Батулин П.В. Когда советская почтово-телеграфная военная цензура стала перлюстрацией?

Согласно большому числу определений перлюстрация – просмотр почтовой корреспонденции, совершаемый втайне от отправителей и адресатов. Такое значение традиционно дается энциклопедическими изданиями[1] – хотя с другой стороны, лингвистические словари часто дают расширенное толкование, как любой ее просмотр с целью надзора или цензуры[2]. Возможно, из-за бытования этого, широкого, значения в литературе установился взгляд, что контроль за корреспонденцией в советский период следует считать перлюстрацией изначально[3]. Однако, фактически исследователи часто пользуются и узким определением перлюстрации, где главным критерием является тайный характер просмотра. Характерно расхождение во мнении у В.С. Измозика: если в первой статье он описывает безоговорочно, «с первых дней», советский почтово-телеграфный контроль как перлюстрацию, то в публикации инструкций он относит его к перлюстрации только с того момента (с февраля-марта 1919 г.), когда в этих инструкциях начинают явно даваться требования скрытого просмотра, без штемпелей и вычерков.[4]

По нашему мнению следует рассмотреть и другие критерии отнесения контроля за корреспонденцией к перлюстрации – его противозаконный характер и восприятие этого контроля как перлюстрации практикующими ее лицами. Эти два признака весьма характерны для отечественной традиции контроля за корреспонденцией. Для дореволюционного периода в литературе отмечается прямая связь секретности перлюстрации с ее незаконностью (что противозаконность вела к конспиративности).[5] А единственный мемуарист, оставивший воспоминания о послевоенной советской перлюстрации, определенно отличал ее от цензуры корреспонденции военных (и в их адрес), которой он занимался в начале своей карьеры.[6]

С легальной стороны советская военная цензура периода Гражданской войны находилась, как известно, в парадоксальной ситуации: с одной стороны, указание на возможность просмотра внутренней корреспонденции было опубликовано в Положении о военной цензуре[7], а с другой – установилась конспирация при фактической ее постановке по вышеупомянутым и др. инструкциям; и, в принципе, тут тоже есть, над чем подумать о степени легальности контроля или о восприятии практики цензорами. Но в данном сообщении мы рассмотрим только два казуса нарушения формально-легального статуса просмотра корреспонденции – накануне и сразу после Гражданской войны, в 1918-м и в 1921 г., – а также значение используемого тогда понятия «перлюстрации».

После Брестского мира в период «мирной передышки» 4.04.1918 г. был утвержден декрет СНК с воспрещением «конфискации, реквизиции и вообще задержания почтовых посылок, а также задержания почтовой и телеграфной корреспонденции» уполномоченными каких бы то ни было учреждений и должностных лиц, «не исключая и советских», без согласия Наркомпочтеля или постановлений «в каждом частном случае» судебной и следственной власти.[8] Несмотря на свое политическое звучание, однако, он не преследовал никакой политической цели, а был вызван желанием Коллегии Наркомпочтеля прекратить реквизиции почтовых посылок местными революционными органами (по прецеденту – «реквизиции в Ростове по распоряжению Военно-Революционного Комитета 30 товарных вагонов почтовых посылок»). Аналогичные меры принимались и при Временном правительстве: например, МВД было дано распоряжение по Главному управлению по делам милиции № Д/23816 от 13.09.1917 г. с запретом чинам милиции проводить обыски в почтовых вагонах.[9] Наркомпочтель при этом отнюдь не выступал в принципе против контроля за почтой – одновременно была образована комиссия «по организации охраны почтовых вагонов и контроле контрабандных грузов» (при «массовом провозе грузов в вагонах почтового ведомства со спекулятивными целями» – видимо, более массовом, чем при Временном правительстве).[10]

