – пространство тайны и интриги, предполагающее прежде всего настроенность на заинтересованную открытость посетителя», музей есть проекция социокультурной памяти, а присущая ему мемориальность как «фундаментальное свойство культуры способствует оформлению музейности»[11].

Особое место уделяется подлинности музейного предмета в противовес теоретикам, которые заявляют, что копия вполне может заменить оригинал. И здесь уместно высказывание Л.М. Шляхтиной: «Подлинность музейного предмета – доказательство соответствия всех признаков музейного предмета, находящихся в неразрывном единстве. У предмета, который не является подлинником, это единство нарушено»[12]. Развивая эту мысль, авторы пишут: «Музейные предметы могут выражать не только то, что явилось причиной их включения в музейное пространство (историческая, художественная или социокультурная ценность), но становятся «материальным» средством творческой лаборатории исследователя или экспозиционера»[13]. И далее: «Встречу с подлинными шедеврами человеческого творчества не смогут заменить никакие воспроизведения, созданные на основе новейших технологий, а вопрос о подлинности исторической информации и путях её осмысления через музейный предмет останется краеугольным для музееведения»[14]

В отличие от теоретиков коммуникационного подхода, основанного на копийности предмета, и образно сюжетного метода, в результате которого музейный предмет-памятник превращается в бутафорский предмет, авторы «Философии музея» совершенно отмечают: «Музей – айсберг, видимая его часть – экспозиция – всего лишь малая толика существующих коллекций и проблем интерпретации музейного предмета. Именно эта «мощная» скрытая и в то же время «рутинная» часть айсберга создаёт устойчивость существования данной культурной формы в обществе. Значение имеет не то, что музеи позволяют увидеть, а то, что скрывают»[15].

Отмечая, что «в последние десятилетия ХХ в. наблюдается резкий рост интереса к музею у широкой публики, получивший название «музейного бума», который во многом связан с введением новых форм и принципов работы в повседневную практику музея», авторы с сожалением отмечают: «Попытка скрестить академизм с развлекательностью отвечает духу времени, но, на наш взгляд, это грубая ошибка. Бизнес в стремлении к увеличению прибыли не признаёт границ и … непрерывно сдвигает музей в сторону парка аттракционов. Менеджмент, маркетинг, PR, фандрайзинг усиливают свои позиции столь энергично, что, возможно, уже в близком будущем музей заполнят массовые потоки туристов и управляющих ими менеджеров. Но останется ли там искусство?»[16]. При этом «Центральная проблема не в физической, а в психологической недоступности искусства, которая и представляет тот главный барьер, что разделяет посетителя и искусство в музее»[17].

Авторов «Философии музея» волнует и проблема восприятия, которое испытывает посетитель музея, осваивая культурное пространство: «У симфонии или концерта есть создатель, автор-композитор, но переживания, чувства слушателя включаются только при исполнении музыки Рихтером… Бесконечное богатство музыки Баха, Моцарта, пьес Мольера и Брехта раскрывается в многообразных исполнениях, постановках – при посредстве целого ряда интерпретаторов: музыкантов и актёров, дирижёра и режиссёра. Но разве полотна Веласкеса и Врубеля однозначны, почему их великие произведения осуждены на заточение в залах с искусственным освещением и зачастую несовместимым соседством? А та скудость переживаний, эмоциональная бедность, которая характеризует состояние посетителя в музее, ‑ прямое следствие его заброшенности, одиночества среди сплошной массы великих творений, подавляющих друг друга и – зрителя». И далее: «Новая жизнь музея демократической эпохи, виртуальная или материальная, определится, в первую очередь, не количеством и не рейтингом произведений, но качеством музейного пространства, атмосферой, которая – неважно, за счёт традиционных или сверхсовременных приёмов и средств, ‑ откроет путь к эмоциональному подъёму и обогащающему расширению чувств» [18].

Авторы призывают «попытаться понять, каким образом философия Аристотеля могла инициировать уклад музейно-библиотечной жизни на тысячелетия вперёд, что в ней было такого особенного, что обрело свою вещественность на бесконечных книжных полках и стенах нескончаемых музейных анфилад»[19].

А эти книжные полки и музейные анфилады наполнены предметами – памятниками различных эпох. И формировали их многие поколения ревнителей исторической памяти. А в «основе музея лежит не инстинкт собирательства, а глубоко осмысленное и творческое отношение к миру»[20]. Развивая эту мысль, авторы пишут: «В западноевропейской культуре музей не только выполняет функции по собиранию и хранению артефактов, но и является отражением определённой социокультурной ситуации во всём многообразии её научных, эстетических, педагогических, идеологических, рекреационных, экономических аспектов»[21]. Но почему только в западноевропейской культуре. Сие характерно и для наших отечественных музеев. А может быть, и в более совершенной форме.

В этом отношении следует отметить более глубокое понимание сущности музейного предмета, более разнообразные формы интерпретации его содержания. Читаем: «В ХХ веке, в первую очередь в западном музееведении, статус музейного предмета подвергается радикальному пересмотру. Большее значение, нежели научная репрезентативность, приобретает эмоциональная нагруженность предмета, его способность вызывать переживания особого рода, т.е. предмет рассматривается не как носитель однозначного смысла, но как то, что даёт возможность множества интерпретаций»[22]. Тем не менее, важно обозначить при этом проблему качества интерпретаций. С одной стороны, интерпретация проводится на основании научных исследований, глубокого рассмотрения состава и функциональности предмета. Но с другой стороны, сплошь и рядом наблюдается вольная интерпретация, исходящая из субъективных знаний и представлений интерпретатора. А это глубоко опасное явление. Порой музейный сотрудник, не зная материальной основы предмета, наделяет его антинаучным содержанием. И тут важно понимать, что МУЗЕЙ – важнейший институт сохранения наследия и научный центр, поэтому вольные интерпретации, порой в угоду социальной обстановке, не допустимы, ибо эта вольность ведёт к искажению исторической действительности, утрате памяти и формированию асоциального сознания. Прислушаемся к авторам «Философии музея»: «Именно в музейном предмете и музейной экспозиции заложена не только возможность воспринять мир впервые через опыт прошлых поколений и культур, развернуть его в «плоскости» своеобразного полотна, состоящего из красочных мазков, из ритма материальных и художественных предметов, но и возникают необходимые условия для формирования практических действий и поступков человека»[23].

В современных условиях музеям всё более настойчиво внедряют сознание о необходимости развивать туристический бизнес. Здесь опять-так две стороны медали. Одна из них заключается в том, что музеи всегда занимались проведением экскурсий для туристов. Это не ново. Но другая сторона заключается в том, что музеи вовлекают в индустрию туризма, призывают развить туристический бизнес. А эта сторона медали – весьма опасное явление. «Музей как непременный атрибут туристической поездки теряет свою неповторимость, его ценность затирается наслаиванием многообразной визуальной информацией во время путешествия»[24].

Важно уяснить аксиому, сформулированную ещё китайским философом Конфуцием. Она заключается в трёх фазах восприятия действительности и формирования личности: 1 – посмотрел и забыл, 2 – посмотрел, услышал и заинтересовался, 3 – посмотрел, услышал, сделал и запомнил на всю жизнь, применяя знания на практике. Так вот, индустрия туризма направлена только просмотр, что и не запоминается. А если при этом услышал, то, в лучшем случае, заинтересовался. Со временем забудется. В музее же мы призваны показывать, рассказывать и практически закреплять знания в виде мастер-классов и интерактивных занятий. Что, в сущности, музеи и осуществляют в противовес установкам на обслуживание потребителей.

И ещё одна сторона дела. Общеизвестно, что запретный плод всегда сладок. А интерес проявляется в большей степени в узнавании и раскрытии неизвестного. Музей наш как раз содержит тайну, неизвестность, что и привлекает к познанию неизвестного. «Закрытость знания стимулирует повышенный интерес к нему (золотая кладовая, удалённый музей, закрытый ведомственный музей). Поэтому школьное и профессиональное обучение целесообразно направлять по заранее разработанным программам с различной степенью трудности усвоения исторического и культурного материала… Музей в истории культуры был особой «резервацией памяти». Возникнув как закрытая частная коллекция, он со временем, став публичным, всегда был труднодоступен по многим причинам – удалённости, элитарности, уникальности. Эта закрытость и создавала условия для стремления преодолеть трудности, следовательно, усиливала престижность посещения такого уникального места и способствовала ценностному осмыслению историко-культурного знания» [25].

К великому сожалению современная социально политическая ситуация складывается таким образом, что «вторжение торговцев в храм – процесс не менее объективный, чем приход зимы после жаркого лета»[26]. Но тем не менее, «музей распространяет на артефакты святость суждения вечности: то, как они выглядят здесь, – это то, как они всегда выглядели и как они должны были всегда выглядеть. Объективность дополняется аурой судьбы. Музей стремится поднять свои произведения в пространство над бурями истории, где история остановлена или уже закончилась. Он тайно выдвигает памятник окончанию истории»[27]. По суждению авангардистов, «музеефикация искусства означает смерть. Именно бросая вызов отделению искусства от реальной жизни, набирали силу первые ростки авангарда. Музей стал для авангардистов олицетворением ужаса эстетической автономии. Никто из них, начиная от «правого» Маринетти до социалиста Малевича, не придумал ничего лучшего, чем сжечь музеи»[28]. Но именно музей сохраняет память. Именно благодаря МУЗЕЮ сохраняется память о тех же Маринетти и Малевиче.

Заключая реферативное изложение «Философии музея», можно сказать, что книга вызывает двойственное впечатление. С одной стороны, вначале описываются реалии современности. И это воспринимается как одобрение авторами складывающейся обстановки перехода музеев на коммерческие, торгашеские условия своего существования. С другой стороны, раскрывается истинное предназначение музея как социального института по сохранению памяти для передачи опыта поколений. Вероятно, это связано с тем, что различные разделы пособия подготовлены разными авторами. У каждого автора своё понимание музея и его исторической предназначенности. Отсюда и порой противоречивые суждения, не интепретированные общей научной редакцией.

Музей – учреждение

или социальный институт?

Что есть музей в современном понимании? Как воспринимается музей различными слоями общества? Каким является музей и как видится его будущее?

Эти далеко не праздные вопросы волнуют современное общество. Слово «музей» давно стало популярным, и музеями часто называют то, что музеем, по сути, и не является. Это всякого рода клубы, кружки, объединения, выставки, частные коллекции и т.п.

В музееведческой литературе дано достаточно много определений музея. Но часто они противоречивы. В современных условиях представляется важным не только дать очередное толкование музея, но и определить смысл и назначение музея. Прежде всего, ‑ раскрыть сущность музея, его место в обществе. А посему обратимся вначале к одному из основоположников музееведческой мысли в России – Николаю Фёдоровичу Фёдорову. Именно он глубоко разработал понятие музея, его смысл и назначение. Фёдоровское понимание музея гораздо глубже, нежели интерпретация музея, принятая Международным советом музеев (ИКОМ).

В статье третьей Устава ИКОМ в редакции 1995 г. записано: “Музей – постоянное некоммерческое учреждение, призванное служить обществу и способствовать его развитию, доступное широкой публике, занимающееся приобретением, хранением, использованием, популяризацией и экспонированием свидетельств о человеке и его среде обитания в целях изучения, образования, а также для удовлетворения духовных потребностей”[29].

Здесь музей представляется как учреждение. Это учреждение служит обществу. С этим, безусловно, можно согласиться. Только с оговоркой: учреждение следует понимать не как контору управления, а как социальный институт. Музей доступен широкой публике. Но всегда ли это оправданно? И весь ли музей (ведь его основа – фонды, коллекции) должен быть доступен всем и каждому, широкой публике! Это учреждение приобретает материальные свидетельства о человеке и его среде. Но почему же только о человеке? А о природе? Технологических процессах? Макро- и микромире?

Вероятно, при толковании понятия “музей” следует исходить не только из того, что он есть учреждение. За исходное, всё-таки, нужно брать нечто более глубокое и содержательное, нежели просто “учреждение”. Авторам цитируемой выше формулировки, видимо, были не знакомы высказывания Н.Ф. Фёдорова. Да и наши отечественные музееведы обходили его труды стороной. Лишь в 1990-е годы стали появляться различные ссылки на него, а специальное исследование его творчества как музееведа было опубликовано лишь в сборнике[30], который издан небольшим тиражом и широкому кругу читателей мало известен.

Формулировка понятия музея, несколько изменена в принятом ИКОМ в 2010 г. Кодексе музейной этики: «Музей – это некоммерческое учреждение на постоянной основе, действующее на благо общества и его прогресса, открытое для публики, которое приобретает, сохраняет, исследует, пропагандирует и экспонирует – в целях обучения, образования и развлечения – материальные и нематериальные свидетельства человека и окружающей среды»[31]. Как видим, снова музей трактуется как учреждение, хотя и не коммерческое.

Музей имеет высокий общественный статус. Он служит, прежде всего, обществу. Понимая это, государственная власть стремится использовать музей-учреждение как инструмент своей политики. Часто это наносит ущерб музейной деятельности. Так было в 1930-е годы, когда музеи были превращены в политико-просветительные учреждения. Так происходит и в современных условиях, когда музеи пытаются превратить в учреждения, выполняющие распоряжения правящей бюрократии по оказанию услуг населению. В результате такого подхода появляются неприемлемые для музея термины как «музейный продукт», «музейное обслуживание», «музейный бренд», «потребитель музейных услуг». Тем самым чиновники от культуры и послушные им теоретики, выбивают наши музеи из сферы его основного предназначения и из принятых правил международного музейного сообщества. В Кодексе музейной этики редакции 2010 г. первая глава гласит: «Музеи сохраняют, истолковывают и пропагандируют природное и культурное наследие человечества». Принципом для музеев определено: «Музеи несут ответственность за материальное и нематериальное природное и культурное наследи». А руководящие органы, связанные с управлением музеями «несут основную ответственность по защите и пропаганде наследия, а также материальных и финансовых ресурсов, выделенных для этой цели»[32]. Отсюда следует, что руководящие органы призваны обеспечить функционирование музеев в полном объёме в соответствии с его основным предназначением, а не второстепенным по оказанию услуг.

Рассмотрим, что есть музей по Н.Ф. Фёдорову: “Музей есть не собирание вещей, а собор лиц”[33]; “музей… есть собор ученых, его деятельность есть исследование”[34]. Действительно, музей является собором (от – собрание, сбор, единение) всех лиц прошлого, настоящего и будущего; собор учёных и деятелей, учителей и исследователей, учащихся и их наставников, отцов и детей, людей всех поколений. Эта соборность и определяет понятие музея. Соборность – в широком смысле слова. Собор понимается и как храм, и как собрание, единение, общее дело всех живущих ради будущего, их братское состояние.

Когда мы сегодня говорим: “музейное собрание”, то под этим традиционно понимаем собрание разнообразных предметов – памятников материальной и духовной культуры (то есть – склад? Возможно, если там хранятся вещи). Но предметы не просто хранятся, как на складе, они собраны воедино для отражения исторического процесса и нашего взаимодействия с прошлым. Если музей – собор лиц, то его коллекции (музейное собрание) отражают деятельность этих лиц, заключают в себе социальную память о природе и человеке в окружающей его среде. Поэтому музей следует рассматривать не как учреждение и даже не как собрание коллекций (материальных свидетельств), а как хранилище социальной памяти, собор лиц, чья деятельность документируется этими самыми материальными свидетельствами. Вещи, собираемые (приобретаемые) музеем – не самоцель (в противном случае, он превращается в склад и только склад, каким бы высоко организованным и хорошо оборудованным он ни был). Музейные предметы, прежде всего, носители информации о человеческой деятельности в быту, на производстве, в природе и т.д. Н.Ф. Фёдоров по поводу собираемых учеными коллекций, вещей ради вещей, иронически замечает: “Собирание начинает и современная наука; она собрала лишённых жизни животных, высушенные растения, минералы и металлы, извлеченные из их естественных месторождений – всё это в виде обломков, осколков, гербариев, чучел, скелетов, манекенов и проч. – в особые кладбища, названные музеями. Не изумительно ли при этом то обстоятельство, что это собрание, если бы даже оно было приведено в такой порядок, что могло бы служить полным отображением развития всей жизни мира, могло считаться окончательно целью знания (музеолатрия)?”[35].

И действительно, многие музеи современности (не говоря уж о конце XIX в.) с их застывшими экспозициями напоминают кладбища (иногда хорошо ухоженные, иногда нет) каких-то вещей, для кого-то и важных, а для кого-то и нет. Иногда экспозиции «оживляются» всевозможными конструкциями, но это только принижает значение музейного предмета-памятника.

Подход к музейному предмету как к отжившей вещи нередко приводит к трагедии, когда уничтожается и само “кладбище” или “склад”, то есть те музеи, которые функционировали как коллекции вещей, а не соборы лиц. Пример тому – уничтожение музеев “царских” после Октября 1917г. и разгром историко-революционных музеев в постсоветский период. И в том и другом случаях, погромщики, уничтожая музеи и памятники, пытались разрушить связь времен и поколений, вырубить из сознания людей память о предшествующих поколениях, их жизненный опыт, нравственные устои, культуру, выработанные веками способы производства и взаимоотношения людей с природой. А без всего этого – как понять ход исторических событий, их закономерности, как наметить пути развития без ущерба для самих людей? Лишение памяти выгодны только своекорыстным политикам, ибо они понимают, что сознанием людей, лишенных социальной памяти, легко манипулировать.

Память и памятник. От того, что мы вкладываем в эти понятия, зависит сущность музея, его концепция. Если музей хранит памятники только как вещи – это все-таки, повторимся, склад. Но любая материальная вещь поддается физическому воздействию и, рано или поздно (в каких бы идеальных условиях мы её ни хранили) исчезнет. Материальные предметы (какими бы ценными памятниками они ни были) либо «стареют», ветшают со временем сами по себе (под воздействием света, влаги, перепада температур, биологического или радиационного разрушения), либо уничтожаются в результате форс-мажорных обстоятельств (пожар, наводнение, война, социальные потрясения и т.д.). В этих условиях вещи гибнут. Гибнет и музей, если он был хранилищем этих вещей (складом). Но память остаётся. И если музей был хранилищем социальной памяти, он музеем и остаётся, вбирая в себя лишь все новую и новую память, новую информацию, связанную со вновь происходящими закономерными событиями, стихийными бедствиями или волевыми решениями людей, пришедших к власти. Память не поддаётся уничтожению, она гибнет лишь с гибелью самого человечества. Но пока человечество живо, жива и память. Вот почему мы знаем, что происходило столетия тому назад, хотя и нет для этого достаточного количества материальных предметов – свидетельств прошлого. Вот почему мы не знаем о жизни тех людей, кои исчезли с земли начисто, не оставив о себе памяти. А редкие фрагменты памятников об этих народах несут в себе лишь глухую информацию о некогда былой жизни. Музей поэтому и обязан хранить память, заключённую в вещах, а для самих вещей лишь создавать условия как можно более длительного их существования, чтобы с их помощью выявлять новую информацию и закреплять в памяти человечества.

Музей (среди прочих социальных институтов) формирует всеобщее понимание сущности памятника. В противном случае, сам по себе памятник не может обеспечить себе бессмертие, c каких бы высоконравственных общечеловеческих позиций он ни оценивался современниками. Особенно это проявляется во время межэтнических и межгосударственных распрей, в ходе завоевательных войн, насильственного покорения иных народов и т.д. Один из теоретиков памятниковедения А.Н. Дьячков пишет, что “судьба памятников зависит от отношения к ним людей, живущих возле них и постоянно с ними соприкасающихся. Государство может издавать хорошие законы и постановления, выделять крупные денежные средства на уход за памятниками, создавать широкую сеть органов охраны и, тем не менее, не получать желаемых результатов, если его действия не будут поддержаны широкими слоями общества, восприняты ими с пониманием”[36]. В современных условиях проблема сохранения социальной памяти особенно актуальна в связи с нарастающей приватизацией памятников культуры. Какими бы законами и указами государство ни гарантировало сохранение национального наследия, оно будет использоваться по разумению их владельцев, по принципу «что хочу, то и ворочу».

Особенно опасно это стало в связи с навязыванием музею чужеродных форм деятельности, исходящих из того, что музейное собрание есть имущество, а сам музей должен предоставлять услуги населению. Нет и ещё раз категорически нет! Музейные коллекции – не имущество, которым так хотят распоряжаться чиновники от культуры. Музейные коллекции – памятники, хранящие информацию человеческого бытия. А памятниками никакой высокопоставленный чиновник не вправе распоряжаться, изымать из фондов, передавать в другие музеи или учреждения, продавать и т.д. Музейные коллекции – национальное достояние. Хранят их, изучают и используют специалисты музеев. Музейное собрание не прикасаемо для чиновников. Чиновники от культуры как раз обязаны обеспечить условия достойного существования музеев, а не требовать от них предоставления услуг населению.

Уместно напомнить мнение директора Государственного Эрмитажа Пиотровского: «Наше общество неожиданным образом одичало, и в разных его слоях нелегко найти людей, понимающих великое значение национальной памяти. И приходится снова и снова объяснять, что национальное культурное достояние, которое в первую очередь хранят музеи, ‑ это ДНК народа и страны, что всякое нарушение памяти делает народ таким же болезненно беспамятным, как это бывает отдельно с больным человеком. Неуважение к наследию предков, их материальным ценностям – одна из причин удивительной необразованности, которое поразило наше общество… Психоз приватизации, рождённый атмосферой «базарного капитализма», породил многочисленные атаки на музеи… Государственный аппарат не имеет стопроцентного морального права распоряжаться культурным наследием. Его задача – получив это наследие, приумножить его и передать следующему поколению. В этом специфика культурной жизни, из которой должны быть исключены обращение с искусством, как с товаром, и восприятие культуры как сферы услуг населению. Музеи, архивы, библиотеки не оказывают услуги – они выполняют государственную функцию по сохранению, освоению, изучению и передаче через поколения самого главного, что отличает один народ от другого, человека от животного, ‑ культурного наследия в его разных формах»[37].

Музей не услуги призван оказывать. Он, прежде всего, сохраняя социальную память, формирует общечеловеческое взаимопонимание. Отсутствие понимания и утрата социальной памяти часто приводит к трагедиям. В одном из номеров журнала “Museum” отмечалось: “Многие народы во время сложных событий потеряли бесценную часть… наследия, в котором выражается их древняя самобытность… Народы – жертвы этого иногда векового расхищения – были ограблены не только в отношении незаменимых шедевров: их лишили памяти, которая, без сомнения, помогла бы им лучше познать самих себя и, возможно, лучше быть понятыми другими”[38].

Быть понятыми другими и самим понимать других – вот, наверное, одно из коренных положений общего дела человечества. И вопрос здесь даже не в форме правления, характере собственности или национальной принадлежности создателей памятников, а в понимании друг друга, в осознании необходимости хранения социальной памяти (и не только памяти отдельных групп или слоёв населения, а памяти всего человечества, памяти отцов не только своих собственных). Когда в 1990-е гг. в России начали раздаваться голоса, требующие разрушить памятники и музеи эпохи социализма (и многое было уничтожено), обвиняющие во всех наших бедах социализм как систему и призывающие ко всеобщему и поголовному охвату всех людей частным предпринимательством, утверждающие, что приватизация сохранит наследие, тогда начались попытки не только физического уничтожения памятников, но и избавления от памяти о прожитой эпохе. А это не что иное, как отказ от изучения уроков истории, исследования причин наших бедствий. Однако раздаются и трезвые голоса, призывающие быть осторожными в ломке социальных отношений, замене одних памятников (идолов) другими (тоже идолами), обращающие внимание на возможные негативные последствия в деле сохранения наследия, доставшегося нам от отцов наших. По мнению специалистов – исследователей древнерусского искусства “нет никакой гарантии, что с развитием в нашей стране частной инициативы, частного предпринимательства драгоценные остатки фресок (речь идет об уникальных фресках Дионисия в Ферапонтовом монастыре – Н.Р.) в один прекрасный день не станут объектом сознательного и масштабного грабежа”[39].

Пока мы будем хранить памятники как материальные ценности, т.е. имущество, будет существовать их грабёж (независимо от формы собственности в обществе). И чем ценнее будут отдельные предметы или коллекции, чем больше мы будем говорить о материальной их ценности (да еще непременно в долларовом выражении), тем сильнее будет развиваться их грабёж. Если же мы будем хранить заключенную в них социальную память, и будем активно при этом формировать сознание широких слоев населения, убеждать в необходимости сохранения этой социальной памяти, то, может быть, тогда сократится и ограбление музеев. Мы же вольно или невольно (особенно в этом преуспевают средства массовой информации) формируем стремление украсть ту или иную драгоценность. Вот пример. Возвратили в Эрмитаж украденную чашу, образец ювелирного искусства. И все журналисты, сообщая об этом факте, непременно указывали её стоимость в долларах. Конечно же, после такой информации у многих может появиться соблазн снова украсть эту чашу (или другой музейный предмет (в понимании вора – вещь, имущество), который “плохо лежит”, а “плохо лежащие” памятники есть в каждом музее). Следовало бы говорить не о цене предмета, а о памятнике культуры, о том, какая историческая память в нём заключена, каково художественное мастерство авторов и уровень развития того общества, которое смогло создать вечные образцы культуры, принадлежащие ныне всем живущим людям, всем поколениям всех времен и народов. Это память наших отцов (именно – наших, а не только, скажем, античных). А память, как известно, не поддаётся ценностному выражению в долларах или рублях, марках или иенах. Может быть, тогда поубавится соблазн хищения наследия прошлого, принадлежащего всем ныне живущим.

Нашему обществу уже было серьезное предупреждение в 1917 и последующие годы, когда разрушение памятников либо декретировалось властью, либо они расхищались. Нынешнему поколению следовало бы сделать соответствующий вывод из последовавших событий, закрепить их в памяти для общего дела и не подменять социальную память, память своих отцов материальной ценностью предметов, превращая музейные коллекции в имущество.

Но всё это легко сказать. Гораздо труднее воплотить в жизнь, то есть выработать у общества историческое сознание, чем и должен, в сущности, заниматься музей. Самосознание же вырабатывается тогда, когда есть историческая память. Один из современных музееведов В.М. Суринов пишет: “Слушая рассказы старожилов о дореволюционном прошлом, зримо представляешь неторопливое течение крестьянской жизни, процесса сельскохозяйственного освоения территории, в которых прошлое ценилось не меньше настоящего, где существовала гармония между средой (почвой) и деятельностью человека. Потому что мужики “крепко в земле разбирались”, любые новации оценивались с учётом их возможных последствий… Впоследствии в поскотину сибирского села ворвались “продотрядовцы”, “коллективизаторы” (а в конце ХХ столетия “приватизаторы” – Н.Р.) и произошло то самое, что один из бывших сибирских крестьян назвал “опущением культуры”. В наше время очень важно собрать по крупицам всё то, что сохранилось от культуры прошлого, показать на этой основе значимость целого и максимально использовать его в интересах повышения исторического самосознания людей”[40].

Человеческое общество (на то оно и человеческое, на то оно и общество) веками вырабатывает сознание необходимости хранения памяти отцов, оно сознательно хранит традиции, обычаи, нравы, правила, обряды и т.д. В этом его жизнестойкость. Инструментом этого хранения и является музей, представляющий собой не только учреждение, но и особое состояние человеческой души; состояние, данное человеку с рождения и развивающееся или затухающее в соответствии с развитием или деградацией общества.

Однако, “передача традиций никогда не бывает полной, иначе это положило бы конец историческому процессу. Чем больше развито общество, тем больше его историческая и культурная память, но тем меньше в общекультурном наследии доля и устойчивость традиционной народной культуры, на базе которой вырастает культура профессиональная и элитарная”[41]. Согласимся с этим высказыванием Е. Е. Кузьминой, как и с тем, что “в развитом обществе существует и передаётся от поколения к поколению ядро культуры. Полный разрыв традиций и негативное отношение ко всему ядру приводит к нарушению преемственности и утрате достижений предшествующей цивилизации. Ядро культуры из открытой динамической системы становится мёртвой сокровищницей, что обусловливает разрыв общества, элитарность и последующую гибель культуры”[42].

Музей как раз и служит связующим звеном между традициями и новациями, а эта связь не позволяет оторваться обществу от ядра культуры. Музей является цементирующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, хранит веками накапливаемую социальную память и передаёт её из поколения в поколение. Когда музей перестает выполнять это своё предназначение, превращается в застывшую выставку вещей или вольно интерпретируемую экспозицию (с помощью инсталляций, например), он перестаёт быть музеем, а общество может утратить связь времен.

Важным представляется соотношение всеобщего и частного (или корпоративного) дела. Почему всё-таки памятники время от времени гибнут не от стихийных бедствий и не от физического их разрушения, а в результате сознательного их уничтожения самим человеком? Ответ не прост. Но задуматься над этим стоит.

Есть вещи, которые создаются в процессе человеческой деятельности как необходимые: орудия труда, жилища, дороги, мосты и т.д. Они не для памяти создаются – для жизни. Поэтому их человек не разрушает, а совершенствует. Но есть другие вещи – памятники, специально создаваемые человеком, как память о чём-то или в назидание кому-то. Как правило, эти памятники (монументы, стелы, бюсты, мемориалы, те же музеи) создаются группами людей или отдельными лицами, выразителями определенных интересов, взглядов, идеологий. Пока эти группы господствуют в обществе, создаваемые ими памятники сохраняются (почти на каждом из демидовских заводов на Урале в своё время были воздвигнуты памятники их владельцам). Но в любом обществе есть и другие группы людей, с иными социальными установками. Если они при изменившихся обстоятельствах занимают господствующее положение, то зачастую уничтожают памятники своих предшественников (где теперь те же демидовские памятники?) и утверждают новые, как символ своей власти, cвоей идеологии. Эта извечная борьба людей, не имеющих общего дела, отстаивающих лишь свои корпоративные интересы, всегда будет сопровождаться разрушением существующих памятников (как и самой памяти) и насаждением новых (вспомним знаменитый Ленинский план монументальной пропаганды). Но никто из враждующих группировок не сможет вытравить память поколений полностью (Демидовых-то мы знаем, да и ленинцев тоже). Память всегда будет сохраняться, пусть и фрагментарно, пусть в искажённом виде (как мифологемы), но из фрагментов может быть воссоздано нечто целое, а искажения со временем можно и ликвидировать. И не последнюю роль в сохранении социальной памяти человека играет музей. В обществе же всё громче и громче звучат голоса, призывающие хранить память. Так, еще в 1994 г. на научно-практической конференции “Личные фонды и коллекции – источник сохранения национальной Памяти Отечества” прозвучало напутствие архимандрита Иннокентия Просвирина, напомнившего о главной заботе – “сохранять от гибели, вернуть в память народа бесценное документальное наследие незаслуженно забытых служителей и деятелей нашего отечества”[43].

Но вернёмся к назначению музея. Один из современных музееведов России Н.А. Никишин пишет: “Нельзя не согласиться с тем, что первые музеи вполне целенаправленно служили удовлетворению реальных потребностей, определявших их судьбу представителей господствующей части общества в организации для них условий приятного провождения времени. Очевидно, музей должен был ориентироваться на заказ, исходящий прежде всего от господствующих классов”[44]. Сменился господствующий класс – сменился и социальный заказ, что и приводит к ликвидации одних и созданию других музеев. И каждый такой класс (социальная группа) считает себя правым. Но право ли в целом общество? В этом ли его общее дело? Такое положение вещей способствует вражде, а не согласию, не общему делу. Можем ли мы сегодня, в начале XXI в., стоять на этих позициях? Не пора ли понять, что музей, его сущность, его назначение выше интересов отдельных лиц, социальных групп или господствующего класса. Задача музея – не выполнять волю правящей партии и чиновников госаппарата, а хранить социальную память, формировать в обществе братское состояние, объединять интересы общества вокруг его ядра культуры.

Реальности, происходящие в обществе, соответствующим образом накладываются не только на музеи и памятники, определяя их судьбу, но и на теоретическую науку, обосновывающую, определяющую или оправдывающую существующую идеологию в целом и музейную политику, в частности. Это можно сказать и о музееведении, согласившись с М.Б. Гнедовским и В.Ю. Дукельским: “Музееведение служило проводником и механизмом распространения сверху вниз идей и идеологических установок, организатором и координатором музейной работы. В ситуации, когда новое поколение музейных работников пошло на смену старому, воспитанному до революции, это позволило поддерживать некоторый профессиональный уровень, но впоследствии превратилось в фактор, сдерживающий развитие профессии, закрепляющий её вторичный, исполнительский характер^”[45]. В современных условиях всё более и более агрессивно музеям навязывается этот самый исполнительский характер. Научно-исследовательская, научно-просветительная, научно-фондовая, экспозиционно-выставочная и издательская деятельность становится ненужной. От музея требуют лишь предоставления услуг населению. Да и население ныне трактуется не в качестве посетителя, а в качестве потребителя. И не знания должны сегодня популяризировать музеи, не историческое сознание формировать, а выдавать в качестве услуг музейный продукт. Такой подход к музею – тупиковый путь его развития, его деградация.

Пора уж музееведению (как теоретической науке, так и практическому музейному делу) остановиться в верноподданнических настроениях, перестать служить господствующей идеологии, освободиться от необходимости сиюминутного выполнения социального заказа политических партий и групп. Музей как самостоятельный социальный институт исходит в своей деятельности из наличия и состава коллекций (независимо от чьей-либо субъективной воли), из той социальной памяти, которую он хранит и направляет на ликвидацию социальных противоречий, на общее дело человека.

Но это все можно осознать, лишь поняв сущность музея. Понять же эту сущность можно лишь при изучении различных обстоятельств, в том числе и того, с чего музей начинается, каково его место в жизни различных поколений.

Задумываемся ли мы в обыденной жизни, почему человек собирает и хранит коллекции или памятные вещи? Почему в каждой семье имеются фотографии или фотоальбомы? Кто заставляет нас хранить первый локон ребёнка, его первые рисунки, поделки? Зачем мы привозим из путешествий различные камни и растения? Кому нужны наши дневники, письма?

Можно задавать бесконечный ряд подобных вопросов. Но ведь хранение памятных предметов – не только особенность нашего времени. Это присуще всем народам всех времен. Вспомните наскальные рисунки первобытного человека, каменные фигуры скифов и жителей острова Пасхи. Вспомните, что у всех племён были свои тотемы, священные места, где они хранились. Не относится ли все это к понятию музея?

Конечно, относится. Н.Ф. Фёдоров по этому поводу писал: “Всякий человек носит в себе музей, носит его даже против собственного желания, … ибо хранение – закон коренной, предшествовавший человеку, действовавший до него”[46]. И далее: “Первая вещь, cохраненная на память об отцах, была началом музея”[47].

Можно приводить много высказываний Н.Ф. Фёдорова относительно понятия музея. Здесь же лишь скажем, что не только сотрудники музея, но и госчиновники, должны осознавать значение музея как собора лиц (а не только как учреждения по оказанию услуг). Музей как собор лиц включает в себя единение отцов и детей, взаимосвязь прошлого и будущего через настоящее. В этом соборе хранится и передаётся будущим поколениям таинство общения. Отсюда музей – есть храм. В нём происходят различные формы общения, иногда выходящие за рамки собственно музея. И музей в этом случае становится форумом[48].

Коль скоро мы заговорили о различных проявлениях музея, остановимся на некоторых его составляющих. Музей выступает в самых разнообразных формах: собор лиц, храм, форум, склад, магазин, учреждение, собрание вещей, кладбище, церковь. При этом современные музееведы отмечают, что в настоящее время “все более осознается роль музея как хранилища необходимого уже сегодня социального, технологического, художественно-творческого опыта предыдущих поколений”[49]. Объединяет же все эти составляющие музея память – социальная память поколений, заключенная в музейных предметах (не случайно мы их называем памятниками). Следовательно, музей есть хранилище социальной памяти. Социальная память формируется по-разному, по-разному интерпретируется, в разных формах проявляется (от устных и биологических до письменных и технологических).

Назовём лишь несколько форм проявления музейной интерпретации социальной памяти.

Если обратиться в связи с этим к Н.Ф. Фёдорову, то музей есть школа. Школа в широком смысле слова, где учителя (музейные работники) передают знания учащимся (посетителям), но и сами являются учениками перед учёными. Музей есть школа начальная, где посетитель получает первоначальные знания. Он же есть и школа средняя, в которой ученики получают углублённые специальные знания и практические навыки, а также осознают свое собственное место в непрерывном историческом процессе и в конкретном обществе. То есть, в музее формируется человек как личность. Вместе с тем, музей не только начальная и средняя школа, но и школа высшая – университет, где изучаются закономерности жизни, формируется историческое сознание, осознание общественного бытия, когда “человечество есть также отечество”[50]. Согласимся с Н.Ф. Фёдоровым, что музей “состоит и из учёных, ставших учителями, а также и из учителей, которые тоже должны сделаться и деятелями, и исследователями. Cловом, в музее объединяются все эти три функции: исследования, учительства, деятельности”[51].

Передача знаний (то есть образовательный процесс) всегда сопровождался воспитанием. Вольно или невольно музей всегда воспитывает. Воспитывает самим музейным собранием, архитектурно-художественным решением экспозиции, рекламной и научной продукцией, формами деятельности и т.д. Иное дело – как воспитывает? Воспитание может осуществляться в духе преданности господствующей идеологии (что мы уже проходили, когда музеи были превращены в полит-, а затем культпросветучреждения, когда они выполняли социальный заказ не всего общества в целом, а отдельной господствующей его части). Воспитание может быть направлено на уважение к прошлому, настоящему и будущему человечества, на развитие чувства вражды, розни или, наоборот, единения, родства и братства всех народов. Воспитанием можно утверждать чувство собственного “Я” и пренебрежения к другим, но можно развивать стремление каждого человека к общему делу, cозданию справедливого общества, обеспечивающего счастье и радость всем людям.

Н.Ф. Фёдоров, будучи человеком православным, стремился понять, что есть общее дело человечества. В решении этого вопроса большое значение он придавал музею, его народообразовательной сущности. “Если православие, – писал он, – есть иконопись, обряд или вообще искусство как средство народообразовательное, … все наглядные средства образования должны быть соединены, то есть должны быть соединены все музеи: исторический, этнографический, антропологический… и музей земледельческий… Все эти музеи должны быть соединены и обращены в храм премудрости (выделено мною Н.Р.), в чем и будет выражаться объединение светского и духовного, научного и религиозного, классического и реального в христианском, потому что христианство не сторона, не партия, оно само объединение”[52].

Оставаясь на принципах сохранения культурных ценностей, сбережения исторического наследия, формирования нравственных общечеловеческих идеалов, воспитания любви и уважения к отцам нашим, передачи памяти от них грядущим поколениям, можно согласиться с мнением Н.Ф. Фёдорова о назначении музея: “Создание музея, коего центром, основанием и венцом будет храм Премудрости Божией, и укажет человеку дальнейшую его цель и долг. Создание такого народовоспитательного храма есть превращение промышленной, художественной и научной (хаотической) розни в одно общее отеческое, прародительское дело”[53]. Согласимся с этим, но с одной оговоркой: под храмом Премудрости Божией совсем не обязательно понимать его религиозное содержание, скорее всего – общечеловеческое, как отмечал сам Н.Ф. Фёдоров – светское и духовное.

Что же мы можем понимать под прародительским делом? Почему так упорно и настойчиво Н.Ф. Фёдоров говорит об общем деле человеческого общества?

Оставим в стороне его убеждения в возможном физическом воскрешении человека. Это вопрос не бесспорный, и каждый волен иметь по сему поводу своё мнение. Но примем за истину: общим прародительским делом является продолжение своего рода, в продолжении – его воскрешение и бессмертие. Продолжение же рода человеческого возможно только в условиях мирного времени – без войн и вражды, при братском состоянии всех народов. Вот почему Н.Ф. Фёдоров утверждает (и совершенно справедливо), что музей есть олицетворение братства, cоборности, единства помыслов поколений всех людей. Там, где есть вражда – там музея нет. Есть лишь учреждение, cпособствующее розни человеческой (и чем более музей сеет рознь, тем скорее он гибнет сам, как это и произошло с ленинскими музеями). Соборность и братство предполагают единство отцов и детей, музейных работников и посетителей, учителей и учащихся, учёных и практиков – всех, кто делает общее прародительское дело. И действительно, музей примиряет людей и способствует их развитию. С помощью своих коллекций музей говорит: смотри, человек, к чему привела вражда твоих предков, избегай повторения зла; смотри, как расцветало человечество в мирные дни, как оно становилось прекраснее, понимая других и думая об общем деле, как зверело, помышляя о корысти и личной выгоде.

Для достижения цели сохранения человечества музей и становится хранилищем социальной памяти, чтобы направлять её на общее дело, на созидание.

Музей выступает и в иных ипостасях. Рассмотрим некоторые из них.

Известно выражение: “Музей – памятная книга человечества”[54]. А если книга – значит библиотека. Музей – библиотека? Да, безусловно. С одной стороны, без самой книги, без книжного фонда – что за музей? С другой – каждую вещь, документ в музее мы прочитываем, как книгу. Не случайно, одним из первых музеев была Александрийская библиотека, а одной из самых знаменитых является библиотека Британского музея.

Среди различных предметов, документирующих исторический процесс, большую группу составляют письменные источники, хранение которых – прерогатива архива. Отсюда – музей есть архив, отбирающий на хранение документы, исследующий социальную жизнь, производственные отношения, людские судьбы.

Когда мы приходим в музей, то первое, с чем встречаемся – это его экспозиция. Экспонаты, представленные в ней определенным образом, являются действующими лицами прошедшей эпохи или «актёрами». Сама же экспозиция в этом случае служит декорацией к спектаклю, где экспозиционер выступает в роли драматурга, а художник в роли режиссёра. Стало быть, музей есть в то же время и театр, где имеется сцена, актёры, постановщики, зрители. Подтверждение тому – широкое развитие музейных театрализованных представлений, творческих занятий, мастер-классов, ролевых игр, литературно-музыкальных композиций, вечеров, концертов и т.д.[55]

Известно, что в музее работают люди, объединённые общим интересом. А кто приходит в музей? Тоже ведь те, кого объединяет общий интерес. Одни люди тяготеют к музеям художественным, другие – историческим, третьи – литературным и т.д. У всех групп посетителей музея есть в чём-то их объединяющий общий интерес. Объединение же людей по интересам – есть клуб. Значит, музей выполняет и роль клуба. И чем разнообразнее клубные формы работы, тем интереснее и многограннее деятельность музея.

Вспомним скансены, музеи под открытым небом, музеи-заповедники национальные парки, в которых реконструируется какой-либо производственный процесс, историческое событие, народный быт, обычай, традиции и т.д. Для их реализации музей становится научной лабораторией, производственной мастерской, исследовательским кабинетом, опытной станцией и т.п.

Музей воспроизводит материальные и культурные ценности[56]; в этом его непреходящее значение, ибо современный человек, пришедший в музей, оказывается в среде бытования предшествующих поколений. Поскольку музей занимается профильными научными изысканиями, он становится научно-исследовательским институтом.

Подтверждение вышесказанному можно найти не только у Н.Ф. Фёдорова, но и у современных музееведов. Говоря о проектировании в музейном деле, М.Б. Гнедовский пишет: “Наследие имеет своим источником прошлое, но принадлежит оно настоящему. И его освоение – задача культуры живой, сегодняшней, в частности задача музеев, в стенах которых сосредоточена в наши дни значительная часть культурных ценностей”[57]. А потому “музей будущего видится нам как множество площадок или пространств, где в условиях соревнования развиваются различные краткосрочные и длительные проекты, направленные на осмысление предметного мира”[58].

Это множество разнообразных площадок и создает неповторимый облик музея, который воспринимается каждым по-своему и, вместе с тем, создает условия для хранения социальной памяти, нужной для всех и направленной на реализацию общего дела через музейную коммуникацию, теоретическую, институциональную, историческую и проектную интерпретацию музейной деятельности[59].

Для реализации музейной коммуникации и служит социальная память, заключенная в предмете, памятнике. Как отмечал директор Римско-Германского музея в Кёльне Хансгерд Хелленкемпер, музей есть место, где “происходит сугубо индивидуальное “общение” посетителя с теми, кто создавал или пользовался выставленными предметами. Таким образом, экспонаты являются связующим звеном в процессе коммуникации”[60].

Но чтобы процесс коммуникации происходил без деформаций, чтобы социальная память не интерпретировалась субъективно, волюнтаристски, нужны профессионально подготовленные музейные работники, обладающие не только музееведческими знаниями и владеющие профессиональным мастерством, но и компетентные в других областях знаний: профильной науке, педагогике, психологии, социологии, искусствознании, технологии, информатике и др.[61]

Итак, музей выступает во множестве и многоликости своих проявлений. Но как бы ни были развиты отдельные его составляющие, он музеем не станет, если будет олицетворять одну из этих составляющих. Только взаимосвязь, взаимообусловленнность, взаимодополнение, комплексное взаимодействие хранилища социальной памяти, собора лиц, храма и форума, склада и магазина, школы и университета, научно-исследовательского института и производственной мастерской, библиотеки и архива, театра и клуба, наконец, учреждения и памятника культуры – все это вместе взятое и есть музей. Выпадение одной из составляющих (или крен в сторону какой-либо из них) обедняет музей, меняет его сущность. А проявление только в одном (в экспозиции, например, культурно-просветительном учреждении, клубе или школе) вообще лишает его понятия музея – музея как социального института, хранящего память предков и опыт поколений, направляющего свою деятельность на созидание, совершенствование человеческого общества, на его общее дело.

А если это так, то в обществе следует формировать иное отношение к музею, отличное от традиционно сложившегося. В бытовом сознании музей ассоциируется с экспозицией или зданием, в котором выставлены различные предметы для осмотра – экспонаты. Иные трактуют музей только как коммуникационную систему, или только как собрание коллекций и предметов, или только как учреждение в качестве юридического лица.

Это обыденное сознание присуще не только широким слоям населения, но и людям государственным. Может быть, отсюда проистекают многие беды музея, когда он ютится в жалких помещениях, не может создать оптимальных условий хранения коллекций в фондохранилищах и на экспозиции, не имеет достаточной материально-технической базы, финансируется по “остаточному” (как было в советское время) или «частичному» (как трактуется в современных уставах музеев) принципу и т.д. Без всего этого, а главное – без осознания обществом и руководителями государства того, что такое музей, он не может функционировать, исходя из своего предназначения, а становится лишь учреждением (культуры, науки, народного образования и т.п.), тем самым ограничивая свою деятельность. Его функции школы, университета, научно-исследовательского института, клуба, театра, склада, магазина, лаборатории, мастерской, архива, библиотеки и т.д. реализуются (если реализуются?) с большим трудом. Формы же деятельности при этом (то есть когда музей понимается односторонне, не комплексно) выглядят жалкими и примитивными, далекими от достоверности, вызывая лишь неприятие музея обществом, исключение его из социальных приоритетов. Поэтому и возникают многочисленные проблемы в практической музейной деятельности.

Так что же есть музей? С одной стороны – это особое состояние человеческой души, духовная потребность человека хранить память. С другой – это хранилище социальной памяти, собор лиц, храм и форум. С третьей – учреждение, назначение которого заключается в развитии многообразных форм деятельности, направленных на хранение носителей информации, передачу опыта поколений, обучение и воспитание, воспроизводство духовных и материальных ценностей, формирование личности человека и организацию его досуга, обеспечение условий музейной коммуникации, связи времен и народов, служащее их братскому состоянию и общему делу человечества.

Если же прибегнуть к краткому выражению, вбирающему в себя все перечисленные выше понятия (и вcё, что естественным образом из них вытекает), то музей можно определить как хранилище социальной памяти, заключенной в объектах природы и предметах материальной культуры. Иными словами, МУЗЕЙ не какое-нибудь там учреждение, а СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ.

Социальные функции музея

Полемика по поводу социальных функций музея началась среди музееведов с опубликованием в 1978 г. статьи Ю.П. Пищулина¹. В 1984 г. Д.А. Равикович подняла вопрос о социальных функциях музея как информационной системе². К тому времени сложилось представление о двух социальных функциях музея: документирования и образовательно-воспитательной. Понятия эти вошли в словарь музейных терминов³. Однако, споры продолжались. Менялось представление о сущности и назначении музея. Шли поиски определения его социальных функций. В 1989 г. в сборнике «На пути к музею XXI века» Н.А. Никишиным были подготовлены материалы выступлений группы авторов на состоявшейся дискуссии в НИИ культуры⁴. Тогда были высказаны различные точки зрения, в том числе противоположные.

По мнению Д.А. Равикович существует две социальные функции: 1) документирования, предполагающая отражение посредством музейных предметов объективных процессов и явлений, и 2) образовательно-воспитательная. Производной от этих функций она считает функцию организации свободного времени.

Функции документирования, образования и воспитания, а также организации свободного времени признает и Е.Г. Ванслова.

Призывая музейную общественность различать общекультурные и специфические музейные функции, А.И. Фролов выделяет четыре социальные функции музея: 1) документирование процессов и явлений в природе и обществе, 2) охранную, 3) научно-исследовательскую и 4) образовательно-воспитательную.

Признавая правомерными функции документирования и хранения, И.В. Иксанова, в свою очередь, акцентирует внимание на функции коммуникации, доказывая, что функция образования и воспитания – это лишь цели музейной коммуникации, передающей информацию специфическими музейными средствами.

Расширить сферу понимания социальных функций музея предлагает В.Ю. Дукельский. По его мнению, общая схема функций музея может быть представлена следующим образом: 1) формирование мировоззрения и системы ценностей, 2) консолидация и демократизация общества, 3) социализация и развитие творческой активности личности, 4) формирование национального, регионального и профессионального самосознания; 5) обеспечение исторической преемственности, 6) расширение возможностей человеческого познания. Однако, этот перечень навряд ли можно признать функциями музея.

Н.Г. Макарова рассматривает функциональное назначение музея в аспекте его воздействия на личность и выделяет три взаимосвязанных функции: 1) эстетическую, 2) гносеолого-аксеологическую и 3) воспитательную.

Свою точку зрения высказывает и М.Б. Гнедовский. Он считает, что вопрос о социальных функциях музея не имеет отношения к музеям. Чтобы разомкнуть круг, задаваемый функциональными определениями музея, он призывает опираться на представления, основанные на понимании музея как такового, существующие в трудах ученых, прежде всего, В. Глузинского.

Пожалуй, ближе всего к пониманию функций музея подошел А.И. Дьячков. Он хотя и говорит об одной просветительской функции музея, но акцентирует внимание на назначении музея, призванного хранить памятники культуры. А в этом-то как раз и заключается сама суть вопроса. Если музей – хранилище памятников культуры, он хранит заключенную в них социальную память. Следовательно, основная функция музея заключается в сохранении социальной памяти.

В вышеназванной дискуссии не принимал участие Н.А. Никишин, однако следует заметить, что он высказал мысль, которая до него не озвучивалась, но понималась как сама по себе существующая. С ним можно вполне согласиться, когда он говорит, что наряду с объектно-хранительской музей осуществляет и процессо-хранительскую функцию.

Итак, одни музееведы считают, что социальными функциями музея являются: документирование социокультурного процесса, образовательно-воспитательная, рекреационная, научно-исследовательская. Другие говорят об учетно-хранительской функции. Третьи добавляют к этому функцию тезаврирования (А.М. Разгон), охранную, рекреационную, и даже профориентационную. Кто-то утверждает, что музеям присуща только коммуникативная функция. А кто-то отрицает вообще наличие какой-либо социальной функции музея.

Последние, конечно, не правы. Если музей – социальный институт, то у него должна быть и социальная функция. А если музей – есть хранилище социальной памяти, то его социальной функцией и является сохранение социальной памяти. Все же остальное (документирование историко-культурных и природных процессов, учет и хранение фондов, образование и воспитание, научные исследования и организация досуга и т.д.) – есть инструмент, методика, форма реализации функции сохранения социальной памяти. Обилие и разнообразие мнений о социальных функциях музея свидетельствует о том, что все они не имеют под собой основательной почвы. Отсутствие этой почвы, основы, на которую можно было бы опереться, позволяют музееведам трактовать социальные функции музея с точки зрения их авторского понимания сущности и назначения музея. Вопрос же заключается как раз в том, что делать какие-либо терминологические построения можно лишь понимая роль, место и значение музея в обществе, то есть его сущность. А сущность и назначение музея заключается в сохранении социальной памяти и передаче опыта поколений. Поэтому правомерным будет определить основную, и именно музейную, социальную функцию, а не искать социальные функции в формах и методах музейной деятельности. Повторимся, что такой основной можно определить функцию сохранения социальной памяти и передачи опыта поколений. Из этой функции следует и музейная коммуникация, и музейная педагогика, и научно-исследовательская и хранительская работа, и организация свободного времени, и просветительская деятельность. В признании за музеем его основной функции сохранения социальной памяти мы сможем понять сущность музея как социального института, его своеобразие и более четко определить его цели, задачи, формы музейной деятельности и методы их реализации.

С этих позиций и рассмотрим музей и его место в обществе.

Начиная со второй половины 1980-х гг. музеи стали остро ощущать на себе социально-политические и экономические кризисные явления. А начало девяностых годов ушедшего двадцатого столетия знаменуется не столько нестабильностью, сколько растерянностью и неуверенностью в перспективах развития. Это особенно характерно для областных и районных музеев, музеев академических, отраслевых, ведомственных, расположенных вдали от культурных центров и туристских маршрутов. Музеи же, созданные на общественных началах, во множестве попросту исчезли.

Сложилась парадоксальная ситуация. Небольшая часть музеев (в основном – центральных) становится самостоятельной и независимой, развивает новые формы работы и даже берет на себя часть финансовых расходов органов культуры. Другая (большая часть музеев ‑ периферийная) продолжает влачить жалкое существование, находясь на нищенской государственной дотации или не имея таковой вообще. Ныне чиновники придумывают всё более ухищрённые методы ликвидации музейной деятельности, переводя государственные музеи на различные формы финансирования (бюджетное частичное, т.е. нищенское, казённое и автономное) и превращая их в конторы по оказанию услуг.

Положение многих музеев усугубляется еще и тем, что продолжает существовать пресловутая категорийность, приводящая к неравным условиям оплаты труда, когда более сложный и многоёмкий труд сотрудников местных музеев оплачивается гораздо ниже, чем более спокойный труд и лучшие его условия в центральных музеях.

Большинство музеев имеет низкую категорийность, которая определяется без учета специфических особенностей местоположения музея, состава населения, условий складывания хозяйственных отношений, культурных традиций, географического положения, характеристики социальных групп и национальных или межэтнических отношений.

Вся беда в том, что категорийность определяется из того, что музей понимается как учреждение, а не как социальный институт хранения памяти и передачи опыта поколений. Пока музей будет трактоваться только как учреждение (культуры, образования, ведомственное и т.д.), он всегда будет находиться в зависимости от так называемых групп оплаты труда. Положение это зависит от понимания сущности музея и его социальных функций. Если он будет выполнять функцию учреждения, то и финансироваться будет как учреждение. Не более того. Если же признать за музеем его основополагающую функцию сохранения социальной памяти и вытекающее отсюда многообразие форм и методов деятельности, то и финансироваться музей должен с учетом этой его многообразной деятельностью.

Однако, времена меняются, и у музеев появляется надежда на лучшие условия своего существования.

Переход музеев на новые условия хозяйствования позволяет избежать зависимости от категорийности, способствует созданию таких условий, при которых финансирование и оплата труда зависит не от решений чиновников, а от качества и разнообразия форм работы самих музейных сотрудников.

И это не декларация. Этому есть уже немало примеров в организации музейной деятельности в области научного комплектования, научных исследований, экспозиционно-выставочной работы, сотрудничества с посетителем.

Каждое из этих направлений в совокупности с другими может способствовать созданию системы музейной деятельности, позволяющей не только выжить в современных условиях социальной нестабильности, но и успешно реализовать свою социальную функцию, поднять на более высокую ступень роль музеев в обществе. Об этом свидетельствуют региональные научно-практические конференции в Архангельске, Вологде, Перми, Краснодаре, Красноярске, Нарьян-Маре, Тотьме Вологодской области, Каргополе Архангельской области и других городах и селах России⁵.

От понимания музея зависит и разработка концепции каждого конкретного музея, и определение форм его деятельности. Одни формы характерны для федеральных музеев, другие – для муниципальных, третьи – для корпоративных и частных. В прошлые годы, когда речь шла о музеях вообще, подразумевались музеи столичных центров и областных городов. Но сегодня мы все больше задумываемся о музеях российской глубинки. Поэтому не случайно проблемы изучения истории малых городов стали предметом внимания участников конференций в Каргополе и Сольвычегодске Архангельской области, Сургуте Тюменской области, а также в селе Коптелово Свердловской области (на базе музея истории земледелия и крестьянского быта).

Если мы социальную функцию музея будем считать как хранение социальной памяти, если будем понимать музей комплексно, широко и разносторонне, если убедим в этом наши органы управления, то посетитель от этого только выиграет, а мы сможем, во-первых, добиться разносторонней государственной материально-финансовой поддержки, достойной многофункциональности музея, а во-вторых, развивать и совершенствовать все направления музейной деятельности, отыскивать и внедрять новые формы ее реализации.

Одно из важнейших направлений в реализации функции социальной памяти – научное комплектование музейных коллекций.

Довольно длительное время в наших музеях не было действительно научного комплектования. Они занимались преимущественно собирательской работой. При этом фонды пополнялись во многом за счет тиражированных материалов, что объяснялось простой причиной – стремлением увеличить музейный фонд и тем самым повысить категорию. Вместо научного существовал формальный подход к формированию музейного собрания. Но простое увеличение единиц хранения приводило, с одной стороны, к засорению фондов, с другой – снижало уровень их научной обработки и с третьей – однотипные материалы обезличивали каждый конкретный музей, лишавшийся своей оригинальности и самобытности.

Если с этим положением музеи в свое время вынуждены были мириться, если этому в прошлом способствовала социально-политическая обстановка, то в наше время концепция собирательской работы становится могучим тормозом в формировании музейных коллекций и развитии музейной деятельности, а, следовательно, и в благополучии самих музейных работников.

Сегодня в музееведении есть ясное понимание того непреложного факта, что научное комплектование – это не только основное условие создания фондов музея и сохранения социальной памяти, но и залог широких возможностей разностороннего и разнообразного использования памятников материальной и духовной культуры, что ведет к самостоятельности музея и его дееспособности.

Успех научного комплектования во многом зависит от соблюдения его принципов⁶. Но всегда ли они соблюдаются?

Посмотрим внимательно на состав тематических и персональных коллекций исторических и краеведческих музеев. Всегда ли они разносторонне и разнообразно отражают историю предприятия, творческую лабораторию писателя или художника? Можно ли по документам коллекции участника гражданской войны охарактеризовать в достаточной мере личность? Можно ли определить условия ее формирования, объяснить причины тех или иных поступков, смысл деятельности изучаемого лица; дать ответ, кого и почему он защищал, против кого и за что боролся? Нет, конечно. И это как раз следствие того, что музей не комплектовал, а собирал документы того или иного лица тематически, относящиеся к одному или нескольким периодам его жизни. Часто в музеях не формировался личный архивный фонд, в котором отражалась бы вся деятельность на протяжении жизни изучаемого лица. Нередко, приходя в дом ветерана войны, музейный работник скрупулезно отбирал фронтовые письма и фотографии военных лет, пренебрегая при этом другими документами до- и послевоенных лет. По вполне понятным причинам мы трепетно относились к собиранию партийных и комсомольских билетов (упаси боже, придать их забвению сейчас), орденов и медалей прославленных земляков и не обращали при этом внимания на предметы их творческой деятельности, документы семейной жизни. Что же мы можем сегодня рассказать о своем земляке, не имея комплекса источников? Только при наличии сформированного комплекса источников по многим видам и периодам деятельности человека можно проводить множество различных по форме и характеру музейных мероприятий. Чем полнее и разнообразнее коллекция, тем шире и разностороннее ее можно использовать, а значит, и приносить больше пользы посетителю и музею.

Но сам по себе уже сформированный в музее комплекс источников может не иметь достаточно полной информации без изучения среды бытования, без выявления условий жизни человека, деятельности предприятия или учреждения. Выясняя легенду источника, мы не можем обойтись без изучения той обстановки, в которой функционировал предмет, без выяснения обстоятельств его возникновения, то есть без исследования окружающей среды, без изучения влияния этой среды на формы и признаки предмета, характер и судьбу человека. Причем, важно знать, как изменяется не только сама среда бытования источников, но и тот их ”конвой”, в окружении которого этот источник функционирует.

Более полно мы можем раскрыть содержание, специфику, особенности предмета, если будем знать его принадлежность. Это имеет не только содержательный, но и психологический аспект. Известно, что интерес у посетителей вызывает в большей степени не тиражированный предмет, выпущенный в массовом производстве, а раритетный, уникальный, принадлежащий конкретному лицу. Если предмет имеет авторское происхождение, то он несомненно усиливает его воздействие на посетителя. Потому-то нам важно при комплектовании выявить степень мемориальности предмета, определить, кто, когда, при каких обстоятельствах его создавал, пользовался им, передавал по наследству или дарил, приобретал или продавал, как пользовался, хранил и т.д. И все это опять-таки расширяет и углубляет информационное поле предмета, позволяет более разнообразно его использовать.

Изучение музейных фондов показывает, что личные архивы и тематические коллекции часто распылены по разным музеям или разным коллекциям одного музея. Одной из причин такой раздробленности фондов является то обстоятельство, что “собирание” материалов проходит в разное время, по различной тематике, разными лицами, но на одном и том же объекте или у одного и того же лица. Порой в одну семью или на одно производство приходят разные лица из разных музеев и каждый из них берет те предметы или документы, которые представляют интерес для музея с его точки зрения. И сложившийся в среде бытования комплекс источников распыляется по разным хранилищам. Это и приводит к нарушению принципа неделимости фонда. А расформированный по разным хранилищам фонд теряет свою научную значимость. В музейной же практике снижаются возможности его разнообразного использования.

Что же делать в складывающейся таким образом обстановке? Извлекать памятники из разных коллекций и формировать единый фонд? Передавать отдельные предметы из одного музея в другой? Отнюдь нет. Распыления фонда нельзя допускать при комплектовании. Если же музейные коллекции уже сформированы, то они должны таковыми и оставаться. В данной ситуации важным является не физическое соединение разных предметов и коллекций в одном фонде, а информация: где, в каких музеях, архивах, библиотеках хранятся составные части сформированного в среде бытования фонда. Для этого нужны каталоги-путеводители по музейным собраниям. Сегодня каталогизация фондов с созданием глубоко проработанного научно-справочного аппарата со всевозможными взаимоотсылками – задача архиважная, проблема – актуальнейшая. При наличии же изданных каталогов, которые охватывали бы весь музейный фонд страны, проблема неделимости фонда не будет стоять так остро, ибо для науки (в том числе и для музееведения) важно не само место хранения, а информация об этом и степени научной обработки источников.

Актуальность научной каталогизации еще и в том, что всем музеям сегодня предстоит выполнить громадную и сложнейшую работу по компьютеризации фондов. Только тогда, возможно, нас будет в меньшей степени волновать проблема неделимости фондов, ибо информация о них будет заложена в каталоги и электронную память, откуда мы можем получить любые сведения и сможем избежать распространенного ныне дублирования работы как по комплектованию фондов, так и их научному описанию, что, в свою очередь, позволит более оптимально использовать музейное собрание.

Программы научного комплектования в целом и музейные экспедиции, в частности, в современных условиях можно реализовать, привлекая различные средства, используя научный, производственный, коммерческий потенциал местного края. Для решения же крупных научных задач, требующих привлечения специалистов различного профиля (каталогизация фондов, компьютеризация, экспедиция, реэкспозиция, научная конференция и издание сборника трудов) музеи разрабатывают целевые программы, которые финансируются из местного или федерального бюджета в зависимости от значения поставленной проблемы. К разработке таких целевых программ, требующих долговременного финансирования, музеи, будучи их застрельщиками, активно привлекают ученых – специалистов в различных областях знаний и различные заинтересованные организации.

Говоря о функции сохранения памяти, следует отметить также одну из главных особенностей. Она заключается в том, что сегодня музеи получили, наконец, возможность заняться непосредственно своим профессиональным делом: комплектовать, хранить, исследовать, использовать музейные коллекции, а не заниматься преимущественно культурно- или политико-просветительной работой, как это было на протяжении долгих лет.

Но это только возможность. На самом же деле многие музеи продолжают стоять на позициях просветительства и пропаганды сиюминутных установок очередной политической власти. Вчера мы пропагандировали идеи коммунизма и воспитывали молодежь на примере жизни и деятельности В. И. Ленина и его соратников. Сегодня мы клеймим их позором и поем славу новым идеям и новым лидерам, либо восхваляем тех, кого осуждали вчера. Такая концепция не может быть музейной. Такой подход к истории – удел публицистики, служащей клановым интересам, интересам господствующей партии, социальной группы. Задача музея – быть выше всяческих политических страстей, стоять над политическими течениями, отражать в экспозиции и других формах деятельности все нюансы жизни: победы и беды, славу и позор, взлеты и падения – и независимо от того, как все это трактует господствующая идеология. Музей – не журналистика, как об этом говорил еще Н. Ф. Фёдоров: “Журналистику, в противоположность музею как Собору, нужно назвать раздором, потому что журналистика раздробляет ученое сословие, распределяя его между органами (журналами) небратских враждебных состояний. Таким образом, ученое сословие вместо объединения потворствует разъединению; ученые продают свои услуги различным небратским состояниям, нуждающимся в брехачах, и, следовательно, это сословия, поскольку оно участвует в журналистике, ничем иным и быть не может, кроме “reptilia”⁷. Актуально звучит и другая мысль Николая Фёдоровича: “Партиям всякого рода не достает исторической почвы, чтобы понять свое ложное положение. Музей же, как создание истории, и притом истории, для коей факт борьбы – не святыня, не идол, напротив, примирение борющихся, составляет задачу и проект – такой музей соответствует потребности всевозможных партий, заключающейся в том, чтобы понять свое ложное положение, примириться и таким образом устранить разделение по партиям, окончить рознь и борьбу, ведущие к страданию и смерти”⁸. Музей, по Н. Ф. Фёдорову, призван служить братскому состоянию общества. Это можно принять как сверхзадачу музея.

За свою многовековую историю человечество сменило много идеологий, пережило несколько различных социально-экономических формаций. Но музей, возникший на заре человечества, всегда оставался. В нем хранилась социальная память, какой бы радостной или горькой она ни была. Потому он и оставался музеем. Правда, те музеи, которые хранят одностороннюю социальную память и служат очередной господствующей идеологии, правящей группе общества, как правило, недолговечны и со сменой идеологии отмирают, что и наблюдаем мы сегодня повсеместно.

Следовательно, основное внимание музей призван уделять музейному предмету, той социальной памяти, которая в нем заключена. Отсюда проистекает необходимость знания материальной культуры, чем многие у нас, к сожалению, не владеют. Мы порой не знаем простых вещей. Общаясь с посетителем, мы можем, показывая пику, назвать ее копьем, а меч – саблей. Увы – это реальность для периферийных и частных музеев. Мы порой не можем дать характеристику лицу, изображенному на портрете XIX в., по его мундиру. Мы не можем во многих случаях атрибутировать оружие, предметы быта, одежду и многие другие вещи. Все это ведет к разрыву в связях времен и поколений, к искаженной музейной коммуникации.

Сегодня в профессиональной деятельности музея стоят две проблемы. Первая – овладение знаниями сущности музейного предмета, изучение материальной культуры, выявление многообразных связей источника с человеком и окружающей средой. Вторая – музееведческая подготовка кадров, повышение их профессионализма на уровне высшего специального образования, а не только курсов повышения квалификации и семинаров, что, безусловно, важно, но является лишь дополнением к высшему музейному образованию.

Решение этих проблем позволит создавать интересные и научно обоснованные экспозиции без идеологического налета или политического прицела, добиваться действительного сотрудничества с посетителем, а не обслуживания его, внедрять эффективные формы музейной педагогики, на деле осуществлять музейную коммуникацию, без всякой фальсификации и фальши. Тогда наш музей станет собором лиц, формирующим братское состояние в обществе.

Однако, рассматривая социальную функцию музея, обратим внимание на два взаимоисключающих друг друга обстоятельства.

Первое. Благополучие музея зависит от его активной, разносторонней и многоплановой работы по реализации своих задач. Чем глубже осуществляется процесс документирования исторического процесса и природных явлений, чем полнее проводится научное комплектование, научно-исследовательская, экспозиционно-выставочная и образовательно-воспитательная работа, тем больше открывается возможностей сотрудничества с посетителем. Активные поиски разнообразных форм музейной деятельности способствуют развитию и различных форм предпринимательства. Предпринимательство же не только позволяет улучшить материальное положение музея, но и соответственно расширять сферы музейной деятельности. Одно дополняется другим, что способствует выходу музея на новый, более высокий уровень развития. Музееведение и музейный маркетинг, наука и творческая деятельность, свободный выбор направлений в работе музея могут успешно влиять в целом на развитие музейного дела. Хранение социальной памяти становится полезной для общества, музей включается в процесс производства материальных и духовных ценностей.

Второе. А второе обстоятельство связано с социально-политической обстановкой, которая в нынешнем ее выражении такова, что перед музеем возникают проблемы, решение которых от него самого не зависит. Ведь многие наши проблемы чисто музейными не являются. Они могут зависеть от многих составляющих: политической власти, экономических условий, национальных отношений, территориального положения, ведомственного подчинения и т.д. И решать эти проблемы, исходя только из концепции музея, его социальных функций – невозможно. Следовательно, овладеть в полной мере приемами и методами организации музейного дела – непосильная задача, если ее решают только сами музеи без поддержки общества в целом и органов власти, в частности. Значит, нужно искать рычаги управления, пути развития, формы и методы, применяемые в других областях жизни социума.

Скажем – маркетинг. Это ныне модное слово для многих остается непонятным. Овладеть же сущностью маркетинга только через музееведение невозможно. Если маркетинг – это система управления производством, система регулирования производственных отношений в условиях рынка, то овладеть маркетингом в условиях искаженных рыночных отношений – весьма великое искусство. Нельзя внедрить систему в бессистемные условия жизни, в разрушенные экономические и культурные связи. Прежде чем внедрять маркетинг в музейное дело, следовало бы изучить его механизм действия в иных сферах социальных отношений: в производстве материальных и культурных ценностей, банковской, торговой, предпринимательской деятельности. Для развития коммерческого дела (и это притом, что музей – не коммерческая организация) музей может трансформировать опыт из других областей хозяйственной жизни. Только трансформировать, но не перенимать в чистом виде. Главное ведь заключается в том (и в этом вся сложность), что товаром в музее не может быть музейный предмет как таковой, а лишь информация о нем, заключенная в нем социальная память (но всегда ли память может быть предметом торговли?). Информация эта может быть самой разнообразной и выраженной в разных формах: в экспозиции, научной публикации, рекламном альбоме, сувенирах, памятных знаках и т.д. Только в таком виде музейный предмет может выступать как товар. А вот как подать товар лицом? Как привлечь посетителя в музей? Как заинтересовать его нашей информацией? Как побудить его не скупиться на вознаграждение за полученную информацию? Решение этих и многих других вопросов – в искусстве владения маркетингом, в создании системы управления музейным делом.

Весьма актуальной в современных условиях является проблема авторских программ, разрабатываемых музейными педагогами⁹. В отечественном музееведении накоплен достаточно большой положительный опыт в этом деле, что нашло отражение в опубликовании специального сборника¹⁰, в котором со своими программами выступают Е. Г. Ванслова, Т. В. Чумалова, Т. Н. Панкратова, М. В. Мацкевич, Т. В. Романова, Т. М. Меденникова, Н. Д. Наумова, С. С. Аралов, В. В. Константинова, О. Ф. Арнаутова. Эти авторы разрабатывают свои экспериментальные программы для младших школьников в курсе “Музей и культура”¹¹. По интересным авторским программам работают музейные педагоги в Вологде, Сыктывкаре, Иванове, Тамбове, Пензе, Каргополе, Краснодаре, Зеленограде и других городах России. Положительного в этом опыте много. Однако, всякий опыт подлежит критическому усвоению. Да, мы отходим от стандартных экскурсий и лекций. Да, мы свободны от цензуры. Да, мы по-своему организуем сотрудничество с посетителем, Да, мы вольны работать по авторским программам.

Но!!! Как часто именно в авторских программах встречается множество различных вольностей и фантастической интерпретации событий. Пытаясь найти интересную форму работы, авторы программ порой пренебрегают историческими фактами, а порой и самим музейными предметами, свободно ими манипулируют, подстать, современной журналистике. Если такие вольности будут прогрессировать в музейном деле, то музейная педагогика дискредитирует себя, а мы получим современный негативный вариант официальной советской педагогики. Сегодня во многих музеях создаются отделы музейной педагогики. Порой в них работают люди со слабой профессиональной подготовкой, вчерашние студенты, не овладевшие еще сложной клавиатурой различных музейных инструментов. А, ведь по большому счету, музейный педагог – это научный сотрудник высшей квалификации на уровне кандидата или доктора наук в области педагогики и музееведения, привлекающий к своей деятельности различных ученых и специалистов (педагогов, историков, литературоведов, искусствоведов, психологов, социологов и т.д.), о чем поднимался вопрос еще в 1984 г.¹². В сотворчестве различных специалистов и могут появиться интересные авторские программы, свободные от субъективистских заблуждений. Всякая же самодеятельность и дилетантство приведет лишь к отторжению музея от общества, тогда как научно обоснованные творческие авторские программы будут способствовать повышению авторитета музея.

Музей вправе сегодня внедрять любые формы работы, но с соблюдением непременного условия: они должны быть без фальши. А исторические явления, события культурной жизни, факты действительности, коль скоро мы их затрагиваем, должны раскрываться в полном объеме, без преувеличения и уничижения, без умалчивания и придумывания несуществующего.

О новых подходах к музейному делу, новых формах работы сегодня мы в большей степени можем узнать не из центральных музееведческих изданий, а из публикаций местных музеев, что подтверждается проведением региональных научно-практических конференций, в том числе указанных выше. Это тоже особенность нашего времени. Примечательно, что не в Москве, а в Петербурге начал выходить новый сборник¹³, раскрывающий поиски, исследования и опыт работы музеев России, разрабатываются и предлагаются новые подходы к решению музееведческих проблем и организации музейной деятельности.

А Москву можно считать одним из центров разработки музейно-педагогической деятельности музеев. Здесь разрабатываются различные программы взаимодействия с посетителем как общего плана, направленные на развитие подрастающего поколения¹⁴, так и конкретные – авторские¹⁵. Многие музеи России перенимают опыт друг друга, приобретая его на ставших уже традиционными семинарах школы музейного всеобуча “Музей и дети” (руководитель Е. Г. Ванслова) и на занятиях творческой лаборатории “Музейная педагогика” (руководители И. М. Косова, Медведева) и творческой группы лаборатории музейного проектирования при НИИ культурологии (руководитель М. Ю. Юхневич). Что в этих программах нового и примечательного для нашего времени? Сотрудничество музея с посетителем – отличительная черта современности. Кто это понимает, тот с большей долей вероятности может “войти” в контекст эпохи и развивать музейную деятельность в соответствии с духом времени, когда приоритетным является не только сам музейный предмет, а заключенная в нем социальная память и стоящая за ним личность человека. Но нельзя забывать, что именно музейный предмет (а не его воспроизведение или интерпретация) является носителем информации, хранителем социальной памяти. Поэтому приоритетным в музейном деле является формирование и изучение музейного собрания, а не идеологические установки или субъективные намерения самовыражения музееведов-теоретиков или отдельных творческих коллективов, пытающихся в новаторских порывах создать нечто неординарное, образно-сюжетное, используя музейный предмет в качестве бутафории, а не основываясь на нем.

Поскольку на рубеже XX-XXI вв. резко изменилась социокультурная обстановка, постольку изменились и формы деятельности музея и, в какой-то степени, сама его направленность, которая определяется новыми разработками музейных концепций. Постепенно от “монологического” характера своей работы музей переходит на “диалоговый”. В музеях развиваются альтернативные идеи, различные формы педагогического сотрудничества с населением, музейной коммуникации как взаимодействия с аудиторией и средой бытования. В такой ситуации усиливается роль социологических исследований, значение деятельности социолога как выразителя общественного мнения¹⁶. Вместе с тем, стесненные финансовые возможности музея не позволяют в должной мере реализовать его социальную функцию. Без социологических исследований, без выявления социокультурной ситуации и определения прогнозов довольно проблематично рассуждать о развитии музейного дела и тем более развивать сами формы деятельности музея.

Особенную значимость имеет развитие различных форм деятельности в музеях сельской местности. Здесь музей ближе к состоянию души народной. Местное население видит в музее свое духовное выражение. Это действительно так, если сотрудники музея уважительно относятся к своим землякам, видят в них равного партнера в деле сохранения традиций и в целом – социальной памяти. Если музею интересны все люди, независимо от их ранга и социального положения, то и музей становится интересным для всех. Когда музей со вниманием и душевной теплотой относится к местным жителям, тогда и местные жители отвечают музею тем же. И в этой связи большое значение имеет партнерство музея не только с другими музеями, учреждениями и организациями, но и местным населением¹⁷.

И еще один аспект. Являясь государственным учреждением – в какой мере и чего именно музей может требовать от государства?

Конечно же, достойного бюджетного финансирования и необходимого материального обеспечения, ибо оно, государство, является учредителем музея. Государство (в лице органов управления на местах) должно понять, что без надстройки оно не может существовать. А одна из  составляющих частей надстройки – общественное сознание. Сознание же без социальной памяти может выступать только в деформированном виде. И если музей есть хранитель социальной памяти, то государство должно, обязано уделять максимум внимания развитию музейного дела, тем более, что музей решает (как показано выше) задачи различных учреждений науки, образования, культуры.

Можем ли мы сегодня уповать целиком и полностью на государство? Можем ли ждать от него решения своих проблем? Нет, конечно. Сегодня государство дает нам шанс выжить в новых рыночных отношениях, самим решать свою судьбу. У государства следует искать правовой поддержки, социальной защиты и необходимого финансирования. Все остальное, касающееся профессиональной деятельности, музеи могут решить сами. Во взаимодействии государства и общества музей с успехом сможет реализовать свою функцию сохранения социальной памяти и передачи опыта поколений.

____________________

¹ Пищулин Ю.П. развитие социальных функций советского музея // Ленинские принципы развития культурного строительства и современность.  М., 1978.

² Равикович Д.А. Социальные функции и информационная система музея // Теоретические вопросы научно-просветительной работы музеев.  М., 1984.

³ Краткий словарь музейных терминов // Музеи и памятники культуры в идейно-воспитательной работе на современном этапе.  М., 1983

⁴ См.: Ванслова Е. Г., Гнедовский М. Б, Дукельский В. Ю., Дьячков А.Н., Иксанова И. В., Макарова Н.Г., Равикович Д.А., Фролов А.И. // Музееведение. На пути к музею XXI века: Сб. науч. тр. / НИИ культуры. – М., 1989.

⁵ См.: Роль музеев в сохранении и изучении исторического и культурного наследия Русского Севера. Сольвычегодск, 1994; Музей как центр научной и краеведческой работы на современном этапе: Материалы научно-практической конференции, посвященной 100-летию Пермского областного краеведческого музея. Пермь, 1994; Послужить Северу: Историко-художественный и краеведческий сборник. Вологда, 1995; Тотьма: Историко-литературный альманах. Вып. 1-2. Вологда, 1995, 1998; Вторые Аввакумовские чтения: Тезисы докладов научно-практической конференции. Нарьян-Мар, 1996; Каргополь. Историческое и культурное наследие: Материалы научно-практической конференции. Каргополь, 1996; Каргополь. Летопись веков: Труды Каргопольского музея. М., 2004; Важский край: источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 1-2. – Вельск, 2002, 2004; Очерки истории края: Труды Гос. Зеленоградского ист.-краев. музея. Вып. 1-5. М., 1995-2005 и др.

⁶ Более подробно об этом см. далее в настоящем пособии, а также в работах: Решетников Н. И. Комплектование музейных фондов: Учебное пособие. М., 1997; Программа комплектования историко-бытовых и этнографических коллекций / Сост. Н. И. Решетников. М., 1997.

⁷ Музейное дело и охрана памятников. Экспресс-информ. Вып. 3-4. Н.Ф. Фёдоров. Музей, его смысл и назначение. М., 1992. С. 52.

⁸ Там же. С. 19.

⁹ М. М. Бахтин и современные гуманитарные практики: Материалы конференции в рамках первой Красноярской музейной биеннале (к 100-летию М. М. Бахтина). Красноярск, 1995.

¹⁰ Курс “Музей и культура” в начальной школе. Программа. Опыт внедрения: Экспериментальное методическое пособие / Под ред. Е. Г. Вансловой. М.: МИРОС, 1995.

¹¹ Там же.

¹² См.: Решетников Н. И. О некоторых аспектах музейной педагогики // Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев. М., 1984.

¹³ Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1995; Вып. 2. СПб., 1996.

¹⁴ См.: Воспитание подрастающего поколения в музее: теория, методика, практика: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1989; Музейный всеобуч: Научно-методические рекомендации / НИИ культуры. М., 1989; Создание системы работы с подрастающим поколением музейными средствами: Метод. реком. / НИИ культуры. М., 1989; Ребенок в музее / Российский институт культурологии. М., 1993; Ванслова Е. Г. Музейный всеобуч. Возможно ли это? // Искусство в школе. 1994. № 2

¹⁵ Предметный мир культуры. Музейно-экскурсионная программа для начальной школы. М.: МИРОС, 1994; Ориентиры культурной политики (культурно-образовательная деятельность музеев). Информ. вып. № 4. М., 1997.

¹⁶ См.: Музейное дело и охрана памятников. Обзор. информ. Вып. 2. Музей и современная социокультурная ситуация. М., 1989; Актуальные проблемы современной социокультурной ситуации в России // Панорама культурной жизни стран СНГ и Балтии. Информ. сб. Вып. 5. М.: изд. РГБ, 1996.

¹⁷ См.: Музей и его партнеры: Сб. трудов творческой лаборатории «Музейная педагогика». М.: АПРИКТ, 2004.

Современные проблемы

презентации музейных исследований

Презентация источниковедческих исследований в музейных изданиях была и остаётся весьма актуальной. Однако в современных условиях возникают новые проблемы, разрешение которых требует всё больше и больше усилий. Это связано с двумя основными причинами. Во-первых, финансовая необеспеченность музеев, обусловленная кризисным положением в стране. Во-вторых, что более важно, изменение подхода государственных чиновников к предназначению музеев. Если изначально и затем долгое время, включая советский период, одной из важных функций музея была научно-исследовательская работа, то теперь от музеев требуется предоставление услуг населению в его культурно-образовательных потребностях. Если раньше музей мог запланировать издание результатов исследований и затем их опубликовать, то ныне комитеты и департаменты культуры не только не финансируют этот вид музейной деятельности, но и препятствуют этому, указывая на необходимость оказания услуг, а не какой-то там научной работы. В этих условиях музею сложно реализовать себя как научному учреждению в целом и в изучении, описании и публикации музейных предметов, заключающих в себе социальную память, в частности.

Но в музеях продолжают работать энтузиасты, а не слепые исполнители чужой воли. Многие из них находят выходы из создавшейся ситуации и продолжают заниматься научными исследованиями с подготовкой последующих публикаций. Положительный опыт есть, и он заслуживает распространения.

В настоящей статье рассматривается опыт презентации источниковедческих исследований не в центральных музеях, имеющих материальную базу и учёных-специалистов, а периферийных, испытывающих особые финансовые трудности и не обеспеченных научными кадрами. Особенностью таких музеев является издание музейных трудов по материалам научных конференций. Вельский муниципальный музей Архангельской области на основе научных конференций издаёт сборники трудов под общим названием «Важский край»[62]. В Барнауле Государственный художественный музей Алтайского края проводит «Снитковские чтения» и публикует соответствующие сборники.

Можно ещё продолжать, но остановимся на опыте двух музеев. Это Каргопольский государственный историко-архитектурный и художественный музей Архангельской области и Зеленоградский государственный историко-краеведческий музей, хотя и подчиняющийся департаменту культуры г. Москвы, но располагающийся в 40 км от столицы.

Каргопольский музей проводит свои конференции с 1996 г. Отличительной их особенностью является привлечение к исследованиям и публикациям учёных и музееведов как из центральных научных учреждений, так и периферийных музеев. Уровень представительства довольно высок. Это доктора и кандидаты наук, специалисты, участвующие в исследовании Русского Севера и Каргополья. Тематика исследований соответствует названию конференций и публикуемым сборникам[63]. Свои исследования по Русскому Северу публикуют научные сотрудники МГУ им. М.В. Ломоносова, Санкт-Петербургского института истории РАН, Московского государственного университета культуры и искусств, Вологодского, Петрозаводского, Поморского, Сыктывкарского и других университетов, НИИ культурного и природного наследия, Археографической комиссии РАН, Библиотеки ИНИОН, Государственного архива Архангельской области и других научных учреждений, учебных заведений и государственных архивов. Широко представлены в сборниках Каргопольского музея авторы из музеев Архангельска, Москвы, Петербурга, Владимира, Калуги, Томска и других городов. Активное участие в публикациях своих исследований принимает лаборатория фольклора РГГУ под руководством А.Б. Мороза. Опыт публикаций Каргопольского музея привлёк внимание и зарубежных специалистов. Когда Парижский университет Сорбонна осуществлял программу изучения культуры Русского Севера, в его конференциях 1998-2003 гг. приняли участие 7 человек из Каргополя. Материалы их выступлений опубликованы в «Славянских тетрадях», издаваемых Сорбонной[64]. На основании исследования коллекций Каргопольского музея публикуются в самых разнообразных вариантах. Н.И. Тормосова регулярно публикует статьи о поселениях края, поднимая острые проблемы исчезновения деревень и утраты архитектурного наследия. И.В. Онучина изучает эпистолярное наследие каргопольского краеведа К.А. Докучаева-Баскова. О.Б. Пригодина публикует материалы, связанные с хранением использованием музейных предметов. М.Л. Рягузова исследует произведения иконописи и изучает жития святых. Л.П. Попова на основе изучения коллекций, в т.ч. фонда уездных милиции и военкомата, раскрывает новые страницы в истории советского периода. Л.И. Севастьянова, используя письменные источники, восстанавливает историю музея, что нашло своё отражение в нескольких статьях в сборниках по материалам научных конференций. Музейные коллекции дали возможность М.Н. Крючковой публиковать статьи в местной периодической печати и музейных изданиях[65]

Содержание публикаций по материалам Каргопольских научных конференций довольно высокое, и музей в настоящее время делает отбор авторов. Не всякий желающий может быть приглашён на конференцию. Уровень же самих сотрудников Каргопольского музея значительно повысился. Кроме научных, музей самостоятельно без привлечения специалистов центральных учреждений, проводит краеведческие конференции, материалы которых также публикуются[66].

Интересная работа была проведена группой школьников-краеведов под руководством Н.И. Тормосовой по подготовке к изданию книги «Каргопольская крепость»[67]. Есть и другие формы изданий[68].

Изучение коллекций позволяет не только публиковать результаты исследований, но и широко использовать их в различных формах экспозиционно-выставочной, а также научно-просветительной работе под руководством О.А. Рудомётовой, изучающей традиционную народную культуру[69]

Изучение музейного предмета позволяет сотрудникам Каргопольского музея участвовать в различных региональных и республиканских конференциях, а также и публиковаться в различных научных изданиях[70].

Опыт Каргопольского музея заслуживает внимания не только музейной, но и научной общественности, причём в самых различных направлениях. Его научные исследования являются важной составляющей частью изучения истории и культуры русского Севера[71]

Иначе организуется презентация научных исследований в Зеленоградском музее. Музей публикует свои труды в изданиях под общим названием «Очерки истории края». В такого рода презентации своих исследований есть свои преимущества, есть и проблемы.

Рассмотрим преимущества. Общее название «Очерки истории края» позволяет объединить в единое целое различные стороны в изучении края. Каждый выпуск «Очерков» посвящён какой-либо конкретной проблеме, что позволяет рассмотреть её с различных позиций. В результате, являясь тематическими в отдельности, в целом сборники раскрывают широкий круг вопросов по истории края. Каждая тематика, рассматриваемая в отдельном сборнике, раскрывается разносторонне. Таким образом, достигается результат глубокого изучения в широком плане на основе конкретных исследований.

Есть определённый принцип, соблюдая который, сборники имеют своеобразный характер. В каждом из них публикуется основная статья по теме. Как правило, она объёмна и раскрывает проблему комплексно. В первом выпуске это статья В.Г. Кабанова «В сорок первом на сорок первом». В ней автор раскрывает события не только на основе архивных документов и научных публикаций, но и на основе своих личных наблюдений, своего собственного опыта, будучи свидетелем многих событий того сурового времени. Другие статьи раскрывают отдельные стороны военных событий. Ещё одна особенность сборников – привлечение в качестве авторов местных краеведов с их исследованиями и местных жителей с их воспоминаниями. Так, в первом выпуске были опубликованы воспоминания Б.В. Ларина «Там, где погиб Неизвестный солдат». Название этой статьи стало позднее (в 2005 г.) названием очередного выпуска «Очерков». Характерная черта сборников – публикация документов из фондов музея с их комментариями. Такое содержание сборников представляет интерес не только для музеев и научной общественности, но и для широкой публики, интересующейся историей, в том числе для учителей и школьников.

Первый выпуск «Очерков» был издан в 1995 году. Он был посвящён 40-летию победы Советского Союза над фашистской Германией[72]. Поскольку Зеленоград расположен в районе 41 километра Ленинградского шоссе, основная статья раскрывает события 1941 года на этом участке обороны Москвы.

Зеленоград – новый город. Но возник он не на пустом месте. На современной территории Зеленограда располагалось некогда более десятка деревень. Поселения здесь возникли ещё в древние времена. Учёные открыли в этих местах «Льяловскую археологическую культуру». Поэтому музей изучает предысторию города. Результаты исследований были опубликованы во втором выпуске «Очерков»[73] в статье А.Н. Неклюдова «Древнейшее прошлое земли зеленоградской». В ней раскрывается каменный век на территории современного Зеленограда и работа музея по изучению древностей. В сборник включены статьи об истории поселений, в том числе барских имений (Г.В. Ильин), о памятных местах зеленоградской земли (Т.В. Визбул), особенностях усадебной архитектуры (Т.Н. Мещерякова), а также воспоминания о прошлом (О.М. Меньшикова, К.В. Кириллов). В сборнике публикуется хранящийся в фондах музея рукописный журнал 1925 г. «Наш край» и редкие документы с аннотацией В.Н. Беляевой.

Начиная с третьего выпуска, в сборниках появляются рубрики. В издании, посвящённом 40-летию Зеленограда[74], история наукограда и его микроэлектроники раскрывается в рубриках: «Строительство города», «Микроэлектроника», «Зеленоград вчера и сегодня». Свои статьи для сборника подготовили первые архитекторы города И.Е. Рожин, А.Б. Болдов и И.А. Покровский, а также один из основателей микроэлектроники В.С. Сергеев.

Привлечение местных авторов способствует расширению направлений исследований и проведению по их результатам научных конференций. Так было в 1999 г., когда был подготовлен сборник в связи с 30-летием Зеленоградского музея[75]. На его страницах помещены статьи 20 авторов и публикация В.Н. Беляевой «Наш край в документах музейного собрания». В целом во всех выпусках опубликованы статьи 70 авторов.

Зеленоград известен как центр микроэлектроники. Но он расположен на пересечении дорог к западу от Москвы. Здесь проходит Ленинградское шоссе (бывший Санкт-Петербургский тракт) и Октябрьская (бывшая Николаевская) железная дорога. Их пересекают местные дороги. Поэтому один из сборников посвящён поселениям, расположенных вдоль трактов[76].

Одним из достоинств «Очерков» является публикация в них работ учёных и научных сотрудников московских музеев. Они углубляют наши знания об исторических событиях и раскрывают новые, неизвестные ранее факты. Кандидат исторических наук, полковник запаса В.М. Мельников на основании источников раскрывает события 1941 г. под Москвой[77]. Полковник запаса, научный сотрудник Академии медицинских наук А.П. Беляев в своей статье[78] восстанавливает события 1941 года под Москвой и роль 354 стрелковой дивизии, вклад которой в победу на огневом рубеже незаслуженно был принижен. Историю рода князей Долгоруковых, чьи владения располагались в здешних местах, скрупулёзно восстанавливает А.В. Карандеева[79]. Она же исследует земледелие и быт местных крестьян[80]. Фундаментальную статью подготовила А.М. Алфёрова[81], исследование которой стало основой кандидатской диссертации.

Кроме вопросов истории края, в сборниках рассматриваются проблемы охраны природы, в том числе сотрудниками лаборатории охраны природы ВНИИ охраны природы, кафедры теории эволюции биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и др. А поскольку Зеленоград развивался как центр отечественной микроэлектроники, постольку к раскрытию научных проблем привлекаются учёные в этой области (кандидат технических наук, дважды лауреат государственных премий СССР А.А. Васенков, заместитель директора Научно-производственного центра А.В. Репин и др.).

Во всех семи изданных сборниках включаются исследования, краеведческие очерки, воспоминания и публикации из фондов музея. Кроме того, имеются и статьи по музейной проблематике: история музея и музейного дела в Зеленограде, опыт работы школьных музеев, музейная педагогика и др. В числе авторов Т.В. Вибул, Т.И. Гоголь, И.А. Колесникова, Т.Г. Плетнёва, А.И. Плетнёва. А.А. Уманская и др.

Исключением стал лишь сборник «Дети войны», сформированный исключительно на воспоминаниях[82]. Он посвящён 70-летию разгрома немцев под Москвой.

На основании вышесказанного можно сделать вывод об успешном опыте презентации музейных исследований. Однако, в реальности не всё так гладко и красочно. Как в организации научно-исследовательской работы, так в публикации результатов исследований, существует ряд проблем.

Прежде всего, это недостаточная кадровая обеспеченность музеев научными сотрудниками. Так, в Зеленоградском музее есть должность заместителя директора по научной работе, а научный сотрудник есть только в отделе фондов. Здесь же создан отдел археологии и краеведения, но в составе отдела только один заведующий и лаборант. В такой ситуации сложно говорить об организации научных исследований силами научных сотрудников музея. Без привлечения учёных, музейной и краеведческой общественности реализовать задачи исследования края было бы невозможно. Но в этом и слабость, так как привлекаемые исследователи работают каждый по своей теме. Музею же необходимо вырабатывать целенаправленную и долгосрочную программу исследований, исходя из своих собственных задач.

Это только одна сторона проблемы. Другая заключается в низкой оплате труда научных сотрудников, что приводит к текучести кадров. Так, в Зеленоградском музее на более высоко оплачиваемую и престижную работу перешли четыре наиболее квалифицированных и профессионально подготовленных человека.

Затрудняет проведение научных исследований и редакционно-издательскую деятельность проблема недостаточного финансирования. Не выделяются средства на экспедиции, публикации и повышение квалификации. При издании каждого сборника приходится изыскивать различных спонсоров или пользоваться случаем проведения юбилейных мероприятий. Если ранее Каргопольский музей многие конференции и издание их материалов осуществлял за счёт различных научных грантов, то теперь и эта возможность стала проблематичной. Но Каргопольский музей находится в зоне памятников истории и культуры, имеющих федеральную значимость. Зеленоградский же музей находится в системе музеев, подчинённых Департаменту культуры Москвы и ему добиться какого-либо научного гранта практически невозможно.

Рассматривая проблемы презентации научных исследований двух разных музеев, следует отметить их разнозначность. Если история и культура Каргополья как национальное достояние привлекает внимание многих исследователей страны, то социокультурная обстановка Зеленограда малопривлекательна. Если в Каргопольском музее работают четыре человека с высшим музееведческим образованием, то в Зеленоградском музее таковых не осталось. Вместе с тем, Каргопольский музей находится в глубинке России, в Архангельской области, в 90 км от железной дороги, и посему общение с научной общественностью крайне затруднительно. Зеленоградский музей находится в составе Москвы, но учёные столицы заняты другими проблемами и пока ещё история зеленоградской земли для них малопривлекательна. Каргопольский музей существует более 90 лет, в его составе более 30 культурных объектов. Зеленоградский музей вошёл в государственную музейную сеть только в 1992 году и располагается на первом этаже жилого здания.

Таким образом, это два совершенно разных музея. Один – историко-архитектурный и художественный, другой – историко-краеведческий. Тем не менее, каждый из них находит свои формы изучения края и презентации научных исследований. И в этом залог их перспективного развития.

А без научных исследований, без публикации их результатов музей обречён на деградацию.

По итогам научных исследований, в том числе социологических, появляется возможность совершенствования экспозиционно-выставочная деятельности, повышения эффективности научно-просветительной работы, что ведёт к созданию более высокого имиджа музея. Если у музея низкий уровень авторитетности, если он не престижен – кто туда пойдёт?

Эксперимент по бесплатному посещению музеев в каникулярные дни показал, что бесплатно в музей люди идут охотно и даже с любопытством. Но за деньги люди не хотят получать так называемые услуги. Ориентируя музей на оказание услуг, снимая с музея функцию научных исследований, чиновники от культуры тем самым обрекают музей на снижение его форм деятельности. Без научных исследований проблематично создавать новые экспозиции, внедрять новые формы презентации музейных предметов, развивать экскурсионную деятельность, совершенствовать формы музейной педагогики и т.д. Сам по себе музейный предмет, как аккумулятор социальной памяти, без изучения заложенной в нём информации, привлекает только внешним видом. А что он представляет собой как действующее лицо истории, как он осуществляет связь времён, какой хранит опыт поколений? Только научные исследования могут дать ответы на эти вопросы.

Не услуги надо оказывать населению, а сотрудничать с ним. Тогда краеведы будут заинтересованы в изучении края и публикации своих очерков в музейных изданиях. Тогда художники будут экспонировать свои произведения на выставках и дарить музею свои произведения. Тогда учителя будут проводить музейные уроки. Тогда инженеры будут рассказывать о новых технологиях. Тогда местные жители будут дарить музею семейные реликвии. Тогда предприятия будут передавать в музей продукцию производства. Тогда литераторы будут проводить творческие вечера. Тогда учёные будут участвовать в научных конференциях. Тогда… Да будет полное творческое взаимодействие. И музей может достойно раскрыть свой научный потенциал.

А если всем категориям посетителей музей будет оказывать платные услуги. Кто же в музей пойдёт? Бесплатными приманками в каникулярные дни посетителей не привлечёшь. Посетителю нужны новые формы деятельности, интересные экспозиционные решения, творческие формы общения. А за деньги смотреть застывшие в витринах экспонаты ему не интересно. Тем более в современных условиях развития массовых форм коммуникации.

Основа музея – его музейные предметы и коллекции. Но без научных исследований самих предметов и среды их бытования они обладают лишь глухой информацией. А в музей посетитель идёт для того, чтобы получить не услуги, а знания. В музее он приобщается к историко-культурной среде прошедших времён, познаёт социальные процессы, получает эстетическое удовлетворение своим вкусам, приобщается к культурным ценностям. Всё это посетитель может получить, если музей проводит планомерные и целенаправленные научные исследования, результаты которых публикуются в музейных издания, претворяются в музейных экспозициях и различных формах научно-просветительной работы.

Музейный предмет и его свойства

Для более полного понимания сущности музея следует глубоко и разносторонне изучать сам объект нашего внимания, а именно: музейный предмет – памятник эпохи. Общеизвестно, что памятниками являются вещевые, изобразительные, письменные и иные источники, которые вначале выявляются в среде бытования как предметы музейного значения, а оказавшись в составе музейных коллекций становятся музейными предметами.

Каждой эпохе, каждому сообществу соответствуют предметы материального производства, которые для последующих поколений становятся памятниками, о которых уже много лет ведутся различные дискуссии. Ученые высказывают разнообразные мнения, пытаются выработать классификацию. Выходят специальные сборники¹, научные труды², своды³, каталоги и путеводители⁴ по музейным и архивным собраниям.

Не будем вдаваться в анализ многочисленных высказываний. Отметим только, что понятие “памятник” связано с памятью человеческой, памятью о прошлом; памятью, являющейся связующим звеном между прошлым, настоящим и будущим. Эти три состояния человеческого общества сопровождают памятники, сменяющие друг друга в своей последовательности и повторении, ибо будущее для сегодняшнего времени становится настоящим завтра и прошлым послезавтра. В этом ряду постоянно сменяющих друг друга памятников особое место принадлежит музейному предмету как аккумулятору социальной памяти.

Что же есть музейный предмет как памятник и что есть музей как место его хранения и использования; каковы теоретические проблемы формирования музейного собрания? К этим вопросам не раз обращались отечественные исследователи⁵. Различные к нему подходы рождали различные концепции музея, различные трактовки его социальных функций⁶, программ музееведческих исследований⁷, архитектурно-художественных решений музейных экспозиций⁸ и т.д.

Посмотрим на музей и назначение хранящихся в нем памятников с исторической точки зрения.

Если в Древней Греции музей представлял собой место раздумий, храм муз, то в Древнем Риме он был своеобразным форумом, местом философских дискуссий. Если народы Древнего Востока сами создавали и хранили свои памятники, то Римская империя украшала свои города и дворцы знати памятниками, вывезенными из покоренных стран. Если в XV в. стали появляться собрания редкостей, располагавшиеся в королевских и княжеских дворцах, то с XVIII в. начинают строиться специальные здания – и не только для хранения, но и осмотра исторических и природных памятников. Если первоначально европейские музеи были предназначены для духовной потребности избранного круга людей – аристократии, то впоследствии они становятся публичными. Если в эпоху Ренессанса создаются кабинеты с естественными коллекциями, то промышленный прогресс привел к появлению скансенов, “восстанавливающих” исторические события и технологию производства. Если музеи России на рубеже XX в. свою основу понимали в создании коллекций, собраний археологических, этнографических, художественных и иных памятников (произведений искусства, орудий труда, оружия, предметов быта и т.д.), то с 1930-х гг. они все более и более становились идеологизированными, служа интересам политической верхушки общества. Музейный предмет как хранитель социальной памяти стал терять интерес научного исследования. В настоящее время все более и более актуальной становится проблема музейной коммуникации, которая, к сожалению, трактуется зачастую в отрыве от самого музейного предмета. От политикопросветительной и пропагандистской деятельности музеи плавно переходят к музейной коммуникации, внедряют музейную педагогику, но порой забывая при этом суть самого музейного предмета.

Вернемся еще раз вглубь истории. Посмотрим, каковы были самые древние в мире музеи⁹. Одним из них можно считать ликей, основанный Аристотелем в Афинах в 335 г. до н.э. В нем памятники природы использовались как учебный материал, наглядным пособием служила сама природа. В III-II вв. до н.э. широкой известностью пользовался музей в Александрии, которым руководил сам верховный жрец (а не какой-нибудь средней руки государственный чиновник). В музее был ботанический сад и знаменитая библиотека, всемирно известная не только богатейшим собранием книг, но и тем, что в ней работали Архимед, Евклид, Каллимах, Птолемей, Феокрит и многие другие ученые, философы, поэты древнего мира. В том же III в. до н.э. пергамский царь Эвмей воздвиг на акрополе величественное здание библиотеки, при которой существовал своеобразный историко-художественный музей, где хранились шедевры мирового искусства, в том числе произведения Мирона, Аполлодора, Праксителя.

Это была эпоха античной цивилизации. А что же ей предшествовало? Опустимся еще далее вглубь веков, в эпоху становления человеческого общества, когда социум только зарождался. Создавались ли тогда памятники? Безусловно, создавались. Вспомним – наскальные рисунки, живопись в пещерах. Каменные идолы сопровождали человека в местах обитания. Что это? Нечто, предназначенное для функциональной его деятельности, выражение его духовной потребности? Да. Но они же и памятники. Во всяком случае – для нашего поколения. Памятники, раскрывающие нам сегодня образ жизни людей древнего мира, показывающие орудия их труда, технологию добывания пищи и т.п.

Кто учил первобытного человека искусству наскальных росписей, технике сооружения каменных идолов? Кто заставлял его это делать? Кто внушал потребность и необходимость их сохранения, сбережения различного рода тотемов и амулетов? Кто понуждал воздвигать пирамиды и храмы? Почему передаются из поколения в поколение изустные предания, традиции, обычаи, нравы?

Вернемся в наше время. В каждой семье у нас хранятся альбомы, фотографии, открытки, письма, сувениры, различные предметы, связанные с историей нашей семьи, фамильные драгоценности. Кто сегодня заставляет нас хранить все это? Кто внушает нам необходимость коллекционирования марок, монет, камней? Почему мы пишем друг другу письма, посылаем поздравительные открытки? Зачем храним первую прядь волос ребенка?

Вероятно, это все заложено в генах человеческих. Духовная потребность сохранения социальной памяти, овеществленной в предметах, возникла у человека с момента, когда он стал осознавать себя и окружающий его мир. И сколько времени существует человек, столько он постоянно хранит, оберегает, приумножает и передает память о себе и окружающем мире. А память эта заключена в самых разнообразных материальных предметах, письменной и устной речи. Поэтому музей как хранитель социальной памяти, заключенной в музейных предметах, есть не только специально построенное хранилище, здание, экспозиция, но, прежде всего, сам человек.

Небезынтересны в этом отношении мысли Н. Ф. Фёдорова. Он писал, что от “памяти, то есть от всего человека, родились музы и музей”¹⁰ и “всякий человек носит в себе музей, носит его даже против собственного желания”¹¹, а человек, “утратив самое чувство и понятие родства, перестает уже быть существом нравственным”¹².

Собственно говоря, для музея собирание вещей не есть самоцель. Если самоцелью музея будет только собирание и хранение вещей, то он превратится в обыкновенный склад. А коль скоро мы не признаем музей только складом, то и храним не столько сами предметы, сколько заключенную в них социальную память. Память “воскрешает” нам человеческую жизнь, социальные явления, события, взаимоотношения человека в процессе производственной и личной жизни.

По Н. Ф. Фёдорову “музей есть не собирание вещей, а собор лиц; деятельность его заключается не в накоплении мертвых вещей, а в возвращении к жизни останков отжившего, в восстановлении умерших по их произведениям живыми деятелями”¹³. И далее: “Музей и с предметной стороны есть совокупность лиц, само человечество в его книжном и вообще вещественном выражении; то есть музей есть собор живущих сынов с учеными во главе, собирающий произведения умерших людей – отцов. Задача музея поэтому, естественно – восстановление последних по первым”¹⁴, а не их противопоставление, отчуждение друг от друга. Музейный предмет как памятник и служит этому благородному делу – восстанавливать, соединять, продолжать род человеческий, а не только “складировать” результаты деятельности человека. “Музей есть выражение памяти общей для всех людей, как собора всех живущих, памяти, неотделимой от разума, воли и действия, памяти не о потере вещей, а об утрате лиц. Деятельность музея выражается в собирании и восстановлении, а не в хранении только”¹⁵.

Рассмотрим место памятника в музейном собрании, а затем и проблемы комплектования.

Прежде всего, любую вещь (а музейный предмет в особенности) следует рассматривать в контексте культуры. Культуры, понимаемой в широком, всеобъемлющем значении этого слова. В определенном смысле, культура есть порядок вещей. По мнению А. Ф. Иванова, это означает: “1 – Упорядоченные вещи сами себя мыслят; человек только встроен в систему вещей. 2 – Вещь как продукт человеческой деятельности всегда предпослана человеку. 3 – Встроенность человека выражается в его участии в повествовании и ритуале”¹⁶.

Пожалуй, с этим мнением можно согласиться, но с одной немаловажной поправкой. Все-таки не человек встроен в систему вещей, а он сам создает эту систему. И она, система, выстраивается вокруг него. Человек не просто участвует в повествовании и ритуале, сам творит, сам совершает дело, повествование, ритуал с помощью созданных им вещей. Цитируемое утверждение справедливо лишь относительно вещей – памятников природы, да и то отчасти, ибо своими действиями человек оказывает ныне сильное воздействие на природу. Сегодня человек уже во многом не зависит от нее, создавая искусственные миры существования (ту же виртуальную реальность), то есть опять те же системы вещей, с которыми он и взаимодействует.

Следовательно, в музее мы изучаем вещи (музейные предметы) не сами по себе, а как результат взаимодействия рода человеческого, взаимодействия систем, состоящих из упорядоченных вещей, создаваемых человеком и природой.

С этих позиций попытаемся рассмотреть одну из приоритетных проблем в музейной деятельности – проблему комплектования музейных коллекций, то есть с позиций сохранения социальной памяти, а не собирания вещей как таковых.

По мнению А. Н. Дьячкова, “культурное наследие – сложная целостная система, состоящая из совокупности памятников и других предметов материальной и духовной культуры”¹⁷. Согласимся с этим утверждением, как и с тем, что памятник – это “хранитель памяти, транслятор культуры и технологических традиций”¹⁸. Но уточним его утверждение: “Каждый отдельный объект, признаваемый памятником, живет в качестве такового до тех пор, пока он включен в бытие культуры”¹⁹. Во-первых, если предмет признается памятником, то он уже включен в бытие культуры и быть исключенным из состава памятников он может только при ликвидации самого бытия культуры, то есть при исчезновении самого человека, социума. Во-вторых, музейный предмет как памятник нередко пребывает в состоянии исключенности из бытия культуры, пока не вызовет интерес у последующих поколений. Порой предмет теряет всякую информацию о себе (происхождение, назначение, общественные связи и т.п.), но продолжает привлекать внимание человека и сохраняется в музее, дожидаясь своей расшифровки. (Сколько таких предметов с нерасшифрованной информацией хранится в фондах наших музеев! Какое необозримое поле для исследователей!). Неопознанный, с глухой информацией, предмет отжившей культуры, ушедшего бытия, тем не менее, включается в новое бытие новой культуры и взаимодействует с новым обществом, но уже на другом уровне и в ином качестве. Музейный предмет никогда не исключается из бытия всеобщей культуры. Он всегда – связующее звено между эпохами, отцами и детьми, если даже сегодня неизвестно его предназначение. Сегодня неизвестно, завтра станет объектом исследования, послезавтра включится в сферу познания, в новое бытие культуры.

В этом отличие музейного предмета от иного памятника, который вне музейной среды действительно может оказаться ненужной вещью и, утрачивая свою ценность, изымается из бытия культуры, попросту исчезает, уничтожается (что и происходит при смене эпох или развитии технологических процессов). Музейный предмет (коль скоро он таковым стал) – всегда памятник, всегда связующее звено поколений, только, естественно, с разной степенью социальной значимости и разным насыщением информации.

Когда при выявлении и изучении памятник изымается из среды бытования и переносится в музей, он приобретает новое состояние, становясь музейным предметом. При этом происходит утрата его “кровнородственных” связей (со средой, владельцем, временем). Вся сложность как раз и заключается в сохранении этих связей. Можно согласиться, в связи с этим, с мнением П. В. Боярского: “Суть проблемы заключена в необходимости такого подхода к памятнику, когда он, во-первых, не вырывается искусственно из контекста своего исторического бытия, и, во-вторых, его “жизнь” в современном мире не противоречит функциональным сторонам бытия, связанным с первоначальным замыслом автора”²⁰.

Какие же сложности и проблемы возникают при комплектовании музейных коллекций? Что необходимо предпринять, чтобы в музейных фондах действительно хранилась социальная память, чтобы музейные коллекции действительно были связующим звеном в истории поколений, сохраняли опыт и передавали его в будущее, чтобы в музеях создавалась основа для развития музейной коммуникации, коммуникации на предметной основе, а не на фантазиях экспозиционеров и художников-дизайнеров?

Музейный предмет представляет собой памятник со сложным механизмом взаимодействия заключенной в нем социальной информации. Он может служить источником, ключом к раскрытию тайн бытия, связующим звеном в цепи событий. Он даёт не только знания, но и вызывает определенные эмоции. Эмоционально воздействуя на посетителя, музейный предмет вызывает к себе интерес и способствует стремлению к углублению в изучении прошлого, исследованию своих исторических корней и, стало быть, становлению человеческой личности, наделенной социальной памятью и способствующей развитию общества, и формированию братского состояния в нём, а не вражды, соборности лиц, а не их противоборства. Музейный предмет – хранитель социальной памяти, уровень, глубина и значимость которой во многом зависит от фиксации разносторонней информации как при комплектовании музейных коллекций, так и при их научном изучении.

Проблема, как самого музейного предмета, так и его свойств, приобрела дискуссионный характер в переходный период, когда советский образ жизни стал предметом критического анализа.

Некоторые обобщения мы находим у В. В. Кондратьева. Развивая некоторые положения Н. П. Финягиной²¹ и А. М. Разгона²², он указывает на разработанные в музееведческой литературе три основные группы свойств музейного предмета: информативные, аттрактивные и экспрессивные. Относительно информативных свойств он пишет: «Понятие информации имеет ряд аспектов: семантический (т.е. смысловой, содержательный); аксиоматический (т.е. ценностный, связанный с проблемами цели); коммуникативный (отражающий информационные связи); количественный и др.»²³. По его мнению, в понятие информативности включаются выделяемые ранее, как самостоятельные, аттрактивные и экспрессивные свойства, ибо они несут определенную информацию. Да и «понятие «экспрессивности» предмета шире понятия «аттрактивности» и поглощает его»²⁴. А экспрессивность «включает в себя три группы свойств: 1 – аттрактивные свойства (способность предмета привлекать внимание внешними признаками); 2 – ассоциативные свойства (способность предмета вызывать у субъекта ассоциации); 3 – свойства сопричастности к явлениям или событиям прошлого, настоящего и будущего)»²⁵. Отмечая такие свойства музейного предмета, как способность оказывать эмоциональное воздействие, и такие качества, как мемориальность, уникальность, необыденность, В. В. Кондратьев указывает на необходимость изучения свойств репрезентативности; свойств, указывающих на степень его представительности в ряду аналогичных предметов и возможность, способность отображать то или иное явление действительности. При этом он отмечает, что «для музейного собрания будет интересен тот источник, который отражает явление одновременно максимально полно, максимально типично, максимально широко»²⁶. Сама же репрезентативность, по мнению В. В. Кондратьева, слагается из нескольких взаимосвязанных компонентов: полнота и достоверность информации, типичность и уникальность²⁷.

Музейный предмет рассматривался также в статьях В. Н. Цукановой²⁸, Л. Т. Сафразьяна²⁹, В. Ю. Дукельского³⁰, Е. К. Дмитриевой³¹. На более глубоком теоретическом уровне проблема музейного предмета выявлена В. М. Суриновым. Анализируя своих предшественников³², он определяет «музейность» источника и свойства музейного предмета: презентатизм, полифункциональность, дифференцированность отображения действительности³³. При этом он поясняет: «Предложенная нами совокупность элементов «музейности» не носит характера замкнутого круга. Она допускает возможность включения в нее других объективных, доказанных и выверенных характеристик»³⁴. В отличие от других теоретиков В. М. Суринов полагает, что при определении «музейности» за основу берется «не содержательная характеристика источника, … а специфика фиксации действительности в источнике»³⁵.

Согласимся с мнениями В. В. Кондратьева, раскрывшего семантические, содержательные свойства музейного предмета, и В. М. Суринова, акцентировавшего внимание на специфике фиксации действительности. Но отметим, что музейный предмет, в конечном счете, есть хранитель социальной памяти, включающей в себя как семантику, содержательную информацию, так и специфику фиксации действительности на материальном носителе. Эта специфика и сам материальный носитель документа (под коим мы разумеем музейный предмет) также информативны, ибо являются составной частью социальной памяти.

Кроме того, сам музейный предмет не может рассматриваться как таковой в отрыве от других источников, в отрыве от музейного фонда. Только совокупность, целостность, системность музейных предметов, коллекций, фондов³⁶ может дать адекватное представление о реальной действительности. Только при разностороннем и комплексном изучении источника и его свойств, его семантики³⁷, выявлении способа фиксации действительности можно понять сущность музейного предмета. А предназначение его заключается в сохранении историко-культурной, естественнонаучной, технологической – социальной памяти.

___________________

¹ См.: Памятниковедение. Теория, методология, практика: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1986; Музееведение. Из истории охраны и использования культурного наследия РСФСР: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1987; Памятниковедение науки и техники: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1988; Вопросы охраны и использования памятников истории и культуры: Сб науч. трудов / НИИ культуры. М., 1990, 1992 и др.

² Боярский П. В. Систематизация и классификация памятников науки и техники. М., 1980; Тарасенко Н. Ф. Природа, технология, культура: философско-мировоззренческий анализ. Киев, 1985; Памятник и современность: вопросы освоения историко-культурного наследия. М., 1987; Музееведение. Музеи мира: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1991 и др.

³ Материалы Свода памятников истории и культуры РСФСР (непериодическое издание НИИ культуры, публикуемое по названиям областей РСФСР).

⁴ Оригинальным и пока единственным изданием такого типа является: Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель / Под общ. ред. П. А. Колесникова; Части 1-5. Вологда, 1982-1998 (Ч. 1, вып. 1-3. Рукописные книги; Ч. 2, вып. 1-2. Книги кириллической печати; Ч. 3, вып. 1-2. Книги гражданской печати; Ч. 4, вып. 1-3. Документы досоветского периода; Ч. 5, вып. 1-2. Документы советского периода). Подобная работа начата в республике Коми, Архангельской и Рязанской областях.

⁵ Разгон А. М. Охрана исторических памятников в России // Очерки истории музейного дела. Вып. 7. М., 1971; Боярский П. В. Проблемы функционирования памятников науки и техники // Памятник и современность. М., 1987; Дьячков А. Н. Памятники истории и культуры в системе предметного мира культуры // Памятник и современность. М., 1987; Фролов А. И. Изучение и паспортизация памятников культуры России. Опыт. Тенденции. Проблемы // Музееведение. Из истории охраны и использования культурного наследия РСФСР. М., 1987 и др.

⁶ См.: Ванслова Е. Г., Гнедовский М. Б., Дукельский В. Ю., Дьячков А. Н., Иксанова И. В., Макарова Н. Г., Равикович Д. А., Фролов А. И. Социальные функции музея: споры о будущем (материалы дискуссии в отделе музееведения НИИ культуры) // На пути к музею XXI века. – М., 1989. – С. 186-204.

⁷ Об одной из этих программ см.: Гнедовский М. Б., Дукельский В. Ю. Музейная коммуникация как предмет музееведческого исследования // Музейное дело. Музей-Культура-Общество. – М., 1992.

⁸ Новому осмыслению подлежат работы, опубликованные в сборниках: Вопросы экспозиционной работы краеведческих музеев.  М., 1979; Музейное дело в СССР. Актуальные проблемы архитектурно-художественного проектирования экспозиций исторических и краеведческих музеев.  М., 1983 и др.

⁹ Фролов А. И. Основатели российских музеев. М., 1991. – С. 5-13.

¹⁰ Фёдоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение.  М., 1992. С. 5. – (Музейное дело и охрана памятников. Экспресс-информация. Вып. 3-4).

¹¹ Там же. С. 4.

¹² Там же. С. 3.

¹³ Там же. С. 10.

¹⁴ Там же. С. 12.

¹⁵ Там же. С. 17.

¹⁶ Иванов А. Ф. Вещь в контексте культуры // Вещь в контексте культуры. Материалы научной конференции. СПб., 1994. С. 11.

¹⁷ Дьячков А. Н. Актуальные проблемы сохранения и использования памятников истории и культуры // Вопросы охраны и использования памятников истории и культуры. М., 1992. С. 13.

¹⁸ Там же. С. 17.

¹⁹ Там же. С. 11.

²⁰ Боярский П. В. Теоретические основы памятниковедения (постановка проблемы) // Памятниковедение. Теория, методология, практика. – М., 1986. С. 20.

²¹ Финягина Н. П. Изучение музейных предметов современного периода в исторических и историко-революционных музеях. М., 1978.

²² Разгон А. М. Музейный предмет как исторический источник // Актуальные проблемы источниковедения истории СССР, специальных исторических дисциплин и преподавание их в вузах. – М., 1979.

²³ Кондратьев В. В. Вопросы отбора материалов современности в музейное собрание // Формирование и изучение музейных коллекций. – М., 1982. – С. 40.

²⁴ Там же. – С. 41.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же.

²⁷ Там же.  С. 42.

²⁸ Цуканова В. Н. Музейный предмет и исторический источник. К вопросу о соотношении понятий // Актуальные проблемы советского музееведения. М., 1987. С. 9-16.

²⁹ Сафразьян Л. Т. Музейный предмет как объект источниковедческого исследования // Актуальные проблемы советского музееведения… С. 27-39.

³⁰ Дукельский В. Ю. Полифункциональность вещи как одна из основ его экспозиционного использования // Актуальные проблемы советского музееведения … С. 68-75.

³¹ Дмитриева Е. К. Мемориальная среда и интерьер как средство ее формирования // Актуальные проблемы советского музееведения … С. 86-95.

³² Равикович Д. А. Социальные функции краеведческого музея // Труды НИИ культуры. Вып. №65. – М., 1978. С.16; Лашкевич Л. В. Фонды музея //Актуальные проблемы фондовой работы. М., 1978. С. 8,9,13; Разгон А. М. Музейный предмет как исторический источник …  С. 289; Ромин В. Н. Проблемы научной обработки вещевых источников в музее // Актуальные проблемы фондовой работы музеев. Научная обработка. М., 1981. С. 65.

³³ Суринов В. М. Музейность источника. Методологический анализ проблемы // Актуальные проблемы советского музееведения … С. 27.

³⁴ Там же.

³⁵ Там же.

³⁶ См.: Фомин В. Н. Музейные фонды как система // Терминологические проблемы музееведения. М., 1986.

³⁷ См.: Дукельский В. Ю. Терминологические проблемы теории музейного предмета // Терминологические проблемы музееведения. М., 1986.

Проблемы и принципы

комплектования коллекций

В музееведении долгое время существовал термин «Собирательская работа». Только в 1970-е гг. собирательство стало постепенно заменяться научным комплектованием. Но проблем от этого не убавилось. Поэтому рассмотрение вопросов, связанных с организацией и проведением комплектования, следует начать с изучения существующих проблем.

Что заключается в понятии «научное комплектование»? Какое содержание видят в нем музейные работники? Каковы пути его осуществления?

Эти и другие вопросы, связанные с формированием музейного собрания, все больше и больше волнуют музейную общественность¹.

Если ретроспективно бросить взгляд на недавнюю историю музейного дела 1930-1970-х годов, то можно увидеть, что эта проблема особых сомнений и затруднений в прошлом не вызывала. Поскольку существовала собирательская работа, постольку музеи, “собирали” все, что лежало на поверхности, и все то, что определялось партийно-государственным аппаратом, который исходил из сиюминутных задач, подчас конъюнктурных соображений, не заботясь о действительном сохранении социальной памяти, заключенной в музейных предметах.

Журнал “Советский музей”, выходивший в 1930-е годы, был несомненно хорошим профессиональным журналом (в нем еще публиковались музейные работники и ученые, получившие образование в дореволюционной России). Но вот какова направленность заголовков многих статей, в том числе передовых: “Решения очередных съездов и партийных конференций … и задачи музея”. Как будто задачи музея исходят не иначе, как от партийных постановлений и указаний руководящих органов. Было бы, конечно, правомернее поставить вопрос иначе: деятельность музея и исходящие из этого задачи партийных организаций. Но зависимость музея от партийно-государственного аппарата просуществовала до конца 1980-х годов.

Какую же выгоду получили музеи от такой зависимости, постоянной и неусыпной заботы? Пожалуй, лишь ту, что исторические и краеведческие музеи пришли к однообразию своих собраний, безликости экспозиций, заформализованным методам работы.

