Нина БОРДЮГ Рождество, Святки, Васильев вечер (Старый Новый год), Крещение (Богоявление) (на фольклорных материалах юга Нижегородской области)

[53]

«Святки, святые вечера, так обыкновенно называются в России, да и не в одном нашем отечестве, а и за границей дни празднества, дни веселья и дни священного торжества Рождества Христова, начинавшегося с 25 декабря и оканчивавшегося обыкновенно пятым января следующего года…» — утверждает М. Забылин и продолжает далее — «нет ни одного празднования на Руси, которое бы сопровождалось таким богатым выбором обычаев, обрядов, примет и прочего, как так называемые святки»[1].

Обрядовые действа и обрядовая песенность, связанные с этим периодом жизни русского народа, наиболее всего сохранились в памяти людской.

Сочельник (вечернее время перед Рождеством Христовым) на юге Нижегородской земли ныне отмечается повсеместно, особенно в тех селах, где сохранились храмы, где в семьях живы носительницы древней русской культуры, пожилые женщины, бабушки. И теперь это — сугубо семейное торжество, предваряемое наведением чистоты в доме и приготовлением ритуальной еды[2].

[54]

Сведения, собранные у старожилов, неоднозначны. Некоторые респонденты утверждают, что ходили Иисуса Христа славить с пением специальных молитв и со звездой в ночь под Рождество. Этих людей называли «христославцами, «святошниками». Другие вспоминают, что пели рождественские коляды с 7 января. Указываются и разные возрастные группы. Взрослые люди в основном «святошничали», т. е. ходили по домам с молитвами.

Во многих местах поют (одиночно и хором) Рождественский Тропарь «Рождество Твое, Христе, Боже наш», переходящий в Рождественский Кондак «Дева днесь Пресущественнаго рождает». В Нотном приложении к работе приводятся полностью и Тропарь, и Кондак. Они интонируются на одну и ту же мелодию, ритмически варьирующуюся в зависимости от длины стиха, в варианте, напетом в селе Учуев Майдан Починковского района Е. Н. Павликовой[3].

Большинство опрашиваемых не разделяет святочных, дней, выделяя какие-то действа особо: «Святки, оне Святки и есть». Это отражается и на содержании святочных песен. Таков Таусень, напетый Е. С. Кутузовой из села Хвощевка Богородского района:[4]

Как на Новенький годок,

На Васильев вечерок!

Ой, Таусень!

Ой, Маусень!

Накануне Рождества

Пришла коляда!

Таусина!

Маусина!

-Уж ты, бабушка, ды,

Раз-Варварушка!

Подай пирожок,

Подай другой!

Я хлебёшки пеку!

И к обедне спешу!

Таусина!

Маусина!

[55]

Я на печку легла

И обедню проспала!

Таусина!

Маусина!

Как видим, в этой песенке присутствует Новый год (Васильев вечер), коляда, которая пришла накануне Рождества, бабушка Варварушка, которая не дает пирога, отговариваясь тем, что спешит к обедне, да и сама коляда в разных видах; Таусень, Маусень, Таусина, Маусина.

Из-за временного смещения некоторые действа, ритуалы, обряды совершаются дважды. Например, возжигание костров. Когда-то их жгли на Новый год (по старому стилю). Ритуальное их значение — молчаливое приглашение к костру душ усопших предков, чтобы они вышли «из того света» и погрелись у костра Стоянием у костра воздается дань уважения к ушедшим. Постепенно значение ритуала стало утрачиваться. Костры стали жечь в основном молодые люди, причем, не на Старый Новый год, а на календарный (официально принятый). Действо приобрело шуточный, игровой смысл (к примеру, в Первомайском и Гагинском районах, в селах Шутилово и Мишуково соответственно, «сжигали старый год»), иногда и озорной, ибо солому для костра нужно было непременно выкрасть (в Лукояновском районе).

То же самое относится и к обряду сеяния в Новый год: «Сеятели» приходили с поздравлениями в утро Нового года (по старому и новому стилю).