Этот декрет от 4.04.1918 г. на местах не исполнялся, и в контроль за корреспонденцией вмешивались самые разные местные органы, о чем говорит, например, циркуляр Наркомпочтеля № 3774 от 26.07.1918 г. с общими указаниями местным учреждениям, что делать в таких случаях.[11] Наркомпочтель пошел по ряду вопросов навстречу местным властям, расширяя их права контроля за корреспонденцией: циркулярной телеграммой №3336 от 28.05.1918 г. он прекратил прием посылок с вложением предметов, воспрещаемых к вывозу из данной местности, циркуляром №4008 от 5/7 октября 1918 г. объявлено постановление коллегии Наркомпочтеля от 13.09.1918 г., что все требования местных учреждений о контроле должны быть подтверждены Исполкомом Губсовдепа, а не судом (как положено по декрету). Циркуляр Наркомпочтеля от 28.05.1918 г. дал право выемки корреспонденции и органам ВЧК – “Следственным чрезвычайным комиссиям” наряду с ревтрибуналами и народными судами (но с соблюдением правил старого устава уголовного судопроизводства); в период “красного террора” этот вопрос встал вновь, и циркуляром от 8/10 октября 1918 г. №4022 Наркомпочтель подтвердил уже безусловное право органов ВЧК задерживать корреспонденцию.[12] Иногда давались противоречащие букве декрета разъяснения по конкретным запросам, не делая их правилом: на сообщение начальника Тамбовского Почтово-телеграфного округа от 20.04.1918 г. о незаконном установлении Рязанским военно-революционным комитетом контроля почтово-телеграфной корреспонденции члены Коллегии Наркомпочтеля Глембоцкий и Семенов 27.05.1918 г. сообщили ему, что «местные Совдепы имеют право политического контроля почтовой и телеграфной корреспонденции».[13]

Ко времени издания этого декрета Управление военного контроля, орган военной почтово-телеграфной цензуры в Петрограде (с отделением в Москве), уже пережило период борьбы за самосохранение и благодаря деятельному своему Главному комиссару И.С.Плотникову получило в свое ведение также и организацию погранохраны.[14] В период подготовки и сразу после принятия декрета в Наркомпочтеле о деятельности военного контроля, видимо, было мало что известно (Наркомпочтель переехал в Москву, а УВК оставалось в Петрограде), и при подготовке декрета о нем забыли. Вскоре 22.04.1918 г. Петроградский Почт-директор сделал запрос в Наркомпочтель о характере отношений с УВК – декрет от 04.04.1918 г. не делал для него исключений, а до того момента контроль проводился УВК, как считалось, официально.[15] Получив на этом запросе помету «Цензура ?», вопрос «О военном контроле» был вынесен на заседание коллегии 25.04.1918 г. с участием нового наркома В.Н.Подбельского, где было поручено одному из членов коллегии навести справки в Наркомвоене.[16] В итоге сущность УВК для Наркомпочтеля выяснилась, и вскоре 8.05.1918 г. последовал циркуляр № 2779 с предписанием всем почтово-телеграфным учреждениям представлять на просмотр по требованиям Военного контроля всю международную корреспонденцию.[17]

Таким образом, с одной стороны, очевидно, что некоторое время после издания этого декрета деятельность УВК перестала быть легальной, и УВК приобрело некоторые свойства органа перлюстрации (в интересующем нас смысле). Однако, также очевидно, что это был мимолетный казус среди других массовых случаев установления контроля за корреспонденцией со стороны самых разнообразных органов. В некоторых случаях Наркомпочтель шел им навстречу и устанавливал какой-то порядок (невзирая на букву декрета), а в других случаях – нет. К тому же деятельность УВК по контролю корреспонденции не была тайной – наоборот, Главный комиссар Плотников старался придать УВК публичный характер: например, дал объявление в газетах о наборе новых сотрудников, также предложил указывать в корреспонденции об экспорте разрешившую его инстанцию (или прилагать разрешительные документы)[18] и даже дал указания о необходимости разъяснений непонятных технических и коммерческих терминов отправителями телеграмм для облегчения контроля их корреспонденции.[19]

