Глава II. Главлит и его структура

6 июня 1922 г., после пяти лет ведомственной неразберихи и претензий различных ведомств на монопольное руководство печатью, при Наркомпросе РСФСР, “в целях объединения всех видов цензуры”, создано Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит РСФСР). На рубеже 20-30-х годов это ведомство подвергается решительной “перестройке” (термин в России – вечный), что вполне укладывалось в рамки совершенной тогда “второй революции” (или “контрреволюции”, как считать: историки применяют разные термины). Политические процессы конца 20-х годов – “Шахтинское дело”, процессы “Промпартии”, “Крестьянской партии”, затем – “Академическое дело” и т.д. – все это отозвалось на всех сторонах жизни, на небывалом ужесточении контроля над чистотой идеологией, блюсти которую призвана была, в частности, система цензурных учреждений.

Десятки, если не сотни циркуляров, распоряжений, “указаний”, появившихся в 1929-31 гг. требуют от органов Главлита усилить бдительность, “Мы в новых условиях имеем новые формы классовой борьбы, – говорилось в одном из них, – классовый враг проникает в типографии, редакции журналов и газет, и там, всячески маскируясь,часто протаскивает на страницы печати враждебные взгляды и установки”. В другом подчеркивалось, что в “переживаемый период обострения классовой борьбы, усиления интервенционистских тенденций буржуазии, как извне, так и через внутреннюю агентуру (процесс Промпартии), работа контролирующих печать органов приобретает особое значение”[1].

Суть нового подхода сформулировал в январе 1931 г. П.И. Лебедев-Полянский, организатор Главлита, руководивший им 10 лет (1922-1931). В установочном докладе “О политико-идеологическом контроле над литературой в период реконструкции” на секретном “Совещании заведующих республиканскими Главлитами и облкрайлитами” он говорил: “Если раньше мы сосредотачивали внимание на враждебных нам элементах, которые находились вне наших рядов, то теперь, в период развернутого наступления социализма, нам придется уделять очень много внимания тем политическим линиям и той идеологической позиции, которые развертываются в наших рядах. Нам приходится цензуровать самих себя. Таким образом, будет двойной контроль”. В этих условиях недостаточно, как это было ранее, искать голой контрреволюции”; нужна “позитивная” работа, необходимо “очень внимательно смотреть и следить за теми направлениями, колебаниями и уклонами, которые существуют в нашей печати. Надо понять, что генеральную линию партии мы должны рассматривать не только в области чистой политики, чистой экономики, но распространить на все области практической деятельности, на все области нашей идеологии,- и на социологию, и на историю, и на философию, и на медицину, и на сельское хозяйство, и на художественную литературу, и на детскую литературу. Словом, на все области нашей деятельности, на все виды изданий”[2].

Если говорить о чисто бюрократической стороне дела, в частности, смене ведомственной подчиненности, то история Главлита и его органов за эти четверть века насчитывает ряд периодов. Первый приходится на 1929-1933 гг. Главлит формально, как и прежде, с момента своего основания в 1922-м, входил в структуру народного комиссариата просвещения. Особого значения это, впрочем не имело, поскольку во главе его в 1929 г. был поставлен испытанный агитпроповец А.С.Бубнов, сменивший несколько прекраснодушного и более не соответствующего “требованиям момента” А.В.Луначарского. Весьма примечательно, если говорить о дореволюционном времени, что цензура, подчинявшаяся до 1865 г. такому же министерству, приобретала порой крайне грубые и жестокие формы (как, например, в эпоху Николая 1), и, напротив, переподчинение ее с этого времени министерству внутренних дел привела к постепенной либерализации цензурной практики, закончившейся в начале ХХ века полной отменой института превентивного контроля. Тем не менее, “в связи с перестройкой издательского дела и в целях улучшения постановки контроля за литературой, радиовещанием, лекциями, выставками и т.п.”, в мае 1930 г. вышло постановление Совнаркома “О реорганизации Главного управления по делам литературы и издательств (Главлита)” В нем подтверждалось исключительное право Главлита на контроль за всеми видами изданий и средств массовой информации.

Не раз возникала идея создания всесоюзного Главлита, непосредственно подчиняющегося Совнаркому. Отчитываясь перед Политбюро о совей работе, новый начальник Главлита, Б.М.Волин, настаивал на решительной реорганизации, поскольку “дальнейшее существование нашей цензуры на местах в системе ОНО (Отделов народного образования) становится невозможным”, а отсутствие союзного органа приводит к тому, что в союзных республиках цензура становится “беспризорной и качественно крайне неудовлетворительной”. ” А ведь наши республики, приводит он дополнительный аргумент, – пограничные, что не может не вызвать тревогу за характер нашей печати в смысле разглашения гостайн и проявления нацдемократических тенденций”[3].

В состав Главлита первоначально входил Главрепертком (Комитет по контролю за зрелищами и репертуаром), созданный 9 февраля 1923 г. Согласно постановлению Совнаркома, с этой поры “ни одно произведение не может быть допущено к публичному исполнению без разрешения Главреперткома при Главлите или его местных органов (обллитов и гублитов)”. Помимо драматического репертуара, Главрепертком с течением времени стал контролировать любые публичные зрелища и выступления, начиная с лекций, докладов и заканчивая эстрадными и даже музыкально-танцевальными вечерами. В конце 20-начале 30-х годов им был подготовлен трехтомный”Репертуарный указатель”, регламентирующий исполнение пьес и других произведений в зависимости от “подготовки аудитории”. В первый том вошел музыкальный репертуар, во второй – драматический, в третий – кинематографический. Это был последний случай открытой публикации цензурных материалов. В дальнейшем все они непременно засекречивались и рассылались с грифом “секретно” по всем подчинявшимся Главлиту инстанциям.

В 1934 г. репертком был отделен от Главлита и выделен в самостоятельное управление (ГУРК), руководимое непосредственно Наркомпросом. В его ведении находился политико-идеологический надзор за всеми видами репертуара, включая музыку, кино, театр и т.д. Желающих “порулить” искусством всегда было более чем достаточно. На это жаловался нарком Луначарский в статье 1924 г. “Не пора ли организовать Главискусство”, в которой писал о “множестве всяких органов, вернее органчиков”, претендующих на роль руководителей[4].

Между созданным в 1929 г. Главискусством и Главреперткомом проведена демаркационная линия, хотя и чрезвычайно зыбкая и постоянно нарушавшаяся. По распоряжению Наркомпроса от 26 февраля 1929 г. “О разграничении функций между Главреперткомом и Главискусством”, на первый возлагался “политический контроль за репертуаром зрелищных предприятий”. Отныне он не должен был вмешиваться “в ту или иную трактовку или стиль публичного исполнения (постановки) произведения”[5], но на практике Репертком вторгался и в эту сферу. В 1936-1938 гг., Главискусство (Главное управление по делам искусств), в пору руководства П.М.Керженцева, превратившего его в настоящий цензурно-административный монстр, подмял под себя не только Главрепертком, но и покусился прерогативы и компетенцию Агитпропа, что, разумеется, привело к снятию старого большевика с этого поста[6].

Затем, в послевоенные годы, надзор за репертуаром осуществлялся Комитетом по делам искусств. Главлиту запрещалось принимать произведения непосредственно от авторов и исполнителей без письменного заключения Комитета, подтверждающего, что у него нет претензий к их “идейно-художественной ценности”. Окончательное решение принималось органами цензуры, рассматривающих произведение с точки зрения соблюдения в них государственной и военной тайны. Однако в инструкциях цензорам эта “тайна” понималась, как всегда, чрезвычайно расширительно и трактовалась по своему разумению: предписывалось не допускать к исполнению “политически вредных, идеологически чуждых”, безыдейных, халтурных, искажающих советскую действительность произведений”[7].

Между Комитетом по делам искусств и Главлитом годами тя­нулась тяжба: каждое ведомство претендовало на единственное и монопольное право наблюдения за репертуаром. Над ними, естественно, стояли партийные идеологические органы, которые и решали в конечно счете судьбу произведений. Ими же осу­ществлялся предварительный контроль всей кинематографической продукции, телевизионных и радиопередач. В отличие от надзо­ра за  печатной продукцией,  который целиком находилась в ведении Главлита, в этой сфере царили ведомственная неразбе­риха и даже своего рода соперничество.

