Н. БАТТЕРВОРТ. Гайдн (глава 11) (20.6 Kb)
Лондон: 1791-1792
[20]
“…Гений этого великого мастера…”
Gazetteer, 26 марта 1791
Гайдн и Саломон прибыли в Лондон 2 января 1791 года. Они остановились в доме Джона Бленда, издателя, который приезжал в Эстерхазу в 1787 и в 1789 годах, чтобы заполучить рукописи Гайдна.
Внушительные размеры Лондона произвели на Гайдна огромное впечатление. Все в этом городе было не таким, как в Вене. В дневнике и в письмах к друзьям композитор часто упоминает толпы людей и обилие транспорта на улицах столицы. Иногда он был так напуган столкновениями экипажей, что едва ли не отказывался от своего намерения идти куда-то.
8 января он писал Марианне фон Генцингер:
“Теперь я, оправившись после утомительного путешествия, снова свеж и бодр и занимаюсь тем, что созерцаю бесконечно огромный Лондон, чьи красоты и чудеса повергают меня в крайнее изумление.
Мое прибытие произвело настоящую сенсацию, и в течение трех дней мое имя пестрело во всех газетах. Все хотят быть представленными Вашему покорному слуге. Мне уже пришлось побывать на шести званых обедах, и если бы я только пожелал, то мог бы каждый вечер обедать в гостях. Но я должен думать прежде всего о своем здоровье и о работе. Кроме представителей знатного сословия, я никого не принимаю до двух часов дня, а в четыре обедаю дома с м-ром Саломоном.
Жаль, что нельзя хоть ненадолго перенестись в Вену, чтобы поработать в тишине, потому что здесь уличный шум просто непереносим”.
Спустя несколько дней по прибытии Гайдна представили аристократическим кругам Лондонского общества. Ему нанесли визит послы Австрии и Неаполя, и почти каждый вечер он ужинал в новом месте. Композитор также познакомился со светилами литературного и музыкального мира столицы. Языковой барьер
[21]
очень сильно мешал Гайдну, поэтому он добросовестно регулярно брал уроки английского. Саломон и молодой чешский композитор, Адальберт Гировец, бежавший от Французской революции и обосновавшийся в Лондоне двумя годами ранее, были переводчиками Гайдна. С некоторыми из музыкантов, с которыми композитор встретился в столице Англии, он был знаком еще ранее в Вене. Это были Клементи, Стивен Сторас, молодой английский композитор, и Ян Ладислав Дуссек, чешский пианист и композитор.
19 января Гайдн был удостоен величайшей чести быть приглашенным на Королевский Придворный Бал в честь дня рождения Ее Величества. Здесь его тепло приветствовал принц Уэльский, будущий король Георг IV. На следующий день композитор посетил резиденцию принца, Карлтон-хаус, где принял участие в музыкальном вечере. Это был первый из многих визитов в Карлтон-хаус, где Гайдн наслаждался хорошим обществом, музыкой и трапезой.
Когда Гайдн приехал в Лондон, музыкальное искусство там переживало свой расцвет; в конце XVIII века Англия ни в коей мере не была “страной без музыки”. Регулярные концерты, которые шли с непременными аншлагами, устраивала “Академия старинной музыки”, основанная в 1710 году и насчитывавшая около 65 музыкантов и певцов. Первой скрипкой в ее оркестре был не кто иной, как сам Саломон. Конкуренты “Академии” из “Профессиональных концертов” также могли похвастаться громкими именами. Наконец, многочисленные хоровые и исполнительские общества тоже часто давали концерты, так что музыкальная жизнь в столице не затихала.
Из-за проблем с контрактом концерты Саломона откладывались несколько раз. Первый из них, в котором в конце концов смог принять участие и Гайдн, состоялся 11 марта в Ганновер Сквейр Румз. Вечер открылся увертюрой Росетти, за которой последовало несколько песен и арий, концерт для гобоя, концерт для скрипки и пьеса в концертном стиле для “педальной арфы” и фортепиано, исполненная мадам Крумпхольц и Яном Дуссеком.
