Дианов С.А. Организационное строительство местных органов Главлита на Урале

Первые попытки советской политической элиты установить жесткий контроль над всей печатной продукцией на территории России нашли свое выражение в «Декрете о печати», принятом Совнаркомом 27 октября 1917 г. Этот документ был опубликован 28 октября 1917 г. в «Газете Временного рабочего и крестьянского правительства», «Известиях» и «Правде». Декрет содержал нормы, в соответствии с которыми «имущим классам» запрещалось использовать прессу в контрреволюционных целях. Публикация статей антибольшевистской направленности квалифицировались как уголовно-наказуемые деяния. Первоначально закрытию подлежали «органы прессы: 1) призывающие к открытому сопротивлению и неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т.е. уголовно наказуемого характера» (1). Спустя некоторое время этот декрет послужил основой правительственной акции к повсеместному закрытию буржуазных средств массовой информации. Так с октября 1917 г. по июнь 1918 г. были закрыты или прекратили свое существование по другим причинам более 470 оппозиционных газет (2). Во многом этому способствовала деятельность Революционного трибунала печати, созданного декретом СНК от 28 января 1918 г. Так рождалась советская цензура.

В годы Гражданской войны политический контроль над периодической печатью, литературой и зрелищными мероприятиями осуществлялся несколькими ведомствами. 23 декабря 1918 г. вышло в свет «Положение о военной цензуре», согласно которому функции военной цензуры сосредотачивались в руках Военно-цензурного отделения (ВЦО) при Реввоенсовете РСФСР. В августе 1920 г. аппарат военных цензоров был передан в Особый отдел ВЧК. Вопрос о принципах и результатах деятельности органов военной цензуры на территории России можно считать в отечественной историографии сравнительно разработанным (3).

В числе других институтов цензурной политики следует назвать Государственное издательство – ГИЗ РСФСР, которое было создано постановлением ВЦИК 20 мая 1919 г. Появление этого органа преследовало цель установления жесткой монополии в книжном деле, контроля за всей выходящей в стране печатной продукцией. В руках ГИЗа находились мощные средства давления на неугодные режиму издательства. Оно также монопольно распоряжалось всеми запасами бумаги, утверждало и регистрировало издательства, имело полномочия закрыть уже действующие издательства, просматривало и утверждало программы издательской деятельности и т.д. Так, А.В. Блюм рассматривает ГИЗ как первый инструмент тотальной превентивной цензуры (4).

С конца 1920 г. структурное подразделение Наркомпроса РСФСР – Главполитпросвет (Политико-просветительный отдел), возглавляемый Н.К. Крупской, стал осуществлять функции цензуры в отношении «библиотечного дела». С этого времени начались чистки книжного фонда РСФСР от «контрреволюционной» и иной «враждебной» советскому строю литературы. Фонды библиотек в основном пополнялись произведениями советских вождей. Так, например,  1919-1920 гг. в библиотеки Пермского края поступали работы Л.Д. Троцкого («Труд, дисциплина, порядок», «Слово русским рабочим и крестьянам» и др.), Г.Е. Зиновьева («Чего хотят социал-демократы большевики?», «Рабочая партия и профессиональные союзы», «Контрреволюция и задача рабочих», «Из истории нашей партии» и др.), Н.И. Бухарина («Программа большевиков»), К. Радека («Карл Либкнехт», «Речи агитатора на беспартийном собрании») (5). В пермских библиотеках в этот период времени пока еще доступными читателю были произведения К. Каутского («Возникновение рабочего класса и образование цехов», «Карл Маркс», «Идеи марксизма» и др.), В.Г. Короленко («Падение царской власти»), а также «Черная сотня» Преображенского и «Анархия и Анархисты» Ивановича (6).

В конечном итоге ни одно из этих ведомств не стало главным цензурным. Отсутствовала четкая законодательная основа, ведомства нередко дублировали друг друга, их деятельность была плохо координированной. Руководство ГИЗа, в частности, выражало недовольство тем, что наряду с ним цензурой занимались советские, партийные и военные органы. Так, 8 мая 1922 г. руководитель ГИЗа Н.Л. Мещеряков писал наркому просвещения А.В. Луначарскому: «Положение стало решительно нестерпимым для всех. Благодаря необъединенности цензуры имеется двойной аппарат, доходящий до 2,5 тысячи человек. Его нужно скорее сократить» (7).

Новый этап политического развития страны привел к эволюции организационной структуры органов цензуры. В условиях расширения товарно-рыночных отношений и упорядочения законодательной системы возникла необходимость создания единого универсального цензурного органа, подконтрольного партийным комитетам РКП (б). Напомним также, что формирующаяся политическая система 1920-х гг. представляла собой жестко централизованную иерархию партийных комитетов. Подобным образом выстраивались и структуры советских, профсоюзных и карательных органов. Они копировали иерархию партийных комитетов и находились под их непосредственным надзором. Объединение цензуры в единое централизованное ведомство было призвано способствовать дальнейшему оформлению партии в институт власти и практической реализации задач политического контроля в области культуры.

Декретом СНК СССР от 6 июня 1922 г. было учреждено Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) при Наркомпросе РСФСР. Основным документом, регламентирующим работу нового цензурного органа, стало «Положение о Главном Управлении по делам литературы и издательства». «Положение» не было секретным документом, впервые оно было опубликовано в «Известиях ВЦИК» от 23 июня 1922 г. В первом пункте «Положения…» говорилось о том, что Главлит создан «в целях объединения всех видов цензуры». Во втором оговаривались такие направления его деятельности, как «предварительный просмотр всех предназначенных к печати произведений»; «составление списков» запрещенной литературы; «выдача разрешений на издание». В третьем пункте приводился список тем, запрещенных к публикации: критика советской власти и ее органов, разглашение военных тайн, клевета, религиозный и национальный фанатизм, порнография. Кроме того, Главлиту и его местным органам поручалась организация системы надзора за типографиями, борьба «с подпольными изданиями и их распространением», а также борьба с провозом из-за границы неразрешенной литературы. Таким образом, Главлит был призван осуществлять как охрану военных и государственных тайн, так и политический контроль над всем печатным делом страны. От политического контроля освобождались лишь «вся вообще партийная коммунистическая печать», издания Госиздата и Главполитпросвета, а также научные труды Академии наук СССР.

В плане организационной структуры Главлит состоял из центрального аппарата, во главе которого стояли заведующий – П.И. Лебедев-Полянский и два его помощника – представители ГПУ и РВСР. В крупных регионах создавались областные отделы – облиты, которые руководили работой цензурных органов в губерниях (гублиты). Гублиты курировали деятельность уездных цензурных органов (улиты, уездные цензоры). Несмотря на автономное состояние и четко выстроенную иерархию органов, Главлит являлся частью Наркомпроса СССР. Его местные отделы аналогично формально были подчинены отделам народного образования (облоно, губоно, окроно). Это обстоятельство нередко вносило коррективы в деятельность органов политической цензуры.

Декретом СНК от 9 февраля 1923 г. при Главлите был создан Комитет по контролю за репертуарами и зрелищами (Главрепертком). В функции Главреперткома входило:

«а) разрешение к постановке драматических, музыкальных и кинемато-графических произведений; б) составление и опубликование списков разрешенных и запрещенных к публичному исполнению произведений» (8).

Главрепертком до 1928 г. являлся подотделом Главлита. Структурно он состоял из управления и двух секций – театрально-музыкальной и киносекции. Руководство подотделом осуществлялось его председателем и двумя его помощниками. Как отмечает Г.А. Бондарева, последние являлись заведующими указанных секций (9). Без разрешения Главреперткома ни одно зрелищное произведение не могло быть допущено к публичному исполнению или демонстрированию в советском кинотеатре, театре, филармонии.

В августе 1925 г. Коллегия Наркомпроса передала Главлиту функцию контроля над теми печатными изданиями, которые до этого курировал Госиздат. С 1926 г. Главлит стал осуществлять цензуру изданий Академии наук СССР.  С этого же времени в орбиту контроля Главлита попало и радиовещание; была введена должность уполномоченного Главлита на радиостанциях и в редакциях. Некоторое время при Главлите функционировала и Коллегия по контролю граммофонного репертуара, сотрудники которой занимались изданием списков граммофонных пластинок, подлежащих изъятию как запрещенные. Таким образом, на протяжении 1920-х гг. шел процесс формирования централизованного цензурного ведомства, осуществлявшего политический контроль за любым проявлением творческой мысли в стране.

Процесс организационного строительства местных органов Главлита занял вторую половину 1922 – начало 1923 г. Не ранее октября 1922 г. оформился институт губернских и уездных цензоров на Европейском Севере РСФСР (10). 21 декабря 1922 г. Главлит направил в губернии первую форму ежемесячного информационного отчета для уездных цензоров (11). Примерно в это же время началось становление органов политической цензуры и на Урале.

30 декабря 1922 г. Екатеринбургский отдел народного образования разослал всем губернским учреждениям, издательствам и типографиям циркуляр № 8030, содержащий извещение об учреждении в структуре губернского ОНО отдела по делам литературы и издательства – Гублита (12). В пункте втором циркуляра говорилось, что с 1 января 1923 г. все цензурные функции от Политконтроля ГПУ, Госиздата переходят к гублиту. В пункте четвертом отмечалось, что в уездах Екатеринбургской губернии цензурные функции переходят к заведующим уездными отделами народного образования. Кроме того, циркуляр обязывал все без исключения издательства и типографии в двухнедельный срок пройти регистрацию в гублите, а также перед публикацией печатного произведения представлять не менее пяти его экземпляров на цензуру в гублит и улиты. Только после проставления визы цензора материал мог быть опубликован. Циркуляр провозглашал судебную ответственность лиц, виновных в нарушении предписанных норм. Обратим внимание на то, что данный циркуляр был подписан заведующим Екатеринбургским губОНО Зверевым, начальником Политконтроля ГПУ Клоповым, а также А. Ослоновским, должность которого формулировалась как «Завгублит».

Обнаруженный нами в государственном архиве Свердловской области первый отчет А. Ослоновского о проделанной его аппаратом работе за январь 1923 г. в Главлит позволяет обнаружить некоторые расхождения с текстом предыдущего документа (13). Во-первых, Ослоновский сообщил, что с 1 января 1923 г. было организовано и приступило к работе «Уральское Областное управление по делам Литературы и Издательства». Во-вторых, он отметил факт начала руководства Уральским обллитом Пермским, Челябинским и Тюменским гублитами, а также уездными литами. Наконец свою должность Ослоновский презентовал как «Заведующий Областным управлением Главлита на Урале». Просматривая отчеты А. Ослоновского в Главлит за февраль-апрель 1923 г., мы находим действительное подтверждение тому, что 1 января 1923 г. был учрежден не Гублит, а Обллит. Таким образом, можно с полной уверенностью  утверждать, что именно в указанный период времени на Урале появился единый центр советской цензуры, получивший аббревиатуру «Уралобллит».

Январский отчет А. Ослоновского насыщен большим количеством важной информации. Согласно документу на территории Уральского региона губернские отделы по делам литературы и издательств были образованы еще до возникновения Уралобллита. Так, первый гублит появился в Челябинске 1 ноября 1922 г., Тюменский гублит был учрежден 20 ноября 1922 г., а Пермский – 1 декабря 1922 г. (14). Штаты гублитов состояли всего из двух человек: губернского цензора и секретаря. «Инспекторов для поручений нет, но практика работы настоятельно выдвигает их иметь», – отмечал Ослоновский.

Штаты же самого Уралобллита включали четырех человек: заведующий –Ослоновский, политредактор – Наймушин, секретарь – Смирнов, машинистка – Сапожникова. Причем только три сотрудника Обллита получали денежное содержание из бюджета Екатеринбургского губОНО. Политредактор Наймушин являлся «представителем Политконтроля» в Облите и его содержание финансировалось за счет местного органа государственной безопасности.

Далее из отчета следует, что до 20 января 1923 г. Уралобллит фактически не имел сведений о первых результатах работы губернских цензоров. Для освещения положения дел в губерниях последние были вызваны в Обллит для «устного доклада». К концу января отчеты представили тюменский и челябинский губернские цензоры. Их работу А. Ослоновский оценил как удовлетворительную. К тому же пермский гублит проигнорировал требования Уралобллита. «Пермский гублит, несмотря на бумажные и телеграфные бомбардирования, не представил ни одного клочка бумаги с момента организации…», – писал в отчете Ослоновский.

Проблема организации органов Главлита в уездах занимала едва ли не ключевое место в отчетном докладе. Как отмечал руководитель Уралобллита, в уездных городах Уральского региона полномочия уездного цензора были возложены на заведующих УОНО «по совместительству». Ситуация в губерниях существенно отличалась. Например, в уездах Тюменской губернии местные заведующие ОНО получили полномочия цензоров от гублита еще 20 декабря 1922 г. В Челябинской губернии подобный процесс протекал с небольшим отставанием. В Екатеринбургской же губернии функции цензуры были переданы завОНО не ранее второй половины января 1923 г. Так, 17 января 1923 г. секретным циркуляром Обллита № 29/с полномочия уездного цензора были возложены на заведующего ОНО Ирбитского уезда А.Г. Арыкина (15). Кроме того, лишь в начале февраля 1923 г. уполномоченный ГПУ по Ирбитскому уезду предложил Арыкину в срочном порядке получить инструктивный материал по политической цензуре (16). «Связь Гублитов с уездными цензорами чрезвычайно слабая и не налажена, в виду отдаленности уездных центров от губернских городов», – отмечал Ослоновский. Заметим, что проблема «связи» низовых органов Главлита с вышестоящими инстанциями не потеряет актуальности и к концу 1920-х гг.

Неподдельный интерес вызывает в отчетном докладе раздел, где Ослоновский ставит перед Главлитом ряд «практических и принципиальных» вопросов:

1. О необходимости сосредоточить «предварительную» и «последующую» цензуру в одном органе Главлита посредством изъятия «последующей цензуры» из рук местного отдела Политконтроля ГПУ.

2. О необходимости изъятия полномочий по цензуре кинолент и зрелищных предприятий из ведения органов Политпросвета и передача их непосредственно органам Главлита.

3. О необходимости срочного разрешения вопроса об источниках финансирования, хозяйственного содержания органов уральской цензуры.

Последний вопрос был, очевидно, наиболее болезненным и здесь руководитель Уралобллита не стеснялся в выражениях. «На содержание Обллита за январь месяц переведено по три денежных единицы на сумму 26 р. 50 коп. выпуска 1923 г. – писал А. Ослоновский. – Спрашивается, какой аппарат можно содержать на 26 рублей и отсюда брать средства на хозяйственно-оперативные расходы по управленческому аппарату и гублитам области. Гублиты Уральской области бесперебойно телеграфируют, если не будут переведены кредиты на содержание и хозяйственные расходы, то они закроются» (17).

В качестве меры решения проблемы Уралобллит просил Главлит дать разрешение об оставлении денежных средств от полистного сбора, собираемого цензорами за просмотр печатной продукции, в кассе Обллита и направить с 1 февраля 1923 г. данные средства на содержание губернских и уездных цензоров, а также на хозяйственно-операционные расходы. Кстати, аналогичные предложения поступали в Уралобллит с мест. Так, 30 января 1923 г. Ирбитский уездный цензор Арыкин просил сообщить Уралобллит, из каких средств ему следует осуществлять расходы на изготовление штампа, печатание книг для регистрации выданных разрешений и т.д. (18). 4 марта 1923 г. Курганский уездный цензор Неупокоев просил выслать ему «обязательное постановление» о полистном сборе, указывая при этом на факт отсутствия денежных средств на печатные расходы и на ежемесячную пересылку в Уралобллит печатных произведений по 5 экземпляров (19).

 К сожалению, мы не располагаем ответом Главлита на подобные инициативы Уралобллита. Можем лишь утверждать, что только второй вопрос нашел понимание в главном цензурном ведомстве РСФСР. Как отмечает А.В. Блюм, на рубеже 1922-1923 гг. контроль за зрелищами действительно исполнялся политпросветами. На этой почве между Главлитом и Главполитпросветом возникла конфликтная ситуация, которая вскоре была разрешена в пользу Главлита. Выше мы уже отмечали, что 9 февраля был создан Главрепертком, которому отныне принадлежало право на разрешение к постановке всех драматических, музыкальных и кинематографических произведений (20). Вместе с тем надо иметь в виду, что борьба между Главполитпросветом и Главлитом за право цензуры зрелищ на этом не закончилась. В своем диссертационном исследовании Г.А. Бондарева убедительно доказывает факт продолжения конфликта вплоть до декабря 1926 г. Конкурентом Главреперткома являлся Художественный отдел при Главполитпросвете, возглавляемый бывшим руководителем Госиздата Н.Л. Мещеряковым. Последний настаивал на немедленном изъятии ГРК из структуры Главлита и включении его в состав Главполитпросвета. Победителем вышел все же Главлит и его неутомимый начальник П.И. Лебедев-Полянский. 7 декабря 1926 г. на заседании Коллегии Наркомпроса  была принята резолюция, которая гласила:

«1) Считать, что ГРК должен контролировать не только текст, но и сценическое оформление как в отношение театра, так и кино.

  3) Художественный Совет по делам кино упразднить» (21).

