[230]
«Песенная, массовая музыка в основе направлена на аудиторию молодежную, вкус которой еще не сформировался. И от того, что они будут сегодня любить, чем увлекаться, зависит, будут ли они понимать и интересоваться завтра более сложными формами искусства, полюбят ли они со временем то денное, что накопило человечество в области музыкальной культуры»[1] В этом высказывании Таривердиева заключено присущее ему отношение к песне как к жанру, обладающему мощным воспитательным воздействием. А поэтому всякий, кто работает или только пробует свои силы в этой области, должен постоянно помнить о той огромной ответственности перед слушателями, которая на него ложится. Это в полной мере относится и к исполнителям.
«Каждый, кто выходит к микрофону или передающей камере, — пишет Таривердиев, — неизбежно становится воспитателем, хочет он этого или нет, пропагандистом определенного вкуса, позиции, проблемы[2]». Следовательно, певец, выступающий перед сегодняшней (учитывая возможности радио и телевидения, нередко многомиллионной) аудиторией, должен обладать высокой культурой мыслей и чувств, иметь моральное право воспитывать других, должен быть пропагандистом истинных эстетических и нравственных ценностей. Такова устойчивая точка зрения Таривердиева. Вместе с тем он справедливо считает и не раз выступал с этим в печати, что с профессиональной подготовкой эстрадных певцов дело обстоит у нас крайне неблагополучно. А молодые исполнители так нуждаются в опытных учителях, наставниках, режиссерах и музыкальных руководителях, которые помогли бы им избрать верный путь, уберечься от соблазнов легкой популярности, отточить мастерство, найти свою дорогу в искусстве.
Поэтому, когда в 1966 году Союз композиторов СССР и ЦК ВЛКСМ предложили Таривердиеву возглавить жюри телевизионного конкурса «Молодые голоса», а затем
[231]
передачу «Алло, мы ищем таланты», он с готовностью согласился. В течение восьми лет он занимался этой работой, никогда не считая ее второстепенной. Она требовала огромных затрат времени, сил, темперамента, и Таривердиев без тени сожаления отрывал их от композиторского творчества. Он много ездил по стране в поисках молодых дарований, участвовал во всех отборах и предварительных прослушиваниях, со всей тщательностью готовил каждую передачу. Идея конкурсов была чрезвычайно плодотворной: они должны были стать не просто очередной концертно-развлекательной программой, а формой эстетического воспитания как молодых исполнителей—участников передач, так и слушателей-телезрителей. Выступление того или иного певца становилось предлогом для серьезных разговоров. В них, помимо Таривердиева, принимали участие все члены жюри: известные советские композиторы, поэты, исполнители. Беседы эти были предельно искренними, беспристрастными, подчас весьма острыми. Тематика их отличалась большим разнообразием: речь шла о манере держаться на сцене, об эстетике поведения артиста, о выборе репертуара, об искусстве вокала и о том, как оркестровать песню. Но Таривердиев всегда стремился не замыкаться в кругу узко специальных проблем, а ставить более широкие вопросы, помнил о главной цели передач. Состояла она в воспитании вкуса, культуры, доброты, здоровых нравственных начал и, конечно, любви к настоящей музыке.
Для каждого молодого исполнителя песня должна была явиться формой самовыражения, выявления своего внутреннего «я». В одной из передач Таривердиев привел слова великой Эдит Пиаф: «Вы думаете, у нас мало молодых людей, умеющих петь песни? Их тысячи. Но дайте мне личность!» Личность же на эстраде, и это должен был понять каждый из участников передач, начинается с мысли голос, манера исполнения необходимы, важны, но вторичны, являются не целью, а средством. «Сегодняшний день требует от песни в первую очередь мысли, без которой нет настоящего музыкального произведения… Песня это способ рассказать о себе и своем поколении»,— гак определил главную задачу песни и ее исполнителей Таривердиев[3]. Поэтому выбор песни и работа над ней должны начинаться с текста, с заложенных в нем проблем,
[232]
равно как творческое приобщение к песенному жанру — с серьезного отношения к поэзии. Эта идея — центральная для Таривердиева-композитора — стала столь же непреложной и для Таривердиева-воспитателя. «Хочу посоветовать тем, кто намерен петь, — займитесь всерьез поэзией, приучите себя к хорошим стихам. Читайте Пушкина, Блока, Маяковского, следите за сегодняшними поэтическими новинками. Словом, любите истинную поэзию, доверяйте ей. И тогда ваши песни придут к людям, как добрые друзья, и останутся с ними»[4]
Через все передачи сквозной линией проходила мысль о том, что современной песне доступны самые сложные темы, а поэтому и в музыкальном отношении она должна идти по пути не упрощения, а напротив, постоянного обогащения форм, средств выразительности. От певцов это требует овладения самыми разнообразными исполнительскими приемами, высокого профессионализма, артистичности. Ведь каждая песня — это маленький хорошо продуманный спектакль, где движение сюжета, музыкальное развитие, смена темпа, ритмов, яркая вдохновенная кульминация должны образовывать единую динамичную драматургию.