Сюжетов колядных песен по правобережью Волги и югу Нижегородчины встречается большое количество. Однако можно выделить как наиболее сохранившиеся следующие: «Летел, Летел соколок! Через бабушкин дворок»[5] (Гагинский, Лукояновский районы); варианты — «Улетел сапожок через бабушкин дворок», «Упал сапожок» (Ардатовский район, 34, 6), «Летел соколок» (Вачский район), «Таусень!… Летел соколок» (Сеченовский район, 34, 19) и т. д.; «Таусинка! Где, каракулька, была?»[6] (Гагинский район); «Каракулька, таусенька, где ты была?» (Вачский район); «Каракулька-раскаракулька, ты где была?» (Лукояновский район) и т. д. Приведем в качестве примера гагинский вариант:[7]

[56]

Таусинка!

Где, каракулька, была?

— Коней пасла!

• А где кони?
• За врата ушли!
• А где ворота?

Водой снесло!

• А где вода?

Быки выпили!

• А где быки?

На гору ушли!

• А где гора?
• Черви выточили!

А где черви?

• Гуси выклевали!
• А где гуси?

За тростник ушли!

• А где тростник?
• Девкн выломали!

А где девки?

Замужья ушли!

• А где мужья?

Мужья померли!

• А где гроба?

Гроба погнили!

На печи в углу Сухари толкут,

Все в осьмёточки кладут!

Говорком:

Вы трясите и месите!

Вы их в печке испеките!

Подайте курочку незаломанную,

Незакусанную, а целенькую! Гаусин! Таусин!

По свидетельству Н.М. Кармановой (именно она исполнила закличку в приведенной выше «Таусинке») песня звучала в канун  Старого Нового года (т. е. на Маланьин день, 13 января, перед днем святого Василья): во весь день девушки

[57]

 ходили по дворам и «таусинку кричали», получая за это вознаграждение.[8]

Многократно варьируется и сюжет такой колядки: «Коляда, маледа». Обычно, она в «печи сидит, на нас глядит», а подаёт ее колядовщикам «тётка-лебедка» или «тётенька добра». Иногда в печи сидят «кокурки» или «каракульки»[9]. Колядки с таким содержанием обычно «кричали» дети и подростки.

Большим разнообразием отличаются и величальные таусени. Их пели обычно вечером под окнами того дома, где живет девушка «на выданье» или парни-женихи. Парням пели «Как у месяца крутые рога», «Как у месяца золотые рога» (Починковский район, Наруксово, Учуев Майдан и др.), девушкам — «Таусень! Середи двора да все растет трава!». И награду выносили ритуальные лепешки.

Приведем в пример песню села Мишуково Гагинского района:[10]

Как у светлого у месяца крутые рога.

Ой, та… ой, таусин!

А у сол(ы)ныш(и)ка лучи ясные

горят.

Ой, та…ой, таусин!

А у Ванюш (и) ки — свет русыя кудри-

Ой, та…ой, таусин!

По плечам кудри лежат, ох,

         Словно жар они горят.

Ой, та… ой, таусин

Прирасчёсынаи да приуглажинаи.

Ой, та… ой, таусин!

Тут и ехали бояры

Всё из Нова-города!

Ой, та… ой, таусин!

Оне ехали, любовалися.

Ой, та… ой, таусин!

Что ето за детище воспрощенай?

Ой, та… ой, таусин!

[58]

Воспорощила[11] его душа-матушка.

Ой, та… ой, таусин!

Воспоил(ы)-воскормил сударь-.

Ой, та… ой, таусин!

батюшка.

Возлелеяла его свет-старшая сестра! Ой, та… ой, таусин!

Свет-старшая сестра — душа

Машенька!

Ой, та… ой, таусин!

А у Ванюш (и) ки свет-невеста

хороша.

Ой, та… ой, таусин!

Свет-невеста хороша, душа

Дунюшка!

Он, та… ой, таусин!

Хороша и пригожа, как игрушечка! Ой, та… ой, таусин!

Как игрушеч(и)ка Дуня-

душеч(и)ка!

Ой, та… ой, таусин!

Она по двору идет,

Словно павынька плывет!

Ой, та… ой, таусин!

Словно павынька плывет —

Кошелек в руках несет.

Ой, та… ой, таусин!

Кошелек в руках несет,

Нам по рублику дает!

Ой, та… ой, таусинка!

Мишуковский таусень «Как у светлого у месяца крутые рога» родственен свадебным величальным жениху (такова славильная песня жениху «Как у месяца крутые рога, у солнышка — очи ясные» села Берёзовка Вачского района). В этом же ключе и величальная села Чернуха Арзамасского района «Вставай, сынок Ванюшка, тебе девки поют».

[59]

Любопытен также еще один сюжет, связанный с величанием жениху, в котором присутствуют свадебные мотивы — варение браги, пива, напитков, обязательных при подготовке к свадьбе. Такие пески начинались со слов «Усень, усень! Дома ли хозяин?»[12] или «Посередь двора растет трава» (впрочем сочетание слов «дрова — трава» в начале песни также могло варьироваться). Один из ярчайших образцов припевания парню-жениху — Таусенька села Сар-Майдан, которую напела М. И. Шошина Мелодическая канва песни — бесконечное варьирование первого интонационного образования, обнимающего семисложный стих «Как спроть этыва двора». В дальнейшем количество слогов в стихах также варьируется — 5, 5, соответственно влияя на ритмическую структуру песни:[13]

Как спроть этыва двора

Разливалася вода.

Как на этой на воде

Расстилалася трава.

Как на этой на траве

Стоит дров костер,

Пени руб(ы) линныя.

Не поленишныя.

Нам зачем эти дрова?

Нам пиво варить,

Нам сына женить,

Сыпка Ванюшку.

Уж нам взять-то —

не взять Красну-девушку,

Красну-девушку —

Душу-Машеньку.

Он как вьюн-от над водой

Увива(и)л(ы)си.

А как Ванька с молодой

Целова(и)л(ы)си.

Как на речке две дощечки,

По им никто не пройдет!

Один Ванька перешел,

Он и Машку перевел!

[60]

Одни и те же величальные песни пели в разных местах по разным поводам. Так, «Как у кочета головушка краснёхонька» в Пильнинском районе звучала для девушки «на выданье», а в Починковском — молодоженам. Таусени, которые пелись в честь молодоженов, звучали в честь хозяев дома, и т. д.

Песни могли носить корильный характер, если хозяева дома были известны скупостью и другими свойствами, которые не уважались сельской общиной, например, плохо вели хозяйство. В этом плане интересна шуточная колядка, напетая жителями села Учуев Майдан Починковского района, которую приводим ниже[14]:

• Калида, калида!

Посконая борода!

Ты где была?

• Коней пасла!
• А где кони?
• За вратами стоят!
• А где ворота?
• Водой снесло!
• А где вода?
• Быки выпили!
• А где быки?
• В тростник ушли!
• А где тростник?
• Девки вылымыли!
• А где девки?[15]
• Замуж ушли!
• А где мужья?
• На полатях лежат,

Они лапти плетут.

Один плёл-плёл-плёл,

Кычадык[16] потерял!

Жена нашла,

В пиче сожгла,

Кычерыжкой загребла

И метелкой замела!

Хождения с колядками, таусенями сопровождались чаше всего и ряжением самих колядовщиков. Кто «рядился», ходил

[61]

«святками» должны были обязательно искупаться в проруби на Крещение, т. е. смыть с себя все грехи.

По правобережью Волги и югу Нижегородской губернии  чаще всего встречались следующие маски: взаимные переодевания, вывороченная шуба (оберег), разные звери (наиболее часто — медведь), «старик», «старуха», «разбойники» («молодцы»), в XIX веке – цыгане, «лекарь», «поп», «купцы», «барыни»… В Арзамасской местности рядились «смертью», т. е. надевали белые одежды, устраивали шуточные похороны (по селу носили «покойника»). Во многих местах молодые парни любили чернить лица сажей, изображая, по-видимому, нечистую силу: чертей, колдунов, ведьм.

«Ряженые» ходили с музыкальным сопровождением: стучали в ложки, чашки, ведра, используя в качестве ударных валёк, стиральную доску, косу, и просто свистели (гармоника появилась в конце XIX— начале XX вв.) Пели не только обязательные, обрядовые песни, — колядки, усени, но и любые другие, в том числе хороводные, игровые, шуточные.

В Святки на улицах разыгрывались целые представления, в которых главным действующим лицом становился «медведь»: переодетый медведем парень показывал сценки из жизни крестьян, крестьянских девушек, танцевал, катался по снегу и «пугал» присутствующих.[17]

В Починковском районе бытовал обычай «сряжаться» пастухом, который «пас свое стадо», ловко свистел и щелкал пастушьим кнутом (бичом), а также обходил дворы и «сеял» овес, пшеницу, рожь.

В местах, где русское население живет черезполосно с мордвой, было принято рядиться в «мордву», т. е. надеван, мордовские костюмы, петь песни на «непонятном» языке и вставлять в разговор всяческую абракадабру — «кали-мали» (по созвучию с некоторыми мордовскими словами, например, “ковмо ляляй» — «кали-мали» и т. п.). Одежда же мордвы отличалась сопоставлением очень ярких красок и наличием многочисленных украшений, предметов — тотемов (обере- гов). вполне подходящих по внешнему виду к карнавальным аксессуарам.

«Ряженые» приглашались и в избы: увеселяя хозяев, они получали вознаграждение в виде кокурок, каледы, лепешек.

[62]

пирогов. Принято было угощать колядовщиков овсяным киселем и другой ритуальной едой; например, в Васильев вечер на столе стоял обязательный поросенок или свиная колбаса (кишка).

Любимым занятием сельской молодежи в дни Святок были посиделки. В разных местах они и назывались по-разному: «сидеть в беседках», «в беседах» (Арзамасский район), «на сиделках сидеть» (Гагинский), «на посидках», «на посиделках» (Дальнее Константиново), «в кельях» (Починки, Пильна),«в вечёрках» (Вознесенский) и др. районы.

Эти вечера, устраиваемые по возрастам (12—14, 15—16 и старше в специальной избе, которую снимали на все время Святок (это могла быть изба, которую использовали для бесед, начиная с Покрова, т. е. с 1 окятбря по старому стилю, и до первого выхода с хороводами и играми «на волю» — в Благовещенье или на Красную горку), обычно, у одинокой женщины, вдовы или старушки, отличались особым настроем: на них не было принято брать работу, тогда как на посидка г. будние дни обязательно давалось задание, выполнив которое можно было и повеселиться.

На святочных посиделках молодежь веселилась иногда до утренних петухов, пели песни, водили специальные хороводы с малым количеством движений и с учетом замкнутого пространства: «Подойду, подойду, в Нижний-город подойду», «Как во городе царевна», «Дрема», «Подушечка», «Заинька» и многие другие. Некоторые из них включали игровые действа, большая часть которых выражалась в выборе «царевны”, «милой-млады», «красной девы», «мила друга», «боярина» и т. д. и завершалась принародным целованием (в литературе, посвященной обрядам, эти хороводы и игры называются «поцелуйными»).

Почти все из названных выше песен были опубликованы ранее: Хоровод-игра «Подушечка-раздушечка моя пуховая” и пляс «Прыгнул козел в огород» записаны в селе Хвошевка Богородского района от О. М. Прокофьевой. «Подушечка-разлушечка» представляет собой лирический вариант уже публиковавшегося хоровода; его «водили» только взрослые девушки и парни:[18]

[63]

Подушечка-раздушечка моя пуховая.

Ой, лёли,-лёли, моя пуховая.

Кому цветы, кому алы,

А мне красну-деву.

(Вариант: мила друга)

Ой, лёли-лёли,

А мне красну-деву.

Кому вечер, кому вечер,

А мне вечеринка.

Ой, лёли-лёли,

А мне вечеринка.

Кого люблю того люблю,

Этого милую.

Ой, лёли-лёли,

Этого милую.

На коленочки поставлю,

Целовать заставлю.

Ой, лёли-лёли,

Целовать заставлю.

• Целуй, милый, целуй, милый.

Целуй, да покрепче!

Ой, лёли-лёли,

Целуй да покрепче!

Пляс «Прыгнул козел в огород»[19] — вариант хоровода «Садила баба лук-чеснок»:

Прыгнул козел в огород,

Прыгнул козел в огород.

А, барыня, в огород.

Сударыня, в огород.

Всю капусту перглодал. (2 раза)

А, барыня, перглодал,

Сударыня перглодал.

Кочетушки перломал. (2)

А, барыня, перломал,

Сударыня, перломал.

Устюшкина мать добра. (2)

А, барыня, мать добра,

Сударыня, мать добра.

[64]

Взяла козла за рога. (2)

Сударыня, за рога.

А, барыня, за рога,

Повела да на торга. (2)

А, барыня, на торга,

Сударыня, на торга.

В первом торге рубь дают. (2)

А, барыня, рубь дают,

Сударыня, рубь дают.

Во втором-то два дают. (2)

А, барыня, два дают,

Сударыня, два дают.

В третьем торге три дают. (2)

А, барыня, три дают,

Сударыня, три дают.

Прыгнул козел в огород, (2)

А, барыня, в огород,

Сударыня, в огород!

Во весь святочный период девушки устраивали гадания, основная цель которых — заглянуть в будущее, узнать судьбу, кто суженый-ряженый, откуда, и когда свадьба; будет ли. счастье в семейной жизни, богатство, дети…

Способов гаданий на юге области неисчислимое количество[20]; самыми важными моментами, когда гадания наиболее точные и «сбыточные», были ночи на Рождество, Васильев день и Крещение. Т. к. «заглядывание в будущее» считалось великим грехом, гадания совершались при занавешенных иконах, нательные кресты на это время снимались. В некоторых местностях девушки снимали также и пояса—обязательный элемент русской девичьей одежды. Пояс выполнял функции оберега.

Гадания происходили в избе, бане и на открытом место (во дворе, на улице, на околице, в поле — на девятой меже или вехе) с помощью предметов, окружающих людей, живых существ, примет. Они могли быть иллюзорными (зеркала вода, изображение), слуховыми (слушали у окон, на улице, на  поле); построенными на ощущениях, предощущениях, сновидениях и т. д.

[65]

В книге «Русский народ» (19) М. Забылин приводит многочисленные способы гаданий, из коих большинство совпадают с теми, о которых и по сию пору рассказывают женщины пожилого и преклонного возраста. Это—свидетельство жизненности традиций, сложившихся в народе в течение веков.

Некоторые гадания, разумеется, утратили свою силу на рубеже XX и XXI столетий, но многими и до сих пор пользуются подростки, девушки, молодые женщины: кто из любопытства, кто из убеждения, что будущее можно предугадать.

Разнообразны способы гадания на зеркалах, на воде: здесь действовал эффект долгого ожидания и напряженного всматривания. Интересен и такой вариант: вливание в воду яйца, растопленных воска или олова. В получаемых фигурах пытались увидеть некие изображения — лица, фигуры и т. д. То же самое действо получалось, если на тарелке или сковороде сжигали скомканную бумагу, пучок травы или соломы, а оставшуюся после сожжения кучечку подносили к источнику света так, чтобы отброшенная тень упала на стену.

Слушая рассказы о том, как бросали через плечо, за ворота лапоть, валенок, сапожок (куда носком ляжет, в той стороне и суженый), поневоле вспоминаешь В. Жуковского:

«Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали».

Однако кидали не только обувь, но и веник, кочергу и другие предметы.

Много разных гаданий связано с колодцем: в него смотрели, около него слушали»; колодец «строили» из щепок, спичек в изголовье девичьей постели, на него помещалась подушка: ожидалось, что во сне приедет на коне (придет) будущий муж и попросит испить водицы… Под подушку клали также гребень: какого цвета волос окажется на нем утром, такие волосы будут у жениха.

Интересное гадание устраивали с курицей или петухом: внеся их в избу, ставили у блюдца с зерном (богатый жених), водой (пьяница), с зеркалом («изменщик») и с трепетом ожидали, к какому подойдет, какое клюнет? В некоторых гаданиях участвовала только курица или только петух черной масти.

Там, где еще не забыты заговоры, заклинания, приговоры и т.п., их произнесение обязательно предшествовало самому ритуалу: верили, что в таком случае гадание будет наи-

[66]

более точным, верным. Там, где они забыты, девушки произносят: «Суженый-ряженый, где ты?» (или — «приди», «отзовись», «покажись», «появись», «подай знак» и т д.).

Заговоры, заклинания, равно, как и похоронные плачи, стараются не раскрывать посторонним, поэтому они уходят из жизни вместе с теми, кто их хранит и оберегает. Уходят также и гадания: на лучине, на снегу, на золе (в бане); слушанье под окном, у колодца, на земле, т. к. зачастую утрачен их первоначальный тайный смысл, значение.

Выполнение разных ритуалов, предшествующие им волнения, приготовления, ожидания делали жизнь людей интересней, полней.

После всех действ, производимых в период Святок, становились необходимы другие ритуалы — очищения. В Крещение не только купанием в проруби «смывались» все малые и большие прегрешения. Водой, набранной в речке (считалось, что в ночь Крещения вся вода на земле — святая) кропили жилые помещения и пристройки, домашних животных; везде ставили кресты, приговаривая: «Не я крещу, а Иван Креститель».

• Размещено: 27.12.2013
• Размер: 34.85 Kb