В далекие 70-е годы ХХ века 30-летний Вахтанг Кикабидзе на протяжении двух или трех лет в концертных залах и с телеэкранов настойчиво уверял слушателей: «Мои года – моё богатство». Ныне, по прошествии сорока с лишним лет, престарелый эстрадный певец вряд ли исполняет свой когда-то популярный шлягер. Преодолев определенный возрастной рубеж, очень многие дожившие до седин начинают осознавать, что от былых богатств, которыми они когда-то владели и которыми гордились, остались лишь воспоминания. Автору данного очерка также с горечью приходится констатировать, что от былых богатств молодости сохранились лишь жалкие крохи в виде обрывочных воспоминаний, и одно из них – первое выступление перед публикой.
1 января 1954 года в вестибюле Тульской железнодорожной поликлиники был устроен детский утренник. Среди участников торжества оказался удостоенный права выступления стриженный наголо, застенчивый первоклашка.
Таким же как он малышам и их родителям срывающимся от волнения фальцетом юный чтец декламировал А.Пушкина:
«Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке».
И во времена Пушкина, и ранее, и много позже первый выпавший снег служил сигналом, что закончилась летняя речная навигация, и после разбредшихся по родным деревням бурлацких ватаг основным перевозчиком грузов в стране становились ямщики. Тысячи удельных и помещичьих крестьян, закончивших к этому времени сельскохозяйственные работы, запрягали своих сивок–бурок или воронков в сани и отправлялись в нелегкий зимний извоз.
Не стали исключением из этого традиционного сезонного правила и многие крестьяне деревни Комарово Доскинской волости Нижегородского уезда: Мухины, Стуловы, Мамоновы, Тихоновы, Шныровы. Ныне практически полное отсутствие надлежащих семейных документов не позволяет установить даже приблизительную дату, когда последние из этого небольшого списка, Шныровы, занялись ямщицкой гоньбой. Но судя по их весьма редкой фамилии, уже давным-давно эти принадлежавшие помещикам Козловым крепостные мужички на тройках с бубенцами лихо «шныряли» взад–вперед по дорогам Нижегородской и соседних губерний. Немногочисленные архивные документы и память потомков сохранила имя одного из первых (а, возможно, и не из первых) представителей этой славной ямщицкой плеяды – Дмитрия, практически всю первую половину XIX века успешно развозившего отправившихся в путь–дорогу седоков и их поклажу по городам и весям губернии.
Только однажды у Шнырова и случайно увиденного Пушкиным из окна болдинского дома ямщика в красном кушаке произошла непредвиденная досадная заминка. Осенью 1830 года противохолерные заставы перекрыли практически дороги в центральных губерниях, и всю первую половину той зимы ямщики оставались не у дел. К счастью, холера не могла продолжаться вечно – первые крепкие морозы прекратили эпидемию, и привычная жизнь на дорогах Нижегородской губернии возобновилась.
С годами состарившемуся Дмитрию стало не под силу управлять тройкой лошадей, и его место на облучке кибитки занял сын Василий. Десятилетиями создававшийся, привычный и до мелочей знакомый доходный ямщицкий быт семьи продолжался до середины позапрошлого века. Первые серьезные финансовые проблемы у отца и сына начались сразу же после завершения строительства железной дороги между Москвой и Нижним Новгородом. Летом 1862 года началось регулярное движение поездов. Железнодорожники отняли у Шныровых практически всех прежних клиентов. Благодаря более низким тарифам, гораздо большей скорости движения и возможности принимать неограниченное количество товара новый транспорт поставил большинство ямщиков на грань разорения.
Дабы избежать банкротства и не умереть голодной смертью Василию Дмитриеву сыну волей–неволей пришлось браться за городской извоз в Нижнем Новгороде. Его приезд в город произошел не в самое лучшее время. На городских улицах в середине 50-60–х годов XIX века бушевал печально знаменитый полицмейстер Павел Вильгельмович Лаппа–Старженецкий. Главными своими врагами отставной гвардейский полковник считал не местных воров и разбойников, а смирных и законопослушных извозчиков и ямщиков. Не успевших снять шапки при его появлении извозчиков обладавший огромной физической силой полицмейстер одной рукой сдёргивал с козел, хорошенько, как котят, встряхивал, а потом швырял на мостовую.