Первое произведение, созданное Гайдном для английской публики, было, в соответствии с модой того времени, обозначено в программе концерта как “Новая большая увертюра”; на самом деле это была симфония, известная сегодня как № 96 ре мажор. Когда-то ее называли “Чудо”, но позже это название по праву перешло к Симфонии № 102 си-бемоль мажор* (* После первого исполнения Симфонии си-бемоль мажор в феврале 1795 года восхищенные зрители устремились в переднюю часть зала. В этот момент с потолка сорвалась огромная люстра и упала как раз на то место, где совсем недавно сидела публика. То, что никто не пострадал, было чудом.) Огромный успех концерта в одночасье развеял упорно распространяемые врагами Саломона слухи о том, что теперь Гайдн стал стар и его творческие силы на исходе. Гайдн дирижировал сам, сидя за клавикордами, а Саломон руководил оркестром. Оркестр состоял из почти сорока инструментов, но без кларнетов, и был почти в два раза больше, чем в Эстерхазе; а уровень музыкантов произвел на композитора большое впечатление.
На следующее утро газета Morning Chronicle опубликовала сообщение о концерте:
“КОНЦЕРТ САЛОМОНА. Вчера состоялся первый концерт с участием ГАЙДНА. Наверное никогда еще любители музыки не получали лучшего подарка. Неудивительно, что для тех, чьи сердца неравнодушны к музыке, ГАЙДН – объект почитания и даже кумир, ибо, подобно нашему ШЕКСПИРУ, он может повелевать страстями. Его новая “Большая увертюра” всеми знатоками была признана замечательнейшим произведением; однако первая ее часть особенно выделяется великолепием темы, а также бесконечным мелодическим разнообразием и гаммой чувств, что оставляет далеко позади более ранние его сочинения. В Увертюре четыре части: Allegro, Andante, Minuet и Rondo. Все они прекрасны, но первая совершенна во всех отношениях, и оркестр исполнил ее с восхитительной точностью… Мы рады были видеть, что на концерте в первый же день собралось такое значительное количество зрителей; мы не можем не выразить своей страстной надежды на то, что, польщенный нашим великодушным приемом, величайший музыкальный гений современности захочет остаться в Англии”.
Одним из тех, кто присутствовал на концерте, был д-р Чарльз Бёрни, бывший в то время органистом в больнице Челси. Он писал:
“Гайдн сам сидел за фортепиано. Возможность воочию увидеть прославленного композитора настолько взволновала публику, что та слушала с беспредельным вниманием и наслаждением, какого, насколько мне известно, до сих пор не вызывала никакая инструментальная музыка в Англии. После медленной части зрители кричали “бис”, чего, как я полагаю, ни разу не случалось вообще ни в одной стране”.
В тот раз Гайдн, возможно, впервые в жизни видел, чтобы зрители, заплатившие за концерт деньги, были охвачены таким воодушевлением и восторгом. Успех музыки и благосклонность газет очень порадовали его.
Все запланированные концерты были встречены таким же восторженным громом оваций. За концерт-бенефис, состоявшийся 16 мая (после чего последовало еще три, причем последний 3 июня), Гайдн получил более 350 фунтов стерлингов, что было намного больше суммы, ранее обещанной Саломоном. Кроме этого, Лондон пробудил в композиторе все его творческие силы. Вырвавшись из Эстерхазы и сбросив с себя бремя
[22]
административной работы, отнимавшей массу времени, Гайдн наконец обрел свободу и уверенность, благодаря которым и были написаны его лучшие симфонии.
Тем временем поступил заказ на оперу, для которой композитор, основываясь на либретто К. Ф. Бадини, взял одну из версий истории про Орфея, “Душа философа”. Однако когда опера была закончена, антрепренер Джон Галлини не смог поставить ее из-за интриг своих конкурентов из Итальянского оперного театра в Пантеоне. Соперникам покровительствовал сам король, и им удалось сделать так, чтобы Галлини не получил лицензии на право ставить оперы. Хотя проект и пришлось оставить, Гайдну все же полностью заплатили за выполненную работу. После этого он, по-видимому, потерял интерес к своему детищу, которое так никогда и не увидело свет. Галлини понес убытки в 2000 фунтов стерлингов.
В мае 1791 года в Вестминстерском аббатстве[1] был организован грандиозный генделевский фестиваль, в котором приняли участие более тысячи певцов и исполнителей. Он положил начало английской традиции исполнять оратории Генделя с большой торжественностью и пышностью. Увиденное потрясло Гайдна. Он никогда раньше не слышал музыки, исполняемой таким количеством музыкантов, и, возможно, еще не был знаком с хоровыми шедеврами Генделя. Услышав “Мессию”, и в особенности хор “Аллилуйя”, Гайдн сказал о Генделе: “Он учитель всех нас”. Именно благодаря фестивалю Гайдн начал подумывать о том, чтобы самому написать ораторию.
Побывав на другом хоровом выступлении, состоявшемся годом позже в соборе св. Павла[2], композитор написал в своем дневнике: “За всю мою жизнь никакая музыка не трогала меня так, как эта – святая и чистая”.
В июле 1791 года Гайдн был приглашен в Оксфорд и возведен в сан доктора музыки. Его представил к этой почетной награде не кто иной, как д-р Бёрни. Гайдн предъявил комиссии свою Симфонию № 92 соль мажор, написанную для Парижа, но теперь известную как “Оксфорд”, и сочинил трехчастный канон “Гармония, твой голос свят”.
Единственное, что в состоявшейся 8 июля пышной церемонии награждения огорчило композитора, это сумма, в которую она обошлась. Всегда очень экономный, он с большим неудовольствием заплатил полторы гинеи за колокольный звон, еще полгинеи за прокат мантии и шесть гиней за проезд. Но несмотря на это, Гайдн был очень горд оказанной ему честью. “Я желал бы только, чтобы меня видели мои венские друзья”,- писал он в письме. В честь композитора в Оксфорде прошло три концерта. На втором одним из солистов был молодой скрипач Франц Клемент, которому тогда было всего одиннадцать лет; именно для него Бетховен позже, в 1806 году, напишет свой Концерт для скрипки.
Неизвестно, что думал Гайдн об архитектуре Оксфорда, но свои впечатления от Кембриджа, который композитор вскоре посетил, он так описал в своем дневнике:
“Позади каждого университета (колледжа) есть большой прекрасный сад с каменными мостиками, чтобы переходить реку, которая, извиваясь, течет по городу. Часовня Королевского колледжа известна своими резными украшениями. Это резьба по камню – такая изящная, что в дереве нельзя было бы создать ничего более прекрасного. Ей уже четыреста лет[3], но по внешнему виду не дашь более десяти, настолько прочен и бел камень.
Для Гайдна – человека, который был в течение почти тридцати лет привязан к Эстерхазе, – удовольствием было уже просто пойти туда, куда захочется, не спрашивая ни у кого разрешения. В начале августа он с друзьями совершил прогулку на лодке вниз по Темзе, от Вестминстерского моста до Ричмонда, где на острове был устроен пикник. Отдыхающих сопровождала еще одна лодка – с духовым оркестром. После прогулки Гайдн остановился погостить у одного лондонского банкира, м-ра Брасси, – в сельской местности Харфордшира, в двенадцати милях от Лондона. Именно там он написал две симфонии, № 93 ре мажор и № 94 соль мажор, или “Сюрприз”. Композитор писал Марианне фон Генцингер:
“В течение последних двух месяцев (в действительности всего пять недель.- Прим. авт.) я отдыхаю за городом, в чудеснейшем местечке, в семье одного банкира, где обстановка такая же, как в доме Генцингеров; там же, где я живу постоянно,- как в монастыре. Я много работаю; каждое утро прогуливаюсь по лесам со своим учебником английской грамматики. Размышляю о Создателе и всех своих друзьях, с которыми я простился. Как же все-таки сладка свобода!”
