Образ верховной власти в России всегда репрезентировался (представлялся) подданным прежде всего самими ее носителями, посредством личного участия в масштабных государственных церемониях – коронационных торжествах, погребальных процессиях, военных смотрах и парадах и т.д. Развитие капиталистических отношений и ускорившийся технический прогресс привели в первой трети XIX в. к появлению в России определенного количества частных, независимых от государства источников информации – производителей печатной и изобразительной продукции: издателей газет и журналов, владельцев типографий и литографий. Быстро осознав коммерческий потенциал любой информации, содержащей упоминания государя императора и членов императорской фамилии (или «высочайших особ», как их неофициально называли), производители по собственной инициативе, из коммерческих соображений, начали публиковать в печати новости из придворной жизни и тиражировать различными способами изображения высочайших особ – т.е. по сути занялись репрезентацией образа верховной власти. Таким образом, к середине XIX в. монополия верховной власти на репрезентацию своего образа оказалась фактически утрачена.

Новые обстоятельства существенно расширили прежние возможности репрезентации – ведь теперь пышные государственные церемонии, проходящие лишь время от времени, возможно было дополнить постоянным выпуском печатных материалов о них, что многократно расширяло потенциальную аудиторию зрителей этих актов. Кроме того, систематическая публикация в печатных изданиях различной информации о конкретных высочайших особах весьма действенно способствовала упрочению их престижа в российском и европейском высшем обществе. В этом верховная власть была весьма заинтересована, и потому не стремилась к пресечению подобных частных инициатив. Но одновременно это поставило перед верховной властью проблему идеологического руководства этим новым информационным потоком, занявшим заметное место в ходе формирования информационного рынка в России в 60-70-е гг. XIX в. Процесс неконтролируемой репрезентации следовало упорядочить и поставить под идеологический надзор.

К середине XIX в. назрела необходимость в учреждении в России специального органа, занимающегося подобным надзором. Такой надзор мог быть осуществим только путем тотальной цензуры любой информации, содержащей упоминания о персонах государя императора и членов императорской фамилии. Цензурное ведомство, осуществлявшее общую цензуру в государстве, столь сложную идеологическую задачу решить было не в состоянии. Цензура подобного рода могла быть поручена только соответствующим специалистам – чиновникам Министерства императорского двора (далее – МИДв). В Российской Империи учреждением, в компетенцию которого входила придворная цензура, стала Канцелярия МИДв.

Придворная цензура возникла в рамках явления множественности ведомственных цензур, широко распространенного в царствование императора Николая I. Именной указ 2 января 1831 г.[1] о ее учреждении стал первой юридической нормой, введшей в российское законодательство институт придворной цензуры. Исследованию процесса формирования корпуса цензурных положений, ставших юридической основой деятельности придворной цензуры, посвящено отдельное исследование[2].

Проблема упоминаний особ императорской фамилии в печатной рекламе лишь косвенно касается придворной цензуры: она, как известно, не создавала информацию сама, рассматривая лишь материалы, которые представлялись в МИДв. Буржуазный рынок всегда стремился все превратить в товар, и каждому товару указать свою цену. Каждое упоминание высочайших особ в материалах, представленных на цензуру МИДв, предназначалось для опубликования, издания или производства – т.е. фактической продажи. Действительно, непопулярные в народе особы императорской фамилии не фигурировали в представляемых материалах: о них не печатали известий, не продавали их портреты, не иллюстрировали события их жизни. Другими словами, на цензуру МИДв всегда представлялась только та информация, которая могла быть реализована на информационном рынке.

Среди цензурных вопросов, впервые возникших именно в царствование Александра II, и требовавших от верховной власти своевременного и четкого определения своей позиции, была проблема коммерческого использования символического значения верховной власти – прежде всего изображений императорской символики, да и самих высочайших особ, в качестве средства рекламы, для более успешного продвижения на рынок своего товара или услуги. Со временем руководители МИДв смогли поставить под контроль это совершенно новое для России явление. Было официально введено специальное звание – поставщиков двора его величества и великокняжеских дворов, – позволяющее производителю на легальном основании использовать в коммерческих целях четко определенную императорскую символику. При этом ему вручался особый товарный знак, гарантировавший потребителям высочайший уровень качества данного товара или услуги. Присвоение звания поставщика двора впоследствии стало постоянной обязанностью Канцелярии МИДв.

В начале царствования Александра II позиция верховной власти по этой проблеме находилась еще в стадии формирования. В 60-е гг. сам факт рекламы с упоминанием членов императорской фамилии еще не подразумевал обязательного запрета. Основным критерием пропуска в этот период стала истинность приводимой информации. Так, в ноябре 1864 г. в столичное издание «Journal de St.Petersbourg» было пропущено рекламное объявление придворного портного Кюстера, предлагавшего высшему обществу свои услуги и упоминавшего о высочайших заказчиках[3]. Вероятно, основанием для разрешения этого объявления стала общеизвестная справедливость упомянутого факта. Впрочем, возможно, это произошло не в последнюю очередь потому, что оно публиковалось на французском языке, а к публикациям на иностранных языках всегда демонстрировалось более лояльное отношение. Также была в начале 1876 г. дозволена публикация статьи (уже на русском языке) об академике Сюрякове, с упоминанием о том, что он является «гравером Его Императорского Величества». В этом случае основанием послужило документальное подтверждение приведенной информации: согласно поднятым документам Канцелярии МИДв, это звание действительно было ему присвоено в 1866 г.