Вот как описывает в мемуарах своё первое знакомство с Нижним Новгородом известный актер А.П.Ленский: «… Но тут произошло нечто неожиданное. На углу стояло несколько извозчиков с хорошими запряжками. Вдруг все они, без всякой видимой причины, повскакали на свои сани и, нахлестывая лошадей, бросились врассыпную, кто куда… Такой переполох бывает только на птичьем дворе, когда куры внезапно завидят ястреба. Мой извозчик пугливо обернулся, торопливо снял шапку и задергал вожжами изо всех сил, понукая свою лошаденку. Сзади раздалось зычное «П–а–а–ади»… и мимо нас пронеслась, ныряя по ухабам, пара серых: пристяжная свилась кольцом, на козлах –бородатый кучер, а в санях военный, завернувшийся в шинель с бобрами и с широчайшими плечами, так что плечи его равнялись ширине саней. Это был полицмейстер Лапа, известный взяточник и дантист, сворачивавший скулы и правому и виноватому…».
Среди увиденных тогда А.П.Ленским спасающихся бегством городских извозчиков, несомненно, находился и Василий Шныров. Эта благоразумная тактика держаться подальше от непредсказуемого начальника полиции и его всесокрушающих кулаков принесла свои плоды. Передающиеся из поколения в поколение семейные легенды и предания Шныровых не упоминают каких–либо серьезных конфликтов предка ни с Лаппой–Старженецким, ни с его преемниками–полицмейстерами. Многолетний ямщицкий опыт научил Василия Дмитриева сына уважительно относиться как к власти, так и к своим седокам. Поводов для получения сокрушающих челюсти полицейских зуботычин ямщик никогда не давал. Более того, выходец из Комарово сумел достаточно быстро завоевать авторитет и у полиции, и у собратьев по ремеслу, нижегородских извозчиков: его профессиональное мастерство было выше всяких похвал – даже в самой неожиданной, экстремальной ситуации Шныров умел подчинять своей воле норовистых и пугливых лошадей. Его седоки могли быть уверены, что лошади не понесут ни при каких обстоятельствах.
В 1870 году правительством было принято знаменитое «Городовое положение», регламентирующее городскую жизнь на территории Российской империи. Согласно одному из его параграфов городским извозчикам, подобно мастеровым, надлежало организовать своё производственное сообщество – цех во главе с избираемым старостой.
Первым нижегородским извозчичьим старостой стал крестьянин деревни Карпово Петр Миронов сын Круглов. Старостой Круглов оказался нерадивым, к тому же нечистым на руку, и в 1872 году его сместили и отдали под суд за правонарушения. На смену проштрафившемуся старосте пришел крестьянин села Комарово Федор Васильев сын Тихонов. В списке из нескольких десятков извозчиков–выборщиков на втором (!) месте фигурирует его односельчанин Василий Дмитриев Шныров.
На протяжении нескольких лет Тихонов возглавлял корпорацию нижегородских извозчиков, делая при этом немалые поблажки закадычным друзьям–односельчанам Мухину и Шнырову, и уже через год после выборов Тихонова старостой Василий Шныров приобрел свой первый дом в Болотовом переулке Нижнего Новгорода.
В 1880 году Федор Тихонов покинул старшинский пост, его сменил крестьянин деревни Стана Шемуршинской волости Иван Федоров сын Анопин. И хотя Василий Шныров стоял первым в списке его выборщиков, прежних щедрых поблажек, как при Тихонове, он уже не имел. Тем не менее к апрелю 1883 года успешный извозчик сумел поднакопить деньжат на приобретение второго дома. В том же Болотовом переулке у коллежского регистратора Федора Аргентова он купил двухэтажный дом с флигелем.
А летом 1884 года нижегородская управа взялась за переустройство Болотова переулка, и принадлежавший Василию Шнырову приобретенный у Аргентова флигель не вписался в разработанный городским архитектором план – дом выступал за красную черту. Его владельцу ничего не оставалось, как перенести строение в глубь двора. В поданном на имя городского головы прошении Шныров сообщает: «В Нижнем Новгороде I Кремлевской части, в Болотовом переулке имею дом со строением и землею, часть земли с флигелем по городскому плану должна отойти под устройство того переулка. Переноска флигеля на линию городского плана должна обойтись мне до 500 рублей. Желая уступить землю с переноской флигеля городу, покорнейше прошу городскую управу сделать распоряжение… выдать мне вознаграждение как за землю, так и переноску флигеля».
Под городские нужды должны были отойти 24 квадратные сажени принадлежавшей Шнырову земли стоимостью 120 рублей. Данную сумму Василий Дмитриев сын предложил вычесть из его 150–рублевого налога на землю. Переноску же флигеля извозчик взял на свой счет. Это компромиссное решение устроило обе стороны – и городскую управу и владельца дома.