Сегодня наступили иные времена. Музеи получили полную свободу и самостоятельность, сами определяют содержание и направленность своей деятельности. Однако, каково же состояние музейных собраний?

Оно вызывает во многих случаях серьезную озабоченность. Музейные фонды (и особенно в периферийных музеях), с одной стороны, перенасыщены тиражированными материалами, прославляющими успехи социализма и торжество идей КПСС (как результат собирательской работы прошлого), а с другой – в них обнаруживаются зияющие пустоты, в результате чего многие исторические явления, события, факты, людские судьбы, технологические процессы и т. д. оказались за пределами внимания музейных работников. А в этом-то и заключается опасность фальсификации исторического процесса. Школьные же музеи, действовавшие в рамках туристско-краеведческой экспедиции “Моя Родина – СССР”, в большинстве своем исчезли, если основывались не на музейных коллекциях, а действовали в свете решений партийных съездов и конференций. Исчезли так называемые ленинские, политические, идеологизированные музеи. Исчезла и сама лаборатория, разрабатывавшая методику и формы работы этих самых ленинских музеев. Сохранились и продолжают творчески развиваться лишь те школьные музеи, деятельность которых основана на коллекциях, памятниках истории и культуры, фиксирующих социальную память.

Во избежание устаревших догм и стереотипов мышления следует осмыслить некоторые установки, которым когда-то необходимо было следовать неукоснительно. Вот строки из научной концепции, дублировавшиеся в различных краеведческих музеях: “Формирование личных фондов наших современников ориентировано на создание коллекций, характеризующих представителей ведущих социальных групп общества, жизнь людей и их деятельность, играющих активную роль в решении современных задач в сфере производства, науки, художественного творчества. Это лучшие люди города и района: делегаты партийных съездов, Герои Социалистического Труда, лауреаты государственных премий…”.

Такая постановка проблемы комплектования ни у кого не вызывала сомнения. Сегодня же мы вправе усомниться в концептуальной направленности приведенного тезиса, из содержания которого возникает несколько вопросов.

Почему, например, музей должен формировать коллекции представителей только “ведущих социальных групп”? А как быть с другими социальными группами? Оставить без внимания – значит заведомо исказить существующую реальность. Через какие-нибудь 100-200 лет при подобной музейной информации будущее наше поколение может заключить, что социалистическое общество состояло только из делегатов, депутатов, героев, лауреатов – и тем самым сделать вывод о высочайшей степени его развития. В самом деле, в подавляющем большинстве случаев, в музеях отсутствует информация о женщинах в оранжевых куртках, работающих на ремонтных работах, санитарках и поварах, учителях с их нищенской зарплатой, инвалидах в примитивных колясках, сантехниках и т. д.

Понимание музея как хранилища социальной памяти определяет и характер формирования музейного собрания. Этот характер предполагает не простое собирательство, а комплектование на научных принципах. Эти принципы можно определить следующим образом:

комплексность источников; неделимость фонда; изучение среды бытования; краеведческий подход; мемориальность; достоверность.

Задумываясь сегодня над концепцией научного комплектования, необходимо осознать простейшую истину: прославление отдельных сторон жизни общества (социалистического, капиталистического – любого), одних только его успехов² – есть не что иное, как одностороннее, тенденциозное, однобокое отражение действительности и, в конечном счете – фальсификация истории. Так с легкой руки ретивых исполнителей (каковыми музеи нередко бывали) чужой воли (в лице партгосаппарата) происходило “документирование” событий. А такое документирование, конечно же, не соответствовало одной из основных социальных функций музея.

Это ли не проблема сегодняшнего дня? Это ли не предмет первоочередной задачи тех, кто искренне озабочен состоянием и перспективой развития музейного дела?

В связи с приведенным примером возникают и другие вопросы. Допустим, что музей скомплектовал коллекции этих самых представителей “передовых” социальных групп. Но какой состав этих коллекций? Какую деятельность людей музей фиксирует и какими документами? Нет ли и здесь той же однобокости в отражении человеческих судеб? Как показывает практика – да, все это имеет место: документы в персональных коллекциях однотипны, фрагментарны, отражают лишь достижения в труде и творчестве или боевые заслуги. Такой состав коллекций разностороннюю деятельность человека в полном объеме не отражает.

Другой пример. В Вологде, в рамках “Вологодской программы”, завершена работа по выявлению, описанию и опубликованию памятников письменности всех видов во всех музеях области. При описании личных фондов и персональных коллекций в изданном каталоге-путеводителе³ даётся краткое описание их состава. Простой сравнительный анализ показывает, что почти все коллекции однотипны. В них один и тот же состав документов как по виду источников и названию документов (удостоверения, членские билеты, почётные грамоты, свидетельства, фотографии, иногда письма и воспоминания), так и по содержанию. В персональных коллекциях, как правило, формируются только те документы, которые, опять-таки, представляют данную личность лишь как делегата, депутата, участника войны и т. д. По содержанию документов в какой-то степени можно узнать о парадной стороне жизни человека. Но понять его как личность, выяснить условия, в которых эта личность сформировалась – весьма затруднительная задача, для решения которой необходимы дополнительные научные исследования. Такие коллекции, конечно же, требуют значительных усилий по дальнейшему их комплектованию и научному изучению.

Есть здесь и еще одна немаловажная деталь. Как правило, музеи формировали музейные коллекции, объединяя их по тематике: “Участники революции и гражданской войны” (и только те, кто защищал Советскую власть, участников с противоположной стороны, так называемых белогвардейцев, как бы и не существовало), “Герои Советского Союза”, “Рационализаторы и изобретатели”, “Работники народного образования” (и опять только заслуженные и выдающиеся) и т. д. Состав документов в этих коллекциях соответствует только одной тематике. Например, в персональной коллекции участника революции находятся удостоверения, справки, мандаты, фотографии, отражающие его деятельность только как участника революции. А документы, характеризующие его участие в трудовой жизни, семейные взаимоотношения, как правило, отсутствуют. В коллекциях участников Великой отечественной войны нет документов предвоенных лет. Документы учителя могут находиться в тематической группе “Народное образование”, а документы его фронтовой жизни или депутатской деятельности зачастую отсутствуют.

Одна из причин этого явления кроется в недопонимании принципа комплексности источников при формировании любой коллекции (персональной, тематической). Если же не дооценивается принцип комплексности, то тем самым сложившиеся в среде бытования источники заранее обрекаются на распыление, а информационное их поле сужается.

Комплексность в данном случае имеет два значения. С одной стороны, это предполагает комплекс видов источников – вещевых, письменных, изобразительных и т.д. С другой – необходимость отражения в этих источниках события, явления, жизни человека комплексно, со всех сторон, во всей многогранности исторических, культурологических и прочих характеристик.

Модель научного комплектования разработана⁴. Но на практике зачастую не выполняются простейшие правила, начиная с необходимости предварительного изучения объекта комплектования, среды бытования предмета, сферы деятельности человека. Нередко экспедиционная группа ограничивается в своей деятельности тематикой комплектования. А при тематическом комплектовании возникает эффект “зашоренности”. Жесткие установки на тематику не позволяют посмотреть на явление (и естественно – на документы, отражающие его) более глубоко и разносторонне, комплексно.

Например, музей комплектует коллекцию по истории Великой Отечественной войны. Формируется персональная коллекция участника войны И. П. Петрова. Но из поля зрения музейного работника выпало то обстоятельство, что И. П. Петров после войны работал врачом в местной больнице. Документы, отражающие его послевоенную деятельность, остались в его семейном архиве (который благодаря такому вниманию музейного работника уже частично разрушен). Через год-другой музей заинтересовался темой “Здравоохранение”. Происходит новая встреча с И. П. Петровым, и документы его врачебной деятельности попадают в новую тематическую коллекцию. Так документы одного лица оказываются в двух (иногда в трех-четырех) коллекциях или даже в разных музеях. Такое выборочное и узконаправленное комплектование приводит к разрушению источниковой базы, что затрудняет проведение исторических или иных научных исследований.

Узко тематический подход приводит к тому, что семейные архивы распыляются по нескольким тематическим коллекциям или даже по нескольким музейным фондам (иногда в разных регионах страны). А “собиратели” (порой разные лица) могут даже и не подозревать, что личный или семейный архив одного лица оказался распыленным по разным фондохранилищам. Мало того, “собиратели” иногда позволяют себе выбирать из сложившегося в среде бытования комплекса источников те документы, которые их в этот момент более всего интересуют, избавляясь от того самого “конвоя” источников, без которого подчас сам документ может оказаться немым, не информативным. Так появляются в фондах документы с “глухой” информацией. Несовершенство же учетной документации (и особенно в муниципальных музеях) усугубляет это положение, приводит к раздробленности уже сформированных коллекций. Если же учесть многочисленную армию школьников-краеведов (занимающихся комплектованием не профессионально), то можно представить, какую “медвежью” услугу они оказывают обладателям семейного архива и в целом музейному фонду страны.

Все это приводит к нарушению принципа неделимости фонда, когда документы и вещи одного лица (одного предприятия, организации, учреждения) могут оказаться в разных музеях, в составе разных коллекций, что потребует дальнейших неоправданных усилий на выявление их местонахождения.

Изучение состава коллекций письменных источников в музейных фондах по «Вологодской программе» показало, например, что документы уроженцев Устюженского района братьев Казанских (двое из них герои Советского Союза, один – Герой Социалистического Труда) фрагментами отложились в фондах четырех музеев Вологодской области. Также в разных музеях хранятся документы многих участников революции, передовиков труда и т.д., причем до выхода в свет Каталога-путеводителя фондохранители и не подозревали о существовании документов этих людей в других хранилищах.

Нельзя забывать, что при таком походе к процессу комплектования многие вещи на местах просто утрачиваются, если на них не обратил внимание музейный работник, являющийся авторитетом в глазах местных жителей, владельцев семейных архивов. Иногда в семьях попросту избавляются от тех документов, которые проигнорировал сотрудник музея. Иногда вещь перестает быть семейной реликвией, если из нее “изъят” какой-либо фрагмент (фотография отца из семейного альбома, фронтовые письма из семейной переписки, погоны с офицерского кителя и т. д.).

В тесной взаимосвязи с принципами комплексности источников и неделимости фонда находится принцип изучения среды бытования предметов музейного значения. Для документирования исторического процесса недостаточно скомплектовать документы и вещи, его отражающие. Важно выявить, изучить ту среду, в которой они появились, обстановку, в которой существовали; узнать, что влияло на их прогресс или стагнацию, кто ими владел, как пользовался. При изучении среды бытования важно всё: каждая деталь, каждая особенность бытия человека и тех вещей, которыми он пользуется. Необходимо показать взаимоотношения всех социальных слоев и групп населения. Быт, нравы, обычаи в каждой среде разные. По-разному используются предметы труда и быта. Все это по-разному влияет на воспитание детей, формирование личности. Одни и те же предметы, попадая в различную среду бытования, приобретают различную поливалентность, различную информационную насыщенность, что и необходимо в комплексе изучать.

Изучение среды бытования взаимосвязано с краеведческим принципом комплектования. Музей формирует свои коллекции на территории своего края. Если его интересы выходят за рамки района, области, согласовывается деятельность с тем музеем, который находится на данной территории. Тематика экспедиций координируется заблаговременно со всеми заинтересованными музеями и организациями. На договорных началах, после экспертного заключения специально создаваемых научных групп решается вопрос о месте хранения и формах использования коллекций, скомплектованных разными музеями на одной территории, но преимущественное право при этом имеет местный музей. По степени же значимости памятника он может быть передан на хранение в муниципальный или государственный областной или центральный музей.

При комплектовании нельзя обойтись без соблюдения принципа мемориальности. Музейные предметы приобретают более высокую значимость и ценность при выявлении автора, владельца, дарителя, продавца, покупателя, наследника. Информационное поле источника расширяется не только информативно, но и эмоционально, качественно. Предметы приобретают духовную значимость, если выявляется, кто был мастер-изготовитель, каковы его привычки, приемы труда, каков его характер, каковы правила в использовании вещи соблюдались, какие семейные традиции сохранялись.

Однако использовать мемуары, как источники, следует очень осторожно. Всякую содержащуюся в них информацию нужно оценивать критически, проверяя ее другими источниками. Мемуары создаются на основе памяти. А память, как известно, подвержена наслоениям последующей информации, которую автор мемуаров получает в ходе своей творческой деятельности и жизненного опыта. Комплектуя мемуары или записывая воспоминания, всегда необходимо выявлять степень их объективности, ибо “нет таких свидетельств, чьи слова всегда и при всех обстоятельствах заслуживали бы доверия”⁵.

Отсюда проистекает еще один важный принцип – принцип достоверности. Достоверность в данном случае следует рассматривать с двух сторон. Первое – определение достоверности, оригинальности, подлинности самого комплектуемого предмета. Здесь опасность заключается в том, что он может оказаться подделкой или воспроизведением. Второе – достоверность сведений об этом предмете, связанных с ним событий, способе производства, авторстве, принадлежности, среде бытования и т.д. Иногда местные жители, пытаясь как можно более выгодно продать предмет, сообщают совершенно невероятные истории, уверяя в их достоверности. Поэтому все сведения местных жителей требуют дополнительной и тщательной проверки. Проверить их можно как по информации соседей, так и в официальных учреждениях и организациях. А когда предмет или коллекция окажутся уже в музее, информацию, полученную при комплектовании, следует проверять по документам архивных учреждений.

Выскажем еще ряд некоторых суждений по поводу комплектования историко-бытовых и этнографических коллекций.

Весьма распространенным в этнографии является формирование коллекций, состоящих из предметов быта, труда, вышивки, ткачества, кружевоплетения, различных других народных промыслов. Но ведь этнография не только в этом проявляется. Сотрудники музеев часто проходят мимо явлений, характеризующих нравы, мораль, совесть, этику, мудрость народную. Во всяком труде и быте заключена, и довольно глубокая, нравственная сторона (с развитием технократической цивилизации все более и более утрачиваемая). Поэтому было бы важно изучать такие понятия как взаимопомощь и милосердие, честь и достоинство, репутация и вера, трудолюбие и побратимство, уважение к старшим и так далее. В этом случае характер и образ народа будет более понятен. Жизнь отдельных групп населения предстанет в более полном объеме, если она изучается не только (и не столько) как технологический процесс (посева, жатвы, сенокоса, лесозаготовок, рыбной ловли), но и как явление (страда, помочь, забота, артельность, гостеприимство). В любой трудовой деятельности заключена характерная для каждой общности духовность. Но духовность, самосознание можно выявить при изучении народной жизни во всех ее проявлениях (труд и отдых, праздники и забавы, обычаи и нравы, поверья и предания, фольклор и народная смекалка). Да и все здесь перечисленное будет понято лишь в совокупном изучении, когда святки, масленица, посиделки, хороводы исследуются не сами по себе, а как неотъемлемые составные части трудовой и духовной жизни человека.

Среди музейных работников иногда бытует мнение, заключающееся в том, что комплектование нужно проводить бесстрастно, без каких-либо эмоций, дабы не впасть в субъективность, предвзятость, тенденциозность в освещении явлений. Может быть, это и так, а может быть и нет. Нельзя уж быть совсем отрешенным от насущных проблем человека, его переживаний и чувств. Прежде всего, необходимо поставить себе за правило: при изучении событий пользу принесет понимание человека. А чтобы его понять, надо войти в его мир, приобщиться к его труду, разобраться в хитросплетениях человеческих взаимоотношений. Да и объект нашего изучения (человек, семья, община) должен проникнуться уважением к исследователю, доверием к нему. Только при взаимном понимании можно добиться успеха, как в комплектовании коллекций, так и в изучении историко-бытовых и этнографических процессов. Вот почему важно большее внимание уделять не тому, где, какие предметы или коллекции комплектовать, а какую информацию получить относительно их функционирования в среде бытования, в каких процессах они участвуют, как в быту и хозяйственной деятельности используются. Для музея, как хранителя социальной памяти, важно сохранить не столько предмет, сколько сам процесс, в котором он задействован. Для предмета, коллекции создаются лишь условия более длительного их существования, а процесс, социальную память музей хранит вечно.

Реализация программ комплектования может осуществляться в течение многих лет. Полнота и глубина отражения реальной действительности во многом зависит от применения различных вариантов и форм обследования. Одна и та же проблематика может рассматриваться по-разному. Например, полевые работы можно изучать как самостоятельный вид крестьянской деятельности, как составную часть цикла годовых работ или как необходимое условие существования человека. Так же и духовная жизнь: c одной стороны может быть предметом целенаправленного изучения, с другой – может изучаться в непосредственной связи с трудовой деятельностью, с третьей – могут выявляться различные стороны взаимовлияния духовной жизни и трудовой деятельности, что составляет многообразное, но единое целое.

В современных условиях появляются новые проблемы комплектования, связанные с изменением социально-политических отношений и развитием форм и методов альтернативного хозяйствования. Появляется новая среда бытования, требующая внимательного изучения и своевременной фиксации новых явлений, которые могут незаметно исчезнуть. Музей стоит перед необходимостью чуткого реагирования на политические и социально-экономические перемены в обществе и выработки новых взаимоотношений с отдельными лицами, семьями, трудовыми и производственными коллективами. Новое время требует установления новых взаимовыгодных отношений с ними, заинтересовывая их в рекламе, образовательно-воспитательной деятельности, организации досуга. Не исключены и договорные отношения с предприятиями на проведение музеем научных исследований по их истории, музейных праздников, тематических выставок и т. д.

Представляется важным не только заинтересовать частные лица и коллективы в музейной деятельности, но и утвердить особый статус музея как хранителя социальной памяти. Резонно, например, поставить вопрос таким образом, чтобы государственные и частные предприятия (да и отдельные лица тоже) были сами заинтересованы в передаче музею своего оборудования, образцов продукции, новых изделий. Идеальный вариант – когда музей получает определенное вознаграждение за сохранение и научную обработку документов и предметов производства или произведений интеллектуальной деятельности. Ведь кроме научного исследования и хранения музей, принимая коллекции или предметы предприятий, осуществляет и рекламу своими музейными средствами. Производителям материальной и духовной культуры следовало бы в условиях конкуренции получить право хранения своей продукции в музеях, что являлось бы признанием важности и необходимости их деятельности. Но для этого необходимо формировать общественное сознание, с тем, чтобы оно (как у государственных лиц, так и у рядовых граждан) было выше личных (порой корыстных) интересов, поднималось до уровня исторического.

Существует еще один аспект проблемы научного комплектования. Это его взаимосвязи и взаимозависимость с научно-исследовательской работой музея. Не секрет, что в музеях не всегда задумываются над тем, какой научный выход может дать комплектование, какая будет проводиться исследовательская работа в связи с новыми поступлениями коллекций.

Командировки по комплектованию нередко преследуют узкие цели. Например, комплектование для тематической выставки. При этом мало кого интересует вопрос, как будут использоваться коллекции после выставки. Естественно, что это обрекает на поверхностный сбор материала (а не научное комплектование), игнорирование изучения среды бытования, истории предприятия, развития технологических процессов и производственных отношений.

В связи с отсутствием научно-исследовательского подхода к изучению поставленной проблемы и возник в свое время метод комплектования на выставку, где конечной целью определяется не документирование исторического процесса или социального явления, а организация выставки на злобу дня. Смысл рассуждения при этом прост. Отобранные на выставку предметы проходят своеобразную апробацию, становясь объектом внимания посетителей. Затем предметы, вызвавшие наибольший интерес у посетителей, поступают в фонды музея. По отзывам музейных работников⁶, это очень плодотворный метод, не позволяющий засорять фонды музея. С этим можно согласиться, если будут преследоваться не только задачи конкретной выставки, не одно только выяснение мнения посетителей, а общие концептуальные подходы к формированию музейного собрания, когда предмет поступает в музей не только для “показа”, но и для изучения отражаемой им реальности. Заметим в скобках, что вряд ли правомерно ссылаться на мнения посетителей в определении судьбы музейного предмета. Это мнение можно только учитывать, но никак не следовать ему беспрекословно. Если уж специалисты порой затрудняются определить музейное значение предмета, то почему музей должен слепо доверять посетителю, который, к тому же, судит исходя из своих собственных представлений о месте данного предмета в среде бытования и в музее. Да и решает посетитель поставленную задачу “сходу”, только ознакомившись с ним на выставке.

Признавая необходимость обращения к посетителю в подобных вопросах (как и в других случаях, касающихся музейной деятельности), все-таки примем за истину необходимость сочетания задач научно-исследовательской, образовательно-воспитательной и экспозиционно-выставочной деятельности при проведении научного комплектования. Если оно осуществляется только для экспозиции или выставки, то при этом забывается (даже из чисто житейских соображений) необходимость научного познания, как самого предмета, так и явления (события), памятником которого он является. К тому же научное изучение предмета приводит к пониманию того обстоятельства, что кажущееся завершение работы по изучению поставленной темы, на самом деле, является лишь началом более глубокого ее исследования, то есть законченная сегодня работа может стать лишь началом предстоящей работы завтра. При методе комплектования на выставку возникает опасность незавершенного исследования, и, следовательно, поступления в фонды музея предметов в достаточной степени не изученных. А это, в свою очередь, влечет за собой утрату информации, заключенной в предмете. В лучшем случае, может быть зафиксирована односторонняя информация, связанная с тематикой выставки. В целом же информационное поле предмета может оказаться недосягаемым для музейного работника, а значит и для посетителя.

Комплектование на выставку само по себе не является изобретением музееведов 1980-х годов. Оно получило соответствующую интерпретацию применительно к условиям времени. Вспомним, что многие музеи, особенно сельскохозяйственные, во второй половине XIX века формировались на основе коллекций, поступавших на ярмарки, сельскохозяйственные и художественно-промышленные выставки. На ярмарках и выставках, естественно, были представлены лучшие образцы производства, передового опыта того времени, научных достижений. Как отмечает один из исследователей, “в такой ситуации происходил отрыв документирования от первичной реальности, выбиралось “лучшее” из того, что создавалось в жизни. Это значительно снижало эффективность ретроспективного осмысления пройденных этапов развития”⁷. Cледовательно, сама среда бытования, непосредственная реальная жизнь представлялась не в полном объеме, не во всех ее лицах и красках.

Среди организационных проблем комплектования одной из актуальных является согласованность между различными музеями своих тем и объектов комплектования. Интересы многих (и не только краеведческих) музеев нередко сталкиваются, в том числе и в ходе экспедиционной работы. Так, одновременно встречались представители разных музеев из разных регионов страны при открытии Байкало-Амурской магистрали, проведении различных юбилейных праздников, фольклорных праздников, партийных съездов и т. д. Совпадение интересов неизбежно. Но, как и во всяком деле, здесь следует искать разумный подход к организации самого процесса комплектования, его планирования⁸.

При подготовке к экспедиции предварительно изучается регион, объект комплектования, документы архивов, литературные и иные источники, устанавливаются связи с самими объектами комплектования (предприятиями, учреждениями). Все это, как правило, “собиратели” знают, а в случае необходимости могут обратиться к опубликованным работам⁹. Но при этом они порой забывают о существовании своих коллег в других музеях, которые могут проделать ту же работу, по той же теме и выехать на тот же объект комплектования. И тогда начинается нездоровое соревнование, кто больше (или быстрее) соберет предметов. Именно “соберет”, а не скомплектует, ибо в таких условиях происходит поспешное собирательство, а не продуманная, спокойная работа по научному комплектованию. Порой такое столкновение интересов приводит к “дележу” предметов, доходящему до курьезов. Где уж тут говорить о научном изучении среды бытования предметов, выяснении их легенд, исследовании технологических процессов и т. д. Успеть бы хоть что-нибудь собрать да отчитаться перед руководством музея. К тому же, как отмечалось выше, сложившийся в среде бытования комплекс источников разрушается, а предметы растаскиваются по разным сусекам.

Во избежание подобных ситуаций следует придерживаться хотя бы двух известных правил.

Первое. При подготовке к экспедиции или научной командировке следует выяснить всех возможных потенциальных “соперников” или союзников (как среди центральных, так и местных музеев разных профилей, в том числе школьных), интересующихся или могущих интересоваться данной темой. Кроме установления прямых связей друг с другом можно каждой из сторон выяснить предварительно, кто и когда был, что и как изучил на месте предполагаемого комплектования. Установив возможных “конкурентов”, можно превратить их в союзников или хотя бы договориться о “сферах влияния”.

Второе. Это правило теснейшим образом связано с первым. Каждому музею соответствуют коллекции не только по своей профильности, но и по значимости в среде бытования. Так, предметы могут отражать события местного или государственного значения. Но существуют и памятники мирового значения, которые, в то же время, корнями связаны с конкретной территорией. Каждому из памятников соответствует и место его хранения, если уж он оказался музейным предметом. Памятникам республиканского значения место в республиканских музеях, районного –– в районном. И местный музей, на “подведомственной” территории которого найден памятник республиканского значения, не вправе возражать против хранения его в республиканском музее, где создаются более благоприятные условия для его хранения, изучения, использования. Конечно, это возможно лишь при условии изготовления копий и муляжей для местного музея. На таких же условиях может осуществляться передача в центральные музеи уже собранных предметов и коллекций. Например, в положении о школьном музее на этот счет дается точная формулировка: “Музейные предметы, сохранность которых не может быть обеспечена музеем, должны быть переданы на хранение в ближайший или профильный государственный музей”¹⁰.

Правда, здесь есть одно немаловажное обстоятельство. Оно в определенной степени противоречит только что высказанному соображению. Это обстоятельство можно назвать третьим правилом: памятники, обнаруженные в определенной среде бытования, передаются на хранение в соответствующий по своему территориальному расположению и профильности музей. Иначе говоря, здесь проявляется краеведческий принцип комплектования (и не только относительно краеведческих музеев). Не случайно, мемориальные музеи возникают на определенной территории, связанной с жизнью и деятельностью конкретных людей.

Это противоречие между краеведческим принципом и исторической значимостью предмета становится одним из основных объектов внимания при подготовке к комплектованию. Разумный компромисс всегда можно найти, если описанную ситуацию каждая из сторон будет в принципе предполагать и заранее разрабатывать возможные варианты решения спорных вопросов. Всякий раз научному сотруднику музея следует психологически настраиваться на то, чтобы ряд непрофильных предметов передать своим коллегам, другому музею.

К этому следует добавить одно замечание. С одной стороны, исходя из экспозиционных задач, каждый музей заинтересован, чтобы раритетная вещь (пусть даже несколько не профильная), находилась в составе его фондов. Но ведь музей – не только экспозиция. Это еще и научно-исследовательское учреждение. Для науки же гораздо важнее не столько территориальное местонахождение источника, сколько возможность получения полной информации о нем. Для ученого важен научно-справочный аппарат, который позволил бы найти сведения и о месте нахождения, и степени изученности, и условиях изучения источника.

Отсюда возникает еще одна проблема, которую следует иметь в виду на стадии организации комплектования, при формировании музейного собрания, а не только на стадии его научной обработки. Проблема эта заключается в подготовке и издании справочников и каталогов-путеводителей¹¹. Эти каталоги должны включать любую информацию о музейном предмете или коллекции: содержание, состав, тематику, степень изученности, связь со средой бытования, мемориальность, сохранность, библиографию, место хранения и сведения о дополнительной информации и т. д. Такие каталоги могли бы составить единый Свод музейных предметов, объединяющий собрания государственных, муниципальных, академических, ведомственных, школьных, общественных и частных музеев.

Необходимость такого рода Свода памятников обусловливается еще и тем, что музеи осуществляют компьютеризацию фондов. А введение в электронную память всего музейного фонда страны, подключение автоматической поисковой системы к международному банку данных (через Интернет), разработка и создание единого научно-справочного аппарата без таких сводных каталогов по всем регионам страны практически невозможны, ибо для машины с электронной памятью важны единые принципы введения информации, единая система в освоении музейного банка данных.

Итак, здесь затронута только часть проблем, связанных с комплектованием музейных коллекций. Многие из них выходят за рамки непосредственного процесса комплектования, но имеют важное музееведческое значение. Можно надеяться, что усвоение этих проблем, самих принципов комплектования, стремление к их практической реализации позволят сформировать полноценное музейное собрание с глубокой источниковой базой, отражающей полный спектр и многообразие реальной действительности, и тем самым избежать фальсификации исторического процесса. Ключ к решению этих задач в соблюдении принципов научного комплектования.

Нельзя думать, что эти принципы необходимо соблюдать только государственным музеям. Нет. Этим принципам необходимо следовать и негосударственным учреждениям культуры, коль скоро они стали называться музеями. Если они музеи, следовательно, являются хранилищами социальной памяти. А коли они хранилища социальной памяти, то и формирование их музейного собрания осуществляется на принципах научного комплектования. Отошедшие в прошлое принципы партийности и классовости недопустимо заменять беспринципным, субъективным “собирательством”. Только следование объективным принципам научного комплектования, свободного от партийных установок, субъективных волевых решений или сиюминутных увлечений, может способствовать созданию настоящих музеев и предотвратит их от гибели в изменяющихся социально-политических условиях. Музеи как хранилища социальной памяти должны существовать вечно при любых обстоятельствах в нашем многообразном постоянно изменяющемся мире. Тем более, что в современных условиях все более и более актуально звучит тема «Музей и общество», все в большей и большей степени ставится проблема служения музея обществу в целом, а не отдельным его социальным группам. Музей хранит социальную память для общества, а общество все более и более нуждается в музеях¹².

_____________________

¹ См.: Актуальные проблемы фондовой работы музеев. Научное комплектование музейных фондов материалами по истории советского общества и современности. М., 1979; Музей и современность. Комплектование музейных коллекций. М., 1982; Формирование и изучение музейных коллекций по истории советского общества. М., 1982 и др.

² Об этом говорят сами названия работ. См.: Зузыкина Н. С. Комплектование музеев материалами о развитии колхозного строя на современном этапе. М., 1974; Кострикина З. И. Некоторые вопросы комплектования фондов по истории социалистического строительства // Музейное дело в СССР. М., 1976; Теплякова Т. П. Систематическое комплектование музейных коллекций по периоду развитого социализма // Труды Центрального музея революции СССР. М., 1976 и др. Здесь беда не в том, что изучалось колхозное строительство и успехи социалистического строя, а в том, что другие проблемы не изучались.

³ Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель /Под общ. ред. П. А. Колесникова. Часть 1, вып. 1-3; Рукописные книги (отв. сост. А. А. Амосов, В. В. Морозов). Часть 2, вып. 1-2; Книги кириллической печати (отв. сост. А. А. Амосов, В. В. Морозов). Часть 3, вып. 1-2; Книги гражданской печати (отв. сост. А. А. Амосов, Н. Н. Малинина). Часть 4, вып.1-2; Документы досоветского периода (отв. сост. А. А. Амосов, Б. Н. Морозов). Часть 5, вып. 1-2; Документы советского периода (отв. сост. Н. И. Решетников). Вологда, 1982-1989.

⁴ См.: Туманов В. Е. Актуальные проблемы разработки модели научного комплектования музейных собраний по истории советского общества // Формирование и изучение музейных коллекций по истории советского общества. М., 1982. C. 19-38.

⁵ Блок Марк. Апология истории или ремесло историка. М., 1973. С. 57.

⁶ См.: Казакова С. Ф. Выставка “Подвиг на земле Тюменской” // Музейное дело в СССР. М., 1982. С. 103-111.

⁷ Суринов В. М. Музейное документирование традиционных форм земледелия: социальные функции и тенденции развития // Итоги и перспективы научно-исследовательской работы Центрального музея революции СССР. М., 1991. C. 140-141.

⁸ См.: Туманов В. Е. Функции документирования и основные направления музейной деятельности // Итоги и перспективы… С. 107-122.

⁹ Cм.: Коган Э. C. Организация историко-бытовых экспедиций: Методическое пособие. М., 1960; Громов Г. Г. Методика этнографических экспедиций. М., 1966; Методические рекомендации по выявлению, отбору и научному описанию памятников науки и техники в современных музеях. М., 1981; Документальные памятники. Выявление, учет и использование: Учеб. пособие для студ. высш. учебных заведений / Под ред. C. О. Шмидта. М., 1988.

¹⁰ См.: Приложение № 2 в настоящем издании – (Примерное положение о музее образовательного учреждения – п. 5.6.).

¹¹ См.: Принципы и структура сводного научного каталога музейного фонда СССР. М., 1982; Даньшина Е. В. Создание сводного научного каталога – основного носителя информации о музейных фондах //Актуальные проблемы советского музееведения. М., 1987 и др.

¹² См.: Материалы международной конференции «Музей и общество». Красноярск, 2002.

Научная концепция

формирования музейного собрания

В музееведческой литературе нет сколько-нибудь стройной и чёткой, научно обоснованной концепции комплектования музейных собраний. Есть лишь отдельный и весьма поучительный опыт, изданы методические рекомендации¹, разрабатываются новые концепции комплектования в системе общей концепции музеев². И конечно же, без какой-либо концепции формируются собрания школьных музеев. А это приводит к несовершенству их учетно-хранительской функции и, следовательно, к недолговечности самих музеев, к тому, что их судьба зависит от складывающихся социально-политических условий или от волевого решения администрации. Но ведь музей, коль скоро он назван музеем и отвечает своему предназначению, существует объективно вне какой-либо волевой зависимости. Если музей создан, он должен сохраняться при любых условиях, а при его закрытии (в условиях форс-мажорных обстоятельств) коллекции становятся достоянием других музеев.

Рассмотрим концепции комплектования государственных музеев. Эти проблемы и способы их решения важно учитывать при формировании и организации собраний местных музеев.

Политехнический музей (г. Москва). На протяжении десятилетий он исследовал и пропагандировал достижения отечественной науки и техники, что представляет несомненный интерес, но вызывает сомнение в части документирования научно-технического прогресса. В этой связи возникла необходимость пересмотра концепции музея в целом и комплектования его фондов в частности. Главная идея новой концепции: качественно новый уровень технического прогресса современной эпохи, гигантское разнообразие всевозможных видов технических систем делают почти бессмысленным показ отдельных их фрагментов. Поэтому в музее произошел переход от отраслевой интерпретации музейного собрания – к проблемной.

Многие музеи пересматривают свои концепции в связи с изменениями в социальной жизни общества и достижениями в области науки, техники, культуры. Однако в отдельных случаях успех зависит от сложившейся системы взглядов на комплектование коллекций, от тех традиций, которые складываются в музее.

В Государственном мемориальном и природном музее-заповеднике “Спасское-Лутовиново” именно эта система, традиции позволяет реализовать концепцию комплектования фондов по направлениям, отражающим жизнь и творчество И. С. Тургенева, его окружение и наследие.

Известно, что чем дальше отстоит от нашего времени интересующая нас эпоха, тем труднее проводить комплектование. Практика утверждает, что полно и наглядно представить человека какой-либо эпохи невозможно без показа окружавших его вещей. Музей ориентирует своих сотрудников на комплектование таких вещей, как старинная мебель, посуда, предметы труда и быта, хотя утвердилось мнение: в мемориальном доме-музее можно экспонировать только подлинные вещи живших здесь когда-то людей. Но, вполне возможно введение в экспозицию некоторых залов вещей эпохи И. С. Тургенева – типологических. Предметы прошлого необходимы и для других экспозиций и тематических выставок. В плане их комплектования большое значение имеет сотрудничество с коллекционерами.

Большое место в комплектовании фондов музей уделяет работе с местным населением. Обращение к старожилам с просьбой о передаче в музей некоторых предметов вполне оправданно, так как вещи, передаваемые населением, так или иначе имеют музейное значение: либо эти предметы дворянского или крестьянского быта относятся к данной местности, либо они связаны “легендой” с коренными фамилиями помещичьих крестьян и дворовых. Одной из важнейших сторон комплектования является формирование личных фондов тех лиц, в деятельности которых наследие И. С. Тургенева занимает особое место. Музей также приобретает наиболее интересные вещи у авторов – участников устраиваемых музеем выставок работ современных художников, отображающих творчество писателя. Научный подход к комплектованию способствует превращению музея не только в культурный центр, но и научно-исследовательское учреждение.

Эти два разных подхода (политехнического и мемориального музеев) к научной концепции комплектования (создание новой концепции и следование традиции), конечно же, имеют право на свое существование. Заметим, что разработка концепции музея зависит от полноты его фондов. Потому-то Политехнический музей сравнительно легко создал новую концепцию, позволяющую совершенно иначе рассматривать проблему технического прогресса. Соответственно, от концепции музея зависят характер и направления комплектования. Если Спасское-Лутовиново – это мемориальный дом-музей писателя, то и комплектование здесь основано на принципах краеведения и мемориальности.

Однако в том и другом случаях авторы концепций исходят из принципа комплексности источников и неделимости фонда. Комплексный подход к формированию музейного собрания³ необходим для создания, с одной стороны, основного ядра источников, а с другой – необходимого окружения этого ядра, так называемого “конвоя” источников. Естественно, что если в музее уже имеется достаточно представительное (репрезентативное) “ядро” и всесторонне дополняющий его “конвой”, то и дальнейшее комплектование можно осуществлять с минимальными усилиями.

Гораздо сложнее выработать концепцию комплектования для вновь создающегося музея, когда исходная база (наличие фонда) минимальная, как, например, было при создании Музея обороны Москвы.

Одним из важнейших направлений комплектования его фондов был отбор первоисточников, раскрывающих облик защитников столицы – участников Московской битвы. С этой целью музей формировал личные комплексы представителей различных слоев населения, бойцов и командиров различных родов войск. Хронологические рамки личных комплексов не имели четких ограничений и зависели от самой личности меморируемого лица. Осуществляя тематическое комплектование, музей привлекал источники различных типов и видов; целенаправленно формировал фонд воспоминаний фронтовиков и тружеников тыла об обороне Москвы, а также типологические коллекции, характеризующие значение события, судьбы людей, формы производства на предприятиях, быт и культурную жизнь москвичей военных лет. Помимо первоисточников музей формировал научно-вспомогательный фонд. Это негативы и фотоотпечатки с негативов Телеграфного агентства Советского Союза, Агентства печати новостей, личных коллекций, музейных и архивных фондов; газеты и вырезки из них по истории Московской битвы; макеты вооружения, военной техники; фотографии техники и обмундирования; копии документальных и музыкальных кино- и фонозаписей. Комплектование осуществлялось путем постоянного выявления предметов по утвержденной программе через личные контакты с отдельными людьми, учреждениями и организациями, поисковыми группами, коллекционерами, семьями участников битвы за Москву. Для наиболее полного комплектования проводились экспедиции по местам боев под Москвой.

Следует отметить одну немаловажную деталь, которая нередко встречается в документах по разработке научной концепции комплектования. Это выделение особого подраздела: Формирование научно-вспомогательного фонда и четкое определение его содержания. Комплексный подход к изучению источников создает условия полноты музейных коллекций и возможность их разнообразного использования.

Научные концепции существующих музеев могут служить примером для разработки определенной системы взглядов в формирование коллекций создающихся музеев. Если такая система взглядов имеется, у музея появляются интересные, разнообразные формы работы и у него есть будущее.

Примером может служить музей в уральском селе Коптелово Свердловской области. Здесь музей возник как школьный. Благодаря его активной деятельности он перерос рамки школьного музея и стал сельским сначала общественным, потом муниципальным музеем, а ныне является филиалом Нижне-Синячихинского государственного музея-заповедника. На его базе стали проводиться всероссийские выездные занятия-семинары лаборатории “Музейная педагогика”, созданной при академии переподготовки работников культуры. В чем же заключается успех музея?

Вначале школьный музей был краеведческим. Когда он стал играть важное значение не только для школы, но и для всего села, руководитель музея (учитель по профессии) стал искать идею, которая объединила бы музей, школу и село в целом. Эти поиски и привели к выработки научной концепции. Она выразилась в названии музея. Он стал называться «Музеем земледельческого труда и быта». Именно труд на земле, пашенное земледелие является объединяющим началом жизни селян. Выработанные веками условия земледельческого труда и соответствующие ему быт и нравы населения стали основным концептуальным подходом и к формированию коллекций, и организации музейного собрания, и самой деятельности музея. А деятельность эта стала оказывать влияние на саму жизнь, земледельческий труд и быт населения.

Например. Основной тягловой силой в сельском хозяйстве издревле была лошадь. За годы советской власти в колхозе лошади почти исчезли. При развале экономики, начавшемся в 1990-е гг., музей, изучая местную историю, стал убеждать крестьян в необходимости возрождения выработанных веками способов земледелия. Одним из объектов внимания музея стала лошадь. О ней как о тягловой силе и необходимом в быту домашнем животном стали активно рассказывать музейные пропагандисты. Сюжеты, где фигурирует лошадь, стали включать в музейные праздники. И местное население очень быстро отреагировало на идею возвращения лошади в личное хозяйство. Вскоре лошади появились у многих хозяев. А музей пошел дальше. Он возродил идею проведения традиционных праздников с организацией конных соревнований. В пойме реки вокруг огородов был сооружен ипподром. Теперь регулярно здесь проводятся гонки на лошадях, скачки, выезды в экипажах и т. д. Музей возродил идею, а население, приняв ее, обзавелось лошадьми. На лошади не только пашут, но и с ее участием устраивают свои сельские праздники. Лошадь вновь стала одним из основополагающих начал в земледельческом труде и быту населения. Селяне вполне обоснованно гордятся наличием в своем хозяйстве лошади и с удовольствием показывают гостям и коней своих, и конское снаряжение, и с увлечением рассказывают о своем участии в празднике на ипподроме. Исходя из концепции объединения музея, школы и села были выработаны интересные формы работы с активным привлечением местного населения. Это и конкурсы “А ну-ка, дедушки!”, “А ну-ка, бабушки!”, “Папа, мама и я – одна семья”. Это и фольклорные праздники, где выступают не профессиональные, а семейные коллективы. Это и свой музейный самодеятельный театр.

Разрабатывая концепцию комплектования, музейные работники зачастую упускают одно немаловажное обстоятельство: определение мемориальности предмета. Мемориальности в широком смысле слова, а не только применительно к конкретному лицу. Нередко в музееведческих исследованиях (даже затрагивающих проблемы мемориальных музеев) мало внимания уделяется проблеме самого мемориального источника, его связей с человеком или событием. Между тем, мемориальные предметы имеют многие отличительные черты от прочих предметов, что необходимо учитывать при комплектовании, ибо мемориальность – это чья-то конкретная память, овеществленная в предмете, память о ком-то или о чем-то. Можно согласиться с мнением Л. Т. Сафразьяна: “Понятие мемориальности определяется как связь музейного объекта с лицом или событием, причем последнее понимается, как правило, весьма конкретно, но такая трактовка мемориальности недостаточна. Она сложилась эмпирически и мало объясняет, чем отличаются мемориальные музейные предметы от прочих, не наводит на мысль о необходимости особых приемов работы с ними”⁴.

Отсутствие подхода к комплектованию с позиций мемориальности характерно для многих музейных концепций. Конечно, во всякой схеме комплектования можно проследить подход к изучению края с позиций мемориальности (создание личных фондов, фонда воспоминаний), но зачастую просматривается стремление так или иначе увековечить наиболее важные, значимые события; то, что является достоянием общества и предметом гордости. Порой личность человека, его место, роль в обществе, судьба, тревоги, радости, трагедия, счастье, благополучие и т. д. подразумеваются за рамками событий на фоне промышленного освоения края, энергетики, транспорта. Даже такие документы как награды, удостоверения, открытки предполагается комплектовать как типологические коллекции без связи с конкретной личностью.

Отбор предметов в музейные фонды с точки зрения важности и целесообразности, определяемых на данный момент, может вызвать несогласие у потомков, у наших последующих поколений, у которых под влиянием новой информации может возникнуть иное понимание сути явления, появятся новые оценки. Периодическая же переоценка ведет к усугублению состояния музейного фонда. Яркое и наглядное тому доказательство – ликвидация многих дореволюционных музеев в первые годы советской власти, современный распад сети общественных музеев, ликвидация многих школьных музеев, закрытие музеев В. И. Ленина и его соратников, музеев революционной, боевой и трудовой славы.

Следовательно, нужно находить более веские критерии отбора, которые не позволяли бы под натиском социально-политических катаклизмов исчезать музеям.

Одним из таких критериев может быть сам человек, его жизнь, быт, культура, нравы, страсти, переживания, то есть его социальное предназначение, а потом уже атрибуты, предназначенные обеспечивать существование человека: промышленность, хозяйство, политическое устройство, медицина и прочее, призванное только обеспечивать человеческую жизнь. В музеях же пока все это, обеспечивающее существование человека, возводится в абсолют, а человека показывают, как придаток экономики, транспорта, энергетики и т. д.

Во многих случаях существующие концепции научного комплектования больше соответствуют развернутому плану пополнения музейного собрания. Изучение концепций различных музеев показывает, что в редких случаях в них дается обоснование избранному подходу к организации фондов, не аргументируются направления комплектования, не определяется путь развития музея в целом и его фондов в частности, не изучается социокультурная обстановка, позволяющая выработать критерии отбора предметов в музейное собрание.

На это немаловажное обстоятельство хотелось бы обратить особое внимание и еще раз отметить необходимость общих принципов комплектования: комплексность источников, неделимость фондов, мемориальность, краеведческий поход, изучение среды бытования, достоверность, где сам музей является частью реальной жизни⁵.

Если не изучается среда бытования, а главное – роль, место и значение в ней человека, то это неизбежно приводит к искаженному отражению исторической реальности и, следовательно, к деформации музейной коммуникации, нарушению принципа соборности, которую призван олицетворять музей. Вспомним высказывание Н. Ф. Фёдорова, что музей есть высшая инстанция, призванная возвращать жизнь, что через музей, его мемории, память отцов осуществляется связь поколений⁶.

Если сегодня музей понимается как коммуникативная система (соборность по Н. Ф. Фёдорову), то соединение жизни прошлого, настоящего и будущего возможно на основе музейного предмета, на базе изучения заложенной в нем информации. Музейная коммуникация есть пятизвенная система:

1. Музейный предмет – исследователь;
2. Музейный предмет – исследователь – экспозиционер;
3. Музейный предмет – исследователь – экспозиционер – музейный педагог;
4. Музейный предмет – исследователь – экспозиционер – музейный педагог – посетитель.
5. Музейный предмет – исследователь – экспозиционер – музейный педагог – посетитель – музейный предмет.

При слаженности и взаимозависимости всех этих звеньев может быть осуществлена та самая музейная коммуникация, которая позволяет возвращать жизнь, осуществлять связь поколений, хранить социальную память. Возможность этого зависит, прежде всего, от состава музейного собрания. И от того, какую концепцию комплектования музей разработает, будет зависеть наполнение коллекций и полнота их информационного поля, что и определяет сущность и содержание музейной коммуникации⁷.

Итак, разработка концепции научного комплектования складывается из комплекса различных составляющих:

а) научная концепция музея, разработанная на основе социокультурных воззренеий музейных работников и задач конкретного музея;

б) состав музейных коллекций (при комплексности источников, неделимости фонда, мемориальности);

в) социальный заказ, изменяющийся по мере развития общества;

г) научная разработанность темы, проблематики музея, достигаемая при условии привлечения научных исследований в различных областях знаний и на стыке наук;

д) изученность среды бытования как самого человека, так и музейных предметов (без чего не может быть адекватного отражения жизни).

Сама же структура концепции научного комплектования как составная часть научной концепции музея предполагает:

1. Определение состава памятников, тематики коллекций с учетом профильности музея и направленности его деятельности.
2. Определение направлений изучения среды бытования.
3. Изучение источниковой базы.
4. Определение целей, направлений, форм комплектования, обеспечение необходимой учетной документацией, совершенствование и разработка новых методов комплектования.
5. Обеспечение подготовки кадров, которые могли бы профессионально осуществлять научное комплектование.
6. Обеспечение материально-технической и финансовой базы.
7. Заключение договоров на хозяйственные работы и научные исследования.
8. Создание научно-справочного аппарата, необходимой информационной системы с базой данных об объектах комплектования.
9. Определение принципов и критериев отбора памятников из среды бытования в музейный фонд.
10. Разработка планирования (перспективного и текущего).
11. Разработка классификационной схемы систематического каталога музея.
12. Координация деятельности по комплектованию с музеями, архивами, научными учреждениями и общественными организациями.
13. Привлечение к научному комплектованию краеведов и создание сети общественных корреспондентов.

Научное комплектование определяет направления, пути, формы и методы комплектования. Они могут быть самыми разнообразными и в различном взаимном сочетании. От того, какая выработана концепция комплектования, зависит состав музейного собрания и полнота его коллекций. А это, в свою очередь, определяет формы деятельности музея.

Немаловажным здесь является изучение среды бытования коллекций и, прежде всего, среды, в которой находится сам музей. Примером организации и комплектования и самой деятельности музея с учетом среды бытования, наличия в ней определенных характерных для данной местности особенностей является Каргопольский государственный историко-архитектурный и художественный музей (Архангельская область).

Село Лядины. Небольшое село, где в трех классах начальной школы занимается 18-20 человек. Но в этом селе находится уникальный памятник архитектуры – храмовый ансамбль деревянного зодчества XVIII в. Так называемый “Тройник” – две церкви и колокольня, стоящие отдельно и, вместе с тем, составляющие единое целое. Храмовый ансамбль как бы “держит” историко-культурную среду. И не удивительно, что именно здесь создана школа-музей. Часть занятий школьники проводят за обыкновенной ученической партой, а часть – непосредственно в музее, созданном при поддержке Каргопольского государственного музея. И в музее не наглядные предметы, а предметы изучения, памятники истории и культуры. Здесь продолжаются уроки. Уроки истории и русского языка, математики и рисования, природоведения и чтения. Уроки познания. Уроки усвоения знаний и овладения различными трудовыми навыками. И не только прядению, ткачеству, плетению сетей учатся дети. Они осваивают трудовые производственные процессы целиком и не в смодулированном кабинете, а на практике. Для этого школе-музею выделен участок земли, где выращиваются различные культуры, в том числе лен. Лен не только выращивают, но и проводят весь цикл его переработки вплоть до изготовления ткани на ткацких станках. Если в Иванове краеведческий музей в 1980-е гг. разрабатывал сценарий “Как рубашка в поле выросла” на экспозиции, то в Лядинах этот процесс усваивается непосредственно в практической деятельности. Школа-музей здесь является не только культурным центром, но и одним из рычагов хозяйственного развития края, его экономического возрождения. Не при каком-нибудь там клубе или центре культуры, а при школе-музее создан разновозрастный фольклорный ансамбль. Под влиянием школы-музея в этом же селе открыт частный музей одной семьи. Совместно с Каргопольским музеем и городскими турфирмами создается туристский комплекс, для обслуживания которого привлекается местное население, оставшееся без работы после развала сельскохозяйственных предприятий. Теперь есть тут работа плотникам и печникам, хлеборобам и поварам, овощеводам и грибникам, мастерам народного прикладного искусства.

Вслед за Лядинами Каргопольский музей осуществил проект создания школы-мастерской в другом селе – Печникове. Здесь родина знаменитой каргопольской глиняной игрушки. И в созданном в селе музее игрушки проводится опять-таки полный цикл ее изготовления, включая заготовку глины, ее формовку, лепку, обжиг в специально приобретенных муфельных печах, раскраску, размещение в экспозиции и даже реализацию. Не по рассказам экскурсоводов узнают здесь о каргопольской игрушке, а в непосредственном процессе ее изготовления, в самостоятельной популяризации своего музейного собрания. Школа здесь средняя и, естественно, в музее-мастерской занимаются только увлеченные. Свою увлеченность, свои знания и мастерство они передают остальным школьникам, местным жителям и иногородним туристам.

И еще один пример. Село Усачёво Каргопольского района. Здесь издавна было развито изготовление предметов быта из дерева. Поэтому музей, созданный в средней школе, самое деятельное участие принял в изучении народных промыслов и изготовлении всякого рода деревянных изделий. Изготовление простых поделок выросло в настоящее производство при школьной мастерской. Теперь на конкурсной основе с использованием дерева оформлены интерьеры каждого класса и коридоров, изготавливаются оборудование и даже мягкая мебель. Не случайно, на базе этого музея проводятся семинары для профессиональных музейных работников.

Музей имеет самую разнообразную палитру своей деятельности. Его работа становится более эффективной, если проводится на основе глубокого изучения своего музейного собрания и практического применения полученных знаний непосредственно в среде бытования, сочетая экспозиционные формы работы с практической деятельностью. И немаловажное значение в повышении эффективности музейной деятельности имеет сотрудничество с другими музеями и научными учреждениями.

Итак. Формированию музейного собрания и выработке форм деятельности музея предшествует разработка научной концепции комплектования.

На основе научной концепции музея разрабатывается научная концепция комплектования, в которой раскрываются:

1. Социокультурная обстановка данной местности.
2. Краткое изложение концепции музея.
3. История комплектования или, если музей создается, деятельность местных, коллекционеров и краеведов.
4. Цель научного комплектования.
5. Исходящие из этой цели задачи комплектования.
6. Формы и методы комплектования.
7. Объекты комплектования.
8. Предназначенность будущих коллекций.
9. Взаимосвязь с местным населением, предприятиями, фирмами, учреждениями, организациями.
10. Какую предполагается создать систему учета коллекций.
11. Какие необходимо создать условия хранения музейных предметов.

_____________________

¹ См.: Бабаянц Г. Н. и др. Комплектование: Научно-методические указания для исторических и краеведческих музеев. Л., 1979; Музей и современность. Комплектование музейных коллекций. М., 1982

² См.: Научная концепция Иван-городского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. М., 1990; Концепция развития Таймырского окружного музея. М.; Дудинка, 1993; Концепция развития Красноярского культурно-исторического центра / Авт. коллектив. Красноярск, 1993; Хитарова Э. И. Концепция “Музей” в прикладной культурологии // Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1996 и др.

³ См.: Каспаринская С. А. Мемориальные музеи исторического профиля // Историко-революционные и литературные мемориальные музеи. М., 1973; она же. Особенности комплектования фондов историко-революционных и мемориальных музеев // Музей и современность. Комплектование музейных коллекций. М., 1982; Дмитриева Е. К. Мемориальная среда и интерьер как средство ее формирования // Актуальные проблемы советского музееведения. М., 1987 и др.

⁴ Сафразьян Л. Т. Мемориальность предмета и ее использование в научной обработке коллекций мемориальных музеев // Музейное дело в СССР. Пути повышения эффективности музейной деятельности. М., 1990. С. 59. Также см.: Цуканова В. Н. Мемориальный музейный предмет. Особенности изучения и научного описания: Методические рекомендации. М., 1990

⁵ Об этом, в частности, см.: Дукельский В. Ю. Музей и культурно-историческая среда // Музееведение. Проблемы культурной коммуникации в музейной деятельности. М., 1988.

⁶ О воззрениях Н. Ф. Фёдорова см.: Фёдоров Н. Ф. Философия общего дела. М., 1913; Фёдоров Н. Ф. Сочинения. М., 1982; Аксёничев О. А. Философия музея Н. Ф. Фёдорова // Музейное дело. Музей – культура – общество: Сб. науч. трудов / Музей революции. М., 1992; Доминов М. Ш. Музей в философии Н. Ф. Фёдорова // Музеи России… СПБ., 1995;  Решетников Н. И. Музей – хранилище социальной памяти // Философия бессмертия и воскрешения: По материалам VII Фёдоровских чтений. М., 1996.

⁷ См.: Гнедовский М. Б. Музейная коммуникация и музейный сценарий // Музей и современность. М., 1986; Музееведение. Проблемы культурной коммуникации в музейной деятельности: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1988; Стронг Р. Музей и коммуникация // Museum. 1983. № 3 и др.

Музейный предмет в Соборе лиц

Музейный предмет мы воспринимаем как действующее лицо истории. Но он действует не сам по себе, а в совокупности с другими и отражает не только свою сущность, но и содержание происходящих событий. Принимая понятие музея в значении Собора лиц (по Н. Ф. Фёдорову), рассмотрим, как музейный предмет становится связующим звеном в исторических событиях, как объединяет людей разных эпох в единый Собор лиц, Собор отцов и детей.

В фондах Тотемского музейного объединения (Вологодская область) долгое время хранился не востребованным дневник крестьянина А. А. Замараева[83]. Дневник включает почти ежедневные записи с 1906 по 1921 год и с краткими дополнениями 1921-1923 годов, дописанные его сыном.  В них фиксация и оценка происходящих событий сельской жизни, общественной деятельности, политических событий, социальных явлений, погодных наблюдений, семейных взаимоотношений и т.д. В рамках «Вологодской программы» (1980-е годы) Дневник был включен в Каталог-путеводитель[84]. Так после долгого молчания он «заговорил», став предметом для обсуждения среди исследователей. Затем он был дважды опубликован[85]. Круг его взаимосвязей стал стремительно развиваться, формируя соборность лиц. В 1995 году в ходе юбилейных событий, связанных со 100-летием со дня рождения С. А. Есенина, изданная книга с записями А. А. Замараева была передана специалистам-литературоведам, в т.ч. представителям Англии, Китая, Франции и Японии. Соборность, формировавшаяся вокруг Дневника, стала принимать международный характер. Поэтическое творчество рязанского крестьянского сына и прозаические повествования тотемского крестьянина, дополняя друг друга, стали вовлекать в создающуюся соборность всё новые и новые лица. Когда факультет славистики университета Париж-4 Сорбонна разрабатывал программу изучения истории и культуры Русского Севера, на проводимые там научные конференции были приглашены исследователи из России. Дневник А. А. Замараева не только широко обсуждался участниками конференции, но и стал предметом диссертационного исследования болгарки Полины Неделковой. При этом она выявила взаимосвязи с содержанием дневниковых записей других крестьянских дневников[86].

А что же в Тотьме? Тотемский музей, основываясь на дневниковых записях А. А. Замараева, проводит исследования как самой крестьянской жизни, так и описываемых им событий. В результате этих исследований пополняются музейные коллекции, появляются новые публикации, дневниковая информация включается в тексты экскурсий и используется на занятиях по программам научно-просветительного отдела. Вначале была организована выставка, посвящённая первой мировой войне с материалами из фондов музея, а затем совместная выставка с Музеем А. В. Суворова (Санкт-Петербург) с использованием его плакатов “Первая мировая на фронте и в тылу”. Музей планирует путешествие по пути А. А. Замараева, совершившего в 1912 году паломническую поездку по Сухоне, Северной Двине и Белому морю в Соловецкий монастырь. В юбилейные годы 100-летия начала и окончания Первой мировой войны музей готовит книгу «Русский Север в Первой мировой войне. Тотемский уезд Вологодской губернии», в которую включаются записи А. А. Замараева за 1914-1918 годы.

Так музейный предмет стал основой формирования Соборности, в которую включились лица разных эпох, разных интересов, разных городов и стран, разной творческой направленности, разных музеев.

Однако, для того, чтобы Собор лиц сформировался, необходимо разностороннее и многоплановое изучение музейного предмета. В ходе этого изучения появляются другие источники информации, формируются новые связи, которые расширяют и углубляют соборность.

Этой соборности мы можем достигнуть, руководствуясь принципами изучения музейного предмета. Прежде всего, это принцип комплексности источников. Само по себе изучение одного музейного предмета важно, но недостаточно. Мы атрибутировали предмет, выявили его легенду, определили физические свойства, установили авторство, установили авторский замысел и т.д. Но изучаемый предмет, как действующее лицо истории, в среде бытования взаимодействовал с другими предметами, был для чего-либо предназначен, каким-то образом использовался. Всё это следует выявлять, чтобы воссоздать полноценную картину бытия. Иначе предмет будет обладать глухой информацией и не будет содействовать соборности лиц. В музее под открытым небом Семенково Вологодской области экспонируется ухват на колёсиках. Такой же ухват есть и в Музее хлеба в Москве. Но ни вологодские, ни московские сотрудники музеев не определили ни назначение такого ухвата, ни место его производства, ни авторство, ни связь с другими предметами. И стоят эти ухваты «глухонемые», ничего не могут о себе поведать, лишённые всякой соборности. В Тотемском музее тоже есть два ухвата на колёсах. Они отличаются ещё большей оригинальностью, так как изготовлены целиком из дерева, без железного рогача. Но информация о них весьма скудная. Известно лишь место их изготовления. При комплексном изучении этих предметов с привлечением различных источников можно было бы восстановить «картину жизни», их взаимосвязь с повседневностью и тем самым восстановить соборность.

Принцип комплексности источников неразрывно связан с изучением среды бытования, как во время комплектования, так и в последующее время. Кто был тот мастер, изготовивший ухват на колёсах? Молодой муж, изготовивший для хозяйки ухват на колёсах, чтобы облегчить труд любимой жены? Тяжёлый чугун на обычном ухвате тяжело поднять, а на скалке катить не совсем удобно. Или это был мастер, Кулибин-самоучка? Или ремесленник, который наладил производство для торговли на рынке? Вопросов много, ответа нет, ежели не изучается среда бытования.

Немаловажен и принцип мемориальности, принадлежности предмета к конкретному лицу или событию. В Музее К. И. Сатпаева в Алма-Ате экспонируются минералы, найденные в ходе геологических экспедиций. Камни как камни, особого внимания не привлекают. Привлекает внимание посетителей лишь одна витрина. Почему? Да потому, что в ней выставлены минералы, найденные самим академиком, из его личных коллекций. Имя основателя Академии наук Казахстана, Героя Социалистического Труда известно практически всем жителям Республики. И предметы, к которым он прикасался, приобретают особую значимость. У посетителей возникает чувство соборности, сопричастности к деятельности знаменитого учёного.

О принципе достоверности особый разговор. Нередко при комплектовании мы доверяемся информаторам. При исследовании предмета в стационарных условиях принимаем за истину информацию какого-либо одного источника, не сверяя её с другими, не анализируя и не сопоставляя. За примерами далеко ходить не надо. Экскурсовод Зеленоградского музея рассказывает о винтовке Мосина, с которой советские солдаты дошли до самого Берлина, а иного, по его мнению, вооружения и не было. Откуда у него такая информация? Из какого источника? Мало того, что она не достоверна, так ещё не правомерна, так как винтовки Мосина в экспозиции музея нет. Есть лишь проржавевший фрагмент винтовки, найденный следопытами в окопах. Но информации об этом фрагменте нет. Где и кем найден, при каких обстоятельствах, какие события за этим предметом стоят, с какими людьми связан…? Нет достоверной информации. Соборность исчезает. И сами события фальсифицируются.

