Зайцев А.Б. Путь «росистой земли»

   В русскоязычной литературе о чайной церемонии, как правило, основное внимание  уделяется ритуальной, философской, умозрительной стороне вопроса. В таком же аспекте  рассматривается и чайный сад, являющийся неотъемлемой частью тя-но ю. При   этом часто забывается, что родзи – это именно сад, со всем присущим ему своеобразием. В настоящей статье сделана попытка восполнить данный пробел.

 Росистая земля

Это только путь за пределы

Плывущего мира.

Сэн-но Рикю

«Росистая земля» – родзи… Сад для перехода в иную реальность, лишённую мирских забот, затмевающих сознание. Сад, призванный выполнять магическую функцию преобразования проходящего по нему человека. Тот, кто дал ему такое название, великий мастер чая Сэн-но Рикю, живший в XVI веке, не объяснил, почему это сделал. Его внук и продолжатель дела Сэн Сотан считал, что «росистая земля» – только поверхностное значение слова «родзи», которое, действительно, состоит из двух иероглифов – «ро» – «роса» и «дзи» – «земля». Но истинный смысл кроется в другом понимании этих знаков. Иероглифом «ро» записывается ещё и слово «проявлять», а «дзи» может пониматься как «сущность». Таким образом, глубинный смысл термина родзи – «проявленная сущность», место, где выявляется истинная природа человека, сердце которого освобождено от мирской пыли. И это место – сад.

Сакральная функция японского сада прослеживается с древнейших времён, что и  понятно, если вспомнить о трепетном отношении, которое японцы всегда испытывали к природе. И дело, видимо, не только в тонких метаморфозах сезонных перемен – весны, лета, осени, зимы, свойственных природе Японии, но и в чуткой восприимчивости самих японцев, не упускающих этих метаморфоз. Люди, стремившиеся обратиться к природе, улавливая её мимолётные изменения, делали своими друзьями камни, траву и деревья.

Собственно говоря, причина, по которой японцы стали создавать сады, ничем не отличается от той же причины у других народов – приблизить к себе мир природы. Это стремление становилось тем сильнее, чем дальше человек отдалялся от неё. Естественно, у каждого народа в его попытках не слишком отрываться от природы существовала своя специфика. Была она и у японцев. Специфика заключалась, прежде всего, в потребности не просто приблизить к себе природу, использовать её для более комфортной жизни, образовав пару человек – природа, а ощутить своё с ней единство, т.е. ощутить свою нераздельность с ней, при которой дуальность человек – природа превращается в нечто одно – «человекприрода». Всё это относится и к родзи.

Однако прежде, чем превратиться в «росистую землю», органически включённую в единый комплекс чайного действа, сад родзи прошёл долгий путь, и начался этот путь с маленьких садиков цубо, укрывшихся в стенах дворцов блестящей аристократии эпохи  Хэйан (794 – 1185).

Сад цубо

В эпоху Хэйан возник один из наиболее значимых стилей как японской архитектуры, так и неразрывно связанного с ней садового искусства – стиль синдэн-дзукури (см. Зайцев А.Б. Садов Японии прекрасные черты). Слово синдэн, входящее в это название, означает «святилище», «храм», что говорит о связи стиля с древними святилищами предшествующих эпох. Представление о нём можно получить на примере императорского дворца Кёто-госё в столице того времени, г. Хэйан, нынешнем г. Киото. Дворец был построен в VIII веке и дошёл до нас в реконструкции 18 века.

Чайный сад, как и сад цубо, входивший в состав комплекса синдэн-дзукури, в классическом варианте тоже располагается в замкнутом, чаще всего небольшом пространстве, но дело даже не в этой уединённости. Важно, что их замкнутость имеет одну и ту же причину – желание отъединиться от внешнего мира. Постепенно родзи стал играть роль природного пространства, отделяющего мир чайной комнаты от мира суеты и подготавливающего участников церемонии к вхождению в чайное самадхи путём очищения природой. Таким образом, в родзи человек также приобщается к природе, но если в садах цубо это приобщение является самоцелью, то в родзи оно носит служебный характер, создавая атмосферу, необходимую для проведения чайной церемонии.

Однако до чайной церемонии с участием родзи ещё далеко, хотя словосочетание, ставшее её названием – «тя-но ю», впервые встречается уже в XIII веке в трактате дзэнского патриарха Догэна «Эйхэй синги». А пока на сцену выходит ещё один участник, сыгравший немаловажную роль в становлении чайной церемонии – «убежище отшельника посреди города».