Бывший дом Аргентова стал не последним приобретением богатеющего семейства Шныровых. В конце декабря 1887 года Василий Дмитриевич купил дом с флигелем у отставного полковника В.А.Пашкова. А в октябре 1890 года успешный извозчик приобрел еще один дом с землей в том же Болотовом переулке. На протяжении 17 лет в Болотовом переулке Шныровы сумели обзавестись весьма обширным подворьем.
В конце 90–х годов XIX века Василия Шнырова парализовало, и управление делами «фирмы» взяли на себя супруга – Татьяна Андреевна и сын. 8 мая 1902 года Василий Дмитриевич скончался в возрасте 76 лет. Свое немалое состояние умерший крестьянин завещал единственному сыну и наследнику Якову, которому достались дома в Болотовом переулке, каретный сарай с десятками экипажей и конюшня с 2 каурыми меринами и 26 вороными жеребцами. Общая стоимость имущества превысила 32000 рублей.
Яков Васильевич продолжил давнюю семейную традицию, посвятив себя извозному делу. Он не стал приобретать новые дома. Оставленного отцом недвижимого имущества с лихвой хватало на безбедную жизнь: извозный промысел процветал, дома также приносили приличный доход.
Согласно существовавшим в городе правилам, каждый извозчик должен был иметь регистрационный номер, который возобновлялся через полгода. При получении летнего номера легковой извозчик должен был заплатить в городскую казну 5 рублей, в зимнее время – 3 рубля. Общий годовой налог на право заниматься извозом составлял 8 рублей. Это только в том случае, если у просителя имелась единственная лошадь и одна пролетка, при наличии двух лошадей и двух пролеток извозчику надлежало приобретать два номера.
В 1900 году Яков Васильевич приобрел 32 зимних и столько же летних регистрационных номеров, в 1902 году – 30 тех и других номеров. При этом следует учесть, что на протяжении нескольких лет городская управа выдавала ему самые первые номера – с I по XXX. А это означало, что Шнырову принадлежали 30 лучших в городе извозчичьих запряжек. Его лошади и служащие были городской извозчичьей элитой.
Из–за полного незнания грамоты Яков Шныров не мог претендовать на должность извозчичьего старосты, или как его потом стали называть, извозчичьего комиссара. Но он, несомненно, был неформальным лидером нижегородского извозного люда. За одно лишь только право заниматься извозом Шныров ежегодно платил в городскую казну 240 рублей, сумму по тем временам весьма немалую. Достаточно ярким свидетельством его авторитета служит факт включения в 1906 году Якова Васильевича, неграмотного крестьянина деревни Комарово, в городской список 1616 выборщиков депутатов I Государственной Думы.
В книге известного нижегородского краеведа Д. Смирнова имеется описание традиционных пасхальных празднеств. У большинства городских обывателей праздничный день начинался с обильного застолья, после чего пресытившаяся чревоугодием и обильными горячительными возлияниями публика массово отправлялась на катанье по городу. По улицам, как пишет Смирнов, «непрерывной вереницей тянулись шныровские и кузнецовские наёмные тройки, купеческие дышловые пары…».
Полученное от отца наследство сделало Якова Васильевича по–настоящему богатым, но далеко не счастливым человеком. Многие его дети умирали вскоре после рождения, не дожив до года. К тому же он рано овдовел, оставшись с тремя малолетними детьми на руках. Ежедневно за стол в хлебосольном доме Шныровых садились до 20 человек. Однако внутри самой многочисленной семьи дружбы и мира не было и в помине. Обстановка напоминала ту, что описал М. Горький в доме своего деда Каширина или Иван Рукавишников в романе «Проклятый род». Одна из племянниц Якова Васильевича, не понаслышке знавшая бытовую сторону жизни Шныровых, писала родственнице: «Были в семье и сплетни и склоки. Каждый хотел себе урвать. Жили недружно, каждый был занят собой».
Любимцем отца и потенциальным продолжателем дела нескольких поколений предков был сын Иван, которому Яков Васильевич старался ни в чем не отказывать. Эта безмерная отцовская любовь, к сожалению, имела самые негативные последствия. Иван Яковлевич был «человек добрый, но безвольный. Длительное общение с золотой купеческой молодежью закончилось алкоголизмом, от которого он умер молодым человеком».
Яков Васильевич не ограничивался сдачей внаём троек городской публике. Когда в Нижний Новгород являлся высокопоставленный столичный гость, Шныров лично усаживался на облучок лучшего экипажа и, не считаясь со временем, доставлял важную персону по всем нужным адресам, естественно, за весьма щедрые чаевые.
