Часть 1. Детство.

Родилась Евдокия Павловна 26 февраля 1920 года в селе Татарово Муромского района.

Кроме неё в семье были – Анна, Екатерина, Иван, потом были еще три девочки – они умерли, затем Анастасия (Ася), Нина, Александр.

Евдокия Павловна рассказала мне свою биографию летом 1990 года, когда была в гостях  в нашей квартире в г. Горьком со своей внучкой Надеждой.

«Александра носили крестить уже в Свято, к этому времени церковь в Татарове уже была закрыта. Церковь закрыли, священника арестовали, приехали за ним и куда-то увезли.

Татаровская церковь была очень красивая, с богатым убранством. При входе на стене была большая икона. Отец пел в церковном хоре.

В Свято шли пешком, путь не близкий – более пяти километров».

Евдокия была восприемницей (крестной) у Александра. У Евдокии крестной была ее старшая сестра, так было принято, что близкие родственники были восприемниками.

«Дедушка – Иван Евдокимович, умер в 1924 или в 1926. Когда он умер, много народу пришло в избу. Пришел священник его соборовать. Дел лежал на широкой лавке. Принесли меру пенькового семя, поставили в него свечки и зажгли. Священник что-то говорил быстро и нараспев. Родственники стояли вокруг деда Ивана».

Евдокия Павловна окончила 4 класса Татаровской сельской школы. Здание школы, ещё церковно-приходской сохранилось до сих пор. Все сестры и братья Евдокии Павловны окончили ту же школу.

Школу Евдокия окончила в 1931, в этом году всю семью Павла Ивановича Рогачева выслали из села Татарово на Урал.

«Что начали высылать из сел и деревень людей зажиточных, мы конечно слышали. В Семеновке, да в Ширино, там были мельницы ветряные, там жили мельники – я помню, мы с отцом ездили туда рожь молоть, - их стали забирать первыми. Раз они мельницы построили – значит,  богачи. Жили, конечно, мельники хорошо, но и работали день и ночь, особенно, когда дул ветер. Отдыхали мельники только в безветренную погоду. Их раскулачили и сослали, говорили, что и у нас в Татарове будут раскулачивать. Папа говорил – я никакой не кулак, я середняк, я своим трудом живу, меня не раскулачат. Да и детей у нас много – не раскулачат! И в колхоз я вступил – нет, не должны.

Жили в деревне две семьи значительно богаче нашей, я фамилии не помню. Жили получше, да и детей было поменьше. Так они, когда пошли слухи о раскулачивании, дома заколотили, свое добро забрали и уехали в город. Конечно, дома их обобществили, контору в одном сделали, а в другом, что не помню, но самих их оставили в покое, дети у них в городе пошли в школу. А из всего села только одного папу и раскулачили, из 300 дворов-то, больше никого. Пришли ночью и забрали. Мы, дети, даже не слышали как все это было, и кто приходил забирать - не видели. На утро – мама плачет, прибежали сестры - Катя с Аней, они жили уже своими семьями. Катя вышла замуж за Садкова Ивана Степановича, сапожника, у ней уже был мальчик. Аня тоже была замужем за Глебовым Сергеем Егоровичем, жила в Нуле, у нее было двое детей. Прибежали, плакали, конечно, что-то из вещей мама им отдала.

Мама сказала - надо готовиться, скоро и за нами придут. Целыми днями мы терли всей семьей картошку. Мама делала из полученного крахмала тесто и пекла тонкие блинчики, а потом блинчики складывали стопками и опять запекали. После этого сочево резали на тонкие полоски – получался лапшенник. Наготовили целый мешок, но когда через десять дней за нами пришли, то всё отобрали. С собой не дали взять ничего. Я помню, как забирали наш огромный ведерный самовар с медалями, очень мне его было жалко. Посадили нас на подводу и повезли. Маму и нас мала-мала меньше – мне – 11, Насте было 8 лет, Нине – 5 лет, а Саше 2 годика. Это было в июле или июне, точно не помню. Повезли нас в Павлово, через реку Оку переправляли на пароме. Собрали нас всех, а народу навезли много, поместили в каком-то громадном помещении. Все кругом было огорожено дощатым забором. Через день или два привезли папу. Потом погрузили в вагоны и повезли, сколько ехали не помню. Разрузили нас в Копейске».