Когда Гайдн вернулся в столицу в конце августа, у него еще оставалось время заняться написанием музыки, так как концертный сезон еще не начался. Он продолжал знакомиться с достопримечательностями Лондона и его окрестностей. 5 ноября его пригласил на обед мэр города. В своем дневнике Гайдн жаловался, что танцевальная музыка в тот день оставляла желать лучшего.
[23]
В течение нескольких дней, начиная с 25 ноября, композитор, как почетный гость, был в Оутлендсе, загородном особняке в Суррее, где граф Йоркский проводил свой медовый месяц. Невеста, семнадцатилетняя дочь прусского короля Фридриха Вильгельма II, хорошо знала многие произведения Гайдна и была одной из его страстных поклонниц. Принц Уэльский (позже король Георг IV) также принял участие в музыкальном вечере, где “очень сносно” играл на виолончели.
Он заказал Джону Хоппнеру портрет Гайдна. Когда композитор сел на стул, чтобы позировать художнику, лицо его, всегда жизнерадостное и веселое, стало против обыкновения серьезным. Желая вернуть присущую Гайдну улыбку, художник специально нанял горничную-немку, чтобы та, пока пишется портрет, развлекала именитого гостя разговором. В результате на картине (сейчас хранится в коллекции Букингемского дворца) у Гайдна не такое напряженное выражение лица.
Именно в это время Гайдн получил страшное известие о смерти Моцарта. В письме к Марианне фон Генцингер он говорит: “Когда я вернусь в Вену, мне очень горько будет переживать потерю Моцарта. Может пройти целый век, прежде чем мир вновь увидит такой талант, как у него”.
Гайдн по-прежнему был желанным гостем в домах лондонской знати; в особенности оказывали ему знаки внимания дамы. Его жизнерадостный характер и тонкая лесть обеспечивали ему их благосклонность. Он был в очень хороших отношениях со многими из них, но с одной, миссис Ребеккой Шрётер, вдовой музыканта Иоганна Самуэля Шрётера, был особенно близок. Гайдн даже признался Альберту Кристофу Дису, что если бы был в то время холост, то женился бы на ней.
Ребекка Шрётер не раз посылала композитору пламенные любовные послания, которые тот тщательно переписывал в дневник. При этом он поддерживал переписку с двумя другими женщинами, к которым тоже испытывал сильные чувства: с Луиджией Польцелли, певицей из Эстерхазы, которая в то время жила в Италии, и Марианной фон Генцингер.
Друзьями композитора были также Джон Хёнтер, знаменитый хирург, и его жена Анна, которая написала стихотворный текст для “Шести оригинальных канцонетт”. Хёнтер предложил Гайдну удалить полипы в носу, от которых музыкант страдал большую часть своей жизни. Когда больной прибыл в операционную и увидел четырех дюжих санитаров, которые должны были держать его во время операции, он перепугался и в ужасе начал кричать и вырываться, так что все попытки прооперировать его пришлось оставить.
Много неприятностей доставляла Гайдну подковерная борьба лондонских антрепренеров. Например, злые языки из “Профессиональных концертов” распространяли слухи, что стареющий композитор более не способен писать хорошую музыку “Профессиональные концерты” также заключили контракт с молодым Игнацем Плейелем из Страсбурга, который был когда-то в Эстерхазе учеником Гайдна. Хотя сегодня Плейеля помнят только как автора этюдов для скрипки и изготовителя фортепиано и арф, в свое время он считался очень перспективным композитором.