При слабо изученном музейном предмете возникают проблемы их презентации в экспозиции или в тематических занятиях. Это порой приводит к искажению происходивших событий, неверной их интерпретации. В своё время в Коломенском музее-заповеднике (Москва) в доме, специально оборудованном под крестьянскую избу, проводились занятия по музейной педагогике. Рассказывая об освещении лучиной, педагог, вместо того, чтобы поставить на пол под огарки корыто с водой, подставлял под лучину пластмассовый ярко окрашенный кувшин. В Пензенском краеведческом музее в ходе представления литературно-музыкальной композиции «Осада Пензы» на экране демонстрировалось изображение западноевропейского рыцаря, но при этом объяснялось вооружение кочевников, нападавших на Пензу. В музее одной из московских школ в экспозиции была помещена фотография мельницы, полуразрушенной в результате немецких артобстрелов Сталинграда. Экскурсовод же объяснял, что это знаменитый дом Павлова. В музее-усадьбе М. Ю. Лермонтова в Тарханах над кроватью была повешена икона, в то время как она должна быть помещена на божнице или в киоте в красном углу. В Дмитровском музейно-выставочном центре за стол в красном углу курной избы усажена девица в праздничном наряде. В избе нет ни мужского коника, ни бабьего кута с его кухонными принадлежностями. Сама же курная изба поставлена вместо подиума на четыре красных кубика, расположенные под углами избы. Вместо курной избы получилась избушка на красных лапках. В своё время в Каргопольском уезде Олонецкой губернии было широко распространено производство очелей. Ныне сотрудники только что образованного народного музея «Ошевенская слобода» в Каргопольском районе не могут объяснить, что такое очели, хотя проводят инсценировку сваде6ного обряда в традиционных костюмах. В экспозиции Тотемского музея поддужный колокольчик привязан к дуге, так как зги у дуги нет. Эти два предмета (дуга и колокольчик) несовместимы между собой. Они изъяты из среды бытования, в которой имели разное предназначение. Сотрудники музеев порой не знают различия в разновидностях одного предмета. Например, сани. В экспозициях обозначаются просто сани. Хотя есть розвальни, дровни, кошёвки (кóшевы), салазки, подсанки и т.д.

Подобных негативных примеров в наших музеях предостаточно. Происходит это от слабого знания происходящих событий и неизученности музейного предмета, неумения включить его в Собор лиц.

Но довольно о грустном. Есть и другие, положительные примеры. Рассмотрим один из них. На далёкой от центра Камчатке в посёлке Палана издавна существует краеведческий музей. Ещё в конце 1980-х годов здесь была создана диорама, отображающая быт прибрежных коряков, то есть тех, кто занимается рыбной ловлей. Первоначально научные сотрудники музея вместе с художником выехали на место, которое намечено было отразить в диораме. Жили там в течение нескольких дней, изучая быт, хозяйственный уклад рыбаков, познавая характер людей для отбора персонажей и включения их в диораму. Художником тщательно были зарисованы портреты. Проведена подробная фотофиксация, записаны воспоминания и рассказы местных жителей и, наконец, скомплектованы коллекции. После завершения работ перед посетителями возникла реальная картина, дополненная портретным сходством изображаемых в манекенах конкретных личностей. Они были узнаваемы местными жителями. Посетители приходили в музей ради того, чтобы увидеть диораму и «пообщаться» со знакомыми людьми. Для них это были не просто рыбаки, тянущие сети с рыбой, не просто женщины, занимающиеся её обработкой, не просто дети, помогающие взрослым, а конкретные лица. Вот Алексей Кечгелкот, вот Мария Делянская, вот малыш Эвей, вот девочка Ксана… У всех в руках подлинные предметы. О каждом предмете и приёмах его использования подробная информация. Посетители ощущают себя как бы гостями героев диорамы. Они с ними «разговаривают», дают дополнительные советы музейным работникам, сообщают новую информацию. Происходит полное взаимопонимание между посетителями и «действующими лицами» экспозиции. В этом и заключается соборность. Это и есть Собор лиц, сообщество отцов и детей, хранящих и передающих опыт поколений.

Основную роль в создании Собора лиц играет музейный предмет, отражающий происходившие явления и события. Но чтобы Собор действительно состоялся, музейный предмет всесторонне изучается и интерпретируется не на субъективных представлениях, а на научной основе.

Историко-краеведческий музей

и источники комплектования

Краеведческие музеи составляют большинство во всей музейной сети России. Но это отнюдь не означает, что они доподлинно и всесторонне отражают в своих коллекциях историю края.

В журнале “Советский музей” за 1930-е гг. довольно часто встречаются статьи, в которых излагаются задачи музеев, вытекающие из очередных постановлений партийных съездов и конференций. Еще в 1980-е гг. многие музееведы отмечали это как положительный факт, свидетельствующий о заботе партии и правительства о музеях. Но сегодня мы уже понимаем, что такая “забота” приводила к нивелировке музейной деятельности, однотипности музейных источников и односторонности в отражении исторических процессов.

Так произошло и с изучением истории края местными музеями. На основании их коллекций нельзя написать сколько-нибудь развернутую историю села, деревни, города, края? Из документов фондов можно лишь схематически представить, как возникали и развивались населенные пункты, каковы были их взлеты и падения, успехи и утраты; кто, когда и как прославлял свой край или, наоборот, своей деятельностью создавал проблемы в развитии хозяйства, культуры, экологии; что известно о первопоселенцах, первых названиях улиц, площадей; в каких взаимоотношениях находились города с другими населенными пунктами и территориями; как общались между собой представители разных сословий; кто и когда больше влиял друг на друга – город или деревня?

Изучение состава фондовых коллекций показывает, что эти и многие другие подобные вопросы остаются пока без ответа.

Так, без полного ответа остается пока история Северодвинска, хотя в музее сформирована значительная коллекция документов о первостроителях города¹.

Да она и не может быть иной, ежели долгое время были закрыты для изучения темы, за которыми скрывается сама сущность истории строительства и развития города. Что это за темы? Во-первых, возведение строительных объектов силами заключенных одного из подразделений ГУЛАГа и, во-вторых: назначение самого строительства – создание атомного подводного флота. Сегодня обе эти темы открыты. Но сохранились ли и в какой мере документы, свидетельства той эпохи. В музее предприятия мы увидим документы все тех же передовиков труда, энтузиастов социалистического строительства, коих много в любом заводском музее. На уровне современных знаний и сохраненных документов сегодня, пожалуй, нельзя написать всеобъемлющую историю города. Это можно сделать только завтра. Но для этого должны быть в наличии источники. Кому как не музею об этом позаботиться.

Часто историки обращаются к истории городов древних, существующих не одно столетие. Конечно, за многие века сохранились источники, из которых можно сложить мозаику исторического прошлого. Но как быть с городами молодыми, да еще и зачастую отличающимися своей закрытостью.

Есть в Подмосковье город Зеленоград, строившийся как спутник Москвы и ставший потом одним из районов столицы. Он известен как центр отечественной микроэлектроники, что само по себе является важной страницей в истории России. Есть в Зеленогораде и историко-краеведческий музей. Но только в последнее время музею стала доступна тема микроэлектроники. Восстанавливать сегодня страницы истории науки весьма сложно в связи с отсутствием информации. Нет уже многих документов, утрачены многие образцы продукции, да и живых свидетелей, носителей информации становится все меньше и меньше.

Во избежание утраты информации музей во все времена, независимо от социально-политической обстановки, призван формировать свои фонды всевозможными и разнообразными источниками (даже если сегодня их нельзя придать гласности – это можно будет сделать завтра). А потому важно, чтобы источники эти были разноплановыми, комплексно отражающими историю края.

Особо важное значение имеют нетрадиционные источники. Что к ним относится? Да все то, что не подлежит обязательному хранению по архивным правилам. Если в архиве хранятся приказы по основной деятельности, протоколы, решения, годовые планы, отчеты и т. д., то заявления граждан, жалобы, объяснительные записки, характеристики, ходатайства и другие документы, касающиеся личной деятельности человека и его взаимоотношений в быту, списываются и уничтожаются по истечении определенного срока хранения при очередной инвентаризации или подготовке архива предприятия для передачи на государственное хранение. А в них-то порой и фиксируется максимальная информация о среде бытования, о той психологической обстановке, тех социальных условиях, в которых живет человек. Эти-то документы и становятся предметом пристального внимания музея, если он стремится создать полноценное музейное собрание.

Далее, сведения по истории края имеются во многих, на первый взгляд, совершенно не исторических документах. Обратимся к примеру. В Тотемском районном краеведческом музее Вологодской области хранятся проектные разработки, предваряющие строительство местной железнодорожной линии. В силу различных причин и обстоятельств железная дорога через Тотьму не прошла. Но в документах, в том числе в так называемой “Экономической справке” (объемом более 400 машинописных страниц), содержится разнообразная информация о крае: его истории, геологии, географическом положении, природных условиях, экологическом состоянии, населенных пунктах, путях сообщения и средствах передвижения, учреждениях культуры, предприятиях народного хозяйства, составе населения и т.д. и т.п. Значение такого нетрадиционного источника трудно переоценить.

Обратимся к примерам по Омской области, к числу небольших городов которой можно отнести Тюкалинск. Это один из уездных центров бывшей Тобольской губернии, небольшой, но достаточно старый город, возникший на Сибирском тракте в 1762 г. К 1914 г. в нем проживало не многим более восьми тысяч человек. Домов насчитывалось 575, имелось две каменных церкви да две каменных же часовни. Для обучения детей были открыты мужское и женское двухклассные училища и церковно-приходская школа².

Подобные сведения можно найти по истории любого города, достаточно открыть для этого хотя бы Словарь Российской империи. Но что кроется за приводимыми там цифрами? Можно ли составить картину исторического развития города? Пожалуй, можно, но при условии привлечения иных источников. Различных по своему составу, тематике, направлениям, видам, времени, месту и способу происхождения. Следовательно, прежде всего, необходимо иметь эти источники, знать, где они находятся, как хранятся, как зафиксированы – в устной или письменной традиции?

Как известно, история совершается людьми. История края – это история жизни и результат деятельности его жителей. Как же отражаются людские судьбы в музейных коллекциях? Вопрос далеко не праздный и, можно сказать, что он тоже остается без достаточно полного ответа.

В музейных фондах, с одной стороны, имеются персональные коллекции и даже личные фонды. Но с другой-то стороны, большинство из них по составу однотипны: удостоверения, справки, почетные грамоты, дипломы, газетные вырезки, фотографии. Причем, как правило, они сформированы по узко направленной тематике и не отражают все стороны биографии того или иного лица, а лишь его профессиональную или социальную принадлежность (ветеран войны, известный врач, писатель, депутат, хотя часто один и тот же человек может быть и первым, и вторым, и третьим). В таких коллекциях мало документов личного происхождения, писем, воспоминаний, научных и иных творческих работ. Да и по содержанию в таких документах отражается лишь жизнь тех людей, которые представляют интерес для научных сотрудников музея, проводящих комплектование и выполняющих так называемый социальный заказ. В результате в музейных фондах создаются коллекции героев войны, передовиков труда, делегатов, депутатов и так далее. А где же остальные социальные группы? Не передовики и не рационализаторы? Не герои и не депутаты? Не знатные люди, а обыкновенные рабочие, инженеры, учителя, врачи, дворники, продавцы, милиционеры, коммерсанты, рокеры…? Формируя личные архивные фонды по принципу “знатности”, обращая внимание только на “выдающихся” людей – не фальсифицируем ли мы тем самым историю?

Рассмотрим проблему изучения истории края с другой стороны. Многие краеведы считают своим долгом написать исторический очерк своего города, историю образования, детского движения. Задача, конечно, непосильная – написать историю. Гораздо важнее изучить конкретный опыт, конкретный эпизод, жизнь и творчество конкретного человека, чем браться за такую глобальную тему, как история. Историю пишут историки, умудренные опытом и знаниями. Порой целые институты работают над раскрытием какой-либо исторической темы. Краевед же может только переписывать уже известные или мало известные факты. Поэтому ему могут быть посильны только конкретные темы в нашей многообразной и сложной истории.

Сегодня практически о каждом городе России издана книга. Это может быть путеводитель, справочник, буклет, сборник статей. Хорошо? Да, безусловно. Мало того – прекрасно! Но вчитайтесь внимательней в текст книг, изданных в 1950-1970-е гг. Вы опять увидите односторонность в отражении событий (как и в музейных коллекциях). В них героями выступают все те же передовики и ударники труда, депутаты и делегаты; снова мы читаем об успехах социалистического соревнования, славных делах партии и комсомола (чем часто завершались эти славные дела – мы сегодня знаем). Но самой-то истории, живых дел горожан нет. Нет описаний их быта, нравов, традиций, особенностей языка, верований. Нет самобытности исторической, этнической, культурной. А потому в большинстве своем очерки по истории городов похожи друг на друга и, следовательно, не интересны. А ведь было бы интересно узнать (да и полезно), что, например, в Сургуте до революции проживало полторы тысячи человек в двухсот двадцати шести домах; были здесь каменная и деревянная церкви, мужское приходское училище и женская школа епархиального ведомства да инородческая (то есть для местного населения) больница. А что за производство было в Сургуте? Какими ремеслами занимались горожане? Что это за профессия – доставка пароходских дров? Знаем ли мы что-либо о таких должностных лицах, как городской староста, уездный исправник, мировой судья? Отложились ли в наших музейных фондах документы о деятельности торгово-промышленных предприятий, торговле земледельческими машинами и земледельческими орудиями, пушниной и рыбой, о том, чем занимались горожане, ходили ли они в парикмахерскую и фотографию, посещали ли аптеку, какие читали книги и где их приобретали, в какие общества объединялись, каким городским транспортом пользовались, какие велосипеды приобретали?

Перечень вопросов здесь не случаен. Это предпринято для того, чтобы вызвать вопрос: а почему, собственно, нас призывают к выявлению истории торгово-промышленного (и притом мелкотоварного) капитала? Уж не потому ли, что в наше время появился новый социальный заказ? Отчасти именно поэтому. Но лишь отчасти! На самом деле – это все из истории наших городов. Эти и иные вопросы становятся предметом пристального внимания музеев, если мы задумали написать действительно исторический очерк и не следуем велению времени и идеологическим установкам. Выполняя социальный заказ и идеологические установки, мы получаем лишь хвалебные очерки либо развитому социализму, либо мелкотоварному капитализму. То и другое отдельно взятое есть не что иное, как фальсификация истории в целом. Чтобы не допустить подобной фальсификации, необходимо комплексное изучение края, по комплексу проблем, при разностороннем использовании всевозможных источников, какими бы односторонними и субъективными они ни были, какие бы отдельные стороны ни показывали.

А направлениями в изучении края, среди всего прочего, могут быть: исторические события, природные явления, культурная жизнь, занятия горожан, социальные слои, людские характеры, сельская семья, родословные, местные таланты, промыслы, занятия, игры, идеалы сословий, грамотность, круг чтения, праздники, обычаи, традиции, взаимоотношения взрослых и детей, мужчин и женщин, городской и сельский фольклор, милосердие и взаимопомощь, честь и достоинство, репутация и трудолюбие и другие понятия, темы, проблемы.

К числу источников по изучению различных уровней жизни можно отнести документы (в том числе хозяйственного назначения, личные, семейные, родовые), хранящиеся в архивах, музеях, библиотеках, а также непосредственно у граждан, их союзов и объединений. Интересную пищу для размышлений дадут нам старые вещи и документы, оставляемые жителями городских домов на чердаках и в подвалах³. Прольют свет на историю края произведения художественной литературы и кинематографии. Осмыслению событий в истории края будет способствовать комплексный и критический анализ краеведческих очерков, написанных ранее разными авторами и по различной проблематике. Безусловно, что с одних позиций выступает священник, описывающий историю края, с других – выпускник партийной школы или университета марксизма-ленинизма. В том и другом случаях будут наличествовать элементы субъективизма, приводящие к искажению общей картины событий. Но они раскрывают разные стороны одной истории, а потому очерки, написанные разными авторами, стоящими на разных идеологических позициях, представляют одинаковый источниковедческий интерес.

Среди разнообразных проблем изучения истории города отметим сложность познания городской культуры. Если культура села, крестьянской жизни более устойчива и потому постоянно привлекает к себе внимание этнографов, то культура города, более подвижна, изменчива, быстрее вбирает в себя элементы других культур и в меньшей степени привлекает к себе внимание ученых. Городская культура оказалась менее изученной. Этот пробел может быть восстановлен усилиями музейных работников совместно с теми же этнографами, а также представителями других наук (социологии, психологии, статистики, демографии т.д.). Из этого следует необходимость проведения более интенсивной работы по комплектованию предметов городского быта, их разностороннему изучению, своевременной фиксации происходящих событий и привлечению различного рода информаторов с их воспоминаниями и рассказами об ушедшей жизни, обычаях, нравах, традициях⁴.

Небезынтересно было бы проследить, например, изменения общественного сознания в восприятии тех или иных сторон культурной жизни. В свое время старшим поколением многие песни Владимира Высоцкого воспринимались, как “блатные” и потому осуждались. Потом, с его же подачи, их стали относить к жанру городского романса. В обществе появились крайние оценки творчества известного барда – от прямого осуждения и неприятия до фанатического поклонения. Музею же следует фиксировать все мнения, а не занимать какую-либо одностороннюю позицию.

Отметим еще один сюжет и в связи с тем, что в музееведении все чаще стали говорить о хранении не только предметов материальной культуры, но и тех процессов, в которых они были задействованы. Отсюда интерес к возрождению и развитию музеев под открытым небом, в том числе урбоскансенов и экомузеев (или хотя бы подобных отделов или филиалов в краеведческих музеях). На состоявшейся в Красноярске научной дискуссии “Музейные Биеннале” была высказана интересная мысль: “Развитие индустриальной Сибири повышает роль экомузея, гармонично соотносящегося с природной средой, с возрождением экологической культуры. Экомузей становится важным средством идентификации современного этноса с его культурными традициями и природным окружением, развития утрачиваемого чувства общинной солидарности. Как никакое другое учреждение, экомузей может научить, просветить, увлечь население, побудить его отказаться от равнодушного отношения к своему культурному наследию, составить представление о его действительной ценности”⁵.

Еще одна сторона дела. В 1990-е годы в краеведении стали звучать так называемые “популярные” темы. В центральных и местных изданиях появились очерки о дворянах, предпринимателях, меценатах, занимавших когда-то господствующее положение в обществе. Прослеживается даже некая ностальгия по ушедшему прошлому. Но почему-то это прошлое у многих ассоциируется непременно с идиллической картиной дворянского благополучия и той же доблести и славы, которые воспевались и в советское время только по другому адресу. Изучение же крестьянской жизни, рабочих, мещан в дореволюционное время, трудовой жизни и общественной деятельности в годы советской власти становится крайне не популярным. Но для исторического исследования не может быть популярных и не популярных тем. Для истории все важно: дворянский быт и нравы крестьян, дела купеческие и образ жизни чиновников, деятельность большевиков и служителей церкви, коллективизация сельского хозяйства и его приватизация, культура местного и пришлого населения. В истории не могут быть одни только красные герои и борющиеся против них белогвардейцы. В истории присоединения окраин России не могут быть только одни доблестные покорители, ибо кого-то они покоряли, на кого-то дань накладывали, чьи-то обычаи воспринимали, от кого-то в своих острогах оборонялись, у кого-то приемам охоты и рыбной ловли учились, а кого-то и сами учили. История многажды разнообразна. В ней есть не только красные и белые. Рядом с ними зеленые и синие, желтые и черные, трехцветные и бесцветные сословия, общества, союзы, объединения, а также и те, кто никого из них не поддерживает. Все они заслуживают внимания музея, все они интересны. Только полноцветная палитра красок может создать действительную картину мира, а не предвзятое толкование отдельных его сторон.

Неоднократно подчеркивая необходимость комплексного подхода к изучению истории края, следует все же заметить, что простое, механическое сложение комплекса источников мало поможет делу. Необходим еще и комплекс методов и средств исследования, применяемых в различных отраслях науки (истории, этнологии, литературоведении, географии, культурологии, географии, экономике, фольклористике, психологии) и логическое осмысление данных археологии, антропологии, лингвистики, архивоведения, градостроительства, топонимики, вспомогательных исторических дисциплин и т. д. Здесь вполне приемлемо мнение академика В. Алексеева, высказанное им по поводу изучения этногенетических проблем. Рассуждая об использовании в исследовании различных по виду материалов, он пишет: “Только их совокупное рассмотрение, наложение результатов разных исследований друг на друга и их взаимная проверка дают… полноту информации”⁶

И еще одно важное обстоятельство. Формируя музейные коллекции, следовало бы нам задуматься над тем, что музей хранилище не предметов, а социальной памяти, заключенной в этих предметах. Поэтому изучая и храня социальную память⁷, музей изучает не только исторические факты, но и их восприятие различными категориями людей в различные периоды истории. Объектно- и процессо- хранительская функция музея⁸, формирование исторического и мифологического сознания⁹, возможно, и приведет (как музейных деятелей, так и посетителей) к объективному восприятию прошлого и существующей действительности, что будет, в свою очередь, способствовать их сотрудничеству, то есть такому положению, когда музей превращается в собор лиц, призванный укреплять братское состояние общества, в чем видел сущность и предназначение музея известный русский философ Н. Ф. Фёдоров¹⁰.

Может быть, тогда история края будет восприниматься не как чуждое и отвлеченное, не как экзотика, а как свое родное, близкое. Да и сами жители городов и сел откликнутся и будут помогать музею в создании действительно интересной и всеобъемлющей истории родных мест, а жители иных населенных пунктов узнают, что у их соседей не менее интересная и самобытная история. Можно надеяться тогда, что у людей в большей степени будет развиваться чувство любви к своей малой родине и уважения к людям, живущим в иных городах и странах.

Музей же как научно-исследовательское учреждение, исходя из принципа комплексности источников, сможет более успешно решать проблемы отражения истории края в своих коллекциях, привлекая для этого разнообразную информацию, изучая деятельность, жизнь и быт конкретных лиц в конкретной среде бытования. Специалисты-исследователи на этой источниковой базе напишут всеобъемлющую историю городов и поселков, сел и деревень, фабрик и заводов, явлений и событий, культурной жизни и социальных процессов. Именно – специалисты (в том числе, в сфере музейной деятельности). И это не оговорка автора, а позиция.

На рубеже XX-XXI веков в изучении истории края наметилась довольно опасная тенденция. Как в музейном деле, так и в краеведении, все больше и больше проявляется дилетантизм, научный подход уступает место идеологически направленной публицистике. Люди, мало сведущие в истории, географии, литературе, экономике и т.д., начинают писать очерки по истории края, пользуясь первыми попавшимися источниками (как правило, опубликованными), не подвергая их научной критике и источниковедческому анализу. Появляются публикации (сейчас ведь можно опубликовать все, что угодно, были бы деньги), в которых перефразируется информация, почерпнутая из книг дореволюционных изданий. Обычный реферат выдается за исследование. Развивается своеобразное графоманство, нередко агрессивное. Оно усиливается призывами к массовости в краеведческом движении. Появилась уже и крылатая фраза: “Краеведение – самый массовый вид науки”¹¹. Сторонникам этого подхода к краеведению следует напомнить фразу известного историка В. Т. Пашуто: “Время дилетантов от истории прошло, и повышение уровня исторического образования представителей всех видов искусств – дело, не терпящее отлагательства. Это полезно знать тем, кто думает, что история – наука легко доступная, что стоит только захотеть и можно сочинить исторический роман или сценарий”¹².

Нет, краеведение не должно быть массовым. Им должны заниматься грамотные, всесторонне образованные люди, любящие свой край, увлеченные поиском неизведанных страниц его истории. Являясь собирателями информации и хранителями памяти, они все вместе и в содружестве с учеными могут, всесторонне изучая свой край, написать в конечном итоге его всеобъемлющую историю. Именно об этом неоднократно говорилось на Всероссийских конференциях участников туристско-краеведческого движения “Отечество”¹³. Другое дело – краеведческое знание должно быть массовым. Иное дело – для широких масс необходимо распространять те знания, которыми владеют краеведы. Результат их творческой деятельности, результат совместного сотрудничества с учеными и будет достоянием массового сознания. А сама по себе исследовательская массовость приведет лишь к поверхностному ознакомлению с историей, природой и культурой края и переписыванию уже известных страниц. Только тот, кто глубоко и заинтересованно изучает конкретную тему, может стать настоящим исследователем и свои знания передаст массам. Массовость краеведения можно понимать лишь в том смысле, что часть наиболее методически подготовленных краеведов изучает родной край и свои знания передает всем остальным. Знать свой край, конечно же, надобно всем. Краеведа можно сравнить с разведчиком-следопытом. Он узнает путь-дорогу, определяет ее безопасные места, объясняет правила передвижения. А уж потом все остальные соплеменники, овладев полученными знаниями, отправляются в эту самую путь-дорогу.

Но для этого необходимо искать, изучать самые разнообразные и всевозможные источники, комплексно их исследовать, делать на их основе новые открытия. Тем самым краеведы могут оказать существенную помощь ученым в познании историко-культурных процессов. Во главе же процесса изучения края призваны стать научные сотрудники государственных музеев.

__________________

¹ Здесь и далее, где не указаны ссылки на литературу, используется информация, полученная автором при непосредственном изучении состава музейных фондов.

² Сибирский торгово-промышленный ежегодник за 1914-1915 гг. СПб., 1914. С. 449.

³ На основе таких находок в Москве в 1980-е годы создан музей “Мещанская слобода”, но в конце уходящего ХХ столетия был ликвидирован в результате административно-управленческих преобразований, когда демократам новой волны музеи стали не нужны.

⁴ Об изучении городской культуры см.: Трошина Т. Н. Реконструкция городской культуры начала ХХ века музейными средствами // Музеи в современных условиях.  Краснодар, 1995. С. 48-50.

⁵ Бедин В. И. Новые направления в музейном строительстве Кемеровской области // М. М. Бахтин и современные гуманитарные практики: Материалы конференции в рамках первой Красноярской музейной Биеннале. Красноярск, 1995. С. 57.

⁶ Алексеев В. П. Демонстрация проблемы этногенеза в музейной экспозиции //Музееведение. Музеи мира. М., 1991. С. 81.

⁷ Подробнее об этом см.: Суринов В. М. Историческая память народа. Сельское хозяйство Зауралья в образах и мыслях сибирского крестьянина. Тюмень, 1990; Решетников Н. И. Музей – хранилище социальной памяти // Философия бессмертия и воскрешения: По материалам VII Фёдоровских чтений. 8-10 декабря 1995. Вып. 1. М., 1996.

⁸ Об этом см.: Никишин Н. А. Музей или уникальная историческая территория // Тезисы докладов II Международной конференции по сохранению и развитию уникальных территорий. М., 1982.

⁹ См.: Поляков Т. П. Мифологическое сознание и музей XXI века (на примере концепции музея-заповедника “Исток Волги”) // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1989; Решетников Н. И. Музей: историзм или мифологемы? // М. М. Бахтин и современные гуманитарные практики…

¹⁰ См.: Фёдоров. Н. Ф. Музей, его смысл и назначение. М., 1992. – (Серия: Музейное дело и охрана памятников. Экспресс-информ. Вып. 3-4).

¹¹ Шмидт С. О. О книге “Краеведение и документальные памятники (1917-1929 гг.)” // Филимонов С. Б. Краеведение и документальные памятники (1917-1929). М., 1989. С. 3.

¹² Пашуто В. Научный историзм и содружество муз // Коммунист. 1984. № 5. С. 86.

¹³ См.: Решетников Н. И. Изучаем историю родного края // Всероссийская конференция участников туристско-краеведческого движения обучающихся Российской Федерации “Отечество”. М., 1996; он же. Летописцы родных мест // Всероссийская конференция участников движения “Отечество”. М., 1997; Туманов В. Е. Летописцы своего края // Всероссийская конференция участников движения “Отечество”. М., 1997.

Музей и искусство проектирования его деятельности

(или как в музеях теряется образ Джоконды и изменяется восприятие искусства Рафаэля,

Родена и Леонардо да Винчи)

В Федеральном законе «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» (1996) музей рассматривается как институт социальной памяти (здесь и далее выделено мною – Н.Р.), с одной стороны, а с другой ‑ определён как «некоммерческое учреждение культуры, созданное собственником для хранения, изучения и публичного представления музейных предметов и коллекций». Закон определил юридический статус музея. Однако современные чиновники от культуры трактуют музей совершенно иначе. Они требуют от музея предоставления услуг населению. Такое противоречие понятий музея ставит перед ним сложные проблемы проектирования музейной деятельности. Эти проблемы можно объединить в две основные группы.

Первая – дилетантский подход к понятию музея со стороны представителей органов власти, являющихся учредителями государственных музеев.

Вторая – недостаточно высокий профессиональный уровень самих музейных работников.

При проектировании музейной деятельности, прежде всего, мы исходим из понятия музея. Рассмотрим различные его толкования.

В Российской музейной энциклопедии феномен музея рассматривается с философских позиций: музей — это «исторически обусловленный многофункциональный институт социальной памяти, посредством которого реализуется общественная потребность в отборе, сохранении и репрезентации специфической группы природных и культурных объектов, осознаваемых обществом как ценность, подлежащая изъятию из среды бытования и передаче из поколения в поколение, — музейных предметов».

В кратком курсе лекций «Музееведение» утверждается: «Музей – исторически обусловленный многофункциональный институт социальной информации, предназначенный для сохранения культурно-исторических и естественно-научных ценностей, накопления и распространения информации посредством музейных предметов. Документируя процессы и явления природы и общества, музей комплектует, хранит, исследует коллекции музейных предметов, а также использует их в научных, образовательно-воспитательных и пропагандистских целях[87]. И далее: «Музей ‑ это орган общественного сознания, он является посредником между современным человеком и музейным предметом как частью прошлого. В современных условиях общепризнана роль коммуникативных и образовательных функций музеев».

В Российском гуманитарном энциклопедическом словаре читаем: «Музей — хранилище артефактов и/или предметов природы, получивших в культуре знаковую ценность, одно из средств самосохранения культуры. Подразумевается, что данный набор является эталоном образца культуры (или природы) или может им стать, и в этом плане всякая вещь, помещаемая в Музее, есть вещь избранная, причем целенаправленно. В предметах, сохраняемых в Музее, знаковые свойства неотъемлемы от материального носителя, в отличие от находящихся в библиотеках, архивах и фотоархивах текстов, принципиально имеющих и допускающих иную материальную форму; для Музея книга, рукопись, печатный документ существуют, прежде всего, как предметы, а не как записи в них[88].

С этим мнением можно согласиться лишь частично. Если признать, что в музее «книга, рукопись, печатный документ существуют, прежде всего, как предметы», то тогда можно ограничиться понятием музея как склада, где хранятся вещи. На самом деле музей хранит вещи не ради вещей, а ради сохранения заключённой в них социальной памяти.

Как видим, музей трактуется как институт сохранения социальной памяти и её трансляции различными формами музейной коммуникации. В этом выражается научный подход к понятию музея. Но есть и другое толкование музея, с точки зрения аппаратного чиновника, понимающего музей как учреждение.

К примеру, Большой энциклопедический словарь трактует музеи как «научно-исследовательские и научно-просветительские учреждения, осуществляющие комплектование, хранение, изучение и популяризацию памятников естественной истории, материальной и духовной культуры»[89].

Третья статья устава Международного совета музеев гласит: «Музей – постоянное некоммерческое учреждение, призванное служить обществу и способствовать его развитию, доступное широкой публике, занимающееся приобретением, хранением, использованием, популяризацией и экспонированием свидетельств о человеке и его среде обитания в целях изучения, образования, а также для удовлетворения духовных потребностей»[90].

Музей имеет высокий общественный статус. Он служит, прежде всего, обществу. Понимая это, государственная власть стремится использовать музей как инструмент своей политики. Часто это наносит ущерб музейной деятельности. Так было в 1930-е годы, когда музеи были превращены в политико-просветительные учреждения. Так происходит и в современных условиях, когда музеи пытаются превратить в учреждения, выполняющие распоряжения правящей бюрократии по оказанию услуг населению.

В 2009 году в журнале «Музей» опубликованы материалы дискуссии об актуальных терминологических проблемах современного музееведения, в т.ч. и сам словарь. В нём сформулировано понятие музея: «Музей (лат. museum, от греч. Museion – храм муз), культурная форма, выработанная человечеством для сохранения, актуализации, трансляции последующим поколениям наиболее ценной части культурного и природного наследия. В процессе генезиса и исторической эволюции музей реализуется как открытое для публики некоммерческое учреждение, осуществляющее свои социальные функции на благо общества. Являясь институтом социальной памяти музей отбирает, хранит, исследует, экспонирует и интерпретирует источники знаний о развитии природы и общества – музейные предметы, их коллекции и другие виды движимого, недвижимого и нематериального культурного наследия»[91]. Современные музееведы подтверждают не раз высказываемое мною мнение, что музей есть институт социальной памяти, а как учреждение он выступает лишь для организации своей работы.

Объясняя понятие «культурная форма», А.А. Сундиева пишет: «Культурная форма при этом рассматривается как универсальное понятие, которое используется в гуманитарных науках, в культурологи и определяется как способ удовлетворения какой-либо групповой или индивидуальной культурной потребности людей, выработанный социальной группой или человечеством в целом на определённом этапе своего развития»[92].

Однако, годом позднее, в 2010 году, вышло учебное пособие, в котором по-прежнему утверждается: «Музей – постоянное некоммерческое учреждение, призванное служить обществу и способствовать его развитию, доступное широкой публике, занимающееся приобретением, исследованием, популяризацией и экспонированием материальных свидетельств о человеке и среде его обитания в целях изучения, образования, а также для удовлетворения духовных потребностей общества»[93].

Лаборатория музееведения Центрального музея революции СССР в разработанном ею словаре в 1986 году трактовала музей как научно-исследовательское и культурно-просветительное учреждение[94]. И только во втором издании Словаря музейных терминов говорится: «Музей (от лат. museum – храм муз) – социокультурный институт современного общества, осуществляющий с определёнными принципами собирания, хранения, изучения, демонстрацию движимых и недвижимых памятников историко-культурного наследия с целью их сохранения и формирования общего духовного достояния в виде ценностей, идей, коллективного опыта, социальной памяти, научных знаний. Выступает средством социализации, воспитания, образования, познания личностного и группового самоопределения, общения и взаимодействия людей. Современный музей, как правило, существует в форме некоммерческой организации культуры, ставящей своей целью служению обществу и открытой для широкой публики»[95].

Итак, де-факто существует два основных подхода к понятию музея: Профессиональный и непрофессиональный.

С профессиональной точки зрения музей представляет собой социокультурный институт, хранилище социальной памяти и опыта поколений, культурная форма, собор лиц и содружество учеников, учителей и исследователей (по Н.Ф. Фёдорову»[96]).

С обывательской, непрофессиональной точки зрения музей есть учреждение. Современные толкователи это учреждение называют культурно-просветительным, забывая, что с 1930- годов музей трактовался политпросветучреждением. Это мнение (музей – учреждение) поддерживали и насаждали в своих идеологических целях органы ВКП(б)-ЦК КПСС в советское время. Музей как учреждение истолковывают и нынешние чиновники от культуры, отнимая у музеев его научную и образовательную деятельность и заставляя их оказывать услуги населению.

Музей как социокультурный институт интегрирует в себе другие социокультурные институты (библиотека, архив, театр, школа) и, наряду с вербальной информацией, предоставляет человеку зрительное восприятие, которое непосредственно погружает человека в ситуацию общения со средой бытования, материальной и духовной культурой человечества.

Музей ‑ комплексное и многоёмкое понятие, подробно раскрываемое в ранее опубликованных работах[97]. По Н.Ф. Фёдорову ‑ музей это собор лиц, представляющих собой все поколения. С одной стороны ‑ это форум, где проходят «собрания» поколений. С другой ‑ это склад вещей, где хранятся памятники истории и культуры (музейные фонды), и магазин, который предлагает свою продукцию (информацию) посетителю. С одной стороны ‑ это паноптикум с собранием необычайных предметов, и мавзолей и пантеон, где сохраняется память отцов. С другой ‑  клуб, где собираются люди по своим интересам; театр, где экспозиция является декорацией к историческим событиям и природным явлениям; библиотека, где музейные предметы в совокупности представляют собой памятную книгу человечества; архив, где хранится всевозможная информация, зафиксированная на различных материальных носителях; мастерская, где реставрируются и возвращаются к “жизни” свидетельства деятельности человека разных исторических эпох. Музей ‑ это храм с его духовным содержанием – не случайно по одному из первых определений музей есть храм муз. Музей – это здание (иногда выступающий как памятник, иногда как комплекс памятников) с их охранной зоной, нередко являющиеся памятниками культурного и природного наследия. Музей ‑ это и научный центр, занимающийся исследованиями; и школа, в широком смысле этого слова, где формируются знания подрастающего поколения. Музей – это экспозиция и его фонды. Музей – это издательство, выпускающее свою научную и рекламную продукцию. Музей – это творческая лаборатория, производственная мастерская, исследовательским кабинет, опытная станция. Музей вбирает в себя многие формы деятельности и выступает в различных культурно-образовательных проявлениях. Это и университет высшего образования, и научный центр, и ателье, и заповедная зона, а также реабилитационный центр, игротека, кинотеатр, оранжерея и т.д. Музей трактуется и как кладбище культуры, ибо он хранит отжившее, умершее, но продолжающее существовать в сознании людей. Музей понимается и как церковь, хранящая религиозные традиции и утверждающая правила и нормы поведения, в частности, православные. Кроме того, музей – это здание или комплекс зданий-памятников на охраняемой территории. Музей – сложный комплекс, объединяющий в себе различные формы научной, образовательной, культурной и досуговой форм деятельности. Музей через разнообразные формы коммуникации, принципы музейной педагогики и методы интерактивности осуществляет сотрудничество с посетителем. Музей хранит социальную память и через неё передаёт опыт поколений.

Музей – это особое состояние человеческой души, духовная потребность человека общаться с прошлым. А потому он и выступает как хранилище социальной памяти[98]. Естественно, музей есть и учреждение, назначение которого заключается в развитии многообразных форм деятельности, направленных на хранение носителей информации, передачу опыта поколений, обучение и воспитание, воспроизводство духовных и материальных ценностей, формирование личности человека и организацию его досуга, обеспечение условий музейной коммуникации, связи времен и народов, служащее их братскому состоянию и общему делу человечества.

Музей выступает во множестве и многоликости своих проявлений. Но как бы ни были развиты отдельные его составляющие, он музеем не станет, если будет олицетворять одну из этих составляющих. Только взаимосвязь, взаимообусловленнность, взаимодополнение, комплексное взаимодействие хранилища социальной памяти, собора лиц, храма и форума[99], склада и магазина, школы и университета, научно-исследовательского института и производственной мастерской, библиотеки и архива, театра и клуба, наконец, учреждения и памятника культуры – все это вместе взятое и есть музей. Выпадение одной из составляющих (или крен в сторону какой-либо из них) обедняет музей, меняет его сущность. А проявление только в одном (в экспозиции, например, культурно-просветительном учреждении, клубе или школе) вообще лишает его понятия музея – музея как социального института, хранящего память предков и опыт поколений, направляющего свою деятельность на созидание, совершенствование человеческого общества, на его общее дело.

От понимания сущности музея и его предназначения зависит и его деятельность. Непонимание сущности музея приводит к его дискредитации и, в конечном счете, к его вымиранию.

Музей – многофункциональный социокультурный институт. Архив прежде всего хранит. Театр – показывает. Библиотека ‑ популяризирует. А музей ‑ хранит, показывает, исследует, реконструирует, популяризирует, демонстрирует, практикует.

Резюмируя понятие музея, можно предложить краткую формулировку: музей есть хранилище социальной памяти, заключенной в объектах природы и предметах материальной культуры.

Но бюрократическую власть такая формулировка не устраивает. В современных условиях на музеи как на учреждения всё настойчивее распространяется требование об оказании услуг населению.

А что же сами музеи? Как они реагируют на это требование? С одной стороны, резко против политики услуг выступают журнал «Музей» и видные музейные деятели, в том числе директор Государственного Эрмитажа М.Б. Пиотровский. С другой – услужливые теоретики от музейного дела пытаются обосновать понятие музея как учреждения по оказанию услуг населению. Появились и новые понятия в музейной терминологии – культурные услуги и музейный продукт. Открываем новейший словарь музейных терминов. Читаем:

«Культурные услуги ‑ область целесообразной экономической и культурной деятельности, в процессе выполнения которой создается материально-вещественный продукт или изменяется качество уже созданного продукта. В музейном деле К.у. связаны с освоением и презентацией наследия, представляя собой интеграцию свойств музейного продукта и условий его потребления. Особенностями К.у. являются нематериальный характер производимого эффекта, активное участие потребителя в производстве услуг, воздействие эффекта от услуги на личность потребителя, пространственновременная локализация. К.у. подразделяются на основные, которые служат достижению уставных целей учреждения культуры и направлены на реализацию его миссии), и дополнительные, которые реализуют второстепенные цели, не вступающие в противоречие с основными. Для музеев законодательно установлены следующие основные услуги: сохранение, в т.ч. обеспечение безопасности, пополнение и изучение Музейного фонда РФ; обеспечение доступа населения к музейным фондам»… «Продукт музейный – результат деятельности музея, представляемый в материально-вещественной, нематериальной, информационной форме; имеет творческий нестандартизированный характер. Особенностью некоторых форм П.м. является одновременность его производства и потребления. К специфике П.м. относится ценообразование, которое не соответствует затратам на его производство, в результате чего они частично компенсируются заинтересованными в формировании культурных потребностей граждан сторонами (государством, спонсорами, благотворителями). Продвижением на рынке музейного продукта занимается музейный маркетинг» [100].

Таким образом, услугами в музее теперь являются «сохранение, в т.ч. обеспечение безопасности, пополнение и изучение Музейного фонда РФ; обеспечение доступа населения к музейным фондам». Только не ясно, какими документами эти услуги «законодательно установлены». Не является ли это плодом мифотворчества ретивых на услуги теоретиков от музееведения? А как же быть музею без научного комплектования, научных исследований, научно-просветительной, экспозиционно-выставочной работы и издательской деятельности? Что же делать с музейной педагогикой? И как нам быть без повышения квалификации и научно-методической работы?

Здесь уместно процитировать М.Б. Пиотровского: «Наше общество неожиданным образом одичало, и в разных его слоях нелегко найти людей, понимающих великое значение национальной памяти. И приходится снова и снова объяснять, что национальное культурное достояние, которое в первую очередь хранят музеи, ‑ это ДНК народа и страны, что всякое нарушение памяти делает народ таким же болезненно беспамятным, как это бывает отдельно с больным человеком. Неуважение к наследию предков, их материальным ценностям – одна из причин удивительной необразованности, которое поразило наше общество… Психоз приватизации, рождённый атмосферой «базарного капитализма», породил многочисленные атаки на музеи… Государственный аппарат не имеет стопроцентного морального права распоряжаться культурным наследием. Его задача – получив это наследие, приумножить его и передать следующему поколению. В этом специфика культурной жизни, из которой должны быть исключены обращение с искусством, как с товаром, и восприятие культуры как сферы услуг населению. Музеи, архивы, библиотеки не оказывают услуги – они выполняют государственную функцию по сохранению, освоению, изучению и передаче через поколения самого главного, что отличает один народ от другого, человека от животного, ‑ культурного наследия в его разных формах»[101].

Это одна группа проблем, связанная с пониманием сущности музея и его трактовкой бюрократическим аппаратом. Согласимся, что в условиях рыночных услуг сложно говорить о каком-либо научном проектировании музея и направлений его деятельности.

Вторая группа проблем связана с профессиональной подготовкой самих музейных работников. Если учёт музейных предметов и коллекций стал постепенно принимать научно обоснованные формы, если музеи внедряют автоматизированные системы учёта, то научное комплектование практически мало где проводится, и музеи продолжают заниматься собирательской работой. Практика показывает, что в музеях не знают принципов научного комплектования и не владеют его методикой. Научные исследования проводят немногие музеи. Научная конференция и публикация её материалов – важное, но очень редкое событие в музейной жизни. Бюджетное финансирование на этот счёт отсутствует, а система грантов не всем музеям доступна. С переходом на рыночную систему музеи имеют ограниченную возможность повышения квалификации научных сотрудников. Многие выпускники музееведческих кафедр, хотя и получают профессиональное образование, но из-за низкого уровня зарплаты находят место приложения своего труда не в музеях, а в других, более высокооплачиваемых учреждениях. Отсюда и проблемы научного проектирования музейной деятельности, разработки сценария музейной экспозиции, внедрения форм и методов музейной педагогики и т.д.

Особый разговор о музейной экспозиции.

Увлечение дизайнерскими проектами зачастую приводит к выхолащиванию сущности музейной экспозиции как таковой. Музейный предмет нередко становится не носителем социальной памяти, а бутафорским предметом, который включается в экспозицию по цвету или форме. Порой превалирует не предмет-памятник, а некая конструкция из строительных материалов, якобы создающая образ. Образ то создаётся, но теряется назначение предмета – воссоздавать событие, явление, время, социально-экономические отношения, труд человека и образ его жизни. По-прежнему, как и в советские времена, музеи обвиняются в том, что они демонстрируют всего 10% своих коллекций. Отсюда перенасыщенность экспозиционных комплексов, что снижает восприятие содержания экспонатов.

Рассмотрим примеры. Для начала посетим музеи Парижа.

По отдельным иллюстрациям произведений Рубенса возникает яркое представление о талантливости художника. Но войдите в зал Рубенса в парижском Лувре. Огромный зал, и по всему периметру вплотную друг к другу установлены крупногабаритные его картины. Сюжеты на картинах одни и те же. Глядя на это множество, поражаешься работоспособности мастера. Но творческого его таланта не ощущаешь. Нет мастерски выполненного произведения. Есть множество «одинаковостей». Как человек-личность теряется в толпе, так и здесь – «толпа картин». И уходишь из зала не восхищённый, а разочарованный.

Такое же восприятие возникает при посещении музея знаменитого Пикассо. Отдельные его произведения, даже в копиях, выразительны. Но когда их много, во всех залах, на всех этажах, они утомляют своим однообразием. Следовательно, музейный предмет достигает своей выразительности, когда он экспонируется персонально, а не «в толпе» себе подобных. Экспозиционный комплекс достигает своей цели не множеством предметов, а индивидуальностью ведущего экспоната.

Противоречивые чувства возникают при посещении музея Родена, великого мастера скульптуры. Вначале восторгаешься, когда ходишь по музейному парку и любуешься скульптурными композициями, вписанными в живописный ландшафт. Но в здании музея весь этот восторг пропадает, когда видишь множество холодно-мраморных обнажённых фигур, преимущественно в горизонтальном положении. Создаётся впечатление, будто попал в мертвецкую. Где уж тут восприятие прекрасного? С угнетённым чувством покидаешь музей и только в парке находишь отдохновение.

Искусство экспозиционной презентации тесно связано с организацией работы с посетителем. Вернёмся в Лувр. После долгих поисков и блужданий по длинным и высоким залам находим, наконец, зал Джоконды. Сердце начинает трепетать от предчувствия встречи с шедевром мирового искусства. Входим в зал. И что же? Нет Джоконды. Прямо перед посетителем – огромное полотно «Иисус Христос на свадьбе». По боковым стенам другие картины. А где Джоконда? Да вон там она в дальнем правом углу, окружённая толпой посетителей. Желающих её лицезреть множество. Сквозь толпу и не пробиться. А пробьёшься локтями, так ничего и не разглядишь. Таинственная улыбка меркнет за стеклянным бликующим колпаком. Образ Джоконды в такой среде и в такой презентации утрачен. Происходит это от того, что музейный предмет экспонируется без учёта психологического восприятия, а поток посетителей не организован. И хотя сегодня в Лувре зал Джоконды претерпел реэкспозицию, «Мона Лиза» не воспринимается величайшим произведением Леонардо да Винчи. Картина выставлена на переднем плане, но принцип доступности остался прежним. Близко из-за барьера ничего не рассмотришь, колпак бликует, толпа народу давится… Какое уж тут восхищение? Возникает разочарование. А всё от того, что музейный предмет экспонируется без учёта психологического его восприятия.

Здесь специально рассмотрены примеры из ведущих, всемирно известных музеев Парижа. Можно представить, как решаются проблемы архитектурно-художественного решения экспозиций в наших музеях. За примерами далеко ходить не надо.

Музейно выставочный центр в г. Дмитрове Московской области. В экспозиции представлена курная изба, подлинник. А что в избе? Ни бабьего кута, ни мужицкого коника нет. А в красном углу девица в ярком бело-красном сарафане. Девица в красном углу? Такого не может быть, воскликнет любой музейный работник. А дизайнеру никакая историческая правда не нужна. Ему, видите ли, важно было показать красоту крестьянского бытия. Для этого он и курную избу поставил на четыре ярко красных кубика. И получилась избушка на красных лапках.

Зеленоградский историко-краеведческий музей (г. Москва). Выставка «Военно-исторический мундир в миниатюре». Несколько сотен маленьких фигурок, «одетых» в мундиры различных родов войск. Изготовлены из пенопласта местным мастером В.П. Филипповым. Интересная была выставка. Но пришёл в музей дизайнер и разрушил эту целостную коллекцию, разместив миниатюрные фигурки в диораму с крупногабаритными предметами. Представьте себе изображение пушки 1812 г. с приставленным к нему подлинным колесом (только не орудийным, а тележным) и под ним миниатюрные гусары и драгуны «ростом» в 5-6 см. Правда, от этой выставки быстро отказались. Сейчас в музее действует отдельный зал, где миниатюра как драгоценный камень вставлена в достойную оправу. Экспозиция не меняется более 10 лет и вызывает постоянный интерес у посетителей.

Дом-музей П.И. Чайковского в Алапаевске на Урале. В нём представлена уникальная коллекция миниатюрных музыкальных инструментов, созданная основателем музея В.Б. Городилиной, а также её коллекция музыкальных инструментов народов мира. Но в экспозиции они разрушена дизайнером, разместившим отдельные миниатюрные музыкальные инструменты по разным экспозиционным комплексам.

Каргопольский музей Архангельской области. Музей в большой однокупольной Троицкой церкви. В храме всегда сложно решать проблему экспозиционной презентации. Но дизайнера интерьер храма не смущает. Он разместил в зале группу из четырёх больших деревьев, оголённых и покрашенных в четыре цвета, олицетворяющих четыре времени года. А экспонаты (предметы крестьянского труда и быта) разместил на ветках деревьев. Эта инсталляция, может быть, и интересна с точки зрения художника-авангардиста. Она может стать зрелищной на какой-либо художественной выставочной площадке. Но музей-то тут при чём? Музей решает иные задачи – сохранение социальной памяти. Такая экспозиция вызывает лишь недоумённые вопросы, а экспонаты висят, как ничего не говорящие побрякушки. Когда этому дизайнеру предложили сделать историческую экспозицию, он не стал интересоваться наличием предметов, а потребовал 14 кубометров досок – таково его понимание музейной экспозиции.

Таковы ныне современные дизайнеры. Но научные сотрудники музеев подчиняются их магическому влиянию, забывая о предназначении музея.

Итак, решение проблемы научного проектирования музея и его деятельности зависит от двух составляющих:

1 ‑ понимания сущности музея, толкование его чиновниками от культуры;

2 ‑ профессиональной подготовки музейных работников.

Если к музею подходить с дилетантских позиций, то развития его мы не добьёмся. Музей будет терять свою сущность. А это, в свою очередь, приведёт их к ликвидации при очередной смене социально-политической формации. Новая власть, как показывает исторический опыт, будет требовать замены одних музеев другими, исходя из собственных представлений о их назначении. Большевики уничтожили «царские» музеи. Демократы уничтожили «большевистские» музеи. Что дальше? История на месте не стоит. Власть преходяща. А музеи вечны. Они сопровождают человечество на протяжении всей его истории. Чтобы их сохранить и развивать необходим профессиональный подход к проектированию музейной деятельности.

Музейная педагогика:

проблемы реализации

Проблемы реализации музейной педагогики, внедрения её в практику музейной деятельности, на мой взгляд, следует рассматривать, исходя из двух составляющих её понятие. Это музей и педагогика.

Если исходить из понимания музея как учреждения культуры, призванного оказывать услуги населению, удовлетворять его досуговые потребности, то ни о какой музейной педагогике речи быть не может. Пришёл человек в музей – почистили ему туфли, в буфет сводили, по экспозиции прогулялись, сувениры ему продали… Для этого никакая музейная педагогика не нужна.

Если же исходить из понятия музея как хранилища социальной памяти, социального института передачи опыта поколений, то музейная педагогика может стать одним из основных методов организации музейной деятельности.

Если музей, по трактовке чиновников от культуры, учреждение по оказанию услуг населению, а музейные коллекции – имущество, то музейные сотрудники вынуждены удовлетворять возникшие у посетителя его культурные потребности. А у него возникла потребность в приобретении музейных памятников или приглянувшихся ему коллекций. Что же, прикажете удовлетворять эти потребности? Он ведь потребует эту услугу ему оказать. Иначе в суд потянет. И основание найдёт. В уставах-то музейных, да и в законе будет прописано: «оказание услуг». Он и будет требовать исполнения закона и устава музея.

Мы такой ситуации хотим? Наверное, чиновники от культуры этого и хотят. Но музейная общественность категорически против[102] и продолжает разрабатывать свои программы музейной деятельности, искать свои формы сотрудничества с посетителем[103]. А потому и необходимо решать проблемы реализации музейной педагогики.

Но что есть музейная педагогика? С одной стороны – это музейные коллекции, в которых заключена социальная память. С другой – педагогика, разрабатывающая методику обучения и воспитания. Отсюда возникают необходимые условия для организации работы музея с посетителем: глубокое и разностороннее знание своих коллекций и владение методикой передачи этих знаний посетителю. Следовательно, музейному работнику, знающему своё дело профессионально, необходимо также профессионально овладевать педагогическими методами и формами образования и воспитания, о чём мне приходилось говорить неоднократно[104]. Исходя из уже имеющегося опыта работы сотрудников музея, которых принято называть музейными педагогами, можно сказать, что музейная педагогика – есть сотрудничество музея с посетителем, методика образования и воспитания музейными средствами.

Как же в наших музеях реализуется музейная педагогика?

Прежде всего, рассмотрим место памятника в музейном собрании, а затем и проблемы его использования. Памятник в музее, музейный предмет выполняет важную социальную функцию – сохранение социальной памяти.

Говоря о функции сохранения памяти, следует отметить одну из главных особенностей. Она заключается в том, что сегодня музеи после крушения советской власти получили возможность заняться непосредственно своим профессиональным делом: комплектовать, хранить, исследовать, использовать музейные коллекции, а не заниматься преимущественно культурно- или политико-просветительной работой, как это было на протяжении долгих лет.

Но это только возможность. На самом же деле многие музеи продолжают стоять на позициях просветительства и пропаганды сиюминутных установок очередной политической власти. Вчера мы пропагандировали идеи коммунизма и воспитывали молодежь на примере жизни и деятельности В. И. Ленина и его соратников. Сегодня клеймим их позором и поем славу новым идеям и новым лидерам, либо восхваляем тех, кого осуждали вчера. Такая концепция не может быть музейной. Такой подход к истории – удел публицистики, служащей клановым интересам, интересам господствующей партии, социальной группы. Задача музея – быть выше всяческих политических страстей, стоять над политическими течениями, отражать в своей деятельности все нюансы жизни: победы и беды, славу и позор, взлеты и падения – и независимо от того, как все это трактует господствующая идеология. Музей – не журналистика, которую так ясно охарактеризовал Н. Ф. Фёдоров: “Журналистику, в противоположность музею как Собору, нужно назвать раздором, потому что журналистика раздробляет ученое сословие, распределяя его между органами (журналами) небратских враждебных состояний. Таким образом, ученое сословие вместо объединения потворствует разъединению; ученые продают свои услуги различным небратским состояниям, нуждающимся в брехачах, и, следовательно, это сословия, поскольку оно участвует в журналистике, ничем иным и быть не может, кроме “reptilia”[105]. Актуально звучит и другая мысль Николая Фёдоровича: “Партиям всякого рода не достает исторической почвы, чтобы понять свое ложное положение. Музей же, как создание истории, и притом истории, для коей факт борьбы – не святыня, не идол, напротив, примирение борющихся, составляет задачу и проект – такой музей соответствует потребности всевозможных партий, заключающейся в том, чтобы понять свое ложное положение, примириться и таким образом устранить разделение по партиям, окончить рознь и борьбу, ведущие к страданию и смерти”[106]. Музей, по Н. Ф. Фёдорову, призван служить братскому состоянию общества. Это можно принять как сверхзадачу музея.

За свою многовековую историю человечество сменило много идеологий, пережило несколько различных социально-экономических формаций. Но музей, возникший на заре человечества, всегда оставался. В нем хранилась социальная память, какой бы радостной или горькой она ни была. Потому он и оставался музеем. Правда, те музеи, которые хранят одностороннюю социальную память и служат очередной господствующей идеологии, правящей группе общества, как правило, недолговечны и со сменой идеологии отмирают, что и наблюдаем мы сегодня повсеместно.

Следовательно, основное внимание музей призван уделять музейному предмету, той социальной памяти, которая в нем заключена. Отсюда проистекает необходимость знания материальной культуры, чем многие у нас, к сожалению, не владеют. Мы порой не знаем простых вещей. Общаясь с посетителем, мы можем, показывая пику, назвать ее копьем, а меч – саблей. Увы – это реальность для периферийных и частных музеев. Мы порой не можем дать характеристику лицу, изображенному на портрете XIX в., по его мундиру. Мы не можем во многих случаях атрибутировать оружие, предметы быта, одежду и многие другие вещи. Все это ведет к разрыву в связях времен и поколений, к искаженной музейной коммуникации.

Сегодня в профессиональной деятельности музея стоят две проблемы. Первая – овладение знаниями сущности музейного предмета, изучение материальной культуры, выявление многообразных связей источника с человеком и окружающей средой. Вторая – музееведческая подготовка кадров, повышение их профессионализма на уровне высшего специального образования, а не только курсов повышения квалификации и семинаров, что, безусловно, важно, но является лишь дополнением к высшему музейному образованию.

Решение этих проблем позволит создавать интересные и научно обоснованные программы музейной педагогики, разрабатывать сценарии без идеологического налета или политического прицела, добиваться действительного сотрудничества с посетителем, а не обслуживания его, внедрять эффективные формы сотрудничества с посетителем, на деле осуществлять музейную коммуникацию, без всякой фальсификации и фальши. Тогда наш музей станет собором лиц, формирующим братское состояние в обществе.

Однако, рассматривая проблемы музейной педагогики, обратим внимание на два взаимоисключающих друг друга обстоятельства.

Первое. Благополучие музея зависит от его активной, разносторонней и многоплановой работы по реализации своих задач. Чем глубже осуществляется процесс документирования исторического процесса и природных явлений, чем полнее проводится научное комплектование, научно-исследовательская, экспозиционно-выставочная и образовательно-воспитательная работа, тем больше открывается возможностей сотрудничества с посетителем. Активные поиски разнообразных форм музейной деятельности способствуют развитию и различных форм предпринимательства. Предпринимательство же не только позволяет улучшить материальное положение музея, но и соответственно расширять сферы музейной деятельности. Одно дополняется другим, что способствует выходу музея на новый, более высокий уровень развития. Музееведение и музейный маркетинг, наука и творческая деятельность, свободный выбор направлений в работе музея могут успешно влиять в целом на развитие музейного дела. Хранение социальной памяти становится полезной для общества, музей включается в процесс производства материальных и духовных ценностей.

Второе. А второе обстоятельство связано с социально-политической обстановкой, которая в нынешнем ее выражении такова, что перед музеем возникают проблемы, решение которых от него самого не зависит. Ведь многие наши проблемы чисто музейными не являются. Они могут зависеть от многих составляющих: политической власти, экономических условий, национальных отношений, территориального положения, ведомственного подчинения и т.д. И решать эти проблемы, исходя только из концепции музея, его социальных функций – невозможно. Следовательно, овладеть в полной мере приемами и методами организации музейного дела – непосильная задача, если ее решают только сами музеи без поддержки общества в целом и органов власти, в частности. Значит, нужно искать рычаги управления, пути развития, формы и методы, применяемые в других областях жизни социума.

Скажем – маркетинг. Это модное слово для многих остается непонятным. Овладеть же сущностью маркетинга только через музейное дело. Если маркетинг – это система управления производством, система регулирования производственных отношений в условиях рынка, то овладеть маркетингом в условиях искаженных рыночных отношений – весьма великое искусство. Нельзя внедрить систему в бессистемные условия жизни, в разрушенные экономические и культурные связи, когда в обществе действует не закон рынка, а коррупция. Прежде чем внедрять маркетинг в музейное дело, следовало бы изучить его механизм действия в иных сферах социальных отношений: в производстве материальных и культурных ценностей, банковской, торговой, предпринимательской деятельности. Для развития коммерческого дела (и это притом, что музей – не коммерческая организация) музей может трансформировать опыт из других областей хозяйственной жизни. Только трансформировать, но не перенимать в чистом виде. Главное ведь заключается в том (и в этом вся сложность), что товаром в музее не может быть музейный предмет как таковой, а лишь информация о нем, заключенная в нем социальная память (но всегда ли память может быть предметом торговли?). Информация эта может быть самой разнообразной и выраженной в разных формах: в экспозиции, научной публикации, рекламном альбоме, сувенирах, памятных знаках и т.д. Только в таком виде музейный предмет может выступать как товар. А вот как подать товар лицом? Как привлечь посетителя в музей? Как заинтересовать его нашей информацией? Как побудить его не скупиться на вознаграждение за полученную информацию? Решение этих и многих других вопросов – в искусстве владения маркетингом, в создании системы управления музейным делом.