В 1913 году в город на торжественное празднование 300–летия Дома Романовых пожаловал Николай II с наследником–цесаревичем. В качестве возницы Его Величества и Его Высочества городские власти назначили Якова Васильевича. Извозчик оправдал оказанное доверие, не создав ни одной ситуации, в которой могли пострадать здоровье или жизнь венценосных пассажиров. Наградой за высокое профессиональное мастерство стали золотые часы, присланные Шнырову из Канцелярии Его Императорского Величества. Эта награда явилась слабым утешением отцу, только–только потерявшего сына–наследника.
Смерть Ивана стала прелюдией целой серии трагических событий в жизни Шныровых. Через год после смерти Шнырова–младшего разразилась Первая мировая война. Начавшаяся всеобщая мобилизация коснулась не только молодых резервистов, но практически и всех здоровых лошадей. К концу 1915 года шныровская конюшня полностью опустела – её лошади были реквизированы в действующую армию. Пережить эту потерю Яков Васильевич не смог. Обрушившиеся на старика трагические события достаточно быстро свели его в могилу.
В течение нескольких десятилетий Яков Васильевич был центром притяжения, надежной опорой и единственным кормильцем многочисленной, но не дружной семьи. Стоило ему покинуть этот мир, и семья начала разлетаться, как листья засохшего дерева. Многолетняя и кровопролитная Первая мировая война плавно перешла в две революции 1917 года, породившие гражданскую войну. В стране царила разруха, и в этой порожденной революцией и войной экономической и политической круговерти люди легко теряли друг друга.
Внуки Якова Васильевича не унаследовали твердости духа предков. Бытовые неурядицы сломали двух старших, Анатолия и Николая. Единственным средством ухода от мрачной действительности и личной неустроенности для них стал алкоголь. Подобно отцу эти двое спились. Выстоял лишь младший, Яков. Этому в немалой степени способствовало его знакомство с заведующим гаражом Нижегородской радиолаборатории И.И. Фарафонтовым, который, заметив тягу мальчишки к машинам, взял его в подручные и, в конечном итоге, сумел вывести люди. Под присмотром Фарафонтова потомок нескольких поколений ямщиков и извозчиков стал первоклассным водителем автомобиля. В течение нескольких предвоенных лет Яков Иванович успешно шоферил. Когда же началась Великая Отечественная война, он, знаток автомобилей, был мобилизован и направлен в дивизион гвардейских минометов (катюш).
Пока Яков Шныров успешно громил врага огнем своей реактивной установки, оставленная в тылу семья переживала не лучшие времена – жена и дочь голодали. И в эти крайне тяжелые годы им помогли выжить полученные когда–то Яковом Васильевичем золотые часы из Канцелярии Его Императорского Величества. По частям уходили в Торгсин отдельные детали их золотого корпуса. Приобретенные на полученные деньги крупа и картошка спасли жену и дочь Якова Ивановича от голодной смерти. В настоящее от тех спасительных царских часов в семье Шныровых сохранилась лишь верхняя часть их бокового корпуса.
Под Сталинградом гвардии лейтенант Шныров получил тяжелое ранение, полгода провалялся в госпитале, однако выжил и с фронта вернулся орденоносцем. По возвращении домой бывший шофер пошел в милицию, в ОРУД (ГАИ). В свободное от нелегкой милицейской службы время капитан Я. Шныров предавался двум главным своим увлечениям, охоте и мотогонкам – унаследованная от предков страсть к скорости давала о себе знать. В 1950 году наш герой стал победителем Чкаловского автомотопробега – первым прошел дистанцию между Горьким и Чкаловском.
Он был не только хорошим спортсменом, но и достаточно удачливым охотником – редко возвращался из леса без добычи. Подстреленными им зайцами и утками питалась не только семья, но и многие друзья – Якова Ивановича отличали исключительные отзывчивость и доброта. Капитан Шныров щедро делился с другими тем, что имел. В жизни этот открытый и доброжелательный человек сделал немало хорошего, у него было много друзей. И когда он умер, в последний путь друга провожало в полном составе всё Горьковское общество охотников.
Источники информации:
-
Центральный архив Нижегородской области (ЦАНО). Фонд 30. Опись 35. Дела 133, 429, 650, 2836, 2892, 3264, 3671, 3933.
-
ЦАНО. Фонд 30. Опись 35–б. Дела 206, 365, 393, 468, 531, 558, 559, 708, 1205.
-
Семейный архив Шныровых.
-
Макаров И.А. Губернаторы и полицмейстеры. - Н. Новгород, 2005.
-
Смирнов Д. Нижегородская старина.- Н. Новгород, 1996.
Публикуется впервые
Семейные архивы
распечатать
Смотри также:
