Макушин Л.М. Власть и пресса: политика российского правительства в области печати в период реформ 60-х годов XIX века

На правах рукописи

  23.00.01 — Теория и история политической науки

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Екатеринбург

1997

Работа выполнена на кафедре истории журналистики факультета журналистики Уральского государственного университета им. А. М. Горького

Научный руководитель      — доктор филологических наук,

                                                профессор Ковалева М. М.

Официальные оппоненты  — доктор исторических наук,
профессор Миронов Д. А.
кандидат философских наук
Левченко И. Е.

Ведущая организация         — Уральская академия
государственной службы

Защита  состоится  25  июня   1997 г.  в  13   часов

на заседании диссертационного совета Д.063.78.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук и доктора исторических наук в Уральском государственном университете им. А. М. Горького. (620083, г. Екатеринбург, К-83, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С диссертацией можно познакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им. А. М. Горького

Автореферат разослан                        1997 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор философских наук,

профессор                                                                                                                 Е.С. Баразгова

[3]

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Движение России по пути демократических преобразований, глубокое реформирование общества во всех областях жизни поставили перед наукой множество проблем, среди которых проблема отношений власти и прессы является одной из первостепенных. Любая реформа немыслима без соответствующей подготовки и организации общественного мнения. Уровень политической культуры каждого общества характеризуется в том числе и взаимоотношениями, взаимодействием власти и периодической печати. В условиях кардинальной реформы особенно необходимо определить формы сотрудничества правительства с журналистикой, которая по своей природной сути выступает важнейшим средством государственного управления.

В тугой узел переплетаются проблемы реформы и власти, власти и прессы, прессы и реформы. Идеология и исторический опыт реформирования подсказывают, что узел надо не разрубать по революционному, а осторожно распутывать, начиная с приближения к пониманию взаимообусловленности проблем. В этой связи актуальность рассматриваемой в диссертации темы имеет два основных плана:

1. взаимодействие власти и прессы представляет злободневный интерес с точки зрения общей теории и практики российского реформирования и неизбежно сопутствующего; ему конфликта переходного периода. В переходные времена существенно возрастает и зачастую становится определяющей роль общественного сознания, надстроечных моментов, политико-идеологических факторов. Ломка старых и вызревание новых установок в общественном мнении сопровождаются поляризацией элементов политической культуры, столкновением консервативных, крайне-революционных и центристки-умеренных тенденций. Каждая из них прежде всего через прессу апеллирует к социально активным слоям населения, деятельно вербует себе союзников.

      При этом необходимо учитывать специфику российской журналистики, которая, в отличие от западной, имеет иную генетику, обусловленную тем, что она возникла и развивалась, главным образом, как орудие государственного управления. Обеспечение разумного баланса в системе “власть — пресса”): дальновидной политики первой по отношению ко второй в значительной мере

[4]

зависит от правильной оценки властью особенностей переживаемого этапа реформ, поскольку каждому этапу должны соответствовать неодинаковые действия.

2. На широком фоне преобразований тема “власть и пресса” выступает и как актуальная, самостоятельная проблема со своей логикой, специфическими временными и пространственными особенностями, Речь, в частности, идет о том, что реформирование в пределах дихотомии “власть и пресса” может по времени не совпадать с официальными рамками социально-политических реформ, опережать или догонять их, может неравномерно распространяться по территории, быть локальным или даже ведомственным, может быть окрашено красками самых разнообразных интересов: национальных, групповых, фракционных, местных и т. д. Своеобразие и сложность этого процесса в России объясняются тем, что универсальность института власти накладывалась на структурную сложность и многофункциональность прессы.

Актуальность анализируемой в диссертации проблемы определяется тем, что перемены в нашей стране, начавшиеся в 1985 г., не увенчались пока действительными успехами в области гласности и свободы слова. Для этого, очевидно, общество и руководящие им силы не набрали еще нужного запаса материальной, интеллектуальной и нравственной энергии. При всех многообещающих декларациях и даже вполне демократичных правовых актах немало остается нерешенного в практике цензуры, какие бы формы она ни принимала.

Неоспоримый факт начавшегося, но пока еще не завершившегося в нашей стране реформирования системы “власть — пресса” заставляет задуматься о перспективах продолжения этих преобразований и об источниках опыта, который следует изучать и принимать во внимание.

      Российская история обладает огромным прогностическим потенциалом. Осознанная история страны способна выполнить, особенно в переломные периоды, роль национальной доктрины. Можно попытаться определить вектор развития, используя накопленный за века богатый духовный капитал в качестве фундамента возрождения страны на основе исторической преемственности. Немаловажная, роль в разрешении этих задач выпадает на исследование стратегии и тактики государственной власти в отношении российской печати в эпохи реформ как составной части гармонизации отношений власти и общества.

[5]

Хотя в России взаимодействие власти и прессы от рождения последней является одной из глобальных проблем бытия журналистики, но именно в пиковые моменты российской модернизации названная проблема непременно обостряется. Эта тенденция подтверждается примерами из истории реформаторских инициатив Екатерины II, Александра II, общественной ситуации 1905—1907, 1917—1918 гг. Сквозным мотивом всех преобразований выступало изначальное провозглашение гласности как государственной политики и попытки постепенной реализации принципов свободы печати. Попытки — с разными степенями успеха, но неизбежно с незавидным концом; Наиболее глубокий прорыв в политической и законодательной практике отношений власти и прессы был сделан в ходе реформ 60-х гг. XIX века, в первое десятилетие царствования Александра II.