Музейной педагогикой мы овладеем тогда, когда любую вещь (а музейный предмет в особенности) будем рассматривать в контексте культуры. Культуры, понимаемой в широком, всеобъемлющем значении этого слова. В определенном смысле, культура есть порядок вещей. По мнению А. Ф. Иванова, это означает: “1 – Упорядоченные вещи сами себя мыслят; человек только встроен в систему вещей. 2 –Вещь как продукт человеческой деятельности всегда предпослана человеку. 3 – Встроенность человека выражается в его участии в повествовании и ритуале”[107].

Пожалуй, с этим мнением можно согласиться, но с одной немаловажной поправкой. Все-таки человек не только встроен в систему вещей, но и сам создает эту систему. И она, система, выстраивается вокруг него. Человек не просто участвует в повествовании и ритуале, сам творит, сам совершает дело. Поэтому музейная педагогика призвана не просто показать, как в прошлом использовались те или иные предметы, а раскрыть систему взаимоотношений человека и окружающей его среды. Музейный предмет, раскрываемый как хранитель социальной памяти, становится действующим лицом той или иной эпохи. И посетитель современный, находясь в музее, как бы встраивается в эту систему и познаёт её. Познание и осуществляется через музейную педагогику.

В этом немаловажное значение имеют авторские программы, которые начали разрабатываться ещё в 1980-е годы. В отечественном музееведении накоплен достаточно большой положительный опыт в этом деле. Свои программы разрабатывали Е. Г. Ванслова, Т. В. Чумалова, Т. Н. Панкратова, М. В. Мацкевич, Т. В. Романова, Т. М. Меденникова, Н. Д. Наумова, С. С. Аралов, В. В. Константинова, О. Ф. Арнаутова и др.[108] По интересным авторским программам работают музейные педагоги в Вологде, Сыктывкаре, Иванове, Тамбове, Пензе, Каргополе, Краснодаре, Зеленограде и других городах России. Положительного в этом опыте много. Однако всякий опыт подлежит критическому усвоению. Да, мы отходим от стандартных экскурсий и лекций. Да, мы свободны от цензуры. Да, мы по-своему организуем сотрудничество с посетителем, Да, мы вольны работать по авторским программам.

Но!!! Как часто именно в авторских программах встречается множество различных вольностей и фантастических интерпретаций событий. Пытаясь найти интересную форму работы, авторы программ порой пренебрегают историческими фактами, а порой и самим музейными предметами, свободно ими манипулируют, подстать современной журналистике. Вот примеры. В своё время в одном из музеев был разработан интересный сценарий, раскрывающий осаду города кочевниками. Но при иллюстрации вооружения кочевников на экране вдруг появилось изображение европейского рыцаря. А при кульминационном моменте штурма города зазвучала музыка из оперы А.П. Бородина «Князь Игорь» – танец половецких девушек. В другом музее при проведении занятия в русской избе педагог музейный, рассказывая об освещении лучиной, подставляет под горящий огарок современный пластмассовый кувшин, забывая, что крестьянин имел на этот случай деревянное корытце с водой. В третьем музее экскурсовод, рассказывая о битве за Москву, показывает на осколок снаряда и заверяет слушателей, что именно этот осколок пролетел мимо левого уха К.К. Рокоссовского. Примеры можно множить. Если такие вольности будут прогрессировать в музейном деле, то музейная педагогика дискредитирует себя, а мы получим современный негативный вариант официальной советской педагогики. Сегодня во многих музеях имеются отделы музейной педагогики. Порой в них работают люди со слабой профессиональной подготовкой, вчерашние студенты, не овладевшие еще сложной клавиатурой различных музейных инструментов. А, ведь по большому счету, музейный педагог – это научный сотрудник высшей квалификации на уровне кандидата или доктора наук в области педагогики и музееведения, привлекающий к своей деятельности различных ученых и специалистов (педагогов, историков, литературоведов, искусствоведов, психологов, социологов и т.д.). В сотворчестве различных специалистов и могут появиться интересные авторские программы, свободные от субъективистских заблуждений. Всякая же самодеятельность и дилетантство приведет лишь к отторжению музея от общества, тогда как научно обоснованные творческие авторские программы будут способствовать повышению авторитета музея.

Музей вправе сегодня внедрять любые формы работы, но с соблюдением непременного условия: они должны быть без фальши. А исторические явления, события культурной жизни, факты действительности, коль скоро мы их затрагиваем, должны раскрываться в полном объеме, без преувеличения и уничижения, без умалчивания и придумывания несуществующего.

И ещё одна проблема. Как-то исторически на практике сложилось, что музейными педагогами стали называть научных сотрудников, занимающихся с детьми. Но ведь сама по себе педагогика в широком смысле охватывает все категории населения. И хотя основную массу посетителей составляют школьники, нельзя забывать о применении педагогических форм и методов относительно других социальных групп. Музейная педагогика тогда достигает цели, когда она встроена в музейную деятельность в целом с учётом возрастных групп. В школе ребёнка обучают по взаимосогласованным и усложняющимся программам с 1 по 11 кл. Перед музеем также стоит задача разработки программ сотрудничества, которые охватывали бы дошкольников, школьников, взрослое население вплоть до пенсионеров. Идеальным был бы вариант, когда дошкольник, побывав на занятиях в музее, стремился бы снова там быть, будучи первоклассником и далее, переходя из класса в класс, осваивая всё новые и более сложные сюжеты, принимая участие в музейных мероприятиях вначале как слушатель и зритель, а потом и как организатор-помощник музейного педагога. С одной стороны, музей предлагал бы посетителю свойственные его возрасту программы, с другой ‑ эти программы имели бы преемственный характер. Переходя из класса в класс и осваивая предлагаемые программы, школьник не покидал бы музей, а, став студентом, рабочим, служащим, наконец, пенсионером, приходил бы в музей для участия в новых более сложных программах и оказывая помощь музею в их организации.

Рассуждая о проблемах музейной педагогики ещё в 1995 г. Е.Г. Ванслова писала: “Новая образовательная концепция отечественного музея выражается, прежде всего, в отказе от жестких идеологических установок, которые ранее диктовали содержательную направленность всей культурно-образовательной деятельности музеев. Развиваются диалоговые формы общения с аудиторией, когда на посетителя не смотрят как на объект воспитательного воздействия, а видят в нем партнера, собеседника”[109]. Сотрудничество музея с посетителем – отличительная черта современности. Кто это понимает, тот с большей долей вероятности может “войти” в контекст эпохи и развивать музейную деятельность в соответствии с духом времени, когда приоритетным является не столько сам музейный предмет, сколько заключенная в нем социальная память и стоящая за ним личность человека. Но нельзя забывать, что именно музейный предмет (а не его воспроизведение или интерпретация) является носителем информации, хранителем социальной памяти. Поэтому приоритетным в музейном деле является формирование и изучение музейного собрания, а не идеологические установки или субъективные намерения самовыражения музееведов-теоретиков или отдельных творческих коллективов, пытающихся в новаторских порывах создать нечто неординарное, образно-сюжетное, используя музейный предмет в качестве бутафорского, а не основываясь на нем.

Поскольку на рубеже XX-XXI вв. резко изменилась социокультурная обстановка, постольку изменились и формы деятельности музея и, в какой-то степени, сама его направленность, которая определяется новыми разработками музейных концепций. Постепенно от “монологического” характера своей работы музей переходит на “диалоговый”. В музеях развиваются альтернативные идеи, различные формы педагогического сотрудничества с населением, музейной коммуникации как взаимодействия с аудиторией и средой бытования. В такой ситуации усиливается роль социологических исследований, значение деятельности социолога как выразителя общественного мнения[110]. Вместе с тем, стесненные наши финансовые возможности не позволяют в должной мере реализовать задачи социологической службы. А без социологических исследований, без выявления социокультурной ситуации и определения прогнозов довольно проблематично рассуждать о развитии музейного дела и тем более развивать сами формы деятельности музея.

Одним из центров разработки музейно-педагогической деятельности музеев стала Москва. Здесь разрабатываются различные программы взаимодействия с посетителем как общего плана, направленные на развитие подрастающего поколения[111], так и конкретные – авторские[112].

Особенную значимость имеет развитие различных форм деятельности в музеях сельской местности. Здесь музей ближе к состоянию души народной. Местное население видит в музее свое духовное выражение. Это действительно так, если сотрудники музея уважительно относятся к своим землякам, видят в них равного партнера в деле сохранения традиций и в целом – социальной памяти. Если музею интересны все люди, независимо от их ранга и социального положения, то и музей становится интересным для всех. Когда музей со вниманием и душевной теплотой относится к местным жителям, тогда и местные жители отвечают музею тем же. И в этой связи большое значение имеет партнерство музея не только с другими музеями, учреждениями и организациями, но и местным населением[113].

В связи с этим нелишне напомнить опыт Каргопольского историко-архитектурного и художественного музея. Разрабатывая программы по музейной педагогике, музей успешно внедряет различные формы сотрудничества с посетителем. Достаточно сказать о названиях театрализованных представлений: «Каргопольская свадьба» и «Каргопольская ярмарка». Здесь осуществлялись сценарии по временам года. Долгое время работала выставка «Кукольный дом» со святочными представлениями и «Сказками для взрослых». Большой интерес у горожан вызвал «Вечер ретротанца». В 2010 г. во вновь открывшемся Музейно-выставочном центре представлена выставка «Красным девицам гуляньице», где в самом широком разнообразии представлены девичьи наряды, а за столом в центре экспозиционного зала проходит оживлённая беседа с посетителями, которым предлагают традиционные каргопольские напитки и выпечку. Происходит достаточно полное вживание в среду бытования, вхождение в систему взаимоотношений человека и памятника или, как писал вышеупомянутый А.Ф. Иванов, встроенность в систему вещей.

И никаких услуг музей посетителю не оказывает. Музей сотрудничает с посетителем и формирует в нём социальную память, воспитывает не запрограммированного зомби, требующего услуг, а творческую личность.

Оригинальный опыт работы имеет школа-музей в с. Лядины Архангельской области, своеобразный филиал Каргопольского музея. Силами школьников под руководством Н.Ф. Ворощук сформированы оригинальные коллекции, что можно видеть на представленных фотографиях августа 2010 г. На основе традиций и народных преданий школьники воссоздают сюжеты на художественных панно (например, о происхождении названия города Каргополь от слова карга, то есть ворона). Пользуясь традиционными приёмами, активисты музея вышивают настенные полотна в виде ковров, мальчики вяжут сети, девочки вышивают и ткут на ткацких станках. В течение нескольких лет на выделенном школе-музею участке школьники выращивали лён и обрабатывали его, проходя полный цикл, вплоть до изготовления полотна и пошива рубашек. И это не на экспозиции, как в своё время осуществлялось в Ивановском музее по сценарию «Как рубашка в поле выросла», а в самой жизни. В этом-то и заключается предназначение музейной педагогики – понять жизнь, войти в среду бытования памятника или, как отмечала Е.Г. Ванслова, погрузиться в эпоху.

Погружение в среду бытования достигается и при использовании такой формы работы как мастер-класс. В том же Лядинском музее посетители, условно говоря, могут на какое-то время стать ткачами, мастерами по изготовлению набойной ткани или на кухне школьной столовой изготовить пирожки-подорожники. В частном музее семьи народных мастеров Шевелёвых (г. Каргополь) после экскурсии для посетителей организуется мастер-класс по изготовлению каргопольской глиняной игрушки или изделий из бересты. При организации мастер-классов как раз и осуществляются такие принципы музейной педагогики, как связь теории и практики, самостоятельность познания, творческое мышление и активность познания.

О новых подходах к музейному делу, новых формах работы сегодня мы можем узнать из центральных музееведческих изданий, а также из публикаций местных музеев, что подтверждается проведением региональных научно-практических конференций. Примечательным стало издание в Петербурге сборника[114], раскрывающего поиски, исследования и опыт работы музеев России, разрабатываются и предлагаются новые подходы к решению музееведческих проблем и организации музейной деятельности. Интересны также сборники, издающиеся по материалам конференций, организуемых кафедрой музееведения Московского государственного университета культуры и искусств[115]. В публикациях рассматриваются, преимущественно вопросы, связанные с практическим опытом работы музеев и методикой проведения занятий с посетителями.

Изучая опыт музейной деятельности и анализируя авторские работы, можно заключить, что музейная педагогика может стать эффективной при наличии определённых условий. Это глубокое и всесторонне знание музейным педагогом информационного потенциала музейного предмета, владение педагогическими методами работы и системность в сотрудничестве с посетителем. На основе музейного предмета мы разрабатываем педагогические формы и методы систематической работы со всеми категориями посетителей.

Проблемы профессиональной

подготовки музейных кадров

С 31 мая по 3 июня в Москве прошёл очередной традиционный фестиваль «Интермузей-2018». На Круглом столе «Открытое министерство» обсуждались проблемные вопросы развития музеев в современных условиях. К их числу относится профессиональная подготовка музейных кадров, как на студенческой скамье, так и непосредственно в музеях.

Прежде всего, стоит вопрос: кого учить профессиональному музейному мастерству, как учить, для чего учить или для кого учить?

Рассмотрим вначале, что профессионально предназначен знать научный сотрудник музея. Конечно же, что такое музей и какой текст он содержит.

Музей как социокультурный институт интегрирует в себе другие социокультурные институты (библиотеку, архив, театр, школу) и, наряду с вербальной информацией, предоставляет человеку зрительное восприятие, которое непосредственно погружает человека в ситуацию общения со средой бытования, материальной и духовной культурой человечества. Следовательно, текст музея отражает информационное пространство в самом широком смысле и самыми разнообразными формами.

Музей ‑ комплексное и многоёмкое понятие. По Н. Ф. Фёдорову, музей ‑ это собор лиц, представляющих собой связь всех поколений. С одной стороны – это форум, где проходят «собрания» поколений. С другой – это склад вещей, где хранятся памятники истории и культуры (музейные фонды), и магазин, который предлагает свою продукцию (информацию) посетителю. С одной стороны – это паноптикум с собранием необычайных предметов, и мавзолей, и пантеон, где сохраняется память отцов. С другой ‑ клуб, где собираются люди по своим интересам; театр, где экспозиция является декорацией к историческим событиям и природным явлениям; библиотека, где музейные предметы в совокупности представляют собой памятную книгу человечества; архив, где хранится всевозможная информация, зафиксированная на различных материальных носителях; мастерская, где реставрируются и возвращаются к “жизни” свидетельства деятельности человека разных исторических эпох. Музей – это храм с его духовным содержанием – не случайно по одному из первых определений музей есть храм муз. Музей – это памятник, иногда как комплекс памятников с их охранной зоной с памятниками культурного и природного наследия. Музей ‑ это и научный центр, занимающийся исследованиями; и школа, в широком смысле этого слова, где формируются знания подрастающего поколения и формируются знания специалистов. Музей – это экспозиция и его фонды. Музей – это издательство, выпускающее свою научную и рекламную продукцию, а экспозиция является одним из видов научной публикации. Музей – это творческая лаборатория, производственная мастерская, исследовательским кабинет, опытная станция. Музей вбирает в себя многие формы деятельности и выступает в различных культурно-образовательных проявлениях. Это и университет высшего образования, и научный центр, и ателье, и архив, и заповедная зона, а также магазин, реабилитационный центр, игротека, кинотеатр, оранжерея и т.д. Музей трактуется и как кладбище культуры, ибо он хранит отжившее, умершее, но продолжающее существовать в сознании людей. Музей понимается и как церковь, хранящая религиозные традиции и утверждающая правила и нормы поведения, в частности, православные.

Музей – сложный комплекс, объединяющий в себе различные формы научной, образовательной, культурной деятельности и организацию культурного досуга. Музей через разнообразные формы коммуникации, принципы музейной педагогики и методы интерактивности осуществляет сотрудничество с посетителем. Музей хранит социальную память и через неё передаёт опыт поколений. И естественно, что музей есть социальный институт, интегрирующий в себе разнообразные формы фиксации и передачи информации о жизни общества и его взаимодействии с природой. Во всём информационном пространстве музей хранит и передаёт информацию во всех областях жизни человечества: историко-культурной, экологической, технологической, экономической. Информация, заключённая в музейных предметах и коллекциях, позволяет изучать опыт поколений, производительный труд человека, его культуру и национальные особенности. Музей можно понимать и как целостную информационную систему, скрепляющую социальную память прошлого и настоящего во имя будущего.

Под текстом в музейном информационном пространстве, прежде всего, подразумевается социальная память, заключённая в музейных предметах и коллекциях. Музей в информационной связке прошлого и настоящего всю гамму разнообразных информационных потоков сохраняет и передаёт будущим поколениям.

Казалось бы, что всё сказанное ‑ простые истины. Но все ли это понимают? Рассмотрим сложившуюся ныне ситуацию.

В 2013 году вышли в свет две книги. Одна подготовлена авторским коллективом музееведов Санкт-Петербурга под названием «Философия музея» другая – авторским коллективом московских музееведов под названием «Музей без барьеров». Издание этих книг можно считать знаковым событием в музейном деле.

С одной стороны, впервые в музееведении раскрывается философия музея монографически. Мы имеем не отдельные статьи в разных изданиях о сущности и назначении музея, а целенаправленное изложение понятия музея в учебном пособии. Такого учебного пособия в отечественном музееведении ещё не было[116].

С другой стороны, мы знакомимся с практикой научных сотрудников отечественных музеев по преодолению барьеров, которые возникают у посетителя при посещении музея. И хотя авторы озабочены, прежде всего, преодолением барьеров людьми с ограниченными физическими возможностями, рассматриваемые проблемы касаются всех категорий посетителей[117].

Книги эти знаменательны ещё и тем, что в условиях, когда музеям навязывается идеология оказания услуг населению, музеи стремятся найти своё истинное положение в обществе и реализовывать присущие им цели и задачи, а не слепо выполнять распоряжения так называемых Учредителей.

Тем не менее, содержание этих книг вызывает необходимость их критического анализа. Рассмотрим некоторые проблемы, раскрываемые авторами в книге «Философия музея».

Дискуссионным является выдвигаемый в книге философский тезис о причастности музея к краже. Похищение огня у Зевса Прометеем определяется как обыкновенная кража. Эта первородная кража породила явление всеобщего воровства для всего последующего человечества, которое, получив краденое, само постоянно в течение всей своей истории ничем иным не занимается, кроме кражи. Применительно к музею в книге утверждается: «Кража – это одно из оснований культуры, и музей, выхватывающий шедевры из живого культурного процесса (более того, сам законодательствующий в области культурной оценки), организационно построенный на осознании необходимости оберегания экспонатов от воровства и сам не исключающий кражи в виде всегда сомнительных покупок (сколько стоит шедевр?) и военных трофеев, музей приводит зрителя к состоянию той первобытной кражи, в котором рождается искусство»[118].

Странное толкование кражи. Прометей обвиняется в воровстве и это воровство экстраполируется на музей. Но проблему эту более корректно надлежало бы рассмотреть в ином ключе. Может быть, именно Зевс утаивал (скрадывал) от человечества огонь, а Прометей восстановил справедливость. Он освободил огонь из заточения, вывел из небытия и передал его людям, обеспечив им историческое бессмертие. И музей, естественно, не крадёт, а сберегает утраченное, вдыхая в отжившие вещи или создаваемые шедевры новую жизнь. Кражей является действие, направленное на изъятие чужой вещи в личных своекорыстных целях. В музее мы видим обратное явление – возвращение во всеобщих интересах. И здесь мы говорим не столько о вещах, сколько о заключённой в них социальной памяти. МУЗЕЙ, как и ПРОМЕТЕЙ, возвращает жизнь, обеспечивает условия передачи опыта поколений[119]. Тем самым обеспечивается непрерывность информационного пространства общества.

Авторы учебного пособия, обвиняя музеи в краже, тем не менее, вынуждены констатировать, что музейное хранение есть «радикальное противодействие естественной, натуральной небрежности, природному накоплению беспорядка» и «хранение – это противодействие хищению, ворам, воровству, т.е. противодействие социальным стихиям»[120]. Налицо противоречие авторов одного и того же издания. Такие противоречия, зафиксированные в учебном пособии для магистрантов, затрудняют осмысленное понимание музея и могут влиять на заданность в выводах исследований молодых учёных, и тем более, сотрудников периферийных музеев.

В этой связи обратимся ко взглядам на сущность и предназначение музея Н. Ф. Фёдорова, который сформулировал философское понятие музея, критически относясь к характеру деятельности музеев своего времени: “Музей есть не собирание вещей, а собор лиц”; “музей… есть собор учёных, его деятельность есть исследование”[121]. Он показывает, что музей есть собор (от – собрание, сбор, единение) всех лиц прошлого, настоящего и будущего; собор учёных и деятелей, учителей и исследователей, учащихся и их наставников, отцов и детей, людей всех поколений. Эта соборность и определяет понятие музея. Соборность – в широком смысле слова. Собор понимается и как храм, и как собрание, единение, общее дело всех живущих ради будущего, их братское состояние. Поэтому музей следует рассматривать не как учреждение и даже не как собрание коллекций (материальных свидетельств), а как хранилище социальной памяти, собор лиц, чья деятельность документируется этими самыми материальными свидетельствами. Вещи, приобретаемые музеем – не самоцель (в противном случае, он превращается в склад и только склад, каким бы высоко организованным и хорошо оборудованным он ни был). Музейные предметы, прежде всего, носители информации о человеческой деятельности в быту, на производстве, в природе и т.д. Музей изучает и сохраняет материальные памятники и заключённое в них нематериальное наследие.

Значимым событием в музейном деле является и выход в свет подготовленной Санкт-Петербургским университетом и Государственным Эрмитажем книги под символическим названием «Собор лиц»[122]. Авторы статей уверенно стоят на позиции понимания музея как собора лиц. Музей трактуется как информационно-коммуникационная система. Анализируется опыт отечественных музеев и философское осмысление их деятельности. Музей в сфере услуг не рассматривается. И это справедливо, ибо сфера услуг – чуждое музею понятие и вредное занятие. Музей со своими коллекциями и коммуникация с различными формами их интерпретации являются информационным пространством, в котором на научной основе сохраняется социальная память и передаётся опыт поколений. Музей можно понимать и как информационно-образовательную среду[123], в которой нет и не может быть понятия услуги.

Толкование музея как учреждения нередко приводит к трагедии, когда уничтожаются те музеи, которые функционировали не как соборы лиц, а как коллекции вещей, отражающих существующую идеологическую надстройку. Пример тому – уничтожение музеев “царских” после Октября 1917 г. и разгром музеев прокоммунистических в постсоциалистический период. И в том и в другом случаях, уничтожая музеи и памятники, большевики, а затем необольшевики под личиной демократов пытались разрушить информационную связь времён и поколений, вырубить из сознания людей память о предшествующих поколениях, их жизненный опыт, нравственные устои, культуру, выработанные веками способы производства и взаимоотношения людей с природой. А без всего этого – как понять ход исторических событий, их закономерности, как наметить пути развития без ущерба для самих людей? Лишение памяти выгодны только своекорыстным политикам, ибо они понимают, что сознанием людей, лишённых социальной памяти, можно легко манипулировать.

Память нам нужна, чтобы быть понятыми другими и самим понимать других – вот, наверное, одно из коренных положений общего дела человечества. И дело здесь даже не в форме правления, характере собственности или национальной принадлежности создателей и хранителей памятников, а в понимании друг друга, осознании необходимости сбережения социальной памяти (и не только памяти отдельных групп или слоёв населения, а памяти всего человечества, памяти отцов не только своих собственных).

Музей не торговая точка, не ломбард и не банк, где хранятся и перепродаются ценности и на которые постоянно совершаются покушения с целью ограбления. И если в музее мы будем хранить памятники как материальные ценности, будет существовать их грабёж (независимо от формы собственности в обществе). И чем ценнее (как товар) будут памятники, отдельные предметы или коллекции, чем больше мы будем говорить о материальной их ценности (да еще непременно в долларовом выражении), тем сильнее будет развиваться их грабёж. Если же мы будем хранить заключенную в них социальную память, и будем активно при этом формировать сознание широких слоёв населения, убеждать в необходимости сохранения этой социальной памяти, то, может быть, тогда сократится и ограбление музеев. А означенное выше философское рассуждение о цене памятника беспочвенно. Цену имеют вещь, произведения искусства, находящиеся в среде бытования, в сфере обмена. Когда они становятся музейными предметами, то становятся бесценными, ибо это национальное достояние, которое не может быть объектом купли-продажи.

А рассуждения о краже, якобы присущей музею, приводят к формированию того сознания, по которому музейный предмет ‑ не памятник человечества, а музейный продукт. А коли он продукт, его можно купить, украсть, продать, оказать услугу потребителю. Этим-то и выхолащивается сущность и назначение музея по сохранению социальной памяти и передачи опыта поколений. Отсюда и посетитель музея превращается в потребителя. Отсюда и характерное для нашего времени внедрение понятий как перфоманс, инсталляция, хэппенинг, фандрайзинг, бренд, брендинг, брендизм, брендитизм и прочие –ансы, -измы и -инги. Коли музей крадёт и продаёт, то и у музея можно красть и продавать. А для этого никаких научных исследований не требуется, изучения информационного пространства и диалога с посетителем не надобно.

Человеческое общество (на то оно и человеческое, на то оно и общество) веками вырабатывает сознание необходимости хранения памяти отцов, оно сознательно хранит традиции, обычаи, нравы, правила, обряды и т.д. В этом его жизнестойкость. Важным инструментом этого хранения и является музей, представляющий собой особое состояние человеческой души; состояние, данное человеку с рождения и развивающееся или затухающее в соответствии с развитием или деградацией общества.

Однако “передача традиций никогда не бывает полной, иначе это положило бы конец историческому процессу. Чем больше развито общество, тем больше его историческая и культурная память, но тем меньше в общекультурном наследии доля и устойчивость традиционной народной культуры, на базе которой вырастает культура профессиональная и элитарная”[124].

Согласимся с этим высказыванием Е. Е. Кузьминой, как и с тем, что “в развитом обществе существует и передаётся от поколения к поколению ядро культуры. Полный разрыв традиций и негативное отношение ко всему ядру приводит к нарушению преемственности и утрате достижений предшествующей цивилизации. Ядро культуры из открытой динамической системы становится мёртвой сокровищницей, что обусловливает разрыв общества, элитарность и последующую гибель культуры”[125].

Музей как раз и служит связующим звеном между традициями и новациями, а эта связь не позволяет оторваться обществу от ядра культуры. Он является цементирующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, хранит веками накапливаемую социальную память. Научные исследования музея способствуют расширению и углублению информационного пространства. Когда музей перестаёт выполнять это свое предназначение, превращается в застывшую выставку вещей или вольно интерпретируемую экспозицию (например, с помощью авангардных дизайнеров, не понимающих существа музея), он перестаёт быть музеем, а общество может утратить связь времен. Утрата связи времён ведёт к утрате информации в историко-культурном пространстве. А без учёта информации о том, что, где и как происходило, общество не может определить оптимальные пути своего развития. Музеи как раз и призваны сохранять социальную память и транслировать зафиксированную информацию будущим поколениям[126].

К сожалению, таким пониманием музея не владеют чиновники от культуры, да и, как ни прискорбно это осознавать, некоторые теоретики от музееведения, готовые любую идеологическую установку, так называемый социальный заказ, экстраполировать на музей. Отсюда и музей трактуется только как учреждение культуры, обязанное выполнять указания вышестоящих начальников.

Не пора ли музееведам остановиться в верноподданнических настроениях, перестать служить господствующей идеологии, освободиться от необходимости сиюминутного выполнения социального заказа политических партий и групп. Музей как самостоятельный социальный институт исходит в своей деятельности из наличия и состава коллекций и заключённой в них социальной памяти, которую он хранит и направляет на ликвидацию социальных противоречий, на общее дело человека. А Учредитель музея (в нашем случае орган культуры) обязан, именно обязан не управлять, а создавать все необходимые условия для эффективной деятельности музея. Необходимо понять, что музей создаётся не по чьей-либо прихоти, а из собрания вещей, редкостей превращается в «рационально организованную систему, наглядно репрезентирующую исторический процесс»[127].

Авторы «Философии музея» пишут: «Музей в истории культуры был особой «резервацией памяти». Возникнув как закрытая частная коллекция, он со временем, став публичным, всегда был труднодоступен по многим причинам – удалённости, элитарности, уникальности. Эта закрытость и создавала условия для стремления преодолеть трудности, следовательно, усиливала престижность посещения такого уникального места и способствовала ценностному осмыслению историко-культурного знания»[128]. И с этим нельзя не согласиться. Однако в реальности начинают доминировать иные взгляды, иное понимание музея. И здесь уместно напомнить мнение директора Государственного Эрмитажа М. Б. Пиотровского: «Наше общество неожиданным образом одичало, и в разных его слоях нелегко найти людей, понимающих великое значение национальной памяти. И приходится снова и снова объяснять, что национальное культурное достояние, которое в первую очередь хранят музеи, ‑ это ДНК народа и страны, что всякое нарушение памяти делает народ таким же болезненно беспамятным, как это бывает отдельно с больным человеком. Неуважение к наследию предков, их материальным ценностям – одна из причин удивительной необразованности, которое поразило наше общество… Психоз приватизации, рождённый атмосферой «базарного капитализма», породил многочисленные атаки на музеи… Государственный аппарат не имеет стопроцентного морального права распоряжаться культурным наследием. Его задача – получив это наследие, приумножить его и передать следующему поколению. В этом специфика культурной жизни, из которой должны быть исключены обращение с искусством, как с товаром, и восприятие культуры как сферы услуг населению. Музеи, архивы, библиотеки не оказывают услуги – они выполняют государственную функцию по сохранению, освоению, изучению и передаче через поколения самого главного, что отличает один народ от другого, человека от животного, ‑ культурного наследия в его разных формах»[129].

Музею приходится преодолевать множество барьеров, в том числе и на пути научных исследований. В деятельности музея, в выполнении им социальных задач главным, основополагающим барьером на этом пути является, как было сказано выше, непонимание сущности и предназначения музея. А если непонимание исходит от управленческого аппарата, то это чревато угрожающими для музея последствиями. Можно устроить пандусы для инвалидов-колясочников. Можно внедрить различные приспособления для слепых и глухих. Можно разрабатывать специальные сценарии[130]. Но во имя чего? Во имя приобщения к исторической памяти – это одно дело. Другое ‑ когда музеи обязывают выполнять распоряжения Учредителей и увеличивать количество посетителей в целях оказания платных услуг. Музеям в настоящее время навязывается обязанность зарабатывать деньги за счёт посетителей. Тем самым, музеи, вместо того, чтобы быть Хранилищами социальной памяти, превращаются в торговые точки, хотя и являются некоммерческими организациями. Но музей не услуги призван оказывать. Он, прежде всего, сохраняя социальную память, формирует общечеловеческое взаимопонимание. Отсутствие понимания и утрата социальной памяти часто приводит к трагедиям, что и наблюдаем мы сегодня в Ливии, Египте, Сирии, на Украине…

Новая идеология по оказанию услуг путём предоставления населению музейного продукта низводит на нет смысл и назначение музея, устраняет музеи от научных исследований, что и предопределяет музеи к их деградации. Барьеры, возводимые чиновниками от культуры, становятся непреодолимыми. А упрощённое толкование философии музея только подливает масла в огонь бюрократического костра, в огне которого сгорает социальная память и теряется информационное пространство.

Отсюда возникает дискуссионный вопрос о социальных функциях музея.

В дореволюционное время музей в основе своей хранил коллекции, популяризировал их и начинал переходить к научному осмыслению имеющейся информации, о чём явственно свидетельствую материалы Предварительного музейного съезда 1912 г. Сменилась эпоха, музеи стали вовлекаться в государственную деятельность и постепенно были превращены в политико-просветительные комбинаты. Переход в эту информационную сферу обозначен в решениях Первого музейного съезда 1930 г. и последующих решениях партийных и правительственных органов. Музеи стали не хранилищами коллекций, а учреждениями по выполнению этих самых решений. Начиная с 1980-х годов усилиями музееведов музеи стали входить в новую сферу деятельности и по-новому интерпретировать социальную информацию. Это выразилось в музейной коммуникации. Музеи начали переходить в сферу сотрудничества с посетителем. Внедрялась музейная педагогика. Появились авторские и интерактивные программы. Стали меняться формы передачи информации. Создавалось впечатление, что музеи начали избавляться от понятия учреждения и стали более полно выполнять своё предназначение как социального института. Но вновь сменилась эпоха. Государство перестало быть производительной державой. Общество производителей сменилось обществом потребителей. Новая власть, цепляясь за музеи, как за свои учреждения, отнесло музеи к сфере услуг, что противоречит всякому здравому смыслу в понимании музея как социального института. Мало того, вслед за государственной установкой на такую метаморфозу, подобную позицию стали выражать и некоторые теоретики от музееведения.

Прямая смена позиции наблюдается, например, у М. Б. Гнедовского. Первоначально он писал о музейной коммуникации. Затем стал призывать к вхождению музеев в единое европейское и мировое не культурное (как было ранее), а рыночное пространство[131]. В то время как Л. И. Скрипкина справедливо показывает, что для европейских музеев такая позиция была характерна для 1970-х годов и осталась для них в прошлом[132]. Возражая М. Б. Гнедовскому и его сторонникам вхождения музея в рыночное пространство, авторы «Философии музея» констатируют отход европейских музеев от рыночной экономики и отмечают, что «как ни странно, музей оказался весьма востребованным в демократической культуре. Музейный взрыв продолжается вот уже более полувека, являясь, в частности, одним из главных факторов, позволивших футурологам второй половины прошлого века усмотреть начало превращения потребления в «информационное общество»[133]. И далее: «В западноевропейской культуре музей не только выполняет функции по собиранию и хранению артефактов, но и является отражением определённой социокультурной ситуации во всём многообразии её научных, эстетических, педагогических, идеологических, рекреационных, экономических аспектов»[134].

На позициях музея как социального института стоят и авторы сборника «Музей без барьеров». Достаточно сказать, что и редколлегия, и все 28 авторов занимают позицию неприятия в музее рыночного пространства. В статьях раскрываются различные формы взаимодействия музея и посетителя. Авторы пишут не о сфере услуг, а о создании условий оптимального усвоения историко-культурной информации при комфортном пребывании посетителей в музее.

Перевод музеев в сферу услуг нельзя воспринимать только как явление времени. Деятельность музея в сфере услуг – это утрата им информационного потенциала, его накопления и сбережения. Следовательно, утрата предназначения музея как социального института и превращение его в торговую точку. Музей как собор лиц, собор отцов и детей (Н. Ф. Фёдоров) превращается в учреждение по оказанию услуг по удовлетворению  культурных потребностей населения. Отсюда следует, что музеи исключаются из информационного пространства и лишаются своей миссии формирования исторического сознания и передачи опыта поколений.

Выступая за сохранение музея как социального института, действующего в информационном культурном пространстве, необходимо отметить важное значение музейного предмета как носителя социокультурной информации. Важно понять, что в музейном предмете закодирован комплекс информации его материальной и нематериальной составляющих. И только в этом случае «музей выступает в качестве обязательного социокультурного института европейской культуры»[135]

Музейный предмет олицетворяет собой не только и не столько материальную культуру, сколько нематериальную, духовную. В музейном предмете мы видим не только и не столько вещь, сколько событие, явление, нравы, обычаи, традиции, которые он представляет. В учебниках Л. В. Беловинского по материальной культуре[136] раскрываются, с одной стороны, внешние признаки предмета, а с другой, более важной, способ производства, назначение, взаимодействие в среде бытования, авторство, принадлежность, то есть сама атмосфера создания и существования. От предметов материальной культуры он естественно переходит к описанию их бытования[137].

Итак, музейный предмет – хранитель социальной памяти, аккумулятор историко-культурных процессов и природных явлений. В определённом смысле – он действующее лицо в социокультурном пространстве. Он выступает как материальный носитель информации о жизни общества и природы. И никак не музейный продукт. В составе музейного собрания, на экспозиции и в различных формах научно-просветительной работы музейный предмет информирует о происходящем историко-культурном процессе, включает современников в информационное пространство. В этом его предназначение, а не в том, чтобы быть музейным продуктом и выполнять какие-либо функции в обслуживании посетителей.

Если же музей пойдёт по пути оказания услуг, то это приведёт к массовому информационному дурновкусию[138]. И в этом случае «возникает новая дисциплина – экономика впечатлений и развлечений, учитывающая потребительские запросы публики, взирающей, но не видящей»[139] и «осуществляется деконструкция истории в рекламно-ироническом стиле»[140].

Исходя из складывающейся ситуации необходимо признать, что музейная деятельность всё более и более приобретает развлекательно-услужливый характер. А всякого рода учреждения культуры, не имея в своём основании фундаментальной базы, называют себя музеями, как например, центр современного искусства «Гараж» в Москве. В этом, как справедливо отмечают авторы «Философии музея» проявляется «попытка скрестить академизм с развлекательностью», что, по их мнению, является грубой ошибкой. «Бизнес в стремлении к увеличению прибыли не признаёт границ и … непрерывно сдвигает музей в сторону парка аттракционов. Менеджмент, маркетинг, PR, фандрайзинг усиливают свои позиции столь энергично, что, возможно, уже в близком будущем музей заполнят массовые потоки туристов и управляющих ими менеджеров. Но останется ли там искусство?»[141]. Останется ли там социальная память? И будет ли объективно использоваться информационное пространство?

Барьеров на пути развития музеев в настоящее время предостаточно. Это и недостаточно высокий социальный статус, и недостаточно высокий уровень подготовки кадров, и низкая зарплата, и идеологическое воздействие, и слабая материально-техническая база, и противоречивые позиции теоретиков от музееведения[142].

Преодолевая все эти и другие барьеры нам, всё-таки, важно соблюдение двух основополагающих положений: 1) – сохранение социальной памяти в музейных предметах и коллекциях и 2) – трансляция заключённой в них информации нынешнему и последующим поколениям. А потому правомерно прислушаться к мнениям тех музееведов, которые отстаивают не сферу услуг, а сотрудничество с посетителем: «Одна из центральных проблем современной теории и практики – изучение музейной аудитории и поиск оптимальных путей выстраивания диалога с ней. Уже несколько десятилетий музейные специалисты учатся рассматривать посетителя не как объект музейной коммуникации, но как её субъект, обладающий собственным набором культурных кодов, от которого зависит весь коммуникационный процесс в музее. И этот субъект музейной коммуникации не остаётся некоей постоянной величиной, которую достаточно единожды изучить; характеристики музейной аудитории находятся в постоянной динамике и требуют неусыпных усилий со стороны музея для её понимания и поиска оптимальных форм диалога с ней»[143]. А чтобы этот диалог состоялся, чтобы посетитель мог свободно ориентироваться в музейном информационном пространстве и культурном обмене, нужны не сфера услуг, не вхождение в культурный рынок, а реализация «хранительской и исследовательской функций, составляющих, несмотря ни на какие метаморфозы XXI века, суть любого музея»[144].

Итак, мы рассмотрели понятие музея, его текст в информационном пространстве, различные толкования сущности музея и разные позиции, освещающие современный уровень понимания сущности музея.

В этой связи обратимся к вопросам, поставленным в начале статьи: кого учить профессиональному музейному мастерству, как учить, для чего учить или для кого учить?

Кого учить?

Профессиональная подготовка музейных кадров решается давно и реализуется с переменным успехом. Но проблемы остаются. Как и прежде, в музеях, особенно периферийных, многие научные сотрудники по должности не имеют музееведческой подготовки по специальности. Причины разные, в том числе и унизительно низкие зарплаты выпускников музееведческих кафедр. Но главная проблема даже не в э том. Главная проблема в понимании того, кого мы профессионально готовим к работе в музее, для чего или для кого. Готовим ли мы специалистов-музееведов или так называемых бакалавров и магистров? Готовим ли мы их в работе в музеях сегодняшнего дня или будущего? Готовим ли мы для творческой работы и сотрудничества с посетителем или для оказания услуг потребителю музейного продукта? Да и остаются ли сами музеи в сфере культуры или они окончательно закреплены в сферу услуг?

Перевод музеев в сферу услуг нельзя воспринимать только как явление времени. Деятельность музея в сфере услуг в условиях стандартизации – это утрата ими информационного потенциала, его накопления и сбережения. Следовательно ‑ утрата предназначения музея как социального института и превращение его в торговую точку. Музей как собор лиц, собор отцов и детей (Н. Ф. Фёдоров) превращается в учреждение по оказанию услуг по удовлетворению потребностей населения. Отсюда следует, что музеи исключаются из информационного пространства и лишаются своей миссии формирования исторического сознания и передачи опыта поколений.

Так кого бы будем учить? Бакалавров и магистров? Или специалистов в области музейного дела? Менеджеров и маркетологов или научных сотрудников? Продавцов музейного продукта или музейных педагогов?

Как учить?

Барьеров на пути развития музеев в настоящее время предостаточно. Это и недостаточно высокий социальный статус, и недостаточно высокий уровень подготовки кадров, и низкая зарплата, и идеологическое воздействие, и слабая материально-техническая база, и противоречивые позиции теоретиков от музееведения, и грядущая стандартизация музейной деятельности. А стандартов в музейной деятельности быть не должно. Музейная деятельность творческая. У каждого музея свой почерк. Свои индивидуальные подходы к разработке программ сотрудничества с посетителем. Загонять музеи в «прокрустово ложе» стандартов – гибельное дело для них. Это не развитие музейного дела, не поступательное движение вперёд, а тупиковый путь. Стандарты музеям не нужны. Они нужны для управленческого аппарата, чтобы легче и сноровистее можно было музеями управлять. Но управлять музеями не надо. Они сами знают, как и с кем работать. Уж коли государство признаёт работу значимой, ими надо не управлять, а обеспечить их деятельность нормальными условиями: материально-техническое обеспечение в соответствии с новейшими достижениями, достойные зарплаты, подготовка кадров. А подготовка кадров должна быть системной. Поэтому предлагается:

1. Создание Всероссийского института музейного дела и охраны памятников для подготовки специалистов-музееведов и повышения квалификации музейных работников.
2. Создание при ведущих музеях музееведческих Школ по примеру Школы Лувра. Почему бы нам не иметь Школы ГИМа, Эрмитажа, ГТГ, ГРМ, РЭМ, ГМСИР и т.д. ?
3. Развитие региональных форм повышения квалификации по примеру Школы музейного развития «За границами столиц» Тотемского музейного объединения Вологодской области.
4. Организация и проведение региональных научно-практических конференций с привлечением научной и музейной общественности страны по примеру конференций Каргопольского музея Архангельской области.
5. Проведение не только вузовских, но и межвузовских научных конференций для повышения квалификации профессорско-преподавательского состава.
6. Создание информационной базы, заключающей в себе опыт вузов по подготовке кадров и опыт музеев по внедрению эффективных форм деятельности.

Для чего учить или для кого учить?

Для профессиональной работы в музее с посетителем, для развития форм деятельности на научной основе? Или для органов власти в лице комитетов, департаментов и министерств, объявивших себя учредителями музеев и требующих исполнения своих распоряжений?

Музей будущего – это не ретиво разрабатываемые стандарты и не внедряемая сфера услуг. Правомерно было бы прислушаться к мнениям тех музееведов, которые отстаивают не сферу услуг, а сотрудничество с посетителем. По мнению М. Е. Каулен, одной из центральных проблем современной теории и практики является «изучение музейной аудитории и поиск оптимальных путей выстраивания диалога с ней. Уже несколько десятилетий музейные специалисты учатся рассматривать посетителя не как объект музейной коммуникации, но как её субъект, обладающий собственным набором культурных кодов, от которого зависит весь коммуникационный процесс в музее». Музею нужно не обслуживание потребителя, а диалог с посетителем. Чтобы он состоялся, чтобы посетитель мог свободно ориентироваться в музейном информационном пространстве и культурном обмене, нужны не сфера услуг, не вхождение в культурный рынок, не стандартизация, а реализация социальной функции сохранения социальной памяти и передачи опыта поколений, что является сутью любого музея, несмотря ни на какие метаморфозы XXI века.

Так по какому пути пойдёт наш музей? Будет ли он трансформироваться в сферу услуг в условиях стандартизации или сохранит своё индивидуальное творческое начало? Войдёт ли в культурный рынок или отстоит свою предназначенность сохранения социальной памяти в информационном пространстве? Нужен ли будет человеку текст музея, отражающий социальные явления в обществе, или музей будет предоставлять потребителю музейный продукт? Сбережёт ли он материальное и нематериальное культурное наследие или превратится в аттракцион развлечений? Сохранит ли музей свой текст, социальную память для передачи опыта поколений или превратится в учреждение, определяющее свою миссию, исходя из складывающейся идеологической парадигмы.

Будущее ждёт ответа.

Музейные встречи

(или о чём говорят их участники)

Единственный в Москве историко-краеведческий музей расположен в Зеленограде. Основан он в 1969 году и до 1992 года работал на общественных началах. В те годы при музее существовал Клуб любителей истории (КЛИО) под руководством директора Т. В. Визбул. В Клубе занимались местные краеведы и любители истории, заинтересованные в изучении края. С переходом в государственную музейную сеть Клуб был реорганизован и стал именоваться клубом «Друзья музея». На ежемесячные заседания клуба приглашали не только краеведов, но и разного рода исполнителей: музыкантов, вокалистов, артистов. В музее сформировался коллектив постоянных участников таких заседаний с участием мастеров культуры и искусства. Да и сами исполнители стали друзьями музея.

В поисках новых форм работы с ними музей организовал проведение тематических вечеров под общим названием «Музейные встречи», которые стали проходить еженедельно по четвергам. Это камерные вечера с небольшим количеством посетителей (25-40 человек). На каждой встрече разная программа с участием различных исполнителей.

Несколько таких вечеров посетили студенты заочного обучения МГУКИ. Они провели пилотажное социологическое исследование по выявлению мнений посетителей, их восприятия содержания вечеров, предлагаемых музеем. Анализ ответов на вопросы анкеты позволяет сделать некоторые выводы.

Кто же приходит на «Музейные встречи»? По возрасту, преимущественно, пенсионеры, немногие среднего возраста и отчасти молодёжь.

75% пенсионеров – постоянные посетители музея, это, в основном, гости дней друзей музея. Они же постоянные посетители «Музейных встреч». Другие посетители о своём посещении музея отмечают: «К сожалению, редко», «Увы, первый раз», «В музее не был, но на встрече третий раз».

25% гостей пришли на встречу первый раз. Это, в основном, люди среднего возраста.

Подавляющее большинство посетителей выразили своё желание участвовать в музейных встречах постоянно. Однако, есть мнения, которые должны насторожить организаторов музейных встреч. Так, например, посетитель среднего возраста (30-45 лет), с высшим образованием, пришедший на встречу в первый раз и ранее в музее не бывавший, на вопрос «Хотите ли посещать Музейные встречи постоянно», ответил – «не знаю». Ещё один посетитель в возрасте  19-29 лет с высшим образованием и тоже не бывавший в музее, осторожно отметил, что его дальнейшее посещение Музейных встреч возможно. Неуверенность в необходимости подобных встреч свидетельствует, что в их организации или содержании респонденты не получили своего удовлетворения. Следовательно, нужно искать более эффективные и содержательные формы подачи информации. Если пенсионеры готовы к восприятию предлагаемой формы общения в музее, то люди 19-45 лет с высшим образованием более требовательны к проведению музейных мероприятий. Отсюда следует также, что мероприятия эти могут быть эффективными, если они будут проводиться дифференцированно с отдельными категориями посетителей – по возрасту, интересам, профессиональной подготовке, уровню знаний, другим социальным и национальным особенностям.

Зеленоград – город учёных, специалистов в области микроэлектроники. Градообразующие предприятия – это научно-исследовательские институты и опытные заводы при них. Поэтому основное население характеризуется высокой степенью научно-технической подготовки. В Зеленограде проживают сотни учёных – докторов и кандидатов наук, лауреатов Государственных и иных премий, заслуженных деятелей науки и культуры. Никто из них не был зафиксирован участником музейных встреч. Только два человека отметили наличие у них учёной степени, но они являются пенсионерами и от научной деятельности, возможно, отошли. Следовательно, перед музеем стоит задача привлечения научно-технической интеллигенции в качестве музейных посетителей и организации для них музейных мероприятий, в том числе «Музейных встреч».

50% респондентов выразили желание принимать активное участие в проведении Музейных встреч в качестве участника сценария или действующего лица, исполнителя. Но это всё те же пенсионеры. Другая половина респондентов предпочитает принимать участие в Музейных встречах в качестве зрителя, пассивного наблюдателя. Здесь и пенсионеры, и люди среднего возраста с высшим и средне-специальным образованием.

Подавляющее большинство респондентов выразило пожелание видеть на Музейных встречах музейные предметы и не только в качестве наглядного пособия, но и в воспроизведении их действия в среде бытования. Таким образом, для посетителя музея важно «общение» с музейным предметом, как памятником, а не только встречи с сотрудниками музея и приглашёнными гостями. Встреча, по их мнению, должна быть, прежде всего, с музейными предметами. Привлечение их концертными программами в стенах музея их волнует в меньшей степени. На концерт можно сходить в концертный зал, на театрализованную постановку ‑ в театр. А в музее должна быть музейная специфика. Да и сами встречи названы музейными, при которых важно увидеть предмет, понять его предназначенность в той или иной среде бытования.

Правда, есть и другие мнения. Школьник 11 лет считает, что демонстрировать музейные предметы не надо. С одной стороны, в этом возрасте он ещё не осознал важность музейного предмета как носителя социальной памяти. С другой стороны, он был приглашён в качестве исполнителя в концертной программе, и для него музейный предмет – это своего рода «конкурент» в программе вечера. Он ведь хочет своё мастерство показать на вечере, а демонстрация музейного предмета отвлекает внимание посетителя от его персоны.

Сомнение в демонстрации музейных предметов выразили также один пенсионер, один старшеклассник и один посетитель со средним специальным образованием, пришедший на встречу первый раз и ранее в музее не бывавший. Один из посетителей музея, пенсионер, третий раз пришедший на Музейную встречу, выразился против использования на таких встречах музейных предметов. Из всего этого следует, что человек, не бывавший в музее, совсем и не представляет важность музейного предмета. Он воспринимает музей только как место развлечения. А частые гости музея понимают значимость музейного предмета. Для них музей не столько место досуга, сколько способ познания, приобщения к памяти человеческой. Следовательно, музею нужно совершенствовать методы научно-просветительной работы, формировать историческое сознание, а не ограничиваться только культурно-образовательной деятельностью. Поэтому в настоящее время организаторы «Музейных встреч» задумываются о некотором пересмотре содержания «Музейных встреч» и возвращении к краеведческой тематике.

Кто же может быть, по мнению посетителей, непосредственным участником музейных встреч? В этом вопросе практически все были единодушны, признавая, что в таких вечерах непосредственное участие могут принимать и сотрудники музея, и приглашённые гости (участники и очевидцы событий), и творческие коллективы, и отдельные исполнители, мастера своего дела. Только один пенсионер с учёной степенью не посчитал возможностью участия перечисленных групп участников в музейных встречах, но предложил  привлекать к их проведению самих посетителей. Здесь противоречия нет, так как 50% респондентов тоже признают необходимость привлечения посетителей к проведению музейных встреч. Это свидетельствует о том, что жители города приходят в музей для общения. Причём общения активного. Музей для них место получения новой информации и сотрудничества. Свой творческий досуг многие из них видят не в развлечении, а в познании и приобщении к историко-культурным событиям.

Об этом свидетельствуют ответы на следующий вопрос о желаемой форме общения. 45% респондентов отметили сотрудничество с музеем как желаемую форму общения в музее. Однако для научных сотрудников музея важным сигналом является и тот факт, что в числе сторонних наблюдателей также 45% респондентов, а 10% респондентов не определились в своём мнении. Поэтому организаторам музейных встреч следует выявлять тех, кто желает непосредственно сотрудничать с музеем, но и иметь ввиду, что половина присутствующих не склонна проявлять свою активность. Значит, для них нужно вырабатывать более привлекательные и познавательные формы общения.

Примером может служить сценарий, разработанный Н.И. Ивушкиной ко дню св. Валентина. Казалось бы, об этом католическом святом ни к месту говорить в музее. Но день этот стал, вдруг, популярным в нашем обществе. И если есть интерес в обществе, его следует развить в соответствующей музейной форме. Поэтому сценарий раскрывает тему пылкой и нежной любви М. Ю. Лермонтова, пребывавшего в усадьбе Мцыри, что находится рядом с Зеленоградом и является экскурсионным объектом.

Рассматривая мнения посетителей о возможных формах общения, необходимо отметить, что ни один респондент не выразил желания в получении музейной услуги. Следовательно, навязываемая сверху идеология предоставления услуг, местным населением не воспринимается. Музей для жителей города – не сфера услуг. На подсознательном уровне, а это самое важное, посетители понимают, что музей не учреждение, предоставляющее услуги, а социокультурный институт приобщения к памяти поколений. Потому и хотят они видеть музейный предмет и понимать его место в жизни общества.

Ответы на вопросы анкеты показывают, что посетители не только хотят познать историко-культурные процессы (да ещё и в активной форме), но и почувствовать свою причастность к происходящим событиям. Подавляющее большинство респондентов придерживается желания фотографироваться в ходе музейных встреч. Выражены разные мнения: фотографироваться в группе, в ходе сценария, вместе с приглашёнными гостями, индивидуально и даже во всех формах. В связи с этим организаторы музейных встреч призваны обеспечить условия для разных форм фотографирования, а фотограф с помощью цифровой техники – отпечатать фотографии и вручить желающим (можно и за определённую плату, где как раз и будет проявление так называемой услуги). Вместе с тем, некоторые респонденты (около 25%) не пожелали фотографироваться. Это следует учитывать и предлагать фотографироваться не в навязчивой, а дружелюбной форме.

Учитывать следует и предложения посетителей по тематике, характеру и содержанию Музейных встреч. Среди таких пожеланий были предложены: «Знакомиться с музыкальными, художественными и литературными произведениями и их авторами»; «Отражать тематику работы предприятий и привлекать с этой целью музеи предприятий», «Отражать историю Зеленограда», «Встречи должны быть интересными и профессионально подготовленными», «Организация встреч с актёрами, певцами», «Организация краеведческих и поэтических вечеров» и др. Специалист с высшим образованием отметил необходимость проведения семейных вечеров с воспоминаниями родителей, реанимацией давних игр. Он же предлагает информировать горожан о прошедших вечерах в средствах массовой информации и социальных сетях с регулярным фотоочерком в Интернете. По этим предложениям можно судить, что посетители музея хотят приобщиться к истории и культуре города. Интересно замечание старшеклассника. Возможно, он обратил внимание на какие-то шероховатости, накладки в ходе сценария и предлагает проводить предварительную проработку сценария с возможными по ходу действия коррективами. Около 20% респондентов никаких предложений не сделали, выразив свою удовлетворённость содержанием Музейных встреч.

Таким образом, можно констатировать, что Зеленоградский музей нашёл приемлемую форму общения с посетителями. Изучение их мнений будет способствовать разработке интересных и полноценных мероприятий, способствующих к обоюдному сотрудничеству. А сотрудничество, в свою очередь, привлечёт в музей большее количество посетителей с их интересными предложениями. Естественно, что это увеличит возможность музея в изучении среды бытования и комплектовании музейных коллекций.

Социологические исследования, если они проводятся систематически, будут способствовать разработке новых и эффективных формы научно-просветительной работы и культурно-образовательной деятельности.

Одна из таких форм была предложена студенткой МГУКИ и разработана совместно с сотрудниками музея. Это выездная экскурсия по городу, приуроченная ко Дню музеев и акции «Ночь в музее», названная как «Велоночь в музее». После соответствующей информации более двухсот велосипедистов собрались на Центральной площади Зеленограда. В сопровождении экскурсовода участники велотура посетили аллеи, парки и площади Зеленограда, где им рассказали о местных исторических и природных достопримечательностях. Закончилась велоэкскурсия на смотровой площадке перед парком Победы. Зарегистрировавшимся участниками были вручены майки и кепи с эмблематикой Зеленоградского музея. Для желающих был объявлен конкурс на лучший фоторепортаж о Зеленограде. Позднее победителям конкурса в музее были вручены красочные дипломы.

Проведённая экскурсия вызвала большой интерес у жителей города. Многие выражали желание принимать участие в таких велотурах постоянно и по различной тематике.

Таким образом, учёт мнений посетителей способствует выработке музеем новых форм взаимодействия с местным населением. И у музея появляется возможность получения новой информации о своём городе.

Аннотированный список отечественных музееведов и музейных деятелей в хронологическом порядке     

Как отмечал Н.Ф. Фёдоров, музей зарождается прежде нас и внутри нас. Потребность сохранения памяти заложена в генах человеческих изначально. Примеры хранилищ атрибутов деятельности человека зафиксированы в русских сказках и былинах. Спящая царевна находится в вечном покое, она ушла из жизни, но хранится в специально оборудованном помещении. Сказочный герой оживляет её поцелуем, как оживляет музей ушедшие из жизни предметы. Русский богатырь добывает меч-кладенец опять-таки, находящийся в хранилище. При этом описываются вещи, прежде всего, военные принадлежности, находящиеся вместе с искомым волшебным мечом. У волхвов, кудесников, шаманов имеются помещения для хранения необходимых им предметов. Следовательно, хранилища памятных и необходимых для жизни вещей создаются издревле. Сказать хоть в какой-то степени утвердительно о времени зарождения музея невозможно. Можно лишь утверждать, что музеи формируются при формировании человеческого сообщества.

Письменные источники опосредованно доносят нам о различных формах существования хранилищ социальной памяти. В дохристианские языческие времена эта память хранилась в капищах и античных храмах. Святой князь Владимир воздвиг пантеон славянских богов. Это и было своеобразным музеем под открытым небом. Он же и разрушил этот пантеон при крещении Руси. В христианском мире такими хранилищами становятся церкви. В апокрифической литературе, при жизнеописании святых, а потом и в летописях отмечаются, какие предметы хранятся в той или иной церкви. А в них хранятся иконы, мощи святых, атрибуты церковных обрядов и княжеской власти.

Итак, начнём перечень деятелей культуры, причастным хотя бы некоторым образом к сохранению социальной памяти. Имена их называются в хронологическом порядке, чтобы яснее представлять, как зарождались и развивались музеи, как формировалась музееведческая мысль. Вначале упомянем имена русских князей и православных святых, а затем коллекционеров, создававших основу для музеев, музейных деятелей и музееведов.

Михаил (?-992) ‑ первый митрополит Руси, грек; по одной из позднейших киевских летописей после крещения построил в Киеве деревянную церковь в честь Михаила Архистратига. Первоначально его мощи находились в Десятинной церкви, затем в Ближних пещерах Киево-Печерского монастыря; в 1730 году были перенесены в Великую церковь лавры. Канонизирован РПЦ. Память 15/28 июня и 30 сентября/13 октября.

Ярополк I Святославич (961-980) – великий князь Киевский (972-980). Сын Святослава Игоревича и Предславы. После присоединения Новгорода стал единым государем Руси. Ярополк предпринимал дипломатические связи с германским императором Оттоном II: русские послы посетили императора на съезде князей в Кведлинбурге (973). По данным Никоновской летописи, к Ярополку приходили послы из Рима от папы. При Ярополке началась чеканка первых собственных монет Древнерусского государства, напоминающих арабские (известно чуть более 10 экземпляров. В 1044 году племянник Ярополка, Ярослав Мудрый, велел вырыть из могилы кости дядьёв Ярополка и Олега, крестить их останки (что христианскими канонами запрещено) и перезахоронить их рядом с Владимиром в Десятинной церкви в Киеве.

Владимир Святославич (в крещ. Василий) (?-1015) ‑ великий князь Киевский, святой, равноапостольный, былинный Красное Солнышко. Укрепляя государственную власть при опоре на религию, в 980 г. сооружает пантеон богов во главе со златоусым и сребровласым Перуном в окружении Хорса (Коло), Даждьбога, Стрибога, Велеса и Макоши; в 988 проводит крещение в Киеве, что положило начало официальному христианству на Руси. В ознаменование принятия новой религии осуществил строительство церкви Успения Богородицы (Десятинной) в Киеве (989-996). По воле великого князя в земле Червенской построена деревянная церковь Богородицы. Для просвещения народы было принято два закона: «Закон о судах церковных» и «Закон судный людям». В позднейших летописных описаниях нашествия татаро-монголов и разгрома в Киеве церкви св. Василия в 1240 г.  перечисляются предметы, принадлежавшие князю Владимиру и там хранившиеся в течение двух веков.

Ярослав Мудрый (в крещ. Георгий) (ок. 978-1054) – великий князь Киевский (с 1019), сын великого князя Владимира и полоцкой княжны Рогнеды Рогволодовны. Поставил первого русского митрополита Иллариона (1051-1053), установил династические связи со странами Европы. Содействовал просвещению, строительству храмов, развитию книгописания. Наряду с духовными стали открываться светские школы, увеличивается грамотность населения. В Новом Торгу (Торжке) основан Борисоглебский монастырь (1038). В Новгороде заложен каменный Софийский собор (1043), достроен и освящён в 1051 г. Основаны Елецкий Успенский мужской монастырь в Чернигове, Спасо-Преображенский мужской монастырь в Новгороде-Северском. Подготовил свод законов «Правда Ярослава» («Русская правда»). Древнейший из портретов киевского князя был выполнен при его жизни на известной фреске в соборе святой Софии, часть фрески с портретами Ярослава и его жены Ингигерды утрачена, сохранилась лишь копия. Канонизирован РПЦ как благоверный князь. Память: 20 февраля/5 марта /4 марта в високосный год.

Антоний Печерский (983-1073) – основатель Киево-Печерского монастыря (1051) и монастыря в Чернигове (1069). Канонизирован РПЦ. Почитается как «начальник всех русских монахов». Именем Антония названы Ближние (Антониевы) пещеры Киево-Печерской лавры и пещеры черниговского Троице-Ильинского монастыря. Память преподобного Антония совершается: 10 (23) июля, 2 (15) сентября (вместе с преподобным Феодосием Печерским), 28 сентября (11 октября) (в составе Собора преподобных отцов Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих). Канонизирован РПЦ. Память 10/23 июля, 28 сентября/11 сентября.

Владимир Мономах (в крещ. Василий) (1053-1125) – великий князь Киевский, военачальник, писатель, мыслитель. Сын князя Всеволода Ярославича. Назван Мономахом по прозванию рода матери, предположительно дочери византийского императора Константина IX Мономаха. Заложил на реке Клязьме город-крепость Владимир (1108), будущую столицу Северо-Восточной Руси. По повелению Владимира Мономаха написана «Повесть временных лет» (1116-1117). Им написано «Поучение Мономаха», автобиографический рассказ о «Путях и ловах», Письмо к двоюродному брату Олегу Святославовичу и (предположительно) «Устав Владимира Всеволодовича). При нём заложен Георгиевский собор под Новгородом (1119-1129

Илларион (XI) – первый митрополит Киевский из русского духовенства (1051-1054). Святитель. Древнерусский писатель. Философ, проповедник, литератор. Автор «Слова о законе и благодати» (1049). Ему принадлежат также «Молитва», «Исповедание веры» и «Похвала Ярославу Мудрому». Считается основателем Киево-Печерского монастыря. Вместе с Ярославом Мудрым создавал первую русскую библиотеку при Софийском соборе и готовил свод законов Древней Руси, вошедшей в историю как «Русская правда» или «Правда Ярослава». Канонизирован РПЦ. Память 21 октября/3 ноября.

Григорий Печерский (?-1093) – преподобный, один из первых подвижников Киево-Печерской обители, был пострижен основателем обители Феодосием. Собиратель книг. Чудотворец. Мощи его почивают в Киево-Печерской лавре. Канонизирован РПЦ. Память 8/21 января.

Мстислав I Владимирович (во святом крещ. Феодор) (1076-1132) – великий князь Киевский, сын Владимира Мономаха. В Новгороде на Городище им был заложен храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы (1099). Специально для храма было переписано Евангелие, известное как «Мстиславово Евангелие». Канонизирован РПЦ. Память 15/28 апреля

Ростислав Мстиславич (во святом крещении Михаил) (?-1168) – благоверный князь Киевский и Смоленский. При нём в Смоленске были переданы Церкви Соборная гора вместе с собором и епархиальными зданиями, начато строительство кремля. Погребён в Фёдоровском монастыре в Киеве. Канонизирован РПЦ. Память 14/27 марта.

Климéнт Смолятич (?-после 1164) – митрополит Киевский (1147-1154). Мыслитель, церковный писатель, широко образованный для своего времени. Первый русский богослов. Известно «Послание, написано Климентом митрополитом русским, Фоме, пресвитеру, истолковано Афанасием мнихом», а также поучение «В субботу сыропустную память творим святых отець». И. Срезневский предположил, что Климент является автором произведения под заглавием: «Слово о любви Климово». Клименту принадлежат также ответы на вопросы Кирика Новгородца, сохранившиеся в изложении последнего. Упоминается в Ипатьевской летописи под 1147 г.

Предслава Святославна (в крещ. Евфросиния) (1100/04-1173) ‑ княгиня Полоцкая, вторая дочь князя Полоцкого Святослава Всеславича и княгини Софии Владимировны. Отличалась любовью к наукам, переводила античных и византийских авторов, основала в Полоцке женский монастырь и церковь Пресвятой Богородицы, открыв при ней мужскую обитель. В 1169 г. совершила путешествие по святым местам в Палестину. Канонизирована РПЦ.

Домид (конец XIII – нач. XIV) – псковский священник. Книгописец монастыря св. Пантелеймона. Переписчик Апостола-апракоса.

Кирилл (?-1230) – епископ Ростовский. Упоминается в Лаврентьевской летописи под 1216 г. Исследователи отмечают активное книгописание того времени. Предположительно, он сформировал значительную библиотеку, организовал перевод полной редакции Жития Нифонта Констанцского.

Максим (?-1305) – святитель, митрополит Киево-Владимирский и всея Руси (1283-1305). Перенёс митрополичью кафедру из Киева во Владимир. Автор «Правил о постах и хранении брака», где настаивал на обязательности церковного брака. Кроме Великого поста становил Апостольский, Успенский и Рождественский. Погребён в Успенском Владимирском соборе. Над местом погребения установлена позолоченная сень с надписью. На стене установлена Максимовская икона Божией матери, написанная в 1299 году по видению митрополиту Максиму. Канонизирован РПЦ. Память 6/19 декабря, 23 июня/6 июля.

Антоний Дымский (?-1224) ‑ преподобный, основатель монастыря на берегу Дымского озера близ Тихвина. По кончине тело преподобного Антония было погребено в устроенном им храме, с левой стороны. В 1330 году святые мощи преподобного Антония были обретены нетленными. В 1744 году над местом сокрытия святых мощей петербургским купцом Калитиным, исцеленным преподобным Антонием от продолжительной тяжелой болезни, была устроена деревянная золоченая гробница. В монастыре сохранялась тяжелая железная шапка, которую носил преподобный Антоний. Широкие поля шляпы прибиты к тулье толстыми гвоздями, которые давили подвижнику голову. Многие больные получали исцеления от возложения на голову этой шапки и от поклонения гробнице над святыми мощами преподобного Антония Дымского. Канонизирован РПЦ. Память 24 июня/7 июля.

Владимир Василькович (?-1288) – князь Волынский. В Ипатьевской летописи упоминается как широко образованный человек и книголюб. При нём велась Галицко-Волынская летопись.

Даниил Александрович (1261-1303) – великий князь Московский, сын Александра Ярославича Невского. Основатель в Москве Данилова (1282), Богоявленского (1296) монастырей и архиерейского дома на Крутицах и храма во имя св. Петра и Павла.  Канонизирован РПЦ. Память 4/17 марта и 30 августа/12 сентября.

Иван Данилович I Калита (ок. 1296-1340) – великий князь Московский (1328-1340). При нём возведены в Москве дубовый кремль, белокаменные Успенский и Архангельские соборы. Перевёл резиденцию митрополита из Владимира в Москву. Погребён в Архангельском соборе Кремля.

Сергий Радонежский (в миру Варфоломей) (ок. 1321-1391) – основатель и игумен Троице-Сергиева монастыря (ныне лавра). Ввёл общежитийный устав в русских монастырях. Поддерживал Дмитрия Донского, призывал к единению Руси. Канонизирован РПЦ. Память 25 сентября/8 октября, 5/18 июля, 23 мая/5 июня, 6/19 июля.

Василий I Дмитриевич (1371-1425) – великий князь Московский (1389-1425). В его правление утвердился обычай именоваться по родам вместо прозвищ. Древние славянские имена стали выходить из обихода. Летоисчисление началось с сентября месяца, а не с марта, как было традиционно на Руси. Русскую культуру прославили иконописцы Семён Чёрный, старец Прохор и Андрей Рублёв.

Ферапонт Белозерский (?-1426) – преподобный. Основатель монастыря в 12 верстах от Кириллова монастыря. Обитель Ферапонта была посвящена Рождеству Пресвятой Богородицы. Канонизирован РПЦ. Память 27 мая/9 июня, 27 декабря/9 января. Храм расписан иконописцем Дионисием. Его фрески в оригинале сохранились до наших дней. В советское время в монастыре располагался музей (как филиал Кирилло-Белозерского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника).

Кирилл Белозерский (1337-1427) – религиозный деятель, основатель Кирилло-Белозерского монастыря. Автор посланий, поучений и богословских сочинений. Канонизирован РПЦ. Память 9/22 июня, 6/19 июля. На месте монастыря в Белозерске ныне Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник.

Зосима Соловецкий (?-1478) – основатель обители на Соловецких островах (называлась Спасо-Никольской и жила по правилам общежитейского устава). Зосиму рукоположили в священный сан и назначили игуменом в 1452 г. Погребён в приготовленной им самим могиле.  Мощи святого были перенесены в придел храма, посвящённый во имя преподобных Зосимы и Савватия. Канонизирован РПЦ. Память 17/30 апреля и 8/21 августа.

Иов (?-1607) – святитель. Первый патриарх Московский и всея Руси. При нём печатались богослужебные книги. Были впервые изданы триодь Постная (1589), Триодь Цветная (1591), Минея Общая (1600) и др. Были прославлены русские святые Василий Блаженный, Иосиф Волоколамский, Гурий и Варсонофий Казанские, Роман Угличский и др. Занимался благотворительностью и храмостроительством. Были построены 12 храмов, Донской, Зачатьевский, Ивановский монастыри; во Владимирской епархии – Лукианова пустынь, в Вятской епархии – Богоявленский слободской монастырь. Строились церкви и монастыри в других епархиях. Погребён у западных дверей Успенского собора Старицкого монастыря. В 1652 г. его мощи перенесены в Москву и положены около гробницы патриарха Иоасафа. Канонизирован РПЦ. Память 19 июня/2 июля.

Иов Почаевский Железо (?-1651) – преподобный. Игумен Почаевской обители. Основатель Свято-Троицкого собора и шести церквей. В созданной им типографии печатал свои сочинения в защиту Православия. Его сочинение «Книга Иова Железа игумена Почаевского властию его рукою написанная» издана в 1880 г. под название «Почаевская пчела». Типография Иова была вывезена архимандритом Виталием (Максименко) из России в США и продолжает существовать в Свято-Троицком монастыре. Канонизирован РПЦ. Память 28 октября/10 ноября, 10/23 августа.

Ушаков Симон Фёдорович (1626-1686) – живописец, гравёр.  Руководитель живописной мастерской Оружейной палаты в Москве, той самой, которая стала в 1806 году музеем под названием «Оружейная палата». Автор трактата об иконописи «Слово к люботщательному иконного писания».

Владимиров Иосиф (?-после 1664) – живописец, последователь С. Ушакова, иконописец оружейной палаты. Расписывал Успенский и Архангельский соборы Московского Кремля. Автор трактата о живописи «Послание некоего изуграфа Иосифа…».

Репнин (Репнин-Оболенский) Борис Александрович († 1670) — князь, боярин, гос. деятель и дипломат, воевода. Кроме различных государственных должностей возглавлял Золотую, Серебряную и Оружейную палаты, коллекции которых составили основу музея «Оружейная палата», открытого в 1806 г. (ныне в составе историко-архитектурного музея-заповедника «Московский Кремль».

Никон (светское имя Минов Никита) (1605-1681) – патриарх Московский и Всея Руси. Провёл церковные реформы, вызвавшие раскол в русском православии. Покровитель церковного строительства, печатного дела. Автор полемических сочинений. Инициатор возведения Ново-Иерусалимского монастыря.

Бéзмин Иван Артемьевич (?-ок. 1696) – иконописец, автор живописных работ в Теремном дворце Московского кремля. Возглавлял живописную мастерскую Оружейной палаты. За искусство пожалован в дворяне.

Голицын Василий Васильевич (1643-1714) – князь, фаворит правительницы Софьи Алексеевны, служил при дворе царя Алексея Михайловича. Собранную им богатейшую библиотеку передал Славяно-греко-латинской академии. Привлекал талантливых иностранцев в Россию. Сторонник обучения боярских детей и повышения их образования за границей.

Толстой Пётр Андреевич (1645–1729) — гос. деятель и дипломат, сподвижник Петра Великого, родоначальник графской отрасли рода Толстых. Его потомками в мужском колене являются писатели Алексей Константинович и Лев Николаевич Толстые, художник Фёдор Петрович Толстой и многие другие знаменитые деятели. Наследие П. А. Толстого составляют дневник заграничного путешествия (1697–1699) и описание Чёрного моря (1706). Коллекционер, в т.ч. собиратель скульптур, украшавших его дворцовую усадьбу.

Апраксин Фёдор Матвеевич (1661-1728) – граф, сподвижник Петра I, генерал-адмирал, президент Адмиралтейств-коллегии, член Верховного тайного совета, владелец усадьбы. Коллекционер, в собрании которого находились портреты русских государей, голландские пейзажи и др. Картины приобретались в Италии, Голландии и других европейских странах. В его честь установлен памятник в Выборге. Погребён в Златоустовском монастыре в Москве. Его именем названы переулок в Петербурге и набережная в Воронеже. Один из броненосцев береговой охраны известен под именем «Генерал-адмирал Апраксин». Его образ воплощён в кинофильмах «Россия молодая», «Тайны дворцовых переворотов», «Пётр I. Завещание».

Голицын Дмитрий Михайлович (1665-1737) – князь, гос. деятель, библиофил, коллекционер. Один из организаторов Верховного тайного совета. Составитель «кондиций», ограничивающих власть императрицы Анны Иоановны. После провала «верховников» подвергся опале (1730). В 1736 г. заключён в Шлиссельбургскую крепость. Жил в подмосковной усадьбе Архангельское.  Владелец обширной коллекции картин и книжного собрания, в составе которого было свыше трёх тысяч томов. После ареста его имущество было конфисковано. 20 сундуков с книгами были отправлены в Канцелярию конфискации. При Елизавете Петровне часть книг была возвращена его сыну. Позднее часть коллекции из 200 рукописных книг поступила в Императорскую публичную библиотеку. Отдельные рукописи князя хранятся ЛОИИ, РГАДА, ОР РГБ, ОР НГБ, РГИА, РАН

Матвеев Андрей Артамонович (1666-1728) – граф, гос. деятель, дипломат, сподвижник Петра I. Один из первых русских мемуаристов, автор «Дневника неофициальной миссии ко французскому двору» (1705-1706). Переводчик «Анналов» Барония. Обладал библиотекой, состоявшей из более чем тысячи книг, привезённых им из-за границы. Из этого книжного собрания известны по названиям 136 рукописей и 766 печатных книг Похоронен рядом с отцом в московской церкви Николая в Столпах. Над могилой установлен памятнику в виде избы с высокой тесовой крышей.

Волынский Артемий Петрович (1689-1740) – гос.  деятель, дипломат. Противник «бироновщины». Глава дворянского кружка, составлявшего проект государственного переустройства. Обладатель коллекций, в т.ч. крупного нумизматического собрания. Казнён. Похоронен в Сампсониевском соборе Санкт-Петербурга. Над могилой (где он был захоронен вместе с Хрущёвым и Еропкиным) его детьми был установлен памятник. В 1886 г. по инициативе М. И. Семевского на пожертвования частных лиц на этом месте был установлен новый памятник.

Брюс Яков Владимирович (1670-1735) – сподвижник Петра I, генерал-фельдмаршал, переводчик, учёный в области математики, физики, астрономии, картографии, коллекционер. Ведал Московской гражданской типографией. Своё книжное собрание, картину. Галерею, коллекции минералов, монет и всякого рода «куриозы» завещал Петербургской АН. Проживал в подмосковной усадьбе Глинки, где занимался науками. Выезжал для наблюдений и опытов в обсерваторию, которая располагалась в Сухаревой башне в Москве. За сверхъестественные познания в народе прозвали его чернокнижников и колдуном. Его именем назван гражданский календарь 1709-1715 гг. Коллекции Брюса по его завещанию передано в петербургскую кунсткамеру (1735).

Пётр I (1672-1725) – русский царь (с 1682), император (с 1721). При его правлении создана Академия наук, многие учебные заведения, проведены в жизнь указы, способствующие развитию науки, культуры и образования; открыты Модель-камера (1709 ‑ будущий Военно-морской музей) и Кунсткамера (1714В России и за её пределами в качестве музеев открыты домики Петра I, где, по преданиям, останавливался монарх.

Меньшиков Александр Данилович (1673-1729) – светлейший князь, гос.  деятель, сподвижник Петра I. В коллекции князя насчитывалось более 140 полотен живописи, хранившихся в его домах и резиденциях, в т.ч. в Ораниенбауме. В его резиденции на Васильевском острове в Петербурге были картины батальной живописи, в т.ч. с изображением Полтавской битвы. В его доме в Нарве выставлялись портреты Петра I и европейских государей. Как коллекционер собрал большую нумизматическую коллекцию. Его коллекции были конфискованы (1727-1728) и позднее вошли в состав императорского собрания. Статуи из его коллекции украсили Летний сад.

Одόевский Василий Юрьевич (1672-1752) — руководитель Оружейной палаты и Конюшенной казны. В 1727 г. вместе со стольником Афанасием Савеловым Одоевскому было поручено произвести опись всего имеющегося в московской Оружейной палате, на конюшенных и казенных дворах и в Мастерской палате. После коронования Петра II Одоевскому были сданы на хранение императорская корона и регалии.

Кологривов Юрий Иванович (1680-е‑1754) ‑ архитектор, коллекционер, автор книг по архитектуре, скульптуре и живописи. Камергер (1718). Находился в свите Петра I в заграничном путешествии 1716-1717 гг. Агент по закупке художественных произведений (1716-1719). Архитектор в усадьбе П. В. Шереметева Кусково. Создатель скульптурной галереи в Санкт-Петербурге – впервые решил концептуально не как украшение для дворцов, а как самостоятельное произведение искусства, хотя полностью не реализованное, часть скульптур установлено в Летнем саду.

Остерман Андрей Иванович (1686-1747) – граф, гос.  деятель, дипломат. Член Верховного тайного совета. Сослан Елизаветой Петровной в Берёзов (1741). Сформированные им коллекции, в т.ч. нумизматические, были конфискованы и поступили в Кунсткамеру. Коллекция нумизматики имела свой каталог.

Шумахер Иоганн Даниэль (1690-1761) ‑ библиотекарь Санкт-Петербургской Академии наук (АН). На русской службе с 1714 г. Направлен в Европу для освоения опыта сохранения культурного наследия. Секретарь Медицинской канцелярии. Секретарь президента АН Блюментроста. Заведующий делами АН (1728-1730). Составил описание Палат АН, Кунсткамеры и библиотеки АН. Составил первый отечественный музейный каталог Кунсткамеры (1723-1727).

Анна Иоановна (1693-1740) – императрица (1730-1740). Её коллекцию живописи составила портретная галерея членов царской семьи.

Татищев Алексей Данилович (1697–1760) — генерал-аншеф, Действ. камергер, сенатор. Инициатор постройки Ледяного дома зимой 1740 г. для проведения в нём свадьбы шута-князя Голицына и придворной калмычки Бужениновой. В ледяном доме была устроена своеобразная этнографическая выставка, на которой были представлены супружеские пáры вотяков, калмыков, остяков, самоедов, татар, черемис и других народностей в национальных костюмах с оружием и музыкальными инструментами.

Апраксин Степан Фёдорович (1702-1758) – генерал-фельдмаршал, главнокомандующий русской армией в ходе Семилетней войны (1756-1763), владелец усадьбы Ольгово под Москвой (восстановлена как музей). Значительная часть из коллекции усадьбы Ольгово находится в Музее-заповеднике «Дмитровский кремль».

Бецкой Иван Иванович (1704-1795) – общественный деятель. Президент АХ. Сформировал коллекции живописи, рисунков, скульптуры и гемм. Был чтецом у Екатерины II. На установленном на его могиле памятнике надпись гласит: «Что заслужил при жизни, то обрёл вовеки».

Головкин Михаил Гавриилович (1705-1775) – гос. деятель, вице-канцлер по внутренним делам. Главный директор Монетной канцелярии в Москве и канцлер Монетного управления. Коллекционер-нумизмат. Общался с медальерами, контролировал изготовление памятных медалей.

Миллер Герард Фридрих (1705-1783) ‑ историк, археограф. Обрабатывал архив АН. Автор идеи централизации архивов. Академик АН (1748). В ходе экспедиции АН обследовал и описал архивы более 20 городов Сибири. Собрал коллекцию копийных документов по русской истории. Издал книги «История Сибири», «Степенная книга», «Происхождение народа и имени российского». Автор программы собирания и изучения памятников (анкеты, инструкции). Подготовил инструкции для С. П. Крашенинникова и других путешественников-исследователей. Разработал программу полевых географических, исторических и археологических исследований.

Елизавета Петровна (1709-1761) – императрица (с 1741). Дочь Петра I. При ней начинается французское влияние в области культуры и просвещения. Восстанавливала коллекции, произведения садово-паркового искусства, утраченные во время правления Анны Иоановны.

Разумовский Алексей Григорьевич (при рождении Розум) (1709–1771) — граф, генерал-фельдмаршал, один из фаворитов Елизаветы Петровны. Старший брат К. Г. Разумовского. Владелец подмосковной усадьбы с ботаническим садом Горенки, Знаменской мызы на Южном побережье Финского залива. Коллекционер книг по ботанике. В родном селе Лемеши построил церковь, сохранившуюся до наших дней. Первый хозяин Аничкова дворца в Петербурге.

Штелин Якоб (1709-1785) ‑ литератор, знаток искусства, профессор красноречия и поэзии АН (1737). На русской службе с 1735 г. Заведующий Гравировальной палатой Петербургской АН (1738). Составитель каталога библиотеки АН. Описал архив АН. Собрал коллекции картин, монет, медалей. Автор первой Истории русского искусства в коллекциях. Автор Записок об отечественной истории музейного дела (1754-1781).

Демидов Прокопий Акинфиевич (1710-1788) – предприниматель из династии Демидовых. Основатель первого в России Демидовского коммерческого училища в Москве (1772). Меценат и благотворитель, поклонник садоводства, основатель Нескучного сада. Основал в Москве Демидовское коммерческое училище (1772), делал многотысячные пожертвования на Московский университет, вносил миллионные вклады в строительство Московского воспитательного дома, членом опекунского совета которого состоял. Собранный гербарий растений передал Московскому университету. Академик Паллас составил Каталог этих растений.

Крашенинников Степан Петрович (1711-1755) – путешественник, исследователь Сибири и Камчатки. Автор «Описания земли Камчатки». Академик Петербургской АН (1750). Противник норманнской теории образования Руси. Сподвижник М. В. Ломоносова. Русский ботаник, этнограф, географ, путешественник, исследователь Сибири и Камчатки.

Аргамаков Алексей Михайлович (1711-1757) ‑ член комиссии по пересмотру законов Российской империи. Первый директор Московского университета (1755-1757). Один из основателей масонства в России. Автор проекта преобразования Оружейной палаты в музей (1755) (реализован в 1806). В докладе Сенату он ставил вопрос о необходимости составления новой описи Палаты и предлагал построить новое здание Оружейной палаты.

Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765) ‑ выдающийся русский учёный-энциклопедист, естествоиспытатель, поэт. Автор фундаментального проекта исследования минеральных ресурсов (1763). Автор программ по исследованию края, основатель отечественного краеведения. Основатель Московского университета (1755). Возродил искусство мозаики и производство смальты. Создал с учениками мозаичные картины («Полтавская битва», портреты Петра I, П. И. Шувалова и др.). Заложил основы русского литературного языка.

Шереметев Пётр Борисович (1713–1788) — граф, генерал-аншеф (1760), обер-камергер, сенатор, московский губернский предводитель дворянства, сын фельдмаршала Б. П. Шереметева. Коллекционер. Основатель балетной и живописной школы, своего театра с труппой из крепостных крестьян, которые выступали со спектаклями в театральных залах Москвы и в своей подмосковной усадьбе Кусково. Издал переписку своего отца с Петром Великим. Вместе с отцом формировал картинную галерею портретов. Каталоги живописной коллекции и мюнцкабинета Шереметевых составил крепостной библиотекарь В. Вороблевский. Ныне его имение – Музей-усадьба Кусково.

Неелов Василий Иванович (1721/22-1782) – архитектор, мастер раннего русского классицизма. Проектировал пейзажный «Английский сад», «Адмиралтейство» в Царском селе. Представитель раннего классицизма и романтизма. Один из первых создателей пейзажных парков в России. Служил придворным архитектором Царского Села, состоял при Франческо Растрелли во время постройки Большого Екатерининского дворца. Автор альбомов планов и фасадов сооружений Царского Села («Нееловские альбомы»).

Котельников Семён Кириллович (1723-1806) – музейный деятель, математик. Академик Петербургской АН (1756). Профессор высшей математики АН. Директор Петербургской Кунсткамеры (1771-1797). При нём упорядочен учёт музейных коллекций и их описание, экспозиция стала общедоступной, введены бесплатные билеты.

Шувалов Иван Иванович (1727–1797) — гос.  деятель, генерал-адъютант (1760), фаворит императрицы Елизаветы I Петровны, меценат, основатель Московского университета и Петербургской Академии художеств. Член Российской академии (1783), один из создателей Академического словаря. Коллекционер произведений искусства. Впоследствии передал свою коллекцию Академии художеств и Эрмитажу. По его распоряжению для АХ были сняты копии лучших статуй, хранившихся в Риме, Флоренции, Неаполе. В доме И. И. Шувалова собирались Е. Дашкова, П. Завадовский, Г. Державин, Д. Фонвизин, М. Херасков и др. Вместе с Е. Дашковой издавал журнал «Собеседник любителей российского слова».

Пётр III Фёдорович (1728-1762) – император (1761-1762). Руководил постройкой Зимнего дворца. Основал картинную галерею в Ораниенбауме. В его коллекции живописи насчитывалось более 450 полотен.

Екатерина II (урожд. Софья Фредерика Августа Анхальт Цербстская) (1729-1796) – императрица (1762-1796). При ней началось создание Эрмитажа, организована мастерская по изготовлению слепков. Собрала богатейшую коллекцию гемм, приобрела для АН архив астронома И. Кеплера, закупила книжные собрания Вольтера, Д. Дидро, А. Ф. Бюшинга, Г. Ф. Миллера, М. М. Щербатова, открыла доступ исследователям в гос. архивы. За успешную работу в Петербургской кунсткамере золотыми медалями были отмечены Р. С. Паллас, Э. Г. Лаксман, Л. Бакмейстер. По инициативе Е. Дашковой учредила Российскую академию (1783). Проводила политику просвещённого абсолютизма.

Кличка Франц Николаевич (1730-1786/89) ‑ иркутский гражданский губернатор. Автор 2-го музейного проекта Музея в Иркутске (1782) – «Предуведомление» и «Правила, по коим смотритель над книгохранительницею и желающия сограждане пользоваться чтением книг поступать непременно обязаны» для посетителей о приёмах работы с публикой.

Строганов Александр Сергеевич (1733-1811) ‑ граф, гос. деятель. Коллекционер, сын коллекционера барокко С. Г. Строганова. Директор Императорской библиотеки. Президент Академии художеств (1801). Основатель одной из крупнейших картинных галерей, для которой было построено специальное здание. Галерея была доступна для публики. Ныне коллекции в Эрмитаже и ГМИИ. Публика могла свободно посещать сад со скульптурными композициями дачи А. С. Строганова на Чёрной речке. Издатель первого печатного Каталога художественных коллекций (1793). Опубликовал альбом гравюр с лучших картин своей коллекции.

Орлов Григорий Григорьевич (1734–1783) — граф, князь, фаворит императрицы Екатерины II, основатель Гатчинского дворцово-паркового ансамбля и Мраморного дворца. Владелец коллекций живописи, нумизматики и скульптуры. В его естественнонаучном кабинете хранились минералы, цветы и различные представители животного мира. По настоянию Е. Р. Дашковой естественнонаучный кабинет был передан в музей Академии наук. Покровительствовал М. В. Ломоносову и Д. Фонвизину, вёл переписку с Ж.-Ж. Руссо. Первый президент ВЭО.

Орлов-Чесменский Алексей Григорьевич (1737-1808) — граф, военный и гос. деятель, генерал-аншеф (1769), сподвижник Екатерины II, владелец и благоустроитель усадьбы Нескучное. Первый председатель Вольного экономического общества. В 1774 году он привёз в Москву из Валахии первую цыганскую капеллу, которая положила начало профессиональному цыганскому исполнительству в России, существенно повлиявшему на развитие русской народной музыкальной и романсовой культуры.

Демидов Павел Григорьевич (1738-1821) – предприниматель из династии Демидовых. Учёный-натуралист и химик-металлург. Основатель Демидовского юридического лицея в Ярославле (1803). Собрал коллекцию по натуральной истории и сформировал крупную библиотеку, которые передал Московскому университету (1803), в котором было выделено три Демидовских зала для их размещения (коллекции насекомых, минералов, рукописи и книги). В 1806 г. передал собрание монет и медалей, а также свой личный архив. Благодаря коллекциям П. Г. Демидова университетский Музей натуральной истории стал одним из крупнейших в мире. Пожертвовал 300 тысяч рублей на университетское образование (1803), а также вложил свой капитал в развитие университетского музея. Почти всё собрание музея сгорело во время великого пожара 1812 г.

Паллàс Пётр Симон (1741-1811) ‑ естествоиспытатель и путешественник. Профессор натуральной истории АН (1767). Участник Оренбургской экспедиции И. А. Лепехина (1768-1772). Организатор экспедиций Петербургской АН (1768-1774) в центральные области России, районы Нижнего Поволжья, Прикаспия, Южной Сибири. Автор книги «Путешествие по различным провинциям Российского государства» в 3-х т. (1773-1778), а также работ по зоологии и палеонтологии. Автор каталога растений ботанического сада П. А. Демидова в Москве (1781). Совместно с С. Г. Гмелиным (на основе дневников Д. Г. Мессершмидта и инструкций Г. Ф. Миллера) разработал программу исследований «Дорожные планы» (1767-1768).

Шубин Федот Иванович (1740-1805) – скульптор, представитель классицизма. Выпускник АХ с большой золотой медалью. Мастер портретной пластики. Шубин работал в основном с мрамором, очень редко обращался к бронзе Автор галереи скульптурных.

Дашкова Екатерина Романовна (1744-1810) – княгиня, деятель русской культуры. Президент Российской академии и директор Петербургской АН (1763-1806). По её инициативе Российская академия выпустил толковый словарь русского языка в 6 частях. Основательница журналов «Собеседник любителей российского слова» (1783-1796) и «Новые ежемесячные сочинения» (1786-1796). Инициатор создания «Словаря Академии Российской» в шести частях (1789-1794).

Мусин-Пушкин Алексей Иванович (1744-1817) – граф, гос. деятель, историк, археограф. Член Российской академии (1789). Президент АХ (1794-1799). Коллекционер. Сформировал собрание памятников русской истории, в составе которого были «Лаврентьевская летопись», список «Русской правды», «Поучение Владимира Мономаха», «Книга Велеса» и др. Успел издать «Книгу Большому чертежу», «Русскую правду», «Слово о полку Игореве» и др. Его обширная библиотека сгорела в московском пожаре 1812 года.

Безбородко Александр Андреевич (1747-1799) – светлейший князь, гос. деятель, дипломат, секретарь Екатерины II. Просвещённый меценат, отличался художественным вкусом. Обладатель одной из лучших в России коллекций картин. Рукописный каталог его коллекции составил сотрудник Эрмитажа И. Гауф.

Юсупов Николай Борисович (1750–1831) — князь, гос.  деятель, дипломат (1783-1789), любитель искусства, известный коллекционер и меценат, владелец усадьбы Архангельское, главноуправляющий Оружейной палатой и Экспедицией кремлёвского строения, директор Императорских театров (1791-1796), директор Эрмитажа (1797). Во время заграничных путешествий приобрёл редкие коллекционные книги, картины и рисунки. Тематикой его собирательства были античность и современное искусство. Свою усадьбу Архангельское под Москвой превратил в образец дворцово-паркового ансамбля. В составе музейного собрания живописные полотна (свыше 600), книги (свыше 20 тыс.), а также скульптура, произведения прикладного искусства, фарфора.

Шереметев Николай Петрович (1751-1809) – граф. Сын П. Б. Шереметева. Владелец усадеб Кусково и Останкино с театрами и театральными труппами из крепостных. Театрал и меценат, коллекционер и покровитель искусств. Директор императорских театров (1799).

Павел I (1754-1801) – император (1796-1801), сын Петра III и Екатерины. Построил Михайловский дворец, названный в честь архангела Михаила. Будучи великим князем, получил дворец в Гатчине и коллекцию живописи графа Г. Г. Орлова и расширил её во время заграничных путешествий. Будучи императором, пополнял коллекции Павловского дворца, Михайловского замка и Эрмитажа.

Румянцев Николай Петрович (1754-1826) ‑ граф, гос. деятель, просветитель, меценат, коллекционер. Финансировал кругосветное плавание И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского и несколько других экспедиций. Собиратель и издатель на собственные средства ист. сочинений (более 30). Почётный член Московского, Виленского, Краковского, Казанского университетов, Московского ОИДР, Петербургской АН. Содействовал археологическим изысканиям. Объединил группу историков, архивистов, археографов, получившую название «Румянцевский кружок». Основал «Комиссию печатания государственных грамот и договоров». Финансировал археографические экспедиции и публикацию документов. Его коллекции составили основу Румянцевского музея.

Толстой Фёдор Андреевич (1758-1849) – граф, коллекционер, библиофил. Сформировал собрание рукописей и старопечатных книг, в составе которого было свыше тысячи памятников древнерусской письменности. Описание и каталог собрания выполняли П. М. Строев и К. Ф. Калайдович. Кроме рукописей в его собрании был мюнцкабинет с русскими монетами и медалями. Библиотека и рукописи были им проданы Императорской публичной библиотеке.

Оленин Алексей Николаевич (1763/64-1843) – историк, археограф, палеограф, лексикограф, художник-любитель. Почётный член, затем президент АХ. Директор Императорской публичной библиотеки. Хозяин литературно-художественного салона, где бывали Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, О. А. Кипренский, А. Г. Венецианов и др. Он передал Академии художеств свою коллекцию оружия, вошедшей в состав созданной им Рюсткамеры. Сюда наведывались художники и скульпторы, создававшие произведения на историческую тему.

Карабанов (Корабанов) Павел Фёдорович (1767-1851) – военнослужащий, коллекционер. Создатель одной из крупнейших частных коллекций, которую М. П. Погодин называл «второй Оружейной палатой». В её состав входили предметы декоративно-прикладного искусства, (в т.ч. происхождением из царского двора), коллекция медалей и монет, портреты и гравюры (ок. 3 тыс. листов), рукописи (в т.ч. столбцы XVII в.) и др. Его коллекции составили Русский музей Карабанова, доступный для посетителей. По завещанию все коллекции были переданы в Эрмитаж, Оружейную палату, Императорскую публичную библиотеку, архив Министерства юстиции (ныне РГАДА). Часть рукописей была передана Кашинскому Клобукову монастырю.

Аделунг Фёдор (Фридрих) Павлович (1768-1843) ‑ историк, библиограф. С 1794 в России. Цензор и директор немецкого театра в Петербурге (1800), член-кор. Петербургской АН (1809). Директор Института восточных языков при МИД (1824). Автор работ по археологии и истории России. Принимал участие в создании Румянцевского музея. В 1817 г. подготовил «Предложение об учреждении Русского Национального Музея». Музей, по его мысли, должен был содействовать сохранению и изучению памятников отечественной истории и способствовать просвещению. Предполагалось разделение предметов на 4 класса – группировка их по профильным группам: Литература и искусство, Памятники, Этнографические собрания, Произведения Природы и искусства. К памятникам отнесены оружие, археология, нумизматика, ранее считавшиеся древностями. Разработал: Средства для составления музея, Управление Музея, Помещение Музея и Употребление Музея.

Демидов Николай Никитич (1773-1828) – предприниматель из династии Демидовых, сын Никиты Акинфиевича. Меценат. Основатель художественного музея и картинной галереи во Флоренции, где за основание школы и приюта установлен памятник на площади, носящей его имя. Известен своей благотворительной деятельностью. Свой дом в Москве пожертвовал для дома трудолюбия и дал сто тысяч рублей на его перестройку Городскую усадьбу в Москве перестроил под дом трудолюбия (ныне Московский государственный областной университет). Московскому университету подарил весьма ценную коллекцию редкостей, состоявшую более чем из 3000 экземпляров редких минералов, раковин, чучел животных и пр., и этим пожертвованием положил основание новому музею по естественной истории.

Фролов Пётр Козьмич (1775-1839) – горный инженер, музейный деятель, коллекционер. Собиратель древностей, русских и восточных рукописей, картин, предметов декоративно-прикладного искусства и этнографии. Собрание рукописей и книг продал Публичной библиотеке в Петербурге. Один из основателей музея в Барнауле (1823). По его заказу для музея были изготовлены модели, в т.ч. паровой машины И. И. Глазунова.

Уткин Николай Иванович (1780-1863) – гравёр, музейный деятель. Мастер русской портретной гравюры. иллюстраций виньеток, воспроизведения картин. Хранитель гравюр в Эрмитаже (1817–1860) и смотритель Музея Академии художеств (1841–1854).

Вихман Бурхард Генрих (1786-1822) ‑ историк, коллекционер, музеевед. Секретарь и библиотекарь графа Н. П. Румянцева, член Румянцевского кружка. Составил значительную коллекцию книг и рукописей по истории России (предполагалась для Российского Отечественного музея, передана в библиотеку Главного Штаба). Его проект Российского Отечественного музея опубликован сначала на немецком языке (1820), затем на русском в «Сыне Отечества» (1821). Это был проект комплексного национального музея. Предполагалось 2 главных отдела: предуведомительный (рукописи, исторические документы, национальная библиотека, исторические памятники) и действующий (прообраз современного научного отдела – сохранение, собирание, изучение, распространение знаний). Музей предполагалось дополнить портретной галереей ист. деятелей и галереей русских икон. Его проект был частично воплощён в создании Румянцевского музея. Часть его коллекций передана библиотеке Главного штаба в Петербурге.

Уваров Сергей Семёнович (1786–1855) — граф, гос. деятель, министр народного просвещения (1833-1849). Член Российской академии (1831), почётный член (1811) и президент (1818–1855) Петербургской академии наук. Наиболее известен как разработчик идеологии официальной народности (самодержавие-православие-народность). Основатель частного ботанического сада и музея, доступного для осмотра, в подмосковном имении Уваровка. В его собрании были также библиотека, мраморные бюсты исторических личностей. Состав коллекций был опубликован в «Указателе Порецкого музеума для посетителей» (1853).

Вигель Филипп Филиппович (1786-1856) – литератор, библиофил, мемуарист. Общался с А. С. Пушкиным, И. А. Крыловым, н. М. Карамзиным, Н. В. Гоголем, П. А. Вяземским. Автор «Записок» о дворянском обществе и его быте в первой трети XIX века. Коллекционер портретов русских деятелей. Свою портретную галерею, составлявшую 415 гравюр и литографий, коллекцию графики и библиотеку (свыше двух тысяч томов) передал Московскому университету.

Свиньин Павел Петрович (1787-1839) ‑ литератор, художник, коллекционер. Один из первых краеведов России и основателей Общества поощрения художников в Петербурге (1820). Академик АХ (1811). Путешествовал по Америке и России, оставил описание событий, воспоминания, собирал статистические и исторические сведения, делал зарисовки. Автор очерков о российских памятниках и достопримечательностях. Издатель журнала «Отечественные записки» (1818-1830). Сформировал собственную коллекцию произведений искусства, рукописей, ист. документов, нумизматики, составившую позднее «Русский музеум» Павла Свиньина. Автор не реализованного проекта Отечественного музея в Петербурге. Составил «Краткую опись предметам, составляющим русский музеум Павла Свиньина». Архив хранится в ЦГАЛИ, ГПБ и в Костромской обл. библиотеке.

Стевен Христиан Христианович (1787-1863) ‑ учёный-ботаник, коллекционер, доктор медицины, инспектор шелководства на Кавказе (1800-1807). Составил гербарии с коллекциями бабочек и жуков. Главный инспектор шелководства (1826-1851) (с 1846 – сельского хозяйства) Юга России. Почётный член АН и всех университетов, член Российского общества испытателей природы. В 1822 г. энтомологические коллекции передал Московскому университету. Дублеты его гербариев хранятся во многих европейских музеях. Автор «Плана Экономо-Ботаническому саду на южном берегу Тавриды под деревнею Никитою» (1813), утверждённого губернатором Ришелье. Его проект предвосхитил тип ботанических садов. Создал первый в России акклиматизационный Ботанический сад в (1820) (южный берег Тавриды).

Стемпковский Иван Алексеевич (1789-1832) ‑ археолог, исследователь Крыма, коллекционер. Керченский градоначальник (1829-1832). Участник экспедиций (организованных Э. О. Ришелье) по систематическому изучению памятников Северного Причерноморья. Организатор музеев в Одессе (1825) и Керчи (1826). Коллекционер, нумизматическая коллекция которого находится в Эрмитаже. Автор работ по археологии и древностям Крыма, в т. ч. Сочинения «Мысли относительно изыскания древностей в Новороссийском крае».

Чертков Александр Дмитриевич (1789-1858) – археолог, историк русской литературы, библиофил, нумизмат. Коллекционер древних рукописей. Сотрудничал в музеях и библиотеках. Подготовил описание своего книжного собрания «Всеобщая библиотека России». Его библиотека и собрание рукописей переданы в исторический музей. Книги затем были переданы в ГПИБ (1938). Систематический каталог монет на основе коллекций А. Д. Черткова стал основным пособием для нумизматов.

Елагина Авдотья Петровна (урождённая Юшкова, по первому браку Киреевская) (1789-1877) – просветитель, коллекционер литературы, переводчик. Хозяйка знаменитого в Москве общественно-литературного салона, племянница В. А. Жуковского, мать И. В. и П. В. Киреевских. На литературных встречах в её салоне бывали А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, П. Я. Чаадаев, А. И. Герцен, А. С. Хомяков, К. Д. Кавелин, И. С. Тургенев, С. Т., К. С. и И. С. Аксаковы и др. Дом Елагиных у Красных ворот был центром культурной жизни своего времени.

Волконская Зинаида Александровна (1792-1862) ‑ княгиня, писательница, коллекционер, общественный деятель. Жена декабриста С. Г. Волконского. Хозяйка литературно-художественного салона в Москве, ставшего интеллектуальным центром столицы, который посещали В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, Д. В. Веневитинов, С. П. Шевырёв и др. Автор музыкальных и литературных сочинений. Инициатор создания русского общества для устройства национального музея. В её «Проэкте эстетическаго музея при Императорском Московском университете» предполагалось 9 отделений в соответствии с историческим порядком: 1- Египет и Этруски, 2 – Греческое искусство, 3- Олимп, 4 – Скульптура, 5 – Портреты и бюсты, 6 – Христианское искусство, 7 – Насильственные, искривлённые формы, век Бернини, 8 – Возрождение, 9. – архитектурные модели.

Бэр Карл Максимович (1792-1876) ‑ биолог, основатель антропологии и современной эмбриологии в России. Академик Петербургской АН. Систематизировал библиотеку АН в соответствии с разработанной им научной классификацией. Участник экспедиций на Новую Землю, в Лапландию, на Каспийское, Балтийское и Азовское моря. Один из основателей Этнографического отделения Географического общества (1845). Инициатор и руководитель кабинета и музея по сравнительной анатомии АН (1846). Автор проекта организации археологических и этнографических экспедиций и инструкций для них (1864). Автор работ: «Нечто об изучении естественных произведений своего отечества. Музей в Астрахани» и «О собирании доист. древностей России для этнографического музея» (совм. с А. А. Шифнером)

Прянишников Фёдор Иванович (1793-1867) – коллекционер. Почётный член императорской публичной библиотеки (1852), которой передал свою библиотеку и рукописи. Член общества поощрения художников, основу созданного при нём музея составили коллекции Ф. И. Прянишникова. В его собрании были произведения В. Л. Боровиковского, Ф. А. Бруни, К. П. Брюллова, А. Г. Венецианова, О. А. Кипренского, А. П. Лосенко, Ф. М. Матвеева, В. А. Тропинина, П. А. Федотова и др. Его коллекция была куплена Александром III и передана Московскому публичному Румянцевскому музею. Собрание рукописей было передано его вдовой в дар Публичной библиотеке. Части библиотеки распределены между библиотеками в Белграде, Одессе, Симбирске, Белёве и Румянцевского музея.

Вильегорский Матвей Юрьевич (1794-1866) – граф, виолончелист, коллекционер. Один из руководителей Симфонического и Концертного обществ в Петербурге. Один из первых директоров Императорского русского музыкального общества. Оставил по завещанию Петербургской консерватории библиотеку и коллекцию музыкальных инструментов.

Строганов Сергей Григорьевич (1794-1882) ‑ граф, гос. деятель. Археолог, меценат. Председатель Московского общества истории и древностей российских (1837-1874) и Археологической комиссии (1859). Почётный член Императорского исторического общества. Основатель Строгановского училища в Москве (1825). Коллекционер русских монет и икон. Автор сочинений «Древности российского государства», «Дмитриевский собор во Владимире-на-Клязьме» и др. После национализации (1918) на основе его собрания был открыт музей, располагавшийся в Строгановском дворце в Петербурге. После ликвидации музея собрание разошлось по разным музеям (Эрмитаж, ГРМ, ГТГ и ГМИИ).

Тюрин Евграф Дмитриевич (1795/96-1875) ‑ архитектор, коллекционер. Участник восстановления Московского Кремля после пожара 1812 г. Занимался перестройкой здания Московского университета. Автор проектов нового Коломенского дворца, Богоявленского собора в Елохове. Автор каталога его коллекции с 415 произведениями живописи (1856). В 1840 г. выступил инициатором книги отзывов посетителей галереи. Автор отклонённого проекта создания на основе его коллекции Музея изящных искусств в Москве: «Объяснение для обоснования публичной картинной галереи в Москве». Для размещения галереи спроектировал и построил дом на Знаменке.

Зан Тамаш (Фома) Карлович (1796-1855) – музейный деятель, писатель, просветитель, коллекционер. Устроитель музеума при Неплюевском военном училище в Оренбурге (1831). Директор музея в Оренбурге. Собиратель естественнонаучных и нумизматических коллекций. Автор сочинений «О минералогическом и растительном богатстве Южного Урала», «О методах и способах создания предполагаемого музеума в Оренбурге». В Белоруссии (с 1841) изучал местный фольклор, занимался литературной деятельностью.

Бруни Фёдор (Фиделио) Антонович (1799-1875) – музейный деятель, живописец. Хранитель картинной галереи Эрмитажа. Ректор Петербургской АХ.

Сенковский Осип (Юлиан) Семёнович (1800-1858) – писатель, востоковед, редактор, журналист, полиглот. Коллекционер.

Погодин Михаил Петрович (1800-1875) – историк, писатель-беллетрист, журналист, публицист, коллекционер. Сторонник славянофилов. Пропагандист идеи славянского единства. Его «Древлехранилище» это значительная коллекция предметов старины: около 200 икон, лубочные картины, оружие, посуда, около 400 литых образов, около 600 медных и серебряных крестов, около 30 древних вислых печатей, до 2000 монет и медалей, 800 старопечатных книг, около 2000 рукописей, включая древние грамоты и судебные акты. Отдельный раздел составляли автографы знаменитых людей, как российских, так и зарубежных, включая бумаги российских императоров начиная с Петра I. В 1852 году Николай I приобрёл собрание Погодина для государства, заплатив за него 150 тысяч рублей серебром. Рукописи были переданы в Публичную библиотеку, археологические и нумизматические древности (включая минц-кабинет) поступили в Эрмитаж, а древности церковные — в патриаршую ризницу (ныне в Оружейной палате). В Румянцевский музей переданы его кабинетная библиотека и личный архив.

Щуровский Григорий Ефимович (1803-1884) — музейный деятель, геолог, биолог. Организатор геологических экспедиций на Урал и Алтай. Организатор и первый президент ОЛЕАЭ. Организатор научных выставок в Москве: этнографической (1867), Политехнической (1872) и Антропологической (1879). С организацией Политехнического музея был его товарищем почётного председателя.

Тромони Корнелий Яковлевич (?-1847) — палеограф, коллекционер, литограф, издатель. Основоположник многоцветной печати в России. Автор работ о творчестве русских художников, достопамятных местах Москвы, художестве и ремёслах.

Голицын Михаил Александрович (1804-1860) – князь, дипломат, коллекционер, библиофил. Собирая коллекцию произведений живописи, в которую входили авторы зарубежных стран, мечтал о создании общедоступного музея в Москве. Но умер в Италии. Его сын, выполняя волю отца, открыл в фамильном особняке Голицыных на Волхонке частную художественную галерею (1865), которая получила название Голицынского музея. Экспозиция общедоступного музея располагалась в пяти залах и насчитывала свыше 180 картин. Это были произведения декоративно-прикладного искусства итальянских мастеров, картины французских, голландских, немецких, фламандских художников. При музее в открытом доступе была библиотека, насчитывавшая боле 20 тысяч томов. В 1886 г. коллекцию картин приобрёл Эрмитаж. Книги были переданы в Императорскую публичную библиотеку. В 1994 году в знак признания заслуг русских коллекционеров перед отечественной культурой в одном из флигелей голицынской усадьбы был открыт Музей личных коллекций.

Мурзакевич Николай Никифорович (1806-1883) – музейный деятель, историк, археолог, коллекционер. Зав. Одесской городской публичной библиотекой и городским музеем древностей (1843-1858). Издатель каталога нумизматической коллекции музея. Проводил археологические работы в Северном Причерноморье. Предпринимал усилия по охране памятников Новороссии. Коллекционировал монеты. Инициатор и член-основатель, вице-президент (1875) Одесского общества истории и древностей, хранитель (с 1839) его музея (ныне Одесский археологический музей АН Украины).

Вяземский Павел Петрович (1810-1888) – князь, историк литературы, археограф, коллекционер, общественный деятель. Член Императорской археологической комиссии. Исследователь «Слова о полку Игореве». Инициатор создания и председатель Общества любителей древней письменности. При его активном участии были изданы «Святославов изборник», «Русский лицевой Апокалипсис». Владелец подмосковной усадьбы Остафьево. Основатель музея русской словесности, в котором были грамоты, послания, евангелия, жития святых, азбуки, календари, лицевые изображения, летописи, молитвенники и др.

Гагарин Григорий Григорьевич (1810-1893) – князь, живописец, архитектор, коллекционер, музыковед, педагог, общественный деятель. Ученик К. П. Брюллова. Автор портретов. Исследователь древнерусского, византийского и грузинского искусства. Коллекции Г. Г. Гагарина (около 4000 единиц хранения) хранятся в Русском музее.

Теплоухов Александр Ефимович (1811-1885) – лесовод, археолог, коллекционер. Отец Ф. А. Теплоухова. Лесничий, затем главноуправляющий Пермским майоратом графов Строгановых. Собиратель археологических и других памятников Пермского края, которые передавал в различные музеи. Сформировал одну из крупнейших коллекций по археологии Урала. Автор более 40 научных статей.

Грановский Тимофей Николаевич (1813-1855) – историк, первый русский медиевист, общественный деятель, один из лидеров московских западников, В личной библиотеке Т. Н. Грановского насчитывалось около 4600 томов книг по истории, философии, политической экономии, языкознанию, антропологии, этнографии; издания XVI-XVIII веков, преимущественно на иностранных языках; классическая русская и западноевропейская литература. Библиотеку выкупил у вдовы Грановского А. В. Станкевич, по завещанию которого она была передана в дар Московскому университету

Рульė карл Францевич (1814-1858) – музейный деятель, зоолог. Эволюции. Зав. Зоологическим музеем Московского университета. Один из основоположников палеонтологии и её эволюции.

Гедеонов Степан Александрович (1815/16-1878) – музейный деятель, историк, искусствовед, писатель. Директор Эрмитажа (1863-1878). Директор Императорских театров (1867-1875). Почётный член АН (1863). За книгу «Варяги и Русь» удостоен Уваровской премии.

Кокорев Василий Александрович (1817-1889) – купец-предприниматель, меценат, коллекционер живописи. Основатель Кокоревской публичной картинной галереи (1862-1870), располагавшейся в двухэтажной пристройке его дома. Галерею посещали все желающие за плату в 30 копеек. Это был своеобразный музей с читальным залом для бесплатных публичных лекций. Его собрание входило около 500 произведений русской и европейской классики, в т.ч. картины К. П. Брюллова. Картины были размещены в нескольких залах. Разорившись, он продал особняк, а потом и коллекцию. Основную часть коллекции приобрело Министерство императорского двора, а затем вошла в состав Русского музея (1898).

Антонúн (в миру Андрей Иванович Капустин) (1817-1894) – церковный деятель, археолог, археограф, поэт, художник. Основатель Палестинского православного общества (1882). Принимал участие в археологических раскопках, в т.ч. около Храма Гроба Господня, в результате чего были открыты остатки стены древнего Иерусалима с Порогом Судных Врат (1883). На этом месте позднее было построено Александровское подворье с церковью Святого Александра Невского. При миссии в Иерусалиме устроил музей христианских древностей.

Второв Николай Иванович (1818-1865) – музейный деятель, историк, этнограф, краевед. Основатель историко-этнографического кружка в Воронеже, издал «Воронежские акты. Древние грамоты и другие письменные памятники, касающиеся Воронежской губернии и частью Азова» (1850), «Памятную книжку для жителей Воронежской губернии на 1856», составил этнографический альбом края.

Прохоров Василий Александрович (1818-1881) – православный историк, археолог. Автор описания храмов псковско-новгородского зодчества. Основатель при АХ древнехристианского музея, первого в России русского бытового музея, при Географическом обществе — этнографического музея.

Солдатёнков Козьма Терентьевич (1818–1901) — московский предприниматель, старообрядец, известный книгоиздатель, владелец художественной галереи, уступавшее только художественному собранию П. М. Третьякова. За богатое и щедрое покровительство искусствам он получил прозвище «Козьма Медичи». Был членом попечительского совета Художественно-промышленного музея (1865). Передал 2 400 рублей И. В. Цветаеву, приобретавшему гипсовые копии Мюнхенской глиптотеки для Музея изящных искусств. Библиотека К. Т. Солдатёнкова (8 тысяч томов книг и 15 тысяч экземпляров журналов), а также коллекция русской живописи (258 полотен и 17 скульптур) по его завещанию перешла к Румянцевскому музею и как национальное достояние хранилась в отдельном зале с наименованием «Солдатёнковской». После закрытия Румянцевского музея в 1924 году они пополнили фонды Третьяковской галереи и Русского музея.

Дáшков Василий Андреевич (1819-1896) – музейный деятель, этнограф, коллекционер, меценат. Субсидировал Этнографическую выставку 1867 г в Москве с условием передачи материалов Румянцевскому музею. В результате на основе этих коллекций создан Дашковский этнографический музей. Директор Румянцевского музея (с 1867). Передал в музей собрание портретов русских деятелей.

Жизнėвский Август Казимирович (1819-1896) – музейный деятель, краевед. Товарищ председателя Тверского губ. статистического комитета и директор Тверской историко-археологический музей. Пополнил фонды музея памятниками археологии и произведениями искусства. Составил описание археологической коллекции музея.

Забелин Иван Егорович (1820-1908) – историк, археолог, коллекционер, музейный деятель, археограф, прозванный «Нестором русской археографии». Фактический основатель и руководитель Российского исторического музея в Москве. Проводил раскопки скифского Чертомлыкского кургана, античных городов, Фанагория и Ольвия. Сформировал коллекцию рукописей XV-XVIII вв. Забелинское собрание вошло в состав фондов Исторического музея (1909). Гос. ист. музей в Москве проводит регулярные Забелинские научные чтения с последующим изданием их материалов. Часть книжного собрания И. Е. Забелина хранится в ГПИБ, личный архив – в ОПИ ГИМ.

Богословский Николай Гаврилович (псевд. Словский) (1824-1892) – духовный писатель, протоиерей. Устроитель музея и публичной библиотеки в Новгороде. Автор повестей и рассказов в ж. «Отечественные записки», «Нива», «Библиотека для чтения». Член-кор. МАО (1875) и член-сотр. РАО. Проводил археологические исследования в Новгородской губернии (1878). Архив хранится в ОПИ Новгородского объединённого музея-заповедника.

Ровúнский Дмитрий Александрович (1824-1895) – сенатор, юрист, историк искусства, коллекционер. В его собрании одна из полных коллекций оригинальных гравюр. Автор работ по археологии, археографии, искусству. Действ. член ОЛЕАЭ. Лауреат Уваровской премии. Его коллекции по завещанию были переданы в Эрмитаж (свыше 600 гравюр Рембрадта), Румянцевский музей, Императорскую библиотеку, Петербургскую АХ и в училище правоведения.

Алабин Пётр Владимирович (1824-1896) ‑ гос. и общественный и музейный деятель, археолог, историк, военный писатель, журналист, просветитель. Член Московского славянского комитета, председатель и член попечительских советов Самаре. Инициатор создания городского музея в Вятке (1866) и Самаре (1886), музея Севастопольской обороны (1869) в доме генерала Э. И. Тотлебена (с 1895 г. специальное здание, ныне «Военно-исторический музей Черноморского флота в Севастополе»).

Боголюбов Алексей Петрович (1824-1896) – живописец, коллекционер, музейный деятель. Внук А. Н. Радищева. Пансионер АХ в Европе (1854-1860), затем профессор АХ, давал уроки живописи членам царской семьи. Член Товарищества передвижных художественных выставок (с 1873). Организатор Общества взаимного вспомоществования русским художникам в Париже. Основатель общедоступного художественно-промышленного музея в Саратове (открыт в 1885 г.), в основе музея его личное собрание. Разработал проект создания сети провинциальных художественно-промышленных музеев (1881).

Уваров Алексей Сергеевич (1825–1884) — граф, археолог, член-корреспондент (1856) и почётный член (1857) Петербургской Академии наук, руководитель отдела русской и славянской археологии. Один из основателей Русского и Московского археологических обществ (председатель МАО), Исторического музея в Москве, инициатор и организатор археологических съездов. Исследователь древностей на юге России, результаты которого издал на русском и французском языках — «Исследования древностей южной России и берегов Черного моря». На основании археологических исследований древнего Суздальского княжества, где открыл свыше 750 курганов.

Викторов Алексей Егорович (1827-1883) – музейный деятель, археолог, библиограф. Историк книгопечатания. Основатель отдела рукописей и славянских старопечатных книг Румянцевского музея. Заведовал архивом и канцелярией Оружейной палаты. Доказал существование безвыходных печатных изданий московского происхождения до И. Фёдорова. Член-кор. Петербургской АН (1879).

Семёнов Тян-Шанский (до 1906 Семёнов) Пётр Петрович (1827-1914) – географ, статистик, путешественник, общественный деятель. Исследователь Тянь-Шаня (1856-1857). Коллекционер и знаток живописи. Его коллекция была продана Эрмитажу за половину их стоимости. Собрал энтомологическую коллекцию, составлявшую в 700 тысяч экземпляров, которая была преподнесена в дар Зоологическому музею в Петербурге.

Филимонов Георгий Дмитриевич (1828-1898) – историк, археолог, искусствовед, литературовед. Коллекционер русских древностей. Автор «Подробной описи рукописей Оружейной палаты», «Иконных портретов русских царей», «Истории Остромирова Евангелия» и др. Зав. архивом в Оружейной палате. Помощник директора Румянцевского музея. комиссар русского художественного отдела на всемирной выставке в Париже (1868). Его вдова Надежда Фёдоровна принесла коллекцию мужа в дар музеям и научным обществам. В Румянцевский музей ‑ 1500 археологических памятников; Обществу изучения древней письменности ‑ 5000 прорисей и гравюр. Архив хранится в ИРЛИ.

Фёдоров Николай Фёдорович (1829-1903) ‑ религиозный мыслитель-утопист, один из основателей русского космизма, «московский Сократ». Библиотекарь Румянцевского музея (1874-1898). Автор «Философии общего дела» и статей «Музей, его смысл и назначение» (1880-1980- гг.) «Выставка 1889 г.». Один из основоположников музееведческой мысли. Разработал теорию музея как собора лиц.

Сомов Андрей Иванович (1830–1909) — искусствовед и музейный деятель. Старший хранителем Эрмитажа, положивший начало нового этапа в истории русского искусствознания второй половины ХIХ – начала ХХ в. Автор каталогов картинной галереи Академии художеств (т. 1-3, 1872-1886), Эрмитажа (т. 1-3, 1889-1908), работ о К. П. Брюллове и П. А. Федотове; автор книги «История изящных искусств». Коллекционер, в собрании которого были серии рисунков и акварелей О. А. Кипренского, К. П. Брюллова и П. А. Федотова.

Лихачёв Андрей Фёдорович (1832-1890) – археолог, нумизмат, коллекционер. Исследователь Волжско-Камской Болгарии. В состав его коллекций входили археологические памятники, монеты, иконы, кресты, произведения живописи, старинный фарфор, оружие, книжное собрание. Коллекции, переданные в дар Казани, составили основу Казанского городского научно-промышленного музея (ныне Татарский объединённый музей). Книги и документы хранятся в библиотеке музея.

Третьяков Павел Михайлович (1832-1898) — предприниматель, меценат, коллекционер произведений русского изобразительного искусства, основатель Третьяковской галереи. Был действительным членом Петербургской Академии художеств Государственная Третьяковская галерея — художественный музей в Москве, имеющий одну из самых крупных в мире коллекций русского изобразительного искусства.

Васильчиков Александр Алексеевич (1832-1890) – гос. деятель, историк, искусствовед, археолог. Председатель Императорской археографической комиссии (1882-1886). Директор Императорского Эрмитажа (приобретены коллекции произведений прикладного искусства и создан специальный отдел для их хранения, а также собрание оружия из Царскосельского арсенала). Председатель Археологической комиссии. Автор книги «Императорский Эрмитаж».

Третьяков Сергей Михайлович (1834-1892) – коллекционер западноевропейской живописи. Предприниматель, меценат. Брат П. М. Третьякова. Один из основателей Третьяковской галереи. Свою коллекцию картин завещал Москве. В августе 1893 года состоялось открытие музея «Московская городская галерея имени братьев Павла и Сергея Третьяковых» (ныне ГТГ). Его коллекции хранятся в ГТГ, ГРМ и Эрмитаже.

Потанин Григорий Николаевич (1835-1920) – географ, этнограф, фольклорист, ботаник, путешественник. Почётный член ИРГО. Почётный гражданин г. Томска. Сформировал этнографическую коллекцию. Входил в Совет Томского Музея прикладных знаний и был его хранителем, разрабатывал проект создания Томского научно-художественного музея.