Был послан запрос во Владимирский архив о материалах на Павла Ивановича Рогачева. Однако, подтверждения о том, что он был репрессирован, не получили.

В документах Фоминского районного исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Муромского округа Нижегородского края в «Протоколах общих собраний граждан и заседаний сельских Советов» хранится «Список хозяйств пос. Татарово Фоминского района обложенных с/х налогом в 28/29 году с % надбавкой к облагаемому доходу»:

В «Деле о восстановлении в избирательных правах разных лиц» (начато           1931 г., окончено 1932 г.) значится, что:

«…3) Рогачева П.И., в списках лишенных нет, жены Евдокии и сына Ивана также. Татарово»[1].

 «Отец, - вспоминала Евдокия Павловна, - все время возмущался - за что его раскулачили. Наемных работников у нас никогда не было. Отец вел хозяйство сам и очень грамотно – по-науке, выписывал журналы по сельскому хозяйству. Особенно его интересовали всякие ягодные культуры – малина, смородина. Первыми в селе отец начал выращивать помидору, только вот собрать урожай не успели.

Дом был большой, доставшийся по наследству от родителей. Как входишь – большой коридор, в конце горница, где жили летом.

Дети спали на полатях. Расстояние от потолка до полатей было в нашем доме большим, когда приходила в другие дома, там такого не было, потолок был значительно ниже, чем у нас.

 В большой комнате – два окна выходили на улицу, на боковой стороне – одно окно.

Большая русская печь как перегородка.

Дед был волостным старостой, ему полагалась верховая лошадь. Кроме неё в хозяйстве была ещё одна лошадь – рабочая; две коровы; свиньи с поросятами, полтора десятка кур.

К дому примыкал огромный крытый двор. В нем располагался омшаник и клети со скотиной. В большом дворе стояли коровы и лошадь, там была подстилка из соломы.

В крытом дворе было специальное место, где располагались большие глиняные бочаги с ягодами, собранными в лесу – голубикой, черникой, гонобобелем, брусникой, клюквой.

Рядом с двором был огород, а дальше, через неглубокий овраг – большой сад. От дома до самого конца сада шла тропинка.

На усаде была баня и погреб, куда зимой набрасывали снег до самого верха, а летом там было холодно, и вся еда там хранилась. Особенно, помнится, какая вкусная была земляника с холода. Всей семьей ходили за земляникой.

Возле бани – колодец. Колодец был на пару с соседями. Была сделана такая выгородка не сквозная – переулочек в загороди, чтобы можно было пользоваться колодцем вместе.

Отец разводил пчел, было 10-15 ульев. Когда качали мед, то всем соседям разносили на пробу угощенье, так было принято.

За садом был амбар, потом сарайчик, где располагалась терка для картошки и веялка. Потом был очень большой сарай, куда ставили сани на лето, чтобы не мокли и телеги на зиму. В этом сарае хранилось сено и отходы от молотьбы для кур. Потом был ток, где молотили, потом рига, овин, где был оборудована сушильня, в глубоком подвале разводился огонь и горячий дым и воздух высушивал снопы, располагавшиеся на решетке, сделанной из толстых жердей.

Молотили цепами на току, пол на току был ровный, очень крепкий, как бетонный. На нем не было ни одного камешка. Потом, ещё до колхоза, односельчане, которые хорошо жили, хорошо хозяйствовали, сложились и на четверых купили конную молотилку, веялку. Не надо было молотить цепами, стало значительно легче молотить. Молотилка была конная, лошадь ходила по кругу. Мы любили кататься на молотильном круге и на бревне».

«Катя, когда увезли нас,  написала заявление-жалобу в исполком на несправедливое выселение семьи из села. Она собирала подписи по селу, многие подписали. Но когда она привезла это заявление властям,  ей сказали – молчи, не ваше дело,  так надо было. А тем, кто подписал заявление, угрожали, некоторых прижимали».