В сентябре 1930-х годов особым постановлением Политбюро предписывалось “…освободить центральный аппарат Главлита от всяких оперативных работ по предварительному просмотру печатного материала, как с точки зрения политико-идеологической, так и с военно- экономической”. На Главлит РСФСР – “союзного” не было, “на равных” существовали республиканские Главлиты, но все указания поступали, естественно, от “первого” среди равных, – возложено было с этого времени лишь общее руководство всеми видами политико-идеологического, военного и экономического контроля, инспектирование всех органов цензуры, издание правил распоряжений и инструкций, выработка перечня сведений, являющихся государственной тайной и не подлежащих опубликованию или оглашению, составление списков книг, подлежащих изъятию, и т.д. Только он мог выдать разрешение на открытие отдельных издательств, учреждение новых журналов и газет. Осуществлял он также и последующий контроль за вышедшей с разрешения местных органов печатной продукцией, привлекая к “ответственности лиц, нарушивших требования Главлита и его органов в области всех видов контроля”[8].

Надо сказать, заведующие многими издательствами крайне неохотно соглашались брать на себя чисто цензурные функции, ссылаясь на то, что времени у них для этого нет. Лебедев-Полянский в 1930 г. жалуется в ЦК, что одних приходится “уговаривать”. Другие создают в своих издательствах “самодовлеющие политредакторские аппараты с особым многочисленным штатом” – вместо того, чтобы “воспитывать всех своих редакторов “в таком направлении, чтобы в конце концов быть способными принять на себя все функции, выполняемые Главлитом”[9].

Однако в конце 1933 г. была проведена очередная коренная реформа. Оргбюро ЦК – “в целях усиления охраны государственных тайн во всесоюзном масштабе”- предложило создать еще одну должность, а именно “уполномоченного СНК СССР по охране государственных тайн”, подчинив ему весь Главлит. Вызвана эта мера особой запиской зам. наркомвоенмора Тухачевского, отметившего неудовлетворительное состояние “охраны военных и государственных тайн в ряде национальных республик”, вызванное отсутствием единой организацией руководства” в этой области[10]. В соответствии с постановлением были реорганизованы республиканские главлиты, скопировавшие основные положения “центрального”.Постановление “Об усилении охраны военных тайн”, вышедшее за подписью заместителя председателя СНК В.В.Куйбышева, предписывало “…создать институт Уполномоченного СНК ССР по охране военных тайн в печати “; им был назначен начальник Главлита, старый испытанный большевик Б.М.Волин. Группу Главлита по военной цензуре приказано был выделить в самостоятельный отдел, подчинив его непосредственно уполномоченному СНК СССР, а …”весь личный состав отделов по охране военных тайн считать состоящими на действительной военной службе”[11]. Эта реформа – еще одно подтверждение тезиса о всеобщей военизации страны в 30-е годы, небывалой концентрации усилий власти по контролю за единомыслием. Нагнетание атмосферы всеобщего страха, а он может существовать только в условиях тотальной секретности, – должно было стать главной задачей цензуры. Смена вывески не означала, однако, что Главлит перестал существовать: все его органы и инстанции подчинялись теперь уполномоченному СНК. В силу этого, по-видимому, еще через два года внесено было уточнение: с ноября 1933 г. до начала войны ведомство стало называться Управлением Уполномоченного СНК ССР по охране военных тайн в печати и начальника Главлита.