Барсов Елпидифор Васильевич (1836-1917) – исследователь древнерусской письменности, фольклорист, коллекционер старообрядческих рукописей. Сотрудник отдела рукописей Румянцевского музея, библиотекарь Чертановской библиотеки и Дашковского этнографического музея. Исследователь памятников древнерусской культуры на Русском Севере. Дом Е. В. Барсова представлял собой своеобразный музей с библиотекой на втором этаже и коллекциями в двух комнатах первого этажа. В составе этнографической коллекций фигуры святых, вышитые полотенца, головные украшения, части народного костюма, части иконостаса, оружие и многое другое. Этнографическую коллекцию передал в музей древностей Московского археологического общества. Коллекцию рукописных и старопечатных книг (2728 ед.) ‑ Российскому историческому музею. В 1922 г. его дочь А. Е. Терехова передала в музей личный архив отца. Всё его собрание было поделено между двумя отделами ГИМ: в отдел рукописей было передано 2100 рукописных книг, в отдел письменных источников ‑ 1109 ед. Всё собрание составило фонд Е. В. Барсова № 450 ГИМ.

Рейтерн Евграф Евграфович (1836-1918) ‑ член Общества поощрения художеств. Коллекция его насчитывала свыше 25 тысяч гравюр, литографий, офортов, рисунков, акварелей. В советское время ему было предложено 20 тысяч рублей, а также предоставлена квартира в Русском музее и пожизненная должность хранителя и попечителя его собрания.

Карелин Андрей Осипович (1837-1906) – музейный деятель, живописец, коллекционер, фотограф. Участник международных выставок художественной фотографии. Организатор выставок и художественного музея в Нижнем Новгороде. Часть его коллекций хранится в Историко-краеведческом музее и литературном музее А. М. Горького в Н. Новгороде.

Плюшкин Фёдор Михайлович (1837-1911) – предприниматель, коллекционер. Член Псковского губернского археологического общества, Совета церковного археологического общества. Его коллекции составили Плюшкинский музей. Впоследствии его многочисленные коллекции поступили в Эрмитаж, ГРМ, БАН, ИРЛИ, РЭМ, Псковский музей-заповедник. Архив хранится в ОР ГРМ, ОР Псковского музея-заповедника, ОР Пушкинского дома.

Рàдлов Василий Васильевич (Фридрих Вильгельм) (1837-1918) – востоковед-тюрколог, языковед, этнограф, переводчик. Директор Азиатского музея, затем Музея антропологии и этнографии АН (МАЭ). С ним в музее сотрудничали многие учёные, в т.ч.  В. Г. Богораз, Д. А. Клеменц. Особое внимание Радлов уделял целенаправленному формированию музейных коллекций по народам, прежде не представленным в МАЭ. Дарителями выступали путешественники (в т.ч. Н. М. Пржевальский), коллекционеры, государственные служащие. С целью поощрения дарителей В. В. Радлов добивался награждения их орденами или повышения их в чине. При нём начал осуществляться обмен коллекциями и отдельными экспонатами с зарубежными этнографическими музеями, были расширены экспозиционные площади музея для выставок. По его инициативе был создан Попечительский совет музея, начал издаваться «Сборник музея антропологии и этнографии» (с 1900). Подготовил проект создания Государственного музея антропологии, этнографии и археологии.

Столетов Александр Григорьевич (1839-1896) – музейный деятель, физик. Профессор Московского университета (1873). Председатель физического отделения ОЛЕАЭ (1881). Директор (до 1989) отдела прикладной физики Политехнического музея. Лауреат большой золотой медали ОЛЕАЭ за деятельность на пользу общества и Политехнического музея.

Сизов Владимир Ильич (1840-1904) – музейный деятель, археолог. Секретарь (1881), затем учёный секретарь Исторического музея в Москве (1887). Вёл археологические исследования Гнёздовских курганов в Смоленской губ. член МАО. Участник обследования церквей Москвы, Серпухова, Ярославля.

Уварова Прасковья Сергеевна, урождённая княжна Щербатова (1840–1924) ― графиня, известна как учёный, историк, археолог. Участвовала в проведении археологических съездов, в основании крупнейшего музея страны ― Исторического музея имени императора Александра III. Возглавляла Комиссию по сохранению древних памятников, которой рассматривались вопросы сохранения сотен памятников.

Шляков Иван Александрович (1843-1919) – коллекционер, археолог, историк искусства, реставратор. Работал в комиссии по восстановлению Московского Кремля. Принимал участие в реставрации храмов в Ярославле и в Романове и др. Член ОИДР и МАО. Участник археологических съездов. Хранитель Ростовского музея церковных древностей (1983-1918). Передал музею часть своих коллекций.

Мартьянов Николай Михайлович (1844-1904) – музейный деятель, краевед. Основатель и директор Минусинского музея (ныне Минусинский региональный краеведческий музей им. Н. М. Мартьянова). Привлёк к сотрудничеству Д. А. Клеменца, Ф. Я. Кона, О. С. Лукашевича и др. исследователей Сибири. Сотрудничал с музеями Москвы, Петербурга, Казани, Томска. Умер и похоронен в Минусинске.

Титов Андрей Александрович (1844-1911) – музейный деятель, археограф, краевед, коллекционер. Исследователь Ярославского края. Автор работ по истории края. Один из инициаторов создания Ростовского музея церковных древностей. Финансировал реставрацию Ростовского кремля и др. памятников. Архив хранится в ГПБ в Петербурге и Ростовском филиале ГАЯО.

Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918) – граф, общественный деятель, историк, коллекционер, библиофил. Основатель музея в своём подмосковном имении Остафьево. Основная часть коллекций графа находилась в Фонтанном доме в Петербурге. С. Д. Шереметев создал семейный мемориал (государственные и семейные реликвии, произведения искусства, иконы). Архив хранится в РГАЛИ.

Поленов Василий Дмитриевич (1844-1927) – живописец, музейный деятель. Его дом в Поленове был национализирован советской властью, а сам он назначен директором-хранителем созданного на основе его коллекций музея. Всеми последующими директорами Дома-музея являются его потомки.

Черский Иван Дементьевич (Ян Доминикович) (1845-1892) – музейный деятель, исследователь Восточной Сибири, геолог, палеонтолог, зоолог, географ. Отец А. И. Черского. Сотрудник музея Сибирского отделения РГО (1871-1883), Зоологического музея в Петербурге (1885).

Теплоухов Фёдор Александрович (1845-1905) – лесовод, ботаник, археолог, коллекционер. Сын А. Е. Теплоухова. Продолжатель дела отца по комплектованию и изучению археологических коллекций. Сформировал крупнейшую на Урале энтомологическую коллекцию. Участник археологических съездов. Один из основателей Пермского научно-промышленного музея. Его коллекции были переданы в Ботанический музей в Петербурге, Пермский краеведческий музей. Фонд отца и сыны Теплоуховых хранится в архиве РАН, ГАПО и Пермском обл. краеведческом музее.

Цветков Иван Евментьевич (1845-1917) – банковский деятель, коллекционер. Основатель Цветковской галереи, которую передал Москве в специально построенном для неё здании. Член совета Третьяковской галереи. После его смерти Цветковская галерея была превращена в общедоступный музей (1917), главным хранителей которой был назначен А. В. Бакушинский. С 1922 г. музей стал филиалом Третьяковской галереи.

Кузнецов Алексей Кириллович (1845-1928) ‑ революционер, музейный деятель, краевед. В сибирской ссылке изучал природу и этнографию Забайкалья, а также собирал материалы о ссыльных декабристах. На основе его коллекций основан Нерчинский музей (1886). Один из организаторов Забайкальского отдела ИРГО. Директор музея (ныне Читинский обл. краев. музей его имени). Устроитель Забайкальской обл. выставки в Чите. Будучи на поселении в Якутске работал хранителем в местном музее (ныне Якутский объединённый музей истории и культуры народов Севера им. Ем. Ярославского). Член Дальневосточного комитета по устройству в Москве сельскохозяйственной выставки 1923 г. При его участии открыт Музей революции в Чите (1925).

Докучаев Василий Васильевич (1846-1903) ‑ естествоиспытатель, основатель генетического почвоведения и зональной агрономии, музейный деятель. Разработал проект устава для земского естественноисторического музея в Нижнем Новгороде (1882). Деятельность музея одобрена и рекомендована к распространению его опыта работы. Такие музеи были созданы в Полтаве, Кишинёве и др. В 1880-е годы при Санкт-Петербургском обществе естествоиспытателей создана особая комиссия по выработке программ и устава провинциальных естественнонаучных музеев. Автор идеи создания центрального почвенного музея и почвенного института. Ныне – Центральный музей почвоведения им. В. В. Докучаева.

Сукачёв Владимир Петрович (1846-1920) – городской голова Иркутска (1895-1898), коллекционер, меценат. При нём в Иркутске построены театр, здание музея Сибирского отделения РГО и создана библиотека при музее. Передал в музей свои коллекции.

Мосолόв Николай Семёнович (1847-1914) – гравёр, коллекционер. Академик Императорской АХ (1871). Гравировал офорты с произведений европейских художников. В его коллекции гравюры, офорты, литографии (3 тыс. листов), книги, изделия из кости, фарфора и бронзы. Соучредитель и почётный член Румянцевского музея, которому ежегодно передавал свои книги и завещал ему своё собрание. Коллекции и архив хранятся в ГМИИ (с 1924).

Цветаев Иван Владимирович (1847-1913) ‑ искусствовед, филолог, музейный деятель. Отец Анастасии и Марины Цветаевых. Член-кор. Петербургской АН. Директор Румянцевского музея. Автор «Учебного атласа античного ваяния», «Записки о Музее изящных искусств» и др. Заведующий кабинетом (музеем) изящных искусств и древностей Московского университета. Организатор Музея изящных искусств им. Императора Александра III (1912), ныне ГМИИ им. А.С. Пушкина. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. В фойе ГМИИ установлен бюст основателю музея, на фасаде здания – мемориальная доска.

Клеменц Дмитрий Александрович (1848-1914) – революционер, музейный деятель, археолог, этнограф, географ, геолог. Будучи в ссылке, проводил исследования малоизученных территорий Сибири, Центральной Азии и Восточного Туркестана. Вместе с Н. М. Мартьяновым работал в Минусинском музее (1883-1889). Совместно с Г. Н. Потаниным организовал Якутскую экспедицию, материалы которой переданы в Якутский и Иркутский музеи. В Петербурге в связи с интересами АН по приглашению В. В. Радлова принимал участие в археологической экспедиции в Монголии, собранные коллекции были переданы в Кунсткамеру. Хранитель коллекций, затем старший этнограф МАЭ. Организатор этнографического отдела Русского музея. При нём было приобретено более 70 тысяч предметов, разработана система их учёта и научного описания. Автор более 60 научных трудов. Сформированные им коллекции хранятся в РЭМ, МАЭ, Иркутском и Якутском музеях.

Серебренников Павел Николаевич (1848-1917) – общественный деятель, краевед, врач. Член УОЛЕ (1892). Один из организаторов и первый директор Пермского научно-промышленного музея (ныне Пермский областной краеведческий музей). Автор краеведческих работ.

Прозрителев Григорий Николаевич (1849-1933) – музейный деятель, учёный, краевед, общественный деятель. Председатель Ставропольской губернской учёной архивной комиссии, Основатель музея в Ставрополе (ныне Ставропольский объединённый краеведческий музей им. Г. Н. Прозрителева и Г. К. Праве). Организатор Ставропольской губернской учёной архивной комиссии и издатель её «Трудов». Проводил археологические исследования совместно с В. А. Городцовым. Разработчик программы по краеведению Ставрополья. Член ЦБК. Председатель Совета объединённого краеведческого музея. Автор работ по истории края.

Петров Пётр Петрович (1850-1928) – музейный деятель, химик, инженер-технолог. Зав. техническим отделом Политехнической выставки 1872 г. в Москве. Директор Политехнического музея (с 1919). Член ОЛЕАЭ, Общества сельского хозяйства, Общества содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности. Автор учебников и методических пособий, в т.ч. по музееведению. Засл. деятель науки и техники РСФСР (1928). Архив хранится в Политехническом музее.

Бахрушин Алексей Петрович (1853-1904) – предприниматель, коллекционер, библиофил, меценат. Сформировал библиотеку (около 25 тыс. томов), главным образом по истории, географии, археологии, этнографии России, а также коллекцию русского прикладного и декоративного искусства. Его коллекция размещалась особняке на Воронцовом поле, где дважды в месяц собирались историки, любители старины. Составитель “Каталога книг библиотеки А. П. Бахрушина”. Автор воспоминаний. Всё его книжное собрание поступило в Румянцевский музей, а фарфор, картины, рисунки, миниатюры и прочее – в Исторический музей, где были созданы два зала имени Бахрушина.

Троицкий Николай Иванович (1851-1920) – музейный деятель, коллекционер, историк, краевед. Инициатор создания Тульского исторического музея как Епархиальное древлехранилище (Палата древностей), коллекции которого стали основой Тульского обл. краев. музея. Инициатор и руководитель научно-исторического общества в Туле, редактор его печатного органа «Тульская старина». Проводил археологические исследования. Автор более 40 научных работ. Личный фонд хранится в ГАТО и Тульском обл. историко-архитектурном и литературном музее.

Бурылин Дмитрий Геннадьевич (1852-1924) – фабрикант, купец первой гильдии, коллекционер, меценат, старообрядец. Потомственный почётный гражданин города Иваново-Вознесенска. Для своей коллекции построил здание музея, в котором располагается Ивановский краеведческий музей, а в его особняке – Музей ивановского ситца. В собрание Бурылина входили коллекции: археологическая, этнографическая, нумизматическая, курительных трубок, чернильниц, игральных карт, одежды, женских украшений, икон, редких книг, часов, картин и гравюр. Отдельные предметы из его коллекций хранятся в Эрмитаже, ГТГ, ГИМ и Керченском музее.

Щукин Сергей Иванович (1854–1936) — московский купец и коллекционер искусства, собрание которого положило начало коллекциям французской модернистской живописи в Эрмитаже и ГМИИ. Известный меценат Серебряного века, предпочитавший коллекционировать картины импрессионистов и постимпрессионистов. Собрал лучшие образцы современного ему французского искусства. В 1909 году открыл свой особняк для открытого доступа посетителей. В 1918 году по декрету его собрание было и создана национализирована галереи Сергея Ивановича Щукина. Хранителем галереи назначена его дочь Екатерина Сергеевна Келлер. В 1919 году галерея была открыта под названием «Первый музей новой западной живописи». В 1929 году его соединяют с морозовским собранием («Вторым музеем новой западной живописи») и перемещают в бывший особняк Ивана Морозова, который получает название Гос.  музей нового западного искусства (ГМНЗИ), расформированный в 1948 году. Коллекции перешли в Эрмитаж и ГМИИ.

Щукин Дмитрий Иванович (1855-1932) – коллекционер из купеческой семьи. Брат С. И. и П. И. Щукиных. В его собрании были представлены живопись, гравюра, миниатюра, скульптура, майолика, стекло, фарфор, мебель, бронзовые изделия, часы, табакерки и др. значительную часть собрания составляла библиотека с каталогами аукционов. Часть коллекций была передана Румянцевскому музею, почётным членом которого он состоял с 1903 г. При национализации его собрания в 1918 г. создан Музей старой западной живописи, а сам Д. И. Щукин назначен помощников хранителя музея. В 1924 г. собрание поступило в Музей изящных искусств (ныне ГМИИ). Д. И. Щукин был членом его учёного совета и хранителем отдела итальянской живописи/

Орешников Алексей Васильевич (1855-1933) – музейный деятель, историк, нумизмат. Действ. член МАО (1883). Инициатор создания Московского кружка нумизматов. Зав. отделом нумизматики Исторического музея. Автор более 130 научных работ/

Голенищев Владимир Семёнович (1856-1947) – музейный деятель, историк, египтолог и арабист, коллекционер. Сотрудник Эрмитажа (1880-1917). Передал в дар музею свою библиотеку по ассирологии. Член РАО (1887) и комитета по устройству Музея изящных искусств. Умер в Ницце. Его коллекция хранится в ГМИИ, архив – в парижском центре Владимира Голенищева.

Щукин Пётр Иванович (1857–1912) —  коллекционер, основатель Щукинского музея в специально построенном здании в Москве на Малой Грузинской улице, открытый в 1892 году. Основу музея составили собранные П. И. Щукиным старинные гравюры, предметы персидского и японского искусства, а также русской старины. Им были подготовлены каталоги под названиями: «Краткое описание Щукинского музея в Москве» (М., 1895); «Опись старинных вещей П. И. Щукина» (составлена П. И. Щукиным и Е. В. Фёдоровой, М., 1896, часть I; II часть, 1896); «Опись старинных славянских и русских рукописей, собранных П. И. Щукиным» (составленная А. И. Яцимирским, I выпуск, М., 1896; II выпуск, 1897); «Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина» (10 частей, М., 1896-1902); «Азбучный и хронологический указатели к шести частям Сборника старинных бумаг» (М.; 1900); «Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г.» (7 частей, М., 1897-1903); «Русские портреты собрания П. И. Щукина в Москве» (4 выпуска, М., 1901-1903); «Щукинский сборник» (1-й вып., М., 1902). В настоящее время восточная коллекция П. И. Щукина находится в Музее искусств Востока. Часть коллекций хранит ГИМ. В здании, построенном им для музея, открыт Гос. биологический музей им. К. А. Тимирязева.

Арсеньев Юрий Васильевич (1857-1919) – музеевед, историк, учёный в области генеалогии и геральдики, краевед. Директор Оружейной палаты Московского Кремля (1898-1919). Профессор Московского археологического института. Член Комитета по устройству в Москве Музея Отечественной войны 1812 г. Его архив хранится в РГАДА и ОПИ ГИМ.

Бехтерев Владимир Михайлович (1857-1927) – невропатолог, физиолог, основатель рефлексологии и психоневрологического института. Автор идеи создания музея как научного учреждения под названием «Пантеон мозга» с законсервированными мозгами выдающихся личностей. Автор работы «О создании Пантеона в СССР».

Жиркевич Александр Владимирович (1857-1927) – военный юрист, литератор, коллекционер, общественный деятель. Основатель двух военных музеев в Вильне (не сохранились). Пополнял книжные собрания музеев Минска, Гродно, Кракова, Петербурга. В Румянцевский музей передал 29 пудов старинного оружия и орудий пыток). В Симбирский художественный музей передал коллекции в количестве двух тысяч единиц (сохранилось около 900, часть передана в Пушкинский дом и Музей музыкальной культуры им. М. И. Глинки). Его личный архивный фонд, хранящийся в Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве, состоит из дневниковых записей (8,5 тысяч листов), писем (4500 единиц от 552 авторов) и альбомов с фотографиями и автографами (13 единиц).

Морозов Алексей Викулович (1857-1934) – предприниматель, коллекционер. Сформировал собрание гравированных и литографических портретов (12 тыс. листов), серебра, миниатюр, табакерок, тканей, фарфора. Его частное собрание стало Музеем-выставкой русской художественной старины (1918), с 1921 г. ‑ Музей фарфора, где он был пожизненным хранителем. Части его коллекций переданы в Исторический музей (1925-1930), ГМИИ, ГТГ, Музей керамики «Усадьба Кусково».

Толстой Иван Иванович (1858-1916) – граф, коллекционер, нумизмат. Почётный член Петербургской АН (1897) и АХ (1905). Сформировал нумизматическую коллекцию. Автор работ о древнейших русских монетах и о допетровской нумизматике. Совместно с Н. П. Кондаковым издал шеститомные «Русские древности в памятниках искусства» (1889-1899). Член Археологической комиссии в Петербурге. Организатор нумизматического отделения в РАО.

Остроухов Илья Семёнович (1858-19290 – музейный деятель, коллекционер, художник. Член товарищества передвижных художественных выставок, Союза русских художников, действ. член Петербургской АХ. Попечитель и руководитель ГТГ (1898-1913). В его собрании произведения М. А. Врубеля, В. Д. Поленова, И. Е. Репина, А. К. Саврасова, В. А. Серова, П. А. Федотова и др., в т.ч. зарубежных художников, а также коллекции иконописи. В 1918 г. его собрание национализировано. В его особняке был открыт Музей иконописи и живописи им. И. С. Остроухова, а сам он был назначен пожизненным хранителем.

Макшеев Захар Андреевич (1858-1935) ‑ военный педагог, генерал-лейтенант, музейный деятель. В 1906-1917 гг. возглавлял Педагогический музей военно-учебных заведений (основан в 1864) – первый в мире самый крупный и влиятельный в России музей военного типа. Каждый из руководителей музея привносил в его развитие новое в расширении его деятельности. При З. А. Макшееве стали проводиться съезды учителей. После Февральской революции 1917 г. уволен с должности директора, эмигрировал в Югославию. Участник белого движения на юге России (1917-1920). Автор очерка «Пятидесятилетие педагогического музея военно-учебных заведений. Краткая историческая записка» (1914), где проводит анализ причин возникновения, эволюции и основ деятельности, что привело к созданию педагогических музеев в России и за рубежом.

Колодеев Иван Хрисанфович (1859-1914) – гос. служащий, коллекционер. Собиратель книг, документов, произведений искусства. В его библиотеке насчитывалось 15 тыс. томов, в т.ч. по истории Отечественной войны 1812 г., портреты М. И. Кутузова, П. И. Багратиона, М. И. Платова, Ф. В. Ростопчина, М. С. Воронцова, А. Ф. Орлова и др. Его коллекция была общедоступной. Художественные произведения были использованы при создании экспозиции Бородинского музея. Один из учредителей Русского военно-исторического общества (1907). Член особого комитета по устройству в Москве музея Отечественной войны 1812 г. Библиотека И. Х. Колодеева и Музей Отечественной войны 1812 года после 1917 года поступили в фонды Исторического музея. В 2012 году в ГИМе открыт Музей Отечественной войны 1812 года. Личный архив хранится в ОПИ ГИМ.

Сибирцев Николай Михайлович (1860-1900) – музейный деятель, почвовед. Профессор московского университета. Ученик В. В. Докучаева. Один из инициаторов и первый директор (1885-1892) земского Естественноисторического музея в Нижнем Новгороде. Соавтор почвенной карты России.

Мáльберг Владимир Константинович (1860-1921) – музейный деятель, археолог, историк искусства. Член-кор. Археологической комиссии, действ. член РАО в Петербурге и ОИДР в Одессе. Участник Международных археологических конгрессов (1905, 1909). Сотрудничал с И. В. Цветаевым по созданию Музея изящных искусств. Директор Музея изящных искусств (1913-1921). Автор более 50 научных работ. Архив хранится в ГМИИ.

Городцов Василий Алексеевич (1860-1845) – музейный деятель, археолог. Засл. деятель науки РСФСР (1929). Член Рязанской (1891) и Ярославской (1895) учёных архивных комиссий. Участник съездов МАО. Хранитель, затем зав. отделом археологии Исторического музея (1903-1929). Инициатор создания Общества друзей Исторического музея. Участник подготовки первого Всероссийского музейного съезда. Руководитель археологических исследований в различных регионах страны. Автор более 200 работ по археологии, этнографии и музееведению. Почётный и действ. Член многих научных обществ. Архив хранится в ОПИ ГИМ.

Зверев Стефан Егорович (1861-1920) – историк-краевед. Преподаватель духовной семинарии в Воронеже. Один из основателей и руководитель Воронежской губ. учёной архивной комиссии (с 1900). Инициатор проведения археологических исследований. Участник археологических съездов. Один из основателей губ. музея (ныне Воронежский обл. краев. музей). Редактор первого музейного каталога рукописей и воронежских актов. Личный фонд хранится в ГИАМО.

У́хтомский Эспер Эсперович (1861–1921) – князь, дипломат, ориенталист, публицист, поэт, переводчик, член Русского географического общества. Автор «Путешествия на Восток наследника цесаревича. Как коллекционер, сформировал собрание предметов буддизма Восточной Сибири. На Всемирной выставке в Париже 1900 г. его коллекция была отмечена золотой медалью. В советское время коллекция составила важную часть в собрании Эрмитажа и других музеев Санкт-Петербурга, являлся ассистентом-хранителем Дальневосточного отделения Русского музея, научным сотрудником Академии истории материальной культуры, а также сотрудником Пушкинского дома и Русского комитета для изучения Азии. Его коллекция ламаистского искусства в 1934 г. поступила в Эрмитаж (около 2000 предметов.

Новорусский Михаил Васильевич (1861-1925) ‑ музейный деятель, специалист по естественнонаучному и внешкольному образованию. Участник «Народной воли». 18 лет отбывал заключение в Шлиссельбургской тюрьме, где узнал о Петербургском передвижном музее наглядных пособий и начал изготавливать для него предметы (ныне в музее Шлиссельбургской крепости). Возглавил Подвижной музей (1909). Автор книги «Музей и его образовательное значение» (1911) – первая попытка описания музейной сети России. В статье «Музейное дело» (1914), показал культурную ценность музея.

Штернберг Лев Яковлевич (1861-1927) – музейный деятель, этнограф. Член-кор. РАН (1924).  В ссылке изучал этнографию народов Сахалина. Участвовал в организации Музея археологии, этнографии и естествознания в пос. Александровском (в 1905 г. музей вывезен в Японию). Сотрудник на разных должностях Музея Антропологии и этнографии в Петербурге, в т.ч. помощником директора по научной работе (1912-1927). Личный фонд хранится в петербургском филиале Архива РАН.

Тенишева (урожд. Пятковская) Мария Клавдиевна (1861-1929) – княгиня, меценат, коллекционер, художник-эмальер. Жена промышленника В. Н. Тенишева. Основательница художественной студии в Санкт-Петербурге (1894), рисовальной школы (1896) и Музея русской старины (1898) в Смоленске, художественно-промышленных мастерских в своём имении Талашкино под Смоленском (1993). Ныне там расположен музей. Автор воспоминаний «Впечатления моей жизни». Преподнесла в дар Русскому музею свою коллекцию акварелей, систематизированную А. Н. Бенуа.

Тихомиров Илларион Александрович (1861-1933) – музейный деятель, краевед. Учёный секретарь Ярославской губ. учёной архивной комиссии (1890-1919). Библиотекарь и хранитель Исторического музея-древлехранилища в Ярославле (1895-1932). Автор работ по музейному делу. Архив хранится в ОПИ ГИМ.

Праве Георгий Константинович (1862-1925) – музейный деятель, просветитель, краевед, коллекционер. Герой труда (1922). На основе его коллекций создан Ставропольский городской музей (ныне Ставропольский объединённый краеведческий музей им. Г. Н. Прозрителева и Г. К. Праве). Консультант музеев Северного Кавказа.

Трутовский Владимир Константинович (1862-1932) – музейный деятель, искусствовед, нумизмат. Хранитель Оружейной палаты и Дома бояр Романовых (1898-1918). Секретарь МАО и редактор его «Древностей» (т. 13-24). Сотрудник Отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса (с 1918). Профессор археологического отделения МГУ. (1922-1931). Часть архива хранится в ГИМ.

Лихачёв Николай Петрович (1862-1936) – музейный деятель, коллекционер, историк, искусствовед, палеограф, источниковед. Учёный сотрудник АИМК (1918-1929). Коллекцию икон и ок. 1, 5 тысяч писем передал в дар Русскому музею. На основе его коллекции документальных памятников сформирован Палеографический кабинет. Директор Палеографического музея (1925-1930). Автор идеи исторического источниковедения. В музейном деле последователь идей Н. Ф. Фёдорова. Участник создания экспозиции древнерусской живописи в ГТГ. Один из организаторов выставок Публичной библиотеки. Автор проектов выставок в АИМК.

Морозов Сергей Тимофеевич (1862-1950) – предприниматель, меценат, основатель Музея кустарных изделий. Брат Саввы Тимофеевича Морозова. Финансировал ж. «Мир искусства.

Вильямс Василий Робертович (1863-1939) – почвовед, селекционер, музейный деятель. Академик АН СССР (1931). Организатор русского сельскохозяйственного отдела на Всемирной выставке в Чикаго (1893). Организатор Агрономической комиссии при Политехническом музее (1894). Директор сельскохозяйственного отдела Политехнического музея (1898).

Вернадский Владимир Иванович (1863-1945) – учёный-естествоиспытатель, организатор науки, музейный деятель. Академик АН СССР. Его коллекции передавались Румянцевскому музею. Зав. минералогическим отделом Геологического музея АН (1906). Директор (1914) Минералогического и геологического музея АН (ныне Минералогический музей им. А. Е. Ферсмана). Автор проекта создания Минералогического музея в Киеве (1918). Лауреат гос. премии СССР (1943). По предложению президента АН СССР С. И. Вавилова открыт кабинет-музей В. И. Вернадского (1953).

Марр Николай Яковлевич (1864-1934) ‑ востоковед, филолог, историк, этнограф, археолог и музейный деятель, создатель и председатель академии истории материальной культуры, член всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников, председатель Центрального бюро краеведения (ЦБК). В его личном собрании были старинные армянские и грузинские рукописи. Архив хранится в петербургском отделении Архива РАН.

            Кон Феликс Яковлевич (1864-1841) – революционер, музейный деятель, историк, этнограф, фольклорист. Сотрудник Минусинского музея. Сформировал этнографическую и антропологическую коллекции по истории и быту русских, старообрядцев, якутов, тувинцев, качинцев, хакасов для этнографического отдела Русского музея, Дашковского музея и Минусинского музея. Зав. музейным отделом Наркомпроса РСФСР (1933-1937). Отв. редактор ж. «Советский музей». Автор работ по этнографии и музееведению. Участник создания ЦМР СССР и Центрального музея В. И. Ленина.

Бахрушин Алексей Александрович (1865-1929) – предприниматель, музейный и театральный деятель, меценат, собиратель театральной старины, создатель частного литературно-театрального музея. Популярными в театральных кругах Москвы были «Бахрушинские субботы» Свой музей А. А. Бахрушин называл литературно-театральным. В нём было три раздела — литературный, драматический и музыкальный. Ныне театральный музей им. А. А. Бахрушина, как и прежде, располагается в особняке, построенном в 1896 году по проекту архитектора К. К. Гиппиуса.

Богораз Владимир (1865-1936) – музейный деятель, писатель, этнограф, лингвист. Исследователь народов Севера. Хранитель Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (с 1918). Директор Музея истории религии (с 1932). Один из инициаторов создания Комитета Севера при президиуме ВЦИК и Института народов Севера. Принимал участие в разработке письменности народов Севера. Автор монографии «Чукчи» и 4-томного собрания сочинений.

Струков Дмитрий Петрович (1867-1920) – генерал-майор, музейный деятель, историк. Помощник зав. Артиллерийским историческим музеем (1888), начальник музея (1903-1917). Один из организаторов Русского военно-исторического общества и его первый секретарь.

Романов Николай Ильич (1867-1948) ‑ искусствовед и музейный деятель, хранитель отдела изящный искусств Румянцевского музея (1910-1923), автор работ по проблемам искусствознания (история искусства итальянского Возрождения), теории и истории музейного дела. Архив хранится в Институте искусствознания и ГМИИ.

Тураев Борис Александрович (1868-1920) – музейный деятель, востоковед. Занимался описанием этнографических коллекций в музеях страны. Один и создателей Отдела Востока Музея изящных искусств. Редактор серии «Памятники искусства Музея изящных искусств». Автор более 200 научных работ. Архив и материалы о нём хранятся в ГМИИ, РГАЛИ, Эрмитаже, Петербургском филиале Архива РАН, Ист. архиве Москвы.

Покровский Михаил Николаевич (1868-1932) – политический деятель, историк, организатор музейного дела. Руководитель Коммунистической академии, Института красной профессуры. Автор трудов «Русская история с древнейших времён», «Русская история в самом сжатом очерке» и др. Академик АН СССР (1929). Инициатор создания историко-революционных и мемориальных музеев (ЦМР СССР, ЦМ В. И. Ленина, Музей К. Маркса и Ф. Энгельса, музей «Красная Пресня»). Архив хранится в Архиве РАН.

Богданов Владимир Владимирович (1868-1946) – музейный деятель, этнограф. Секретарь ОЛЕАЭ (1894-1930). Сотрудник отдела этнографии Румянцевского музея (с 1908), Центрального музея народоведения (с 1924), Института этнографии народов СССР (с 1943). Руководитель исследований традиционной культуры русского населения европейской части России.

Мицкевич Сергей Иванович (1869-1944) – революционер, музейный деятель. Зам. зав. Внешкольным отделом Наркомпроса РСФСР (1920). Один из организаторов и директор Музея революции (1924-1933). Автор работ по музейному делу. Архив хранится в ГМСИР.

Ивáнов Дмитрий Дмитриевич (1870-1930) – гос. служащий, юрист, музейный деятель. Эмиссар и эксперт различных комиссий Подотдела столичной охраны Музейного отдела Главмузея Наркомпроса. Инициатор и автор-составитель постановления о необходимости сохранения коронных бриллиантов в гос. достоянии. Директор и председатель учёного совета Оружейной палаты (1922-1929). Архив хранится в фондах «Московского Кремля».

Бенуа Александр Николаевич (1870-1960) – музейный деятель, художник, историк искусства, художественный критики. Организатор охраны памятников искусства и реорганизации музейного дела. Зав. картинной галереей Эрмитажа (1918-1926). Автор «Истории живописи всех времён и народов» и книги воспоминаний в пяти частях. Его архив хранится в РГАЛИ, ГРМ. В Ленинграде по инициативе Н. А. Бенуа открыт Музей семьи Бенуа как филиал музея-заповедника «Петергоф» (1988).

Морозов Иван Абрамович (1871-1921) – предприниматель, меценат, коллекционер западноевропейской и русской живописи. Брат коллекционера М. А. Морозова. Его коллекции (250 полотен французской живописи, 33 картины и 7 скульптур русских мастеров) располагались в особняке на Пречистенке в Москве (ныне там Академия художеств России). Намеревался передать коллекцию Москве. В 1918 г. она была национализирована и на её основе создан Второй музей новой западной живописи, а его назначили директором музея. Ныне основная часть картин русских художников из его коллекции находятся в Третьяковской галерее, картины западных художников в 1948 г. поступили в ГМИИ им. А. С. Пушкина и Эрмитаж.

Могилянский Николай Михайлович (1871-1933) ‑ антрополог, этнограф, музейный деятель, сотрудник Музея антропологии и этнографии в Санкт-Петербурге, член РГО. Возглавлял этнографический отдел Русского музея (1910-1918). Выступая в отделении этнографии Русского географического общества 24.03.1917 г. выразил представление о роли и предназначении музея как научного учреждения «высокого культурного значения». Профессор педагогических курсов при Военно-педагогическом музее. Изучал музейное дело в Швеции, Дании, Норвегии. Участник Предварительного музейного съезда, знаток зарубежного музейного опыта. Совершенствовал формы работы этнографических музеев.

Зеленко Александр Устинович (1871-1953) ‑ архитектор и педагог. Участник организации первого в России детского клуба. Занимался изучением детских музеев в США. В 1926 году предложил проект Детского музея-дворца, иной, чем у его современников (Н. Д. Бартрам – Музей игрушки в Москве, 1918, Ф. И. Шмит – музей детского творчества в Харькове, 1919). Организатор серии детских выставок с занятиями на интерактивной основе.

Грабарь Игорь Эммануилович (1871-1960) ‑ живописец, искусствовед, реставратор, глава Третьяковской галереи (1917), музейный деятель, основоположник научной реставрации памятников искусства, один из идеологов Гос. политики в области музейного дела и инициаторов по созданию единого государственного органа по руководству музеями страны. Основоположник научного подхода к реставрации памятников. Выдвинул идею компенсации потерь советских музеев за счет конфискации произведений из музеев Германии и её союзников после Второй мировой войн. Один из основоположников музееведения, реставрационного дела и охраны памятников искусства и старины. Руководитель Центральных реставрационных мастерских в Москве. Ныне ВХНРЦ носит его имя.

            Бартрам Николай Дмитриевич (1873-1931) – музейный деятель, художник. Зав. Кустарным музеем (1904-1917). Инициатор и основатель Музея игрушки. Сотрудник Отдела памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР. Член коллегии Главмузея. Один из организаторов Бытового музея 40-х гг., Музея Л. Н. Толстого, Музея мебели в Москве. Организатор игровых методов работы с посетителями музея. Основанный им Музей игрушки ныне находится в Сергиевом Посаде под Москвой.

Фармаковский Мстислав Владимирович (1873-1946) – музейный деятель, искусствовед, специалист в обл. материальной культуры. Член Археологической комиссии в Петербурге (с 1913), сотрудник АИМК. Хранитель ГРМ. Один из создателей историко-бытового отдела ГРМ. (1918-1934). Автор научных работ, в т.ч. по консервации и реставрации музейных предметов. Архив хранится в ИИМК РАН.

Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873-1955) – партийный, гос. и музейный деятель, литератор, доктор ист. наук. Организатор большевистских газет и издательств. Автор трудов по истории революционных и религиозно-общественных движений. Один из учредителей первого музея Л. Н. Толстого в Петербурге (1908). Основатель и первый директор (1933-1939) Центрального музея литературы, критики и публицистики (ныне Литературный музей в Москве). Директор Музея истории религии и атеизма (с 1946).

Модзалевский Борис Львович (1874-1928) – музейный деятель, литературовед, пушкинист, библиограф. Автор трудов о творчестве А. С. Пушкина. Член-кор. Российской (1918), СССР (1925) АН, МАО; член-сотрудник Русского генеалогического и Пушкинского музейного общества. Член Русского исторического общества, а также нескольких учёных архивных комиссий. Один из организаторов Пушкинского дома и его старший учёный хранитель (1919).

Адлер Бруно Фридрихович (1874-1942) ‑ этнограф и музеевед, сотрудник музея Антропологии и этнографии. Заведующий кафедрой географии, этнографии и антропологии Казанского университета (1911-1920). Директор Казанского городского музея. Провёл его реорганизацию (1919). Выдвинул идею создания музея народов Востока и воплотил её в 1921 г., но в 1922 г. его коллекции переданы в губернский музей.

Миллер Александр Александрович (1875-1935) ‑ этнограф и археолог, художник, музейный деятель, член Императорской археологической комиссии. Изучал опыт работы зарубежных музеев, в том числе во Франции. Разрабатывал проект размещения этнографического отдела Русского музея. Директор Русского музея (1918-1921). Член Комиссии по делам охраны памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР (с 1918), председатель президиума Всероссийской музейной конференции. Архив хранится в ИИМК РАН, Русском музее и РЭМ.

Гейнике Николай Александрович (1875-1955) – музейный деятель. Историк, педагог. Ученик В. О. Ключевского. Организатор школьного краеведения и экскурсионного дела. Сотрудник отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР. Разработал теорию и методику экскурсионного дела.

Нерадовский Пётр Иванович (1875-1962) – живописец, музеевед, историк искусства. Зав. художественным отделом Русского музея (1912-1929). Председатель комитета Общества поощрения художеств (1921-1928). Руководитель реставрационных работ в Троице-Сергиевой лавре (с 1945).

Виноградов Николай Николаевич (1876-1938) – археолог, этнограф, коллекционер, краевед. Как член Костромской учёной архивной комиссии (с 1902) комплектовал фонды её музея. Принимал участие в создании Романовского музея в Костроме. Секретарь Соловецкого общества краеведения, участник создания музея на Соловках.

Петров Фёдор Николаевич (1876-1973) – партийный и гос. деятель, организатор музейного отдела, врач. Один из руководителей издательства «Советская энциклопедия» (с 1927). Директор НИИ музееведения и краеведения. Автор работ по музейному делу, в т. ч. по хранительской и экспозиционной деятельности краеведческих и историко-революционных музеев.

Шмит Фёдор Иванович (1877-1937) ‑ искусствовед, византолог, музеевед и музейный деятель. Работая в Харькове, занимался реорганизацией музейного дела на Украине (1917). При его участии создан «Музейный городок» Киево-Печерской лавры, был директором созданного в нём Центрального музея культов. Занимал пост директора Софийского и Лаврского музеев. Организовал в Харькове Музей детского творчества – центр художественных проявлений детей (1919). Его идеи изложены в книге «Почему и зачем дети рисуют» (1925). Подготовил пособие для музейных работников «Исторические, этнографические, художественные музеи. Очерк истории и теории музейного дела» (Харьков, 1919). Изложил теоретическое осмысление музейного опыта в процессе разработки основ музейной политики. Главную роль в музейном строительстве отводил государству. В книге «Музейное дело. Вопросы экспозиции» (Л., 1929) рассмотрел вопросы классификации и социальных функций музея, разделяя музеи на научные, учебные и публичные (общедоступные).

Кверфельдт (Седекс-Кверфельдт) Эрнест Конрадович (1877-1949) – музейный деятель, художник, искусствовед. Главный хранитель музея технического развития А. Л. Штиглица. (1907-1923). Хранитель, затем главный хранитель отделения Дальнего Востока Эрмитажа. Автор более 20 работ.

Ткачевский Пётр Сергеевич (1880-1962?) – музейный деятель, археолог, художник. Один из основателей Художественно-исторического музея в Орле (Ныне Орловский областной краеведческий музей). При его участии открыты Болховский, Дмитровский, Малоархангельский, Мценский музеи. Части архива и материалы о нём хранятся в музее Мценска и Орловском обл. краев. Музее.

Котс Александр Фёдорович (1880-1964) ‑ зоолог, музейный деятель. Изучал деятельность естественно-научных музеев в Европе. Создал коллекцию чучел животных, на основе которой создал учебный музей на Высших женских курсах в Москве, где преподавал курс эволюционной теории. Основатель ныне существующего Дарвиновского музея в Москве (руководил им до 1964 г.). Автор книги «Пути и цели эволюционного учения в отражении биологических музеев» (1913). Архив хранится в Дарвиновском музее.

Шнеерсон Натан Александрович (1881-1937) ‑ музейный деятель. Один из основателей (вместе с Е. С. Радченко) краеведческого музея, объединённого в 1922 г. с художественным музеем в Гос. художественно-исторический краевой музей (в бывшем Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре в Истре Московской области). Организатор новой масштабной экспозиция «Социалистическое строительство в Московской области», в результате которой Московский областной краеведческий музей стал методическим центром по руководству краеведческими музеями области (1935). Участник Первого Всероссийского музейного съезда (1930). Автор статьи «Музейная экспозиция или театральная постановка?».

Присёлков Михаил Дмитриевич (1881-1941) – историк, музеевед. Сотрудник историко-бытового отдела Русского музея (1921-1935). Автор работ по истории русского быта. Разработал концепцию историко-бытовых музеев. Отстаивал необходимость организации музеев быта, выявляя их отличия от художественных музеев. Отстаивал необходимость изучения бытовых вещей, позволяющих реконструировать картины быта разных слоёв населения в их последовательной смене. Обосновывал методы построения тематических выставок по истории быта. Отстаивал комплексный показ бытовых предметов, сохранение либо восстановление при музеефикации первоначального облика памятника, необходимость учёта при создании экспозиций уровня подготовки и особенностей восприятия и запросов массового посетителя. Автор книги: «Историко-бытовые музеи. Задачи, построение, экспозиция» (М., 1926).

Муратов Павел Павлович (1881-1950) – музейный деятель, писатель, искусствовед, переводчик. Один из организаторов первых художественных выставок. Хранитель отдела искусств и классических древностей Румянцевского музея. Выдвинул идею создания в Москве русского национального музея. Член Комитета по охране художественных и научных сокровищ России и Всероссийской музейной коллегии (1918). Один из разработчиков программы развития музейного дела в России. Член комиссии по реорганизации Румянцевского и Исторического музеев. Один из организаторов и председатель совета Московского института историко-художественных изысканий и музееведения (1920).

Просвиркина Софья Константиновна (1881-1957) – музейный деятель, этнограф. Зав. отделом крестьянского быта (ныне дерева) ГИМ (1931-1954). Автор научных статей, каталогов и определителей. Личный фонд хранится в архиве ГИМ.

Федулов Филипп Евтихиевич (1881-1961) – музейный деятель, таксидермист. Сотрудник Дарвиновского музея (1912-1914 и с 1918). Создатель коллекции чучел зверей и птиц, как эталон таксидермического мастерства. Директор музея А. Ф. Котс считал его сооснователем музея.

Новиков-Даурский (Новиков) Григорий Степанович (1881-1961) – Музейный деятель, краевед, археолог, этнограф, журналист. Сотрудник Благовещенского городского музея (ныне Амурский областной краеведческий музей) с 1927 г. Проводил археологические исследования на территории Амурской области. Участник экспедиций по изучению Приморского края (1928, 1932, 1934). Автор более 300 научных работ. Его коллекции и материалы о нём хранятся в Амурском обл. архиве, Амурском краеведческом музее, Хабаровском краевом краеведческом музее.

Смирнов Василий Иванович (1882-1941) – музейный деятель, краевед. Член-учредитель (1912) и секретарь (до 1920) Костромского научного общества по изучению местного края и его председатель (1921-1929). Один из организаторов работы по спасению памятников и предметов музейного значения. Создатель музейной сети в Костромском крае. Сотрудник Северного краевого музея в Архангельске. Архив хранится ГАКО, ОПИ ГИМ, ИИМК РАН И РЭМ.

Тройницкий Сергей Николаевич (1882-1948) – музейный деятель, историк искусства, доктор искусствоведения. Один из основателей ж. «Старые годы». Издатель ж. «Гербовед». Сотрудник Эрмитажа на разных должностях (1908-1932), в т.ч. как выборный директор. Сотрудник АИМК. В 1939-1941 годах работал в московских музеях (Музей керамики, ГМИИ). Один из организаторов выставки «Алмазный фонд». Автор более 100 научных работ.

Троцкая (Седова) Наталия Ивановна (1882-1962) – революционерка, музейный деятель. Зав. музейным отделом Наркомпроса (1918-1927). При ней разработано первое законодательство по музейному делу и охране памятников, заложены основы музейной сети. Выслана из СССР вместе с мужем, заведовала музеем Л. Троцкого в Мехико.

Флоренский Павел Александрович (1882-1937, расстрелян) ‑ богослов, математик, физик, искусствовед, музейный деятель. Сотрудник Московского института историко-художественных изысканий и музееведения при АИМК. Член комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, хранитель её ризницы (1917-1919). Ученый секретарь Комиссии по охране памятников Троице-Сергиевой Лавры, подготовил декрет “Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троице-Сергиевой лавры”(1918-1921). Исследователь проблем построения пространства в религиозной живописи, сохранения и музеефикации православного историко-культурного наследия. Отстаивал необходимость комплексного подхода, сохранения его изначальных функций.

Бакушинский Анатолий Васильевич (1883-1939) ‑ историк искусства, художественный критик, музеевед, музейный педагог. Преподавал теорию и историю искусства и работал в музеях Москвы (1917). Главный хранитель Цветковской галереи (1917-1926). Заведующий отделом графики Третьяковской галереи (1927-1939). Проводил исследования о традиционном народном и классическом искусстве. Внёс вклад в музейную педагогику, разрабатывая целостную систему художественного воспитания. В основе системы – задача пробуждения «творческой воли зрителя», который должен пройти путь, обратный тому, который проделывает художник.

Вальдгàуэр Оскар Фердинандович (1883-1935) – музейный деятель, историк античного искусства. Публиковал, атрибутировал и систематизировал памятники античного искусства. Научный сотрудник Эрмитажа (с 1903). Принимал участие в создании отдела греко-римского искусства в ГМИИ. Засл. деятель науки РСФСР. Архив хранится в Эрмитаже.

Ферсман Александр Евгеньевич (1883-1945) ‑ учёный, геохимик и минералог, музейный деятель, старший хранитель минералогического отделения Геологического музея АН (с 1912), первый директор Минералогического музея (ныне его имени).

Цявловский Мстислав Александрович (1883-1947) – музейный деятель, литературовед, текстолог, коллекционер. Исследователь творчества А. С. Пушкина. Зав. домом-музеем Л. Н. Толстого в Ясной Поляне (1930-1937). Зав. РО Всероссийского музея А. С. Пушкина (с 1938). Редактор и комментатор многих изданий, посвящённых А. С. Пушкину. Собрал коллекцию рукописей и автографов А. С. Пушкина.

Терновец Борис Николаевич (1884-1941) – музейный деятель, критик, живописец, скульптор. Сотрудник отдела по делам музеев Наркомпроса. Директор Музея нового западного искусства (с 1922). Архив и библиотека хранятся в ГМИИ.

Щекотов Николай Михайлович (1884-1945) – искусствовед, музеевед. Член Всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины (1918-1922). Директор ГИМ (1921-1925), член Совета и директор ГТГ (1918-1925).

Печёнкин Николай Михайлович (1871-1918) – музейный деятель, археолог. Помощник начальника Артиллерийского исторического музея, затем его начальник (1917-1918). Автор проекта преобразования музея в военно-исторический и работ по археологии.

Золотарёв Давид Алексеевич (1885-1935) – музейный деятель, этнограф, антрополог. Сотрудник Русского музея (1918-1930), АИМК (1919-1929). Член ЦБК, редколлегии ж. «Краеведение», «Известия РГО», «Этнография», «Человек». Положил начало систематическим экспедициям по обследованию русских, води, ижоры, карел, саамов, вепсов. Принимал активное участие в создании краеведческих музеев и научных центров в Ярославско-Тверском регионе. Руководил краеведческими исследованиями в Поволжье. Материалы экспедиций хранятся в РЭМ в Петербурге, Петербургском отделении Института этнографии РАН и ИИМК.

Федышин Иван Васильевич (1885-1941) – музейный деятель, искусствовед, реставратор, краевед. Зав. художественным отделом Вологодского краеведческого музея. Исследователь Русского Севера. Сформировал коллекцию древнерусских икон. Автор научных работ. Его коллекции и материалы о нём хранятся во ВГИАХМЗ.

Сытин Пётр Васильевич (1885-1968) – музейный деятель, историк. Директор музея коммунального хозяйства в Москве. Отстаивал сохранение исторических памятников (Китайгородской стены, Красных ворот, Сухаревой башни и др.). Автор более 20 книг и 300 статей, в т.ч. по планировке и застройке Москвы. Архив хранится в Музее истории Москвы.

Ухтомский Дий Эсперович (1886-1918) — этнограф-антрополог, путешественник, сотрудник Русского музея. Служил в рядах Красного Креста во время Первой мировой войны военный разведчик в Иране, крупный фотохудожник и фотожурналист.

Иванов Пётр Петрович (1886-1942) – музейный деятель, археолог, художник, коллекционер. Основатель музея в Моршанске (ныне Моршанский историко-художественный музей). Ядро музея составила его коллекция из 2,5 тысяч предметов. Руководитель археологических исследований. Архив хранится в Моршанском историко-художественном музее.

Малúцкий Георгий Леонидович (1886-1952) ‑ музеевед и музейный деятель. Активный участник предварительного музейного съезда от Императорского Российского исторического музея. Зав. отделом теоретического музееведения в ГИМ (1918). Заложил основы научного подхода к музееведческим проблемам. Автор работ по истории и теории музейного дела. Член комиссии по реорганизации Исторического музея. Сотрудничал с политехническим и др. музеями. Учёный специалист по музееведению в Главнауке Наркомпроса РСФСР (1925-1930). Председатель музейной комиссии Московской секции ГАИМК. Член учёного совета Музея народоведения. Участник Первого Всероссийского музейного съезда (1930). Архив хранится в ОПИ ГИМ.

Дружинин Николай Михайлович (1886-1986) ‑ историк и музейный деятель. Учёный секретарь, затем зав. экспозиционным отделом ЦМР СССР (1926-1935). Автор теоретических и методологических работ по музееведению и музейному делу. Читал курс по музееведению на этнологическом факультете МГУ (1929-1932). Член учёного совета ГИМ. Опубликовал статью «Методы историко-революционной экспозиции». Автор теоретических и методических трудов по музееведению и музейному делу. Разработал классификацию предметов по типам источников, основу которых составляют вещественные реликвии, а также методику работы с экспонатом как с историческим источников. Провёл анализ достоинства и недостатков каждого типа экспоната. Предвосхитил понятия «мемориальный комплекс» и «мемориальное пространство». Подчёркивал важность художественного образа экспозиции. Сформулировал принципы и методику исторической экспозиции, которые легли в основу отечественного музееведения.

Денисова Мария Михайловна (1887-1961) – музейный деятель, историк. Хранитель отдела шитья и тканей Оружейной палаты (1922-1936). Науч. сотрудник (1936), затем зав. отделом оружия (с 1944) ГИМ. Автор работ по истории оружия и военного дела в России.

Орбėли Иосиф Абгарович (1887-1961) – музейный деятель, историк, искусствовед, востоковед, языковед, фольклорист. Учёный секретарь РАО (1914-1918), коллегии по делам музеев Петрограда (1918-1920), АИМК (1919-1931). Сотрудник Эрмитажа на разных должностях. Директор института истории материальной культуры (1919-1931). Член редколлегии ж. «Советский музей». Архив хранится в Петербургском отделении РАН.

Машковцев Николай Георгиевич (1887-1962) ‑ историк искусства, педагог, музейный деятель. Зав. подотделом провинциальных музеев музейного отдела Наркомпроса РСФСР (1918-1927), сотрудник Третьяковской галереи (1917-1930). С его участием заложены основы музейной сети страны. Отстаивал и обосновывал специфику художественных музеев, напрямую связывал многочисленность художественных центров с «интенсивностью жизни художественной культуры». Автор статьи «Принципы музейного строительства», в которой сформулировал принципы музейного строительства. Художественные музеи рассматривает как научные центры. Определил уровень задач для местных, областных и центральных музеев; преемственность практики прошлого века по взаимодействию и сотрудничеству научных обществ с филиалами и корреспондентами в провинции.

Виппер Борис Робертович (1888-1967) – музейный деятель, искусствовед. Хранитель картинной галереи Румянцевского музея. Сотрудник музейной секции Наркомпроса (с 1918). Руководитель Института истории искусств (1922-1923). Зам. директора по научной части ГМИИ, организатор музейного издательства и аспирантуры.

Хольцов Валентин Борисович (1889-1942) – музейный деятель, научный сотрудник историко-бытового отдела ГРМ. Автор статьи «Выставка «Быт рабочего класса 1900-1930 годов» и концепций выставочных проектов. Сотрудничал с Ленинградским ГМР.

Анциферов Николай Павлович (1889-1958) ‑ историк и краевед. Сотрудник Петроградского научно-исследовательского экскурсионного института, член ЦБК, возглавлял семинар по экскурсионному изучению города при обществе «Старый Петербург». Сотрудник Коммунального музея (ныне Музей Москвы). Сотрудник Литературного музея (1939-1956). Разработал основы градоведения (совместно с И. М. Гревсом). Первый в России теоретик и практик экскурсий. Личный архив хранится в ОР РНБ им. М. Салтыкова-Щедрина.

Шапошников Борис Валентинович (1890-1956) – музейный деятель, искусствовед. Директор Музея дворянского быта 40-х годов (1920-1929). Репрессирован. Зав. Пушкинским домом (с 1936). Разработал принципы научной реконструкции обстановки в историко-бытовых музеях, создания экспозиций литературно-мемориальных музеев.

Соловьёв Кирилл Алексеевич (1890-1966) – музейный деятель, историк искусства, краевед. Директор Дмитровского краеведческого музея (1921-1929). Организатор комплексного изучения края. Преподаватель на высших музейных курсах Наркомпроса. Репрессирован. Участник создания экспозиции Дворца техники в Москве (1933-1934). Консультант Останкинского дворца-музея (1934), зам. директора по научной работе (1935), директор (1941-1947). Автор ок. 100 работ по искусству и музееведению.

Дингес Георг (Георгий) Генрихович (1891-1932) – музейный деятель, этнограф, филолог. Исследователь традиционной культуры немецких и украинских колоний в Республике немцев Поволжья. Обосновал необходимость создания музея немецкой этнографии. Разработал план создания Центрального музея АССР немцев Поволжья (ныне Энгельсский краеведческий музей). Части архива хранятся в Энгельсском филиале Гос. архива Саратовской области и фондах Энгельсского краеведческого музея.

Померанцев Николай Николаевич (1891-1986) – музейный деятель, искусствовед, реставратор. Хранитель отдела серебра Оружейной палаты, зав. памятниками «Московского Кремля». Научный консультант ВХНРЦ им. И. Э. Грабаря. Засл. деятель искусств РСФСР. Лауреат Гос. премии СССР (1974). Архив хранится в ВХНРЦ.

Орлов Юрий Александрович (1893-1966) – музейный деятель, палеонтолог. Академик АН СССР (1960). Организатор музея при Палеонтологическом институте в Москве (ныне Палеонтологический музей его имени). Гл. редактор ж. «Основы палеонтологии» и «Палеонтологический журнал АН СССР». Лауреат Ленинской премии (1967).

Левинсон-Лессинг Владимир Францевич (1893-1972) – музейный деятель, искусствовед, педагог. Автор работ по истории русской культуры, статей для сборника «Сокровища Эрмитажа». Профессор Ленинградского университета, где читал курс лекций «История музейного дела», «Источниковедение». Член ИКОМ. Архив хранится в Эрмитаже.

Порфиридов Николай Григорьевич (1893-1983) – музейный деятель, историк, краевед. Организатор музейного дела и краеведения в Новгородской губернии. Зав. Новгородским губернским музеем (с 1918). Научный сотрудник АИМК. Зав. отделом древнерусского искусства в ГРМ. Автор работ, в т.ч. по истории Новгорода.

Розенталь Лазарь Владимирович (1894-1990) ‑ искусствовед, музейный деятель. Директор Художественного музея в Нижнем Новгороде, преподаватель истории искусств (1919-1922). Сотрудник экскурсионной секции Московского отдела народного образования, преподаватель Пречистенского Практического института (1922). Научный сотрудник Третьяковской галереи (1925). В конце 1920-х годов проводил изучение музейного зрителя и издал сборник по материалам социологического исследования: «Изучение музейного зрителя».

Завадовский Борис Михайлович (1895-1951) ‑ музейный деятель, теоретик музейного дела, биолог. Автор научных трудов по биологии и музееведению. Основатель и директор Биологического музея им. К. А. Тимирязева (1922-1948). Один из организаторов первого Всероссийского музейного съезда. Автор ок. 200 научных работ, в т.ч. «Методы марксистской экспозиции естественнонаучных музеев», серии статей в ж. «Советский музей» (1931-1931). Представлял музей как живой естественнонаучный музей-лабораторию с максимально наглядной («самоговорящей») экспозицией и с продолжением экспозиций на улицах города. Автор теории музея нового типа как музея-лаборатории с максимально наглядной экспозицией. Его теория лежит в основе современного Биологического музея.

Луполл Иван Капитонович (1896-1943) – историк философии, литературовед. Автор работы «Диалектический материализм и музейное строительство». Один из организаторов Первого Всероссийского музейного съезда. Академик АН СССР. Отв. редактор ж. «Советский музей».

Иėссен Александр Александрович (1896-1964) – музейный деятель, археолог. Сотрудник Эрмитажа (1927-1955), зав. Отделом первобытной культуры (с 1936), член учёного и редакционного советов (с 1939). Исследователь истории и древностей Кавказа. Автор более 40 науч. трудов. Архив хранится в ОР ИИМК РАН в Петербурге.

Новицкий Георгий Андреевич (1896-1982) – музейный деятель, историк. Сотрудник ГИМ (1922-1950). Преподаватель кафедры музейной и краеведческой работы МГУ. Директор НИИ музееведения (1951-1959). Один из авторов «Основ советского музееведения» (1955). Автор научных трудов и учебных пособий (по истории). Редактор 14-го и 15-го выпусков «Трудов ГИМ».

Матьė Милица Эдвиновна (1899-1966) – музейный деятель, искусствовед, египтолог, детский писатель. Зам. директора Эрмитажа (1941-1945). Автор работ по музееведению и на древнеегипетские темы. Принимала участие в спасении и эвакуации музейных ценностей Эрмитажа (1941).

Смирнов Алексей Петрович (1899-1974) – музейный деятель, историк, археолог. Ученик В. А. Городцова. Сотрудник ГИМ (1924-1974), зам. директора по научной работе (1949-1961). Исследователь Поволжья и Прикамья. Автор научных трудов. Редактор «Трудов» ГИМ и серии «Памятники культуры». Архив хранится в ИИМК РАН.

Блаватский Владимир Дмитриевич (1899-1980) – музейный деятель, историк искусства, археолог. Сотрудник Музея изящный искусств (1924-1941). Зав. отделом экспедиций и раскопок ГМИИ. Руководитель сектора античной археологии ИИМК. Один из создателей школы современной отечественной античной археологии, антиковедения. Автор более 200 научных работ. На основе его архива и библиотеки создан мемориальный кабинет в институте археологии (1987).

Закс Анна Борисовна (1899-1996) ‑ историк, музеевед. Сотрудник ГИМ с 1933 г. Зав. отделом истории и теории музейного дела в НИИ краеведческой и музейной работы (с 1947). Разрабатывала теорию и методику создания экспозиции ист. музеев. Автор более 80 работ по музееведению. Член Советского комитета ИКОМ.

Мансуров Алексей Алексеевич (1900-1941) – музейный деятель, археолог, этнограф, библиограф, краевед. Основатель Музея Касимовского края (ныне Касимовский краеведческий музей). Учёный секретарь, затем и.о. директора Рязанского гос. музея Центрально-промышленной области. Сотрудник Московского обл. краеведческого музея и Музея игрушки. Преподаватель на кафедре музееведения Высших музейных курсов. Автор ок. 100 научных работ, в т.ч. по музееведению.

Серебренников Николай Николаевич (1900-1966) – музейный деятель, историк искусства. Организатор Ильинского районного музея Пермской губернии (1921). Штатный сотрудник Пермского областного краеведческого музея (с 1925). Директор Пермского художественного музея. Основатель и автор описания коллекции пермской деревянной скульптуры. При нём в музее сформированы коллекции древнерусской иконописи строгановской школы, художественных тканей и вышивок строгановского лицевого шитья, художественных изделий из драгметаллов, предметов прикладного искусства, живописи и графики местных мастеров.