Часть 2. В ссылке.

Местные жители сначала встретили спецпереселенцев насторожено и даже можно сказать враждебно, но скоро отношение изменилось – все увидели, что люди приехали порядочные и работящие.

«По приезду в Копейск отца направили на работу – в шахту. Однако через два года врачи запретили ему работать под землей, только на поверхности, и он делал крепления для штреков.

Мама работала дояркой, но когда заболели руки, ее перевели работать в свинарник.

Кроме того, всех спецпереселецев обязали разрабатывать землю под огороды. Копали лопатами целину, много разработали земли. Посеяли там пшеницу, посадили овощи. Создали такой колхоз – сельхозартель «Свободный труд», мы там все работали в овощных бригадах. Потом этот колхоз стал очень богатым и на трудодни работники получали много.

Сразу купили сначала козу, потом корову, и это нас спасло.

В 32-33 годах в стране была засуха и голод. Было очень трудно. Нам помогал Ваня, старший брат. Он в это время жил в Дзержинске у тети Саши и дяде Коли, они тогда его забрали из села. Дядя Коля выучил его на маляра и вместе они подрабатывали. Ваня успел окончить татаровскую школу, а уж 8 классов окончил значительно позже и много работал».

В Копейске Евдокия снова пошла учится в 4 класс, городская школа отличалась от сельской по уровню требований, хотя, как оказалось знания в татаровской школе давали хорошие. В этой же школе Евдокия Павловна окончила 8 классов. После школы – педагогическое училище в Челябинске, которое она окончила с отличием.

Хорошо учились и сестренки,  они обе окончили медицинский институт, стали врачами.

После окончания училища Евдокия работала в школе в Копейске, учила детишек математике в 5-7 классах. Проработала 4 года. «Голова болит – трудно работать в школе. Плачу – не буду я работать, а потом привыкла. Сколько тетрадей надо было проверить, каждый день, правда, за проверку тетрадей доплачивали. Получать стала много, больше отца и он очень гордился этим.

Отец часто потом говорил – ну и хорошо, что нас выслали, зато какая замечательная у меня семья, дети образованные, живем хорошо, все есть. А в Татарове так бы и просидели в деревне.

Действительно жили дружно и благополучно».

Часть 3. Потом была война.

 «Вызвали в райком комсомола – не хотите ли идти на фронт. Конечно, стыдно было не идти на фронт. В 1942 призвали в ряды Красной Армии. Сначала обучение - управление огнем зенитной артиллерии. Нас с подругой направили в Бологое. Там мы и воевали долго – полтора года. На пушках были только мужчины, девчонки на приборах, на дальномерах. Зенитки калибра 86 мм, средние орудия. Сбивать немецкие самолеты в эти годы уже было трудно, так высоко они летали, что вырабатывать расчетные данные на них стало очень трудно. К концу года присвоили звание старшины, стала комсоргом батареи.

Бомбили Бологое однажды 10 дней подряд. Осколки сыпались на нас как дождь. Сначала летал разведчик с двумя фюзеляжами, который  наверное перепутал прибор ПАЗО-3 с орудиями и основной удар бомбардировщики стали наносить не по орудиям, а по тому месту где  были мы – прибористы. Но нашему расчету везло, мало девчонок погибло. Мы находились не на передовой, обычно километрах в 10-20. Жили в землянках, сами их рыли, маскировали дерном.

Из дальнобойных орудий большого калибра нас обстреливали постоянно. Когда мы своей тягой прибыли в Великие Луки, нас расположили на месте полностью погибшей зенитной батареи, никого не осталось в живых. Командир приказал рыть землянки. Отрыли, а надо чем-то проложить стены, чтобы не прислоняться к голой земле. Рядом дом был полуразрушенный, пошли посмотреть, может досок половых наберем. Вдруг появился немецкий самолет и сбросил бомбу прямо в тот дом, в который мы шли – грохот, пыль, обломки летят. Чудом остались живы.

Помню в тех же Великих Луках пошли в баню через болото, а тут обстрел и возле нас упал снаряд огромный, длинный, но не разорвался.

В Старой Торопе было дело. Политрук вызвал к себе – дочурка, говорит, надо провести политбеседу о парижской коммуне, дело было в марте, к празднику. Но я ведь ничего не знаю, чего рассказывать-то. Ну сходи, говорит, на станцию там бронепоезд стоит, может у них, у политработников что-нибудь есть. Пошла,  и мне там дали пару заметок из журнала или газеты. Возвращалась, когда уже темнеть начало, шла вдоль полотна железной дороги. Иду – слышу, - гудит самолет, не по-нашему гудит, думаю - ведь не наш самолет, и так низко летит и прямо над железной дорогой. Вижу действительно самолет не наш, а на крыльях красные звезды. Как долетел до станции, так и начал бомбить. Он летел со стороны бронепоезда и наша батарея его пропустила и зенитки бронепоезда. Наша батарея стала стрелять, когда он отбомбился. Ох, тогда попало шашему начальству, что пропустили самолет. Все его пропустили, думали, что свой – на крыльях звезды красные. А дел он натворил на станции страшных. Стояли составы с боеприпасами и обмундированием, все взлетело на воздух. Ящики со снарядами летали по воздуху, сплошной гул от взрывов. Одна бомба попала прямо в вокзал, много народу погибло.

Я растерялась, мне надо было идти на батарею через станцию, а там кругом снаряды валяются и взрывы гремят, пришлось обходить лесом. Утром ходили на станцию смотреть, там  бульдозерами растаскивают остатки вагонов, заравнивают воронки.

Потом, неожиданно дали отпуск, нужно было одну девушку сопроводить в Челябинск. Ее с фронта домой отправили, забеременела. Приехала к родителям на неделю, а пробыла к счастью долго. Военком предложил поработать секретарем в военкомате, врач дал справку о том, что требуется длительное лечение – на три месяца. Из части меня уже разыскивать начали, часть в то время уже стояла в районе города Плевинас. Собралась – поехала. Добралась до Москвы и встретила своего однополчанина. Куда едешь Рогачиха, я ему все рассказала. Наша часть, говорит, уже в Тильзите, так что поехали сразу в штаб ПВО - в Ригу. Поехали в Ригу, там меня при штабе и оставили. Командиром корпуса был генерал Кулча.

Сначала служила при штабе писарем, потом медсестрой. Ещё в Копейске я прошла курсы медсестер. Нам показывали, как перевязывать, как раны очищать. Когда первый раз открытую рану увидела, думала сама живой не останусь, но потом привыкла. Человек ко всему привыкает».

Часть 4. Жизнь как счастье.

 Там в Риге я встретила Ивана Ильича. Служил он связистом при штабе. Потом его перевели старшиной в автороту. Штаб располагался в большом доме, связисты были на первом этаже, мы на втором. Так и познакомились,  13 июня 1945 зергистрировались. Уж больно число-то несчастливое, говорила я ему, но прожили мы хорошо и счастливо до 70 лет. Иван Ильич был на 2,5 года меня старше. После демобилизации Иван Ильич в Тресте столовых и ресторанов, даже заведовал кустом столовых, потом работал на складах, потом ушел работать на завод. 23 года проработал на Рижском вагоностроительном заводе, сначала рихтовальщиком в цехе холодильников, потом шлифовщиком корпусов, потом распредом.

После войны пошла я учиться в педагогический институт, но вскоре пришлось уйти, первая беременность у меня протекала очень тяжело. После родов пошла на курсы дошкольных работников, а потом в детский сад. Меня много раз звали работать в школу, но так я и осталась работать в детском саду воспитателем, до пенсии. Правда одно время уходила с работы, когда дети пошли в школу – то ключи забудут, то не поедят вовремя, то уроки не сделают. Два года сидела дома, занималась ребятами».