Вопрос об изъятии «последующей цензуры» из рук Политконтроля ГПУ перед Главлитом очевидно А. Ослоновским более не поднимался. Косвенное подтверждение этому мы находим в тексте циркуляра Уралобллита № 129 от 24 февраля 1923 г. Кроме подписи А. Ослоновского на циркуляре стояла подпись  начальника отдела Политконтроля при Екатеринбургском губотделе ГПУ Клопова. В циркуляре Уралобллит констатировал факт того, что «некоторые» уездные цензоры на местах требовали передачи всех функций цензуры от уполномоченных ГПУ «в свое ведение». После чего Обллиту пришлось разъяснять своим местным органам, что их полномочия не должны выходить за рамки предварительной цензуры. «В дополнение по всем циркулярным распоряжениям Обл-Лита и Декрета СНК от 6 Июня 1922 г. Областное Управление Главлита на Урале сообщает, что Уездный Цензор осуществляет только лишь предварительную цензуру, которая состоит в предварительном разрешении того или иного материала и напечатанию с точки зрения политической, военной, литературной и идеологической, последующая же цензура – т.е. сличение гранок с разрешенным подлинником, надзор и контроль осуществляется Политконтролем ГПУ», – говорилось в циркуляре. «Уездные цензоры… – продолжал А. Ослоновский, – не в состоянии вести и последующую цензуру, так как для этого нужно специальный аппарат, да и положениями… это не предусмотрено» (22).

Не прошла инициатива руководства Уралобллита и об оставлении денежных средств от полистного сбора на нужды цензуры. Уже 4 февраля 1923 г. в ответе на запрос Ирбитского уездного цензора тот же А. Ослоновский и заведующий Екатеринбургским губОНО Зиновьев рекомендовали А.Г. Арыкину на хозяйственно-оперативные нужды брать средства «из хозяйственных сумм уездного ОНО, по смете Уисполкома», т. е. из бюджета местного ОНО (23). В циркуляре же № 134 от 4 апреля 1924 г. Уралобллит еще раз подтвердил свои намерения. В качестве единственного источника финансирования местной цензуры объявлялся бюджет окрОНО, доходы же от полистного сбора объявлялись неприкосновенными, их адресатом оставался госбюджет. «Никаких отдельных кредитов на Окрлит не отпускается и отпускаться областью не будет, а также содержание технического работника выплачиваемое из сумм полистного сбора быть не может», – подчеркивалось в циркуляре (24).

Несколько слов следует сказать о так называемом полистном и других сборах, взимаемых органами цензуры с советских учреждений. За просмотр печатного материала цензорами собирался так называемый «полистный сбор». Его размер был определен в специальном циркуляре Главлита № 1116 от 19 декабря 1922 г. – один рубль золотом с каждого печатного листа, т. е. 40 000 типографских знаков (25). От полистного сбора были освобождены издания Коминтерна ЦК и РКП (б), вообще вся партийная печать, а также издания Госиздата и Главполитпросвета, Известия ВЦИК и научные труды Академии наук РСФСР. До весны 1924 г. полистный сбор с типографий и издательств взимался лично уездным цензором, окрлитом. Так, за апрель месяц 1923 г. только по Екатеринбургской губернии общая сумма полистного сбора, собранная цензорами, составила 4 341 руб. (26). Однако данная практика не принесла ожидаемых результатов и обязанность сбора была возложена на местный окружной финансовый отдел. За цензором сохранялась обязанность выписывать клиенту квитанцию на оплату, после чего он вносил указанную сумму денег непосредственно в расходную кассу финансового отдела (27). Размеры ставок полистного и других цензурных сборов часто менялись, их утверждение проходило специальным постановлением СНК РСФСР. Так, в постановлении от 8 апреля 1924 г. «О сборах по Главлиту Народного Комиссариата Просвещения» ставки сборов выглядели следующим образом:

«I. На право напечатания и распространения.

а) с рукописи по 1 рубл. 50 зол. рубл. с печатного листа / 40 000 букв, считая не полный лист за полный.

б) с отдельно издаваемых рисунков, карт и вообще всяких изображений по 0,10 з.р. с рисунка или изображения.

в) с плакатов, афиш и листовок по 0,50 з.р.

2. За право постановки и публичного исполнения.

а) с драматических, музыкальных произведений /драмы, комедии, оперы и т.д./ по 3 з.р. с акта /действия/.

б) с произведений эстрадного характера /пьесы-миниатюры/, романсы, песенки, куплеты по 1 рубл. зол. с каждого произведения.

3. На право демонстрирования.

а) с кино-картины по 3 зол. рубл. с каждых 100 метров картины.

б) с диапозитивов для проэкционных фонарей по 0,10 зол. рубл. с основного негатива.

в) с картин, скульптур и вообще всяких художественных произведений, изображений, выставляемых на выставках и салонах для публичного обозрения по 0,10 зол. рубл. с экземпляра…» (28).

Данный документ позволяет убедиться, что кроме полистного сбора цензоры Главлита собирали так называемые репертуарные сборы. Денежная реформа 1924 г. внесла изменения в обозначенные выше ставки. 16 февраля 1925 г. в новом постановлении СНК РСФСР можно обнаружить другие цифры. Так, за право постановки и публичного исполнения драматических, музыкальных произведений брали уже 2 руб. с акта, а за право демонстрирования кинокартины только по 1 руб. Пункт третий был дополнен подпунктом «г», где содержалось требование осуществления сбора за право исполнения «граммопластинок» в размере 10 коп. с каждого экземпляра пластинки (29).

Кроме полистного и репертуарного цензоры собирали гербовый и вершковый сборы. Гербовый сбор собирался с граждан и учреждений, чьи материалы прошли цензуру и были предназначены к опубликованию. Гербовый сбор также уплачивался за подачу гражданами в органы Главлита заявлений, ходатайств. Его размер также часто менялся. В этой связи интерес представляет «Служебная записка Уралобллита Ирбитскому уездному цензору» от 22 августа 1923 г. В ней А. Ослоновский предложил цензору Арыкину собирать гербовый сбор по 30 руб. с заявлений, мотивируя это тем, что Наркомфин РСФСР повысил ставки. «О повышении гербового сбора руководствуйтесь каждый раз распоряжением Наркомфина», – писал А. Ослоновский (30). Позднее, 22 мая 1924 г., Уралобллит направит цензорам рекомендации следующего порядка: «3. На материал, предназначенный к печати и подлежащий оплате гербовым сбором, заказчик обязан наклеивать гербовую марку, которая поступает с оригиналом в типографию и там хранится» (31). В этих же рекомендациях отдельным пунктом было прописано, что полистный сбор принимается «особо, не зависимо от гербового сбора». Важно обратить внимание на следующее обстоятельство: полистный сбор был отменен на территории Уральской области 24 июня 1927 г. специальным циркулярным распоряжением Обллита (32). Гербовый же сбор продолжал цензорами взиматься согласно прежним инструкциям Главлита. Новая же инструкция «О взимании гербового сбора в Главлите и его местных органах» была утверждена Главлитом 2 марта 1928 г. (33).

Наконец вершковый сбор собирался со всех плакатов, афиш, объявлений, которые расклеивались их издателями в рекламных целях на улицах, площадях населенных пунктов. Порядок его уплаты был регламентирован «Правилами по взиманию местного налога», утвержденными НКФ и НКВД 10 февраля 1923 г. (34). «Правила» предусматривали взимание этого сбора в размере 20 копеек за квадратный вершок плаката или афиши с каждой полной или неполной тысячи экземпляров. Примечательна позиция самого Уралобллита на предмет взимания вершкового сбора уездными цензорами. Так, 18 мая 1923 г., А. Ослоновский в очередном обращении к Ирбитскому цензору Арыкину разъяснял последнему, что процедура взимания вершкового сбора со всякого рода афиш, плакатов и т.д. не является обязательным делом органов цензуры.  «Это дело других органов, а потому если взимание такового Вас затрудняет, то Вы можете отказаться», – говорил руководитель Уралобллита (35). Вместе с тем мы находим документальное подтверждение того, что А.Г. Арыкин продолжал собирать вершковый сбор. 20 октября 1923 г. финансовый отдел Ирбитского уисполкома направил цензору Арыкину извещение об изменении ставки вершкового сбора. А 29 декабря 1923 г. все тот же финансовый отдел просил Арыкина не взыскивать вершковый сбор со спектакля, поставленного усилиями учащихся «опытной школы» г. Ирбита (36).

Обозначенные выше виды цензовых сборов именовались в отчетах уральских цензоров как «госдоходы». Важно отметить, что начиная с конца января 1925 г. Уралобллит требовал от окружных ОНО составлять ежемесячные отчеты о поступлении «госдоходов» от цензорской деятельности и высылать их по утвержденной форме не позднее 5 числа следующего за отчетным месяца (37).

Вернемся к деятельности Уралобллита по налаживанию цензурного дела в регионе. В первый же месяц своей работы Обллит на основании циркуляров Главлита, выработал значительное количество инструктивного материала. Архивные документы показывают, что примерно в это же время были разработаны основные формы отчетности о результатах деятельности уездных цензоров: анкета для периодических изданий,  форма журнала для регистрации печатного материала, разрешенного уездным цензором, форма ежемесячного отчета уездного цензора о результатах просмотра печатного материала, информационная форма отчетности цензора гублита, форма отчета цензора гублита о запрещенных к печатанию произведений, анкета для учета деятельности книгоиздательства и т.д. В конце же января 1923 г. Уралоблит разработал положение – «Техника работы по контролю печати», которое содержало формы самих разрешительных виз цензоров. Общий срок действия визы на право печатания составлял три месяца, после чего типография была обязана повторно предоставить данный материал в цензурный орган (38).

24 марта 1923 г. А. Ослоновский представил уполномоченному Наркомпроса на Урале Звереву «Проект плана Обллита по руководству гублитами». Ранее мы уже отмечали, что данный проект был разработан на основе специального постановления Секретариата Уралбюро ЦК РКП (б) от 6 марта 1923 г. (39). Впервые, кроме организационных моментов в проект была включена политическая составляющая. «Советская Республика находится в капиталистическом окружении, имея многочисленные группировки врагов», – говорилось в проекте. К врагам причислялись не только представители заграничной буржуазии и социал-демократические группировки, но и враги внутренние: дельцы-нэпманы и другие «бывшие». Под категорией «бывшие» понималась та часть советского общества, которая не принадлежала к рабоче-крестьянским массам. «Одним из могучих орудий наших врагов является печатное слово, которым они стараются идеологически воздействовать на рабоче-крестьянские массы в противовес нам», – отмечалось далее в проекте. Делался вывод, согласно которому цель деятельности Уралобллита заключалась в противодействии «насаждению» в народные массы «чуждой» антибольшевистской идеологии в науке, литературе и искусстве на территории Уральского региона. Обллит брал на себя обязательство всеми силами защищать коммунистическую идеологию от каких бы то ни было покушений.

В соответствии с указанной целью в проекте были обозначены три направления деятельности Уралобллита по руководству гублитами: идеологическое, информационно-инструкторское и контролирующее. Идеологическое направление предполагало:

§  разъяснение гублитам общеполитической ситуации в стране;

§  характеристику группировок русской эмиграции, методов их деятельности в печати;

§  ознакомление с политическими группировками внутри России «в связи с НЭП» и их идеологическом влиянии;

§  ознакомление с церковными группировками, их печатными изданиями;

§  разработка директив по контролю за оборотом кинолент и деятельностью издательств, типографий.

§  Информационно-инструкторское направление в работе обллита включало такие задачи:

§  своевременное информирование гублитов о принципах осуществления цензуры посредством рассылки материалов Главлита, циркуляров обллита;

§  оказание помощи гублитам в деле налаживания взаимоотношений с местными отделами ГПУ, а также с другими советскими органами власти;

§  инструктирование гублитов посредством «персональных» выездов членов аппарата Обллита на места.

Контрольная функция Уралобллита предполагала проведение следующего рода мероприятий:

§  регулярное «выслушивание» докладов гублитов о результатах цензурной работы в губернии;

§  проверка разрешенного гублитами печатного материала, направленного в местную печать;

§  проверка списков разрешенных кинолент и просмотр «сомнительных»;

§  организация проверки политической деятельности гублитов «через полномочное представительство ГПУ на Урале».

Последняя задача свидетельствует о том, что сами губернские цензоры были объектом политического контроля со стороны местных органов государственной безопасности. «Проверка» включала в себя не только выяснение прошлого цензора, но и негласное наблюдение за его политической «физиономией» в настоящем времени.

Осуществляя руководство гублитами, Уралобллит одновременно вел аналогичную работу с уездной цензурой. Так как связь гублитов с улитами весной 1923 г. продолжала оставаться слабой, обллит напрямую инструктировал уездных цензоров по направлениям их деятельности в уезде. Уже 14 апреля 1923 г. Уралоблит направил в адрес заведующих УОНО циркулярное распоряжение, в котором разъяснялось, что «цензорская работа, являющаяся средством противодействия влиянию чуждой пролетарскому классу идеологии, приняла особенно важное значение во времена НЭП, а потому кроме сосредоточения на ней внимания необходима строгая отчетность и своевременная информация» (40). Отмечая слабую цензурную работу большинства заведующих УОНО, Уралоблит предписывал последним «изжить» указанные недостатки и представлять отчеты в трех экземплярах не позднее 3 числа каждого месяца. В заключение Уралоблит предупреждал уездных цензоров, что в случае неисполнения обозначенных требований виновные будут в установленном порядке привлекаться к уголовной ответственности по статье 108 УК РСФСР. Данная статья квалифицировала такое преступление, как халатное отношение к службе, т. е. невнимательное, небрежное или явно недобросовестное отношение к возложенным по службе обязанностям. Санкция статьи предусматривала наказание до 1 года лишения свободы (41).

Большое место в деятельности Уралобллита занимала информационно-инструкторская работа. На основании циркуляров Главлита небольшой аппарат обллита формировал списки разрешенной и запрещенной литературы, кинокартин, граммофонного и театрального репертуара, производя их рассылку в гублиты и улиты. Одним из первых подобных материалов стал список № 1 «Русских книг, прошедших через Главлит за время с 10 сентября по 1 декабря 1922 г., не разрешенных к ввозу в РСФСР» (42). В списке были перечислены авторы, названия их произведений, запрещенных к публикации, переизданию и обращению на территории России. Ознакомившись с этим списком, можно понять мотивы запрета «белой литературы» – произведений В.В. Шульгина («Дни», «1920»), П.Н. Милюкова («История второй революции»), А.И. Деникина («Очерки русской смуты»), П.Н. Краснова («От двуглавого орла к красному знамени») и др. Однако на одной доске с произведениями указанных идейных врагов советской власти стояли и книги представителей российской интеллигенции. Речь идет о работах Б. Яковенко («Очерки русской философии»), Л. Шестова («Достоевский и Ницше») и др. Запрещенными оказались и труды иностранных деятелей: Л. Мадлен, Г. Уэльса, Бернштейна и даже «Декамерон» Дж. Боккаччо.

Во второй половине февраля 1923 г. Уралобллит направил цензорам секретную инструкцию «Руководство по цензуре зрелищ» (43). В этом документе впервые были намечены направления цензуры зрелищ: «а) цензура государственных и частных театров, цирков, клубов и проч. зрелищ различного типа /профессиональных, самодеятельных, красноармейских, крестьянских, рабочих, постоянных передвижек, оперных, драматических и т.п./; б) цензура кинематографических снимков; в) цензура фотографических снимков, предназначенных для публичного обозрения; г) цензура художественных, сельскохозяйственных и пр. выставок…». Кроме того, инструктивный материал содержал перечень возможных произведений, запрещенных к публичному представлению. Наряду с «антисоветскими», «злобно карикатурными», «порнографическими» произведениями запрещалась постановка тех, которые могли «своей нехудожественностью» понизить культурный уровень рабоче-крестьянских масс.

8 июня 1923 г. Уралобллит выпустил списки кинофильмов, разрешенных и неразрешенных к показу в губернских кинотеатрах (44). Среди запрещенных оказались киноленты Госкинопроката («Вдова», «У врат славы») и Совзапкино («Пути измены», «Наступление тетки», «Клуб 13-ти»). Тогда же был утвержден временный список пьес, рекомендованных к постановке. В августе 1923 г. уральские цензоры получили секретный циркуляр Главреперткома, содержащий список народных песен, запрещенных к исполнению музыкальными коллективами: «Варяг», «Вечерний звон», «Шумел, горел пожар Московской», «Укажи мне такую обитель» и др. (45). Эти популярные в народе песни объявлялись «чуждыми» советской культуре. 20 сентября 1923 г. Уралобллит направил уездным цензорам список граммофонных пластинок, «подлежащих изъятию из продажи как запрещенных комиссией по контролю граммофонного репертуара» (46). Наконец, 21 сентября 1923 г. свет увидел циркуляр № 509 Уралобллита, где были обозначены принципы цензуры танцевальных номеров и танцев вообще (47).

В середине осени 1923 г. местные органы цензуры Урала были реорганизованы. Логично предположить, что данное мероприятие было связано с процессом районирования Урала. Формировалась новая административно-территориальная единица – Уральская область с центром в г. Екатеринбурге, уездное деление упразднялось, создавались округа.

29 октября 1923 г. Уралобллит в циркуляре № 529 впервые объявил о ликвидации гублитов и уездной цензуры. 8 декабря 1923 г. был издан секретный циркуляр № 609, содержащий принципы организационного строительства обновленной системы органов цензуры на местах (48). Сообщалось, что с 1 декабря 1923 г. исполнение цензорских обязанностей будет возложено на заведующих окружных отделов народного образования – зав. окрОНО. В крупных же городах, таких как Пермь, Тюмень и Челябинск, учреждалась должность уполномоченного Уралобллита – уполобллит. В срок до 1 января 1924 г. указанные работники были обязаны принять все дела и архив секретной переписки у бывших уездных цензоров. Добавим также, что подобная реорганизация коснулась не только Урала. В частности, как отмечает Н.Н. Клепиков, аналогичные процессы в начале 1924 г. имели место в Архангельской губернии (49).