Фёдоров-Давыдов Алексей Александрович (1900-1969) – музейный деятель, искусствовед. Консультант Главнауки НКП. Зав. отделом нового русского искусства в ГТГ (1929-1934). Один из разработчиков «Опытной комплексной марксистской экспозиции». Участник Первого Всероссийского музейного съезда (1930), выступивший с докладом «Экспозиция художественных музеев». Автор работ о принципах строительства художественных музеев и их экспозиций, а также критических статей о художественных выставках. Музей, по его мнению, должен быть «демонстратором процессов», а не вещей.

Губер Андрей Александрович (1900-1970) – музейный деятель, искусствовед. Засл. деятель искусств РСФСР. Науч. сотрудник ГМИИ (с 1944), главный хранитель (с1945). Член комиссии по упорядочению музейной сети страны. Архив хранится в ГМИИ.

Огризко Зоя Александровна (1901-1983) – музейный деятель, историк, педагог. Сотрудник ГИМ (с 1946) и НИИ музееведения (1959-1971). Автор музееведческих работ, в т.ч. о школьных музеях.

Постникова-Лосева Марина Михайловна (1901-1985) – музейный деятель, историк искусства. Сотрудник Оружейной палаты, отдела драгметаллов «Московского Кремля» и ГИМ. Автор более 50 работ, в т.ч. о ювелирном искусстве. Член ИКОМ.

Скуленко Иван Михайлович (1901-1990) – музейный деятель. Экскурсовод во Всеукраинском гос. историческом заповеднике на базе Киево-Печерской лавры (1926). Первый директор Софийского заповедника в Киеве (1934-1937), в состав которого входили собор св. Софии и монастырские постройки XVIII века (ныне Национальный заповедник «София Киевская»).

Кузнецов Николай Васильевич (1902-1958) – музейный деятель, краевед. Препаратор в Мытищинском естественноисторическом музее. Сотрудник Ярославского музея (1924-1958). Ввёл в экспозицию биогруппы и диорамы. Специалист в обл. таксидермии. Автор более 100 научных работ. При его участи созданы отделы природы в музеях Рыбинска, Переславля-Залесского, Углича, Ростова др. Принимал участие в создании заказников на территории Костромской и Ярославской областей. Архив хранится в Ярославском музее-заповеднике.

Вишневский Феликс Евгеньевич (1902-1978) – музейный деятель, коллекционер. Сотрудник Исторического музея (1925-1928), научный сотрудник Костромского музея (1933), научный сотрудник-консультант ГМИИ (1958-1967). Его коллекцию составляли акварели, портреты, фарфор, резная кость, табакерки, бронза, вазы, часы и др. 200 произведений портретной живописи передал создающемуся Музею В. А. Тропинина и художников его времени, был главным хранителем музея. Различным музеям подарил около 1,5 тысяч предметов из своей коллекции.

Гейченко Семён Степанович (1903-1993) – писатель. Музейный деятель 1920-1930-х гг. Участник Великой Отечественной войны. Организатор восстановления и директор Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское» (1945-1989). Вначале был восстановлен домик няни Арины Родионовны, в 1949 г. ‑ дом А. С. Пушкина, когда и состоялось открытие музея-заповедника, куда входит сёла Михайловское (родовое поместье Пушкиных) и Тригорское, а также Святогорский монастырь, где находится могила поэта. По инициативе С. С. Гейченко возрождены праздники поэзии, ежегодно проходящие 6 июня. Автор книг о А. С. Пушкине, «У лукоморья», «Пушкиногорье», «Сердце оставляю вам».

Ольдерогге Дмитрий Алексеевич (1903-1987) – музейный деятель, этнограф. Сотрудник, затем и.о. директора музея антропологии и этнографии. Член учёных советов Гос. музея этнографии народов СССР (ныне РЭМ), Института востоковедения, Географического общества СССР. Архив хранится в музее антропологии и этнографии (с 1933 в составе Института этнографии АН).

Спасский Иван Георгиевич (1904-1989) – музейный деятель, историк, нумизмат. Зав. Нежинским городским музеем (1928-1930). Зав. Нумизматическим кабинетом Харьковского археологического музея (1930-1931). Сотрудник отдела нумизматики Эрмитажа (1932). Репрессирован. Зав. отделением русских монет Эрмитажа (1946), главный хранитель отдела нумизматики (1948-1989). Основатель метода штемпельного анализа. Автор работ по нумизматике.

Лебедев Поликарп Иванович (1904-1981) – музейный деятель, историк изобразительного искусства, художественный критик. Член-кор АХ СССР. Директор ГТГ.

Зак Яков Григорьевич (1905-1971) – коллекционер. Его коллекции формировались по темам: «Иконография Пушкина», «Пушкин и его окружение», «Пушкин и мировая культура». Принимал участие в комплектовании собраний Всероссийского музея А. С. Пушкина в Петербурге, Литературного музея в Москве, Музея-панорамы «Бородинская битва» и др. Содействовал созданию гравюрного кабинета Музея А. С. Пушкина в Москве, передав туда 4040 листов.

Иванов Владимир Николаевич (1905-1991) – деятель в обл. охраны памятников, искусствовед. Засл. деятель искусств РСФСР (1968). Науч. сотрудник Оружейной палаты (1928-1935) и зам. директора (1960-1966). Один из основателей Музея Академии строительства и архитектуры СССР (ныне Музей архитектуры им. А. В. Щусева), где и работал (1935-1960), в т.ч. директором. Один из основателей и зам. председателя (1966-1983) ВООПиК. Вице-президент ИКОМОС при ЮНЕСКО.

Пиотровский Борис Борисович (1908-1990) – музейный деятель, археолог, востоковед. Автор трудов по истории и археологии Закавказья и Древнего Востока. Директор Эрмитажа (1964-1990). Отец М. Б. Пиотровского. Академик АН СССР (1970) и Арм. ССР (1968). Член ИКОМ. Герой Соц. Труда (1983). Лауреат Гос. премии СССР (1946). Архив хранится в ИИМК и Эрмитаже.

Бернштам Александр Натанович (1910-1956) – музейный деятель, организатор краеведения, археолог, этнограф, востоковед. Член Президиума Ленинградского бюро краеведения (1929), ЦБК (1930). Сотрудник Эрмитажа (1932-1935), старший научный сотрудник академии истории материальной культуры (1935-1956). Руководитель археологических изысканий в Семиречье, на Тянь-Шане, Памире и в Ферганской долине (1936-1956). Основатель республиканского краеведческого музея во Фрунзе и Джамбульского археологического центра. Автор более 200 работ. Архив хранится в Рукописном архиве ИИМК.

Малышев Владимир Иванович (1910-1976) – археограф, коллекционер древних русских рукописей. Основатель древлехранилища ИРЛИ (ныне его имени). Под его руководством были созданы территориальные рукописные собрания Русского Севера. Участник Великой Отечественной войны. Засл. деятель науки РСФСР.

Попов Валентин Сергеевич (1912-1987) – москвовед, коллекционер. Архитектор Центральных реставрационных мастерских. Гл. хранитель Государственного литературного музея (1956-1974). Научный рецензент монографии «Архитектурные памятники Москвы».

Кучумов Анатолий Михайлович (1912-1996) – музейный деятель. Хранитель во дворцах-музеях Павловска и Пушкина (до войны). Специалист в обл. прикладного искусства и русского интерьера XVIII-XIX вв. Директор Центрального хранилища музейных фондов пригородных дворцов (с 1945). Главный хранитель Павловского дворца-музея (с 1956). Руководитель работ по восстановлению декоративного убранства интерьеров дворца. Засл. работник культуры РСФСР. Лауреат Ленинской премии.

Станюкович Татьяна Владимировна (1916-1992) ‑ этнограф и музеевед. Сотрудник Ленинградского отделения восточных славян Института этнографии. Автор книг «Кунсткамера Петербургской Академии наук», «250 лет музея антропологии и этнографии», «Этнографическая наука и музеи». Рассматривала проблемы музеев под открытым небом, в т.ч. музейной коммуникации и нематериальной культуры.

Разгон Авраам Моисеевич (1920-1991) ‑ историк, музеевед. Сотрудник НИИ краеведческой и музейной работы и ГИМ. Организатор кафедры музейного дела во Всесоюзном институте повышения квалификации работников культуры СССР (затем Академия переподготовки работников культуры, искусства и туризма). Автор статей в «Очерках истории музейного дела в России». Разрабатывал теоретические основы музееведения, принимал участие в разработке международного словаря музеологических терминов. С его именем связано становление музееведения как научной дисциплины. Автор работ «К вопросу о научном комплектовании фондов в музеях исторического и краеведческого профилей» (1982), «Место музееведения в системе наук» (1986). Архив хранится в ОПИ ГИМ.

Крейн Александр Зиновьевич (1920-2000) ‑ музейный деятель. Организатор и директор Государственного музея А. С. Пушкина, затем зав. рукописным отделом, ведущий научный сотрудник музея (1958-1983). Засл. работник культуры. Организатор и первый вице-президент Международного комитета литературных музеев ИКОМ. Лауреат Гос. премии РФ. Автор книг «Рождение музея» (1969), «Жизнь музея» (1979) и «Жизнь в музее» (2000). В музее создан мемориальный кабинет А. З. Крейна.

Равикович Дина Акимовна (1922-1995) ‑ музеевед. Сотрудник НИИ краеведческой и музейной работы. Автор работ по истории и теории музейного дела и охраны памятников. Автор и составитель «Очерков истории музейного дела в СССР» (1957-1971. Вып. 1-7) и «Российской музейной энциклопедии». Участница социологического исследования «Музей и посетитель». Разработчик музейной терминологии и социальных функций музея.

Антонова Ирина Александровна (р. 1922) – директор Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (с 1961), ныне президент музея. Искусствовед, академик РАО (1989). Автор трудов по музееведению и эстетическому воспитанию. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством».

Гигорян Гурген Григорьевич (1936-) – музейный деятель. Директор Политехнического музея в Москве. Автор более 130 работ по музееведению и о памятниках науки и техники. Доктор техн. наук. Член президиума Совета музеев России. Засл. деятель науки РФ.

Шкурко Александр Иванович (1937-) – музейный деятель. Выпускник МГУ. Зам. директора ГИМ (1976-1981). Зам. Министра культуры РФ (1981-1992). Директор ГИМ (с 1992).

Арзамасцев Валентин Павлович (1939-2003) – музейный деятель, литературовед. Директор Гос. Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы» (1966-1975). Генеральный директор Объединения литературно-мемориальных музеев Пензенской области (1975-1987). Директор Гос. историко-литературного и природного музея-заповедника А. А. Блока в Московской обл. (с 1987). Автор литературоведческих и музееведческих работ.

Беловинский Леонид Васильевич (1941-) – специалист в обл. материальной культуры, проблем отражения повседневности в музейных коллекциях, автор учебных пособий. Профессор Моск. гос. института культуры, организатор и первый зав. кафедры музееведения. Доктор ист. наук. Засл. работник культуры РФ.

Пиотровский Михаил Борисович (1944-) – историк, востоковед, музейный деятель. Директор Эрмитажа (с 1990). Сын директора Эрмитажа Б. Б. Пиотровского. Автор трудов по истории, археологии и музееведению. Науч. ред. и автор книги «Философия музея». Член-кор. РАН (1997), РАН (2016) и РАХ (1997). Профессор Санкт-Петербургского гос. университета. Лауреат премии Президента (2003) и Гос. премии РФ (2017).

Храбровицкая Галина Ивановна (?-2012) ‑ музейный деятель. Директор (1984-2011) Государственного музея – гуманитарного центра «Преодоление» им. Н. А. Островского. Засл. работник культуры РФ (1996). Почётный работник культуры г. Москвы (2003). По результатам конкурса Московского международного фестиваля «Интермузей» ей был вручен диплом «Самый самоотверженный директор.

Шатилов Михаил Бонифатьевич (1882-1937) – музейный деятель, этнограф. Директор Томского краеведческого музея (1922-1933). Обследовал этнографию коренных народов Томской области. Преподавал на кафедре Томского университета «Туземное право и быт». В его память в Томске проводятся Шатиловские чтения, по материалам которых издаются «Труды Томского областного краеведческого музея». Его имя присвоено Томскому обл. краев. Музею.

Ванслова Елена Гавриловна (1931-2018) – музейный деятель, разработчик программ по музейной педагогике. Автор более 200 работ по музееведению. Председатель Объединения музейных педагогов России. Член Союза журналистов РФ. Лауреат конкурса «Грант Москвы» в области наук и технологий в сфере образования (2003).

Самарина Наталья Гурьевна (1958-2011) – музеевед, разработчик музейного источниковедения. Автор учебных пособий. Зав. кафедрой музееведения МГУКИ. Организатор научной школы музееведения и издания трудов кафедры «Научно-исследовательская работа в музее».

Столяров Борис Андреевич (1932-) – музеевед, доктор педагогических наук, профессор, заведующий отделом «Российский центр музейной педагогики и детского творчества» Русского музея в Санкт-Петербурге.

Список литературы

Общие вопросы музееведения. Музей и музейный предмет

Аксёничев О.А. Философия музея Н.Ф. Фёдорова // Музейное дело. Музей. Культура. Общество: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1992.

Актуальные проблемы деятельности литературных музеев / Сост. А.К. Ломунова. М., 1977.

Актуальные проблемы советского музееведения: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. 1987.

Актуальные проблемы современной социо-культурной ситуации в России // Панорама культурной жизни стран СНГ и Балтии. Инф. сб. Вып. 5. М.: изд. РГБ, 1996.

Антонюк В.Г Из опыта работы по подготовке научной концепции Музея истории города-курорта Сочи // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Бонами З.А. Литературный музей и общество // Музееведение. Музеи мира: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1991.

Боярский П.В. Теоретические основы памятниковедения (постановка проблемы) // Памятниковедение. Теория. Методология. Практика. М., 1986.

Ванслова Е.Г., Гнедовский М.Б., Дукельский В.Ю. и др. Социальные функции музея: споры о будущем // На пути к музею XXI века. М., 1989.

Вещь в контексте культуры: Материалы научно-практической конференции. СПб., 1994.

Вопросы музейной работы: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М.,1974.

Вопросы охраны и использования памятников истории и культуры: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1990.

Вопросы совершенствования деятельности музейных объединений: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1985.

Гнедовский М. Б. Музейная коммуникация и ритуал // Некоторые исследования современной культуры. М., 1987.

Гнедовский М. Б. Современные тенденции развития музейной коммуникации в капиталистических странах: теория и практика. М.: ГБЛ,1987.

Гнедовский М. Б., Дукельский В. Ю. Музейная коммуникация как предмет музееведческого исследования // Музейное дело. Музей-Культура-Общество. Сб. науч. трудов / ЦМР. М., 1992.

Доминов М.Ш. Музей в философии Н.Ф. Фёдорова // Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1995.

Дмитриева Е.К. Материальная среда и интерьер как средство её формирования // Актуальные проблемы советского музееведения: Сб. трудов / ЦМР СССР. М., 1987.

Дукельский В. Ю.  Музей и культурно-историческая среда // Музееведение. Проблемы культурной коммуникации в музейной деятельности. М., 1988.

Дукельский В. Ю. Терминологические проблемы теории музейного предмета // Терминологические проблемы музееведения. М.: ЦМР СССР, 1986.

Дьячков А.Н. Памятники истории и культуры в системе предметного мира культуры // Памятники и современность. М., 1987.

Зайцева Г.А. Перспективы развития музеев-заповедников России // Историко-культурное наследие Русского Севера. Проблемы изучения, сохранения, использования: Материалы IX Каргопольской научной конференции. Каргополь, 2006.

Зюмченко Л.П. Из опыта проектирования музейно-этнического культурного центра «Эстонский хутор» // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Иванов А. Ф. Вещь в контексте культуры // Вещь в контексте культуры. Материалы научной конференции. СПб., 1994.

Казарова О.Г. Роль музея в социокультурной среде города // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Каулен М.Е. Роль музеев-храмов и музеев-монастырей в сохранении христианского историко-культурного наследия Севера (1918-1927) // Христианство и Север. По материалам VI Каргопольской научной конференции. М., 2002.

Кнабе Г.С. Вещь как феномен культуры // Музееведение. Музеи мира. М., 1991.

Коммуникация и музей // Museum. 1984. № 1.

Краткий словарь музейных терминов // Музеи и памятники культуры на современном этапе: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М.,1983.

Кузьмина Е.Е. Культурные традиции народов Сибири и музеи. М.: СФИКС,1990.

Кузьмина Е.Е. Некоторые аспекты раскрытия информационного потенциала музейной вещи // Духовное богатство социалистического общества. М., 1987.

Лучкин А.В. Проблемы музеефикации памятников усадебной архитектуры по материалам сборников Общества изучения русской усадьбы // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006.

Мастеница Е.Н. Культурное наследие и музей: проблемы взаимодетерминации // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Мастеница Е.Н. Региональный компонент деятельности современного музея // Важский край: источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 2. Вельск, 2004.

Музееведение. Из истории охраны и использования культурного наследия РСФСР: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1987.

Музееведение. Музеи исторического профиля: Учеб. пособие для вузов по спец. История / Под ред. К.Г. Левыкина и В. Хербста. М., 1988.

Музееведение. Музеи мира: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1991.

Музееведение. На пути к музею XXI века: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1989 и др.

Музееведение. Проблемы использования и сохранности музейных ценностей: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1985.

Музееведение. Проблемы культурной коммуникации в музейной деятельности: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1988.

Музеи в период перемен: Материалы российско-британского семинара «Музеи Санкт-Петербурга в условиях рыночной экономики» / Под общ. ред. А.Д. Марголиса. СПб., 1997.

Музеи России: поиски, исследования, опыт работы, Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб, 1996.

Музей и власть: Сб. науч. трудов НИИ культуры. Вып. 1-2. М., 1991.

Музей и его партнёры. М.: АПРИКТ,2004.

Музейное дело России / Под ред. М.Е. Каулен. М., 2003.

Музейные термины // Терминологические проблемы музееведения: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Никишин Н.А. К вопросу о развитии социальных функций естественно-научных музеев // Музейное дело. Музей. Культура. Общество. Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1992.

Никишин Н.А. Коммуникационный потенциал музея в современном мире // Музейная коммуникация: Материалы научно-практической конференции, состоявшейся в Самаре / ГЦМСИР. М., 2002.

Никишин Н.А. Музей или уникальная историческая территория // Тезисы докладjв II Международной конференции по сохранению и развитию уникальных территорий. М., 1982.

Никишин Н.А. Развитие культуры и музеи-заповедники // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1991.

Никишин Н.А. «Язык музея» как универсальная моделирующая система музейной деятельности // Музееведение. Проблемы культурной коммуникации в музейной деятельности: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1989.

Онучина И.В. Проблемы этнической культуры русских в современном диалоге музея и общества // Народный костюм и обрядность на Русском Севере: Материалы VIII Каргопольской научной конференции. Каргополь, 2004.

Основы музееведения: Учебное пособие / Отв. ред. Э.А. Шулепова. М.: Кн. дом: «ЛИБРОКОМ», 2010.

Памятник и современность: вопросы освоения историко-культурного наследия. М.,1987.

Поляков Т.П. Мифологическое сознание и музей XXI века (на примере концепции музея-заповедника «Исток Волги» // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1989.

Пономарёв Б.Б. Несовершенный музей в несовершенном мире. М.: ИПК «Робин», 2002.

Пухачёв С.Б. Современный музей как система коммуникаций // Музей как центр научной и краеведческой работы на современном этапе. Пермь,1994.

Равикович Д. А. Социальные функции краеведческого музея // Труды НИИ культуры. Вып. № 65.  М., 1978.

Разгон А. М. Музейный предмет как исторический источник // Актуальные проблемы источниковедения истории СССР, специальных исторических дисциплин и преподавание их в вузах. М., 1979.

Решетников Н.И. Музееведение: Курс лекций. М.: МГУКИ, 2000.

Решетников Н.И. Музей и его социальная функция // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Решетников Н.И. Музей в контексте эпохи // Музей в современных условиях: Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела. Краснодар, 1995.

Решетников Н.И. Музей: историзм или мифологемы? // М.М. Бахтин и современные гуманитарные практики Материалы конференции в рамках первой Красноярской биеннале (к 100-летию М.М. Бахтина). Красноярск, 1995.

Решетников Н.И. Музей – хранилище социальной памяти // Философия бессмертия и воскрешения. По материалам VII Фёдоровских чтений. М., 1996.

Самарина Н.Г. Роль музейной коммуникации в этнической идентификации // Народный костюм и обрядность на Русском Севере: Материалы XIII Каргопольской научной конференции. Каргополь, 2004.

Словарь музейных терминов. Сб. науч. трудов / ГМСИР. М., 2010.

Социальное проектирование в сфере культуры. Перспективные модели учреждений культуры: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1990.

Странский З. Музей, искусство и перспективы развития человечества // Музейное дело. Музей. Культура. Общество. М., 1992.

Странский З. Понимание музееведения // Музееведение. Музеи мира: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1991

Стронг Р. Музей и коммуникация // Museum. 1983. № 3;

Суринов В. М. Историческая память народа. Сельское хозяйство Зауралья в образах и мыслях сибирского крестьянина. Тюмень, 1990.

Суринов В. М. Музейность источника. Методологический анализ проблемы // Актуальные проблемы советского музееведения: Сб. трудов / ЦМР СССР. М., 1987.

Терминологические проблемы музееведения: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Трошина М.В. Актуальные проблемы проектирования музеев (опыт музеев современного искусства) // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006.

Фёдоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение. М., 1992.

Хмельницкая И.Б. Повседневная история в музее // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006.

Цуканова В. Н. Источник в музее. Музееведческие особенности // Музейное дело: Сб. науч. трудов. Вып. 28.Проблемы теории, истории и методики музейной работы (источниковая база музеев) / МК РФ, ГЦМСИР. М., 2004.

Цуканова В. Н. Музейный предмет и исторический источник. К вопросу о соотношении понятий // Актуальные проблемы советского музееведения. М.: ЦМР СССР, 1987.

Цуканова В. Н. Мемориальный музейный предмет. Особенности изучения и научного описания: Методические рекомендации. М., 1990.

Шляхтина Л.М. Основы музейного дела: Теория и практика. М., 2005.

Шулепова Э.А. Памятники культуры в контексте истории // Памятники в изменяющемся мире: Материалы Международной научно-практической конференции. М.,1993.

Юренева Т.Ю. Музееведение: Учебник для высшей школы. М., 2003.

Якунина Т.Е. Концептуальное проектирование музейной среды // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006.

Les musées en U.S.S.R. / Le muse central de la revolution revolution de U.S.S.R. Moskou. 1989.

Museums in the USSR / The Central Museum of the Revolution of the USSR. Moscow.1989;

Научные концепции музея

Детский музей города Ноябрьска. Концепция развития / Авт.коллектив; Под ред. Н.А. Никишина. М.; Ноябрьск,1997.

Концепция развития Красноярского культурно-исторического центра / Авт. коллектив. Красноярск, 1993

Концепция развития музея http://www.future.museum.ru/forum/mein.asp?search

Концепция развития Таймырского окружного музея. М.; Дудинка, 1993

Музей и коммуникация: концепция развития Самарского областного историко-краеведческого музея им. П.В. Алабина / Под ред. Н.А. Никишина и В.Н.Сорокина. Самара, 1998. // http://www.museum.samara.ru/site/concept/index.htm

Научная концепция Иван-городского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. – М., 1990.

Решетников Н.И. Научная концепция формирования музейного собрания // Решетников Н.И. Музей и комплектование его собрания: Учебное пособие / Под ред. И.Б. Хмельницкой. М.: МГУКИ, 2011.

Самарина Н.Г. Научная концепция музея: понятие и этапы разработки // Научно-исследовательская работа в музее: Тезисы докладов на VIII научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Хитарова Э. И. Концепция “Музей” в прикладной культурологии // Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1996.

Cм. также:

http://www.future.museum.ru/Imp/projects/default.htm

http://www.future.museum.ru/Imp/web/scenaric.htm

Научно-фондовая работа

Актуальные вопросы фондовой работы музеев. Научная обработка музейных предметов: Сб. трудов / НИИ культуры. М.,1981.

Актуальные проблемы фондовой работы музеев. Научное комплектование музейных фондов материалами по истории советского общества и современности. М., 1979.

Библиографический указатель по изучению и научному описанию музейных коллекций. М., 1986.

Боярский П.В. Проблемы выявления и изучения музейных памятников науки и техники // Памятники науки и техники. М., 1984.

Боярский П.В. Систематизация и классификация памятников науки и техники. М., 1980.

Вопросы собирания, учёта, хранения и использования документальных памятников истории и культуры. Ч. 1 и 2. М., 1982.

Документальные памятники. Выявление, учёт, использование. Метод. пособие / Под ред. С.О. Шмидта. М., 1988.

Изучение и описание памятников материальной культуры / Сост. и науч. ред. А.М. Разгон, Н.П. Финягина. М., 1972.

Изучение музейных коллекций / Сост. и науч. ред. У.М. Полякова. М., 1974.

Казакова С.Ф. Научное комплектование фондов. М., 2003.

Комплектование музейных фондов: Учеб. пособие. М.: МГУКИ, 1997.

Кондратьев В. В. Вопросы отбора материалов современности в музейное собрание // Формирование и изучение музейных коллекций. М.: ЦМР СССР, 1982.

Литвак Б.Г. О некоторых источниковедческих аспектах современной экспертизы // Материалы научной конференции по проблемам комплектования материалов источниками государственных архивов СССР. М., 1976.

Ломунова А.К. Комплектование фондов литературных музеев материалами современности: Курс лекций / ВИПККРК. М., 1998.

Мамонов В.М. Проблемы комплектования документальных материалов // Музейное дело в СССР. Научные основы работы музеев исторического профиля. М., 1980.

Мамонов В.М. Работа по собиранию документов личного происхождения // Советские архивы. 1987. № 4.

Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР / Ред. В.Т. Пашуто. М., 1978.

Методика полевых археологических экспедиций. М.: Наука, 1983.

Музееведение. Проблемы использования и сохранности музейных коллекций: Сб. науч. трудов /НИИ культуры. М., 1985.

Музей и комплектование его собрания: Учебное пособие. М.: МГУКИ, 2011.

Музей и современность. Комплектование музейных коллекций: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1982.

Научное комплектование этнографических коллекций на современном этапе: Метод. реком. / Гос. музей этнографии народов СССР. Л., 1987.

Научное комплектование фондов этнографического музея: Метод. реком. / Гос. музей этнографии народов СССР. Л., 1990.

Проблемы комплектования, научного описания и атрибуции этнографических памятников: Сб. науч. трудов / Гос. музей этнографии народов СССР. Л., 1987.

Программа комплектования историко-бытовых и этнографических коллекций / Сост. Н.И. Решетников. М.: МГУКИ, 1997.

Решетников Н.И. Неопубликованные мемуары в фондах вологодских музеев: выявление, описание, изучение // Народная культура Севера. «Первичное» и «Вторичное», традиции и новации. Архангельск, 1991.

Решетников Н.И. Выявление и описание личных архивных материалов, хранящихся в музеях Вологодской области // Археография и источниковедение Европейского Севера РСФСР. Ч. 1. Вологда,1989.

Решетников Н.И. Комплектование музейных фондов. М.: МГУКИ, 1997.

Решетников Н.И. Музей и комплектование его собрания: Учебное пособие / Под ред. И.Б. Хмельницкой. М.: МГУКИ, 2011.

Решетников Н.И. Школьный музей и комплектование его собрания: Учебно-методическое пособие. М.: ФЦДЮТК, 2005.

Сафразьян Л. Т. Музейный предмет как объект источниковедческого исследования // Актуальные проблемы советского музееведения. М.: ЦМР СССР, 1987.

Сафразьян Л. Т. Мемориальность предмета и ее использование в научной обработке коллекций мемориальных музеев // Музейное дело в СССР. Пути повышения эффективности музейной деятельности. М., 1990;

Финягина Н.П. Состав и структура музейных фондов, содержание фондовой работы // Музейное дело в СССР: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1975.

Фомин В.Н. Музейные фонды как система // Терминологические проблемы музееведения. М.: ЦМР СССР, 1986.

Формирование и изучение музейных коллекций по истории советского общества: Сб. статей / ЦМР СССР. М., 1982.

Фролов А.И. изучение и паспортизация памятников культуры России. Опыт. Тенденции. Проблемы // Музееведение. Из истории охраны и использования культурного наследия РСФСР. М., 1987.

Экспозиционно-выставочная деятельность

Актуальные проблемы архитектурно-художественного проектирования экспозиций исторических и краеведческих музеев. М., 1983.

Алексеев В. П. Демонстрация проблемы этногенеза в музейной экспозиции // Музееведение. Музеи мира. М., 1991.

Андреева О.В. Российская цивилизация как объект отражения в экспозиции исторического музея // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Арзамасцев В.П. О семантической структуре музейной экспозиции // Музееведение. На пути к музею XXI века: Сб. науч. трудов /НИИ культуры. М., 1989.

Гнедовский М. Б. Музейная коммуникация и музейный сценарий // Музей и современность. М., 1986.

Гнедовский М. Б. Проектирование в музейном деле: история и перспективы // Музееведение. Музеи мира. М., 1991.

Гнедовский М.Б. Роль сценария в экспозиционной работе // Актуальные проблемы советского музееведения. М., 1987.

Дукельский В. Ю. Полифункциональность вещи как одна из основ его экспозиционного использования // Актуальные проблемы советского музееведения. М.: ЦМР СССР, 1987.

Заславец Н.Н. Современные информационные технологии в системе экспозиции музея // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Искусство музейной экспозиции: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1977.

Искусство музейной экспозиции: Современные тенденции архитектурно-художественных решений: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1982.

Искусство музейной экспозиции и техническое оснащение музеев. М., 1985.

Казакова С.Ф. Выставка «Подвиг земли Тюменской» // Музейное дело в СССР. М., 1982

Каспаринская С.А. Музейная практика и современная историческая наука (отделы досоветской истории) // Вопросы научного содержания экспозиции краеведческих музеев. М.,1987.

Каулен М.Е. Экспозиция и экспозиционер: Конспект лекций. М.,21001.

Крапошин П.В. Предложения для проекта концепции экспозиции отдела авиации Политехнического музея // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Майстровская М.Т. Очерк развития современного экспозиционного дизайна (музеи искусств) // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1989.

Майстровская М.Т. Музейная экспозиция и памятник // Музей на пути к музею XXI века. Музеи-заповедники. М., 1991.

Майстровская М.Т. Музейная экспозиция. Искусство – архитектура – дизайн. Тенденции формирования. М., 2002.

Михайловская А.И. Музейная экспозиция. М., 1964.

Манушина Т.Н. Из опыта создания экспозиций русского средневекового искусства в Загорском музее-заповеднике // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Махлина С.Т. Семиотический аспект музейной экспозиции // Музей в современной культуре: Сб. науч. трудов / Санкт-Петербургская гос. академия культуры. СПБ., 1997.

Музееведение. Искусство музейной экспозиции и техническое оснащение музеев: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1985

Музейное дело в СССР. Актуальные проблемы архитектурно-художественного проектирования экспозиций исторических и краеведческих музеев: Сб. трудов / ЦМР СССР. М., 1983.

Музейное дело. История ХХ века в музейных экспозициях: Сб. трудов / ЦМР СССР. М., 1985.

Научное проектирование экспозиции: Учебная программа по специальности 052800 «Музейное дело и охрана памятников» / Сост. Н.И. Решетников. М.: МГУКИ, 2005.

Никишин Н.А. Социальное проектирование в музейной сфере // От краеведения к культурологии: Российскому институту культурологи 70 лет. М., 2002.

Онучина И.В., Тормосова Н.И. Исторические выставки в Каргопольском музее. Опыт сотрудничества // Каргополь. Летопись веков. М., 2004.

Пищулин Ю.П. Актуальные вопросы проектирования музейной экспозиции в исторических и краеведческих музеях // Научное проектирование экспозиции по истории советского общества. М., 1981.

Плохотнюк В.С. Семиотика музейной экспозиции // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Поляков Т.П. Как делать музей. М., 1997.

Родимцева И.А. Современная экспозиция художественного музея. От идеи до воплощения // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Ртищева Т.С. Опыт работы по созданию экспозиции народного искусства в историко-художественном музее г. Андропова // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Свецимский Е. Модернизация музейных экспозиций. М., 1989.

Современная историографическая ситуация и проблемы исторических экспозиций музеев. М., 2002.

Хмельницкая И.Б. История музейного дела как объект музейной экспозиции и научного изучения // Научно-исследовательская работа в музее. М., 2011.

Широканова Н.И. Выставочная работа как одно из эффективных средств эстетического воспитания // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Шмит Ф.И. Музейное дело: Вопросы экспозиции. Л.: Академия, 1929.

Этикетаж и тексты в музейной экспозиции: Метод. реком. / ЦМР СССР. М., 1990.

Юхневич М.Ю. К проблеме восприятия экспозиционного комплекса // Музей и посетитель. Вып. 2 / Труды НИИ культуры. № 43. М., 1976.

Яновская Е.В. Музейные предметы в контексте экспозиционной тематики (коллекция фонда Редкой книги) // Научно-исследовательская работа в музее: Тезисы докладов на VIII научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006.

Научно-просветительная работа

Бартрам Н.Д. Музей игрушки: Об игрушке, кукольном театре, начатках труда и знаний и о книге для ребёнка. Л., 1928.

Ванслова Е. Г. Музейный всеобуч. Возможно ли это? // Искусство в школе. 1994. № 2.

Ванслова Е.Г. Проблемы организации научно-просветительной работы с детьми в условиях музейного объединения // Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Визбул Т.В., Гоголь Т.И., Колесникова И.А. Музейная педагогика в Зеленоградском музее // Очерки истории края. Вып. 4. Зеленоградскому музею 30 лет. М.-Зеленоград, 1999.

Вопросы массовой научно-просветительной работы: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1972.

Воспитание подрастающего поколения в музее: теория, методика, практика: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1989.

Гуляев В.А. Актуализация работы художественного музея и новые формы организации досуга // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1984.

Кравчунас В.К. Коллективное творчество семьи в театрализованном празднике музея // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Культурно-образовательная деятельность музеев: Сб. трудов творч. лаборатории «Музейная педагогика» кафедры музейного дела ИПРИКТ. М., 1997.

Мальцева Н.А. Музеи – образовательные центры // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Музей и подрастающее поколение: Труды научно-практического центра по проблемам музейной педагогики. СПб., 1993.

Музейный всеобуч: Научно-методические рекомендации / НИИ культуры. М., 1989

Музейный праздник: организация и проведение. Метод. реком. / ЦМР СССР / Сост. М.А. Гришина, О.Л. Климашевская, Н.И. Решетников. М., 1985.

Овдиенко Н.И. Экологический класс в музее // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Онучина И.В., Рудомётова О.А., Тормосова Н.И. Музей и провинциальный город. Образовательная миссия музея // Важский край: источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 2. Вельск, 2004.

Ориентиры культурной политики (культурно-образовательная деятельность музеев). М.,1997.

Ребёнок в музее (социологический и психолого-педагогические аспекты) / Российский институт культурологии. М., 1993

Решетников Н.И. Музей как образовательный институт // Научно-исследовательская работа в музее: Доклады на научно-практической конференции студентов, аспирантов и преподавателей кафедры музееведения. М.: МГУКИ, 2005.

Решетников Н.И. Музейная педагогика как теоретическая проблема // Музееведение. Музеи мира. М., 1991.

Решетников Н.И. Музейный праздник для школьников. Опыт, проблемы и перспективы развития // Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Решетников Н. И. О некоторых аспектах музейной педагогики // Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1984.

Решетников Н. И. О принципах музейной педагогики // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Русаков Л.Ф. Музей между прошлым и будущим. Музейная педагогика: программы, идеи, опыт. Алапаевск, 2002.

Создание системы работы с подрастающим поколением музейными средствами: Метод. реком. / НИИ культуры. М., 1989.

Столяров Б.А. Художественный музей и эстетическое воспитание молодёжи. Л., 1988.

Сушко Л.Г. Художественный музей и новые формы организации досуга. Музей и массовые зрелища // Художественный музей и город. Новые формы деятельности. Ч. 2-3. М., 1988.

Теоретические проблемы научно-просветительной работы. (По материалам социологических исследований): Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1984.

Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Юхневич М.Ю. Педагогические, школьные и детские музеи дореволюционной России: Метод. пособие. М.,1990.

Юхневич М.Ю. Я поведу тебя в музей

Научно-исследовательская работа

Александрова Н.А. Методика генеалогического исследования музейных собраний (проблемы и перспективы развития) // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Брюшкова Л.П. Проблемы учёта музейных фондов как направление научных исследований // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII Всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2005.

Гуральник Ю.У., Кузина Г.А., Павлова Н.Р. Научно-исследовательская работа музеев РСФСР: вопросы содержания, планирования, координации: Методические рекомендации. М., 1985.

Крылов В. Опыт музейных публикаций // Музеи в период перемен. СПб., 1997

Куликова М.В. Основные направления научно-исследовательской работы и формы представления её результатов в Биологическим музее им. К.А. Тимирязева // Научно-исследовательская работа в музее. М., 2011.

Кучеренко М.Е. Научно-исследовательская работа в музее как основа для документирования исторических и культурных процессов // Музеи в современных условиях. Материалы Северо-Кавказской научно-практической конференции по проблемам музейного дела.  Краснодар, 1995.

Музей и современность. Проблемы координации научной и научно-просветительной работы: Сб. науч. трудов НИИ культуры. М., 1976.

Научно-исследовательская работа музеев в РСФСР: вопросы содержания, планирования и координации: Метод. реком. / НИИ культуры. М., 1985.,

Памятниковедение. Теория, методология, практика. М., 1986.

Разгон А.М. Музееведение в системе наук // Музей и современность: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Решетников Н.И. Изучение и описание памятников письменности в музеях Русского Севера // Важский край: источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 2. Вельск, 2004.

Решетников Н.И. Научно-исследовательская работа в музеях Русского Севера // Научно-исследовательская работа в музее: Материалы IX Всероссийской научно-практической конференции / Под науч. ред. И.Б. Хмельницкой. М., 2011.

Решетников Н.И. Письменные источники о Сольвычегодске в музейных фондах Вологодской области // Роль музеев в сохранении и изучении исторического и культурного наследия Русского Севера. Сольвычегодск, 1994.

Романов К.В. Некоторые аспекты социологических исследований в музеях // Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986.

Самарина Н.Г. Вербальные и невербальные аспекты музейной коммуникации // Обработка текста и когнитивные технологии: Труды VIII Международной конференции «Когнитивное моделирование в лингвистике». Варна. Т. 1. Казань, 2006.

Самарина Н.Г. Исторический источник в реконструкции прошлого // Историко-краеведческие и мемориальные музеи: История и перспективы развития: Тезисы докладов. М., 2000.

Самарина Н.Г. Монастырские письменные памятники: собирание и изучение в послереволюционный период // Святые и святыни северо-русских земель (по материалам региональной научной конференции. Каргополь, 2002.

Самарина Н.Г. Музейное источниковедение как средство актуализации культурного наследия Русского Севера // Историко-культурное наследие Русского Севера. Проблемы изучения, сохранения, использования: Материалы IX Каргопольской научной конференции. Каргополь, 2006.

Самарина Н.Г. Музейное источниковедение: объект и предмет // Сохранение и приумножение культурного наследия в условиях глобализации: Материалы международной научно-практической конференции. М., 2002.

Самарина Н.Г. Научно-исследовательская работа в свете теории коммуникации // Научно-исследовательская работа в музее: Доклады на научно-практической конференции студентов, аспирантов и преподавателей кафедры музееведения. М.: МГУКИ, 2005.

Самарина Н.Г. Формы представления результатов научно-исследовательской деятельности музеев // Научно-исследовательская работа в музее: Материалы IX Всероссийской научно-практической конференции / Под науч. ред. И.Б. Хмельницкой. М., 2011

Социальное проектирование в сфере культуры. Перспективные модели учреждений культуры: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1990.

Суринов В. М. Музейное документирование традиционных форм земледелия: социальные функции и тенденции развития // Итоги и перспективы научно-исследовательской работы Центрального музея революции СССР. М., 1991

Суринов В.М. Музейность источника. Методологический анализ проблемы // Актуальные проблемы советского музееведения: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1987.

Тверская Д.И. Музей как научно-исследовательское учреждение // Музейное дело в СССР: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1974.

Тверская Д.И. Основные направления, виды и особенности научной работы в музеях // Музейное дело в СССР: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1977.

Тормосова Н.И. Социально-экономический анализ системы сельского расселения Каргополья // Историко-культурное наследие Русского Севера. Проблемы изучения, сохранения, использования. Каргополь, 2006.

Фролов А.И. Ведущие направления научных исследований отделов музееведения и охраны памятников НИИ культуры в 1976-1985 гг.: Реферативный сборник. М.,1988.

Фролов А.И. Российское музееведение и мировая музеология // Панорама культурной жизни стран СНГ и Балтии: Инф. сб. Вып. 9/ РГБ. М., 1987.

ДОЛГОПРУДНЕНСКИЙ ИСТОРИКО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ

ISBN 978-5-94778-365-3

Р-47

Научное издание

Решетников Н.И. Музей – хранилище социальной памяти. Избранные сочинения. Долгопрудный, 2019. ‑ 393 с.

Отв. за выпуск: И.Н. Калашникова, Г.В. Якунина

УДК 069.01(о75,8)

ББК 79,1

Р-47

Бумага офсетная

Объём 11,5 п.л.

Размер 60х84/16

Отпечатано в типографии Perepletoff

Долгопрудный, ул. Циолковского, д. 4.

www.perepletoff.ru

perepletof@mail.ru

[1] Философия музея: Учеб. пособие / Под ред. М. Б. Пиотровского. М.: ИНФРА-М, 2013. ‑ 192 с. – (Высшее образование: Магистратура).

[2] Там же. С. 32-33.

[3] Там же. С. 35.

[4] Там же. С. 36, 37

[5] Философия музея… С. 38.

[6] Там же. С. 41, 42.

[7] Там же. С. 44, 46.

[8] Там же. С. 47.

[9] Там же. С. 48.

[10] Там же. С. 50.

[11] Там же. С. 52, 53, 63.

[12] Шляхтина Л.М. Основы музейного дела: теория и практика. Учеб. пособие. М., 2005. С. 181.

[13] Философия музея… С. 70.

[14] Философия музея… С. 166.

[15] Там же. С. 71.

[16] Там же. С. 73.

[17] Там же. С. 74.

[18] Там же. С. 75-77.

[19] Философия музея… С. 78-79.

[20] Там же. С. 87.

[21] Там же. С. 97.

[22] Философия музея… С. 123.

[23] Там же. С. 156.

[24] Философия музея… С. 162.

[25] Философия музея… С. 163.

[26] Там же. С. 172.

[27] Там же. С. 183.

[28] Там же. С. 183-184.

[29] Кодекс профессиональной этики / Международный совет музеев.  М.: ГЦТМ В. С. Высоцкого, 1995.  С. 4.

[30] См.: Аксёничев О. А. Философия музея Н. Ф. Фёдорова // Музейное дело. Музей-Культура-Общество: Сб. науч. трудов / ЦМР. М., 1992. С. 91-101; Доминов М. Ш. Музей в философии Н. Ф. Фёдорова // Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1995. C. 8-16.

[31] Кодекс музейной этики ИКОМ. М.: ИКОМ России, 2010.

[32] Там же.

[33] Фёдоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение // Музейное дело и охрана памятников: Экспресс-информ. Вып. 3-4. М., 1992. С. 10 (далее: Фёдоров Н. Ф. Музей… ).

[34] Там же. С. 9.

[35] Фёдоров Н.Ф. Сочинения. М.: Раритет, 1994. С. 31 (далее: Фёдоров Н.Ф. Соч.).

[36] Дьячков А. К. Нравственный фактор в сохранении недвижимого культурного наследия // Памятники в изменяющемся мире: Материалы международной научно-практической конференции.  М., 1993. С. 11).

[37] Пиотровский М.Б. [Передовая статья] // Учреждения культуры: справочник руководителя. М., 2010, № 6.

[38] Мъбоу Амаду Мухтар. За возвращение незаменимого культурного наследия тем, кто его создал // Museum. 1992. № 4. С. 25.

[39] Музеи – хранители древнерусского искусства и архитектуры // Museum. 1990. № 1. С. 79.

[40] Суринов В.М. Историческая память народа. Сельское хозяйство Зауралья в образах и мыслях сибирского крестьянина. Тюмень, 1990. С. 23-24.

[41] Кузьмина Е.Е. Культурные традиции народов Сибири и музей // Вестник музейной комиссии. Вып. 1. М.: Наука, 1990. С. 22.

[42] Там же.

[43] См.: Иноземцева З.П. Личные фонды и коллекции – источник сохранения национальной памяти отечества // Мир источниковедения: Сб. в честь С. О. Шмидта. Пенза, 1994. C. 296.

[44] Никишин Н.А. Музей-Природа-Общество. К вопросу о современном развитии социальных функций естественно-научных музеев // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… C. 196.

[45] Гнедовский М.Б., Дукельский В.Ю. Музейная коммуникация как предмет музееведческого исследования // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… С. 8.

[46] Фёдоров Н.Ф. Музей… С. 4.

[47] Фёдоров Н.Ф. Соч. … С. 39.

[48] Подробнее об этом см.: Камерон Д. Музей: храм или форум // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… C. 259-274.

[49] Никишин Н.А. Развитие культуры и музеи-заповедники // Музееведение. На пути к музею XXI века. М., 1991. C. 127.

[50] Фёдоров Н.Ф. Соч. … C. 142.

[51] Фёдоров Н.Ф. Музей … C. 49.

[52] Фёдоров Н.Ф. Соч. …C. 38.

[53] Там же. C. 39.

[54] Об этом говорил А.В. Луначарский на 1 музейном съезде в 1930 году.

[55] Подробнее об этом см. в работах З.А. Бонами, Е.Г. Вансловой, О.Н. Кокшайской, А.К. Ломуновой, М.Ю. Юхневич и др.

[56] См.: Альмеев Р.В. Музей-заповедник и новые условия хозяйствования // Музееведение. На пути к музею XXI века: Музеи-заповедники. М., 1991. C. 104-111.

[57] Гнедовский М.Б. Проектирование в музейном деле: история и перспективы // Музееведение. Музеи мира. М., 1991. C. 144.

[58] Там же. С. 156. Также см.: Камерон Д. Указ. соч. С. 266.

[59] Гнедовский М.Б., Дукельский В.Ю. Указ. соч. С. 14.

[60] Коммуникация и музей // Museum. 1984. № 1. C. 8-9.

[61] Подробнее об этом см.: Решетников Н.И. О некоторых аспектах музейной педагогики // Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1984; Он же. Музейный праздник для школьников. Опыт, проблемы и перспективы развития // Формы и методы научно-просветительной работы музеев: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986; Он же. Музейная педагогика как теоретическая проблема // Музееведение. Музеи мира. М., 1991 и др.

[62] См., например: Важский край. Источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 2. Вельск, 2004 и др.

[63] Каргополь. Историческое и культурное наследие: Материалы научно-практической конференции, посвящённой 850-летию города Каргополя, 3-5 июля 1996 г. Каргополь, 1996; Старообрядческая культура Русского Севера: Тезисы докладов и сообщений Каргопольской научной конференции / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников: Науч. конс. Н.А. Кобяк. М.; Каргополь, 1998; Исторический город и сохранение традиционной культуры. Опыт, проблемы, перспективы: Материалы V Каргопольской научной конференции / Науч. ред. Н.И. Решетников. М., 1999; Христианство и Север: По материалам VI Каргопольской научной конференции Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М., 2002; Святые и святыни северорусских земель (по материалам VII научной региональной конференции) / Науч. ред. Н.И. Решетников. Каргополь, 2002; Народный костюм и обрядность на Русском Севере: Материалы VIII Каргопольской научной конференции / Науч. ред. Н.И. Решетников; Сост. И.В. Онучина. Каргополь, 2004; Историко-культурное наследие Русского Севера. Проблемы изучения, сохранения и использования: Материалы IX Каргопольской научной конференции / Науч. ред. Н.И. Решетников, И.В. Онучина; сост. Н.И. Тормосова. Каргополь, 2006; Уездные города России: историко-культурные процессы и современные тенденции: Материалы Х Каргопольской научной конференции / Науч. ред. Н.И. Решетников, И.В. Онучина; сост. И.В. Онучина. Каргополь, 2009; Культура Поонежья X-XXI веков: общерусские черты и региональные особенности: материалы XI Каргопольской научной конференции (18-22 августа 2010 г.) / Науч. ред. и сост. И.В. Онучина, Н.И. Решетников. Каргополь, 2011; Каргополь и Русский Север в истории России. XI-XXI вв. Материалы XIV Каргопольской научной конференции (15-18 августа 2016 г.) / Науч. ред. Н.И. Решетников, Н.И. Тормосова. Каргополь, 2017 и др.

[64] Cahiers slaves Civilisation russe. La civilization tradicionelle dans la Russe du Nord. Paris, 1999 и др. до 2003 г.

[65] См.: Крючкова М.Н. Мы живём в историческом городе. Каргополь, 2001

[66] См.: Каргопольский край: библиограф. указатель / Сост. С.В. Кулишова. Архангельск, 1999. Вып. 1. Каргопольский край. XX век: 1901 – 1929 гг.: Библиограф. указатель / Сост. С. В. Кулишова. Ред. И. П. Еремичева (отв. ред.). О. В. Зеновская. Каргополь, 2008. – 406 с. – (Материалы к библиографии о Каргопольском крае ; вып. 2;  Каргополь. Летопись веков: Труды Каргопольского музея / Науч. ред. И.В. Онучина; Сост. Н.И. Решетников. М.: Демиург-Арт, 2004; Память сердца: материалы межрайон. краевед. конф. / Науч. ред. и сост. О.В. Зеновская. Каргополь, 2006

[67] Каргопольская крепость / Отв. ред. Н.И. Тормосова. Каргополь, 2005.

[68] См., например: Каргопольский государственный историко-архитектурный и художественный музей: каталог-путеводитель [изд., сост.: С. Митурич]. М.: Три квадрата, 2011.

[69] См., например: «Вечеринки Каргополья»: По материалам И.И. Березина / Публ. О.А. Рудомётовой. Архангельск, 1999; Каргопольскачя глиняная игрушка: Буклет / Автор текста О.А. Рудомётова. Каргополь, 1990; Каргопольская свадьба: Буклет / О.А. Рудомётова, Т.В. Сагадеева; худож. Е.И. Дикова. Каргополь, 1992; Тайны древнего орнамента: Занятие по изобразительному искусству для детей 3-6 кл. Методическая разработка / Авт.-сост. О.А. Рудомётова. Каргополь, 1994; Рудомётова О.А. Кукольный дом: Путеводитель по выставке для детей и родителей. Каргополь, 1998 и др.

[70] В том числе в «Археографическом ежегоднике», «Отечественных архивах», Российской археологии», «Ставрографическом сборнике», «Московском журнале» и др.

[71] Подробне об этом см.: Решетников Н.И. Научно-исследовательская работа в музеях Русского Севера // Научно-исследовательская работа в музее: Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. И.Б. Хмельницкой. М.: Эконом.-информ, 2011.

[72] Очерки истории края. В сорок первом на сорок первом. Труды Зеленоградского музея. Вып. 1 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 1995.

[73] Очерки истории края. Прошлое земли Зеленоградской. Труды Зеленоградского музея. Вып. 2 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 1997.

[74] Очерки истории края. Зеленограду сорок лет. Труды Зеленоградского музея. Вып. 3 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 1998.

[75] Очерки истории края. Зеленоградскому музею 30 лет. Труды Зеленоградского музея. Вып. 4 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 2000.

[76] Очерки истории края. На перекрестках Петербургского тракта. Труды Зеленоградского музея. Вып. 5 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 2005.

[77] Мельников В.М. Боевые действия соединений и частей 16-й армии в ноябре-декабре 1941 года у населённого пункта Крюково // Очерки истории края. Там, где погиб Неизвестный солдат. Труды Зеленоградского музея. Вып. 6 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 2005. С. 136-182.

[78] Беляев А.П. 354-я стрелковая дивизия в боях за Матушкино // Очерки истории края. Зеленограду 50. Город и горожане. Вып. 7 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 2008. С. 294-325.

[79] Карандеева А.В. Род князей Долгоруковых // Очерки истории края… Вып. 4. С. 29-57.

[80] Карандеева А.В. Землевладение, население и быт в селе Никольском, деревнях Ржавки и Савёлки Московского уезда в XVI-XVIII веках // Очерки истории края… Вып. 5. С. 62-80.

[81] Алфёрова А.М. Зеленоград и его социокультурная среда // Очерки истории края… Вып. 7. С. 13-208.

[82] Очерки истории края. Дети войны. Вып. 8. / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. М.-Зеленоград, 2011.

[83]  ТМО. 34454/1-13.

[84] Дневниковые записи А. Замараева // Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель. Ч. 1. Рукописные книги / Отв. сост. А. А. Амосов. Вологда, 1982. ТКМ. № 34-47. С. 105-104.

[85] См: Дневник тотемского крестьянина А. А. Замараева. 1904-1922 годы / Публ., предисл. и коммент.: В. В. Морозов, Н. И. Решетников. М., 1995; То же  // Тотьма. Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда: Русь, 1997. С. 247-517.

[86] На разломе жизни. Дневник Ивана Глотова, пежемского крестьянина Вельского района Архангельской области. 1915-1931 годы. М., 1997; «Дневные записки» усть-куломского крестьянина И. С. Рассыхаева (1902-1953) / Вступ. статья и подгот. текста Т. Ф. Волковой и В. В. Филипповой; пер. В. В. Филипповой; ком. В. А. Семенов. М., 1997.

[87] http://www.superinf.ru/view_helpstud.php?id=229

[88] Российский гуманитарный энциклопедический словарь. В 3 т. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002.

[89] Большой энциклопедический словарь. М.: АСТ: Астрель, 2005. С. 701.

[90] Кодекс профессиональной этики / Международный совет музеев. М., 1995. С. 4.

[91] Музей. 2009. № 5. С. 55-56.

[92]  Сундиева А. О базовых понятиях музейной науки // Музей, 2009. № 5.

[93] Основы музееведения: Учебное пособие / Отв. ред.Э.А. Шулепова. М.: Кн. дом: «ЛИБРОКОМ», 2010. С. 22.

[94] Музейные термины // Терминологические проблемы музееведения: Сб. науч. трудов / ЦМР СССР. М., 1986. С. 80.

[95] Словарь музейных терминов. Сб. науч. трудов / ГМСИР. М.:, 2010. С. 107.

[96] Подробно о наследии Н.Ф. Фёдорова см. в журнале «Музей» (2010, № 7).

[97] См. Решетников Н.И. Музееведение: Курс лекций. М.: МГУКИ, 2000; Он же. Музей комплектование его собрания. М.: МГУКИ, 2011.

[98] Подробнее об этом см.: Решетников Н. И. Музей – хранилище социальной памяти // Философия бессмертия и воскрешения: По материалам VII Фёдоровских чтений. М., 1996.

[99] Об этом см.: Камерон Д. Музей: храм или форум // Музейное дело. Музей-Культура-Общество… C. 259-274.

[100] Словарь музейных терминов. Сб. науч. трудов / ГМСИР. М., 2010.

[101] Учреждения культуры: справочник руководителя. М., 2010, № 6. (Из передовой статьи).

[102] См.: Гаспарян А. Музей и государство: контроль или независимость // Музей. 2010, № 7. С. 77-79

[103] См., например: Самойлова М. Память дома: Из опыта работы с посетителями // Музей. 2010, № 6. С. 46-50.

[104]  См.: Решетников Н.И. Некоторые аспекты музейной педагогики // Комплексный подход к массовой идейно-воспитательной работе исторических и краеведческих музеев: Сб. науч. трудов ЦМР СССР. М., 1984; О принципах музейной педагогики // Художественный музей и город. Новые формы деятельности: Сб. статей / Мин-во культуры СССР, Академия художеств СССР. М., 1988; Музейная педагогика как теоретическая проблема // Музееведение. Музеи мира: Сб. трудов / НИИ культуры. М., 1991; Музей как образовательный институт // Научно-исследовательская работа в музее: Доклады на научно-практической конференции студентов, аспирантов и преподавателей. М.: МГУКИ, 2005; Музей и его социальная функция // Научно-исследовательская работа в музее. Тезисы докладов на VIII всероссийской научно-практической конференции МГУКИ. М., 2006 и др.

[105] Фёдоров Н.Ф. Музей, его смысл и назначение. // Музейное дело и охрана памятников. Экспресс-информ.  Вып. 3-4. М., 1992. С. 52.

[106] Там же.  С. 19.

[107] Иванов А. Ф. Вещь в контексте культуры // Вещь в контексте культуры. Материалы научной конференции. СПб., 1994. С. 11.

[108] Курс “Музей и культура” в начальной школе. Программа. Опыт внедрения: Экспериментальное методическое пособие / Под ред. Е. Г. Вансловой. М.: МИРОС, 1995.

[109] Там же.

[110] Музейное дело и охрана памятников. Обзор. информ. Вып. 2. Музей и современная социокультурная ситуация. М., 1989; Актуальные проблемы современной социокультурной ситуации в России // Панорама культурной жизни стран СНГ и Балтии. Информ. сб. Вып. 5. М.: изд. РГБ, 1996.

[111] См.: Воспитание подрастающего поколения в музее: теория, методика, практика: Сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1989; Музейный всеобуч: Научно-методические рекомендации / НИИ культуры. М., 1989; Создание системы работы с подрастающим поколением музейными средствами: Метод. реком. / НИИ культуры. М., 1989; Ребенок в музее / Российский институт культурологии. М., 1993; Ванслова Е. Г. Музейный всеобуч. Возможно ли это? // Искусство в школе. 1994. – № 2

[112] Предметный мир культуры. Музейно-экскурсионная программа для начальной школы. М.: МИРОС, 1994; Ориентиры культурной политики (культурно-образовательная деятельность музеев). Информ. вып. № 4. М., 1997.

[113] См.: Музей и его партнеры: Сб. трудов творческой лаборатории «Музейная педагогика». М.: АПРИКТ, 2004.

[114] Музеи России: поиски, исследования, опыт работы: Сб. науч. трудов / Ассоциация музеев России. СПб., 1995; Вып. 2. СПб., 1996.

[115] См.: «Культурологические проблемы музееведения» и «Научно-исследовательская работа в музее» – сборники МГУКИ (1998-2010).

[116] Философия музея: Учеб. пособие / Под ред. М. Б. Пиотровского. М.: ИНФРА-М, 2013. ‑ 192 с. – (Высшее образование: Магистратура).

[117] Музей без барьеров: сборник научных трудов кафедры музейного дела / Сост. М. В. Короткова. М.: Изд-во ИКАР, 2013.

[118]  Философия музея… С. 13. Об этом также см.: Маковецкий Е. А. К философии музея // Собор лиц: сборник статей / Под ред. М. Б. Пиотровского и А. А. Никоновой. СПб., 2006. С. 286.

[119] В этом усматривается связь с философией бессмертия Н. Ф. Фёдорова.

[120] Там же. С. 15.

[121] Фёдоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение // Музейное дело и охрана памятников: Экспресс-информ. Вып. 3-4. М., 1992. С. 9.

[122] Собор лиц: сборник статей / Под ред. М. Б. Пиотровского и А. А. Никоновой. СПб., 2006.

[123] Об этом см.: Соловьёв А. В. Музей в контексте информационно-образовательной среды // Собор лиц… С. 361-365.

[124] Кузьмина Е. Е. Культурные традиции народов Сибири и музей // Вестник музейной комиссии. Вып. 1. М.: Наука, 1990. С. 22.

[125] Там же.

[126] Более подробно об этом см.: Решетников Н.И. Музееведение: Курс лекций. М.: МГУКИ, 2000; Он же. Музей и комплектование его собрания: Учебное пособие. М.: МГУКИ, 2013. Он же. Музей и проектирование музейной деятельности: Учебное пособие. М.: МГУКИ, 2014

[127] Философия музея… С. 122.

[128] Там же. С. 163.

[129] Пиотровский М. Б. [Передовая статья, без названия] // Учреждения культуры: справочник руководителя. М., 2010, № 6.

[130] Об этом и пишут авторы в книге «Музей без барьеров»

[131] Гнедовский М. Б. «Фабрика звёзд» (о пользе и значении музейных конкурсов) // Музеи и новые технологии. На пути к музею XXI века / Сост. и науч. ред. Н. А. Никишин. М., 1999. С. 54.

[132] Скрипкина Л. И. Значение теоретического наследия А. М. Разгона для решения современных проблем развития музейного дела России // Теория и практика музейного дела в России на рубеже XX-XXI веков : труды ГИМ. Вып. 127. М., 2001. С. 41.

[133] Философия музея… С. 168.

[134] Там же. С. 97.

[135] Там же. С. 48.

[136] Там же. С. 48.

[137] Беловинский, Л.В. Культура русской повседневности: Учеб. пособие для вузов. М. : Высш. шк., 2008; Он же. Жизнь русского обывателя. Т. 1. Изба и хоромы; Т. 2. На шумных улицах градских; Т. 3. От дворца до острога. М.: Кучково поле, 2012-2014; Он же. История советской материальной культуры: Учебное пособие: М.: МГУКИ, 2012.

[138] См.: Философия музея… С. 172.

[139] Там же. С. 36.

[140] Там же. С. 37.

[141] Там же. С. 73.

[142] Подробно об этом см.: Решетников Н. И. Музей и искусство проектирования его деятельности // Музей без барьеров… С. 71-82.

[143] Каулен М. Е. Homo Ludens в музейном пространстве и времени // Музей без барьеров… С. 34.

[144] Там же. С. 42.