Некоторые историки называют крупнейшие российские реформы “революциями сверху”. Однако в полном смысле слова это определение можно применить лишь к эпохе 60-х годов XIX века, повлекшим за собой коренные формационные преобразования. “Ни до, ни после “эпохи великих реформ”, — отмечал В. П. Семьянинов, — никому не удавалось столь глубоко, комплексно и относительно бесконфликтно убрать старое, отжившее и ввести новое в жизнь огромной страны и, самое главное, органично вписать нововведения в привычное направление исторического пути России, не совершить насилия над ее тысячелетним опытом и традициями”[1].

Хронологические рамки исследования охватывают первое десятилетие царствования Александра II, 1855—1865 гг. За этот период правительство прошло путь от пересмотра устоявшегося при Николае I взгляда на политику в области печати до признания необходимости цензурной реформы и ее осуществления, увенчавшегося принятием Закона б апреля 1865 года.

Характеризуя степень научной разработанности темы, автор выделяет три группы работ, в которых проблемы взаимоотношения власти и прессы, правительственной политики в области печати нашли отражение на различных уровнях научного обобщения, неодинаково насыщенных фактическим материалом.

              Во-первых, это историко-теоретические, политологические и социологические труды, поднимающие наиболее общие вопросы и предлагающие методологические основания для анализа. В

[6]

соответствии с целями и задачами данного исследования тема “Власть и пресса: политика российского правительства в области печати в период реформ 60-х годов XIX века” рассматривалась автором в широком историческом контексте, с использованием работ авторитетных отечественных историков В. О: Ключевского, А. А. Корнилова, С. М. Соловьева, Л. Н. Гумилева, И. М. Дьяконова, А. Н. Медушевского, С. В. Мироненко, Ф. Ф. Нестерова и других[2]. Глубже вникнуть в суть реформаторской политики Александра II помогли посвященные российскому модернизационному процессу и конкретно реформам 60-х годов работы Н. М. Дружинина, П. А. Зайончковского, Л. Г. Захаровой, Б. Г. Литвака, Л. М. Ляшенко, А. В. Оболонского, В. П. Семьянинова, Н. Я. Эйдельмана и других[3]. В своем исследовании автор обращался к трудам историков российской журналистики, Б.И. Есина, М. М. Ковалевой, Б. П. Козьмина, Н.Г. Сладкевича, А.И. Станко и других[4], к работам по истории русской общественной мысли XIX века Е.А. Кирилловой, В.А, Китаева,

[7]

Ш. М. Левина, В. В. Леонтовича, Н. И. Цимбаева и других[5]. Хотя проблема “Власть и пресса” в названных и других работах освещается не в прямой постановке, а преимущественно в курсе истории страны, журналистики и общественной мысли, но эти труды во многом способствовали выбору направления исследования.

Политику власти в области печати невозможно научно объяснить вне понимания природы и функций общественного мнения, его роли и процессе реформ. Эти вопросы рассмотрены в работах Е. Г. Андрющенко, М. К. Горшкова, Б. А. Грушина, В. С. Коробейникова и других[6]. В анализе содержания цензурной реформы в связи с динамикой политической культуры России середины XIX в. автор, опирался на положения, сформулированные в работах по теории и истории политической культуры К. С. Гаджиева, Г. В. Голосова, Д. В. Гудименко, Л. Н. Когана, А. А. Мурадяна и других[7].

Особую значимость, применительно к теме диссертаций, имеют дефиниции и проблемы власти, связанные с ней социально-политические конфликты переходного периода. Эти проблемы рассматривались на основе работ В. В. Ильина, И. А. Исаева, В. В. Крамника, A.Н. Медушевского, А. С. Панарина, И. К. Пантина, Е. Г. Плимака, B.П. Пугачева, А. И. Соловьева, А. Н. Чумикова и других[8].

[8]

      Вторая группа работ непосредственно связана с темой диссертации. Следует отметить, что в советском обществоведении до середины 1980-х гг. в историческом и актуальном анализе и оценке политики власти в области печати доминировал идеологически предопределенный подход. Одновременно с переменами в жизни общества традиционная трактовка проблемы “Власть и пресса” подвергается критическому осмыслению. Возрастающим вниманием к правовым, субъектно-субъектным отношениям власти и прессы отмечены работы Л. Э. Варустина, В. В. Кельника, М. М. Ковалевой, Е. П. Прохорова, Ю. В. Трошкина, М.А. Федотова_, СА. Чаплинской и других[9].

      Что касается собственно реформаторской политики Александра II  в области печати, то тема эта разработана пока фрагментарно и необходимо комплексное ее исследование. В трудах официальных историков “охранительного” направления С. В. Рождественского, В.Е. Рудакова, П.К. Щебальского, в обзорном сочинении Г. А. Джаншиева и других аналогичных работах[10], содержащих немало ценных фактических данных, отражена только правительственная точка зрения на цензурную деятельность того времени. К. К. Арсеньев, В. Я. Богучарский, М. К. Лемке, А. М. Скабичевский, Н. А.
Энгельгардт и другие авторы дореволюционных работ[11], рассма-

[9]

тривая цензурную реформу и законодательство о печати 60-х гг. в более широком плане, также проявили несколько односторонний подход. Положительные моменты реформы они; связывали исключительно с усилиями представителей демократического лагеря и недооценивали вклад деятелей правительственного либерализма. Среди дооктябрьских работ особо нужно отметить очерк П.С. Усова “Цензурная реформа 1862 г.” (1887 г.); и монографию М. К. Лемке “Эпоха цензурных реформ, 1859—1865” (1904 г.), занимающих в историографии темы, пожалуй, первое место по насыщенности ценными сведениями. Но многие исторические источники авторам той эпохи были неизвестны или недоступны.

      В советской историографии по журналистике и цензуре некоторые аспекты взаимоотношений власти и прессы в 60-х гг. XIX в. раскрывались в многочисленных работах по истории печати в целом и отдельных изданий, о творчестве видных российских публицистов. Но в центре интереса оказались преимущественно ярко выраженные демократические органы — “Современник”, “Искра”, “Русское слово” и т. д., журналисты из круга Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева. Основное внимание было обращено на их борьбу с цензурой, репрессивную и запретительную сторону действия власти в сфере периодики. Со второй половины 1960-х гг., после появления работ Э. Д. Днепрова, В. А. Скороспеловой, А.Н.Степанова, В. А. Твардовской и других[12] о либеральных и консервативных изданиях спектр анализа темы несколько расширился, исследователи обратились к сюжету о сотрудничестве власти и прессы в период реформ. Возрождению интереса к истории взаимодействия правительства и печати во многом способствовало появление в 1974 г. содержательной монографии Ю. И. Герасимовой “Из истории русской печати в период революционной ситуации конца 1850-х—начала 1860-х гг.”. Более углубленным подходом к этой теме отмечены монографии В. Г. Чернухи “Правительственная политика в отношении печати. 60—70 годы XIX века” (1989 г.), работы

[10]

М. А. Бениной, М. В. Евдокимовой, Н. Г.Патрушевой и других[13].

Однако опубликованные труды, при всем их бесспорно положительном значении, не позволяют создать цельной картины сложного и противоречивого процесса формирования предпосылок и основ правовых отношений власти и прессы, усилий правительства по превращению печати в своего, союзника на пути реформ. Во многих работах преобладает обличительный тон, не предпринята попытка разглядеть прогрессивно-созидательную грань в реорганизациях цензурного ведомства и законодательных инициативах, касающихся периодики.

              Наконец, третья, сравнительно небольшая группа работ выделена в связи с тем, что в последнее время в отечественном и зарубежном обществоведении возрос интерес к феномену российской — царской и советской — цензуры, О природе и характере этого инструмента контроля СМИ шла полемика на научных конференциях в С.-Петербурге, Москве, Екатеринбурге. Опубликованные материалы дискуссий, а также обсуждавшиеся на конференциях работы А.В. Блюма, Т. М. Горяевой и других[14] помогают высветить и некоторые немаловажные стороны проблемы “Власть и пресса”. Автор, участвовавший в Петербургской и Екатеринбургской конференциях, разделяет точку зрения о том, что цензуру нельзя априорно считать долом недостойным в демократическом обществе. Ее следует рассматривать как явление двусоставное: как систему политического и юридического контроля за производством и распространением информации (инструмент власти) и как феномен политической и духовной куль-

[11]

туры, как общественное явление (инструмент нравственного влияния и воздействия общественного мнения)[15]. В зависимости от исторической ситуации цензура предстает то в одной, то в другой своей ипостаси или в своеобразной их комбинации.

В диссертации, таким образом, использован широкий круг научных работ, важный для построения концепции исследования и дающий возможность продолжить анализ актуальной темы.

Предметом исследования в данной диссертации является политика власти в отношении прессы в период коренных преобразований в жизни российского общества XIX века.

В настоящей работе под властью прежде всего понимается способность и возможность осуществлять свою волю, оказывать определяющее воздействие на деятельность, поведение людей с помощью каких-либо средств — авторитета, насилия, права. При этом важно учитывать как особенности российской самодержавной власти, так и то, что помимо собственно политической, существуют и другие формы, проявления власти — экономическое давление, культурная гегемония, а также индивидуальная и групповая автономия. Индивиды, группы, организации, тем более причастные к высшим сферам управления, постоянно пытаются осуществлять эти виды власти и в сфере печатной периодики.

      Цель работы — раскрыть содержание, и методы действия правительства, лично Александра II и его ближайшего окружения по отношению к журналистике, которые реализовались в цензурной политике и цензурной реформе 60-х годов прошлого столетия.

      Цель исследования предопределила необходимость решения следующих задач:

      1) раскрыть динамику реформирования аппарата цензуры;

      2) проанализировать развитие внецензурных методов влияния на прессу;

      3) раскрыть обусловленность поэтапного совершенствования законодательства о печати;

              4) исследовать зависимость общего направления реформ в области цензурного законодательства от личной позиции, представителей правящих верхов;

[12]

 5) выявить содержание и значение начавшегося диалога власти и журналистики как нового явления в сфере отношений правительства и общественного мнения.