Васильевы построили большую и удобную дачу на взморье, в удивительно красивом месте. Завели сад и огород. Рядом сосновый лес. «В 69 году был такой страшный ураган, повалил очень много сосен и елей на побережье. Огромные стволы сосен, а особенно много елей валялось вокруг. Приезжали рабочие из Закарпатья все лето лес вывозили. Везди, везли и везли. Говорили, что они очень помногу заработали. В России леса очень захламленные, а в Латвии очень следят за состоянием лесов. Потом на вырубках и повалах стал вырастать малинник, в огромном количестве. Много людей приезжали собирать малину, и каждый собирал корзину или ведро, а её как будто не убывало. Так продолжалось до тех пор, пока новый лес не подрос. Теперь мы выращиваем малину в нашем саду».

Надежда пока живет со мной. Сын Володя живет в квартире жены Ирины в Риге, в центре. Правда ход со двора по крутой и узкой винтовой лестнице. Работой очень доволен, шеф хороший с головой, договоров много. Раньше он работал проектировщиком АЭС, потом его переманили. Встретил знакомого, разговорились, спросил сколько получаешь – 220 на руки 180, бросай и переходи к нам. Теперь работает в Горстройпроекте в вычислительном центре, рассчитывает городские проекты – больницы, детские сады, некоторые жилые дома. Лет 5 уже там работает, хорошая зарплата, связь с иностранными фирмами налаживается».

Часть 5. Судьба братьев и сестер, племянников Евдокии Павловны.

«Иван в Дзержинске женился и перед войной сначала приехал жить к нам в Копейск, но прожил с нами полтора года. Кругом угольная пыль, грязь – место не понравилось, и он со   всей семьей уехал на родину жены в Астрахань, к ее брату в дом. Его жена – Таня была совсем неграмотной, но трудолюбивой женщиной. Детей было двое – Володя и Люся.

В Астрахани у брата дом был большой – жили дружно. Как только началась война Ваню забрали и потом он через год или полтора погиб[2]. Таня получала на детей Люсю и Володю небольшую пенсию после гибели мужа. Около дома разбили маленький огородик, сажали огурцы, помидору. Так и жили, очень экономно. Однажды Люся приезжала к нам в Ригу. Приехала в одном платьице, такого малинного цвета, так она так за этим платьицем ухаживала, очень бережливая была. Володя очень хотел поступить в  институт рыбного хозяйства. Первый год не сдал, второй год не сдал экзамены, а на третий поступил. Факультет холодильных установок окончил очень хорошо. Когда ещё учился, его направили на практику в Клайпеду и он у нас гостил – очень серьезный, очень стеснительный, неразговорчивый парень. Получил распределение на работу в Мурманский порт, так и остался там жить. Женился, жена окончила институт пароходства, аспирантуру потом, защитила диссертацию, стала доктором экономических наук и преподавала в этом институте. Все дела по хозяйству дома вел Володя – жена говорила, что она не создана для кухни. Пришел однажды Володя из плавания, а дочь Лена говорит – папа свари «щички». Так хочется.

Их дочь Леночка тоже окончила институт, живет в Ленинграде.

Володя работал на плавбазах-рефрижераторах. Вместе с группой ученых-разработчиков придумали новую систему замораживания рыбы – получил государственную премию. После этого жена его ценить начала. Материально живут очень хорошо, недавно ездили во Францию.

Люся Рогачева вышла замуж за Федорова. Окончила медицинский институт – педиатрический факультет, стала работать в больнице в Астрахани, ее быстро повысили до зав.отделением. Муж уговорил ее уехать к себе на родину в Днепропетровск, мать умерла, там остался его брат. Дом продали, поехали, работу себе нашла где-то на окраине Днепропетровска, кругом разруха, грязь и пыль, очень ей там не понравилось, район для обслуживания огромный, частный сектор. Настолько пыльно, что домой вернешься, на зубах песок хрустит. Илюша брат мужа был очень недоволен Анатолием. Анатолий выпивал изрядно. Илюше это очень не нравилось, сам он был очень скромный, порядочный человек. Потом этот Анатолий Федоров вдруг собрался и  уехал куда-то. Осталась она с дочерью Танюшей одна в незнакомом городе, решила вернуться в Астрахань на съемную квартиру. В Астрахани ее место уже было занято, поставили рядовым врачом. В документах оказался перерыв в работе более 3-х месяцев, всех льгот ее лишили, очередь на квартиру в самом конце списка, а в списке 9 человек, а дают на врачей одну квартиру в год, значит ждать надо будет 9 лет. Людмила так расстроилась, расплакалась, затем собрала все что было у неё из денег, купила билет на самолет и полетела в Москву в Министерство здравоохранения. На приеме в отделе кадров сказала – пошлите меня куда угодно, лишь бы там была работа и жилье. Дали направление – 40 км от Москвы, военный городок, но пока добиралась, место оказалась занятым, приняли жену вновь прибывшего офицера. Вернулась опять в Министерство, пока сидела в очереди на прием, разговорилась с соседом по очереди, тот ей сказал,  только что он был в Перовском районе в райисполкоме, там нужен педиатор. В Москве  в то время не хватало врачей и дворников, их прописывали и давали служебные квартиры. На работу ее приняли, дали небольшую служебную квартиру. Тут и муж опять объявился. Она его лечила три месяца в спец.больнице. Так всю жизнь боялась, что сорвется. Было по-всякому.