Иной исход имело дело, относящееся к лету 1876 г. Столичная газета «St.Petersburger Zeitung» (газета немецкой колонии, издающаяся на немецком языке) представила на цензуру МИДв рекламное объявление дерптского фотографа К. Шульца, на немецком языке, о том, что, поскольку император разрешил поднести ему альбом своих работ с видами Санкт-Петербурга, он приедет вскоре в столицу на съемку, сроком на два месяца, и может работать в это время и над прочими заказами. Расследование установило, что, действительно, означенный Шульц подносил Александру II свой альбом видов Санкт-Петербурга, за что и получил высочайшую благодарность. Однако было это в прошлом, 1875 г., а нынче повторного разрешения он не получал. Следовательно, говорилось в приложенной справке, «его извещение о том, что он прибудет в С. Петербург, с целью заняться здесь исполнением видов для упомянутого альбома, ложно, и клонится к злоупотреблению доверием публики… В этом объявлении Шульц неточно приводит последовавшее по просьбе его Высочайшее повеление, рассчитывая, по-видимому, ссылкою на оное привлечь публику к заказам ему фотографических работ (курсив мой – С.Г.)»[4]. Объявление не было пропущено.

Примером изменения позиции верховной власти по данному вопросу может служить сюжет, имевший место в конце 1876 г. когда московский фабрикант золотых и серебряных изделий Хлебников представил на цензуру публикацию, упоминающую о сделанных недавно императорской четой покупках его изделий. В докладе делопроизводителя отмечалось, что «отчеркнутое карандашом место заключает в себе рекламу фирмы Хлебникова; подобные же рекламы, в связи с объявлениями, касающимися Высочайших Особ, признавались для печати неудобными, а потому из предназначаемых к опубликованию статей были исключаемы (курсив мой – С.Г.)»[5]. Несмотря на имеющуюся в докладе ссылку на отсутствие в Канцелярии сведений о данных покупках (дань прежней точке зрения о необходимости подтверждения истинности приводимой информации), примечательно то, что эта заметка, хоть она и касается частной жизни императора, не была подана ему на утверждение, как это было бы обязательно сделано в подобном случае раньше, – отрицательное цензурное заключение было принято сразу. Обращает на себя внимание и однозначность формулировки в  представленном делопроизводителем проекте цензурного решения: приведенное основание отказа было подано, как уже привычное, не требующее особых разъяснений. Можно предположить, что именно с этого времени данная позиция стала определяющей.

Следует отметить, что несмотря на постоянный тщательный надзор за печатью после цензурной реформы 1865 г., в безцензурной печати порой обнаруживались публикации, упоминающие о высочайших особах, но не представленные в свое время в придворную цензуру. Позднее отслеживание таких статей, расследование инцидентов и подготовка опровержений – стало одним из новых направлений работы Канцелярии. Пока же таких случаев было относительно немного, но в случае огласки подобные статьи становились причиной скандалов, которые получали широкий общественный резонанс. Характерен случай, имевший место в марте 1867 г., когда газета «Москва», выходящая без предварительной цензуры, опубликовала информацию о том, что в состав акционеров акционерного общества, сооружающего железную дорогу Орел-Витебск, входит сам император и ряд особ императорской фамилии. Эта статья была перепечатана многими изданиями и дошла до сведения Александра II. В результате министр двора А.В. Адлерберг, по высочайшему повелению, оповестил в печати, что эта информация не соответствует действительности, и что впредь следует избегать появления таких ложных сообщений, для чего всегда надлежит представлять все подобные публикации на предварительную цензуру в МИДв. Об этом особым отношением было заявлено министру внутренних дел, всем редакторам безцензурных периодических изданий было сообщено под расписку, а редактора «Москвы» обязали опубликовать опровержение[6].

Аналогичный случай имел место в августе 1876 г., когда в Канцелярию пришло письмо от гофмаршала двора наследника цесаревича Александра Александровича, В.В. Зиновьева, сообщившего, что информация, опубликованная в столичной газете «Голос», о том, что пожертвования в пользу балканских славян принимаются им, наследником, – не соответствует действительности. Согласно резолюции Адлерберга, Канцелярия отправила отношение на имя начальника ГУ ДП В.В. Григорьева, с тем, чтобы редактору газеты «было поставлено на вид»[7]. Вскоре из ГУ ДП пришла бумага, сообщающая, что повеление наследника исполнено.

Институт придворной цензуры возник не единовременно: от момента первого упоминания данного понятия (в 1831 г.) до введения института придворной цензуры в российское законодательство (в 1870 г.) прошло около сорока лет. Однако проблема упоминаний особ императорской фамилии в качестве рекламы встала перед верховной властью только в 70-е годы, что было связано с формированием в эти годы информационного рынка в быстро развивавшейся пореформенной России.