      Теоретическая и методологическая база исследования основывается на общенаучных принципах объективности, системности, историзма и соответствующих им методах анализа.

      Эмпирическая, источниковая база диссертации разнообразна по своему составу. В соответствии с хронологическими рамками исследования здесь представлены акты и материалы законотворческой работы, цензурные циркуляры и правительственные распоряжения, касающиеся печати. Важным источником явились архивные материалы о политике в области печати: документы из фондов III отделения, Министерства внутренних дел, Министерства просвещения, Главного управления цензуры, а также документы служебной деятельности: всеподданейшие доклады, докладные записки, рапорты и обзоры цензоров и других чиновников. Необходимым дополнением; к этим документам послужили дневники, воспоминания, письма как политических деятелей той эпохи (Александр II, вел. князь Константин Николаевич, П. А. Валуев, А. В. Головнин, А. В. Никитенко и др.), так и литераторов, и людей, близких к литературным кругам (И. С. Аксаков, А. И. Кошелев, К. К. Арсеньев, П. В. Анненков, С. Ф. Либрович, А. Я. Панаева, Б. Н. Чичерин и т. д.). Значительную часть эмпирической базы, естественно, составляют публикации в прессе 18554—1859 гг., а среди них — отклики на политику правительства в области печати.

 Научная новизна данного диссертационного исследования заключается в том, что впервые в отечественной научной литературе предпринята попытка комплексного, по возможности, полного исследования взаимоотношений и взаимодействия власти и прессы в период реформ, В этом смысле работа носит междисциплинарный и концептуальный характер, связанный с осознанием необходимости государственного регулирования информационного пространства в переходные периоды.

      Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты, и выводы могут быть полезными при решении сегодняшних конкретных вопросов, связанных с взаимоотношениями власти и СМИ в условиях глубокой социально-политической и экономической модернизации российского общества, Пели, конечно, эта модернизация мыслится на основе исторической преемственности. Материалы работы могут быть использованы при чтении курсов и

[13]

спецкурсов по истории журналистики и цензуры, политологии, истории отечественной культуры.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, включающего 294 наименования, приложения.

Апробация работы. Положения и выводы, гипотезы диссертационного исследования получили апробацию в докладах, автора на международной и российской конференциях по проблемам цензуры (Екатеринбург, С.-Петербург, 1995), на всемирном симпозиуме ЮНЕСКО по вопросам культуры Урала и Сибири (Екатеринбург, 1995), на научно-практических конференциях факультетов журналистики МГУ и УрГУ (1994—1997 гг.), в лекциях, по истории отечественной журналистики на факультете журналистики УрГУ. По теме диссертации опубликовано девять научных работ.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются актуальность, научная и практическая значимость разработки темы, определяются основные задачи исследования. Здесь же дан обзор литературы и использованных источников.

Первая глава “От “цензурного террора” к поискам взаимопонимания” состоит из двух параграфов: §1. Начало перемен в системе цензурного ведомства (1855—1859 гг.); §2. Внецензурные методы воздействия на печать и общественное мнение.

      В первом параграфе исследуется взаимосвязь между начавшимися с середины 1850-х гг. сдвигами в политической культуре российского общества и переменами в системе цензурного ведомства, в отношении власти к гласности, общественному мнению и печатному слову. В конкретных условиях первого десятилетия царствования Александра II буржуазно-демократическая модернизация самодержавного государства могла быть приведена в движение преимущественно методами автократической инициативы. Во времена Николая I, особенно в “мрачное семилетие” цензурного террора 1848—1854 гг. между монархической властью и прессой пролегла полоса отчуждения и недоверия. На поражение в Крымской войне и социально-экономический кризис, на обещание новым императором перемен, в том числе и отмены крепостного права, либеральное общественное мнение откликнулось в рукописной и заграничной литературе, тостами на банкетах, речами на собраниях,

[14]

в которых была сформулирована программа реформ. Самый живой, интересный и ценный поток информации сразу пошел мимо, в обход власти, оказался вне ее влияния и цензурного контроля.

Верховной власти, вступающей в роль преобразователя, совершенно необходимо было проникнуть в умы и души россиян, обеспечить свое идейно-культурное предводительство в реформах, заручиться, как максимум, активным согласием или, как минимум, положительным нейтралитетом подданных. Отсюда — стремление поставить печать и общественное мнение на службу “видам” правительства. Поскольку единственным посредником между властью и прессой выступала цензура, и именно в ее адрес сыпалось наибольшее количество критических стрел, то она и стала первым и главным объектом медленных, очень осторожных преобразований.

Любое искусственное и внешнее исправление информационных потоков, любая сторонняя коррекция отношений между создателями и потребителями текстов — это, в широком смысле, и есть цензура.

Институционально в рассматриваемый период она являла собой в России сложившуюся и небезуспешно действующую систему властного надзора за содержанием, выпуском в свет и потреблением социальной информации, с тем, чтобы не допустить или ограничить распространение идей и сведений, которые власть признавала вредными или нежелательными. Верноподданической политической культуре николаевской эпохи соответствовала до крайности жесткая система надзора за прессой. С легализацией при Александре II и укреплением элементов активистской политической культуры старая цензура под нажимом либерального общественного мнения дала трещины, а власть целенаправленно пошла на ее смягчение.