Через пять месяцев она получила две комнаты в трехкомнатной квартире, соседкой была старушка. Все наладилось, спокойная работа, всего два дома надо было обслуживать и те рядом с квартирой, лифты работают всегда. Где-то рядом с Москвой купили дом в деревне, ездят теперь на дачу на выходные. Анатолий теперь все время занят, свободного времени у него нет, может так и лучше будет. А когда не было дачи, Людмила своего мужа занимала всякими интересными делами, они вместе путешествовали по памятным местам Подмосковья, всю область объездили вместе. Работала Людмила консультантом в детской поликлинике, а потом преподавателем в школе медсестер. Она с 1937 года, ей осталось немного до пенсии. Дочка вышла замуж, родилась внучка. Они к нам приезжали, жили на даче, и в этот год было много грибов, каждый день ходили по грибы. Очень было весело, много юмора было с этими грибами. В этот год и малины было много, они заготовили много варенья, сока малинового. Сок малиновый очень полезный.

Сестра Нина работала врачом в Челябинске. Муж преподавал в летной школе. Двое деток. Потом школу раздели на две части, и они переехали за сто километров - в город Южно-Уральск. Живут хорошо – сад, машина.

Брат Саша тоже живет в Южно-Уральске. Живет хорошо, у него трехкомнатная квартира на восьмом этаже. Лифт очень долго не могли поставить, мебель пришлось затаскивать с большим трудом, все сослуживцы помогали. Сестра Нина на новоселье пришла только тогда, когда лифт заработал.

Сын Саши Андрей - летчик, штурман. Окончил Челябинское летное училище. Служил около Риги. Женился – жена, очень симпатичная, тоже  Надежда. Надежда работает инструктором по физкультуре, учится в институте физкультуры в Калининграде. Оба они такие спокойные. Детей двое – Антон и Женечка. Долго жили в гостинице, и он попросился направить его в Черняховск (Истербург).  Сейчас живут в Черняховске, в Калиниградской области. Демобилизовался, часть сократили. Трехкомнатной квартиры не нашлось, дали 2-х и 1 комнатную на одной лестничной клетке, они их объединили, получилась очень большая квартира. Два раза в год они приезжают к нам в гости, два раза в год у него отпуск и он сразу в Ригу».

«Сестра Катя с Иваном Дмитриевичем живут в Копейске, в том доме, где жили мы со своими родителями. Они приехали, когда папе с мамой стало плохо. Мы все поразъехались по разным местам. Сначала папа просил привезти одного сына, чтобы он им помогал по хозяйству. Приехал Павлик, учился и всю тяжелую работу по хозяйству выполнять стал - воду носил, уголь. Год или два с ними Павлик  жил, а потом приехала Катя со всеми остальными. Все вместе они там жили, потом родителей похоронили, они умерли один за другим. Сын Юра квартиру получил.

Конечно, в каждой семье есть свои проблемы, но как же без них прожить жизнь, это ещё никому не удалось».

Публикуется впервые.

• Размещено: 22.03.2013
• Автор: Нефёдов В.Н.
• Размер: 26.46 Kb
• постоянный адрес:
• © Нефёдов В.Н.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции