Курбакова Е.В. Характер полномочий отдельного губернского цензора (нижегородский период деятельности Г.Г. Данилова)

Надзор государства за печатным словом в досоветский период истории России имел формат законодательно утвержденных норм, прописанных в цензурном уставе и текущих дополнениях (изменениях) к нему [1]. В российской провинции XIX в. надзор за прессой определенного региона по усмотрению губернатора поручался одному из чиновников его канцелярии, а с 1881 года был закреплен за вице-губернатором [2]. Однако и в том, и в другом случаях эта важная работа являлась дополнительным и не оплачиваемым по штату видом деятельности ответственного должностного лица. Учреждение в 1903 году в нескольких крупных губерниях [3] должности отдельного цензора, который не должен был иметь никаких иных обязанностей, кроме цензорских, было осуществлено с целью изменить положение дел в отношении прессы «на местах».

Георгий Георгиевич Данилов явился одним из заметных деятелей по осуществлению «внутренней цензуры» [4] в Нижнем Новгороде. В должности губернского отдельного цензора он служил с 1 апреля 1909 года по 20 июня 1911 года, вплоть до своей кончины. Связанные с личностью и кругом служебных обязанностей Г.Г. Данилова документы и публикации в прессе позволяют дать характеристику не только масштабу полномочий и уровню компетенций чиновника, занимающего пост инспектора по делам печати в губернии, но и понять роль цензуры в России 1910-х гг.

Мы обладаем скудными, но весьма значимыми сведениями о Г.Г. Данилове: «Данилов Георгий Георгиевич (25.01.1870 – 20.06.1911). Из дворян. После окончания в 1893 году юридического факультета Санкт-Петербургского университета определен на службу в С.Е.И.В. Канцелярию по учреждениям имп. Марии. С 1894 года – земский начальник в Олонецком уезде. В 1896 году командирован в Департамент полиции. В 1898 году командирован в распоряжение тифлисского губернатора. С 1902 года – чиновник особых поручений при степном генерал-губернаторе. В 1904 году командирован в распоряжение могилевского губернатора. В 1905-1908 гг. служил на Кавказе. В 1908 году командирован в канцелярию Государственной думы. С 1 апреля 1909 по 20 июня 1911 года – инспектор по делам печати в Нижнем Новгороде» [5,с.307].

С самого начала своей службы в Нижнем Новгороде Г.Г. Данилов привлек внимание представителей «левой» прессы: нижегородские «левые» спустя всего четыре месяца после его назначения на должность губернского цензора «пропечатали» его на всю Россию. Столичная газета «Речь» писала: «Вновь назначенный инспектором по делам печати в Нижнем Новгороде Г.Г. Данилов проявил себя не только в области своей непосредственной служебной деятельности, но и как активный работник в стане местной черной сотни. По приезде сюда он познакомился с членами жалких остатков местной черносотенной организации и вступил в сотрудники черносотенной газеты «Минин». В газете, понятно, уже появились заметки во славу «энергичного» инспектора» [6]. Главное Управление по делам печати МВД – головное ведомство – потребовало от Данилова «представить по существу означенной заметки необходимые объяснения» [7]. Г.Г. Данилов, в свою очередь, обратился к нижегородскому губернатору «с почтительнейшим ходатайством об официальной гласной проверке означенной выше заметки» с целью установления в ней «сплошной от начала до конца лжи и клеветы, дабы раз навсегда прекратить начавшуюся травлю со стороны светско-кадетской прессы» [8].

В нападках на цензора не отставала и «правая» пресса по причине того, что его распоряжениями подвергались арестам большей частью именно «правые» нижегородские издания (8 из 15 выявленных эпизодов 1909-1911 гг.) [9]. А газета «Козьма Минин» в одном номере за 17 июля 1910 года поместила сразу две оскорбительные для цензора статьи («К сведению читателей» и «Выигранное пари»), в связи с чем Г.Г. Данилов в частном порядке возбудил судебное рассмотрение против редактора-издателя газеты В.И. Киселева. В статье «К сведению читателей», в частности, значилось: «Наложивший арест на газету инспектор печати г. Данилов по телефону настойчиво требовал от нас напечатать, что арест № 26 утвержден нижегородским окружным судом, о чем мы верных сведений не имеем, т.к. г. Данилов, считая лишним церемониться с нами, не потрудился предъявить нам копии определения суда, и мы вынуждены были его требование исполнить просто из одного желания как-нибудь от него отвязаться» [10].

Нападки «правых» на нижегородского цензора были продолжены и в последующих номерах «Козьмы Минина». В частности, статья «Бесцеремонность инспектора печати г. Данилова» вполне свидетельствовала о бесцеремонности самих «правых»: «Данилов сам по происхождению инородец и, говорят, что даже природная его фамилия не Данилов, а не то Данилидзе, не то Данилокъянц» [11]. В процессе судебных слушаний по частному иску цензора к редактору газеты «Козьма Минин» объяснение подсудимого Киселева привело к оправдательному приговору. Суд принял во внимание то, что «Киселев был только номинальным редактором газеты, в действительности же статьи для печати редактировались советом Георгиевского отдела Союза русского народа, и как человек несведущий и малограмотный, он не мог понять, что в этих статьях было помещено что-либо оскорбительное для инспектора печати Данилова» [12]. Несмотря на то, что в совокупности по нескольким судебным искам в отношении Киселева его наказание составило 8 месяцев ареста, резолюцией суда в окончательном варианте был оглашен приговор к 2 месяцам ареста по всем рассмотренным эпизодам: наказание было «понижено ввиду крайнего невежества подсудимого» [13].

Анализ цензурной судьбы дореволюционной провинциальной прессы, осуществленный на примере деятельности всего лишь одного цензора в хронологических рамках чуть более 2-х лет, позволяет сделать выводы, опровергающие устойчивые представления о «жесткости цензуры» и  «произволе» цензоров:

1.                  Инспектор по делам печати в губернии не был для журналистов фигурой «неприкасаемой»: цензурное законодательство не содержало запретов на критику должностного лица. Журналисты рисковали понести наказание лишь в случае публикации клеветы. Но сумма штрафа даже в случае вынесения обвинительного приговора не была существенной (от 10 до 50 рублей).

2.                  Региональная практика ведения судебных дел по прессе свидетельствует о вынесении мягких приговоров: «крайнее невежество подсудимых» журналистов  являлось основанием для смягчения наказания и не приводило к запрету издаваемой ими печатной продукции.

3.                  Какой бы яркой ни была личность цензора, ни уровень его образования, ни убедительность его аргументов в процессе рассмотрения инициированных им судебных дел не могли изменить отношение общественности к цензуре. «Надзор» власти за прессой в дореволюционной России привел не к ограничению «свободы слова», а к искажению природы массовой коммуникации: в условиях предварительной цензуры, на которых провинциальная пресса существовала до ноября 1905 года [14], посредником в отношениях власти и общественности являлся цензор (представитель власти), а не журналист (представитель общественности). В связи с этим представители журналистского цеха были лишены возможности получить достаточный опыт личной социальной ответственности за свои выступления в прессе. И в условиях, когда предварительная цензура в России была повсеместно отменена самой властью, пресса воспользовалась «свободой» для выражения экстремистских призывов к передаче власти в руки тех, кто никогда не имел опыта созидания, переустройства, а убеждал лишь в необходимости разрушения.

1.     История цензурного законодательства в России ведет свое начало с 1804 г. (Устав о цензуре от 9 июля 1804 г. // ПСЗРИ. – Собрание I. – Т. XXVIII. – № 21.388. – С. 439-444) и завершается в октябре 1917 г. (Декрет СНК о печати от 28 октября 1917 г. // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. – М.: тов-во скоропеч. А.А. Левенсона, 1918. – С. VI, ст. 7). О цензурном законодательстве в России см.: Жирков Г.В. История цензуры в России XIX-XX веков. – СПб.: Аспект-Пресс, 2001; Патрушева Н.Г. Цензурный аппарат России во второй половине XIX-начале XX в. // Памяти Ю.Д. Марголиса. Письма, документы, научные работы, воспоминания. [Сборник статей] – СПб.: “Серебряный век”, “Контрфорс”, 2000. – C.669-678; Вохмянин Д.В. Развитие взаимоотношений государственной власти и печати в Российской империи – Пермь: ИВЭСЭП, 2004.

2.     Высочайшее Повеление, объявленное министром внутренних дел об освобождении губернских и областных ведомостей от предварительной цензуры и о возложении на вице-губернаторов цензирования частных периодических изданий, выходящих в свет в губернских городах, в которых нет цензурных учреждений от 30 сентября 1881 г. // ПСЗРИ. – Собрание третье. – Т. I. № 420. – С. 31.

3.     Указ об утверждении должности отдельных цензоров во Владивостоке, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске и Харькове от 8 июня 1903 г. // ПСЗРИ. – Собрание III. – Т. XXIII. – № 23110.

4.      Помимо «внутренней цензуры» (цензуры изданий на русском языке), существовала «иностранная», а также ведомственная (духовная, военная, театральная) и др. цензура.

5.     РГИА. Ф. 776. Оп. 23 – 1909. Д. 33 (Цит. по: Патрушева Н.Г. Организация новых цензурных учреждений во Владивостоке, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске и Харькове в начале XX века // Цензура в России: история и современность. [Сборник научных трудов]. – Вып. 3 – СПб.: РНБ, 2006).

6.     Новый цензор (из Нижнего Новгорода) // Речь. – 1909. – № 215. – 8 авг. «Заметки во славу энергичного инспектора» в «правой» прессе апреля-июля 1909 г. нами не выявлены.

7.     ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 2. Л. 188.

8.     Письмо цензора губернатору от 14 августа 1909 г. (ЦАНО. Там же. Л. 189).

9.     По проблеме судопроизводства и практики административных взысканий в отношении нижегородской прессы см.: Курбакова Е.В. История казанской и нижегородской прессы 1811-1917 гг.: власть и общественные настроения российской провинции: Монография. – Н. Новгород: НГЛУ, 2008.

10.  К сведению читателей // Козьма Минин. – 1910. – № 29. – 17 июля.

11.  В своем обращении прокурору нижегородского окружного суда Г.Г. Данилов сообщал: «Я назван инородцем, тогда как я – природный русский, православный» (ЦАНО. Ф. 178. Оп 95а. Д. 3865. Л. 30).

12.  ЦАНО. Там же. Л. 19.

13.  ЦАНО. Там же. Л. 26. Не удовлетворенный решением нижегородского окружного суда Киселев направил апелляционный отзыв в Московскую судебную палату. 15 марта 1912 г. МСП утвердила принятое нижегородским судом решение (ЦАНО. Там же. Д. 3832. Л. 31), но В.И. Киселев в связи с «применением Высочайшего Манифеста от 21 февраля 1913 г.» обратился с прошением смягчить вынесенный ему приговор. Несмотря на то, что резолюция от 9 декабря 1913 г. гласила: «Заключить его, Василия Иванова Киселева, в тюрьму всего на 1 месяц и 10 дней» (ЦАНО. Там же. Л. 43), нет свидетельств того, что он вообще отбыл какое-либо наказание.

14.  Именной Высочайший Указ, данный Сенату о временных правилах о повременных изданиях от 24 ноября 1905 г. // ПСЗРИ. – Собрание III. – Т. XXV. – Отд. I. – № 26962. – СПб. – С. 837-840.