Не счесть рецептов, как стать преуспевающей, уверенной в себе, богатой и благополучной. Бизнес-леди, дамы политики, топ-модели…. Ах, как соблазнительно оказаться на их месте и купаться в лучах славы, власти, богатства! 
             Рассказ Маргариты Владимировны Долининой о другом типе женщин. Они живут без блеска, без славы, изо дня в день делают одну и ту же работу, растят детей, нянчат внуков. Для окружающих они незаметны как воздух. Но и нужны, как воздух. Может быть, именно в этом их  земное предназначение? И на ком бы держался мир: мир семьи, мир дома, мир планеты, если бы их не было среди нас!

 

 

            Есть люди, о которых написаны книги, статьи, мемуары. Как правило, это люди, наделённые какими-либо талантами, дарованными свыше, или совершившие подвиги, достойные памяти потомков.

            А я хочу рассказать о своей бабушке, обычной русской женщине из Российской глубинки. Таких на Руси немало, но именно на таких людях - бескорыстных тружениках, искренних, уважающих людей, но и обладающих чувством собственного достоинства, держится наша Россия.

 

            Сразу оговорюсь, что, к моему стыду, я мало знаю о корнях бабушки и расскажу только о том, что удалось узнать, и то, чему я сама была свидетелем.

            Звала я её мама Дуня. Почему мама? Потому что моя мама и папа, военный, жили в военных городках, а мне с бабушкой довелось жить в раннем детстве, потом в годы войны и три последних года обучения в школе с 8 по 10 класс. У нас с бабушкой была глубокая взаимная привязанность, я её очень любила, и она действительно была для меня второй мамой.

          Моя бабушка, Смородинова Евдокия Матвеевна, в девичестве Терентьева, родилась в 1892 г. в деревне Большие Мосты Ковернинского района. В 1903 г. семья Терентьевых Олимпиада и Матвей с детьми – Николаем и Настей, Степаном, Дуняшей и Любой переехала в Балахну. Матвей Терентьев устроился на работу на водомерный пост, входящий в состав гидрометслужбы Нижнего Новгорода.

         Поселились они в доме на улице Кузнечной, по рассказам бабушки дом уже тогда насчитывал около 200 лет и был в своё время двухэтажным.

В 50-ые годы ХХ века дом капитально ремонтировался, он был разобран по брёвнышку, оказалось, что он был построен из брёвен красного леса, они сохранились и были абсолютно здоровыми, крепкими. Попытки использовать топор были безуспешными. Дом этот существует и поныне, только улица теперь называется Кузнецкая, а в обиходе «Кузнецы».

Кузнецы - это вторая параллельная Волге улица, которая тянется вдоль берега великой нашей реки.

Улица всегда была покрыта густым ковром ярко зелёной травы, машины там не ездили. Близость Волги ощущалась всегда и во всём: свежий волжский воздух, весенние разливы, гудки пароходов.

В каждом дворе стояли вёсла от лодок (позднее появились моторы). У домов со стороны улицы и во дворах лежали выловленные в Волге брёвна. Очевидно, это были брёвна, оторвавшиеся от сплавляемых к Балахнинскому бумажному комбинату плотов. Вылавливались и топляки. Всё это шло на дрова - Волга снабжала топливом наши русские печи.

     В бывшей Кузнецкой слободе почти на берегу Волги расположена необыкновенной красоты Спасская церковь, постройки 17 века. Эта пятиглавая церковь украшена знаменитыми балахнинскими изразцами. Она радует глаз, особенно с Волги, своим изяществом, лёгкостью, красивым декором. Рядом с ней расположена шатровая колокольня.

Накануне I-ой мировой войны Евдокия Терентьева вышла замуж за Смородинова Александра Ивановича. Был ей тогда 21 год. О её муже известно лишь то, что он рос сиротой, мама его умерла во время родов. Кто был его отец – неизвестно, по рассказам родных, мальчик рос в чужой семье, в услужении, «в людях».

