Курбакова Е.В. Пресса нижегородских старообрядцев и цензура

[190]

Российское законодательство по прессе до внедрения в практику «Устава о цензуре и печати» от 6 апреля 1865 г. (1) предусматривало предварительную цензуру для всех печатных изданий. Устав 1865 г. освободил от предварительной цензуры повременные (периодические) издания Санкт-Петербурга и Москвы. Несмотря на то, что эта либерализация цензурного законодательства была осуществлена при сохранении «административных взысканий по установленным на то правилам», отмена предварительной цензуры в столицах явилась эпохальным событием для России: «желая дать отечественной печати возможные облегчения и удобства», Александр II весьма ощутимо изменил условия существования российской прессы (2).

[191]

К марту 1881 г. готовилось самое важное решение по прессе: с июля 1880 г. под председательством министра внутренних дел графа П.А. Валуева работало Особое совещание для пересмотра действующих законов о печати. По проекту, окончательно обсужденному Особым совещанием 28 февраля 1881 г., все нарушения законов о печати должны были оказаться в ведении судебных инстанций, но «после 1 марта 1881 г. никто о нем [этом проекте – Е.К.] не упоминал» [1, 147]. В 1882 г. в отношении российской периодики был сделан «шаг назад» – Александр III утвердил «Временные правила о печати 27 августа 1882 г.», в совокупности с «Положением об усиленной и чрезвычайной охране губерний» (3) усиливающие административные рычаги воздействия на прессу.

После Манифеста Николая II от 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», даровавшего населению «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова» [2, 754-755], произошло повсеместное освобождение прессы. В целях реализации идей Манифеста применительно к прессе был принят «Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату» от 24 ноября 1905 г. [3, 837-840], ликвидировавший многие статьи цензурного Устава 1865 г. и укрепивший практику применения Уголовного Уложения 1903 г. (4).

После Манифеста от 17 октября грандиозные масштабы приобрел процесс возникновения новых партий и их региональных отделений. Существенно упростился режим регистрации новых периодических изданий, многие из которых были специально созданы для позиционирования интересов определенных политических и идеологических движений. Период конца 1905 г. – начала 1906 г. ознаменовался появлением в регионах новых журналов и газет различной направленности. От возможности широко тиражировать свои позиции не отказались и нижегородские старообрядцы: с января 1906 г. начал выходить в свет журнал «Старообрядец», просуществовавший до декабря 1907 г. Перенявший эстафету у «Старообрядца» нижегородский журнал «Старообрядцы» выходил в свет с января 1908 г. по июль 1909 г.

Несмотря на то, что журнал был рассчитан на целевую аудиторию читателей, исповедующих православие по «старому» обряду, на его страницах освещалась весьма широкая проблематика (5). Однако по любому из затрагиваемых вопросов журнал отражал позицию идеологов старообрядческого раскольнического толка.

В продолжение 1906-1907 гг. журнал «Старообрядец» был подвергнут санкциям по трем эпизодам нарушения цензурного законодательства; журнал «Старообрядцы» – единожды.

[192]

Июльский (№ 7) номер журнала «Старообрядец» за 1906 г. подвергся административному наказанию за статьи «Смертная казнь – преступление» и «Урок нашим «добрым» пастырям», в которых содержалось обвинение правительства в росте экстремистских настроений (6), а Синода – в поддержке интересов «духовной бюрократии». Утверждая, что только представители старой веры, выдержавшие «двухвековую борьбу за свободу совести с нашей бюрократией, духовной и гражданской», и не принявшие Манифест 17 октября 1905 г., знают верный путь, публицисты «Старообрядца» свидетельствовали не только о неприятии нового курса развития страны, но выступали против истин Священного Писания и канонов православия. Подписавшийся псевдонимом «Православный гражданин» автор статьи  «Урок нашим «добрым» пастырям» иронизировал по поводу желания Синода умиротворить свою «паству»: «Русский царь, начинает трактовать св. синод, – дал народу полную свободу слова (?) и полное гражданство, желает объединиться с ним (народом) своими мыслями и заботами о благосостоянии страны, просит русских людей поддержать раскачавшиеся основы бюрократического правления, восстановить упавший престиж в народных глазах нашего изворовавшегося чиновничества». Стремясь обвинить «духовную бюрократию» и возвысить старообрядчество, «православный гражданин» адресует читателю импульс огромной разлагающей силы, сродни экстремистским настроениям «левых» партий. За публикацию этих материалов нижегородский губернатор приговорил (7) редактора-издателя «Старообрядца» В.Г. Усова к штрафу в 1000 рублей или аресту на 3 месяца.

В 1907 г. журнал «Старообрядец» привлек внимание цензора (губернского инспектора по делам печати) ввиду нарушения редактором статьи 73 «Уголовного Уложения» и ст. 5 отд. VIII закона о печати от 24 ноября 1905 г. В майском (№ 5) номере журнала было помещено «Стихотворение на открытие останков о. Серафима Саровского». Расходясь с православием в нежелании признавать святыми тех праведников, которые стали почитаемы церковью после раскола (8), старообрядцы особым образом акцентировали внимание на том, что обретенные мощи отца Серафима были подвергнуты тлению. В этом стихотворении цензор А.И. Вознесенский усмотрел «хулу на признанного православной церковью святым угодником о. Серафима Саровского» [4]: «канонизованный, т.е. признанный святым согласно существующим в православной церкви каноническим требованиям и правилам, называется «лжечудодеем», а подлежащим порядком установленные факты его чудотворений называются «пустой легендой» [5].

[193]

Арест был наложен на уже разошедшийся по всей России (9) в количестве 1206 экземпляров тираж номера. Дело по обвинению В.Г. Усова было рассмотрено в Нижегородском окружном суде с участием присяжных заседателей. За «возложение хулы не с намерением, а по неразумию» редактор-издатель журнала был приговорен к трем месяцам тюремного заключения.

Сентябрьский (№ 9) номер «Старообрядца» за 1907 г. подвергся двойным санкциям: административному взысканию и аресту цензора. В статьях «Разрушающаяся церковь» (10) и «Неизбежный раскол» нижегородский инспектор по делам печати усмотрел «богохуление и поношение таинств, Священного Писания, церкви православной и ее догматов и веры христианской» [6]. Однако в своем заключении товарищ прокурора отметил, что дело против редактора-издателя «Старообрядца» В.Г. Усова может быть возбуждено только частным порядком со стороны Синода. Согласившись с позицией товарища прокурора, суд постановил: арест № 9 журнала «Старообрядец» утвердить, тираж номера в количестве 1204 экземпляров уничтожить, уголовное преследование против редактора не возбуждать. Губернатор своим решением от 19 октября 1907 г. за нарушение обязательных постановлений наложил на редактора-издателя «Старообрядца» штраф в 1000 рублей или обязал отбыть трехмесячный арест. Ответ начальника тюрьмы свидетельствует, что по постановлению губернатора В.Г. Усов был арестован, но после внесения штрафа в сумме 500 рублей 8 апреля 1908 г. был освобожден [7].

В 1909 г. журнал старообрядцев подвергся аресту по причине формальных нарушений: «в номере не напечатана фамилия ответственного редактора и издателя, а равно не обозначен и адрес редакции» [8]. Все экземпляры № 5-6 журнала «Старообрядцы» за 1909 г. были арестованы и не поступили к читателю.

Завершившаяся на этом этапе история нижегородской дореволюционной старообрядческой периодики привлекала внимание исследователей исключительно с позиций выявления фактов цензурных гонений на прессу [9, 192-204]. Однако воинственная непримиримость создателей «Старообрядца», укреплявшая и без того очевидный глобальный «раскол» в общественном сознании, заслуживает особого внимания с точки зрения выявления оснований для санкций в отношении них за нарушение российского законодательства. Обывательские суждения публицистов «Старообрядца» (11) множили хаос и безверие, «увековечивали» представления о могуществе отрицания и ничтожества. Статья «Урок нашим «добрым» пастырям» явилась обвинением, которое старообрядцы адресовали Синоду: «Неужели вы думаете, сидя у себя в

[194]

кабинетах, что русские люди настолько уж глупы и темны, что безусловно будут верить теперешнему вашему учению? Нет, пастыри, не думайте этого! Вы ведь также уронили свой престиж в глазах народа, как и светская бюрократия». Обвиняя православных «пастырей», автор статьи вопрошал: «Но почему это вы, св. отцы, только теперь, после 17 октября стали уж очень заботиться о благосостоянии родины? Вздумали напомянуть народу слова «мира», «любви» и «кротости»?».

В октябре 1905 г. российская Верховная власть с роковым опозданием – как уже случалось прежде – адресовала народу посыл к конструктивной и созидательной работе над реформированием жизни. Народ России в очередной раз не поверил своей власти, а жизнь по законам «мира», «любви» и «кротости» отвергла даже старообрядческая среда.

1.  Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета о некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях от 6 апреля 1865 г. // ПСЗРИ. – Собр. 2. – Т. XL.– № 41990. – СПб., 1867. – С. 397–406.

2. Современник этих перемен П.А. Валуев считал, что «закон 6-го апреля имеет две совершенно различные стороны. Одна из них означает пределы, в которых печатное слово освобождается от стеснительного, докучливого и часто нерассудительного вмешательства цензуры. Другая – определяет форму и меру ответственности за нарушение этих пределов» (РГИА. Фонд Валуева. Д. 104. Л. 75-76). Советский исследователь цензуры Вертинский полагал: «Закон 6 апреля не внес существенного изменения в положение газет, которые продолжали находиться в полной зависимости от административного и судебного вмешательства. С другой стороны, он подорвал значение провинциальной печати, т.к. на ней оставался груз предварительной цензуры» (Вертинский Н.С. Газета в России XVII-XIX вв. – М.-Л., 1931. – С. 167).

3. 14 августа 1881 г. было утверждено Высочайшее Положение «О мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия», на основании §15 пункта «А» которого губернаторы получали право издавать «Обязательные постановления» и действовать в соответствии с условиями «усиленной» или «чрезвычайной» охраны.

4. Уголовное Уложение 1903 г. – последний фундаментальный законодательный акт дореволюционной России в области уголовной политики. Именно этот документ свидетельствует о выработке определений преступных деяний по их существенным признакам, так как в непосредственно предшествовавшем ему законодательном акте (Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.) имели место расхождения в понимании самого преступления и условий наказуемости деяния. По Уголовному уложению первая группа преступлений включала в себя преступления против государства, посягающие на его основы, государственные законы, внешнюю безопасность, порядок управления. Вторая группа включала преступления, посягающие

[195]

на основы жизни общества (веру, церковь, семью). К третьей группе относились преступления против частных лиц.

5. Сочинения, написанные на старославянском языке, печатались на страницах журнала по-старославянски («Кратчайшее начертание истории Ветковской Церкви последователей древлецерковного благочестия» выходило на страницах журнала на протяжении всего 1906 г.). На страницах «Старообрядца» публиковались проповеди общехристианского содержания («Теперешние фарисеи» в № 1 за 1906 г.; «Несколько слов о табаке и его употреблении» с очерком научного изучения этого вопроса в № 5 за 1906 г.).

6. «Люди звереют. Женщины, девушки и мальчики хладнокровно бросают бомбы и смело идут на казнь. Кругом кровь… Человеческая кровь потоками залила русское государство» (Смертная казнь – преступление // Старообрядец. – 1906. – № 7).

7. Применение к провинциальной периодике административных санкций в периоды «усиленной» и «чрезвычайной» охраны губерний является подтверждением замены судебной практики разрешения дел принятием жестких и оперативных административных мер.

8. Реформы патриарха Никона (XVII) привели к видоизменению православных церковных обрядов, в результате чего отказавшиеся от принятия реформ старообрядцы были признаны раскольниками.

9. В протоколе от 13 октября 1907 г. значилось: «Как видно из имеющихся в книге адресов подписчиков, журнал «Старообрядец» рассылается по массе городов и сел как Европейской России, так и Сибири, на Кавказе и в Туркестанском крае» (ЦАНО. Там же. Л. 48).

10. «Последние 50 лет церкви – это полвека ее умирания» (Священник, которому больно. Разрушающаяся церковь) // Старообрядец. – 1907. – № 9).

11. На допросе по делу о публикации «Стихотворения на открытие останков о.Серафима Саровского» В.Г. Усов показал: «Стихотворение, помещенное мною в журнале моем и раньше ходило среди старообрядцев, а я только увековечил его тем, что напечатал его на страницах «Старообрядца» (ЦАНО. Ф. 178. Оп. 95а. Д. 3510. Л. 41).

1.        П.А. Валуев. Дневник 1877-1884. – СПб., 1919.

2.        Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» // ПСЗРИ. – Собр. 3-е. – Т. XXV. – Отд. I. – № 26803. – СПб., 1908.

3.        Именной Высочайший Указ, данный Сенату о временных правилах о повременных изданиях от 24 ноября 1905 г. // ПСЗРИ. Там же. – № 26962.

4.        ЦАНО. Ф. 178. Оп. 95а. Д. 3510.

5.        ЦАНО. Ф. 178. Л. 43.

6.        ЦАНО. Ф. 178. Оп. 95а. Д. 3292. Л. 9.

7.        ЦАНО. Ф.178. Д. 3510. Л. 6.

8.        ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 2.

9.        Галай Ю.Г. Цензурная судьба первого журнала старообрядцев. – В кн. Галай Ю.Г. Книжный Нижний. – Н. Новгород, 2007