Конфликт между последователями Гайдна и Плейеля напоминает вражду поклонников Брамса и Вагнера, которая разгорелась полвека спустя в Германии. К чести обоих композиторов, Гайдна и Плейеля, они, хотя и прекрасно знали об интригах антрепренеров, оставались лучшими друзьями и даже ходили на концерты друг друга: Гайдн был важным гостем на первом выступлении Плейеля, организованном “Профессиональными концертами” 13 февраля 1792 года, а в программе концерта были как симфонии самого Гайдна, так и Моцарта и Плейеля.
Дружба дружбой, но из-за необходимости поддерживать свое реноме оба композитора были вынуждены писать новую музыку к каждому концерту. Гайдну, который никогда не умел работать быстро, это стоило большого напряжения сил. (“Никогда еще за всю мою жизнь я не писал в год столько, сколько за последние двенадцать месяцев”.) И все же все концерты второго Лондонского сезона Гайдна прошли с триумфом: публика была в восторге от новых произведений, а критики единодушно вторили ей.
К концу сезона Гайдн, работавший не покладая рук и, кроме того, часто появлявшийся на публике, был крайне утомлен. Много времени и сил отнимали у него также уроки музыки и сочинение множества коротких произведений по заказу издателей. Например, для некоего Вильяма Напира он сделал обработки шотландских народных песен. Шотландец Напир был скрипачом, но из-за плохого здоровья оставил музыку и занялся книгоизданием. Гайдн хотел помочь ему заработать на жизнь, и их совместный проект принес обоим широкое признание.
В конце второго сезона концертов и после него – в начале лета 1792 года – Гайдн вновь отправился в путешествие по Англии. 22 мая он побывал в Ренелаг Гарденс, с которым, по его словам, “ничто в мире не может сравниться”,- очень высокая похвала, если знать, насколько прекрасна была Эстерхаза. Композитор был в восхищении от часовни св. Георгия в Виндзоре, но настоящий восторг вызвали скачки на ипподроме “Аскот”* ( * Ипподром близ г. Виндзора, где в июне проходят ежегодные четырехдневные скачки, являющиеся важным событием в жизни английской аристократии. Впервые были проведены в 1711 т. – Прим. перев.), состоявшиеся 14 июня. На следующий день в Слофе Гайдн познакомился с Вильямом Хершелем, немецким
[24]
музыкантом и астрономом-любителем, открывшим в 1781 году планету Уран.
К середине лета 1792 года Гайдн понял, что пришла пора прощаться с гостеприимной Англией: во-первых, князь Эстерхази попросил его вернуться, а во-вторых, дома ждали дела. Отъезд из Лондона был таким же грустным, как прощание с Веной восемнадцать месяцев назад. У Гайдна появилось здесь столько друзей, что уезжать ему уже не хотелось. Он обещал им, что вернется, как только сможет.
По дороге в Вену Гайдн опять остановился в Бонне. Считается, что именно во время этого визита Бетховен, которому тогда был 21 год, показал ему свою кантату. Она настолько поразила мастера, что он захотел давать юноше уроки композиции. В Бонне Гайдн также встретился с издателем Симроком. В конце июля композитор уже был в Вене.
Опубл.: Баттерворт Н. Гайдн / пер. с англ. А.Н. Виноградовой. Челябинск, 1999. С. 20-24
[1] Вестминстерское аббатство – особая королевская церковь в Лондоне. Прекрасный образец раннеанглийской архитектуры, место коронации английских монархов; в ней похоронены многие выдающиеся люди, в т.ч. Исаак Ньютон. – Прим. перев.
[2] Главный собор англиканской церкви, одна из наиболее известных достопримечательностей Лондона. Построен архитектором К. Реном в 1675-1710 гг. после Великого лондонского пожара. – Прим. перев.
[3] Гайдн не совсем прав. Строительство часовни Королевского колледжа началось в 1446 г. и закончилось в 1515-м
(0.5 печатных листов в этом тексте)
Размещено: 17.11.2018
Автор: Баттерворт Н.
Размер: 20.6 Kb
© Баттерворт Н.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
Копирование материала – только с разрешения редакции