I
Двадцать один год назад, весной 1987 года, вокруг этого дома под № 31 на Большой Печерской улице (тогда еще носившей имя историка большевистской партии Лядова) бушевали страсти. Перед этим памятником городской усадебной архитектуры XIX века стоял вопрос: «Быть или не быть?». Казалось, судьба его была уже предрешена: благодаря усилиям Института прикладной физики АН СССР (ИПФАН), обосновавшемуся в данном историческом квартале города, дом был в одночасье «в порядке исключения» исключен из государственных списков памятников истории и культуры и таким образом снят с охраны. «Наука требовала жертв», институт – новых площадей. И вслед за другими домами на улицах Ульянова и Провиантской, также представлявшими архитектурно-художественную ценность, в угоду ведомственным интересам, под бульдозер должен был пойти и этот классицистический особняк. На его месте предполагалось построить еще один институтский корпус.
Механизм разрушения был запущен. Однако на его пути встала молодежь из движения добровольных помощников реставраторов, а такие же молодые архитекторы в короткие сроки разработали проект, доказывающий, что дом № 31 может и должен быть сохранен. Городские власти вынуждены были приостановить начавшийся уже слом памятника: впервые за долгие годы своего существования отлаженная чиновничье-бюрократическая машина принятия решений в обход общественного мнения дала сбой…
Ниже приводится текст исторической записки, составленной нами для разработанного Горьковской специальной научно-реставрационной производственной мастерской (ГНРПМ) в начале 1988 года проекта реставрации дома № 31 по улице Большой Печерской. Она основана, прежде всего, на документах и материалах, хранящихся в Центральном архиве Нижегородской области (ЦАНО). При этом были обобщены результаты как наших исследований, так и изысканий архитектора Е.Л. Кармазиной. Следует отметить также ряд замечаний, сделанных покойным ныне архитектором-реставратором С.Л. Агафоновым, которые были учтены автором в тексте записки.
Актуальность данной публикациии обусловлена начавшейся разработкой нового проекта реставрации дома № 31 и возникшим в связи с этим вопросом о приоритетности в исследованиях по данному объекту. Текст записки дается в современной авторской редакции, при этом отдельные ее положения, по сравнению с первоначальном вариантом, перессмотрены.
II
Направление Большой Печерской улице было задано проектным генеральным планом Нижнего Новгорода, утвержденным Екатериной II в 1770 году. По нему район, расположенный вдоль берега вниз по течению реки Волги получал прямоугольную сетку улиц[1]. В соответствии с этим планом и отводились участки для застройки Большой Печерки. Сопоставление чертежей таких участков[2] и окладных книг Нижнего Новгорода, в которых приведены списки домовладельцев[3], позволяет утверждать, что в начале XIX века (1813 год) почти весь квартал в границах современных улиц Большой Печерской – Семашко – Ульянова – Провиантской принадлежал Н.М. Ковалинской (Коваленской). Исключением был участок вокруг дома П.П. Сергеева (деда писателя П.И. Мельникова – Печерского) на углу современных улиц Семашко и Ульянова. На такой большой для частного владения территории находились сад и деревянный дом. Где-то в середине 1820-х годов (после 1822 года) все это перешло в руки Елизаветы Ивановны Крюковой[4], жены нижегородского губернатора Александра Семеновича Крюкова. Стоит упомянуть, что их дети – Александр и Николай были декабристами[5].
В 1826 году на приобретенном участке Крюковыми был вместо деревянного построен двухэтажный каменный дом[6], перешедший впоследствии Удельной конторе. В марте-апреле 1836 года оставшееся за Е.И. Крюковой «садовое место со строением» было продано ею преподавателю гимназии Александру Федотовичу Евланову за 4100 рублей[7]. Он имел чин коллежского секретаря, что согласно «Табели о рангах» соответствовало десятому классу и было на класс ниже широко известного по романсу чина титулярного советника.
Сам текст купчей, заключенной между Крюковой и Евлановым, не обнаружен. Судя же по табели сборов Нижегородской городской думы за 1837 год, Евланову (в табели он назван Эвлановым) перешел не жилой дом, а оранжерея[8]. Через несколько месяцев после совершения первой купчей он уступает Настасье Петровне Беловой небольшую часть своего владения, прилегающую к Удельной конторе[9]. В дальнейшем дробление владения Евланова продолжалось. К 1845 году в руки других лиц перешли участки со стороны проектируемых Тихоновской (ныне Ульянова) и Провиантской улиц.
Обзаведясь земельным участком на Большой Печерке, Евланов сразу же начинает подготовку к строительству домов. Видимо, заняться этой несвойственной для преподавателя гимназии, но доходной в условиях начавшейся капитализации общества, деятельностью его заставило желание поправить свое материальное положение.
В это время вопросами частного строительства в Нижнем Новгороде, как и казенного, ведала Нижегородская губернская строительная и дорожная комиссия. Чертежи фасадов проектируемых сооружений рассмативались этой комиссией, после чего подписывались «начальником губернии» (губернатором). Затем они направлялись в Санкт-Петербург в Главное управление путей сообщения и публичных зданий, которое представляло их на «высочайшее утверждение» Николаем I. Пройдя такую процедуру, чертежи возвращались в Нижний Новгород. Только после этого можно было начинать строительство.
По архивным данным разрешение на строительство домов было получено Евлановым еще до начала деятельности Комитета по устройству Нижнего Новгорода[10], в ведение которого с 10 августа 1836 года перешел надзор за строительными работами в губернском центре. Однако в дальнейшем указанный комитет следил за возведением этих домов. Поскольку оформление разрешения на строительство несмотря на достаточно сложную процедуру происходило достаточно быстро[11], Евланов, скорее всего, успел начать работы в строительный сезон 1836 года, или, по крайней мере, начал к ним поготовку.
Сами проектные чертежи на строительство исследуемого объекта не обнаружены. Впервые три дома на Большой Печерской улице, принадлежащие А.Ф. Евланову, указаны в табели городской думы за 1839 год[12]. В табели за 1840 год уточняется, что эти дома построены в 1837 году[13]. Однако в ведомостях Комитета по устройству Нижнего Новгорода указано, что в этом году строительство домов Евлановым велось, но не было еще окончено[14]. Таким образом, с полным основанием можно утвердждать, что появление дома № 31 по Большой Печерской улице датируется 1836/ 1837 – 1838 годами.
В вышеупомянутой табели 1840 года дома, выстроенные А.Ф. Евлановым на Большой Печерке, описываются и оцениваются следующим образом:
«1-й. На каменном полуэтаже – 35000 [рублей]. 2-й. Каменный, в два этажа – 12000 [рублей]. 3-й. Угловой, на каменном полуэтаже – 4500 [рублей]»[15].
Установлено, что первый из домов (№ 29 по современной нумерации, сохранившийся в перестроенном виде) перешел в 1842 году к семейству известных нижегородских артистов и театральных деятелей Живокини[16]. Вторым является интересующий нас дом № 31 по Большой Печерке. Что же касается третьего дома, то им был флигель, стоявший непосредственно на углу Большой Печерской и Провиантской улиц (существовал до 1970-х годов). В дальнейшем, в документах купли-продажи, касающихся исследуемого домовладения, речь идет об одном двухэтажном каменном доме с мезонином, а остальные жилые постройки усадьбы именуются флигелями.
Всего же, как следует из доверенности, данной А.Ф. Евлановым своему отцу Федоту Никитичу, к февралю 1838 года «в Тихоновском приходе на Большой Печерской и в плановой уже улице» (будущей Провиантской) им было выстроено пять домов (каменных, полукаменных и на каменнных фундаментах)[17]. Судя по всему, при этом он изрядно поистратился и в том же феврале вынужден был занять у титулярной советницы Екатерины Герасимовны Розовой 7000 рублей ассигнациями, заложив ей три своих дома[18]. Практически одновременно он продал ей часть своего садового места за 500 рублей[19]. Несколькими днями раньше Е.Г. Розова приобрела у упомянутой выше Н.П. Беловой дом на Большой Печерке[20] и таким образом стала соседкой Евланова.
К сожалению, подробных описаний упомянутых выше домов, выстроенных А.Ф. Евлановым, не обнаружено. Также не известно в каком из них жил домовладелец, а какие предназначались для сдачи внаем. Интересующий нас дом (№ 31) в августе 1845 года со всеми относящимися к нему жилыми, хозяйственными постройками и садом у Евланова, дослужившегося уже до чина коллежского асессора (VIII класс), приобрел за шесть тысяч рублей серебром подполковник Василий Ефимович Круковский[21].
В купчей крепости усадебные постройки поименованы как каменный двухэтажный с мезонином дом, флигель полукаменный, флигель на каменном подклете и прочее деревянное надворное строение. Вся усадьба занимала довольно обширный участок на углу Большой Печерки и будущей Провиантской улицы. Ее размеры составляли, соответственно, 24 саж. 1 арш. 3 четверти на 59 саж. 1 арш. 3 четверти, то есть, примерно 52 х 126,5 м[22]. В дальнейшем, вплоть до советского времени, размеры домовладения не менялись. При этом, как видно из более поздних чертежей[23], на красную линию Провиантской улицы усадьба выходила на незначительном отрезке. Далее ее боковая граница шла с отступлением от нее – по задам соседних домовладений.
В документах того периода встречаются разные варианты написания фамилии нового владельца усадьбы: Круковский и Круковской. В последующем Круковские были утверждены в древнем дворянстве, после чего стали носить двойную фамилию Корвин – Круковские. По легенде происхождение этого рода относится к дочери венгерского короля Матвея Корвина и некоему польскому витязю Круковскому[24]. Из другой ветви этого же рода происходят Софья Васильевна Ковалевская – математик, первая женщина член-корреспондент Петербургской академии наук, и ее сестра Анна Васильевна Корвин-Круковская (Жаклар) – активная участнца Парижской Коммуны.
Именно в период принадлежности Корвин-Круковским усадьба оказалась зафиксированной на листе съемки 1852 – 1853 годов генплана Нижнего Новгорода[25]. Это первый известный нам чертеж усадьбы. Судя по конфигурации главного ее дома (№ 31), можно предположить, что он имел два входа, которые располагались с заднего и бокового (восточного) фасадов. К этому же фасаду примыкала Г- образная деревянная нежилая постройка. Кроме того на территории усадьбы показан еще целый ряд деревянных и каменных строений.
При разделе имущества наследниками В.Е. Корвин-Круковского (умершего в чине статского советника) в феврале 1867 года вся усадьба на Большой Печерке была оценена в 17800 рублей серебром. Она досталась его сыну – штабс-капитану Василию Васильевичу Корвин-Круковскому[26], впоследствии именуемому в архивных документах инженером, надворным советником[27]. Известно также, что дом был застрахован в Петербургском страховом от огня обществе на сумму в 13500 рублей[28]. Согласно же оценочному листу Нижегородской городской думы дом и два флигеля были оценены в это время в 7540 рублей[29]. Такое резкое расхождение в оценке было вызвано иным подходом к ней со стороны думы: оценка «обывательских недвижимых собственностей» устанавливалась, исходя из их доходности.
1 октября 1869 года нижегородский нотариус Д.Н. Шубинский оформил продажу интересующего нас домовладения нижегородской купчихе Екатерине Ивановне Кругловой за 19400 рублей серебром. От имени прежнего владельца по доверенности действовал его брат – надворный советник Николай Васильевич Корвин-Круковский[30]. Известно, что вскоре (8 февраля 1870 года) Е.И. Круглова вышла замуж за Леонида Григорьевича Граве[31]. Так дом № 31 по Большой Печерской улице оказался связан с жизнью этого нижегородского поэта-демократа, творческое наследие которого включает свыше 250 стихотворений, поэм, романсов. (Наиболее известен романс «Ночь светла», написанный на его стихи).
Сохранилось описание «недвижимого имения» Граве, составленное 4 марта 1874 года. (Оно связано с проводившейся в Нижнем Новгороде переоценкой имущества жителей города). В формуляре оценочной ведомости значатся:
«1. Дом каменный двухэтажный с мезонином, в семь окон по лицу. 2. Флигелей два: двухэтажные, на каменных полуэтажах, по Печерке – в три, а по Провиантской – в пять окон. 3. Службы каменные». Отмечено, что строения находятся в хорошем состоянии, что «имение это может дать чистого дохода в год 1176 рублей». Исходя из этой цифры, и была произведена оценка имения «по десятилетней сложности» в 11760 рублей серебром[32].
Как видно из генплана усадьбы 1870 года[33], каменные службы находились в глубине двора, представляя две самостоятельные постройки, один из жилых деревянных флигелей непосредственно фиксировал угол Большой Печерской и Провиантской улиц, а второй – располагался по красной линии последней. Именно его предполагалось перестроить, что и отмечено на чертеже. Кроме того, на дворовой территории имелись не упомянутые в оценочной ведомости деревянные служебные постройки и каменный флигель.
Что же касается главного усадебного дома, то его конфигурация изменилась по сравнению со съемкой 1852 – 1853 годов: «исчезли» выступы со стороны двора, у восточного бокового фасада основного объема появился короткий каменный пристрой, вероятно, входной тамбур, выходящий на красную линию улицы. К нему вплотную примыкала вытянутая в сторону двора деревянная служебная постройка. Вдоль всего западного бокового фасада дома тянулась деревянная веранда. Как показали натурные исследования, размеры дома по уличному фасаду (с тамбуром и верандой), зафиксированные на чертеже 1870 года, практически совпадают с ныне существующими. Указанные изменения вызваны перестройкой здания, которая произошла, скорее всего, до раздела наследства В.Е. Корвин-Круковского. Скорее всего, она была связана с улучшением условий проживания в доме.
Проект перестройки флигеля так и не был осуществлен из-за финансовых затруднений. Вся усадьба Граве оказалась заложенной в Нижегородско-Самарский земельный банк и в 1878 году была продана с публичного торга[34]. В том же году за долги частным лицам «с молотка» пошло и движимое имущество (мебель, книги), принадлежавшее семейству Граве[35].
Следующим владельцем усадьбы, купившим ее с публичного торга, стал капитан второго ранга Федор Петрович Бологовский[36]. При нем все усадебные строения с землею и садом были вновь заложены, на этот раз в Нижегородский Александровский дворянский банк[37].
Как видно и документов банка, Ф.П. Бологовский сдавал квартиры в принадлежащих ему домах внаем. Никаких строительных работ этот хозяин усадьбы не вел. Более того, как отмечалось в одном из журналов правления Александровского банка, усадебные дома «по случаю небрежного содержания их домовладельцем… требуют больших затрат на ремонт»[38].
Ф.П. Бологовский владел усадьбой до 1883 года. В начале этого года «Нижегородские губернские ведомости» сообщили о продаже его усадьбы с публичного торга[39]. Однако торги не состоялись из-за отутствия желающих участвовать в них. 6 июля 1883 года недвижимое имущество Ф.П. Бологовского перешло в собственность Александровского банка и в тот же день было приобретено нижегородским врачом Семеном Николаевичем Зененко[40]. Он являлся гласным городской думы и ведал санитарным состоянием Нижнего Новгорода[41]. Плохое состояние усадьбы позволило покупателю приобрести ее на льготных условиях.
С именем С.Н. Зененко связан очередной строительный период в истории усадьбы. В апреле 1884 года ему было дано разрешение на возведение каменной пристройки к главному усадебному дому[42]. К сожалению, сама проектная документация не обнаружена. Однако о произошедших переменах с домом мы можем судить по его оценочным документам.
Оценка была произведена в октябре 1886 года. В соответствующей ведомости выстроенное Зененко описывается следующим образом: «Каменный двухэтажный с подвальным этажом пристрой к дому, имеющий в подвальном и нижнем этажах по 3 окна, а в верхнем – 4 окна…»[43]. Далее из этого же документа следует, что кроме пристроя к дому были возведены вновь другие усадебные деревянные и каменные строения (сараи, каретники, конюшни, погреба). Общая оценка вновь возведенного составила 1200 рублей[44].
Пристрой примыкал к главному дому со двора в западной части южного фасада. Использовался он под кухню[45]. Видимо, тогда же деревянная веранда по боковому западному фасаду дома в первом этаже была заменена на каменную.
Судя по всему, с именем С.Н. Зененко связано и появление лепных украшений на главном фасаде дома. Этот ныне утраченный декор довольно отчетливо просматривается на фотографии фасада дома, сделанной в 1930-х годах[46]. Его можно интерпретировать следующим образом: под средним окном мезонина между пилястрами располагался вензель с монограммой (?), а под двумя другими окнами – повторялся обрамленный венками широко распространенные медицинский символ: чаша с обвивающей ее змеей. (Как уже указывалось, С.Н. Зененко был врачом).
В феврале 1894 года всю усадьбу за 40 тысяч рублей приобрел Николай Александрович Смирнов[47], ставший в том же году директором Нижегородского Николаевского банка. Из-за многочисленности семейства Смирновы уже не сдавали квартиры внаем, а занимали всю усадьбу целиком. Именно в ней прошли молодые годы Дмитрия Николаевича Смирнова, известного нижегородского историка-краеведа, автора замечательных книг «Очерки жизни и быта нижегородцев XVII – XVIII веков» и «Картинки нижегородского быта XIX века»[48].
Отдельные виды усадьбы, фрагменты главного дома, детали его интерьеров оказались запечатлены на семейных любительских фотоснимках рубежа столетий (сделаны до 1916 года)[49]. Они дают представление как выглядел дворовый южный фасад дома с входами внутрь его и в подвал, окнами и довольно изящными водосточными трубами.
22 февраля 1917 года дом № 31 на Большой Печерке вместе с другим усадебными постройками перешел к М.П. Бурмистрову за двести тысяч рублей[50].
В 1918 году все недвижимое имущество нижегородцев было национализировано (муниципализировано) советской властью. Не избежал этой участи и главный дом усадьбы на углу Большой Печерской и Провиантской улиц. Какое-то время в нем размещалась воинская часть, какое-то время он пустовал[51]. Затем дом приспособили под несколько квартир. Позже к мезонину были пристроены деревянные боковые крылья, с главного фасада исчезли лепные украшения… В таком виде дом № 31 просуществовал до марта 1987 года, когда и была предпринята попытка его сноса.
III
Возведение дома № 31 по улице Большой Печерской (1836/1837 – 1838 годы) приходится на период позднего классицизма в русской архитектуре. Застройка Нижнего Новгорода как и других городов Российской Империи в то время велась «на основе переработки «образцовых», типовых проектов. Здания строились по красным линиям регулярных городских планов. Обычно это были двухэтажные дома с повышенной центральной частью, выделенной пилястрами классических ордеров и фронтоном»[52].
Под эту характеристику, данную С.Л. Агафоновым, попадает и исследуемый нами объект. Архитектурное построение и убранство здания (мезонин, нечетное количество окон по первому и второму этажам главного фасада, пилястры ионического ордера, санндрики и наличники с «ушами» и т.п.) в основном соответствуют канонам классицизма. Но дом № 31 не выглядит таким сухим и упрощенным, как, например, дом священника Вишнякова (ул. Пискунова, 28), построенный в 1830-е годы также по «образцовому фасаду». Достигается это большей насыщенностью архитектурным декором изысканных пропорций, его детальной проработкой. Своеобразно решены пилястры, у которых базы основаны на плоскостных элементах, напоминающих «гирьки-висяги», расположенных под междуэтажным карнизом.
Еще больше отличают дом № 31 от «образцовых» проектов боковые крылья с входами на первом этаже (западный вход переделан в окно) и галереями-верандами над ними. Ограждение восточной веранды было выполнено в виде декоративной решетки с кованым художественным орнаментом. Как указывал С.Л. Агафонов в газетной статье в защиту памятника, эти галереи «придают дому пластическое богатство, неожиданное для рядового городского строения. Такое архитектурное решение наделяет дом особой ценностью и интимностью»[53]. По его словам «боковые пристройки и галереи с их богатой пластикой и декоративное убранство фасадов, наслоения нескольких строительных периодов, переход от классических норм дают ощущение живой истории, реально показывают исторические перемены в архитектуре середины XIX века»[54].
Вместе с тем, набор и пропорции внутренних помещений, их взаимосвязь соответствовали традиционным планам городских усадебных домов эпохи зрелого классицизма. Центрально-осевая симметрия расположения комнат сочеталась здесь с их анфиладностью. Планировка свидетельствовала о том, что дом с самого начала был задуман как усадебный для одного хозяина, а не доходный. Последующая сдача его внаем незначительно отразилась на внутренней структуре. Лишь после того, как в советское время он был разделен на отдельные квартиры, появились деревянные перегородки, не нарушившие, впрочем, цельности первоначального плана.
К сожалению, имен архитекторов, имевших отношение к проектированию, строительству и перестройкам дома установить не удалось. Наиболее активно в конце 1830-х годов в Нижнем Новгороде работали И.Е. Ефимов, А.Л. Леер, Г.И. Кизеветтер. Можно предположить, что заказ от А.Ф. Евланова получил кто-то из них…
IV
Давая «добро» на снос памятника архитектуры в конце 1986 года, Министерство культуры РСФСР выдвинуло формальное условие – его обмеры. Они и были поручены архитектору ГСНРПМ Е.Л. Кармазиной. Но чем больше реставраторы знакомились с домом № 31, тем сильнее крепла мысль о необходимости спасения памятника, о том, что решение о его сносе неправомерно.
«Посыпались» многочисленные обращения в партийные и советские органы, ведавшие строительством и культурой, благодаря Е.Л. Кармазиной удалось предать гласности историю со «скоропостижным» снятием памятника с госохраны. Ее активная деятельность послужила своеобразным катализатором движения в защиту дома. Общественность была буквально взбудоражена событиями, пик которых роишелся на предпраздничные мартовские дни 1987 года, когда ИПФАН несмотря на протесты и требования скорректировать проект застройки с учетом сохранения дома № 31 начал его снос.
Тогда на помощь Е.Л. Кармазиной, по сути в одиночку «державшей оборону», пришли добровольные помощники реставраторов – участники движения, организованного сотрудницей молодежной газеты «Ленинская смена» В.П. Бузмаковой. У дома появился пикет – люди открыто, неспрашивая на то разрешения властей, вышли на улицу, чтобы выразить свое возмущение. Примерно в эти же дни ленинградцы протестовали на Исаакиевской площади против сноса гостиницы «Англетер»…
Рано или поздно станет известно, какую оценку и характеристику происходившему в то время давали «компетентные органы». Это сейчас нам ясно, что в условиях горбачевской перестройки те события были первым, хотя и неосознанным, выступлением нижегородцев против системы, которую теперь принято называть административно-командной. Тогда же речь шла всего-лишь о спасении конкретного объекта культурного наследия.
По-разному сложились судьбы «Англетера» в Ленинграде и «дома Граве» в городе Горьком. На месте первого сияет огнями новое здание фешенебельной гостиницы «Астория». Что же касается второго, то проект нового корпуса ИПФАНа был все же скорректирован, и в результате этого фасадная часть старого нижегородского дома на Большой Печерке оказалась сохранена. Однако в ее сопряжении с институтским корпусом сквозит чужеродность и даже противоестественность. Да и сама оставшаяся часть дома до сих пор выглядит как-то неприглядно: безвозвратно утрачены интерьеры, кое-как восстановленный фронтон далек от первоначального, на верандах деревянные резные столбы веранд заменены на грубые силикатные, с одной из них исчезла кованая решетка. Выломанная при попытке сноса дома, она, видимо, должна была украсить чью-то дачу, но благодаря подоспевшим вовремя реставраторам была увезена «до лучших времен» к ним в мастерскую, размещавшуюся тогда в Печерском монастыре. Эти времена наступили, но пока не для дома, а для монастыря, который опять стал действующей мужской обителью. Ей «по наследству» и перешла упомянутая решетка…
Хочется верить, что намечаемая реставрация сохраненной части дома № 31 на Большой Печерке не на словах, а на деле вернет этому замечательному зданию статус объекта культурного наследия.
размещено 29.04.2008
[1] См.: Агафонов С.Л. Горький, Балахна, Макарьев. – М., 1987. С. 54.
[2] РО НГОУНБ. Шифры Р 2170/2, № 13; Р 2168/2, № 10. Ныне эти чертежи хранятся в ЦАНО (Ф. 829. Оп. 6).
[3] ЦАНО. Ф. 27. Оп. 638. Д. 600. Л. 21; Д. 930. Л. 8-10.
[4] ЦАНО. Ф. 177. Оп. 766. Д. 1646. Л. 1.
[5] См.: Зеленцов Н.Д. Декабристы – нижегородцы //Записки краеведов. – Горький, 1975. С. 39 – 45.
[6] ЦАНО. Ф. 177. Оп. 766. Д. 1646. Л. 4.
[7] Там же. Д. 2901. Л. 8.
[8] ЦАНО. Ф. 27. Оп. 638. Д. 1433. Л. 7.
[9] ЦАНО. Ф. 177. Оп. 766. Д. 2909. Л. 58 об.
[10] ЦАНО. Ф. 666. Оп. 217. Д. 19. Л. 58.
[11] Для сравнения: фасад дома И.М. Кониского (Коницкого) на сосседней Тихоновской улице в губернских учреждениях был рассмотрен в марте 1837 года, а «высочайше утвержден» в мае того же года (ЦАНО. Ф. 30. Оп. 39. Д. 7273).
[12] ЦАНО. Ф. 27. Оп. 638. Д. 1386. Л. 10 об.
[13] Там же. Д. 1432. Л. 8.
[14] ЦАНО. Ф. 666. Оп. 217. Д. 19. Л. 58.
[15] ЦАНО. Ф. 27. Оп. 638. Д. 1432. Л. 8.
[16] Там же. Д. 1520. Л. 7 об.
[17] ЦАНО. Ф. 177. Оп. 766. Д. 3311. Л. 116.
[18] Там же. Л. 13 – 13 об.
[19] ЦАНО. Ф. 177. Оп. 766. Д. 3303. Л. 7.
[20] Там же. Л. 6 об.
[21] ЦАНО. Ф. 682. Оп. 751. Д. 9. Л. 6 – 6 об.
[22] Там же.
[23] План губернского города Нижнего Новгорода [1848 – 1853 гг.]. Восстановлен и издан ВГЦ МАГП. – Н.Новгород, 1992; ЦАНО. Ф. 30. Оп. 38. Д. 5918.
[24] См.: Ковалевская С.В. Воспоминания. Повести. – М., 1974. С. 509. Примеч.
[25] План губернского города Нижнего Новгорода…
[26] ЦАНО. Ф. 682. Оп. 751. Д. 9. Л. 9 об.
[27] Там же. Л. 15.
[28] Там же.
[29] Там же. Л. 12.
[30] Там же. Л. 3 – 4.
[31] Балика Д., Богодуров А. Л.Г. Граве // Горьковская область, 1941, № 3. С. 47. Высказанное в этой статье утверждение, что домовладение на углу улиц Большой Печерской и Провиантской принадлежало родителям Л.Г. Граве, является ошибочным.
[32] ЦАНО. Ф. 27. Оп.638. Д. 3888. Л. 150 – 151 об.
[33] ЦАНО. Ф. 30. Оп. 38. Д. 5918.
[34] НГВ, 1878, 3 мая, № 18. С. 160.
[35] НГВ, 1878, 24 мая, № 21. С. 205; 19 июля, № 29. С. 287; 2 авг. , № 31. С. 303.
[36] ЦАНО. Ф. 30. Оп. 35. Д. 3100. Л. 92.
[37] ЦАНО. Ф. 406. Оп.678. Д.1477. Л. 669.
[38] Там же. Л. 669-669 об., 676-676 об.
[39] НГВ, 1883, 12 янв., № 2. С. 7; 2 февр., № 5. С. 34.
[40] ЦАНО. Ф. 406. Оп. 678. Д. 1477. Л. 669-669 об., 676-676 об.
[41] Подробнее о С.Н. Зененко см.: Чижова Е.А., Макаров И.А. Кавалер Станиславской звезды //Россия и Нижегородский край: актуальные проблемы истории. Мат-лы чтений… – Н.Новгород, 1998. С. 155-159.
[42] ЦАНО. Ф. 30. Оп. 35. Д. 3081. Л.10 об.
[43] Там же. Д. 3529. Л. 183 – 183 об.
[44] Там же.
[45] Там же. Д. 3937. Л. 118 об.
[46] Личный архив С.Л. Агафонова.
[47] НГИАМЗ. Шифр ГОМ 2138-28.
[48] Подробнее о семестве Смирновых см.: Смирнова В.Д. Смирновы из Нижнего Новгорода. Жизнь и судьба. – Н.Новгород, 2007.
[49] Их копии хранятся в архиве НИП «Этнос».
[50] Смирнова В.Д. Смирновы из Нижнего Новгорода… С. 54.
[51] По воспоминаниям писательницы Т.Г. Глебовой, переданным С.Л. Агафонову.
[52] Памятники истории и культуры Горьковской области. – Горький, 1987. С. 117.
[53] Агафонов С.Л. Вспоминая прошлое, думаем о будущем // Ленинская смена, 1987, 25 марта.
[54] Дополнение С.Л. Агафонова на полях рукописи исторической записки к проекту реставрации исследуемого объекта.