Уже в первый год царствования Александра II, 6 декабря 1855 г., был упразднен пресловутый “бутурлинский комитет”, направлявший с апреля 1848 г. всю цензурно-карательную деятельность в стране. Кстати, сам Александр, будучи наследником престола, активно участвовал в создании этого комитета. Получили отставку наиболее одиозные цензоры.

Об “оттепели” в сфере прессы свидетельствовали стремительный рост числа изданий и облегчение выдачи разрешений на их выпуск. Николай I оставил России (не считая церковной периодики) менее. 60 журналов и газет. Из них количество политических, общественных и литературных органов колебалось в пределах 15–20. В 1856—1857 гг. увидели свет 55 новых журналов и газет. В том числе журналы “Русский вестник” М. II, Каткова, “Русская беседа” А. И. Кошелева,

[15]

“Сын Отечества” А. И. Старчевского, “Журнал Для акционеров” К. В. Трубникова, газеты “Молва” К. С. Аксакова, “Посредник” П. С. Усова и другие.

Становление новых изданий происходило в условиях заметно смягченного цензурного режима. Сочинения, которые еще несколько лет назад считались “крамольными” и недопустимыми, публиковались беспрепятственно. Этому в немилой степени способствовала позиция деятелей правительственного либерализма: министра народного просвещения А. С. Норова, его заместителя и куратора цензурного ведомства П.А. Вяземского, особенно главы “либеральной партии” при дворе вел. князя Константина Николаевича. Усилиями последнего ведомственный журнал “Морской сборник” превратился в популярный орган правительственного либерализма, подающий пример обличительной гласности.

Верховная власть, приближаясь к признанию необходимости гласности, конечно, понимала ее еще вовсе не как налаженный кругооборот мнений, свободное циркулирование полноценных информационных потоков между государственными органами и гражданами. Но решительным шагом вперед и поворотным моментом в политике по отношению к гласности стало инициированное правительственными либералами обнародование в печати в декабре 1857 г. стартовых документов аграрной реформы — рескриптов о создании дворянских комитетов по крестьянскому делу. Их опубликование прорвало плотину запрета на обсуждение в прессе вопросов государственной жизни и грядущих реформ.

Понимая, что даже в поднадзорной печати темы преобразований не избежать, правительство немедленно приняло меры для усиления общей и ведомственной цензуры, сформировало «дополнительные требования к периодике. Они раскрывались в ряде январских высочайших повелений 1858 г. которые, в силу их важности, в журналистской среде называли новым цензурным уставом.

     Десятки циркуляров по цензуре 1858—1859 гг. отразили намерение власти вести обсуждение проблемы преобразований исключительно в русле официальной программы их реализации. Все конфликты власти и прессы были связаны не с противодействием последней курсу реформ, а с отклонениями от линии “верхов”, или ее опережением. Журналистика являлась оппозиционной, и подвергалась цензурным взысканиям постольку поскольку критиковала медленные, по её мнению, темпы и недостаточную глубину предстоящих перемен. Реформаторский курс Александра

[16]

II складывался постепенно, в преодолении противоречий и сопротивления со стороны консерваторов. Яркий пример тому — борьба за переход от первого варианта отмены крепостного права ко второму, т. е. решение вопроса о выкупе земель крестьянами, о наделении их гражданскими правами, о статусе общин и т. д. Власть пыталась административно пресекать попытки журналистики выйти за рамки правительственной “повестки дня”, и в то же время через прессу она познавала полезность и усваивала идеи либералов о буржуазно-демократических направлениях преобразований.

      Логика конфликта между властью и вырвавшейся из-под спуда общественной мыслью, звучавшей  прежде  всего  со  страниц периодики, диктовала необходимость поиска более гибких форм отношений правительства и печати.  Основой этих отношений выступал цензурный устав. Но устав 1828 г. за тридцать без малого лет настолько оброс дополнениями и циркулярами, что под ними почти “неразличимо  стало  его  первородное тело,  и  степень дисфункциональности главного документа уже приближалась к критической точке. Александр II вплотную начал интересоваться цензурными делами сразу после заключения  в марте  1856  г. Парижского мира. И ровно через год император потребовал от министерства просвещения безотлагательно начать разработку нового цензурного устава, очищенного от многолетних циркулярных  напластований.

Отношения власти и прессы складывались на двух уровнях. Первый — более открытый, через официальную цензуру, регламентированный уставом и целым шлейфом дополнительных повелений, Циркуляров, распоряжений. Второй уровень — не особо афишируемые многообразные приемы и формы влияния на печать помимо цензуры. В §2 первой главы диссертации показано, что правительство, модернизируя цензуру, старалось одновременно пополнить арсенал внецензурных средств воздействия на прессу.

      В конце 1850-х гг. в правительственных сферах сложилась в общих чертах концепция “нравственного влияния” на прессу. Александр II благожелательно отнесся к проектам об учреждении, по примеру Франции и Пруссии, такого органа власти, который занимался бы не только надзором, но и вразумлением, стимулированием журналистики. В декабре 1858 г. был создан межведомственный Негласный комитет по делам книгопечатания во главе с личным представителем цари гр. А. В. Адлербергом, руководителями III отделения и министерства просвещения. Перед комитетом ставились

[17]

задачи по “подготовке умов”, посредством прессы, к реформам, “направлению” главных изданий в русло официальной политики, по связям с редакциями, организации нужных публикаций и вознаграждению их авторов, наконец; по созданию правительствен­
ной газеты. Постоянно подчеркивался “внецензурный”” характер этого русского Bureau de la presse.

За год своего существования комитет Адлерберга не достиг ни одной  из намеченных  целей.  Пресса, увлеченная борьбой  за расширение коридора гласности, расценила появление Bureau de la presse как реанимацию недоброй памяти “бутурлинского комитета”, и не пошла на контакты с ним. Литераторы, дистанцируясь от власти,  предпочли сотрудничество с частными подцензурными изданиями службе  в   официальной   газете.   Так  и   не  реализовав  свои  воспитательно-увещевательные функции, комитет в конце 1859 г. доложил царю о неизбежности самоликвидации.

Другими направлениями внецензурного воздействия на прессу были  секретные  наблюдения  и  меры  со стороны  III отделения, налаживание   связей   ведомств  с  частными   изданиями для инспирирования публикаций,  введение в практику материальной поддержки лояльных печатных органов,  усиление контроля  за появлением новых изданий. Например, государственные субсидии в  1858—1859 гг. получал московский “Журнал землевладельцев”, активно участвовавший в обсуждении проектов отмены крепостного права. Дозволения  на новые журналы  и  газеты  по-прежнему, выдавались  со сравнительной  легкостью,  и  к   1850—1859  гг. российская периодика пополнилась 76-ю изданиями. Однако стала заметной   осторожность   в   разрешениях   на   учреждение _л славянофильских  печатных  органов,  которые  могли  излишне  возбуждать публику своими критическими выступлениями. Особенно    строгим  был  подход к прессе для  народа,   в том числе  к так называемым “летучим уличным листкам”. Из 35 отказов на издание почти две трети приходится именно на эти категории периодики.

      С точки зрения правительства на реформы “работали” только взвешенные, отфильтрованные публикации, которые повышали бы авторитет самодержавия и, самое главное, не возбуждали бы одно сословие против другого, ибо гражданский мир был непременным условием успеха преобразований. При всех своих претензиях к печати власть но могла обойтись без ее поддержки.” Рост влияния прессы, ее сопротивление попыткам негласного влияния на гласность подвели   правящую бюрократию  к  убеждению  и  необходимости

[18]

цензурной реформы, не менее глубокой, чем реформа крестьянская.

За первое пятилетие царствования Александра II были перепробо­ваны, казалось бы, все средства повышения эффективности цензуры в ее старых рамках. Последним в череде поисков явился краткосрочный (ноябрь—декабрь 1859 г) эксперимент: учреждение автономного “министерства цензуры” во главе с М. А. Корфом. Но Александр II и высшие сановники империи, уже убедившиеся в силе печатного слова, быстро отказались от идеи концентрации цензурной, власти в одних руках.

Ликвидация комитета Адлерберга, история с “мертворожденной цензурой” Корфа — это был своего рода кризис цензурной политики и деятельности, заставившей переоценить возможности их преобра­зования с учетом реформаторских задач правительства. Расширение границ гласности становилось неизбежным в атмосфере планирую­щихся перемен и необходимым для принятия взвешенных управлен­ческих решений. Дело объективно шло к открытому признанию целесообразности правового регулирования отношений власти и прессы.

Вторая глава “Основные этапы цензурной реформы” объединяет два параграфа: §1. Формирование правовых основ взаимоотношений
власти и прессы. (“Временные правила” 1862 г.); §2. Закон о печати 6 апреля 1865 г.

В первом параграфе второй главы диссертации отмечается, что правительственное  законотворчество в области печати и дальнейшее накопление средств внецензурного влияния на прессу подчинялись стратегии “регулируемой гласности” и учитывали отсутствие в России парламентских форм выражения общественного мнения.

Первыми шагами по установлению правовых отношений власти и прессы были в 1860 г. доклады комиссии в составе министров просвещения, внутренних дел, юстиции и шефа жандармов о развитии законов, ограждающих честь частных и должностных лиц  против оскорблений в печати, а затем высочайше утвержденные правила о порядке публикации официальных и частных опровержений или разъяснений. В конце 1861 г. приступила к работе комиссуя министерств просвещения и внутренних дел, которой предстояло подготовить материалы для высшего комитета по пересмотру цензурного устава.

В осуществлении анализируемой реформы лично участвовали и сам Александр II, и многие видные представители правящей элиты. С 1861 г. преобразованиями непосредственно руководили министр внутренних дел П. А. Валуев и министр народного просвещения

[19]

А. В. Головнин. Можно говорить о “линии Валуева”, и “линии Головнина” в реформе, о своеобразном разделении труда между ними.

В своей обширной программе Валуев исходил из того, что для привлечения прессы на сторону правительства и использования ее в борьбе с оппозицией необходимо дать журналистике большую свободу и сочетать административное воздействие с правовым регулированием процессов в сфере печати. Неотложным делом он считал пересмотр законодательства о цензуре, передачу ее из ведения министерства просвещения в МВД, переход от предварительной цензуры к судебно-карательной, создание органов официальной прессы и официозов, поддержку умеренной печати и поощрительно-сдерживающую политику в отношении консервативной периодики. За первый же год управления министерством Валуев сумел создать ежедневную официальную газету “Северная почта”, превратить умеренно-либеральную газету Н. Ф. Павлова “Наше время” в ежедневный официоз, внести на обсуждение в высшие государст­венные органы основные пункты своей программы.

Головнин, как ближайший сотрудник главы “либеральной партии” вел. князя Константина Николаевича, избрал для себя приоритетным “нравственное” влияние на журналистику и подготовку общественного миопия к переменам в области цензурной политики. Он выступил инициатором сбора и издания записок “Мнения разных лиц о преобразовании цензуры” и открытой полемики в русской прессе о цензурном законодательстве и свободе слова.

Усилиями этих двух министров в марте 1862 г. была образована комиссия Д. А. Оболенского для пересмотра постановлений о печати и издан указ о преобразовании цензурного ведомства. Предвари­тельная проверка публикаций оставалась за министерством просве­щения, а наблюдение за выполнением цензурных правил возлагалось на МВД. Министерство внутренних дел, как и планировал Валуев, начало подчинять себе аппарат надзора за прессой.

Весной 1862 г. Головнин провел большую работу по составлению
“Временных правил” для цензоров. Проект был всесторонне согла­сован с ведомствами, а после опубликования “Правил” они стали первым юридическим актом о прессе, открыто обсужденным в печати.                                                                                        

      “Временные правила” регламентировали условия приостановки  изданий за “вредное направление”, содержали перечень запрещенных  тем  и   идей.  Здесь  в  первую  очередь  названо нарушение уважения к христианской вере, власти и царствующей династии, к законам,  народной   нравственности,  семье  и   чести личности.

[20]

Выделялась группа объемных и дорогих изданий, которым предоста­влялся более широкий простор для научной критики недостатков системы управления. В Приложениях конкретизировались особые требования к статьям по военной, судебной, финансовой части, предметам ведения МВД. Из огромной массы ранее принятых цензурных циркуляров в силе оставались только 22. “Временные правила” расчистили поле для дальнейшего законотворчества и впоследствии составили костяк финишных правовых документов цензурной реформы.

Становление правовых отношений власти и прессы в 1860—1862 гг. проходило в сложных условиях и по времени совпало с общественно-политическим кризисом, сопровождавшимся переломом в общественном мнении и идейным размежеванием периодики. Крестьянские и студенческие волнения, обострение обстановки в Польше и Финляндии, пожары в Петербурге, прокламации “Молодой России” и т. д. предопределили поворот либерального движения от умеренной оппозиционности к сотрудничеству с властью. В пиковый период кризиса правительство прибегало к ограниченным репрессиям в области журналистики (приостановка издания “Современника” и “Русского слова”), но главным оставался курс на дальнейшую разработку законодательства о печати в режиме диалога с прессой.

Режим диалога, гласность работы комиссий Оболенского, распространяющееся применение мер материальной поддержки лояльных изданий и в целом упрочивающиеся связи либеральной прессы с властью обусловили относительно спокойный и деловой характер завершающего этапа цензурной реформы, о котором идет речь во втором параграфе второй главы диссертации.

Со стороны правительства приглашение журналистики к разговору о цензурном законодательстве было и свидетельством возросшего влияния периодики, и проверкой ее на благонадежность, и своеобразным зондированием общественного мнения. В 1862—1865 гг. в десятках статей о свободе слова в России и за рубежом, откликах на проекты закона о печати пресса почти единодушно высказалась за отмену предварительной цензуры, за введение суда присяжных по делам печати. Самые жаркие споры разгорелись по проблеме административных взысканий и залогов.

      К концу 1862 г. правительство располагало уже немалым опытом новых отношений с журналистикой в русле “регулируемой гласности” и использования ее в интересах преобразований. Почти

[21]

без колебаний были вынесены на публичное обсуждение “Основные положения” судебной реформы. Пресса в основном оправдала
надежды власти в ходе полемики с А.И. Герценом и во время поль­ского восстания. Девять месяцев продолжалось “двоевластие” в цензуре минис­терств просвещения и внутренних дел. В январе 1863 г. Александр II повелел передать все цензурные учреждения в МВД и поручил Валуеву завершить проект законоположений. Комиссия Оболенского немедленно продолжила работу в обновленном составе.

Управление прессой сосредоточилось в совете МВД по делам книгопечатания. К этому времени российскую периодику представляли более 280 журналов и газет. Завершался процесс дифференциации изданий по идеологическим направлениям, во главе каждого из которых стояли свои флагманы. Это были охранительно-модернизационные органы M. H. Каткова — “Московские ведо­мости”, “Современная летопись”, и “Русский вестник”, умеренно-либеральная газета “Голос” А. А. Краевского, консервативно-монар­хическая газета “Весть” В. Д. Скарятина, славянофильская газета “День” И. С. Аксакова, демократические “Современник” Н. А. Некрасова и “Русское слово” Г. Е. Благосветлова. Отношения нового руководства с журналистикой были, разумеется, далеко не идилли­ческими, о чем свидетельствовало немало цензурных взысканий за отступление изданий от “Временных правил”. Но в период подготов­ки нового закона Валуев предпочел не злоупотреблять репрессиями, а выглядеть долготерпеливым опекуном. В этот период запрещению подверглись только журнал братьев Достоевских “Время” (возро­дившийся вскоре под названием “Эпоха”) и демократическая газета “Современное слово”, временной приостановкой наказаны “Воро­нежский листок” и “Весть”. Эти издания принадлежали к самым различным идейным направлениям, что говорит об известной непредвзятости Валуева.

В июле 1863 г. комиссия Оболенского завершила работу над проектом закона, который затем более года обсуждался в высших правительственных сферах и в печати. Столь долгий срок обсуждения объясняется тем, что цензурная реформа опережала реформу судебную. Одновременно с введением новых судебных уставов проект закона о печати поступил в Государственный совет.

      Учитывая перспективы дальнейшего развития отношений власти и прессы, Государственный совет решил не принимать пока полного закона о цензуре и прессе, а внести изменения и дополнения в

[22]

устав 1828 г. на основе проекта комиссии Оболенского и предло­жений Валуева. Эти изменения и дополнения 6 апреля 1865 г. Александр II узаконил указом “О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати”. Названный указ и утвержденное императором Мнение Государственного совета “О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях” вошли в историю российской печати под общим названием “Закон 6 апреля 1865 г.”.

Законом 6 апреля 1865 г. завершился десятилетний период поиска оптимальных для своего времени направлений политики власти в области печати. Среди российских реформ 60-х годов XIX века цензурная реформа несомненно являлась одной из самых трудных и сложных, поскольку перемены здесь касались тонкой сферы общественной мысли, идейных убеждений и литературного твор­чества. Была заложена правовая база для развития и функциони­рования отечественной периодики, и, начиная с этого момента, как показывает история СМИ в России, социально-экономические реформы получили духовно-идеологическое обеспечение со стороны прессы. Разумеется, традиции автократизма и подданической политической культуры в немалой степени повлияли на незавершенность и ограниченность цензурной реформы 1860-х годов. Но до настоящих дней многие положения Закона 6 апреля 1865 г. не утратили актуальности, ряд из них был использован при разработке законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации в 1990-х годах.

      Закон 6 апреля  1865 г. освобождал, по желанию издателей, от предварительной цензуры все петербургские и московские журналы и газеты, а также правительственные, научные и учебные печатные органы. За нарушение этими изданиями законов предусматривалось судебное преследование. По особым правилам на газеты и журналы в случае замеченного в них “вредного направления” могли накладываться и административные взыскания-предостережения. Юридически охранялись права собственности на издание и на печатную продукцию, вводилась система залогов, подтверждались права частных лиц на опровержения и возражения в печати и т. д. Реформа увенчалась смешанной системой цензуры, поскольку предварительный надзор сохранялся за всей провинциальной перио­дикой, иллюстрированными изданиями, а правовое регулирование сочеталось с административным. Разумеется, по меркам государств с развитыми и устоявшимися демократическими основами Закон

[23]

6 апреля мог показаться довольно скромным. По если вспомнить, как сильны были традиции “цензурного террора” в начале царство­вания Александра II, то нельзя не признать этот закон действительно крупной  реформаторской акцией в сфере отношений власти и  прессы.

     В заключении обобщены основные выводы диссертации, подведены итоги исследования и намечены возможные пути дальнейшей разработки темы.

1. Оco6eнности идеологической пропаганды в газетах разных типов // Журналистика развитого социализма: пути совершенствования работы журналиста. Сб. науч. тр. — Свердловск, 1984. — С. 5–17.

2. Реформы второй половины XIX века и местная деловая пресса России // Российская журналистка: смена приоритетов. Тез. науч.-практ. конф. — Воронеж, 1995. — С.70–72.

3.   “…В желании  быть  полезным для торгового  сословия” (“Ирбитский ярмарочный листок” — первая коммерческая газета на Урале) // Факс. —  № 2. — 1995. — С. 65–70.

4. Российские  реформы   1860-х годов и  гласность //  Судьбы России:  прошлое,  настоящее,  будущее. Тез.   Всерос.  конф.   17–19 ноября 1994 г. — Екатеринбург,      1995. — С. 86–87.

5. Цензура как элемент государственной власти (Из истории эпохи цензурных реформ 60-х годов XIX века) // Цензура в России: история
и современность. Тез. конф. — СПб., 1995. — С. 35–36.

6.  Ирбитский ярмарочный листок // Культурное достояние Урала и   Сибири: Тез. докл.   Всемир.  конф.,   посвященной  50-летию ЮНЕСКО.— Екатеринбург, 1995. — С.         112–114.

7. Лики цензуры // Российская журналистика: от “Колокола” до “СПИД-инфо”. Сб. науч. тр. — Екатеринбург, 1996. — С. 87–90.

8. Цензура в преддверии реформ 60-х гг. XIX в. // Цензура в России: Сб. материалов науч. конф. — Екатеринбург, 1996. — С. 48–53.

9. Власть и цензура в 60-е годы XIX века // Журналистика в 1996 году. Тез. науч.-практ. конф. — М., 1997. — С. 30–31.