Очень жалею, что не спрашивала бабушку о её муже, вышла ли она замуж по любви или сосватали родители. Много бы надо было расспросить, но, увы, время упущено.

 

В 1914 г. в семье Смородиновых родилась первая дочка Нина, это была моя мама. Потом появились на свет ещё две девочки – Зоя и Лида.

Война, начавшаяся в августе 1914г., нарушила жизнь и в конечном итоге сломала семью. Муж бабушки, очевидно, был участником I-ой мировой войны: на оборотной стороне фотографии (там он в военной форме) текст на польском языке, где сделан снимок – неизвестно.

По рассказам родных, в годы Гражданской войны он служил в дивизии В.И. Чапаева, был поваром, а значит, очень уважаемым человеком. Судьба была жестока к нему, он погиб в 1919 г. на реке Белой, во время наступления армии Колчака.

С этого времени бабушка осталась одна в 27 лет с тремя девочками на руках. С ней жили и родители. Она больше никогда не выходила замуж, хотя претенденты и были. Всю свою дальнейшую жизнь она посвятила детям, внукам, правнукам и, конечно, работе и домашнему хозяйству

Это была удивительная женщина. Невысокого роста, очень подвижная, сухонькая, с уложенной в пучок косой, всегда внешне спокойная, уравновешенная. Она никогда не жаловалась на доставшуюся ей судьбу, любила, и пошутить, и посмеяться. Рядом с ней было легко. Но жизнь требовала от неё собранности, выбора правильных решений, и это ей удавалось. Она всегда старалась быть незаметной, но всё держалось на ней: работа, огород, скотина, шитьё - ведь надо было добывать средства для семьи, а надеяться можно было только на себя. Времени подумать о себе не было, она одевала, обувала, кормила всю семью. Руки у неё были золотые, и умение шить она передала всем своим дочерям. Она мечтала дать им образование и сделала всё, что было в её силах. Образование самой бабушки - церковно-приходская школа.

В начале 20-х годов началось строительство электростанции в Балахне, в котором принимали участие иностранцы. Для них была организована специальная столовая. Бабушка, отличная кулинарка, была принята на работу поваром и некоторое время заведовала этой столовой.

Она собрала также группу девочек со своей и рядом расположенных улиц, обучала их шитью, и это тоже давало некоторый заработок.

Приходилось ей также помогать отцу на водомерном посту. Он проработал там четверть века, а когда умер (это было в конце 20-х годов), наблюдателем водомерного поста в Балахне стала бабушка. С этого времени её судьба была связана с Волгой.

Работа была очень нелёгкой для женщины, она не предполагала ни выходных, ни праздников, ни отпусков. (Вероятно, положенный по закону отпуск компенсировали деньгами.) Три раза в день - утром, днём и вечером в определённом месте Волги (пост находился на территории картонной фабрики километрах в двух от дома) надо было замерить уровень и температуру воды в Волге. Уровень воды замерялся по специальным сваям, на которых были метки, и по ним было видно, насколько прибыла или убыла вода в Волге.

Из письма бабушки от 25.11.1952г. … «Совсем заплелась с делами, а с работой особенно. Нынче осень меня замучила, вода на Волге очень низкая, все мои сваи обсохли, мерить не на чем… пришлось рыть канаву длиной 6 метров и глубиной 60 см….»

Особенно трудно было весной, подойти к берегу было сложно из-за разлившейся воды, глины, но дело надо было делать, в ход шли высокие резиновые сапоги.

В огороде, в середине, на открытом месте стояла металлическая емкость – дождемер, похожий на широкий таз с разрезанными и загнутыми наружу краями. В середине крепилась узкая цилиндрическая емкость, цилиндр вынимался, из него выливалась попавшая туда дождевая вода и замерялась мензуркой. Так определялось количество осадков. Кроме того, во дворе на стене дома, рядом с окном, выходившим из сеней во двор, висел градусник для измерения температуры воздуха.

В верхней части градусника крепилась тесемка. Бабушка снимала градусник, за конец тесемки раскручивала его над головой в течение нескольких минут, а потом снимала показания. По всем полученным параметрам составлялась телеграмма, и каждый день утром бабушка шла на почту и отправляла сведения в Гидрометслужбу г. Горького и Гидрометеообсерваторию г. Городца.

Там концентрировались данные всех водомерных постов и на их основании уже составлялись сведения о состоянии погоды в Горьковской области, а также сведения об уровне воды в Волге позволяли контролировать фарватер реки.

        Для замера температуры воды использовался специальный градусник, вмонтированный в металлический корпус на длинной ручке. В нижней части его за стеклом была видна шкала. Градусник опускался в воду летом с мостков, а зимой – в прорубь.

          И так каждый день, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Я не помню, чтобы бабушка пока работала, была в отпуске. Когда я стала постарше, помогала ей, особенно зимой, когда ко всем перечисленным процедурам прибавлялась еще одна – измерение толщины льда на Волге. Не помню периодичности замеров, но надо было сделать пять лунок по всей ширине Волги, а лед достигал метровой и более толщины. Бабушка брала меня в помощники, и мы с ней с пешнями в руках шли на Волгу и долбили лунки. Она делала это спокойно, не торопясь, а я с молодецким задором била по льду изо всех сил, вокруг летели мелкие осколки льда, но лунка углублялась гораздо медленнее, чем у бабушки. Мне казалось, что она ошибалась, когда советовала мне не спешить и не тратить столько сил.

Из письма бабушки от 25.11.1952 года: “…Работать, верно, придется еще зиму. Вот уже лед встал 18 ноября, а 19 ноября пришлось идти. Лед только 12 см., стала колоть, он потрескивает под ногами. Ходили обе с Зоей, Зоя боится больше, чем я, а меня одну не отпускает …”

За всю эту работу бабушка получала зарплату 30 рублей, зато заработала радикулит и артрит, от которых страдала долгие годы до конца жизни. Работала она очень добросовестно и не представляла себе, что можно что-то пропустить, не сделать.

Она воспитывала своим примером и детей, и внуков. Сколько у нее было искренней радости, когда я окончила школу с серебряной медалью и поступила в Ленинградский университет!

Кроме работы, за которую хоть и мало, но платили, у бабушки было хозяйство – огород у дома, который был большим подспорьем в семье, она держала корову – Красульку, кур, поросенка. Как она все успевала? И хоть бы кто услышал от нее жалобы на усталость, на трудную жизнь, одиночество.

Бабушкина семья была большая, в доме жили все дочери со своими семьями. Сохранилась домовая книга, в которой прописаны все жильцы дома. В войну в доме жили одни женщины, а в 1944 году прибавилась семья Муравьевых из пяти человек, эвакуированных из Кронштадта после снятия блокады Ленинграда.

Помню, что недалеко от Спасской церкви находились соляные источники, оформленные в виде деревянных срубов, похожих на колодец. Оттуда бадьей вычерпывали соляной раствор. У бабушки были большие противни, достаточно глубокие, в них заливали раствор. На берегу Волги разжигали костры и выпаривали соль. Я это наблюдала, и сама принимала участие, выполняя посильную работу. Нас, детей, всегда было много на берегу, нам это было интересно, очень нравилось быть среди взрослых и участвовать в таком важном деле.

Еще запомнилось, что в войну сестры, Нина и Зоя (Лида была на фронте), в выходные дни на санках везли за Волгу собранные бабушкой вещи и, вероятно, соль с целью обмена их на продукты в заволжских деревнях.

От голода нас спасала корова, но, чтобы ее прокормить, надо было запасать сено. За Волгой, в лугах, косили траву, а потом ее надо было через Волгу переправлять на правый берег. Мне приходилось на лодке с веслами переплывать Волгу вдвоем с бабушкой, надо сказать, что она, как истинная волгарка, прекрасно управлялась с лодкой. Обратно было сложнее возвращаться, так как лодка, груженная травой, глубоко оседала. Сейчас я понимаю, как это было опасно и трудно. Тогда пароходы и баржи сновали без конца вниз и вверх по реке и, чтобы проскочить на лодке с таким грузом, нужны были опыт, сноровка и смелость. Бабушка умело справлялась с задачей, а для меня это было интересным путешествием.

А какая она была мастерица – портниха, кулинарка … Во время войны, да и в послевоенные годы, она умудрялась кормить нас деликатесами с огорода. Например, из свеклы она делала вкусные ромбики: запекала тертую свеклу в русской печке на противне и, когда она подвяливалась, резала ромбиками, досушивала и, отламывая их, угощала нас.

Еще она запекала тыкву, ставила ее на ночь в горячую русскую печку, а к утру тыква оседала, становилась темной и была очень мягкой и сладкой.

Помню, как вкусны были ее заготовки в зиму – капуста, огурцы, помидора. Пластовую капусту можно было есть просто так, без хлеба, а хрустящие огурчики были всегда на столе и исчезали со стола хлебосольной хозяйки очень быстро. Бабушка не скрывала своих секретов, но ни у кого не получалось почему-то так вкусно, как у нее.

Работала бабушка наблюдателем водомерного поста до 1954 года, тоже, как и отец, четверть века. Ее сменила средняя дочь – Зоя Александровна Муравьева. Она продолжила династию наблюдателей на водомерном посту в Балахне и работала там почти 30 лет, до 1983 года. Ей было несколько легче, так как пост был уже более благоустроен, вместо пешни появился бур, а, главное, ей помогал муж, Муравьев Александр Алексеевич.

Вот и получилось, что водомерный пост в Балахне на Волге обслуживала бабушкина династия 80 лет!

          Время неумолимо, подросли и повзрослели внуки, забот не уменьшилось, хозяйство было большим. Бабушка, как могла, помогала всем, очень любила внучат, нянчила их и растила. А когда внучки завели свои семьи, бабушка опять была на посту. В 1960 году она согласилась водиться с правнуком, и целый год помогала мне растить сына Александра. Сейчас я понимаю, что это был подвиг, как ей было нелегко, но никто никогда не услышал слов упрека, жалоб, хотя у нее очень болели и спина, и руки. Она не могла ходить прямо, радикулит, заработанный на водомерном посту, давал себя знать.

Разлетелись в разные стороны дети, внуки. С бабушкой жила постоянно дочь, Зоя Александровна, с мужем и дочкой Ириной.

Но в выходные дни в доме на Кузнецкой собирались родные, все, кто искренне любил это родовое гнездо, улицу, дворик, огород, теплоту родных стен.

Главное, всех нас объединяла наша мама, мама Дуня, Бабуня, как звали ее три поколения – дети, внуки и правнуки.

Не стало ее в 1965 году. Это была большая беда и утрата для всех нас. Много лет прошло, но она всегда среди нас, в нашей памяти, как человек необыкновенной доброты, всегда приветливая, заботливая, внимательная.

Ее заботу о нас мы ощутили даже после ее кончины. Как человек предусмотрительный, она все приготовила загодя, чтобы как можно меньше доставить хлопот родным с похоронами. Она скопила какую-то сумму денег для своих дочерей. Даже нам, внучкам, оставила по 25 рублей. Я тогда смогла на эти деньги купить золотое колечко с аквамарином, которым очень дорожила. Хранится у меня хлебница, которую держали бабушкины руки, и коробочка с флаконом духов “Не забывай”, в которой лежал простенький, но очень дорогой для меня крестик. Я рада, что в моем семейном архиве сохранились любительские фотографии, письма бабушки, адресованные мне, а у моей двоюродной сестры Ирины Александровны Шпунт (Муравской) оказались старые фирменные фотографии, некоторые документы, касающиеся жизни нашей бабушки.

Все это и дало возможность рассказать о жизни дорогого мне человека.

          Вот такая была наша бабушка, простая русская женщина, которой мы все гордимся и которую помним. Хочется верить, что и наши правнуки будут уважительно относиться к памяти своих предков.