Аналогичный казус произошел с почтово-телеграфной военной цензурой, когда она уже была передана в ВЧК, и тоже, когда как и в 1918 г., наметился переход к мирному времени. В конце 1920 г. Наркомпочтелем (или Наркомюстом) был вновь поднят вопрос о подготовке декрета о выемке корреспонденции (аналогично декрету от от 4.04.1918 г.).[20] В отношении № 70186 от 30.12.1920 г. ВЧК (в лице своих Особого отдела и Управделами) «как непосредственно ведающее Военно-Цензурными Отделениями» сообщила СНК и Наркомпочтелю о нежелательности издания такого декрета, т.к. это «явилось бы своего рода расшифровкой секретности работы ВЧК». Однако, 10.02.1921 г. «Проект декрета о порядке осмотра и выемки почтово-телеграфной корреспонденции и доставления о ней сведений» все-таки был поставлен на рассмотрение Малого Совнаркома и принят с поправками («единогласно при согласии представителя НК Почт и Телеграфов и без согласия ВЧК»). ВЧК отношением №32084/521 от 11.02.1921 г. вновь запротестовала и просила пересмотреть уже состоявшееся постановление МСНК, «считая возможным установление порядка просмотра и выемки почтово-телеграфной корреспонденции циркуляром ВЧК с заинтересованными ведомствами». Но через несколько дней зам.пред.ВЧК И.К.Ксенофонтов телефонограммой от 17.02.1921 г. снял все возражения «в виду выяснившегося недоразумения». Чекисты, судя по выданному нач. VI отделения (цензурного) т.Медведеву мандату для представительства на заседании МСНК, неправильно поняли предмет заседания – «по вопросу о военной цензуре», т.е. как касающийся исключительно их, – тогда как на деле проект касался «следователей всех наименований». В результате декрет был подписан Лениным и опубликован в «Известиях ВЦИК» № 41 от 24.02.1921 г. (датированный 10.02).[21]

Хотя в этом декрете за органами ВЧК (вместе с органами Наркомюста, Реввоентрибуналами и Советами Народных судей) было закреплено право не только давать разрешения следователям, но и «самостоятельно осуществлять выемку и осмотр», из изложенных обстоятельств его разработки видно, что ВЧК боялась издания публичных норм по военной цензуре, и дальнейшая деятельность виделась ей как осуществляемая помимо законодательной нормы этого декрета, в котором предполагалась и возможность отказа в даче разрешения учреждением на выемку, и «время прибытия» следователя в почтово-телеграфное учреждение для выемки (с разрешением от учреждения) и т.д. Поэтому по нашему мнению именно с этого момента военная цензура ВЧК стала перлюстрацией в формально-легальном смысле. Вскоре 4.04.1921 г. ВЧК издала ранее желаемую ею свою ведомственную «Инструкцию о взаимоотношении между военной цензурой и почтово-телеграфным ведомством».[22]

Что касается употребления понятия «перлюстрация» в тот период, то он впервые встречается в трех августовских 1919 г. инструкциях: начальникам военно-цензурных отделений при почтово-телеграфных конторах с дислокаторскими отделениями или пунктами, начальникам военно-цензурных отделений при Реввоенсоветах армий и начальникам военно-цензурных пунктов при полевых почтовых конторах – как «перелюстрация» (sic!) корреспонденции по секретным спискам местных ЧК и Особых отделов армий (для пунктов при поконтах – по получаемым распоряжениям от военно-цензурных отделений при РВС армий).[23] При передаче военной цензуры в ВЧК данное словоупотребление сохранилось – в вышеупомянутом отношении от 30.12.1920 г. дано указание на секретность именно «преллюстрации (sic!) почтово-телеграфной корреспонденции».[24] Позже в «Инструкции по военной цензуре», изданной в октябре 1921 г. при полной передаче военной цензуры в ВЧК, наконец, дается более развернутое употребление понятия «переллюстрации (sic!) почтово-телеграфной корреспонденции по секретным спискам органов ВЧК»: «Переллюстрации подлежит вся исходящая и входящая корреспонденция, обращающаяся в данном почтово-телеграфном учреждении, причем таковая производится в изолированном помещении», при этом в следующих пунктах указывается выборочный характер «просмотра по содержанию» корреспонденции в определенном проценте (30-40% в зависимости от вида).[25] Очевидно, что под «переллюстрацией» понимался отбор из всей массы корреспонденции отправлений отдельных лиц, внесенных в специальные списки и подобный: далее в п.31 Инструкции перечислены обязанности «цензоров по переллюстрации», выделенных «из общего числа цензоров, членов РКП» – большей частью как обязанности по отбору для просмотра (по секретным спискам, также – корреспонденции до востребования, также – адресованной дип.представителям РСФСР за границей служебной корреспонденции для передачи ее в НКИД, также – корреспонденции с подозрительными надписями, знаками и штемпелями о просмотре цензурой).[26] В общем, по тогдашнему взгляду такая «полная переллюстрация» избранной корреспонденции противопоставлялась выборочному просмотру основной массы корреспонденции военной цензурой, при том, что просмотр носил скрытый характер в обоих случаях.

Таким образом, тогдашнее понятие о перлюстрации не помогает датировать ее возникновение в общепринятом смысле. Поэтому для уточнения срока превращения военной цензуры в перлюстрацию надо вернуться к критерию скрытого характера военной цензуры, подчеркиваемого большинством инструкций периода Гражданской войны и современными исследователями. Полулегальный статус военной цензуры сохранялся и после опубликования первого положения о ней в конце 1918 г.: несмотря на установившуюся далее секретность военной цензуры как учреждения, некоторые циркуляры о ней продолжали публиковаться в ведомственных изданиях «смежников»-почтовиков. В частности, в 1920 г. опубликован циркуляр Наркомпочтеля № 336 от 08.06.1920 г. с предложением подтвердить «всем подведомственным учреждениям, чтобы всю корреспонденцию, подлежащую цензуре, не выдавать для просмотра никаким иным учреждениям, кроме Отделений Военной Цензуры, подчиненных Отделу Военной Цензуры Реввоенсовета Республики».[27] В следующем году Наркомпочтелем опубликована циркулярная телеграмма № 143 от 22.02.1921 г.: «Управлением военной цензуры дано распоряжение местным органам военной цензуры производить досмотр печатных произведений, сдаваемых в местные почтель учреждения по адресу за границу. Изложением сообщается для сведения и зависящих распоряжений по тем подведомственным вам учреждениям, где такая цензура будет установлена».[28] Далее – циркулярные телеграммы № 349 от 15.04.1921 г. («Предлагается с 10 апреля сего года все частные почтовые отправления, адресованные до востребования, на условных адресах, обозначенных цифрами, буквами и проч., отправлять на просмотр в местные органы военной цензуры. Выдаче подлежит корреспонденция до востребования с обозначением имени, отчества и фамилии адресатов, по удостоверениям личности»), № 393 от 15.04.1921 г. о возобновлении приема и пересылки корреспонденции в Грузинскую Советскую республику (с указанием «военно-цензурный досмотр производить на общих основаниях»), циркуляр № 445 от 25.04.1921 г. с дополнениями к телеграфным правилам относительно телеграмм в Латвию и Эстонию с указанием пунктов военной цензуры всех международных телеграмм (за границу – в местах подачи, из-за границы – в местах обмена, т.е. в Москве, Иркутске, Александровске и Архангельске).[29] Впрочем, в дальнейшем Наркомпочтель перестал столь явным образом выдавать секреты военной цензуры ВЧК (видимо, после согласования этого вопроса), хотя и издавал циркуляры, свидетельствующие о контроле (о недопустимых вложениях и т.д.). Такое отношение к военной цензуре существовало в почтовом ведомстве и ранее: еще в 1919 г. в деле Управления связи Красной Армии секретность военной цензуры называлась «секретом полишинеля», в этом же деле – пример неправильно заклеенного в чужой конверт цензором письма, автор которого анекдотичным образом, по-видимому, опасалась его задержания (после откровенного описания своего хорошего устройства на советской службе: «Боюсь писать много. Вдруг письмо не дойдет»)[30]. Но, видимо, почтовое ведомство преувеличивало всеобщую осведомленность о почтово-телеграфной цензуре, т.к. в том же деле переписки об отношении почты и цензуры отмечается всеобщее недовольство населения именно почтой из-за задержек и пропажи корреспонденции (хотя само УСКА считало главным в этом виновником военную цензуру). Поэтому проведение ОВЦ в жизнь секретности военной цензуры можно оценить как довольно успешное – по этому критерию она быстро приобрела черты перлюстрации, несмотря на имевшиеся у нее признаки легального статуса в виде спорадически издаваемых циркуляров.

В целом же по вынесенному в заголовок данного сообщения вопросу следует оценить период пребывания почтово-телеграфной военной цензуры в военном ведомстве как период стремления ОВЦ превратить ее в перлюстрацию де-факто (по критерию скрытности просмотра), а период после передачи ее в ВЧК – как период превращения ее в перлюстрацию де-юре (если можно так выразиться – речь-то как раз о контроле в нарушение нормы закона о выемке), что случилось весной 1921 г. после издания декрета от 10.02.1921 г.

Опубл.: История книги и цензуры в России. Третьи Блюмовские чтения: материалы III междунар. науч. конф., посвящ. памяти А.В. Блюма, 27–28 мая 2014 г. / науч. ред. М.В.Зеленов. – СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2015. С.1 84-192.

• Размещено: 22.11.2016
• Автор: Батулин П.В.
• Размер: 27.92 Kb
• © Батулин П.В.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции