Летенков Э.В. Из истории политики русского царизма в области печати (1905-1917).

Ленинградский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственный университет имени А.А.Жданова

На правах рукописи

Специальность 07.00.10 – История журналистики

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ленинград

1974

Работа выполнена в Ленинградском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственном университете имени А. А. Жданова на кафедре теории и практики партийно-советской печати факультета журналистики

Научный руководитель—доктор филологических наук, профессор Л Ф. БЕРЕЖНОЙ

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор И. В КУЗНЕЦОВ, кандидат филологических наук, доцент М Н. ГУРЕНКОВ.

Ведущая организация—Белорусский государственный университет имени В. И. Ленина, факультет журналистики, г. Минск.

1974 г.

Автореферат разослан “….”

Защита диссертации состоится “….” .    . . 1974 г. на заседании Ученого совета факультета журналистики Ленинградского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственного университета имени А. А. Жданова по адресу: Ленинград, Университетская наб., д. 11.

С диссертацией можно ознакомиться с библиотеке университета.

Ученый секретарь Совета: кандидат филологических наук, доцент С, В. СМИРНОВ.

[3]

Интенсивное развитие исследовательской работы в области общественных наук является одной из важнейших задач, выдвинутых перед советскими учеными Коммунистической партией Советского Союза. “Исследование проблем всемирной истории и современного мирового развития,—записано в Программе КПСС,—должно раскрывать закономерный процесс движения человечества к коммунизму”.[1]

Актуальность этой задачи постоянно возрастает, ибо мирное сосуществование государств с различным общественным строем, ставшее реальным в наши дни, не только не исключает, а, напротив, делает еще более острой идеологическую борьбу, так как возрастает ее значение и теоретический уровень.

В связи с этим заметно увеличивается роль истории как науки, призванной помочь использовать опыт прошлого в сегодняшнем коммунистическом строительстве, в современной идеологической борьбе.

Первые работы по теме данной диссертации были написаны еще до революции. Но, за редким исключением, их основу составляла не марксистская методология, поэтому в настоящее время они интересны лишь с фактографической стороны. В советской науке политика царизма в области печати в этот период не получила должного освещения. Подробный обзор литературы дан в книге “Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати.[2] Автор этой монографии, проанализировав с марксистских позиций дореволюционную литературу, изучив многочисленные архивные документы и периодику тех лет, поставил практически все основные вопросы, связанные с исследованием прессы этого периода. И, хотя не все они рассмотрены с одинаковой обстоятельностью, что и невозможно в одном исследовании, уже сама их постановка

[4]

служит стимулом для последующих разработок и значительно облегчает их первоначальный этап.

Если выявление основных тенденций правительственной политики возможно и на базе этих исследований, то изучение конкретных форм и методов ее проведения потребовало обращения к архивным документам. В диссертации использованы документы Главного управления по делам печати, Петроградской военно цензурной комиссии, IV Государственной думы, Санкт-Петербургского (позднее—Петроградского) телеграфного агентства, Бюро русских журналистов, Осведомительного бюро, Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства и ряд других. Большая часть из перечисленного хранится ныне в фондах Центрального государственного  исторического архива СССР в Ленинграде (ЦГПАЛ) и впервые вводится в научный оборот.

Дополняют документы печатные источники, воспоминания деятелей прессы тех лет, материалы тогдашней периодики.

При работе над диссертацией были использованы публикации газеты “Правда” (1912-1914 гг.) и отдельных номеров “Вестника полиции”, “Народной газеты”, “Русского слова” за 1915 год, “Газеты-копейки”, “Журнала журналов”. “Русских ведомостей”, “Русского знамени”, “Сельского вестника”, “Современного слова”, “Трудовой копейки” за 1916 год; “Нового времени”, “Русской воли”, “Русских ведомостей”, “Трудовой копейки”, “Утра России” за 1917 год.

Методологической основой диссертации явились и труды классиков марксизма, в первую очередь, работы В. И. Ленина. Среди них особо важное значение для раскрытия темы имели такие произведения как “Развитие капитализма в России”, “Партийная организация и партийная литература”, “Опыт классификации русских политических партий”, “Из прошлого рабочей печати в России”, “Империализм, как высшая стадия капитализма”, “Государство и революция”. “Детская болезнь “левизны” в коммунизме”.[3] Без их изучения и активного использования был бы невозможен правильный подход к анализу архивных фондов, когорте, наряду с партийными документами[4] и материалами истории Комму-

[5]

нистической партии Советского Союза,[5] были основным источником исследования.

Композиционно диссертация подразделяется на введение, три главы (по два раздела в каждой) и заключение.

Во “Введении” показана неразрывная социально-экономическая и политическая связь изучаемого периода с предыдущими историческими этапами отмечено свойственное ему своеобразие.

Социально-экономической базой самодержавия о России являлось дворянское и поместное землевладение. Одной из основных политических задач царскою правительства, как руководителя всей государственной системы, была задача “охранять условия существования и господства правящего класса против класса угнетенного”[6]. Будучи воплощенной в конкретные мероприятия внутренней политики эта задача сводилась прежде всего к борьбе с революционно-освободительным движением и, в первую очередь, с политическим авангардом того класса, который в данный исторический период стоял во главе движения. В области печати борьба с революционной периодикой, стремление парализовать ее влияние на массы и были отражением основной задачи правительства, призванного господствующими классами России к защите своих интересов. Буржуазно-демократическая революция 1905 года не устранила глубинных противоречий общественного развития, а классовая природа государственной власти, как и сама власть, остались, по оценке В. И. Ленина, старыми.[7] Естественно, что старыми были и основные направления внутренней политики.

В этом заключается общность изучаемою периода с предыдущими.

В этом, одновременно, состояло и его своеобразие, потому что после первой революции Россия сделала в своем развитии шаг в сторону монархии буржуазной. Это обстоятельство определенным образом способствовало тому, что политическая борьба в стране поднялась на качественно новую степень—воплотилась в борьбу партии, что является “самым цельным, полным и оформленным выражением политической борьбы классов”.[8] Печать же, как выразительница партийной

[6]

идеологии была средоточием этой борьбы. Об объеме и глубине классовых битв свидетельствует уже тот факт, что в начале XX века в России существовало более одиннадцати политических партий.[9]

Показать неразрывную связь конкретно-исторической обстановки и политики правительства мы стремились на протяжении всей работы.

Особенно заметно это влияние в законодательстве о печати, которое, по определению М. Ольминского, “как и вообще все законодательство классового государства, может выражать только соотношение сил борющихся классов.[10] Раздел, анализирующий законодательную практику царизма, как основу проведения всей политики в области печати, открывает первую главу диссертации—“Формы правительственного надзора за печатью. Меры, направленные на его усиление”.

Уже “Временные правила о повременной печати”, утвержденные в ноябре 1905 года, под напором революции провоз гласившие смягчение цензурного гнета, тем не менее ясно оказывали на границы обещанной монархом гражданской свободы. Девиз правительства оставался постоянным во все рассматриваемое время. Он был сформулирован в 1905 году в одном из секретных циркуляров Главного управления по делам печати. “Так как ни в одном государстве не существует такой свободы печатного слова, которая не была бы ограничена определенными карательными законами,—сообщало это центральное ведомство своим чиновникам на местах,—…и у нас эти законы будут всегда ограничивать свободу печати”.[11]

При анализе последующих, как и прежних, сохранявших свою силу, законов и постановлении мы стремились показать, что наступление на свободу революционной печати с одно-

[7]

временным предоставлением всевозможных экономических и политических льгот периодике правительственной и черносотенной были основным, определяющим моментом в юридическом творчестве самодержавия.

Если его существо было единым все эти годы, то в обстановке непрерывно растущего революционного движения не могли оставаться неизменными его формы. Правительство вынуждено лавировать, прибегать ко всевозможным политическим ухищрениям. Так, оно постепенно отказывается от избытка любимых им временных законов, положений, постановлений и распоряжений потому, что “против классов эти меры оказались до смешного бессильны”.[12] В области печати правительство намерено заменить их единым законом.

В связи с этим, автор диссертации обращает внимание на качественно новое явление в законодательстве о печати— попытку принять закон, использование которого опиралось бы на союз определенных классов — помещиков, капиталистических землевладельцев и буржуазию. В IV Государственной думе была создана особая комиссия, в которой вместе с правительственным рассматривались проекты закона, представленные националистами, октябристами, прогрессистами, кадетами, а в их обсуждении принимали активное участие и представители мелкобуржуазных партий.

Однако и объединенный поход реакции был сорван противодействием демократических сил, выдающаяся роль в руководстве которыми принадлежала партии большевиков и ее печати.

Правительство извлекает уроки из явного поражения и с еще большим упорством занимается составлением очередного закона — “Временного положения о военной цензуре”. Его тайная разработка началась в 1911 году в канцеляриях военного министерства, министерства внутренних дел и совета министров.

Убедившись в безрезультатности всех средств борьбы с революцией, самодержавие решается на крайний шаг. В надежде утопить революцию в крови мировой бойни оно, вместе с империалистами других стран, развязывает войну.

С ее началом стало возможным использование “Временного положения о военной цензуре”, которое, по нашему мнению, следует рассматривать как логическое продолжение законодательных разработок в области печати. В “Положении” нашли свое наиболее полное воплощение постоянные

[8]

устремления правительства Теперь в условиях войны, при помощи “Положения” правительство надеялось окончательно разгромить революционную печать.

Если формулировка некоторых статей и могла создать иллюзию соблюдения законности, чрезвычайно строгой якобы из-за военной необходимости, то практическое использование “Положения” полностью ее разрушало. Анализ документов Петроградской военно-цензурной комиссии за 1914-1917 годы, проведенный в диссертации, еще раз подтверждает вывод большевиков о том, что система “военных положений и военной цензуры (гораздо более преследующей даже теперь во время войны, “внутреннего”, чем внешнего врага”[13] была призвана помочь правительствам и буржуазии воюющих стран “разъединить рабочих и натравить их друг на друга”.[14]

В диссертации сделан вывод о том, что путь законодательства о печати в 1905—1917 годах шел от реакции, прикрытой вынужденными уступками и лживыми рассуждениями о необходимости свободы, к откровенному произволу, возможность которого юридически закрепляли акты об исключительных положениях и о военной цензуре.

Но и эти реакционные меры были бессильны (достаточно сказать о нелегальных, игнорировавших их, листовках и газетах большевиков[15]), предотвратить дальнейший рост революционного движения.

Естественное стремление абсолютизма к усилению исполнительной власти нашло свое отражение в создании новых органов и в усилении централизации всего бюрократического аппарата.[16] Если вторая тенденция обнаруживается и в законодательстве о печати, то первая кажется отсутствует вовсе. По свидетельству начальника Главного управления по делам печати в 1914 году в России существовало всего 6 комитетов по делам печати и 20 инспекторов.[17] Надо сказать, что такое положение было стабильным на протяжении нескольких лет. Противоречие между общим стремлением к усилению исполнительной власти и таким отношением к органам надзора за печатью только кажущееся. Увеличивать число специальных

[9]

учреждений необходимости не было. Законы российской империи, предоставляя ведущую роль Главному управлению по делам печати под непосредственным руководством министерства внутренних дел, вместе с тем, обеспечивали им в надзоре за печатью, в деле проведения правительственной политики постоянную помощь и поддержку со стороны всех органов государственного аппарата

Второй раздел главы посвящен анализ методики и целеи -этого наблюдения.

“Руководство” прессой предполагало всестороннее н кропотливое ее изучение. Именно поэтому было признано необходимым “сосредоточить в министерстве внутренних дел точные сведения о всех выходящих в Империи повременных изданиях”.[18] К их сбору были привлечены не только служащие Главного управления, но и высшая администрация местностей – губернаторы, градоначальники.

 Помимо данных, характеризовавших само издание министерство интересовал и учет сведении о всех возбуждаемых судебных преследованиях в области печати.[19]

Очевидно, что систематизация и анализ этих данных позволяли правительству не только составить впечатление об общем положении дел, но и предпринимать конкретные шаги но изменению этого положения в выгодном для правительства направлении. По результатам обследований делался вывод о тематике заметок, наиболее часто подпадающей под карательные статьи закона, о чем специальными циркулярами уведомлялась губернская и областная администрация для принятия предупредительных “надлежащих мер”.[20]

Такой анализ помогал обратить внимание на сами статьи закона и при необходимости добиваться их видоизменения.[21]

Особо интересовалось правительство результатами судебных процессов, рассматривавших нарушения тех законоположений, которые были направлены против пролетарской большевистской печати. К примеру, нарушения, предусмотренные ч. 3 ст. 10 Именного Высочайшего Указа от 18 марта 1906 года. В этой статье говорилось о наказании за выпуск в свет номера повременною издания без подписи ответственного редактора либо издателя или без обозначения типографии,

[10]

в которой издание печатается, и. ж адреса редакции.[22] По особому распоряжению министра юстиции прокуроры судебных палат и окружных судов должны были о таких и ряде подобных им случаев “сообщать подлежащим губернаторам и градоначальникам, немедленно….выписки из. приговоров, с подробным указанием сведений о личности осужденных”^.[23] Главное управление получало копии этих сообщений. Осужденные по подобным статьям брались им на особый счет.

Для обеспечения лучших условии общегосударственною надзора в 1906 году был создан особый отдел Осведомительного бюро при Главном управлении, который функционировал с целью: “а) соответственных докладов правительству, б) информирования ведомств, в) извлечения материалов, подлежащих обследованию отделом, обслуживающим ведомства, г) учета значения и влияния самой печати — составление характеристик ее групп (политических и порайонно) и каждой газеты”^.[24] В диссертации подробно исследуется деятельность этого отдела.

В И Ленин неоднократно говорил о призрачности русской конституции, об издевательстве самодержавия над основными законами, отмечал, что “естественное право” русской монархии – нарушать основные законы”^.[25] В полной мере это право царизм использовал при надзоре за печатью.

Анализ большого числа документов, связанных с наблюдением за печатью, позволяет заключить что, несмотря на интерес правительства ко всей периодике, основное его внимание было обращено на печать революционную.

Борьбе с революционным движением, по мнению правительства, должно было способствовать и усиление экономическою и идеологическою влияния самодержавия на периодику. Разнообразные попытки царизма в этом направлении исследуются во второй главе “Информационные центры. Рептильный фонд”.

Первый раздел посвящен правительственным центрам информации.  Совершенствование деятельности подобных учреждений,  создание новых было вызвано изменившимися условиями внутриполитической жизни страны после первой революции и прежде всего тем, что, несмотря на жесточайшие репрессии, царизм не мог окончательно подавить рево

[11]

люционное движение, пресечь влияние его идеологии на массы. По этой причине царские чиновники пришли “к мысли о необходимости положительного способа влияния”[26] на печать. Хорошо понимая, что “информация—это наиболее могучий способ воздействия на прессу”,[27] правительство намеревалось использовать ее в своих видах. Во-первых, “серьезные сведения из области информации”[28] оно собиралось предоставлять только органам, которые заслужили, с его точки зрения, поощрения. “Антигосударственные” газеты лишались сведений, могущих способствовать увеличению тиража^..[29] Во-вторых, централизация в руках самодержавия дела информирования приводила к тому, что распространением правительственных взглядов занимались бы не только казенные издания, а и те газеты, которые стали бы подписчиками информационных центров.

Таких служб в России было три. Санкт-Петербургское телеграфное агентство, информационный отдел Осведомительного бюро и созданное в 1912 году под видом частого учреждения Бюро русских журналистов. Политическая задача них была одинаковой. Отличались же они друг от друга своей ориентацией на читателя. Если сферой действия телеграфного агентства была в основном столичная периодика, то Осведомительное бюро обращало свои публикации не только к ней, но и к провинции, хотя и не в такой степени как это делало Бюро русских журналистов.

Анализ его публикаций обнажает классовую направленность методов, которыми пользовались в своей работе эти учреждения. За период с 1 июня 1915 года по 1 июля 1916 бюро опубликовало 231 материал по военным вопросам, 223 – по национальным, 206 — по внешнеполитическим, 113 – по вопросам торговли и промышленности и только 8 публикаций уделили свое внимание “рабочему вопросу”.[30] Перед нами наглядный пример попытки “воздействия на общественное мнение путем информирования”, пример преломления общего внутриполитического курса на конкретном участке его применения — в печати.

Несмотря на огромное политическое значение названных органов для правительства, на постоянную духовную и мате-

[12]

материальную поддержку с его стороны, количество подписчиков год от года уменьшалось, и даже те газеты, которые оставались в их числе, все в меньшей степени использовали предлагаемый материал. Так в 1915—1916 году, по подсчету автора диссертации, публикации Бюро русских журналистов были использованы в объеме 0,1. Иными словами, из двадцати страниц бюллетеня перепечатывалось только две.

Не желание “освободить ведомства от репортеров”[31], как говорил начальник Главного управления по делам печати, не стремление поставить дело информирования на западно-европейский уровень созданием российских “пресс-бюро”, а необходимость борьбы с передовым отрядом революционного движения -пролетарской печатью вынудили правительство организовать и постоянно руководить работой рассмотренных центров. Подобная идейная борьба в секретных бумагах министерства внутренних дел признавалась “необходимою в виду недостаточности одних репрессивных мер…”[32]. О том, что эта борьба не могла кончиться иначе, как только поражением правительства, свидетельствует анализ деятельности информационных центров. Об этом же говорит и исследование других способов “идейной” борьбы правительства, о которых идет речь во втором разделе данной главы.

Усиленно субсидируя собственную печать — официального проводника самодержавной идеологии, особо оговорив это право в основных законах империи, царизм оказывал финансовую поддержку черносотенным органам и специально созданным “неофициальным официозам”. Для этих целей существовал особый рептильный фонд. О тенденциях его развития в последние годы существования царизма говорят цифры. По сообщению Д. М. Потемкина, одно время стоявшего во главе фонда, суммы, предназначенные на поддержку и подкуп печати составляли: в 1912 году – 600000 рублей, в 1913—800000, в 1914-1018300, в 1915—столько же, в 1916 1700000. Такой же кредит был испрошен и на 1917 год.[33]

Кому же и для каких целей предназначались эти деньги? Знакомство с архивными делами, связанными с рептильным фондом, дает возможность ответить на этот вопрос. Самое пристальное внимание обращалось на газеты, которые могли, по мнению правительства, иметь влияние на рабочих. Говоря об одном таком издании, директор канцелярии министерства

[13]

внутренних дел отмечал, что рабочие “в настоящее тревожное время нуждаются в спокойном и твердом руководстве, путем соответствующего органа печати, в противовес агитационным листкам, усиленно распространяемым социал-демократическою и революционными партиями”.[34]

Именно поэтому обратило на себя внимание правительства предложение журналиста Я. И. Рейнберга об издании им “рабочей газеты”.[35] Прельщало и его обещание “замаскиник… средств на издание”,[36] так как подобная секретность была непременным условием финансовой поддержки. Соответствовала она и методам, применявшимся в практике этих газет. “Мы,—писала издательница Степанова, – задались целью работать чрезвычайно осторожно, сначала приобрести читателя, приучив к нашей газете, а затем уже более прямо проводить свои правые идеи”.[37] Осторожность и стремление приобрести читателя другой газетой—“Русским рабочим”— свелись к ее публичному отказу от якобы надоевшего всем политиканства и обещанию рассматривать на своих страницах только экономические вопросы улучшения рабочей жизни.[38]

Черносотенные издатели, постоянно кормившиеся у царской казны, прекрасно знали, за что получают деньги. Ярый черносотенец А. И. Дубровин, прося в 1916 году денег для своей газеты, напоминал правительству, что “первой правой газетой, выступившей против крамолы 1905—6—7 годов, было “Русское знамя”.[39] Это обстоятельство служило веским доводом в пользу просителя. А. И. Дубровин получил на сей раз 25000 рублей.

Стремление правительства “избрать один из существующих частных органов столичной печати, посредством которого сообщались бы верные фактические данные по всем наиболее важным вопросам и событиям”[40] было постоянным. Именно с такой целью в 1906 году была перекуплена газета “Россия” и превращена в “неофициальный официоз”.

Хотя этот опыт правительства в конечном итоге оказался неудачным, сама идея такого предприятия не умерла. А. Н.

[14]

Хвостов, будучи министром внутренних дел в 1915—1916 году, “провел через Совет Министров мысль о внедрении в какую-либо крупную газету с целью известного влияния в ней правительства”.[41] Было избрано “Новое время”. Скупленные акции предполагалось распределить через министерство внутренних дел

Таким образом, если в 1912 году царизм ограничивался 600 000 рублей на поддержку массы рептилий, то к концу рассматриваемого периода эта цифра возросла до миллионных сумм, а идея подкупа печати приобрела гипертрофированные размеры, найдя свое выражение в скупке акции “Нового времени”. Это говорит о том, что попытка использовать рептилии не давала ожидаемого влияния на массы а в большинстве случаев не имела вообще никакого успеха.

Вопрос же влияния на массы был для царизма вопросом жизни и смерти. Хотя на этом поприще правительство терпит поражение за поражением, оно не может отказаться от все новых и новых попыток. Одна из последних была связана с использованием собственной периодики. Третья глава диссертации–“Об организации правительственной печати в России” в первом своем разделе исследует этот вопрос в основном на материалах проведенного в 1916 году в Петрограде съезда представителей провинциальной казенной печати.

При анализе хода самого съезда и итогов его работы поражает несоответствие между обширной программой, принятой к обсуждению, и темпами того обсуждения. Практически в течение двух дней (3—4 февраля) 32 участника из провинции совместно с представителями министерства внутренних дел и Главного управления по делам печати под председательством редактора “Правительственного вестника” С. П Урусова обсудили все основные проблемы и пришли к единодушному заключению, выраженному в постановлении съезда. Такое несоответствие объяснимо двумя причинами. Во-первых, действительно плачевным состоянием казенных органов, что, как явствует из выступлений на съезде, было явлением повсеместным и требовало скорейшего вмешательства правительства. Во-вторых, тем, что постановление вырабатывал не съезд, а министерство внутренних дел и Главное управление. Собравшиеся в Петрограде представители “Ведомостей” были призваны лишь одобрить решения правительства

[15]

Съезд принял во внимание, “что издание на местах правительственных повременных органов печати является делом первостепенной государственной важности, не терпящим отлагательства”[42] и признал желательным осуществление всех намеченных мероприятий, суть которых сводилась к полному подчинению власти министерства внутренних дел.

Оживленные “Ведомости”, как в своей области информационные центры и издания-рептилии, должны были противопоставить революционной идеологии — правительственную. Чувствуя огромною всесокрушающею силу революционной волны забеспокоились не только высшие чиновники империи, но и куда более мелкие слуги самодержавия. “Поднять революцию в стране, где народ трезв, сыт и богат—весьма и весьма трудно. Но если желающие поднять революцию работают не покладая рук, — писала уже упоминавшаяся нами Степанова,—а мы, люди, любящие своего Монарха, будем сидеть сложа руки и ничего не делать, то конечно и трудное станет возможным”.[43] Один за другим следуют планы спасения абсолютизма. Писавшие справедливо полагали, что его гибель означает и их крах. Не последнее место среди этих кланов занимали проекты преобразовании в области печати. Рассмотрению двух таких записок посвящен второй раздел главы.

Один из них анонимен, другой принадлежит перу реакционного издателя “Колокола”—В. М. Скворцова, что удалось установить работникам архива по просьбе автора диссертации, так как подпись под проектом была тщательно стерта.

Что позволяет нам рассматривать эти документы как нечто единое и цельное? Прежде всего то, что их объединяет ненависть к революции и проводнику революционных идей пролетарской прессе. Оба автора сходятся во мнении о необходимости неустанной борьбы с нею. Борьба правительства с периодикой “ему противостоящей” представляется первому автору неизбежной. “Быт правого государства,—считает он,—не только не исключает борьбы правящей власти с печатью оппозиционных партии, но, наоборот, обостряет ее еще в большей мере… Правительство не может и не должно отказываться ни от каких доступных ему средств (кроме чисто полицейских) для достижения успеха”.[44] В то же время под-

[16]

куп печати и ее деятелей в самой различной форме не являются, по мнению автора, мерами полицейскими и усиленно рекомендуются правительству для применения.

В М Скворцов, мечтая о создании такой правительственной печати, идеи которой могли бы беспрепятственно “проникнуть в сознание всех классов населения”[45], также делает упор на борьбе с рабочей печатью, ибо считает, что она является местом “наивысшего напряжения революционной пропаганды”.[46]

Что же конкретно предлагали проекты правительству? Если исходная позиция авторов была одинакова, то пути достижения намеченной цели у них несколько разнятся. Однако, как нам представляется, они не только не противоречат один другому, а напротив, дополняют друг друга. В результате же объединения их предложений мы получаем очерк политики, весьма схожей с той, которой правительство придерживалось в своей практике.

Мы находим в проектах и призывы к репрессиям по отношению к революционной периодике, и предложения идеологического воздействия на массы с целью их отвлечения от революции. Для достижения последнего рекомендуются те меры, которые в правительственных кругах в свое время получили название “положительного способа воздействия”, т.е. информирование печати из специальных централизованных учреждений, подкуп печати, создание “неофициальных официозов”. Эта идея обрела в болезненной фантазии В. М. Скворцова глобальные размеры. Он предложил создать пять подобных органов, рабочую газету, бульварную, газету буржуазную и орган для крестьянства. Для отвлечения внимания было сочтено необходимым “иметь достаточно обнаруженный… официоз”^.[47]

Совпадение предложений в проектах и каждодневной практики нам кажется неслучайным. Оно подтверждает вывод об окончательном политическом кризисе правительства самодержавной России, о его неспособности противопоставить конкретным лозунгам революции—“Мир! Хлеб! Земля! Свобода!”—что-либо, кроме военно-полицейской силы, которая тоже уходила из-под его подчинения и влияния.

В “Заключении” подводятся итоги работы, формулируются ее выводы, на основе которых обрисована динамика раз-

[17]

вития правительственной политики, свидетельствующая о глубочайшем идеологическом кризисе самодержавие.

С 1905 года наблюдается постоянная интенсификация деятельности царизма в области печати. В законодательстве это нашло свое выражение в разработке нового закона о печати, Временного положения о военной цензуре, в постоянной активности и готовности самодержавия двинуть в ход “за авангардом летучих отрядов полиции и жандармерии”[48] тяжелую, по определению В.И. Ленина, законодательною махину.[49]

В практической деятельности правительства интенсификация выразилась в усилении надзора, в увеличении количества и жестокости репрессий. К этому же относится и создание информационных центров, и усиление собственной периодики, и возраставшие год от года суммы, предназначавшиеся казной на дела печати.

В единстве с этим процессом явственно ощутимо и стремление к централизации, т.е. подчинению каждого из вышеперечисленных мероприятий в отдельности и всех их в совокупности единому руководству, решающая роль в котором принадлежала министерству внутренних дел —одной из важнейших канцелярий императора.

Вся правительственная деятельность того периода отмечена усиленным использованием репрессивных и провокационных методов. Активность их применения возрастает по мере приближения революции. Это не случайно, ибо противопоставить что-либо материальной силе марксистской теории, которой все шире и глубже овладевали массы, царизм ничего не мог. Полицейский бандитизм, провокация, подкуп, шантаж—последнее, что оставалось в его арсенале и составляло его надежду. Сколь призрачна она была показала Февральская революция — одним ударом разрушившая и абсолютизм в России н все институты с ним связанные.

Выступление революционных масс, покончив с политическим господством царской феодально-бюрократической камарильи, разрушило одну из серьезных преград на пути сво боды печатного слова в России И, хотя к пролетарской свободе путь был еще долог, как долог он был от Февраля к Октябрю, эта победа была одной из важных в вековой битве угнетенных с угнетателями.