Убежище отшельника посреди города

В начале XII века наступило время заката блистательной эпохи Хэйан. После гражданских войн и бесконечных междоусобных столкновений вся власть фактически перешла к верховному военному вождю – сёгуну. Это было время взлётов и крушений, крушений не только отдельных судеб, но и целых кланов, время «конца Закона». Многие из тех, кто не вписался в совершенно новую политическую и культурную ситуацию, приняли монашество и ушли в горы, став отшельниками. Одним из них был Камо-но Тёмэй, писатель, поэт, эссеист, принадлежавший к знатному роду и оставившему прекрасные «Записки из кельи» с размышлениями о своём времени и жизни:

«Струи уходящей реки…, они непрерывны; но они – всё не те же, не прежние воды. По заводям плавающие пузырьки пены…, они то исчезнут, то свяжутся вновь; но долго пробыть – не дано им. В этом мире живущие люди и их жилища… и они – им подобны». И вот, «…сокрыв стопы свои в глуши гор Хино-яма, на южной стороне жилища я построил лёгкий навес от солнца и настлал там настилку из бамбука, на западе которой устроил полку для воды священной…. Заняв местечко к северу от хижины, его обнёс редким низеньким плетнём  и, вот он – садик мой. Здесь я садил различные лекарственные травы…

Весной – глядишь на волны глициний…. Словно лиловые облака они заполняют собой весь запад.

Летом – слушаешь кукушку…. Всякий раз, как перекликаешься с нею, как будто заключаешь уговор о встрече там, на горных тропах в стране потусторонней.

Осенью – весь слух заполняют голоса цикад…. И кажется: не плачут ли они об этом непрочном и пустом, как скорлупа цикады, мире?

Зимой – любуешься на снег…. Его скопление, его таянье – всё это так похоже на наши прегрешения!»

Ещё в мирное время воспевалось уединение в горной глуши как бегство от городской суеты, но кто же думал, что это так скоро станет реальностью.

А войны шли и шли, и стремление людей, потерявших всё, к жизни на природе не утихало. Тем не менее, продолжалась и мирная жизнь. Города развивались, численность их населения росла, и наступила эпоха, когда под влиянием реалий времени опыт общения с природным окружением, имевший место в период Хэйан, начал трактоваться по-новому.

Путь, который выбрали жители городов – не уход от мира в хижины среди природы, а введение естественной природы в города. Этот путь, позволяющий ощутить бескрайнюю природу на клочке земли в городе, назывался «убежище отшельника посреди города».

Сначала, до появления в XV веке стиля вабитя, проникнутого атмосферой безыскусности, уединённости, суровой простоты, эти «убежища отшельника» были весьма своеобразны. Достаточно сказать, что они были двухэтажными и принадлежали представителям высшего сословия. Тем не менее, эти строения являлись «убежищами отшельника посреди города», т.к. по-прежнему сохраняли неразрывную связь с природой. Они строились в призамковых садах. на территории вилл или городских усадеб, и со второго этажа «убежищ» открывались прекрасные виды. В этих двухэтажных павильонах проводились «состязания по чаю», во время которых участникам предлагалось несколько сортов этого напитка, и в заключении гости одаривались подарками в зависимости от набранных очков. Иногда эти состязания превращались в настоящие празднества. Сначала гости собирались на первом этаже, где их угощали сакэ и кушаньями. Затем они выходили прогуляться по саду, после чего поднимались на второй этаж, где и происходило состязание, во время которого, так же как и во время последующего пира, гости могли любоваться красотой окружающего пейзажа с галереи, проходившей по периметру всего второго этажа.

Стремление к обзорному пейзажу издавна было присуще создателям японских садов, и вид сада или естественного ландшафта, открывавшийся взору из чайного павильона, прекрасно удовлетворял потребность общения с природой.

Собственно говоря, обзорный вид был одним из самых важных показателей ценности сада ещё во времена Хэйан. Известен разговор между императором Сиракава, правившим в конце этой эпохи, и Татибана-но Тосицуна, выдающимся  мастером садов того времени и предполагаемым составителем старейшего руководства по садам «Сакутэйки». Когда император спросил, где находятся самые интересные сады, Тосицуна назвал три места, обосновав свой выбор именно красотой обзорного вида.

Эпоха Хэйан завершилась, но и в XVI веке советник сёгуна Токугавы Иэясу, посетив горную виллу Сансо (в настоящее время – Кацура рикю), хвалил даже не столько сам сад, сколько великолепие вида, открывающегося из павильона. Кроме того, истинным шедевром представлялась горная цепь, открывающаяся взору из павильона Ринун-тэй чайного домика Ками-но отя-я  в Сюгаку-ин рикю.

«Состязания по чаю», носившие сугубо светский характер и бывшие скорее развлечением, чем духовной практикой, процветали до конца XIV века, когда на смену им пришли другие виды чаепитий. В частности, во второй половине XV века приобрёл популярность «чай в гостиной», «сёин-но тя», непосредственно связанный с появлением архитектурного стиля сёиндзукури, на многие века определившего облик японского дома. По сравнению с «состязаниями по чаю», кончавшимися порой элементарной попойкой, за что они и были запрещены в 1336 году, правда, безрезультатно, изысканный «чай в гостиной» был наполнен духом эстетизма и созерцательности. Этим он схож с классической чайной церемонией, разработанной на основе вабитя, принципы которой начали закладываться примерно в тот же период.