Прививая молодым исполнителям целую систему взглядов на песню, на проблемы эстрадного исполнительства, делая это тактично, ненавязчиво, без излишней дидактики, Таривердиев в первую очередь заботился о том, чтобы «школа», комплекс профессиональных качеств и навыков не подавили бы то неповторимое, свое, что есть в начинающих певцах, а напротив, открыли бы ему возможность проявиться свободнее и полнее. Острое художественное чутье ко всему индивидуальному, своеобразному, подчас только пробивающему, себе дорогу позволило композитору вывести на большую эстраду целый ряд интересных творческих дарований. Немало талантливых исполнителей он открыл и за пределами телевизионных конкурсов. Так было с совсем молодой тогда Гюлли Чохели, с которой Таривердиев работал над своими песнями, работал с присущей ему тщательностью, оттачивая каждую музыкальную деталь. Исполнение певицей на одном из самых представительных международных конкурсов в Сопоте песни «Музыка» принесло ей первую премию. Газета «Советская культура» тогда писала: «Гюлли повез-
[233]
ло она нашла «своего» композитора. Это Микаэл Таривердиев, художник умный, сложный, интересный… Лучшая вообще в ее репертуаре — это «Музыка» («Памяти Шопена»). Эта песня принесла Гюлли успех, стала ее коронным номером, ее гимном»[5]. Так было с мало кому известной в то время Аллой Пугачевой, когда Таривердиев пригласил её на киностудию им. М. Горького для записи песен в фильме «Король-олень», а через несколько лет — на «Мосфильм» для работы над музыкой «Иронии судьбы».
Эльдар РЯЗАНОВ:
— Когда Таривердиев пригласил Аллу Пугачеву для записи песен в фильме «Ирония судьбы», она была еще никому не известной певицей, выступала в основном на периферии, иногда появляясь у нас на студии, — все это было, естественно, до ее «Золотого Орфея». Помню, Микаэл тогда сказал мне, что она замечательно талантлива, мне же это имя ни о чем не говорило. И он оказался прав. Работал он с ней подолгу над каждой песней, певица стремилась выполнять все его замечания, все, о чем он просил. Это была серьезная, скрупулезная работа. По-видимому, многое Пугачевой давалось нелегко, мне даже иногда казалось, что она в чем-то себя ломает, перестраивает свою исполнительскую манеру. Но результат оказался просто великолепным — столько обаяния, артистизма, тонкости, простоты и естественности было в ее исполнении. Счастливой была встреча Таривердиева с Еленой Камбуровой. Она была начинающей певицей, делавшей первые шаги на эстраде. Ее репертуар был совсем невелик: он включал в себя несколько песен Новеллы Матвеевой и Булата Окуджавы. Но для Таривердиева этого было достаточно, чтобы услышать в певице незаурядное дарование, причем как раз такое, какое было близко творческим исканиям самого композитора. Он экспериментировал в этот период (это была середина 60-х годов) в области песен-речитативов, требующих от исполнителя интонационной гибкости, чуткого отношения к слову, к его подаче, характеру произнесения, к поэтическому и музыкальному синтаксису— словом, подлинного артистизма. А в Камбуровой Таривердиеву ясно виделся большой талант драматической актрисы. Он предложил ей записать на радио одну из сво-
[234]
их песен на стихи Вознесенского «Мерзнет девочка в автомате». Запись получилась малоудачной, но с этого времени началась длительная, в течение ряда лет совместная работа композитора и певицы. Главное, чего добивался Таривердиев в этой работе, — осмысленности, продуманности в подаче каждого слова, фразы, значительности каждой паузы, запятой. Петь, в его понимании, значило рассказывать о чем-то очень важном, и малосущественных деталей здесь быть не могло. Такой исполнительский стиль был близок и понятен Камбуровой, она и сама искала в этом направлении. Но певицу часто захлестывали неудержные страсти, Таривердиев же настойчиво требовал точности и жесткости штриха, отсутствия каких-либо излишеств, нажима, тем более эмоционального надрыва. Он приучал создавать образ очень ограниченным и в то же время безграничным набором средств: музыкой, поэзией, интонацией, мимикой.
Елена КАМБУРОВА:
— Я очень хорошо помню первое впечатление от услышанных по радио монологов Таривердиева из кинофильма «Прощай» в авторском исполнении. Они поразили меня и тем, как были написаны, и тем, как исполнены — четкостью, неразмазанностью, точностью рисунка. Мне сразу же захотелось их петь. Но, пожалуй, я бы никогда не решилась на это, если бы судьба не свела меня с Таривердиевым. Только познакомившись с ним лично, я отважилась петь его произведения, циклы на стихи Хемингуэя, Поженяна, Ашкенази. Впрочем, слово «петь» в точном его значении здесь мало пригодно. Сочинения эти требовали особой манеры исполнения— чего-то вроде интонированного чтения, гибких переходов от речи к пению. Работа с Таривердиевым мне очень много дала. Композитор добивался от меня при внутреннем драматическом накале большой сдержанности, а иногда даже аскетичной выражения. Я поняла, что в вещах, где заложена хоть самая малая доля сентимента, исполнителю нельзя добавлять свой собственный. Так, например, если в «Верочке» на слова Ашкенази утонуть в этой размягченной интонации, создастся ощущение чрезмерности, получится безвкусно. И вообще Таривердиев всегда боялся и не допускал любых «чересчур» в исполнении. Он же дал мне ее один совет, очень важный для меня как
[235]
певицы и артистки во всей моей дальнейшей работе: о чем бы я ни пела, интонация, тембр должны быть благородными, повествование должно вестись от имени благородного человека. Конечно, певцу нужно пользоваться всем богатством красок, заложенных в человеческом голосе, но все же в основе, даже если речь идет о чем-то сугубо бытовом, должно быть ощущение некоторых «катурнов», приподнятости, как будто ты находишься чуть-чуть над всем этим. Для интерпретации его музыки это было совершенно необходимо, но, как я потом поняла, оказалось важным и для моей исполнительской манеры в целом. Словом, занятия с Таривердиевым стали для меня прекрасной школой.
В своей работе с исполнителями Таривердиев всегда стремится уйти от стандартов, штампов, от существующей, увы, в нашей эстраде практики тиражирования, когда похожесть на то, что уже неоднократно встречалось, становится «пропуском» в этот мир, а своеобразие, новизна нередко затрудняют выход артистов на большую сцену, а тем более к телевизионной камере или радиомикрофону.
Для композитора главное — в каждом певце выявить индивидуальность, чтобы он нес слушателям свой стиль, спою исполнительскую манеру. Именно так возник вокальный дуэт Галины Бесединой и Сергея Тараненко.
Все началось в середине 70-х годов после выхода на экран фильма «Ирония судьбы». Двое молодых людей, артистов Москонцерта (Галя к тому времени окончила школу-студию МХАТа, Сережа был выпускником фортепианного факультета Института им. Гнесиных), увлеченные музыкой; фильма, решили попробовать исполнить дуэтом с гитарой и фортепиано несколько песен из него и показать их автору. И хотя пение было далеко не совершенным, Таривердиев живо заинтересовался ансамблем. Поданные как вокальный диалог, напоминающий негромкую задушевную беседу, песни вдруг зазвучали по-новому, наполнились какими-то иными смысловыми оттенками, приобрели некую стереофоничность. Это было любопытно, и Таривердиев согласился заниматься с молодыми певцами, но при одном условии — в течение полугода, пока не будет сделана программа! они не должны нигде выступать. Началась долгая и кропотливая работа. Занятия были ежедневными, по пять-шесть часов. Первые две песни пришлось учить около месяца. При этом иногда одну фра-
[236]
зу певцы повторяли несколько десятков раз. Затем дело пошло быстрее, стал появляться опыт, вырабатывались/исполнительские приемы.
Таривердиев заставлял много раз читать стихи песен, вдумываться в них, искать главное — как всегда, основным было для него донесение мысли. Но при этом просил читать не «с выражением», не декламируя, как на сцене, а произносить просто, как обычную речь, пропуская каждую строчку сквозь себя. В таком же стиле Беседина и Тараненко должны были петь. Исполнителям нужно было выработать в себе ощущение, что никакого зала, сцены нет, что, когда они поют, они просто разговаривают друг с другом или с каким-то очень близким человеком. Так постепенно Таривердиев добивался той сугубо камерной, доверительной манеры исполнения, той интимной теплоты, которая так очаровывала нас в пении этого вокального дуэта, выделила его на фоне современной советской эстрады. Впрочем, приходилось молодым исполнителям и оступаться, поддаваясь соблазну быть похожими на других, именитых певцов.
Галина БЕСЕДИНА:
— Мы занимались, как проклятые, часов по шесть в день с Таривердиевым, а потом еще дома. Микаэл Леонович готовил нас к телевизионному конкурсу «С песней по жизни». Незадолго до нашего выступления, когда мы уже были практически готовы, он уехал в командировку. Последние репетиции на телевидении проходили без него. И в это время режиссер передачи стал убеждать нас, что в таком виде, с гитарой и фортепиано мы будем выглядеть слишком скромно и незаметно; и что значительно эффектнее будет записать песню с большим оркестром. Срочно была сделана фонограмма. Она была безумно красивой и нам поначалу понравилась. Постепенно, правда, стало возникать ощущение, что все как-то не так, но соблазн петь с оркестром, как другие, был слишком велик. Когда приехал Таривердиев и услышал нас, он пришел в ужас и категорически запретил нам выступать. Мы начали снова заниматься, а до передачи оставалось всего нескольку дней. Микаэл Леонович стремился вернуть нас к нашей собственной манере. На конкурсе мы выступили удачно. Нас наградили дипломом, а главное, пришла масса теплых писем от слушателей.
[237]
Потом последовали другие успехи: концертные поездки по всей стране, одобрительные отзывы прессы, записи на пластинки, победы на фестивале политической песни «Алый мак» в Болгарии, на XI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване и, наконец, в 1978 году — Сопот. На этот солидный международный конкурс исполнителей направляло телевидение, и вновь возникли! сомнения, прозвучит ли на этом модном песенном форуме такой скромный ансамбль, обратят ли на него внимание. Вновь поступило предложение — хотя бы одну песню сделать с большим оркестром. Но Таривердиев и здесь был тверд и бескомпромиссен. Он считал и пытался внушить это исполнителям, что они едут в Сопот не за премией, а для того чтобы показать, что у нас в стране есть и такой жанр, и такая манера исполнения, и такие песни. И композитор оказался прав. Когда среди грома оркестров и всевозможных ВИА раздались чистые, мягкие и совсем негромкие голоса Галины Бесединой и Сергея Тараненко, зал встретил их бурной овацией. Дуэту было присвоено звание лауреатов конкурса в Сопоте.
Александра ПАХМУТОВА:
— Таривердиев много и плодотворно работаете молодыми исполнителями. Мне вспоминается замечательный дуэт Бесединой и Тараненко, созданный и выпестованный композитором. Когда они появились на эстраде, было ощущение, что подул свежий ветер. Это так важно для молодых, неокрепших талантов попасть в заботливые руки большого мастера. Микаэл Леонович бережно, терпеливо занимается с молодыми певцами, и мы, слушатели, имели уже не одну возможность вкусить плоды этого труда. Вот и совсем недавно на Всесоюзном конкурсе советской песни в Днепропетровске интересно выступили и завоевали первую премию молодые ребята из Иваново — вокальное трио «Меридиан». С ними также много работал Микаэл Таривердиев.