В следующем циркуляре № 613 от 11 декабря 1923 г. Уралобллит отменил все действующие до реорганизации визы уездных цензоров. Вместо этих форм была утверждена виза «Окрлит №…» (50). Обратим внимание, что с этого момента окрлитами вплоть до начала 1930-х гг. будут именоваться руководящие работники окружных ОНО. Всего на территории Уральской области было сформировано 16 окрлитов.

Создание окрлитов способствовало упразднению промежуточного звена в системе органов уральской цензуры – гублитов, которые, несмотря на трудности, все же выполняли контролирующую функцию в отношении улитов. Так, уездные цензоры Челябинской губернии весь свой отчетный материал (анкеты, доклады и т.п.) направляли непосредственно в гублит (51). Отчитываясь перед Челябинским гублитом, улиты были вынуждены также отвечать на запросы и Уралобллита, получая от него инструктивный материал. Комфортнее себя чувствовали лишь цензоры Екатеринбургской губернии, отправляя отчеты напрямую в обллит. С января 1924 г. Уралобллит становился единственным адресатом для всех уральских цензоров.

Вместе с тем укрупнение административных центров неизбежно вызывало увеличение нагрузки на заведующих окрОНО по линии цензурной работы. Уралобллит, как и прежде, требовал своевременной отсылки отчетных докладов. Н.Н. Клепиков отмечает, что в Архангельской губернии заведующие окружными отделами народного образования в силу загруженности своей основной работой достаточно долгое время практически не выполняли цензорских обязанностей (52). Подобное положение дел имело место фактически в большинстве округов Уральской области.

Под давлением заведующих окрОНО Уралобллит был вынужден вскоре принять решение о передаче цензорских обязанностей структурному подразделению окроно – окрполитпросвету. Это положение было закреплено секретным циркуляром от 3 января 1924 г. (53). В циркуляре руководство УралОНО отмечало, что заведующие окрОНО в докладных записках заявляли о больших трудностях совмещения такой «весьма серьезной и ответственной работы» со своими непосредственными служебными обязанностями. С 1 января 1924 г. комплектация всех форм ежемесячной отчетности по округу поручалась заведующим окружным отделом политического просвещения. При этом зав. окрОНО не отстранялся от данной работы, за ним закреплялась функция надзора за деятельностью уполоблитов и окрполитпросветов. Персональная ответственность за проведение цензурной политики в округе возлагалась на заведующего окрОНО. Подобную практику можно отследить, в частности, по докладу Ирбитского окрОНО в УралОНО о состоянии цензуры зрелищ в округе от 22 марта 1927 г. Доклад был подписан заведующим ОНО Шибановым и заведующим отделом политического просвещения Харитоновым (54).

Деятельность окрлитов в начале 1924 г. была осложнена неразрешенностью вопроса о том, кому будет поручена цензура в районах. Уралобллит в данном случае объявил эту проблему внутренним делом окрОНО: «Уралобллит … лишь предлагает установить в районах и заштатных городах дело цензуры так, что бы все данные нам инструкции по цензуре проводились неуклонно в жизнь» (55).

Работа по реорганизации местных органов цензуры не отвлекала внимание Уралобллита от дальнейшего развития направлений запретительной политики. 17 января 1924 г. Уралоблит выпустил секретную «Инструкцию по контролю за репертуаром». «Наша очередная задача, – говорилось в документе, – заключается сейчас в том, чтобы всеми силами ослабить отраву буржуазной идеологии и морали» (56). В феврале 1924 г. обллит предложил новую серию списков печатных произведений, запрещенных к обороту на территории области. Это были произведения, изданные в 1922-1923 гг. за границей. В частности, был наложен запрет на переиздание книги Э. Берроуза «Марсиане» и романов В. Маргерит «Ленника Дербье», «Товарищ» (57).

В 1924-1925 гг. в деятельности Уралобллита продолжало преобладать информационно-инструкторское направление. В секретных циркулярах для окрлитов цель деятельности цензоров по-прежнему формулировалась как осуществление предварительной цензуры. Предварительному просмотру окрлитов подлежали все предназначенные к опубликованию или распространению произведения, периодические издания, снимки, рисунки, карты, афиши, плакаты, ноты, репертуары театров и эстрадных номеров и т.п. Задачи, поставленные перед окружными цензорами, были существенно детализированы. Вполне логично классифицировать их по следующим группам:

Первая группа. Идеологические задачи:

§  недопущение в печать материалов, через которые проводилась якобы враждебная марксизму и пролетариату идеология в основных вопросах общественности, религии, экономики, национальном вопросе, области искусств.

Вторая группа. Политические задачи:

§  недопущение к печати статей или других материалов, которые носили «явно враждебный» к коммунистической партии и советской власти характер;

§  недопущение к печати сведений, которые не подлежали оглашению и составляли государственную, военную или политическую тайну;

§  изъятие из статей, репертуара театрально-эстрадных постановок наиболее острых мест (фактов, цифр, характеристик), недостаточный или неправильный анализ, которые могли бы скомпрометировать государство трудящихся или центральную власть, а также политические и общественные организации рабочего класса.

Третья группа. Культурно-просветительские задачи:

§  недопущение бульварной прессы, порнографии, недобросовестной рекламы;

§  контроль над книжным рынком и устранение из обращения и продажи книг и других печатных материалов, запрещенных Главлитом.

Четвертая группа. Организационные задачи:

§  визирование каждого произведения, материала, допущенного к опубликованию, распространению специальной визой-штампом, имеющей регистрационный номер;

§  осуществление сбора цензурных платежей за предварительный просмотр печатных материалов и произведений театрально-эстрадного жанра;

§  прием и направление в обллит заявлений об открытии новых издательств и о разрешении печатания учебников, книг, пьес и других крупных произведений печати и дачи отзывов по ним;

§  своевременное составление и отправка ежемесячных отчетов о результатах цензурной деятельности в округе.

Материал, содержащийся в циркулярах Уралобллита, был также призван расширить кругозор уральских цензоров посредством их своевременного информирования о нововведениях в общественно-политической жизни как в регионе, так и в стране в целом. Так, 21 ноября 1924 г. Уралобллит направил в окрлиты сообщение о переименовании столицы Урала г. Екатеринбурга в г. Свердловск. При этом на окрлиты возлагалась обязанность не допущения в печать публикаций, содержащих прежнее название города (58). Циркуляр № 3584 Уралобллита от 13 января 1925 г. извещал окрлиты об утверждении Главлитом РСФСР количества праздничных дней в стране. «Общее количество праздников в 1925 г. не должно превышать 11…», – говорилось в циркуляре (59). 14 февраля 1925 г. в очередном циркуляре обллит информировал цензоров о принятии СНК СССР  Декрета «Об основах авторского права». Это был один из первых документов, регламентировавших права авторов произведений науки, литературы и искусства. В циркуляре обллит обращал внимание цензоров на введение в действие сроков правовой охраны прав авторов (60).

Следующим шагом Уралобллита стало утверждение новой секретной терминологии для обозначения категорий печатных изданий. Циркуляр № 104/с от 14 апреля 1925 г. вводил в действие следующие грифы секретности:

1. «На правах рукописи». Данный гриф проставлялся на печатный материал, который по содержанию не являлся секретным и мог быть опубликован.

2. «Не подлежит оглашению». Данный материал не подлежал распространению и не мог поступать в продажу, был предназначен к просмотру лишь ограниченным кругом лиц. Он публиковался в государственных издательствах небольшим тиражом.

3. «Секретно» и «Совершенно секретно». Печатные материалы с этими пометками издавались только в секретных отделениях государственных типографий под контролем уполномоченных ОГПУ, имели конкретного адресата и не подлежали предварительной цензуре органов Главлита.

Примерно с этого же времени окрлиты в циркулярах обллита стали именоваться как «окружные инспектора печати и зрелищ» (61). При этом инструктивный материал был адресован по-прежнему заведующим окрОНО и окрлитам (окружным инспекторам печати и зрелищ). Таким образом, спустя год Уралобллит продолжал напоминать руководству местных ОНО об их роли в деле реализации цензурной политики в округе.

Интерес представляет  распоряжение Уралобллита от 29 августа 1925 г. «О ликвидации реперткомов». В данном документе обллит объявил о ликвидации при окружных ОНО репертуарных комитетов, которые осуществляли цензуру зрелищ в районах. Начало их деятельности приходится на март 1924 г. Реперткомы по сути дела помогали окрлитам, но являлись самостоятельными структурами под эгидой Главреперткома. «Вся ответственность по контролю за репертуаром с настоящего времени возлагается на окружных инспекторов печати и зрелищ», – писал заведующий обллитом А. Ослоновский (62). В свою очередь, для согласования вопросов по цензуре зрелищ при окринспекторе отныне создавались «Совещательные Комиссии», в состав которых было предложено ввести представителей от окротдела ОГПУ, окрпрофбюро и окрполитпросвета. Общее руководство этими комиссиями возлагалось на окринспектора. Подобный передел полномочий отчетливо показывает стремление Уралобллита сосредоточить функции цензуры печати и зрелищ в округе в одних руках. Лишив самостоятельности реперткомы, главное цензурное ведомство на Урале поставило окрлиты в незавидное положение. Объем их работы, несомненно, кратно увеличился, сказывалась и квалификация самих цензоров. Сложилась  парадоксальная ситуация.

В течение осени 1925 г. – зимы 1926 г. окрлиты настойчиво обращались в обллит с просьбами разъяснить полномочия совещательных комиссий, испытывая трудности в осуществлении цензуры зрелищ. Предположим, что сами совещательные комиссии попросту копировали деятельность прежних окружных реперткомов. Ежемесячные отчеты окрлитов запаздывали и это вызывало недовольство Уралобллита (63). В итоге появился циркуляр № 11025 от 8 апреля 1926 г., где уже новый заведующий обллитом М. Ланге обозначил свою позицию по данному вопросу. «Ввиду поступаемых запросов о положении и функциях местных репертуарных комиссий, Уралоблит разъясняет, что законом создание таких органов на местах – не предусмотрено, а наоборот, вся ответственность и непосредственные задачи контроля за репертуаром возлагаются на органы Главлита – инспекторов по делам печати и зрелищ, – писал Ланге. – Для более авторитетного разрешения о подборе репертуаров, Окринспектора могут созывать из компетентных и заинтересованных лиц совещания, которые могут действовать постоянно, но без присваивания функций органов Главлита» (64). Вот эта позиция «могут созывать» убедительно демонстрирует нам то, что окринспектора могли и не созывать совещательные репертуарные комиссии, единолично принимая решения по цензуре зрелищных мероприятий. Ярким примером может служить сложившаяся практика работы Кунгурского окрлита в 1926-1927 гг.

27 февраля 1928 г. редактор газеты «Искра», органа Кунгурского окружкома ВКП (б) и окрисполкома, Трухановский направил в Уралобллит  письмо под грифом «Секретно» (65). В письме Трухановский от имени всей редакции подверг жесткой критике деятельность местного заведующего окрлитом Васильева, который являлся по совместительству старшим инспектором окрполитпросвета. «Контроль над репертуаром [зрелищных мероприятий] осуществляет зав. Окрлитом единолично, – писал Трухановский. – В силу перегруженности он не может уделить достаточного внимания подбору репертуара. По этой причине и по ряду других подбор репертуара в Кунгуре оставляет желать лучшего». Трухановский просил Обллит разъяснить в деталях вопрос, «кем и каким образом должен осуществляться контроль над репертуаром зрелищных мероприятий».

4 апреля 1928 г. на имя Трухановского был направлен ответ за подписью М. Ланге. Он подтвердил законность полномочий окрлита. «Контроль за репертуаром согласно существующих законоположений возлагается исключительно на органы Главлита, каковым на территории округа является Окружная инспекция печати и зрелищ (Окрлит)», – писал Ланге (66). Вместе с тем, как далее отмечал заведующий Уралобллитом, для решения спорных вопросов при окрлите должна была функционировать совещательная комиссия. Копия ответа Уралоблита поступила и в окрОНО.

В декабре 1925 г. произошли перемены в руководстве Уралобллитом. Возглавлявшего обллит с момента его основания А. Ослоновского сменил его преемник Павловский, а с марта 1926 г. руководителем обллита стал М. Ланге. Отметим, что Ланге, занимая этот пост до 1929 г., подписывал циркуляры Обллита, обозначая свою должность не иначе как «старший инспектор по делам печати и зрелищ Уралобласти».

Вскоре последовала организационная реформа Уралобллита. 20 июля 1926 г. УралОНО утвердил инструкцию «О деятельности Уралоблита и его местных органов» (67). Данная инструкция стала первым нормативным документом, всецело регламентировавшим деятельность органов советской цензуры на Урале в период НЭПа. Особо подчеркивался организационно-правовой статус обллита в системе органов государственной власти. «Уралобллит, существуя в системе УРАЛОНО на правах самостоятельного подотдела, в то же время является Краевым Органом Главлита, действующего в пределах области в качестве центра, направляемого и объединяющего деятельность органов контроля печати и зрелищ…», – говорилось в инструкции. Далее были определены структура, порядок деятельности, права и функции обллита. Нововведения, в частности, коснулись структуры обллита. Учреждалась новая штатная единица – райуполномоченные окрлита или «райлиты». Особо подчеркивалось, что их деятельность должна была осуществляться «на основании общих директив Обллита и по указаниям Окрлита». Но главное достоинство этой реформы, как нам представляется, заключается в том, что предельно четко был разграничен  круг полномочий в цензурной деятельности обллита, окрлита и райлита. Так, к вопросам ведения непосредственно Уралобллита были отнесены:

«а) Направление всей цензурной политики в пределах области и непосредственное руководство работой окружных инспекторов.

б) Регулирование деятельности и утверждение программ существующих по области издательств, рассмотрение вопросов об открытии новых и о закрытие старых издательств.

в) Установление правил издания и выпуска органов печати.

г) Составление перечней не подлежащих к опубликованию сведений, а также списков не разрешаемого к исполнению различного рода репертуара на основе директив Главлита.

д) Корректура и купюра текста допустимого репертуара и разрешение вопроса о допустимости к демонстрированию и исполнению новых пьес и местных кино-фильмов.

е) Утверждение списков конфискуемых и устраняемых из библиотек и книжных магазинов учебников, книг и проч. печатных материалов на основании существующих правил.

ж) Осуществление всех иных функций органов Главлита по городу Свердловску…».

К компетенции окрлита были отнесены вопросы следующего порядка:

«а) Руководство работой уполномоченных Окрлита.

б) Непосредственное осуществление контроля местных издательств и органов печати на основе существующих положений и указаний Главлита.

в) Прием и направление в Облит заявлений об открытии новых издательств и о разрешении печатанья учебников, книг, пьес и др. крупных произведений печати и дачи отзывов по ним.

г) Осуществление контроля над репертуаром, учет зрелищных предприятий и выдача разрешений на открытие их и на публичное исполнение и демонстрирование пьес и кино-картин.

д) Совместное с органами ГПУ осуществление контроля над книжным рынком на основе существующих функций…».

Наконец, на райлиты были возложены следующие полномочия:

«а) Просмотр всех материалов предполагаемых к печати согласно п. 9 настоящей инструкции в целях недопущения сведений, перечисленных в особых перечнях Облита.

б) Выдача разрешений на право печатанья и размножения этих материалов.

в) Выдача разрешений на право публичного исполнения и демонстрирования (устройство спектаклей, кино-сеансов и проч.) репертуара имеющегося в числе разрешенных по спискам, составляемых УралОблитом, а также последующий контроль исполнения их.

г) Учет зрелищных предприятий и направление в Окрлит заявления об открытии новых зрелищных предприятий.

д) Прием и направление в Окрлит заявлений на право печатания учебников, книг, брошюр и др. крупных непериодических изданий.

е) Наблюдение за осуществлением издательскими органами печати и типографиями, установленных Облитом правил…» (68).

Произведя по указанной схеме разграничение полномочий, Уралобллит с  удвоенной энергией принялся за создание низового аппарата цензуры. М. Ланге торопил окрлиты с выделением в районы специальных уполномоченных. Уже 27 ноября 1926 г. вышло распоряжение Уралобллита, в котором содержалось требование к окрлитам представить в виде доклада-таблицы сведения о райуполномоченных (райлитах).

Таблица 1 (69)

Обратим внимание на присланный в обллит список райуполномоченных окрлита по Ирбитскому округу. Список содержал данные на 12 человек, из которых 11 являлись членами ВКП (б), 1 – комсомольцем. Также отметим, что все без исключения уполномоченные имели школьное образование, а двое из них закончили советскую партийную школу. Кроме того, основная их работа – районные инспекторы политпросвета (70). В феврале 1927 г., в окрлиты поступила директива обллита, в которой говорилось о том, что редакторы районных печатных изданий также могли стать уполномоченными окрлита. С таких «политредакторов» требовалось брать подписку о неразглашении секретных сведений (71). В целях контроля за их работой окринспекторам печати и зрелищ предписывалось осуществлять последующий просмотр вышедших в свет районных изданий.

В свою очередь Уралобллит систематизировал поступающий материал из округов и на его основе комплектовал отчетные доклады в Главлит. 12 января 1927 г. Главлит издал распоряжение об упрощении отчетности крайлитов и обллитов. Вместо ежемесячной вводилась квартальная отчетность. С этого времени Уралобллит должен был представлять отчетные доклады раз в три месяца к 15 числу следующего за отчетным периодом. Инструкция и бланки квартальной отчетности поступили в обллит не ранее середины мая 1927 г. (72).

Летом 1927 г. в окрлиты была направлена разработанная аппаратом Уралобллита инструкция «О порядке печатания и выпуска в свет печатных произведений» (73). Уральские цензоры получили обновленную памятку об организации предварительной цензуры за деятельностью окружных и районных типографий. В документе, в частности, объявлялось об освобождении от цензуры печатных материалов ведомственного характера, как то: правил внутреннего распорядка, служебных инструкций, приказов, ведомостях и т.п. Кроме того, канцелярские бумаги (бланки, накладные) также не подлежали цензуре. На основании циркуляра Главлита РСФСР № 70003/35 от 20 февраля 1928 г. Уралобллит принял решение освободить цензоров и от процедуры визирования «мелкопечатного» материала: этикеток продовольственных и непродовольственных товаров, их упаковок и наклеек и т.д. (74). Однако полгода спустя Уралобллит получил секретный циркуляр Главлита от 11 августа 1928 г., согласно которому цензоры на местах должны были в обязательном порядке требовать от типографий представления в окрлиты указанных материалов. «Что касается разрешительного номера, то Главлит считает возможным вышеперечисленный мелкопечатный материал от проставления номера освободить, ограничиваясь указанием (напечатанием) типографии, адреса и фирмы владельца предприятия…», – говорилось в циркуляре (75). Эта непоследовательность решений Главлита вводила в заблуждение не столько окрлиты, сколько сам Обллит. Запретительная политика на Урале была в это время на подъеме, и руководство Уралобллита не могло не понимать всей важности правильного толкования распоряжений Главлита.

5 июля 1928 г. последовал запрет Уралобллита на рекламу фармацевтических препаратов и других медицинских средств. В начале октября 1928 г. Уралобллит ввел запрет на устройство частными лицами лотерей. Любая реклама об их проведении должна была изыматься из оборота (76). В следующем месяце окрлитам было поручено начать процедуру цензуры текстов телефонных справочников, причем сами местные цензоры предварительный просмотр уже не осуществляли. Их задача сводилась лишь к сбору информации и отправке ее в Уралоблит. В циркуляре № 3/с от 9 января 1929 г. окрлитам предписывалось не выдавать разрешений на печатание музыкальных авторских изданий без заключения Уралоблита. М. Ланге мотивировал свое решение тем, что местные литы часто допускают оплошности, «недостаточно осторожны» в деле осуществления предварительной цензуры (77).

Говоря о цензуре зрелищ в 1928-1929 гг., следует иметь в виду следующее важное обстоятельство. 13 апреля 1928 г. постановлением СНК РСФСР в структуре Наркомпроса учреждался новый орган – Главное управление по делам искусства и художественной литературы (Главискусство) во главе с А.П. Свидерским. Главрепертком был изъят из состава Главлита РСФСР и стал структурной единицей Главискусства вплоть до 1934 г. (78). В 1934 г. Главрепертком будет преобразован в самостоятельный цензурный орган, имеющий те же права, что и Главлит. Таким образом, функции цензуры печати и зрелищ были разведены с 1928 г. Складывается впечатление, что с этого времени Главлит и его органы утратили полномочия по цензуре зрелищ. На практике же все сложилось иначе. Вплоть до весны 1934 г. на территории Уральской области функцию цензуры зрелищных мероприятий продолжали осуществлять местные органы Главлита.

Вместе с тем на рубеже 1920-1930-х гг. назрела реформа Главлита. Как отмечает Г.В. Жирков, ее инициатором выступил ЦК ВКП (б). Партийная номенклатура стремилась подмять под себя органы цензуры, ликвидировав их относительную самостоятельность (79). Начальник Главлита П.И. Лебедев-Полянский как мог сопротивлялся данной тенденции. В 1931 г. он был смещен с должности, а с 1931 по 1935 гг. руководителем Главлита стал Б.М. Волин. Реорганизация Главлита началась в 1930 г.

3 сентября 1930 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «О Главлите», по которому Наркомпросу предлагалось провести в двухнедельный срок реорганизацию Главлита. Спустя месяц, 5 октября СНК РСФСР утвердил постановление «О реорганизации Главного Управления по делам литературы и издательств (Главлита)» (80). Данный документ существенно урезал цензурные функции Главлита. Во-первых, Главлит и его органы отныне были призваны осуществлять контроль только «за всеми предназначенными к опубликованию и распространению произведениями, за снимками, рисунками, картинами, радиовещанием, лекциями и выставками». Во-вторых, центральный аппарат Главлита  был отстранен от «оперативных работ по предварительному контролю печатного материала как с точки зрения политико-идеологической, так и с военно-экономической». Подобная мера, по мнению Г.В. Жиркова, способствовала сокращению аппарата Главлита в три раза, до 25-30 человек (81). Полномочия бывших работников центрального аппарата Главлита были возложены на институт уполномоченных Главлита и политредакторов.

11 октября 1930 г. Оргбюро ЦК ВКП (б) приняло решение возложить обязанности уполномоченных по государственным издательствам на их заведующих. Уже 16 ноября 1930 г. П.И. Лебедев-Полянский утвердил положение  «Организация работы Главлита», раздел шестой которой был посвящен непосредственно институту уполномоченных при издательствах (82). Некоторое время спустя, 31 декабря 1930 г., Наркомпрос выпустил «Инструкцию уполномоченным Главлита при государственных издательствах» (83). Содержание уполномоченных возлагалось на те учреждения, где они осуществляли цензуру печати. Вполне естественно, что опыта цензурной работы у заведующих издательствами и типографиями не было. Однако не это было на тот момент главным. Начался процесс подмены государственного цензурного аппарата партийным. Цензоры-профессионалы уступали место партийным работникам.

Утверждение нового положения о Главлите несколько затянулось. Лишь 6 июня 1931 г. СНК РСФСР принял постановление № 643 «Об утверждении положения о Главном Управлении по делам литературы и издательств и его местных органах» (84). Данное постановление отменяло действие первого положения «О Главлите» от 6 июня 1922 г. Главным отличием Положения о Главлите 1931 г. можно считать то, что в советском государстве была введена одновременно с предварительной и последующая (карательная) цензура. Органы Главлита на местах были призваны осуществлять предварительный и последующий контроль над «выходящей литературой, радиовещанием, лекциями, выставками и т.д.». Следующую особенность обнаруживаем в п. 8 Положения. В нем говорилось, что «в районах функции местных органов Главлита осуществляются особым лицом, назначенным райисполкомом по согласованию с соответствующим органом Главлита». Из этого следует, что выбор работника райлита теперь зависел не от вышестоящего цензурного органа, а от пожеланий местной власти. Кроме того, Положение закрепило за уполномоченными Главлита при издательствах право назначать «ответственных лиц» на должности политредакторов для ведения «оперативной работы по контролю».

Период реорганизации Главлита совпал по времени с процессом районирования Урала. 8 августа 1930 г. ВЦИК и СНК СССР приняли решение о ликвидации округов, основной единицей становился район. Уже 31 августа 1930 г. Главлит выпустил секретный циркуляр № 1567/с «О руководстве край (обл) Литов районами» (85). В циркуляре говорилось о возросшей политической и экономической роли районов. В этой связи аппараты уральских окрлитов упразднялись, а райлиты приобретали роль центра цензуры в районах. Соответственно расширялись и полномочия районных цензоров.

В самый разгар реформы Главлита, 12 января 1931 г., в Уралобллит поступила телеграмма из аппарата Главлита в Москве. В телеграмме содержалось извещение о том, что на 25 января 1931 г. Главлит наметил проведение совещания заведующих крайлитами и обллитами. В повестку дня совещания были включены вопросы, связанные с реорганизацией органов цензуры. Предполагалось обсудить и вопрос об осуществлении местными литами полномочий по цензуре зрелищ. Пост руководителя Уралобллита в это время занял Павел Петрович Бажов (1879-1950 гг.), будущий известный детский писатель. Именно он представлял Уралобллит на этом совещании в Москве (86).

Вернувшись из Москвы, П.П. Бажов энергично приступил к деятельности. В начале апреля 1931 г. он принял участие в качестве делегата от обллита в работе Уральского областного съезда по культурному строительству. 22 апреля 1931 г. его избрали председателем правления Уральского общества пролетарско-колхозных писателей. 15 июня 1931 г. Главлит направил в обллиты новое «Положение о Главлите» и циркуляр, предписывающий провести в месячный срок реорганизацию литов на местах (87).

Мы имеем уникальную возможность ознакомиться с докладной запиской в Главлит П.П. Бажова «О состоянии органов Лита в Уральской области за 1931 год» (88). Доклад Бажова позволяет нам понять перечень трудностей, с которыми столкнулся Уралобллит в процессе реорганизации. Кстати, обозначенные П. П. Бажовым проблемы тесно перекликаются с уже известной нам позицией А. Ослоновского, изложенной им в январе 1923 г.

Как и в 1923 г., Уралобллит и местные литы остро нуждались в материально-технической поддержке в связи «с бурным ростом районной печати». По данным Бажова, только число районных газет по области выросло с 16 ед. в 1930 г. до 86 ед. в 1931 г. На 1 января 1932 г. эта цифра составила уже 156 ед. «районных, молодежных, красноармейских и колхозных газет».

Штаты же руководящего аппарата состояли из трех человек. Напомним, что в 1923 г. штатных единиц было четыре. В прилагаемой к докладу анкете по форме № 1 «Личный состав Уралоблита» значились три должности: заведующий П.П. Бажов, инспектор П.Н. Шмелев и секретарь с правами инспектора М.Н. Никитин (89). Заметим, что только заведующий обллита имел среднее образование и литературный стаж, исчисляемый 15 годами. У Шмелева и Никитина отсутствовал литературный стаж, образование соответственно низшее и неоконченное среднее. «Возможно, что в прошлом, когда число изданий в Свердловске измерялось десятком, и все окружные издания были известны наперечет, Облит в составе трех человек справлялся работой, – писал в докладной записке П.П. Бажов. – Он мог инструктировать Окрлиты, а также имел возможность значительную часть времени уделять репертуарной политике». Далее, Бажов сделал вывод о срочной необходимости увеличения количества работников аппарата Уралобллита.

Серьезное возмущение у Бажова вызывала ситуация, сложившаяся между обллитом и Сектором искусств при УралОНО, на который Главрепертком возложил полномочия по цензуре зрелищ. Последний бездействовал, цензура театрального репертуара в буквальном смысле повисла в воздухе. По свидетельству П.П. Бажова, аппарату Обллита на протяжении всего 1931 г. приходилось часть времени уделять предварительному просмотру репертуара театров. В связи с этим Уралобллит ставил перед УралОНО и Главлитом вопрос о скорейшем разграничении «функции цензуры зрелищ».

Большую проблему главный цензор Урала видел и в ослаблении низового аппарата обллита. После ликвидации округов в 1930 г., отмечал П.П. Бажов, обязанности литов были возложены в основном на районных политпросветорганизаторов. Не имея под рукой инструктивного материала, чаще игнорируя его, новоиспеченные райлиты исполняли обязанности цензора «формально». Готовящийся к печати материал газетных публикаций фактически райлитами не просматривался, визы ставились наугад. Принимая во внимание подобные факты, П.П. Бажов предлагал учредить в каждом районе Уральской области штатную должность райлита (до 20 ед.) и привлечь к цензурной работе квалифицированные кадры из числа партийного и советского аппарата.

Отдельный раздел в докладной записке был озаглавлен как «Прорывы в Уральской печати». По данным П.П. Бажова, только за последний квартал 1931 г. цензоры Уралобллита выявили 17 случаев рассекречивания государственных тайн в газетных публикациях. «Судя по числу изъятой из одной Свердловской печати (259 случаев за год) можно утверждать, что счет нарушений требования военно-экономического порядка в районах, где таких изъятий почти не производится должен идти на сотни», – утверждал руководитель Уралобллита. Особые претензии П.П. Бажов высказал в отношении редакций пермской газеты «Звезда» и березниковской газеты «Ударник», которые неоднократно пропускали в печать материал, запрещенный Облитом к опубликованию.

Таким образом, можно утверждать, что П.П. Бажов показал себя компетентным руководителем уральской цензуры, зная все ее недостатки. Вникнув в суть проблем, он предложил ряд мероприятий, которые могли бы исправить указанные недочеты. Вместе с тем, сам того не предполагая, Бажов со всей присущей ему прямотой констатировал факт негативных последствий нововведений для работы цензурного ведомства. Уральская цензура до реформы – это вполне слаженный аппарат, справляющийся с поставленными задачами. Уральская цензура после реформы – это дезорганизованное сообщество «уполномоченных», не способных даже толком производить цензуру печати, не говоря уже о зрелищах, радиовещании и т.п. Доклад Бажова – это еще и контраст положения дел в центре и на местах.

В апреле 1932 г. П.П. Бажов был освобожден от работы в Уралобллите. По нашему убеждению, причины его ухода из цензурного ведомства были обусловлены как самой творческой натурой человека, так и веяниями времени. Институт цензуры все более приобретал карательные черты, на посту руководителя Уралоблита мог оставаться человек, далекий от нравственных принципов. После оставления должности цензора П.П. Бажов не затерялся в партийной номенклатуре: работал политредактором Уралгиза, заведующим сектором сельскохозяйственной литературы. В 1936 г. увидела свет его первая сказка «Девка Азовка», а в 1939 г. вышло первое издание уральских сказов — «Малахитовая шкатулка». В 1942 и 1944 гг. «Малахитовая шкатулка», заметно пополнившаяся, выходит в Москве в центральных издательствах. Он стал лауреатом Сталинской премии, был награжден орденом Ленина за литературную работу.

После П.П. Бажова Уралобллит в 1932-1933 гг. возглавляли А. Григорьев и С. Тупицын. Последним его руководителем стал С. Тубанов, заняв этот пост в июле 1933 г. (90). В указанный период времени Уралобллит продолжал сохранять позиции центра политической цензуры на Урале.

Проблемы, связанные с организацией низового аппарата цензуры в районах Уральской области, заставляли его руководство уделять все большее внимание контрольной функции. После неоднократных обращений Уралобллита  20 января 1933 г. президиум Уральского областного исполкома принял постановление № 128 «Об укреплении работы райлитов». В этом документе облисполком требовал от местных райисполкомов и горсоветов в месячных срок укомплектовать горрайлиты «квалифицированными работниками» (91). УралОНО поручалось в первом квартале 1933 г. организовать проведение «курсов-конференций» для работников литов с целью их инструктирования о задачах органов цензуры «в новой обстановке».

Уже 1 февраля 1933 г. Уралобллит направил в райлиты срочный циркуляр, в котором объявлялось о созыве 23 февраля 1933 г. в г. Свердловске областного совещания работников цензуры. «Уралобллит вторично ставит в известность всех горрайлитов, что на совещание по литовской работе будут допущены только те товарищи, которые будут иметь на руках документы от президиума РИКа или РК ВКП (б) о том, что явившийся товарищ к секретной переписке допущен», – говорилось в циркуляре (92). Многие районные уполномоченные на этот момент не были утверждены в своих должностях местными органами власти в силу разного рода обстоятельств.

Результатом созыва областных совещаний стала выработка комплекса рекомендаций по улучшению качества цензурной работы в районах и городах Уральской области. Так, после областного совещания 13-15 ноября 1933 г. были приняты тезисы и резолюция «О работе и очередных задачах органов советской цензуры в Уральской области» (93). В тезисах формулировались основные политические задачи органов цензуры на Урале, как то:

§  «всемерная политико-идеологическая настороженность и большевистская бдительность как при предварительном, так и последующем контроле всей печатной продукции»;

§  «проведение непримиримой борьбы с правой опасностью, с левым оппортунизмом, контрреволюционном троцкизмом, гнилым либерализмом»;

§  «недопущение в печати разглашения важных военных и экономико-политических тайн»;

§  «осуществление политико-идеологического контроля за радиовещанием, выставками, собраниями, скульптурной и фото-продукцией».

Итак, мы видим, что кроме задачи совершенствования своих профессиональных навыков перед уральским цензором ставилась задача повышения своей политической грамотности. Это было нелегким делом. В политической системе СССР все четче проступали тоталитарные черты.

В резолюции же областное совещание признало работу всего аппарата уральской цензуры «совершенно неудовлетворительной». Подобную формулировку можно встретить и в директивном письме № 661 Уралобллита, высланном в горрайлиты не позднее конца ноября 1933 г. Письмо имело соответствующее название «Об организационной работе рай-гор-литов и борьбе с обезличкой и текучестью кадров в них» (94). После критики неудовлетворительной работы работников районной цензуры Уралобллит в обоих документах предлагал серию мероприятий по ликвидации отмеченных недостатков. От местных советских и партийных органов власти Уралобллит требовал:

Во-первых, утвердить в должности горрайлитов 78 штатных единиц.

Во-вторых, прекратить практику отзыва работников с должностей цензоров и перевода их на другую работу без разрешения обллита.

В-третьих, во время служебных командировок начальников горрайлитов своевременно выделять им заместителей, предварительно инструктировав их о служебных обязанностях.

В-четвертых, все работники цензуры в районах должны получить особый статус и денежное содержание по ставкам «ответственных политработников районного масштаба».

В-пятых, бюджетные ассигнования на содержание литов должны выделяться без задержек и проходить по сметам районо.

Самим цензорам Уралобллит рекомендовал установить «тесную связь» с партийными органами, заинтересовать их «конкретным показом» своей работы, «сигнализировать» в райкомы ВКП (б) о замеченных ошибках и «извращениях» в районной печати. Райлитам также рекомендовалось установить связь с научной общественностью, привлекать преподавателей  учебных заведений и студентов к обсуждению научно-теоретических проблем, таким образом, расширять кругозор. Кстати, объем работы районного цензора устанавливался исходя из средней нормы просмотренного им материала, что составляло не менее 120-150 печатных листов в месяц. «Во всех затруднительных случаях при контроле печати и недоразумениях с местными органами райлиты обязательно должны запрашивать обллит письменно или по телефону», – такой была одна из рекомендаций.

 Еще одно мероприятие по улучшению качества цензурной работы в районах Уралобллит наметил в директивном письме № 664 от 20 декабря 1933 г. «О подготовке к XVII партсъезду по линии органов советской цензуры и организации красной доски им «XVII-го Съезда»» (95). В данном документе объявлялось о создании в стенах Уралобллита места почета – «Красная доска им «XVII-го Съезда», куда могли попасть только «отличники» цензурной работы. Первыми счастливчиками стали те цензоры, которые в период с июля 1933 по январь 1934 г. не допустили в районной печати ни одного «прорыва», т. е. рассекречивания гостайны. Впоследствии предполагалось заносить на доску почета райлиты, выполнившие на 100% свой производственный план. «Организуя Красную доску Обллит уверен, что все работники советской цензуры Уральской области не только активно включаться в эту подготовку по своей линии, но также примут активное участие в подготовке по линии партийно-общественных организаций, воспитании масс в духе большевистских традиций», – говорилось в директивном письме. Подобная мера была призвана оказать, скорее всего, психологическое воздействие на уральских цензоров. Не будем забывать, что дух соревнований и культ ударников производства были визитной карточкой 1930-х гг. в СССР.

В начале 1934 г. Уральский регион вступил в новую полосу административно-территориального деления. 17 января 1934 г. Уральская область была разделена на Свердловскую, Челябинскую и Обско-Иртышскую области с центром в г. Тюмени. Децентрализация власти не могла обойти стороной Уралобллит. Главное цензурное ведомство на Урале было упразднено. Вместо него учреждались обллиты: Свердловский, Челябинский, Тюменский. Аппарат Уралобллита был распределен по новым структурам. Так, его бывший начальник С. Тубанов возглавил Свердловский обллит. Руководителем же Челябинского обллита стал бывший инспектор Уралобллита, позднее Облреперткома, П.Н. Шмелев.

Подведем некоторый итог. Уралобллит как центр политической цензуры на Урале просуществовал 11 лет в период с 1 января 1923 г. по вторую половину января 1934 г. В годы НЭПа у его руля стояли два человека: А. Ослоновский и М. Ланге. В это время полным ходом шло строительство цензурных органов на местах – окрлитов, райлитов, политредакторов. Как мы убедились, небольшой аппарат Уралобллита разработал десятки инструкций по цензуре печати и зрелищ. Сотни секретных циркуляров регламентировало работу уральских цензоров. Нормативная база Уралобллита, безусловно, поражает своим объемом. Несмотря на описываемые выше трудности, Уралобллит смог ежегодно выдавать удовлетворительные результаты.

Следующий период деятельности Уралобллита пришелся на первую половину 1930-х гг. В это время его возглавлял известный уральский писатель П.П. Бажов и еще три представителя партийной номенклатуры. Затянувшаяся реформа Главлита не могла не отразиться на его местных органах. После ликвидации окрлитов Уралобллит на некоторое время потерял контроль над низовыми органами – райлитами. Сказывалась нехватка материальных средств, местные органы власти не везде помогали Уралобллиту навести порядок в делах с районной цензурой. В результате работа аппарата Уралобллита, как и его низовых органов, осенью 1933 г. была признана неудовлетворительной. Начавшаяся очередная административно-территориальная реформа на Урале перечеркнула благие намерения руководства Уралобллита и привела к ликвидации его как центра политической цензуры в Уральском регионе.

  

В начале 1934 г. на Урале появилось несколько самостоятельных центров политической цензуры. Правопреемником Уралобллита по праву можно назвать Свердловский обллит. С января 1934 г. по 1937 г. его возглавлял С. Тубанов. В 1939-1940 гг. пост начальника Свердловского обллита занимал А. Горский. В 1934 г. аппарат обллита состоял из 12 человек, в 1939 г. его численность достигла 21 человека (96). При обллите постоянно действовала партийная ячейка Сталинского районного комитета ВКП (б) г. Свердловска. Это было одно из новых явлений в деятельности уральской цензуры.

Первым шагом в деятельности Свердловского обллита стало заключение договора с Горьковским крайлитом на социалистическое соревнование «по лучшей подготовке работы по советской цензуре» (97). В тексте договора особо подчеркивалось, что соревнование предполагалось проводить «как в части предварительного, так и последующего политико-идеологического и военно-экономического контроля». Договор также содержал обязательства, которые брали на себя цензурные ведомства. Одно из таких обязательств – строгое выполнение цензорами установленной ежемесячной нагрузки по предварительному контролю в объеме от 120 до 150 печ. листов, по последующему – не менее 500 печ. листов. Отдельным пунктом стояло обязательство установления полного контроля за издательствами на территории Свердловской области и Горьковского края. Свердловский обллит, в частности, гарантировал организацию в своем аппарате системы ежедневного учета выполнения цензорами производственных заданий. Кроме ведения уже известной нам «красной доски», руководство обллита приняло решение завести так называемую «черную доску», куда отныне заносились данные об упущениях, ошибках и злоупотреблениях работников уральской цензуры. Попавшие на «черную доску» райлиты рисковали в скором времени потерять свою должность, подвергнуться не только взысканию по «партийной линии», но и уголовному преследованию со стороны ОГПУ/НКВД. «Заключая настоящий договор на социалистическое соревнование Свердлобллит и Горьковский крайлит обязуются усилить революционную бдительность, устранить обезличку в работе райгорлитов и формально-бюрократические методы в работе», – говорилось в заключительной части договора. Нет сомнений в том, что инициатива подобного соревнования принадлежала Главлиту РСФСР, который и был назван в тексте договора «арбитром».

С целью реализации взятых на себя обязательств Свердлобллит в феврале 1934 г. объявил о начале «внутреннего» социалистического соревнования, т. е. соревнования непосредственно между литами Свердловской области. Пятьдесят райлитов были разбиты на пары и получили план заданий на год. Это мероприятие кроме соревновательной составляющей должно было способствовать обмену опытом цензурной работы между райлитами, ликвидации существовавшей с 1920-х гг. изоляции местных цензоров друг от друга.

Таблица 2(98)

Усилиями Свердлобллита сдвинулся с места и вопрос о финансировании деятельности райгорлитов. 9 апреля 1934 г. Президиум Свердловского областного исполнительного комитета принял постановление № 229 «О средствах на содержание уполномоченных обллита и работников окр-гор-райлитов» (99). В районы этот документ был отправлен не позднее 11 апреля 1934 г. В постановлении говорилось о том, что денежное содержание уполномоченных обллита с этого времени возлагалось на те организации, при которых они состояли и соответственно осуществляли цензурную работу. Речь шла о типографиях, издательствах, радиовещательных организациях и т.д. В зарплатных ведомостях  указанных организаций появилась графа о размере денежной ставки цензора. Одним из обязательных являлось условие, что ставки уполномоченных обллита отныне приравнивались к размерам окладов руководителей этих организаций. Таким образом, работник типографии, исполняющий обязанности цензора, мог рассчитывать на приличную заработную плату.

В ситуации, когда какая-либо организация не имела в своем штате постоянного уполномоченного обллита, функции по цензуре возлагались на совместителей, назначаемых Свердлобллитом. В основном это были должностные лица, занимавшие ответственные посты в советских и партийных организациях. Оплата их труда производилась также из бюджета организации по ставке 6 рублей за каждый просмотренный печатный лист. Кстати, эта категория цензоров получила название «неосвобожденные работники».

Труд «освобожденных работников» обллита – горлитов, райлитов, окрлитов – оплачивался из средств районных и городских бюджетов. В постановлении особо подчеркивалось, что кроме строки о зарплате бюджеты местных ОНО должны были содержать и строки об оплате командировок, расходы на оплату помещений, о приобретении канцелярских принадлежностей, а также на выписку газет и журналов. Подобные меры были призваны стимулировать качество работы низового аппарата цензуры. Призывы цензоров 1920-х гг., наконец, были услышаны властью.

22 апреля 1934 г. Свердлобллит в циркуляре № 177 отменил все изданные ранее Уралобллитом распоряжения о взимании цензурных сборов и призвал своих уполномоченных руководствоваться исключительно указанным постановлением Свердловского областного исполнительного комитета.

Примерно в это же время аппарат Свердлобллита трудился над созданием методического руководства – «Памятки работника райлита». Данное пособие было адресовано «неосвобожденным» литам. 9 июня 1934 г. специальным секретным циркуляром № 308 Свердлобллит направил утвержденный проект «Памятки» местным цензорам (100). В циркуляре содержалась информация об объеме этого документа – более 30 страниц печатного текста. Особое внимание цензоров обращалось на статус документа. «Памятка» объявлялась секретным документом, заверялась подписью заведующего секретной частью райисполкома и визировалась печатью этого органа власти. При получении такой «Памятки» цензору предписывалось составить акт и направить его в Свердлобллит. За утерю «Памятки» уполномоченные обллита подлежали партийной и уголовной ответственности.

В период с 3 по 5 июля 1934 г. в г. Свердловске состоялось первое областное совещание работников цензуры Свердловской области. На совещании были заслушаны доклады некоторых начальников горрайлитов и уполномоченных обллита при издательствах. По его итогам были принята резолюция, судя по содержательной части которой можно воссоздать общую картину состояния постановки цензурного дела в регионе. В первую очередь отметим, что работа целого ряда литов была признана неудовлетворительной. Жесткой критике была подвергнута деятельность Пермского, Молотовского и Нижнетагильского   горлитов, Чусовского и Калатинского райлитов, а также Коми-Пермяцкого окрлита (101). В вину им ставилось неисполнение приказов Свердлобллита, отсутствие связи с «неосвобожденными» работниками, частое разглашение в районной печати государственных и военных тайн. «Совещание признает, что отдельные начальники райлитов все еще недооценивают ответственности, возложенной на них партией и правительством за ведение цензурной работы…», – отмечалось в резолюции от 5 июля 1934 г. (102). В Первоуральске, Шалинске и Оханске цензоры беспрепятственно пропускали в печать «политически неверные», «извращающие» директивы советского правительства. Скандальная ситуация имела место в Коми-Пермяцком округе. Несмотря на неоднократные обращения Свердлобллита в Коми-Пермяцкий окружком ВКП (б), последний не предпринимал никаких мер для оказания помощи окрлиту. В результате цензор утратил какой бы то ни было контроль за местной печатью. Цензурная работа была настолько запущена, что номера окрлита выдавались издательствам, редакциям газет и другим учреждениям «случайными людьми». Полномочия цензоров присваивались должностными лицами окрисполкома.

Вместе с тем, пытаясь сосредоточить свое внимание на цензуре печати, практически все без исключения райлиты запустили другие объекты контроля: радиовещание, выставки, фотоартели, распространение скульптурной продукции. «Необходимо в ближайшее время добиться охвата контролем всех участков цензурной работы. При этом лиц, виновных в нарушении советского законодательства о порядке изготовления и распространения художественной и скульптурной  продукции /портретов вождей, барельефов, статуэток и пр./ привлекать к самой строгой уголовной ответственности», – говорилось в резолюции. Другим упущением свердловских цензоров являлась их неспособность в обозначенные Свердлобллитом сроки заключить договоры на социалистическое соревнование. На 1 июля 1934 г. из 50 горрайлитов в соцсоревнование вступили только 14 (103). Наконец, в резолюции была обозначена проблема, связанная с низким уровнем политической подготовки цензоров. Ее разрешение возлагалось на самих цензоров: им вменялось в обязанность повышать свой теоретический уровень посредством обучения в вечерних «комвузах» и «кружках ленинизма».

Тексты резолюции областного совещания были направлены на места не позднее 17 июля 1934 г. Свердлобллит требовал от своих подчиненных усиления классовой бдительности. Не ослабляя нажим на низовой аппарат, его руководство по заданию Главлита с начала осени 1934 г. начало подготовку очередного мероприятия – контрольного смотра работы органов цензуры на местах. Не ранее 13 октября 1934 г. горрайлиты получили известие о сроках указанной процедуры: с 10 октября по 20 декабря (104). Для организации смотра создавалась областная комиссия под председательством Сорокина, возглавлявшего в этот период времени культурно-просветительский отдел Свердловского обкома ВКП (б). Целью смотра объявлялось проведение в жизнь решений XVII съезда ВКП (б) о перестройке работы органов советской власти. Задачи смотра были более детализированы:

§  мобилизация всех работников цензуры на борьбу за решительное поднятие качества цензурной работы;

§  укрепление цензуры в районах посредством создания нормальных условий для работы горрайлитов;

§  усиление руководства за всеми участниками цензурной работы;

§  организация системы контроля за исполнением директив Главлита.

В утвержденном Свердлобллитом плане мероприятий предстоящего смотра значилось проведение очередного областного совещания работников цензуры, выезды членов комиссии в районы для обследования работы цензоров, проверка кадров работников цензуры, их аттестация, а также выявление «ударников цензуры» и их премирование, освещение работы свердловских цензоров в закрытых печатных изданиях.

Исполняя обязательство участия в смотре, цензор должен был представить в Свердлобллит в срок до 10 ноября 1934 г. следующие материалы: а) обзор о работе райлита по направлениям (печать, радиовещание, выставки); б) отчет о выполнении резолюции областного совещания работников цензуры от 5 июля 1934 г.; в) точные сведения о количестве всех выходящих в районе печатных изданий; г) отчет о предварительных итогах участия в соцсоревновании. Кроме того, по окончании смотра цензору настоятельно рекомендовалось добиться от бюро горкома или райкома ВКП (б) включения в повестку дня партсобрания доклада горрайлита о состоянии цензуры в городе, районе. «Обллит придает проведению смотра весьма важное значение и напоминает всем начальникам райгорлитов, что смотр может улучшить качество работы органов цензуры, укрепить их и поднять авторитет», – говорилось в циркуляре Свердлобллита от 13 октября 1934 г.

Практика организации и проведения смотров получила продолжение в 1935-1936 гг. Результаты смотров направлялись в виде отчетных докладов облита в Свердловский обком ВКП (б). Так, по данным Свердлобллита только в 1935 г. была обследована деятельность 27 райлитов, проведены 2 кустовых совещания для районных цензоров и инструктаж на местах для 32 уполномоченных (105). В середине 1930-х гг. проблемы работы аппарата цензуры Свердловской области оставались прежними: неукомплектованность штатов, отсутствие взаимодействия райлитов и партийных комитетов, неисполнение должностными лицами редакций газет и типографий предписаний цензоров, задержка отчетных материалов самими цензорами. Нередко между райлитом и ответственными партийными работниками случались конфликты. В Шалинском районе цензор Семышева в августе 1935 г. внесла ряд исправлений в материал, предназначенный для публикации в местной газете. Публикуемый материал был посвящен речи И.В. Сталина на совещании с «передовыми комбайнерами и комбайнерками». Семышева обнаружила в тексте серьезные ошибки «политического характера», которые возникли в результате невнимательной перепечатки речи в типографии. Несмотря на предпринятые ею усилия и указания работникам типографии и редакции, материал был опубликован без правки цензора, в прежнем виде. Этому способствовало распоряжение заместителя секретаря Шалинского районного комитета ВКП (б) Кудряшева. Последний разрешил редактору газеты опубликовать речь И.В. Сталина без исправлений. Естественно, что Семашова информировала Свердлобллит во всех подробностях о поведении Кудряшева. В отчете за 1935 г. в Свердловский обком ВКП (б) начальник Свердлобллита С. Тубанов по данному факту, в частности, писал: «Выпуск этой газеты с грубейшим политическим искажением является большой политической ошибкой» (106).

Во второй половине 1930-х гг. произошли серьезные структурные преобразования в Свердловском обллите. 3 октября 1938 г. из Свердловской области была выделена как самостоятельный административный субъект Пермская область. Как и в случае с Уралобллитом, возникла необходимость выделения части работников аппарата Свердлобллита в учреждаемый новый цензурный областной орган – Пермский обллит. В это время начальником Свердлобллита была А. П. Горских. Ей и заведующему секретной частью обллита Антонову предстояло перераспределить штаты, а также оказать организационную помощь формирующемуся аппарату Пермского обллита.

В ноябре 1938 г. был утвержден список уполномоченных Пермского обллита (107). В нем числилось около 60 уполномоченных и их заместителей, призванных осуществлять цензурную работу в 40 районах Пермской области и г. Перми. В свою очередь Свердловский обллит с 20 декабря 1938 г. получил от Челябинского облита в свое ведение пять райлитов: Камышловский, Талицкий, Пышминский, Тугулымский и Буткинский (108). До этого времени отмеченные  райлиты подчинялись Челябинскому обллиту.

В 1939-1940 гг. в штатах Свердловского обллита значилось 82 человека. Из них в аппарате обллита работал 21 чел., а в районах – 61 уполномоченный. 34 райуполномоченных выполняли полномочия цензора по совместительству (109). Главной оставалась проблема текучести кадров, особенно в среде совместителей. В отчете о работе Свердловского обллита за 1939 г. его руководитель А. П. Горских, не скрывая своего пессимизма, замечала: «Изжить текучесть кадров в районе можно лишь путем ликвидации совместителей» (110). К 1941 г. не была решена и проблема взаимодействия с партийными комитетами. 25 сентября 1940 г. в г. Нижнем Тагиле состоялось кустовое совещание уполномоченных обллита. В принятой по его итогам резолюции, в частности, говорилось: «Со стороны партийных организаций нет должного внимания как к цензорам, так и к цензорской работе на местах. Нет повседневной, так нужной помощи… что говорит за отсутствие у большинства руководителей местных парторганизаций вкуса к борьбе за охранение государственной тайны в печати» (111).

Вместе с тем, исследуя отчетные материалы Свердлобллита и Тагильского горлита, можно утверждать, что условия работы свердловских цензоров значительно улучшились по сравнению с предыдущим периодом. В марте 1939 г. аппарат Свердлобллита получил новое помещение в здании издательства «Уральский рабочий», состоящее из 7 комнат общей площадью 155 кв. метров. Уполномоченные обллита при городских издательствах также имели отдельные, оборудованные сейфами, комнаты. Райлиты кроме этих удобств в 1938-1939 гг. получили в свое распоряжение новую мебель – столы, стулья, шкафы и т.д. Кроме того, имелась телефонная связь, а 7 уполномоченных обллита имели персональный телефон. По утверждению А. П. Горских, в каждый район были посланы металлические печати, канцелярские принадлежности (112). Усилиями аппарата Свердлобллита в 1939 г. для районных цензоров и уполномоченных были организованы курсы повышения «производственной» квалификации. На подобных занятиях цензоры знакомились с циркулярами Главлита за последние три года, изучали секретные перечни разрешенной и запрещенной литературы, производили разбор «производственных вычерков», т. е. допущенных райлитами нарушений. Один день в неделю с цензорами проводились политические занятия. Кроме лекций организовывались практические занятия: уполномоченные готовили доклады с целью их последующего обсуждения.

Таким образом, Свердловский обллит занимал одно из ключевых мест в системе уральской цензуры. Будучи фактически правопреемником Уралобллита, эта структура являлась для других обллитов Уральского региона образцом для подражания. Многое из того, что выработал аппарат Свердлобллита, было заимствовано соседями. Не последнюю роль в этом сыграли его руководители – С. Тубанов и А. П. Горских, уделявшие пристальное внимание развитию профессиональных навыков свердловских цензоров.

Другим центром политической цензуры на Урале после ликвидации Уралобллита не без основания можно назвать Челябинский обллит [далее –Челябобллит]. Напомним, что кадровый аппарат челябинской цензуры стал формироваться еще с начала ноября 1922 г. Челябинский гублит просуществовал около года и был преобразован в окрлит. Челябинский окрлит осуществлял свою деятельность с конца 1923 г. по январь 1934 г. Вследствие образования Челябинской области 7 февраля 1934 г. в структуре облисполкома был учрежден  областной  отдел  народного  образования. Несколько дней  спустя  при облОНО начался процесс создания Челябинского обллита. В феврале-марте 1934 г. аппарат обллита состоял всего из двух человек (113). Однако уже к лету его численность утроилась. Руководителем обллита стал П.Н. Шмелев, бывший соратник П.П. Бажова по работе в аппарате Уралобллита. На этом посту он находился до 1938 г. Во время служебных командировок П.Н. Шмелева нередко замещал его коллега А.И. Федоров, занимающий должность политредактора в аппарате управления Челябобллита.

В 1934-1935 гг. в штатах Челябинского обллита значилось около 60 человек. На 1 сентября 1937 г. в рядах обллита состояло уже 85 человек (114). По данным на 1 января 1939 г. аппарат управления Челябобллита состоял из 15 сотрудников и 72 районных цензоров. Челябинскому обллиту были подчинены Курганский, Магнитогорский, Златоустовский, Троицкий горлиты. Просматривая архивные материалы, дошедшие до наших дней, можно утверждать, что челябинские цензоры столкнулись с теми же трудностями что и их свердловские коллеги.

В первой половине 1934 г. самой серьезной проблемой стало материальное обеспечение деятельности аппарата цензуры. Из районов в обллит регулярно поступали запросы об источниках финансирования труда райлита. Так, 5 июня 1934 г. начальник Шумихинского райлита А. Маткин отправил в обллит подобный запрос, заканчивая его фразой: «Работаю с ноября и не получил ни копейки» (115). В июле 1934 г. решением контрольно-ревизионной комиссии областного финансового отдела в госбанке был закрыт счет Челябинского горлита. С этого же счета производились перечисления в некоторые райлиты. Ситуация обострилась настолько, что руководитель Челябобллита П.Н. Шмелев вынужден был обратиться с ходатайством к некоему Гертнеру, главе областного финансового отдела. «Обллит просит восстановить данный счет как неправильно закрытый», – писал главный цензор Челябинской области (116). Примечательно то, что три года спустя, в августе 1937 г., все тот же П.Н. Шмелев в очередном отчетном докладе в обком ВКП (б) сетовал на нерешенность самого «больного» вопроса – отсутствие оборудованного помещения для обллита и горлита. Лишь в сентябре 1937 г. обком ВКП (б) примет решение, обязывающее облисполком предоставить Челябобллиту требуемое помещение (117).

Серьезные проблемы испытывали райлиты Челябинской области при выполнении своих непосредственных обязанностей. В декабре 1934 г. из Троицкого райлита в обллит поступило сразу несколько жалоб на противодействие местных должностных лиц. Цензор Андрющенко жаловался на некоего «т. Баевского», исполнявшего обязанности ответственного редактора районной газеты «Вперед». Последний не выполнял предписаний райлита, направляя в печать изъятые Андрющенко заметки, авторы которых допускали «рассекречивание гостайн». В другом случае без визы цензора тиражом в 350 экземпляров в районной типографии был опубликован отчет о работе Троицкого райисполкома за 1931-1934 гг. «В указанном отчете, – писал Андрющенко, – рассекречены гостайны: помещены цифровые данные происшествий на железной дороге, падеж конского поголовья от эпизотии, пожары, что является совершенно недопустимым согласно инструкции по охране гостайн» (118). Андрющенко ставил вопрос перед обллитом о конфискации данного тиража. Однако процедуру конфискации ему провести не удалось, так как решением Троицкого райкома ВКП (б) он был с удивительной поспешностью командирован в деревню. В отсутствии цензора весь тираж отчета был распространен. Вернувшись из командировки, Андрющенко взял объяснение с заведующего типографией Алексеева, который утверждал, что номер райлита был проставлен им в произвольном порядке по указанию секретаря райисполкома Потапова. В своем обращении в Челябобллит от 31 декабря 1934 г., сообщая указанные обстоятельства, цензор подытоживал: «Все вместе взятое отношение создают чрезвычайные трудности в работе» (119).

В отличие от ситуации в районах в областном центре, напротив, советские организации и учреждения активно шли на контакт с органами цензуры. Так, уже 26 февраля 1934 г. Челябинский городской союз советских художников в своем обращении в Челябинский горлит призывал цензоров сосредоточить все усилия на борьбу с идеологически вредной «художественной халтурой», якобы имевшей место во внутреннем оформлении помещений городских кинотеатров, ресторанов и столовых. Более того, эта организация предлагала свои услуги горлиту: включить в комиссию по изъятию «халтуры» членов Союза (120). Подобное сотрудничество было, конечно, в интересах цензоров, так как инициатива снизу, как правило, имела всемерную поддержку.

7 апреля 1934 г. в Челябобллит поступило обращение от руководителей областного управления рабоче-крестьянской милиции. Челябинские милиционеры просили цензоров выдать разрешение на выпуск ведомственной газеты «Страж революции» общим тиражом в 250 экз. «Бумагой газета будет снабжена по линии Главного Управления рабоче-крестьянской милиции», – говорилось в обращении (121). К 1934 г. бумажный кризис в области еще не был преодолен.

Во второй половине 1930-х гг. Челябобллит продолжал предпринимать попытки создания бесперебойной системы политической цензуры в регионе. В 1937 г. одной из первоочередных задач в деятельности цензоров провозглашалась организация борьбы «за действенность наших сигналов по предупреждению разглашения государственной тайны» (122). На основании отчетных докладов горрайлитов Челябобллит комплектовал свои секретные сводки и отчеты в Главлит РСФСР. Одной из самых распространенных форм отчетности была «Декадная сводка важнейших вычерков предварительной и последующей цензуры» (123). Сведения, содержащиеся в таких сводках, нередко попадали в отчетные документы самого Главлита. Так, в «Сводке № 1(23) важнейших изъятий, задержаний и конфискаций, произведенных органами Главлита РСФСР» от 4 марта 1937 г. воспроизводились следующие данные:

«В газете «Челябинский рабочий» № 268 от 21.II. 1937 в резолюции Областного съезда Советов допущена грубая политическая опечатка. Напечатано: «Достигнутые за 19 лет под куроводством (вместо «под руководством») партии Ленина-Сталина». Обллит передал дело в НКВД» (124).

Подводя итоги, можно с уверенностью утверждать, что Челябобллит достаточно хорошо вписался в институт уральской цензуры. Челябинские цензоры не растерялись, выйдя из подчинения Свердловску. Несмотря на серьезные проблемы, Челябобллит как структура выстоял и занял свое место в системе советских учреждений Челябинской области.

Несколько слов следует сказать и о Пермском обллите. Выше уже отмечалось, что не ранее ноября 1938 г. были утверждены его штаты. В 1939-1945 гг. обллит возглавляла Г. Пермякова (125). В 1940 г. в результате переименования Пермской области в Молотовскую цензурное ведомство Прикамья получило название Молотовский обллит. На 1 января 1940 г. в штатах обллита значилось 64 человека, из которых 39 являлись совместителями – «неосвобожденными» работниками (126). В своем первом годовом отчете в Главлит начальник обллита Пермякова главной проблемой пермской цензуры назвала «большую текучесть кадров». В горрайлитах сменилось три четверти штатного состава цензоров. В Коми-Пермяцком округе, Гаинском и Чусовском районах на 1 января 1940 г. должности уполномоченных обллита оставались вакантными. В качестве основных причин текучки Пермякова назвала две: перевод работников цензуры райкомами ВКП (б) на «другую работу» и «личные заявления ряда товарищей об отказе работать уполномоченными Обллита» (127). Последнее обстоятельство свидетельствует о том, что работа цензора не пользовалась популярностью в среде советских служащих.

После многократных обращений руководства обллита в Пермский обком ВКП (б) последним было принято решение о направлении в горкомы и райкомы Пермской области специальных инструктивных писем. Эти письма содержали два требования к секретарям партийных организаций:

1. Прекратить без санкции Пермского обкома ВКП (б) и Пермобллита смещение и перемещение уполномоченных обллита.

2. Не допускать выхода газет и радиопередач без цензорского просмотра.

К тем партийным работникам, которые не соблюдали указанные требования, в скором времени стали применяться разного рода санкции. Так, в середине октября 1939 г. Пермобллит направил прокурору Коми-Пермяцкого округа ходатайство о привлечении к ответственности секретаря Косинского райкома ВКП (б) Зубова. К заявлению были приложены материалы, свидетельствующие о «злоупотреблениях» партийного работника. Вина Зубова заключалась в том, что он, не согласовав вопрос с обллитом, отправил начальника райлита и его заместителя в командировку в район. В их отсутствие Зубов самостоятельно раздавал номера райлита редакции районной газеты (128). Напомним, что похожие злоупотребления имели место в середине 1930-х гг. и в Свердловской, и в Челябинской областях. В 1939 г. Пермский обллит решился на открытое противостояние парткому. Кстати, кроме прокуратуры к этому делу был подключен и отдел политконтроля областного управления НКВД.

Поддержка обкома ВКП (б), по всей видимости, способствовала постепенному решению проблемы текучести кадров. Уже в отчете о деятельности Молотовского обллита за 1940 г. его начальник Пермякова отмечала факт трехкратного сокращения «текучки»: только в 11 из 43 районов области на 1 января 1941 г. не было постоянно действующего райлита. Райкомы ВКП (б), по данным Пермяковой, в 1940 г. прекратили безосновательные переброски цензурных кадров. Начальник обллита выражала уверенность в скорейшей ликвидации этой проблемы (129).

Материальное обеспечение пермских цензоров лишь немногим отличалось от их соседей. В 1939-1941 гг. районные уполномоченные для работы пользовались отдельными комнатами в помещениях советских учреждений. Лишь в единичных случаях райлит не имел своего кабинета. Так, летом 1939 г. уполномоченному обллита в Чусовском районе Брюханову приходилось работать в общем помещении планового отдела местного горсовета. В Кизеловском районе райлит Захаров несколько месяцев ночевал в рабочем кабинете, так как местный горисполком не мог принять решение о его размещении (130). До конца 1940 г. пермские цензоры пользовались своими служебными кабинетами бесплатно. Однако с середины ноября 1940 г. городские и районные исполкомы Советов своими решениями ввели ежемесячную арендную плату. «Так в частности получилось и с Обллитом, – писала в отчетном докладе Пермякова. – В 1940 году жили в здании Горкома ВКП (б) бесплатно, а с 21 ноября нас переселили в другое помещение, руководитель которого предъявил счет за 1 месяц и 10 дней и договор на 1941 год в сумме неожиданной для нас» (131). Вопросы обустройства и в дальнейшем не потеряют своей актуальности для пермской цензуры.

Вместе с тем каждый райлит получал денежные средства на подписку периодических изданий: «Известий ВЦИК», областной газеты «Звезда» и журнала «Большевистская печать». В 1940 г. обллит организовал и провел 20 производственных совещаний с районными уполномоченными. На совещаниях рассматривались такие проблемные вопросы, как о трудовой дисциплине цензоров, о правилах и нормах предварительного контроля, о неправильных «вычерках» и ошибках отдельных цензоров. Усилиями обллита также организовывались и проводились курсы по повышению «производственной» квалификации цензоров. Так в июне 1939 г. были проведены четырехдневные курсы по специальной программе Главлита для 18 районных уполномоченных (132). В первые четыре месяца  1940 г. аппарат управления обллита организовал для пермских цензоров коллективные занятия по изучению секретных «Перечней» Главлита. Занятия проводились один раз в пять дней. Для «неосвобожденных» уполномоченных были организованы заочные курсы с четвертого квартала 1940 г. «Политическим самообразованием цензора занимаются путем изучения истории партии… особенно главы 9-12 «Краткого курса истории ВКП (б)»», – отмечала начальник обллита Пермякова (133). После освоения учебного курса цензоры сдавали зачеты, которые принимались членами комиссии обллита. Не сдавшим зачет уполномоченным, как правило, давалось время для подготовки к пересдаче. После чего они вновь проходили процедуру проверки знаний.

Таким образом, в 1939-1940 гг. произошло организационное оформление еще одного центра политической цензуры на Урале – Пермского обллита. Выделившись из структуры Свердловского обллита, пермские цензоры сумели в кратчайшие сроки наладить непростую, окруженную грифом секретности, работу. Методы и технологии управления цензурным аппаратом, выработанные Свердловским обллитом, активно применялись на практике руководством обллита. Кстати, в своих отчетах в Главлит Пермякова подчеркивала важность преемственности. На производственных совещаниях аппарата управления Пермского обллита в 1940 г. вопрос «о перенятии опыта Свердловского обллита» неоднократно включался в повестку дня (134).

В первой половине 1940-х гг. на территории бывшей Уральской области  появилось еще два обллита – Курганский и Тюменский. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 февраля 1943 г. была образована Курганская область (135). Не ранее марта 1943 г. произошла реорганизация органов курганской цензуры. До этого времени Курганский горлит, как и райлиты края, подчинялся Челябинскому обллиту. Весной 1943 г. начался процесс становления  самостоятельного аппарата курганской цензуры. Новая структура получила статус управления по охране военных и государственных тайн в печати при Курганском облисполкоме. В 1944 г. начальником Курганского обллита являлся Л. Копеец, в 1946-1947 гг. – К. Д. Лесовская (136).

Наконец, Тюменское областное управление по делам литературы и издательств было создано 1 октября 1944 г. Его предшественник, Тюменский горлит, с декабря 1934 г. был подчинен Омскому обллиту. С 1 октября 1944 г. по 18 октября 1952 г. во главе Тюменского обллита находилась Е.Е. Чеченева (137). В задачи монографии не входит рассмотрение функций и практик его деятельности, так как данное исследование ограничено рамками Уральского региона. В 1940-е гг. цензурные полномочия Тюменского обллита распространялись только на территорию Западной Сибири. Однако не будем забывать, что в 1920-1930-е гг. тюменские цензоры являлись структурной единицей института уральской политической цензуры.

Говоря о процессе формирования системы политической цензуры на Урале, мы постоянно обращаемся к практикам деятельности непосредственных исполнителей директив Главлита, Уралобллита и других обллитов. Низовой аппарат уральской цензуры с начала 1920-х гг. прошел непростой путь развития. Сменялись организационные формы, вносились коррективы в компетенции цензоров, их полномочия то урезались, то вновь расширялись. Деятельность цензурных органов во многом зависела и от конъюнктуры местной советской власти. Парткомы и исполкомы Советов нередко вмешивались в дела цензуры, вследствие чего цензоры испытывали немалый дискомфорт. Кроме того, нелегким делом был контроль за «подопечными» организациями: издательствами, типографиями, радиоконторами, редакциями газет и т.д. Противодействие с их стороны цензурным требованиям иногда приводило к серьезным конфликтам, не всегда разрешающимся в пользу цензора.

В этой части исследования предлагается рассмотреть проблему организационно-правового статуса низового аппарата уральской цензуры. Раскрывать сущность этой проблемы нам представляется логичным через выяснение следующего ряда вопросов: организационная форма местной цензуры, правовые основы ее деятельности, компетенции цензора или круг его профессиональных обязанностей, государственные гарантии по обеспечению труда цензоров, ответственность цензоров за недобросовестное исполнение своих профессиональных обязанностей.

Выше уже отмечалось, что институт политической цензуры на Урале начал формироваться осенью 1922 г. Первой организационной формой низового аппарата цензуры стали «улиты» – уездные цензоры или уездные уполномоченные по делам литературы и издательств. В ноябре-декабре 1922 г. первые улиты появились в Челябинской и Тюменской губерниях, а в январе 1923 г. – в Екатеринбургской и Пермской. Правовые основы деятельности улитов были закреплены в «Положении о Главлите» от 6 июня 1922 г., в инструкции Главлита от 2 декабря 1922 г. «Права и функции Главлита и его местных органов», в инструкции Уралобллита «Инструкция уездным цензорам Уральского областного управления по делам литературы и издательств» (не ранее 14 января 1923 г.). В данных нормативных актах функции по осуществлению цензурных полномочий были возложены на заведующих уездными отделами народного образования. В течение уже первого квартала 1923 г. специальными циркулярами Главлита и Уралобллита был определен круг профессиональных обязанностей улитов. Так, 22 января 1923 г. Главлит выпустил в свет «Инструкцию по вопросам цензуры печатного материала». В это же время Уралобллит направил уездным цензорам «Инструкцию по цензуре зрелищ», «Инструкцию по вопросам визирования печатного материала», а также форму «Информационного отчета для уездных цензоров» (138). Итак, каждый улит должен был осуществлять предварительную цензуру всех выходящих на территории уезда номеров периодических изданий, готовящихся к выпуску в типографиях произведений литературы и учебных пособий. Цензура зрелищных мероприятий также входила в компетенцию улита. Прежде чем выдать разрешительную визу, цензор собирал полистный и гербовый сборы с организаций и учреждений, представивших печатные материалы. Не будем забывать, что последующий цензурный контроль осуществлялся местными органами политконтроля ГПУ. Не позднее 5 числа каждого месяца улит должен был представлять в Уралобллит отчет о результатах проделанной работы.

Государственные гарантии по обеспечению деятельности улитов в нормативно-правовых актах 1922-1923 гг. были выражены крайне слабо. Мы уже писали о том, что заработную плату улиты не получали, денежные средства на «хозяйственно-оперативные» нужды им было поручено брать из без того скромных бюджетов уездных ОНО. Уралобллит наложил запрет на начатую было в среде улитов дискуссию о возможности расходования части доходов от полистного сбора на «нужды цензуры». Отдельных помещений кабинетного типа улиты не имели, отсутствовала возможность приобретения сейфа для хранения секретных материалов. Каких-либо привилегий, льгот по оплате тех же коммунальных услуг улиты не имели. Командировки в уезд подлежали также оплате из средств бюджета уездного ОНО. Таким образом, заведующие УОНО обязанности цензора выполняли по совместительству, фактически на общественных началах. Следует особо подчеркнуть, что подобная ситуация была повсеместным явлением, и отражала общее положение дел в Главлите с самого начала его создания. О бедствующем положении на местах в это время свидетельствуют отправленные в Главлит отчёты Архангельского, Витебского, Костромского, Воронежского, Курского и других гублитов и обллитов (139).

По данным Н.Н. Клепикова, еще осенью 1922 г. заместитель заведующего Главлитом Н. Сперанский  вынужден был обратиться в Агитпроп ЦК РКП (б) с просьбой оказать воздействие на Наркомфин РСФСР «в смысле понуждения его к более внимательному отношению к нуждам Главлита». Как следовало из  записки Н. Сперанского, сумма, отпущенная на октябрь-декабрь 1922 г. для покрытия расходов цензурного ведомства, была «настолько ничтожной», что  Главлит «вынужден был воздержаться от её разассигнования на места» (140). Внутриведомственные разногласия продолжались и в последующий период.

Вместе с тем к деятельности улитов с самого начала предъявлялись самые серьезные требования. Не прошло и нескольких месяцев с момента образования улитов, как Уралобллит объявил о возможности привлечения «виновных» цензоров к уголовной ответственности (141). Основанием для уголовного преследования могли стать и «волокита» цензоров с ежемесячными отчетами, и «игнорирование» ими циркуляров Уралобллита, а также производственная «халтура», т. е. недобросовестное исполнение обязанностей цензора. Кроме процедур уголовного преследования улиты могли быть подвергнуты и другим видам юридической ответственности, например, дисциплинарной. Часто практиковались «выговоры», «постановка на вид» и пр. Типичным случаем может служить пример ирбитского улита. 3 мая 1923 г. заведующий Уралобллитом Ослоновский в циркуляре № 292 объявил выговор цензору Ирбитского уезда А.Г. Арыкину за нарушение последним правил надзора за местной печатью. Вина Арыкина состояла в том, что приложение к уездной газете «Ирбитская ярмарка» – «Ярмарочные портреты» – было издано без разрешительной визы уездного цензора. Соответственно Ослоновский требовал от Арыкина более пристального внимания за выходящей в печать периодикой (142).

В ноябре 1923 г. уездная цензура в Уральском регионе была реорганизована. Улит как организационная форма низового аппарата цензуры был ликвидирован. Правопреемником улитов с 1 декабря 1923 г. стали «окрлиты» – окружные отделы по делам литературы и издательств. Окрлиты просуществовали вплоть до 1930 г. С весны 1924 г. начальники окрлитов официально стали обозначать свою должность как «окружной инспектор печати и зрелищ». Правовые основы деятельности окрлитов получили закрепление в инструктивном циркуляре Уралобллита от 8 декабря 1923 г. «О реорганизации местных органов цензуры», в декрете ВЦИК и Совнаркома от 5 октября 1925 г. «Положение о Народном комиссариате просвещения РСФСР», а также в инструкции УралОНО от 20 июля 1926 г. «О деятельности Уралоблита и его местных органов».

Как и улиты, окрлиты продолжали осуществлять функцию предварительной цензуры печати и зрелищ. Однако некоторая часть полномочий у них была изъята. Так, с апреля 1924 г. цензурные сборы уже более не взимались напрямую инспекторами, эта обязанность была возложена на работников финансовых отделов окрисполкомов. За окрлитом сохранялась обязанность выписывать клиенту квитанцию на оплату сбора. В середине 1920-х гг. полномочия окрлитов были урезаны в отношении цензуры зрелищных мероприятий. Разрешение на постановку той или иной пьесы, эстрадных номеров отныне выдавалось исключительно Главреперткомом по представлению обллита. В январе 1926 г. Уралобллит в специальном циркуляре запретил окрлитам выдавать разрешения на прокат кинокартин с местной хроникой, предварительно разъяснив, что данное полномочие является «сугубо прерогативой обллита» (143). В июле 1926 г. уральские цензоры получили очередное распоряжение Главлита РСФСР, согласно которому репертуар рабочих клубов впредь освобождался от предварительного контроля со стороны местных органов цензуры (144). Подобные ограничения отнюдь не вызывали уменьшение объемов работы окрлитов. Напомним, что в это период времени появляются новые объекты предварительного контроля – радиовещательные организации, фотосалоны, выставки.

Сделаем еще одно важное замечание. Если улит в своей цензурной работе, опираясь на циркуляры Уралобллита, самостоятельно определял, какое произведение идеологически выдержано, а какое нет, то уже у окрлита такой «свободы мышления» не было. В середине и второй половине 1920-х гг. собственное мнение окрлита, как правило, уже не учитывалось. Аппараты Главлита, Главреперткома и Уралобллита ежемесячно выпускали списки разрешенных и запрещенных произведений, репертуарные указатели, сборники нот и т.д. Именно этим материалом должен был руководствоваться советский цензор.

Государственные гарантии по обеспечению деятельности окрлитов в рассматриваемый период мало чем отличались от предшествующего. Денежные средства по-прежнему выделялись из бюджетов местных отделов народного образования. В циркуляре № 87/с Уралобллита от 1 июля 1926 г. содержалось требование к руководству окружных ОНО «принять все необходимые меры к включению полностью в бюджет 1926-1927 гг. расходов на содержание окрлитов» (145). Заметим, что в сентябре 1926 г. заведующие окрОНО были обязаны представить в Уралобллит сведения о выполнении данного циркуляра (146). Летом 1927 г. в окрОНО Урала поступила директива Наркомпроса за подписью заместителя А.В. Луначарского В.Н. Яковлевой. Заместитель наркома требовала от заведующих окроно устранить выявленные ведомственными проверками «дефекты» в деле организации окрлитами секретного делопроизводства. «Для секретной части ОкрОНО и Окрлита выделить специальное изолированное помещение или же в крайнем случае стол у ведущих секретное делопроизводство огородить барьером, – писала В.Н. Яковлева. –  Для хранения секретных материалов приобрести несгораемый шкаф или сундук окованный железом, каковые ежедневно по окончании занятий опечатывать сургучной печатью. Хранение секретных дел в простом деревянном шкафу совершенно недопустимо» (147). Обратим внимание, что сейф – редкая, дорогостоящая вещь. Достать подобную вещь являлось отнюдь непростым делом. Однако ни Наркомпрос РСФСР, ни Уралоблит не волновал вопрос, как окрлиты будут решать эту проблему.

Во второй половине 1920-х гг. Главлит и Уралобллит все чаще издают циркуляры карательной направленности. За любое серьезное нарушение цензурных норм окрлитам грозят уголовной ответственностью. Замнаркома В.Н. Яковлева в этой же директиве Наркомпроса грозно  подчеркивала: «Если в указанный выше срок секретное делопроизводство окрОНО и окрлита не будет приведено в надлежащий порядок, Наркомпрос вынужден будет поставить вопрос о привлечении виновных лиц к законной ответственности» (148). 4 февраля 1928 г. Уралобллит направил в окрлиты специальный циркуляр, в котором сообщал о привлечении политредактора газеты «Уральский рабочий» к уголовной ответственности по статье 58-10 УК РСФСР. Вина цензора заключалась в том, что он в одном из номеров газеты допустил «разглашение хлебозаготовительных планов по главнейшим сельскохозяйственным округам области» (149). Кстати, в статье 58-10 предусматривалось наказание за антисоветскую пропаганду, а также хранение, изготовление или распространение антисоветских печатных материалов. Данный пример убеждает нас в том, что порой недобросовестные цензоры привлекались к уголовной  ответственности по той же самой статье, что и «враги народа». Кроме того, увольняющиеся со службы цензоры давали подписку о неразглашении секретного цензурного делопроизводства (150). В противном случае они подвергались уголовному преследованию по статье 117 УК РСФСР. Санкция этой нормы права предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок не менее 1 года (151). Применение мер дисциплинарной ответственности также регулярно практиковалось Уралобллитом.

Окружное деление Уральской области летом 1930 г. было ликвидировано. В связи с этим упразднялись и окрлиты как местные органы цензуры. С 1931 г. основной ячейкой низового аппарата цензуры стал «райлит» – уполномоченный по делам литературы и издательств в районе. В городах учреждалась аналогичная должность «горлита». Ранее мы уже отмечали, что райлиты и горлиты в циркулярных документах Главлита и Уралобллита получили название «освобожденных работников» цензуры. К категории «неосвобожденных» относили политредакторов и других уполномоченных обллита при советских учреждениях, осуществлявших цензурную деятельность по совместительству со своей основной работой.

Правовые основы деятельности райлитов были закреплены в инструкции Главлита РСФСР «О руководстве крайлитов и обллитов районами» от 31 августа 1930 г., в «Положении о Главлите» от 6 июня 1931 г., в положении Главлита «Об уполномоченных в издательствах и типографиях» от 13 июля 1931 г., в постановлении Оргбюро ЦК «О цензорах центральных, республиканских, краевых и районных газет» от 21 октября 1937 г. (152). Главной задачей деятельности горрайлитов продолжала оставаться предварительная цензура. Полномочиями же последующего цензурного контроля располагали аппараты уральских обллитов. Вместе с тем в случае, если редакция газеты или радиовещательная контора не предприняла меры для устранения политико-идеологических «прорывов», районный цензор получал право изъять весь тираж и ходатайствовать перед обллитом о возбуждении уголовного дела по данному факту. Данное право в свою очередь порождало обязанность районного цензора своевременно реагировать на подобные нарушения. На практике именно с этим и не справлялись большинство горрайлитов.

Говоря о профессиональных обязанностях райлитов, следует помнить, что в первой половине 1930-х гг. они продолжали осуществлять функцию по цензуре зрелищ. Лишь осенью 1932 г. разрешился конфликт между Уралобллитом и Сектором искусств при УралОНО. В октябре 1932 г. был создан Областной репертуарный комитет (Облрепертком), ставший структурной единицей Сектора искусств при УралОНО. 31 октября 1932 г. Уралобллит направил городским и районным цензорам секретный циркуляр № 225/с «О создании Облреперткома и разделении функций Обллита». Данный циркуляр был подписан начальником обллита Тупицыным и председателем Облреперткома Шмелевым (153). В документе говорилось о создании Облреперткома как главного ведомства, курирующего все вопросы по цензуре зрелищ в Уральской области. Достаточно четко был обозначен круг полномочий обллита. «У Обллита остались функции только по военно-экономическому и политико-идеологическому контролю печати, типографий и радиопередач (кроме музыкальных передач)», – отмечалось в циркуляре. Уральским цензорам предписывалось, «как и раньше», контролировать печать и зрелища, руководствуясь прежними инструкциями. Однако с 1 ноября им надлежало отправлять ежемесячные отчеты по цензуре печати в Уралобллит (Свердловск, ул. 8 Марта, 3), а по цензуре зрелищ уже в Облрепертком (Свердловск, ул. Ленина, 42). Соответственно новый инструктивный материал в горлиты и райлиты теперь поступал из двух ведомств.

Примечательно то, что Облрепертком не получил в свое распоряжение штатных сотрудников в районах и был вынужден использовать для своих целей аппарат Уралобллита. Порой это вызывало у его руководства серьезные опасения за качество цензурной работы. Так, в «Инструктивном письме об организации проверки музыкально-эстрадного репертуара в районах», направленном Облреперткомом в райлиты 21 мая 1933 г., в частности, говорилось: «Не каждый инспектор райлита достаточно знаком с музыкальной областью… музыка не проверяется, о музыке не спрашивают» (154). Инспектор музыки и эстрады Облреперткома Садаков настойчиво просил райлиты организовать в районах «актив, на который можно было бы опереться». Только через год, 4 мая 1934 г., Свердловский областной ОНО издал приказ о выделении в районах и городах «специальных уполномоченных» Облреперткома. 19 мая 1934 г. уже Свердловский обллит обязал своих цензоров передать полномочия по цензуре зрелищ уполномоченным Облреперткома (155). Однако этот процесс существенно затянулся, и мы не беремся утверждать, что к 1935 г. райлиты были освобождены от цензуры зрелищ. Так, например, в отчете Тагильского горлита за первое полугодие 1940 г. его начальник Тулакин отмечал результаты работы своего аппарата по контролю за «зрелищными предприятиями»: «В постановке драматическому театру разрешено 6 пьес… Концертов разрешено 13. Из клубного репертуара снята одна пьеса «Подполье» или «Нина Трауцкая» по циркуляру Главлита. Все кинокартины для 12 стационарных кино-установок в обязательном порядке просматриваются…» (156).

После 1931 г. появились твердые государственные гарантии по обеспечению деятельности райгорлитов. Начался переход с краевой на государственную систему финансирования труда цензоров. Так, 9 сентября 1933 г. Наркомпрос РСФСР принял постановление «Об укреплении органов советской цензуры на местах» (157). В постановлении, в частности, отмечалось, что многие краевые и областные ОНО «совершенно не уделяют внимание материальной обеспеченности работников цензуры, сметные ассигнования не выделяются». Среди регионов, где подобные явления стали «нормой», был обозначен и Урал. В результате хронического недофинансирования «положение на местах продолжает оставаться совершенно неудовлетворительным». Обозначив проблему, Наркомпрос потребовал от своих региональных структур (край-, облОНО) принять срочные меры по ликвидации сложившейся ситуации:

«<…>б) По представлению начальников Край/Обл/литов в тех пунктах, где нужен освобожденный работник лита – этих работников выделять немедленно, оплату производить по бюджетам рай/горОНО. В остальных районах работники райлита допускаются с утверждения начальника Край/Обллита в порядке совместительства с обязательной их оплатой.

г) Поручить Край/Обл/ОНО добиться приравнивания работников край/ обл/литов/ горлитов, райлитов к сетке ответственных политических работников и принять все меры к их материальному и бытовому обеспечению, также обеспечить край/обл/литам нормальные условия для их работы /помещение, секретность и пр./.

д) В бюджетах райОНО обязательно предусмотреть ассигнования для край/обл/литов по командировкам и текущим оперативным расходам» (158).

Выполняя распоряжения Наркомпроса, 9 апреля 1934 г. президиум Свердловского областного исполнительного комитета принял постановление № 229 «О средствах на содержание уполномоченных обллита и работников окргоррайлитов» (159). В данном документе также фигурировали понятия «заработная плата», «командировочные расходы», «текущие оперативные расходы».

Таким образом, с конца 1933 г. уральские цензоры стали за свой труд ежемесячно получать заработную плату, денежные средства на командировки в район и область, а также средства на съем отдельных помещений для работы. Мы имеем уникальную возможность выяснить размер заработной платы цензоров. В частности, в «Резолюции I-го Совещания работников районной цензуры Свердловской области» от 5 июля 1934 г. говорилось: «Материально-бытовые условия большинства начальников райлитов улучшились почти в два раза по сравнению с прошлым годом – ставки от 250-300 руб.» (160). Для сравнения: зарплата уполномоченного Челябинского обллита при редакции газеты «Красный Курган» в 1937 г. составляла 369 руб. (161). Летом 1938 г. ставка начальника Коми-Пермяцкого окрлита равнялась 400 руб., а Молотовского и Тагильского горлитов уже 500 руб. (162).

Во второй половине 1930-х гг. обллиты Урала добивались от местных исполкомов Советов предоставления райлитам отдельного кабинета для соблюдения секретности их работы. Выше мы уже отмечали, что в 1939-1940 гг. эта проблема была фактически решена. В отчетном докладе о деятельности Свердловского обллита за 1939 г. его руководитель А. П. Горских писала: «Основные – освобожденные работники в райлитах имеют отдельные оборудованные комнаты. За годы 1938-1939 мы имели возможность создать некоторые условия в работе, – приобретено необходимое для работы, как-то: столы, стулья, шкафы, железные ящики» (163). В отчете за первое полугодие 1940 г. начальник Тагильского горлита Тулакин, в частности, отмечал, что «помещение, оборудование и хранилище для секретных документов отвечают требованиям работы» (164). Кстати, окончательный же перевод политической цензуры на финансовое обеспечение из госбюджета как раз пришелся на конец 1930-х гг. Как отмечает Н.Н. Клепиков, одновременно произошло и включение цензурных должностей в номенклатурную систему (165). Создание комфортных условий работы не могло не отразиться на деятельности райлитов. Уральская цензура вступала в новый этап своего развития, где мерилом стали материальные блага и привилегии, а также возможность продвинуться по служебной лестнице.

Вместе с тем будем иметь в виду, что ответственность за «политико-идеологические» и «военно-экономические» «прорывы» в печати и радиовещании в 1930-е гг. была полностью перенесена с автора (редактора, издателя) на цензора. Если в 1920-е гг. привлечение окрлита к уголовной ответственности было единичным случаем, то в последующий период это стало фактически нормой. Репрессивные меры особенно рьяно предпринимались в 1934 г. в Свердловской области. Так, в приказе № 39 по Свердлобллиту от 15 мая 1934 г. его начальник С. Тубанов объявил о передаче материалов на 22 начальника райлитов в областную прокуратуру с ходатайством о возбуждении уголовных дел по факту осуществления последними цензурных полномочий без санкции обллита. Данные райлиты не прошли в срок перерегистрацию в Свердлобллите (166). Тот же Тубанов в циркуляре № 307 Свердлобллита от 9 июня 1934 г., обращаясь к своим подчиненным, в частности, писал: «Предупреждаю всех начальников райгорлитов, что они, помимо партийной ответственности за разглашения указанных в перечне гостайн, а также за утерю перечня или его передачу другому лицу, подлежат судебной ответственности и осуждению на срок до 10 лет» (167). 10 октября 1934 г. в приказе № 73 по Свердлобллиту Тубанов объявил о решении привлечь к уголовной ответственности начальников Верещагинского райлита и Коми-Пермяцкого окрлита с формулировкой «за многократные рассекречивания гостайн в печати». Кроме обращения в областную прокуратуру Свердлобллит направил соответствующий запрос в комиссию по партийному контролю при обкоме ВКП (б). В практике деятельности Свердловского обллита случались и совсем курьезные случаи. Так, в г. Перми работник райлита некто Шмелева, числившаяся членом партии с 1927 г. и прошедшая чистку партии 1933 г., в 1935 г. была изобличена в служебном подлоге. Шмелева присвоила чужой партийный билет и устроилась на работу в горлит. За подобный «авантюризм» было начато уголовное преследование Шмелевой, закончившееся ее осуждением (168).

Политические процессы середины и второй половины 1930-х гг. не могли не отразиться на аппарате уральской цензуры. Лихорадочный поиск «врагов» приводил к их обнаружению в рядах самих цензоров. Так, летом 1935 г. был снят с должности начальника райлита Нижней Салды некий Темпалов с формулировкой «за троцкистские выступления» (169). В это же время «за притупление классовой бдительности» были отстранены от цензурной работы начальники горлитов Асбеста, Кизела и  Калатинского райлита. В июле 1937 г. Челябинский обллит принял решение снять с должности уполномоченного по Магнитогорскому району некоего Маньского по формулировке «как не заслуживающий политического доверия». Кстати, после приказа обллита о снятии Маньского с должности райлита Магнитогорский горком ВКП (б) без промедления исключил его из партии (170).

Подведем итог. В 1920-е гг. полномочия по цензурному контролю представляли собой крайне непрестижную «обязанность». Под аббревиатурой «улит» и «окрлит» цензурную деятельность осуществляли по совместительству работники местных ОНО. Их труд не подлежал оплате, вследствие чего борьба с «накипью НЭПа» была для них, скорее всего, обузой. Подобная ситуация имела место вплоть до начала 1930-х гг. В 1930-е гг. низовую ячейку аппарата уральской цензуры занял «райлит». В отличие от своих предшественников в рядах райлита оказались не только работники системы образования, но и представители самых разных профессий: от заведующего парткабинетом и музеем до служащего химического предприятия. Главным критерием являлось их членство в партии. С середины 1930-х гг. райлиты стали получать стабильную заработную плату, появилась возможность пользоваться некоторыми привилегиями номенклатурных работников. К началу 1940-х гг. эта должность давала возможность продвинуться по карьерной лестнице. Из «кабальной» должности пост цензора стал перспективным местом для честолюбивых людей.

1.      Цензура в Советском Союзе. 1917-1991: документы / сост. А.В. Блюм. М.: Изд-во РОССПЭН, 2004. С. 3-4.

2.      Жирков Г.В. История цензуры в России XIX-XX вв.: учеб. пособие. М., 2001. С. 225.

3.      См.: Блюм А.В. За кулисами «Министерства правды». С. 44-48; Горяева Т.М. Исключить всякие упоминания о цензуре…: Очерки истории советской цензуры / сост. Т.М. Горяева. Минск: Старый Свет-Принт, 1995. С. 16-18; Измозик В.С., Б.В. Павлов. Руководство РКП (б) и организация советской цензуры // Цензура в России: история и современность: сб. науч. тр. СПб.: Изд-во Рос. нац. б-ки, 2001. Вып. 1. С. 102-104; Клепиков Н.Н. Указ. соч. С. 40-47.

4.      Блюм А.В. Указ. соч. С. 51.

5.      См.: ГАПК. Ф. р-358. Оп. 1. Д. 88. Л. 4-6, 55-55об, 98-99; Радек К. Речи агитатора на беспартийном собрании. Пермь, 1921.

6.      Там же. Л. 6-7, 55об, 99об.

7.      Цит. по: Жирков Г.В. Указ. соч. С. 246.

8.      Цит. по: Бондарева Г.А. Советская цензура зрелищ в период новой экономической политики (1921-1929 гг.): дис. … канд. ист. наук. М., 2003. С. 57.

9.      Там же. С. 58.

10.  Клепиков Н.Н. Указ. соч. С. 52.

11.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 17.

12.  Там же. Л. 8-8об.

13.  Государственный архив Свердловской области [далее: ГАСО]. Ф. р-577. Оп. 1. Д. 2. Л. 16-19.

14.  Там же. Л. 16.

15.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

16.  Там же. Л. 11.

17.  Цит. по: ГАСО. Ф. р-577. Оп. 1. Д. 2. Л. 18 об.

18.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 14.

19.  Государственный архив Курганской области [далее: ГАКО]. Ф. р-47. Оп. 1. Д. 198. Л. 1.

20.  См.: Блюм А.В. За кулисами «Министерства правды». С. 88.

21.  См.: Бондарева Г.А. Указ. соч. С. 63-72.

22.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 35-35об.

23.  Там же. Л. 14.

24.  Там же. Д. 2. Л. 32.

25.  Там же. Д. 1. Л. 7.

26.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 1. Д. 2. Л. 7об.

27.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 3. Л. 6.

28.  Там же. Л. 7.

29.  Там же. Л. 11.

30.  Там же. Д. 1. Л. 195.

31.  Там же. Д. 2. Л. 39.

32.  Там же. Д. 5. Л. 32.

33.  Там же. Д. 6. Л. 24-28.

34.  Там же. Д. 1. Л. 115.

35.  Там же. Л. 66.

36.  Там же. Л. 216.

37.  Там же. Д. 3. Л. 4-5.

38.  Там же. Д. 1. Л. 4.

39.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 1. Д. 2. Л. 14-14об.

40.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 61.

41.  Уголовный кодекс РСФСР. М.: Юрид. изд-во Наркомюста РСФСР, 1925. С. 28.

42.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 64. Л. 9-11об.

43.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 24.

44.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 64. Л. 19-20.

45.  Там же.  Л. 34.

46.  Там же. Л. 33–35.

47.  Там же. Л. 39-39об.

48.  Там же. Л. 43.

49.  Клепиков Н.Н. Указ. соч. С.53.

50.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 64. Л. 46.

51.  ГАКО. Ф. р-47. Оп. 1. Д. 198. Л. 10-12, 16, 18, 28.

52.  Клепиков Н.Н. Указ. соч. С.53.

53.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 2. Л. 1.

54.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 894. Л. 6-6об.

55.  Там же. Д. 64. Л. 76.

56.  Там же. 52-53, 69-70.

57.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 2. Л. 10.

58.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 64. Л. 120.

59.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.

60.  ГАСО. Ф. р-233. Оп. 1. Д. 64. Л. 126.

61.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 3. Л. 34-34об., 35-35об., 53.

62.  Там же. Л. 51.

63.  См.: Циркуляр Уралобллита № 431/с от 8 октября 1925 г. // «Без визы не допускать…»: политическая цензура на Урале в период НЭПа: сборник архивных материалов / вступ. ст., сост. и ред. С. А. Дианов. – Пермь, 2009. С. 128-129.

64.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 4. Л. 48.

65.  Государственный архив Пермского края [далее: ГАПК]. Ф. р-307. Оп. 1. Д. 1. Л. 44.

66.  Там же. Л. 54.

67.  ГУ «Государственный архив в г. Шадринске». Ф. р-588. Оп.1. Д. 47. Л. 42-43.

68.  Там же. Л. 43.

69.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 4. Л. 22.

70.  Там же. Д. 7. Л. 6-6об.

71.  Там же. Д. 5. Л. 6.

72.  ГУ «Государственный архив в г. Шадринске». Ф. р-588. Оп.1. Д. 47. Л. 36-37об.

73.  ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 5. Л. 5-5об.

74.  Там же. Д. 6. Л. 17.

75.  Там же. Л. 46.

76.  Там же. Д. 6. Л. 38; Д. 7. Л. 1.

77.  Там же. Д. 7. Л. 54.

78.  См.: Бондарева Г.А. Указ. соч. С. 72-73.

79.  См.: Жирков Г.В. Указ. соч. С. 289-291.

80.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 2. Д. 22. Л. 3-4.

81.  См.: Жирков Г.В. Указ. соч. С. 291.

82.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 2. Д. 22. Л. 1-2об.

83.  Там же. Л. 25-26об.

84.  СУ РСФСР. 1931. № 31. Ст. 273.

85.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 2. Д. 23. Л. 38-38об.

86.  Бажовская энциклопедия / Ред.-сост. В.В. Блажес, М.А. Литовская. Екатеринбург, 2007. С. 526-527.

87.  ГАСО. Ф. р-577. Оп. 2. Д. 22. Л. 12.

88.  Там же. Л. 58-63.

89.  Там же. Д. 33. Л. 12.

90.  ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 70. Л. 13.

91.  Там же. Д. 88. Л. 55об.

92.  Там же. Л. 48.

93.  Там же. Д. 111. Л. 90-91об.

94.  Там же. Л. 92-93об.

95.  Там же. Л. 95.

96.  Центр документации общественных организаций Свердловской области [далее: ЦДООСО]. Ф. 4284. Оп. 1. Д. 2. Л. 47; Д. 7. Л. 4.

97.  ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 111. Л. 87-88.

98.  Там же. Л. 88об.

99.  Там же. Л. 79.

100.    Там же. Л. 60.

101.    Там же. Л. 49.

102.    ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 111. Л. 50.

103.    Там же. Л. 51.

104.    Там же. Л. 33.

105.    ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 13. Д. 443. Л. 98.

106.    Там же. Л. 97-98.

107.    ГАСО. Ф. р-577. Оп. 3. Д. 16. Л. 2-4.

108.    Там же. Л. 50.

109.    Там же. Оп. 3. Д. 18. Л. 1.

110.    Там же. Л. 2.

111.    Там же. Д. 20. Л. 2-3.

112.    Там же. Д. 18. Л. 3.

113.    Объединенный государственный архив Челябинской области [далее: ОГАЧО]. Ф. р-496. Оп. 1. С.1-2.

114.    ОГАЧО. Ф. р-496. Оп. 2. Д. 8. Л. 104.

115.    Там же. Оп. 1. Д. 3. Л. 84.

116.    Там же. Д. 2. Л. 30.

117.    Там же. Оп. 2. Д. 8. Л. 105.

118.    Там же. Оп. 1. Д. 3. Л. 6.

119.    Там же. Л. 5.

120.    Там же. Д. 2. Л.  41.

121.    Там же.  Л. 39.

122.    ОГАЧО. Ф. р-496. Оп. 2. Д. 8. Л. 108.

123.    Там же. Л. 63-69, 80-82, 96.

124.    Там же. Д. 9. Л. 25.

125.    ГАПК. Ф. р-1156. Оп. 3. Д. 1, 2, 3, 4, 5.

126.    Там же. Д. 1. Л. 2.

127.    Там же. Л. 2.

128.    Там же. Л. 2-3.

129.    Там же. Д. 2. Л. 1.

130.    Там же. Л. 2.

131.    Там же. Л. 1-2.

132.    Там же. Д. 1. Л. 3.

133.    Там же. Д. 2. Л. 3.

134.    Там же. Л. 3.

135.    См.: Административно-территориальное деление Курганской области (1917-2004 гг.):  справочник. Курган, 2005. – С. 16.

136.    ГАКО. Ф. р-1737. Оп. 1. Д. 1. Л. 9; Оп. 2. Д. 2. Л. 1.

137.    Государственный архив Тюменской области [далее: ГАТО]. Ф. р-1800. Оп. 1. Д. 1а. Л. 1-2; Д. 1б, Л. 327.

138.    «Без визы не допускать…»: политическая цензура на Урале в период НЭПа: сборник архивных материалов / вступ. ст., сост. и ред. С. А. Дианов. Пермь, 2009. С. 33-42.

139.    РГАСПИ. Ф.17. Оп. 60. Д. 909. Л. 10, 15, 16, 18об.

140.    Клепиков Н.Н. Указ. соч. С. 54.

141.    ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 1. Л. 61.

142.    Там же. Л. 80.

143.    Там же. Д. 4. Л. 21.

144.    Там же. Л. 110.

145.    Там же. Л. 111.

146.    Там же. Л. 122.

147.    МУ Кунгурский городской архив. Ф. р-143. Оп. 1. Д. 15. Л. 32-32об.

148.    Там же. Л. 32об.

149.    ГУ «Государственный Архив в г. Ирбите». Ф. р-472. Оп. 1. Д. 6. Л. 5.

150.    МУ «Кунгурский городской архив». Ф. р-143. Оп. 1. Д. 15. Л. 76.

151.    См.: Уголовный кодекс РСФСР. М., 1925. С. 27, 30.

152.    История советской политической цезуры. Документы и комментарии. М., РОССПЭН. 1997. С. 68–70.

153.    ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 88. Л. 59.

154.    Там же. Л. 27.

155.    Там же. Д. 111. Л. 78.

156.    ГАСО. Ф. р-577. Оп. 3. Д. 20. Л. 11.

157.    ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 88. Л. 12-12об.

158.    Там же. Л. 12об.

159.    Там же. Д. 111. Л. 79.

160.    Там же. Л. 60.

161.    ГАКО. Ф. р-720. Оп. 1. Д. 16. Л. 2.

162.    ГАСО. Ф. р-577. Оп. 3. Д. 17. Л. 59.

163.    Там же. Д. 18. Л. 3.

164.    Там же. Д. 20. Л. 9.

165.    Клепиков Н.Н. Указ. соч. С. 70.

166.    ГАПК. Ф. р-684. Оп. 3. Д. 111. Л. 69об.

167.    Там же. Л. 29.

168.    ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 13. Д. 443. Л. 97.

169.    Там же. Л. 97.

170.    ОГАЧО. Ф. р-496. Оп. 2. Д. 8. Л. 104.