Таким образам, в японских садах получила дальнейшее развитие традиция пейзажных видов, свойственная как «состязаниям по чаю», так и «чаю в гостиной». Но именно в родзи удалось подойти к соответствующей организации пространства со своеобразным сюжетом. Это был взгляд на природу, свойственный чайному действу и формировавший новую городскую культуру. Организация пространства, рассчитанная на человека не только любующегося природой со стороны, но живущего в ней, коренным образом изменила отношения человека и сада. Этот метод представлял природу в её естественном виде.

Хорошим примером такой организации пространства может служить чайный домик Ямадзато, построенный в стиле деревенской хижины Муратой Сюко, основоположником вабитя. В его садике перед гостиной была высажена только одна большая ива, а за гостиной росла сосновая роща. Это не то, что было принято до сих пор в японских садах, но безыскусственное отображение огромности пространства. И толстый ствол ивы у небольшой постройки, и вершины сосен, возвышающиеся над её кровлей, без сомнения, позволяли непосредственно ощутить величие природы. Такой домик куда больше соответствовал названию «убежище отшельника посреди города», чем двухэтажные павильоны вельмож. Да и само название Ямадзато означало «Горная деревня».

Другим подобным примером могут служить чайные церемонии, устраивавшиеся мастером Муратой Содзю, наследником дела Мурата Сюко, в своей усадьбе Госёан, облик которой был весьма близок к облику горного жилища. Эта усадьба была известна исключительно под названием «Убежище отшельника среди города». Густо росшие там сосны и криптомерии в сочетании с опадающими яркими листьями дикого винограда говорили об истинном вкусе.  Вечнозелёные хвойные деревья навевали атмосферу глубоких горных ущелий, а краснеющие листья девичьего винограда напоминали о драматических переменах времён года. Подобные сады полностью соответствовали суровой простоте чайного действа вабитя. Не удивительно, что горожане назвали такие места «убежищем отшельника среди города». Португальский миссионер Жоан Родригес писал о подобных усадьбах: «В Сакаи люди, которые занимаются чайной церемонией, строят небольшие дома, по виду отличающиеся [от обычных]. Для них выбирают небольшие рощи и насколько возможно малой площади возводят дома отшельников, какими они бывают в поле или в саду…. В эти маленькие домики люди приглашают друг друга на чай».

В окружении шумного города с его беспокойной жизнью зарождалось новое эстетическое восприятие уединения. Вот что говорил об этом дзэнский монах, мастер садов и чая Такуан Сохо (1573 – 1645) в одном из своих писем: «Принцип тя-но ю – это дух гармонического соединения Неба и Земли, он приносит всеобщий покой. Люди нынешнего времени превратили его в повод встретить друзей, поговорить о мирских делах и насладиться вкусной пищей и питьём. Как они гордятся своими элегантными чайными комнатами, где, находясь в окружении редких произведений искусства, они могут заваривать чай в самой комфортной обстановке, посмеиваясь над теми, кто не так искусен, как они. Однако совсем не в этом истинный смысл тя-но ю.

Лучше выстроим небольшую хижину в бамбуковой роще или под деревьями так, чтобы она гармонировала с ручьями и скалами, деревьями и кустами, а [внутри помещения] сложим древесный уголь, поставим чайник, разместим цветы, положим необходимые чайные реквизиты. И пусть всё это напоминает нам, что в этой комнате мы можем наслаждаться ручьями и скалами подобно тому, как мы радуемся рекам и горам во внешней природе…»

В городских условиях основой для создания таких «убежищ» явился сад цубо.

От цубо – к родзи

При восстановлении Киото после разрушительных войн XV века простолюдинам отводились под строительство домов узкие длинные участки земли. Дома, строившиеся на них (матия), были обращены  узкими фасадами в сторону улицы. Из-за своей формы они назывались «норы угря». Как правило, в передней их части размещались лавки, мастерские и жилые помещения, а в глубине устраивался маленький садик «цубонива», к которому  вдоль всего дома вела узкая дорожка. Для хозяев этот садик был истинным оазисом среди переполненного города, привносившем в него дыхание природы. При желании его можно было использовать и  для проведения чайных церемоний.

Сад цубо, облюбованный ещё аристократами Хэйан, в чайных садах XVI века разделился на две части: передний цубо (омотэ-но цубо-но ути) и боковой цубо (ваки-но цубо-но ути). В то время как передний цубо, являвшийся прекрасной средой для чайной церемонии, играл роль «убежища отшельника среди города», боковой цубо выполнял конкретную функцию организации тя-но ю в соответствии с её основной целью. Это хорошо видно по плану участка Сакайясики мастера чайной церемонии Такэо Дзёо. Вдоль одной из сторон тясицу там проходила галерея – энгава, перед которой располагался передний сад, слева же (на плане – справа) примыкал боковой цубо. Оба цубо образовывали самостоятельные замкнутые пространства, а за стеной высились сосны.