Трио «Меридиан» очень молодо. Надежда Лукашевич, Владимир Ситанов, Николай Сметанин в 1980 году, когда произошла их встреча с Таривердиевым, были еще учащимися Ивановского музыкального училища. Первое впечатление от ансамбля у композитора осталось
[238]
крайне противоречивым. Многое в исполнении молодых музыкантов показалось ему неграмотным, непрофессиональным, в чем-то даже безвкусным, но его подкупила их природная музыкальность, сценическое обаяние, огромное желание работать, а кроме того, тяга к камерному жанру, к классике. Наряду с современными песнями ребята исполняли переложенные для трио романсы Чайковского, песни Шуберта, а «Попутная песня» Глинки у них прозвучала с большим воодушевлением, ощущением стиля, виртуозностью. Это, пожалуй, и стало решающим — Таривердиев дал согласие заниматься с «Меридианом». Каждые субботу и воскресенье члены ансамбля приезжали из Иваново в Москву, и начиналась многочасовая кропотливая работа. А работать было над чем. В исполнительской манере ансамбля было что-то от бардов — большая искренность, лиризм, лаконизм и простота. Это было близко Таривердиеву. Но композитор стремился, оставив лучшее, обогатить эту манеру. Поэтому такое большое внимание он уделял разнообразию оттенков, тонкости нюансировки, гибкости интонирования, плавным и незаметным переходам от речитатива к кантилене, ансамблевой стройности, умению мыслить в пении полифонически.
Как всегда, центральное место заняла работа над стихами; композитор добивался того, чтобы в исполнении вскрывался их глубинный смысл, их подтекст. Ритмическая точность, тембровые краски, характер произнесения текста — все было в поле зрения Таривердиева, а главное— вкус и чувство меры.
Николай СМЕТАНИИ:
— Кто-то удачно сказал, что скульптор — это человек, который может взять кусок мрамора и отсечь все лишнее. Микаэл Леонович работал с нами, как скульптор. Мы приезжали к нему с сырым материалом, и он шлифовал, оттачивал каждую деталь, каждый штрих. В своих доводах, вкусовых оценках он был всегда настолько убедителен, что мы не могли их не принять.
Владимир СИТАНОВ:
— Работа с Таривердиевым — это живой творческий процесс, постоянный поиск, эксперимент. Поначалу композитор показался нам тираном, но когда мы стали заниматься, то роняли, что он очень гибкий, музыкант. Микаэл Леонович всегда внимательно прислушивался к нашим предложена-
[239]
ям, ничего не отвергая «с порога». Мы вместе пробовали, проверяли на опыте каждое решение, каждую деталь исполнительского замысла. Единственно, в чем он не делал ни малейших уступок, — когда дело касалось вкуса. За несколько лет работы с композитором ансамбль «Меридиан» многого добился. Он стал лауреатом ряда песенных конкурсов, постоянным участником многих популярных телепередач, занял прочное место на концертной эстраде. Сегодня можно с уверенностью сказать, что молодых артистов ждет яркое, интересное будущее, равно как и о том, что наша эстрада пополнилась новым своеобразным, творчески инициативным; коллективом. И во всем этом большая доля участия, труда, темперамента Микаэла Таривердиева. Поэтому, когда мы пытаемся оценить вкладу композитора в развитие советской песни, эстрадного искусства, следует иметь в виду не только его оригинальное, новаторское творчество, но и его работу педагога-воспитателя, обогатившую современное песенно-эстрадное исполнительство.
[1] Таривердиев М. Песня: от элементарного к сложному. — Сов. молодежь, 1977, 17 июля.
[2] Таривердиев М. Алло, мы ищем таланты. — Культура и искусство. Вестник АПН, 1970, 20 мая.
[3] Таривердиев М. Алло, мы ищем таланты. — Культура и искусство. Вестник АПН, 1970, 20 мая.
[4] Поэзия песни: Из беседы с председателем жюри телевизионного конкурса «Молодые голоса» М. Таривердиевым. — Труд, 1973, 15 ноября.
[5] Герасимова Л. Гимн песне. — Сов. культура, 1967, 9 дек.
Опубл.: Цукер А. Микаэл Таривердиев: Монография. М.: Сов. композитор, 1985. С. 230-239.