В то же самое время царила, как всегда, ведомственная неразбериха. По крайней мере, в январе 1936 г. Оргбюро докладывает Сталину о том. что ” в делах Главлита много беспорядка”, “неправильно, что Главлит является частью Наркомпроса и проводит цензуру только по РСФСР, тогда как при СНК СССР есть уполномоченный по охране военных тайн в печати, осуществляющий цензуру по всему СССР”. Тогда же Оргбюро приняло решение о выделении Главлита и его органов из состава Наркомпроса, подчинив цензуру напрямую Совнаркому[12]. В 1938 г. разрабатывалось положение о Главном управлении цензуры при Совнаркоме СССР, которое “..в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя” (ст.125 Конституции СССР) осуществляет предварительный и последующий политико-идеологический контроль и охрану государственных тайн во всех предназначенных к опубликованию и распространению произведениях печати и искусства, а также радиовещании, зрелищах, выставках и лекциях на территории Союза ССР”[13]. Однако, судя по всему (в документах оно не фигурирует) новое наименование верховного цензора – начальник Главного управления цензуры при СНК Союза ССР – так и не было введено. Сохранилось прежнее – Уполномоченный СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальник Главлита. Власть избегала упоминать о существовании цензуры в СССР, пользуясь различного рода эвфемизмами. По-видимому решено было не акцентировать внимание на существовании цензуры в СССР, тем более, что “сталинская Конституция” 1936 г. “гарантировала трудящимся” полную свободу слова и печати. Вообще любые попытки ввести цензурный контроль в более или менее законные рамки, тем более, обнародовать их, неизменно пресекались в самом начале. Ничем закончилась попытка издания закона о печати  в декабре 1922 г., когда, в ходе обсуждения деятельности незадолго до того организованного Главлита, Секретариат ЦК поручил Совнаркому разработать такой закон, для каковой цели создана была особая комиссия[14].

В конце 30-х годов возвращаются к прежнему наименованию – начальник Главлита (иногда все-таки он подписывает документы как Уполномоченный при СНК по охране военных и государственных тайн в печати). По-новому расшифровывается в послевоенное время и сама аббревиатура “Главлит” (Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати” – в отличие от прежнего – “Главное управление по делам литературы и издательств”; позднее, в 1966 г,слово “военных” исчезает). В годы войны учреждена должность Главного военного цензора, которому подчинялись все структуры Главлита, а самое учреждение переводится на военное положение. В послевоенное время вернулись к указанному выше названию и расшифровке. В течение примерно полугода (с 15 марта по 8 октября 1953 г.) Главлит пребывал в составе МВД СССР – по некоторым предположениям, в связи с попыткой Берии после смерти Сталина сконцентрировать в составе своего ведомства всю полноту власти. В качестве Главлита СССР, подчинявшегося непосредственно Совету Министров, он был окончательно оформлен только в 1966 г.

***

В директивных документах, положениях и инструкциях не раз пересматриваются и уточняются задачи Главлита и его органов. В принципе они повторяют сформулированную еще в 1922 г., при его создании, редакцию: “Главлит воспрещает издание и распространение произведений: а) содержащих агитацию против Советской власти; б) разглашающих военные тайны республики; в) возбуждающих общественное мнение; г) возбуждающих национальный и религиозный фанатизм; д) носящих порнографический характер”[15]. В редакции 1938 г. Главлиту предоставлялось “…право воспрещать издание, опубликование и распространение произведений печати и искусства, исполнение драматических, музыкальных и хореографических произведений, а также цирковых и эстрадных выступлений и кинофильмов, а) заключающих в себе сообщения, взгляды и идеи, направленные против социалистического строя СССР, против политики ВКП(б) и советской власти, и основ марксизма-ленинизма; б) разглашающих государственные тайны; в) возбуждающих и разжигающих националистический антагонизм и религиозный фанатизм”[16]. Обратим внимание на исчезновение пункта “д” – очевидно, в связи с его “неактуальностью” в советской печати – позднее, в года застоя, он снова появляется, а также предельно широко сформулированный пункт “а”, в котором на первое место выносится защита не столько государства, сколько идеологических основ общества и, конечно, партии.

Неоднократно менялась и “совершенствовалась” структура Главлита и подчинявшихся ему местных инстанций. В упомянутом положении 1938 г. предусмотрена организация 15 отделов в составе Главлита и подробнейшим образом расписаны их задачи и действия. Одни из них имели чисто функциональный характер: отдел по охране военных тайн (ему уделялось первостепенное внимание – он подчинялся непосредственно начальнику Главлита), отделы контроля за поступлением иностранной литературы, зрелищами и радиовещанием, предварительного и последующего контроля, отделы по изъятию запрещенных произведений печати и искусства, инспекторский, кадровый, секретный. Другие – отраслевой : отделы контроля за социально-политической литературой, художественной, научно-технической, сельскохозяйственной и т.д.

Согласно “Штатному расписанию центрального аппарата Главлита” за 1938 г., только в двух отделах его – предварительного и последующего контроля – работало 525 цензоров. При этом надо учесть, во-первых, что в это число не входили сотрудники администрации, хозяйственной и прочих частей, а во-вторых, что центральный аппарат уже был освобожден к этому времени от текущей непосредственной работы ( в столице ею занимался Мосгорлит), а осуществлял, собственно, уже сверхцензуру, контролируя работу самих цензоров всей страны. Вот лишь некоторые данные из этого расписания: “Предварительный контроль: Уполномоченных по радиосектору – 24, по газетному сектору – 42, по социально-политической литературе – 43, по сектору художественной литературы -26. Последующий контроль: Оперативный сектор- 14, спецсектор – 14, Главная инспекция – 12, Радиосектор -5, сектор контроля книготорговых организаций – 23, сектор художественной литературы – 8, социально-политической литературы – 13, технической литературы – 18, иностранной литературы – 58”. Кроме того, существовал “Оперативный отдел”, делившийся на секторы “уполномоченных по литературе национальностей СССР (8), иностранной литературе (45)” и т.д.[17].

Структура Главлита с течение времени менялась, но принцип оставался прежним: внутри функциональных отделов создавались отраслевые группы, в которых работали чиновники, имевшие нередко соответствующее специальное образование – техническое, естественнонаучное, сельскохозяйственное и т.д. По образу и подобию главного управления формировались структуры местных цензурных инстанций – республиканских главлитов, областных и краевых (облгорлитов). В зависимости от “объема контролируемой печатной продукции”, они в миниатюре повторяли структуру главного управления. Крупнейшие из них (республиканские и некоторые городские – московский и ленинградский, например) состояли из упомянутых выше функциональных отделов и отраслевых групп, другие, помельче, ограничивались тем, что каждый участок работы обеспечивался одним цензором. Укреплен был состав “низового звена” – так называемых райлитов. Ранее, в 20-е годы, обычно должность районного уполномоченного выполнял в “порядке совместительства” редактор районной газеты или инструктор райкома партии по идеологии. С 30-х годов уже существовала должность освобожденного уполномоченного (см. далее главу “Кадры решают всё”).

Штаты самого центрального аппарата Главлита РСФСР в 1930 г. несколько сократились – в связи с тем, что оперативную работу стали вести называемые “уполномоченные” при каждом сколько-нибудь крупном издательстве, редакциях журналов, газет, радиокомитетов, которые “назначаются и смещаются Главлитом и содержатся за счет предприятий, учреждений, при которых они состоят” (последнее выглядело особенно пикантным).. На первых порах ими назначались сами заведующие издательствами, которые “… обязаны иметь одного заместителя, занятого исключительно вопросами политконтроля и фактически руководящего всей группой политредакторов издательства. Политредакторы издательства отвечают перед советским судом и соответствующими партийными контрольными органами за пропуск в печать антисоветских изданий или материалов, искажающих советскую действительность”. Но одновременно к издательствам приставлены были “спецуполномоченные” Главлита, получающие от него директивы, касающиеся охраны государственных тайн[18]. Политредакторы не только осуществляли политико-идеологическую постредактуру текстов, но и должны были постоянно информировать свое начальство о настроениях редакторов, о всех их просчетах, которые нередко приравнивались к “враждебным классовым вылазкам”. Согласно “совершенно секретному” циркуляру Главлита 1933 г., политредакторы обязаны были доставлять “не реже одного раза в 10-дневку сообщения о материалах, просмотренных предварительным контролем”, а в конце каждого месяца представлять “..обзор просмотренных произведений с приложением наиболее важных запрещений или сводок купюр и поправок”. Политредакторы превращались в соглядатаев, “комиссарах” при беспартийных (тогда, в силу отсутствия подготовленных кадров, редакторам еще дозволялось быть таковыми) “спецах”. Тем же циркуляром предписывалось:”В случае запрещения Вами той или иной рукописи или внесения серьезных исправлений, свидетельствующих о низком качестве работы редактуры, необходимо препровождать этот материал в Главлит, прилагая отзыв соответствующего редактора издательства и политредактора, просматривавшего данную книгу. Необходимо также систематически сообщать Главлиту о настроениях писателей, их отношении к литературным и общественным фактам по Вашим наблюдениям и материалам, становящимся Вам известными”[19].