Пространство переднего цубо композиционно являлось как бы продолжением тясицу, отделяясь от него только узкой энгавой. Конечно, оно было необходимо для освещения и проветривания помещений, но для вабитя это пространство служило, прежде всего, местом встречи с природой.

В то же время боковой цубо представлял собой оконечную часть длинной дорожки, которая тоже называлась родзи, но записывалась другими иероглифами. Она вела от входа на участок и служила преддверием чайной комнаты – тясицу. Если передний цубо служил для созерцания, то боковой – для прохождения через него по пути на чайную церемонию. В боковом цубо имелось три входа-выхода. Родзи шла к главному входу, с противоположной стороны располагался служебный вход, а в средней части дорожка вела на энгаву, где находился вход в тясицу. Эта дорожка, ведущая гостей через боковой цубо в тясицу, послужила основой для появления идеи прохождения через чайный сад. Ещё несколько лет – и оба цубо будут объединены в один чайный сад – родзи, сад «росистой земли». На подобных крошечных территориях, полтора татами передний цубо полтора – боковой, начинался процесс становления чайного действа, пережившего века. Поистине, надо обладать способностью «В одном мгновенье видеть вечность, / Огромный мир – в зерне песка, / В единой горсти – бесконечность / И небо – в чашечке цветка» (В. Блейк), чтобы на площади примерно 2,5 кв.м, что и составляет полтора татами, ощутить бесконечность и величие природы.

Благодаря объединению переднего и бокового цубо в родзи ярко проявилось настойчивое стремление  иметь особое пространство для чайного действа. По-видимому, именно эта отчётливая целенаправленность и функциональность, обеспечивающая проведение тя-но ю, придаёт родзи своеобразие, отличающее его от других японских садов.

Формирование сада родзи

С появлением названия «росистая земля» появился и сам родзи. У чайного дома в три татами  Сэн-но Рикю, план которого имеется в хрониках Яманоуэ Содзи, передний цубо уже составляет единый комплекс с боковым цубо. При этом объединении передний цубо превратился во «внешний родзи», а боковой цубо – во «внутренний родзи», разделённые только чисто символической оградой с воротами. Такая композиция чайного сада сохранилась до наших дней, за исключением тех случаев, когда места для двух родзи не хватает, и они объединяются в один. Именно Рикю разработал правила проведения чайной церемонии в духе ваби, ставшие классическими. В 1591 году он совершил ритуальное самоубийство – сэппуку по приказу сёгуна Тоётоми Хидэёси.

После смерти Сэн-но Рикю чайная церемония разделилась на две ветви – «чай даймё», чай крупных военных феодалов, и чай ваби, разработанный Сэн-но Рикю. Видными фигурами в создании садов для «чая даймё» были Фурута Орибэ и Кобори Энсю. Отойдя от принципов вабитя, слишком обременительных для их знатных заказчиков, они, фактически, возродили дух «чаепития в гостиной», выхолостив идею Пути чая – тядо, завещанную Рикю. В частности, в родзи высаживались редкие сорта растений, ярко цветущие деревья, что лишало его духа ваби. Если заглянуть в список растений, высаживавшихся в чайных садах, то обилие цветущих деревьев, кустарников и травянистых растений, совершенно не ассоциирующихся с классическим пониманием родзи,  просто поражает. Фурута Орибэ и Кобори Энсю были прекрасными мастерами сада, обуреваемыми творческими идеями, но их сады не были садами ваби. Как правило, это были «сады даймё», сады самурайской элиты.

Сады даймё – это сады, раскинувшиеся на обширных пространствах и радующие взор своим великолепием, красочностью и разнообразием видов. Среди них были также тематические сады и сады четырёх времён года. Поскольку сады даймё носили во многом развлекательный характер, в них можно было встретить самые неожиданные вещи. Например, в саду усадьбы клана Овари под Эдо имелись шутейные постройки, где сёгун мог развлекаться шопингом, а то и сам играть роль продавца, отдыхая от управленческих проблем. К тому же это были сады, предполагавшие визиты высокопоставленных персон, вплоть до императора. Поэтому они были предназначены для высоких приёмов, предполагавших церемонию обхода сада гостями, т.е. это были прогулочные сады. При этом не следует забывать, что многие сады даймё создавались великими мастерами своего дела, и представляли собой истинные произведения искусства. Порой немногочисленные творения человеческих рук лишь гармонично дополняли в них природный пейзаж, превращая в сад природу как таковую.

Чайные павильоны, располагаясь в садах даймё, полностью отвечали их стилистике. Чаепитие в таких павильонах входило в число развлечений при посещении сада высокопоставленными гостями, но они не являлись необходимым элементом садов даймё. С возвратом чайной церемонии в этих садах к атмосфере «чаепития в гостиной» изменился и  характер сада родзи. Если родзи в стиле ваби рекомендовалось окружать оградой, возможно, даже «земляной стеной» или, по крайней мере, плотной живой изгородью, то в садах даймё, наследовавших эстетические предпочтения «чаепития в гостиной», ценились обзорные виды и заимствованные пейзажи. А поскольку павильоны в этих садах уже, как правило, не делались двухэтажными, чайные сады либо вообще не окружались оградой, либо эти ограды делались с просветами, позволяющими любоваться пейзажем основного сада или дальними видами. Считается, что впервые использовал в чайном саду заимствованный пейзаж Кобори Энсю, открывший просвет в посадках родзи сада Ниси-но мару замка Осака, откуда открывался вид на гору Фудзи. Такая открытость родзи в конце эпохи Эдо стала почти обычной. В «Последней части наставления по созданию сада цукияма» Асадзато Рито (1829 г.) описываются многочисленные «полные планы чайных садов с видом на внешние поля», обращённых к кромке воды.

Весьма показателен в этом отношении павильон Кикугэцутэй сада Рицурин-эн в г. Такамацу. Он относится к разряду так называемых хирома («большое помещение»), весьма далёких от аскетичности чайных домиков вабитя. Он прекрасно смотрится на берегу широкого пруда, в то время как в классических родзи нет воды кроме той, что наполняет цукубаи. Непривычно выглядят и тобииси на подходе к павильону, уложенные не в «росистую землю» с мягким мхом или травой, а в расчёсанный гравий. Собственно говоря, это были уже не сады родзи, а сады в стиле родзи. Некоторые из таких садов даже не предусматривали ритуала прохождения по ним. Поэтому в середине XIX века было предложено различать просто чайный сад – тянива и сад, превращённый в маршрут, по которому проходят садовое пространство – родзитэй. Тянива – это один из компонентов большого сада, а родзитэй – самостоятельная структура.

Между тем чайная церемония, а вместе с ней и родзи в стиле вабитя, несколько ослабившие свои позиции сразу после смерти Рикю, жили и набирали силу,  приобретя к XVII веку неизменную любовь поклонников чайного действа. Этому процессу способствовало появление в XVIII веке закона о наследовании, весьма затруднившим частное владение крупными садами.

В садах «росистой земли», где пристальное внимание уделялось сути тя-но ю, великолепие окружающего пейзажа, отвлекающее «гостя», не считалось достоинством. В городских условиях родзи формировались на основе цубонива, располагавшихся в глубине матия. Как и в цубо, небольшие размеры сада и его замкнутость делают заметными любые огрехи, поэтому в родзи необходима точная выверенность как общей композиции, так и гармоничного единства отдельных элементов. Однако надо заметить, что между цубонива и родзи существует принципиальная разница. Если цубо – это точка, сад для любования, то родзи – это линия, сад для прохождения. Недаром изначально «родзи» понималось как «дорожка», и дорожка – родзи неизменно является формообразующим элементом родзи – «росистой земли». Структура сада такова, что в процессе движения по этой дорожке происходит переживание окружающего пространства, способствующее духовной концентрации на цели всего действа. Передвижение людей происходит, главным образом, по тобииси, по строго установленному маршруту. Нельзя не сосредоточиться, переступая по ним. Эта характерная особенность тобииси, естественно, заставляет собраться идущего по ним человека. На отдельных участках «прохождения» делаются также и сплошные дорожки нобэдан, сложенные из естественных и обработанных камней. Ходить по ним легко, и это смягчает  постепенно нарастающую напряжённость. Таким образом, во время прохождения ощущается ритм, объединяющий в движении душу и тело.

Для оживления ландшафта родзи, весьма незначительного по площади, часто используются различные приёмы создания иллюзии расширения пространства. Например, скрываются за деревьями края участка, прохождение делается извилистым, чтобы нельзя было увидеть сразу весь путь. Иногда в тех же целях сад делится не на две, а на три части, каждая из которых выделена каким-либо значимым объектом: видовым камнем, фонарём, особенным растением, небольшой и нечастой оградой. В таких случаях средняя часть выполняет функцию, аналогичную внешнему родзи. Рознятся и ландшафты, входящие в родзи. Скажем, если внешний родзи сделан плоским, то внутреннему надлежит быть холмистым. Всё это тоже оживляет сад и создаёт впечатление глубины пространства. Кроме того, увеличение времени прохождения сада помогает человеку почувствовать всю важность происходящего.

В процесс «прохождения» естественным образом входят различные действия, сопутствующие церемонии. Их последовательная смена сопровождается изменением характера пейзажных видов, помогающим ощутить разворачивание пространства сада перед гостем. Характер чайной церемонии на этапе «прохождения» способствует переживанию специфического пространства родзи, и его назначением является слияние с этим пространством всеми органами чувств. Такая организация действа вызывает духовную концентрацию и глубокую настроенность человека на тя-но ю.

Ощущение свободы

Несмотря на всю приверженность родзи традициям, и чайному саду не было чуждо развитие. Особенно это касалось родзи в садах даймё с их более свободным по сравнению с садами вабитя выбором необходимого материала и широкими возможностями в претворении новых идей в организации пространства.

Этой свободой не преминули воспользоваться такие творческие личности, как Кобори Энсю, сказавший новое слово, и не одно, в дизайне родзи. Преобразования коснулись не только планировки сада, в которой стали смелее использоваться правильные геометрические формы,  но и «трёх сокровищ» родзи – фонаря, цукубаи и тобииси, для которых стали применяться отёсанные камни, и кустарников, которым придавалась геометрическая форма. Новшества в использовании камней заключались не только в их обработанности, но и в расширении ассортимента пород.

Подавляющее большинство тобииси в родзи гранитные. В эпоху, когда преобладало стремление к красочности, именно «стоическое» пространство «росистой земли» выявляло неброское очарование гранита. Однако одновременно с гранитом были распространены садовые камни из роговика, обладавшего чёрным блеском. Из роговика сделана подставка для мечей чайного павильона Канъинъсэки в храме Дзюкоин, и его контраст с однотонностью тобииси из светлого гранита позволяет лучше ощутить  характер камней. Кроме того, получили распространение такие камни, как кристаллический сланец и розовый кварц, применявшиеся, впрочем, и раньше, но не так широко, неоднородные камни с различными включениями и прожилками. Ценился и андезит коричневых оттенков, поскольку он удобно колется плитами. В родзи новейшего времени часто можно видеть гранодиорит, который так же гладок и обладает однородной структурой.

Любовь Энсю к геометрическому дизайну не обошла и растения, которым он стал придавать геометрические формы, продолжая эксперименты своего учителя – Фурута Орибэ. Дизайн, основанный на прямых линиях, приобрёл во времена Энсю большую популярность. Техника «сопоставления естественного и искусственного», привносившая искусственное формирование материала в естественную среду,  несомненно, характеризует ландшафтный дизайн этого периода, но и только. После смерти Энсю все его начинания стали постепенно сходить на нет, как чуждые японскому духу. Тем не менее,  его идеи не прошли бесследно для японских садов. Именно ему они обязаны прямым дорожкам, гранитным блокам, переброшенным через ручейки в качестве мостиков, гранитным обрамлениям берегов, формированию растений, возродившемуся в Новое время. В Новейшее время стиля «садов даймё» придерживался выдающийся мастер садов Огава Дзихэй (Уэдзи), создававший родзи с открытым пространством, водоёмами и потоками.

Однако в середине XIX века ощущение свободы применительно к родзи стало ослабевать. В начале века сады, которые назывались чайными, так распространились среди народа, что их многообразие стало угрожать самому существованию классической чайной церемонии. Кроме того, начало сказываться произошедшее в середине того же века открытие страны, в результате которого в Японию проникла и стала активно внедряться европейская эстетика.  Как реакция на сложившуюся ситуацию стало нарастать стремление ко всё большей стандартизации  чайного действа и всех связанных с ним моментов, в частности, элементов родзи.

И всё же, несмотря на все метаморфозы, через которые прошёл чайный сад, неизменной остаётся та роль, которая отводится в нём отображению великой и прекрасной природы, пусть и минимальными средствами. Именно растения, живущие в родзи, создают атмосферу, необходимую для вступления на путь за «пределы плывущего мира», тем более, что в настоящее время чайный сад не может пожаловаться на отсутствие свободы в выборе растительного материала.

Растения чайных садов

Среди деревьев, растущих в родзи, большую часть составляют вечнозелёные растения.  Их листва, проходя неизменной через все метаморфозы времён года,  выражает сущность горных пейзажей, столь привычных жителям японских островов.

Из хвойных деревьев наиболее живописны сосны, являющиеся одним из символов Японии, говорящем о несгибаемом мужестве и стойкости её народа, но также передающие настроение уединения, молчания. Много и других хвойных, таких, как криптомерия, живущая сотни лет и издревле высаживаемая у храмов и священных мест. Почитается и кипарисовик, живущий более 2000 лет, священное дерево. Интересна и пихта, особенно отличающаяся необычной хвоей пихта зонтичная. Будучи посажены группой, без акцентирования индивидуальных особенностей, эти деревья передают атмосферу глубины гор.

Растут в родзи и широколиственные вечнозелёные деревья. В частности, имеется группа растений, таких, как тернстремия, дубы, которые формируют его целостный облик. Особый интерес представляет дистилиум кистевидный. На его листьях и ветках могут появляться галлы, напоминающие плоды инжира. Шуршание миллионов личинок, шевелящихся в этих галлах и грызущих их стенки, напоминают, по мнению японцев, прекрасные звуки флейты. Интересен также падуб широколистный, на листьях которого в монастырях раньше часто писали копии сутр. Если поднести к листу небольшой огонь, на нём проявляется орнамент в виде тёмно-коричневых окружностей. По этим узорам в старину занимались предсказаниями.

Под высокими деревьями  живут растения, выносящие тень – дендропанакс трёхнадрезный, аукуба японская, обладающая лекарственными свойствами, фатсия японская, также лечебная, и другие.

При наступлении осени, а потом зимы, вечнозелёные растения не меняют своей окраски. Только благодаря их сочетанию с алой листвой таких растений, как бересклет крылатый и энкиантус почкочешуйный, или с красными плодами аукубы японской, скрывающимися под сенью густой зелени, родзи посещают перемены, красоту которых трудно переоценить. Прекрасна и алая листва клёнов, но они слишком скоро сбрасывают её, причём делают это одновременно, словно сговорившись, чего не скажешь о бересклете и энкиантусе. Бересклет крылатый замечателен не только своей осенней листвой и яркими оранжевыми плодами, но и необычными пробковыми крылышками на четырёхгранных побегах. Энкиантус же хорош и в белом цветении, возвещающим в апреле о приходе весны.

Но вот осень алой листвы проходит, и наступает зима. Акцент зимнему виду придают созревшие ярко-красные плоды аукубы японской, прижившейся в японских садах с XII века. Правда, хороша и нандина домашняя, обременённая плодами на концах ветвей и словно ненароком выплеснувшая в сад яркие краски, однако чувствуется, что для родзи больше подходят скромные ягоды аукубы. Опустив глаза, можно заметить, что и на ардизии городчатой созревают красные ягоды. Весьма ярки красные и жёлтые плоды саркандры голой. Краснеют, хотя и не слишком заметно, плоды ардизии курчавой, высоко ценимой в старину. В эпоху Эдо стало модным создавать новые сорта этого растения, не только с жёлтыми и белыми плодами, но и с различными листьями – круглыми, морщинистыми, пятнистыми и другими. Надо сказать, что в этот период вообще повысился интерес к садоводству, и стали активно выводиться новые  сорта растений, например, хризантемы, становившиеся предметом бурных споров, или новые ипомеи, восхвалявшиеся за свои необычные листья.

В эпоху Эдо тоже высоко ценились ардизия курчавая и ардизия японская, производящие яркое впечатление в заснеженном родзи или саду цубо. Суммы сделок, заключавшихся на этой почве, превосходят всякое воображение.

В XVI веке, в эпоху расцвета «садов даймё», где большим успехом пользовалось всё оригинальное и экзотическое, приобрёл популярность саговник поникающий, произрастающий в диком виде на Кюсю и на Окинаве. Об этом свидетельствуют такие сады, как сад Самбо-ин монастыря Дайго-дзи, сад Ниномару замка Нидзё, сад императорской виллы Кацура, сад храма Нисихонган-дзи. Эти растения придавали особый колорит прекрасным, величественным расстановкам камней, бытовавшим в то время. Проникли саговники и в чайные сады. «Сад саговников» императорской виллы Кацура устроен на участке родзи, где расположена гокосикакэ,  скамья под навесом, где гости ждали приглашения к церемонии. В Фусимидзё, замке Тоётоми Хидэёси, имелась дорожка родзи, усаженная одними саговниками. Поскольку саговник поникающий плохо переносит холод, с наступлением зимы его полностью закрывают соломой для утепления. Облик саговников, покрытых пучками соломы для защиты от зимних холодов, увенчанных украшением на макушке, весьма своеобразен.

Чтобы все эти растения не выглядели беспорядочной грудой листьев, следует постоянно следить за их формой, упорядочивая её с учётом целого, принимая во внимание плотность листвы, насыщенность зелени, другими словами, условия видимости в саду. Поэтому японцы говорят «четыре части – посадка, шесть частей – уход». В японском климате развитие деревьев происходит особенно быстро, и  если забыть об уходе, сад придёт в запустение. Чтобы избежать этого, нужно владеть высоким искусством «сукаси», искусством придания ажурности кронам деревьев для достижения гармоничного сочетания с хвойными растениями. Кроме того, сукаси замечательно тем, что открывается доступ света к кронам деревьев и осуществляется их проветривание.

С течением времени возникло несколько методов стрижки. В императорских дворцах применялся характерный метод подстрижки высокого класса, называемый «госё сукаси», на небольших пространствах внутри кварталов  – «матия сукаси»,  в храмовых садах – «тэра сукаси». Был разработан особый метод стрижки и для родзи – «родзи сукаси». Его основная идея заключается в том, чтобы, сохраняя образ каждого дерева, основываясь на глубоком проникновении в жизнь растений стараться выявить динамический баланс узоров, которые ткёт каждое из них. Именно «родзи сукаси» позволяет сохранять изначальный облик родзи – облик «убежища отшельника посреди города».

Для садов смешанных деревьев, включающих в себя и листопадные растения, применяется метод  «нодзукаси», учитывающий различия в темпах роста разных видов деревьев. Техника «сукаси» принципиально отличается от распространённого с XVII века метода «карикоми», при котором только акцентировали контур растения, придавая ему искусственную форму простым обрезанием концов ветвей.

Если говорить о естественности  формирования деревьев родзи с помощью «сукаси», то следует иметь в виду, что в природе заросли вечнозелёных деревьев труднопроходимы и в них царит полумрак, но в родзи этого не ощущается. В чайном саду – это естественность, которую люди издавна создавали своими руками, сажая компактные рощицы из сосны густоцветковой или из криптомерии и пихты, вводя в их среду широколиственные вечнозелёные деревья. Другими словами, благодаря созданию естественного облика путём искусственного подбора элементов и подобающего их формирования, родзи является местом, где вечнозелёные растения выглядят чисто и опрятно.

Мох

Говоря о «росистой земле», трудно не затронуть тему мха. Когда ступаешь в родзи по тобииси, его свежий зелёный ковёр позволяет ощутить мягкую теплоту под ногами(30). Если добавить к этому папоротник и аспидистру высокую, ещё более почувствуется его прелесть. А что говорить об утренней и вечерней росе, сверкающей и переливающейся всеми цветами радуги на его поверхности! Может быть, на самом деле Рикю и назвал чайный сад «росистой землёй», потому что очень любил сверкание покрытого росой мха?

В эпоху Хэйан мох уже неизменно применялся при создании садовых пейзажей. В знаменитом саду павильона Кингоринъин храма Дайгодзи (874 г.) все искусственные насыпные горки впервые были покрыты мхом. Существует запись 1599-го года о сделанной там горке, изображавшей Фудзияму, где для имитации снега, лежавшего на вершине Фудзи, был посажен «белый мох», принадлежащий семейству леукобриевых. Кроме того, что эти мхи от природы имеют пепельный цвет, при высыхании на воздухе за счёт испарения воды на них образуется беловатая плёнка. Это происходит благодаря наличию в них прозрачных клеток, не содержащих хлорофилл.

Интересны также Бриум серебристый, название которого говорит само за себя. Он может расти не только во влажных местах, но и на сухих почвах. Коноцефал конический, образующий рыхлые обширные дерновины, Гилокомиум блестящий, напоминающий маленькие, до 10 см. папоротнички с золотистым отливом. Японцы называют его ивадарэгокэ – «мох, склоняющийся к скале». Гипнум перовидный, по-японски – хаигокэ – «ползущий мох». Плагиомниум острый с необычными для мха листочками,  чем-то напоминающий водоросль. По-японски он называется, почему-то коцубогокэ – «маленький горшок». Трахицистис мелколистный, низенький, 2 – 3 см. мох, раньше обитавший в горах, но постепенно переселяющийся к человеческому жилью. Однако наибольшей любовью в Японии пользуется Кукушкин лён.

При всей популярности мха у него имеется достойный соперник – трава «цойсия японская». Отношения этих двух жителей японских садов, мха и цойсии, напоминают драматические отношения  утон­чённой, изысканной хэйанской аристократии и простого, «от сохи» провинциаль­ного самурайства, за которым оказалось будущее. С одной стороны – мяг­кий, нежный, ласкающий взор и руку, если к нему прикоснуться, мох, и с другой – маленькая, но упорная, выносливая и жизнестойкая вечнозелёная цойсия. В природе эта трава растёт в лесной подстилке в горных лесах, но и в садах она всё больше входит в моду. Дело в том, что эта трава удобнее мха как в выращивании, так и в использовании. Мох требует повышенной влажности, дренажа и оптимального количества света. Кроме того, он всё время сырой, и если по нему ходить – промочишь ноги, да и сам мох от этого портится. Цойсия же гораздо менее требовательна и весьма устойчива к вытаптыванию. По ней можно спокойно ходить, не думая о тобииси, без которых не обойтись в садах со мхом. Кроме функциональных преимуществ эта трава имеет и эстетические достоинства. Как пишет Х. Амасаки в своей книге о чайных садах «Дзусэцу тянива-но сикуми», «Когда хочется выразить утончённую красоту глубины гор, полной сельского очарования, лучше, пожалуй, чтобы подстилкой родзи была цойсия с участками низкорослого бамбука. Если там разбросаны опавшие листья, ощущение времени года передаётся ещё сильнее!».

При всей приверженности традиции в саду родзи пусть не слишком заметно, но постоянно реализовались новые творческие идеи, прежде всего, в выборе растительного материала. Это вдохнуло в него новую жизнь, дало толчок дальнейшему развитию. Но в то же время этот маленький сад сумел через все перипетии пронести неизменным изначальный дух «убежища отшельника посреди города».

Что же такое сад «росистой земли»? Магическое место, изменяющее сознание и позволяющее воспринять мир множественности как мир Единого. Пространство духа, материализованное в пространстве сада. Прохождение по пространству сада – динамическая медитация, призванная помочь человеку перейти в это пространство духа. «Росистая земля – это только путь за пределы плывущего мира».

Печатается с некоторыми сокращениями. Опубликовано полностью: http://leit.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=1484 .